однлинный акт. И все с грифом "Секретно". -- Поскольку вам предстоит писать рапорт, не забудьнте упомянуть, что в основе экспертизы нет никакого подлинного дела. Что вы его специально придумали. И объясните, зачем принесли домой. -- Но это же ясно! У меня завтра занятия с курсантанми милицейской школы, я готовлю учебное пособие, приношу домой, чтобы кое-что доделать... С этой папкой мне прямо фантастически повезло! -- Вот-вот, все это досконально и изложите. Кроме "повезло". Не должно остаться и тени сомнения, что вы их надули. Вам ясно, а кому-то может померещиться невесть что!.. Так. Теперь мальчик. Дня минимум два надо подержать дома. Ни гулянья, ни школы. Безвыходно. Пронще всего "заболеть". Оформление успеем организовать -- он ведь во вторую смену? -- Вадим Александрович, Сережа уже! -- радостно воскликнула Кибрит. -- Уже что? -- Валяется с температурой! -- Это зафиксировано? -- Да, участковым врачом! -- Ну, отлично! Поистине то был подарок судьбы. Сестра, вернувшись с дежурства, сразу заметила, что сын сипит и цветет румяннцем. Сказалось вчерашнее гулянье с собакой -- втрое дольнше обычного и проведенное не в беготне, а за разговорами в подворотне, где круглый год свирепствовал сквозняк. -- А теперь прошу вас, Зинаида Яновна, на рабочее место. Кибрит согласно кивнула: важно было узнать, заментит ли шантажист или его подручные, что Сережа пропунстил занятия в школе. Заметили. Тотчас после начала второй смены в лабонратории зазвонил телефон. -- Доброе ли утро, Зинаида Яновна? -- осведомился мерзостно знакомый голос. -- Почему это Сережа не пошел учиться? -- О-о! -- сокрушенно протянула Кибрит. -- Очень неприятно, что так совпало. Вы можете вообразить, что я его прячу. Но просто он выскочил с Рикки в легкой курточке и простыл. -- Предлагаете поверить вам на слово? -- Н-ну... ну позвоните ему -- сами услышите, что грудь заложена, хрипит! Вызвали врача и... -- Хорошо, допустим. Ваши намерения, надеюсь, не изменились? -- Нет-нет. -- Имейте в виду, у меня железная связь с Миркиным. Все, что ему будет предъявлено, мне немедленно сообнщат. Так что целую. x x x Приезжий нажал на рычаг и коротко задумался, гляндя мимо Чистодела. Похоже, пацан и впрямь простудился. Барабанщик тоже жалуется, что продрог в подворотне и больно глотать. Но "похоже" -- не наверняка. Он набрал 09, узнал телефон детской поликлиники. Короткие гудки. -- Учись работать, -- назидательно бросил Чистоделу. -- Кстати, не замечаю, дорогой, чтобы ты куда хондил служить. На больничном? Или болтаешься без опренделения? -- Зачем, все законно. Доска на голову упала, дырка в черепушке -- полагается инвалидность. -- Инвалид труда, герой наших скромных будней... -- Номер освободился, и Приезжий залился соловьем: -- Алло, детская поликлиника? Девушка, милая, умоляю простить, но должен срочно лететь в командировку, а жена позвонила с работы, что сын заболел. То ли мне уезжать, то ли оставаться... Сделайте любезность, понсмотрите, доктор был уже у нас, какой диагноз?.. Преображенский проезд, 16, 38... только катар дыхательных путей? Ясно... Спасибо, лечу с легким сердцем! Нет, пока счастливая звезда не изменила Приезженму, за племянником можно не присматривать. Три дня постельного режима развязывали руки для поисков купца. x x x Миша Токарев втайне преклонялся перед Зиночкой Кибрит. Известие о нависшей над ней угрозе он восприннял как кровную беду. Где-то под сердцем возникло глухое, не дававшее покоя жжение. С радостью стал бы он сейчас ее безотлучным телохранителем, телохранителем Сережки, даже Рикки и -- доведись -- бился бы за них до последнего издыхания. Но заявить что-либо подобное вслух Миша, конечно, не мог. Да и смехотворно оно было бы -- телохранителянми ведал, по распоряжению генерала, Томин. Взрывной, талантливый, напористый сыщик. Муровец. Токарев же имел другую выучку, исполнял другие функции и числился оперативником в службе БХСС. И потому, заучив назубок приметы двух срочно и позарез необходимых следствию врагов Кибрит, отпранвился на квартиру Миркина, дабы вытянуть из соседей все возможное о его связях. -- Ах! -- приветствовала его Прахова. -- Я вижу, ко мне с конфиденциальной беседой. Прошу. Они вошли в обширную комнату, разгороженную ширмами и беспорядочно заставленную не то хламом, не то антиквариатом. Здесь помещался огромный рояль, шкафы резного дерева, в изобилии громоздились этажернки, вазы, вазочки, картины и безделушки. -- Старые люди -- старые вещи, -- прокомментированла хозяйка. -- Не выпьете ли кофе? Я скажу Насте... -- Нет-нет, спасибо. -- Садитесь, где вам уютней. А я вот сюда. Когда-то это кресло мне очень шло... -- кресло на львиных лапах едва вместило ее дородные телеса; на столике рядом чернел телефонный аппарат. -- У вас в квартире два телефона? -- небрежно спронсил Токарев. -- Я человек старый, больной, пошли навстречу и поставили параллельный. "Ага, значит, могла подслушивать разговоры Миркина. Ох, раскручу я эту старуху!" Но он чувствовал -- сразу кидаться в атаку не следует. Тут надобен определенный этикет. И уже отрепетировал мысленно вступительную фразу, но ее спугнул оглушинтельный допотопный будильник из породы "кастрюль"; похожие Токарев видел только в мультфильмах. -- Извините, приму лекарство, -- Прахова отсчитала на ладонь восемь крупинок из коробочки. -- Гомеопатия. Вы верите в гомеопатию? Токарев улыбнулся мягкой пасторской улыбкой: -- Главное, чтобы верили вы. Без веры никакое лекарнство не помогает. -- Ах, как вы справедливо заметили! -- восхитилась Прахова. -- ВераВера -- это главное! -- Она переставила стрелки и снова завела будильник. -- Необходимое напонминание. Гомеопатия действует, только когда приниманешь регулярно. В моем возрасте, знаете ли, современные средства слишком радикальны, надо соблюдать осторожнность. Мой первый муж -- он был певец -- всегда говонрил: крупинки могут не принести пользы, но зато они не могут принести вред!.. Я очень болтлива, да? Нет-нет, не отрицайте, я вижу по вашему лицу. Впрочем... возможно, это мое качество вам и нужно? "Еще бы! И будьте покойны, я им воспользуюсь!" -- Антонина Валериановна, позвольте быть с вами откровенным. -- О, разумеется! -- Что за человек ваш сосед -- Миркин? Казалось, она поднесла к глазам лорнет: -- В каком смысле? -- Ну, хотя бы... заметно было, что он живет не по средствам? -- Ах, Боже мой, в наше время так трудно понять, кто на что живетМожет быть, с его точки зрения я жила не по средствам. Настя вон говорит, что я мотовка, в антикварном магазине, вероятно, думают, что у меня тут Лувр, а я считаю, что во всем себе отказываю. Посудите сами, ничего ценного уже нет, все ушло в комиссионный. Придется продавать дачу, мой третий муж оставил мне дачу в Тарасовке, он был по медицинской части, впрончем, это не важно... Нам с Настей, конечно, немного надо, но пенсия такая маленькая... -- Ну а Миркин? -- деликатно перебил Токарев. Хлоп -- опять лорнет: -- Твердо ничего сказать не могу... Но он часто пил коньяк, это ведь дорого? В интонации плеснула столь святая наивность, что Токарев невольно прислушался. И внутренне перешел с Праховой на "ты". "Знаешь ты со своей Настей, почем коньяк. И в марках небось разбираешься! Лукавая бестия. Зайдем с другой стороны". -- Насколько понимаю, вы знаете Бориса Миркина почти с детства? -- Ну конечно! Они появились в квартире... сейчас припомню... при втором моем муже -- он был по коммернческой части, из очень известной в свое время семьи, наверное, вы даже слышали... впрочем, это не важно. Да, так вот Борис Миркин... Странная нынче пошла молондежь, не правда ли? Дикие привычки и совершенно без моральных устоев. Я, разумеется, не имею в виду вас, а... например, Борис. Мать была работящая женщина, об отце сказать не могу, отца, извините, не имелось, а мать такая скромная, безотказная -- бывало, все что ни понпросишь, целый день в хлопотах, и без претензий, поданришь ей старое платье, она и рада... Токарев попытался пробиться сквозь словесный поток: -- Сколько лет было Борису, когда они здесь посенлились? -- Это я вам скажу совершенно точно -- девять. Девять лет, у меня отличная память. Вы хотите услышать, какой он был прежде? -- Ну, в двух словах, чтобы понять его путь. -- Ах, как трудно что-нибудь понять! Он был послушнный мальчик и такой хорошенький -- сейчас невозможнно поверить, правда? -- только очень худой. Настя вечно подкармливала его на кухне, я думаю, у него были глисты, и потом он рано начал курить... -- Он помогал вам по хозяйству, как и его мать? -- Право, это трудно назвать помощью, отдельные поручения: сбегай, принеси, я не могу пожаловаться, он был услужлив, но они с матерью были заинтересованы в этом больше, чем я, вы понимаете? При их нищете... -- А позже как складывалась судьба Бориса? -- Увы, увы. Не раз я его предостерегала, и вот как печально все кончилось! -- От чего вы его предостерегали? "Неужели наконец что-то путное?" -- Женщины! -- произнесла Прахова с трагическим жестом. -- Женщины, девушки -- без конца... -- Они бывали здесь? -- О да, это случалось. Но нельзя сказать, чтобы денмонстративно, все-таки он конфузился. Бывало, ничего не успеешь разглядеть: платье мелькнет -- и все. "Опять пусто-пусто". -- То есть ни одной из них вы не знали. -- Помилуйте, я не стремилась к подобным знакомнствам! Я предлагала Борису прекрасную партию -- внучка моей подруги детства, из благородной семьи, ее дед... впрочем, это не важно. -- Возможно, ваша домработница сумеет кого-нибудь описать? Прахова кокетливо погрозила пальцем: -- О, как в вас чувствуется детективная жилка! Невольнно всплывает в памяти Порфирий Петрович... Вы читали "Преступление и наказание" Федора Достоевского? Токарев нетерпеливо дернулся. -- Ах, да, я болтлива, болтлива, но это извинительнно -- старая одинокая женщина, и вдруг столь интереснный собеседник... Настя, Настя! Из-за ширмы прямо рядом с Токаревым возникла хмурая Настя. -- Скажи-ка, милая, -- обернулась к ней Прахова, -- из тех девиц, что посещали Бориса, ты помнишь кого-либо отчетливо? -- Слава Богу, нет. А нонешний год вообще не пойнмешь: все как есть в брюках, волос короткий, вроде девка, а вроде и парень. Решив отбросить окольное кружение, Токарев спронсил обеих напрямик: -- Кто из мужчин захаживал к Миркину? -- О, довольно много каких-то... верно, Настя? -- Да уж немало. -- Самые разные люди, и, признаться, кое-кто мне очень не нравился -- обтрепанные, нетрезвые... но у ненкоторых был приличный вид, верно, Настя? -- Только мне и делов, что их разглядывать, какой у них вид. Пойду я, как бы молоко не сбежало, -- и раствонрилась. -- Настя несколько грубовата, -- извинилась за нее Прахова. -- Тридцать лет она у меня и все, как видите... Так на чем мы остановились? -- Вы собирались рассказать о знакомых Миркина, -- мобилизовал Токарев остатки любезности. -- Да-да, знакомые. Но что же именно рассказать, я, право, теряюсь. -- Припомните для начала, кто навещал его чаще остальных. "По-моему, это я уже теряюсь. Сейчас бы действинтельно кофейку, или даже коньяку рюмашку..." -- Если вы имеете в виду друзей, то настоящих друзей у Бориса не имелось, нет, все так себе -- приятели, собутыльники. Он не делился со мной, но это как-то ощущается, вы понимаете, ходило сюда много каких-то... и все разные... Месяца три назад зачастил юноша в очках и с окладистой бородой по имени Юра, нет, скорее, Слава... Чрезвычайно странная мода распространилась среди молодежи, вы не находите? Я говорю, Петра Пернвого на вас нет, он бы всех живо обрил... Этого я видела много раз, и он никогда не вытирал ноги, мне кажется, что он... Зазвонил будильник, последовала процедура приема гомеопатии. Токарев, не скрывая нетерпения, подсказал: -- Вам кажется, что он... -- Я хочу сказать, что этот юноша вызывал у меня подозрения, это же безобразие -- никогда не вытирать ноги... А еще один вечно носил берет, в любую погоду -- вероятно, был плешивый -- и приходил всегда очень поздно... Говорят, его недавно переехал трамвай. Угнетенный лавиной пустословия, Токарев встал, сденлал несколько шагов по комнате, опасаясь задеть какую-нибудь рухлядь. -- Кого переехал трамвай, можно не вспоминать. -- Да? -- Прахова живо поднялась следом и оказалась против Токарева по другую сторону рояля. -- Ах, право, так у нас ничего не получится, это мне затруднительно. Перебирать всех посетителей Бориса -- никакого здоронвья не хватит. Сделайте одолжение, объясните, кто персонально вас интересует, а я расскажу все, что смогу. -- Но, Антонина Валериановна, я и пришел за тем, чтобы вы рассказали все, что сможете, -- Токареву никак не удавалось захватить инициативу. -- Позвольте, я не совсем понимаю. Вы арестовали Бориса за спекуляцию? -- Да. -- И вы обратились ко мне за помощью, чтобы обнанружить его сообщников? Тех, кто продолжает действонвать? -- M-м... Нам хотелось бы лучше узнать его окружение. "Все-то ты понимаешь, лукавая старуха, но битый час водишь меня за нос". -- Ай-я-яй, молодой человек!.. -- укоризненно пропенла Прахова. -- Простите, ваше имя-отчество? -- Михаил Константинович. -- Так вот, дорогой Михаил Константинович, не хитнрите вы со мной. Мне прискорбно за Бориса, что все так случилось, он был хороший мальчик и даже чувствительнный, однажды, помню, я подарила ему канарейку на именины, она скоро погибла от какой-то инфекции, и он неделю ходил как пришибленный. Из-за птичкиОн вообще питал слабость к разной живности, но от нее такая грязь, вы понимаете, нельзя было разрешать... Да, так о чем мы говорили? Ах, да, пусть эти люди, которые его погубили, получат свое! Я никогда не занималась доносами, но вам готова помочь от души! -- в голосе Праховой взыграл пафос. -- Рад слышать, -- устало произнес Токарев. Старуха оперлась на рояль, придвигаясь к нему: -- Но если вы не хотите быть откровенным, то почему я должна доверять вам чужие тайны? -- Вы меня неправильно поняли... -- Нет-нет, я вас поняла, вы зачем-то сбиваете меня с толку. Покажите мне фотографии или опишите, кто именно вам нужен. Если я видела, то я тотчас вспомню, у меня отличная память. "Что я принесу Знаменскому? Чем помогу Зиночке с Сережей? Я ни на что не годен, мне не справиться с этой горой в бархатном халате..." Жжение под сердцем усилилось. Миша Токарев в изнеможении сдался и отбарабанил оба словесных портнрета. Прахова выслушала с глубочайшим вниманием, ловя каждое слово. Помолчала и поклялась торжественно: -- Нет! Определенно нет! Такие люди к Борису не приходили. Мне очень жаль... Токареву оставалась последняя надежда: -- Антонина Валериановна, у второго вашего соседа были общие знакомые с Миркиным? -- О, нет! Это диаметральные люди. -- Когда его лучше застать? -- Серж сегодня утром уехал. Он, бедняга, в вечных скитаниях. "Тьфу ты! И здесь непруха!" -- А кто он по профессии? -- Геолог. И по таким все далям странствует. То на Лене, то на Алдане... Ужасно! -- Ужасно... -- машинально повторил Токарев. -- Изнвините, замучил вас расспросами. -- Ах, что вы, мы так чудесно побеседовали! Я полунчила искреннее удовольствие! -- рассыпалась хозяйка, провожая его в переднюю, и тут придержала за локоть: -- Послушайте, Михаил Константинович, не устроить ли в нашей квартире засаду? Вдруг вы кого-нибудь схватите, так было бы интересно! -- Абсолютно ни к чему! -- Токарев заспешил на возндух и попрощался уже с лестницы, кое-как. x x x Этажом ниже он начал тихонько рычать. Не задалось у него дело Миркина. С первых шагов не задалось! И тенперь, когда от него особенно ждут хоть какой-то зацепнки, что он предложит? парня, не вытиравшего ноги? или которого задавил трамвай? дохлую канарейку? У-у-у... Они небось сейчас потешаются над ним -- Прахова с НастейРазлетелся вызнать всю подноготную, а отъехал не солоно хлебавши. Кстати, молоком с кухни не пахло. Никуда Настя не уходила. И на зов хозяйки не приходила. Во все время их разговора хоронилась где-то в комнате... угрюмое чучело! По мере удаления от квартиры Миркина Миша Токанрев все яснее понимал, что ему попросту зажужжали голову. Он принялся рыться в словесном хламе, который извергла Прахова. Нашел несколько фраз, достойных ананлиза. Она с тайным удовлетворением сообщила об отъезде соседа-геолога: старуху устраивало, что Токарев не увиндится с парнем. Она не дала ни единого конкретного ответа на вопросы о связях Миркина. Но -- но! -- сумела получить таковые ответы от Токарева! Как она домогалась услышать, кем именно интересуется следствиеЗачем? Старческое любопытство? Сочувствие к выросшему на глазах мальчонке и боязнь повредить ему? А может быть, надежда предупредить сообщников?.. Шут ее разберет. Но ей было нужно, нужно добиться откровенности Токарева. Клещами готова была тянуть за язык! И Миша Токарев поддался ее ухищрениям. Выдернжанный, терпеливый и въедливый Миша Токарев. Верхнним чутьем улавливавший фальшивки в безупречных бухнгалтерских документах. При нужде -- мастер личного сыснка, которого мало кому удавалось "срисовать" или "стряхннуть с хвоста". Отличный оперативник БХСС Миша Токанрев потерпел поражение от вздорной старухи, окруженнной вздорными допотопными этажерками. Не он получил от нее информацию, а она от него! Даже благостная маска сползла с физиономии Токанрева, когда он до конца осознал свой позор. Только и утешало, что приметы шантажиста и его подручного ровным счетом ничего не сказали Праховой. Тут уж Миша глядел в оба и твердо уверился, что ни тот ни другой соседке Миркина не знакомы. Однако зачем ей требовалась информация? Каковы истинные отношения, связывающие ее с Борисом? Их характер? Глубина? Что-то здесь крылось, что-то заслоннялось нагороженными ширмами. А если допустить... Но тут Токарев вошел в Управление, и то приятель окликнул, чтобы рассказать смешную байку, то встретинлась бывшая жена, ныне вызывавшая в Мише судорогу неприязни, то (чтобы уж покончить с соседями) он занялся уехавшим геологом, -- и начавшее копошиться полу-сомнение, четверть-подозрение против Праховой расплылось и смазалось. В кабинете Пал Палыча Токарев появился в разгар обсуждения, какие правила жизни установило для Кибрит начальство, пока история не завершится. Миша послушал-послушал и негодующе воздел руки: -- И это -- обеспечение безопасности?! Эти вшивые предосторожности?!.. Зинаида Яновна, вам надо уехать в надежное местоНемедленно! -- Тогда уж вместе с вами, Пал Палычем и Шуринком, -- нахмурилась Зиночка. -- Позже туда переберутся другие сотрудники с семьями, которые боятся уголовнинков, -- и отвернулась к Знаменскому: -- Скажи, его сообнщение с Миркиным... оно возможно? -- Маловероятно. -- Возможно! -- запальчиво возразил Токарев. -- У меня был случай, и сколько ни бились, канал связи работал! Знаменский кивнул: случаи бывали. -- Сегодня на допрос заберу Миркина сюда и оставлю во внутренней тюрьме, -- решил он. -- Хоть шерсти клок, -- проворчал Миша и уселся на диванную пружину. Присутствие дамы замкнуло ему уста, готовые изрыгннуть проклятие, но определенных телодвижений и гринмас избегнуть не удалось. И он первый засмеялся, оправясь от неожиданности. -- Вы изменили прическу, -- заметил он, когда Кибрит собралась уходить. -- Бравада перед лицом опасности. -- Зиночка бодро улыбнулась и продемонстрировала классический реверанс. Оставшись одни, мужчины помолчали. Токарев вспомннил, что Пал Палыч ждет доклада. -- Я застал только Прахову. Ничего не сказала и не скажет. А сосед Миркина -- тот румяный парень -- он геолог. И, по-видимому, часто ездит в районы приисков. -- Гм... -- К тому же сегодня утром спешно отбыл. Я звонил на работу -- узнать, когда вернется. Там мне к слову сказали, что он попросил ускорить командировку, котонрая намечалась только через неделю. -- Гм... Они еще немного поговорили о геологе и о Миркине. Требование шантажиста протереть весы недвусмысленно указывало на золото-сырец. Экстренно проведенная экснпертиза подтвердила: да, Миркин взвешивал дома шлих. Но вряд ли он покупал золотой песок для себя -- не тянул на крупного дельца. Очевидно, посредничал тольнко, получая от подлинного покупателя комиссионные -- "парное". x x x К тому же выводу склонялся и Приезжий. При всей недалекости Чистодела был он хитроват, по-своему прендусмотрителен и впрямь немало знал о Борисе Миркине (в частности, проследил, где тот живет, видел Настю, слыхал кое-что о Праховой). Приезжий быстро и сноровисто "выпотрошил" его. Понял, что сам барабанщик нового купца подыскать не в состоянии не то что за три дня, но и за три года. И посему единственный скорый способ сбыть товар -- добраться до купца, имевшего дело с Миркиным. -- Едем на квартиру к твоему приятелю, -- объянвил он. -- Зачем? -- вытаращился Чистодел. -- Некогда мне, понял? Работать надо напролом. Сонседей трясти. -- Да влетим же! -- Не влетим. Есть у меня липовый мандат. Сгодится. -- Ох, рискованно... -- Цыц! -- Ну хоть вперед покушаем? "Покушаем, дорогой. Выпивка тебе удивительно на пользу". ...Они покуривали в подъезде наискосок от старого дома, куда влекло Приезжего охотничье чутье. "Удобное местечко. Отсюда все видно, а в случае чего -- сквозной ход во двор". -- Вон та дверь, третий этаж, правая квартира, -- указал Чистодел. -- Ясно. Первым идешь ты. -- Хо-хо! -- почесал в затылке барабанщик. -- А если засада? -- Именно потому. Рассуждай: зайду я, "руки вверх", пощупали, на брюхе золото. Все. Теперь смотри, заходишь ты, спрашиваешь: "Здесь ли жил Боря Миркин?" -- Зачем?! Я мосгаз или жэк, чего-нибудь проверить... -- А там милиция? Какой ты жэк? Как тогда выкручинваться? Ты же умный мужик, ты соображай. -- Вот я и соображаю: спрошу Миркина, а мне -- "руки вверх"... -- Так на здоровье! Ты чистенький. Слушай, какая легенда. Познакомился ты с Борей в пивной и по пьянонму делу одолжил он тебе десятку. Сейчас ты зашел в пивную, а какой-то парень говорит, забрали Борю. Ты спросил, где он живет, и принес долг. Думал жене отдать или мамаше. Честный человек, понимаешь? -- Честный человек... Это, пожалуй, ничего. Погодинте, -- спохватился он, -- да ведь у Бориса ни жены, ни мамаши! -- А тебе-то откуда знать, ты почти не знаком! Трудно Чистоделу, да еще в подпитии противиться влиянию Приезжего. Доверие ему лестно и мордой в грязь ударить неохота, но заячья натура подрагивает: -- Вот влип я с вами... Всегда было раз-раз, товар -- деньги -- товар, а тут началась прямо "Индийская гробнница"... -- Что? -- Кино такое раньше было. -- Хорошее кино? -- Хорошее. -- Вот и у нас будет хорошее кино, барабанщик! С последним проблеском непокорства Чистодел мотннул головой: -- Тогда парное прибавьте... Еще два процента. -- Жирновато... Ну да ладно, нравишься ты мне... Знанчит, понял? Идешь в боевую разведку. Бей в барабан и не бойся! А выйдешь -- топай в пивную и жди меня. Час, два -- как уж получится. Сюда не суйся, в подъезд, даже не оглядывайся! Ясно? Не все было ясно Чистоделу, но "боевая разведка" -- звучало. Он приосанился и пошел. А Приезжий, запалив новую сигарету, ждал. Скоро ли выйдет? Не тронется ли следом вон та машина с подремывающим шофером? Не устремится ли за баранбанщиком какой-нибудь неприметный гражданин? До пивной четыре с половиной квартала, на этом пути надо безошибочно определить, нет ли слежки за домом Миркина. x x x Если б время и тревога не так жали на Пал Палыча, он позаботился бы куда фундаментальнее подготовиться ко второму допросу Миркина. Опросил бы сослуживцев и знакомых; узнал, с кем, из-за чего и в какой форме тот ссорился; говорил ли, как ему рисуется его будущее; что любил читать и так далее и тому подобное -- словом, получил бы представление о внутреннем мире подследнственного. Оно и практически было полезно и удовлетвонряло всегдашнему стремлению Пал Палыча понять. Даже ярого злодея. Но не по формуле "понять -- значит простить". Тут его не раз предостерегала мать (квалифицированный псинхиатр), ежедневно вникавшая в глубины психологии своних пациентов. Она считала, что Бехтерев справедливо утверждал, будто некоторые душевные болезни заразительны. И потому врач должен внутренне крепко от них ограждаться. Понять надо, а вот "простить" -- может ознначать "заразиться". И безумца и преступника понять нужно, но не впускать понимания слишком внутрь себя, чтобы не деформировать собственную личность. Это основа иммунитета и к безумию и ко злу. А они ведь часто почти смыкаются... От матери же черпал Знаменский умение чутко улавнливать душевное состояние того, с кем общался: замечать сокращение и расширение зрачков, беспокойство или равнодушие пальцев и множество других рефлекторных примет, которые человек не в силах скрыть. И -- уже как следователь, в контексте событий -- учился верно их истолковывать и использовать. Конечно, изредка и он -- недостаточность информанции вынуждала -- прибегал к приемам служак старого закала, когда обвиняемому заявляют: "Нам известно все. Даже, к примеру, что в июле сего года ты пил пиво с девушкой в голубой шляпке. Так что давай колись". А кроме случайного пива у следователя ничего и нет. Трюк порой срабатывал, но оставлял ощущение профессионнальной неловкости. ...Еще пять -- десять минут, и конвойный введет Миркина. Пал Палыч был вооружен против него актом экспернтизы весов и копией рапорта Зиночки об угрозе похитить племянника. И все. "Немножко, конечно, в голубой шляпке". А чем меньше козырей, тем точнее должна быть тактика допроса. В общих чертах Знаменский ее обдумал и теперь копил внимание и волю. "Жесткость и превосходнство. От меня веет ледяным холодом" -- таков был внутнренний настрой. Пал Палыч сделался и внешне на себя не похож, но Миркин не сразу это заметил. Довольно развязно поздонровался, одобрительно отозвался о погоде. В ответ коротко прозвучало: -- Садитесь. -- Стою -- сижу, хожу -- сижу, лежу -- опять сижу. Прямо загадка для детей старшего возраста, -- раскатился Миркин поболтать, как в прошлый раз, "на равных". И наткнулся на барьер: -- Шутить не будем. Рассуждать о жизни не будем. С этим покончено. Миркин различил лед в голосе, сердце екнуло, попробовал, крепкая ли стена, которой отгородился Знаменский: -- А я-то радовался, что у меня следователь, с котонрым можно обо всем по-человечески... -- Считайте, что у вас новый следователь, -- и тольнко теперь Пал Палыч поднял далекие-далекие от сочувнствия глаза. Перед этим новым следователем Борис Миркин почувнствовал себя до крайности неуютно и зябко замельтешил: -- А что так? Простите... Случилось что-нибудь? -- Многое. Что в корне меняет мое к вам отношение. Миркин напрягся в тоскливом ожидании. -- Ознакомьтесь с актом экспертизы. Миркин прочел акт, утер разом взмокший лоб и -- утопающий хватается за соломинку -- забормотал прыганющими губами: -- Но... здесь какая-то ошибка... Что можно обнарунжить на совершенно чистых весах?! -- Берут ватку, смоченную спиртом, протирают понверхности. Потом ватку сжигают и делают спектральный анализ золы. Доказательство бесспорное. Молча и безжалостно наблюдал Пал Палыч, как допнрашиваемый барахтается в волнах отчаяния. Сейчас нанступит миг, когда потребуется безупречным швырком перекинуть его в еще горший омут. -- За песок -- уже другая статья? -- изнемогая, спронсил Миркин. Вот оно! Знает он, знает, что полагается за шлих. Вопрос подготовительный, чтобы начать оправдываться: один раз, случайно, немножко, по глупости, честное слово... -- Статья другая, -- равнодушно подтвердил Пал Панлыч. -- Но не это сейчас для вас главное, -- грозно, пудово. Кажется, удалось. Миркин обмер: что еще? какое главное? -- Ведите подпись эксперта под актом? -- Да... -- Почитайте ее рапорт о происшедших накануне сонбытиях. Миркин прочел раз, прочел второй, с трудом постингая смысл печатных строчек. "Достоевское" лицо его без ведома хозяина убедило Пал Палыча в совершенной неожиданности и ошеломительности читаемого. Это укрепило позицию Знаменского, ибо он стренмился не дать допрашиваемому сообразить или попытатьнся выяснить, что срок за участие в хищении золотого песка неизмеримо больше, чем за похищение живого ребенка. (О, причуды соцзаконности! Американцы за "киднеппинг" без церемоний сажают на электрический стул!) А как раз на шантаже Кибрит Пал Палыч и целился прорвать защитную линию Миркина. И, пока тот читал и перечитывал рапорт, приметил участок для пронрыва: в тексте -- там, где описывались приметы преступнников, -- были две-три строки, на которые Миркин реангировал иначе, чем на все остальное. Тот наконец оторвался от печатных страниц, вскинул голову: -- С ней что-то случилось?!.. Или мальчик?!.. Пал Палыч забрал рапорт и экспертизу, сложил в папку, медленно завязал тесемочки, каждой секундой молчания усугубляя тяжесть неизвестности для Миркина. -- Гражданин следователь! -- взмолился тот. -- Не имею права ответить, -- сурово сказал Знаменснкий. -- Служебная тайна. -- Боже мой... Боже мой... -- застонал Миркин и закачался на стуле, являя собой зрелище неподдельной скорби. Ледяной барьер в Знаменском слегка подтаял. Да, пожалуй, и пора уже было переводить разговор на более мягкие рельсы. -- Думаете, мне сладко? -- мрачно произнес он. -- Эксперт... Зинаида Кибрит -- из круга близких моих друнзей, -- фраза о двух концах: дополнительная угроза (я тебе за Кибрит голову оторву), но одновременно как бы и приглашение к человеческому общению. -- О... -- выдохнул Миркин и перестал качаться. -- Самых близких, -- подчеркнул Пал Палыч. -- Вы были к кому-нибудь сильно привязаны? -- Н-нет... Коротенькое это словечко сбило Пал Палыча. -- Ни к кому не были привязаны? -- озадаченно перенспросил он. Миркин тоже как бы в минутном недоумении пожал плечами: -- Да как-то... скорее всего, нет... -- А мать? -- Ну... относительно. Миркина тема явно не прельщала, а Знаменскому и вовсе некогда было заниматься человековедением. -- Хорошо, -- снова построжел он, -- вернемся к шантажу. -- Клянусь, я не имею ни малейшего отношения! Я бы никогда не стал, клянусь вам! -- Кто эти люди? Назовите их. -- Не знаю. -- То есть как это "не знаю"?! Они мои друзья или ваши? Ради кого они вытворяют свои подлости? Ради Бориса Семеновича Миркина! Вашего ради отбеливания. И, пока молчите, вы -- соучастник! -- Да разве меня спросили? -- Миркин гулко ударил себя в грудь кулаком. -- Я бы им объяснил, что это безумие! -- Кто они? -- требовал Знаменский. -- Дайте подумать. -- Подумать, что выдать, а про что смолчать? -- Гражданин следователь, не наседайте на меня так. Надо же сообразить... Человека, который приходил к эксперту, я не знаю. Никогда не видал, поверьте! -- Верю. Но знаете того, кто болтал с мальчиком в подворотне. Миркин помолчал, вздохнул прерывисто: -- Тут я могу предполагать... возможно, имел с ним дело... Но, честное слово, даже имени не знаю, только кличку... Чистодел. -- У него вы и брали шлих? -- Да... Один раз, на пробу! -- У случайного, незнакомого человека? Неправдопондобно. -- На свете много неправдоподобного, гражданин слендователь. "Сколько раз, да сколько грамм, да почем -- после все это, после!" -- Не будем отклоняться. -- Хорошо, я вам постараюсь объяснить. В этом деле все конспирируются. Прямо как шпионы! От вас -- само собой, но друг от друга тоже. Товар идет из рук в руки, и в каждых руках должен остаться свой парное. -- Ясно, ясно. -- Ну вот. Если, допустим, Чистодел мне что-то прондает, он ни за что не скажет, у кого купил. А то мы столкнемся напрямую, и товар мимо него уплывет, поннимаете? А он бы тоже рад прямиком на моего купца выйти, чтобы лишние руки миновать. Потому каждый своего купца прячет и вообще вокруг себя напускает туман. Доверия друг к другу -- от сих до сих, а дальше ни-ни! -- Раз подобная секретность, тем более вы не связанлись бы с первым встречным. Кто его привел, рекоменндовал? -- Один старичок. А откуда выкопал -- понятия не имею. -- Что же за старичок? -- Он до меня в киоске сидел. Ушел по старости, уступил мне точку в Столешниковом... и клиентуру. Ей-богу, я вам все, как на духу! Пал Палыч встал и сверху уперся взглядом в Миркина: -- Полуправда. Все это полуправда. Как вы поддержинвали контакт с Чистоделом? Но Миркин, хотя и нервный и впечатлительный, оказался довольно выносливым. Пережив серию болезнненных встрясок, он умудрился как-то оправиться и вновь занял оборонительные рубежи: -- Гражданин следователь, посмотрите на вещи с моей стороны. Вот сидим мы с вами и разговариваем. Немножко поговорили -- набежал новый эпизод. Еще посидели -- уже другая статья. -- Да ведь назад пути нет, Миркин. Раз заговорил -- говорите до конца! -- Нет, у человека в моем положении тоже есть своя этика. Надо сохранять лицо. Все отрицать глупо, конечно. Но все вытряхивать... Чуть на тебя надавили, и ты уже ползешь по швам... -- Неэтично? -- Если хотите, да! Неэтично. У меня масса знакомых в Столешниковом. Так сказать, свой круг. Женщины. Все они придут в суд. И что услышат? Как я буду выглядеть? Довольно долго он упрямился, пока не предпринял нового отступления: -- Ладно, я скажу, что знаю. Только в деле пока ничего не будет. Такое условие. Если вы Чистодела возьменте, покажете мне фотографию, тогда пожалуйста. -- Известный жанр: лично вам по секрету. -- Пал Палыч чуть не взбесился: -- Воображаете, я способен торговаться? В моей ситуации? Я вас готов на дыбу вздернуть, но иметь официальные показания! Миркин струхнул, кинулся "мириться". -- Несколько раз я писал Чистоделу до востребования. Сергеев он, Петр Иванович. -- Почтовое отделение? -- Главпочтамт. -- Почти на деревню дедушке. Работает? -- По-моему, пенсию получает. -- Сколько же ему лет? -- Сорок три. -- Так... Что еще? -- Один раз я видел, как он папиросы покупал. Глядинте где. -- Миркин взял лист бумаги, нарисовал: -- Вот так старый Арбат, тут диетический, а вот так переулочек. И здесь палатка. -- Ну? -- Он был в шлепанцах. Далеко от дома человек в шлепанцах не пойдет, верно? -- Это уже кое-что. -- Но уже все, больше никаких концов. -- Попробуем поскрести по сусекам. Культурный уронвень? -- Сероват... И, по-моему, зашибает. -- Женат? -- Вряд ли. Очень неухоженный. Еще с десяток вопросов-ответов, и Пал Палыч позвоннил Токареву: -- Миша, записывай. Номер один -- пусто. Номер два -- Сергеев Петр Иванович, предположительно пеннсионер, учитывая возраст -- по инвалидности. Место жинтельства -- район Плотникова переулка. Имеет родственнников где-то на юге. Над верхней губой небольшая рондинка. Мягко выговаривает букву "г". Одет неряшливо. Курит "Беломор". Токарев обещал мгновенно связаться с райсобесом, авось кто еще на месте. Если ж нет, то добывать координнаты заведующего. Откладывать поиски Чистодела и на час было нельзя. Знаменский вспомнил, что на свете есть сигареты. Вредная штука, которая помогает жить. Оба закурили, и Миркин спросил иронически: -- Допускаете, что найдут? -- Найдут. Если сведения верны. Он представил себе Зиночку с ее реверансом и новой прической. "Ну, еще один напор!" -- Миркин, куда вы сбывали шлих? Тот протестующе заслонился худыми ладонями: -- Не все сразу, Пал Палыч! Не знаю, как вы, а из меня уже дух вон. -- Это потому, что вы сопротивлялись, Борис Семеннович. Бились в кровь. А просто рассказать правду совсем не трудно. Попробуйте. -- Да что у меня было шлиха-то? Взял триста грамм. -- Допустим, -- согласился Знаменский с враньем. -- И куда дели? -- Сплавил по мелочи зубным техникам. -- Вот видите, -- подбодрил Пал Палыч, -- стоит занговорить -- и пойдет. -- Ну да! Вы начнете спрашивать, кто да что, а я даже лиц-то не помню! -- Опять вы крутитесь, Борис Семенович. Все сначала. Признаваться так признаваться. -- Вы считаете? Миркин внезапно и резко, будто толкнуло что, сел на стуле боком и уставился в окно. И потом через плечо осведомился едко: -- А вам доводилось признаваться?.. Нет, пустите меня отдохнуть. Полежу на коечке, подумаю, может, что вспомню. На том он и уперся, да так неожиданно крепко, что Знаменский со скрежетом зубовным вынужден был пренкратить допрос. x x x Прахова переживала поистине звездный день. С утра -- беседа с Мишей Токаревым. Воспитанный молодой человек, но довольно упрямый и скучноватый. Не столь уж трудно оказалось одержать над ним верх. Но победа есть победа, она бодрит, молодит, горячит кровь. Антонина Валериановна с отменным аппетитом понобедала и только прилегла, по обыкновению, отдохнуть, как подоспел следующий визитер -- немного под мухой. Он все поминал какие-то десять рублей и пивную, а Прахова приглядывалась к нему, колеблясь: из тех ли двоих, кого описал оперативник? Если из них, отчего он словно бы ничем не интересуется? В чем смысл визита? Она взяла десятку, обещав истратить на передачу для Бориса, и посетитель откланялся. На всякий случай Пранхова обследовала купюру с лупой, сравнила на просвет с другой десятирублевкой, даже подержала над паром и ничего не обнаружила. Досадно не понимать, в чем дело. Приметы совпандали, а поведение было нелепым. Но все же визит останвил по себе ощущение взволнованного ожидания. Понтому что Прахова -- ах, наивный Миша Токарев, -- Прахова-то знала, что друзья Бориса станут искать к ней подходы!.. Настя подтирала в коридоре пол, орудуя старой щетнкой на длинной ручке. В апартаментах хозяйки наводить чистоту -- мука мученическая, зато в коридоре, передней и кухне Насте вольготно. Требовательный звонок в дверь заставил ее отереть руки фартуком, с привычной неслышностью приблинзиться к глазку и привычно приподняться на цыпочки. Ага, вон какой пожаловал! -- Кто там? -- спросила она. -- Откройте, -- командирски донеслось с лестницы. -- Уголовный розыск! Настя скинула цепочку, отперла два замка, не отвенчая на приветствие, бросила гостю под ноги тряпку, чтобы не наследил по свежему полу. И, лишь когда тот добросовестно пошаркал ботинками, позвала: -- Антонина Валериановна! К нам угрозыск! Настя умела сказать -- а хозяйка понять. И не поспеншила навстречу "угрозыску", а лишь величественно вознникла в проеме двустворчатой двери. Токарева впускали в апартаменты через небольшую, так сказать, подсобную дверь, которая вела к повседневно-обжитому Антониной Валериановной углу, нового же посетителя приглашали в парадную часть помещения. Тигриной своей походкой он преодолел коридор, на ходу изображая казенную деловитость и занятость: -- Прошу прощения, что беспокою. Из МУРа, -- и мельком из руки показал удостоверение. -- Мне надо кое-что узнать о Миркине, которого мы арестовали. Разунмеется, все останется между нами. Прахова пристально и с удовольствием рассматривала гостя. Облик его до мелочей соответствовал п