Анатолий Барбакару. Я - шулер --------------------------------------------------------------- © Copyright Анатолий И. Барбакару Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2000. Ё http://www.eksmo.ru Origin: Сетевая библиотека "Сиди и Читай" Ё http://lib.km.ru Date: 16 Sep 2001 --------------------------------------------------------------- Анонс В карты играют все, независимо от возраста и пола, играют на деньги и просто так. Единица из армии картежников - профессиональные игроки, "каталы". Автор уже знакомой читателю книги "Одесса-Мама" Анатолий Барбакару один из тех, кого в карточном мире называют Мастер. Книга его - не учебник. Это исповедь о том, как становятся "каталами", каков мир игроков и неписаные волчьи законы этого мира. Люди склонны идеализировать свое прошлое. Фридрих Ницше ВМЕСТО ПРОЛОГА "Преступность стала бездуховной", - сказал незадолго до смерти Валера Рыжий, профессиональный уважаемый пьяница, профессиональный одессит. Какая к черту духовность... Вчера на углу Советской Армии и Шалашного мой сосед мочился белым днем из открытого окна второго этажа прямо на тротуар. Ну, не прямо - под некоторым углом. Выставив в окно волосатое пузо. Люди сочувствующе задирали головы, люди думали, что у кого-то потоп. Но бездуховность - не в деянии соседа. А в том, что, увидев меня, подходившего к дому, он поздоровался. Так сказать, в процессе излияния. Позавчера в гастрономе напротив Привоза в оживленной беседе одна изящная дамочка предложила другой: - Поцелуй меня в пи... О вкусах не спорят. И я бы ничего не имел против, если бы та, которая другая, не держала на руках дочь. Валера Рыжий умер, поперхнувшись котлетой в кафе на Белинского. Некому было хлопнуть его по узкой сутулой спине. Он корчился на полу, а люди, ОДЕССИТЫ, переступали через него. А потом, затихшего, деликатно вынесли на улицу. Признаки нового времени. Редактор бульварной одесской газеты в ходе интервью все норовил выяснить, кого можно считать королем одесских шулеров. Очень уж ему хотелось, чтобы им оказался я: других-то под рукой не было. Какие короли?.. Скромность картежника облагораживает. И обогащает. Впрочем, об этом позже... Пусть простят мне друзья-аферисты и ту чужую нескромность, и эти записки. Надо писать. Пока помнятся те, кто уже не здесь, пока живы в памяти те, кто уже нигде, пока мы помним себя прежних. Разные были предложения... Создать школу шулеров, написать книгу: "Краткий курс профессионального игрока"... Обойдемся записками. Может, они и будут смахивать на учебник-хрестоматию. Будут главы о том, как заражаются игрой, о том, как ловится клиент, о том, как клиента обыгрывают, о том, что можно творить с колодой, как получают кровно выигранные деньги. Будут главы о везении и ясновидении в картах, о неписаных законах и организации карточного мира, о его связи с соседними, смежными мирами. Проституток, бандитов, кидал, милиции. Но это не учебник. Это свободные воспоминания, потому что главным в них будут люди. Конкретные истории с конкретными людьми, которые, какими бы они ни были, дороги мне. Ни слова не придумаю на потребу публике. Все будет - правда. Вот можно было бы написать, что Рыжего застрелил освободившийся бандит Котя. Тем более что тот грозился. Я написал, как было на самом деле: Рыжий поперхнулся. Кто спорит: незавидная смерть. Двадцать лет назад, когда Рыжий держал цеха, его опускали вниз головой в колодец и спускали микрофон, чтоб сказал, где деньги. Не сказал. Тогда все обошлось и - на тебе... О смерти Рыжего мне рассказал один из лучших его друзей - Леня Морда. Тот самый, который двадцать лет назад спускал Рыжего в колодец, хотя, вполне вероятно, что он отвечал тогда всего лишь за микрофон. Еще он рассказал о том, что как-то ночью по пьянке, забывшись, побрел к Рыжему. С бутылкой водки. Во дворе у квартиры случилось просветление: вспомнил, что Рыжий умер. Надо знать Леню Морду, чтобы согласиться: разбитая им в два часа ночи бутылка водки - признак высокой духовности. Глава 1 О ТОМ, КАК НАЧИНАЮТ Все мы приходим в мир карт. Не знаю ни одного совершеннолетнего гражданина, не умеющего играть. Так что все мы - картежники. Но это не проблема. Проблемы начинаются, когда невозможно из этого мира выйти. И не важно по какой причине: потому ли, что выходить не хочется, или же потому, что вне этого мира - пропадешь. Как возникает зависимость от него, потребность дышать именно его атмосферой - другой вопрос. Конечно, каждый из надолго входящих попадает сюда по-своему, и, думаю, это самая недоступная для исследования область. Но одно можно сказать точно: для того, чтобы заболеть картами, надо хоть один раз сыграть на деньги. Желательно покрупнее. Как в карты пришел я? Однажды поинтересовался у Рыжего: не жалеет ли он, что жизнь не удалась? Тот сощурил добрые ехидные глаза и ответил, что в этой стране он мог стать только профессиональным пьяницей. В этой стране в то время я мог стать только игроком. И все же - как начинал? Был девятнадцатилетним студентом и к картам относился не то чтобы брезгливо, но вполне снисходительно. Сокурсники уже два года в преферанс натаскиваются, меня то и дело норовят приболтать. Я - ни в какую. Нас только двое таких, устойчивых, на курсе. Второй - Юрка Огарев, студент-переросток, его к нам уже на третьем подбросили. Тридцатилетний не слишком общительный парень. Конечно, в то время тридцатилетние казались нам уже мужиками. Юрка не казался. Среднего роста, тонкий, не с таким, как у всех, плоским запястьем, странно широкоплечий надменный блондин. Мы в нем видели парня. Хотя он и не общался с нами. Не от надменности, скорее неинтересно ему было. Этим интриговал. И еще тем, что имел машину, "Жигули". И тем, что в машине всегда присутствовали невероятно красивые, взрослые женщины. Каждый раз - другие. Которые подолгу ожидали его, пока он неспешно решал институтские дела. Не играл он скорее всего потому, что неловко ему было бы соплякам проигрывать. А как без этого научишься? Преферанс сноровки требует. Начинают происходить странности: Юрка зачастил в общежитие. Он - одессит, до этого мы его и на лекциях-то когда-никогда видели, и вдруг ежедневно наблюдаем. Оказалось: роман у него. С Галкой, из нашей же группы. Этого мы уж совсем понять не могли. Променять ТЕХ женщин на Галку?! Костлявую троечницу, улыбчиво-покорную, из непроизносимого молдавского села?.. Каждый из нас мог бы сказать, что она ему глазки строила: такая манера у нее была глядеть - покладистая. Подробно рассказываю потому, что все это будет иметь значение. По осени нас отправляют в колхоз. Под жилье выделяют сельский клуб. Причем мы, как самый малочисленный факультет, живем в пристройке к сцене, в зале - основная масса приехавших. На раскладушках. На самой сцене - авторитеты. Студенты из самых блатных. Дверь на сцену с нашей стороны заставлена шкафом. Над ним в двери зияет дыра, и по вечерам мы слышим, как блатные отвязываются. Наша аудитория поделена пополам ширмой, за ней женская половина. Не половина - пять девчонок. В том числе - Галка. Однажды ночью слышу за ширмой голоса. Нежножизнерадостный шепот. С тоской узнаю персонажи. Один - Галка, похоже, и в этот момент улыбающаяся. Второй... Гришка, староста курса. Гришка - из тех, кого я не хотел бы числить в друзьях. После армии, выглядит взросло: тяжеловатый, чернявый, с морщинами, но... Тоже улыбчивый, покладистый. Поссориться с ним невозможно. Потому и в старостах. За Юрку тоскливо. Он, конечно, в колхоз не поехал - этого еще не хватало... Но как можно было связаться с этой?! С другой стороны, и Гришку я мог понять: любопытство, видать, взяло. Что-то же нашел в ней Юрка? Чего не нашел в ТЕХ женщинах. Долго я ворочался в ту ночь. На следующий день к вечеру наезжает Юрка. На своих красных "Жигулях". Проведать любимую. Любимой - хоть бы хны... Привычно улыбается Юрке. Гришка, конечно, хвост поджал, тихонько поспешил снять свою кандидатуру. Тоже улыбается, мерзавец. Привычно. Юрка, к удивлению, на ночь остался. За ширмой с Галкой, но уже - официально. Гришка - ничего, быстро заснул. Я опять ворочаюсь. И не хочу, а прислушиваюсь. Из-за ширмы - ни звука. Те, за дверью, галдят, даже визжат время от времени. Может, потому и не слышно ничего. Из-за ширмы. Почти засыпаю - вдруг: свист, улюлюканье... Через пробоину в двери летят в комнату помидоры. Блатные развлекаются. И тут же мгновенно на шкаф взлетает голый Юрка. Резким, отрывистым движением швыряет что-то в "оборотку". Что-то посущественней. Показалось, нож. Честно сказать, от него такой стремительности не ожидал. Насчет решительности - не знаю. В зале как-никак сотня парней; те, которые на сцене, - главари. Удивительно, главари сразу стихли. Казалось бы, инцидент исчерпан. Причем наша сторона - не то чтобы победила, но достоинство соблюла. С продолжением - лучше не рисковать. Юрка произвел впечатление. Плохо мы его знали. Он появился из-за ширмы уже одетый, подошел почему-то ко мне, тронул за плечо. Не спросил, сказал: - Поможешь... - И пошел к выходу. Хотелось притвориться спящим, как все остальные, наши... На улице я, неискренне зевнув, предложил: - Может, разбудим остальных?.. - Справимся, - серьезно ответил он. И пошел к главному входу в клуб. Как мне не хотелось идти!.. Юрка проследовал через зал. Под вызывающую тишину. Поднялся на сцену. Тут также царил покой, поразительно: блатные старательно спали. Забыв погасить тусклую далекую лампочку. - Кто бросал?! - громко, строго, спокойно спросил Юрка. Спящие талантливо заворочались спросонок. Все это походило на сцену из спектакля. - Кто?! - герой фамильярно двинул коленом рядом лежащего. - Ну я! - видно спохватившись, с вызовом откликнулся один из, похоже, главных. И с вызовом же сел на раскладушке. Спортивный, кучерявый. - Что дальше?! Юрка начхал на вызов. Уверенно направился к нему, проснувшемуся. Подойдя, спросил: - Зачем бросал? - Все бросали, и я... Не договорил. Юрка тщательно, с дожимом вмял ему в глаз помидор. Оказывается, держал до сих пор в руке. Сок, семена, кожура потекли по не успевшему отстраниться лицу. Кучерявый не пикнул. Весь был занят тем, что счищал с лица овощ. - Пошли, - сказал мне Юрка. И под уцелевшую тишину пошел через зал к выходу. Действующие лица на сцене играли сон. Утром в столовой к нашему столу была послана делегация. Передала приглашение: - Вечером у входа в клуб будем разбираться. - Может быть, вы окажетесь правы? - спросил едкий Юрка. Мы знали, что он приехал только на вечер. Меня это беспокоило, был уверен: уедет. Не уехал. Зато днем всем нашим сокурсникам, включая Гришку, срочно понадобилось отбыть в Одессу. Вечером мы с Юркой сиротливо и, на мой взгляд, обреченно сидели у входа. Поодаль собиралась стая. Причем съезжались почему-то и местные. На шумных мопедах. Я трусил. Не понимал, на что рассчитывает сообщник. И чего еще ждут те. Сообщник докурил сигарету, бросил. Сам направился к стае. Я, совсем уже как под наркозом, последовал за ним. Стая расступилась, Юрка оказался в центре, прямо против того кучерявого и его дружков, приближенных. - В Одессе вас убьют. Он сказал это... Не пугал, не угрожал. Пооткровенничал. Сбоку за спинами студентов рычали мопеды. Чтото грубое выкрикивали местные рокеры. Кучерявый и дружки молчали. - Пошли, - уже привычно бросил мне Юрка и направился к нашей, пустой сегодня, спальне. Прошло два месяца. С Юркой мы не сдружились. Он вел себя так, словно нас ничего не связало. Чего ж я буду набиваться? Что-то в этом было. В этом несближении. Как будто так странно он ввел меня в свой интригующий мир. Как-то случился у меня разговор с Гришкой-старостой. Он пришибленный последние дни по институту бродил. Как лунатик. Открылся мне. Обыграли его на полторы тыщи в преферанс. Деньги для меня по тем временам несусветные. Невероятно!.. Я знал, что Гришка числился среди наших сильным игроком и играл не только со своими. Рассказал, как произошло. Неделю назад в перерывах между парами, в буфете, увидел у Юрки пачку сторублевок. Тысяч десять, не меньше. Пошутил по этому поводу. Дескать, можно уже институт бросать. Юрка поведал, что умудрился деньги выиграть. За вечер. В одном частном клубе. Ну дела!.. Всего за месяц до этого Гришка взялся его обучать. (Вину, наверное, чувствовал все же - загладить хотел). Решился-таки Юрик на обучение. И - на тебе. Я догадывался, что с его характером перспективы у него неплохие. Но чтоб десять тысяч!.. За один вечер! Вот Гришка и обалдел, стал требовать: проведи в клуб. Как отказать учителю? Юрка, правда, сомневался: примут ли, но в конце концов дал адрес. Предупредил, чтобы на него не ссылался, чтобы сказал, мол, от какого-то Ленгарда. Приняли Гришку. И обыграли на тысячу восемьсот. Триста у него с собой было, на полторы отсрочку дали - два месяца. Пожалели студента. Интересовался Гришка насчет Юрика. Те - не вспомнили. Может, Юрка с другими играл. Там люди постоянно меняются. Хорошенькое дельце. Что-то во мне щелкнуло, переключилось. Столько страстей вокруг этого преферанса... Юрка - и тот заболел им. И не пожалел, что заболел. Посочувствовал я Гришке - чем еще мог помочь?.. Вечером, когда наши традиционно засели за "пулю", я смирненько пристроился за спиной Гришки. И без удивления почему-то обнаружил, что игра меня захватывает. Огорчения оттого, что сокурсники ушли далеко вперед, играют лихо, уверенно, - не было. Не было и тени сомнения, что мигом догоню. И обойду. Через месяц - играл с ними. И не проигрывал. Через два - единственным, с кем готов был считаться, к кому прислушиваться, остался Гришка. Игрища и в жизнь вносили свои поправки. В отношения между нами. Застольный авторитет не исчезал и в жизни. Это приятно удивляло, потому что я был уже при авторитете. Радовался, когда выигрывал Гришка: помнил о его беде. Хотя проку в этих выигрышах... Мы играли по мелочи. Через два месяца я украдкой считал себя лучшим среди наших. Гришка остался единственным серьезным оппонентом. Но как точно определить, кто выше? Есть же еще фактор везения. Неудачи обычно списываешь на него. Это опасное заблуждение любителя и толкнуло меня на... Решил играть с теми, в роковом клубе. Гришка аж испугался моему решению. Это его хоть как-то отвлекло; последние дни он был совсем потерян. Тут даже взвился от возмущения: - Чтоб я тебя подставил?! За кого ты меня держишь?! Ты представляешь, какие там волки? Меня видно не было... - А Юрку?.. Гришка смолчал. - Не фарт был, - сделал я авторитетное заключение. - Юрка выиграл столько, потому что рисковый. Крупно не побоялся играть. - Так ведь и я крупно... - Не фарт, - подтвердил я. И добавил мужественно: - Я их "хлопну". Виделось мне, что в такой ситуации Юрка держался бы так же и произносил бы такие же слова. - Не пущу, - сказал Гришка. Твердости в его голосе не было. На следующий день после занятий я подошел к нему в общежитии: - Ну?.. - Вечером поедем. - Он не держал взгляд. И уже не отговаривал. Вечером солидно, на такси, мы ехали в клуб. В кармане у меня лежали четыреста рублей - сбережения от колхоза и летних заработков. Я почти не волновался; было легкое, приятное возбуждение. Предощущение подвига. Как-то не сомневался, что выиграю. Возбуждение было оттого, что хотелось выиграть много. Весь долг Гришки. И аннулировать его. Хорошо бы хоть немного везения!.. - Еще те типы, - сказал вдруг Гришка, когда поднимались по лестнице. И еще - уже у двери, пока мы ждали, когда откроют: - Я тебя предупреждал... Типы действительно оказались еще те. Впрочем, колоритные. Все - сорокалетние, с драными физиономиями, но при этом - разные. Один - спокойный, можно сказать, никакой опасности не представляющий. (Это уже позже я узнал, что как раз такие - наиболее опасны.) Второй - тоже спокойный, но очень властный, седой в затемненных очках. Этот был у них за главного. И третий... Натерпелся я от него за вечер. Все чего-то тявкал, цеплялся по пустякам. "Шестерка" какая-то. Клуб оказался обыкновенной квартирой, ухоженной, прилично обжитой. Хозяин клуба, дородный интеллигентный мужчина с шевелюрой и в спортивном костюме, поприветствовав, удалился во вторую комнату. Троица пристально всматривалась в меня, без долгих разговоров пригласила за стол. Гришка прятал глаза. Выглядел совсем подавленным, испуганным. И жалко его было, и зло взяло. Нельзя же так... Унижаться. Ну ничего, поглядим, что будет дальше. Эти, наверное, думают, что я - подарок... Эти думали правильно. Через четыре часа я проигрывал около четырех тысяч. Согласившись играть сразу крупно, я ускорил процесс. В голове была каша. И в душе. Деловитые соперники, карты, испуганный взгляд Гришки, мелькающий хозяин квартиры... Все виделось в тумане. И в тумане же - собственное ощущение: дальше будет еще хуже. Видел, что невероятно не везет, что невезение - просто какое-то колдовское... И не мог остановиться, нельзя уже останавливаться. Поздно теперь останавливаться. И необходимо было дождаться окончания колдовства, дождаться везения. Когда-то же оно должно прийти. Без него - крышка. Как сквозь болезненный бред слышал свои и чужие реплики по игре, ехидные замечания "шестерки", звонок в дверь квартиры... И вдруг туман рассеялся. Не рассеялся - исчез. Разом. Все стало резко, четко, слышно. В проеме двери стоял Юрка. Из-за широкой костлявой спины его выглядывало Галкино покладистое личико. Выражение Юркиного лица было строгим и обиженным. - Сказал же: играю - я, - произнес он недовольно. Я с удивлением обнаружил, что он смотрит на меня, обращается ко мне. - Тебя не было... Не дождались, - удивляясь себе, отозвался я. - Деньги у меня - значит, и играю - я. Юрка достал толстенную пачку денег, похлопал ею о ладонь. Троица недоуменно созерцала пришельца. Деньги явно произвели впечатление. Седой глянул на Гришку, спросил: - И этот - твой? Гришка испуганно кивнул. Седой вдруг улыбнулся. - Какая разница, кто играет, если вы - друзья. Милости просим. - Он указал на место, которое я еще не освободил. Я покорно встал. Это не походило на бегство, ведь Юрка был сообщником. Произошла смена игрока - и только. Стало легко и надежно. Я знал: Юрка не проиграет. Потому что он - из победителей. И только из второй комнаты долго с недовольством глядел хозяин квартиры. Юрка отыграл мой проигрыш за два часа. Это было... колдовство. Волки превратились... не в ягнят, в волков, поджавших хвосты. "Шестерка" притих, Седой часто, нервно курил. Юрка был небрежен и деловит. Лихо сдавал, быстрее всех непринужденно оценивал расклады, умудрился даже сделать пару замечаний партнерам. Я был горд за него. И точно знал: все это бред, за два месяца стать таким игроком невозможно. Скорее всего таким игроком невозможно стать вообще. И еще одно знал точно: в этой игре он - хозяин. Не знаю, что имел в виду, думая так, но все, что случалось в игре, все, что делали или не делали его противники, происходило потому, что он, Юрка, этого хотел. Галка на диване никчемно читала газету. Гришка сидел рядом с ней, издали испуганно следил за игрой. Седой время от времени неприязненно косился на него. И все так же, с недовольством из второй комнаты время от времени выглядывал хозяин. Отыграв четыре тысячи. Юрка прекратил игру. Это показалось неразумным, странным, несправедливым. Не было сомнения, что он с легкостью отыграет и деньги Гришки, и проигрыши других неизвестных жертв. Я не знал, что все было продумано. Юрка проучил Гришку, подставил. Хозяин квартиры, Юркин приятель, держал клуб, с игры имел долю. Но по договоренности с ним Юрка в этот огород не лез. Это была вотчина троицы. Обыгрывали лохов. Юрка - "катала" другого уровня - с ними знаком не был. (Мы, оказывается, правильно догадались: со студентами не играл потому, что неинтересно. Кстати, и в институте числился, чтобы статью за тунеядство не схлопотать.) Наказал Гришку. За Галку, (И привел ее для того, чтобы сама увидела, что из себя представляет Григорий.) Не просчитал только, затевая комбинацию, что в игру я полезу. И когда в этот вечер заехал к Галке в общежитие, узнал, что я ушел с Гришкой, подался следом. (Меня, кстати, подставил Гришка, чтобы отсрочили долг.) Это я узнал позже, когда он преподавал мне, покоренному его колдовством, азы игры. Не той, студенческой, а настоящей. В которой обязан быть властителем происходящего. Тогда я этого не знал. Я был благодарен и горд. И удивлен, что все закончилось так скоро и неожиданно. И старался не глядеть на Галку. Потому, что тогда, в колхозе, после отъезда Юрки, я тоже был с ней. Всего один раз и только из любопытства... Но - был. Юрка погиб через год, разбился на своих "Жигулях". К тому времени он отстал от нас еще на курс, и видели мы его еще реже. Он не слишком баловал меня воспитанием. Но время от времени мог показать очередной трюк и выдать очередное правило поведения картежника. Галка после его гибели вновь спуталась с Гришкой. И еще один урок я усвоил тогда. С замужней женщиной, с женщиной, у которой есть другой, любящий мужчина, дела лучше не иметь... Глава 2. О ТОМ, ГДЕ ИГРАЮТ На деньги играют гораздо массовее, чем это можно было бы ожидать от наших, воспитанных в известных традициях, сограждан. Мне приходилось играть со студентами в общежитиях. В основном в преферанс. С преподавательским составом, начиная от женщин-ассистенток и кончая мужчинами-профессорами, прямо на кафедрах. Играл с шоферами на стоянках и в гаражах в ожидании рейсов, со строителями - в ожидании стройматериалов, с артистами - в гримуборных. С грузчиками - в колхозах во время уборочной... Иду по Одессе, и именно география, знакомые места: улицы, дома, учреждения, скверы, стоянки, - вызывают воспоминания. Сберкасса. В квартире над ней долгое время регулярно обыгрывали ушедшего в отставку военного. И регулярно спускался он вниз за деньгами. Чтобы жену не волновать, подделывал записи в сберкнижке. Потом с женой случился удар... Школа. Здесь в течение недели я обыгрывал завуча - учителя обществоведения. В учебном кабинете после занятий. За последнюю игру педагог не сумел до конца рассчитаться, глобус предлагал или бюст вождя. Я не взял. Не люблю брать вещами. Баня. Администратор, хитрюга, когда играли, посадил меня так, что вдали сквозь неплотно прикрытую дверь видны были проходящие обнаженные женщины. Не помогло. Жаль, скоро уволили администратора. Нравилось мне это место. Диетическая столовая. Подсобного кухонного работника обыгрывал. Что запомнилось: карты шибко слюнявил. За посетителей грустно было. Он этими же мокрыми пальцами салаты нарезал. В перерывах. (Занятно было: руки мыл не после игры, а после нарезки.) Но это все места нетрадиционные, случайные, требующие импровизации. Вот, например, бар. Один из приятелей-профессионалов обыграл в нем молодого цеховика. Цеховики - осторожная братия. Но этот знал моего приятеля еще по институту, вот и нырнул в игру. Проиграл чуток. Перенесли встречу на следующий день. Но что-то дрогнуло у моего приятеля, уверенность потерял. Нашел меня, предложил продолжить за него. Замену как-то надо было обставить... Обставили с горем пополам. Мол, тренировка у дрогнувшего, а я - тоже спортсмен, но - с травмой; от тренировки освобожден. Рядом дамочку пристроили для пущей непринужденности, знакомую приятеля. До этого я и не видел ее ни разу. Мол, с дамой в баре отдыхаю, но, может, она и разрешит сыграть, отпустит ненадолго. Дама разрешила. Играем. Эта глупышка, краля моя, в карты смотрела, в игре чуток смыслила. Никак успокоиться не могла. К бармену знакомому почти вслух приставала: - Да он же - без понятия!.. - это про меня. - У него же - все восемь козырей, а он думает: заказывать или нет. - Нервничала, зараза. Конечно, у меня все козыри. Я, еще до того как карты сдал, знал, что они будут. Но надо ж делать вид, что карта у меня - не очень, что потом повезло, с прикупом. А цеховик - ничего, приятный малый: после вдвое больше проигранного заплатил за то, что я взялся обучать его. И не обиделся. ...Играть можно везде, даже в очереди за дефицитом и в переполненном троллейбусе. Единственные необходимые условия - наличие карт и присутствие денег в бумажнике клиента. Но, конечно, существуют традиционно, классически-игровые места. В нормально организованном обществе это клубы, казино. В нашем обществе в те времена сложилась своя классика. Вот ее составляющие: Аэропорты, вокзалы. Тут две специализации. Одна - попроще: фраера ловятся и обыгрываются в залах ожидания, в близкорасположенных сквериках, вторая - автомобильная. Играют либо в машинах на стоянке, либо разрабатываются клиенты, которые решили взять такси. В пути и разрабатываются. Мне недавно предлагали организовать бригаду в аэропорту. Для этого было выбито специальное разрешение у хозяина. Парки, скверы. Популярная точка - бильярдная в одном из парков Одессы. Традиционное место общения профессионалов. Очень уважаемый мной профессионал старого образца Ленгард во время съемок фильма "Место встречи изменить нельзя" обыграл здесь на пару с Дипломатом (тоже известный специалист) Высоцкого и Конкина. Дипломат, кстати, исполнял виртуозные удары кием для фильма. (Куравлев все советы коллегам давал. Не отлупили его, но замечание сделали.) Выиграли они всего сто рублей. - Было бы больше, - грустил Ленгард, - если бы над душой не висела эта... "шмондя"... Ну, как ее?.. Жена Высоцкого. Не давала играть. Я ж тогда не думал, что он - гениальный. Ну, Высоцкий... И что? Свой мужик, простой. В другом парке - проходняк, много случайных клиентов, приезжих. Но место - авторитетное, жесткое. Здесь однажды обнаружили повешенного. Поезда, круизные суда. Как-то заезжаю в прикормленную точку в Москве. Опоздал: игры закончены. Один, из Печоры, обыграл моих прикормленных. Утром являюсь прямо из Внукова - он только-только деньги упаковал. Такая обида взяла. - Я, собственно, на минутку, - своим, обыгранным, говорю. - По дороге в Печору заскочил. Позарез туда надо. И вы, товарищ, туда же?.. Вот повезло, не так скучно будет. Скучно не было. Отыграл часть. Он-то понимал, что если бы не он, то еще какое-то время я мог обойтись и без Печоры. Но в игру ввязался, деньги, в пачки упакованные, которые я ненавязчиво "засветил", с толку его сбили. Соскочил вовремя, на зубную боль сослался. В поезде коллеги работали, недовольство мне в тамбуре высказали. Мол, лицензия - у них, а я браконьерствую. - Извините, ребята, - говорю, - я со своей дичью. Вашего мне не надо. Все равно обиделись. Позже, когда мой, дантиста не посещающий, маленько обыграл их, обида прошла. Удивлялись, на обратном пути (через день возвращался, и они сами убедились, что на чужое не зарюсь) все с уважением выспрашивали: как у нас в южных краях? Клиент, должно быть, шибко крученный? Постоянной работы над собой требующий. Кемпинги, гостиницы. Тут - все понятно. Вот, к примеру, гостиница в Одессе, одна из центральных, интуристовских. В ней еще задолго до начала моей карьеры обыграли Акопяна-старшего. На сорок тысяч. В так называемой "распашонке". В номере играли двое. Из соседних номеров в этот заранее были просверлены дыры в стенах. Помощники играющего, в зависимости от того, как сидел великий фокусник, размещались в нужном номере. Глядели из-за его спины через дыру в карты и слали "маяки". Для этого через стенку был заранее пропущен шланг к кислородной подушке, расположенной под ногами своего игрока. Сигналили, качая воздух. Различные игровые хаты. От убогих - где играют в основном между собой, варятся в собственном соку, до престижных - куда и клиенты, капиталы нарастившие, с удовольствием забредают (по рекомендации в основном), и шулеру проникнуть - за счастье. Однажды собрались на только-только снятой под "катран" (так называют освоенные, игровые точки, другое название - "барбут") квартире. Устроили, так сказать, презентацию. С милицией, конечно, вопрос в первую очередь решен был, но тут вдруг соседи испуганные наряд вызвали. Патруль нагрянул, ничего понять не может. Публика - приличная, при документах. И ни одной женщины. Мальчишки-рядовые - в недоумении, старшина, виды видавший, усмехается: за гомосексуалистов нас принял. Начальству от нас позвонил - совсем растерялся. Приказали ему не обижать нас. Решил, видно, что и начальство - из этих... Как-то пребывая в состоянии романа с одной элитарной телевизионной дамой, ехидства ради завел ее в подвал, пункт сдачи стеклотары на Большой Арнаутской. Милый такой подвал, филиал катакомб. Метров десять - извилистое ущелье в темноте и запахе плесени между ящиками, в тупике - неожиданная дверь, за ней - каморка, полтора на два метра. Примус, ящики вместо стульев и парочка бичей высшего, последнего сорта. Из этой каморки, как из прихожей - дверь в последнюю уже аудиторию. Два на два метра. У стены - подобное дивану сооружение, в центре - сооружение, подобное столу. Ящики по периметру. На ящиках и диване - мужчины респектабельные, импозантные. На столе - карты, деньги. Дама была близка к обмороку. Она оказалась бы к нему еще ближе, если бы видела, как то мужчины эти породистые, то бичи беспородные время от времени кормят с рук обнаглевшую огромную крысу - хозяйку подвала. Эта точка, конечно, не самая престижная. Вот другая, из самых авторитетных. Одна из нескольких хат на Молдаванке. Публика матерая, фраера сюда не забредают, а если забредают, то на свое горе. Время от времени наведывается милиция. За пошлиной. Однажды при мне Моржу, небезызвестному в городе шахматисту и покеристу, во время облавы - на этот раз серьезной, не купленной - кто-то из завсегдатаев подбросил в карман пальто пять тысяч рублей. Одной пачкой. От греха подальше. Так потом и не признались. Как признаешься, что товарища чуть не подставил? Игра здесь крупная, жесткая. Часто носит престижный характер. В другой раз я был свидетелем того, как фраеру, многознающему, гонористому минчанину, утверждавшему, что для него в картах нет темных пятен, подсыпали что-то в стакан. Утром представили написанный его собственной рукой многотысячный счет. Сюда являлись по спорным вопросам. Так сказать, на суд. Это называлось: "идти на люди". Центр города. На хате у Монгола собирались цеховики. Десятки тысяч каждый вечер разыгрывались. Попасть в этот огород было практически невозможно. В тот период нас было четверо: небольшая корпорация, играющая в общий котел и делящая его. Один из наших - Шахматист (звание мастера спорта - приличное прикрытие), попал-таки в этот заповедник. Позже втянул и меня. Моя легенда-прикрытие - тоже ничего. Видный спортсмен в отставке. (Пришлось ксивы о достижениях мирового уровня справить.) Долгое время мы подпитывались из этого источника. Работать было непросто. Публика пристальная, настороженная. Особенно к новичкам. Приходилось следить за тем, чтобы выигрывал в основном Шахматист. Впрочем, вычислил нас Монгол. Вынуждены были взять и его в долю. Но, конечно, самое одесское, самое карточное место - пляж. Играют на всех пляжах, где гуще, где разряхенней... Больше всего воспоминаний связано с одним. Если на каком другом пляже кто-то из игроков слишком задавался, его одергивали: - Раз такой умный, иди играй... - и рекомендовали пляж, о котором говорю. Играли здесь круглый год. Зимой жгли костры. Но основные события происходили, конечно, летом. Человек заезжий - обречен. Он может сам организовать "пульку" и свести партнеров из разных концов пляжа, причем из осторожности выбрать людей разных возрастов, обликов. Партнеры эти, разношерстные, будут обыгрывать его, несмышленыша, на системе сигналов - "маяков", которой пользовались на пляже еще двадцать лет назад. В карточном клубе пляжа представители всех сословий, всех профессий: уголовники, грузчики, шоферы, продавцы, артисты, преподаватели, ветераныфронтовики, милиционеры, военные, профессора... Были даже одна адмиральша и один дипкурьер. Бывший, правда. У пенсионеров-ветеранов - своя игра, мелкая, осторожная. У прочих - своя. Крупнее, безошибочнее. Иногда, когда нет фраера и играют между собой, почти "лобовая" (честная), но "лобовая" до конца - никогда. На пляже отходили душой самые известные, самые крупноиграющие игроки города. Игроки союзного значения. Сюда их тянуло чаще всего после крупного проигрыша. Место, в котором промышляет профессионал, - основной показатель его положения в табели о рангах. Показатель рейтинга. Высший уровень - игровые, престижные хаты. Из низших - залы ожидания, поезда. Душа моя всегда тянулась к пляжу. Очень может быть, что это показатель не высшего рейтинга, но, кроме всего прочего, каждый имеет право на слабость. Пляж был моей слабостью. Впрочем, не только он. Имелась еще одна точка. Хата Рыжего. "Малина". Об этой хате и о самом Рыжем надо рассказать подробнее. Стереотипный одесский дворик напротив Ланжерона. С высоченными желто-серыми стенами по периметру, с бельем на веревках и краном посередине. Квартира Рыжего - двухкомнатный подвал. Впускали в нее только того, кто правильно стучал, - два внятных удара, с внятным интервалом. Кухня с окном в "колодец" (пространство два на два метра, простреливающее дом по вертикали. В него выходили окна кухонь и туалетов). Потолок на кухне висит лохмотьями от вечной мокроты. Такое впечатление, что над подвалом - сразу крыша. Которой нет. Одна комнатушка, редко посещаемая, в ней отсыпались совсем уже привередливые, ищущие уединения. Комната психологической разгрузки. И зала... Большая комната с антикварным столом посредине. Стулья при нем - из общественной столовой. В углу - раскладной диван, который никогда не складывался. На нем гора рваных ватных одеял и обычно или сам Рыжий, или Наташка-Бородавка, его женщина. Часть одной из стен - странной, тоже антикварной выделки старинная печка. В ней - отверстия от пуль (дружки Рыжего проверяли амуницию). Причудливая люстра, которую не опасается только один из завсегдатаев - Пигмей. В люстре - много патронов, но одна лампочка. На тумбочке с ампутированной ногой, подпертой кирпичом, - довоенный действующий приемник. На стене - неожиданный портрет Пушкина в раме. Все вещи (и Рыжего, и Бородавкины, и их приятелей), не имеющие отношения к текущему сезону, - в маленькой комнате на полу. Беспорядочной кучей. С Рыжим подружился я в самом начале своей деятельности. Возвращался вечером с Ланжерона (на этом пляже - свой клуб - самый любительский, но славящийся высокой техникой игры), вдруг на выходе из Купального переулка - два милиционера пытаются повязать старика-алкаша. Старик капризничает, не хочет в распахнутый "бобик". Прохожу себе мимо. Вдруг старик кричит: - Толян, мать твою!.. Совсем скурвился!.. Я споткнулся, всматриваюсь в алкаша - не узнаю. А тот мне: - Так и будешь смотреть, как батю упекут?! Осторожно подхожу, присматриваюсь. Милиционеры тоже замерли, обернулись ко мне. - Ваш отец? - спрашивают без подозрения, с удивлением скорее. Ничего понять не могу, молчу. - Ты еще откажись!.. От отца родного, гаденыш!.. - Мой, - говорю. Патруль старика выпустил, тот на стену повалился и продолжает меня материть. Доставил я Рыжего домой. Он не таким уж пьяным оказался, извинился вполне вежливо, объяснил: ничего не оставалось, как на случайного прохожего понадеяться. С именем - угадал просто. В квартире публика мне не удивилась. Рыжий весело рассказал, "как мы ментов кинули". И это никого не удивило. Я, конечно, сразу ушел. Сдал с рук на руки потасканной блондинке с бородавкой над губой, и поскорее - на воздух. Тяжкий дух в помещении. И люди - тяжкие. Хотя пара рож - серьезно-уголовные. Такие пригодиться могут. Через месяц, опять же случайно, почти против воли своей, подругу его выручить довелось. Дело было на Привозе. Наташка-Бородавка имела много специальностей, одна из них "продуктовая кидала". Техника кидания следующая: Наташка устраивается в очереди за какой-нибудь пищевой продукцией. Неважно - какой. Главное, чтобы продавец была женщина и обязательно - не городского, неискушенного происхождения. Подходит очередь - Бородавка просит, например, полкило сливочного масла. Пока продавец взвешивает, покупательница, попробовав масло, решает купить килограмм. Все эти пробы, размышления, просьбы увеличить вес, проходят под мельтешение двадцатипятирублевой купюры, зажатой в руке Бородавки. Можно решиться еще грамм на триста. Не помешает. К тому моменту, когда приходится рассчитываться, купюры в руке уже нет. Продавщица взирает непонимающе. Покупательница - тоже. Дескать: деньги - уже у вас. Продавщица, разумеется, удивляется. Заглядывает в свой шкафчик, но это ничего не проясняет: купюра популярная. Покупательница даже слегка возмущена. Но продавец - в сомнении. Разрешить его помогает стоящая следующей в очереди солидная импозантная дама бальзаковского возраста. Подтверждает, что деньги продавцом получены. Бородавка, мало того, что имеет продукт, так еще получает сдачу. И отойдя, выказывает недовольство. Впрочем, недолго. Потому как предстоит дележка с "бальзаковской" сообщницей. Делятся после каждой успешной операции - не доверяют друг другу. Прохожу между рядами, возвращаясь из мясного павильона. (Получил давний долг с азартного рубщика мяса.) В молочном отделе гвалт. Бородавку с помощницей выловили. Не то чтобы выловили - скорее просто узнали. То ли с продавщицей ошиблись, то ли - подсказал кто. Дамочка в белом халате - румяная, здоровьем пышущая, из-за прилавка за рукав Наташку ухватила. Цепко так держит, та никак не вырвется. Да и нельзя слишком вырываться: "рожу" надо делать, что ты прав. Сообщницу оттерли; та и сама не против устраниться - сдрейфила. Я бы мимо прошел. Да она, Бородавка, приметила. Кричит поверх голов: - Толичек, ты смотри, что делается?! Иди поговори с этой... Эта "Толичка" увидела, сразу пальцы разжала: решила, что я - прикрытие. Бородавка с возмущением, не спеша привела себя в порядок, направилась ко мне, так и не подошедшему, взяла под руку. Повела к выходу. Сдачу не получила, но продукты-таки урвала. (С тех пор я не раз видел ту испугавшуюся румяную женщину. Стыдно было попадаться ей на глаза.) Выйдя из павильона, устало, хмуро попросила: - Погоди, проведи за ворота... - И добавила: - Ну, хуна!.. - Это о напарнице своей, предавшей. - Рыло начищу... За воротами обнаружился Рыжий. Как я понял, случайно. Он никогда не помогал сожительнице, брезговал. Обрадовался мне: - А, детеныш!.. Маню мою снял!.. - Если бы не он, была бы уже в "обезьяннике", - сердито поведала Маня - Наташка. - Райку, сволоту, порву... Два товарища Рыжего - пожилые мужики вполне опустившегося, похмельного вида, с вялым любопытством глянули на меня. Прилично одетый, не жаждущий выпивки сопляк не мог быть своим. - Ну, все, все... - отмахнулся от зазнобы Рыжий. - Не нуди. Поделись с детенышем довольствием... Бородавка и впрямь полезла в авоську. Я останов вил. - А что, Толянчик, может-таки сделаем из тебя человека? Это уже было интересно: воспитатели перспективные. - Валет вчера освободился. У меня пока очухивается. "Катала" авторитетный. Из тебя исполнителя сделает (шулера, значит). Хочешь? Так, занятно стало. - Хочу, - говорю. - Таланта и терпения хватит - партнерами станете. Валет, лысый бледный крепыш, глядящий исподлобья стылым взглядом, выслушал Рыжего. При этом глядел на меня не мигая. Сказал: - Не потянет. Сырой. - За детеныша я отвеч