Дмитрий Могилевский. Морозостойкость
---------------------------------------------------------------
© Copyright Дмитрий Могилевский
Email: anatoly8@yahoo.com
Date: 6 apr 99
---------------------------------------------------------------
(Неоконченная повесть для единственного читателя)
Посвящается героине
Предисловие
Повесть неокончена. Я написал лишь первую часть. Я не
знаю, в какой мере вообще все это можно назвать повестью. Я просто
попытался оживить мои впечатления от встреч с близким мне
человеком.
Если использовать повесть как сырой материал или просто
как набор факторов, то, в зависимости от желания, ее можно
переработать в разных направлениях:
Так, для любителей детективов можно было бы ввернуть в
"произведение" какой-нибудь криминал, например, кого-нибудь убить
допустим, героиню.
Для тех, кто любит мелодраму, например, можно дописать
эпилог от третьего лица о том, как герой, потеряв голову после
убийства героини, мучаясь угрызениями совести, нащупал холодный
ком револьвера, всунул его себе в рот и спустил курок.
Для тех, кто любит все заморское, я могу заменить Катю на
Cathie, Скорпиона на Scorpio, МТИ на Harward, "Космос" на "Hilton", а
студенческие военные лагеря - на корпус быстрого реагирования.
Ну, а для того, чтобы повесть опубликовали в "Юности" и
чтобы доставить удовольствие тем, кому "дым Отечества так сладок и
приятен", я могу перенести действие в Азию, на комсомольскую
стройку и начать так, что повесть о любви с лесопилом будет нести в
массы оптимизм:
На полевом далеком стане,
Не уточняю, что за стан,
Однажды в труженицу Маню
Влюбился труженик Степан.
На самом-то деле, я просто писал о Кате, потому что не имел
возможности встречаться с ней.
Я совершенно не пытался анализировать ни саму героиню,
ни мои с ней отношения.
Практически, она сама побудила меня к действию, Когда мы
общались, Катя несколько раз просила меня описать те или иные
моменты наших встреч. Я отчетливо чувствую на себе влияние Д.
Сэлинджера, М. Булгакова, О. Уайльда и Л. Шапиро, но, так как ни
один из них не писал о Кате-Шкатулке, меня нельзя обвинить в
абсолютном плагиате.
Я взываю к снисходительности и прощению и прошу учесть
два смягчающих мою вину обстоятельства:
Во-первых, это все-таки моя первая проба такого рода
повествования.
А во-вторых, что уж говорить, во всем, что касается героини,
я не могу быть до конца объективным, так что, уверен, некоторые мои
мысли покажутся вам по меньшей мере спорными.
Часть первая
Когда я первый раз увидел Ее, я чуть не попал под машину. Я
вам не буду описывать ее внешность: глаза, нос, рот, и все там прочее.
По ходу рассказа сами поймете. Скажу лишь то, то что Она была самая
довольная, самая красивая, самая веселая и самая счастливая.
Она не просто шла. Она летела через Проспект Мира.
И если бы Ей в это время всунуть в руки красное знамя,
одеть на голову фригийский колпак и открыть грудь, то вы увидели бы
женщину с картины Делакруа "Свобода на баррикадах".
На красный свет Она шла к метро "Рижской".
Любой водитель (если он мужчина и не полный импотент),
увидев Ее, должен был забыть (и забыл) обо всем на свете. Даже о
ГАИ.
Неужели катастрофа неминуема?
Я подошел к Ней и обо всем этом сказал.
Она улыбнулась и простила мне мой неуклюжий
комплимент.
Звали Ее Катя Мороз, по прозвищу Шкатулка.
Еще до финала я пытался описывать наши встречи и весь
первый год знакомства уместил на одну страницу. Мне казалось, что я
пишу на самого себя досье:
"Апрель 1983 года. Знакомство на Рижской. Первые
попытки телефонного общения.
Нерешенная дилемма - Катя или Марианелла?
Встреча на Новослободской - отказ от приглашения.
Абсолютная красавица с высоко поднятой головой и мягким
подбородком героини "Страниц Любви" Золя выслушивает от
Новослободской до Марьинского универмага стихи Байрона и
размышления о Совинцентре. Ее ответ - подъездный книксен.
21 апреля Марианелла побеждает.
Невозможность одновременного стремления к двум таким
разным и таким прелестным созданиям побуждает меня подключить
моего друга Хана для окончательной нейтрализации той, о которой я
пишу.
Цирк, опоздание, случайно встреченная Алина, проводы;
несчастный поклонник на Рижской; Корчагина 5; итальянское, по
словам Хана, вино "Кора"; его же россказни о трудностях уединенной
жизни, мочегонное шампанское; такси Корчагина - Октябрьская.
Отказы от дальнейших встреч по мнимой причине нехватки
времени снижают сближающее воздействие "Коры".
Май 1983, утро. Уходит американская косметика, и,
вследствие этого, отношение к "акробатке" падает с
головокружительной быстротой в бездну прагматизма и
рациональности.
Когда она в метро предъявила проездной, там мелькнула
фотография. Я попросил показать ее. Фотография была на цирковом
пропуске актрисы балета Мороз Екатерины.
Октябрь. Телефонный звонок. Ниже нуля. Конфликт? Вряд
ли. Но то, что тупик - совершенно однозначно.
Ноябрь 1983 - февраль 1984 - отсутствие общения.
Вероятно, возобновление отношений инициировалось моим приездом в
цирк, проводами, полуторачасовой беседой с мамой, сыгравшей, как
мне кажется, главную роль в наступившей очень кратковременной
оттепели...
Март. Деловая встреча у меня в Новогиреево. У нее был вид
покинутой любовницы в предвкушении всей сладости предстоящего
аборта. Хиль, Миансарова и теплое шампанское - прекрасный
аккомпанемент к беседе. Насколько помню, я был не особенно нахален.
Остановил ей такси, объяснил как доехать, денег, разумеется, не дал,
проехался с ней до Ждановской и вышел. Так что меня совсем не
удивила Катина невоспитанность, когда она, увидев меня на
следующий день на Новослободской, даже не поздоровалась.
Мне ничего не оставалось, как приехать в цирк, и, за
отсутствием Кати, забрать Алину с подружкой и увезти к себе.
С тех пор мои посещения "проспекта Вернадского" вполне
легализовались, и, вероятно, в один из этих приездов мы подписали
невидимое соглашение о продолжении общения. В какой-то мере
степень связи повысилась после разрыва контракта с цирком 1-го
апреля и, как следствие, появлением массы свободного времени,
которое, разумеется, необходимо to kill.
Я зашел за ней утром, надел на нее наушники и Марианеллин
walkman - Аэровокзал, Хан с Португальцем, магазин для новобрачных,
МТИ?.
Май. 1-го мая я приехал к Хану часа в четыре. Катя была
там в пять-шесть. Корчагина - Ухтомка. Мы у Скорпиона.
Фактически, это ее первый вечер в нашей псевдокомпании.
Были Хан с беременной женой Картиной, майор Пятница с
Луизой, Скорпион, Присоска с Конакошей, Мила Жорик и Казимир
Алмазов.
Я пел "Гол-стол" Розенбаума, ссорился с Жориком,
обсуждал совершенно немыслимые дела с Казимиром Алмазовым. Ну,
а Хан в это время "накачивал" Катю - уж в этом умении ему не
откажешь, и преуспел; да так, что к приезду домой она едва
добежала до WC...
Я должен продолжить повествование об одной заурядной
девушке, которая стала одним из самых близких и дорогих для меня
людей.
???
Июнь 1984-го.
Описывать каждую встречу летом невозможно, так как мы
стали видеться значительно чаще. Помню, что в то время я кружился
по замкнутому кругу Дзержинского района: "интеллектуальное"
общение с Катей плюс деловое с Ханом заканчивались "сексуальными
контактами" с Любой-зуборезкой, которая жила в соседнем доме с
Ханом, и о которой я еще упомяну.
Но один фраерско-красивый день я могу описать. Да, скорее
всего он был запрограммирован, иначе я вряд ли бы одел свой
отпьеркарденовский костюм.
Мы с Ханом встретили Катю недалеко от места роковой
встречи героя фильма "Смерть на взлете" со шпионкой-путаной. Это
Рижская. Раскрутиться больше, чем на рынке Рижском, можно,
наверняка, только на Центральном и в Парижском "Максиме".
Клубника, черешня, абрикосы, цветы. Но где-то ведь надо все это
съесть! Проблему решил модельер Волков (извините, Зайцев),
предоставив свой бар в Доме моделей. Яичный "Боллс", шампанское,
орешки и мороженое с клубникой. Ни выставка, ни показ прелестной
"будничной" одежды советских тружеников не могут растопить
замороженную балерину. Одна надежда на ДДТ (это не русский hard
rock и даже не дуст - отравить мучительницу, а всего лишь
Дюссельдорфский ДрамТеатр с dollmetscherin Кларой). А впрочем,
черт с ним, с этим театром!
Меняем духовную пищу на кухню Дома журналистов. "Не
только человеку все можно простить, если у него дома отменный
повар", - утверждает Оскар Уайльд, и мы с ним согласны. Жюльены,
филе, шампанское, кофе. Желудок - понятие растяжимое.
Но не хлебом же единым жив человек! Что ж, тогда - хлеба и
зрелищ! Выбор падает на японскую кинопродукцию - "Тень воина" в
кинотеатре Повторного Фильма. Черт возьми, во что мы превратили
посещение культурного заведения! В бардак. Смеялись, шелестели
целлофаном, комментировали каждый шаг азиатских императоров.
Высидели, конечно, только одну серию. Впрочем, вряд ли бы зал
стерпел нас во второй.
Вечерняя прогулка по летней Москве. Проводы, прощание...
Мы ездим в цирк за ее комсомольскими документами, курим
в Детском парке и смотрим "ТАСС уполномочен заявить".
Катя готовится переквалифицироваться в химики, но мне
почему-то не хочется, чтобы она поступала в МГУ. Так что ее будущая
неудача огорчила меня не больше, чем провал на выборах президента
Картера.
Я ношу ей полуноменклатурные ананасово-персиковые
компоты, а в ответ получаю рассказ о даче Виктора Луи.
Она милостиво позволяет мне звонить ей из 56-ой больницы
и сообщать о своем "пошатнувшемся" здоровье.
Чтоб не страдать в ночные смены,
желудка язву представляя,
Я проторчал там три недели,
С толчка ни разу не слезая.
Помимо этого, она дает понять, что вполне способна на роль
сиделки, денно и нощно пекущейся о здоровье больного. Я это
явственно ощущаю по частоте (ха-ха!) ее приходов. Вы угадали. Не
пришла ни разу.
Каждый раз, звоня в 62-ую квартиру, я прятал за спиной
цветы. Бог мой! Ее очаровательная улыбка пленит всю Святую
инквизицию!
"Летняя" Катя - это дремлющий и неосознанный стимул всех
моих начинаний, мираж, заставляющий путника преодолевать шаг за
шагом пустыню.
???
Сентябрь 1984-го. Я возвращаюсь из Сочи. К Кате. После
диких оргий. Как блудный сын в лоно семьи.
Этот месяц я провел в Скорпионовой машине. Меня
очередной раз выгнали из квартиры, и ее нахождение было первейшей
и важнейшей целью всей политики. Кроме этого, меня вдруг, ни с того
ни с сего послали на курсы повышения квалификации. Я изучал
грузоподъемные машины и механизмы и получал от учебы
невыразимое удовольствие. Не очень хорошо понимая, зачем мне
нужны эти механизмы, я не задавал лишних вопросов и, наверное, с не
меньшим энтузиазмом изучал бы китайскую грамоту. После такой-то
работы!..
Бабье лето оправдало для меня свое название. Я в полной
мере воспользовался благоприятной обстановкой, создавшейся в
результате замены работы учебой. Неожиданный приезд ленинградок,
благосклонность Зуборезки, ночная разведка Подмосковья со
спасавшими меня медсестрами все той же 56-ой больницы и
отсутствие Кати Мороз в качестве добровольного пожирателя моего
времени помогли мне хотя бы на время разубедить окружающих в
неизбежном и безудержном падении в Катину бездну.
7 сентября. Мы едем из цирка. Мы - это Катя, Скорпион и я.
Родственные чувства подсказывают Скорпиону необходимость
проявления заботы о ближнем.
Он привозит нас на Курский десять минут одиннадцатого -
мне ехать в ночную смену в ночные Электроугли - (хорошо, что не
Электрокамин), прощается со мной в без десяти одиннадцать,
снисходительно относится к неуважительному обращению с машиной
(не факт, что, уходя, я не сломал дверь) и, благодаря развитому чувству
товарищества, увозит Катю домой. К ней. Вероятно.
В эту ночь я написал дурацкое письмо Кате Мороз, надеясь
создать образец эпистолярного стиля:
Дмитрий - Кате
8 сентября 1984г., ночь.
Электроугли - Москва
Писать я люблю. Если лишу, значит произошло нечто
необычное в моей жизни, что-то значительное. Мне приятно писать
о таком. В большей мере это, конечно, связано с женщинами. Я писал
о девяти, самых близких для меня. Из всех только девять удостоились
того, чтобы остаться на бумаге: моя первая женщина - мольбы
молодого любовника; роман в письмах - продолжение курортного
знакомства; первые опыты совместной жизни и последующее
расставание не могли остаться незамеченными; бурная месячная
связь, полная 3-х "с" - стрессов, сцен и страсти, и разорванная в
течение минуты; Анечка, которая стоит в стороне от всех - женщин
ближе нее у меня уже не будет, я даже испытываю чувство стыда,
что лишу сейчас о ней, как об "одной из"; короткое, но очень
насыщенное общение с путаной, попахивающее альфонсизмом;
льстящая мне связь с замужней иностранкой, в которую я был
влюблен 2 года; последней была известная тебе парикмахерша.
Писать о женщине, с которой меня не связывала постель, я,
вероятно, не смогу. Это окончится фиаско не меньшим, чем конец
лапы Борджиа. И все же один неудачный эксперимент я попытаюсь
завершить еще одним исключением из правила - хуже не сбудет.
Могу тебя уверить - ничего приятного в признании
ошибочности своей изначальной посылки нет. Но в данном случае
компромисс с правдой приемлем примерно так же, как договор о
взаимопомощи между Южной Кореей и Албанией.
В поисках новых форм общения я зашел в тупик.
Не сказать об этом - погрешить против истины.
Остается признать гипотезу и метод антинаучными и
"канувшими в Лету". Если покажусь слишком грубым - прости.
Нормальные отношения с тобой, разумеется, должны были
предопределять близость. Ну, конечно, если бы я не был полный
идиот, я бы трахнул тебя в первый же вечер - не сомневайся, ты не
была бы исключением! Но рассуждать теперь о возможности успеха
при условии шаблонного отношения к тебе - все равно, что
дискутировать на 18-ом съезде партии.
Короче говоря, вопрос об ошибочности решен однозначно,
как беременность.
Я не "выбрал" поражение. Я просто констатирую статус-
кво. Ценить мою ненастойчивость - это не для тебя. Мне же
представлялось настолько трудноразрешимым и, я бы сказал,
трудоемким, ломать наши "дружеские" отношения, что я предпочел
непоследовательную тактику выжидания. Чего выжидания?-
Вероятно, у моря погоды. Помимо этого, боязнь разочарования пугала
не меньше, так как привязанность и элементарная логика уступили
бы место раздражению и досаде.
Короче говоря, более менее меня все устраивало. Потерять
я, в принципе, ничего не мог, хотя бы потому, что ничего не имел.
Но все это до поры до времени.
Сегодня чаша терпения лопнула и из нее вылилась желто-
зеленая горечь -"на губах страсти -полынь", как поется в старой
песне.
Я никогда не испытывал от тебя чувства боли. Но мне
достаточно того, что ты склонна к тому, чтобы любезно
предоставить мне возможность испытать подобное ощущение.
Ты предашь меня.
Мои эмоции уже достаточно притулены. Я очень ценю и
берегу свое внутреннее спокойствие. Черт возьми! Так зачем же мне
совершенно сознательно себя травмировать? Не для того ли, чтобы
доказать себе полное безразличие к самоистязанию?!
Несмотря на мое терпимое отношение к лицемерию, лжи,
так называемой дипломатичности, полуправде, тенденциозности, с
женщинами все же я был всегда достаточно честен. Что есть - то
есть; чего нет - не обессудьте!
Слава Богу, что я еще не влюблен в тебя! Я легко переношу
наши разлуки и вспоминаю тебя лишь изредка. Ты уже погубила то,
что еще не родилось.
Меня бесит, с какой легкостью я расстался бы с тобой.
Меня раздражает отсутствие даже той легкой грусти,
которая всегда сопровождает обоюдный разрыв. Мне не жаль
проведенного с тобой времени хотя бы потому, что я не считаю его
потерянным. Время, проведенное с женщиной - впрочем, я повторяю
Моруа.
Прости, но я не могу даже заставить себя написать, что
запомню тебя. Вряд ли.
А может быть, когда-нибудь то, что называется памятью,
и раскроет передо мной образ милой танцовщицы, превратившейся в
гимназистку. Но это сбудет лишь в том случае, если я увижу цирк.
У меня хватило ума не отправить письмо.
В эту ночь все рабочие моей смены поставили под сомнение
мою либеральность. В эту ночь мы, как никогда, перевыполнили план,
и к утру у меня стало исчезать желание взорвать родное предприятие.
???
После восьми экзаменов Катя оказалась на вечернем
факультете МТИ. Ее поступление и все, что с этим связано, - основное
и, наверное, единственное связующее звено между нами. Год назад я
перестал появляться в Техноложке из-за боязни некоторых контактов.
Катя вернула меня на Лесную, и я болезненно стал ощущать
невосполнимую потерю прошедших шести лет. Я в МТИ, как
чужеродное тело в здоровом организме Теперь каждого сотрудника,
каждого студента института я стал рассматривать через мутную
Катину призму.
Октябрь 1984-го. В этом месяце меня приютил Зайцевский
манекенщик Пьер, живущий один в двухкомнатной квартире в
Бескудниково. Я сразу же постарался сделать его телефон знакомым
для большинства женского населения столицы. Были даже некоторые
успехи. В частности, Сашенька Бенуа-Корсакова, подружка Хановской
жены, которой я "сдал" квартиру ничего не подозревающего Пьера
(после чего она сто раз повторила фразу "Ох, какой ты жук!"), была
настолько очаровательным созданием, что я даже на день или два
забыл о Кате. Но не больше.
Из октябрьских images я помню, что однажды случайно
помог Кате купить билеты на Г. Гродберга, и мы вчетвером слушали
орган: Катя, Ира - ее сестра, Маша - ее подруга и я, Дима - ее
поклонник. Мне почему-то запомнилось, как Гродберг оригинально
вскарабкивался на свое сиденье. Можно было бы что-нибудь
придумать для облегчения ему этой задачи. Гарри сыграл "Токкату и
фугу ре минор". За это ему спасибо. Я ждал, что он, может быть,
сыграет хоральную прелюдию D-mol, но Гарри решил, что его почтут и
без прелюдии.
Иногда мы гуляли. Говорил в основном я. И как-то раз, у
"Жемчуга", рассказывая Кате "Фаворит" Д. Френсиса , я вдруг резко
повернул ее к себе и задал самый дурацкий вопрос, который только
можно себе представить:
- У тебя были мужчины?
Я всегда поражался ее умению уходить от ответов. Как,
впрочем, и полному неумению выражать свои мысли. Неудивительно -
кто ясно мыслит, тот ясно излагает.
Как впоследствии происходило не раз, платоническое
влечение к Кате Мороз перебивало самые яркие сексуальные
впечатления от любых девушек, с которыми я встречался. Но в то же
время разнообразие партнерш не вызывало у меня эмоций отторжения
(состояние, когда тебя утром выворачивает наизнанку), что неизменно
происходило бы в случае наличия между нами близких отношений.
На самом деле я моногамен. Если бы я спал с Катей и в
какой-нибудь момент с ней поссорился, то не дай мне Бог попытаться
трахнуть кого-то в первые дни после конфликта. Короче говоря, если
вы поссорились с любимой, я вам советую пару недель повременить и
не "бросать в койку" кого попало для успокоения. (Если вы не хотите,
конечно, чтобы вас стошнило прямо на партнершу, да простит меня Д.
Сэлинджер).
???
Ноябрь. Первый раз я сорвался 7-го ноября у Хана. Хан еще
не раз будет упоминаться здесь, поэтому я хочу сказать о нем пару
слов.
Я знаю Хана лет пять и не стану скрывать, что некоторое
время чувствовал на себе его влияние. Когда я с ним познакомился, это
был типичный пример стопроцентного фраера. Высокий,
симпатичный, пользующийся успехом у женщин, Хан присовокупил ко
всему этому неимоверные каждодневные траты и еврейское
бахвальство. В радиусе пятидесяти метров вся атмосфера была
пропитана Хановским обаянием. Хан был жуткий барахольщик, менял
чуть ли не каждый день шмотки и ходил по МТИ, как В. Леонтьев по
эстраде. Хан никогда в жизни ни с кем не ссорился, лицемерил
направо налево, был сторонником компромиссов и отвергал
решительные действия как волюнтаристские. Хан высказывал свое
мнение по всем возникающим вопросам, совершенно не ставя это в
зависимость от своей компетентности, любил во всем внешние
эффекты, хотя кто-кто, а он-то уж наверняка знал, что не все золото,
что блестит. Хан быстро увлекался и быстро терял интерес, знал
все понемножку и ничего толком. Таких проходимцев мир не видывал.
Он попадал всюду, куда не пускали - в театры, кино, бары и на
экзамены без допусков. Мне кажется, что Хану даже было в кайф, что
попасть куда-либо было трудно и надо проявить свое умение
договориться.
- Сейчас договоримся, - говорил Хан, и через несколько
минут все гуськом за ним заходили в какой-нибудь фешенебельный
кабак.
Даже, когда все было нормально, без сложностей, Хан все
равно создавал иллюзию трудностей, которые для него преодолеть,
мол, все равно, что "два пальца обоссать". А если Хан все-таки
просасывал где-нибудь, он тут же выкладывал пять тысяч аргументов
об абсолютной невозможности достичь "положительного эффекта".
Дескать, это не реально даже, если папа у вас зав. отделом ЦК.
3 февраля 1984 года Хан связал себя узами Гименея со
студенткой института иностранных языков Родионовой Ариной
(Картиной), о которой я могу сказать лишь то, что она производит
впечатление, подобное Маяковскому, - может либо явно нравиться,
либо явно нет, но равнодушной не оставляет. Прошел год со дня
лишения Хана холостяцкой свободы, а он уже поставил во главу угла
своей жизненной позиции воинствующий консерватизм и
стабильность. Типичный пример американца-южанина -
добропорядочный семьянин, консерватор и патриот.
Помимо этого, постоянным кредо моего друга был яркий
прагматизм. Понимание истины с точки зрения ее полезности стало
для Хана чем-то вроде классовой борьбы для марксистов.
Но, вообщем-то, Хан был не дурак, а это главное. И не явная
скотина, как все остальные.
7-го ноября Хан последний раз рискнул фраернуться.
Накупив вместе с майором Пятницей на его крутой цековской базе
ликеров рублей на триста, Хан занялся приготовлением коктейлей.
Кровавая Мэри с пивом и Амаретто с коньяком. Хан, вероятно,
вспомнив, как учил в школе комбинаторику, перепробовал все
возможные сочетания, добавив в качестве еще одного ингредиента
какой-то очень вкусный бельгийский мандариновый ликер. Приехал
Забор с женой, и мы напились до чертиков~ Вдруг я ощутил приступ
гипоглекимии, которым страдала Наташа из ремарковских "Теней в
раю", когда она стояла ночью голая у холодильника, пожирая все
припасы. Я тоже умял все, что нашел съестного на хановских
сковородках и в его "Розенлеве". Любящая, но пока еще не имеющая
детей Катя возилась с ребенком, а мы вспоминали нашу бурную
молодость. В конце концов я не выдержал и обозвал Шкатулку
скотиной за то, что она видит, как я люблю ее, и не ценит этого. После
чего добавил: "С-с-обака!" Все смеялись, вероятно, оценив
самобытную простоту моего признания. В глубине души я, конечно,
понимал, что она меня простит, хотя бы потому, что я ведь на самом
деле ее люблю. Но мне было не до смеха.
Я провожал ее по такому знакомому маршруту, что если
меня разбудить ночью и спросить, я буду, как рефрен, повторять:
"Здесь нет левого поворота, поэтому чуть дальше Марьинского нужно
будет развернуться в обратную сторону и въехать в переулок направо.
Да, да, вот здесь. Теперь налево и еще раз направо. Вот здесь у
подъезда прижмите."
Я еще раз десять повторил, что люблю ее, на что она
ответила, что ей очень приятно слышать это. Вот дура! Мне, например,
было бы совсем неприятно, если бы мне о своей любви говорила
какая-нибудь пьяная идиотка, которую я не люблю.
???
На следующий день я уехал в Минск, а оттуда во Львов и
Моршин. Пять дней я сочинял Шкатулке письмо, обложившись
Уайльдом, Моруа и путеводителем по Западной Украине.
24 ноября, вечер. Уезжаю из Львова, чтобы через Коростень
попасть в Жлобин, на Белорусский металлургический завод - символ
советско-австрийского сотрудничества.
Обычно я беру в дорогу одну сумку, которую можно повесить
через плечо. Спортивного типа. И всегда, когда куда-нибудь
приезжаю, и у меня есть несколько часов свободного времени, я
оставляю ее в камере хранения. Терпеть не могу таскаться с вещами и
уж тем более сидеть с ними на грязном вокзале. Оставалось несколько
минут до отхода, я быстро набрал в ячейке привычный код (он связан с
моей первой любовью и первой самостоятельной поездкой в Крым),
забрал сумку и пошел к поезду. На мне была синяя дутая куртка,
свитер (подарок моей Анечки), очки американской фирмы Rayban
вьетнамского происхождения и кепка Levis. Только я собирался войти
в вагон, как меня остановил патруль, 4 человека.
- Ваши документы? - голос лейтенанта звучал так, будто он
репетирует роль Холтоффа из "Семнадцати мгновений весны" на
украинской сцене.
Я показал.
- Куда едете?
Я ответил.
- Это Ваша сумка? Что у Вас в ней?
Тут мне показалось, что любознательность полицейского
зашла слишком далеко, и я спросил, какого черта.
- Вы очень похожи на одного преступника, которого мы
ищем, Полиция тупо смотрела на меня.
Я сдался.
- Когда я открою сумку, сверху будет лежать Герберт Уэллс.
Открыл, достал, предложил почитать, извинения не принял,
сел в поезд и уехал.
27-го ноября австрийская фирма "Voest-Alpine", в лице моей
полу подружки Клары, и я как частное лицо, совершили
интеллектуальный товарообмен, после чего я, уверовав в советско-
австрийскую дружбу, уехал, нагруженный австрийским кофе,
"моцартовыми" конфетами, молочным шоколадом и сигаретами
Marlboro. Взамен я оставил Евтушенко и Розенбаума.
Один из подарков даже непосредственно повлиял на мое
местожительство. Это было мюнхенское издание ранней неизданной
прозы М. Булгакова. Булгаковский экстаз "Москва! Я вижу тебя в
небоскребах!" и рассказ "Москва 20-х годов" вернули меня на Малый
Каретный переулок.
Кстати, через три дня, когда я вернулся в Москву и
передарил все эти подарки Кате на ее двадцатилетие, она тоже
увлеклась Булгаковым, и ей с ее изысканно-утонченным вкусом
понравилась особняком стоящая "Красная корона". Или она
действительно полная дура, или пределы ее чувства прекрасного
недосягаемы для меня/
???
Вот уже семь лет, как я и дня не могу прожить без соседей.
Такого понятия, как своя кухня для меня не существует. Кухня должна
быть общей. Точно так же, как ванная, туалет, телефон и тараканы.
Квартира на Малом Каретном уникальна. Более бардачной
хаты нет во всей Москве! В одной комнате живет хозяйка - Манька, 37
лет. Она бывает либо пьяная, либо с любовником. А бывает еще пьяная
с любовником. Это хуже Страшного суда! Она, когда напьется,
совершенно отключается. Ходить-то ходит (я бы сказал, носится по
квартире, как угорелая), с вестибулярным аппаратом у нее все
нормально, но что касается остальной части мозга, то у нее там
происходит какая-то трансформация, - видно что-то разлагается, а
после отрезвления восстанавливается, но каждый раз все меньше и
меньше. А иногда мне кажется, что у нее в голове рак. Если бы вы
только послушали, что она говорит, когда напьется, вы бы ошалели!
Большей абракадабры нельзя себе представить! Когда ко мне приходят
друзья или девочки, она относится к этому более, чем снисходительно.
Бывает даже, что она из себя разыгрывает владелицу притона.
Приходит со мной ничего не подозревающая девушка на Каретный, а
Манька вдруг ни с того ни с сего возьмет и ляпнет:
- Ваша комната - последняя.
Подведет, откроет, застелет при тебе постель - белье у нее
всегда белоснежное, отдаст ключи - развлекайтесь, мол, ребята. Точь-
в-точь - мадам Воке. Я еще выйду на минутку - будто расплачиваюсь. К
тому же дом старый, квартира тусклая, впечатление мрачное. Девицы
так обалдевали, что отдавались сходу, без разговоров.
Во второй комнате живет Ива - Манькина дочка. Ей только
семнадцать, но акселерация сказалась на ней во всей красе. Она уже не
первая из моих знакомых молодых девиц Нового поколения, которое
не работает, не учится, ложится спать, когда засыпает, и встает, когда
просыпается. (Еще были Конакоша, Треска и Манана-кайфуша, бывшая
подружка Казимира Алмазова, которая вообще в жизни ни разу не
вставала раньше двух и звонок в полдень воспринимала, как личное
оскорбление. Ложилась она тоже около двух, но чаще все же около
ОДНОГО).
Отношения между мамой и дочкой были вполне дружеские,
но иногда возникали "дискуссии" по второстепенным вопросам.
Однажды во время одной из таких "дискуссий" Манька решила, что
самым веским аргументом для непослушной дочери будет стул. Она
схватила его за низ ножки и с силой, достойной Фаины Мельник,
швырнула его в Иву. Но Ива умирать не хотела и, как пантера Багира,
ловко отскочила в сторону. Стул пробил окно и со свистом вылетел на
улицу метрах в десяти от дома. Ивиным ответом на мамины
радикальные меры явилась перебитая посуда. Абсолютно вся!
И вот теперь в третьей комнате живу я.
В квартире у нас весело, никто не скучает. Но это еще
ерунда! Когда я снимал эту квартиру первый раз, пять лет назад,
помимо меня, Ивы и Маньки там еще жил Даниель - негр из Ганы. Вся
квартира была завалена импортной аппаратурой, банками из-под
голландского пива, иллюстрированными журналами и красными
лампами. Так вот, самый улет бывал тогда, когда девочки, пришедшие
первый раз, выходили из комнаты в ванную или на кухню. Открывают
дверь - а оттуда негр!
Если у вас крепкие нервы и вам скучно, приходите ко мне в
гости.
???
С 3-го декабря у меня наконец-то новая работа. Работа мне
понравилась, и я старался снабдить необходимым оборудованием
родной комбинат. Работа у меня разъездная, практически каждый день
я в новом месте. Если меня не стимулировали материально, то фактор
времени сыграл не меньшую роль: быстрее сделаешь - быстрее
освободишься. Ну а время, как известно - деньги. Во всяком случае,
явным показателем отношения к своей работе я всегда считал
восприятие рабочего времени. Так, например, когда я работал
мастером, я спрашивал "который час" через каждые пять минут. Не
думаю, чтобы это говорило о страстной увлеченности. Теперь же,
когда день проходил быстрей и интересней, мне некогда было
смотреть на часы.
Ну, а с моей пассией мы встречались в декабре лишь в
институте и, может быть, несколько раз у нее дома.
Я даже пару раз сидел с ней на лекции. Смех! Большего
идиотизма нельзя себе представить! Мне, окончившему этот чертов
институт раньше, чем она узнала о его существовании, казалось, что
меня оставили на второй год. А тут она еще в перерыве заявляет:
- Да, кстати, Дима, ты знаешь, я замуж выхожу, - так,
мимолетом говорит, как если бы ей, например, завтра в ателье надо
было.
Перед глазами у меня появились олимпийские кольца и
медленно поплыли. Я никак не мог понять, на что это было похоже. И
вдруг я вспомнил волка из "Ну погоди!" в момент, когда штанговый
блин "возвратился" ему на голову. Волчьи глаза двигались асинхронно
по очень замысловатой орбите на фоне популярной песни 6О-х годов
на слова -Евтушенко "Не спеши".
Слава Богу, -говорю, -баба с возу - кобыле легче.
Но с лекции я ушел. На всякий случай.
24-го декабря, в день перед Рождеством, я был в институте,
встретил Шкатулку и стоял с ней у окошка рядом с кафедрой. Она ела
апельсин и выглядела отвратительно - заспанная, с растрепанными,
явно не сегодня мытыми волосами и пустым взглядом. Помимо этого,
на ней была дурацкая то ли красная, то ли розовая кофта и юбка,
которая ее полнит.
Я сказал, что она похожа на святую Инессу, - за что
гениальный испанец? меня растерзал бы. Катя повернула голову и
посмотрела сквозь меня своим стекленеющим взглядом:
- Неужели еще что-то осталось? - спросила она.
В ее голосе была грусть и беспомощность.
???
Конец декабря отмечен прежде всего приездом Чмони (105
армянских кило). Мы встречались каждый день и успели натворить
массу всяких бед. И если нам не удалось раздолбать молодую ячейку
советского общества - Хановскую семью, то их голубую ванну мы
подпортили основательно. Небезуспешно в этом нам помогала моя
тогдашняя подружка - Ира Соболевская из Плешки. Мы не на шутку
перепугались после поездки к вышеупомянутому манекенщику Пьеру с
Манькиной дочкой Ивой и ее подружкой Ксеней, которым вместе
было 32 года, успели проштудировать весь уголовный кодекс и узнали,
что у нас, оказывается, не поощряется совращение
несовершеннолетних. В перерыве между развратом, достигшим
невероятных размеров, мы забежали в институт и вместе с
Португальцем и Казимиром Алмазовым встретили улыбающуюся
Катю, которая в числе первых в институте приветствовала замену
рабочего времени на аэробику. Стройненькая, худенькая, она вышла
танцующей походкой из спортзала и была похожа на школьницу.
Святая невинность. Ангел без крыльев.
Аббат Прево со своей "Манон Леско" и Чмоня с его
клеенками (он этих скатертей-клеенок привез штук сто и раздавал их
направо налево) помогли нам выразить наше признание.
Предновогодние дни отмечены растущей напряженностью.
Дней пять потребовалось Кате, чтобы в конце концов отказать всем
моим друзьям - Хану, Пятнице и Чмоне. Она тянула вплоть до 30
декабря, не говоря ничего конкретного, - не отказывая и не
соглашаясь. Я сам ее никуда не приглашал, свалил на друзей (обманул
кондуктора - взял билет и не поехал). Единственное, что я сказал, так
это то, что "где бы я ни был, ты должна быть со мной. Это Новый год,
и я не уступлю. Твой отказ равнозначен разрыву".
30-го вечером звонит Пятница и сообщает о Катином
официальном и однозначном отказе.
Мне показалось, что я - в армии, так как у меня зашевелился
большой палец правой ноги. От возмущения. Я позвонил Кате и
прослушал еще раз то же самое. Слова били в самую точку. Сухо,
раздраженно, жестоко и без каких бы то ни было объяснений. Я был
спокоен, как Макферсон перед казнью.
- Если ты хочешь забрать Ницше, то можешь заехать, -
закончила Катя, и я положил трубку.
Холодный, свистящий ветер постепенно приводит меня в
чувство, пока я ловлю такси.
Когда я зашел, Кати уже не было. Ее очаровательная мама
призывает меня к снисходительности. Я подумал, что был бы более
снисходительным, если бы был ее братом. И вдруг как снег на голову
является Катя и говорит:
- Дима! Поехали со мной в цирк.
Так и говорит. Как ни в чем не бывало.
Я был поражен, услышав собственный голос:
"Поехали.'
Мы никак не могли найти подходящее вино, которое она
хотела взять с собой в цирк. Если бы не мое упрямство, она
согласилась бы и на розовый портвейн.
(Меня, например, совсем не удивляло, что все балетные
девки, выступающие в Континентале на Красной Пресне, почти
каждый день собирались после работы и, доставая из сумок какую-то
бормоту, пили его в парке маленковскими стаканами. Но Катю,
распивающую "Арбатское" и заедающую его икрой минтая, я смогу
представить не скорей, чем себя активным членом "Братьев-
мусульман". А все потому, что я сделал из Кати культ. Культ Кати
Мороз. - Катя взглянула! Катя сказала! Катя ушла!..)
Денег у меня не было, она дала мне десятку, и я купил ей
шампанское в магазине, который в легендарные времена назывался
Елисеев. В десятом часу мы были уже в цирке.
Суматоха! Вы не можете себе представить. Девки-балерины
бегают в своих дурацких нарядах, все куда-то спешат, и до нас никому
нет дела. Она уже тысячу раз пожалела, что пригласила меня.
А тут я еще есть хочу - сдохнуть можно! Шкатулка отвела
меня в цирковой буфет, заказала все, что я попросил, и расплатилась.
Я чувствовал себя мальчишкой, которого родители поручили на
вечер дальней родственнице.
"Надо уехать, надо уехать. И как можно быстрее", - говорю я
себе.
Но иногда я бываю ужасно нерешительным.
После буфета Катя решила, что все проблемы можно одолеть
одним махом. И со спокойной совестью. Она посмотрела на меня так,
будто не совсем поняла, как я очутился в цирке, и тактично заметила:
- Ты знаешь, Дима! Было бы лучше, если б ты уехал.
Я вспомнил о прямопропорциональной зависимости между
стрессами и нервотрепками с одной стороны и ишемической болезнью
сердца и язвой желудка с другой, неслышно поскрипел зубами,
попросил принести мне куртку, поздравил Катю с Новым годом и
уехал. Домой я вернулся только утром. Ива сообщила, что только что
звонила Катя. И хотя других Кать у меня не было, я попросил мою
семнадцатилетнюю соседку набрать телефон и послушать голос.
Голос был тот же.
Звонить я не стал.
???
4-го января 1985 года я уезжал в Таганрог. Провожала меня
Венера, к сожалению, не Милосская. Это была моя первая
командировка, и я понял, что познавать новые города за чужой счет
гораздо приятнее, чем за собственный. Это чем-то сродни науке. Наука
тоже доставляет немалое наслаждение. Ею занимаешься за счет
государства, да еще получаешь при этом материальное
вознаграждение. Так что я не прочь заниматься наукой, а в свободное
время путешествовать.
Два дня я прожил в одноместном номере гостиницы
"Таганрог". Было тепло, как весной. Раньше погода никогда не влияла
на мое настроение. Я сделал зарядку, перестирал все шмотки,
обработал ногти, постригся, побрился, сходил в баню, поел в
ресторане и вернулся в гостиницу. И тут звонок.
Вообще-то я приветствую телефонные знакомства, правда, в
тех случаях, когда инициатива исходит от меня.
Голос в трубке был молодой, вкрадчивый и хорошо
поставленный, а речь показалась мне отрепетированной, как легенда у
шпиона. Каким-то образом ей удалось втянуть меня в беседу~ Я не мог
говорить с ней серьезно и старался все переводить на юморную нотку,
что вызвало недовольство трубки, пропевшей мне о том, что я не
создаю "интеллектуально-психологического комфорта". Когда она
пришла, я обалдел! Она была старше меня лет на десять, и ее
внешность была так же далека от ее голоса, как действия пакистанских
властей от их принципов. Я тогда не читал еще "Над пропастью во
ржи" и не знал, как вести себя с гостиничными проститутками. Я
делал все возможное, чтобы эта дура поняла, что я ей не отдамся. Мне
потребовался час, потому что, несмотря на свою эрудицию, в этом
отношении она оказалась чрезвычайно тупа. Наконец, она ушла. Я
заперся на два оборота и проверил все ли на месте.
Остальные дни я гостил у Инниных родителей. С девочкой
Инной у меня был в Москве маленький романчик. Но это было два
года назад, и с тех пор она успела выйти замуж и родить ребенка. (Я
поразился терпимости и гостеприимству ее мужа, хотя, может, он
просто ни черта не знал). Меня развлекали, как зарубежную
делегацию. Я обошел все чеховские места, посмотрел Таганрогскую
картинную галерею и "Брак по-итальянски" с Лорен и Мастрояни.
Потом я просто тихо прибалдел, когда муж -поклонник английского
рока 70-х - предложил мне послушать моего любимого Эмерсона
(Emerson, Lake & Palmer), сумасшедшую группу King Crimson и
органиста Rick Wakeman'a. На стенке в это время появлялась
стилизованная смерть а-ля Босх, которая поигрывала на скрипочке.
Лампочки светомузыки помещались прямо на складках одежды этой
уважаемой дамы, на черепе и на смычке.
Я послушал "The Six Wives of Henry VIII" Рика Вэйкмана,
"Картинки с выставки" Мусоргского-Эмерсона и впал в религиозно-
наркотический экстаз.
В эту ночь мне приснился Сон.
Сны мне перестали снится с тех пор, как я встаю каждый
день вместе с гимном. Не представляю, как человек может видеть сны,
если он спит по пять-шесть часов. Я сплю, как убитый. Но когда я
высыпаюсь, сны мне снятся каждую ночь. Обычно сновидения бывают
хорошие и исключительно цветные. Ни разу не снились черно-белые.
Плохие же сны настолько выводят меня из строя, что я потом хожу
весь день, как пришибленный.
Этот сон был ужасный.
"Властитель тьмы подал мне знак И за собой увел во
мрак..."
Катя в районе ВДНХ останавливает красное такси и куда-
то меня везет. Я не могу понять, где мы едем. Москвы не узнаю,
скорее всего, это какой-то западный город; вероятно, из-за обилия
неоновой рекламы~ Наконец, мы останавливаемся около дома на
набережной, и Катя открывает передо мной дверь. Типичный
советский дом высшей категории. Молодая и привлекательная
консьержка здоровается с Катей, как со своей подругой и смотрит на
меня, как на очередную жертву.
Весь сон какой-то пурпурный.
-А ведь ты меня совсем не знаешь, - в черных
Катиныхглазах появляется наглая усмешка.
Из квартиры, куда мы входим, гремит музыка. Что-то
вроде "Круиза". Катя, не раздеваясь, проходит в комнату и
захлопывает дверь. Я успеваю увидеть на полу медвежьи шкуры, а на
стенах рога. Меня останавливают какие-то двое незнакомых юнцов.
Обычно в самых невероятных сочетаниях мне все-таки снятся
знакомые лица, а этих я видел впервые.
- Ты ее знаешь? - спросил один из них. Таким я представлял
себе Лукавого из "10-ти лет во сне" Джетты Хамбер.
- Да так, немного, - мне показалось, что сейчас меня будут
проверять на детекторе лжи.
- Она проститутка, кисло процедил сквозь зубы второй.
Я решил дать ему по роже.
Не стоит, - мягко сказал Лукавый.
Каким-то образом эти двое читали мои мысли. И вдруг они
взахлеб, перебивая друг друга, стали мне рассказывать, как они
трахали Катю. Убейте меня, если я что-нибудь соображал. Я жутко
хотел выдаться отсюда, но ватные ноги держали меня на месте.
Тогда я ответил:
Ну что ж, прекрасно -своя девочка. Сейчас развлечемся.
Потом все прервалось. Только пурпурная сфера и все.
Наконец, я оказался на Звездном бульваре. Фарцовщик с
Кудринки предлагает мне купить за трешник фотоаппарат "Зенит Е-
". Я торгуюсь, требуя еще и вспышку.
Опять провал.
И снова я в подъезде "номенклатурного" дома. Дверь
распахнута. Захожу в одну комнату за другой, но никого не вижу. И
вдруг слышу какие-то приглушенные голоса. Ногой открываю
очередную дверь. Комната была маленькая, и старинная арабская
кровать занимала почти всю площадь. На полу валялись опрокинутые
бутылки, подсвечники, раздавленные окурки и все то, что называют
предметами женского туалета. В постели была Катя с высоким
белокурым мужчиной. Во всяком случае, мне он показался высоким и
похожим на римского легионера. Я достал фотоаппарат и стал
щелкать с таким остервенением, будто расстреливал врагов народа.
Шкатулка кривлялась перед объективом, у нее были длинные пышные
волосы и такая кожа, будто ее сто часов продержали под
ультрафиолетом. Потом все пропало, и на следующий день я
встречаю мою любимую перед нашим институтом. Она здоровается
со мной, и вдруг в ее глазах возникает непривычное злобное
выражение, а по губам пробегает презрительная усмешка:
-Теперь ты понял, кто я такая.. Все мое окружение всегда
сбудет считать меня паинькой, - она усмехнулась, - а я плевать на них
хотела!
Между нами проехало красное такси, и Катя исчезла.
Я проснулся и решил быстрее встать. Окна были зашторены.
Ничего не видя и вскакивая по инерции в другую сторону, я с такой
силой трахнулся головой о батарею, что у меня на самом деле глаза на
лоб полезли.
???
Из Таганрога я вернулся 10-го января. Заехал домой, принял
душ, переоделся, выбежал на Самотеку, остановил такси и через пять
минут был у Кати. Она не удивилась, но, по-моему, обрадовалась. Ее
мама, вероятно, используя этиловый спирт не только в научных целях,
приготовила из него ликер, добавив туда концентрированного молока,
сахара и кофе. Русский Irish cream. К часу ночи от него не осталось и
следа. Шкатулка была возбуждена, доброжелательна, откровенна, и у
меня опять стал появляться проблеск надежды. Я рассказывал ей
второй том "Унесенных ветром", и мы вместе читали последние
страницы романа - расставание Скарлетт и Ретта. Она была без ума от
книги. Меня просто убивала ее сентиментальность. Что касается
героев, то мы были по разную сторону баррикад. Читая последние
диалоги Скарлетт О'Хара и Ретта Батлера, я подсознательно
чувствовал, что не хочу, чтобы Скарлетт удалось вернуть Ретта. Катя
же надеялась на компромисс. В этой книжке есть такие моменты, что
рыдать хочется. И если бы меня спросили, кто больше всего сблизил
меня с Катей, я ответил бы - Margaret Mitchell
Правда, в начале беседы она успела ляпнуть ни к селу, ни к
городу, что ее бросил любовник. Я понял, что большей дуры я в жизни
не встречал, и захотел с ней сделать то, что сделал слуга графа Робера
Артуа с Маргаритой Наваррской...?
Шкатулка говорила о романе и параллельно высказывала
свои консервативные взгляды на нравственность. Говорила она
убежденно, и этим, как бы косвенно, заставляла меня верить в ее
принципиальность. Она говорила о своем неприятии пошлой
действительности и о сплетнях на кафедре, о дружбе с простой
девочкой Машей и об одной своей подруге, от которой в некотором
аспекте она отмежевалась не менее категорично, чем ЮАР от
действий группировки УНИТА.
Я понимал относительность и условность ее излияний. Я
понимал, что видимость всегда будет для нее важнее сущности. Я
думал, что уж лучше она была бы полностью безнравственна, чем так
желеобразно псевдонравственна. Ни одной из сказанных фраз она не
сможет отстоять, если на нее надавить, потому что на самом деле она
просто слабохарактерная дура. Но я любил ее, и в глубине души верил,
что она не способна на предательство.
Катя не способна на предательство! Вот умора!
Каждый раз, когда появлялось что-нибудь более интересное,
чем мог предложить я, Катя без объяснений уходила. В этом
отношении она была абсолютно раскомплексована. Нет, вру, иногда
она говорила: "Завтра позвоню, все объясню! А сегодня я очень
спешу!" Ни разу я с ней не встречался просто так. Каждый раз я
должен был что-нибудь придумать: театры, "Космос", видео, дни
рождений, поездки на дачу, обмен книгами, забытые вещи и т. д. О
том, чтобы позвонить и сказать: "Катя! Я хочу тебя видеть!" не могло
быть и речи.
В недалеком будущем Катя произнесет не одну
"антипредательскую" тираду в отношении "счастливого поклонника
на Рижской", но у меня это уже не вызовет сочувствия. Однако об
этом позже.
???
Я сумел договорится со своим самолюбием по поводу
разрыва с Катей Мороз. Причиной тому послужила замена новогодней
ночи на вечер 13-го января и замена дачи майора Пятницы в
Переделкино на его квартиру. ."Катя, мы встречаемся каждый день.
Почему мы не можем быть вместе на Новый Год.." - взмолился я.
"Потому, что Новый Год -это ночь", - отрезала Катя.. У меня просто
не хватает слов, чтобы описать это самонаебательство! Это была такая
замена Нового года, как если бы вам в каком-нибудь фешенебельном
ресторане вместо чашечки espresso принесли стакан разбавленного и
холодного к о ф е й н о г о напитка "Арктика"!..
Мы никак не могли остановить такси, и нас подбросил
какой-то частник. Как назло, я еще забыл, как подъехать к "пьяному"
дому майора Пятницы на Новокузнецкой, и мы долго кружили. У меня
вконец испортилось настроение. По пути я ей рассказывал про
Пятнитскую Луизу - этот феномен выдержки, хладнокровия и
терпимости. Луиза просидела всю ночь, как истукан, на кухне в
темноте, пока майор трахал в комнате ее сокурсницу, дождалась, пока
та утром уехала, и, не задумываясь ни на минуту, вернулась к Пятнице.
На меня это произвело неизгладимое впечатление. Такого я еще не
видел.
- Дима! А я тоже - "телка?" - полукокетливо спрашивает
Катя, закусив нижнюю губу.
-Да, - говорю. Но думаю "нет".
За этот вечер она так достала меня своей холодностью, что я
готов был уйти в монастырь и до конца своих дней петь четвертый
псалом. Она постоянно отвлекалась, и, казалось, ее мысли витали где-
то в Западном полушарии. Пила мало, но курила одну сигарету за
другой. единственное, что, может быть, ее оправдывало, так это то, что
жрать было всего ничего: вареная картошка, севрюга и зеленый
горошек. А есть она любит жутко! -ест много, да еще к тому же
ужасная привереда.
Я хотел показать несколько карточных фокусов, но с таким
настроением не мог сделать даже примитивный двойной вольт.
Фокусник Фрид - мой карточный учитель, сказал бы: "Дайте ему в
руки стеклянный хуй, так он и его разобьет и руки поранит!"
Пятница завел будильник на полночь, а в 11 перевел стрелки
на час вперед. Мы дружно подняли бокалы с шампанским, в котором
мне хотелось утопиться.
В такси я пожалел, что у нас нет пуленепробиваемого стекла
между салоном и местом водителя, как в машине Бормана, потому что
тихо говорить я уже не мог. Пять минут я готовился и, когда мы
подъехали к площади Ногина, сказал:
- Катя! Я попал в дикий переплет.
- Что случилось? - заботливо спросила Шкатулка таким
тоном, будто подумала, что от меня забеременели восемь школьниц.
- Я люблю тебя, Катя! - выпалил я, взял ее руку, стянул
перчатку и стал целовать. Мне показалось, что ее рука лежала в
морозильнике. Но в какой-то момент я почувствовал, что Катя тоже
женщина, а не мумия, и, вероятно, преступил границу дозволенного.
Она моментально отдернула руку - на все, что касается секса для меня
наложено абсолютное табу.
- Когда мы выйдем из машины, я тебя поцелую, -
безоговорочно сказал я. Катя молчала. Вероятно решила, что такому
зануде, как я, легче уступить, чем доказать, что не хочешь.
Я попросил водителя подождать, безуспешно попытался
исполнить в лифте угрозу, пока он тащился до третьего этажа,
вернулся в машину и уехал домой.
???
С Забором я встретился первый раз в феврале 1982 года, хотя
мы были наслышаны друг о друге довольно давно. Мне позвонил Хан,
пригласил меня с Анечкой в бар и сказал, что будет с девушкой.
Девушкой оказался Забор. Он уселся за столик и сразу, "с пылу-с
жару", стал рассказывать о своем очередном несчастье - ему опять не
удалось уговорить отдаться какую-то девицу. Забор мне понравился. В
нем не было хановско-скорпионовской наглости и позерства, а была
какая-то тихая, вкрадчивая "просачиваемость". Впоследствии Картина,
злая на язык хановская жена, прозвала его "тихий блядун".
Зная о нашем "матриархате" и о том, что я поеду в гости
даже к Ясеру Арафату, если Катя соблаговолит составить мне
компанию, Забор позвонил моей платонической girlfriend (с моей
подачи) и пригласил нас в гости. Катя согласилась. А мне могла бы
отказать. (А Забор, если бы родился на Западе, скорее всего, был бы
сутенером).
Пока мы дошли до Рижской, Катя прожужжала мне все уши
моей самой любимой фразой: "Дима! Возьми такси!" Но если уж я
уперся, меня ничем не прошибешь. Мы проехали шесть остановок в
лучшем в мире метро (в вагоне стоял синтетический запах
французских духов, перегара, немытых подмышек и сухой колбасы),
прошли километра два по абсолютному бездорожью, после чего
попали к Забору.
Я устаю подробно описывать каждую встречу. У меня
неплохая память, и я помню каждую Катькину фразу, каждый взгляд и
каждый жест. Но лучше всего я помню, во что она была одета. В этот
день она наконец-то нашла применение имеющим ко мне некоторое
отношение бусам.
Весь вечер нам гадала Заборовская прабабка, которая была
старше ХХ века. Впрочем, я бы предпочел, чтобы Кате гадал м-р
Финбоу из "Смерти под парусом" Ч. Сноу. Уж он бы вытянул из нее не
меньше, чем из Эвис Лоринг.
Каким-то образом разговор перешел на военные лагеря. Тут
уж меня не остановишь. Хотя прошло почти рассказывали нашим
дамам, что такое "электрический стул"?, и сколько воды вытекает из
общевойскового защитного комплекта (ОЗК) после марш-броска;
рассказывали, что йодом и зеленкой можно вылечить все болезни; что
изучать станции Московского метрополитена можно и не будучи в
Москве?; что перловая каша небесного цвета тоже бывает съедобной;
что бромистый калий, добавленный в жрачку, обладает потрясающим
антисексуальным эффектом; что ходить можно по трем
"направлениям": строевым шагом, бегом и с песней; что "стоять на
тумбочке" - вовсе не значит залезть на нее с ногами; что складка на
гимнастерке иногда является признаком респектабельности; что если
бы дней было не 90, а 91 - мы бы повесились.
Кстати, если вы хотите узнать поподробнее, что такое
военные лагеря Технологического института, я могу процитировать
письмо моего друга Толстого, мастера спорта по вольной борьбе. В
сокращенном и практически освобожденном от мата виде оно
выглядит следующим образом:
Скотина, здравствуй!
Милый друг! Срочно напиши мне письмо с описанием той,
так любимой мною жизни. Я уже обалдеваю от всего происходящего.
В принципе я готов был ко всему, но такого кошмара! Все немного
легче, так как я в итак и вот печатаю "профессионально" на машине
"Оптима". А остальные в это время трахаются на полигоне с ОЗК,
ну, я надеюсь, что ты знаешь, что это такое. Но чувство, что тебя
могут отодрать в любую минуту не покидает меня с 1 июля. Здесь
сержанты так спать мешают, что потом ходишь весь день, как
будто с тобой провели анальный половой акт...
Братан, умираю, привези мне сюда какую-нибудь телку, все
равно, какую, лишь бы со всеми женскими атрибутами. Прошла
неделя(!) воздержания.
Тут такая халява стала вылезать на поверхность: у одного
мама, у другого дядя, у третьего рука волосатая - ну просто обалдеть
можно.. Я же, как всякий тихий и маленький человек, послал весь
этот раскардаш к чертовой матери и вот сижу себе и печатаю.
Иными словами, чтобы как-то облегчить свое положение, надо
работать в штабе. Ну, черт возьми, как устану, не могу печатать
без ошибок. Здесь, чтобы жить хорошо, надо иметь рублей 500,
тогда можно послать столовую нахуй. и покупать жратву в
магазине - уникальное место. Но это еще не все. Здесь еще письма
перлюстрируют - за такое письмо сразу пиздец.
Уже имеются кандидаты, которых я лично изобью на
станции "Ногинск" после лагеря.
Продолжаю писать после ужина. Сейчас кто-то стащил в
солдатской все деньги и на плацу ебут бойцов. Там в этой чайной
работает местная шлюха, зовут Наташа, по-видимому, ее трахают
все офицеры части по очереди. Я тоже хочу, но, естественно, хер
чего получу. А жаль!
Свиридов растер себе всю промежность и ходит теперь,
как пингвин. Экзотика! Вчера он достал бритву и пугал сержантов и
курсантов всего батальона. Этот халявщик выворачивается
наизнанку, хочет уехать отсюда работать в Москву, на военную
кафедру, но у него ничего не выйдет.
Братан! Ты когда-нибудь видел, как пьют одеколон. После
присяги я подарил сержанту нашей роты флакончик одеколона. Ты бы
видел, какой он был благодарный! Глаза его слегка увлажнились и
долго блестели; потом от него пахло, как из парикмахерской.
Комары здесь совершенно невероятных размеров, как
шакалы, и им монопенисуально кого кусать, хороших парней, вроде
нас, или всякое отребье, которое лижет жопу всем прямым и
непосредственным начальникам.
Здесь, говорят, добавляют в жратву какую-то дрянь! Ходят
слухи, что KBr?. Это для того, чтобы солдат СА не отвлекался на
всякого рода туфту, как-то: девочки, мордочкой сержантского
состава и своих товарищей, воспоминания о прошлой жизни,
нехорошие книжки, кроме, разумеется, установленных газет, и думал
только о благах, какие предоставляют армия и ебаный флот.
Изложу вкратце будни нашей в/ч.
Ужин. Сыро. На душе дерьмо. Столовая. Дурные запахи,
звон посуды. На первое подают кашку, черт знает из чего, на второе
чай с 4-мя кусками сахара; кашка подается с рыбой, в которой
полным-полно гельминтов?. Сначала бойцы не верили, но после
демонстрации глистов во всю длину на столе, прониклись. Теперь
обжираюсь глистастой рыбой. Ты ведь знаешь, я парень без
комплексов.
Остановлюсь на подготовке ко сну и на сне. Подготовка ко
сну начинается с чистки зубов. Далее, натягиваю шерстяные носки
толщиной в палец - подарок моей бывшей подруги, затем "олимпийку"
и штанишки. Ночь можно считать удавшейся, если не звенел браслет
от часов, когда трясешься от холода. Кончается вся эта процедура
криком "Рота, подъем!", и все начинается сначала. Душа моя
изнемогает, чувствую себя, как говно в консервной банке, - читай
"Черви" Флэнагена. Иногда бывает все абсолютно по фигу, а сегодня
посмотрел я в голубое небо, и стало так нехорошо. Оказывается, это
так тоскливо ощущать всю безысходность своего положения, когда
ты живешь, как собака, которая знает, что вечером ее должны
покормить. Когда все это кончится, я, наверное, стану самым
активным пацифистом. Да это еще хуйня! Тут некоторые льют
слезы прямо в столовой. Только и пытаешься все переводить на
юморную нотку: то облажаеиь какого-нибудь сержанта за его
педерастический вид, то напишешь на березе нехорошее слово, надо
попробовать помочиться кому-нибудь в сапог.
Об одном я жалею, что я не два метра ростом и весом не
100 кг. При таком раскладе я избил бы весь ОБХЗ?!
Чувствуешь, как зверею. А что будет в конце сезона?
И почему у меня папа не министр?
Но студенты все же разгильдяйский народ. Постоянно
разлагают сержантский состав, уже играют в карты на деньги, по
всему видно, как обалдевают. Заезжай, поболтаем, и то так
тоскливо.
пос. Больиие Буньки Ногинской обл., 1982г
Как только мы вышли от Забора, я бросился ловить такси,
потому что иначе она бы просто выцарапала мне глаза.
???
15-го января прилетели Анечка с Чмоней. Анечка из
Калининграда, Чмоня из Тбилиси. Но почему-то в один день.
И, что совершенно непонятно для знакомых с гражданской
авиацией, в один аэропорт.
Анечка прожила у меня три дня, и я за это время ни разу не
назвал ее Катей. Как, впрочем, и наоборот.
Возможно, что они бы подружились, хотя не похожи
абсолютно. При всей разнице в возрасте, темпераменте, социальном
положении, целях и средствах их достижения они, наверно, нашли бы
общий язык. И Катя, и Анечка ищут в подругах понимания и утешения
и вряд ли находят. Внешне складывается впечатление, что Катя
довольна замкнута, тяжело сходится с людьми и неоткровенна. (Это
последнее качество я ценил в ней больше всего, наверное, потому, что
сам трепло ужасное). Но она, как и Анечка, - не дура выпить, а
алкоголь и предутренние часы действуют очень расслабляюще на
человеческий язык. Я так отчетливо представляю их плачущими друг
другу в жилетки после бутылки красного вина, что мне просто
становится смешно!..
После второго Чмониного пришествия началась новая
"космическая" эпопея. Поселение Чмони в "Космосе" было не самым
умным шагом администрации -пусти козла в огород. Но так или иначе,
это позволило его друзьям и подругам посещать это прозападное
заведение и привнести туда не самые аристократические манеры
современной молодежи. Во всяком случае, я сомневаюсь, чтобы кто-
нибудь до Анечки танцевал в баре "Дубрава" на столе под
национальные песни пьяных арабов.
После отъезда Анечки, я, конечно, сразу же пригласил туда
же Катьку. Но ее появление в гостинице оказалось отмеченным ее
забывчивостью и моей безответственностью. Катя забыла паспорт -
нашла чего забыть! И горничная на "чмонином" этаже, которую этот
фраер собрался уже трахнуть, естественно, без пропуска нас в номер
не пустила. Вероятно, решила, что работа в "Космосе" ей дороже
обещанных чмониных пятидесяти рублей. Которые он бы, конечно, ей
не дал. Думаю, отделался бы клеенкой. Так вот, бегу я вниз, в Бюро
пропусков, и говорю:
- Светик, милый! Со мной здесь девушка, забыла она
паспорт. Я тебе могу все ее данные назвать, - не возвращаться же
домой за документами!
- А девушка-то хорошая? -спрашивает неприступная
Светлана.
- Отличная, -говорю, -девушка. Совсем не проститутка.
"Космический" страж проявляет милосердие:
- Ну, говори, я пишу.
- Мороз Екатерина.
- Чего? - Света вскидывает брови, и у меня появляется
подозрение, что Катя - заклейменная шлюха. - А где девушка работает?
- В химическом институте, - говорю, хотя уже в этом не
уверен.
- Не та. - Светино удивление сменяется разочарованием.
- Да, но до этого она танцевала в цирке.
- О! Да ведь она моя одноклассница!
Ну, слава Богу, думаю. Это уж лучше, чем если бы они вместе
попали в вытрезвитель.
Так я завязался со Светой.
???
Начиная с середины января я совсем помешался. Отсутствие
ярко выраженного сексуального желания и теоретическая
необходимость трахнуть Шкатулку разрывали меня, как лебедь, рак и
щука повозку - единственное, что всегда приводит мои нервы в
порядок и делает из меня флегматика, так это упорядоченный секс.
Постоянные сексуальные контакты с (желательно) любимой
девушкой (лучше с двумя) настолько благотворно влияют на мое
внутреннее равновесие, что папаша Фрейд наверняка нашел бы во мне
еще одно подтверждение своей теории. Но несмотря на то, что
робостью я отличался последний раз в восьмом классе, у меня
сложилась стопроцентная уверенность, что я скорее трахну Оливию
Ньютон-Джонс, чем Катю Мороз.
20 января Чмоня уехал, посоветовав мне на прощание взять
50 рублей, сводить Катю в кабак, напоить, привезти домой, трахнуть и
не делать проблем.
Вместо этого я пошел с ней бассейн. Сеанс был на 6 часов. А
до этого я обрыскал весь район ВДНХ-Щербаковская в поисках денег.
Ночевал я в гостинице, потом провожал Чмоню, который улетел,
растратив все родительские и государственные деньги. Идиота Хана,
как назло, дома не было. Я уже никуда не успевал, и мне ничего не
оставалось, как позвонить все той же соседке Хана Любе-зуборезке.
Наши отношения представляли собой типичный пример free love, не
омраченные пошлятиной, ссорами, и, самое главное, их выяснениями.
Ни разу мы не договаривались о следующей встрече. Я приезжал, когда
хотел, и, так как она жила рядом с Ханом, совмещал визиты. Я забывал
у нее обо всем на свете, и она, как никто другой, умела создавать
идеальные условия для отдыха и хотя бы временного покоя. Зуборезка
жила одна в очень уютной и аккуратной квартирке, работала в 15-й
стоматологической поликлинике, окончив 3-й медицинский институт,
училась в университете марксизма-ленинизма, заботилась не только о
моих зубах, отличалась честолюбием, независимостью, чувством
юмора и повышенным темпераментом. Летом 1984-го она навещала
меня в больнице и больничные weekends я проводил у нее. В феврале
Зуборезка уедет в Англию. Очередная потеря, очередное расставание.
"Что имеешь, не хранишь, потерявши, плачешь". Досадно, что у нее
останется мой "единственный Катин подарок" - альбом "Мещерская
сторона" (не смейтесь!)
Я сочинил трогательную историю о том, как я, сидя в
ресторане. вдруг обнаружил, что забыл дома деньги, что я оставил в
залог паспорт и, что если она не выручит, мне придется сделать то, что
сделал с собой отец Максимилиана Морреля.
Зуборезка сделала вид, что поверила, потрогала мой лоб,
дала мне десятку, чмокнула и закрыла перед носом у меня дверь еще
одной 62-ой квартиры.
Перед приходом Кати в "Космос" я, как ненормальный,
носился между сервис бюро и Бюро пропусков, боясь, как бы чего не
обломилось. Шкатулка всегда вела со мной себя так, будто она
правнучка королевы Елизаветы, провела детство в саду Тюильри и
привыкла, что перед ней распахивают любые двери. Если уж я ее куда-
нибудь приглашаю, все должно быть идеально: автоматически
накладывалось вето на задержки, очереди, неудобства и общественный
транспорт. В противном случае она дико раздражалась, капризничала
и вела себя как ребенок, единственным не испробованным средством
воспитания которого являются розги. Как что не так - надуется, как
мышь на крупу - слова из нее не вытянешь! А уж если орать начнет -
святых выноси. Голос тоненький, писклявый, а речь -сбивчивая. Не
прошибешь ее уже ни юмором, ни логикой. Я всегда боялся этих
приступов раздражения, а заводилась она с пол-оборота.
Но в этот день все обошлось, и в бассейне я первый раз
увидел ее раздетой. На ней был черный купальник, и он не выглядел
чисто символичным.
Я был рад, что у нее просто хорошая фигура, а не такая, что
можно с ума сойти. И неправда, что она ходит, будто ей в задницу
вставили кочергу. А свою иронию в отношении ее щиколоток и
походки матерый фарцовщик Алекс может свернуть в трубочку и
засунуть туда же, куда и кочергу. Только, разумеется, себе. У нее
прекрасные щиколотки и походка. Как, впрочем, и все остальное.
После бассейна, проголодавшись, мы пошли в "Калинку" и,
как всегда устроили обжираловку. О "Калинке" и об ее отличии от
русской народной песни я расскажу как-нибудь позже.
А сейчас я могу лишь сказать, что этот день был лучшим
январским днем. Помимо этого, этот день был одним из последних
перед наступлением Нового этапа, полностью перечеркнувшего все то,
что было до него, вернее, доказавшего, что до него вообще ничего не
было.
Часть вторая
Новый этап наступил 28 января, в 16.30 по московскому
времени.
А до этого я попал в тупик.
Я попробую описать, что представлял из себя этот тупик.
Представьте себе, что вы чините какую-нибудь вещь или
решаете задачу. У вас есть определенный метод, который заключается
в многократном повторении одного и того же действия в надежде на
достижение желаемого эффекта. Допустим, пружина в механизме
часов, которую вы никак не можете вставить на место. По всем
законам логики вы чувствуете, что вставить ее невозможно, но все же
надеетесь, что это легче, чем выдавить из тюбика пасту, а потом
вдавить ее обратно. Постепенно у вас начинает сосать под ложечкой,
вы успеваете искусать до крови губы; еще чуть-чуть и снежный ком
вашего раздражения поднимет эти чертовы часы и со страшной силой
швырнет их об пол. Единственное, что мешает поддаться искушению
разбить часы, так это то, что они - дорогие. Тогда вы откладываете
неподдающуюся деталь в сторону, принимаете холодный душ,
закуриваете сигарету, и вам в голову приходит мысль о кардинальном
изменении самого метода починки. Надо придумать что-то новое!
Я не знаю, насколько соответствует сравнение с идиотскими
часами моему положению. Но, так или иначе, после нескольких
мелких ссор с Катей Мороз, которые были для меня все равно, что
масло, разлитое на дороге, для автомобиля, идущего со скоростью 90
миль, я решился на авантюру - поменять измор на шпионаж (вы
чувствуете необъявленную войну?). Идея была такова: так как Катя до
сих пор все еще представляла для меня загадку, я решил во что бы то
ни стало узнать и понять ее. И так как самому мне это никак не
удавалось, я решил прибегнуть к отнюдь не новому способу -
подружке. Подружкой была Марта Лисовская, по прозвищу Мартышка,
о которой Катя пропилила мне все уши, но которую я видел лишь раз,
год назад, мельком. Со слов Кати я знал только, что раньше они вместе
танцевали в цирке; что Мартышка встречается с Укропом - не то
физиком, не то лириком, пишущим песни для "Круиза"; что мужчины
от нее без ума; что это она прозвала ее Шкатулкой, что живет она в
Подмосковье и, может быть, даже путанит (с ума сойти!) Как вы уже,
наверное, догадались, в какой-то мере Мартышка представляла для
меня интерес не только как Катина подружка. (Шучу).
Да, вот еще что. Катя была помешана на всяких там модных
ансамблях, типа Стаса Намина, "Круиза", "Автографа" и прочей
фуфлятины, к которым Мартышка, вероятно, имела отношение через
Укропа-либреттиста. При упоминании этих "оригинальных" и
"своеобразных" ансамблей-миссионеров, несущих истинную веру
Христа советским музыкальным язычникам, Катя просто прыгала от
восторга. Она как-то показала мне фотографию какого-то гитариста на
пластинке, а потом заявила, что знакома с ним. По ее тону могло
показаться, что она приемная дочь Франклина Д. Рузвельта, и ее роль
в созыве Тегеранской конференции была не последней. Она с ума
сходила по знаменитостям, хотя и считала, что говорит о них так,
вскользь, равнодушно-небрежным тоном. Она была ужасающий сноб,
сколько бы ни скрывала это. А еще она была ужасно влияема, что
называется, "куда ветер дунет". Ее можно было убедить и переубедить
в чем угодно. Так вот Мартышка, таская везде за собой Шкатулку, по
всей видимости, просто использовала ее, как приманку.
Да, разрешите мне еще упомянуть вот что. Я никак не мог
найти какой-нибудь зацепки, которая позволила бы мне встречаться с
ней постоянно. Я думаю, меня можно понять, - первый раз всегда
трудно, а это был мой первый платонический роман. И если раньше
обычно цементирующим каркасом в отношениях был секс, то теперь
нужно было найти что-то новое. Это должно было быть что-то такое,
от чего Катя не могла бы отказаться, и что нельзя было бы "перенести
на другой день". Я выбрал театры. Когда-то на первых курсах
института я с удовольствием ходил в театры один и пересмотрел почти
все спектакли. Потом Анечка, будучи "актрисой кукольного театра",
затаскала меня по всяким представлениям. В каждом городе, куда бы я
за ней не следовал, она знакомила меня с кукольным миром. Я торчал
с утра до ночи на ее репетициях и в конце концов возненавидел все
это, в том числе невероятные совмещения кукол с "живым планом", то
бишь мужиками и бабами на сцене. Короче говоря, одного меня не
затянешь в эти дурацкие театры никакими силами. Я так начинаю
раздражаться, что у меня возникают спазматические боли в левой
области желудка.
Но не забудьте, что с Катей я готов был десять раз подряд
смотреть "Служу Советскому Союзу" в перерыве между "Сельским
часом".
2-го декабря Кате исполнилось двадцать лет, и театры еще
входили в сферу ее интересов. Смотрела она все подряд и покупала
билеты вне зависимости от наличия прямой пропорциональности
между стоимостью и качеством мест.
Я быстро установил торгово-дипломатические отношения на
взаимовыгодной основе с Ленкой из УПДК, которая занималась
распределением театральных билетов среди "интуриста", таская ей
книжки в обмен на билеты.
"Божественная комедия" была первым спектаклем (в
кукольном театре, кстати, - вероятно, это символично), который она
мне предложила. Билеты были на 28.01.85. Я рассмеялся в душе - три
года назад я смотрел "БК" с Анечкой.
Спустя несколько дней после злополучного 28-го января я
написал что-то вроде маленького рассказа об этом дне -
экзальтированного и архисумбурного. Но, быть может, в то время я
был ближе к истине, чем сейчас, поэтому мне скорее хотелось бы
воспроизвести то, что написано ранее, нежели еще раз вспоминать то
необычное чувство, которое появилось у меня в этот день, - чувство
Петра I, узнающего правду об Анне Монс.
Чувство мужчины, узнающего правду.
"Мои клочки воспоминаний, вероятно, так и останутся
разрозненными. Для возникновения первоначального творческого
импульса иногда достаточно любой мелочи, как писал Сименон,
солнечного луча, какого-то необычного дождя, запаха сирени. Стоит
в голове мелькнуть яркому воспоминанию, и я испытываю
настоятельную потребность зафиксировать его.
Нежелание пояснять некоторые детали, ограниченность во
времени и наличие двух главных действующих лиц порождают кое-
какие трудности, которые проявятся в "повествовательно-
бессвязном" стиле этого маленького репортажа.
Я уже давно пытался найти ключи к наглухо заколоченной
двери ее Прошлого. Не веря в успех, я действовал по заранее
отрепетированному сценарию, слегка импровизируя.
Отношение Кати к Мартышке стало приобретать черты
идолопоклонства. Однако я надеялся, что последняя обладает
довольно длинным языком и не такими "длинными" мозгами. В таком
случае моя "раскрутка" породила бы зависть любого "следака".
Ничто не свидетельствовало об истинной цели моего
приезда - он был вполне корыстен, и мнимое участие одной из
Мартышкиных танцевальных партнерш обеспечивало мне что-то
вроде алиби. Рассчитано робкие, но в то же время довольно
настойчивые попытки втянуть Мартышку в игру в конце концов
дают результаты.
28-го января, 1б.30. Мы вместе вышли из клуба, она
позвонила своему Укропу и, не найдя его, решила воспользоваться
неожиданной, и, как она надеялась, приятной возможностью to have
some fun. А может быть, просто за неимением барыни меня решили
использовать в качестве горничной. Ну что ж, автора вполне
устраивало такое развитие событий. Неожиданные, но почему-то
настойчивые попытки Мартышки пригласить с собой Шкатулку
убедили меня в ее полной неосведомленности о нашем знакомстве.
Мне пришлось дать отпор этим предложениям не менее
решительный, чем отказ Никарагуа подчиниться диктату
американского империализма.
Не чувствую особого напряжения в беседе. Пока все, как по
маслу. Пушкинская - Каретный. Свеча и полусухое шампанское.
Информация настолько быстро движется в русло
интересующего меня вопроса, что лавина падающих словесных ударов
заглушает острую и режущую боль безысходности и утраты!
Сколько нужно нанести мелких ножевых ударов, чтобы
человек в конце концов скончался? Волна бессильной злобы,
раздражения, досады и ненависти приводит к взрыву!
STOP! Довольно.
Ощущаю себя оторванным от реального мира. Выверенные,
размеренные движения ассоциируются с поведением игрушечного
солдатика, преследующего свою жертву, из кинофильма "Пришелец".
Оправдывает ли цель средства?
Надеясь, что эксцессов не будет, пропускаю мимо ушей ее
призывы к сдержанности и угрозы применения санкций.
Балетное трико, носочки, трусики - к чертям!
- Ты обещаешь мне быть хорошим мужчиной. - вопрос, явно
не сочетающийся с ее негативным отношением к моему абсолютно
непреклонному решению.
Она технична и сексуальна, нежна и безудержно активна.
Время, время! Остается двадцать минут до начала
спектакля, десять, пять! Я уже опоздал. Быстрей, быстрей!
- Раздевайся, Марта! Сорок пять секунд тебе на сборы!
- Вечно все ваши мужские дела! Неужели нельзя ради меня
сейчас все отложить?
Не успев заправить рубашку, набрасываю куртку, хватаю
Мартышку и в совершенно непотребном виде мы бежим в театр
кукол.
Звонок из театра Кате с неосуществимой надеждой
"задержать литерный": "Что? Поздно? "Литерный вышел на
перегон".
Опоздание - минута. Немая сцена из "Ревизора" и бурная
встреча "Эстер ван Гобсек и г-жи дю Валь-Нобль".
Касание коленок обеих дам равновероятно, если ты сидишь
между ними втроем на двух местах, во втором ряду партера на
"Божественной комедии". Лихорадочное возбуждение - в красных
щеках.
"Нарва" - волшебная палочка, - продает нам произведение
грузинской винопромыиленности и, вероятно, неликвид второго
удовольствия Болгарские сигареты "Ту". Одно радует, что уж лучше
Ту-144, чем эту - ни разу. Знаменитая лестница в не менее
знаменитую квартиру.
Имеет ли право невиновный не защищаться при активном
наступательном обвинении? По-моему, только тогда, когда
невиновность сомнительна. Бред сумасшедшего!
Незаслуженные комплименты в мой адрес слева и справа
сглаживают остроту ситуации.
Кому, как ни охотнику, преследующему дичь, знакома
поговорка о погоне за двумя зайцами. Прошу прощения за обилие
русских изречений, но они так правдивы, синица в руках
действительно лучше, чем в небе журавль.
Мартышка, несмотря на позднее время, отказывается от
Катиного приглашения переночевать у нее, и я впервые обнаруживаю
своеобразную прелесть в отсутствии желания таксистов ехать из
Москвы в Подмосковье. Как истый джентльмен - до Ретта Батлера,
правда, далеко, - я обязан проводить обеих. Останавливаю на бульваре
машину, но предлагаемый Мартышкой маршрут: Цветной - Рижская
-Ярославский вокзал, - устраивает меня так же, как предложения
Хафеза Асада израильский Кнессет. Неодинаковая трактовка
Мартышкой и мной одних и тех посылок приводит к потрясающим
результатам!..
Быстрое прощание с Катей. Теперь за дело.
- Молодой человек, поворачивайте обратно!
- Ни в коем случае! -заявляет танцовщица, - Я еду домой!
Отступление смерти подобно. Мартышкины аргументы о
слишком кратковременном знакомстве волнуют меня не больше, чем
протесты недовольных папу Дока. Сердце колотится в груди, словно
узник в дверь камеры. Перепалка в машине, перепалка на улице.
Подъезд оказывается наиболее подходящим местом для подписания
компромиссного коммюнике. Отпустить ее в эту ночь для меня все
равно, что посадить самого себя в тюрьму.
Я постарался выразить поцелуями свою признательность...
Кто только не одевал этот халат?.. Контрастный душ и
австрийский кофе, сигареты и Elton John.
Ну почему так трудно описывать близость? Я бы мог
назвать ее кожу атласной, но мне почему-то захотелось сравнить ее
с кожей негритянки.
- У тебя были темные девушки? - спрашивает новоявленная
Терпсихора.
Киваю головой.
- А вот у меня не было африканцев.
- Не страшно. Я составлю тебе протекцию.
Это один из незначительных диалогов, который я
вспоминаю.
Как любят эти девушки! Мартышка - находка для
мужчины. Гибкая, сексапильная, страстная, она отдается всецело,
как нимфа в лесу фавну. Танец и секс. Ее вопеж, как клич индейцев,
доводит до исступления. Ногти врезаются в тело, и полуоткрытый
рот вызывает переворот в сознании. Полное отсутствие эгоизма. Я,
наверно, никогда не свыкнусь с мыслью, что все эти нежные слова,
жесты, ласки, стоны и горящий взгляд точно так же могут
принадлежать любому другому мужчине. Она похожа на
длинноногую японочку, раболепно глядящую на мужа. Она льстит по
поводу и без него, и мне жаль, что это игра.
Конечно, она мне понравилась, иначе я вообще не сел бы за
машинку.
Мы заснули в пятом часу, но через полчаса она проснулась.
Начались самоистязание и самоедство. Уходит на кухню и читает
Золя. Через час, замерзшая, бросается в постель. Сон.
9.20. Душ, кофе, мыло, подаренное Анечкой, - Мартышке в
сумку. Последние поцелуи. Садовое кольцо, неудачные попытки
остановить такси. Троллейбус, метро, спринт до клуба. Последний
поворот головы - пробуждение..."
5 февраля 1985г. Москва.
???
Через пару дней страсти улеглись, и я даже на какое-то
время убедил себя, что ничего не случилось. Но потом призрак
Мартышкиного рассказа стал появляться все чаще и чаще. Ее слова
мелькали у меня перед глазами, как портреты Ленина по дороге в
аэропорт. Особенно одна фраза, которую я и произнести-то не могу, не
то, что написать! Постепенно я совсем ошалел от своей извращенной
ревности. Я начал метаться: избить ли Катю до полусмерти или
убедить себя в ее невиновности. Бог мой! Как мне хреново! Но ни один
миг у меня не возникло желание расстаться. Это было абсолютно
исключено; все, что угодно, только не это. Я знал, что если уж скажу
ей о том, что встречаться мы больше не будем, то не передумаю.
Иногда мне казалось, что я продолжаю с ней видеться исключительно
из-за садистского желания отомстить. (Это дурацкое желание еще
больше усилилось после фильма Savage weekend). Но, как ни странно,
ее холодность меня сдерживала. Какое, действительно, я имею право
распоряжаться ее свободой, тем более, что любое ограничение
последней явно не сочеталось с моим культивированным отношением
к этому понятию.
Я прекрасно понимал, что она просто не любит меня, и все
мои переживания - коту под хвост.
Постепенно у меня стали появляться запретные темы, о
которых я в принципе слышать не мог. С кем бы я не общался (не
только с Катей), был ли я в кино, читал ли книжки, смотрел телевизор,
общался с друзьями - абсолютно все, что хотя бы косвенно могло
иметь отношение к сексу, моментально вызывало у меня
тошнотворные рефлексы. Я просто уже стал сходить с ума.
Можно бы было сказать, что она, конечно же, предала не
меня, а себя: это хуже. Но мне жуть как надоели эти высокопарные
фразы! Ну что, собственно говоря, случилось? Ничего особенного.
Абсолютно ничего! Мир не перевернулся, и малые развивающиеся
страны по-прежнему зависели от влияний МВФ. (Лишь ирано-
иракский конфликт разгорелся с новой силой). То, чего я всего больше
боялся, уже произошло и стало непреложным фактом. Так что теперь
можно этого не боятся - теперь пусть хоть сто тысяч раз. Мопассан,
узнав, что у него люэс, сказал: "Ну, слава Богу, теперь уж я точно его
еще раз не подхвачу.
Если я сейчас не закончу, "новогодний синдром" растянется
еще на десять полновесных глав. Так что поставим на этом точку.
???
2-го февраля исполнялся год со дня женитьбы Хана и
Картины. Вероятно, именно Хановский прагматизм подсказал ему,
как, впрочем и его жене, бесполезность и ненужность повторения
спустя год еще одного грандиозного пиршества, устроенного его
родителями на их свадьбе. Хан поменял "Прагу" на "Космос" и
пригласил только меня с Мороз вместо сборища еврейских
толстосумов, разлагающейся менделеевской компании и вкрапленных,
как изюм в буфетной булке, Картининых подружек.
Погода в этот день была до того отвратительной, что ее и
описывать-то противно. Ни зима, ни лето - так, черте что. Может быть,
где-нибудь в лесу, в Подмосковье, этот день и не выглядел так мерзко,
но в Москве, особенно в районе улицы Образцова, МИИТа,
Минаевского рынка, на улице просто тошно было находиться. Где
снег, где слякоть; гаражи какие-то, трубы канализационные,
трамвайные пути; то солнце, то ветер. И плюс ко всему, прохожие с
кислыми мордами.
Я еще не говорил вам, что чем хуже, тем лучше? Обожаю
плохую погоду. Да и действительно, что может быть лучше плохой
погоды?
Два часа дня. Я захожу в ДК МИИТа, звоню Кате и слышу ее
неизменное "Приветик!" Наверное, если бы ей позвонил папа
Римский, она бы тоже ему ответила: "Приветик, Иоанн-Павел II!"
Вы заметили, что я могу описывать лишь мои встречи с
Катей и то, что имело к ней какое-либо отношение? Все остальное для
меня в то время просто не существовало. Весь мир я воспринимал
через нелепые линзы, в фокусе которых была Катя Мороз. Катя была
центром вселенной, средоточием всех моих помыслов. Каждый
поступок, каждое действие рассматривалось прежде всего с точки
зрения влияния или воздействия на Катю. Деньги - для Кати,
аспирантура - для Кати, квартирные обмены - для Кати, деловая
активность - для Кати, прочитанные книги, контакты, связи,
знакомства, пробудившееся вновь честолюбие - только для нее!
Недаром я так ухватился за эту книгу -"Унесенные ветром". Может
быть, если бы не Катя, она бы и не произвела подобного эффекта. Дело
в том, что отношение Ретта к Скарлетт было поразительно похоже на
мое к Кате, несмотря на то, что я был так же похож на Кларка Гейбла
как Катя на Вивьен Ли.
На чем я остановился? Ну да, позвонил я ей, пригласил на
Хановскую годовщину. Она поныла, как всегда, - зануда известная, - и
согласилась.
Период между получением ее принципиального согласия на
встречу и самой встречей представляет особую важность. За этот
период нужно было найти деньги, если у меня их не было. Но деньги
надо было не просто найти, их надо было заработать. Более того,
заработать быстро. Для меня это было своего рода задачей, правильное
решение которой поощрялось надеждой на благосклонное отношений
Ее Величества и отсрочку очередного концерта. Я знал, что достану
деньги даже из-под земли, - Шкатулка все-таки меня очень
стимулировала. В общем, если бы меня на это время посадили голым
среди индейцев, я все равно сделал бы бабки. Но, так как помимо
головы в решении этого ребуса участвовали еще и ноги, то к моменту
встречи я был способен лишь на то, чтобы молча выслушивать ее
очередной рассказ о дороговизне плиссе-гоффре.
Наличие денег было необходимым, но отнюдь не
достаточным условием для того, чтобы Катя в принципе согласилась со
мной общаться. Конечно, никогда это не было высказано прямо, и
Катя, быть может, сама это не осознавала, но дело в том, что мы в
основном развлекались вместе, а развлечения, разумеется, требовали
денег (кстати, немалых). "Бесплатные" контакты тоже могут быть не
менее интересными. Но они, как правило, ведут к тем нежелательным
последствиям, которые были бы для Кати совсем некстати.
Ну, вы понимаете, я думаю о чем идет речь. Моруа еще
писал, что, если волосы ученицы касаются лица молодого наставника,
то можете себе представить, чем это кончается. Так что к семинарам
Катя готовилась одна. Вернее, не со мной.
Я все никак не могу дорассказать вам об этом вечере 2-го
февраля - образце женского динамизма. Договорились, что в
полпятого я за ней зайду. Черт меня дернул позвонить ей в 16.15!
Первое, что я услышал было "нет"!
- Что "нет?!" - взрываюсь я.
- Не пойду!
- Как "не пойду?"
- А вот так. Не пойду и все. Не могу. (Я уже говорил, что она
никогда ничего не объясняла.)
- Ну нет, так нет. Я все равно зайду.
Трубка уже летела на рычаг, но Катя все-таки успела:
- Через сколько ты будешь?
- Минут через пять.
Обычно в таких случаях козлом отпущения служил телефон.
Он был первым, кто попадал под горячую руку.
Я вышел на улицу, остановил такси и через пять минут
взлетаю на третий этаж. У меня в кармане был апельсин, и я решил
влепить ей этим апельсином, когда она мне откроет. Но когда я зашел,
мне стало просто смешно. То, что Шкатулка не хотела пойти со мной,
вовсе не означало, что она собирается провести субботний вечер дома.
Я не знал, куда она лыжи навострила, но это уже не имело значения.
На ней была белая блуза с жабо и черная юбка, отношение к которой
упоминалось выше.
Я вам не говорил еще, сколько она потеряла после того, как
остригла волосы? Начнем с того, что я не пристрастен, и вкус у меня
более менее ничего. (Более менее - это потому, что я знаю, в каких
случаях одевать зеленый галстук с красной рубашкой.) Так вот, два
года назад я вообще считал Катю чуть ли не эталоном красоты. Потом
я, вероятно, просто привык к ней и стал относится более критически.
Изменилось в Кате за это время только одно - прическа. Она остригла
длинные, прекрасные черные волосы, которые она безбоязненно
зачесывала назад, открывая лицо. Вначале, когда она только
постриглась, прическу можно было бы еще с натягом назвать модной,
что-то типа укороченного каре. Но потом волосы отросли, и Катя
вместе с прической стала какой-то серой, обычной и похожей на
Изабеллу Росселини. Я, конечно, не сторонник всовывания в голову
индейских перьев, но все же с пострижением она потеряла все свое
очарование. К тому же постоянно зачесывала волосы за уши, из-за чего
на голове получается сноп. А так как мордочка у нее и так круглая, то
эффект получался, мягко выражаясь, не очень удачный.
Так вот эта дура еще и накрутилась. Мало того, что у нее
короткие волосы, так она еще и накрутилась! Более того, она еще не
успела расчесаться после своей чертовой плойки.
В кармане я нащупал апельсин.
- Я никуда не пойду! - стала орать Шкатулка. - Не могу и НЕ
ХОЧУ! (Интересно, начнет топать ногами, или нет?). Я поеду завтра
в Пушкино, а потом тебе позвоню.
Но Катя-Шкатулка никогда мне не звонила, и я разрешил
себе не поверить.
- Отстань от меня, - она повернулась и ушла, - я вообще не
буду сейчас с тобой разговаривать!
- Ну что ж, тогда проводи меня.
Катя вернулась, открыла дверь, и я, воспользовавшись ее
замешательством, выставил ее на площадку. Внезапно, сам не знаю
почему, у меня зачесались руки. (Может, отлупить хотел?)
- Только бить не надо, - поставила условие Катя.
- Ну что ты, дорогая! Как я могу? Если уж я тебя когда-
нибудь ударю, это будет первый и последний раз.
- Димочка! Ну улыбнись. Тебе так идет, когда ты
улыбаешься! (Видно на самом деле испугалась).
Я вам могу сказать, что выяснять отношения в подъезде -
удовольствие не из приятных. А тут еще девица какая-то из лифта
вышла. Волосы ее были перевязаны черной лентой, а расстегнутая
короткая дубленка раскрывала яркое фиолетовое асимметричное
платье. У девицы были раскосые миндалевидные глаза, и в них
светилось то, что в литературе называют "порочным вожделением".
Она была похожа на символ эротики. Девица явно спешила. Мягкой
кошачьей походкой она поднималась по пролету вверх. К 62-ой
квартире.
Это была Марта Мартышка.
Минут двадцать я размышлял, стоит ли дописывать этот
вечер. Его продолжение имеет к Кате далекое отношение, поэтому я
упомяну о нем в двух словах.
Молодая семья пригласила единственного гостя в "Космос".
Мы поели в "Калинке", попили французское вино, посмотрели, как две
путаны с кошмарным знанием английского списали американца, и
пошли в бар. Взяли с собой Свету из Бюро пропусков. В баре
прослушали Хановские наставления о семейных буднях, произносимые
так, будто Хан отмечал не годовщину свадьбы, а ее серебро. Потом
поехали к Хану и выпили у него Irish Cream. Во втором часу ночи,
вспомнив Балтазара Коссу, я увез Свету на Малый Каретный.
Балтазар Косса был папой Иоанном ХХIII Очень был
распутный папа, бывший пират. Гулял по черному. Но одна любовница
у него была постоянная, он таскал ее повсюду за собой. А она,
скотина, когда узнала, что папа ведет половую жизнь, несколько не
соответствующую его сану, переспала со всеми его друзьями,
оправдывая это своей любовью к папе, мол, ей хотелось быть ближе к
нему. Правда, призналась она ему лишь на смертном одре. (Папа не
дурак был, он еще раньше обо всем догадался, ну и, конечно, отравил
неверную).
Так что Светку я увез лишь потому, что она была Катина
одноклассница. Я тоже хотел быть к ней ближе любыми путями.
???
5 февраля Скорпион после очередного скандала "отцы и
дети" ушел из дому. Он прожил у меня две недели, пока не снял хату,
подобную моей, то есть ту, в которой невозможно определить общее
количество людей во всех комнатах в определенное ??.
В некотором отношении Скорпион очень походил на
американский империализм в изображении советской прессы. Для
него не существовало понятие "вмешательство в чужие дела". Он
заменил его термином "дружеская помощь".
Как-то я от Скорпиона получил доказательство не хуже
Маршаллого плана его любви и преданности мне и Груше (Поле
Грушницкой). Четыре года назад я уехал на неделю в Ленинград и
Киев, и Скорпион в мое отсутствие сумел несколько необычным
способом выявить, (reveal) Грушину безнравственность. Это была
классическая измена со всеми вытекающими из нее последствиями -
слезами, раскаянием, и... прощением. Впоследствии Скорпион
фальсифицировал историю. Он стал представлять мне свои действия в
тех событиях, как "дружескую помощь", - дескать, кто же, как не он,
представит мне доказательства Грушиной неверности, мол, если, все
пустить на самотек, так я еще (не дай Бог!) женюсь на "этой дуре".
В роли добровольного, но неоплачиваемого адвоката
Скорпион пошел в институт, встретился с Шкатулкой и отвел ее в бар.
Разговор состоялся в обстановке строгой секретности, в результате
чего родился заговор или что-то вроде того. Из каких бы благих
соображений это сделано ни было, достаточно того, что
"отсутствующий всегда неправ". Катя так и не нарушила условий
договора - об этих сепаратных переговорах я не услышал от нее ни
слова. По всей видимости она догадалась, что в неведении я не
остался, и не хотела лишний раз переливать из пустого в порожнее.
Скорпион же приперся вечером не просто мертвопьяный, а в
совершенно страшном состоянии.
Он сразу же обратил все мое внимание на червонец,
который, по его словам, он потратил на "чужую бабу". (Скорпион
потратил червонец на кого бы то ни было - факт до того
невероятный, что уже сам по себе заслуживает внимания.)
Вкратце смысл разговора в Скорпионовой трактовке
сводился к следующему: говорил в основном он, Катя молчала и
хлопала ресницами. Потом он выпил, и его понесло. (Куда Скорпиона
может "понести" его красноречие, я знаю, так что мне это было
неинтересно. Вероятно, Скорпион, которому я поведал о событиях
Новогодней ночи, проведенной Катей в Мартышкиной компании со
звездами советской эстрады, и которого я попросил выведать
побольше, намекал Кате, что он что-то о ней знает, в надежде, что она
запутается в опровержениях и невольно расколется. Но Катя-Шкатулка
решила ничего не опровергать и не подтверждать, вспомнив о том, что
молчание - золото. По всей видимости, весь ее ответ в
концентрированном виде представлял из себя следующее:
1. Я не являюсь инициатором наших отношений.
2. Если Дима не захочет со мной встречаться - ради Бога.
3. Существующие отношения меня вполне устраивают.
4. Как мужчина он (это я) меня не интересует, так что
менять я ничего не собираюсь. (Вот скотина!)
Вложив Шкатулку, Скорпион не открыл мне Америку - все
это я знал. А еще я знал, что люблю ее, и сам прекрасно во всем
разберусь.
???
В конце концов я решил, что уж лучше я свожу Скорпиона на
выходные к родителям, чем проведу их с ним на Малом Каретном. Я
боялся, что тогда Манька вообще выселит меня. Может быть, выселить
ей меня и не удастся, но отравить мне существование она может
совершенно свободно. Хуже этого ничего быть не может. Если мне
отравят существование, я не смогу фарцевать. А если я не смогу
фарцевать, то произойдет финансовый крах.
В пятницу я зашел в институт, взял два студбилета у моих
бывших сослуживцев, пошел на вокзал и купил билеты
железнодорожные. Я очень люблю брать билеты, когда их не
достанешь. Например, в 20-х числах августа на рейс Сочи - Москва.
Еще не было случая, чтобы я не уехал или не улетел. Я всегда беру
билет в день отправления и без паники и опозданий прихожу за
полминуты до отхода поезда. Терпеть не могу ждать!
После радостной встречи с родителями начался обычный
нудеж: в аспирантуру я все еще не поступил, водительские права не
получил, английский не выучил, хоть учил все лето, деньги транжирю
попусту, веду кошмарный образ жизни и т. д. и т. п.
Скорпион же был в восторге от поездки:
- Обалденно приятно, когда чувствуешь себя, как дома и в то
же время никто тебе не действует на нервы, никто тебя не достает. Но
еще приятней - смотреть, как пилят не тебя!
У меня библиотека дома огромная, и за эти два дня я
перечитал больше, чем за два месяца в Москве - Саган, Мериме,
Франс. Я восторженно рассказывал маме о Кате, вперемешку со
Скарлетт, то об одной, то о другой.
Потом стал замечать, что у меня постоянно ассоциируется
Шкатулка с Ms. O'Hara и наоборот, что я про себя иногда называю
Катю - Скарлетт, и что я с удовольствием бы выяснил, где же сейчас
счастливый Ashley Wilks. Когда я звонил домой, мама тоже все время
спрашивала не иначе, чем "Как поживает твоя Скарлетт?" Я люблю
женские имена, оканчивающиеся на согласный: Крис, Сольвейг,
Скарлетт. Имя Скарлетт, по-моему, коричневое, с прямоугольными,
равномерно распределенными белыми пустотами, окаймленное серой
полосой. Оно напоминает ворону и скарлатину. Такое имя можно
повторять сто тысяч раз и не надоест!
Скорпион, конечно, не мог спокойно перенести, что я делаю
из Кати фетиш.
- Дура она, - резюмировал он, - и нужна тебе, как рыбе зонт.
Но, несмотря ни на что, за эту неделю он понял, что мое
отношение к Кате радикально отличается от отношения ко всем
остальным подружкам.
- Ты что ж, друзей, на бабу променял? - спросил Скорпион.
Я ответил, что любые слова или действия моих друзей,
которые я сочту в какой-то мере оскорбительными для меня с Катей,
незамедлительно приведут к разрыву. С кем угодно. Катя для меня
дороже всех. Вместе взятых.
Пока я мучил пианино и читал, Скорпион сыграл с моим
папой партий двадцать (блиц) в шахматы, а потом мы втроем
расписали "пулю". Папа нас обыграл и сказал, что мы - фраера, и наука
фокусника Фрида пошла нам не впрок.
Нагруженные книгами, пайком и австрийским кофе,
который Скорпион называл "Кларочкин кофе", мы в понедельник
вернулись в Москву.
???
С Катей Мороз мы встретились только во вторник, 12
февраля. Видимо, еще до поездки со Скорпионом я пару раз случайно
встречал ее в институте, потому что мы успели помириться после
субботней ссоры.
Свободные вечера были у Кати в среду, субботу и
воскресенье. Остальные дни она работала и училась. Вернее, должна
была. Мне рассказывали, как Шкатулка проводит рабочий день -читает
книжки, бегает по кафедре, - занимается аэробикой и спрашивает
через каждые пять минут "который час?". Суббота у нее тоже рабочая,
но встретить Шкатулку в этот день в институте после полудня все
равно, что Кола Бельды на сцене Ла Скала.
У Катьки был маленький комплекс - боязнь свободного
времени. Нужно было, чтобы кто- (или что-) нибудь постоянно ее
занимал(о). Когда же заняться нечем, она становится вялой,
пассивной, меланхоличной, портится настроение -наступает скука,
всепоглощающая скука.
Мне кажется, если она не будет переводиться с вечернего на
дневной - это будет правильное решение, (разумеется, до тех пор, пока
она не замужем). Вдруг я представил себе ее мужа! Я один в один
представил, какой у нее будет муж.
Он будет высокий и, может быть, будет носить очки, будет
ходить в сером костюме и сможет починить утюг.
Будет считать себя лучшим водителем. Он будет
внимательным к Кате, предусмотрительным таким типом, будет
говорить ей напьпценно-назидательным голосом: "Катюша! Надень
шарфик."
Но, самое главное, он будет серьезным. Не какой-то там
разгильдяй, а вдумчивый, целеустремленный, мелкий карьерист. Он
будет разбираться в технике и будет полный ноль в литературе и
искусстве, но обо всем будет высказывать абсолютно
безапелляционное мнение с видом выпускника Сорбонны. При
встречах со своими мудаками-друзьями он будет затыкать Шкатулке
рот и говорить заботливо-покровительственным тоном, чтобы она не
влезала в мужские разговоры - молчи, мол, женщина! Я представляю,
как он где-нибудь на дне рождения будет пытаться острить,
рассказывая бородатые анекдоты, и Кате просто сдохнуть захочется от
стыда и его тупого юмора. Пить он будет умеренно, а курить не будет
совсем и, уж тем более, Шкатулке не даст. В общем, полная мразь. Он
будет пользоваться презервативами и будет точно знать, в какое время
Кате стоит залететь, а в какое нет. У него все будет рассчитано. И
Катька будет по-своему любить этого подонка, хоть и будет понимать,
что она на десять голов выше его. Иногда она, правда, будет сопеть и
реветь в тряпочку, но изменять первое время побоится.
Катю он будет называть "Екатерина" или "Катюша" и будет
решать, стоит ей подойти к телефону или не стоит. Он достанет ее
своими дурацкими советами, общаться ли ей с такой-то подружкой
или нет, приведет тысячу аргументов и будет доказывать, что делает
он все только для Катиной же пользы. Он будет смотреть "Очевидное
невероятное" и читать "Юный техник", пока Шкатулка будет на кухне
учиться готовить. Короче, стопроцентная дрянь.
К нарядам ее он будет относиться снисходительно, но будет
ужасным скрягой и не позволит ей купить даже на собственные ее
деньги какие-нибудь крутые штаны. Он убедит Шкатулку, что сейчас
не время, нужно, мол, немножко подождать, потому что сейчас им
главное купить кооператив. А Катя будет потихоньку жаловаться маме
и говорить, что все хорошо, но что-то все-таки не то.
Он абсолютно не будет фраером, но когда-нибудь уступит
Кате и купит себе вшивые кроссовки на липучках. А когда он будет
встречаться со своими дружками в их педерастических компаниях, то
будет пошлить и делать из себя такого нагулявшегося супермена,
который, дескать, вот теперь устал и женился. Будет десять тысяч раз в
разных вариациях рассказывать о своих двух-трех телках, с которыми
он спал по пьяни до того, как женился. И Шкатулку он убедит в том,
что до нее его любили двести путанок и сто манекенщиц, что
трахались они, как швейные машинки "Зингер", и что Катя должна ему
ноги мыть и эту воду пить за то, что он на ней женился. Уж поверьте
мне, я знаю таких мудаков! Я бы их всех перестрелял, сволочей! В
столь любимых мною военных лагерях такие сразу раскалывались. Там
в два-три дня можно было понять, кто сука, а кто нет. Такие, как
Шкатулкин муж - типичные стукачи и предатели. Когда "гайки
завинчивали", они сразу, как хамелеоны, серыми становились, - их не
видно, не слышно, растворяются в общей массе, как краска в бензоле.
Они мать родную продадут, лишь бы противогаз лишний раз не одеть.
А как только послабления - они тут как тут начнут рассказывать, какие
они смелые были, как они офицеров нахуй посылали, и пробежали на
пять метров меньше, чем положено. Нет, точно, я бы всех их
перестрелял, скотов!
???
13 февраля. Эта среда принадлежала Кате. Мы встретились в
полдевятого на станции "Библиотека им. Ленина", и это было наше
первое свидание как таковое после годового перерыва. И хотя каждый
человек может объявить перерыв, но ни один человек не может
сказать, когда этот перерыв окончится.
Она не опоздала и потом, я заметил, вообще никогда не
опаздывала. Но даже, если бы и опоздала, мне было бы наплевать. Как
говорит Холден Колфилд "если девушка пришла на свидание красивая,
кто будет расстраиваться, что она опоздала? Никто". А Катька была
обалденно красивой. Когда она медленно поворачивала голову, ее
профиль своей строгостью напоминал римскую статую. Округлый,
несколько массивный подбородок придавал лицу выражение
спокойное и твердое. Зимой она носит серое пальтишко с меховым
воротником. Воротник мягкий и пушистый, его все время хочется
погладить. Но Катенька жуть как не любила, когда я его трогал:
- Дима, прекрати! - злилась моя мания, и между бровей у нее
появлялась морщинка, одна, а не две, как обычно.
Мне очень нравилось ее это пальто. Оно было простое и
какое-то детское. А шапочку она связала себе из черной шерсти.
Наверно, там был еще люрекс, уж я в этом не разбираюсь, только
шапочка блестела. Я вот не знаю, такие шапочки называют
"мененгитками" или которые еще меньше, где совсем уши открыты. И
Катя в этом пальто и шапочке была похожа на ребенка. Капризного,
непослушного ребенка.
В этот период ее голова забита двумя проблемами: купить
осенние сапоги - желательно низкие, желательно без каблуков,
желательно черные, желательно навороченные и обязательно
недорогие. Это первое. А второе --это узнает ли Мартин Броди, где был
Мэт Хупер в среду днем.
Шкатулка стала приставать ко мне с сапогами еще в феврале,
но я тогда отнесся к этому более, чем прохладно. Сегодня же я решил
зайти вместе с ней институт красоты на Калининском и передать
просьбу Алене-администратору, больше занятую поставкой обуви
своим клиентам, нежели их рожами. (Вы уже догадались, что это и
было причиной нашего свидания.) Но Алена подымать на ноги всю
Москву не спешила. Видимо, знала, что, если мне приспичит, я и сам
достану дурацкие сапоги. Свою миссию я считал на этом оконченной.
Шкатулка была разочарована.
- Димочка! Но ты должен достать мне сапоги!
- Почему, Катенька?
- Потому, что ты лучше всех ко мне относишься.
Из всех напрашивающихся возражений ни одно не подошло,
и я понял, что она полностью права.
Я хотел, чтобы она просила меня о чем бы то ни было, и
хотел сделать для нее это. Я ее очень любил.
Дойдя до угла Калининского, мы (Катя) решили зайти к
Мартышке в "Арбат", но последняя почему-то не ошалела от счастья,
когда нас увидела. Стоит вся нервная, дерганая и рассказывает, как ей
танцевать антре. Мы не стали смотреть, как она работает, и ушли.
Прошли по Садовому мимо посольства США, полюбовались
машинами и Рейгановской улыбкой, дошли до Красной Пресни и
поехали в "Космос". Попасть туда было гиблое дело, так как мы
приехали в одиннадцатом часу, и Бюро пропусков уже было закрыто.
Нам вечно не везло.
Выкурили по сигарете на стоянке такси, взяли машину и
поехали домой по другому маршруту - не через Рижский вокзал и
Сущевку, а сразу за ВДНХ повернули на Звездный бульвар, а оттуда
выехали на улицу Советской Армии. Когда мы приехали, было уже
поздно. И холодно.
Нам оставался последний пролет в подъезде, как вдруг она
увидела стоящих у ее квартиры ребят. Ни слова не говоря, она
подтолкнула меня вниз, (Ницше начиталась -"падающего подтолкни"),
показывая, что бег - наше единственное спасение. Мы, конечно,
убежали, но, по-моему, за нами никто не гнался. На всякий случай она
продержала меня минут тридцать на морозе, после чего у меня в
голове стала крутиться "Банька" Высоцкого. Не знаю, почему Катя так
боялась их увидеть. Я бы сейчас встретился даже с Аль Капоне, если
бы у него с собой был обогреватель! Не выдержав, я робко намекнул,
что не прочь вернуться. Дело у ее одноклассников, вероятно, не
требовало отлагательств, и они твердо решили дождаться Шкатулку.
Короче говоря, мы столкнулись с ними за пять метров до
спасительного подъезда, когда никакие средства маскировки уже не
помогли бы.
- Подожди минутку, - ласково просит Катя.
Холод был жуткий, тоска ужасная. Она вернулась, когда
прошло тысячу часов, и я допевал последний куплет русской народной
песни "Степь да степь кругом". В подъезде я закурил, прижавшись к
горячей батарее. Меня развезло, и я стал понимать, что такое
лихорадка. Я стоял, курил и надеялся, что какая-то сверхъестественная
сила заставит ее положить мне руку на плечо и сказать: "Дима! Все
нормально, все хорошо."
Но Катя смотрела на меня своим обычным сосредоточенно-
отчужденным взглядом и была слишком далека от моих надежд.
- Дима! Я устала. Я хочу спать.
Вот и все.
Прима бездушия.
???
Да будет вам известно, сапоги я в конце концов достал, и
хотя они оказались высокими и красными, Шкатулка их полюбила. Не
знаю, было ли это причиной, но на какое-то время она подобрела и
даже пару раз приглашала меня домой после того, как я провожал ее
после вечерних занятий. К тому времени я уже был такой замученный,
что даже Катькино общество меня не радовало. Как-то раз, вешая ее
брошенное на пол черное Зайцевское яйцевидное пальто, я обнаружил
у себя на носке дырку, размером, видать, с николаевский рубль. Я
проклинал свою неустроенность и готов был прыгать на одной ноге по
квартире, держа рукой разорванную пятку. Вообще-то Катя всегда
следила за мной, не позволяя появляться в нечищеных куртках,
грязных рубашках и, уж тем более, в драных носках. Но и ее
аккуратность могла проявляться в том, что она, увидев выпавшую из
шкафа новую шахматную красно-белую кофту, ловко поддевала ее
ногой и зашвыривала внутрь. Она считала. что усталость является
стопроцентным оправданием для того, чтобы разбрасывать по
квартире свои шмотки, в том числе и мои красные сапоги.
- Ты посмотри, во что ты их превратила! - я чувствовал себя
деспотом-мужем.
- Смотри за собой, - отрезала Катя.
Дура ты! - парировал я, - представляю, на что ты была бы
похожа, если бы жила одна.
- Я и так живу одна. Я ни с кем не живу.
Верх остроумия.
В тот вечер она рассказывала мне про какого-то танцора с
тонкими лодыжками, и по ее тону мне показалось, что она уже успела
мысленно ему отдаться.
???
Каждый раз, когда я поздно возвращался от Кати, я
проклинал все на свете. Я шел пешком от Театра Советской армии до
Малого Каретного в надежде увидеть зеленый огонек или что кто-то
захочет заработать свой трешник. Четырех-пятичасовой сон меня так
изматывал, что я чувствовал, что становлюсь неврастеником. Я
бесился, что живу в этой проклятой конуре только из-за того, что она
находится недалеко от Кати, и не могу снять приличную хату.
На самом-то деле квартира на Малом Каретном была
довольно странной и вполне могла нравиться тем представителям
слабого пола, кто благоволил ко мне чуть больше чем Катя. Ее
восприятие бывало иногда для меня таким неожиданным, что я
позволю себе с Вами поделиться:
Вы знаете, что такое "Малый Каретный, 14-17", вечером.
Это длинный, обшарпанный, не освещенный ни одной лампочкой
коридор, который кажется бесконечным из-за неопределенного
количества дверей. За каждой дверью - своя жизнь, а, может быть, и
нет там ее. И вообще, этот коридор лучше скорее проскочить, он
какой-то неуютный, он меня пугает. Зато там есть одна дверь, за
которой жизнь еще более таинственна и непонятна. Там все просто
и непостижимо одновременно. Там что-то непонятное из стекла и
металла дает иллюзию освещенности вместо света, там дым от
сигарет льется - почему-то обычное "струится" не очень подходит.
Так льется дым Danhill и Marlboro в обычной жизни, и здесь от
наших славных "Космос" и болгарских "Интер". Там музыка - или
мучительно прекрасная, ускользающая так, что хочется слушать
еще, чтобы в следующий раз удержать в себе, не расплескать, или
отталкивающе настойчивая, тревожная. Странно, или та, или
другая. Вечер на Малом Каретном разорван отдельными страничками
романа, отпечатанными на машинке или рукописными,
надрывающимися телефоном, шипением отыгравшей первую сторону
и не перевернутой пластинки, репликами из-за стены или из-за двери
соседки. Этот вечер - мягкий, темно-зеленый и еще бархатный. Я
даже знаю, почему - темно-зеленый - из-за сигарет, и бархатный - из-
за пола. А вот утро в этой странной квартире - другое, оно пахнет
лилиями. Я терпеть не могу утро, но с утром на Малом Каретном я
почему-то смиряюсь. Там солнышко всегда...
Странно, да? Сразу видно, не Катя Мороз писала.
Но не только мысли о квартире нарушали мое внутреннее
равновесие. Я сходил с ума из-за того, что нарушил свое пятилетнее
табу на спиртное и табак. Я выл от злости, что целыми днями верчусь,
как белка в колесе, и что у меня не хватает времени даже на
нормальную половую жизнь!
Я столько наезживал и нахаживал за день, что результаты
давно пора было посылать в книгу дурацких рекордов Гиннеса. Еще
хорошо, что у меня рабочий день не нормированный, обычно я
освобождаюсь в час-два. Если бы я работал, как все - с восьми до пяти,
я бы через неделю застрелился. Но все равно я ничего не успевал.
Магазины, прачечные, химчистки, службы быта, стирки вперемешку с
театрами, гостями, поездками, развлечениями. Ко всему прочему я еще
должен был готовиться в аспирантуру и пробить стену непонимания и
невежества старых идиотов, которые делали все возможное, чтобы не
дать мне выбраться из того болота, в которое они меня засунули.
Но самое главное, для всего этого нужны были деньги! Когда
я добирался до постели, я был, как выжатый лимон, и засыпал в
момент, когда голова касалась подушки.
Пять дней в неделю я встаю вместе с гимном, как и
миллионы советских тружеников. Я падаю с кровати и двадцать раз
отжимаюсь от пола. 6.05 - бегу в ванную, умываюсь и минут пять
торчу под абсолютно ледяным душем. Вы попробуйте зимой, в
холодной квартире, в 6 утра, с похмелья постоять пять минут под
ледяным душем - вашим телодвижениям позавидует любая индийская
танцовщица! Во время этой процедуры я заливаю половину коридора,
бужу всех соседей и оставляю мокрые следы по всей квартире. Пью
кофе, одеваюсь и выхожу постоянно в 6.30. От своего дома до м.
Пушкинской я дохожу ровно за шесть минут. Если у меня ночует кто-
нибудь из моих друзей - Скорпион, Португалец или Казимир Алмазов,
и на следующий день мне на работу, то каждый из них дает себе слово,
что эта ночь, проведенная у меня, - последняя. Такого темпа никто не
выдерживает.
Когда я выхожу из дому, начинается кошмар - вот уже
полгода меня преследует одна и та же песня, и я знаю, на какую
дорожную плиту попадает тот или иной слог куплета. Я и так ни черта
не соображаю от шести до семи, а тут еще эта песня, которая
прилепилась, как банный лист! Ее все время передают в 6.15 в
"Гимнастике":
Ну почему ко мне ты равнодушна?
Ну почему ты смотришь свысока? -
удивляется Андрей Миронов.
Только выйду из дома - начинается. "Ну поче-му (левой) ко
мне (правой) ты равно-ду- (левой) - шна? Я уже знаю, на каком месте
будет нога на му в слове "почему", и на каком на слоге ка ("свысока").
Я еще год вот так похожу утром, в ритме вальса, на 3/4, и в "Кащенко"
будет на одного инженера больше.
В электричке, куда я заваливаюсь в 7.00, я прошу человек
десять из вагона разбудить меня через сорок минут и засыпаю
мертвецким сном вне зависимости от позы. После лагерей и ночных
смен прекрасно могу спать стоя, как лошадь.
???
14 февраля, четверг. Я ездил в этот день в г. Видное.
Возвращаясь, зашел к майору Пятнице. Туда позвонил Хан и сказал,
что они с женой не прочь развлечься.
- Хан! Мы можем съездить в "Арбат", - предложил я.
- Не-ет, "Арбат" ломает, уж очень бардачный кабак.
- Хочу в бардачный, -заорала в трубку его пресловутая жена.
- Ладно, пойдем в "Арбат", - смирился Хан, только ты нам
такси оплатишь?
- Оплачу, -ответил я. (Каков вопрос - таков ответ.)
Пока мы ждали Хана, а он опоздал минут на сорок, майор
Пятница объяснил Укропу - поэтическому физику (или физическому
поэту), автору песни "Крутится волчок" и Мартышкиному спонсору -
как бумажным клеем заклеить резину на колесе и как использовать
красное вино в качестве замены тормозной жидкости.
После длинного Show мы с Ханом гуляли по ресторану и,
конечно, "совершенно случайно" встретили Мартышку.
Я познакомил их. Через пару минут подошел Укроп, забрал
Мартышку, и они уехали. Нельзя сказать, что он испытывал явное
удовольствие от нашего с ней знакомства.
- Что-то она мне не по кайфу, какая-то она прямоволосая, -
поморщился Хан.
Можно подумать, что Мартышка собиралась отдаться ему в
фойе ресторана и загвоздка была только в структуре ее волос.
- Ты так же разбираешься в женской красоте, как свинья в
апельсинах, - польстил я Хану.
Мартышка была удивительно хороша. В ее огромных темных,
слегка подтянутых кверху глазах светилась не наглость всезнающей
проститутки, а что-то такое невинно-сексуальное и добродетельно-
эротическое. Своей необычной походкой, - казалось, будто она ходит
боком, - Мартышка заслужила себе если не славу, то уж во всяком
случае, яркую индивидуальность - не спутаешь ни с кем. Мне
рассказывали, что Мартышкины поклонники, приходя в цирк уже
после ее ухода, обычно спрашивали: "А где та девушка, которая боком
ходит?" Но, несмотря на всю ее привлекательность, в ней было что-то
плебейское. Я даже не могу сказать что. Может быть нос, или уши, а
может, то, что она действительно была похожа на обезьянку.
Так что сравнение мытищенской Мартышки с бальзаковской
г-жой дю Валь-Нобль было чисто условным. А уж Катино замечание,
что Вивьен Ли в роли Скарлетт напоминает Мартышку, и вовсе не
льстит англичанке.
???
Я уже три дня не видел Катю, и к субботе настроение стало
совсем поганым. Я зашел к Хану. Особого восторга по поводу моих
контактов со Шкатулкой Хан никогда не выражал, гораздо больше по
душе ему была западногерманская Клара - как никак, а все-таки
"бундеса". Хановский скептицизм приводил меня в чувство и
возвращал с небес на землю. В свое время я платил ему тем же, но он
все равно женился. В этот день мы смотрели "Банзай", и, хотя на
мелодраму он похож не был, на меня нашла чертова
сентиментальность, от которой я не мог отделаться весь вечер. Я не
знаю, отчего возник этот приступ меланхолии, но факт то, что когда
Хан с Картиной уже легли спать, я заправил слезами авторучку и сел
писать.
- Ты что, уже совсем больной? - спросонья пробурчала
Картина.
- Да иди ты...
- Нет, ну правда, что ты там пишешь?
- Письмо Шкатулке.
- А давай напишем вместе.
- Давай.
Так мы сели писать любовные письма Кате Мороз. Лимит 5
минут. Мат запрещен.
Картина Родионова - от моего имени - Кате Мороз.
Душенька моя! Моя мозглявая козочка Катенька Мороз!
Жду-не дождусь того момента, когда смогу назвать тебя
своею и прижать к своей сильной волосатой груди твою нежную
лебединую грудку! 0!.. 0!.. Одна мысль об этом лишает меня сна, моя
телочка! По ночам я ворочаюсь и все думаю, как ты там, с кем ты.
Но нет! Не могла любовника пригреть эта чистая грудка! 0! Как я
страдаю!!! Я убью его! Убью тебя! Убью, может быть, и себя самого!
Но ты, гадина, жертвы моей не достойна. Я не ем, не сплю, забросил
физкультуру и лить стал с горя.
Но я, я, любимая, не достоин твоей любви! Намедни на
конюшне, что насупротив рынка за цирком, поимел я ненароком
подругу твою Мартышку, хоть и страдал при этом ужасно -
Попутал нечистый.
А все ты, с..с..обаака повинна, что отказываешь мне,
молодцу, в законном моем удовольствии. А чаще все хожу в "Космос",
пью горькую, да гадаю, не потопиться ли мне в бассейне тамошнем и
покончить разом жизнь свою бесшабашную, что постыла мне без
тебя, моя курочка.
Целую тебя в твой теплый еще от моей ласки животик.
Жду ответа, как соловей лета.
P.S. А ты, паскуда, если хоть раз мне изменяла, я тебе руки-
ноги пообломаю и матку на голову твою глупую натяну.
От собственного смеха Картина прослезилась и так родилась
Легенда о6 утраченной нежности, или аромат вина
В маленьком домике на берегу пруда было светло и тихо.
Ловко работая спицами, Жара вязала чулок, и веселые петли
ложились под ее рукой причудливым ровным узором. На окне под
хрустальным чехлом цвела роза, и имя ее было Нежность, но Жара об
этом не знала.
По временам она прерывала работу, чтобы немного пусть
хотя бы разочек постоять на голове - как истая женщина, она ценила
разнообразие, и тогда непослушный клубочек скатывался у нее с колен
и исчезал в траве за порогом, словно тонкая нить Ариадны манила ее
за собой, навстречу Любимому.
Она часто была с ним жестока, - Жара сознавала это сама,
-и порой без причин терзала Любимого, заставляя мучиться
беспрестанными муками ревности - все эти Виллксы и Эшли Луи!. Но
сердце у Жары было, в общем, доброе, и меру терзаний она угадывала
всегда, кроме, пожалуй, случая, когда потерямши рассудок от горя,
Любимый ударил ее по щеке свернутым в жгут журналом
"Работница", внутренним жарким своим чутьем.
Но беспечен бывал и он, - как тогда, когда бросил ее
холодным декабрьским утром на произвол шоферу такси, одну и без
копейки.
0! Жара не умела прощать обиды! И Любимый платил
сполна. Он молил, унижался и ждал, готовый пожертвовать всем
достоинством, сном, карьерой, но она говорила "НЕТ".
Он был в ярости. Крик его жег, как удар бича!
Но она отвечала "НЕТ".
И когда, призвав в помощники Разум, он подолгу пытался ее
убедить, ОНА ВСЕ РАВНО ГОВОРИЛА "НЕТ"! И он уходил, согбенный
под тяжестью своей непосильной ноши.
И, наконец, совсем обезумев, он ей крикнул с вершины холма:
- Девственность - чемодан без ручки! Тяжело нести - жалко
бросить!
Но она отвечала только, что не будет знаток пить залпом
дорогой и густой ликер, от кого-то услышанной фразой.
И Любимый ушел, как обычно, печальный.
Он молил о жалости, сочувствии, понимании, -но ответ его
ждал один.
И тогда холодным ноябрьским утром ОН ПРЕДЛОЖИЛ ЕЙ
ДЕНЕГ!
И Жара согласилась.
"Я отдамся за миллион", спокойно произнесла она, обнажая
в холодной усмешке свои мелкие белые зубки.
И он понял, что добудет ей деньги.
Ну, конечно! Как не понял он раньше. МИЛЛИОН!!! Миллион
он отдаст за ее улыбку -за пустую улыбку этой глупой бездушной
куклы! Этой ведьмы! Этой ссс-обаки!
Ведь это была любовь.
Он отдал бы ей все Целый мир, с берегами и островами. Ей
же нужен всего миллион, И на одно лишь мгновение он вдруг увидел
всю бездну, изначально их разделявшую.
"Я принесу тебе деньги", -глухо проговорил он и ушел,
показав широкую спину.
И прикрыв за Любимым дверь, она смутно расслышала -
дзинь! -
То разбилась внезапно Нежность,
Что росла на ее окне
В непонятном хрустальном бокале...
???
Хан - Кате Мороз.
(Импровизация на тему песни "Айсберг")
Здравствуй, Айсберг!
Я не терплю зиму. Не переношу снег, холод, мороз. Да,
именно мороз. Дрожь пробегает по телу, когда я чувствую мороз - я
вспоминаю тебя. Но ничего на свете не может разбудить во мне
столько желания, столько страдания, столько любви, как мороз. Я
хочу жить где-нибудь на Севере, например, на Аляске - жаль, что ее
продали американцам, чтобы постоянно помнить о тебе. Когда тебя
нет рядом, я могу часами разговаривать с тобой, слушать тебя,
желать.
Но ты холодна ко мне. Ты полностью оправдываешь свою
фамилию и, встречаясь с тобой, я теряюсь. Почва - снег уходит из-
под ног, мне скользко.
Будь ты проклята! Я люблю тебя только в разлуке с тобой.
Я понимаю, что стоит мне подойти к тебе близко, обнять тебя, и я
превращусь в кусок льда. А я хочу быть океаном желания и омывать
9/10 твоего тела, мой айсберг, а 1/10 пусть принадлежит миру.
Прощай.
???
К счастью, у меня не осталось образца моей ереси, но через
несколько дней я написал новую. То, что я написал, было в форме
письма, но такого, какое я бы в жизни не отправил. Мне кажется, это
было единственное, что я написал абсолютно искренне за все время
нашего знакомства.
Если позволите, маленькое вступление.
Иные редкие дни я отмечаю в своем дневнике. И каждый раз
мне кажется, что при соответствующих обстоятельствах, он может
попасть в чужие руки. То же обстоит и с письмами. Нежелание, а
может и боязнь, что кто-нибудь узнает о моих подлинных мыслях или
чувствах независимо от меня самого приводит к изменению формы и
стиля, которые начинают играть роль большую, чем содержание. И так
как мне не хотелось бы самому быть слишком открытым, то
открытым становится письмо или дневник. А отсюда уже недалеко от
позерства. Пишешь от первого лица, но как бы со стороны. Надеешься,
что самоирония поможет сохранить объективность, но она, как ни
странно, лишь помогает выставляться.
Эти несколько предложений были написаны ночью:
Так уж повелось, что "Space" побуждает меня к изложению
своих мыслей на бумаге. Так было четыре года назад. В этой же
квартире я уже испытывал подобные чувства, точно так же слушал
"Space" и писал письмо...
Мартышка, чтоб ей пусто было, мне рассказала
достаточно. Так много, что мне хватит, вероятно, не на один месяц.
Я боялся каждого ее слова о тебе, и она говорила все больше и
больше! Я уже не мог ее остановить. Но когда начались подробности
вашего празднования Нового Года, я не выдержал. Вне себя от
бессильной ярости и злобы я трахнул твою бедную подружку, чтоб
хоть на некоторое время губами заткнуть ей рот!
Но, как говорится, "слово не воробей".
Твоя измена меня доконала. Сейчас, по прошествии времени,
у меня уже не хватает сил на какие-то "яркие" эмоции, - я просто
устал. Я устал от бесконечного пережевывания твоих мельком
брошенных слов, устал от твоей холодности, твоего эгоизма; мне
просто не за что зацепиться...
Меня взбесило твое обращение с одним моим другом, во
всяком случае, в той трактовке, в каком оно мне было преподнесено.
Милая Катя! Найди себе, если получится, конечно, другого
идиота, который бы тратил на тебя столько сил, энергии, который
любил бы тебя так, как я, и не имел даже крупицы благодарности за
это.
???
- Поехали видак посмотрим, - разбудил меня утром Хан.
- Лучше поехали в "Казахстан". Там Пугачевское варьете.
Стиль new wave.
О варьете в "Казахстане" мне давно рассказывали балетные
девки.
- А где это?
- В Домодедово.
- Что? Ты с ума сошел! Какое к черту Домодедово! Это
полтора часа только туда. Лучше позвони своему чуваку с видео, и
пусть он нас пригласит.
Но меня как раз и привлекало то, что "Казахстан" находится
далеко. Я получу три часа времени для разговора с Катей. Мне нужен
был не "Казахстан" и не варьете, пусть даже из "Лидо", а мягкий
автобус-экспресс, идущий из аэровокзала в аэропорт. В сентябре 1981
года я ездил в Домодедово чуть ли не через день, провожая Анечку,
которую тогда еще любил. Но каждый раз находилась объективная
причина, мешающая отлету - опоздание, забытые вещи, плохая
примета и нежелание расставаться. Я очень люблю аэропорты.
Но хорошо, что мы не поехали туда. На самом деле
"Казахстан" находится не в аэропорту, а в городе Домодедово. Я
нарвался бы на очередной скандал, в котором Хан с женой приняли бы
участие не меньшее, чем Катя.
- Я пойду смотреть видео, только если пойдет смотреть
Шкатулка. Хочешь, Хан, приглашай ее сам. Я звонить не буду.
Я приглашал Шкатулку только тогда, когда был
стопроцентно уверен, что она согласится. Во всех остальных случаях
это делали мои друзья. Вероятно, отказывать им Кате было неудобно, а
если и случалось, то приходилось хотя бы что-то объяснять. Но им
Шкатулка не отказывала. Наверно, моим друзьям было просто на нее
наплевать, и у них не было "комплекса Кати Мороз". А мне и отказать
не грех и объяснять не обязательно - переживу. Я ведь ее люблю. И
Катя, как Скарлетт, держала эту любовь Дамокловым мечом у меня
над головой.
Хан позвонил, пригласил, одолжил у нее двадцать рублей и
договорился, что я за ней зайду.
Пока моя (нет, не моя) красавица одевала приталенное
сиреневое платье с красным поясом, я пригласил еще и майора
Пятницу (у них в армии такие фильмы не показывали). Мы должны
были встретиться на станции "Парк культуры".
Хан, вероятно, в предвкушении порнухи, целовался с женой,
проявляя при этом усердие гораздо большее, чем она. Он иссосал ее
вконец! Потом Хан вспомнил, что он бывший танцор и показал, как он
умеет делать кабриоль.
- Выворотней, выворотней! - подключилась Шкатулка.
Хан попробовал еще раз, нога у него подвернулась, и он со
всего размаху трахнулся задницей о бетонные плиты метрополитена.
(По поводу выворотности: после общения с Шкатулкой у меня
появилась привычка. Теперь я хожу и стою так, что угол между
моими ступнями, который, вероятно, является внешним, но не
фактическим показателем выворотности, составляет не менее 100░).
Хозяин видеомагнитофона жил на Кропоткинской улице, в
старом доме, подъезд которого явно ассоциировался с 37-м годом. Это
был молодой, симпатичный, преуспевающий советский бизнесмен, о
которых публикуют статьи "Видеопетля" и "Видеобезумие". Но хозяин,
очевидно, статей не читал, брал по червонцу с рыла и задабривал
клиентов спитым чаем и бутербродами с колбасой. За десятку можно
было смотреть пока глаза не вылезут.
Картина - хранительница семейного очага и символ
практицизма (кстати, найдя, во мне ярого союзника) - заявила, что "за
свой чирик она высидит здесь до будущего года".
Мы посмотрели четыре фильма: "Опасный дьявол",
"Кровавый магнум", Savage weekend, "Большое событие" и пару
музыкальных программ.
"Опасный дьявол" - английский вариант "Фантомаса".
Дьявол - красавец-мужчина и супермен вместе со своей подружкой -
сногсшибательной блондинкой, совершают невероятные ограбления и
в конце концов приводят Британию на грань финансовой катастрофы.
Дьявол плавает, как рыба, поднимается на присосках по отвесной
стене, занимается любовью в стоге денежных купюр, стреляет
изумрудами из ожерелья, в огне не горит, в воде не тонет. В конце
фильма на него выливается расплавленное золото, и он превращается в
статую. Сногсшибательная блондинка плачет над наконец-то
поверженным Дьяволом, а он подмигивает ей из-под
теплоизоляционного костюма.
"Кровавый Магнум" оказался американским детективом о
том, как инспектор полиции разыскивает убийцу своей сестры. Тихоня
Луиза, сестра инспектора, притворяется на вечеринке мертвой с целью
разыграть своего преподавателя - врача и, как оказалось, любовника.
Но такие шутки даром не проходят и спустя некоторое время ее на
самом деле завалили. Братец-инспектор, ища убийцу, использует не
самые законные средства для получения информации. Полфильма он
гоняется за всеми на длиннющем дредноуте - не детектив, а реклама
автомобилей.
Потом оказывается, что у Луизы самой рыльце в пушку - в
Монреале она со своим любовником убила канделябром богатую
канадку и похитила у нее ожерелье. Этот любовник очень страдал
после смерти Луизы, а потом оказалось, что это он ее отравил. Не
фильм, а империалистическая муть, показывающая "их нравы: Карл у
Клары украл кораллы!"
Savage weekend не был дублирован, его переводила Картина.
Судя по тому, что происходило на экране и Картининым
комментариям, фильм был о любви.
Интригующее начало. Симпатичный бородатый джентльмен
гонится по лесу за молодой, красивой, но почему-то, раздетой леди,
держа в руках цепную бензопилу. Леди орет, как резаная, и, видимо, не
без оснований. Потом действие переносится в Лондон. Группа
молодых англичан собирается провести уикенд в глухом и
заброшенном уголке Британии. Муж главной героини остается дома,
ссылаясь на неприятности по службе; жена уезжает с его друзьями.
Место, действительно, оказалось необитаемым, за
исключением одного сельского жителя (мы прозвали его
механизатором). Во время прогулки на лодке по местной речушке
механизатор поведал туристам легенду о якобы проживающем здесь
маньяке-убийце, который в это время появляется на экране (им
оказывается все тот же бородатый джентльмен с пилой). На сей раз он
тихо и незаметно подкрадывается к ничего не подозревающей паре,
предающейся прелестям любви на лоне природы, и оглушает юношу.
После этого он несколько раз проверяет, что крепче - его голова или
камень, и лицо юноши медленно покрывается кровью, пульсирующей
из горла. Девицу маньяк тоже не обошел вниманием. Он притащил ее
к себе в сарай, который напоминал камеру пыток, и аккуратно уложил,
зажав запястья стальными хомутами. Горло бабы оказалось прямо под
плоским, как лопата, косым ножом такой, я бы сказал, миниатюрной
гильотинки. После этого маньяк разодрал на ней платье и выжег
раскаленной железной кочергой у нее на груди начальную букву
своего имени "Н" - Непгу (правда, без кавычек). Запах паленого мяса
просочился через экран.
Сразу после окончания рассказа механизатора один из
сидящих в лодке как-то неловко наступил на рыболовный крюк, и он
полностью залез ему в ступню. Затем минут пять крупным планом
показывают, как они все вместе вытаскивают этот крюк.
Фильм очень красочный, на протяжении всего фильма
звучит разнообразная музыка. Английская компания, как советские
студенты в стройотряде, словно с цепи сорвалась, - все выходные они
трахали друг друга на пляже, в лесу, в коровнике и в свинарнике.
Появление нового действующего лица - человека в маске - не снижает
остроты сюжета. Постепенно человек в маске расправляется с каждым
отдыхающим. Способы убийств выдают профессионала-новатора.
Первую молодую и преуспевающую жертву он задушил и подтянул с
помощью системы подвижных блоков к крыше сарая. Вероятно,
имитируя самоубийство. Вторая жертва была разодрана каким-то
серпом. Но особенно оригинальным и тонким было вот какое
убийство: стоит молодой человек перед зеркалом и причесывается,
сбоку к нему подходит человек в маске и до упора втыкает ему в ухо
спицу (как видите, оригинальным и тонким было и орудие убийства).
Неприятное ощущение. Натурально и естественно показана агония
пострадавшего: несколько минут перед тем, как затихнуть, его била
мелкая дрожь. Прекрасный кадр - лежит человек со спицей в ухе и
трясется, как в лихорадке. Его любовницу убийца привязал в подвале в
позе "мостик" к циркулярной пиле так, что зубья пилы оказались у нее
в талии; запитал пилу с выключателем освещения и ушел. Приходит в
подвал тот, хребет которого в последствии разодрали серпом, и
включает свет: визг пилы, разлетающиеся обрывки мышц, кровища и
восточная музыка в стиле индийского фольклора.
В конце концов оказывается, что человеком в маске был
вовсе не маньяк, а муж. Тот, который остался дома. Выяснив таким
образом отношения с друзьями, он снимает маску, забирает жену и
уходит с ней. Но не тут-то было. Навстречу им попадается
механизатор, запавший в главную героиню. Между ними происходит
битва. Не на жизнь, а на смерть:
Они сражались два часа,
И не кончался ратный пыл,
С обоих пот ручьями тек,
И каждый невредимым был.
И когда механизатору уже почти удалось перерезать мужу
горло допотопным мечом на экране появляется маньяк Генри со своей
знаменитой пилой. Мелкими шажками, осторожно он подбирается к
ничего не видящим бойцам и всаживает работающую пилу в хребет
механизатора. Итого: в живых остаются маньяк Генри, красивая
женщина и цепная пила.
Мы ушли часов в одиннадцать, и я поехал провожать
Шкатулку. От Рижской пошли пешком. Снежные пушинки падали на
ее ресницы, пальто, шапочку, но не таяли, а так и продолжали лежать
белыми хлопьями~ Я развернул ее и прижал к себе. Шкатулка таяла, и
ей было лень сопротивляться...
???
Мартышкин рассказ ползал по моему сознанию до 10-го
марта, пока по нему не был нанесен сильнейший удар.
Моя молодая красивая лань постоянно ускользала, но я
фатально верил, что настигну ее. Мне казалось, что, как Сизиф всю
жизнь катит в гору свой камень, так и я до конца дней своих буду
пробираться с засученными рукавами, в грязных сапогах, с
изодранным колючками акаций лицом и слипшимися волосами, держа
в руках автомат "Узи", сквозь дебри девственного леса, преследуя
безоружную, невинную жертву. Но длинноногая лань не собиралась
сдаваться, она манила в туманы лимана, появляясь и исчезая, словно
Жар-птица, и в конце концов загнала меня в такую трясину, что я
позавидовал белорусским партизанам. Но ничего не могло остановить
меня, - преследуя Катю Мороз, я вломился бы даже в хранилище
золотого запаса США. Меня пробовали отговаривать: ни к чему, мол,
как баран, долбить непробиваемые ворота, - но это все равно, что
объяснять каннибалу преимущества французской диеты. Отказ от Кати
тождественен отказу от существования. Следовательно, для
достижения цели хороши все средства. Включая насилие. Меня
оправдывает моя любовь. Моя Морозомания. Но есть минус:
навязывание чувств (любовный империализм) вступает в
непримиримое противоречие с понятием свободы и прав человека. В
то же время есть плюс: свобода, алкоголь и никотин хороши для Кати
Мороз лишь в малых дозах, злоупотребление может привести к
летальному исходу. Вывод: ограничение личной свободы в связи с
любовной экспансией Катя должна воспринять с философской
снисходительностью Эпиктета.
Кстати, о насилии.
20-го февраля, среда. Праздничный ужин у Хана.
Ужина не было. Был ликер Cointreau и игра "Эрудит". За
проявленную эрудицию и внесение в русско-советский лексикон
несколько необычных неологизмов, таких, как, например, "вьеб", не
мешало бы нам вручить медаль им. Ожегова (или Даля). Одну на всех.
Зимний вечер. Равнодушно-усталый голос таксиста.
Пещерные страсти первобытного человека, пробужденные
французским ликером.
- Кто еще будет тебя так любить? Ты же умрешь без меня.
- Никто. Умру, наверное.
Но до смерти еще далеко, и я был не прочь ускорить ее
приближение.
- Я погрею ручку.
Рука между ножек. Чуть выше коленок. Мужчина ведет себя
так, как позволяет ему женщина. Я подвинул руку поближе. Молчание.
Прошел еще несколько сантиметров и вспомнил анекдот о натурщице
Пикассо ("Молодой человек! Я натурщица Пикассо. То, что Вы ищите,
находится у меня за левым ухом!")
- Прекрати немедленно, - произнесла Катя так тихо, что я не
услышал.
Левая рука инстинктивно бросается вслед за правой. Черная
прядь падает на черные бездонные глаза. Глаза загнанного зверька. Но
не дикой серны, а маленькой рыси, попавшей в капкан - испуг, страх и
злоба.
Такси не лучшее место для столь решительных действий и я,
пощекотав себе нервы 117-ой статьей, поспешно ретировался.
Настроение улучшилось. Я понял, что при первом же
удобном случае я ее все-таки сломлю. Впечатление о ее недоступности
совершенно иллюзорно. Она доступна. Для тех, кто не спрашивает
разрешения, и кому она безразлична. Принципиально, ее может
уложить в постель любой. С ее выхолощенной нравственностью,
инертностью и инфантильными эрзац взглядами это не так сложно.
Сложно только мне. Да и то вряд ли...
???
Прошла неделя.
27 февраля, среда, 18.30. М. "Кировская". Свидание. Театр.
"Современник". Вместо "Спешите делать добро" - "Наедине со
временем". Катя недовольна - она уже смотрела этот спектакль. Вот
непруха! Позлилась на меня, - как будто я могу вылечить заболевших
артистов, - и успокоилась.
Тусклый спектакль с липкими нравоучениями. Сижу я да
гадаю. Но не "любит - не любит", а "пойдет - не пойдет".
Жду конца - курить хочу.
Выходим на улицу.
- Пойдем выпьем, Катя.
- Пойдем.
Останавливаю в стороне такси:
- На Малый Каретный, пожалуйста, - тихо говорю, чтобы моя
Катя не услышала. Ехать нам минут пять. Катя сидит в своей обычной
позе - ноги соединены и согнуты в коленях, скрещены у щиколоток и
отставлены в сторону - красивая поза, мне всегда она очень нравилась.
А я уткнулся носом в переднее сиденье, верчу ногой и губы кусаю -
жду, когда Катя скажет, что домой ко мне не пойдет.
Чистопрудный - Рождественский - Трубная.
- Дима! Я к тебе домой не пойду.
Закрыл я глаза и слышу голос внутренний: "Представь, что
это не она - все будет нормально".
Страстной - Колобки - Малый Каретный.
Выходим из такси.
- Катя, милая! - говорю, - я тебя знаю почти два года. Черт
возьми, неужели я не могу пригласить тебя выпить со мной?
Поверит - не поверит.
Смотрю на нее честно-пречестно и думаю: "Сейчас я тебя
оттрахаю, как врага народа!"
Что у нее там в мозгах перевернулось или не сработало - не
знаю. Но она согласилась.
Я тихо закрыл за собой дверь, но Манька учуяла, что я не
один и высунула из двери голову.
- Здрасьте, - прохрипела она и сделала книксен. Я чуть не
помер.
"Новенькая, - подумала Манька, - и хорошенькая. Сейчас
этот садюга ее трахнет."
Я вспомнил, как месяц назад она постучала ко мне в пять
утра. Как раз тогда, когда у меня была Мартышка. Я понимал, что эта
ночь мне даром не пройдет. Звуковые эффекты Мартышкиного
сладострастия разбудили пьяную Маньку, которой вставать в шесть
утра. Она была одна, и чужой кайф перед подъемом вряд ли мог
поднять ей настроение. Так что, когда послышался стук в дверь, я тут
же представил, как будут вытекать помои из ведра, одетого мне на
голову. Но Манька была без ведра и даже без сковородки. Она
приложила палец к губам и тихо попросила:
- Покажи мне девицу, которая так орет, - выражение ее лица
выдавало смесь удивления с сочувствием. Манька посмотрела на свою
соперницу и покачала головой:
- Несчастная.
И ушла.
Катя подала пальто, и я повесил его в шкаф.
- Я сапоги снимать не буду - так похожу.
- Походи.
- У тебя сегодня прилично, не то, что в прошлый раз.
Я налил ей и себе дежурного шампанского.
Когда мы наедине, от ее гордости и высокомерия не остается
и следа. Куда все девается?
Да и у меня злость пропала. Нету злости. Мысль, правда,
промелькнула: "Сейчас я тебе, скотина, неверная, покажу!"
Но на самом-то деле -чего я ей могу показать? Жалко ее
стало - дура она набитая. Лучше уж я ей книжку почитаю.
Запрещенную. Л. Шапиро "КПСС". Зачитался я - даже забыл, зачем
Катю привел. Такую литературу почитаешь - забудешь, как тебя зовут.
Читаю вслух и курю. Весь рот забит слюной - не знаю, куда плюнуть.
Плюнул на книжку, глотнул шампанского. Эта квартира все-
таки или изба-читальня? Засунул антисоветчину за шкаф, поднял
Шкатулку на руки и положил на кровать.
- Лежи тихо, Катя, и слушай меня. Ты долго еще, дрянь такая,
будешь надо мной издеваться? Все равно ведь будешь моею!
Я присосался к ее губам. Попробовал языком раздвинуть
зубы - не поцелуй, а издевательство над сексом. Не губы, а дольки
засохшего апельсина. От такого интима не влечет, а воротит. Я вдруг
представил себе, как я трахаю Катю. Я очень отчетливо это
представил. Начнутся охи-вздохи, она будет бояться залететь,
выражение лица из непроницаемого станет влюбленно-покорным. Я
буду ласков, буду говорить, что люблю ее все это время, что никогда ее
не брошу. Потом у меня лопнет терпение, и я стану пошлить и ругаться
матом. И еще я не менее отчетливо представил себе, как я думаю:
"Неужели ради ЭТОГО я столько времени страдал и мучился?!" Я
представил, как я бегу в пять утра на Центральный рынок и покупаю
рублей на пятьдесят роз. Катя просыпается, а на постели розы. Может,
конечно, она сексуальна, но я очень в этом сомневаюсь. Как только я
представляю Катю в постели, в мозгу возникает забытый образ Поли
Грушницкой. Та тоже была какая-то флегматичная, холодная,
развратная и пошлая. Я помню, как она за час выпила две бутылки
шампанского, выкурила пачку Danhill, и за это время успела рассказать
о всех, с кем она спала. Мне запомнилось как Португалец трахнул ее
на квартире своего друга. Потом он сам мне обо этом рассказывал. Их
рассказы были абсолютно не похожи.
Катя лежала в сапогах на кровати, чуть запрокинув голову,
придавленная моим боком и самолюбием. Черты лица уже не казались
мне божественными: мордочка круглая, нижние зубы неровные, губы
бесцветные, подбородок тяжелый. Остались только глаза и кожа.
- Димочка! Я тебя умоляю! Я тебя умоляю! Отпусти меня, -
ныла Шкатулка.
Мне и самому уже не в кайф. Музыки нет - не могу я без
музыки. Настроение не в дугу - с таким настроением только на
поминки. А главное - не выспался я, спать хочу жутко и вставать
завтра, как всегда - какой уж тут секс! Потом как-нибудь трахну.
- Дима, поздно уже, проводи меня, пожалуйста.
Она была подавлена и растеряна.
Я спустился с ней по кольцу до Самотеки и стал ловить
такси. Засыпаю прямо на ходу. Хорошо, что она хоть живет рядом.
???
28-го февраля. Последний день зимы.
В этот день Забор должен был отмечать свой день рождения.
Хлопотать он начал за несколько дней и первое, что сделал, -это
попросил меня договориться о месте чествования -гостинице
"Космос".
Я не знал, как Света из Бюро пропусков отнесется к
проведенной у меня ночи, после того, как проспится, поэтому, на
всякий случай, перестал появляться в гостинице. Прошло три недели, и
я решил, что этого достаточно. Вооружившись пятью гвоздиками, я
пришел в "Космос" и обнаружил, что опасения были напрасны, - Света
обрадовалась моему появлению (или гвоздикам) и выписала пропуск
на шесть человек.
...Забегая немного вперед, Последнее, что сказала в этот
день Катя, было: "Дима! Ты должен обязательно описать сегодняшний
вечер. Обязательно!" Я согласился, но обещание отложил на
неопределенное будущее, написав только в качестве маленького
вступления нижеследующее:
Я никогда еще не писал по заказу. В голове все время
вертится фраза "кто платит, тот и заказывает". Заказывает Катя,
она мой работодатель. Правда, не платит. Я полагаю, внесение
коммерческой нотки в этот литературный суррогат значительно
повысило бы его качество. Я мог бы, конечно, выразить протест
против несправедливого обращения заказчика с наемной силой - то
бишь, со мной. Или устроить забастовку и демонстрацию. Но я не
делаю этого. Просто знаю, что все протесты, забастовки и
демонстрации, как, впрочем, и людные другие проявления возмущения,
отправятся в форме цилиндра в не столь отдаленное место вслед за
знаменитой иронией.
Я бы сам описал этот необычный вечер, если Ры его
окончание имело для меня хоты какое-то отношение к сеансу. В
конечном счете ведь именно секс в гораздо большей степени, чем все
остальное, побуждает меня к действию. Я уже писал, как я понимаю
и люблю доброго доктора из Вены...
Прошло четыре месяца, и теперь я могу продолжить.
Я не стал заходить за ней в институт, потому что иначе она
затаскала бы меня по своим чертовым магазинам. Если Катя идет к
маршрутке у м. Новослободской - это к Марьинскому мосторгу, если к
троллейбусу - это к парикмахерской на маникюр, если к трамваю - это
домой, если пешком - это к хорошему настроению.
Я не знаю, какая она в постели, но в магазинах она, как рыба
в воде: ткани, кремы, шампуни, очереди, лосьоны, ковры, толпища,
светильники, паласы, фарфор, БВЛ.
Заехал после работы домой, побрился, помылся (один мой
приятель всегда в этом слове между буквами "о" и "м" вставлял в
скобках букву "д"; обул (вы думаете белые тапки? - нет! новые,
купленные по Шкатулкиному наущению, немецкие туфли на липучках,
натянул сутюженные вельветовые джинсы, что выше - не помню, и
поехал к Кате.
Позвонил из автомата напротив дома (я всегда звонил ей
перед приходом; без звонка являлся лишь дважды, после
десятидневных перерывов - 10-го января и 10-го апреля), и - о, чудо! -
Катя дома. Не убежала, не исчезла, не кинула, и, действительно,
собирается пойти со мной на день рождения, - воистину кто-то
большой в лесу сдох!
Катька, как ненормальная, бегала по квартире - здоровая,
энергии хоть отбавляй, а девать некуда, - успевая играть в быстром
темпе "Элизе", показывать мне свои новые сюрреалистические
картинки - шедевры заживо гибнущей Нади Рушевой, подбирать
коэффициенты в окислительно-восстановительных реакциях и
постоять на голове. Что характерно, последнее, - в прямом смысле
слова.
Вы, вообще, можете себе представить?! Красавица и умница,
танцует и рисует, вяжет и играет, химичит и поет! Воспитание -
безукоризненное, будущее - блестящее! Не влюбиться в такую девушку
может только циничное, холодное, бездушное, тупорылое животное!
- Быстрей Катя, мы уже опоздали!
- Успеем. Не подгоняй меня, а то вообще не пойду.
Опаздываем на полчаса.
В такси Шкатулка сказала, что хотела на выходные слетать с
мамой в Тбилиси, но, по простоте душевной, вместо того, чтобы
"закосить", попросила субботу за свой счет - и пролетела.
Подъезжаем к "Космосу".
Стоит жена именинника, две подруги жены именинника,
именинника нет.
- А где Забор?
- Поехал домой за паспортом.
- Зачем?
- За паспортом.
- Да зачем он ему, черт его дери?
- В гостиницу не пускают без паспорта.
Пока мы ждали Забора, я таскал за собою по "Космосу", как
по музею, девиц, и, кажется, один с четырьмя выглядел неплохо.
Потом мне это надоело, и я решил всех четырех куда-нибудь сбагрить.
Мне показалось, что валютный бар, в случае отсутствия валюты,
вполне можно использовать, как зал ожидания. Я отвел туда девиц,
прикидывая, успеют ли их забрать до приезда Забора.
Не успели. А жаль. Ну, ничего, в другой раз заберут, - нечего
шляться по режимным гостиницам.
Приехал Забор, злой, как собака. Я представляю, в день
рождения смотаться из "Космоса" на тачке в Медведково и обратно,
взять чертов паспорт и, приехав, увидеть, что он ему нужен, как зайцу
профсоюз. Сам виноват, не будет пороть горячку, надо было нас
дожидаться, Если я сказал, что приду, значит, приду. Мы с Катькой
сунули ему трехтомник Шишкова "Емельян Пугачев", и он успокоился.
Катька была ужасно красивая, на нее заглядывались все
мужики. Ну вот, каждый обязательно должен вперить свой похотливый
взгляд. Скоты! Я попробовал ее подколоть несколько раз, но она вся
ушла в себя, и мои колкости облетали ее, как огненные флюиды.
Слава шведам, если только это они придумали шведский
стол! Завтрак стоит 1 р. 2б коп., обед - 4,50, ужин - 3,90.
Гости накинулись на еду, как какие-нибудь троглодиты.
Какая уж тут к чертям воспитанность! Плевать, уплачено.
- Забор, - начал я, подняв фужер с шампанским, - ты заметил,
что та система ценностей, которую мы себе создали за последние
годы, стала давать сбои. В ней явно что-то разладилось. Методы,
которые мы применяем для осуществления задуманного, уже не
проходят. Мы перестали видеть дальше собственного носа. Наш
консерватизм погубил нас, мы безнадежно отстали.
Я уже забыл об имениннике, когда в пылу демагогии стал
использовать праздничный стол в ресторане "Калинка" как трибуну
для выражения своих политических взглядов.
Я уже забыл об имениннике, когда в пылу демагогии стал
использовать праздничный стол в ресторане "Калинка" как трибуну
для выражения своих политических взглядов.
- ...но мы выкрутимся. Я верю, Забор, в нашу
рациональность и наш прагматизм. Я желаю тебе побыстрее
преодолеть тот замкнутый круг, в котором мы волею судеб все
оказались.
Эта оптимистическая концовка напомнила мне приход
долгожданного подкрепления в финальной сцене спектакля, когда все
участники драмы уже перебиты.
К этому времени приглашенные выпили принесенную,
естественно, с собой, водку и купленное (ладно уж) в баре
шампанское. Стали просить еще.
Шкатулка, съев штук пять желе, начала доказывать Забору,
что звери в цирке - звери, а не переодетые в шкуру люди. В возникшем
споре большинство присутствующих, наплевав на юбиляра, приняло
сторону Кати. Решив реабилитироваться, Забор притащил на стол вазу
с кукурузными хлопьями человек на сорок. Слово взяла Юля -
большеглазая подружка Заборовской жены. Я отметил, что у нее
чувственный рот и положил на нее глаз. Юля стала рассказывать, как
один ее знакомый приглашал домой девочек, обещая показать им
говорящего то ли попугая, то ли крокодила -я уже точно не помню.
Помню, мне показалось, что про крокодила в ванной я уже где-то
слышал.
Когда гости обожрались до такой степени, что стали
стряхивать пепел в чужие тарелки, я понял, что надо вставать. Не
знаю, выполнила ли в этот день план "Калинка", но мы сделали все
возможное, чтобы нет. Что-то сегодня должно было произойти.
Я взял Забора и пошел с ним в "Орбиту" заказывать
коктейли. В бар мы прошли уже порядочно окосевшие, сели в самом
центре, и к нам, как тьфу ты, черт, чуть не написал "как мухи на
говно", - стали слетаться иностранцы.
Ну, не к нам, а к нашим бабам, но это неважно. "Два мужика
с четырьмя бабами - куда им столько?" - наверно, решили гости Союза.
Слева и справа подсели какие-то то ли арабы, то ли
французы и стали угощать шампанским. С этого момента я уже плохо
соображал, потому что стал с ними говорить по-английски. Музыка
гремела на весь бар, и я постукивал ногой в такт челентановской
"Сюзанне". То ли французы, то ли арабы не знали ни слова по-русски,
но были коммуникабельны, как народовольцы.
- Девочки хотят Champaign, - говорю.
- И айсу побольше, -добавила Катя.
Я выпил коктейль и налил шампанское. Один франко-араб
уже усадил Лену на колени, обещая что-то привезти ей из Марселя.
По-моему, он был летчик. Или говорил, что летчик. Второй арабо-
француз почему-то по-русски спросил у Юли во время танца, коренная
ли она москвичка. Потом он подсел ко мне и долил еще шампанского.
Он был настоящий друг, этот франкофон, и по-русски
говорил, как бог, но глаза у него все равно были хитрые. Я уже не
удивился бы, если сам заговорил по-арабски.
- А ты был в "Буревестнике"? - спросил меня хитрый араб.
- Да, да! Был я в "Буревестнике"! - воскликнул я, вспомнив
всех знакомых арабов, латинов и негров вместе взятых. - Я сто раз был
в "Буревестнике"!
- А может ты знал Саида?
- Саида? Конечно знал! Он был моим молочным братом.
- А что с ним сейчас?
- Убили, убили Саида. Под Саброй и Шатилой убили.
- Не может быть?
- Может! Подожди, я расскажу тебе про Саида. Дай мне
потанцевать с любимой девушкой!
Я уже не боялся танцевать с Катей, хотя она занималась
хореографией всю жизнь, а я имел такое же отношение к танцам, как
зять египетского фараона к Бородинской битве. Я танцевал с ней
первый раз в жизни. Это был наш первый танец, и я чуть не рехнулся
от счастья. Я готов был облобызать весь свет и даже больше. Ансамбль
пел Yesterday лучше, чем Beatles! Я был так счастлив, как никогда в
жизни. О, Боже! Я хотел, чтобы танец никогда не кончался. Я
поцеловал Катю в ухо.
- Катя, Катя! Я люблю тебя! Шкатулка улыбалась, чуть
опустив краешки губ. Я уже был совершенно пьян.
Вместо хитрого араба появился другой - интеллигентный, в
очках -аспирант. Он сразу заверил меня в своей преданности до
гробовой доски:
- Друг моего друга - мой друг! - провозгласил подвыпивший
аспирант. А это кто - твоя подруга?
- Чужая, -говорю.
- Разве она не хочет на тебе жениться?
- Не хочет, получше ищет.
- Если она не будет на тебе жениться, я ее убью!
- Спасибо!
- Не за что. Это для меня сплошной пустяк! -араб прекрасно
говорил по-русски. -Кстати, если ты учился в МХТИ, ты обязательно
должен был знать Хамида.
Я допил шампанское и услышал над ухом голос Пугачевой:
"Знаю, милый, знаю, что с тобой!" Я вскочил, как ужаленный. Но не
тут-то было. Катя уже кружилась со стройным, одетым во все черное
французом. Я обалдел!
Слева лепетал араб о Махмудах, Саидах и Рашидах. Все
поплыло. Я проклинал Паулса и Резника, которые пишут такие
длинные песни. "Сколько раз спасала я тебя!" Никогда в жизни я еще
не испытывал такой ревности. В тот момент я ненавидел всю
Францию во главе с Франсуа Миттераном. Я не мог встать, потому что
все вертелось перед глазами в какой-то дикой пляске: Юля, на
которую я положил глаз, Лена, падкая на иностранцев, Катя с
молодым, стройным западноевропейцем, Забор, раскручивающий
гостей Страны Советов, его жена в виде омута с чертями, проститутки,
комитетчики, конторщики, разносчики, фарцовщики, валютчики,
поручики.
- Знаю! - заорал я интеллигентному арабу прямо в очки. -
Знаю я Хамида, Халеда, Мустафу, и Ибрагима я тоже знаю! Знаю я
полковника Каддафи, а с Гамалем Абделем Насером я вместе посещал
кружок по вышиванию. Я знал всех арабов, учащихся в совке за
последние пятьдесят лет! Идиот! Ты видишь, у меня бабу увели!
- Не расстраивайся, дорогой! Ты же должен знать, если она
не будет твоя жена, я ее прирежу.
На этот раз его речь показалась мне не лишенной смысла.
- Режь.
Европеец доводит Шкатулку до кресла - галантный, скотина.
- Француз? -спрашиваю.
- Итальянец!
Ну точно, итальянец. Типичный террорист из "Красных
бригад". Мало того, что они, подонки, пристрелили Альдо Моро, так
еще этот скот танцует с моей девушкой! Оказывается, он уже битый
час за нами наблюдает, и зовут его, подлеца, Ренато. Я счел уместным
заметить Кате, что если она с ним еще раз потанцует, я им обоим
отверну головы. Тогда террорист принес еще шампанского, и мы
приняли его в нашу дружную русско-французско-арабо-еврейскую
семью. В конце концов мы напились до такой степени, что вопрос о
том, когда нас заберут, стал всего лишь вопросом времени. Лена взасос
целовалась с арабским летчиком компании "Эйр-Франс", хитрый
алжирец все еще выяснял у Юли ее место рождения, а Катя орала на
весь бар:
- Не суй мне "Яву"! Давай "Данхилл"!
Нас было уже человек пятьдесят, и все были в пополаме,
орали, смеялись и плевали кто куда.
- Как Ваше имя, девушка?
- Юлия.
Юлия - это Джулия. Джулия -почти что Джульетта. Где
Джульетта, там Ромео.
- Ромео! - Заорал мне Забор на весь "Космос", Номерки
давай, скотина, сейчас заберут!
- Спокойно, Забор, дай допить! Кстати, меня зовут Антуан.
- Антуан ты или Ромео, мне наплевать. А номерочки давай
сюда!
Мы выползли из бара и стали одеваться. Хитрый араб отвел
меня в сторону и спросил, как бы он мог со мной встретиться. Я дал
ему Хановский телефон. Ренато, прощаясь с Забором, так поцеловал
его, что тот сразу же решил ему отдаться. Мало того, что итальянец
был красным бригадистом, так он еще оказался голубым педерастом.
Мы вышли на улицу и от холода стали трезветь. Так просто
эта попойка не могла закончиться. Кого-то обязательно должны были
забрать. И точно. Забрали Лену. Вместе с Ренато. Мы уже подошли
почти к стоянке такси, когда итальянец настиг нас. Он в два счета
объяснился с Леной и повел ее назад в гостиницу. Я понял, что для
любви с первого взгляда языковых барьеров не существует.
- Стой дура! Заберут ведь! Ты же комсомолка! - кричали мы
ей вслед. Лена дернулась, обернулась, в ее взгляде было "последнее
прости". Она взяла Ренато под руку и быстро зашагала в сторону
гостиницы. В общем, комсомол комсомолом, а итальянцы на дороге не
валяются. Тем более, двустволки. Прощай, Лена!..
???
1 марта. Пятница. К концу недели я был вконец измотан, но
пятница всегда оказывалась самым тяжелым днем.
Меня, как пружину, растягивали от Москвы до Электроуглей,
и я всеми силами рвался назад в Москву. Сколько я не скрывал, на
работе все знали об этой моей слабости. И самым страшным
наказанием была для меня ссылка куда-нибудь подальше от
Новослободской. Но я должен был быть любыми путями в институте
без пятнадцати четыре, чтобы "случайно" встретиться с Катей. Но в
эту пятницу я так и не смог сорваться и проторчал до шести часов в
Кучино, организуя вывоз диапсида.
2 марта. Суббота. Я постарался выспаться. Я хотел заставить
себя поспать подольше. Вы же должны понимать, что значит суббота
для скромного советского инженера с пятидневной рабочей неделей.
Сначала я, как обычно, не мог заснуть в предвкушении намеченной
встречи с Катей, а потом, конечно, не мог встать. Мы должны были
утром пойти в театр, и меня опять охватила предвстречная лихорадка.
Что одеть? - Одеть нечего.
Цветы купить? - Денег нет.
Платок носовой не забудь. - Нет платка.
Побриться? - Побриться. Тупым лезвием.
Прибежал в институт, весь в мыле. Словил Катьку у дверей
кафедры и сунул ей какой-то фрукт.
- Дима, а я не могу так рано уйти. Еще только
полдвенадцатого, а у меня рабочий день до четырех.
"Спокойно, - сказал я себе, - иначе сдохнешь". "Сгорю ли я в
горниле страсти иль закалят меня напасти?"
Через несколько минут Катя продефилировала мимо своей
стервозной начальницы с видом большевиков, покидающих
меньшевистскую конференцию. В такси я собрался с духом и
осторожно намекнул, что, "быть может, вечер тоже проведем вместе",
мол, "все-таки суббота, день нерабочий". Но Катя недвусмысленным
жестом полностью разрушила мою надежду -"нет".
Подъехали к "Современнику". Хан с женой опоздал, как
всегда, а спектакль ничего. Мне понравился. Какая-нибудь
провинциальная газетка написала бы, что он обличает ханжество и
алкоголизм. В общем, спектакль про провинцию. Он так и называется:
"Провинциальные анекдоты". Да, ладно, черт с ним со спектаклем.
Хотите - посмотрите сами. В театре встретили двух близняшек Раю
Куропову и Лилю Зак. Я их люблю обеих. Но они какие-то невезучие.
Хуже, чем я. Если мужику не везет - это полбеды. Но если бабе - это
конец. Личной жизни. (Через два дня одна из них позвонила мне и
сказала, что я, как всегда, выбрал себе самую красивую. Я покусывал
телефонную трубку и не спорил!..
продолжение не следует
Май-июль 1985 г. Москва.
? Московский технологический институт
? Хусепе де Рибера. "Святая Инесса".
? Задушил.
? В позе стула стоишь у стенки, через пять минут начинаешь трястись.
? Ползая по плацу, образуя схему Московского метрополитена.
? Бромистый калий
? Глисты (см. Медицинскую энциклопедию 1973 г.)
? Общевойсковой батальон химической защиты
Last-modified: Thu, 24 Jan 2002 19:19:14 GMT