Влад Тэпез. Кровавые рассказы
---------------------------------------------------------------
© Влад Тэпез
From: theorph@ff.dsu.dp.ua
Date: 14 Oct 1999
---------------------------------------------------------------
Влад Тэпез. Усталая кровь
Они лежат повсюду: на могилах, крестах, надгробиях и даже на
сухом дереве. Одним я разорвал глотки, другим - свернул шею. А
некоторых особо прытких проткнул их же колами. Будь ты проклят,
Бродский, ты и твоя пищевая пирамида.
Ущербная луна заливает неверным светом кладбище, рваные облака
скользят по небу, придавая картине оттенок сюрреализма. Где ты, художник,
который написал бы все это? Я бы весьма недурно смотрелся, скажем, в
правом верхнем углу, рядом с часовней. Добавить еще пару - другую
нетопырей и чуть-чуть тумана. И груду белых костей у входа в склеп, для
колорита.
Они напали в полночь. Я сидел у склепа на городском кладбище, рядом с
телом моей Евы. Как обычно, войско возглавляли викарий и местный ученый -
натуралист, доктор Моррис. Эти двое были с арбалетами, остальные
вооружились колами, распятиями и чесноком. Энди, городской дурачок, пришел
с сачком и водяным пистолетом (должно быть, там была святая вода). Какого
черта они притащили его с собой - ведь он совсем еще мальчишка. Был. Мне
пришлось убить их всех, после того. что они увидели.
Ева, прости меня, если можешь. Мне нужно было избавить мир от этой
сволочи, Бродского, еще тогда, в Европе. Вместо этого я помог ему, а
однажды даже спас его поганую шкуру. Если бы не я, лежал бы он сейчас в
своей церкви с колом в груди и чесноком во рту. Что ж, все мы совершаем
ошибки. И платим за это. Правда, за эту ошибку заплатила ты, Ева.
Я действительно любил тебя. Если бы мне не пришлось уехать, Бродский
бы и близко к тебе не подошел. Но ситуация с одним из наших требовала
моего немедленного вмешательства, и в ту ночь, когда я уехал, на твоей шее
появились две маленькие ранки. Меня не было три дня. Три ночи подряд
Бродский посещал тебя - как это на него похоже! - и процесс стал
необратим. Ничто уже не могло помочь - ты умирала для света. И рождалась
для тьмы.
Я сразу понял, кто это сделал - Бродский был единственным вампиром в
округе. Он тоже все понял. Да, Ева, он сбежал, и я остался без пищи. Но ты
умирала, и я даже не думал о переезде. Пару недель я смогу продержаться.
Голод - вещь терпимая.
Но не для тебя, моя Ева. Я не мог смотреть, как ты страдаешь. И убить
рука не поднялась бы. Я купил тебе гроб - привез из соседнего штата со
всеми необходимыми предосторожностями. Раздобыл пару ящиков цельной крови
- здесь пригодились старые знакомства. Труднее всего было достать землю
для гроба - она должна была быть непременно с местного кладбища.
В доме не было подвала, и на окнах появились темные шторы. Поначалу
тебя рвало от крови, но потом ты привыкла. Твоя кожа приобрела синеватый
оттенок, под глазами появились темные круги. Днем ты спала, а по ночам
скрипела зубами от голода. Я прекрасно понимал, что ты чувствовала.
Вампирам мало одной лишь только крови, даже если эта кровь - человеческая.
Вампирам нужны живые жертвы - такова уж их природа. Я и сам такой, с той
лишь разницей, что пищей мне служат не люди, а вампиры.
Пару раз ты пыталась сбежать, но я всегда был рядом. Ты боялась, что
не сможешь удержаться и укусишь меня, а я успокаивал тебя, говорил, что
любовь сильнее. Я и сам был очень голоден - а пища была так близко...
И вот ты лежишь в гробу посреди склепа. Твое пребывание среди
не-мертвых окончено. Кол из твоей груди я вытянул, оставлять его там было
бы просто неприлично. К тому же он был натерт чесноком и невыносимо
смердел. Не знаю, как они тебя нашли и кого ты загрызла. Скорее всего,
ребенка.
Вчера поехал доставать тебе кровь - запасы подходили к концу,
оставалась лишь пара банок. Я рассчитывал вернуться к вечеру того же дня,
до того, как ты проснешься. Но поставщик сказал, что недавно продал
крупную партию одному типу. Судя по описанию, это был Бродский. Я всегда
говорил, что для вампира в конце двадцатого века одеваться в стиле Белы
Лугоши по меньшей мере глупо. Если это не Хеллоуин, конечно.
Я не мог упустить такую возможность. Ближайшее подходящее для укрытия
место было в пятидесяти милях к востоку, и я отправился навестить старину
Бродского. А кол нашел бы на месте.
Но полуразвалившаяся церковь была пуста. Других укрытий в
окрестностях не было, и я отправился домой.
Я успел бы, Ева, я точно успел бы. Но, как назло, сломалась машина. А
затем пристал полицейский, и все такое. Короче, ночь я провел в
полицейском участке - "за грубость в обращении с властями". Да и ящики с
донорской кровью в багажнике выглядели более чем подозрительно.
Домой я добрался только после полудня. Разбитые окна. Выломанная
дверь. По полу разбросан чеснок. Крышка гроба открыта, рядом валяется
колотушка. На твоей одежде - кровавые пятна, в груди - кол. Закрытые
глаза, губы, алые от свежей крови, бледная кожа... Бедная Ева. По крайней
мере, ты умерла быстро.
Хорошо, что они не вынесли тебя на солнце. И не отрезали голову. И не
подожгли дом.
Я вынул кол и отнес твой гроб на кладбище. Там был вполне приличный
склеп. Никто из его обитателей не возражал, и я положил тебя на лучшее
место. Затем я пошел в цветочный магазин, он был неподалеку. Скупил все
розы - все до единой. Красные, конечно. Ты всегда любила красные. Я отнес
их в склеп и усыпал ими твое тело.
Солнце скатилось к горизонту. Я сидел у склепа. Длинные тени
кладбищенских деревьев причудливо переплелись у моих ног. Из склепа
тянуло сыростью, тленом и розами. Прохладный ветерок шевелил мои волосы,
навевая мысли. Я думал о жизни, о смерти и о моей Еве. А Бродский
подождет. я его все равно найду.
Я был голоден. Я был слаб - двухнедельное голодание давало о себе
знать. Я был печален. Я нарисовал на внешней стене склепа феникса. Я
вошел внутрь и поцеловал Еву в ее холодные губы. Я ждал.
Они напали в полночь. Где - то в глубине души я надеялся, что они не
придут - ведь в доме был только один гроб, гроб Евы. Но они пришли -
семнадцать человек и Энди, я узнал это, пересчитав трупы. Что ж, они
знали, на что идут. Кроме Энди.
Они набросились все сразу, окружив меня кольцом. Свет факелов (ну
почему они всегда берут факелы?), искаженные от страха лица, зажатые в
руках колы, запах чеснока, идиотское лепетание Энди. Викарий бормотал
молитвы, в очках дока отражалось пламя факелов.
Зазвенела тетива. Стрела попала мне в плечо. Я закричал. Викарий тоже
закричал - что-то об исчадиях ада, если не ошибаюсь. Боль, гнев, горечь
утраты - все это заставило меня забыть обычную осторожность. Это были
люди, убившие Еву. И я стал убивать их, убивать голыми руками. И принял
свой истинный облик.
Когда я опомнился, было уже слишком поздно. Я уже не мог отпустить
тех, кто уцелел. Люди не должны видеть такое. Мне пришлось их убить. Мы,
такие, как я, должны заботиться о своей безопасности. Никто не должен
знать о нас. Даже Ева не знала, кто я на самом деле. Даже эти глупые
вампиры, продолжающие жить в своем средневековье, не знают, чем мы
питаемся.
Взойдет солнце, и я уйду из этого проклятого городка. Прощай, Ева,
моя любовь, кровь моей жизни, моя усталая кровь. Я найду себе другой
городок и другого вампира, и в этом суть экологии. B я убью Бродского, и
далеко не милосердным способом. Я ухожу, Ева, и лишь восемнадцать
истерзанных трупов да феникс на стене склепа будут безмолвными свидетелями
трагедии этой ночи.
(Ночь Бахуса)
Холодный ветер пронизывал насквозь. Я поплотнее запахнул плащ.
Ну почему погода вечно выкидывает такие шутки? Испортить такую ночь!
Я стоял, дрожа от холода, посреди кладбища. Луна еще не взошла.
Могильные камни призрачно белели в темноте ночи. Я поглядел на часы
-стрелки приближались к полуночи. Уже скоро.
Канун дня всех святых - одна из тех немногих ночей в году, когда
я могу встретиться с Сэмом. И мой единственный шанс получить
очередную порцию зелья.
Я впервые встретил Сэма на кладбище, примерно таком же, как и
это. Сейчас все кладбища выглядят похоже, не то, что в былые
времена. Он был в темном плаще, шляпа надвинута на глаза. Я даже
подумал сначала, что он один из нас. Вампиров. Пьющих кровь.
Но он пил нечто другое, как выяснилось позже. И дал попробовать
мне. А начиналось все так банально - я подошел и спросил, который
час. Если он Вампир, думал я, поболтаем о том, о сем, о нашем. Если
же нет - ну что ж, сам виноват, нечего шляться ночью по кладбищам. Я,
знаете ли, смотрел на себя как на эдакого санитара, в экологическом
смысле. Очищал человеческое общество от всяких нехороших элементов:
проституток, бродяг, эксгибиционистов и прочих нездоровых проявлений
цивилизации. Хотя чаще всего это оказывались проститутки. А реже
всего - некрофилы.
Черт возьми, каких-то два паршивых года - и от моих прежних
воззрений не осталось и следа. Теперь выбор моих жертв определялся
доступностью - да еще инстинктом самосохранения. Короче, когда
нужна была кровь, резал направо и налево. Ходил, как дурак, с
тазиком и канистрой. И лейкой.
Да, я стал маргиналом. Давно не стираная рубашка, вся в бурых пятнах
старой крови. Мятые брюки, засохшая грязь на ботинках... Хорошо, хоть плащ
черный, пятна не очень видны. И как это я его до сих пор об гроб не
порвал? Наверное, я везучий.
Новый порыв ветра пробрал меня до костей. Черт, быстрей бы пришел Сэм
со своим зельем. Не знаю, где и как он научился его готовить. Не знаю, что
он туда добавляет. Так, есть пара догадок, но это всего лишь догадки. Я
носил эту пьяную кровь биохимикам, фармацевтам, даже сдал в клинику на
анализ. Безрезультатно. Что толку от процентного соотношения элементов? Я
и без вас знаю, что уровень гемоглобина там зашкаливает. Вы мне скажите,
как ее приготовить!
А сколько раз я пытался проследить за Сэмом! Нанял каких-то отбросов
общества - им было достаточно двух долларов. Правда, толку было никакого.
Тогда я обратился к специалистам. Знаете, сколько стоит нанять частного
детектива? Правда, толку все равно не было. Только хуже сделал. Сэм
устроил мне скандал. Я, разумеется, все отрицал. Короче, мы стали
встречаться, как шпионы в фильмах. В назначенную ночь я стою в условном
месте у телефонной будки и жду звонка. Потом иду, куда скажут. Оно,
конечно, унизительно, но что делать? Мне нужно было его зелье. А ему -
мой товар. Тот, которым я платил.
Чертова психология. И ведь знаешь, знаешь же все эти чертовы законы -
а сделать ничего не можешь. Взять хоть эту кровь. Видите ли, Сэм запросил
необычную цену за свое пойло. Сырье плюс кровь. Моя кровь. Понимаете, моя
кровь, из моих вен, артерий, капиллярных сосудов, или как там они
называются. В общем, сплошной юскипител мантьюлети.
Казалось бы, чего проще - откачай каких-то сто кубов, заткни дырку
ваткой, посиди, воздухом подыши, покушай поплотнее - и все в порядке.
Ежедневно тысячи людей проделывают такие штуки со своими физиологическими
жидкостями.
Людей. В том-то и дело. Для вампира сдавать свою кровь - страшное
унижение. У нас существуют своего рода психологические барьеры для
подобного рода вещей. Ну, там, знаете, категорически не помогать просящим
о помощи, топить утопающих, пугать людей с больным сердцем и все такое.
Где-то завыла полицейская сирена. Я вздрогнул. Руки предательски
дрожали. Одинокий маргинал посреди кладбища. А всему виной тот первый
раз, когда я откачал свою кровь. Самый первый раз. Если бы я сдержался,
если бы устоял... Чертова психология. Стоит один раз перешагнуть через
себя, и все остальное кажется ерундой. Начинается медленное сползание.
Незаметное поначалу, оно вскоре становится привычным, и ты уже и не
пытаешься выбраться. А зловонная трясина засасывает тебя, и чем дальше,
тем быстрее - пока не поглотит целиком.
Я не видел Сэма вот уже полгода. Прошлый раз, на Вальпургиеву ночь, я
всерьез подумывал об убийстве. Наверное, он догадался. Хитрая бестия.
Сказал, что вот-вот получит новую, улучшенную формулу, и кровь станет еще
хмельнее. Врал, конечно. Наверняка, у него полно клиентов по всей стране.
Не знаю даже, зачем он продолжает встречаться со мной. Может, у меня
особенные гены? А может, просто чтобы помучить, посмотреть, как я из
"несущего смерть" превращаюсь в "живущего в коробке"? Хотя в коробке (то
есть в гробе) я и без него живу.
Прошлый раз он дал мне пять литров. Я экономил, как мог. Пол-литра,
правда, выпил так, в натуральном виде - ну не устоял перед соблазном,
изголодался ведь. Остальное пустил на закваску, а последние сто грамм
оставил на осень. Чтобы в последнюю ночь октября, когда состоится наша
следующая встреча (если она, конечно состоится), выглядеть более - менее
пристойно.
Потому что я стал гемоголиком. Сэм так нас называет. Он рассказал об
эффекте привыкания почти сразу же - буквально на третью или четвертую
ночь нашего знакомства. Что-то вроде алкоголизма - или наркомании. Хотя
нет, от передозировки копыта не откинешь.
Все начинается с того, что обычной дозы становится мало. Еще глоток,
еще, а потом еще... Пьешь чаще, хмелеешь меньше, зато дуреешь больше. Я
провел рукой по грязным волосам и глубоко вздохнул. Левая рука стала
что-то нащупывать на груди. Чертова привычка, никак не отделаюсь. Орден я
уже полгода как потерял.
Если быть умеренным, все будет в порядке. Так сказать, выпивать по
праздникам, да и то вмеру. Да где уж там, вмеру. Такие ощущения... В
тысячу раз приятней, чем когда кусаешь вживую - в шею там, или в бедро.
Кажется, на третью ночь Сэм заявил, что дальше надо платить. Мол,
зелье кончается, а сделать новое - нужно сырье. И кое-что еще. Так
сказать, услуга за услугу. Так, сущие пустяки - сто кубов вампирской
крови. Для опытов.
И я дал. С сырьем проблем не было - грабанул банк крови. Со своей
кровью было хуже. Но что делать - и вот я уже держал очередную банку
пьяной крови. Концентрат человеческой экзистенции, тысячекратно усиленное
мортидо (и либидо, конечно) - и никакой сублимации!
Зато появилось похмелье. Дрожащие руки, головная боль, сухость во
рту... И непреодолимое желание выпить еще, выпить во что бы то ни стало.
Обычное питье крови превратилось в процедуру, необходимую для поддержания
сил. И лишь сэмово пойло приносило облегчение, утоляло жажду.
Жажда... Она была повсюду - на кладбищах и на улицах, в моргах и в
городских парках. Днем и ночью.
Я постепенно опускался. Сэмовых десяти литров в неделю стало
недостаточно. Я попросил еще - он отказал. Я снова попробовал выведать у
него секрет приготовления этого чертова пойла - нет, угрозы не помогали,
он прекрасно знал, что нужен мне. А я был нужен ему. Он говорил, что ищет
формулу, которая дала бы ему бессмертие, для этого ему и нужна была кровь
вампира.
Помню, я рассмеялся, когда он сказал мне об этом. Чего проще -
подставляй шею! Но он хотел только лучшую сторону медали. Чтобы без
всякого чеснока, солнечного света, гробов, ну и прочих штучек. Да и
нетопырей он, похоже, боялся. С детства.
Ну да ладно. Боялся так боялся. Не говорит секрет - сами узнаем. Так
на сцене появился частный детектив. Потом - скандал, и наш, так сказать,
"брак" распался. Он дал мне пять литров и распрощался до рождества. Ну и
черт с ним.
Опять ветер. Меня начал бить озноб. Я достал из сумки бутылку с
кровью и сделал несколько жадных глотков. Это, конечно, не поможет, но,
как я надеялся, по крайней мере придаст сил. А остатки браги я прикончил
еще вчера.
Да, я научился готовить свое собственное пойло. Когда Сэм устроил
"развод", я начал экспериментировать. Набрал сырья (тогда и появились эти
чертовы тазик и канистра) и стал варить. Чего я только не перепробовал!
Конечно, сначала выпаривал плазму - чтоб гуще была. Добавлял кровь
животных: козлов там всяких, кошек, собак, крыс, ворон даже. Ничего.
Пробовал и алкоголь, и наркотики, даже змеиный яд. Нет, не то. Белена,
дурман, ядовитый дуб, омела, лавр - не помогает. Пауки, черви, трупный жир
- безрезультатно.
А потом я попробовал свою кровь. Поначалу тоже ничего не было. Потом
я добавил сэмова зелья - чуть-чуть, в качестве закваски. Ничего не
получилось, и я рвал и метал. К биохимикам я к тому времени уже сходил.
Так вот, я совсем уж было отчаялся, пил всю неделю... А потом нашел ее -
бутылочку, почему-то уцелевшую после разгрома неудавшихся образцов. Я
намешал туда всего подряд, и она пролежала неделю. Я попробовал, и - о,
чудо! - там явно чувствовался хмелек!
Я взялся за работу с новой энергией. Вскоре был готов рецепт - на
литр сгущеной крови пять кубов моей и чайная ложка трупного жира. И десять
кубов сэмового зелья для закваски. Две недели - и брага готова. Это,
конечно, не сэмов концентрат, но пить можно. Я довольно потирал руки.
Вскоре производство было поставлено на полную мощность. Двадцать литров в
неделю. Весь подвал был заставлен банками.
Правда, были и проблемы. Брага не годилась для закваски. Чтобы
получить свое пойло, мне была необходима настоящая пьяная кровь. И мне
по-прежнему хотелось неразбавленного сэмового зелья - концентрата, а не
этой мочи.
Время шло. Дрожь в руках постепенно усиливалась. Походка стала
неверной. От обилия поглощаемой браги появилось брюшко. Стал заплетаться
язык. Когда я летал, стал частенько биться об деревья. Бывало, очнешься -
морда в крови, на лбу шишка ...
Потом стало еще хуже. Я просыпался и не помнил, что было вчера. Делал
не то, что нужно. Один раз обмочился в гробу, а однажды сдуру выпил вместо
браги сэмового концентрата! Пол-литровую банку!
В отсветах уличных фонарей появился чей-то силуэт. Сэм? Я быстро
зашагал навстречу. Нет, не он. Какой-то пьяница, судя по походке. Еще один
брат по несчастью.
Где-то я его уже видел. Точно - сегодня вечером, когда ждал звонка у
телефонной будки. По улице ходили дети в костюмах - канун дня всех святых
все-таки. И этот - старый хрыч, а все туда же, оделся, как Бела Лугоши.
Придурок какой-нибудь. Еще и навеселе.
И вот он снова здесь. Странно - кладбище было на другом конце города.
Я разволновался. Рука полезла в сумку, и я сделал еще несколько глотков из
бутылки. Незнакомец подошел ближе. Глаза его сверкали. Судорожно сглотнув
и протянув руку, он попросил меня дать ему промочить горло. Чертов алкаш!
Я грубо выругался и послал его к такой-то матери. Странный у него акцент.
Знакомый какой-то.
Сэм все не шел. Я посмотрел на небо. Ведьм видно не было. Светили
холодные осенние звезды. Их тонкие лучи, как иглы, впивались в кожу и
пробуждали всякие нехорошие мысли. О будущем, например. Я представил, как
я, стоя на коленях, умоляю Сэма дать хоть глоток пьяной крови. Мне стало
противно. А, похоже, именно к этому и шло.
Мои дневные сны уже превратились в сплошные кошмары. То за мной
гонялись осины, то солнце всходило среди ночи, то у меня из-под кожи
пробивались бледные побеги чеснока. Фу, гадость. А дальше будет еще хуже.
Я уже стал вырубаться на улице. Хорошо хоть, перед рассветом всегда
просыпался и успевал вернуться домой. Всегда, кроме того раза, когда
восход застал меня на улице. Бежать домой было уже поздно. Мне пришлось
тогда спрятаться в какой-то церкви - она оказалась поблизости. Весь день
сидел в исповедальне и стонал. От жажды. Хорошо, что никто не вызвал
полицию.
Скоро буду просыпаться в чужих гробах. Или того хуже - рассвет
застигнет меня, валяющегося на улице. Или еще чего, в том же духе.
Вблизи послышался звук автомобиля. Остановился. Со скрипом открылась
дверца. Это Сэм. Я поспешил на звук, стукнувшись коленом о чье-то
надгробие, будь оно неладно. В сумке булькала банка с моей кровью -
положенные в уплату пол-литра моей родимой. Сырье я уже не носил - в этом
больше не было необходимости.
Проклятый пьяница опередил меня. Подбежав к Сэму, он упал на колени и
обхватил его за ноги. Послышались громкие каркающие звуки, перемежающиеся
невнятным бормотанием. Я подходил ближе.
- Сэм, умоляю! Хоть глоточек! Хоть капельку! Ну пожалуйста!
Теперь я узнал его акцент. Венгерский. И он знает Сэма. Я
остановился. Неужели еще одна жертва сэмова зелья? Гемоголик!
Сэм грубо оттолкнул несчастного. "Бела," - сказал он, - "Вы
потеряли всяческое уважение к себе. Прекратите унижаться - это все равно
не поможет. Вы не получите больше ни капли! Прощайте."
Гемоголик глухо зарыдал, упав на землю. Мне почему-то стало его жаль.
Сэм бросил на несчастного прощальный взгляд и подошел ко мне.
- Счастливого Хеллоуина, Арчи.
- Тебе того же, Сэм. Кто это был?
- Да так, один гемоголик. Бела Лугоши - ты, наверное, слышал о нем?
- Да, вроде, - я боялся рассердить Сэма. Неожиданно Бела вскочил с
земли и кинулся к нам. Секунда - и он распростерся у ног Сэма, истошно
завопив:
- Укушу! Клянусь Истопником, сейчас я тебя укушу! Всего один
глоточек! Клянусь Истопником!
Сэм злобно рассмеялся и оттолкнул беднягу. Тот протяжно завыл и уполз
куда-то в могилы.
Мне стало не по себе.
- Тебя ждет та же участь, если будешь злоупотреблять, - Сэм криво
ухмыльнулся. - Принес кровь?
- Да, конечно, - я достал банку дрожащими руками. - Вот.
- Держи, - он передал мне бутылки с зельем. Пять литров, как всегда.
Я изо всех сил боролся с искушением немедленно выпить - хоть глоток. Руки
предательски дрожали. Похоже, Сэм это заметил.
- Следующий раз встретимся в Рино. В ночь на третье марта, на
праздник. Будешь ждать звонка в мотеле "Скорбь Сатаны".
Я послушно закивал головой. Невдалеке кто-то принялся скулить.
- Ну, Арчи, давай, выкладывай. Я ведь не слепой. Давай, рассказывай,
чего ты там варишь!
Я похолодел. Как он узнал?
- Давленые крысы? Змеиный яд? Земля из гроба? - перечислял Сэм. Я
рассказал свою рецептуру. Он выслушал и рассмеялся:
- Идиот! Вы все - жалкая кучка вырождающихся идиотов! Высшие
существа, коим даровано вечное существование! Когда-нибудь ты проснешься с
бутылкой в руке на каком-нибудь пустыре и увидишь, как восходит солнце!
Жалкие пьяницы! Глупее вас был только Парацельс, променявший волшебный
меч, источник вечной жизни, на услуги сифилитичной шлюхи и две бутылки
дешевого вина! Святая Трансильвания!
Бела Лугоши, как тень, выскочил из-за покосившегося надгробия и
впился зубами в щиколотку Сэма. Послышался неприятный хруст. Я поморщился.
Венгр отполз в сторону, держась рукою за окровавленный рот.
- Титановые пластины, - улыбнулся Сэм. - А на шее - капсулы с
аллохолом. На случай таких вот неприятных эксцессов.
Меня замутило. Я больше не мог терпеть. Схватил бутылку и жадно
присосался к горлышку. Из моего горла вырвался какой-то странный,
сдавленный звук. Приятная теплота разлилась по желудку, сознание заволокло
таким знакомым кровавым туманом...
Когда я остановился, Сэма уже не было. Я огляделся вокруг, переводя
дыхание. Никого.
Я стал лихорадочно вспоминать, где же была назначена следующая
встреча. Мотель "Скорбь Сатаны" - да, это легко запомнить. Где? Рино,
кажется. Да, точно, Рино. Я вытянул блокнот. карандаш и быстренько
записал. Память у меня уже не та.
Голова начала кружиться. Мир вокруг меня завертелся и вспыхнул
тысячью инфернальных оттенков. Мои губы растянулись в глупую улыбку. Зелье
действовало. Нужно быстренько записать время встречи - и домой, разливать
закваску по банкам. Когда ж он сказал? На праздник. Какой? Рождество? Нет.
Вальпургиева ночь? Нет, раньше. "Луи не убил Листата"? Когда она там
празднуется, тьфу ты, черт...
- Эй, ты, венгр! - громко позвал я. - Когда празднуется, что Луи не
убил Листата?
- Дас глотосек? - прошепелявил тот, выпрямляясь во весь рост.
Какое-то патологическое чувство жалости проснулось во мне, и я позвал:
- Иди, глоточек дам.
Я достал бутылку с пьяной кровью, отпил глоток и сплюнул в бутылку с
остатками обычной крови. Немного зелья я все же проглотил - устоять было
выше моих сил. Лугоши приблизился, тяжело дыша. В его глазах, казалось,
горел огонь самого ада. Я протянул бутылку.
- Ну? - спросил я, когда он выпил содержимое бутылки и отдышался.
- Тлетьево малта. И повтолно тлетьево синтябля.
- Сам ты бля, - я быстренько записал дату.
- Дай ис╕, - жалобно попросил он.
- Иди ты, ответил я, но не очень грозно. Он облизнулся. Глаза его
бегали.
- Помохи инвалиту биссупому, тай капильку... - затянул он. - Я ис╕
пласники снаю...
Я поглядел на небо. До рассвета еще часов шесть.
- Ладно, пошли, - сказал я, расправляя плечи. Поколотые вены на
руках больше не болели, голова прояснилась. - Или полетим?
- Нет, не нато литеть. Посли лутьсе. - И мы зашагали в ночь.
Пару часов спустя мы уже валялись в пожелтевшей осенней траве на
каком-то лугу за городом. Узкий серп умирающей луны светил двум пьяным
вампирам. Мы уже основательно набрались к тому времени. Черт с ним, с
зельем, еще раздобудем как-нибудь. Ночь-то какая! Хеллоуин!
А ночь действительно была на славу. Редкие облака почти не скрывали
луну, звезды весело подмигивали друг другу. Раз или два по небу пронесся
метеор, раз или два - ведьма на помеле. Пьяная кровь разогнала холод
ночи, наполнив наши жилы огнем, а души - радостью. Мир был прекрасен, и
он лежал у наших ног.
Бела оказался отличным парнем. Правда, акцент и сломанные зубы порой
затрудняли общение, но это все пустяки. Кто еще поймет гемоголика, как не
другой гемоголик? И какая это радость - найти родственную душу, пусть
даже проклятую!
Вскоре мы уже начали выть и горланить песни. Я научил его своей
любимой - про мокрые штанишки Листата. Он тоже научил меня своей любимой
песне - "Bela Lugosi's Dead". Про него. Он еще что-то говорил, что сегодня
"Ноць Пахуса", но я так и не понял, что это значит. Я откупорил новую
бутылку и запел:
Белый на белом, просвечивает черный плащ,
Лежит на спине на плите -
Бела Лугоши мертв.
Нетопыри покинули колокольню,
жертвы истекли кровью,
Красный бархат устилает черный гроб изнутри -
Бела Лугоши мертв,
Немертв, немертв, немертв.
Девственные невесты идут шеренгой мимо его могилы,
Усыпанной мертвыми цветами времени.
Лишенный жизни в смертельном расцвете,
Одинокий во тьме -
Граф.
Бела Лугоши мертв,
Немертв, немертв, немертв.
Когда я проснулся, небо на востоке уже порозовело. Меня била сильная
дрожь. Вокруг на примятой траве валялись пустые бутылки, чуть дальше,
свернувшись клубочком, лежал Бела Лугоши. Спал, как убитый.
Голова раскалывалась от боли. Я подобрал валявшуюся рядом бутылку, в
которой еще что-то оставалось. Непослушные пальцы обхватили скользкое
горлышко, дрожащая рука неуверенно подняла бутылку. Проклятье, солнце
вот-вот взойдет, а у меня нет сил даже встать! Я застонал.
Сзади раздался до боли знакомый злобный смех. Я резко обернулся.
Темная фигура Сэма в неизменных плаще и шляпе маячила в нескольких ярдах
от меня.
- Глупый старый вампир! - сказал он. - Вот и кончилась твоя
последняя ночь. Дитя ночи! Ты пропил свой бесценный дар, свое бессмертие!
Я жадно проглотил остатки зелья из бутылки. Сэм снова рассмеялся. Я
швырнул в него пустой бутылкой, но промахнулся. В траве заворочался Бела.
До восхода солнца оставалось меньше минуты. Я лихорадочно думал, ища
спасения. В голове яркими молниями вспыхивали обрывки мыслей, но я никак
не мог ухватить их.
- Глупый старый вампир! - повторил Сэм. Глаза его сверкали
ненавистью. - Приготовься встретить свой конец, ты, жалкое ничтожество!
Какое наслаждение я получу. глядя, как вы рассыпаетесь в прах в первых
лучах солнца! Как приятно осознавать, что это я довел вас до такого
скотского состояния, что вы сами уничтожаете себя! Превращаетесь из
королей ночи в жалких оборванных бродяг! Нет, я не буду гоняться за вами с
арбалетом и чесноком! Я не буду рыться в могилах с осиновым колом в руках!
Нет, я дам вам пьяную кровь - и вы сами передохните! Все до единого!
Горизонт на востоке стал огненно-красным. Я подумал, что, если
повезет, успею зарыться в землю. Сэм стоял, упиваясь своим триумфом.
- Hasta manana, baby! - сказал он, издеваясь. - Передай привет
Дракуле!
Первый солнечный луч упал на землю. Бела открыл глаза и истошно
завопил. Извиваясь в агонии, он протянул руку к Сэму, хватая воздух
беззубым ртом. В последней отчаянной попытке я бросился на Сэма. Воздух
обжег легкие, и все тело наполнила острая, ни с чем не сравнимая боль. Мои
пальцы сжались на горле Сэма, и я успел увидеть, как руки мои обагрились
кровью. А затем свет померк, и на мир спустилась тьма. Все там будем.
Иван Могила. Славянская кровь: утопи мою голову
Было хмурое осеннее утро. Я лежал в гробу, пытаясь заснуть. Но сон
почему-то не шел. И это продолжалось уже четвертый день.
Я перевернулся на другой бок. В гробу было душно. Я чуть приоткрыл
крышку и глотнул свежего воздуха. Так-то лучше.
Чего я только не перепробовал за эти три дня, пытаясь уснуть. Считал
воображаемые капельки крови - где-то на трех миллионах четыреста
пятидесяти тысячах сбился. И есть от этого хочется. Пробовал не дышать
- мы ведь во сне не дышим. Пролежал, как дурак, весь день без воздуха,
а заснуть так и не заснул. Только синий стал. Ходил, пугал народ всю
ночь, к утру только отошел.
Еще пробовал бормотать "Один крест на старом кладбище, два креста на
старом кладбище, три креста..." Горло только пересохло. И жрать так
захотелось, что к утру саван погрыз в трех местах.
Помнится, брат Чичиков, мир праху его, говорил как-то, что ему
частенько снится один и тот же кошмар: кричит петух, небо на востоке
окрашивается отвратительными розовыми тонами, и над землею восходит
огромная сверкающая копейка. В смысле, вместо солнца. Он вообще на
деде[1] был двинутый, брат Чичиков, мир праху его.
Мне вот тоже давеча кошмар приснился. Будто я в деревню пошел, девок
кусать, а они там все мертвые лежат. И голые. И тут одна выходит, тоже
голая, красивая-красивая, и говорит: "А какое у тебя заветное желание?"
А я чего-то взял да и сказал: "Утопи мою голову!" Тогда она показывает
на большую такую деревянную кадку с водой и спрашивает: "Тебе здесь или
в речке?" Ну, я так подумал, в речке престижнее. Она тогда взяла голову
мою за волосы и стала в речке топить. Вода холодная такая...
Ну, я и проснулся. А на следующий день не смог заснуть. Странно все
это. Может, к психоаналитику съездить? Путь, я понимаю, неблизкий, но а
вдруг это подлый эдипов комплекс голову поднял? Мы с моим царем[2]
никогда не ладили...
Тяжело вообще быть славянским вампиром. Те, на западе, в плащах
ходят, в смокингах, как знатные господа. Не то что мы с братом
Чичиковым, мир праху его. Он этим летом истлел.
Это в купаловскую ночь было. Мы с ним саваны поснимали, чтоб не
мочить, и в воду позалазили. А когда пришли девки с венками и свечками,
стали выбирать. Которая уйдет подальше от других - ее за руку хвать, и
в речку. Ну, двоих и съели.
Потом деревенские парни пошли по лесу бродить, цвет папоротника
искать. Ну, мы одного и умыкнули. Толстого такого, сочненького.
Крестьяне потом на волков все списали. И на леших. А девок - на
водяных. Дураки.
Ну, мы когда наелись, стали по лесу бегать. Так просто, резвились.
Когда глядь - светится что-то. Ну, не так, как на болоте или трупы там.
По-другому. Как огонь. Только живой.
Брат Чичиков как заорет: "Папороть цветет! Чур, моя! Я первый
увидел!" Рабоваться[3] начал, прыгает, пляшет вокруг, зубы скалит. А по
народным поверьям кто цвет папороти найдет, надо руку ножом разрезать и
цвет туда, прямо в кровь положить. На счастье.
- Ну, - кричит Чичиков, - сбудется мое заветное желание!
- Это какое ж? - я его спрашиваю. А он мне:
- Потом скажу, давай бегом в деревню дуй, за ножом. А я папороть
сторожить буду, чтоб не опередил никто. Да поторапливайся - ночи уже
совсем ничего осталось, вдруг оцветет?
Я побежал, как дурак, ему за ножом. Саван еще об ветку порвал, как
назло. Прибежал в деревню, начал по избам бегать, нож ему искать. Да в
темноте мак рассыпал. Еле сосчитал.
Ну, прибегаю к нему, с ножом этим проклятым. А небо уже светлеть
начало. Бегу, значит, глядь - а он, мерзавец, руку себе прокусил и
папороть туды тыкиет![4] Не дождался, значит. Ну, я и себе руку
резанул, а тут что-то как засверкает! Страх! И брат мой Чичиков в прах
рассыпался! Весь! Даже саван его истлел!
И папороть погасла. Зря только руку себе распанахал.
Вот такая вот история. Я остался один. Оно, конечно, скучно стало,
но и выгоды тоже появились. Пищей, например, делиться не надо. И гроб
теперь весь мой. Царь нас в одном гробу-то держал. Скупой был, сволочь.
У него даже гнилой нитки не допросишься, саван заштопать. А ругался
как! Днем завоешь во сне - обоих отлупит, не разбираясь. Чтоб спать ему
не мешали. Он нас два года назад бросил. Гроб свой забрал и ушел куда
глазницы глядят.
Ну, а мы с братом в одном гробу так и остались. Оно, конечно, тесно,
но и весело тоже. То я его коленом в живот двину, то он меня. То он мне
саван погрызет, то я ему. А один раз я ему червей в ухо запустил. Для
смеха. А он и не заметил, пока оттуда мухи не стали вылетать. Вот это
веселье было! Вечером проснешься - полный гроб мух, и все большие,
черные, жужжат!
Ну да ладно. Что было, то было. А я уже четвертый день не сплю. Что
же делать?
Я осторожно открыл крышку и потянулся. Эх, широка русская душа.
Саваны такие шьют, что и двоим влезть можно. Мы раньше как - крестьяне
похоронят кого, так мы через пару деньков могилку-то и разроем.
Покойничка съедим, а саван - нам. Потому как упыри мы. Славянские
вампиры.
Это они у себя там, на западе, нетопырями становятся, в замках
живут, на гробах летают и кусают всех налево и направо. А мы народ
скромный. Мы и мертвечиной не побрезгуем, и в земляночке переднюем. И
летают у нас только ведьмы.
Я как раз недавно такую видел. С неделю назад. Травы в лесу собирала
голая. Я подкрался, ну, думаю, красавица, сейчас я тебя... А она как
засмеется! И старухой стала - гадкой, сморщенной. На помело вскочила и
улетела. Фу, такими только комплексы развивать[5].
А еще царь говорил, за морем такие вампиры есть, которые женщины.
Они по ночам в дом какой-нибудь приходят и сосут. У мужиков. Кровь, в
смысле.
Эка невидаль. Подумаешь, сосут. Мы сосать и сами умеем.
Вчера в деревне свадьба была. Ну, я и заглянул ночью. Пока женишка
грыз, молодая со страху-то и околела. Жалко, еда пропала. Я ее
муженьком вчера досыта наелся, больше уже не лезло. Ну ничего, вот
похоронят, тогда и до нее доберусь. Лишь бы не в осиновом гробу
хоронили. А то я ее не кусал, вдруг как подумают, что это она его
загрызла? Тем более, я молодому прямо на ней горло перегрыз, там все,
что можно, кровью залило...
И без савана ее, наверно, похоронят. Ну и шут с ним.
Сегодня в ту деревню не пойду. Там сторожить наверняка будут. Пойду
в другую.
Мы, упыри, летом наедаемся, а как морозы ударят - деревенеем чего-то
и засыпаем. До весны. Поэтому летом-осенью и лопаем за обе щеки. По
человеку за ночь съедаем. А зимой в гробах спим. Как медведи.
Стемнело. Наконец-то. Я вылез из гроба и размял руки-ноги.
Интересно, если б это я папороть ту нашел, и она сработала, это ж какое
б мое желание исполнилось? Мне так вроде и желать-то нечего. Саван вот
только прохудился, так это не беда, это до первых похорон. А так у меня
все вроде бы есть.
Я отправился в путь. Светила полная луна, где-то ухал голодный филин.
Я шел по лесу.В животе заурчало. У нас как к зиме - так жрать хочется.
Сильно. Я зашагал быстрее.
Вдруг чей-то голос за моей спиной позвал: "Эй!" Я остановился. Голос
был девичий. Я обернулся. Русалка, что ли?
Среди деревьев никого не было. Я принюхался. Вроде ничего.
- Эй, я здесь! - снова позвал голос. Я подошел ближе.
Это была береза. Не то чтобы старая, но и не молодая. А на ее стволе
на уровне головы выступало девичье лицо, довольно симпатичное.
- Ух ты! - удивился я. - Ты что ж это за феномен такой?
- Не феномен я, - ответила девица, - а заколдованная. Поцелуй меня,
а я твое заветное желание исполню!
Ну вот! Только этого мне не хватало - с деревьями целоваться! А
может, это вообще - невроз? Галлюцинация на почве дендротофилии? Причем
милая такая березка, беленькая, будто в саване. Как сказал бы Юнг,
сублимация в форме архетипа "Мировое Дерево".
Еще и желание это. Что они все, помешались на них, что ли?
- Нет у меня никакого заветного желания, - ответил я дереву.
- Будет, - с уверенностью ответило оно.
- Будет, будет, - пробурчал я. - Ты что, не видишь, какой я? Во! - и
я оскалил все свои торчащие наружу зубы.
- Вижу, - ответила девица. - Потому и прошу тебя. Поцелуй меня.
Я посмотрел на луну. Интересно, а если ее укусить? А, дерево - оно и
есть дерево.
И я поцеловал ее. И ушел.
Вскоре я заметил среди деревьев огонек костра. Ну надо же, кто это
такой смелый? Я пошел туда.
У костра сидел солдатик. Беглый, наверное. Этот, как его, дезертир.
- Здоров, служба! - сказал я, выходя из чащи. - Неужто война началась?
Солдатик вскочил на ноги и перекрестился.
- Бог не выдаст, свинья не съест! - дрожа от страха, крикнул он.
- Свинья не съест, - я ухмыльнулся. - А я съем.
И съел.
В деревню решил уже не идти, хоть солдатик и тощий был. В берлогу
вернулся другой дорогой.
Пришло утро. Опять не спится. Ну ничего, я прихватил с собой
косточек от солдатика. Буду мозг высасывать.
Прошло несколько дней. Я все не спал. И почему-то тянуло еще раз
посмотреть на ту березу.
В той деревне похоронили невесту. Без кола, без осины, без мака -
просто похоронили. В саване. Ну что ж - мне же лучше.
Когда я с ней управился, пошел посмотреть на березу. Ходил, ходил,
искал, искал - нашел таки. Только глядь - а она уже по грудь из дерева
торчит! Голая!
Ну, стою я, глазами хлопаю, на диво дивное смотрю. А она и говорит:
поцелуй, мол, меня еще раз. Ну, я плюнул на все, обнял ее и поцеловал,
крепко-накрепко. И побежал себе в лес.
Срубить ее, что ли? И в берлогу утянуть. Все равно не спится. А
вдруг я и зимой не усну? Так хоть заняться чем будет...
Или она умрет, если березу-то срубить? А, ладно, там видно будет.
День я провел, ворочаясь в гробу и думая о девице-березе, о ее
нежной белой коже, алых губках, русых косах. А как стемнело, вылез из
гроба, надел новый саван и пошел к ней.
Пришел и замер как вкопанный: девица уже по пояс из дерева вышла!
Даже чуть ниже! И голая!
Улыбнулась она мне и говорит: вот, видишь, ты меня уже почти
расколдовал. Поцелуй же и в третий раз.
Ну, меня упрашивать не надо. Подскочил, обнял, а она горячая
такая... Поцеловал и отошел. Глядь, и она следом - из дерева вышла и
передо мною стоит, улыбается! Я забыл про все на свете, обнял ее и
повалил в осеннюю листву.
Небо начало светлеть. Вот оно, счастье-то, и никакой папороти не
надо! А она села рядом, улыбнулась и говорит: вот, мол, расколдовал ты
меня. Да я и сам все вижу. Девица, что надо, красавица писаная. У меня
и саван второй есть. Как же это царь с нами делал?
А она повернулась ко мне и говорит:
- Знаешь, что такое гибриды?
- Ну, - отвечаю, - это когда скрещивают чего-нибудь. Ты - гибрид?
Она кивнула.
- Девицы и березы?
- Нет. Девицы, березы и осины.
В ее руке появился острый сучок. Она приставила его мне к сердцу и
нажала. Сквозь саван чувствовалось жжение осины.
Я посмотрел в ее глаза. Они были бездонными и словно манили за собой.
Почему-то все казалось уже не важным. Я смотрел в ее глаза, а
девица-осина сказала:
- Ну как, появилось заветное желание?
Я кивнул, и, когда она замахнулась сучком, прошептал:
- Утопи мою голову.
-----------------------------
[1] Дед - собирательное выражение для финансовых сбережений (вамп.сленг).
[2] Царь - "родитель" у вампиров.
[3] Рабоваться - искренне, неподдельно радоваться (вамп. сленг).
[4] Тыкить - тыкать (вамп. сленг).
[5] Имеются в виду психологические комплексы и психосексуальные
отклонения (перверсии.)
Last-modified: Thu, 14 Oct 1999 12:07:54 GMT