ортрету, нарисованному Токаревым. -- Ну что ж, если вы гарантируете секретность... Прошу. Вошли. -- Старые люди -- старые вещи, -- пояснила она, видя, как забегали глаза Приезжего. -- Настя, милая, передвинь ширму. Вдобавок ко всему, что и так поразило Приезжего дворцовой, по его мнению, роскошью, в обозримое пронстранство был включен сияющий рояль, завершивший обстановку парадной гостиной. Разумеется, Приезжему доводилось лицезреть не тольнко приисковые халупы или стандартные новостройки. Случалось, заносила его судьба и в богатейшие дома, где интерьер во всеуслышание кричал, что госбанком тут попросту подтираются. Но то были интерьеры "иного поколения", интерьеры-выскочки. У Праховой же овеяло его душу чем-то невиданным, музейно-ностальгическим. Смешения антикварных стилей (от трех мужей) он не уловил. Ему и в голову не пришло, что окружающее похоже на безграмотную декорацию, перегруженную рекнвизитом. Как деревенский мальчишка в барских покоях, взинрал он на круглый стол черного дерева, упиравшийся в пол львиными лапами, а в центре увенчанный лампой, ножку которой обвивал бронзовый (львиный же, вероятнно) хвост. Вокруг стола парковались такие же черномазые кресла и тоже на лапах и обитые лиловой материей, названия которой Приезжий не придумал бы и под пыткой (да может, оно уже и утрачено в век синтетики). А по периметру гостиной, выгороженной из странной этой комнаты-зала, хороводились комоды с резьбой; шканфы, в дверцы которых ловко были всобачены из дерева другого цвета сцены то ли придворной, то ли рыцарской жизни; хрупкие этажерки, выдерживавшие однако вес лаковых шкатулок, фарфоровых и хрустальных ваз. А потолок -- мать честная! -- где-то прямо в поднебенсье, и на нем балуются голозадые с крылышками амурчики, не сильно даже и закопченные. -- Так жили когда-то все культурные и обеспеченные люди, -- улыбнулась Прахова, довольная произведенным впечатлением. Приезжий спохватился, что выбивается из роли: -- Нас интересуют друзья и близкие знакомые Миркина. Вы, наверное, много бываете дома, видели, кто приходил... -- Присаживайтесь, молодой человек. Думаю, разгонвор будет длинный. -- Мерси, -- поддавшись салонной обстановке, понблагодарил он, несколько озадаченный тоном превоснходства, который взяла старуха. -- Однако обстоятельства заставляют, знаете ли, спешить. -- Не спешите, голубчик, в вашем деле спешка не всегда уместна... Не могу сказать, что определенно ждала подобного визита, но я вам рада. -- Очень приятно. -- Приезжий достал блокнот и канрандаш. -- Какие у вас были отношения с Миркиным? -- Самые отличные. Он вырос у меня на глазах. -- Значит, вы в курсе, кто его друзья и прочее? Не было, к примеру, зубных врачей или техников? -- Насколько догадываюсь, вас интересуют люди, покупавшие у Бориса золото. -- Вы их знаете?! -- Ах, как вы торопитесь, как торопитесь! Приезжий положил карандаш и, отключившись от амуров и львиных лап, приказал себе мобилизоваться. И, во-первых, действительно не гнать лошадей. Это не экспертша. Старуха мягко стелет, но какая-то она... взор орлиный, лишнего слова не вытянешь... кремень-старуха, и нечем ее взять за горло -- кроме как рукой. Но тогда надо учитывать Настю: маячит где-то поблизости. Не расставаясь с половой щеткой. А во-вторых, держать в уме то, что на минуту-две вытеснили здешние неожиданные красоты: и старуху и Настю наверняка уже расспрашивали о связях Миркина. Правда, Чистодел клялся, что те Бориса не выдадут, он, дескать, имел к ним доверие. (Но по той же причине он и Приезжего отговаривал соваться к Праховой). Надо вненсти ясность. -- Те сведения, что вы сообщили следствию, надо сказать, недостаточны. Прахова прижмурилась хитро: -- Вы имеете в виду нашу беседу с Михаилом Коннстантиновичем? -- В частности, -- согласился Приезжий, опасаясь, что его берут на пушку. -- Михаил Константинович мне не понравился, -- хмыкнула Прахова. -- Не располагал к откровенности. -- Очень, очень надеюсь, что мне повезет больше! -- в эту фразу Приезжий вложил максимум доступного ему обаяния. Прахова снова прижмурилась. -- Возможно, -- протянула она. -- Я всегда предпочинтала брюнетов. "Этак разговор получится длиннее длинного. Может быть, старуха развлекается от нечего делать?" -- В целом вы мне нравитесь, -- продолжала Прахонва. -- И внушаете доверие. Но для полной уверенности... как ваша фамилия? -- Пархоменко. Сергей Сергеевич, -- представился Приезжий, начиная внутренне яриться. -- Не покажете ли еще раз свой служебный мандат? -- Мадам, это смешно! -- Он достал удостоверение и снова мельком показал его. -- Не хотелось беспокоить пожилую женщину, поэтому я пришел сам, но если у вас мания бдительности, вас вызовут на Петровку. И мы поговорим там! -- Нельзя ли поближе, голубчик? -- невозмутимо пронговорила мадам. Приезжий поднес удостоверение к глазам Праховой. Та сноровисто придержала его рукой, попробовала ногнтем фотографию и хихикнула: -- Документик фальшивый. Приезжий выдернул удостоверение, отступил. -- Вы меня оскорбляете при исполнении служебных обязанностей! -- рявкнул он. -- Всем вы хороши, вот только манеры, манеры... Настя, телефон! Тотчас под левой рукой хозяйки возник аппарат. -- Я ведь могу легко проверить, -- она опустила ландонь на трубку. Не хотелось Приезжему устраивать побоище с двумя бабами, ох, не хотелось. Чутье подсказывало ему, что Прахова что-то знает, чего угрозыску не сообщила. Однанко какую игру ведет старуха сейчас? -- Мадам, -- пригасив тяжелыми веками полыхание кавказских глаз, произнес он умиротворяюще, -- вы тольнко отнимаете у меня драгоценное время! Прахова, пристально наблюдая за гостем, на ощупь набрала 02. -- А ну прекрати свои штучки, старая стерва! -- скиннув все личины, волчьим приисковым голосом приканзал он. И двинулся к Праховой, готовый уже ко всему ради поставленной задачи... Но только не к тому, чтобы увиндеть нацеленный на него пистолет. Крайнее изумление Приезжего и победительное торжество Праховой заполнили наступившее молчание. Но вот она насладилась эффектной сценой и нарушила паузу: -- Сядьте на место, голубчик, и поговорим о деле. Миркин работал на меня. -- О-о-о!.. -- произнес Приезжий, веря и не веря. -- Люблю отчаянных молодых людей, -- причмокнула Прахова. -- Доля риска разнообразит жизнь. Зазвонил будильник, Приезжий вздрогнул. -- Садитесь, садитесь, это гомеопатия. Он сел, настороженно следя, как старуха, отложив пистолет, принимала свои крупинки. -- Вы верите в гомеопатию? -- Извините, мадам, я верю только в себя и в наличнные деньги. -- Стало быть, и в меня не верите? -- Я показал вам удостоверение, которое вы сочли фальшивым. Вы мне -- пистолет. Этого достаточно для обоюдного доверия? -- Возможно, вы считаете, что милиция выпросила в музее бельгийский браунинг, всю эту обстановку и меня в придачу и решила перед арестом устроить вам маленьнкий розыгрыш? Ай-яй, такие умные глаза и такие глупые мысли... Приезжий рассмеялся: -- Уговорили... Мадам, я у ваших ног! -- Очень мило. Кстати, меня зовут Антонина Валериановна. А вас как величать, "товарищ Пархоменко"? -- Что в имени тебе моем? Как сказал какой-то поэт. По-моему, дело сказал... Зовите Володей. Параллельно светской болтовне ум Приезжего впинвался в новую загадку: кто она? перекупщица или матрасница? От этого зависела цена. Матрасниками называют ту разновидность купцов, которые просто скупают и накапливают, накапливают -- ради самого накопительства. Пожалуй, матрасница, думалось ему. Только нетипичнная. Матрасник -- скряга, лишней копейки не потратит, порой только что не нищенствует. Прахова же явно жила припеваючи. -- Володя... Владимир... -- раздумчиво пробовала Пранхова на язык. -- Лучше Вольдемар, согласны? -- Как вам больше нравится. -- Вы когда-нибудь бывали у Бориса? Не помню, чтобы я вас видела. "Вольдемар" уже не имел нужды скрытничать: -- Мы с ним не были знакомы. -- А-а, значит, кто-то был между? -- Да, болтался один -- с дырявой головой. -- Эти длинные цепочки, Вольдемар, довольно опаснны. Всегда найдется слабое звено. -- От посредников не избавишься, Антонина Валериановна. Нас с вами напрямую свел только случай. -- Будем надеяться, счастливый. Хотите кофе? Приезжий хотел. И Настиными заботами был вскоронсти доставлен сияющий кофейник и все прочее для уснлаждения души. Атмосфера установилась почти семейная. -- Вам у меня нравится? -- Немного непривычно, -- признался "Вольдемар", -- Особенно потолки. -- Да, голубчик, четыре метра двадцать сантиметров. Дом строил мой отец, когда-то семья занимала весь этаж. С семнадцатого -- лишь эту квартиру, а потом нас еще уплотнили. Вы небось и не слышали подобного слова? -- М-м... -- Теперь -- лишь одна комната. Последний бастион, который и обороняем вдвоем с Настей. -- Ей можно доверять? -- О, абсолютно! Настя прекрасного происхождения. Ее отец был денщиком у атамана Дутова. Единственная родная душа. А у вас -- семья, родители? -- Никого. От прошлого -- только пепел. -- Бедный! Еще чашечку?.. И возьмите печенья. Печенья Приезжий взял, но занимало его другое: -- Антонина Валериановна, давно вы это... по золоту? -- После третьего мужа остались кое-какие знакомые, вот и занялась. Вы удивлены? Но не носки же мне вязать, как вы полагаете? -- задорно тряхнула она головой. -- Да, видно, не по вашей части... Честное слово, жаль, что поздно родился. С какой женщиной я мог быть знаком! -- Без лести, Вольдемар, без лести! -- погрозила Прахова пухлым пальцем, весьма, впрочем, довольнная. -- Что было, то прошло... Ах, Боже мой, как давно я в последний раз была в Париже!.. Но я еще там пожинву! -- как бы с угрозой кому-то повысила она голос. -- Погуляю по Елисейским полям, подышу парижским воздухом! Приезжий опешил. Или старуха "того"? Она в Паринже -- бред собачий. Ему вспомнился Чистодел, грязная пивная. Пора бы тут закругляться, если Прахова действинтельно собирается взять товар. Хозяйка будто угадала его мысли: -- Вы молоды и наивны, Вольдемар. Вы видели только то, что видели, и ничего другого. Думаете, то, что сейнчас, -- навеки? А? -- Как-то не задумывался... Где тут задумаешься? Взял товар -- отдал товар -- деньги хозяину -- парное себе -- в любой миг жди напансти -- готовься бежать или драться насмерть. Навеки -- не навеки? Велика разница! -- Напрасно не задумывались, голубчик. Я еще увинжу -- а вы тем более, -- как весь этот сумасшедший дом развалится. И тогда мы окажемся на свободе и на высонте -- те, у кого что-то есть! "Ну, понесло старуху!" Приезжий счел, что раскусил ее вполне -- "парижснкая матрасница". Но отчасти Прахова выступала и "купнчихой": вольные расходы нет-нет да и вынуждали раснстаться с увесистым мешочком -- но уже в иных сферах, в элитарном обществе, куда ни Чистодела, ни какого-нибудь Мишу Токарева и в подъезд-то не пустили бы. И она же, использовав древние знакомства, некогда пристроила Миркина для "стажировки" в Столешников. Горевала Прахова и досадовала, что с арестом Бориса жизнь ее поскучнеет, нечем станет занять мысли и вообнражение. И вот -- приход Вольдемара. Возрождение и -- не исключено -- даже новые горизонты! Отсюда и желание сразу показать себя, и подчеркнунтое радушие, и стремление приручить звероватого незнанкомца. Однако он напрасно опасался, что старуху "понесло". Изложив свое политическое кредо, она решительно подннялась: -- Ну-с, приступим к делу. Металл с собой? -- Да. -- Положение ваше, конечно, затруднительно. Но вы милый мальчик, и грех наживаться на чужой беде. На первый раз рассчитаюсь, как платила Борису. Давайте. Приезжий снял кожаный пояс-мешок: -- Два кэгэ триста. -- Знаю. Деньги были приготовлены. Она отперла шкатулку на рояле, вынула пачку крупнных купюр, получила в обмен пояс и унесла за ширму. Приезжий быстро пересчитал деньги: к положенной сумнме приплюсовывался парное Миркина и парное Чистондела. Недурно. За ширмой слышалась возня: хозяйка, надо полагать, проверяла вес и припрятывала шлих. Приезжему уже не терпелось уйти. -- Пора расставаться, Антонина Валериановна, -- сканзал он, едва завидя ее. -- Опять вы торопитесь, Вольдемар. Вы еще должны мне рассказать, на чем, современно выражаясь, погонрели. -- Погорел?.. -- свел он брови. -- Я пока ни на чем не горел. -- Да? А почему же я вас сразу раскусила, как вы думаете? Милиция подробно описала мне вашу внешность. -- А, черт!.. -- Имейте в виду, вас ищут. Вас и того, который якобы должен Борису десять рублей. -- Не сказали, за что? -- Такие вещи полагается знать самому, дорогой, -- справедливо возразила Прахова. Приезжий встревоженно закружил мимо кресел на лапах и резных комодов. -- Надо смываться. Может быть, что за домом следят? -- Явных признаков нет. Сюда вы проскочили благонполучно, иначе они бы давно явились. Но береженого Бог бережет. Настя!.. Взгляни, милая, нет ли вокруг шпиков. Та взяла на кухне мусорное ведро и вышла. -- Думаете, она справится? -- Ах, молодой человек, мы с Настей прожили долнгую жизнь, чего только не бывало! И пока справлялись. Помолчали. -- Да вы не нервничайте. Если они тут, вы уйдете, как Александр Федорович. -- Какой Александр Федорович? -- Да Керенский же. Господи! -- с неудовольствием пояснила хозяйка молодому невежде. -- А как он ушел? -- В дамском платье. Надо знать родную историю! ...Да, так что там у вас стряслось? Раз вы пришли сюда, я должна знать. -- Ну сделал я заход на экспертизу по делу Миркина, пугнул, чтоб молчала... а то, мол, придушу любимого племянника. -- Какая кровожадность! -- оживилась Прахова. -- И что же? -- Такая гадина попалась: да-да, говорит, конечно, а сама, выходит, побежала жаловаться! -- M-м... нехорошо. Но что вас, собственно, толкнуло? -- Борис взвешивал дома металл? -- Как же иначе? -- Тогда на весах найдут шлих. -- Ай-я-яй! -- Я хотел предотвратить. -- Как жаль, что сорвалось! Задумано было талантлинво. Н-да, боюсь, Борису придется туго. Впрочем, он довольно хитер. -- Продать может? -- Меня нет. Я его воспитала, как родного, вывела в люди. Он мне всем обязан. А вот вашего посредника... Он ведь теперь никому не нужен, только помеха, а?.. -- Если выберусь цел, я о нем подумаю. -- Приезжий посмотрел в глаза старухе: они тоже горели молодо и зло. x x x С немалыми предосторожностями и уловками добралнся Приезжий до пивной. По всем приметам позади было чисто. В помещении, хорошо видном сквозь широкое окно, уже составляли один на другой столики, и лишь барабаннщик ютился еще в уголке, сморенный ожиданием и несчетными пенными кружками, влитыми в утлую свою утробу. Растворившись в тени газетного киоска, Приезжий выждал, пока того выдворили на улицу. В растерянности он топтался у дверей, памятуя, что ведено отсюда не отлучаться. Однако пиво не греет, а лужи на глазах затянгивало ледком, и спустя минут двенадцать Чистодел занкоченел настолько, что презрел начальственное приказанние. Он зарысил сначала вправо, но от угла повернул в противоположном направлении -- в теплые недра метро. Приезжий незримо сопровождал его, молясь своему охотничьему богу, чтобы не оказалось иных сопровожданющих. Нет, никого не интересовал продрогший вечерний прохожий, нырнувший в вестибюль под светящейся букнвой "М". Здесь Приезжий взял Чистодела за локоть и повлек в безлюдный затишливый уголок. -- Да куда ж вы делись?! Я всякое терпение потенрял! Чуть не околел на морозе! Остался, как вошь без хозяина!.. -- запричитал, заобижался, закапризничал Чистодел. Приезжий дал ему выговориться, отогреться и обрести способность порадоваться возвращению бесстрашного, отчаянного, мудрого товарища. Несколько ласковых фраз уверили Чистодела, что Приезжий никак не мог явиться раньше, выше головы занятый множеством хлопот. -- Но дело выгорело -- купца я нашел. Барабанщик преисполнился восхищения: -- Да как же вам пофартило? -- Секрет фирмы. А мужик что надо, возьмет товар, как у Миркина брал. -- Кто ж он? -- жадно спросил Чистодел -- Экий шустрый! Много будешь знать -- скоро состанришься. Пошли, примем на прощанье, грамм по триста -- и в разные стороны. С физиономии барабанщика сползло радостное выранжение. -- Стало быть, меня побоку? -- возмутился он. -- Так, да? То был Чистодел лучший друг, а теперь под зад коленом? -- Закон жизни, дорогой. Связь закоротилась, лишние руки кому нужны? -- А мой парное? Я тут с вами бегал, сколько страху натерпелся. Это все за спасибо?! -- Парное за мной. Доеду до места -- вышлю. Тебе ведь до востребования? Координаты помню. Вроде и пообещал, но небрежно так, чтобы отденлаться. -- Пришлете вы, так я и поверил! -- озлился Чиснтодел. -- Слушай, мне некогда, встреча с купцом через два часа. -- Вот и я с вами. Получу свое с товара -- тогда до свидания. -- Нельзя! Спугнешь ты мне купца, я обещал быть один. Для страховки Чистодел ухватил Приезжего за рукав. -- Ничего не спугну, постою где-нибудь сбочку! Тот изобразил колебание: -- Прямо не знаю... Ну, ладно, пожалею тебя, инванлида. Двигаем в Расторгуево. -- Куда?! -- Станция Расторгуево. На электричке. Чистодела сотряс озноб: то ли последняя порция холода выходила, то ли предчувствие пробрало. С сомненнием вглядывался он в опасного своего спутника. -- Вот я и говорю, -- посочувствовал тот, -- чего ты на ночь глядя потащишься? -- Нет уж, я с вами, -- решился все же барабанщик. Приезжий спрятал в воротник довольную усмешку. x x x Когда Пал Палыч, вытянув из Миркина сведения о Чистоделе, прямо с допроса передал их Мише Токареву, тот рьяно взялся за дело. На первый взгляд, чего проще: доступ к райсобесовским архивам -- не проблема. Однако собесовские телефонны отзывались сонными гудками: пусто у нас тут, брантец, отстань. Коротким смерчем пронесся тогда Миша по соответнствующим службам, получил адрес собесовского начальнника и устремился в Марьину рощу с намерением хоть из постели его вытряхнуть, но добиться проку. И снова фортуна отвернулась. В квартире царило монлодое веселье: "У папы встреча ветеранов, а мама пошла в гости". Мишу не спрашивали, кто он да что, где состоится встреча, понятия не имели, но на вопрос, скоро ли отец вернется, замялись: -- Он как когда... по обстоятельствам. И, видя, что Миша не понял, объяснили наиболее доходчивым жестом -- щелчком по горлу. Заманчивая перспектива -- получить среди ночи на руки пьяного ветерана! Не всегда Токарев применял этот принцип на практике, но помнил его твердо: кипятиться попусту вредно и глупо. "Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они". И имеют право чокнуться за живых и мертвых, а если переберут, не нам их судить. ...С утра пораньше Токарев торчал у запертых дверей Киевского райсобеса, включавшего территорию, где Миркин приметил Чистодела в тапочках. Вчера служащие вслед за начальником разбежались пораньше; неплохо бы сегодня явиться вовремя. Ага, кажется, первая ласточка. Зав или замзав: стронгий взор, бесформенное пальто и начищенные ботинки. -- Вам чего, гражданин? Удостоверение Петровки поставило его по стойке "смирно": -- Немедленно будет исполнено! Дальше, как говаривают оперативники, "было уже просто". "Просто" заключалось в том, чтобы поднять по картотеке всех Сергеевых, естественно, Петров Ивановинчей. Из них отобрать тех, кто получает пенсию по болезни или травме и проживает в районе Плотникова переулка. Часа через полтора, наглотавшись бумажной пыли, Токарев облюбовал пятерых Сергеевых. Оставалось еще раз сделать "просто": уговорить зава бросить все дела и вместе объехать кандидатов в Чистоделы. Зав уговорился, из Управления дали машину, объезд начался. Одного опасался Токарев -- что Чистодел не был Сергеевым, а получало его корреспонденцию подставное лицо. Но авось до подобного уровня конспирации не додумался. (По счастью, тогда не развился еще промысел, преднлагаемый ныне в объявлениях: "Сдам в аренду абонентснкий ящик. Конфиденциально"). Все посещаемые Сергеевы словно поджидали кого -- сидели по домам, у всех накопились к собесу претензии и просьбы. Зав разрывался между их нуждами и нетерпением оперативника. Миша продолжал твердить себе, что кипятиться попусту... и т. д. Четвертое посещение пролило бальзам на его душу. Полоса невезения кончилась. -- Мы из райсобеса, -- зачастил зав. -- Сергеев Петр Иванович здесь живет? -- Живет -- слишком громко, -- усмехнулась молонденькая соседка. -- Бывает. Отсыпается после пьянок. В таких пределах. -- Он -- инвалид, и у него трудовая травма? -- Раз в жизни заставили работать, конечно, с непринвычки надорвался... А вообще-то у него ярко выраженный синдром Тита, -- состроила она глазки Токареву. Миша заинтересовался: -- Синдром... ага, это сумма признаков определенной болезни. Вы медик? -- Совершенно верно. -- При какой же болезни этот синдром Тита? -- А это, знаете... "Тит, иди молотить! -- живот бонлит. -- Тит, иди кашу есть! -- А где моя большая ложка?" Зав вдруг по-детски прыснул и долго не мог уняться. -- Вы плохо относитесь к нашему подопечному, -- констатировал Токарев. -- Он дома? -- Нет. Позвонил вчера, что поздно вернется и чтоб засов не задвигали. Но по сию пору не явился. -- И часто он в загуле? -- осторожно поинтересовался Токарев. Вероятно, слишком осторожно, потому что девушка внимательно осмотрела Мишу. -- Как соседка я на Петра Ивановича не жалуюсь. И, если человек получает пенсию, он волен расходовать ее, как ему нравится, разве нет?.. Вы правда из собеса? -- Мы выборочно обследуем условия жизни... -- нанчал Токарев, замолчал, махнул рукой. -- Сдаюсь, -- и показал удостоверение. -- Что-то случилось? -- забеспокоилась она. -- Сергеев курит? -- Как паровоз. -- Не заметили, что? -- "Беломор". -- У него есть родинка над губой? -- Да. -- Тогда я остаюсь. Спасибо вам, -- обернулся он к заву. -- Скажите нашим в машине, что я остаюсь здесь. Он еще побеседует с девушкой, выяснит все, что та способна сообщить о прошлом Чистодела, его занятиях, родственниках, друзьях, а среди последних -- что самое главное -- нет ли кого, напоминающего шантажиста. Достойное внимания передаст Знаменскому и засядет ждать Чистодела-Сергеева. И да пошлет ему наконец судьба удачу после непрестанных его промахов в деле Миркина! x x x Однако ждать было уже некого. Гораздо раньше, чем начал Токарев гулять под дверянми собеса, в район Расторгуево срочно вызвали судебно-медицинского эксперта. Ему предстояло осмотреть и иснследовать то, что где ошметками, где кровавыми кусками облепляло рельсы и валялось на шпалах. Тут по телу человека прошел товарняк. Ночным делом машинист даже ничего не заметил. Работа "судмедика" -- впрочем, трудно и работой-то назвать это ежедневное пропитывание смертью в самом тяжком ее виде -- порождает в эксперте самозащитный рефлекс, запрещающий ему воспринимать чьи-то останнки как... чьи-то останки. Перед ним только объект изученния, материал. Материал возле Расторгуево на профессиональном жаргоне именовался "бефстроганов". И не обвиняйте "судмедиков" в кощунстве. Представьте, что вам надлежит тщательно разобрать и систематизировать "бефстроганов", дабы установить, из кого он изготовлен. Пол? возраст? телосложение? рост? какие-либо черты внешности? сленды внутренних болезней? И многое другое. И быстро. И безошибочно. Эксперт все это осуществил. Кроме того, сумел слонжить обрывки попавшихся там и сям окровавленных бунмажек и понять, что недавно они составляли пенсионное удостоверение некоего Сергеева. И -- сверх того -- там же, на железнодорожных путях, пока закрытых для движения (что вызывало бурное вознмущение многих людей), он проделал несколько биохинмических тестов и успел обнаружить следы яда. Под поезд был сунут только что умерщвленный человек. (Через два часа в НТО уже ничего не нашли бы). x x x Пал Палыч выслушал донесение Токарева, машина, вернувшаяся с объезда пенсионеров Сергеевых, достанвила маленькую, с белым уголком карточку Чистодела. Его легко было представить бьющим в барабан на похонронах (деталь из рассказов соседки), но чтобы торговал шлихом?.. Кого-то он Знаменскому смутно напоминал. Правда, не имеющего отношения к делу Миркина, так что не стоило утруждать извилины. Но ощущения подобного рода привязчивы, и Знаменский все щурился на квадрантик с белым уголком. Тьфу ты, чушь какая -- плакат на платформе с надписью "Берегите жизнь!". Там-то и маянчил впереди локомотива похожий гражданин, только в шляпе. Что ко мне прицепился этот идиотский плакат? Прошлой ночью вдруг приснилось, что гражданина сшибло-таки локомотивом и послышался даже хруст костей. А шляпа покатилась под ноги Знаменскому... Кошнмарами он отродясь не страдал, видно, история с Зиной натянула нервы до звона. -- Паша! -- заорал в коридоре Томин. -- Да, входи. -- Открой! Сам он отворить не мог: обе руки были заняты влажнными еще фотографиями. -- Бери сначала из левой. В фотолаборатории не постояли за форматом, и то, что осталось от Чистодела, прохватывало оторопью. Тонмин наскоро объяснил, что к чему. И выложил рядком фотографии из правой руки. Они не отличались резкостью и точка для съемки выглядела странно -- брала чуть снизу и вполоборота -- но без сонмнения на Пал Палыча смотрели с двух -- Чистодел и с двух -- шантажист. -- Откуда?! -- поразился он. -- Сам удивляюсь. Нашли мы, понимаешь, местечко на лестнице у Праховой, поставили, такую... ну, камеру специальную с таймером... Решили последить несколько дней, кто станет в квартиру захаживать, Миркиным иннтересоваться. Честно сказать, мелочь среди прочих мероприятий. Ребятам просто хотелось опробовать новую техннику. И вот -- на тебе! -- Оба побывали у Праховой? -- Вчера вечером. А пленку можно менять только нончью. Знаменский позвонил, позвал Зину: для верности пусть опознает врага. -- Ну кто ожидал, что они попрутся к старухе?! -- бурлил Томин. -- Н-да... надо сесть и подумать. Они сидели и думали, порой нелогично и непоследонвательно, но почти синхронно проходя этапы осмысленния событий. Короткие реплики ставили точки над "i". -- Чистодел шел первым? -- Угу -- пробный шар. Полминуты молчания. -- Расторгуево близко от Домодедова... -- Я передал словесный портрет в аэропорт. Десять секунд молчания. -- Собаку не пробовали? -- След не взяла. Еще минута. -- Чистодел сколько пробыл? -- Всего ничего. Стук в дверь -- оба обернулись вопросительно: Кибрит возвещала о себе иначе. Появилась секретарша НТО. После того как шантанжист с легкостью получил сведения о Зине, отделу устнроили взбучку и народ ударился в бдительность. Знаменский встал между секретаршей и столом, заснлоняя снимки. -- Зинаиде Яновне пришла телеграмма странная... "Петровка, 38. Научно-технический отдел. Кибрит З.Я. лично. Никогда не забуду вас и ваших близких. Надеюсь встретиться", -- прочел Пал Палыч вслух. Телеграмма означала, что противнику стало известно о "предательстве" Кибрит. -- Спасибо. Не говорите ей пока. -- И, пожалуйста, пройдите назад левым коридонром, -- быстро добавил Томин, ограждая Зиночку от подозрительной встречи. Знаменский переложил расторгуевские ужасы на шкаф. -- А шантажист сколько? Томин наклонился к фотографиям: -- Вот он на входе, а это -- на выходе. Час сорок пять. Они перемолвились молча, глазами. Неожиданный поворот, но чего на свете не бывает... Знаменский нашел на календаре номер телефона. -- Антонина Валериановна? Простите великодушно, что беспокою, следователь Знаменский. Никто не справлялся о Миркине, не заходил?.. Понятно... Да-да, друзья познаются в беде. Ну, извините, всего доброго. "Вот так, о мудрейший из следователей!" ...Зина вскрикнула и закусила губу при виде своего злодея. -- Взяли?! -- Нет еще, -- вздохнул Пал Палыч и пояснил, откуда снимки. -- А Прахова говорит, никто не приходил. -- Могли припугнуть, как и меня, чтобы молчала, -- предположила Кибрит и сама же усомнилась: -- Но про что молчала? -- Версия есть, -- взялся Томин суммировать совместнное со Знаменским думанье. -- Чистодел единственной ниточкой соединял Миркина и курьера с приисков. Ныннешней ночью Чистодел убит. Вероятно, нужда в нем отпала. Но обратно металл курьер не повезет -- он тогда конченый человек. -- То есть его посещение Праховой?.. -- догадалась Кибрит. -- Увенчалось успехом, -- докончил Томин. -- Беру машину с радиотелефоном и -- на запрещенной скорости в Домодедово. Пожелай успеха в охоте. Зиночка прижала ладонь к горлу -- видно, там колонтилось сердце. -- Шурик, я на тебя надеюсь, как... -- ...на отличного инспектора угрозыска! -- приобнял ее за плечи Томин и попутно вынул у Знаменского из кармана телеграмму. "Верно. Хотя текст, скорее, прощальный, но начальнство не мешает пугнуть. Зиночку надо охранять как зенинцу ока". Она опустилась на диван. Ни разу на памяти Знаменнского не укололась пружиной. -- Я побуду с тобой, ладно?.. А почему Шурик в Домодедово? -- Чистодела нашли там... невдалеке. А из Домодедова рейсы практически во все золотоносные районы. Пал Палыч позвонил дежурному БХСС, попросил опечатать комнату Чистодела, какую-нибудь засаду оставить, а Токарева немедленно привезти к нему, Знаменснкому. И немедленно же послать сотрудников на квартиру Миркина и под благовидным предлогом дожидаться там дальнейших указаний, не спуская глаз с Праховой. Версию они с Томиным составили по оперативным данным. А надо было получить доказательства, достаточные для прокурорской санкции на обыск. -- Сережка сегодня чуть не удрал гулять. -- А пороть ты его не пробовала? -- в сердцах спросил Пал Палыч. -- Пусть изволит поболеть! Дай ему жароповышающего, слабительного, придумай чего, но чтоб из дому ни ногой! x x x Хорошо, Миша Токарев уже не застал Кибрит у Знаменского, а то пришлось бы вдвое горше. Едучи к следователю, не ждал он нападок: все-таки логово Чистодела разыскал, а что того накануне убили -- он, Миша, не виноват. И вдруг выяснилось, что виноват. На сколько уж процентов -- не вычислишь, но виноват. Потому что не было шантажисту особой нужды физически уничтожать барабанщика; не представлял он опасности, даже если выпадал из цепи перекупщиков. Одно могло решить его судьбу: шантажист узнал, что милиции известны применты Чистодела, что их обоих ищут. И тут он не пожалел усилий, чтобы обрубить концы. А откуда узнал, что их ищут? Конечно, от Праховой. А та -- от Миши, проявившего позорную слабину и лопоухость. Иной кто на месте Пал Палыча разнес бы Токарева на все корки, да еще, пожалуй, накапал бы начальству. Знаменский же только продемонстрировал "бефстроганнов" и спросил: -- Ну почему ты, скажи на милость, не объяснил тогда же, что лопухнулся?! -- Какое-то затмение, Пал Палыч... -- Токарев осип от увиденного. -- Но не среагировала Прахова на словеснные портреты, это точно. А до того я у нее сидел-сидел... Она мне совершенно задурила голову. Не старуха, а конец света! Часа два бился попусту... (Два двадцать, уточнил про себя Знаменский. Новая техника работала исправно, запечатлела и Токарева и Настю, выбегавшую куда-то перед уходом шантажиста). И тут разговор принял новое течение и весь сосредотончился на Борисе Миркине. И Миша наконец-то ощутил, что способен принести Пал Палычу реальную пользу -- тот готовился к решающему допросу и любую черту и черточку характера Миркина схватывал и впитывал и требовал еще и еще. А поскольку память у Миши была магнитофонная, то вся праховская словесная дребедень перекочевала в уши Знаменского, и, прощаясь, тот поблагодарил Мишу тепло и серьезно и попросил побыть на рабочем месте. x x x Миркин был готов к очередному натиску следователя. Прошлый раз расстались на том, что "полежит на коечке, авось что вспомнит". И он усердно "вспоминал" и затвернживал свои "воспоминания" и накачивал себя решимоснтью, не поддаваясь никаким уловкам, "каяться" строго по намеченному плану. В кабинете Знаменского он ощутил некую наэлектризованность и взбаламученность и еще пуще напрягся для отпора. Но Пал Палыч имел вид задумчивый. Пил крепнкий чай из термоса. На столе стоял второй стакан и горкой лежали дешевые конфеты. -- Если хотите -- ухаживайте за собой сами. Миркину было не до чаю. -- Странно: видел вчера сон, и сегодня он сбылся, да так жутко... -- Знаменский хлебнул из стакана, скатал в шарик конфетную обертку. -- До того, как вы начнете излагать то, что приготовили, Борис Семенович, один вопрос: Чистодел не поминал, откуда привозят шлих, из каких краев? Есть, что сказать, Борис Семенович, не скрывайте, зачтется. Скрывать вроде бы нет смысла -- прикинул Миркин. -- Когда он предложил мне песок, я, чтобы сбить цену, говорю: небось примесей много, с ним работать трудно, а он говорит: не беспокойся, золото высокопробнное, сусуманское. -- Что значит "сусуманское"? -- Не знаю. Я ему вида не подал, но, честное слово, не знаю. Знаменский набрал внутренний номер: -- Миша, я. Что такое "сусуманское" золото? -- Сусуманские прииски восточнее Оймякона, -- без запинки отрапортовал Токарев. -- А Оймякон -- полюс холода. -- Как туда добираются? -- Через Хабаровск. -- Ага. Томин поехал в Домодедово, будь другом, пусть его тоже сориентируют в географии. Пал Палыч долил горяченького из термоса. -- Дрянные конфеты, -- и полез в ящик за пачкой рафинада. Заодно вынул пенсионное фото Сергеева Петра Иванновича и положил перед Миркиным. -- Д-да, это он... Удалось найти? И задержали? -- взволновался Миркин. "Если Чистодела взяли, устроят очную ставку. Что из него успели вытрясти?" -- Найти-то нашли. Только вот... не задержали, -- Знанменский звякал ложкой, размешивая чай. -- Он в оркеснтрике духовом подхалтуривал на похоронах. Знали? -- Нет. -- Бухал в барабан. "К чему это все? Раз упустили. Его, что ли, в Домодендове ловят? Глупость какая". Знаменский допил чай, встряхнулся и взялся за гонродской аппарат: -- Это, видимо, Настя? С вами говорит следователь Знаменский. Там у вас наши сотрудники, будьте добры кого-нибудь из них... Да, Знаменский. Ну что вы там?.. Правильно. А как ведет себя Антонина Валериановна? Следовало ожидать... Да, как смогу, приеду. Миркин сидел совершенно неподвижно, но лицо его Пал Палыч "читал" без труда: -- Хочется спросить, почему там наши люди? -- Наверное, засада, -- равнодушно буркнул Миркин. -- Зачем? -- Н-ну, может, купца моего надеетесь подстеречь... -- Он вас навещал? -- иронически изумился Пал Панлыч. -- А как же конспирация? Ох, Миркин, Миркин... Борис Семенович... -- с сожалением покачал он головой и добавил уже раздельно и многозначительно: -- В гомеопатию я не верю! Ясно? Миркин дрогнул: -- О чем вы? -- О Праховой. -- При чем тут она? Безобидная старушка... -- Вчера у безобидной старушки побывал тот самый шантажист. Они долго беседовали. Как вы думаете, если у нее сейчас сделать обыск, а? Голосом Миркин владел хорошо: -- У Праховой? Обыск? Смешно, Пал Палыч... -- Мне -- нет. Потому что несколько раньше у вашей старушки побывал еще кое-кто. Он показал лестничную фотографию барабанщика. Миркин узнал дверь с двумя замками и цепочкой, узнал и посетителя. -- Чистодел... Что его вдруг понесло?! -- Вероятно, послали выяснить обстановку. Знаменский поднялся, снял со шкафа расторгуевские снимки. -- И вот он же -- в ночь после визита к Праховой. Миркин вцепился руками в стол: -- Мама родная!.. Мама родная!.. Что это такое?! -- Положили под товарняк. Опознали по пенсионной книжке. Между двух стекол было заключено крошево изоднранных страничек, но по случайности (которыми судьба любит намекнуть на ограниченность нашего материалиснтического мышления) клочок фотографии с одним гланзом остался нетронутым и отчетливо совпадал с собесовской карточкой. Знаменский шагал по кабинету за его спиной. -- Не терплю читать мораль, Борис Семенович, но он на вашей совести. -- Нет! -- вскрикнул Миркин и вскочил. -- Нет, нет! -- На чьей же? -- Того, кто это сделал! -- Да откуда у него совесть? А вот вы, кабы не пекнлись о мнении Столешникова, выдали бы Чистодела сразу. Получил бы срок -- но не вышку же... Миркин рывком отвернулся от стола. -- Если можно... пожалуйста. Пал Палыч... уберите это... Знаменский убрал и молча налил ему чаю. Миркин поднял глаза -- поблагодарить -- и понял, что следоватенлю его жалко. Подбородок предательски задрожал. Самонму тоже стало жутко себя жалко. -- Сколько вам было, когда умерла мать, Борис Сенменович? -- А?.. Пятнадцать. -- С тех пор Прахова кормила-поила, обучала уму-разуму... И вам не хотелось вырваться из-под опеки?.. Пятнадцать лет, конечно, не возраст, но потом, позже? Ведь вы не питали к ней теплых чувств. -- Ну почему... -- вяло возразил Миркин. -- Да иначе и быть не могло. Когда вы обмолвились, что не сильно любили мать, я сначала не понял. Потом кое-что порассказали. Кое-что я довообразил. И, знаете, не позавидовал. Миркин сжимал опустевший стакан. Сочувственно и мягко его вели к западне. Под ногами было скользко. За что бы уцепиться, удержаться? -- Простите, можно еще? -- потянулся он к термосу. Совсем не те варианты продумывал он на коечке, не к тому следователю шел на допрос. И уж, конечно, не чаял этого ужаса на рельсах. -- Заварено с мятой? -- Угу. Так вот я представил себе парнишку, у которонго мать живет в прислугах за харчи и обноски, -- продолнжил Знаменский, не давая разговору отклониться от темы. -- Представил вас в школе, во дворе... Самолюбинвый подросток. И эта зависимость, унижение... Вышвырннутые из квартиры котята, щенки... Миркин молчал. -- Нет? Значит, вы благодарны Праховой за то, как она устроила вашу судьбу? -- Оставим это, честное слово! Что вам моя судьба? Невыносимое у него лицо -- видишь, как ранят твои слова, как бередят давние болячки. Несчастный, в обнщем-то, человек. -- Ваша судьба схлестнулась с другими судьбами. Я обязан вас понять. Кто передо мной? Крепкий делец с припрятанным где-нибудь капиталом? Или вечный мальнчик на побегушках при какой-то дикой старухе? -- Не лезьте вы мне в душу! -- запсиховал Миркин. -- Так откройтесь сами. Миркин хотел что-то сказать, но остановился. -- Откройтесь, право, Борис Семенович. Зря вы счинтаете, что трудно. Вам ведь хочется выдать старуху! Верно? Пусть бы тоже узнала, почем фунт лиха... "Молчишь. Ну, придется тебя оскорбить". -- Вижу, что хочется. Но что-то удерживает. Застаренлая покорность? Или мелкий расчет? Дескать, я буду сидеть, а она посылочку пришлет: конфеток там, колбаснки с барского плеча... "Опять молчишь?" Но молчал Миркин красноречиво, и Пал Палыч правильно сделал, что то