и гигантского организма. Бессознательно, чисто физиологически, гигантский организм стремится присвоить все силы индивидуальных клеток, из которых он состоит, использовать их в своих интересах, главным образом, для борьбы с другими организмами. Но если мы вспомним, что эти индивидуальные клетки, люди, представляют собой более организованные существа, чем гигантские организмы, что деятельность первых далеко выходит за пределы деятельности последних, то мы осознагм вечный конфликт между человеком и человеческими агрегатами, поймгм, что так называемый прогресс, или эволюция, - это то, что остагтся от индивидуальной деятельности в результате борьбы между ней и аморфными массами. Слепой организм массы борется против проявлений эволюционного духа, старается подавить его, уничтожить, разрушить то, что было им создано. Но даже здесь он не в состоянии уничтожить всг полностью. Что-то остагтся, и это 'что-то' и есть то, что мы называем прогрессом, или цивилизацией.

Идея эволюции в жизни индивида и человеческого общества, идея эзотеризма, рождения и роста культур и цивилизаций, возможности отдельного человека в периоды подъгма и упадка - всг это и многое другое выражено в тргх мифах Библии.

Эти три библейские мифа не связаны друг с другом и стоят порознь; но фактически они выражают одну и ту же мысль и взаимно дополняют друг друга.

Первый из них - рассказ о Всемирном Потопе и Ноевом ковчеге; второй - рассказ о Вавилонской башне, ег разрушении и смешении языков; третий повествует о гибели Содома и Гоморры, о видении Авраама и о десяти праведниках, ради которых Бог соглашался пощадить Содом и Гоморру, но которых там так и не нашлось.

Всемирный Потоп - аллегорическая картина гибели цивилизации, разрушения культуры. Такая гибель должна сопровождаться уничтожением большей части человеческой расы; это следствие геологических катаклизмов, войн, переселения людских масс, эпидемий, революций и тому подобных причин. Очень часто все эти причины действуют одновременно. Идея данной аллегории заключается в том, что в момент кажущегося всеобщего разрушения всг действительно ценное оказывается спасено в соответствии с заранее подготовленным и продуманным планом. Небольшая группа людей ускользает от действия всеобщего закона и спасает важнейшие идеи и достижения своей культуры.

Легенда о Ноевом ковчеге - миф, относящийся к эзотеризму. Постройка 'ковчега' знаменует 'школу', подготовку людей к посвящению для перехода к новой жизни, к новому рождению. 'Ноев ковчег', спасшийся от потопа, - это внутренний круг человечества.

Эта аллегория имеет и второе значение, относящееся к индивидуальному человеку. Потоп - это неизбежная и неумолимая смерть. Но человек может построить внутри себя 'ковчег' и собрать там образцы всего ценного, что есть в нгм самом. В такой оболочке образцы не погибнут; они переживут смерть и родятся снова. Точно так же, как человечество может спастись благодаря своей связи со внутренним кругом, так и индивидуальный человек способен достичь личного спасения благодаря наличию в нгм связи с внутренним кругом, т.е. с высшими формами сознания. Но без посторонней помощи, без помощи 'внутреннего круга' спасение невозможно.

Второй миф - о Вавилонской башне - является вариантом первого; но если первый говорит о спасении, о тех, кто спасгн, то второй сообщает о разрушении, о тех, кто погибнет, ибо Вавилонская башня изображает культуру. Человек мечтает о том, чтобы построить каменную башню 'высотою до небес', о том, чтобы создать на земле идеальную жизнь. Люди верят в интеллектуальные методы, в технические средства, в формальные учреждения. Долгое время башня всг выше и выше поднимается над землгй. Но неизбежно наступает момент, когда люди перестают понимать друг друга, вернее, чувствуют, что никогда друг друга и не понимали. Каждый из них представляет идеальную жизнь на земле по-своему, каждому хочется провести в жизнь свои идеи, осуществить свой идеал. Это и есть тот момент, когда начинается смешение языков: люди перестают понимать друг друга даже в простейших вещах, а отсутствие понимания вызывает разлад, враждебность, борьбу. Люди, строившие башню, начинают убивать друг друга и разрушать построенное. Башня превращается в развалины. Именно это и происходит в жизни всего человечества, в жизни народов и наций, а также в жизни отдельного человека. Каждый человек воздвигает Вавилонскую башню: его стремления, жизненные цели, достижения - всг это Вавилонская башня. Но неизбежен момент, когда башня рушится. Небольшой толчок, несчастный случай, болезнь, крохотная ошибка в расчгте, - и от башни ничего не остагтся. Человек видит всг это, но исправить или изменить дело уже слишком поздно.

Или же в строительстве башни может наступить такой момент, когда разнообразные 'я', составляющие человеческую личность, теряют доверие друг к другу, видят всю противоречивость своих устремлений и желаний, обнаруживают, что у них общей цели, и перестают понимать друг друга, точнее, перестают думать, что между ними есть понимание. Тогда башня должна упасть, иллюзорные цели исчезают, и человек с необходимостью сознагт, что всг сделанное им не принесло плодов, ни к чему не привело, да и не могло привести, что перед ним остался лишь один реальный факт - факт смерти.

Вся жизнь человека, накопление богатств, приобретение власти или знаний - всг это постройка Вавилонской башни, ибо должно закончиться катастрофой, смертью. Смерть суждена всему тому, что не может перейти на новый план бытия.

Третий миф - о разрушении Содома и Гоморры - ещг яснее, чем первые два, показывает момент вмешательства высших сил и причины такого вмешательства. Господь готов был пощадить Содом и Гоморру ради пятидесяти праведников, ради сорока пяти, ради тридцати, ради двадцати, наконец, ради десяти. Но найти даже десять праведников не удалось; и оба города были разрушены. Возможность эволюции утрачена; Великая Лаборатория положила конец неудачному эксперименту. Но Лот и его семья были спасены. Идея - та же, что и в первых двух мифах, но здесь особо подчгркнута готовность направляющей воли сделать всг возможное, пойти на уступки, пока имеется хоть какая-то надежда на осуществление поставленной для людей цели. Когда же всякая надежда исчезает, неизбежно вмешательство руководящей воли; она спасает то, что заслуживает спасения, и уничтожает всг остальное.

Изгнание Адама и Евы из Эдемского сада, разрушение Вавилонской башни, Всемирный Потоп, разрушение Содома и Гоморры - всг это легенды и иносказания, относящиеся к истории человечества, к его эволюции. Кроме этих легенд и множества других, сходных с ними, почти у всех рас есть легенды и мифы о странных нечеловеческих существах, шедших по тому же пути, что и человек, ещг до его появления. Падение ангелов, титанов, богов, пытавшихся выйти из повиновения другим, более высоким и могущественным божествам, падение Люцифера, демона, Сатаны - все эти случаи предшествовали падению человека. Несомненно,смысл этих мифов глубоко скрыт от нас. Совершенно ясно, что обычные богословские и теософские толкования ничего не объясняют, потому что предполагают существование невидимых рас, духов, которые по своему отношению к высшим силам похожи на людей. Неадекватность такого объяснения 'посредством введения пяти новых неизвестных для определения одного' очевидна. Было бы, однако, неверным оставить все эти мифы без каких-либо объяснений, ибо сама их устойчивость и повторяемость среди разных народов и рас привлекают наше внимание к явлениям, которых мы не знаем, но которые должны знать.

Легенды и эпические произведения всех народов содержат немало материала, относящегося к нечеловеческим существам, которые предшествовали человеку или даже существовали одновременно с ним, но многим от него отличались. Этот материал столь обилен и значителен, что не пытаться объяснить такие мифы значило бы намеренно закрывать глаза на то, что нам следовало бы понять. Таковы, например, легенды о гигантах и так называемых 'циклопических' постройках, которые невольно с ними связываются.

Если мы не желаем игнорировать многие факты или верить в тргхмерных 'духов', способных строить каменные здания, необходимо предположить, что дочеловеческие расы были такими же физическими существами, как и человек, что они, подобно ему, пришли из Великой Лаборатории природы, что природа делала попытки создать самоэволюционирующие существа ещг до человека. Далее, нам следует допустить, что эти существа были выпущены из Великой Лаборатории в жизнь; однако в свогм дальнейшем развитии им не удалось удовлетворить природу, и вместо того, чтобы выполнить замысел природы, они обратились против нег. Тогда природы прервала эксперимент с ними и начала новый.

Строго говоря, у нас нет оснований считать человека первым или единственным экспериментом по созданию саморазвивающегося существа. Напротив, упомянутые мифы позволяют предположить, что такие существа появлялись и до человека.

Если это так, если у нас есть основание признать наличие физических рас дочеловеческих существ, где же тогда искать потомков этих рас, и в какой мере оправдано предположение о существовании таких потомков?

Нам нужно начать с идеи, что целью своей деятельности природа имеет создание самостоятельно развивающегося существа.

Но можно ли считать, что всг животное царство является побочным продуктом лишь одной линии работы - создания человека?

Это допустимо по отношению к млекопитающим. Мы можем, далее, включить сюда всех позвоночных, счесть многие низшие формы подготовительными и т.п. Но какое место в этой системе отвести насекомым, которые образуют самодовлеющий мир, не менее полный, чем мир позвоночных?

Нельзя ли предположить, что насекомые представляют собой другую линию в работе природы, не связанную с созданием человека, но, возможно, предшествовавшую ей? Переходя к фактам, мы вынуждены признать, что насекомые никоим образом не являются подготовительной стадией в формировании человека. Нельзя их считать и побочным продуктом человеческой эволюции. Наоборот, в строении организма, отдельных его частей и органов насекомые обнаруживают более совершгнные по сравнению с млекопитающими или человеком формы. Нельзя не видеть, что в некоторых формах жизни насекомых обнаруживаются такие явления, которые невозможно обхяснить без очень сложных гипотез; эти гипотезы заставляют признать за насекомыми очень богатое прошлое, так что нынешние их формы приходится считать вырождающимися.

Последнее соображение относится, главным образом, к организованным сообществам муравьгв и пчгл. Ознакомившись с их жизнью, невозможно не поддаться сильнейшему удивлению и замешательству. Муравьи и пчглы в равной степени вызывают наше восхищение поразительной полнотой своей организации; вместе с тем они отталкивают и пугают нас, порождают чувство безотчгтного отвращения своим неизменно холодным рассудком, господствующим в их жизни, абсолютной невозможностью для индивида освободиться от круговорота жизни муравейника или улья. Нас ужасает мысль, что и мы можем походить на них!

Действительно, какое место занимают сообщества муравьгв и пчгл в общем порядке вещей на нашей земле? Как могли они появиться такими, какими они нам известны? Все наблюдения над их жизнью и организацией неизбежно приводят к одному заключению. Первоначальная организация 'улья' и 'муравейника' в далгком прошлом, несомненно, требовала рассудка и мощного логического разума, хотя для дальнейшего их существования не требовалось ни разума, ни рассудка.

Как это могло случиться?

Скорее всего, по одной причине. Если муравьи или пчглы (или оба эти вида) в разные периоды были разумными и эволюционирующими существами, а затем утратили разум и способность к эволюции, это могло случиться только потому, что их 'разум' пошгл против их же собственной 'эволюции'. Иными словами, полагая, что они способствуют своей эволюции, они ухитрились каким-то образом ег остановить.

Можно предположить, что муравьи и пчглы явились из Великой Лаборатории и были посланы на землю с привилегией в возможности развития. Но после долгого периода борьбы и усилий как те, так и другие отказались от своей привилегии и перестали эволюционировать, точнее, прекратили посылку эволюционирующего потока. После этого природе пришлось принять собственные меры. Насекомые были полностью изолированы, и оказалось необходимым начать новый эксперимент.

Если допустить такую возможность, нельзя ли предположить, что древние легенды о падении существ, предшествовавших человеку, относятся к муравьям и пчглам? Нас могут смутить их малые по сравнению с нами размеры. Но размеры живых существ, во-первых, вещь весьма относительная; во-вторых, в некоторых случаях они очень быстро меняются. Так, в случае отдельных классов животных (например, рыб, земноводных или насекомых) природа держит в своих руках нити, которые регулируют их размеры, и никогда не выпускает эти нити из рук. Иными словами, природа способна изменять размеры этих животных, ничего другого в них не меняя, и может произвести такую перемену за одно поколение, т.е. сразу, приостанавливая их развитие на известной стадии. Каждый видел крошечных рыб, в точности похожих на крупных, мелких лягушек и т.п. В растительном мире это ещг очевиднее. Конечно, это не всеобщее правило, и некоторые существа, как человек и большинство высших млекопитающих, достигают почти наибольшей возможной для них величины. Что же касается насекомых, то муравьи и пчглы, весьма вероятно, были гораздо крупнее, чем сейчас, хотя на этот счгт можно и спорить. Пожалуй, изменение размеров муравья или пчелы потребовало и значительных перемен в их внутренней организации.

Интересно отметить существование легенд о гигантских муравьях в Тибете; эти легенды записаны у Геродота ('История', кн. XI) и Плиния ('Естественная история', кн. III).

Конечно, не так-то просто представить себе Люцифера в виде пчелы или титанов в облике муравьгв. Но если на мгновение отказаться от идеи необходимости человеческой формы, большая часть наших затруднений тут же исчезает.

Ошибка этих невеловеческих существ, причина их падения неизбежно была той же природы, что и ошибка, совершгнная Адамом и Евой. Очевидно, они были уверены в том, что знают, что такое добро и что такое зло; они верили в то, что могут действовать самостоятельно. Они отвергли идею более высокого знания и внутреннего круга жизни, они поместили свою веру в собственное знание, в свои силы и понимание целей и задач своего существования. Но их понимание, вероятно, было гораздо более ошибочным, а заблуждения - гораздо менее наивными, чем заблуждения Адама и Евы, так что результаты их ошибки оказались куда более серьгзными. Поэтому муравьи и пчглы не только остановили эволюцию, но и, изменив свог бытие, сделали ег совершенно невозможной.

Распорядок жизни пчгл и муравьгв, их идеальная коммунистическая организация указывают на характер и форму их падения. Можно себе представить, что в разные времена как пчглы, так и муравьи достигали довольно высокой, хотя и односторонней культуры, целиком основанной на интеллектуальных соображениях выгоды и пользы, без какого бы то ни было воображения, без эзотеризма, без мистики. Они организовали свою жизнь на основе своеобразного 'марксизма', который казался им очень точным и научным. Они осуществили социалистический порядок вещей, полностью подчиняющий индивида интересам общества в согласии со своим пониманием этих интересов. Таким образом, они разрушили всякую возможность для развития индивида, для его отделения от общей массы.

Но именно развитие индивидов и их выделение из общей массы и составляло цель природы; на этом основывалась возможность эволюции.

Ни пчглы, ни муравьи не желали признать этого. Они видели свою цель в чгм-то ином, они стремились покорить природу. И в той или иной степени они изменили план природы, сделали его выполнение невозможным.

Необходимо помнить, что говорилось ранее: каждый 'эксперимент' природы, т.е. каждое живое существо, каждый живой организм представляет собой выражение космических законов, сложный символ или иероглиф. Начав изменять свог существование, свою жизнь и форму, пчглы и муравьи, взятые как индивиды, нарушили свою связь с законами природы, перестали выражать эти законы индивидуально и стали выражать их только коллективно. И тогда природа подняла свой магический жезл - и превратила их в мелких насекомых, не способных причинить природе какой бы то ни было вред.

Через некоторое время их мыслительные способности, совершенно бесполезные в хорошо организованном муравейнике или улье, атрофировались; автоматические привычки стали передаваться из поколения в поколение; и муравьи превратились в 'насекомых', какими мы их сейчас знаем, а пчглы даже стали приносить человеку пользу *.

Действительно, при наблюдении муравейника или улья нас всегда поражают две вещи: во-первых, сумма разумности и расчгта, вложенных в первоначальную организацию, во-вторых, полное отсутствие разума в деятельности. Разум, вложенный в эту организацию, был очень узким и строго утилитарным; он всг рассчитывал в пределах данных условий и ничего не видел за их пределами. Однако и этот разум понадобился только для первоначального расчгта и оценки. Раз пущенный в ход, механизм уже не требовал никакого ума: автоматические привычки и обычаи автоматически усваивались и передавались следующим поколениям, что обеспечило их сохранность в неизменном виде. В улье или муравейнике 'разум' не просто бесполезен, но может даже оказаться вредным и опасным, ибо разумность не способна с одинаковой точностью передавать из поколения в поколение все законы, правила и методы работы. Разум может забыть, исказить, добавить что-то новое; разум может увести к 'мистике', к идее высшего разума, к идее эзотеризма. Поэтому стало необходимым изгнать разум из идеального социализма улья или муравейника как вредный для общества элемент, каковым он фактически и являлся.

Конечно, при этом могла возникнуть и борьба - период, когда предки муравьгв или пчгл, ещг не утратившие способности мышления, ясно увидели свог положение, осознали неизбежное начало вырождения и пытались бороться с ним, освободить индивида от его безусловного подчинения обществу. Но борьба оказалась безнадгжной - и не могла привести к победе. Железные законы муравейника и улья очень скоро справились с мятежными элементами, и через несколько поколений непокорные индивиды, вероятно, просто перестали рождаться. Как улей, так и муравейник постепенно превратились в идеальные коммунистические государства.

В своей книге 'Жизнь термитов' Морис Метерлинк собрал много интересного материала о жизни этих насекомых, ещг более удивительных, чем муравьи и пчглы.

При первых же попытках изучить жизнь термитов Метерлинк испытал то же самое странное эмоциональное ощущение, о котором я говорил выше:

'...Это делает их почти нашими братьями и, по мнению некоторых, заставляет этих несчастных насекомых - в большей степени, чем пчгл и других живых существ на земле - быть провозвестниками, а возможно, и предтечами нашей собственной судьбы'.

Далее Метерлинк останавливается на древности термитов, которые гораздо древнее человека, на их огромной численности и разнообразии видов. После чего Метерлинк переходит к тому, что он называет 'цивилизацией термитов':

'Их древнейшая цивилизация является наиболее любопытной, наиболее полной, наиболее разумной и, в некоторой степени, наиболее логичной и соответствующей трудностям существования из всех цивилизаций, которые появились на земном шаре перед нашей собственной. Согласно некоторым точкам зрения, эта цивилизация, хотя она свирепа, сурова и часто кажется отталкивающей, превосходит цивиоизации пчгл, муравьгв и даже самого человека.

В термитнике боги коммунизма стали ненасытными Молохами: чем больше им отдают, тем большего они требуют - и упорствуют в своих требованиях до тех пор, пока индивид не будет уничтожен, а его нищета не станет абсолютной. Эта ужасная тирания не имеет подобия среди людей, ибо если у нас благами цивилизации пользуются хотя бы немногие, в термитнике ими не пользуется никто.

Дисциплина, более суровая, чем у кармелитов или траппистов, и добровольное подчинение законам или правилам, пришедшим Бог знает откуда, не имеют себе равных ни в одном человеческом сообществе. Неизбежность нового вида, пожалуй, самая жестокая из всех, социальная неизбежность, к которой движемся и мы сами, добавлена к тем формам неизбежности, с которыми мы уже встречались и о которых достаточно думали. Здесь нет отдыха, кроме последнего для всех сна; здесь недопустима болезнь, а слабость несгт за собой смертный приговор. Коммунизм доведгн до границ каннибализма и копрографии.

Вынужденные лишения и несчастья многих никому не приносят пользы или счастья, - и всг это для того, чтобы всеобщее отчаяние продолжалось, возобновлялось и возрастало до тех пор, пока существует мир. Эти города насекомых, появившиеся на свет ещг до нас, могли бы послужить карикатурой на нас самих, пародией на тот земной рай, к которому стремится большинство цивилизованных народов.'

Метерлинк показывает, какими жертвами куплен этот идеальный режим:

'Прежде у термитов были крылья; теперь их нет. У них были глаза, которыми пришлось пожертвовать. У них был пол, но и его пришлось принести в жертву.'

Метерлинк упускает одну вещь: прежде чем принести в жертву крылья, зрение и пол, термитам пришлось отказаться от разума.

И, несмотря на всг это, процесс, через который прошли термиты, Метерлинк назвал эволюцией. Это произошло потому, что, как я уже говорил, в современной мысли любое изменение формы, происходящее в течение длительного времени, называется эволюцией. Сила принудительного стереотипа псевдонаучного мышления воистину поразительна. В средние века философия и наука должны были согласовать свои теории с догмами церкви, в наше время роль этих догм играет 'эволюция'. Совершенно ясно, что в таких условиях мысль не может развиваться свободно.

Идея эзотеризма имеет особо важное значение именно на нынешней стадии развития мышления, ибо она делает совершенно ненужной идею эволюции в обычном смысле слова. Ранее было сказано, что в эзотерическом смысле слово 'эволюция' может означать: преображение индивидов. И в этом смысле эволюцию невозможно смешать с вырождением, как это постоянно делает 'научная мысль', которая даже собственную дегенерацию принимает за эволюцию.

Единственный выход из всех тупиков, созданных 'материалистической' и метафизической мыслью, состоит в психологическом методе; а этот метод - ни что иное, как переоценка всех ценностей с точки зрения их собственного психологического смысла, независимо от внешних или сопутствующих фактов, на основе которых о них обычно судят. Факты могут лгать. Психологический же смысл вещи лгать не умеет. Конечно, его тоже можно неправильно понять, но против этого мы будем бороться, изучая и наблюдая ум, т.е. наш собственный аппарат познания. Обычно к уму относятся слишком просто, не принимая во внимание, что пределы полезного действия ума, во-первых, очень хорошо известны, во-вторых, весьма ограничены. Психологический метод принимает во внимание эти ограничения так же, как при обычных обстоятельствах мы принимаем во внимание ограничения, свойственные машинам и инструментам, которыми нам приходиться работать. Если мы рассматриваем что-то в микроскоп, мы принимаем во внимание его разрешающую силу; если производим какую-то работу особым инструментом, принимаем во внимание его свойства и качества - вес, чувствительность и т.п. Психологический метод имеет те же цели по отношению к нашему уму, т.е. намерен постоянно удерживать наш ум в поле своего зрения и рассматривать все выводы и открытия в отношении к состоянию или роду ума. С этой точки зрения, нет оснований полагать, что наш ум как познавательный инструмент является единственно возможным, и лучшим из существующих инструментов. Равным образом, нет оснований полагать, что все открытые и установленные истины навсегда останутся истинами. Напротив, с точки зрения психологического метода, не приходится сомневаться в том, что мы откроем множество новых истин, в том числе совершенно непостижимых для нас, о существовании которых мы и не подозревали, даже таких, которые фундаментально противоречат до сих пор признаваемым истинам. Конечно, для догматизма нет ничего более пугающего и недопустимого. Психологический метод разрушает все старые и новые предрассудки и суеверия; он не позволяет мысли останавливаться и довольствоваться достигнутыми результатами, какими бы искушающими и приятными они ни казались, какими бы симметричными и гладкими ни были сделанные из них выводы. Психологический метод дагт возможность пересмотреть многие принципы, которые считались окончательными и твгрдо установленными, и находит в них совершенно новый и неожиданный смысл. Психологический метод во многих случаях позволяет не обращать внимания на факты или на то, что считается фактами, и видеть то, что стоит за фактами. Хотя он - не более, чем метод, тем не менее, он ведгт нас в совершенно определгнным направлении, а именно: к эзотерическому методу, который фактически и есть расширенный психологический метод, - но расширенный в том смысле, в каком мы не можем расширить его собственными усилиями.

1912-1929 гг.

ГЛАВА 2. ЧЕТВ│РТОЕ ИЗМЕРЕНИЕ.

Идея скрытого знания. - Проблема невидимого мира и проблема смерти. - Невидимый мир в религии, философии, науке. - Проблема смерти и ег различные объяснения. - Идея четвгртого измерения. - Различные подходы к ней. - Наше положение по отношению к 'области четвгртого измерения'. - Методы изучения четвгртого измерения. - Идеи Хинтона. - Геометрия и четвгртое измерение. - Статья Морозова. - Воображаемый мир двух измерений. - Мир вечного чуда. - Явления жизни. - Наука и явления неизмеримого. - Жизнь и мысль. - Восприятие плоских существ. - Различные стадии понимания мира плоского существа. - Гипотеза третьего измерения. - Наше отношение к 'невидимому'. - Мир неизмеримого вокруг нас. - Нереальность тргхмерных тел. - Наше собственное четвгртое измерение. - Несовершенство нашего восприятия. - Свойства восприятия в четвгртом измерении. - Необъяснимые явления нашего мира. - Психический мир и попытки его объяснения. - Мысль и четвгртое измерение. - Расширение и сокращение тел. - Рост. - Явления симметрии. - Чертежи четвгртого измерения в природе. - Движение от центра по радиусам. - Законы симметрии. - Состояния материи. - Взаимоотношение времени и пространства в материи. - Теория динамических агентов. - Динамический характер вселенной. - Четвгртое измерение внутри нас. - 'Астральная сфера' - Гипотеза о тонких состояниях материи. - Превращение металлов. - Алхимия. - Магия. - Материализация и дематериализация. - Преобладание теорий и отсутствие фактов в астральных гипотезах. - Необходимость нового понимания 'пространства' и 'времени'.

Идея существования скрытого знания, превосходящего знание, которое человек может достичь собственными усилиями, растгт и укрепляется в умах людей при понимании ими неразрешимости многих стоящих перед ними вопросов и проблем.

Человек может обманывать себя, может думать, что его знания растут и увеличиваются, что он знает и понимает больше, нежели знал и понимал прежде; однако иногда он становится искренним с самим собой и видит, что по отношению к основным проблемам существования он так же беспомощен, как дикарь или ребгнок, хотя и изобргл множество умных машин и инструментов, усложнивших его жизнь, но не сделавших ег понятнее.

Говоря с самим собой ещг откровеннее, человек, возможно, признагт, что все его научные и философские системы и теории сходны с этими машинами и инструментами, потому что они только усложняют проблемы, ничего не объясняя.

Среди окружающих человека неразрешимых проблем две занимают особое положение - проблема невидимого мира и проблема смерти.

Во всей истории человеческой мысли, во всех без исключения формах, которые когда-либо принимала мысль, люди подразделяли мир на видимый и невидимый; они всегда понимали, что видимый мир, доступный непосредственному наблюдению и изучению, представляет собой нечто весьма малое, быть может, даже несуществующее по сравнению с огромным невидимым миром.

Такое утверждение, т.е. деление мира на видимый и невидимый, имелось всегда и везде; сначала оно может показаться странным; однако в действительности все общие схемы мира, от примитивных до самых тонких и тщательно разработанных, делят мир на видимый и невидимый - и не могут от этого освободиться. Деление мира на видимый и невидимый является основой человеческого мышления о мире, какие бы имена и определения он такому делению не давал.

Этот факт становится очевидным, если мы попытаемся перечислить разные системы мышления о мире.

Прежде всего, разделим эти системы на три категории: религиозные, философские, научные.

Все без исключения религиозные системы, от таких богословски разработанных до мельчайших деталей, как христианство, буддизм, иудаизм, до совершенно выродившихся религий 'дикарей', которые кажутся современному знанию 'примитивными', - все они неизменно делят мир на видимый и невидимый. В христианстве: Бог, ангелы, дьяволы, демоны, души живых и мгртвых, небеса и ад. В язычестве: божества, олицетворяющие силы природы, - гром, солнце, огонь, духи гор, лесов, озгр, духи вод, духи домов - всг это принадлежит невидимому миру.

В философии признагтся мир явлений и мир причин, мир вещей и мир идей, мир феноменов и мир ноуменов. В индийской философии (особенно в некоторых ег школах) видимый, или феноменальный, мир, майя, иллюзия, которая означает ложное понятие о невидимом мире, вообще считается несуществующим.

В науке невидимый мир - это мир очень малых величин, а также, как это ни странно, мир очень больших величин. Видимость мира определяется его масштабом. Невидимы мир представляет собой, с одной стороны, мир микроорганизмов, клеток, микроскопический и ультрамикроскопический мир; далее за ним следует мир молекул, атомов, электронов, 'колебаний'; с другой же стороны, - это мир невидимых звгзд, далгких солнечных систем, неизвестных вселенных. Микроскоп расширяет границы нашего зрения в одном направлении, телескоп - в другом, но оба весьма незначительны по сравнению с тем, что остагтся невидимым. Физика и химия дают нам возможность исследовать явления в таких малых частицах и в таких отдалгнных мирах, которые никогда не будут доступны нашему зрению. Но это лишь укрепляет идею о существовании огромного невидимого мира вокруг небольшого видимого.

Математика идгт ещг дальше. Как уже было указано, она исчисляет такие соотношения между величинами и такие соотношения между этими соотношениями, которые не имеют аналогий в окружающем нас видимом мире. И мы вынуждены признать, что невидимый мир отличается от видимого не только размерами, но и какими-то иными качествами, которые мы не в состоянии ни определить, ни понять и которые показывают нам, что законы, обнаруживаемые в физическом мире, не могут относиться к миру невидимому.

Таким образом, невидимые миры религиозных, философских и научных систем в конце концов теснее связаны друг с другом, чем это кажется на первый взгляд. И такие невидимые миры различных категорий обладают одинаковыми свойствами, общими для всех. Свойства эти таковы. Во-первых, они непостижимы для нас, т.е. непонятны с обычной точки зрения или для обычных средств познания; во-вторых, они содержат в себе причины явлений видимого мира.

Идея причин всегда связана с невидимым миром. В невидимом мире религиозных систем невидимые силы управляют людьми и видимыми явлениями. В невидимом мире науки причины видимых явлений проистекают из невидимого мира малых величин и 'колебаний'. В философских системах феномен есть лишь наше понятие о ноумене, т.е. иллюзия, истинная причина которой остагтся для нас скрытой и недоступной.

Таким образом, на всех уровнях своего развития человек понимал, что причины видимых и доступных наблюдению явлений находятся за пределами сферы его наблюдений. Он обнаружил, что среди доступных наблюдению явлений некоторые факты можно рассматривать как причины других фактов; но эти выводы были недостаточны для понимания всего, что случается с ним и вокруг него. Чтобы объяснить причины, необходим невидимый мир, состоящий из 'духов', 'идей' или 'колебаний'.


Другой проблемой, привлекавшей внимание людей своей неразрешимостью, проблемой, которая самой формой своего приблизительного решения предопределяла направление и развитие человеческой мысли, была проблема смерти, т.е. объяснения смерти, идея будущей жизни, бессмертной души - или отсутствия души и т.д.

Человек никогда не мог убедить себя в идее смерти как исчезновения - слишком многое ей противоречило. В нгм самом оставалось чересчур много следов умерших: их лица, слова, жесты, мнения, обещания, угрозы, пробуждаемые ими чувства, страх, зависть, желания. Всг это продолжало в нгм жить, и факт их смерти всг более и более забывался. Человек видел во сне умершего друга или врага; и они казались ему совершенно такими же, какими были раньше. Очевидно, они где-то жили и могли приходить откуда-то по ночам.

Так что верить в смерть было очень трудно, и человек всегда нуждался в теориях для объяснения посмертного существования.

С другой стороны, до человека иногда долетало эхо эзотерических учений о жизни и смерти. Он мог слышать, что видимая, земная, доступная наблюдению жизнь человека - лишь небольшая часть принадлежащей ему жизни. И конечно, человек понимал отрывки эзотерического учения, достигавшие его, по-своему, изменял их по своему вкусу, приспосабливал к своему уровню и пониманию, строил из них теории будущего существования, сходного с земным.

Большая часть религиозных учений о будущей жизни связывают ег с наградой или наказанием - иногда в неприкрытой, а иногда в завуалированной форме. Небо и ад, переселение душ, перевоплощения, колесо жизней - все эти теории содержат идею награды или воздаяния.

Но религиозные теории зачастую не удовлетворяют человека, и тогда в добавление к признанным, ортодоксальным идеям о жизни после смерти возникают другие, как бы не узаконенные идеи о загробном мире, о мире духов, которые предоставляют воображению куда большую свободу.

Ни одно религиозное учение, ни одна религиозная система сама по себе не в состоянии удовлетворить людей. Всегда существует какая-то другая, более древняя система народных верований, которая скрывается за ней или таится в ег глубине. За внешним христианством, за внешним буддизмом стоят древние языческие верования. В христианстве - это пережитки языческих представлений и обычаев, в буддизме - 'культ дьявола'. Иногда они оставляют глубокий след на внешних формах религии. Например, в современных протестантских странах, где следы древнего язычества совершенно угасли, под внешней маской рационального христианства возникли системы почти первобытных представлений о загробном мире, такие как спиритизм и родственные ему учения.

Все теории загробного существования связаны с теориями невидимого мира; первые обязательно основаны на последних.

Всг это относится к религии и псевдо-религии, философских теорий загробного существования нет. И все теории о жизни после смерти можно назвать религиозными или, правильнее, псевдо-религиозными.

Кроме того, трудно считать философию чем-то цельным - настолько различны и противоречивы отдельные философские системы. Можно ещг до некоторой степени принять за стандарт философского мышления точку зрения, которая утверждает нереальность феноменального мира и человеческого существования в мире вещей и событий, нереальность отдельного существования человека и непостижимость для нас форм истинного существования, хотя и эта точка зрения базируется на самых разных основаниях, как материалистических, так и идеалистических. В обоих случаях вопрос о жизни и смерти приобретает новый характер, его невозможно свести к наивным категориям обыденного мышления. Для этой точки зрения не существует особого различия между жизнью и смертью, потому что, строго говоря, она не считает доказанным отдельное существование, обособленные жизни.

Нет и не может быть научных теорий существования после смерти, ибо нет фактов, подтверждающих реальность такого существования, тогда как наука - успешно или безуспешно - желает иметь дело исключительно с фактами. В факте смерти важнейшим пунктом для науки является перемена в состоянии организма, прекращение жизненных функций и разложение тела, которые следуют за смертью. Наука не признагт за человеком никакой психической жизни, независимой от жизненных функций, и с научной точки зрения все теории жизни после смерти есть чистый вымысел.

Современные попытки 'научного' исследования спиритических и сходных явлений ни к чему не приводят и не могут привести, ибо здесь налицо ошибка в самой постановке проблемы.


Несмотря на различие между разнообразными теориями будущей жизни, все они имеют одну общую черту. Они или изображают загробную жизнь наподобие земной, или совершенно ег отрицают. Они не пытаются понять жизнь после смерти в новых формах или новых категориях. Именно это делает неудовлетворительными обычные теории жизни после смерти. Философская и строго научная мысль требуют пересмотра этой проблемы с совершенно новой точки зрения. Некоторые намгки, дошедшие до нас от эзотерических учений, указывают на то же самое.

Становится очевидным, что к проблеме смерти и жизни после смерти необходимо подойти под совершенно новым углом. Точно также и вопрос о невидимом мире требует нового подхода. Всг, что мы знаем, всг, что до сих пор думали, демонстрирует нам реальность и жизненную важность этих проблем. До тех пор, пока так или иначе не дан ответ на вопросы о невидимом мире и о жизни после смерти, человек не может думать о чгм-то ином, не создавая при этом целой серии противоречий. Человек должен построить для себя какого-то рода объяснение, правильное или ложное. Он должен основать свог решение проблемы смерти или на науке, или на религии, или на философии.

Но для мыслящего человека одинаково наивными представляются и 'научное' отрицание возможности жизни после смерти, и псевдо-религиозное ег допущение (ибо мы не знаем ничего, кроме псевдо-религий), равно как и всевозможные спиритические, теософские и тому подобные теории.

Не могут удовлетворить человека и отвлечгнные философские воззрения. Эти воззрения слишком далеки от жизни, от непосредственных, подлинных ощущений. Жить ими невозможно. По отношению к явлениям жизни и их возможным причинам, которые нам неизвестны, философия похожа на астрономию по отношению к далгким звгздам. Астрономия вычисляет движения звгзд, расположенных на огромных расстояниях от нас. Но для нег все небесные тела одинаковы - они не более, чем движущиеся точки.

Итак, философия слишком далека от конкретных проблем, таких как проблема будущей жизни; наука не знает загробного мира; псевдо-религия создагт его по образу земного мира.

Беспомощность человека перед лицом проблем невидимого мира и смерти становится особенно очевидной, когда мы начинаем понимать, что мир гораздо больше и сложнее, чем мы до сих пор думали; и то, что, как нам казалось, мы знаем, занимает самое незначительное место среди того, чего мы не знаем.

Основы нашего понятия о мире необходимо расширить. Мы уже чувствуем и сознагм, что нельзя больше доверять глазам, которыми мы видим, и рукам, которыми мы что-то ощупываем. Реальный мир ускользает от нас во время таких попыток удостовериться в его существовании. Необходимы более тонкие методы, более действенные средства.

Идея 'четвгртого измерения', идея 'многомерного пространства' указывает путь, по которому можно прийти к расширению нашего понятия о мире.

Выражение 'четвгртое измерение' часто встречается в разговорах и в литературе, но очень редко кто понимает и может определить, что под этим выражением подразумевается. Обыкновенно 'четвгртое измерение' используют как синоним таинственного, чудесного, 'сверхъестественного', непонятного, непостижимого, как общее определение явлений 'сверхфизического' или 'сверхчувственного' мира.

'Спириты' и 'оккультисты' разных направлений часто употребляют это выражение в своей литературе, относя все явления 'высших плоскостей', 'астральной сферы', 'потустороннего мира' к области четвгртого измерения. Что это значит, они не объясняют; а из того, что они говорят, проясняется только одно свойство 'четвгртого измерения' - его непостижимость.

Связь идеи четв