то. Безмолвие и пустота. Рич крикнул. Одинокий хриплый крик, крик злобы и страха. Безмолвие. Даже эхо не откликнулось. - Ради бога! - кричал он. - Ради бога! Верните все обратно! Куда все девалось? Одно пространство, одно пространство!.. Из пустоты проступила и выросла зловещая гигантская фигура. Она родилась из черных теней. Рич смотрел на нее, оцепенев. Она маячила перед ним, безмолвная, страшная... Человек Без Лица. Внезапно он заговорил: - Нет пространства. Ничего нет. Рич услышал пронзительный крик. Это кричал он сам. Услышал оглушительный грохот. То билось его сердце. Он бежал нездешней, неземной тропой, проложенной в пустоте, где не было ни жизни, ни пространства, бежал, пока еще не поздно, пока еще не поздно, еще не поздно, пока еще есть время, еще есть время, время... И на полном бегу наткнулся на фигуру, рожденную из черных теней, на Человека Без Лица. Человек Без Лица сказал: - Времени не существует. Ничего нет. Рич отпрянул. Повернулся. Упал. Теряя последние силы, он полз сквозь вечную пустоту и визжал: - Пауэл! Даффи! Киззард! Тэйт! О господи! Где вы все? Где все? Ради бога!.. И опять перед ним возник Человек Без Лица. - Бога не существует, - сказал он. - Ничего нет. Теперь уже невозможно было спастись бегством. Остались лишь антибесконечность - бесконечность со знаком минус, и Рич, и Человек Без Лица. Намертво вмерзнув в это триединство, Рич поднял наконец глаза и посмотрел прямо в лицо своему смертельному врагу, от которого он не смог спастись, тому, кто преследовал его в ночных кошмарах... тому, кто разрушил всю его жизнь... Это был... Он сам. Де Куртнэ. Они оба. Их лица сливались в одно. Бен де Куртнэ - Крэй Рич. Де Куртнэ - Рич. Де - Р. Он не мог говорить. Не мог шевельнуться. Ведь не существовало ни времени, ни пространства, ни материи. Только умирающая мысль. "Отец?" "И сын". "Ты - это я?" "Мы - это мы". "Отец и сын?" "Да". "Я не могу понять... Что случилось?" "Ты проиграл игру". "Игру в "Сардинки"?" "Нет. Глобальную игру". "Но я же выиграл. Я выиграл. Ведь мне принадлежала вся Галактика, до последней песчинки..." "Потому ты и проиграл. Мы проиграли". "Что мы проиграли?" "Возможность выжить". "Я ничего не понимаю. Не могу понять". "Зато это понимает моя половина. Ты бы тоже понял это, Бен, если бы ты не отторгнул меня от себя". "Что же тебя отторгло?" "Все, что есть в тебе извращенного, испорченного, дурного". "И это говоришь ты? Ты... предатель, пытавшийся меня убить?" "Я это делал без гнева, Бен. Делал лишь для того, чтобы сокрушить тебя прежде, чем ты сокрушишь нас. Чтобы выжить. Чтобы помочь тебе проиграть Галактику и выиграть игру, Бен". "Что за игра? Ты назвал ее глобальной?" "Да. Это головоломка. Вселенная - это лабиринт, путаница, головоломка, которую мы должны решить. Все галактики, звезды, солнце, планеты... весь мир, каким мы его знали. Мы с тобой были единственной реальностью. Все остальное вымысел... куклы, марионетки, бутафория, комедиантство. Нам с тобой предстояло разгадать воображаемую реальность". "Мне это удалось. Я завладел ею". "Но не сумел решить головоломки. Решение мы так и не узнаем, но это ни террор, ни воровство, ни ненависть, ни похоть, ни убийство, ни насилие. Ты не решил головоломку, и все уничтожено, развеяно..." "А что же стало с нами?" "Уничтожены и мы. Я пробовал предупредить тебя. Остановить. Но мы не выдержали испытания". "Но почему же? Почему? Кто мы такие? Что мы собой представляем?" "Кто знает? Разве зерно, которому не удалось упасть на добрую почву, знает, кем и чем оно стало бы? Не все ли нам равно, кто мы и что? Мы проиграли. Испытаниям конец. Конец и нам". "Нет!" "Возможно, Бен, если бы мы решили головоломку, все осталось бы реальностью. Но дело сделано. Реальность превратилась в утраченную возможность. И вот мы проснулись, чтобы упасть в ничто". "Мы еще вернемся. Мы попытаемся снова..." "Назад возврата нет. Конец". "Мы что-нибудь придумаем. Ведь можно же что-нибудь придумать!" "Ничего нельзя придумать. Конец". Все было кончено. Теперь... Разрушение. 17 Их обоих нашли на следующее утро почти в центре острова, в парке, откуда открывался вид на старый гарлемский канал. Оба всю ночь блуждали по улицам и воздушным трассам, не видя ничего вокруг и все же медленно и неуклонно приближаясь друг к другу, как две намагниченные иглы. Пауэл, скрестив ноги, сидел на влажном дерне. Лицо его осунулось и потемнело, дыхание почти угасло, пульс едва прослушивался, но руки, будто железные тиски, все еще сжимали свернувшегося в тугой ком Рича. Пауэла немедленно отвезли в его особнячок на Гудзон Рэмп, где, установив круглосуточное дежурство, его усердно принялись выхаживать все сотрудники лаборатории при институте Эспер Лиги, донельзя обрадованные этим первым в истории успешным завершением Массового катексиса. С Ричем не было нужды спешить. В должное время и с соблюдением необходимых формальностей его, по-прежнему недвижимого, доставили в Кингстонский госпиталь на предмет Разрушения. Прошло семь дней. На восьмой Пауэл встал, принял душ, оделся, выиграл сражение со своими "сиделками" и вышел из дому. Заскочив по дороге к "Сюкре и Си", он вышел оттуда с неким таинственным большим пакетом, после чего направился в полицейское управление, чтобы лично доложить комиссару Крэббу об окончании дела. Однако, прежде чем подняться в кабинет шефа, он заглянул к Джексону Беку. "Привет, Джекс". "Здра (и бедст) вия желаю". "Бедствия?" "Я заключил пари на пятьдесят кредиток, что вас продержат в постели до среды". "Проиграли. Как отнесся Моз к нашей версии мотива преступления?" "Поддержал руками и ногами. Заседание длилось всего час. Рича уже готовят к Разрушению". "Отлично. Ну я пошел наверх. Постараюсь все это растол-ко-вать комиссару Крэббу". "Что это у вас под мышкой?" "Подарок". "Для меня?" "Сегодня не для вас. Пока, Джекс. Примите мои наилучшие помышления". Пауэл поднялся вверх, постучал в дверь отделанного серебром и черным деревом кабинета и, услышав повелительный голос: "Войдите!", отворил дверь. Крэбб был должным образом внимателен, но сух. Дело де Куртнэ не способствовало улучшению его отношений с Пауэлом. А заключительный эпизод явился последней каплей. - Это был на редкость сложный случай, сэр, - тактично начал Пауэл. - Никто из нас ничего не понимал, и никого нельзя винить. Видите ли, комиссар, даже сам Рич не отдавал себе отчета, по какой причине он убил де Куртнэ. Единственным, кто попал в точку, был наш следственный компьютер, но мы тогда решили, что он дурачится. - Этот агрегат? Он понял? - Да, сэр. Когда мы в первый раз снабдили его информацией, компьютер дал ответ, что недостаточно подтверждены документацией эмоциональные мотивы преступления. Мы же все предполагали, что преступление совершено из корыстных соображений. Кстати, так же думал и Рич. Само собой, мы решили, что компьютер чудит, и запросили у него вторичного расчета, подтверждавшего нашу версию об убийстве с корыстными целями. И тем самым укрепились в ошибке. - А чертов агрегат, значит, был прав? - Да, комиссар. Прав. Рич сам себя уверил, что причина убийства - его финансовые взаимоотношения с де Куртнэ. Так он бессознательно скрывал от себя истинный, эмоциональный мотив преступления. Как вы знаете, он предложил де Куртнэ слияние капиталов. Тот согласился. Но подсознательный импульс толкнул Рича к тому, чтобы неправильно расшифровать ответ. Иначе он не мог. Он не мог не верить, что убивает ради денег. - Почему? - Потому что он не мог признать действительным подлинный мотив убийства. - И этот мотив?.. В чем же он заключался? - Де Куртнэ был его отцом. - Что? - изумился Крэбб. - Его отцом? И свою плоть и кровь?.. - Да, сэр. Мы все это могли узнать гораздо раньше, но не сообразили... поскольку и сам Рич не осознавал этого. Вот, к примеру, это поместье на Каллисто, которым Рич пожертвовал, чтобы удалить доктора Джордана за пределы Земли. Рич унаследовал его от матери, а та, в свою очередь, получила поместье в дар от де Куртнэ. Мы предполагали, что еще старый Рич каким-то образом оттягал его у де Куртнэ и передал жене. Оказывается, ничего подобного. Де Куртнэ сам подарил его своей возлюбленной - матери Рича, когда узнал, что она ждет от него ребенка. Рич и родился там. Джексон Бек все это выяснил, когда мы подобрали к делу ключ. Крэбб открыл было рот, потом снова сжал губы. - Мы много чего проглядели. Например, тягу де Куртнэ к самоубийству на почве острого ощущения своей вины перед кем-то, покинутым им. Он ведь и впрямь покинул сына. Это его мучило. Затем не обратили внимания на проглянувший среди первичных инстинктов Барбары де Куртнэ образ ее самой и Бена Рича в виде полублизнецов. Она каким-то образом знала, что он ее сводный брат. Да ведь и Рич не смог убить Барбару в доме у Чуки Фруд. Инстинктивно он тоже все знал. Отца за то, что тот отверг его, он ненавидел и хотел уничтожить, а вот заставить себя причинить вред сестре не смог. - Так когда же вы докопались до сути? - Уже после того, как дело было прекращено, сэр. Когда Рич на меня напустился, обвиняя в том, что я ему подбрасываю мины-сюрпризы. - Да, он говорил, что это делаете вы. Он... но, постойте, Пауэл, если не вы, то кто же этим занимался? - Сам Рич, сэр. - Рич? - Да. Он убил отца. Сделал то, на что толкала его ненависть. Но его суперэго, его подсознание не позволяло ему оставаться безнаказанным после столь ужасного преступления. Так как полиция, по всей видимости, оказалась не в состоянии покарать его, то его собственная совесть взяла на себя миссию палача, воплотившись в образ, преследовавший Рича в его ночных кошмарах - в образ Человека Без Лица. - Человека Без Лица? - Да, комиссар. Это был символ истинной взаимосвязи Рича и де Куртнэ. И так как Рич был не в состоянии увидеть правду, признать, что де Куртнэ его отец, человек этот был без лица. Когда Рич пришел к решению убить своего отца, ему начала сниться эта безликая фигура. Она не давала ему покоя. Человек Без Лица сперва символизировал угрозу наказания за преступный замысел, а позже стал и самой карой за убийство. - И значит, мины-сюрпризы?.. - Именно так, комиссар. Его совесть требовала, чтобы за преступлением последовала заслуженная кара. Но поскольку у Рича ни разу не возникла мысль, что он убил своего отца, он мог наказать себя лишь бессознательно. Рич подкладывал себе все эти мины, сам не понимая, что делает... как лунатик, во сне или днем в минуты бегства от реальности, в краткие периоды беспамятства. Ухищрения психического аппарата неисчерпаемы. - Но если Рич и сам не подозревал обо всем этом, как вам удалось докопаться до сути дела, Пауэл? - В том-то и дело, сэр. В этом была вся трудность. Рич был настроен к нам враждебно, в то время как для обследований такого рода требуется полное содействие субъекта. К тому же на обследование уходит несколько месяцев, а у нас не было времени. Рич, оправившись от целого ряда свалившихся на него потрясений, вполне мог перестроиться, взглянуть на все новыми глазами и стать для нас неуязвимым. Это было опасно, поскольку он обладал возможностью вывернуть наизнанку всю солнечную систему. Он принадлежал к тем редким ниспровергателям мировых основ, в чьих силах было разрушить все наше общественное здание и создать новое общество, на свой лад. Крэбб кивнул. - И он почти добился цели. Истории известны такого рода деятели. Они - связующее звено между прошлым и будущим. Если им позволить войти в силу, то человечество окажется прикованным к ужасному завтра. - Как же вы поступили? - Прибегли к массовому катексису, как мы его называем. Не так-то просто объяснить, в чем он заключается, но я все же попробую. Психический комплекс каждого человека, то, что называют душевными силами, состоит из двух видов энергии - резервной, или, как мы говорим, латентной, и расходуемой. Латентная энергия скрыта в глубине нашей души как неприкосновенный запас. Расходуемую энергию мы тратим в своей повседневной психической и мыслительной деятельности. Латентную энергию большинство людей расходует крайне редко и в очень малом количестве - ничтожную ее долю. - Понятно. - Когда Эспер Лига прибегает к массовому катексису, каждый эспер раскрывает, если так можно выразиться, свою душу и пересылает все запасы своей латентной энергии в общий фонд. Воспользуется этой энергией один-единственный эспер, у которого из латентной она станет расходуемой. Если он сумеет распорядиться ею, он сможет проделать титаническую работу. Однако операция эта и трудна, и крайне опасна. Выполнить ее - это примерно то же, что отправиться на Луну, вставив себе динамитную шапку в... э... словом, лететь на динамитной шашке. Крэбб вдруг ухмыльнулся. - Жаль, что я не щупач, - сказал он. - Хотелось бы мне знать, как вы на самом деле представляете себе этот полет на Луну. - Вы уже представили, сэр, - усмехнулся в ответ Пауэл. Впервые между ними установился контакт. - Нам было необходимо, - продолжил Пауэл, - столкнуть Рича с Человеком Без Лица. Ведь мы могли узнать правду только после того, как ее узнает сан Рич. Используя весь фонд латентной энергии, я вызвал у Рича самые обычные, элементарные невротические представления - иллюзию, будто только он один реален в этом мире. - Хм, обычные... нечего сказать обычные! - О, самые обычные, сэр. Такая иллюзия - один из самых тривиальных методов бегства от действительности. Когда жизнь становится вам невмоготу, вы спасаетесь от ее тягот, вообразив себе, что все ваши беды всего лишь выдумки, гигантская мистификация. Рич уже носил в себе зародыш этой иллюзии. Я просто интенсифицировал ее. В последнее время жизнь ему и впрямь стала невмоготу, и я заставил его поверить, что Вселенная - обман, головоломка. Затем постепенно на его глазах я уничтожил весь окружавший его мир, разобрал головоломку на части и оставил его наедине с Человеком Без Лица. Тогда он впервые взглянул на него открытыми глазами, узнал в нем себя, узнал отца... и мы все поняли. Пауэл взял сверток, встал со стула. Крэбб тоже вышел из-за стола и, дружески придерживая Пауэла рукой за плечо, проводил его до двери. - Вы проделали феноменальную работу, Пауэл. Поистине феноменальную. Я просто не нахожу слов. Это, наверно, замечательно - быть эспером. - И замечательно и страшно, сэр. - Вы все, наверно, очень счастливы. - Счастливы? - Пауэл задержался у двери и взглянул на Крэбба. - Были бы вы счастливы, комиссар, если бы вам пришлось всю жизнь провести в больнице? - Как в больнице? - Да, именно там мы все и живем. В психиатрической лечебнице. Без надежды на бегство, на избавление. Так что радуйтесь, что вы не эспер, сэр. Радуйтесь, что вам видна лишь внешность человека. Радуйтесь, что вам не приходится видеть ненависти, ревности, злобы, боли. Радуйтесь, что вам не часто открывается страшная сущность человека. Мир будет чудесным местом, когда все люди станут телепатами и освободятся от пороков, от всех аномалий... А до тех пор радуйтесь своей слепоте. Он вышел из управления полиции, взял прыгуна и понесся на север к Кингстонскому госпиталю. Сидя в кабине со свертком на коленах, он любовался величественным видом Гудзонской долины и насвистывал какой-то замысловатый мотив. Только раз он улыбнулся и пробормотал: "Подумать только, мне все же удалось просветить хоть немного Крэбба! Теперь остается только стабилизировать наши отношения. И главное, с сегодняшнего дня он будет сочувствовать щупачам и относиться к нам дружески". Внизу, постепенно развертываясь, показалась великолепная панорама Кингстонского госпиталя - солярии, бассейны, сады, спортивные площадки, коттеджи, клиники... Весь архитектурный ансамбль госпиталя был спроектирован в изысканном неоклассическом стиле. Прыгун пошел на посадку. Пауэл уже различал отдельные фигуры - сестер, врачей, пациентов. Загорелые, оживленные, они веселились, играли. Пауэл вспомнил о предупредительных мерах Правительственного Совета, которые гот должен был принять, справедливо опасаясь, как бы Кингстон не превратился в модный курорт: слишком много жаждущих развлечения богатых бездельников стремились туда попасть, симулируя различные заболевания. Справившись в комнате посетителей, где найти Барбару де Куртнэ, Пауэл отправился в указанном направлении. Он очень ослабел за последние дни, но сейчас его так и подмывало перемахнуть через изгородь, взобраться на ворота или пуститься бегом по дорожке. Ему не терпелось поскорее задать Барбаре вопрос, не дававший ему покоя с самого утра, с того момента, когда, очнувшись после недельного оцепенения, он почувствовал, что в силах подняться. Они увидели друг друга одновременно. Их разделял широкий газон, примыкавший к великолепному саду и каменным террасам. Барбара замахала рукой и бросилась к нему прямо по траве. Он тоже побежал ей навстречу. И вдруг их охватило смущение. Они остановились в нескольких шагах друг от друга и впустили глаза. - Хэлло, - сказала она. - Хэлло, Барбара. - Я... - начала она. - Давайте пройдем в тень, ладно? Они повернули к террасе. Пауэл краем глаза взглянул на девушку. Она снова вернулась к жизни, такой он ее еще не видел. Прежним в ней оставалось только знакомое ему озорное выражение лица, лукавая мина сорванца-мальчишки, которую он считал следствием лечения но методу Deja Eprouve. Она вся светилась пленительным веселым озорством. И в то же время была взрослой. Взрослой девушкой, незнакомой ему. - Сегодня вечером меня выписывают, - сказала Барбара. - Я знаю. - Я так благодарна вам за все, что вы... - Пожалуйста, не говорите этого. - За все, что вы для меня сделали, - твердо закончила Барбара. Они сели на каменную скамью. - Я хочу, чтобы вы знали, как я вам благодарна, - сказала она, серьезно взглянув на него. - Ради бога, Барбара, пожалуйста, не нужно. Вы меня просто пугаете. - В самом деле? - И вас так близко знал, когда вы... как бы это сказаться... были ребенком. А теперь... - Теперь я снова взрослая. - Да. - И нам нужно как следует познакомиться. - Она приветливо улыбнулась. - Ну, скажем, завтра за чаем в пять часов? - В пять часов?.. - Попросту. Смокинга не нужно. - Послушайте, - в отчаянии начал Пауэл. - Я много раз помогал вам одеваться. И причесываться, и зубы чистить. Барбара небрежно махнула рукой. - Ваше поведение за столом было ниже всякой критики. Вы любили рыбу и терпеть не могли баранину. Однажды вы запустили бараньей котлетой мне в глаз. - Это было сто лет назад, мистер Пауэл. - Всего лишь две недели, мисс де Куртнэ. Она величественно поднялась. - Право же, мистер Пауэл, мне кажется, нам следует прервать нашу беседу. Ваша склонность к хронографическим инсинуациям... - Она остановилась, посмотрела на него, и опять выглянул сорванец-мальчишка. - Хронографические? - переспросила она. Пауэл выронил пакет и сжал девушку в объятиях. - Мистер Пауэл, мистер Пауэл, мистер Пауэл, - шептала она. - Здрасте, мистер Пауэл. - Бог ты мой, Барбара... Бэри, милая. А я-то уж решил, что ты это серьезно. - Вот тебе расплата за то, что сделал меня взрослой. - Ты всегда была злопамятным ребенком. - А ты придирой. - Барбара отклонилась назад и посмотрела на него. - Какой же ты на самом деле? Какие мы оба? Успеем мы узнать друг друга? - Успеем? - Прежде чем... Не, не могу сказать. Лучше прочитай у меня в мыслях. - Так нельзя, моя хорошая. Скажи сама. - Мэри Нойес мне рассказала. Все рассказала. - О! Вот как? Барбара кивнула. - Но мне все равно. Все равно. Она права. Я на все решусь. Даже если ты не можешь на мне жениться... Он засмеялся. Его радостное возбуждение вот-вот готово било хлынуть через край. - Ни на что ты не должна решаться, - сказал он. - Сядь. Я хочу задать тебе один вопрос. Она села к нему на колени. - Вернемся еще раз к той ночи, - сказал он. - В Бомон Хаузе? Он кивнул. - Мне трудно говорить об этом. - Это займет меньше минуты. Ну а теперь представь: ты в постели, спишь. Потом вдруг просыпаешься и стремглав бежишь в ту комнату. Ты помнишь остальное... - Да. - Всего один вопрос. Тебя разбудил крик. Что за крик? - Ты сам знаешь. - Я знаю, но хочу, чтобы ты сказала. Скажи вслух. - А что, если у меня... А если опять будет припадок? - Не будет. Говори. Она долго молчала, потом тихо проговорила: "На помощь, Барбара!" Он кивнул. - Кто это кричал? - Как кто? Ну, конечно... - девушка вдруг замолчала. - Кричал не Бен Рич. Зачем ему было звать на помощь? Он в ней не нуждался. Кто же кричал? - Мой... мой отец. - Но он не мог говорить, Барбара! У него был рак горла, он и слова не мог вымолвить. - Я услыхала его. - Нет, приняла телепатему. Она вскинула на него глаза. Потом покачала головой. - Нет, я... - Ты приняла телепатему, - мягко повторил Пауэл. - Ты скрытый эспер. Отец позвал тебя телепатически. Если бы я не был таким ослом и не сосредоточил все мысли на Риче, то давно бы уже догадался. Когда ты жила у меня, ты бессознательно прощупывала и меня и Мэри. Барбара все не могла усвоить эту мысль. "Ты меня любишь?" - вдруг спросил он. - Люблю, конечно, - тихо отозвалась она, - только, по-моему, ты выдаешь желаемое... - Кто это спрашивал? - О чем? - Любишь ли ты меня? - Да ведь ты сам только что... - она запнулась, но все-таки попробовала договорить. - Ты сказал... т-ты... - Я ничего не говорил. Теперь ты поняла? Вот почему нам не нужно ни на что решаться. Прошло, казалось, несколько секунд, а на самом деле добрых полчаса, когда страшный грохот на террасе над их головами заставил их отстраниться друг от друга и с удивлением взглянуть вверх. На каменной стене появилось какое-то голое существо. Некоторое время оно стояло, что-то невнятно бормоча, взвизгивая и подергиваясь всем телом, потом низвергнулось вниз, скатилось по клумбам цветника и плюхнулось на газон, дергаясь, как гальванизированная лягушка и крича истошным голосом. Это был Бен Рич, почти неузнаваемый, полуразрушенный. Пауэл быстро повернул Барбару к нему спиной и прижал к себе. - Ты по-прежнему моя девочка? - проговорил он, взяв ее за подбородок. Она кивнула. - Я не хочу, чтобы ты видела это. Это не опасно, но тебе не нужно на это смотреть. Беги-ка в павильон и подожди меня там. Будь умницей, ладно? Отлично. Ну, беги, скорей! Она схватила его руку, быстро поцеловала и, ни разу не оглянувшись, перебежала черве газон. Пауэл проводил ее глазами и, когда она скрылась, повернулся к Ричу. Когда в Кингстонском госпитале человека подвергают Разрушению, то разрушают всю его психику. В результате серии осмотических инъекций разрушение начинается с самых верхних пластов сознания, корковых слоев, постепенно продвигаясь вглубь, размыкая все циклы, стирая все виды памяти, истребляя все накопленное психикой со дня рождения. И по мере того как пласт за пластом стирается мироощущение пациента, каждая клетка, возвращая свою долю энергии, превращает его тело во вздрагивающий клубок, в водоворот распада. Но не в этом боль, не в этом ужас Разрушения. Самое страшное состоит в том, что сознание не покидает человека, что, в то время как стирают душу, разум сознает свою медленную, движущуюся вспять смерть, сознает, что в конце концов тоже исчезнет, и ждет нового рождения, и прощается с жизнью, и скорбит на собственных нескончаемых похоронах. В мигающих, вздрагивающих глазах Бена Рича Пауэл увидел это сознание своей гибели, и боль, и трагическое отчаяние. - Как это он умудрился отсюда сверзиться? Что его связанным, что ли, держать? - Над стеной террасы появилась голова доктора Джимса. - О, здравствуйте, Пауэл. Вот ваш приятель. Вы его помните? - Очень живо. Обернувшись назад, Джимс распорядился: - Пройдите на газон и подберите его. Я с него теперь глаз не спущу. - Он повернулся к Пауэлу. - На редкость энергичный малый, прямо бурлит весь. Мы возлагаем на него большие надежды. Рич пронзительно завизжал и дернулся. - Как проходит Разрушение? - Великолепно. У него такой запас жизненных сил, что хватит на что угодно. Мы воздействуем на него по ускоренной системе. Через год он должен быть готов к новому рождению. - Я жду этого с нетерпением. Нам нужны такие люди, как Рич. Жаль было бы его лишиться. - Лишиться? Каким образом? Не думаете же вы, что такой пустяк, как это его падение со стены... - Нет, я имею в виду совсем другое. Три или четыре сотни лет назад наш брат полицейский ловил людей, подобных Ричу, только для того, чтобы предать их смерти. Это называлось смертная казнь. - Вы шутите. - Честное скаутское. - Но это же бессмыслица! Если у человека хватило смелости в таланта, чтобы переть против общества, он, несомненно, незауряден. Его нужно ценить. Исправьте его и превратите в положительную величину. Зачем его уничтожать? Если мы станем разбрасываться такими людьми, так у нас, чего доброго, останутся одни овцы. - Не знаю. Может быть, в те времена им и нужны были овцы. На газон рысцой примчались санитары, подняли Рича, поставили на ноги. Он кричал и вырывался. Мягко и искусно утихомиривая его с помощью особых приемов кингстонского дзю-до, они быстро проверили, нет ли у него переломов или растяжения, и, удостоверившись, что все в порядке, повели его прочь. - Одну минутку, - окликнул их Пауэл. Он взял со скамьи таинственный сверток и развернул его. Это была коробка конфет, одна из самых великолепных, какие только продавались у "Сюкре и Си". Пауэл подошел к разрушаемому человеку и протянул ему коробку. - Вот вам подарок, Бен. Возьмите. Голое существо угрюмо уставилось сперва на Пауэла, потом на коробку. Наконец две неловкие руки неуклюже вытянулись вперед и взяли подарок. - Фу ты черт, валандаюсь с ним как нянюшка, - сердито буркнул себе под нос Пауэл. - Все мы няньки в этом сумасшедшем мире. Стоит ли он того? И вдруг из клубившегося в Риче хаоса вспышкой вырвалось: "Пауэл - щупач - Пауэл - друг - Пауэл - друг..." Это было так внезапно, так неожиданно, так наэлектризовано жаркой благодарностью, что Пауэла словно залило горячей волной, и к глазам подступили слезы. Он попробовал улыбнуться, потом молча повернулся и зашагал через газон к павильону, где ждала его Барбара. - Слушайте, - восклицал он, исполненный ликования, - слушайте, вы, нетелепаты! Вы должны узнать это. Должны это понять. Вы должны смести барьеры. Сорвать покровы. Мы видим истину, которая вам не видна. Мы видим, что в человеке нет ничего, кроме любви и верности, мужества и доброты, самоотверженности и благородства. Все остальное - это лишь барьер, воздвигнутый вашей слепотой. Настанет день, когда не останется преград, разделяющих наши умы и сердца. В бесконечной Вселенной не существовало ничего неповторимого и нового. Странный случай, миг чудесный, поразительное совпадение событий, обстоятельств и взаимоотношений - все это уже не раз бывало на планете, оборачивающейся вокруг светила, Галактика которого девятикратно возрождалась заново каждые двести миллионов лет. В мире была радость. Радость придет вновь... +========================================================================+ I Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory I I в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" I Г------------------------------------------------------------------------Ж I Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент I I (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov I +========================================================================+