Читателю нет дела до того, какие приемы и теории, какие причины делают книгу плохой или хорошей. Одну он читает легко, с увлечением, над другой зевает. Порою, чтоб докопаться до смысла, надо перечитать страницу, да еще и не один раз. Кто перечитает, а кто и отступится. Пороки плохого перевода сочтет пороками ни в чем не повинного автора и, глядишь, вовсе от него отвернется.
А не отложит читатель дурным, дрянным языком написанную или переведенную книгу - и она в свой черед станет портить ему язык, заражать безвкусицей, безграмотностью, канцеляритом...
Каждому, кто работает в печати, всякий раз надо проверить себя, хоть на миг задуматься: а не ввожу ли я, не повторяю ли, не поддерживаю то, что лишь засоряет нашу литературу, нашу речь?
Приходится повторить: мы не всегда бережем богатство наше, нашу гордость - родной язык, как не всегда умеем беречь родную природу, озера, леса и реки.
А ведь и за то и за другое мы в ответе перед будущим, перед детьми и внуками. Им передаем мы заветное наследие дедов и прадедов. Им - жить на этой земле, среди этих лесов и рек, им - говорить на языке Пушкина и Толстого, им - читать, любить, твердить наизусть, постигать умом и сердцем все лучшее, что создано за многие века в родной стране и во всем мире.
Так неужели мы осмелимся их обделить и обездолить?
Уходя, оставить свет Ц
Это больше, чем остаться.
В этой книжке я толковала больше о том, как не надо писать и переводить. Стараясь же показать, как надо, нередко ссылалась на мастеров той школы художественного перевода, которую создал Иван Александрович Кашкин. Школа возникла в самом начале 30-х годов. Для нынешнего читателя это уже далекая история, само слово УкашкинцыФ мало что ему говорит. А между тем, право же, этот удивительный коллектив достоин памятника! Воздвигнуть его мне не под силу, но, ученица кашкинцев, я считаю своим долгом хотя бы заложить камешек на месте будущего памятника. Вот почему называю их поименно и пробую хоть несколькими штрихами наметить творческий портрет каждого из тех, кто остался в этом содружестве на всю жизнь.
Кто же они, кашкинцы, и что они для нас сделали?
Они дали нам непревзойденные образцы перевода классики.
Заново перевели несколько важнейших романов Диккенса, добрую половину рассказов и очерков в первом томе Собрания его сочинений.
Вера Максимовна Топер перевела роман УТяжелые временаФ.
Ольга Петровна Холмская - УТайну Эдвина ДрудаФ.
Евгения Давыдовна Калашникова - УКрошку ДорритФ.
Наталья Альбертовна Волжина - УЛавку древностейФ.
Нина Леонидовна Дарузес - УМартина ЧезлвитаФ.
Н.Волжина и Н.Дарузес вдвоем - УНашего общего другаФ.
Мария Федоровна Лорие - УБольшие надеждыФ.
Мария Павловна Богословская (вместе с мужем, поэтом С.П.Бобровым) - УПовесть о двух городахФ.
Трудами кашкинцев возрождалась на русском языке и другая классика, о которой весьма слабое представление давали старые, наивно-вольные или, напротив, формалистские переводы. Так обрело новую жизнь многое из произведений Эдгара По, Брет Гарта и О.Генри, Марка Твена и Дж. Лондона... Всего не вспомнить и не перечесть. К примеру, В.Топер среди многого другого перевела один из важнейших романов Дж.Лондона УВремя-Не-ЖдетФ, УСлово о ШиллереФ Томаса Манна, УНа водеФ Мопассана (в двухтомнике ГИХЛ, 1951. Непостижимо, почему позднее в собраниях сочинений 50-70-х годов и даже в 1981-м печатали другой, старый и устаревший перевод!).
В основном работами кашкинцев питался, включая 1942 год, журнал УИнтернациональная литератураФ. Благодаря им в журналах, а затем и в отдельных книгах встретились мы со многими крупнейшими писателями XX века. И опять, как в переводах классики, поражает разнообразие: Колдуэлл, Стейнбек, львиная доля УСаги о ФорсайтахФ Голсуорси... Переводы кашкинцев преобладали в сборниках многих английских и американских авторов.
Во время войны подготовлен и в феврале победного 1945 года подписан к печати солидный однотомник - УИзбранноеФ Бернарда Шоу. Вот когда кашкинцы подарили нам все важнейшие его пьесы, для перевода на редкость трудные! Хорошо помню, как переводила В.М.Топер пьесу УГорько, но правдаФ - в бревенчатом подмосковном домике, зимой - при свете крохотной самодельной коптилки... Трижды - под такими значительными произведениями, как УЦезарь и КлеопатраФ, УДом, где разбиваются сердцаФ, УКандидаФ, - мы встречаем имя М.Богословской. До сих пор не сходят со сцены УПигмалионФ и УУченик дьяволаФ, а многие ли зрители замечают, что воссоздала их по-русски Е.Калашникова? Пьесы УМайор БарбараФ и УПрофессия миссис УорренФ перевела Н.Дарузес.
Тут требовалось огромное мастерство, владение всеми оттенками юмора и сатиры, от едва заметной улыбки до разящей язвительности.
Кашкинцы были великими мастерами перевоплощения.
Как известно, переводчик - сам себе режиссер. Он постигает стиль и замысел автора. Дух книги, облик и голос каждого из ее героев - все зависит от того, насколько наделен даром проникновения и перевоплощения переводчик, этот скрытый за бумажными листами, словно бы сам-то немой и неподвижный актер-одиночка.
Но кашкинцы по самому духу своему не были одиночками, с первых шагов они работали сообща. В любых сочетаниях, в любых УупряжкахФ кашкинцы оставались кашкинцами, большими мастерами одной школы. Любая книга, переведенная ими в содружестве, - это единое, целостное явление культуры. А ведь как часто книгу переводят совсем разные, случайные люди - и она разваливается, разностилица уничтожает всякую цельность и единство.
Пусть не прозвучит ересью, но профессиональная и даже психологическая совместимость в нашем деле почти так же необходима, как в космонавтике.
В.Топер вместе с Е.Калашниковой и с участием И.Кашкина перевели роман Дж. Олдриджа УДипломатФ. Много переводили вдвоем Е.Калашникова и Н.Волжина, нельзя не назвать УЗиму тревоги нашейФ Стейнбека. Они же вместе с Н.Дарузес перевели УКрестоносцевФ Ст.Гейма, а редактором была В.М.Топер. Ранние переводы Джойса (главы из романа УУлиссФ, сборник УДублинцыФ) - работа кашкинского коллектива.
Но самое яркое, самое памятное событие, бесценный подарок кашкинцев всем нам - в середине 30-х годов впервые заговорил по-русски Эрнест Хемингуэй.
Да, для людей читающих, пишущих - уж не говорю для нас, тогдашних студентов, - это было громадное открытие, смею сказать, потрясение. Удивительной силы художник, непривычная манера письма. За такой скупой, будничной, казалось бы, речью, между строк простейшего, в два-три словечка диалога, подчас жаргонного - огромное напряжение чувства, смысла, боли... тот самый вошедший чуть не в поговорку скрытый подтекст, знаменитая эстетика сдержанности. Интонацию УФиестыФ, известных рассказов, романа УПрощай, оружиеФ сознательно или бессознательно переняли потом и некоторые наши писатели, что-то от мастерства Хемингуэя стало и нашим достоянием, и ничего зазорного в этом нет. Влияние Хемингуэя на его современников едва ли кто-нибудь станет сейчас оспаривать. Но...
Но ведь нам-то для этого надо было ощутить его необычность и своеобычность переданными по-русски!
Вот это чудо и совершили кашкинцы, истинные пионеры нового перевода прозы. Они - основатели той переводческой школы, что верна духу, а не букве подлинника. В разных поворотах, по разным поводам об этом уже шла речь. Теперь я попытаюсь хотя бы отчасти показать, как это делалось.
УФиестаФ (УИ восходит солнцеФ). Перевод В.Топер. Сегодня каждая строка романа кажется такой естественной, что, пожалуй, подумаешь: да ведь это само собой разумеется, иначе и сказать нельзя.
Начать с очень простого, с азбуки перевода. Редко-редко встретишь было или имел там, где вспомогательный глагол в языке подлинника обязателен (хотя, как я уже показывала, многие переводчики и поныне УдобросовестноФ - а на самом деле ненужно, бездумно - сохраняют их, загромождая и утяжеляя русскую фразу).
Немного примеров.
| Буквально | У В.Топер |
| песок арены был гладко укатанный и желтый | желтел укатанный песок арены |
| Белые (бумажные, white-paper) объявления еще были (оставались) на колоннах | Объявления... еще белели... |
Зеленели луга, мелькали белые под красными крышами виллы... кудрявились волны... А ведь буквально опять были зеленые, а о волнах сказано причастием, которое по-русски звучало бы уж вовсе тяжеловесно: кудрявящиеся.
Дословно получилось бы: Справа... был зеленый холм с замком (или - и на нем замок)... По другую сторону... было еще одно возвышение. И опять насколько легче, внятнее в переводе без этих вспомогательных не-нужностей: справа... виднелся высокий холм с замком... С левой стороны... высился другой холм.
Разумеется, это не значит, что надо наотмашь отвергать, везде и всюду выбрасывать каждое было (встречается и такая крайность). Порой как раз с ним строй русской фразы легче, естественней, если убраны другие грамматические УизлишкиФ.
Зашли в ресторан. It was full of smoke and drinking and singing - дословно он был полон (или - там было полно) дыма, и дальше невозможное по-русски УвыпиваньяФ и слишком буквальное УпенияФ, а имеются в виду не только песни, но вообще шум. В переводе все чисто грамматически чужое убрано: Было дымно, пьяно и шумно. Как ясно и выразительно! Совсем другим способом, чем в прежних примерах, достигнуто легкое, свободное дыхание фразы.
Не меньше, чем свободный строй, важна свобода в выборе слова. Уже говорилось: выбор его, в пределах смысла подлинника, достаточно широк, смотря по настроению автора и героя, по интонации. It was hot and bright... and the houses looked sharply white - было жарко и солнечно... и дома были ослепительно белые. Возникает зримая картина, какой не создать бы дословно. Первое по словарю значение bright - ярко, а не солнечно, и дома, если буквально, выглядели резко белыми, но и яркость и резкая, слепящая белизна переданы как раз отходом от буквы подлинника, словом не первым по словарю.
Зачастую кажется, слово-то взято простое. Но далеко не всегда самое простое и самое верное лежит на поверхности. А здесь взгляд переводчика столь же зорок, как авторский, это тоже взгляд художника, и потому все предстает на диво зримым, выпуклым, осязаемым. Как метко выхвачено из толщи своего языка: Шофер осадил к тротуару (backed up to the kerb)! Или вместо solid (примерно - плотно, сплошь набита) - площадь запружена народом.
Дома были желтые, словно прокаленные солнцем (sun-baked colour).
| and every way you looked there were other mountains | и повсюду, куда ни повернись, были еще горы |
| Making the horizon were the brown mountains. They were strangely shaped. | Горизонт замыкали темные, причудливых очертаний горы. |
А ведь если переводить дословно - горы делали, образовали горизонт, были они странных форм, допустим даже - причудливо сформированы, вылеплены - все равно образ бы не сложился!
Из такой вот свободы выбора, из мельчайших мелочей и рождаются в переводе сочность, богатство образа.
| Although the tide was going out, there were a few slow rollers. They came in like undulations in the water, gathered weight of water, and then broke smoothly on the warm sand. | Несмотря на отлив, изредка подкатывали медленные волны. Появлялась легкая зыбь, потом волны тяжелели и плавно набегали на теплый песок. |
Вечный камень преткновения - это неизбежное в чужом языке there were, буквалист так бы и написал: тут были волны. А как смело и свободно у мастера английское roller (волна, производное от roll - катить) отдает самую свою суть глаголу. И всем существом ощущаешь, как медлительно, тяжело накатывает на берег эта волна.
А вот совсем другой темп: к началу корриды выпускают быков, они бегут до арены по узкой улочке, а перед ними бегут, испытывая свою храбрость и удачу, дерзкие смельчаки. Последние, горстка самых отчаянных were really running. И, конечно, у В.Топер не буквально по-настоящему бежали, а пробежали во весь дух.
Чисто русский, отличной выразительности оборот, речение. И это в переводе не редкое вкрапление, не случайность, такому радуешься на каждой странице.
В подлиннике when you were with English... Буквально: когда (подразумевается - часто, много) бываешь с англичанами, в переводе: когда водишься с...
Или:
...and she was very much with them. Точно и не передать, примерно: она была очень даже с ними (со спутниками совсем не подходящими). В переводе: совсем как в своей компании.
| - It has a look of a pub. | - Смахивает на кабачок. |
| - It looks to me like pub. | - И мне сдается, что кабачок. |
| ...didnТt lose money on it | ...не в убыток себе |
Такие оттенки особенно много значат в речи героев Хемингуэя, смотря по их отношениям, по обстановке, настроению именно в эту минуту.
Приятель Джейка болтал, стараясь его утешить, задел больную струну, смутился и замолчал. Не had been doing splendidly (примерно: у него здорово получалось, но это по-русски еще не так выразительно для многословия). И в переводе: УДо сих пор он сыпал как из решета, но теперь вдруг замолчалФ. Найденное речение куда вернее для образа Билла.
Where have I been looking, буквально: Куда я смотрел... В переводе: Где были мои глаза?
DonТt feel bad - Не горюй.
Well, we might as well... По интонации: ну что ж, с таким же успехом можно... В переводе: Остается только...
You can talk... Вам хорошо говорить.
Пересказан вопрос: Знаю ли я... Ответ: DidnТt I (примерно: неужели не знаю). В переводе: Еще бы не знать.
Я пьян - You ought to - Еще бы.
Своеобразный иноязычный оборот, прямого равноценного нет, нужно искать:
| HeТs been in a jam | С ним что-то стряслось |
| HeТs in bad shape | С ним что-то неладно |
...bad thing to do - по мнению говорящего, Брет поступила не лучшим образом. И как по-хемингуэевски сжато, достоверно и предельно просто в переводе: зря это она.
Джейк зашел в собор и помолился - о себе, особо о тех, кто ему близок, lumping all the rest - Усвалив остальных в кучуФ все же невозможно, было бы слишком грубо, найдено - гуртом обо всех остальных. И в этом вовсе не молитвенном единственном слове сквозит очень важное: не такой уж он набожный католик, молится, как и пьет, сверх меры, больше от тоски, от одиночества. Потому что ему все время худо - и все время он сдерживает себя, особенно на людях, старается не выдать отчаяния, которое его точит.
И в восприятии рассказчика, и в раздумьях, и в прямой речи его самого и окружающих - сколько таких мелочей, до того естественных, психологически убедительных, что и принимаешь их не задумываясь, как дышишь, и лишь заглянув в подлинник, оцениваешь всю прелесть находки.
Казалось бы, чего проще: УМеня туда не тянетФ или УНичего, если я пойду с вами?Ф Но посмотрите, из чего, из каких слов подлинника возникла эта простота: WouldnТt like that, буквально - Мне бы это не понравилось, этого не хотелось, Do you mind if I come - Вы не против (не возражаете), если... По-английски-то оно и правда просто, но буквально УперепертоеФ по-русски обернулось бы нудным канцеляритом!
ItТs in restraint of trade - за неимением лучшего, за ограниченностью выбора, термин-то коммерческий, а в переводе так метко и к месту в насмешливой речи: На безрыбье и рак рыба!
УМожно человеку сесть?Ф Chap - разговорное, почти жаргонное малый, парень.
И какое тонкое нужно было чувство слова (и юмора), чтобы найти замену - УчеловекФ, когда так опять и опять говорит о себе молодая, красивая взбалмошная Брет: I say, give a chap a brandy and soda - Дайте человеку выпить.
Но строчкой выше она обращается к тем же людям УдрузьяФ, а страницей дальше еще об одном персонаже говорит Убедный мальчикФ, меж тем в подлиннике оба раза то же самое chap! И ручаюсь головой (примеров великое множество), что переводчики другой школы, буквалисты и формалисты, оказались бы в плену этого повтора, а кое-кто и сейчас скажет, пожалуй: да как посмели рядом одно и то же слово переводить по-разному? Что, мол, за отсебятина?!
А вот так и посмели! И никакая это не отсебятина, а верная передача интонации подлинника. Сравните: одно и то же русское милый мы тоже произносим на очень и очень разные лады. К примеру, как звучит милый в народной песне, миленок в частушке, обороты: милый ребенок, милая девушка, милый человек, вы мило выглядите, ты мой милый - или - ну, мой милый, ты у меня еще дождешься! Вот это мило!.. - и многое другое.
Или пресловутое УAll rightФ, которое в той же УФиестеФ переводится, глядя по контексту и настроению, очень разно. К примеру, обыденное: Ладно, я возьму машину, а в разговоре двух литераторов о третьем: Ну, как он? - Он ничего... Он, должно быть, правда ничего, только читать его я не могу, или: У вас тут не протолкнешься из выразительного YouТve got the world here all right, что до кашкинцев перевели бы в лучшем случае: У вас тут очень много народу. Опять скажете: слишком вольно, отсебятина? А оттенки нашего УладноФ? Опять же сравните: супруги ладно живут, ученье (дело, работа) идет ладно, ладный парень, ладно скроенный пиджак - или: ну, ладно! Да ладно тебе! Ладно, ладно, отстань!
И еще. Почти всем Брет при встрече говорит хэлло. Повторю, теперь это словечко навязло в зубах, полвека назад было экзотикой. В.Топер этим передает еще и горькую, невеселую лихость во всей повадке Брет. Так говорят иногда и другие герои УФиестыФ, однако, смотря по их нраву и взаимоотношениям, Вера Максимовна уже тогда не раз заменяла это слово русским привет или здравствуйте - в ту пору большая редкость, еще один малый знак величайшего переводческого чутья и такта.
Нашей художественной прозе не свойствен обычный для англоязычной литературы курсив, но его и сейчас нередко переносят в перевод. В лучшем случае прибавляют какое-нибудь усиливающее словечко. We will have fun или I say, I have a thirst, пожалуй, передали бы как Умы здорово (хорошо) повеселимсяФ и Умне очень (страшно) хочется выпитьФ, а в УФиестеФ живые, чисто русские и очень меткие обороты: повеселимся на славу и смерть выпить хочется.
Из каких малых мелочей складывается подчас живость, естественность речи, когда переводчик передает не букву, но дух подлинника:
What possessed you - Учто вас заставилоФ было бы в этом разговоре слишком вяло, а Учто вам взбрело, что на вас накатилоФ - слишком резко. В переводе В.Топер - Учто вам вздумалось...Ф
Nope - не просто нет, жаргонный оттенок передан в разговоре другим словом: бросьте.
Обычное в английском wonderful значит чудесный, замечательный, удивительный. В применении к Кону, который своей несдержанностью ставит себя и других в не слишком ловкое, чтобы не сказать дурацкое, положение, слово это зазвучало иронически: он бесподобен.
Не depress me so - он меня угнетает. Сейчас, пожалуй, сказалось бы чуть иначе: он наводит на меня тоску, уныние, но уже тогда Вере Максимовне и в мысль не пришло ввести в русский текст, как делает кое-кто по сей день, депрессию. А дальше с этим постылым, чужеродным в живой человеческой речи словом она обошлась на зависть остроумно: Get over your damn depression - Разгони тоску!
You make me ill - более или менее точно, но неестественно, грубо в разговоре людей глубоко несчастных, но сохраняющих внешнюю легкость отношений было бы: мне от тебя тошно. У В. Топер - А ну тебя.
Опять и опять изумляешься: как неподдельна, достоверна в переводе речь героев УФиестыФ.
Старый испанец, крестьянин, побывал когда-то в Америке и, заслышав в автобусе английскую речь, сообщает об этом своем путешествии Джейку с компанией. Его спрашивают: How was it? (буквально - как это было), у В.Топер - Ну и как? Но он этого обычного в чужом языке оборота не понял, переспросил, тогда ему говорят яснее: How was America (буквально - какова была) - понравилось в Америке? Мелочь, пустяк, а всему разговору нельзя не верить.
What a morning! Ну и утречко! - сразу ощущаешь настроение говорящего, которое никак не передать бы дословным УЧто за утро!Ф.
I say. We have had a day - Ну и денек выдался. Полвека назад редко кто находил для перевода такую простоту и непринужденность. Но следом две жаргонные реплики, которые передать куда труднее: the countТs been a brick absolutely - граф был ужасно мил. Буквалист, даже додумайся он до мил, едва ли избежал бы абсолютно!
YouТve got hellТs own drag with the concierge now - Консьержка теперь в восторге от вас.
ThatТs hell of a hike - Ну и прогулочка, доложу я вам! Та же безошибочная интонация, и притом без всяких чертей и проклятий, какими обычно передают излюбленное английское Hell (ад, преисподняя). Ведь для англичанина-то и для американца оно всякий раз звучит по-разному!
Yes. IТve had such a hell of happy life - Ну да. Хлебнула я счастья - ворчит некая жена, недовольная своим супружеством. И совсем другое hell в разговоре раздосадованного и все же неизменно сдержанного Джейка с плачущим Коном. Тот просит: Forgive me (Простите меня). - Forgive you hell - Еще чего, отвечает Джейк. А чуть дальше Кон жалуется: It was simply hell - вот тут эта самая преисподняя и по-русски вполне уместна, и по справедливости усилена не буквальным просто, а очень здесь верным Уэто был сущий адФ. Но нельзя же в переводе нескончаемо чертыхаться - и как разнообразно, какими верными настроению и характеру говорящего оборотами всякий раз переданы английские обороты с этим вечным hell. Все живо, все правда, потому что берется не самое доступное, привычное, стершееся слово или оборот, а то, что редкостней и потому свежей воспринимается.
И это - закон для всякого перевода.
A maid with a sullen face - буквально: служанка с хмурым лицом, у В.Топер - хмурая служанка.
The man... was out, вышел, его не было на месте - отлучился.
...joked him, шутили над ним (дразнили его) - подтрунивали над ним.
Вместо правильного, но обычного взято более живое, верней передающее обстановку, интонацию, настроение.
Agreed - буквально согласился, а по контексту безошибочно - поддакнул я.
The personages of this establishment were rigidly selected, похваляется хозяйка гостиницы. В переводе: прислугу нанимают с большим разбором.
Или вот владелица ресторана обрадовалась знакомому посетителю: Made a great fuss over seeing him. В переводе отличное: Встретила с распростертыми объятиями. Но ресторан переполнен, и эта пылкая встреча doesnТt get us a table, though, буквально: не принесла нам столика. УСтолика мы все-таки этим не заработалиФ, - философски замечает столь радостно встреченный Билл.
HeТs through now - примерно Уон конченый человекФ. Но говорят о писателе, и найдена очень верная окраска: он выдохся. А в другом месте человек пишущий говорит о своей работе: I couldnТt get it going... IТm having a hard time handling it - УСегодня не клеилось... Никак не могу наладитьсяФ. Пожалуй, кто-то упрекнет переводчицу в чрезмерной вольности. Но неужели в разговоре двух пишущих, да еще не в официальном, а за столиком кафе, не было бы фальшью что-нибудь дословно-истовое вроде УНе мог сдвинуть работу с места... мне очень трудно с нею справлятьсяФ?!
That isnТt the sort of thing she likes - наверняка и сейчас очень многие сохранили бы в переводе пресловутое опостылевшее thing: она, мол, не любит (ей не нравятся) такого рода (подобные) вещи. А в давнем переводе УФиестыФ так просто и хорошо: УЭто не для нееФ.
...he looked very military - у него был вид бравого служаки.
Юный красавец матадор Ромеро was the type... - уж конечно, у 99 переводчиков из 100 не миновать бы типичного, а у Веры Максимовны он - торреро чистейшей воды.
Ни одной буквалистской кальки - и никакого стандарта, серости, стертости, все верно, безупречно по характерам и настроениям людей.
The concierge was just behind him - не дословно сразу же за, позади, а за ним по пятам шел портье.
Вместо буквального: комната была в большом беспорядке (или - в ней был...) - в комнате было все вверх дном. А когда у хмельного Джейка кружится голова и комната ему кажется неустойчивой (unstable), в переводе она ходила ходуном.
She led him quite a life (примерно - действительно она ему устроила жизнь), у В.Топер: И жилось ему с ней не сладко.
Два приятеля проходят мимо бара, Джейк предлагает Биллу выпить, тот отвечает: No. I donТt need it. Здесь это не значит не нуждаюсь, мне это не нужно, в переводе верно по сути и тону: С меня хватит. Но вот как будто сходная сценка: Майкл ушел. Брет и я остались сидеть за стойкой: Выпьем еще? - Пожалуй. - Теперь легче стало, - сказала Брет (I needed that). Перед уходом жениха ей было мучительно, невтерпеж, и, конечно, то же need нельзя было перевести ни Умне это было нужноФ, ни даже Умне этого не хваталоФ: то же слово, но окраска совсем иная - по обстоятельствам, настроению, состоянию собеседников.
Всегда сложно передать чисто английский оборот, не имеющий близкого подобия в русском языке, жаргонное словцо. Кон сбил Джейка с ног боксерским ударом, Джейк не вдруг приходит в себя, и ему говорят: I say, you were cold. Это не на ринге, не к месту ни УнокаутФ, ни, допустим, Убыло похоже, вам крышкаФ, и найдено отличное наше речение: Я думал, из вас дух вон.
The police kept arresting chaps that wanted to go and commit suicide with the bulls. Полиция то и дело забирала самоубийц, которые так и лезли прямо на рога - лучше не придумаешь для УпарнейФ, которые, если буквально, Ухотели совершить самоубийствоФ (при помощи бегущих к арене быков) УбыкамиФ как орудием!
По-английски обычны обороты со словом feeling, для перевода вовсе не обязательным. Правда, и у нас нередко пишут Увозникало чувство тоски, радостиФ и т. п. - построение тяжеловесное, казенное. Но вот задача похитрее: There was a safe, suburban feeling, буквально - надежное (безопасное) загородное чувство (ощущение)! А у В.Топер: Все здесь отдавало провинциальной тишиной и спокойствием, - легко, естественно, безошибочно по настроению.
Английской речи присущ особый прием: повторяя наречие, междометие, существительное, превращают его в глагол. Буквально это не передашь. К примеру, But me no buts! проще перевести УНе нокайФ, можно: УНикаких "но!"Ф. Более или менее схоже по-русски: УНе нукай - не запрягФ. И вот как обыграла это В.Топер. Биллу не по вкусу приехавшие на бой быков англичане, и он изрекает: IТll fiesta them, сделав из фиесты глагол. Но невозможно же: Я им пофиестчу! В переводе слово повернуто иначе, а интонация передана сполна: Я им покажу фиесту!
Очень убедителен ход Уот противногоФ - прием, в наши дни достаточно известный, полвека назад он был одним из неожиданных открытий. О наемной машине: Do you want to keep it on - разговорней, естественней не Ухотите еще на время ее оставить?Ф, а может быть, отпустим ee?
We canТt stand here... Вместо буквального: Нам нельзя (мы не можем) тут стоять - Чего мы тут стоим?
IТm damned bad for (я плох, плохо приспособлен для...) - Не гожусь я...
УВы правда хотите (уйти отсюда)? - спрашивают женщину, и вместо буквального УРазве я попросила бы вас, если бы не хотелаФ она в переводе отвечает: УРаз я предложила, значит, хочуФ.
Другой разговор, в оригинале дословно: Очень мало ты удил рыбу во время этих поездок, а в переводе сохранены не слова, но интонация: Страх как много ты рыбачил, когда ездил с приятелями, - досадливо говорит жена. Муж, подмигнув присутствующим: Женщины все одинаковы. Как только почуют флягу с вином... то уж ты, значит, пропащий человек (великолепно передано they think itТs hell and damnation!). И она опять свое, дословно: Удивительно, как они (мужчины) находят кого-то, кто соглашается выйти за них замуж. По-русски это было бы тягуче, не разговорно, а в переводе опять от противного: УУдивительно, чего ради мы за них замуж выходимФ. И так правдивы досадливая интонация жены, усмешка мужа, так ясны характеры их, настроение и взаимоотношения.
Джейка нередко раздражает Кон, который когда-то, в их студенческие годы, Убыл очень славныйФ, но постепенно жизнь сделала его уже Уне таким славнымФ. Во время фиесты Кон играет в событиях далеко не лучшую роль. При первой встрече досада Джейка лишь едва сквозит в интонации: So there you were - и в трех словах перевода тоже: УВот вам, извольтеФ - так верно и тонко передать этот английский оборот нелегко.
В другом месте Джейк говорит Кону, что пойдет с ним встречать Брет (они оба, как известно, ее любят, а приезжает она со своим женихом Майклом), - говорит он это just to devil him, просто чтобы поддразнить. А через страницу раздражение нарастает - и that impulse to devil him дано сильнее: меня подмывало бесить его (страшно подумать, сколько переводчиков даже сейчас, через полвека, перетащили бы в русский текст, передали калькой УимпульсФ!).
Мамаша говорит о мальчишке - любителе купаться, что он just crazy till he can get in the water (буквально - пока не доберется до, не влезет) - с ума сходит, пока не дорвется до воды. Но вот Кон, мучаясь тем, что не сдержался, избил соперника, говорит о себе: I was crazy - и то же самое слово передано другим, несравненно более верным здесь оборотом: Я себя не помнил.
Майкл, естественно, терпеть не может Кона, да и ревнует из-за прежней связи того с Брет, и говорит с ним так: Do you think you amount to something? Do you think you belong here among us? Примерно: Думаете, вы что-то значите (чего-то стоите), вам место в нашей компании? Майкл зол, вдобавок хмелен - и в переводе: Вы думаете, вы важная птица? Вы думаете, с вами веселей? Очень ясно передано настроение и состояние говорящего, его отношение к Кону, да и место Кона в этой компании.
А Билл говорит Джейку о том же Коне: Где тебя угораздило подружиться с этим типом? (How did you ever happen to know this fellow, anyway?) - тут даже тип очень кстати. И еще: he told me all about that... heТs a great little confider. Дословно этого не передашь, но важно сочетание great (великий, замечательный) с little - маленький, которое (если не в прямом значении - маленький предмет, маленький ребенок) окрашено пренебрежительно. И неуважение к человеку, не умеющему владеть собой, распускающему прилюдно свои чувства, передано очень недвусмысленно: Не рассказал, а Увсе это мне поведал. Изливал душуФ, - говорит Билл Джейку о Коне с презрительной, насмешливой жалостью, ибо эти-то двое не станут вот так изливаться даже перед самыми близкими.
Брет просит Джейка не говорить больше о случившемся. Буквально: не заставлять ее этим чувствовать себя хуже, чем она уже чувствует. Please donТt make me feel any worse than I do - мне и так тошно.
I said... she must expect trouble. Дословно: Я сказал ей, что она должна ждать неприятностей. В переводе: что это добром не кончится.
YouТll lose it if you talk about it. Будешь об этом говорить - потеряешь, утратишь. В переводе: Лучше не говори, тогда все это останется при тебе.
И великолепно найденное речение для ответа: I just talk around it. - Я и не говорю, а только хожу вокруг да около.
IТd just tromper you with everybody... ItТs the way IТm made. Буквально: Я изменяла бы тебе со всеми... Уж так я сделана. Буквалист в лучшем случае перевел бы - создана, а у В. М. Топер: Я бы изменяла тебе направо и налево... Уж такая я уродилась, - и куда явственней прорывается горечь от безнадежности, безвыходности положения. Этим двоим, давно и глубоко любящим, не соединиться, не быть вместе, потому что обоих изувечила война (Первая мировая): его физически, ее душевно. И когда чуть дальше Джейк говорит IТm just low, в переводе сохраняется тот же тон сдержанной горечи, еле уловимой насмешки над собой вместо прямой жалобы - не Умне очень тоскливоФ или Уя совсем приунылФ, а Упросто я раскисФ.
Другой человек, другое настроение: хорошо понимая, что Джейку невесело, Билл предлагает пойти пообедать или, мол, хочешь еще толковать на какие-то пустопорожние сторонние темы? Односложный ответ: Go on (продолжай), в переводе: валяй. Дальше вопрос: Пообедаем на острове? Ответ: Sure, в переводе не буквальное УконечноФ, а давай. Чуть дальше предложение купить... чучело собачки (вспомните у Бунина УБуду пить... Хорошо бы собаку купитьФ), Билл и сам уже хлебнул лишнего, при этом никогда не решится в открытую проявить жалость, это им обоим не свойственно, больше того, противопоказано, и он, стараясь отвлечь Джейка, чуточку паясничает. Вот почему в переводе, в полном согласии со всей интонацией, он твердит именно про собачку (в подлиннике dog без little, и Джейк, отвечая, говорит просто УсобакаФ). И продолжает Билл в том же ключе: Mean everything to you after you bought it - конечно, не буквально Уона будет для тебя очень много значитьФ и даже не какое-нибудь Уты ее очень полюбишьФ, а души в ней не будешь чаять.
На наш сегодняшний взгляд герои Хемингуэя слишком часто чертыхаются, слишком много пьют и говорят о выпивке. То же происходит в книгах Ремарка и Олдингтона. И тут нужна одна оговорка. Не забудем: это так называемое потерянное поколение, писатели, потрясенные Первой мировой войной и гневно сказавшие о ней десятилетием позже. Но каждый сказал по-своему. Олдингтон, рассказывая о судьбе и смерти своего героя, переходит от поэтичнейшей лирики к злой, язвительной сатире, а то и срывается на крик, призывает (словами Шекспира) Учуму на оба ваши домаФ, а Удобрую старую АнглиюФ - понятие для довоенного англичанина священное - кощунственно честит Устарой сукойФ. У Хемингуэя гнев, горечь, боль за искалеченную той бессмысленной войной жизнь запрятаны глубоко внутри. Его Джейк живет стиснув зубы. Подчас невесело посмеивается над собой. И те, кому он близок, совестятся в открытую его пожалеть, да он и не примет жалости. Все подшучивают, иной раз даже паясничают, как подвыпивший Билл. Доброта и сочувствие загнаны в подтекст.
Праздник: поездка в Мадрид со всеми столкновениями, изменами, рвущими душу, но не прорывающимися почти ни у кого из героев вслух, - все это позади. Брет сквозь слезы говорит Джейку, что вернется к Майклу. HeТs so damned nice and heТs so awful - это никак не передать бы дословно, калькой (он так чертовски мил, и он так ужасен!). Сказано лишь немного по-другому: Он ужасно милый и совершенно невозможный - и в этом небольшом сдвиге нельзя не ощутить отчаяние Брет оттого, что им с Джейком вместе не быть, нельзя не ощутить и ее отношение Майклу, пусть неплохому малому, но всего лишь подсунутому судьбой вместо этого, давно любимого и любящего, так же несчастного, как несчастна она.
Так они двое сидят в кафе, Брет просит Джейка не напиваться: You donТt have to (буквально: Это не обязательно, ты не обязан) - Не из-за чего. Ответ: How do you know? У Веры Максимовны самое верное по тону - не стертое, обыденное откуда ты знаешь и не другая крайность: с чего ты взяла (было бы слишком грубо), но - Почем ты знаешь? DonТt (не надо), повторяет она, youТll be all right. Ox уж это ол райт, сколько раз его если не полностью переносят в русский текст, так калькируют - все, мол, будет в порядке... Но, конечно, для Джейка (по сути, для обоих) ничего не будет и не может быть в порядке - и утешает его Брет, сама тому не веря, более человечными, хоть и мало похожими на правду словами: Все будет хорошо. На что Джейк отвечает все с той же привычной, сдержанно-усмешливой горечью: IТm not getting drunk... IТm just drinking a little wine, в переводе бесхитростно и пронзительно: Я просто попиваю винцо.
С той же остротой передано душевное состояние и отношения людей под занавес второй части романа, когда кончилась фиеста. Все здесь так скупо и так сильно, кратчайшими, сдержаннейшими словами у автора - и так же поразительно мастерство переводчика.
Отъезд, почти бегство Брет с юным матадором Ромеро - тяжкий удар и для Майкла, и вдвойне для Джейка, ведь он сам в этом повинен. Утешать впрямую, вслух всем им не свойственно, душевный такт, дружеская забота выражаются в иной форме.
О Джейке только что говорили, что он blind, blind as a tick (для жаргонных оборотов тоже в ту пору было еще находкой, новинкой: вдрызг, как стелька). Потом он притворился спящим, но немного погодя все же спустился к приятелям. И вот концовка этой части:
- Вот он! - сказал Билл. - Молодец, Джейк! Я же знал, что ты не раскиснешь (you wouldnТt pass out).
- Я захотел есть и проснулся.
- Поешь супцу, - сказал Билл. (Eat some soup.)
Мы пообедали втроем, и казалось, что за нашим столиком не хватает по крайней мере шести человек.
Эта концовка полвека назад была знаменита, мы, студенты, - и не мы одни - знали ее наизусть. Вот он, стиль Хемингуэя, открытие, откровение! Но ведь этот стиль: и невеселую усмешку, и стыдливую заботливость, участие, сострадание, и тоскливую пустоту, когда отсутствие одного человека ощущается как отсутствие шестерых, как бездонный провал и самая безлюдная пустыня - все это надо было еще передать по-русски! А как это сделано? Просто и, право же, гениально. Даже не столько одним словом - одной буквой (вспомните упомянутое раньше УПопиваю винцоФ). Механическая калька Упоешь - или съешь - немного супаФ за душу не задела бы, но чего стоит это супцу!
Так через УФиестуФ в переводе Веры Максимовны впервые нам открылся Хемингуэй.
Тут я позволю себе отступление.
УТомас Грэдграйнд, сэр. Человек трезвого ума. Человек очевидных фактов и точных расчетов... (A man of realities. A man of facts and calculations). Вооруженный линейкой и весами, с таблицей умножения в кармане, он всегда готов взвесить и измерить любой образчик человеческой природы (ready to weigh and measure any parcel of human nature)... Это всего-навсего подсчет цифр, сэр, чистая арифметика. Вы можете тешить себя надеждой, что вам удастся вбить какие-то другие, вздорные понятия (в чьи-либо другие головы...), но только не в голову Томаса Грэдграйнда, о нет, сэр!Ф
Эта похвальба, своеобразная самохарактеристика одного из персонажей УТяжелых врем