Оцените этот текст:





     Книга четвертая
     1997-1998


     НАЕЗД

     Анонс

     Дорога криминала, которую  выбрал Александр Белов, привела его на  край
пропасти.  Все понты  "красивой  жизни",  власть и  деньги  не  сделали  его
счастливым.  Он потерял все,  что было  ему  дорого  лишился матери, пережил
убийство  друзей.  Что  делать,  смирится с положением  вещей или  отомстить
негодяям и погибнуть? Как говорили древние: судьба -- это необходимость...



     Больше года  минуло с того дня, когда Фил очутился в палате реанимации.
Больше  года  проливала слезы у  постели неподвижного мужа Тамара. И  больше
года Белый искал возможности отомстить Кордону.
     Это желание оказалось настолько сильным, что  даже оттеснило на  второй
план  беспокойство  о судьбе друга. Нет,  Белов  навещал  Фила  в  больнице,
беседовал  с врачами  и делал для него все  необходимое. Но, стоя у  постели
Фила, он постоянно думал о том, как поквитаться с продюсером. Его неотступно
преследовала одна навязчивая мысль -- пока подонок Кордон топчет землю, Филу
не выкарабкаться!
     Но убрать  продюсера оказалось непросто. Сразу после взрыва он исчез из
Москвы. Белову удалось выяснить, что он удрал в Штаты, впрочем, в своем доме
в  Калифорнии он  не появился. Можно было, конечно, поставить всех  на уши и
отыскать гада хоть в преисподней, но Белый рассудил иначе.
     Он решил переждать. Все надо было сделать чисто, а для этого нужно дать
Кордону время убедиться, что он вне подозрений. Его враг должен успокоиться,
вернуться домой, расслабиться, перестать даже  думать  о возможной  мести --
вот тогда его можно устранить без лишнего шума.
     Было еще одно обстоятельство в пользу этого плана. Убрать Кордона сразу
-- значило в какой-то степени подставиться самому, поскольку о романе Белого
с бывшей любовницей Кордона знало пол-Москвы. Прежде надо было свернуть  все
отношения с  Анной  и сделать их  разрыв  достоянием гласности, чтобы  мотив
ревности не пришел на ум ни одному, даже самому дотошному, следователю.
     Разумеется, Белый не боялся  того, что его упекут в кутузку -- уж такую
мелочь,  как алиби  для  себя, Пчелы  и  Космоса,  предусмотреть  было проще
простого -- он опасался за свою репутацию. Слишком много сил и  времени было
потрачено им на то, чтобы уйти от одиозного  образа "братка".  В итоге Белов
добился  своего  --  в  глазах  многих  он  превратился  в  добропорядочного
легального бизнесмена,  его Фонд исправно платил налоги,  и  такое положение
Сашу более  чем устраивало. В структуре его  бизнеса  еще  оставалось немало
черных схем, но все они были самым строгим образом законспирированы, так что
в  целом  он походил  теперь  на рядового нового русского, разве что заметно
более удачливого и  предприимчивого, чем большинство его коллег.  Вот почему
светиться  в числе  прочих подозреваемых в предстоящем убийстве Кордона  ему
было совсем не с руки.
     Белов набрался терпения и  ждал. А точнее сказать  -- готовился. Весной
он расстался с надоевшей актрисой, причем постарался сделать это открыто. Он
пообещал Анне  отпуск на Багамах,  она раззвонила  об этом всем подружкам, а
вместо этого Саша устроил публичный скандал в популярном ночном клубе и, что
называется, хлопнул дверью.  Наутро Аня сама  позвонила Белову (размолвка-то
произошла из-за ерунды), но тот с необъяснимой решительностью и  холодностью
объявил ей, что между ними все кончено.
     А в конце лета  в  Москву вернулся  Кордон. Саша подождал  еще  месяц и
только  тогда  дал  команду начать  наблюдение  за  продюсером.  Прежде  чем
приступить к  делу, к клиенту надо  было как следует присмотреться. Поначалу
Кордон предпочитал оставаться в тени,  на люди особенно старался не лезть, и
наблюдения  за  ним  почти  ничего  не  давали.  Но  к  зиме  он  успокоился
окончательно, стал появляться на тусовках, чаще всего -- все с той же Анной.
     Впрочем, Белов прекрасно знал, что артистка  была  для продюсера  всего
лишь прикрытием -- нечто вроде маскхалата. На самом деле Кордона куда больше
интересовали молодые мужчины вполне определенного толка. Причем пресыщенного
продюсера  неудержимо тянуло  на  авантюры  --  он  легко  сходился с самыми
сомнительными личностями и так же легко с ними расставался.
     Столь неосмотрительным  поведением  врага грех было не воспользоваться.
Убийства гомосексуалистов  случайными партнерами происходили довольно часто,
и еще одно преступление из этого ряда вряд  ли кого-нибудь удивило бы. Белый
приказал Шмидту начать подготовку именно в этом направлении.
     Подгонять его не требовалось -- Шмидт давно уже,  как говорится, бил от
нетерпения копытом. Желание отомстить за Фила у него было настолько сильным,
что обычно невозмутимый  Шмидт почти oi крыто  выражал  свое  неудовольствие
медлительностью и нерешительностью Белого в данном вопросе.
     Наконец Шмидт  доложил  -- все готово. В  тот  же  день Белов  поехал в
больницу к Филу.
     Ему  хотелось просто посидеть  с другом, посмотреть на  него, коснуться
его теплой руки... Но  дело обернулось иначе. Его встретил лечащий врач Фила
и, пряча глаза, пригласил в свой кабинет.
     Разговор  получился  тяжелым.  Доктор не  стал  тянуть  резину  и сразу
выложил суть дела -- никаких положительных сдвигов в состоянии его друга нет
и,  что хуже всего, нет никаких оснований рассчитывать на улучшение ситуации
в будущем.
     -- Понимаете, фактически Филатов мертв,  -- негромко, но твердо говорил
врач.    --   Функционирование   его    организма    поддерживает    система
жизнеобеспечения, но жизнью, как вы понимаете, это назвать  нельзя. Если б у
нас оставалась надежда, можно было бы ждать и дальше, но...
     -- Короче, что вы предлагаете? -- оборвал его помрачневший Белов.
     --  Александр Николаевич, такое положение не может  длиться бесконечно,
-- доктор решительно покачал головой. -- По закону, для того чтобы отключить
больного  от жизнеобеспечения,  требуется  согласие  родственников,  и  жена
Филатова  фактически  такое согласие дала.  Но  я  хотел  бы  узнать  и ваше
мнение...
     Белый встал  и, глубоко засунув руки в карманы,  смерил  молодого врача
тяжелым взглядом.
     -- Знаете,  доктор,  я ни черта не понимаю  в медицине, но  одно я знаю
точно: даже  если  у  Фила  не  осталось ни одного  шанса,  ваша  аппаратура
жизнеобеспечения  все равно  будет  работать. И  мне плевать  --  можете  вы
назвать это жизнью или  нет.  Если  моему другу  не  суждено поправиться, он
умрет в вашей больнице. Но только от старости, ясно?!..
     Белов  развернулся и, не попрощавшись, вышел  из кабинета. Из машины он
позвонил  Борису Моисеевичу Боркеру  --  нейрохирургу, оперировавшему  Фила.
Оказалось, что молодой лечащий врач из  больницы советовался  с ним,  прежде
чем говорить с Тамарой и Беловым. И Боркер, в целом, его поддержал. Впрочем,
в  голосе  опытного доктора  Саша  не услышал  той  абсолютной убежденности,
которая была у его молодого коллеги.
     -- Как же так, Борис Моисеич, -- нажимал на него Белов. --  Ну  неужели
никакой надежды?..
     Врач замялся.
     -- Видите ли, Саша, мы ведь, в сущности, так мало  знаем о человеческом
мозге,   что  утверждать  что-либо  с  уверенностью   очень   трудно...  Вот
послушайте. В  шестьдесят втором году, сразу  после института,  я работал на
зоне под  Котласом,  и  там У  меня имел  место  быть один  прелюбопытнейший
случай. Зек пытался бежать на машине, которая  привезла в лагерь продукты. У
него, понятно,  ничего  не вышло -- врезался в стальной  шлагбаум, и все.  А
шофер этой  машины подбежал  к  зеку  и пробил ему  голову этой,  как  ее...
монтировкой.  Она вошла в левый висок, а вышла справа за ухом. Мне  принесли
бедолагу прямо с этой самой монтировкой в голове. Я мельком  его осмотрел --
травма тяжелейшая, признаков жизни не подает --  и велел отнести его в морг.
К  вечеру за трупом пришла машина, и тут вдруг обнаружилось, что зек-то жив!
Перевели его в  больничку -- помирать, а он возьми и выживи! Его и лечить-то
толком не лечили  -- нечем было, -- но он выкарабкался и восстановился почти
полностью. Только ногу стал приволакивать  и немного ухудшилось  зрение. Вот
так, Саша... Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?..
     --  Да,  Борис  Моисеич,  вполне.  Спасибо  вам...  --  Белов  выключил
мобильник и поехал домой.



     В  просторной гостиной  дома Беловых  был накрыт  чайный  столик.  Пара
изящных чашек  на  тонких фарфоровых блюдечках, высокий чайник с  длинным  и
узким носиком,  хрустальная вазочка  с печеньем, открытая коробка конфет  --
все это  стояло  нетронутым. Чай  в чашках  давно  остыл и успел подернуться
мутноватой пленкой.
     За столом, на низеньком  диванчике, плечом  к плечу сидели Оля Белова и
Тамара Филатова.  Тамара  плакала --  и уже, судя по всему, давно.  Теребя в
руках  совершенно  мокрый платок  и  ежесекундно всхлипывая,  она  потерянно
бормотала:
     -- Вот я сижу, сижу... и на него смотрю... Час смотрю, два смотрю -- не
шелохнется...  У него щетина... Господи, у него даже щетина поседела! Я Бога
молю,  чтобы  он  очнулся...  Я  бы  ему  ребеночка родила... --  и  она  не
выдержала,  зарыдала в  голос,  горестно качая головой. -- Никаких надежд не
остается... Никаких, Оля, никаких... Все...
     -- Подожди, Том,  сейчас Саня  придет,  -- вздохнула  Ольга, поглаживая
подругу по вздрагивающему плечу.
     Она  не представляла, что можно сказать в такой ситуации.  Посоветовать
набраться терпения и ждать? Но ведь прошло уже  больше года, а  силы Томы не
беспредельны... Подруга и так уже дошла до крайности, насколько еще ее может
хватить?.. А как же Валера? Неужели и правда -- никаких надежд ?!..
     -- Понимаешь, Оль...  --  Тамара, чуть  успокоившись, уткнулась носом в
мокрый платок и простонала: -- Я... я уже не верю...
     "Господи,  да  где  же он?.."  --  растерянно  подумала  Ольга. Она  не
сомневалась, что муж наверняка нашел бы для Тамары нужные слова -- те самые,
которые вернули бы ей веру и придали сил.
     И  тут  снизу  послышался  голос  Белова.  Он  поднимался по  лестнице,
разговаривая на ходу по телефону:
     -- Да добрался,  там снегу намело... Короче, я пока дома  буду. Ну все,
давай!..
     Он  вошел в зал  и  приветливо  улыбнулся обеим женщинам,  словно  и не
заметив ни заплаканных глаз Тамары, ни растерянного вида жены.
     --  Здравствуй,  Томочка. Привет, Оль... -- Белов наклонился  к жене  и
мельком обозначил поцелуй.
     Поцелуй был  более чем  формальный. Разрыв Белова с артисткой, которого
так ждала  Ольга, почти ничего не изменил в их отношениях с  мужем. Ситуация
была  странной:  уйдя от  Анны, Белов к жене фактически не  вернулся  --  их
жизнь,  вполне  благополучная  внешне,  изнутри  напоминала  сосуществование
вполне корректных, но при этом абсолютно равнодушных друг к  другу соседей в
коммуналке.
     Саша  прошел  к окну, задернул шторы  и только  после этого,  уже точно
зная, о чем пойдет речь, спросил:
     -- Ну что, Том, какие дела?
     Тамара отняла ладони от  лица. Саша поразился -- какие страшные  темные
круги были у нее  под  глазами.  Как  у  вампира в каком-нибудь голливудском
ужастике.
     -- Саш, я  уже не знаю... Понимаешь, я так устала... -- она смотрела на
него с жуткой смесью боли, вины и отчаянья, как побитая собака. --  Я больше
ничего уже не понимаю... Врачи говорят, бесполезно ждать. Чудес не бывает...
     Смотреть в  ее глаза  было трудно,  и Белов снова повернулся к окну  --
поправить и без того ровно висевшие шторы.
     -- И что  они  предлагают?  --  все тем  же ровным, почти  равнодушным,
голосом спросил он.
     -- Они  предлагают  сделать  эвтаназию...  --  еле  слышно  проговорила
Тамара.
     -- Как это делается? -- продолжал свою игру Белов.
     -- Отключают... отключают систему жизнеобеспечения...
     Голос Тамары  дрогнул  и  беспомощно угас. Ольга молча накрыла  ее руку
ладонью. Они обе выжидающе смотрели на Сашу.
     Белов  повернулся  к ним  и, медленно покачивая  головой, потянул  узел
галстука. Он выглядел все таким же невозмутимым, но внутри у него все кипело
от негодования. Как только Тамара дала себя уговорить! Эх, бабы, бабы...
     --  Тома,  если  хочешь  знать мое мнение, я против,  --  изо  всех сил
стараясь скрыть  клокочущий  в груди  гнев, сказал  он. --  Поверь, мне тоже
больно, что  мой  друг стал  как растение. Но!  Если есть хоть  один шанс из
тысячи...  Да что там  -- из миллиона, из миллиарда! Если этот шанс есть, то
его надо использовать!
     Тамара попыталась что-то сказать, но Белов остановил ее движением руки.
     -- Все будет  нормально, Томочка! Мы переведем Валеру в Бурденко, Пчела
подтянет  спецов по нейрохирургии -- немецких, американских... С завтрашнего
дня сиделка при нем будет круглые сутки. Так что тебе станет полегче, Том.
     Не прекращая говорить, Белов  подошел к бару, плеснул в стакан  немного
виски. Потом внимательно взглянул на Тамару и долил стакан почти до краев.
     -- Дальше. Тебе надо отдохнуть,  -- он протянул виски Тамаре, та, низко
опустив  голову, беззвучно  плакала.  --  Вот,  выпей и ложись  спать.  Пока
поживешь  у нас, а завтра  люди  займутся,  отправим тебя на  время в теплые
страны. Отдохнешь, придешь в себя...
     Тамара не  двигалась, Саша опустился  перед ней  на корточки  и  вложил
бокал  в  ее  безжизненную  руку.  Она  подняла  на  него красные  от  слез,
измученные глаза. Белов ободрительно кивнул.
     --  И будем просить Господа, чтобы Валерка выкарабкался, --  он говорил
так убежденно и проникновенно, что не поверить ему было  невозможно. -- А он
выкарабкается, Томочка, я в него верю! Он же у нас боец!..
     Саша неожиданно улыбнулся и взял ее за руку.
     -- И запомни: все, что было, -- это только первый раунд! -- он сжал  ее
ладонь в кулак. -- Ты верь мне, Тома, верь...



     Премьерный показ нового фильма закончился. Отхлопав положенное, зрители
бурлящей  рекой потекли  из зала в  фойе.  По  широкой  лестнице  Дома  кино
спускалась оживленная, веселая толпа,  в которой было  немало знаменитостей.
Впрочем, сегодня  основное внимание  было приковано не к  ним,  а  к главным
виновникам торжества.
     В  эпицентре людского  круговорота  находился  продюсер  фильма  Андрей
Кордон. С плохо скрываемым выражением надменной скуки он принимал сыпавшиеся
на  него со  всех сторон  поздравления. Лишь  изредка  на  губах  появлялась
вежливая полуулыбка,  куда чаще он только сдержанно кивал. Рядом с  ним, под
руку, гордо шествовала Анна.
     --  Смотри, а  народу-то  нравится!..  --  будто  бы даже  с удивлением
озиралась по сторонам сияющая Анна.
     Кордону  вручали  один букет за  другим.  Он  уже  с  трудом  удерживал
огромную охапку цветов.
     -- А что это  все цветы  --  тебе?  -- капризно поджала губки артистка,
ткнув его локтем в бок. -- А мне?..
     --  На!..  --  продюсер  не глядя  небрежно  свалил  ей  на руки  груду
разномастных букетов.
     Анна довольно заулыбалась, окинула величественным взглядом толпу поверх
голов  и  заметила  Киншакова,  стоящего  внизу,  у  колонны.  Тот по случаю
премьеры был облачен в изящный смокинг и галстук-бабочку.
     -- Слушай,  Александр Иваныч у нас -- ну прямо Зигфрид! -- шепнула  она
Кордону.
     Тот проследил за ее взглядом и тоже увидел нарядного Киншакова. Рядом с
ним с  микрофонами в руках  толкались несколько корреспондентов и оператор с
телекамерой на плече. Суетливая девчушка  в  простецком  свитерке и потертых
джинсах торопилась задать свой очередной вопрос:
     -- Александр Иванович, если можно, ваши впечатления от премьеры?
     -- Хороший фильм, талантливый режиссер,  -- спокойно  отвечал Киншаков.
-- Главное, что в картине есть искренность и романтика. Поэтому мне кажется,
что сегодняшняя премьера удалась.
     -- Скажите, а что означает ваше участие в картине в качестве актера? --
спросил долговязый парень  в  очках.  -- Значит  ли это,  что вы  оставляете
продюсирование и снова возвращаетесь на экран?
     -- Ну почему же? --  сдержанно улыбнулся Киншаков.  -- Согласитесь,  не
могу же я продюсировать  все снимающиеся фильмы, правда?  В этой картине мне
предложили  одну из главных ролей, и я согласился. О чем, кстати, ничуть  не
жалею.
     Доброжелательно кивнув журналистам в знак окончания интервью, Александр
повернулся  к лестнице  и нос к носу столкнулся с взмыленным администратором
киногруппы -- круглым, как колобок, лысым толстячком.
     -- Александр Иваныч,  банкет, банкет!.. -- озабоченно выпалил  тот.  --
Ждем вас на банкет...
     --  Спасибо,  не  голоден,  --  холодно  бросил  Киншаков и,  отодвинув
администратора в сторонку, шагнул навстречу Кордону.
     --  Ох,  Александр Иваныч, вижу,  вам что-то опять не  по нраву!.. -- с
шутливой укоризной покачал головою продюсер.
     Киншаков взглянул на него без тени улыбки.
     -- Куда делись все сцены с Филатовым? -- сухо спросил он.
     -- А куда  их теперь? --  равнодушно пожал плечами  Кордон. -- Вырезал.
Погоды  они  не делают,  так  что... --  он  отвернулся и  кивнул  кому-то в
сторону: -- Да-да... Спасибо...
     -- Я хочу  выкупить  все негативы с Валерой, -- все так же сухо  сказал
Киншаков. По всему было видно -- разговор с продюсером ему неприятен.
     --  Для вас  даром,  Александр Иваныч!  --  с  добродушным видом развел
руками Кордон. -- Нет проблем -- обращайтесь в любое время!..
     Киншаков кивнул и тут же ушел.
     Кордон  остался  один.  Большинство  окружающих  ему улыбались, но  это
продюсера не слишком  радовало  -- он знал истинную цену  и этим  улыбкам, и
нескончаемым комплиментам.  Ему  было скучно,  он с  трудом сдержал  зевок и
неторопливо огляделся.
     Вдруг его  взгляд  остановился  на  длинноволосом  смазливом  пареньке,
одиноко  стоявшем  в сторонке.  Его стройную фигуру  обтягивала ярко-красная
водолазка  и  узкие джинсы. В  руке юноша держал  белую  лилию.  Их  взгляды
скрестились, и  в  тот  же  миг они  все  поняли друг о друге. Поколебавшись
секунду, Кордон шагнул к незнакомцу, тот немедленно двинулся  ему навстречу.
Паренек  трогательно  смущался,   его  щеки   покрылись   нежным   румянцем,
необыкновенно красиво  контрастирущим  с  кипенно-белыми  лепестками  лилии.
Кордон  почувствовал  сладкую ноющую тяжесть в паху --  он уже  хотел  этого
мальчика.
     Они  сошлись.  Юноша  поднял  на  продюсера  изумрудно-зеленые глаза  и
протянул ему цветок.  Кордон  поднял руку, но вместо того чтобы взять лилию,
легко  коснулся  кисти парнишки и  с  бесстыдной откровенностью ухмыльнулся.
Молодой  человек  зарумянился   еще  сильнее,  похлопал  чуть  подкрашенными
ресницами, но взгляда не отвел.
     Кордон  медленно повел глазами  в сторону выхода, юноша в знак согласия
опустил глаза и сразу же пошел к дверям.
     Настроение  продюсера  взлетело  до  заоблачных  высот.  Он  немедленно
направился  в банкетный  зал, чтобы предупредить о  своем внезапном отъезде.
Анна, исподтишка наблюдавшая  за этой душещипательной  сценой от начала и до
конца,  понимающе  улыбнулась  и  тут  же  принялась  высматривать  в  толпе
подходящую  кандидатуру  для  нескучного времяпрепровождения на  сегодняшний
вечер, а, может быть и ночь...
     В  полупустом банкетном зале  сновали  официанты, завершая подготовку к
пиршеству. К подошедшему к столу Кордону бросился администратор.
     --  Андрей  Андреич, еще  четверть часа,  и можно начинать!  --  утирая
мокрую от пота лысину, доложил он.
     -- Мне наплевать, я уезжаю... -- процедил Кордон.
     -- Как?.. -- ужаснулся администратор.
     -- Так. Голова разболелась...
     -- Но, Андрей  Андреич, как же без вас?.. Может  быть,  таблеточку?  --
предложил толстяк, суетливо обшаривая карманы.
     -- Я не  нуждаюсь в вашей помощи, Куперман, просто  хотел предупредить,
чтоб не искали,  --  осадил его продюсер. -- Хотя...  Знаете, налейте-ка мне
коньяка.
     Администратор  схватил  со  стола  бутылку, наполнил  рюмку,  подал  ее
Кордону. Тот смерил его презрительным взглядом и, взяв бутылку, плеснул себе
почти полстакана. Коньяк он выпил одним махом, сунул в рот дольку лимона  и,
дожевывая на ходу, вышел из зала.
     На  улице, у  дверей Дома кино, толпились те,  кто не был  приглашен на
банкет. Увидев продюсера,  к  нему  снова потянулись поклонники с цветами  и
комплиментами. Не обращая на них никакого внимания, Кордон прямиком двинулся
к своей "БМВ", около которой его поджидал молодой человек с лилией.
     К машине продюсер подошел  с  новой  охапкой  цветов --  их ему  успели
насовать по дороге. Он  небрежно бросил их  на  капот и  взял  из рук  юноши
лилию.
     --  Андрей  Андреич,  чудная  картина,  очень  живая,  страстная...  --
взволнованно залепетал парень. -- Поздравляю вас с очередным успехом...
     Кордон усмехнулся и сразу перешел к делу:
     -- Чистые натуралы -- фашисты, а ты как считаешь? -- спросил он.
     Молодой человек замялся:
     -- Ну почему?.. По-моему, и среди них есть очень приятные люди...
     -- А!..  -- Кордон презрительно  взмахнул  рукой.  -- Кунц...  кунтс...
кунсткамера.
     Он распахнул  дверь машины и кивнул  парню вовнутрь. В голове продюсера
приятно шумело от выпитого коньяка и от предчувствия веселой ночи. Он  сел в
машину, вставил  ключ  в  замок  зажигания и  повернулся  к  сидящему  рядом
пареньку.
     -- Как хоть тебя зовут, подарок судьбы?
     -- Роберт, -- слегка кокетничая, ответил юноша.
     Кордон не сдержал нервного, возбужденного смешка.
     -- Ну  что  ж, Бобби,  поедем в  "Шанс"! Как в том анекдоте, знаешь? "К
цыганам!" -- "Ага, в метро".
     Ехать  пришлось  недолго.  Попетляв по  улочкам центра  столицы,  "БМВ"
остановилась  в  безлюдном  переулке.  Кордон  выключил  зажигание  и,  чуть
приглушив сладкоголосое пение Марка Алмонда, повернулся к парню.
     -- Ну что, Робертино,  пойдем, зажжем огня? Может, ты еще и споешь мне?
Ты вообще-то бывал здесь? -- продюсер легонько похлопал соседа по коленке.
     --  Нет, что вы! Здесь очень дорого.  Только вот  я забыл кое-что... --
юноша смущенно опустил глаза и принялся озабоченно шарить по карманам.
     "Нет, он просто прелесть!.." -- с неожиданным умилением подумал Кордон.
     --  Да у меня есть все... -- он наклонился к пареньку и коснулся губами
его розовой щечки.
     --  Да нет, я не про это, -- Роберт,  казалось,  смутился еще  больше и
вытащил из  кармана что-то похожее на спутанную леску. -- Я вам привет забыл
передать. От Саши Белого.
     Мгновенно изменившись в лице, Кордон схватился за ручку  дверцы, рванул
ее, но  было  уже  поздно.  Удавка  захлестнула  его  горло,  он  мучительно
захрипел, засучил ногами. Изо всех сил он пытался разжать ставшими стальными
руки парня -- бесполезно! С каждой  секундой  он слабел, сознание затягивала
мутная, грязная пелена...
     В его угасающем мозгу, как испуганный чижик в тесной клетке, беспомощно
трепыхалась, постепенно затихая, одна-единственная мысль -- "Суки!.."
     Спустя минуту-другую его муки закончились, Кордон был мертв.
     Дверь  "БМВ" открылась,  тот, кто представился  своей жертве  Робертом,
вышел из машины и, внимательно оглядевшись, неторопливо скрылся  в ближайшей
подворотне.



     Ольге опять  приснился  странный  и  тягостный  сон.  Будто идет она по
лесной  тропинке  от  своей дачи  к станции,  а следом  за  ней,  то и  дело
выглядывая  из-за  деревьев,  крадется Саша. Ей беззаботно и  весело,  игра,
затеянная   полузнакомым   дачным   соседом,   доставляет  ей   неизъяснимое
удовольствие.  И  вдруг  сзади  раздается громкий звук, похожий  на хлопанье
крыльев  взлетевших разом десятков птиц. Ольга мгновенно оборачивается --  и
никого! Нет  ни  птиц,  ни Саши, ни даже леса.  Она  стоит  одна-одинешенька
посреди совершенно пустого и ровного, как стол, пространства...
     Ольга  проснулась  и  повернулась  на  бок. Подушка  рядом  снова  была
несмятой -- значит,  Саша опять ночевал в кабинете.  В последнее  время  это
стало  почти нормой.  Муж рано  уезжал  и поздно возвращался,  а вернувшись,
подолгу засиживался в кабинете, зачастую там же и ночуя.
     Вообще ситуация в их семье сложилась более чем странная. Они жили вроде
бы вместе и  в то  же время -- врозь. Разговаривали редко, да и то -- только
по  делу.  Ольга  надеялась,  что  что-то  изменится после  разрыва  мужа  с
артисткой,   но  все   осталось   по-прежнему   --  непонятно,   тягостно  и
беспросветно.
     Вероятно, причина такого охлаждения крылась в истории со спасением Вити
Пчелкина,  в той жуткой сцене, что разыгралась между Олей и Сашей в кабинете
главврача больницы  год назад. Хотя, если вспомнить, то  с артисткой-то Саша
закрутил гораздо раньше. Странным было и то, что Ольга практически смирилась
с  таким  положением  вещей.  Никакой  вины  за собой она  не чувствовала, а
объяснить поведение мужа не могла,  как ни старалась. Просто в их отношениях
что-то кончилось, оборвалось, исчезло, и Ольга приняла это как данность. Она
словно впала в спячку, не в силах решиться на какие-то радикальные действия.
     Ольга встала и, на  ходу запахивая халат, направилась на кухню. У двери
кабинета окликнула негромко:
     -- Саша...
     Тишина. Она  приоткрыла дверь  -- в  кабинете  было  пусто,  а рядом  с
диваном  лежала аккуратная  стопочка  постельного  белья. Ольга  вздохнула и
пошла дальше.
     -- Тома,  Ваня,  все  вставайте! Будем завтракать!.. --  громко позвала
она. -- Тома, Ваня!..
     Ольга коротко  постучала в дверь  спальни Тамары и свернула к  детской.
Вдруг навстречу ей выскочил Ваня.
     -- Р-р-р-р!.. -- зарычал он.
     --  Ах ты  мой  тигр, ты  уже  встал?! --  Оля засмеялась и  подхватила
сынишку на руки.
     -- Мам, испугалась?.. -- спросил он.
     -- Ну  конечно, испугалась, -- пряча улыбку, подтвердила Ольга. -- Даже
поджилки затряслись...
     Они вошли в кухню. Ваня тут же вскарабкался на свой высокий стульчик, а
Ольга подошла к холодильнику.
     -- Кашку будешь, Вань? -- спросила она. -- Какую? Манную, гречневую?..
     Достав из холодильника  пакет  с молоком, Оля  поставила  его на  стол,
повернулась за кастрюлькой, снова взяла молоко и замерла как вкопанная...
     Под пакетом лежала свежая газета. В глаза бросился крупный заголовок --
"Убийство в день премьеры". А ниже -- фотография Кордона и снимок его машины
с трупом.
     Оля непроизвольно ахнула, едва  не выронив при этом  из рук кастрюльку.
Она  схватила  газету  и  отошла  в  сторону,  торопливо  глотая строчку  за
строчкой.
     Из коридора послышался голос Тамары:
     -- Оля, ты где? Доброе утро!..
     Она  вошла в кухню и сразу обратила внимание на мрачную,  взволнованную
хозяйку с газетой в руке.
     --  Что   случилось?   --  встревожилась  Тамара.  Ольга  не  отвечала,
поглощенная  чтением. Тома перевела растерянный взгляд на Ваню и  вскрикнула
-- в руках у мальчика был самый настоящий пистолет!
     В  тот же миг Тамара  опрометью  кинулась к  нему  и выхватила  из  рук
ребенка оружие.
     -- Оля! Ты что?! -- воскликнула она.
     Ольга с нескрываемым раздражением взяла пистолет и сердито объяснила:
     -- А это игрушки у нас такие,  Тома! -- она нажала на курок,  и  точная
копия  "Кольта" выбросила  тоненькую  струйку воды.  -- Видишь?! Вот  так мы
играем... Фонтаны строим и играем!  -- Ольга сделала несколько нервных шагов
в сторону и вдруг резко обернулась. -- Как вызвать такси, ты не знаешь?..
     Тамара никак не могла взять в толк -- что же здесь происходит?
     -- Что?.. -- растерянно переспросила она.
     --  Пойдем!  --  решительно  кивнула подруге  Ольга.  --  Поможешь  нам
собраться.
     И она вышла из кухни, в сердцах швырнув газету на стол.



     Такая  же точно  газета лежала и  на  столе в  кабинете  Белова в офисе
Фонда. Сам  хозяин кабинета, откинувшись в кресле, внимательно и неторопливо
читал статью о загадочной гибели Кордона.
     Главная версия, которую предлагал  автор статьи  --  убийство продюсера
случайным гомосексуальным  партнером. Уже нашлись  свидетели,  утверждавшие,
что Кордон уехал от Дома кино  с неким молодым человеком, которого, впрочем,
толком  никто  не  разглядел.  В  общем,  все  вышло  именно  так,   как   и
планировалось.
     Закончив  со  статьей,  Белый поднял  глаза на  сидящего напротив  него
Пчелу.
     -- Привет от меня передали? -- деловито осведомился он.
     -- Я не в курсе пока... -- пожал плечами Пчела.
     Он посмотрел на часы  и повернулся к развалившемуся  на кожаном  диване
Космосу.
     -- Кос, во сколько у нас встреча-то с этим перцем?
     -- В час...  -- лениво ответил тот,  пуская в потолок колечки табачного
дыма.
     -- Ну  вот,  сейчас  поедем  и все узнаем,  -- Пчела опять повернулся к
Белому.
     На лице друга он  не заметил и тени радости, и этот факт его удивлял  и
несколько настораживал.  Что  ему  не понравилось? Неужели Шмидт  и его люди
что-то сделали не так?.. На языке вертелся  вопрос, но Пчела счел  за лучшее
промолчать.
     Белов еще раз посмотрел на фотографии в газете и задумчиво покивал.
     --  Передай  Шмидту,  что  он молодчина, -- попросил он. -- Все  сделал
хорошо, чисто.
     -- Сань, а ты что это такой грустный? -- вдруг спросил со своего дивана
Космос.
     Он, оказывается, тоже заметил, что  известие о смерти врага  не слишком
обрадовало Белова.
     -- А?.. -- рассеянно переспросил Саша.
     -- Что грустный такой, спрашиваю.
     -- Разве? -- поднял брови Белов. -- Нет, я веселый...
     --  Ладно, поехали,  --  Пчела встал  со  стула  и  шлепнул по  коленке
Космоса.
     Тот нехотя,  с ворчанием поднялся,  и друзья вышли. Белов  проводил  их
взглядом до  двери и опять уткнулся в  снимок  мертвого Кордона на  газетном
листе.
     Запрокинутая  назад  голова,  остановившийся  взгляд,  след  удавки  на
горле... Все.  Кордона  больше нет. Дело, о котором  Белов думал едва  ли не
ежедневно в течение  целого года,  сделано. Так почему же, черт возьми,  нет
тогда  в  душе  ни  искорки радости?!..  Откуда эта мучительная, ноющая, как
больной зуб, тоска?.. И как, в конце концов, от нее избавиться?
     Белов обхватил руками голову, задумался. И вдруг вспомнил о своем тезке
-- Киншакове. Он звонил вчера  -- приглашал в гости, в свой новый загородный
дом.
     "Съездить, что ли?.." -- без особого энтузиазма подумал Белов.



     Встреча со Шмидтом и его человечком, так ловко убравшим Кордона, должна
была  состояться в  тихом  переулке неподалеку от  Тверской.  Был  там  один
небольшой неприметный  ресторанчик, давно  облюбованный  Шмидтом  для такого
рода конфиденциальных встреч. Место было спокойное и обычно малолюдное.
     Но  когда  туда  приехали  Космос  с  Пчелой,  там  происходило  что-то
необычное. Улочка  была  перегорожена  милицейскими  машинами,  у  оцепления
толпились  зеваки,  а  чуть  поодаль,  около своего автобуса  стояли крепкие
ребята в камуфляже и масках с автоматами в руках.
     Пчела остановил машину метрах в двадцати от ресторана.
     --  Мама родная... --  озадаченно  протянул он.  --  А в  другом  месте
стрелку забить было нельзя?
     -- А я откуда знал?.. -- нахмурился Космос.
     Они напряженно всматривались вперед, пытаясь разглядеть  там Шмидта, но
его не было видно ни около ресторанчика, ни среди толпы у оцепления.
     -- Может, поехали отсюда, а? -- неуверенно предложил Космос.
     Но тут стеклянные двери ресторана распахнулись и на пороге, посверкивая
бритой головой, с сигаретой во рту появился Шмидт.
     Пчела  коротко стукнул по клаксону. Услышав  сигнал, Шмидт обернулся и,
увидев знакомый "мерин", совершенно спокойно поманил их рукой.
     --  Вот  долбень,  --  раздраженно буркнул  Пчела  и кивнул Космосу: --
Ладно, пошли.
     На подходе к оцеплению их попытался остановить какой-то дохлый прыщавый
сержантик. Он схватил Пчелу за рукав и пробормотал что-то невнятное.
     -- Ну-ка  руки!  -- раздражаясь  еще сильнее,  рявкнул на него  Пчела и
свернул к ресторану.
     -- Ты что,  обалдел?! -- накинулся он на беспечно  улыбающегося Шмидта.
-- Ты еще б на Петровке встречу назначил...
     --  Спокойно,  пацаны,  вы  что? -- Шмидт успокаивающим  жестом  поднял
ладони. -- Я ходил узнать, там просто кино снимают.
     Космос, ерничая, поморщился и осуждающе покачал головой.
     -- Слушай, кино -- это же сплошные кровь и насилие! Вот увидишь, сейчас
эти деятели что-нибудь взрывать начнут!..
     --  Ну  что, где твой  герой? --  кивнул  Пчела  Шмидту, оборвав пустую
болтовню Космоса.
     Шмидт показал головой вовнутрь ресторана:
     -- Там, ждет...
     -- Ну пошли.
     Они зашли в ресторан и направились к лестнице.
     -- Мне тут "Крузер" за долги подогнали, -- обратился Пчела к Шмидту. --
Он у меня на  даче стоит,  номера перебить надо,  "кенгурятник"  навесить...
Подослал бы кого из своих.
     -- Сделаем, -- кивнул Шмидт.
     -- Туфта эти  японцы! Вот в "Секонд хенд", говорят, нормальные самокаты
подогнали,  --  встрял  в  разговор Космос.  --  Прикиньте  -- сто  двадцать
лошадей, на радиоуправлении... В офисе сидишь, на кнопку нажал -- и она сама
за тобой заедет.
     Они поднялись  на второй  этаж. К ним  навстречу из-за  стола  поднялся
крепкий  молодой  человек.  Узнать  в  нем  вчерашнего убийцу  Кордона  было
чрезвычайно   трудно.   Он   был   коротко  пострижен,   слегка   небрит   и
сумрачно-серьезен. А главное, это был стопроцентный  мужчина  --  без всяких
вариантов.
     -- Рома, -- представился он.
     -- Витя.
     -- Космос, -- они поочереди пожали его твердую, сухую руку.
     Все четверо неторопливо расселись за столом.
     -- Молодца, Рома, -- с важным видом кивнул Космос. -- Один работал?
     -- Да.
     -- А этот... долго брыкался?
     -- Да не очень...  -- Роман отвечал коротко и сухо, он был явно rte  из
болтунов.
     -- А чем ты его?
     --  Ты с  какой  целью  интересуешься?  --  парню, похоже,  не  слишком
нравились эти расспросы, он предпочитал поскорее перейти к делу.
     Космос натянуто рассмеялся:
     -- Молодца, братуха!..
     К их столу подошла официантка, протянула Пчеле меню.
     -- Не надо, Танечка, -- отмахнулся он. -- Я и так все там знаю. Значит,
так. Пятьдесят  виски... нет,  пятьдесят,  пожалуй, не оросит...  Давай сто,
что-нибудь поесть...
     --  И что-нибудь попить! -- закончил  за него фразу Космос и  с улыбкой
протянул девушке цветок из вазы на столе.
     Официантка кивнула и исчезла.
     -- Привет передал ему? -- деловито спросил Пчела у Романа.
     --  Да, -- ответил тот и так же деловито сообщил: -- Короче, необходимо
две штуки сверху.
     Космос фыркнул со смешком, Пчела тоже коротко хохотнул:
     -- А жирно не будет?
     Не  проронив ни слова,  Роман  выразительно  переглянулся  со  Шмидтом.
Сконфуженно хмыкнув, Шмидт наклонился к Пчеле и Космосу.
     -- Ребят, да ничего смешного тут  нет, -- смущаясь, вполголоса объяснил
он. --  Вы только это... никому не говорите,  ладно? Короче,  этот бобик его
поцеловал...
     Откинувшись на спинку, Космос разразился  издевательским хохотом. Пчела
тоже засмеялся, оглядываясь на зал.
     --  Куда?..  --  давясь от  смеха,  спросил Космос. -- Ты радуйся,  что
только поцеловал, а мог бы и... -- он сделал краноречивый похабный жест.
     Грянул новый взрыв смеха.
     --  Да  ладно, -- Пчела махнул  на надувшегося Романа.  -- Зато человек
удовольствие получил!
     Парень, похоже,  обиделся всерьез.  Он снова переглянулся со Шмидтом --
мрачно и недоуменно.
     Пчела оборвал смех и после паузы неохотно сказал:
     -- Хорошо, Шмидт, завтра передашь ему полторы штуки.
     Роман сразу же поднялся.
     -- Все, Шмидт, я поехал, -- он протянул ему руку.
     -- Удачи, -- кивнул Шмидт.
     -- Давай, Рома, береги себя, -- Пчела тоже попрощался с ним за руку.
     И   только  Космос  не  подал   ему   руки,   продолжая   издевательски
посмеиваться. Роман зыркнул на него сердито и ушел.
     --  Кос, ты себя  нормально вести можешь, а?! -- с раздражением спросил
Пчела, как только Роман скрылся на лестнице.
     --  Коксу хочешь?  -- ответил  Космос, доставая из  кармана табакерку с
зельем.
     --  Бар-р-ран!  --  буркнул  себе  под  нос Пчела.  Впрочем,  уже через
полчаса, после распитой бутылочки "Белой  лошади", все обиды и недоразумения
забылись.
     Отобедав,  троица  вышла  из  ресторанчика на улицу.  Они  щурились  на
солнечный свет и беспечно улыбались.
     -- Смотри-ка, все еще снимают, -- кивнул Пчела на оцепление.
     Космос посмотрел в сторону съемочной  площадки, но  за спинами зевак  и
милиционеров почти ничего не было видно.
     -- Что это они так долго? Про  что хоть там снимают-то? -- спросил он у
Шмидта.
     -- Про нас что-то -- что же еще!
     -- Да ты что?! -- удивился Космос.
     --  Ну не про  нас конкретно, вообще про  братву, --  пояснил Шмидт. --
Сериал, "Бригада" называется.
     -- Брось, -- не поверил Пчела.
     -- Ну я тебе говорю, -- ухмыльнулся Шмидт. -- Не веришь, иди спроси.
     Пчела, не раздумывая,  направился к площадке, и в  ту же секунду оттуда
раздались дикие вопли и канонада выстрелов. Заглушая и то и другое, загремел
усиленный мегафоном яростный крик:
     -- Всем лежать!!! Мордой в асфальт, кому сказал!
     Пчела остановился и, смущенно улыбнувшись, взмахнул рукой.
     -- Ну их на фиг. Поехали лучше.
     Он повернулся к друзьям, и вдруг лицо его испуганно вытянулось -- к ним
на всех парах летела  та самая группа бойцов в камуфляже и масках, что давно
уже стояла в сторонке у своего автобуса.
     -- Твою мать... -- прошептал Пчела, поднимая Руки.
     В мгновение ока все трое оказались на асфальте. Их брали всерьез -- без
всяких церемоний, с  матом, с ударами прикладов, с заламыванием рук. Никто и
не думал сопротивляться,  и  уже через  пару  минут всех троих  запихнули  в
автобус.  С металлическим лязгом  захлопнулась  дверь,  и,  выбросив  облако
сизого дыма, старенький "ПАЗик" неторопливо покатил по переулку.



     Два  Александра --  Белов и Киншаков -- прогуливались по  дорожке среди
зимнего прозрачного леса. Впереди них неспешно трусили три огромных мастифа.
     --  Прикинь, Сань,  решил  тут  как-то машину освежить,  -- рассказывал
Белов.  --  Ну попросил  художника  быков мне  нарисовать,  так  он,  дурак,
перестарался -- целую корриду нафигачил...
     -- Выходит, ты теперь на быках ездишь? -- усмехнулся Киншаков.
     -- Так я ж и сам бык, Сань...
     Помолчали  немного.  Под  ногами  поскрипывал  снежок  --  и  это   был
единственный  звук, нарушавший  абсолютную тишину  безмолвного  февральского
леса.
     -- Как там Валера? -- спросил Киншаков.
     -- Да плохо пока,  --  нахмурился Белов. -- Я подогнал кого надо -- все
равно плохо...
     -- А Тамара?
     -- Переживает... Мы успокаиваем,  как  можем, но... Все  равно  --  без
толку.
     -- Да-а-а... -- задумчиво протянул Киншаков. Белов закурил, выпустил  в
воздух тугую струю дыма.
     -- Сань, а негативы эти тебе зачем?
     --  Смонтируем  ролик  или  фильм сделаем,  --  объяснил  свою  задумку
Киншаков. -- О Валере Филатове,  человеке и каскадере. Вообще  можно из всех
фильмов взять, где  он снимался.  За  десять  лет много материала скопилось.
Хороший материал.
     Идея Белову понравилась. Он кивнул и с ходу предложил:
     --  Я  тогда песню  закажу. Пока сделаем, глядишь,  он оклемается.  Ему
приятно будет, -- он опустил голову и глубоко затянулся.
     Киншаков бросил на него короткий взгляд и покачал головой.
     -- Тебя вроде как вина грызет...
     --  Грызет,  -- согласился  Белов.  --  Это,  в  общем-то,  из-за  меня
случилось. Жалко Валерку.
     Белый никому и никогда не говорил об этом, но он  давно был уверен, что
его вина  -- не только и не столько в  истории с Анной. Корни этой вины были
гораздо глубже. Дело в том,  считал  Белов, что Фил никогда не связался бы с
криминалом, если бы  туда не влез он сам. Валерка с детства доверял Саше как
себе, всегда  и везде  был рядом  с ним  и  в "братки" подался исключительно
потому, что так поступил Белый.
     -- Я тебя еще в девяносто первом предупреждал. Ты сам все себе выбрал.
     --  Ничего  я не выбирал,  --  с  досадой поморщился Белов.  -- Просто,
видно, фарт у меня такой.
     Он повернулся к джипу, стоящему неподалеку, и взмахнул рукой.
     -- Саша,  ну что  ты, ей-богу? -- Киншаков покачал головой. -- Слова-то
какие!  "Фарт"...  Вот  мы с  тобой сейчас в лесу гуляем, а по дорожке идем.
Собаки  и те по  дороге  бегут... А ты по  лесу плутаешь  и о каком-то фарте
говоришь. Короче, Саш, ты  не  маленький ребенок,  выбирайся  на дорогу... В
двух шагах от  них затормозил джип Белова. Саша тоже остановился  и протянул
приятелю руку.
     -- Счастливо, Сань...
     -- Ты мне звони, держи  меня в курсе, -- попросил  Александр. -- Может,
надо будет помочь чем... Лады?
     -- Лады. Ну, будь здоров.
     Белов  забрался  в джип, машина тронулась. Киншаков помахал ей  вслед и
коротко свистнул, подзывая собак.



     В автобусе  Пчела с  Космосом попытались разузнать -- кто их задержал и
за что.  Но ни на один их вопрос  никто  и  не  подумал  ответить. А  когда,
немного осмелев,  Пчела  начал было качать  права, сидевший рядом с ним боец
коротким  и резким ударом расквасил  ему нос. Всю оставшуюся дорогу в машине
стояла гробовая тишина.
     Окна в автобусе были занавешены, поэтому никто из задержанной троицы не
видел,  куда  их  везут.  Но  ехали долго.  Сначала  по  московским  улицам,
останавливаясь на светофорах и то и дело сворачивая. Потом, видимо, по шоссе
--  с одной и той же скоростью и все время прямо. А под конец автобус начало
так  раскачивать и  трясти,  что  стало ясно --  они  свернули  на  какой-то
проселок.
     Наконец  тряска  прекратилась,  автобус остановился, и  один из  бойцов
вышел  на  улицу.  Через пару минут  он вернулся,  сунул  голову  в салон  и
доложил:
     -- Чисто.
     Космоса, Пчелу  и  Шмидта  вытолкали  из  автобуса.  Вокруг  был тихий,
засыпанный девственным,  нетоптанным снегом  лес.  В полной  тишине слышался
только заунывный шум  ветра в голых  кронах деревьев да сухое  потрескивание
трущихся друг о друга веток. Бойцы подхватили пленников под руки и поволокли
по снежной целине в глубь леса. При этом ни один из конвоиров по-прежнему не
произносил  ни слова.  Замыкал процессию крепкий парень с  тремя лопатами на
плече.
     В легкие  городские  туфли  тут же набился снег. Промокшие ноги  начали
коченеть, но пленникам было не до  того. Им  было  страшно -- всем троим. Но
Космос и Шмидт шагали  молча. Зато Пчела беспрерывно крутился  из  стороны в
сторону,  пытаясь поймать через прорезь маски взгляд тащивших его  бойцов, и
довольно жалко лепетал:
     --  Мужики,  вы что?  Ну поехали бы в офис, потолковали бы, решили  все
проблемы... Кос, что ты молчишь?.. Ребята, ну хватит уже, в самом деле, а?..
     Ему не отвечали,  и  только один из бойцов, чувствительно пихнув его  в
бок автоматом, раздраженно буркнул:
     --  Шагай давай,  герой... Конвой  остановился  у  небольшой,  поросшей
редким  кустарником  и  камышом  лощинки.  С  пленников  сняли  наручники  и
поочередно   столкнули   вниз.  Пчела  снова  завертелся   юлой,   попытался
сопротивляться и еще раз получил по сопатке. После этого он кубарем скатился
в лощину, следом полетел оторванный рукав его стильного кашемирового пальто.
Шмидт нагнулся ему помочь, и тут в  слежавшийся снег  рядом с ними  одна  за
другой вонзились три лопаты.
     -- Ребят, да  вы что, обалдели?.. -- размазывая грязной рукой кровь  по
лицу, пробормотал Пчела. -- Ну хорош уже, все...
     -- Копайте, -- приказал коренастый мужик с пистолетом в руке -- видимо,
старший.
     Пчела неотрывно и испуганно смотрел на лопаты.
     -- Мужики, вы чего?.. -- вытаращил глаза на конвоиров Космос.
     -- Копай, падла! -- прикрикнул старший и направил на него пистолет.
     Вдруг  вверху  зашумело  --  в  воздух  разом  поднялась   стая  галок,
вспугнутая  резким   окриком  офицера.  Черные  птицы  с  тревожным  гомоном
испуганно метались над головами людей.
     Пчела вздрогнул  и,  переглянувшись  с  Космосом, нагнулся за  лопатой.
Шмидт,  набычившись,  неотрывно смотрел  на  бойцов, выстроившихся цепью  на
вершине лощины. Космос потянулся было к лопате, но, глянув на Шмидта, резко,
словно обжегшись, отдернул руку.
     Тогда холодно и сухо клацнули затворы автоматов.
     -- Оглохли?!  -- яростно рявкнул тот, кто нес  лопаты. -- А ну копайте!
Два на полтора и в глубину два.
     -- С них и метра хватит, -- махнул рукою старший. -- Копайте.
     Выматерившись вполголоса, лопату взял Шмидт, а за ним -- и Космос.
     Штыки лопат ударили  в  промерзлую  землю. Сначала  дело  шло  туго  --
застывший  грунт поддавался  с трудом. Впрочем,  земля промерзла  неглубоко,
вскоре почва  стала мягче, а  потом и вовсе захлюпала  под  ногами. В лощине
оказалось замерзшее болотце.
     Грязная  жижа заливалась  в  обувь, потом  поднялась до щиколоток,  чем
глубже они зарывались в землю, тем выше поднималась ледяная грязь. Но никому
из троицы холодно не было, наоборот -- с них градом катился пот. О  том, что
они, вероятней  всего,  копают себе  могилу, никто старался  не думать. Всем
троим хотелось верить, что все это --  не всерьез, что их просто старательно
пугают с какой-то непонятной и странной целью.
     Бойцы на  гребне лощины сбились в кружок и,  коротая время, неторопливо
покуривали.
     Минут через сорок землекопы начали сдавать. Запыхавшийся Пчела сорвал с
шеи шелковый бирюзовый галстук  от  Версаче, вытер им мокрое лицо  и швырнул
ставшую ненужной вещицу себе  под ноги  -- в грязь. Мокрый от  пота Шмидт то
умывался снегом,  то  совал его пригоршнями в  рот. Все чаще  останавливался
быстро  уставший Космос,  он  опирался на  лопату  и бросал полные ненависти
взгляды на своих мучителей.
     То,  что пленники выдохлись,  заметил  и начальник конвоиров. А глубина
ямы, между тем, едва достигла груди копавших.
     -- А  ты говорил -- два  метра, -- обратился офицер к  соседу, кивнув в
сторону ямы. -- До ночи провозились бы.
     Он взглянул на часы, отшвырнул в сторону окурок и решительно повернулся
к лощине.
     -- Эй! -- крикнул он пленникам. -- Ну все, хватит!..
     Парни в яме выпрямились и испуганно переглянулись.
     -- Лопаты наверх, -- холодно скомандовал офицер.
     -- Командир, вы что, серьезно?.. -- дрожащим голосом спросил Пчела.
     --   Да  нет,  мы  шутим,  --  мрачно  хмыкнул  старший  и  раздраженно
прикрикнул: -- Давай лопаты, ну!..
     Бойцы вслед за своим  командиром побросали окурки и выстроились по краю
лощины.  Побледневший  Космос медленно  положил  лопату  на край  ямы.  Чуть
помедлив, то же самое сделали Пчела и Шмидт.
     --  Мужики, вы  что,  вы  что?!.. Ну  шуганули, и все... Ну  хватит, мы
поняли... -- взмолился Пчела. -- Мы все уже поняли...
     Космоса внезапно начала бить крупная дрожь. Он опустил голову и до боли
сцепил зубы.  Шмидт  исподлобья  буравил  взглядом  прорезь  маски  на  лице
офицера.
     Вдруг Пчела не выдержал и,  оскальзываясь, полез из ямы наружу -- прямо
на конвоиров. Бойцы тут же вскинули автоматы. Шмидт схватил Пчелу за шиворот
и сдернул обратно:
     -- Витя, куда?! Они же на полном серьезе!..
     -- Приготовились! --  скомандовал старший. Стволы автоматов поднялись и
нацелились на стоящих в  яме. Над лощиной  нависла вязкая, тягостная тишина.
Ветер стих, птицы улетели -- в лесу не было слышно ни шороха.
     -- Это ж беспредел, вообще... -- прошептал Пчела побелевшими губами.
     --  Братка, ты меня прости, если  что не так было... --  глухо произнес
Космос. Он нащупал руку друга и крепко стиснул ее в своей.
     Пчела  вцепился  в его ладонь обеими  руками и. зажмурившись,  уткнулся
лицом в его плечо. Его колотило, как в лихорадке...
     Космос  быстро перекрестился,  поднял глаза к небу и торопливо зашептал
молитву...
     Шмидт беззвучно выматерился. Он как завороженный смотрел остановившимся
взглядом в черную точку ствола автомата ближайшего к нему бойца...
     Сверху раздалось короткое:
     -- Огонь.
     И тут же лесную тишину вспорол оглушительный треск автоматных очередей.
Яростно трясясь  в  руках  бойцов, "калаши"  поливали лощину свинцом, в снег
сыпались горячие гильзы, а над камышом потянулся сизый дымок пороховой гари.
     Окаменев от  ужаса, Пчела, Космос и Шмидт ежесекундно ждали своей пули.
Казалось, этому кошмару не будет конца, и никто  из  троих уже не мог понять
-- жив он еще или уже нет...
     Вдруг  стрельба  стихла.  Офицер отвернулся от лощины  и,  махнув рукой
бойцам, направился к дороге.
     -- Ну все, поехали, -- небрежно бросил он. -- Лопаты возьмите.
     В  полной  прострации полуживые от  страха пленники смотрели,  как вниз
спустился  шустрый парнишка,  подхватил  лопаты  и быстро  полез  наверх  --
догонять своих товарищей. По лесу еще гуляло  гулкое эхо от выстрелов,  а на
краю лощинки уже не было ни души...
     Космос  и Пчела  подняли  свои руки --  их пальцы переплелись в мертвой
хватке и разцепить их они не могли. Оба молчали, только тяжело, с присвистом
дышали. А  побелевший Шмидт издал какой-то странный звук --  то ли вздох, то
ли всхлип.
     Космос медленно оглянулся -- несколько  метров голого кустарника позади
было срезано словно бритвой вровень с их головами.
     Они  приходили в себя  долго,  почти  столько же, сколько  копали  себе
могилу. Поначалу сидели  на  снегу, избегая  смотреть друг другу в глаза,  и
молчали.  Почему-то  казалось: стоит только  подняться наверх -- и  их снова
встретят автоматные очереди. Да и сил идти куда-то у них просто не было.
     Но вскоре  дал себя знать холод. Насквозь  мокрые  от  пота и  болотной
жижи, друзья начали замерзать. Первым встал Шмидт.
     -- Ребята, надо идти... -- негромко сказал он.
     Космос и Пчела переглянулись и тяжело поднялись на ноги. Нахохлившись и
поеживаясь, троица гуськом потянулась по следам своих мучителей.
     Страх постепенно  отпускал  их,  они  начали  переговариваться,  причем
главное,  что их  занимало,  было не  то, кто  и  почему учинил над ними эту
издевательскую экзекуцию, а то, как выбраться из леса и доехать до Москвы.
     Лесной проселок вывел измученных парней на пустынную загородную дорогу.
Голосовать отправили Космоса -- как наимение пострадавшего  внешне (и лицо у
него было почти  целым, и, главное, на его черном пальто  болотная жижа была
не так заметна). Он вышел на асфальт и стал ждать. Вскоре вдалеке показалась
машина. Космос шагнул вперед и поднял руку.
     Старый оранжевый "Москвич" заморгал поворотником и, притормаживая, стал
прижиматься к  обочине.  Но тут, видя, что машина останавливается, из кустов
на  дорогу  вылезли  грязные  и  оборванные  Пчела  со  Шмидтом.  "Москвич",
испуганно вильнув в сторону, прибавил ходу и пролетел мимо.
     -- Куда, козел?!.. -- Космос пнул ногой вслед удалявшемуся "Москвичу" и
с досадой  повернулся к  поднявшимся на  дорогу  друзьям. -- Ну, а вы-то что
выползли, урюки?!
     Пчела со Шмидтом промолчали. Космос махнул на них рукой и оглянулся  на
пустую трассу.
     Оторванный рукав  пальто  Пчелы в  очередной  раз сполз вниз и  упал на
землю. Хозяин поднял его и задумчиво покрутил в руках:
     -- Слышь, Кос, как считаешь -- его реально пришить, а?
     --  Да  брось  ты  его!  -- он  вырвал у  Пчелы  рукав и швырнул его на
асфальт. -- Я тебе десять таких куплю!..
     Пчела печально взглянул на изуродованное пальто и поежился от холода.
     -- Пешком надо, -- сказал он. -- Никто в таком виде не возьмет.
     -- Пешком?! -- вспыхнул Космос, -- А куда?! Где Москва, ты знаешь?!..
     Пчела пожал плечами, потом неуверенно показал направо. -- Там...
     -- А почему не там?!.. -- Космос махнул в противоположную сторону.
     Возразить было нечего, Пчела зябко поежился и примирительно предложил:
     --  Да хрен его знает...  Пойдем  хоть  куда-нибудь, Кос, я  замерз как
бобик!
     Шмидт осторожно потрогал разбитый нос и неуверенно предложил:
     -- По солнцу можно...
     Все трое одновременно задрали головы. Никакого солнца над ними не было,
а было лишь одно серое, беспросветное, сплошь затянутое  низкими  и плотными
облаками, небо.



     Во  двор  старинной   дворянской  усадьбы   восемнадцатого  века,   где
располагался  головной   офис   фонда  "Реставрация",   въехал   обшарпанный
фургон-"ГАЗик"  с  подмосковными номерами.  На  его  борту  из-под  обильной
дорожной  грязи   едва  проглядывала  надпись  "Овощи".  Грузовик  осторожно
пробрался меж заполонивших двор сверкающих иномарок и остановился у главного
входа.  Из кабины выпрыгнул  молодой водитель  и, надевая на ходу  рукавицы,
пошел к дверям фургона. Он схватился за рукоятку запора и задорно крикнул:
     -- Эй, туристы, вы живы там?!..
     Ему никто не  ответил.  На  крыльцо офиса вышел  охранник и  с  суровым
любопытством уставился  на шофера.  Парень потянул  дверцу фургона. Едва она
отошла  в  сторону,  как из кузова  буквально вывалился скрюченный от холода
Космос.  Не  в  силах  разогнуться, он  остался стоять  на  четвереньках  на
асфальте.  Следом вниз осторожно сполз негнущийся Шмидт. И наконец, на  него
выпал Пчела, размахивая грязным рукавом некогда белой рубашки.
     Лицо охранника вытянулось.  Он поднес ко рту переговорное  устройство и
произнес:
     -- Саша, если не занят,  спустись, пожалуйста. Через полминуты в дверях
офиса  появился  Белый.  Он  взглянул  на  друзей  и  с веселым  недоумением
протянул:
     -- Твою мать!.. Это что за дети подземелья?
     Но уже через  пару  минут Белову  стало не до шуток. Едва придя в себя,
друзья обрушили на него всю свою боль, весь свой гнев и пережитый ужас. Суть
дела была  вкратце изложена  на лестнице, а в кабинете  Белова  пострадавшие
дали волю эмоциям.
     -- Сань,  да  они просто отморозки безбашенные!  --  кричал Космос.  --
Смотри,  -- он  рванул  на  груди рубаху. -- Первым делом  они у меня  крест
сорвали! Крестильный! Ты понял?!
     -- Сань,  это вообще беспредел полный! -- наскакивал на него до предела
взвинченный Пчела. -- Среди бела дня!.. Я в жизни так не боялся.
     --  Погоди-погоди...  --  оборвал  его  Белов.  -- Они  хоть что-нибудь
сказали?
     -- Да ничего не сказали! -- в голос заорал Пчела. -- Вообще ничего!! Ни
слова! Увезли, могилу рыть заставили...
     Вдруг его голос сорвался, он слегка всхлипнул и тут же опустил голову.
     -- Саш, дико прессовали, -- подтвердил Шмидт. -- Просто дико!..
     К Белому снова подлетел Пчела и клещом вцепился в лацканы его пиджака.
     -- Я в жизни так не боялся, понимаешь?! -- он в  ярости брызгал слюной.
-- Ведь могилу  рыть  заставили... Братишка!.. Могилу,  понимаешь?!!!.. Себе
могилу!!..
     Белый не выдержал и залепил Пчеле пощечину.
     -- А ну прекратить истерику!! Тихо всем!! -- рявкнул он.
     В кабинете стало тихо. Белов вздохнул, собираясь с мыслями, и спросил:
     -- Вы какие-нибудь нашивки на форме у них видели?
     --  Да  какие  еще  нашивки?!..  --  снова  вспыхнул  было  Пчела,  но,
наткнувшись на холодный взгляд Белова, тут же умолк.
     -- Я ничего не разглядел, как-то не до того было... -- честно признался
Космос.
     И только один Шмидт смог внятно ответить на этот вопрос:
     --  Саша,  это  СОБР был.  Я отвечаю.  Белов  присел  на  угол  стола и
задумался. Макс тем временем говорил по телефону:
     -- Олег, слушай  сюда. Бросай все, дуй  в больницу за  врачом и мигом в
офис. Только быстро, понял?
     Все смотрели на Белова. Он, опустив голову, напряженно думал.
     Поразмыслить и впрямь было  о чем. Что  послужило причиной сегодняшнего
наезда собровцев и кто за всем этим стоял -- вот вопросы, ответы  на которые
следовало  найти  как можно быстрей.  Ничего путного в  голову  не  шло -- в
последнее время все было  абсолютно  тихо  и спокойно, с  властями Белов жил
душа в душу, ничего даже отдаленно  похожего на конфликт не было и в помине.
Ну не  мог же,  в самом деле, СОБР наехать из-за такой ерунды, как  убийство
Кордона?! Да  и не его это дело. Если бы Белый попал под подозрение  -- дело
пришлось бы иметь с прокуратурой. Нет, причиной тут явно было что-то другое,
но что?..
     -- Значит так, сейчас покажитесь  врачу и  отдыхайте, -- наконец сказал
он,  потом покачал головой и пробормотал: --  О-хо-хо... Где  мои семнадцать
лет? -- на Большом Каретном... Ладно, Макс, поехали.
     Он встал.
     -- Куда? -- вскинулся Макс.
     -- Поехали-поехали... -- вполголоса повторил Белый.
     --  Ой,  командир,  --  покачал  головою  Макс,  он  уже догадался.  --
Ой-е-ей...
     Но Белов уже шагал к  выходу. Максу ничего не  оставалось, как пойти за
ним.
     Когда за ними закрылась  дверь, Пчела упал в кресло и, обхватив голову,
принялся твердить как заведенный:
     -- Суки... Вот суки... Суки...
     -- Витя, ну хватит, -- ткнул его в плечо Шмидт. -- Давай...
     Он  подтолкнул его к столу,  на  котором Космос  разливал коньяк --  по
полстакана, не меньше. Они подняли стаканы.
     -- С днем рождения, -- буркнул Космос.
     -- Суки!  -- хрястнул по столу  кулаком Пчела и одним  махом  проглотил
коньяк. То же самое сделали и остальные.



     Дорогой  Саша  отмалчивался,   продолжая   обдумывать  новую  непростую
ситуацию. Макс за  рулем  тоже  хмурился.  Ему  не нравилась эта поездка, не
нравилась  вся затея  Белова, да  и затянувшееся  молчание  его тяготило. От
скуки он  принялся негромко  напевать  слова известной  песни  Высоцкого.  У
Макса, напрочь лишенного и слуха и голоса, получалось отвратительно.
     --  Где  твои  семнадцать лет? На  Большом  Каретном...  -- бормотал он
заунывным, без всяких интонаций, речитативом. -- Где твои семнадцать бед? На
Большом Каретном... А где твой черный пистолет?..
     --  Макс, ну что  ты заладил,  а? -- раздраженно  поморщился Белов.  --
Чукча, что ли?..
     -- Саш, не поверишь,  я  когда  просто мимо Каретного еду,  и то, блин,
руки ходуном ходят, -- признался Макс.
     -- А мимо Шаболовки?
     -- И  мимо  Шаболовки,  и  мимо  Петровки, и  мимо Садовой...  --  Макс
согласно  закивал головой.  -- А уж мимо  Лефортова -- так просто  нажраться
хочется...
     -- Да  не  каркай ты,  е-мое!.. --  психанув,  оборвал  Белый  излияния
охранника.
     Водитель замолчал, но на душе у Белова спокойнее не  стало.  Он, так же
как  и Макс,  нервничал.  Да  и  как  можно  было не волноваться,  если  они
направлялись не куда-нибудь, а к злейшим своим врагам,  на Большой Каретный,
дом 6 -- в штаб Московского СОБРа.
     Белов решил заявиться прямиком к  командиру СОБРа  полковнику  Тучкову.
Саша  неплохо знал  его лично,  уважал за прямоту и честность  и рассчитывал
узнать от него хоть что-нибудь. Впрочем, Белову был  также хорошо известен и
крутой нрав  полковника,  и его вспыльчивость,  и то, как относился Тучков к
таким, как он.  Так что  результаты его  визита  на  Большой  Каретный могли
оказаться самыми непредсказуемыми.
     Черный джип  Белова  въехал во  двор неприметного двухэтажного здания в
глубине  переулка. На  крутую тачку тут же обернулись трое стоящих у входа в
штаб здоровенных ребят в пятнистой униформе и с автоматами в руках.
     Белов с Максом, разумеется, заметили их интерес. Охранник  встревоженно
взглянул на своего шефа. Белов открыл дверь и распорядился:
     -- Сиди в машине.
     -- Николаич, может, не надо? -- неуверенно спросил Макс.
     -- Надо, Федя, надо...
     -- Ну тогда -- ни пуха, командир.
     -- К черту,  --  процедил  сквозь  стиснутые зубы  Белов  и  решительно
направился к дверям.
     Бойцы у входа встретили его недоуменным молчанием. И только взявшись за
дверную ручку, он услышал за спиной недовольный басок:
     -- Дожили, блин, авторитняк в контору прется...
     Белов поднялся на второй  этаж и прошел по длинному коридору к кабинету
Тучкова. Кивнув на дверь командира, он спросил у дежурного офицера:
     -- У себя?
     -- У себя... -- нехотя ответил коренастый крепыш с майорской звездой на
погонах.
     Мысленно  перекрестившись,  Саша  толкнул  дверь  и  шагнул  в  кабинет
командира СОБРа.
     -- Можно?..
     --  О,  Александр  Николаич! Какими судьбами?!..  -- полковник  Тучков,
откровенно ерничая, радушно развел руками. Впрочем,  со стула при этом он не
встал и руки гостю не подал.  -- Мне снизу звонят, говорят -- к вам Белов. А
я, поверишь, даже не сразу сообразил, о ком и речь...
     -- Да брось  ты,  Сан Саныч, --  невесело усмехнулся  Белов. --  Все ты
понял, все сообразил...
     Полковник неопределенно хмыкнул, показал Саше на стул.
     -- Ну, присаживайся. Кури, если хочешь, я бросил.
     Белов сел к столу,  неторопливо  достал  сигареты с  зажигалкой. Тучков
пододвинул  ему  массивную пепельницу и, улыбаясь  с  неприкрытым ехидством,
спросил:
     -- Ну, чего скажешь?
     --  Смотри,  Сан Саныч,  какая  штука  получается,  -- сдержанно  начал
излагать  суть дела Белов. -- Мои ребята  обедают  в городе,  все  спокойно,
никого не  трогают, и вдруг на них по полной программе накатывают Маски-шоу,
вывозит в лес и ставят под автоматы. Это что такое?...
     -- Да что ты говоришь?! -- с издевательским сочувствием покачал головой
Тучков. -- И чем кончилось?.. Ребятки-то твои целы?
     -- Ребята живы, слава Богу, -- Белый кивнул и многозначительно добавил:
-- Но не целы.
     --  Ну ничего, до свадьбы заживет, -- с  беспечной улыбочкой отмахнулся
полковник. -- Дело молодое...
     Сашу этот цирк начал  выводить из  себя. Он напрягся, подался вперед, в
его голосе зазвенел металл:
     -- Вопрос в том, с какой это стати Маски-шоу  накатывает на ни в чем не
повинных людей?! -- ледяным тоном отчеканил он.
     Игривая улыбочка сползла с губ офицера. Он жестко, в упор  посмотрел на
гостя. Саше стало не по себе, но этот взгляд он выдержал.
     -- Раз ты такой умный, может, сам доедешь? -- сухо спросил Тучков.
     Белый медленно покачал головой:
     -- Нет уж, лучше ты объясни.
     Полковник достал из пачки сигарету и тоже закурил.
     -- А говоришь -- бросил, -- заметил Белов.
     Совершенно  неожиданно  это   невинное  замечание  окончательно  вывело
полковника из себя. Он резко встал и горою навис над столом.
     -- Ни черта я тебе объяснять не намерен! -- гневно отрубил он. -- Но ты
запомни, что ты бандит, а я офицер... А ты приезжаешь ко мне и начинаешь тут
права качать! Ты что, совсем страх потерял?! -- разошедшись, полковник почти
кричал.  -- Или думаешь, что некому  вас всех на место поставить? Да я  вас,
волков, давил, давлю и  буду давить, понял?!.. Будь моя воля -- ты бы отсюда
прямиком на Петры поехал! И это в лучшем случае!..
     Закончив  свою  неистовую  тираду,  Тучков  опустился на стул и  нервно
затянулся.
     -- Ну, в общих чертах намек ясен, -- невозмутимо кивнул Белов.
     -- Ничего тебе не ясно, -- с холодной яростью возразил полковник. -- Но
слова мои ты как следует запомни. И лоб на всякий случай зеленкой помажь.
     Белов  помолчал, переваривая  услышанное.  Особенно ему не  понравилась
последняя  фраза -- насчет лба  и зеленки. Такими  угрозами  серьезные  люди
обычно  не бросаются. А  командир СОБРа  полковник Тучков  был,  без  всяких
сомнений, весьма и весьма серьезным человеком.
     В принципе,  разговор был закончен, но  Белову очень  хотелось оставить
последнее слово за собой. И тут он вспомнил о крестике Космоса.
     -- Пусть твои  хищники вернут  крест, -- упрямо насупившись, потребовал
он.
     -- Какой тебе еще крест? -- раздраженно спросил полковник.
     Саша взял лист бумаги и стал быстро рисовать по памяти затейливый витой
крестик друга.
     -- Православный. Вот такой примерно. Не найдут, приеду с адвокатами, --
он пододвинул  Тучкову  листок и,  остановив на  нем мрачный  взгляд,  веско
добавил: -- Поломали вы моих ребят, Сан Саныч. Сильно поломали...
     -- Не дразни,  Белов, -- полковник  встретил  его  взгляд взглядом  еще
более твердым и холодным.
     Несколько  секунд  они  молчали,  напряженно буравя друг друга глазами.
Белову  снова  стало не по себе, по позвоночнику пробежал озноб, и он нехотя
опустил глаза.  Только тогда Тучков взглянул на рисунок. Он нахмурился, снял
телефонную трубку и коротко приказал:
     -- Горюнов, Мосина ко мне...
     К немалому удивлению Белова, пропажа  нашлась очень быстро -- Саша едва
успел выкурить  еще одну сигарету. Зажав  в кулаке  свой  трофей  -- золотой
крестик Космоса на порванной цепочке, -- Белый направился к выходу.
     Увидев в  дверях  Белова,  Макс  облегченно  вздохнул и  распахнул  ему
навстречу дверцу. Саша уселся в машину, тут же достал свой мобильник, быстро
набрал номер.
     -- Сейчас поедем... -- кивнул  он  Максу и  переключился на телефон. --
Пчела,  это  я...   Да  нормально,  потом  расскажу.  Ты  что,  кривой  уже?
Заканчивай, завтра с утра займешься чисткой по Фонду. Да, все бумаги, вообще
все по  полной  программе...  Ну, созвонимся  еще. Больше не пей, понял? Ну,
пока.
     Отбившись,  Белов тут же  набрал новый номер.  Сидевший как на  иголках
Макс  то и дело  озабоченно поглядывал через  плечо на  бойцов  в камуфляже,
куривших у входа в здание.
     -- Может, отъедем? -- предложил он.
     --  Сейчас...  --  буркнул  Белый  и  попросил  в  трубку:  --  Виктора
Петровича, пожалуйста... Белов... Хорошо, спасибо... -- он  выключил телефон
и бросил Максу: -- Есть хочешь?
     -- Да можно бы уже, -- пожал плечами тот.
     -- Тогда поехали в Серебряный Бор.



     В клубе  Макса провели в общий зал  --  там для него  накрыли  обильный
стол. Под  присмотром трех громил из охраны Зорина он с энтузиазмом принялся
за еду. После нервотрепки на Большом  Каретном аппетит у него был прямо-таки
зверский. А за стеной, в бильардной, беседовали Виктор Петрович и Белов.
     -- Я так понимаю, что это сверху шлюзы открыли, -- с крайне озабоченным
видом  излагал свою  версию произошедшего  Саша.  -- Пошел сквозной накат --
через меня на тебя. Сто пудов, сейчас и Фонд затеребят...
     Слушая  его, Виктор Петрович в задумчивости ходил с кием вокруг  стола.
Причем  по его виду никак нельзя было догадаться, что  его волнует больше --
наезд на Белова или неудачное  расположение шаров  на столе. Сашу,  понятное
дело, это раздражало.
     -- Само собой, -- довольно безразлично согласился Зорин.
     -- Так надо что-то думать! --  сердито воскликнул Белов. -- А то вы там
под  ковром  как бульдоги  грызетесь, а  мне по  башке долбят.  Мне  это  не
нравится, понимаешь?..
     --  Ну,  Саш... -- с  улыбкой развел руками Виктор Петрович. -- И будут
долбить. А ты чего хотел?
     -- Я хотел нормально работать, -- отрубил Белый.
     --   В  РОССИИ  нельзя  нормально   работать.  В  РОССИИ  можно  только
выживать... -- с шутливой назидательностью покачал головой Зорин.
     Он  наклонился  к  столу  и  нанес аккуратный удар.  Оранжево-белый шар
медленно  покатился  к центральной лузе, но его перехватила  рука Белова. Он
подбросил шар на  ладони  и с  вызовом посмотрел на своего партнера. "Хватит
ломать  комедию, дело  серьезное!" --  говорил  его тяжелый  взгляд.  Виктор
Петрович вздохнул и положил кий на стол.
     --  Ладно, цэу будут такие,  --  сухо  сказал он. -- Срочно разберись с
бухгалтерией  Фонда. Сверни  все  проблемные операции.  Сам ложись  на  дно.
Охрану по максимуму. Куда поедешь, всем сообщай. А еще лучше -- вози с собой
адвоката. Ну, меня-то им все  равно  не  свалить,  -- самодовольно улыбнулся
Виктор  Петрович, --  а вот  по  тебе  могут  так долбануть,  что  костей не
соберешь!
     Белый ответил ему хмурым взглядом из-под бровей. Он все понял  -- Зорин
опять отказывал ему в помощи. В который уже раз хитрый и осторожный чиновник
"великодушно" оставлял  своего партнера  наедине с его проблемами! В который
раз боялся сделать для него хоть что-нибудь! В который раз равнодушно уходил
в тину, скользкий и изворотливый, словно угорь!..
     "Вот гнида!.." -- подумал Белов.
     Он холодно кивнул и, не попрощавшись, вышел из комнаты.



     Из Серебряного Бора Белов поехал в офис и до вечера занимался бумажными
делами  --  кое-что, от  греха подальше,  нужно было подчистить  сегодня же.
После этого ему стало легче, тягостные предчувствия понемногу рассеялись, и,
наоборот, окрепли предположения, что  все случившееся  с  Пчелой, Космосом и
Шмидтом -- всего лишь идиотская инициатива неугомонного полковника Тучкова.
     По дороге домой Саша задумался об Ольге. В последнее время он частенько
думал о ней, потому что в их семье давно уже было неладно.
     Все началось со  взрыва Филевского "мерседеса".  Хотя,  безусловно, все
началось  еще  раньше  --  с его романа  с артисткой, но Белову не  хотелось
думать, что  первопричиной  затяжного  кризиса в  отношениях с женой стал он
сам. Ему было удобнее полагать,  что все началось со  злосчастного взрыва на
набережной -- и, размышляя  о своих  семейных неурядицах, он всегда искал их
истоки в  событиях  того рокового дня. А точнее  -- в тех  из них, в которых
оказалась замешана его жена.
     Порой он и  сам удивлялся  тому,  насколько  сильно  повлияла  на  него
история  спасения  Пчелы Ольгой.  Вспоминалась  и  ее  злость,  и,  конечно,
оплеуха,  полученная от жены в кабинете главврача. Но все  же главная заноза
было в Пчеле.
     Стоило Белову вспомнить  тот  страшный  день,  как  его мысли  начинали
плестись по одному и тому же заезженному маршруту.
     Почему Пчела  в той пиковой  ситуации  обратился  за помощью  именно  к
Ольге? Не к нему, Белову, не к Космосу, которых он  знал с  детства, а к его
жене, с которой он и виделся-то не чаще раза в месяц? Или все-таки чаще? Что
между  ними было такого, что позволило Пчеле искать спасения у  Ольги? И  не
был  ли Саша слеп, видя  в отношениях друга и жены только дружбу  и  обычную
человеческую симпатию?
     Эти и  подобные им вопросы  въелись  в его мозг  намертво  -- как ржа в
потерянную в луже подкову.
     Тогда, по горячим  следам,  говорить  о  своих подозрениях с Ольгой или
Пчелой  Белый, понятное дело, не стал. А вот с  Максом побеседовал -- сугубо
конфиденциально и весьма осторожно. Охранник, несколько  лет не отходящий от
Ольги ни на шаг, клялся и божился, что Сашина ревность абсолютно беспочвенна
--  за  все эти  годы  ни  разу, кроме  случая  с аптекой, Пчела и  Ольга не
встречались наедине. Впрочем, от заверений Макса толку оказалось  немного --
подозрений Белова они не развеяли.
     Выхода  было два. Либо собраться  и  навсегда выкинуть  черные мысли из
головы, либо откровенно поговорить с женой. Плохо было то,  что Белов не был
в  состоянии  сделать ни  того,  ни  другого.  Подозрения его,  похоже,  уже
переросли в разряд хронических,  а на прямой разговор с Ольгой он тоже никак
не мог решиться. И на это у него были причины.
     Раньше, во время своего затянувшегося романа с Анной,  Белов обращал на
Ольгу мало внимания, а после покушения  он как-то сразу и вдруг заметил, как
сильно  изменилась  его жена. Ольга  стала более самостоятельной, жесткой  и
отстраненной. Как мало осталось в ней от  романтической девушки со скрипкой!
Видимо, решил тогда Белов, та жизнь, которую вел он, наложила свой отпечаток
и  на Ольгу.  Если  это  и  в самом деле было так, то  в  тех переменах, что
произошли с Ольгой, виноват был только он сам.
     Джип мягко покачивался на неровностях московских дорог. Белов откинулся
на спинку и отвернулся к окну.
     "Да,  девушка  со  скрипкой,  куда  же ты подевалась?.."  --  рассеянно
подумал он.
     Скрипка...  Саша постарался  припомнить, когда  же  он в  последний раз
видел  инструмент в руках жены, и  не смог этого сделать. Вероятно, это было
еще  до рождения Ваньки. Белов прикрыл глаза и попытался представить прежнюю
Ольгу -- такую, какой она была, например, на памятном академическом концерте
в консерватории.
     Без  труда  вспомнился   Рахманиновский  зал,  сцена,  немногочисленные
зрители...  Вспомнил  он  и  Олино  темно-синее  платье  с  белым  кружевным
воротником, и  блестящие  лакированные  бока скрипки.  Вот только вместе,  в
единую  картину,  все  это никак не  складывалось.  В памяти  снова  всплыло
разъяренное лицо жены в кабинете глав-врача, ее злобно-презрительный взгляд,
жесткий голос...
     И  вдруг   --   картинка  сложилась!  Белову   поразительно   явственно
представилось: сцена, тонкая девичья фигурка в синем платье, вот только лицо
у Ольги было злым, а вместо скрипки она прижимала к плечу... автомат!
     Белов  даже вздрогнул  от неожиданности. Он  помотал  головой,  отгоняя
нелепую  и  страшную  картину, и  задумался.  Да, с семьей  надо было что-то
срочно решать. Вскрыть  этот нарыв, пока он вконец не отравил жизнь и Ольге,
и ему!
     Саша  решил  -- больше он  не будет  откладывать неприятный,  но крайне
важный разговор с женой. Он  велел Максу остановиться, купил роскошный букет
для Ольги, а заодно и огромного, чуть ли  не в человеческий рост,  плюшевого
льва для сына.
     К  моменту,  когда  джип въехал в гараж загородного дома  Беловых, Саша
настроился на предстоящий  разговор, успокоился и убедил себя, что все будет
хорошо.
     -- Что-то жрать стал много, -- выйдя из машины, Макс озабоченно  кивнул
на  широкий  капот  джипа.  --  Завтра  спецурика  привезу,  пусть  форсунки
почистит.
     --  Ну  что,  может,  у  меня  переночуешь? -- без  особого  энтузиазма
предложил ему Белов, вытаскивая с заднего сиденья цветы и огромную игрушку.
     -- Нет, Сань, поеду, -- покачал головой охранник. --  Минут через сорок
дома буду.
     -- Ну  давай,  пока, -- Саша  перехватил льва  поудобней и пожал  Максу
руку.
     -- Во сколько завтра?
     -- Давай часов в девять...
     -- Ладно, -- Макс направился к выходу из гаража.
     -- Ворота не забудь закрыть! -- крикнул ему вслед Белов.
     -- Нет, блин, забуду!
     -- Смотри у меня!.. -- засмеялся Саша и вошел в дом.
     По витой  лестнице он стал подниматься на второй  этаж. Представил, как
обрадуется завтра подарку Ванька и беззвучно засмеялся.
     -- Я на солнышке лежу и ушами  шевелю... -- чуть слышно напевал он себе
под нос слова детской песенки.
     Ступая тихо,  чтобы  не  разбудить  жену и  сына, Саша подошел к  двери
детской, осторожно заглянул в  комнату.  В окна падал неверный лунный  свет.
Прислушавшись, Саша сделал шаг к детской кроватке -- и увидел, что сына  там
нет. Он растерялся.
     -- Ваня!.. -- осторожно позвал Белов.
     Тишина.  Сашу  вновь  охватила  тревога  --  какая-то  иная,  никак  не
связанная ни с  СОБРом, ни с  Фондом. Швырнув льва под ноги,  он  бросился в
спальню жены.
     -- Оля! -- крикнул он уже в полный голос.
     В  спальне  тоже  было  пусто.   На  аккуратно  застеленной  широченной
супружеской кровати  одиноко лежала сложенная газета -- та самая,  с крупной
фотографией убитого Кордона на первой полосе.
     Ему  все  сразу  стало   ясно.  Нарыв  лопнул,   так  и  не  дождавшись
хирургического вмешательства.
     Озадаченный Белов спустился в холл и рухнул в кресло. Какое-то время он
не  двигался,  запрокинув  голову на спинку и упершись взглядом  в  потолок.
Потом запустил руку в карман пальто и достал трубку мобильника.
     --  Пчела, привет. Протрезвел?.. Это самое... -- Саша замялся, ему было
неловко, стыдно. -- Ты один?.. А  что делаешь?  И кто выигрывает? Ну  давай,
болей-болей... Да, бумаги завтра. Угу... Все, пока.
     Тут  же,  без  перерыва, он  набрал  другой номер. Звонок прозвучал  на
старой даче Олиной бабушки.
     Ольга шагнула к аппарату и вдруг остановилась, поняв -- кто это звонит.
Она повернулась  к бабушке  и  показала ей глазами на телефон. Та  понимающе
кивнула и с воинственным видом подняла трубку.
     -- Алло!
     --  Елизавета Андреевна? Доброй ночи, --  Белов  изо всех сил  старался
говорить ровно, спокойно. -- Это Саша. Простите за поздний звонок.
     Оля с Ваней у вас?
     -- Оля Ваню укладывает, -- сурово сдвинув брови,  ответила старушка. --
Если что-то хочешь ей сообщить -- говори, я передам.
     -- А Олю можно?
     --  Она не хочет  с тобой говорить. И я,  между прочим, тоже не имею ни
малейшего желания, -- не удержалась от колкости бабушка. -- До свидания.
     --  Алло! -- рявкнул  Саша в трубку, но оттуда уже  доносились короткие
гудки отбоя.
     Он опустил руку с телефоном и с досадой пробормотал:
     -- Ну все не слава Богу!.. Куда ж ты, маленькая моя?..



     Положив  трубку,  Елизавета Андреевна бросила на  Олю косой, осторожный
взгляд. Та нахмурилась и отвела глаза.
     -- Ну,  что  будем делать? -- спросила бабушка. Ольга не ответила, она,
опустив голову, разглядывала лежавший на столе атлас звездного неба.
     -- Слушай, бабуль, а где тут  у нас  Альфа Центавра?  -- вдруг спросила
она. -- Вот эта?
     Бабушка надела очки и склонилась к карте.
     --  Нет... Погоди, где же она... А, вот! -- ее палец показал на крупную
точку в облаке Млечного пути.
     Ольга взяла карандаш, обвела  звезду кружком на  манер мишени и с силой
вонзила  грифель  в  самый  центр. Бросив  сломанный карандаш  на стол,  она
стремительно вышла из комнаты.
     Перепуганная Елизавета  Андреевна,  ровным  счетом ничего  не  понимая,
растерянно смотрела то вслед внучке, то на испорченную карту.



     Утром Белов  приехал на дачу. Обе машины -- свою и охраны -- он оставил
за  поворотом,  а сам с букетом  хризантем пошел  вдоль  забора  к  знакомой
калитке старой Олиной дачи.
     В палисаднике, за зарослями малины,  Ваня играл  с каким-то  мальчиком.
Саша остановился и пригляделся. На расчищенном  от снега асфальтовом пятачке
дети катали  машинки.  Ваня -- радиоуправляемый багги, соседский мальчик  --
обычный грузовичок,  груженный  кубиками. Вдруг  багги  вильнула в сторону и
ударила грузовик в бок. Обе машинки перевернулись. Ваня с воинственным видом
упер кулаки в бока и, нахмурясь, выпалил:
     -- Все, браток, мое терпение лопнуло! Ты попал, понял?!
     -- Вань, ты же в меня сам врезался... -- растерянно ответил мальчик.
     -- Имею право, -- возразил Белов-младший. -- Это моя поляна!
     Саша  вслушивался  в  разговор  детей,  не  зная,  как  реагировать  на
необычное для него поведение сына.
     -- Будешь теперь работать на меня, -- продолжал наезд Иван.
     Мальчик, собирая вывалившиеся из грузовичка кубики, предложил:
     -- Ну хочешь, я тебе дом построю...
     --   Не   дом,    а   дворец,   --    потребовал    Белов-младший.   --
Большой-пребольшой, как у дяди Космоса.
     Несколько смущенный  увиденным, Саша обошел площадку с играющими детьми
и, перемахнув через штакетник, направился к дому.
     Он открыл дверь и шагнул в тесный тамбур. Прямо перед ним,  в кладовке,
копошилась Олина бабушка. Не разгибая спины, она попросила:
     -- Оля, прикрой дверь, дует.
     Белов  закрыл дверь в кладовку и, подумав, припер  ее стоявшей в уголке
лопатой.  Разговор  с  женой  предстоял  непростой,  и  вмешательство  вечно
агрессивно настроенной Елизаветы Андреевны ему было совершенно ни к чему.
     Взбежав по лестнице на второй  этаж, он столкнулся в дверях с женой. От
неожиданности Ольга вздрогнула, но тут же взяла себя в руки.
     -- Где Ваня? -- холодно и жестко спросила она вместо приветствия.
     "Да, -- подумал вдруг Белов.  -- Пожалуй, "калаш" ей и вправду был бы к
лицу..."
     --  Гуляет, -- миролюбиво кивнул он  в сторону  окна. -- Братков  своих
разводит.
     --  Ты  его  заберешь  только  через мою  голову,  -- сердито  зыркнула
исподлобья Ольга.
     -- Не волнуйся, ты  мне живая  нужна.  Это  тебе,  --  он протянул жене
букет.
     Не взглянув на цветы, Оля отошла к окну и убедилась, что Ваня на месте.
     -- Зачем ты  приехал? -- обернулась она к мужу  и  с сомнением покачала
головой. -- Саш, я же не в игрушки играю. Я совсем ушла.
     Вслед за женой Саша вошел в комнату, бросил хризантемы на диван.
     -- Давай не будем обострять, -- попросил он.
     -- Куда уж дальше!  --  хмыкнула Ольга. Саша  заметил  открытую  крышку
пианино.
     "Неужели играла?" -- удивился он.
     -- Помнишь, ты  меня  учила? Этот... Шопен,  да?..  --  Белов  шагнул к
инструменту  и  негнущимися  пальцами  взял  несколько  неловких,  фальшивых
аккордов. -- Так  и не научился... --  грустно заметил он и аккуратно закрыл
крышку.
     Жена молчала, снова отвернувшись к окну.
     -- Оль, но  почему именно  сейчас?.. -- мягко спросил Саша, приобняв ее
за плечи.
     Ольга высвободилась из его рук и строго взглянула в глаза мужа.
     -- Потому что... -- она на миг запнулась, подбирая слова, -- потому что
я оказалась внутри твоих  черных схем.  Потому что, если б не я, ты  убил бы
своего друга. И опять же, если б не  я, ты не убил бы Кордона. Как по-твоему
-- нормально получается?!..
     -- Оля, ты все сделала правильно... -- убежденно сказал Белов.
     -- Да!.. --  перебила его  Ольга. -- Саш, самое ужасное,  что -- да. Но
дальше-то мне что делать?
     --  Оля, ты же  понимаешь -- это  правила, по  которым  я существую, --
Белов раздраженно повел плечом. -- Я обязан был все это провести.
     -- Правильно,  обязан,  -- снова согласилась Ольга. --  По  понятиям ты
прав. Но я-то здесь при чем?
     Белов не выдержал и задал главный из мучивших его вопросов:
     -- У тебя кто-то есть?..
     Ольга молча усмехнулась -- непонятно чему.
     --  Я спросил -- у тебя есть  кто-нибудь?!  -- повысив  голос, повторил
свой вопрос Белов.
     -- Не волнуйся, одна не останусь! -- с вызовом ответила жена.
     --  Та-а-ак...   --  медленно   закипая,   протянул   Белый.  --  Очень
интересно... И кто этот счастливый кандидат? Уж не Витя ли Пчелкин?!
     Ольга не ответила, опустив при этом глаза.
     -- Ну давай, продолжай, не бойся! -- напирал Белов. -- Я слово себе дал
терпеть.
     -- А не вытерпишь -- ударишь? -- вскинула голову Ольга.
     -- Я хоть раз тебя пальцем тронул?
     Она пристально взглянула в его глаза и с горечью покачала головой:
     -- За последний месяц -- ни разу...
     Белов растерялся, хотел немедленно возразить и вдруг с удивлением понял
--  а жена-то права!..  "Е-мое!.. -- смятенно подумал он.  -- Так  что  -- в
этом-то все и дело?.."
     --  Вот так, да?.. -- сконфуженно буркнул он  и,  обняв Ольгу за талию,
силой привлек к себе.
     Она уперлась в его грудь руками и возмутилась:
     -- Оставь меня!.. Глупо, Саш, причем здесь это, ну?!..
     Белов как не слышал -- лез напролом, тянул губы, пытаясь ее поцеловать.
     Оля поморщилась и отвернулась.
     И тут его будто прорвало  -- одним  рывком  он сдернул с жены  кофту и,
подхватив ее на руки, бросил на диван.
     -- Не надо, Саша! Больно! -- закричала Ольга, извиваясь в его руках. --
Я не хочу! Прекрати!
     Слышишь!
     Но  Белого  уже было  не остановить.  Словно обезумев,  он  всей массой
навалился на жену. Ольга отбивалась как могла, но муж был явно сильней.
     Шум  наверху  услыхала бабушка.  Она  ткнулась  в  дверь  и поняла, что
заперта. Не понимая, что происходит, она обеспокоенно позвала:
     -- Оля, Ванька меня запер! Оля, ты с кем там?!
     Оля!.. Кто там?!..
     А  Белов уже  заломил  жене руки за голову и задрал подол  юбки. Ольга,
придавленная и распятая мужем, сопротивлялась изо всех сил.
     -- Не надо!! Да пусти ты!! Ненавижу тебя!! -- уже во весь голос кричала
она.
     -- Оля! Кто там? -- без умолку верещала в кладовке бабушка. -- Оля! Это
он? Господи! Милиция!
     Белый, слегка  приподнявшись, дрожащей рукой пытался расстегнуть ремень
на брюках.  Другой рукой он удерживал Ольгу,  скрученную в бараний  рог. Ему
оставалось совсем немного, чуть-чуть...
     И тогда, уже  почти смирившись  с неотвратимым,  раздавленная унижением
Ольга безутешно и страшно зарыдала.
     --  Оставь меня...  -- содрогаясь от  слез,  беспомощно и жалко просила
она. -- Ну, пожалуйста, Саша, оставь меня...
     Белов замер. Он вдруг  словно увидел их  обоих  со стороны  и ужаснулся
увиденному. Он отпустил рыдающую Ольгу и обхватил руками голову:
     -- Бред... -- опустошенно пробормотал он. -- Вот бред...
     Ольга,  прижимая к груди обрывки одежды, прятала в них  мокрое  от слез
лицо.
     --  Уйди... -- прошептала она,  давясь слезами.  --  Очень тебя  прошу,
уходи.
     -- Сейчас, -- буркнул еще не пришедший в себя Саша.
     -- Да уйди же ты,  господи!  -- задыхаясь от  стыда и  боли, взмолилась
Ольга.
     -- Оля! Оленька, не молчи! -- надрывалась  внизу  бабушка.  --  Ой, мне
дурно будет! Милиция!
     Белов  тяжело поднялся, подобрал с пола  брошенную в горячке куртку  и,
опустив голову, вышел из комнаты.
     Стоило ему уйти, как слезы на глазах Ольги тут же высохли. В мозгу одна
за  другой вспыхнули  две мысли.  Первая --  испуганная: "Он заберет Ваню!".
Вторая -- полная  досады и раскаянья: "Черт бы  нас  обоих побрал! Так ждала
этого разговора, так надеялась -- и..."
     Гонимая этой мыслью, Ольга накинула на плечи халат и бросилась вслед за
мужем. "Он вернется, -- лихорадочно думала она. -- Должен вернуться! Ведь мы
так ни о чем и не поговорили..."
     А Саша, сбежав вниз по лестнице, отбросил в сторону лопату, подпиравшую
дверь в кладовку и выскочил наружу.
     Навстречу  Ольге  вместо  раскаявшегося  мужа  бросилась   перепуганная
бабушка.
     -- Мерзавец!  Негодяй!  Бандит!..  --  задыхаясь от  пережитого  ужаса,
сыпала проклятия бабушка. -- Оленька! Что он с тобой сделал?!
     -- Ну что ты вечно лезешь ко мне?! -- вдруг вытаращив глаза, заорала на
нее Ольга. -- Иди вон в  комнату к себе! И Ваню домой!  Достала  уже!.. -- в
ярости прошипела она сквозь зубы и побежала наверх.
     --  Господи...  -- беспомощно прошептала Елизавета Андреевна, опускаясь
на ступеньки...



     Выскочив из дому, возбужденный Белов подхватил Ваню на руки и порывисто
прижал  к груди. На несколько секунд он  замер, не в силах выпустить сына из
рук, потом осторожно опустил его на землю и потрепал по голове.
     -- Будь умником и не  обижайте друг друга... --  глухо сказал  он Ване,
повернулся к другому мальчику и тоже ласково потрепал его  по плечу.  -- Ну,
пока!..
     Белов выпрямился и направился к калитке.
     -- Пап, а ты когда приедешь? -- крикнул ему вдогонку Ваня.
     -- Скоро,  родной, скоро!.. -- Саша  обернулся, взмахнул рукой и быстро
зашагал к машинам.
     От всего  случившегося во  рту остался мерзкий железистый привкус. Саша
плюнул  от досады под ноги. Все вышло совсем не так,  как задумывалось.  Его
визит  не принес  никаких результатов, похоже,  наоборот -- окончательно все
испортил.  Особенно стыдно ему было за свою  павианью выходку. Зажмурившись,
Белов чертыхнулся про себя и еще раз сплюнул на снег.
     Навстречу ему с мобильником в руке двинулся Макс.
     -- Саш, Виктор Петрович звонил, -- с ходу сообщил он.
     -- Кто? -- переспросил Белов, погруженный в свои невеселые мысли.
     -- Виктор Петрович. Я сказал, ты перезвонишь.
     -- Да  пошли  ты  его  на  хрен!.. --  раздраженно рубанул рукой воздух
Белый.
     -- Саш... -- один из охранников показал кивком ему за спину.
     Белов обернулся -- по  узкой улочке дачного поселка к  ним  приближался
милицейский  мотоцикл  с  коляской  с одиноким стражем порядка за рулем.  Не
доехав  до  них метров  пятнадцати,  мотоцикл зачихал  и  заглох.  Тщедушный
милиционер в бушлате не по  росту принялся судорожно дергать  ногой, пытаясь
оживить свою технику.
     "Бабка  вызвала!"  --  решил  взбешенный  Белов  и  кинулся   навстречу
мотоциклу.
     -- Ты меня арестовать  едешь?! Ну  давай, арестовывай!..  -- размахивая
руками,  истерически  кричал  он.  -- Видишь,  мне  страшно! Я,  блин,  тебя
испугался! Ну давай, придурок, хватай меня!
     Милиционер, вытянув шею,  настороженно  вглядывался в приближавшегося к
нему странного и явно неуравновешенного человека.
     -- Иди сюда!  Что  ты вылупился?! -- все злее  вопил Белов. -- Доставай
свои браслеты, чмошник!..
     Вдруг он осекся на полуслове и тут же расплылся в широченной улыбке.  В
седле  мотоцикла  сидел тот самый участковый, которого в далеком восемьдесят
девятом году они с Пчелой, удирая из-под обстрела, захватили в заложники!
     -- Лейтенант,  ты?! -- обрадованно  воскликнул Саша. -- Что, не узнаешь
меня? Е-мое!.. Ну смотри -- фас,  профиль, затылок... -- он юлой  завертелся
перед милиционером. -- Ну?!..
     -- Белов, что ли? -- неуверенно улыбнулся тот.
     -- Точно! -- восторженно  проорал Саша.  --  Блин!.. Вот встреча, а! Ну
поехали, составим протокол, хрен ли!.. -- он без приглашения полез в коляску
и  с необъяснимой радостью крикнул  своим опешившим  охранникам:  -- Братва,
меня приняли!..
     Ничего  не   понимающие  бугаи  в   полной  растерянности   следили  за
удивительной сценкой.
     -- Ну, поехали, поехали... -- повернулся Саша к Никитину.
     Лейтенант без особой надежды попытался завести мотоцикл, потом смущенно
вздохнул:
     -- Подтолкнуть бы...
     Саша тут же залихватски свистнул своей охране:
     -- А ну, братва, навались!..
     Мигом  подбежали охранники, уперлись в грязные бока мотоцикла и  легко,
словно игрушечный, покатили его по дороге.

     Этап на Север, срока огромные,
     Кого ни спросишь -- у всех Указ!..

     Это  в  полный  голос затянул  песню Белов. Глядя на  него,  милиционер
подхватил:

     Взгляни, взгляни в лицо мое суровое,
     Взгляни, быть может, в последний раз!..

     Никитин подтягивал все уверенней:

     А ты стоять будешь у подоконника,
     Платком батистовым слезу утрешь,
     Не плачь, не плачь, подруга моя верная...

     "Ты друга жизни еще найдешь!.." -- радостно вопили они хором.
     -- У вас ларек здесь  есть?  -- крикнул Саша сквозь немилосердный треск
заведшегося-таки мотоцикла.
     -- А?..
     -- Ларек, говорю, есть?!
     -- Есть, как не быть!.. -- закивал лейтенант.
     -- Тогда вперед! -- махнул рукою Белов.



     В тесной милицейской сторожке они расположились прямо за рабочим столом
Никитина.  Все  бумаги участкового перекочевали в  тумбочку, а на столешнице
разместился чуть ли не весь ассортимент поселковой палатки.
     -- Ну,  давай,  за встречу! -- поднял стакан Белов,  расположившийся  в
кресле хозяина кабинета.
     Они чокнулись и  выпили. Лейтенант потянулся к жестяной банке,  пытаясь
вилкой выудить оттуда маслину.
     -- Да что ты мучаешься! -- добродушно хмыкнул Белов. -- Пальцами бери!
     Никитин послушно отложил вилку, достал пальцами маслину и отправил ее в
рот.
     -- Слушай, а что это ты до сих пор в лейтенантах ходишь? -- спросил его
Саша. -- Начальство не ценит?
     -- Да меня  же после того случая,  -- ну, с вами, -- вообще  из органов
поперли...  --  чуть  смущенно улыбнулся  милиционер.  -- Четыре месяца  без
работы болтался, на хлебе и воде.
     --  Блин! А что ж  ты тогда  от  денег отказался, чудила?!  -- удивился
Белов. -- К тебе же приезжал человек с деньгами -- ты что?..
     Никитин достал из банки еще одну маслину и небрежно отмахнулся.
     -- Ну, отказался и отказался... Чего теперь вспоминать?
     --  Нет, ну  что ты, -- возразил Белов. -- Нашел бы нас, мы помогли бы,
елки...
     На столе зазвонил телефон, Саша без раздумий поднял трубку:
     -- Да... Никитина?..  Это ты, что  ли? -- прикрыв микрофон, спросил он.
-- Нет его, завтра звоните! -- отрезал Белов и бросил трубку на аппарат.
     --  А  я  тогда сначала  челноком заделался, -- продолжил свой  рассказ
лейтенант. -- В Польшу, в Турцию мотался, куртками кожаными торговал. Ничего
вроде было, женился даже... почти. А потом меня ограбили, башку проломили, в
больнице полгода провалялся. Выписался, а в стране совсем другие времена, да
и  страны  уже нет. Попробовал бизнесом заняться  и так,  блин,  влетел, что
ой-ей-ей!..  Квартиру,  машину  --  все  за  долги  отдал. Хреновый из  меня
коммерсант вышел... Жена, конечно, ушла...
     -- Уж это само собой, -- поддакнул Саша, поднимая стакан.
     Они выпили по второй, закусили.
     -- Потом в Сербии воевал, -- вспоминал Никитин.
     -- Да что ты! -- неподдельно удивился Белов. -- А за кого?
     -- За наших, -- просто ответил лейтенант. --  А после Сербии комитетчик
один,  сослуживец, помог в органах восстановиться. Сначала в Москве  служил,
потом сюда напросился, на старое место. А что, здесь спокойно...
     "Эка его помотало..." -- подумал Саша.
     От рассказа лейтенанта ему  стало  не по себе, ведь к  его искореженной
судьбе  приложил руку  и  он сам.  Избегая смотреть  на  Никитина, он достал
сигарету  и  похлопал  по  карманам  в  поисках  зажигалки.  Вдруг лейтенант
выхватил пистолет и поднес его к самому носу Белова.
     -- Никогда не наводи оружие на человека!  -- Саша  хладнокровно отвел в
сторону его руку.
     -- Да  это  зажигалка!  -- засмеялся Никитин. Он  нажал  на курок, и из
ствола выскочил крошечный язычок пламени. -- У подростков отобрал -- видишь,
чем детишки-то играют?.. В дверях появился Макс.
     -- Саш, извини. Подольские прозвонились... -- он  настороженно взглянул
на  милиционера,  но Белов еле заметно кивнул -- говори, мол.  --  Нашли они
этого банкира долбаного. Я "мерин" отправлю, пусть ребята смотаются?..
     -- Давай... -- кивнул Белый.
     -- На кабана похож, -- повернувшись к выходу, Макс ткнул пальцем в одну
из фотографий на "Доске почета".
     -- Так это он и есть, Макс! -- усмехнулся ему вслед Саша.
     -- А что за банкир-то? -- поинтересовался лейтенант.
     -- Да не бери в  голову...  -- поморщился Белов и взял стакан. -- Давай
-- за тебя!..
     Пару  часов  спустя веселье,  как  водится,  набрало обороты. Откуда-то
появилась гитара, и  Саша,  уже в  милицейской шапке-ушанке, развалившись  в
кресле, с энтузиазмом лупил по струнам.

     Вдоль дороги лес густой
     С Бабами Ягами,
     А в конце дороги той
     Плаха с топорами!
     Пел он с надрывом.

     --  Эх, раз, да еще  раз,  да еще много, много  раз!.  --  надсаживался
напротив  него  изрядно захмелевший  Никитин.  --  Сашка!  А давай  эту!  --
выкрикнул он. -- Где мои семнадцать лет?! На Большом Каретном!..
     Белов со смехом замотал головой и махнул на лейтенанта обеими руками.
     -- Не-не-не, только не эту! Вот давай лучше:

     Мне бы жизнь свою, как кинопленку,
     Отмотать на десять лет назад,
     Чтобы стала ты простой девчонкой,
     Чистой-чистой, как весенний сад!..

     Никитин тут же подхватил песню и, взяв на манер эстрадных  погремушек в
одну  руку пистолет-зажигалку,  а в  другую -- табельный "Макаров", принялся
отплясывать посреди комнатушки.
     В кабинет вошел Макс. Он присел к столу и начал выгружать из объемистой
сумки новые  бутылки и банки.  Саша отложил гитару, плеснул в  стакан водки,
протянул его охраннику.
     -- Макс, выпьешь?
     -- Саш, ты же знаешь -- я не пью.
     --  Вот,  Витек,  какая  у  меня  охрана!  --  с  пьяной  хвастливостью
воскликнул Белов. -- Не пьют, не курят, понял?! Ну, Макс, что нового?..
     -- Пацаны отзвонились -- с  банкиром все в поряде,  -- деловито доложил
Макс. -- Еще Виктор Петрович три раза звонил... Что хоть ему сказать, Саш?..
     Белов поморщился:
     --  Ой, ну нет  меня, на Луну улетел. Все, у меня День пограничника! --
он чокнулся с Никитиным и выпил.
     -- Саш, День пограничника -- летом... -- возразил охранник.
     Саша помотал головой, усваивая выпитое, и с уморительной беспомощностью
развел руками:
     -- Ну что ж поделать?! Вот такое хреновое лето, Макс!..
     --  Да,  еще  этот паренек,  режиссер с Мосфильма,  звонил, -- вспомнил
Макс.
     -- Что надо?
     -- Деньги на кино просил, что ж еще?
     --  Дадим, какие проблемы?  -- кивнул Саша. -- Творцам надо помогать...
Все?..
     --  Угу... Ладно,  я  в  машине.  --  Макс  поднялся,  окинул  взглядом
прокуренное помещение. -- Окошко открыть?
     -- Не, мы и так задохнемся, -- ухмыльнулся Белов.
     Макс  вышел.  Саша задумчиво посмотрел  ему вслед. Помолчал,  о  чем-то
невесело размышляя, потом повернулся к осоловевшему Никитину.
     -- Лейтенант, а ты Валеру Филатова помнишь? --  вдруг спросил он. -- Да
должен  помнить!.. Ну?!  Боксер, актер,  каскадер...  Он  еще  в кино  много
снимался?!..
     -- Н-н-нет... -- медленно покачал головой Никитин. -- А что?
     --  Да  так... -- неопределенно пожал  плечами Саша. -- Понимаешь, ведь
все  могло быть иначе, лейтенант!.. Мог  быть и  большой ринг, и вулканы,  а
стало... Стало так, как стало. Обидно...
     -- Да уж, не вернешь... -- грустно пробормотал милиционер.
     Белов снова взял гитару и тихо, очень тихо, запел:

     Не жалею, не зову, не плачу,
     Все пройдет, как с белых яблонь дым,
     Увяданья золотом охваченнынный,
     Я...

     Вдруг голос его дрогнул беспомощно, сорвался, и он умолк, низко опустив
голову.
     --  Сань,  ведь  полжизни  уже  прошло... Полжизни...  --  чуть  слышно
промолвил Никитин.
     --  Извини, брат... Я... -- Саша шмыгнул носом  и  протянул  лейтенанту
руку, в его голосе  звенели слезы. -- Получается, что из-за меня вся жизнь у
тебя наперекосяк пошла. Ты меня прости, брат, прости...
     --  Да  я  не  в   обиде,   Сань...  --  Никитин  ответил  ему  крепким
рукопожатием. -- Нормальная жизнь, что ты...
     -- Все! Вот в  любой момент!.. -- с хмельной пылкостью обещал Белов. --
Я оставлю тебе свой мобильник -- звони... В любой момент! Все сделаю! Приеду
-- любому башку оторвем на хрен!.. Ты мне веришь?..
     Никитин кивнул и вдруг улыбнулся с загадочной хитрецой:
     -- Сань, а у меня для тебя сюрприз есть...
     -- Да ты что? Давай!..
     Милиционер  встал и, слегка пошатываясь,  вышел  в смежную  комнатушку.
Через минуту он  вернулся с какой-то мятой  бумагой.  Торжествующе улыбаясь,
Никитин, развернул ее перед Беловым.
     -- Узнаешь, а?
     Саша пригляделся и ахнул -- это была листовка из  серии "Их разыскивает
милиция" с его портретом. Та самая -- из восемьдесят девятого года.
     --  Е-мое!..  --  протянул  он, расплывшись в  улыбке. -- Ну и  рожа!..
Бли-и-ин... Вить, подари мне ее...
     --  Не-е-е...  --  ухмыляясь,  покачал  головой  чрезвычайно  довольный
произведенным эффектом Никитин. -- Не могу, это ж память!
     -- Ну дай на время, я ксеру сниму и верну.
     -- Да у  меня есть ксерокс... -- лейтенант вернулся в смежную  комнату.
-- Сейчас...
     --  Побольше сделай, -- Саша пошел за  ним следом. -- Штук пять...  Или
шесть...
     Он вошел в комнатушку, где стоял  ксерокс, и замер как вкопанный. Прямо
напротив  входа  висел предвыборный  плакат.  На фоне строящегося  дома  был
запечатлен мужчина  в белой строительной каске. Его улыбающееся лицо как две
капли воды было  похоже на фас сгинувшего в Чечне опера Володи. В довершение
всего,  словно  специально,  чтобы рассеять  все  сомнения  Белова,  поверху
плаката было крупно напечатано:
     "Он воевал. Теперь он строит. Голосуйте за КАВЕРИНА!"
     -- Тебе  сколько экземпляров?.. -- Никитин  повернулся  к Саше и увидел
его застывшее лицо. -- Что с тобой?
     --  Первый  раз  в  жизни  призрак  вижу,  --   совершенно  ошеломленно
пробормотал тот.
     Проследив за его взглядом, лейтенант повернулся к плакату.
     -- Ты что, знаешь его? -- спросил он.
     --  Трудно  сказать...  --   Белов  стремительно  трезвел.  --  А  куда
голосование?
     --  Да  в Думу довыборы, по  нашему  округу.  А что? Достойный мужик, с
биографией, -- пожал плечами Никитин. -- Тоже в органах служил, потом Чечня,
ранение, плен, госпиталь... Так тебе сколько экземпляров-то делать?
     Не сводя глаз с плаката, Белый медленно покачал головой.
     -- Ни одного.



     Закончив  бриться,  Владимир  Евгеньевич Каверин  обильно  смочил  лицо
одеколоном и  с  наслаждением  похлопал  себя своей  единственной  --  левой
ладонью  по щекам. Просторная ванная  наполнилась  терпким  ароматом ".Хьюго
Босс". Каверин улыбнулся и подмигнул своему отражению.
     Да, не зря он столько лет гнил в горах Чечни.  Не зря якшался со всяким
бандитским отребьем. Не зря стоял  на  карачках  во время намазов и бормотал
чужие молитвы. Все было не зря. Не будь всего этого --  не всплыл бы  он  из
небытия в Москве солидным бизнесменом.
     Не было  бы  этой шикарной квартиры, не  было бы немецкого протеза,  не
было бы  крепких  связей  и  внушительного  банковского счета.  И всемогущая
Контора не сделала бы на него ставку и не двинула бы его в депутаты.
     Последнее обстоятельство Каверину было особенно приятно. Еще бы -- ведь
в   подручные   ему  ФСБ  приставила   подполковника  Введенского.  Ситуация
трехлетней  давности  перевернулась  с ног на голову  --  теперь  его бывший
куратор  превратился  в  некое   подобие  мелкого  порученца.  Отдавать  ему
распоряжения, называть Леонидычем  и покровительски похлопывать  Введенского
по плечу доставляло Володе огромное, неизъяснимое удовольствие.
     Впрочем,  что там Введенский! Да и эта  надоедливая избирательная возня
-- все это было только началом! Планы Каверина простирались куда как далеко,
надо было только во что бы то ни стало влезть сперва в думское кресло.
     Каверин  еще раз  подмигнул своему отражению и принялся  натягивать  на
протез черную  лайковую перчатку. Протез,  что и говорить, был замечательный
-- металлические пальцы могли даже двигаться, -- и все  же каждый раз, глядя
на это устройство, он мрачнел от досады. Потерянная в Чечне рука -- память о
предательстве Белова -- была все еще не отомщена.
     Из кухни донесся до приторности ласковый голос жены Светланы:
     -- Володя, тебе кофе черный или с молоком?!
     "Сука,  -- без особой злости  подумал Каверин.  -- Кувыркалась здесь по
чужим койкам, пока я в этой долбаной Чечне парился!.."
     Он надел роскошный шелковый халат и, выйдя из ванной, сухо ответил:
     -- Черный.
     В  столовой был уже накрыт чайный столик, Света  наливала в  затейливую
фарфоровую чашечку дымящийся кофе. Не взглянув на жену, Каверин молча сел за
стол.
     -- Ты какой-то другой вернулся, -- с осторожной обидой посетовала жена.
-- Не обнимешь, не поцелуешь, с добрым утром не скажешь...
     -- С добрым утром, -- все так же сухо сказал Каверин.
     Он  развернул на столе утреннюю газету  и  принялся помешивать ложечкой
кофе. Света встала за его спиной, начала осторожно массировать мужу шею.
     -- Я знаю, -- невесело усмехнулась она. --  Ты меня не можешь простить,
да? Володь, но ведь у тебя за эти годы тоже были женщины?!..
     -- Нет, только мужчины, -- он ответил без всякой интонации, с абсолютно
каменным лицом, так, что  невозможно было  понять -- он говорит серьезно или
шутит.
     Света оставила его шею, села напротив и порывисто вздохнула:
     -- Послушай, ну давай  куда-нибудь уедем! Давай возьмем и просто уедем,
а?
     -- Хватит, наездился, все  только начинается, -- еле заметно усмехнулся
Каверин. Он сделал маленький глоток кофе и приказал: -- Подай сахар.
     Жена протянула ему сахарницу, пытаясь перехватить его взгляд.
     -- Зачем тебе это, Володя? Ну не представляю я тебя  в  политике, никак
не представляю. Что, мало тебя жизнь трепала?..
     --  Вот  именно, трепала, --  Каверин, наконец, поднял на  нее глаза  и
жестко припечатал: -- Пора теперь долги отдавать.
     Его  ледяной  взгляд  смутил  Свету,  она   опустила  голову  и  быстро
забормотала:
     -- Забудь  ты о  Белове, Володенька...  Христом  Богом прошу, забудь...
Ведь убьет...
     -- А  вот это мы еще  посмотрим -- кто  кого! -- оборвал ее Каверин. Он
взглянул на  свой протез  и неожиданно широко  улыбнулся:  --  Верно, черная
рука?!..
     И  тут  вдруг он  с низким звериным рыком  выбросил  руку  в перчатке к
самому лицу Светы. Та отпрянула  в испуге, а Каверин, довольно рассмеявшись,
пояснил:
     -- Шутка...
     Да, такие у него теперь были шутки...



     Неожиданная  встреча  с   призраком  Каверина   ошеломила  Белова.  Она
задвинула  на второй план и  все текущие дела, и  странный наезд на ребят, и
даже  болезненный разрыв  с женой. Несколько дней он не мог думать ни о  чем
другом, кроме как о своем внезапно ожившем враге.
     Разумеется, ему вспоминалась вся история  их непростых отношений, но не
только.  Белов  пытался  понять  --  как  и  почему  Володя  Каверин, с  его
полууголовным прошлым, оказался в  числе  кандидатов  в народные избранники.
Кто состряпал ему новую биографию,  кто снабдил средствами, и с  какой целью
все это было сделано?  Белов навел справки и узнал, что ближайшим помощником
и доверенным лицом  новоявленного политика  оказался другой его  знакомый --
Игорь  Леонидович  Введенский.  Картина прояснилась,  Саше  стало ясно,  что
Каверина в Думу двигает Контора.
     Как ни странно, но именно это обстоятельство  стало  для него  одним из
главных  раздражителей. Цинизм, с  которым лезли  во власть  его "приятели",
вывел  его из себя. И тогда он  впервые  всерьез задумался -- если это можно
Каверину, то почему бы не попробовать и ему? Вспомнились и  давние разговоры
с   люберецким  старшаком   Валентином  Сергеевичем  о  судьбе  гангстерских
синдикатов в Америке. Не настало ли время и ему, признанному авторитету Саше
Белому,  превращаться  в сенатора? Тем более что даже нынешнее его положение
--  вполне легального бизнесмена -- не защищало, как показал наезд СОБРа, от
произвола властей.
     Кроме всего этого было еще одно существенное соображение в пользу новой
авантюры. Если  дело выгорит,  сбудется давняя заветная мечта Оли --  ее муж
порвет  с криминалом.  И  Белов  действительно готов  был  пойти  на  это --
передать  все дела Пчеле и Космосу  и  целиком и  полностью переключиться на
новый, обещавший сказочные  перспективы проект. Конечно, его шансы на победу
в   выборной   гонке  были   неочевидны,   но  тем   интереснее  попробовать
добиться-таки своего!
     Словом, все  складывалось  одно  к  одному  -- и утереть  нос  "сладкой
парочке",  и   начать  новую  жизнь,  и  наладить  отношения  с   Ольгой,  и
позаботиться о своем будущем и будущем своей семьи. Обдумав и взвесив все за
и против, Белов решил -- он сделает это!
     Еще несколько дней  ушло  на то, чтобы  подготовиться  к  передаче дел.
Многое в их бизнесе  было завязано  лично на  Белова, и ему пришлось изрядно
попотеть,  чтобы предусмотреть  все  до мелочей. Наконец,  схема  управления
всеми делами Бригады --  и черными  и белыми  --  была готова, и Саша собрал
друзей на совет.
     В своем кабинете он повесил огромный лист ватмана -- плод своих трудов.
В  центре  листа  был  изображен  большой  кельтский   крест,   вокруг  него
располагались пчела,  стилизованный  Сатурн  с  кольцом, буква  Ф  и женская
фигурка рядом с ней.
     Схему  довершала  разветвленная система стрелок,  связывающих  основные
персоны  с  рисунками  автомашины, пачки  долларов, пистолета, многоэтажного
здания, цветка мака, элемента таблицы Менделеева А1,  загородного коттеджа и
многого  другого. От этих  значков, в свою очередь, также отходили стрелки к
кружкам с различными инициалами. Рядом со всеми стрелками стояли  цифры. Эта
паутина указателей  и стрелок и была  самым главным --  Беловскими  связями,
которые он намеревался передать друзьям.
     Пчела  с  Космосом  с  недоуменным  любопытством  рассматривали  Сашины
художества.
     -- Ну и что это значит? -- усмехнулся Кос.
     -- А это значит, что  с этого дня заправлять всеми нашими делами будете
вы! -- огорошил их Саша.
     Не дав друзьям  опомниться, Белов принялся за  комментарий своей схемы.
Разжевывать то, что им и так  было известно, Саша не стал. Он сосредоточился
только  на общих  принципах  управления  и распределения  доходов, а  потому
завершил свою лекцию довольно скоро.
     --  Значит так, братья,  что касается доли Фила, то  она по всей  схеме
неизменна.   Пчел,   ты   за   это   дело  отвечаешь.   Оружие,   транспорт,
недвижимость... Ну, и Тамаре долю. Разберетесь, в общем, да?
     Закончив, Саша склонил голову набок и отстранился от ватмана.
     --  Красота, а? Прямо Репин,  блин!..  --  рассмеялся  он. --  Две ночи
подряд рисовал, как дурак.
     Пчела подошел к схеме поближе.
     -- Я хорошо получился... -- заметил он.
     -- Так  я ж  с натуры, Пчелкин! -- усмехнулся Саша. -- Кстати, я только
сейчас понял, какую махину мы создали.
     Пристально разглядывая схему, Пчела с задумчивым видом почесал  макушку
и вздохнул.
     -- Красиво  --  это да, -- согласился он. --  Только  теперь все заново
раскидывать нужно?
     -- Ну так... -- развел руками Белов. -- Глаза боятся, руки делают...
     Космос поднялся с дивана и подошел к Саше.
     -- Сань, давай теперь начистоту, -- он исподлобья взглянул  на беспечно
улыбающегося Белова. -- Что это  все  значит? Ты что, просто так возьмешь  и
соскочишь?
     -- Ну,  во-первых, не просто так, -- покачал головой Саша. --  Моя доля
-- она  так и останется моей долей. А  во-вторых,  ты разве не рад?  Вы же с
Пчелой только этого и хотели. А, Пчела, ты рад?
     Тот смущенно улыбнулся:
     -- Да рад я, рад...
     Космос недоуменно покачал головой.
     -- Погоди, Сань, а ты сам-то чем будешь заниматься?
     -- Вы  смеяться  будете... --  лукаво  улыбнулся  Белов.  --  Меня Саша
Киншаков пригласил в кино сниматься -- на главную роль.
     Пчела с Космосом, действительно, прыснули со смеху.
     -- Фигню  сморозил... -- тоже  рассмеявшись, признался  Саша.  И  после
небольшой паузы  добавил: -- Ну а если серьезно... Есть, братья, у меня одна
идея. Есть.


     ЧЕРНАЯ PYKA



     По раздолбанным  улочкам  небольшого  подмосковного городка  с ветерком
летела кавалькада из трех черных иномарок. В первой -- новехонькой, шикарной
"бээмвухе" -- за рулем был Игорь Леонидович Введенский. Рядом с ним с важным
и  несколько утомленным видом сидел кандидат в  депутаты Владимир Евгеньевич
Каверин. Следом за ними ехала "вольво" с группой информационной поддержки  и
джип с охраной.
     Команда возвращалась со встречи с избирателями на местной птицефабрике.
Володя до сих пор недовольно фыркал,  вспоминая чудовищные ароматы,  которые
он  вынужден  был терпеть  битых  два  часа.  Он  долго отказывался от  этой
поездки,  но  педант  Введенский  сумел-таки  настоять  на  своем.  Пришлось
тащиться  в  эту  дыру,  хотя настроение  его,  ясное  дело,  было испорчено
напрочь.  Оживлялся  Каверин  только  тогда,  когда видел свои избирательные
плакаты. Тогда он пихал в бок Введенского и радостно восклицал:
     -- О! Глянь-ка -- я!..
     Игорь  Леонидович  искоса  поглядывал   на  надутого  Каверина  и  тоже
хмурился. Причиной его недовольства был сам Владимир Евгеньевич, а точнее --
его невыносимое  поведение. Похоже, этот пройдоха и авантюрист возомнил себя
пупом земли. Он обращался со своим бывшим куратором как со  слугой,  и самое
отвратительное  заключалось  в  том,  что  до поры  до времени  подполковник
Введенский вынужден был все это терпеть.
     Потом,  после  выборов, зарвавшегося  хама  с помощью вожжей компромата
быстро приструнят  и  стреножат, но пока  -- увы... Пока Игорь Леонидович  в
полном соответствии  с  полученным  приказом  своего фээсбэшного  начальства
добросовестно исполнял  все  хлопотные  обязанности по  ведению предвыборной
кампании такого ничтожества, как Володя Каверин.
     Машины выехали на  центральную  площадь  города  и  остановились. Здесь
Каверин  должен  был  пересесть  в машину  охраны  и  отправиться  домой,  а
Введенскому предстояло  еще  несколько встреч  с  нужными людьми в  районной
администрации.  Каверин   вышел  из   "БМВ",  протяжно  зевнул   и  похлопал
Введенского по плечу.
     -- Ну что, Леонидыч, я, пожалуй, поеду...
     --  Ну,  вообще-то,  я  должен   вас  еще  с  одним  доверенным   лицом
познакомить, -- мягко улыбнулся Игорь  Леонидович.  -- Но главное не это.  У
меня для вас сюрприз есть.
     -- Ты же знаешь -- я сюрпризов не люблю... -- нахмурился Каверин.
     -- Я, честно говоря, тоже, -- согласился Введенский, подумав: "А уж как
тебе не понравится этот!.."
     Он быстрым  взглядом  окинул  площадь,  словно искал  чего-то,  и  взял
Каверина под локоть.  Корректным, но  твердым движением он  развернул  его и
легким кивком головы указал куда-то вперед.
     -- Да вот, собственно... Взгляните.
     Каверин посмотрел туда, куда кивнул Введенский, и, пораженный, замер.
     На противоположной стороне площади стоял  большой, даже слишком большой
для этого городка, баннер. На  нем  был изображен серьезный, сосредоточенный
Белов.  Он смотрел в  объектив строгим взглядом,  сложив перед собой кончики
пальцев.  Под снимком шрифтом  "под рукопись"  был  набран  текст:  "Я НАУЧУ
ВЛАСТЬ ОТВЕЧАТЬ ЗА СВОИ ДЕЙСТВИЯ. Александр Белов".
     -- Твою мать... -- ошеломленно прошептал Каверин.
     --  Конкурент,  Владимир  Евгеньич,  --  не  без   злорадства   заметил
Введенский.
     Впрочем,  Каверин не обратил на его  тон никакого  внимания. Он вообще,
похоже, не  слышал своего помощника. Прямо по  лужам  он,  как завороженный,
шагал  прямиком  к  плакату  Белова. В  нескольких  метрах от  него  Каверин
остановился  и  поднес  к  глазам свой  протез.  Неживые  пальцы черной руки
медленно, с легким скрипом сжались в кулак. На его  скулах катались желваки,
а тонкие губы змеились в злой усмешке.
     -- Ну, сука, сам напросился... -- злобно прошептал он.



     Белов готовился к новоселью. Под свой избирательный штаб Саша снял офис
в новомодной стеклянной башне в  центре Москвы. Конечно, он мог разместиться
в любом из зданий  Фонда  (недвижимости в  Москве, слава богу, хватало), но,
определившись со своим участием  в  выборах, Белов решил  сразу  максимально
дистанцироваться от Бригады.
     При этом все  -- от  Виктора Петровича Зорина  до  последнего братка из
охраны -- были  абсолютно уверены, что это  всего  лишь обычный предвыборный
ход. О том,  что Саша уже  передал все свои дела, знали пока только Космос и
Пчела, но даже им не было известно главного -- того, что Белов действительно
решил кардинально изменить свою жизнь.
     Он, разумеется, не был настолько  наивен и глуп, чтобы  быть на все сто
процентов  уверенным   в   своей   победе.  Борьба  против  Каверина  с  его
"героической" биографией предстояла нешуточная, и Белов понимал, что ее итог
вполне  может оказаться  не в его  пользу. Но  сложность  стоящей  перед ним
задачи только подстегивала Сашу, его уже захватил азарт соревнования.
     Белов  с нетерпением  ждал  начала  схватки  со своим давним врагом,  и
причиной тому  была  не только  личность  его основного оппонента. Просто он
ясно понял -- будущего у Бригады нет, рано или поздно им всем прижмут хвост,
а  значит, настало время искать новые возможности и  новые пути. И даже если
ему суждено проиграть  Каверину, он сможет набраться необходимого опыта и со
второй попытки взять реванш.
     Вообще,  чем больше  он думал  о карьере политика, тем яснее понимал --
это  то, что  ему  надо.  Не в плане личных амбиций,  не с целью еще  полнее
набить  и без того тугую  мошну  и не для гарантий собственной безопасности.
Это, прежде всего, -- шанс хоть как-то изменить жизнь к лучшему.
     Да,  мир  устроен  несправедливо,   думал  Белый,  и  в  политике  тоже
полным-полно жулья и хапуг. Но если все  будут сидеть по  своим норам  и как
хомяки набивать щеки, жизнь никогда не  изменится к  лучшему. И  все  больше
вокруг будет несправедливости, бардака,  беспредела  и жестокости, а  ведь в
этом мире жить его сыну!..
     Такие мысли и ему самому порой  казались верхом наивности, но в глубине
души Саша  верил --  он  и в самом деле способен повлиять на окружающий мир.
Вот почему он ночи напролет  корпел  над книгами, просматривал кипы газет  и
часами не вылезал из Интернета. Он верил в свои силы  и готовился к грядущим
боям.
     В  новом офисе кипела  работа. Одни рабочие расставляли мебель,  другие
таскали коробки с новой оргтехникой, третьи распаковывали ее и подключали.
     Космос  настоял  на  самой  полной и тщательной  проверке помещения  на
предмет прослушки  и привел с собой специалиста по  этим делам -- тщедушного
рыжего очкарика  Антона, чем-то похожего на известного  мальчишку-актера  из
"Ералаша".
     Парень  сразу  взялся за  дело  --  нацепил  наушники,  подключил  их к
какой-то странной штуковине и принялся водить ею поверх панелей декоративной
обшивки  стен в будущем  кабинете  Белова.  За  его  действиями  с уважением
наблюдали Космос и Макс.
     Белов  с Пчелой нашли себе место потише --  они перебрались  в соседнюю
комнату и погрузились  в бумаги, что-то  вполголоса обсуждая. При этом между
ног Пчелы  стояла приоткрытая  коробка из-под  ксерокса, доверху наполненная
банкнотами.
     Рыжий  Антон  на  минутку  прервался  и  с  деловито-озабоченным  видом
повернулся к Космосу и Максу.
     -- Так, мужики,  запоминаем все, что нужно  делать, -- слегка заикаясь,
сказал он. -- Насчет  "жучков" я все здесь сейчас проверю. А вам  надо будет
проверять  всю сувенирную продукцию, которая приходит в здание --  блокноты,
ручки, брелоки, зажигалки...
     Кос тут же сунул ему свою зажигалку. Антон повертел ее в руках, откинул
крышку, заглянул в глазок горелки, зажег и вернул хозяину.
     -- Нормально, -- важно кивнул он и пояснил свои рекомендации: -- Просто
в любой мелочевке может быть передатчик. Батарейки ему хватает на полгода, и
шарашит он в радиусе двухсот метров.
     --  Макс, если что надо --  помоги,  -- распорядился  Космос и  пошел к
выходу.
     -- Да, Космос, еще  насчет  телефонов... -- окликнул его  рыжий.  --  Я
пришлю тебе людей -- все аппараты в офисе они поставят на защиту.
     Космос кивнул ему и  вышел в соседнюю  комнату --  туда, где за большим
столом для переговоров ждали завершения проверки кабинета Пчела и Белый.
     -- Полный пакет, пацаны, -- не удержавшись, похвастался он. --  Видали?
Проверено электроникой!..
     Космос  кивнул в проем  приоткрытой двери на  очкарика  Антона, который
успел взгромоздиться на стремянку и с самым серьезным видом обследовал стены
офиса слегка похожим на крышку от кастрюли детектором.
     -- Кос, ты про Джеймса  Бонда смотрел? -- скептически усмехнулся Пчела.
-- Там одному черту в глаз лазер вмонтировали.
     --  Причем  здесь  лазер?!  --  возмутился  Космос.  -- Антон у отца  в
институте  электроникой  занимался,  потом  работал   не  где-нибудь,   а  в
Федеральном  агентстве  правительственной   связи  и   информации,  понял?..
Девяносто  пять  процентов  гарантии  защиты от прослушки  --  это  тебе  не
хухры-мухры!..
     -- За такие бабки можно было бы и все сто, -- брюзгливо заметил Пчела.
     -- А сто тебе и Господь Бог не даст, -- Космос плюхнулся на диван рядом
с Белым и взгромоздил ноги на столик.
     -- А! -- недовольно поморщился Пчела, перелистывая какие-то  бумаги. --
Баловство все это...
     Саша и Космос быстро переглянулись. Космос фыркнул, Саша сдержался.
     -- Да ладно, перед выборами не помешает, -- примирительным тоном сказал
он и многозначительно  процитировал: -- "Скрой  то, что говоришь сам, узнай,
что говорят другие, и станешь подлинным Государем". Никколо Макиавелли...
     -- Слышь, ты, Никола, -- Пчела оторвался от документов и неодобрительно
покачал головой. --  Если  ты  так  с  избирателями  будешь разговаривать --
пролетишь, как фанера над Парижем. Проще надо быть,  тогда к  тебе потянутся
люди.
     -- Куда уж проще, еханный бабай?.. -- хмыкнул Саша.
     В двери переговорной  появился озабоченный Макс, не говоря ни слова, он
быстро подошел к Белову.
     -- Саша,  нас это... слушают, -- наклонившись к самому уху  Белова, еле
слышно прошептал он. -- Антон там на стене нашел заклепку...
     Все  сразу  вскочили на ноги  и гуськом,  на цыпочках прошли в кабинет.
Стоящий на стремянке Антон повернулся к подошедшим ребятам, приложил палец к
губам  и  показал  наверх. Там, под снятой панелью  декоративной обшивки,  в
верхнем углу стены  поблескивал  "жучок" подслушивающего  устройства. Саша с
усмешкой взглянул на  крайне  озадаченного Пчелу. В  ответ  тот лишь  развел
руками и молча сунул спустившемуся вниз Антону пачку зеленых банкнот.
     На  освободившуюся стремянку  тут  же  поднялся Белов.  Он  внимательно
осмотрел устройство и вдруг с мальчишеским лукавством подмигнул друзьям.
     --  А я вот думаю:  может,  ну  к черту  эти выборы?!.. -- с наигранной
задумчивостью произнес он прямо в "жучок".
     -- Ты что, Сань, охренел?! -- тут же подыграл ему Пчела.
     --  Ну а  что, в  натуре?  -- продолжал дурачиться Белов. -- На выборах
ведь кто побеждает?.. Сильнейший! А кто у нас сильнейший?.. Во-ло-дя...
     Космос и Пчела прыснули, а Белов  легонько щелкнул ногтем по блестящему
кругляшу "жучка" и язвительно улыбнулся:
     -- Володенька! Кончай пакостить, слышишь?..



     В Москве весь снег давно уже  стаял, а здесь, в подмосковной  рощице, в
низинках еще сохранились островки ноздреватого,  голубовато-серого весеннего
снега.  На   фоне  одного   из  них  суетливый   и  словоохотливый  фотограф
распорядился выкопать яму.
     Пока двое хмурых рабочих ковыряли  лопатами землю, Каверина  готовили к
съемке.  Его облачили в прорезиненный армейский комбинезон и военный бушлат,
обильно заляпанный грязью. После этого миловидная девушка-гримерша принялась
за  его  лицо.   Володе  приклеили  недельную  щетину,   нарисовали  синяки,
кровоподтеки и  темные  круги под глазами. Физиономия получилась жутковатая,
но фотограф, заправлявший всем на съемочной площадке, остался доволен.
     -- Хорошо, Юленька! -- проблеял он на бегу. -- Займись теперь абреками,
киска...
     Чуть  поодаль,  у  микроавтобуса  стояли  пятеро  мужчин  --  в  зимних
камуфляжных куртках, с зелеными повязками на головах и с автоматами в руках.
Другая  девушка приклеивала  им черные усы  и  бороды. Возле ямы расставляли
свою аппаратуру осветители, а фотограф  беспрестанно метался от одной группы
к другой и всех поторапливал.
     Сверху, с  высушенного апрельским  солнышком  пригорка,  за  всей  этой
суетой наблюдал  подполковник  Введенский.  Вообще-то идея подготовить серию
снимков о страданиях Каверина в плену у чеченских боевиков принадлежала ему,
Введенскому. Он вполне  резонно полагал, что публикация их в прессе добавила
бы его подопечному немало голосов сердобольных старушек-избирательниц.
     И,   тем   не  менее,   такая  низкопробная  фальсификация  была  Игорю
Леонидовичу не по душе. Мышиная возня внизу была ему отвратительна, впрочем,
лицо его оставалось абсолютно беспристрастным.
     Фотограф  тем  временем  начал   выстраивать  мизансцену  --  расставил
бородачей с автоматами по периметру ямы и с подобострастием препроводил туда
главного  героя -- Каверина. Кандидат в  думское  кресло с недовольным видом
спустился в яму, но оказалось, что ее края едва достают ему до пояса. Этого,
безусловно, было мало.
     -- Идиоты! --  напустился  на  угрюмых землекопов  фотограф.  --  Я  же
говорил: по грудь надо! Это что, по-вашему,  -- грудь? --  он не глядя ткнул
пальцем в  сторону ворочавшегося в яме Каверина, оказалось  -- точнехонько в
его оттопыренное мягкое место.
     --  Так это...  Вода же  там...  -- оправдывались рабочие. -- Как  он в
воде-то?..
     Яма действительно была подтоплена талой водой. У Каверина, обутого лишь
в туфли и резиновые бахилы, стали замерзать ноги.
     -- Послушайте, как вас там!.. --  раздраженно окликнул он фотографа. --
Давайте скорее, я же здесь окоченею!
     Тот сразу забыл о землекопах и кинулся к клиенту.
     -- Владимир Евгеньевич! -- затараторил  он, в  отчаянии заламывая руки.
--  Так снимать невозможно!  Понимаете, очень неудачный ракурс,  да и  общая
композиция... Владимир Евгеньевич, вам надо  опуститься ниже...  А что  если
встать на колени?! -- вдруг осенило его.
     -- Что?! -- возмутился Каверин.
     -- Всего на одну минуту, Владимир Евгеньевич, на одну только минуточку!
-- взмолился фотограф.
     Володя скривил разрисованное гримом лицо и нехотя согласился:
     -- Ладно, только быстро... И коньяку приготовьте!
     Опершись  руками о края  ямы,  Каверин  опустился  на  колени. Фотограф
метнулся к штативу, припал к камере и заверещал:
     --  Владимир Евгеньич, протез  спрячьте вниз --  вы же еще  с рукой!  И
взгляд, пожалуйста,  жестче и мужественней. Как у Брюса  Уиллиса в  "Твердом
орешке". Вот  так!..  Отлично!.. Абреки,  больше жестокости!  Дайте звериный
оскал!.. Автоматы ближе!.. Так!
     Один  из  бородачей  с  ухмылкой  приставил  к  голове  Каверина  ствол
автомата.    "Узник",    уставившись    на   него   снизу   вверх,    сделал
благородно-несгибаемое лицо. Одна за другой засверкали фотовспышки.
     -- Есть!.. Отлично! Снято! -- радостно воскликнул фотограф.
     Бородач тут  же убрал  автомат, протянул Каверину руку и вытащил его из
ямы.
     -- Фу, замерз, черт, -- раздраженно пробормотал "узник".
     --  Ничего,  Владимир  Евгеньевич,  сейчас   коньячку!..  --   фотограф
энергично замахал кому-то рукой и, извинившись, убежал.
     Осветители принялись шустро сматывать шнуры  и  раскладывать аппаратуру
по кофрам. Абреки,  переговариваясь  и отклеивая  на ходу  фальшивые бороды,
направились к автобусу.
     К  Каверину  подлетела   девушка-гримерша  с  пластиковым   стаканчиком
коньяка.  После того  как Володя  залпом проглотил коньяк, она стала снимать
грим.  Через  четверть  часа  умытый  и  благоухающий  Каверин   поднялся  к
поджидавшему его у машины Введенскому.
     -- Чуть не околел, блин! -- пожаловался Володя.
     Игорь Леонидович  сочувственно кивнул  и  протянул ему несколько листов
машинописного текста.
     --  Владимир Евгеньевич, вот  ваша героическая биография. Выучите,  как
"Отче наш".
     Неспешно шагая к машине, Каверин рассеянно пробежал глазами по тексту.
     --  В  принципе,  это  реальная история  одного  офицера-вэвэшника,  --
пояснил Игорь Леонидович.  -- В январе он попал в плен под  Курчалоем, потом
его расстреляли.
     -- Курчалой? -- оживился Каверин. --  Я там  на свадьбе  гулял.  У меня
друзья там.
     -- Никаких свадеб, -- категорично покачал головой Введенский. -- Вы там
сидели  в яме.  Забудьте о  друзьях.  Не упоминайте  название их  тейпов.  И
вообще, без нужды не детализируйте.
     -- Нет, Леонидыч,  ну так  тоже  нельзя, --  слегка куражась,  возразил
Володя. --  Что  значит "забудьте"?  Я  за эти  годы Чечню  вдоль  и поперек
изъездил, у меня там полно товарищей среди о-очень уважаемых людей...
     -- Владимир  Евгеньевич, нас не  интересует  реальность,  --  терпеливо
разъяснил  подполковник.  --  Если  вы  расскажете людям,  чем  занимались в
действительности, вы не то что в Думу не попадете, вы на Колыму  поедете. Но
использовать ваш чеченский опыт в избирательной кампании мы обязаны.
     Они подошли к машине, и Каверин уселся на  заднее  сиденье лимузина. Он
то рассеянно  смотрел  на  говорящего Введенского, то опускал глаза  в текст
своей новой биографии. При  этом было совершенно  непонятно -- слушает ли он
вообще то,  что ему говорят. Игоря Леонидовича такая  его манера  прямо-таки
бесила, но он, стоя перед сидящим Володей, невозмутимо продолжал:
     -- Моя задача -- провести вас в Думу. Ваша задача -- помочь мне в этом.
У вас крайне опасный конкурент.  Давайте доверять друг  другу  и действовать
согласованно.   Завтра  вы  познакомитесь  со  своим  --  ужасное  слово  --
имиджмейкером. Это крупный специалист и наш человек. Слушайтесь его во всем.
Договорились?
     Введенский умолк. Каверин  в очередной раз поднял голову и взглянул  на
подполковника. Его каменное лицо  не  выражало  ровным  счетом  ничего -- ни
раздумий, ни гнева, ни одобрения. Он лениво разлепил губы и сказал:
     -- А давай Белову язык отрежем, зажарим и съедим.
     Он произнес эту фразу без всякой интонации -- ровно, как робот.
     От этих  слов  у  невозмутимого Введенского  пробежал по спине холодок.
"Это что -- шутка такая?.." -- растерянно подумал он.
     А  Каверин, кашлянув,  вновь,  как  ни в  чем не  бывало,  углубился  в
изучение текста.



     В воскресенье днем друзья, как обычно, встретились в палате у Фила. Так
повелось давно  --  с  первых дней  пребывания  его  в  больнице.  Поначалу,
собираясь  у постели Фила,  Белов,  Космос и  Пчела каждый  раз  ждали  хоть
каких-нибудь  улучшений, но  неделя проходила  за неделей, а в состоянии  их
друга ровным счетом ничего не менялось.
     Со временем визиты  в больницу превратились  в  традицию, в некий обряд
верности многолетней дружбе.  Частенько случалось и так,  что  во время этих
встреч  обсуждались  разные   текущие  дела,  принимались   важные  решения,
намечались новые планы. Это устраивало всех -- получалось  вроде того, что и
Фил каким-то образом продолжает участвовать в делах Бригады.
     Вот и в это  воскресенье, едва войдя в палату, Белый  уселся в кресло и
взялся просматривать стопку  свежих газет.  Развернув  первую  же,  он сразу
наткнулся  на  большое, чуть ли  не  в  четверть полосы, фото  Каверина. Его
соперник, израненный и изможденный,  с непоколебимо-мужественным лицом стоял
в глубокой яме под автоматами боевиков.
     Белов изумленно-насмешливо протянул:
     -- Ну е-мое!.. "Из чеченского плена -- в  думское кресло", -- хохотнув,
прочитал он  название статьи  и развел руками. -- Какой плен, на хрен?! Тоже
мне, жертва войны...
     Пчела, расставляя на столике бокалы, мельком взглянул через его плечо и
фыркнул возмущенно:
     -- Гонит, блин, как Троцкий...
     Он достал из  холодильника бутылку шампанского  и,  занявшись  пробкой,
продолжил:
     -- Я Ваху  попросил -- он все про него выяснил. После той  мясорубки на
станции его люди Тари-эла пригрели, так он, сука, тут же к трубе присосался.
Потом завязался с турками, получал подряды строительные  на  восстановление.
Короче, хапнул по полной программе!..
     Белов процедил сквозь зубы:
     -- Живучий, черт!..
     --  Да слить его, падлу, втемную -- и все дела, -- решительно предложил
Пчела.
     -- Нельзя, -- покачал головой Белый. -- У него покрышка федеральная.
     --  Да ты что!.. -- Пчела,  разливая  шампанское  по бокалам, изумленно
замер  и  озадаченно  спросил: --  А как же ты тогда собрался у  него выборы
выигрывать?
     Саша пожал плечами:
     -- Молча.
     В палату вошел Космос.  В руках  у него был букет белых роз и кувшин  с
водой. Он  опустил кувшин на тумбочку у кровати Фила, поставил цветы в воду,
аккуратно и бережно их расправил.
     -- И давно он под федералами? -- спросил Сашу Пчела.
     -- Года три как минимум...
     -- Эй, ну ладно вам... -- обернулся к ним Космос. -- Хватит о делах, а?
Мы к Филу приехали или как?
     -- Кос, не грузи... -- буркнул Пчела, рассматривая газету.
     Хмуро  взглянув  в  его  сторону,  Космос  осторожно  присел на краешек
кровати, склонился к Филу и прислушался. Глядя на него,  друзья взяли бокалы
и тоже подошли к постели. Все трое молчали.
     Перед  ними  лежал  их  друг  --   неподвижный,  мертвенно-бледный,   с
исхудавшими, ввалившимися щеками. Половину его лица скрывала  маска аппарата
искусственного  дыхания,  по  экрану  осциллографа   бежали  ровные  цепочки
импульсов системы жизнеобеспечения. Все как обычно, как всегда...
     -- Что он  там видит? -- вдруг  тихо и задумчиво произнес Космос. -- Он
же сейчас  по  ту сторону жизни...  Там, наверно,  темно, страшно, вы только
прикиньте...
     Вздохнув, Саша поднял бокал с шампанским.
     -- Давайте, братья, за Валерку. Чтобы он выкарабкался.
     Ребята тоже подняли свои бокалы.
     -- И за твою победу, Сань, -- добавил Пчела.
     -- Нет,  -- возразил Космос. Он встал  и, чуть замявшись, предложил: --
Давайте за то, чтоб мы все вместе держались.
     -- Правильно, -- почти синхронно кивнули Пчела с Беловым.
     Они сдвинули бокалы. Но выпить  друзья не успели -- у изголовья постели
Фила   раздался  тонкий  и  пронзительный  писк.  Его  издавала  медицинская
аппаратура, а ровные  цепочки импульсов на мониторе сменились беспорядочными
всплесками.
     -- Так, это что такое? -- насторожился Саша.
     -- Не понял... -- озадаченно пробормотал Космос. -- Что за ерунда?
     Взгляды  всех  троих были прикованы к  свистопляске приборов,  и  никто
поэтому не обратил внимания, как едва заметно дрогнули веки Фила.
     Хлопнула дверь -- в палату вошла обеспокоенная медсестра.
     -- Ребята, ну что за кабак вы тут устроили?! -- с ходу возмутилась она.
     -- Эй, мадам, это что за дела? -- кинулся к ней Пчела.
     -- Тихо-тихо, сейчас разберемся... -- девушка  взглянула  на приборы и,
обернувшись, резко скомандовала: -- А ну-ка давайте все отсюда!..
     --  Нет,  ты объясни -- это человек сломался или  аппаратура  твоя?  --
набычился Космос.
     -- Все вопросы потом! -- отрезала медсестра, энергично оттесняя ребят к
дверям.
     Они и глазом не успели моргнуть, как прямо с бокалами в руках оказались
в больничном коридоре.
     -- Нет, на  аппаратуру не похоже... Что за звук такой?.. --  недоумевал
Космос.
     -- Да черт его знает... -- пожал плечами Саша.
     Не прошло и пяти минут, как медсестра вышла из палаты. В одной руке она
несла их  початую  бутылку шампанского,  другой -- набирала номер  на трубке
мобильника.
     -- Простите, что это было? -- шагнул ей наперерез Белов.
     --  Ваш друг в порядке, -- поспешила успокоить его девушка, сунув ему в
руки  бутылку. -- Такое  иногда случается, техника  странно  себя ведет.  Он
все-таки живой,  что-то  там  чувствует,  по-своему соображает. А вы  пьянку
устроили! -- она еще раз с укоризной покачала головой и заторопилась дальше.
     Отойдя от них на несколько шагов, она поднесла трубку к уху.
     -- Борис Моисеевич, я по поводу Филатова... -- негромко заговорила она,
удаляясь все дальше по коридору.
     Друзья, обеспокоенно переглядываясь, молча смотрели ей вслед.



     -- Ваня! --  позвала  Ольга.  --  Завтракать!..  Пятилетний Ваня Белов,
прижимая  обеими  руками наушники,  вошел в  кухню.  Мальчик в  такт  музыке
энергично  мотал  кучерявой головой  и топал ногами.  Прямо  в  наушниках он
попытался влезть на стул,  но его перехватила мать. Ольга сняла с сына плеер
и наушники.
     -- Чего ты, мам? -- удивился Ваня. -- Это ж Чайковский, Пятая симфония,
часть вторая...
     -- Садись завтракать, Чайковский! -- усмехнулась она.
     Ваня  сел  на  стул  и сразу  потянулся  к  вазочке с конфетами.  Ольга
отодвинула ее подальше.
     --  Сначала  кефир,  -- строго сказала  она.  Ваня  скорчил недовольную
рожицу и, дурачась, зарычал.
     -- Не рычи! -- пряча улыбку, одернула его Ольга.
     Мальчик отхлебнул кефира, облизнул испачканные губы и спросил:
     -- Мам, завтра суббота?
     -- Завтра четверг.
     -- А после четверга -- суббота?
     -- Здрасьте! -- усмехнулась Оля. -- После четверга -- пятница...
     В кухню с раскрытой газетой в руках вошла бабушка.
     --  "Кандидат в депутаты Александр Белов..." -- с неприкрытым сарказмом
прочитала она и протянула газету внучке. -- Оленька, ты это видела?!
     -- Видела, -- мягко улыбнулась Оля.
     -- И что ты думаешь?
     Ольга  замялась.  Узнав,  что  Саша  решил участвовать  в  выборах, она
обрадовалась,  вот только радость эту она предпочитала не афишировать. Ольга
боялась сглазить, ведь  она  была убеждена, что этот шаг Белова -- не просто
очередная авантюра  ее  неугомонного мужа. В  этом неожиданном  поступке она
увидела не только его  желание изменить свою жизнь, уйти из криминала.  Саша
хотел вернуть семью  --  в  этом Ольга была уверена на все сто процентов.  В
общем, выборы были шансом исправить в их жизни все и сразу.
     Впрочем, бабушка наверняка  не  разделяла ее  уверенность, поэтому  Оля
только неопределенно пожала плечами и, опустив глаза, сказала:
     -- Ну... он давно к этому шел. Я уверена, он выиграет.
     --   Угу,   если  не  посадят...  --   ехидно  хмыкнула  бабушка.   Она
подозрительно посмотрела на беспечно  улыбающуюся внучку и  строго спросила:
-- Ты на развод подала?
     -- Ба,  давай  об этом потом, а?  -- Ольга нахмурилась  и чуть покачала
головой, выразительно покосившись на сына.
     Теперь, после выдвижения Саши на выборы, о разводе  ей не хотелось даже
думать, а не  то что обсуждать эту  неприятную тему с агрессивно настроенной
бабушкой.
     --  Мам,  а  после пятницы -- суббота?  -- снова принялся за  расспросы
Ваня.
     -- После пятницы -- суббота, -- согласилась Ольга.
     -- А папа приедет в  субботу?  -- Белов-младший, наконец,  добрался  до
самого важного  для  него  вопроса,  ответ  на  который,  впрочем,  ему  был
прекрасно известен.
     -- В субботу, -- Ольга рассмеялась и взлохматила непокорные вихры сына.
-- Ешь давай! А потом заниматься.
     Ваня  с  тоской  оглянулся на лежащую на диванчике скрипку и  порывисто
вздохнул. До субботы все-таки было еще очень и очень долго.



     Из  московского  офиса  своих  чеченских  друзей  Каверин   вернулся  с
подарком. Двое дюжих джигитов затащили в его квартиру огромную -- два на три
метра  --  картину,  упакованную в оберточную бумагу.  Кандидату  в  думское
кресло явно не терпелось взглянуть на подарок, он быстро выпроводил гостей и
разрезал на картине веревки.
     Картина  его  ошеломила.  На  фоне залитых  солнцем горных  вершин  бил
копытом горячий вороной жеребец. На нем в  роскошной белоснежной  черкеске и
такой же белой бурке гордо восседал он, Владимир Каверин, --  невозмутимый и
величественный.  За  его спиной высились  некие странноватые конструкции,  в
которых Каверин не сразу узнал нефтяные вышки. Все это великолепие довершала
шикарная золоченая рама.
     Не отрывая восторженно горящих глаз  от картины, Володя отступил от нее
на несколько шагов. Сказать, что картина ему понравилась -- значит ничего не
сказать.  Он  был восхищен, возбужден,  растроган.  Он  не  замечал ни явных
диспропорций,  ни  неестественных,  фальшивых  тонов,  ни  общей  несуразицы
композиции. Даже то, что нефтяные  вышки  больше походили на клоны Эйфелевой
башни, не казалось  ему недостатком. Главные достоинства полотна заключались
в персоне всадника,  в его  величавой позе,  в  мужественном лице, в  мудром
взгляде.
     Вволю насладившись картиной, Каверин решил ее  немедленно повесить. Для
монументального шедевра неизвестного живописца следовало освободить место, и
Володя решительно сорвал со стены несколько репродукций.
     Каверина  охватило   горячечное  нетерпение.  Он  быстро  переоделся  в
домашний  халат, приволок стремянку, электродрель, другие инструменты  и без
промедления взялся за дело.
     Однако уже через пять  минут он понял, что справиться с бетонной стеной
ему будет не просто.  Сверло бетон почти не брало, но  это еще полбеды. Хуже
было  то,  что обходиться ему приходилось  в основном только левой рукой  --
затянутый в черную перчатку протез был плохим помощником.
     Помучившись  с дрелью, Каверин взялся за  молоток и шлямбур. Инструмент
плохо держался в искусственной руке,  Володя психовал, то и  дело чертыхаясь
сквозь  стиснутые зубы.  Но сдаваться он и не думал. Обливаясь потом, он раз
за разом бил  тяжелым молотком по  головке шлямбура. В  лицо летела бетонная
крошка, руки налились свинцовой тяжестью, ноги подрагивали от напряжения...
     Время от  времени Каверин  останавливался,  приваливаясь  мокрым лбом к
непокорной стене.
     -- Шайтан!..  Падла!..  --  задыхаясь, шептал он  в изнеможении,  а уже
через минуту снова начинал махать молотком.
     Упорства Каверину  было  не занимать, и спустя полчаса стена,  наконец,
сдалась.  После очередного  удара шлямбур  провалился в полость -- дыра была
готова.  Еще несколько  минут  ушло на  то, чтобы вбить  дюбель и  закрутить
шуруп.
     Пошатываясь от усталости,  Каверин повесил  картину, медленно  слез  со
стремянки, отдышался. Он отошел в глубь комнаты, переходя с места на место и
под разными ракурсами любуясь  картиной.  Володя  был горд  -- уже не только
портретом, но и своей победой над стеной.
     Из прихожей донесся звук открываемой двери.
     -- Володя, ты дома?! -- громко спросила жена. Каверин промолчал.
     Постукивая каблуками, Света  вошла в гостиную и увидела своего донельзя
довольного мужа напротив огромной картины.
     -- Ну как тебе, а? -- с плохо скрываемой гордостью  спросил Каверин. --
Друзья подарили...
     Света  прислонилась  к  дверному косяку, недоуменно разглядывая нелепую
мазню. Ее муж терпеливо ждал  взрыва восторга, но Света совсем не торопилась
восхищаться. Она достала сигарету и, закурив, устало покачала головой:
     -- Володя, ты ненормальный...
     Каверин окаменел. Медленно наливаясь краской,  он потянулся к лежавшему
на  стремянке молотку. К счастью, Света заметила это его движение. Ей  стало
страшно, она напряглась и растерянно пробормотала:
     -- Что с тобой, Володя?..
     Каверин схватил молоток и, развернувшись к жене, яростно проревел:
     -- Убью, с-с-сука!!!
     Вскрикнув, Света шмыгнула  прочь, и в ту  же секунду в дверной косяк, в
то самое место, где она только что стояла, врезалась тяжелая сталь.



     В  своем   избирательном   штабе  Белов   принимал  двоих  специалистов
предвыборных  технологий,  которым  предстояло  заняться  его  избирательной
кампанией. Их где-то раздобыл Пчела. Он  позвонил и стал уверять  Сашу,  что
эти  двое -- лучшие. Белов и сам  думал о том, чтобы привлечь в свою команду
спецов такого рода,  поэтому он попросил друга привезти их к  нему как можно
скорее.
     Пчела влетел в его кабинет спустя  полчаса. Он жутко торопился, поэтому
сразу вывалил на Белова как можно больше информации:
     --  Короче,  Сань,  эти  двое  --  круче  всех!  --  тараторил  он.  --
Профессора, блин! Да что там профессора -- волшебники! Их, кстати, Гудвинами
зовут!  Сколько они народу  по всяким выборам протащили! И в Думу и в эти...
мульти... ципалитеты... Тьфу, блин, язык сломаешь! Ну ты понял, да? В общем,
люди толковые, сам увидишь -- они там, в приемной у Людки...
     -- Пчелкин, погоди, ты что как на пожаре-то? -- улыбнулся Белов.
     -- Да меня люди в банке ждут, а я тут с твоими имидж... -- Пчела  снова
запнулся, но все-таки договорил почти по складам: -- Имидж-мей-керами!
     -- А почему -- Гудвины? Они что, братья?
     -- Сань, да хрен их знает! Слышь, я побегу, а?!.. -- взмолился Пчела.
     Ладно, беги! -- махнул на него Белов. -- Скажи там этим Гудвинам, пусть
заходят.
     Пчела  выскочил из  кабинета,  а в  двери  появились  двое  мужчин  лет
тридцати.  Они  были  удивительно  похожи  друг  на  друга.  Оба  невысокие,
кучерявые,  пухлые, круглолицые, в  маленьких  круглых  очечках -- их вполне
можно  было принять  за братьев. Единственное, что их  отличало  -- это цвет
волос. Один был черным, как смоль, второй -- бледно-рыжим.
     -- Гуревич, -- представился один.
     -- Двинкер, -- кивнул другой.
     "Так  вот  почему  Гудвины..."  --  догадался  Саша.  Он  вышел  гостям
навстречу и пожал им руки.
     -- Белов Александр Николаевич, прошу...
     Саша вернулся на  свое место  за столом, Гудвины  сели рядком напротив.
Белов достал свой избирательный плакат и развернул его перед специалистами.
     -- Ну, что скажете?
     Этот плакат ему нравился, а девиз для него --  "я научу власть отвечать
за свои действия" -- он вообще придумал сам.
     Рыжеволосый Гудвин, прищурившись, осмотрел плакат и мелко закивал:
     --  Если  я  вас   правильно   понял,  вы   собираетесь  строить   свою
избирательную кампанию на образе человека волевого, мужественного -- словом,
лидера!  Посыл,  по  сути,  верный,  но  слишком,  как  бы  точнее  сказать,
агрессивный. Вы согласны со мной, Александр Николаевич?
     -- Трудно  сказать,  -- уклонился от ответа Белов. -- Для меня это дело
новое, поэтому я вас и пригласил.
     Второй имиджмейкер задумчиво подвинул плакат ближе к себе. Саша перевел
внимательный взгляд на него.
     --  С моей точки зрения, Александр Николаевич, --  начал Черный Гудвин,
-- нам следует дистанцироваться от образа человека,  который  живет  в  мире
больших денег и всего, что с ними связано. Электорат  обычно мало интересуют
деловые качества кандидата.
     --  Понимаете,  у нас в России электорат голосует  сердцем... --  робко
улыбнувшись, подхватил мысль партнера Рыжий Гудвин. -- Нам важно найти в вас
те качества, которые позволят избирателям увидеть в вас человека.
     -- Та-а-ак... -- удивленно  поднял брови Белов. -- Получается, человека
во мне еще поискать надо?
     Черный Гудвин бросил быстрый  осуждающий взгляд на допустившего  прокол
Рыжего.
     -- Боюсь, вы неправильно меня поняли... -- прижав к груди пухлые ручки,
замялся тот. -- Понимаете, я имел в виду, что ваш имидж...
     -- Да все в порядке, -- с  улыбкой перебил  его  Саша.  -- Ну  давайте,
предложите что-нибудь, где искать-то?
     -- Безусловно -- семья. Жена, дети... -- начал Рыжий Гудвин.
     -- Родители, друзья... -- подхватил Черный.
     -- Биография, служба в армии...
     -- Красивые человеческие поступки...
     -- Увлечения, жизненные интересы, хобби...
     -- Контакты в творческом сообществе...
     -- Помощь детям, сиротам и инвалидам...
     -- Забота о спортсменах...
     -- Стоп-стоп-стоп!..  --  Саша  засмеялся, поднял  руки  и  с  шутливым
отчаяньем помотал головой:
     --   Куда   ни   кинь,   везде   компромат!   Имиджмейкеры   озадаченно
переглянулись.
     -- Тогда давайте начнем с семьи, -- осторожно  предложил Рыжий  Гудвин.
-- Все-таки семья -- это важнее всего.
     -- Да, семья важнее всего... -- задумчиво согласился Белов.



     С самого  утра Ваня крутился на  улице возле дома, ожидая приезда отца.
Стоило Беловскому "роллс-ройсу"  показаться  в  конце переулка, как  мальчик
выскочил в калитку и со всех ног бросился навстречу машине.
     -- Папа!.. Папа!.. -- радостно кричал он.
     -- Здорово, родной! -- Белов  подхватил сына и подбросил  вверх. --  Ты
почему такой легкий, злодей? Опять от каши отвиливал?
     На крики сына из дома, зябко поеживаясь, вышла Ольга.
     -- Беги в машину, сейчас поедем, --  Саша опустил мальчика на  землю  и
повернулся к жене: -- Здравствуй...
     -- Ну здравствуй, -- Ольга сдержанно  ему улыбнулась, кивнула вышедшему
из машины Максу. -- Привет, Макс!..
     Белов  замялся.  У  него  к  жене  был  серьезный  разговор.  "Гудвины"
настаивали на съемках  видеоролика -- гимна семейному благополучию кандидата
в депутаты --  с непременным участием любящей  супруги  и счастливого  сына.
Белову надо было  обсудить это  дело с Ольгой,  вот только как подобраться к
этой щекотливой теме -- он не знал. Он даже не знал, известно ли ей вообще о
его  участии в выборах.  Впрочем,  последний  вопрос  тут  же разрешился сам
собой.
     --  Ты  у нас  теперь... как это? -- публичная  персона? -- усмехнулась
Ольга.
     -- А то! -- чуть смутившись, хмыкнул Саша. -- Ты уже знаешь?
     -- Еще бы -- твои плакаты чуть не на каждой стене!..
     Белов  решил  --  момент самый подходящий.  Ольга  сама  завела  речь о
выборах, оставалось только вывести разговор  на  тему съемок.  Он уже открыл
было рот, чтобы заговорить об этом, но совершенно неожиданно брякнул:
     -- А ты хорошо выглядишь. Румянец...
     -- Воздух свежий, -- с улыбкой объяснила Ольга.
     "Ладно, потом... Вечером..." -- подумал Саша.
     --  Ну, мы поедем...  -- он  как-то  неловко кивнул жене и направился к
"роллс-ройсу". Уже открыв дверь машины,  он обернулся  к  Ольге. -- У меня к
тебе дело будет на сто миллионов.
     -- Да ну? Наличными? -- в шутку удивилась она.
     -- Безналом... -- буркнул Белов -- он злился на свою нерешительность.
     --   Интересно...  --  Оля  видела:  Саша  чего-то  недоговаривает,   и
безотчетно тянула время в надежде, что он все-таки заговорит  о  своем деле,
которое -- она была в этом почти уверена -- как-то связано с их семьей. -- А
куда вы сегодня?
     Саша пожал плечами.
     -- Не знаю, по дороге решим. В зоопарк, может быть... Пока.
     -- Пока...
     Белов хлопнул дверью, и "роллс-ройс" тронулся.
     Едва  машина  вырулила на  шоссе,  как  к  Саше,  сидящему на  переднем
сиденье, протянулась рука сына.
     -- Пап, смотри!  Мы  с мамой  первые увидели! --  Ваня  протягивал отцу
какой-то смятый клочок газетной бумаги.
     Белов развернул бумажку.  Оказалась, что это -- неровно  вырезанная  из
газеты его фотография. Он разгладил ее на коленке и вернул сыну.
     --  Мама сказала,  что тебя  и  по  телевизору показывать  будут!  -- с
гордостью заявил Ваня.
     -- Вот вернемся -- я ее попрошу, чтобы  и вас с ней показали, -- твердо
пообещал Белов.
     -- Да?! Круто!.. -- засиял  глазенками мальчик. -- Только, знаешь, она,
наверное,  не согласится.  Она  когда  увидела, что я  тебя  вырезал,  сразу
разревелась.
     Саша повернулся назад и ласково потрепал Ваню по кучерявой голове.
     -- Ты ее не обижай, она женщина, ее жалеть надо. Ладно?
     -- Ясный перец, -- важно кивнул тот. Белов усмехнулся и спросил:
     -- Ну, куда едем, командуй. В зоопарк?
     Ваня забавно поморщился и решительно замотал головой.
     -- Ванька, не тяни резину, куда?.. -- повторил Саша.
     Плутовато прищурившись, мальчик попросил:
     -- А ты пообещай сначала, что поедем!..
     Саша рассмеялся и кивнул:
     -- Нет базара!
     -- Стрелять! Из пестика! -- радостно выкрикнул сын.
     Несколько озадаченный таким выбором, Белов задумался. Ольге такая затея
не  понравится -- это уж как пить дать...  Но ведь и Ваньке он уже пообещал!
"Ладно, -- решил Саша, -- придется поиграть в конспираторов..."
     -- Поехали, Макс, -- кивнул он охраннику.
     -- Урррра!!! -- восторженно завопил сзади Ваня.
     В тире, оборудованном в подвале  одного из офисов  Бригады, Саша подвел
сына к ряду разномастных мишеней.  Здесь были и гангстеры, и  полицейские, и
жутковатого вида монстры, и дикие звери -- кабаны, волки, лоси...
     --  Ну что, родной, по какой мишени стрелять будешь? -- спросил  он. --
По дядькам?..
     -- Не-а! -- помотал головой Ваня. -- Они выполняют свою миссию.
     -- Тогда по зверюшкам?
     -- Не-а! Они бедные, у них сыновья есть.
     -- Ну правильно... -- Саша повесил  две  обычные круглые  мишени и взял
сына за руку. -- Пойдем, я тебе наушники надену.
     На  рубеже  стрельбы  он нахлобучил  сыну  на  голову  большие  красные
наушники.
     -- Вот так... Нормально? Ваня кивнул:
     -- Угу... Только в них звук как-то глуховат. А где пестик?
     -- Сейчас...
     -- Это сейчас уже закончилось, где, пап?
     Белов  достал из-за спины пистолет, передернул затвор и вложил оружие в
маленькие детские ручонки.
     Ваня, схватив пистолет обеими  руками,  направил его в сторону мишеней.
Рядом с ним, придерживая оружие, присел на корточки отец.
     --  Вообще-то пистолет двумя  руками держат,  только когда ждут  долго,
чтобы не уставать, -- объяснил Белов. -- А для меткости это плохо.
     -- А как же, я в кино видел... -- удивился Ваня.
     -- Ну, мало ли. Это же просто кино.
     Ваня  послушно  убрал  одну руку,  ствол пистолета  тут  же  беспомощно
задрожал и клюнул вниз.
     -- Да, --  вынужден был согласиться Саша,  --  держи  двумя, одной тебе
тяжеловато пока. Так, теперь указательным пальцем возьмись  за курок. Целься
правым  глазом, левый закрой. Думай о мишени,  дыши ровно... Потом задержишь
дыхание и медленно нажмешь на курок, понял? Ну, сынок, давай...
     Белов был  чуть сзади, он не видел, как Ваня со страху крепко  зажмурил
оба глаза  и  резко надавил на курок. Громыхнул  выстрел. Мальчик  сразу  же
широко распахнул глаза и восторженно посмотрел на отца.
     -- Классно!.. -- ошеломленно выдохнул он.
     -- Ну и куда ты попал? --  Саша нагнулся  к  окуляру  оптической трубы,
пытаясь отыскать  на  мишенях  след  от пули. --  Ты в левую  или  в  правую
стрелял? А, Вань?.. Куда целился-то?
     -- В мишень... -- растерянно протянул мальчик.
     -- Эх ты, мазила! -- улыбнулся Белов. -- Ну-ка посмотри, как папа будет
стрелять.
     Он  выпрямился,  поднял  голову, вытянул руку  с  пистолетом и, целясь,
прищурился. Губы его поджались,  лицо  окаменело.  Ваня, не сводивший с отца
глаз, пробормотал:
     -- Пап, ты похож на Бэтмена...
     Вместо ответа Саша  один  за другим сделал несколько  беглых выстрелов.
Пули кучно легли в центр мишени.
     -- Ну вот... Учись, пока я жив...  -- улыбнулся Белов и, сообразив, что
ляпнул что-то не то, тут же шутливо шлепнул себя по губам.
     --  Пап, дай  посмотреть... --  Ваня на  цыпочках тянулся к  трубе,  не
доставая до окуляра. Саша его приподнял, и мальчик восхищенно воскликнул: --
Улет! Молодец, пап! Все-все прямо в десятку!
     Саша перезарядил опустевший магазин, протянул пистолет сыну:
     -- Ну, теперь ты...
     Но Ваня  и  не взглянул  на оружие.  Он вдруг поднял на  отца  круглые,
встревоженные глаза и еле слышно прошептал:
     -- Пап, ты не уйдешь от нас?
     У Белова перехватило  в  горле. Он  опустился на корточки перед сыном и
медленно покачал головой:
     -- Никогда...
     -- Никогда-никогда? -- засиял, мгновенно поверив отцу, Ваня.
     -- Никогда-никогда... -- повторил, как заклинание, Белов.
     Ваня  бросился ему  на шею  и, тесно прижавшись, замер.  Саша  тоже  не
двигался, с  замиранием сердца ощущая  щекой горячее, взволнованное  дыхание
сына.
     В тире  они  провели чуть ли не полдня,  и Ваня, в  конце концов, начал
попадать  в  мишень.  А  потом  еще  было  кафе  и  миндальное  мороженое  в
хрустальных вазочках, и карусели в Парке Горького, и игровые автоматы... Вот
только в зоопарк в тот день они так и не попали.
     На дачу Белов с  сыном вернулись только вечером, когда Ольга уже начала
волноваться. Ваня  наотмашь распахнул дверь  и, на ходу  расстегивая куртку,
затопал вверх по лестнице. Следом в дом зашел Белов.
     -- Ванька, помнишь уговор? -- шепотом спросил он сына.
     -- Железно! -- кивнул тот и радостно закричал: -- Бабуля! Мы в зоопарке
были! Там так круто все!..
     Елизавета Андреевна уже была тут как тут.
     -- Да? Очень хорошо! -- приговаривала  она, помогая правнуку справиться
с курткой. -- Ванечка, и обувь сними, а то наследишь...
     Сверху, аккуратно причесанная,  в  новом нарядном кардигане, спустилась
Оля. Саша  молча передал ей Ванину шапку. Она также молча взяла ее и, слегка
улыбнувшись, благодарно ему кивнула.
     -- Вань, а перчатки где? -- спросила она сына.
     -- Вот! -- Ваня выдернул из кармана перчатки,  и на пол, прямо под ноги
Оли, со звоном посыпались пистолетные гильзы.
     -- Это что такое?! -- испуганно ахнула бабушка.
     -- Эх ты, конспиратор!.. -- буркнул Белов.
     -- Так, понятно. Мартышек мочили. -- Ольга резко повернулась к Саше. От
ее  легкой,  чуть  кокетливой  улыбки  не  осталось  и  следа.  --  Ты  что,
обалдел?!.. -- сердито спросила она.
     Ваня виновато взглянул на отца и вздохнул.
     -- Ладно, Ванька, не дрейфь... -- подмигнул ему Саша.
     -- А где свитер?! -- встряла с раздраженной репликой бабушка.
     -- Свитер  в  машине, я принесу потом... Жестким,  категорическим тоном
Ольга приказала сыну:
     -- Так. Иди умывайся, ужинай и спать. На репетицию завтра рано.
     Ваня бросил на  отца еще один виноватый взгляд и, свесив  голову, вышел
из комнаты. Следом за ним ушла и возмущенная Елизавета Андреевна.
     Оставшись вдвоем, Беловы  замолчали. Саша рассматривал опустившую глаза
Олю. Он никак не мог понять  -- она действительно похорошела,  или он просто
успел от нее отвыкнуть?
     -- Ты покрасилась, что ли? -- смущенно спросил он.
     Ольга не ответила, даже  не взглянула на мужа,  но встряхнула головой и
откинула  волосы  назад.  Они  еще  немного  помолчали.  Ольга  злилась.  От
нетерпеливого ожидания этого разговора,  с которым она провела весь день, не
осталось  и  следа.  Ничего не изменилось, ее муж оставался все тем же Сашей
Белым  --  бандитом,  развлекавшим  пятилетнего  сына  стрельбой  из боевого
оружия! А ей-то, дурочке, казалось... Сейчас она уже была уверена в том, что
дело, о котором  он говорил  утром,  связано с  чем угодно,  только  не с их
семейными  проблемами.  Скорее  по  инерции,  чем  из  любопытства  она сухо
спросила:
     -- Ты хотел поговорить? Ну давай, излагай, я слушаю...
     Белов  посмотрел  в  ее  холодные  глаза  и  понял,  что  разговора  не
получится.  Любые его  слова, любое предложение  сейчас  будет  встречено  в
штыки.  К тому же съемки в "семейном"  ролике  Саша  хотел использовать  как
повод для примирения. А какое уж тут примирение, если на тебя смотрят такими
глазами...
     Впрочем, Белов  сделал  еще одну попытку сгладить ситуацию. Он  сел  за
стол и вполне миролюбиво предложил:
     -- Может, чаем угостишь? Сушками там... Что у вас есть?
     -- Ты кого из сына делаешь, Саш?!  -- взгляд Ольги стал еще жестче, еще
сердитее.
     Белов поморщился, как от зубной боли.
     -- Да брось ты, Оль...  Он в  Англии будет учиться. И  все у него будет
путем. Просто он парень, а ты его скрипкой мучаешь.
     -- Ничего  я  не мучаю! -- моментально  вскинулась жена. --  Ему самому
нравится!..
     Пряча скептическую улыбку, Саша опустил голову и безропотно согласился:
     -- Да? Ну, нравится так нравится. Ты мать -- тебе виднее...
     Это мгновенное и абсолютно  смиренное согласие было таким неожиданным и
настолько несвойственным Белову, что Ольга тут же догадалась:
     -- Так, Белов, тебе что-то от  меня надо. "Нет, ничего не  получится! К
черту, как-нибудь потом..." -- пронеслось у него в голове.
     Чуть помедлив, Саша встал со стула.
     --  Да.  То  есть  нет,  -- быстро  и путано ответил он. --  Короче,  я
передумал. Ладно, пока!
     Белов стремительно прошел  мимо  недоумевающей  и раздраженной  Ольги к
лестнице.
     -- Пока... Свитер верни! -- крикнула она ему в спину.
     -- Завтра завезу! -- торопливо спускаясь вниз, на ходу ответил Саша.
     Следом тут же хлопнула входная дверь.
     И снова Ольга едва не кинулась за  ним  вслед,  и  снова кляла Сашу,  и
снова  корила себя за  несдержанность.  Она поднялась к  себе  и  провела  в
тягостных  раздумьях больше  часа.  В  конце  концов  она  устала  от  своих
невеселых мыслей и пошла проведать сына.
     У изголовья  Ваниной кровати горел ночник.  В  его  неярком  свете  Оля
увидела безмятежно спящего на боку сына. Она осторожно подошла к нему, чтобы
поправить сбитое одеяло. Нагнувшись  к Ване, она  вдруг замерла и озадаченно
закусила губу.
     На худеньком плече  сына  синей  шариковой ручкой был неловко нарисован
кривоватый кельтский крест -- такой же, как и у его отца. А на стенке, рядом
с   картинками   Бэтмена   и   Человека-паука,   была   прилеплена   жвачкой
мятая-перемятая неровная вырезка из газеты с  портретом кандидата в депутаты
Государственной думы Александра Николаевича Белова.



     Очередной  предвыборной  акцией  Каверина  был  митинг  в  подмосковном
городке -- том самом, где Володя впервые узнал  о своем конкуренте. Впрочем,
митингом  это  мероприятие назвать было  сложно -- несмотря  на все старания
организаторов,  на  городской площади собралось всего  лишь два-три  десятка
любопытных пенсионеров  -- завсегдатаев  такого рода мероприятий. Сбившись в
тесную  кучку, они  терпеливо дожидались  окончания  выступления оратора  --
обычно после этого раздавали сувениры, а иногда, если повезет, и подарки.
     --  Сограждане! Демократия в  опасности! К власти  рвется  криминал! --
резким, чем-то похожим на собачий лай голосом выкрикивал в микрофон Каверин.
-- Мы обязаны сделать  все, чтобы  не  допустить этого! Вор  должен сидеть в
тюрьме, а не в Государственной думе!
     При  этом он то и  дело яростно тыкал своей черной перчаткой  в сторону
избирательного плаката Белова.
     -- Такова  моя  принципиальная позиция, -- закончил, наконец, свою речь
Каверин.  -- Помогите  мне сегодня,  и  завтра  вы  увидите,  как  в  России
восторжествует справедливость!
     Его  выступление  завершили  дружные  аплодисменты  дюжины  стариков  и
старушек и двоих Володиных помощников.
     Передав микрофон одному из  них, Каверин направился к своей аудитории и
принялся пожимать им руки. Одну, другую, третью...
     -- Молодец,  Володя!  Так  их, паршивцев! Мы  за  тебя!  --  с деланным
воодушевлением восклицали бойкие старушки.
     Очередной  старичок протянул  ему  свою  сухую,  узловатую  ладонь,  но
Каверин  вдруг остановился и  замер, вглядываясь  куда-то через его  голову.
Улыбка вмиг исчезла с  его лица. Упрямый старик, что-то возбужденно бормоча,
продолжал совать ему руку, однако Володя словно не замечал этого.
     На  противоположной  стороне площади стоял черный "роллс-ройс",  в  его
приотрытом окне Каверин разглядел Белова. Лицо Володи превратилось в злобную
и жестокую маску. Глаза сузились, тяжелый взгляд уперся в окно лимузина.
     Белов понял,  что  соперник  его заметил. Легкомысленно сделав Каверину
ручкой,  Саша  демонстративно  отвернулся и  нажал  кнопку стеклоподъемника.
Поднявшиеся тонированные стекла скрыли его от глаз оппонента.
     -- Сань, а почему -- "вор"? Тебя что, короновали?..  -- подколол Белова
сидящий за рулем Макс.
     --  Так  он  же  жертва  войны, Макс,  --  вот  у  него  в башке все  и
перепуталось! -- усмехнулся Саша. -- Ладно, поехали в Серебряный Бор...
     "Роллс-ройс" тронулся.  На выезде с площади Белов  обернулся  и увидел,
как по-прежнему неподвижный  соперник провожал  все тем  же тяжелым взглядом
его машину.
     Белый  ехал  на  встречу с Виктором Петровичем Зориным. Во-первых, надо
было поставить компаньона в  известность, что  Саша  уходит из управления их
общим  бизнесом  и  предает  бразды  правления  Пчеле.  А  во-вторых,  Белов
собирался обсудить с чиновником свои предвыборные дела. Впрочем, на какую-то
серьезную  помощь  Зорина Саша  не  надеялся,  однако что-нибудь  дельное он
подсказать, конечно же, мог.
     -- И давно это  ты  в "роллс-ройс"  пересел? --  встретил  его вопросом
Зорин.
     -- Не очень, а что?
     Виктор  Петрович жестом пригласил  Сашу  за  довольно скромно  накрытый
чайный столик.
     --  Так ведь тебе, Сань, теперь на  "Волге" надо  ездить  или  даже  на
"Москвиче"...  --  неуклюже сострил  при этом  Зорин. --  Чтоб к  трудящимся
поближе быть.
     --  Мои  спецы по  выборам  то же самое зудят...  -- усмехнулся  Белов,
усаживаясь в кресло.
     -- Значит, и спецов успел подобрать? Молодец, к выборам надо относиться
серьезно,  -- сдержанно похвалил его чиновник. -- Только знаешь, Сань, ты на
них не  очень-то  рассчитывай. Они все теоретики, а в этих делах иногда надо
действовать по интуиции. Ты себе больше доверяй.
     -- Вот я и езжу на "ройсе"... -- согласился Саша и сразу взял  быка  за
рога. -- Скажи, а на тебя я могу рассчитывать?
     --  Если  что подсказать  --  пожалуйста! -- Виктор Петрович добродушно
развел руками. -- Меня ведь за последние пять лет куда только не выбирали!..
     --  Ну да,  опыт  -- великое  дело, спасибо, -- с нескрываемой  иронией
поблагодарил Белов.
     Зорин, впрочем, предпочел эту иронию не заметить.
     --  Ты  больше  на  пенсионеров  нажимай,  -- с самым  серьезным  видом
советовал он. -- Поздравления там, письма всякие -- они это любят...
     Все вышло именно  так, как и предполагал  Белов -- Зорин однозначно дал
понять, что для Сашиной избирательной кампании он и палец о палец не ударит.
Виктору  Петровичу  был  нужен  компаньон  из  теневого  бизнеса,  а  не  из
Государственной думы. Неприметный коммерсант, а не звезда политики. Нет,  на
помощь  чиновника  нечего  рассчитывать  --  это  было  яснее ясного.  Белов
отхлебнул успевший остыть чай и неожиданно улыбнулся.
     -- Знаешь,  мне  тут мои спецы ролик  предлагают сделать,  может, мне с
тобой  сняться?  -- задумчиво предложил он.  -- А  что?.. Известный  политик
поддерживает молодого кандидата в депутаты... Ты как, фотогеничен?
     Чай  попал  Виктору  Петровичу  не  в  то  горло,  он   поперхнулся,  а
откашлявшись, рассмеялся.
     -- Молодец,  --  покивал он.  -- Ладно, давай  говорить прямо. Если  ты
войдешь в Думу, я больше не смогу тебя прикрывать, на мою помощь не надейся.
     -- Компромата боишься?
     Зорин  нахмурился.  Сцепив пальцы  в  узел, он  пустился  в пространные
объяснения:
     -- Не так все просто, Саша. Вот мы сейчас с тобой сидим, чай пьем... Ты
обычный  коммерсант,  и поэтому наша встреча,  по  большому счету, никого не
касается. А как  только ты станешь  публичной персоной, любая газетная  сука
увидит нас вдвоем и сделает из этого политический факт! А потом мне придется
долго и нудно доказывать, что я не верблюд, ясно?..
     "Куда уж ясней!.." -- подумал Белов. Ему вдруг стало как-то не по себе.
Захотелось немедля  уйти и больше уже никогда не встречаться с этим циничным
и  расчетливым  человеком,  который всегда называл  себя Сашиным другом и ни
разу не захотел помочь ему в трудную минуту.
     Белов довольно сухо сообщил  Зорину о  том,  что отныне все дела  с ним
будет вести Витя  Пчелкин, и вскоре покинул клуб в Серебряном Бору. Как  ему
казалось -- навсегда.



     В  избирательном  штабе  Каверина  кипела  работа.  В  общей   комнате,
обклеенной плакатами улыбающегося кандидата в строительной каске, была суета
и  дым коромыслом.  Сновали с бумагами озабоченные люди, то  и дело  звонили
телефоны, гудели ксероксы, горели мониторы компьютеров.
     За  стеной, в  своем  уютном  кабинете,  полулежа  на  диване,  Каверин
принимал доклад своего нового советника Вадима --  того самого имиджмейкера,
которого сосватал ему подполковник Введенский.
     -- Плакаты у нас вполне приличные, и по содержанию, и по полиграфии, --
сухо и деловито информировал своего шефа Вадим. -- Медиа-план мы  утвердили,
тут  тоже  все  нормально. Надо еще  подумать  о  последних  неделях,  когда
начнется  обострение. Необходимо страховаться, готовить радикальные ходы  по
компромату.
     --  Тебе  Игорь   Леонидыч   говорил   об  этом  эмигранте?  --  лениво
поинтересовался Каверин.
     --  Да, его  уже  привозили. Я с ним встречался, все обсудил,  --  едва
заметно улыбнулся Вадим. -- Это будет очень  сильная фишка,  только  ее надо
грамотно  подать. Но,  Владимир  Евгеньич,  этого  мало.  Нужно  еще  что-то
экстраординарное.
     Каверин тяжело, придерживая рукой за побаливающую поясницу,  поднялся с
дивана и раздраженно пробурчал:
     -- Ну так придумай. Ты спец или кто?..
     -- Понял,  Владимир  Евгеньич,  --  вытянулся  в  струнку  советник  из
органов. -- Будет сделано.
     На просторном письменном  столе стояло чучело  небольшого,  сантиметров
семидесяти  длиной, крокодильчика. Два дня назад Каверин случайно увидел его
в витрине зоомагазина и немедленно купил.  Крокодил нравился ему неимоверно,
стоило  Володе взглянуть  на разинутую  зубастую пасть рептилии, как у  него
сразу поднималось настроение.
     Вот и  сейчас  он довольно  рассмеялся и провел  ногтем  по  маленьким,
острым зубкам крокодила:
     -- Ну надо же -- как живой, гад!..
     Вадим выдал вежливую полуулыбку -- он явно  не разделял восторгов босса
по поводу чучела мерзкой рептилии. Каверин это  заметил. Резко помрачнев, он
холодно спросил:
     -- Что-нибудь еще?..
     -- Да, --  кивнул Вадим. Он извлек из папки небольшой  листок и положил
его на стол. -- Это макет листовки -- той самой.
     Каверин буквально впился в  листовку глазами. Сверху шла броская шапка:
"Братва рвется к власти!". Под ней помещалась эффектная фотография Белова --
Саша, далеко откинув руку, с ледяным прищуром целился  куда-то из пистолета.
На нем была коричневая рубашка с закатанными рукавами и черный галстук -- ни
дать  ни взять штурмовик-эсесовец. Не хватало только повязки со свастикой на
рукаве. Впрочем, любое мало-мальски живое  воображение без  труда восполняло
этот пробел.
     Под  фотографией был набран текст  -- всего-то два абзаца,  в которых в
лаконичных и весьма экспрессивных выражениях описывалась бандитская сущность
главного Каверинского  конкурента. Завершал  листовку  стандартный  призыв к
избирателям проявить гражданскую бдительность и "не  дать бандиту усесться в
думское кресло".
     --  В целом нормально,  -- задумчиво  кивнул явно довольный Каверин. --
Только ведь скажут -- фотомонтаж, а?..
     -- А пусть докажут... -- пожал плечами Вадим.
     -- И фактов маловато... -- продолжал сомневаться Володя.
     --  Владимир  Евгеньич,  да  зачем они вообще нужны  -- эти  факты?! --
казалось, совершенно искренне удивился  имиджмейкер в штатском. -- Наше дело
петушиное: главное -- прокукарекать, а там хоть вообще не рассветай!..
     Подумав, Каверин согласился:
     -- Хорошо. Запускай схему.
     В тот же день Вадим поехал в небольшую типографию. Директор, узнав, что
речь идет о предвыборной листовке, поинтересовался тиражом.
     --  Нам надо пять  тысяч  экземпляров,  --  ответил  серьезный  молодой
человек.
     Директор  назвал  сумму. Вадим, не  торгуясь,  согласился  и  достал из
кожаной папки макет листовки. Директор бегло просмотрел его содержимое.
     -- Э, нет, не пойдет! -- покачал он головой, возвращая листовку Вадиму.
-- Я с бандитами не связываюсь -- себе дороже...
     -- Вы  не поняли, уважаемый,  -- веско и многозначительно сказал Вадим.
-- Это -- в интересах государственной безопасности.
     Директор озадаченно почесал обширную лысину и со вздохом кивнул.
     -- Ладно, сделаем...



     Смена подходила к концу. Ночная  сиделка, нанятая Бригадой для ухода за
Филом,  протяжно зевнула и потянулась. Спать  хотелось просто ужасно, но она
терпела -- платили ей очень хорошо, девушка  этим местом дорожила и  никаких
вольностей себе не  позволяла.  Чтоб  отогнать  одолевавшую  ее  сонливость,
сиделка встала и подошла к окну.
     На  улице начинало светать. Солнце еще не поднялось над крышами  домов,
но небо уже заголубело -- день обещал быть ясным и солнечным.
     Вдруг  за ее спиной тревожно запиликал зуммер системы жизнеобеспечения.
Девушка  кинулась  к  аппаратуре  --  по  экрану  монитора  бежали неровные,
зубчатые импульсы.  Ничего подобного до сих пор  не  было. Медсестра подняла
веко Фила --  реакция  зрачка на  свет была!  Девушка  и  вовсе растерялась,
кинулась  к  шкафу,  схватила  шприц  с ампулой,  повернулась к  больному  и
окаменела.
     Веки парня дрогнули, затрепетали и... приоткрылись!
     -- Господи!!.. -- прошептала ошеломленная сиделка и опрометью бросилась
вон.
     Когда Белов  влетел в отделение реанимации, там было необычно людно, по
коридору  сновали  озабоченные  доктора.  Его  увидела   заплаканная,  мелко
дрожащая от сильнейшего волнения Тамара. Она тут же кинулась к нему:
     -- Саша!.. Саша!.. -- задыхаясь, шептала она.
     -- Ну что там?!.. -- нетерпеливо схватив ее за плечи, спросил Белов.
     -- Он...
     Договорить  она  не  смогла. Тамара резко всхлипнула и,  закатив глаза,
стала  беспомощно  оседать  на  пол.  Саша  успел  ее   подхватить,  передал
подскочившим с нашатырем медсестрам и почти бегом бросился к палате Фила.
     --  Куда вы?!  --  сердито крикнула ему в спину  одна  из них. --  Туда
нельзя!!
     --  Мне  можно!  --  не оборачиваясь,  гаркнул  Белов  и рванул дверь в
палату.
     Вокруг  кровати  Фила стояли несколько  сосредоточенных врачей  разного
возраста,  они напряженно и взволнованно  что-то обсуждали.  Говорили  тихо,
вполголоса, но  все  сразу. В висках у Саши стучало, он попытался вникнуть в
разговор докторов,  но не смог одолеть  частокол  совершенно  неудобоваримых
медицинских  терминов. По лицам врачей тоже ничего, кроме того, что ситуация
сложилась экстраординарная,  понять было  нельзя. Белов растерялся. Внезапно
ему  стало  страшно.  Он отступил  назад,  опустился  на  стул  и, сдерживая
раздражение, негромко спросил:
     -- Кто-нибудь может мне объяснить, что здесь происходит?..
     Врачи,  похоже,  даже  не  заметили его появления, только  один,  самый
молодой, рассеянно взглянул в его сторону и буркнул себе под нос:
     -- Кто бы мне это объяснил...
     Саша встал  и на секунду  прикрыл  глаза.  "Господи, помоги ему!.."  --
взмолился он.
     Решительно и бесцеремонно растолкав докторов, Белов подошел к другу. Со
страхом и с надеждой он вглядывался в бледное лицо Фила. Внешне все было как
всегда -- закрытые  глаза, кислородная маска, полная неподвижность... Присев
на край постели, Саша осторожно взял руку  Фила в свои ладони. Веки больного
медленно приоткрылись, глаза смотрели прямо перед собой.
     -- Брат... -- позвал его Саша.
     Зрачки Фила, подрагивая, поползли в его сторону и остановились на  лице
Белова. Они смотрели  друг другу в  глаза -- впервые после долгой и страшной
разлуки.
     -- Брат, ты меня слышишь?.. -- сорвавшимся голосом тихо спросил Саша.
     Вместо  ответа  Фил на  секунду  прикрыл  веки -- и из-под  них тут  же
скатились две слезинки.
     --  Черт... -- прошептал Саша и... заплакал. Белов протянул руку к лицу
друга. Он вытирал его слезы и не замечал своих. Поглаживая Фила  по волосам,
он то смеялся, то плакал. Саша был счастлив.
     Вскоре его попросили выйти -- врачам надо было заняться  Филом всерьез.
Саша  вышел в коридор.  На душе  у него  было спокойно  и радостно.  Теперь,
казалось Белову, все непременно должно быть хорошо -- и с Филом, и с семьей,
и с выборами. Самая сложная проблема осталась позади. Да, Филу еще предстоял
долгий и, наверное,  непростой путь к полному  восстановлению,  но  все-таки
самый главный, самый трудный шаг он уже сделал!
     По коридору навстречу ему бежали Космос и Пчела.
     -- Ну что? -- хором спросили они.
     -- Все в порядке... -- устало улыбнулся Белов.
     -- Йес!!! -- друзья бросились ему на шею, порывисто и крепко обнялись и
тут же рванули к палате Фила.
     -- Только тише там!.. -- прикрикнул им вдогонку Саша.
     Он вытер  лицо  рукавом накинутого на  плечи белого халата, вздохнул  и
медленно побрел дальше.
     Осмотр Фила многочисленной командой  докторов затянулся  -- видимо, его
случай и  в самом деле оказался  редким.  Но друзья и не думали расходиться,
они  терпеливо  ждали  в  коридоре того  момента,  когда  им  снова позволят
взглянуть в его ожившие глаза.
     Наконец, им разрешили  войти к Филу. Тамара, ждавшая вместе с ребятами,
куда-то подевалась.  Друзья расселись около  кровати Фила.  Первые  восторги
улеглись, невероятное возбуждение сменилось тихой, безмятежной  радостью. На
их   лицах  светились  умиротворенные  улыбки,  они  молча  переглядывались,
обмениваясь ими. Неподвижный Фил переводил  глаза  с  одного на другого. Все
трое молчали -- никаких слов им не требовалось.
     Зато сиделка  не замолкала ни на минуту, в который уже раз рассказывая,
как пришел в себя ее подопечный.
     --  Гляжу -- а он смотрит. Господи, меня  чуть  кондратий не хватил! --
взвинченно тараторила сиделка, прибирая инструменты, оставленные врачами. --
Все доктора в один голос говорят -- уникальный случай!.. А я, знаете,  очень
как-то этого пациента полюбила, он же боксер известный был, да?
     -- Да-да... -- усмехнулся Саша.  -- Спасибо вам, вы заканчивайте, мы уж
тут сами...
     -- Ага-ага, сейчас...  -- с готовностью закивала  девушка. -- Только вы
долго не сидите, а то Борис Моисеевич вообще велел вас прогнать.
     Сиделка вышла в коридор, но тут же дверь в палату снова открылась, и на
пороге появились Тамара и Оля.
     -- А я вот  Оле позвонила, порадовала, -- сказала, словно оправдываясь,
Тома.
     -- Привет, -- поздоровалась сразу со всеми Ольга.
     -- Привет, Оль, -- приветливо улыбнулся ей Пчела.
     Ольга рассеянно мазнула по нему взглядом и остановилась на Белове.
     -- Здравствуй,  --  тихо сказал  он,  вставая с  постели  друга,  чтобы
освободить ей место.
     Оля ему благодарно кивнула, опустилась на краешек кровати и повернулась
к Филу. Он перевел на нее взгляд и на секунду прикрыл веки в знак того,  что
он ее узнал. На глаза у Ольги навернулись слезы.
     -- Бедненький... -- прошептала она.
     Саша шагнул к ней сзади и молча опустил руку на ее плечо.



     От  Фила разошлись ближе  к  вечеру, да  и  то только  после того,  как
доктора чуть ли  не силком  выгнали их из  палаты. Белов  предложил  довезти
Ольгу домой, и она, конечно, согласилась.
     Ольга помнила о  так  и  не  состоявшемся разговоре и предполагала, что
Саша решил поговорить с ней по дороге. Но Белов не спешил вспоминать о своих
предвыборных  делах.  Он  понял,  в  чем  была  его   ошибка.  Он  собирался
использовать съемки ролика как повод для примирения, а нужно было делать все
наоборот. Сначала надо было  восстановить мир в семье,  вернуть домой жену и
сына, а уж тогда  придет и все остальное  -- и душевный покой,  и  победа на
выборах, и эти несчастные съемки...
     -- Ты не торопишься? -- спросил Саша. -- Может, посидим где-нибудь?..
     -- Давай... -- согласилась Оля.
     Она подумала, что Саша все-таки решился на  тот самый разговор, который
не состоялся в минувшую субботу. "Ну-ну, давно пора... Интересно  -- и что ж
это у него за дело на сто миллионов?.." -- размышляла она.
     "Роллс-ройс" свернул с шоссе и вскоре остановился у модного загородного
ресторана. Ольга вышла из  машины и с наслаждением вдохнула свежий, пьянящий
апрельский  воздух.  Несмотря на  прохладу,  весенний дух уже  набрал  силу,
ароматы пробуждающейся природы кружили голову и поднимали настроение.
     Навстречу гостям вышел молодой подтянутый официант.
     -- Добрый вечер,  --  радушно  улыбался  он.  --  Добро пожаловать. Где
желаете отдохнуть -- в зале, на веранде?..
     -- Тебе не холодно? -- спросил жену Саша. -- Нет.
     -- Тогда, может быть...
     -- Да, на  веранде,  --  охотно  согласилась  Оля.  Они сели за столик,
официант тут же подал им карточки:
     -- Меню, пожалуйста... Что желаете на аперитив?
     -- "Медок" есть у вас? -- спросил Белов. -- Девяносто пятый?
     -- Да, конечно, "Шато Мормон" вас устроит?
     -- Устроит, -- кивнул Саша и взглянул на жену. -- Ну, а ты что будешь?
     -- Сок, -- улыбнулась Оля.
     -- Какой предпочитаете? -- повернулся к ней официант.
     Дурманящий  весенний воздух сыграл с  Олей шутку. Она усмехнулась и  не
без доли ехидства ответила:
     -- Березовый.
     "Чего это вдруг? Каприз? А может, вызов?.." -- подумал Белов.
     -- Сделай березовый, -- кивнул он официанту.
     -- Сложновато будет, -- растерянно улыбнулся тот.
     -- Сделай, --  внушительно повторил Саша. -- Ну и фруктов  там, закуски
-- сам разберешься.
     Официант кивнул и исчез. Оля с любопытством посматривала по сторонам --
в этом месте  она была впервые. А Белов  тем  временем исподволь разглядывал
жену. Выглядела она  просто  здорово -- глаза блестели, на губах подрагивала
волнующая улыбка, даже волосы, казалось, стали гуще, пушистее.
     -- А здесь неплохо, -- заметила Ольга. -- Часто тут бываешь?
     -- Здесь Фил с Томкой любили отдыхать, -- уклончиво ответил Саша.
     -- Томку жалко, -- вздохнула Оля. -- Как она все это выдержала?..
     -- А сколько еще впереди!  -- согласился Белов. -- Неизвестно, когда он
полностью восстановится.
     -- Ну, все равно, легче уже. Все-таки теперь он в сознании, соображает.
     -- Вина? -- с бутылкой в руках склонился к ней официант.
     -- Нет, спасибо, -- качнула головой Ольга и кивнула мужу. -- А ты о чем
хотел поговорить?
     -- А,  не важно!.. -- отмахнулся Белов. В эту минуту ему и в самом деле
не  хотелось  обсуждать  предвыборные  дела.  Но  после  секундной паузы  он
все-таки объяснил: --  Короче,  я пролетаю как кандидат. Просто мне  знающие
люди  растолковали,  что  будущему  депутату полагается  с  первого  взгляда
полюбить  однокурсницу,  красиво   за   ней   ухаживать,   несмело   сделать
предложение,  родить  не  больше  двух детей и  всю  жизнь  помогать супруге
чистить картошку. Так что, сама понимаешь, -- я в пролете полном.
     -- Ну почему же? -- чуть  кокетливо улыбнулась Оля. -- Давай, ухаживай!
Может, потанцуем?
     Белов недоуменно пожал плечами.
     -- Да как-то... На улице?
     --  Учись  красиво  ухаживать, Саша,  --  с  шутливой  назидательностью
сказала жена. -- Пригодится -- все бабы твои будут!
     -- А мне, Оль, все не нужны...
     Белов поднялся и, неловко кивнув, протянул  жене руку.  Ольга встала --
не  сразу,  после  небольшой  паузы.  Музыканты,  игравшие  какую-то тягучую
джазовую  композицию, мгновенно сориентировались и  переключились  на  нечто
лирическое.  Саша обнял  жену, и она прижалась к нему -- покорно и радостно.
Их пальцы  сплелись.  Так близко -- глаза в глаза  -- они  не были уже целую
вечность.
     -- Ну говори, что ты хотел?  -- спросила Оля. Саша вздохнул и, виновато
пожав плечами, объяснил:
     -- Ну, эти имиджмейкеры мои яйцеголовые говорят, что было б клево, если
бы  я свою семью по телеку  засветил. Ну, типа,  у  меня все  как у людей --
семья, ребенок... Я с Ванькой посоветовался -- он не против вроде...
     -- С Ванькой, значит?.. -- скептически усмехнулась Ольга.
     -- Ну а что? Ему понравилось...
     -- Да? Ну  давай,  засветим...  -- неожиданно  легко и почти равнодушно
согласилась Оля. -- Какие проблемы? Это же все понарошку.
     "Какой,  к черту,  понарошку!.." -- подумал Белов.  Он вдруг испугался,
что  Ольга  решит:  этот  романтический вечер  -- с  рестораном, с  танцами,
которых он вообще-то терпеть не мог, с березовым соком -- все это только для
того, чтобы заполучить ее на съемки. Он опустил глаза и вдруг понял, что ему
надо  сделать,  чтобы  вернуть  их прежние отношения. Надо просто вернуться!
Вернуться и начать все с самого начала!..
     Саша встал как вкопанный и радостно взглянул на жену.
     -- Знаешь, Оль... Поехали, у меня для тебя сюрприз есть. Поехали, а?
     -- Куда?.. -- недоуменно улыбнулась  она. Белов, мгновенно загоревшийся
новой идеей, уже тащил ее за руку к выходу.
     -- Поехали-поехали, Оль, увидишь...
     -- Извините, а как же сок? -- воскликнул им вслед растерянный официант.
     -- На меня все запиши!.. -- крикнул ему, не обернувшись, Белов.
     Взявшись за руки, Саша с Олей побежали к машине.



     К  немалому  Олиному  удивлению  они  поехали прямиком к  ней  на дачу.
Дорогой Саша принялся вспоминать, как в далеком восемьдесят девятом бегал от
милиции. Когда  "роллс-ройс" остановился напротив Олиного  дома, он как  раз
добрался до того момента, как Космос впервые привез его в этот поселок.
     --  Я  тогда так  шуганулся,  кошмар! --  выйдя из машины,  возбужденно
размахивал руками  Саша. -- Бегу, а в  этих черных очках дурацких ничего  не
видно. А Кос орет: "Давай скорей!"
     -- Тише ты, бабушку разбудишь! -- смеясь, шикнула на него Ольга.
     -- Да ладно, она спит давно! Иди сюда! -- Саша протянул жене руку.
     -- Белов, ты что задумал? -- смеялась Оля.
     -- Ну сюрприз, говорю же!
     -- Какой сюрприз, Саш, ты что?..
     Белов приобнял Ольгу и показал на темную дачу напротив ее дома.
     -- Я тогда вон там сидел, на втором этаже, отсюда не видно...
     -- У Царевых?
     -- Ну да, их тогда не было. -- Саша развернул жену в другую сторону. --
А ты вон в том окне на скрипке играла.
     -- Вообще-то я там жила, Саш... -- прыснула Оля.
     -- Но я-то не в курсах был... Я смотрел, смотрел, потом стал звонить. А
трубку  все  бабуля  твоя,  Елизавета, берет.  Думаю,  что делать?  Я  тогда
спустился, камушком  в  ваши  ворота кинул и бегом к  телефону. Она вышла на
улицу посмотреть, а трубку ты взяла.
     -- Ну надо же, хитрюга какой!..
     -- Ага,  типа  --  военная  хитрость, -- согласился Белов.  --  Ну,  мы
поговорили  о  чем-то  -- я  уж  сейчас и  не помню.  А  потом  ты занавеску
задернула -- раз! -- и свет погас... Гляжу -- ты раздеваться начала...
     -- Что ты выдумываешь!  -- дурачась, замахнулась на него Оля. -- Ничего
я не раздевалась!..
     -- Ну ты мне  будешь рассказывать! -- засмеялся, уворачиваясь, Саша. --
Знаешь, а сквозь шторы что-то там видно... О-о-о! -- он схватился за голову.
--  Я тогда чуть с  ума не сошел! Полночи уснуть не мог -- отжимался. Даром,
что в армии привык.
     -- Ну да, а потом к вам девицы приехали! -- ехидо прищурилась Ольга.
     -- Е-мое ! -- так ты  же сбежала от меня! -- ерничая,  возмутился Саша.
-- Сама виновата.
     Вдруг  Белов одним махом перескочил невысокий  заборчик  дачи Царевых и
открыл изнутри калитку.
     -- Саш, ты чего это задумал?!.. -- ахнула Оля.
     Он протянул жене руку:
     -- Давай сюда...
     -- Зачем?
     -- Давай-давай. Я отвечаю.
     -- А вдруг там собака? -- посмеиваясь, помотала головой Оля.
     -- Да нет там никаких собак! Никого  там нет, -- смеясь, крутил головой
Саша.
     Голова Ольги шла кругом -- то ли от хмельного весеннего воздуха,  то ли
от близости любимого. Плохо соображая, что и зачем  она делает,  Оля шагнула
за изгородь.
     По  темному  двору  к  крыльцу дачи скользнули две  тени.  Саша  достал
блеснувший широким лезвием складной нож и склонился к замку.
     -- Белов, я боюсь, -- нервно хихикая, шептала за его спиной Оля. -- Нас
с  тобой схватят и посадят,  будет  обидно. Прикинь ситуацию  -- кандидата в
депутаты вместе с женой застукали на взломе чужой дачи! Как тебе?..
     -- Подумаешь! -- фыркнул Белов,  ковыряясь в двери. -- С депутатами еще
не то бывает.
     Тут  в замке что-то хрустнуло, и дверь распахнулась. Саша  взял жену за
руку, и они вошли внутрь дома.
     Не включая свет, Белов повернул к лестнице. Рука об руку  они осторожно
поднялись наверх и вошли в залитую лунным  светом комнату на втором этаже --
ту самую, в которой жил Саша. В ней  все было по-прежнему. Тот же письменный
стол, книжный шкаф и  старый, скрипучий диван. А  у  окна стояла на  треноге
массивная подзорная труба.
     --  Вот же елы-палы,  ничего  не изменилось, --  озираясь  по сторонам,
удивленно пробормотал Белов. -- Представляешь, Оль, -- ни-че-го!..
     --  Разве? --  загадочно  и  чуть  игриво  усмехнулась  Ольга. --  А ты
подумай...
     Саша повернулся к  жене и, едва  взглянув  в ее  поблескивающие  глаза,
сразу догадался, что она имела в виду.
     Действительно, тогда, без малого десять лет назад, незнакомая скрипачка
была там, в доме напротив.  Сейчас, став его женой, она была в шаге от него.
Помолчав,  Саша  сделал  этот  шаг,  взял  мгновенно  ослабевшую,  мягкую  и
податливую Олю за плечи и привлек к себе.
     -- Я жить без тебя не могу... -- тягуче, с придыхом, прошептал он.
     Медленно  склонившись  к  ее  чуть  запрокинутому  лицу,  он  осторожно
коснулся губами уголка ее рта.
     -- Сашка... -- радостно прошептала она, закидывая руки ему за шею.
     И тут же Саша накрыл  ее губы обжигающим, долгим поцелуем. Она ответила
ему с такой готовностью, с такой  страстью, что у  Белова мороз пробежал  по
коже. Он повлек Олю к дивану, а она уже торопливо и неловко пыталась стащить
с себя пальто. На  мгновение они оторвались друг от друга -- только лишь для
того,  чтобы  избавиться  от  одежды -- и,  снова слившись в  единое  целое,
рухнули на диван.
     Одинокая апрельская  луна, ненароком  заглянув  в пыльное  окно  старой
дачи, высветила два  нагих  сплетенных  тела  и  сквозь  немилосердный скрип
дряхлого дивана услышала восторженно-сладостный стон счастливой женщины:
     -- Мам-м-мочка...



     Через  день на  Олину  дачу  приехала съемочная бригада. Их  давно  уже
ждали.  Оператор  с  осветителем  тут  же  принялись  сноровисто  выставлять
громоздкую аппаратуру. Хозяева тоже завершали последние приготовления.
     Нарядная и торжественная Елизавета Андреевна хлопотала у стола, в сотый
раз  поправляя чашки, блюдца и розетки с вареньем. Ольга, тоже взволнованная
и радостная,  торопливо  что-то  подправляла в прическе  и  в сдержанном, но
безукоризненном макияже. Сгорающий от нетерпения Ваня скакал с дивана на пол
и  обратно, крутился у тщательно накрытого  стола и приставал с бесконечными
вопросами к телевизионщикам, матери и прабабушке.
     Наконец все было готово. Оператор  занял свое место за камерой,  а Оля,
Ванечка и Елизавета Андреевна -- за столом.
     --  Внимание,  начали! -- скомандовал  старший из  телевизионщиков и  с
доброжелательной улыбкой кивнул Ольге.
     Она кивнула ему в ответ и, заметно волнуясь, начала:
     -- Я  не знаю более работоспособного человека, чем Александр. То есть с
шести утра и  до позднего вечера Саша работает на протяжении многих  лет. Мы
понимаем -- Саша  сейчас очень  занят,  и  ему  трудно  вырваться.  Мы  его,
конечно,  поддерживаем,  но  все-таки хотелось бы почаще  видеть  папу дома.
Скучаем очень...
     Ее перебил Ваня. Радостно улыбаясь щербатым ртом, он выпалил:
     -- Вот мы с папой в субботу в зоопарк поедем! Хотите, и вас возьмем?..
     Вечером Белов просматривал отснятый  материал. Ему было приятно  видеть
радостные лица жены и сына. Даже Елизавета Андреевна  показалась  ему вполне
симпатичной   старушенцией.  Впрочем,   свои   эмоции   он  предпочитал   не
демонстрировать.  Досмотрев запись  до последнего  кадра -- неумелой вырезки
его  портрета  над детской  кроватью, рядом  с  Бэтменом, -- Белов  выключил
телевизор и повернулся к Гудвинам.
     -- Ну что, мне нравится,  в  принципе...  Только жены  многовато. Я ее,
конечно, люблю безумно, но  здесь  явный  перебор, по-моему... --  задумчиво
покачал головою  Саша.  Он  лукавил  --  ему было невероятно  приятно видеть
искреннюю радость и гордость Оли за него, ее мужа.
     --  А  мы  перебивочку  дадим,  -- успокоил  его  Рыжий  Гудвин.  --  С
фотографиями из семейного альбома. С тещей, с сыном...
     -- Да, и армейские фотки возьмите, --  согласился Белов. -- Только не с
Фариком. Возьмите с Полем -- овчарка у меня на заставе была...
     -- Собачка --  это очень  хорошо, собачка  --  это просто здорово!.. --
довольно потирая руки, засмеялся Черный.
     В дверь постучали, и в кабинет заглянул Макс.
     -- Извините... Саша, можно тебя?
     Белов поднялся и вышел с Максом в переговорную.
     -- Ну что там?
     -- Вот, пацаны только что  подвезли... --  Макс протянул ему  сложенный
вдвое бумажный листок.
     Саша развернул  его.  Это была  предвыборная  листовка  --  та самая, с
хлестким заголовком "Братва рвется к власти!"
     -- Опа! Понеслась... -- усмехнулся Белов сквозь зубы. -- Ну наконец-то,
а то я уже волноваться стал...
     -- Это мне образец подослали, -- пояснил  Макс.  -- А  типографию,  где
весь тираж лежит, ребята пробили. Давай я сгоняю туда с пацанами?..
     --  Не  вздумай!  --  решительно   покачал  головой  Белов,  с  веселым
недоумением рассматривая листовку. -- Ты что, это же провокация чистой воды!
     --  А  как  же,  Саш? -- недоуменно  вскинул  брови  Макс.  --  Надо  ж
какую-нибудь ответку кинуть!..
     -- Нет, Макса, тормози... --  задумчиво взглянул на  него  Саша. -- Ну,
спалишь  ты одну типографию, так  они в другом месте напечатают. Только вони
будет!.. Суть-то не в этом.
     Он открыл дверь в кабинет и поднял над головой листовку.
     -- Вот!  Вот как надо работать! --  выкрикнул  он Гудвинам. -- А  вы --
перебивки!..
     --  Разрешите?  --  протянул руку  Черный Гудвин.  --  Хм,  узнаю  руку
мастера...
     -- Н-да,  только  свастики не хватает! --  поддакнул  заглядывающий ему
через плечо Рыжий.
     Белов вырвал листовку из их пухлых ручек и протянул ее секретарше:
     --  Людок, ну-ка прилепи-ка  это на стенку -- на память... --  попросил
он.
     -- Да  вы не  волнуйтесь,  Александр Николаевич, -- беспечно  улыбнулся
Рыжий Гудвин. -- Мы их сделаем!
     Саша, помогавший Люде крепить листовку, повернулся и хмуро произнес:
     --  А  у  вас  другого  выхода  нет...  Мгновенно побледневшие  Гудвины
боязливо переглянулись.  А Саша, вдоволь насладившись  их искренним испугом,
со смешком шлепнул их поочередно по объемистым животам:
     -- Да я шучу!..
     Гудвины  снова  переглянулись  --  на  сей  раз  с  жалкой,  вымученной
улыбочкой.
     Думали они, похоже, об одном и том же. О том, что в каждой шутке всегда
есть доля правды.
     В  тот  вечер Гудвины засиделись  допоздна  -- шутка Белова возымела на
имиджмейкеров самое серьезное действие. Они ушли из штаба уже после полуночи
--  как раз  в  то  время,  когда  на  другом конце  Москвы в  окно сторожки
типографии кто-то настойчиво постучал.
     Заспанный  сторож,  шаркая  ревматическими ногами,  подошел  к  окну  и
выглянул наружу.
     -- Кто там?.. -- ворчливо спросил он.
     На  улице  стоял  незнакомый  милиционер в  сером  бушлате  с  погонами
старшего лейтенанта.
     -- Открывай, свои! -- строго прикрикнул он.
     -- А?.. Сейчас, сейчас... -- с готовностью закивав, старик исчез.
     Через секунду обшарпанная  металлическая  дверь распахнулась.  В тот же
миг сторожа  подхватили под руки стриженые братки в черной коже, скрутили  и
затолкнули в дежурку, заперев за ним дверь на ключ.
     -- Давай быстрее, парни! -- подгонял братков милиционер.
     Вскоре весь тираж скандальной  листовки  -- все  пять тысяч экземпляров
оказались на  типографском  дворе.  Старлей приволок  от  машины канистру  с
бензином,  щедро  облил  из  нее кипу упакованной в  пачки  бумаги.  Один из
братков  чиркнул  зажигалкой  --  и в  ночное  небо  рванулся факел  жаркого
пламени.
     -- Все,  поехали!  --  скомандовал милиционер. По  асфальту загрохотали
торопливые  шаги, хлопнули одна за другой дверцы машин, взревели моторы, и в
типографском дворе не осталось ни души.
     Только   сторож,  подслеповато  щурясь,  испуганно   наблюдал  из  окна
сторожки,  как ненасытный огонь пожирал  пачки листовок с заголовком "Братва
рвется к власти!"



     Вадим сновал по кабинету, в  спешке собирая какие-то бумаги  в папку, и
одновременно  делал очередной доклад своему начальству.  Каверин слушал его,
по обыкновению полулежа на диване.
     -- Короче, мы три дня ждали, -- Белов не отреагировал. Умный, паршивец,
-- не  без досады покачал головой  Вадим. -- Ну, тогда  наши ребята приехали
ночью и от его имени устроили там погром.
     -- Где вас таких головастых выращивают? -- прищурился на него Каверин.
     Вадим с легким недоумением взглянул на своего босса:
     -- Владимир Евгеньевич, мы же хотели  обострить? Вот мы и обострили. Ну
все, я убежал. Смотрите сегодня пресс-конференцию, будет заварушка...
     Пресс-конференция,  которую собрали  на  следующий после пожара день  в
специально снятом для этого шикарном зале,  стала, по сути,  первой открытой
стычкой двух  кандидатов. Стараниями Каверинской команды просторный зал  был
почти  полностью  заполнен разномастной журналистской братией. Кто-то пришел
сюда в надежде  на громкий скандал, а кто-то, откровенно скучая, просто ждал
обещанного по завершении мероприятия халявного фуршета.
     За  столом  президиума  на  месте  ведущего  сидел Вадим,  рядом  с ним
неспокойно  ерзал  на  стуле директор  типографии, по другую  сторону  важно
восседали двое подручных  Вадима из штаба Каверина. Напротив  них,  в первом
ряду, сидели насупившиеся Гудвины.
     После краткого вступительного слова  Вадим предоставил  слово директору
типографии.
     Тому было явно не по себе. Он придвинулся к кучке микрофонов и замялся.
Было очевидно, что ему совсем не нравилась вся эта шумиха. Похоже, он хорошо
понимал,  что по  уши  влип  в  грязную  историю,  и всеми  силами  старался
продемонстрировать свой нейтралитет.
     -- Нашей типографии уже тридцать  лет, -- заговорил, наконец, директор,
-- и никогда мы  не подвергались  угрозам, давлению, а  уж тем более прямому
нападению! И еще могу  сказать  -- ничего из материальных ценностей похищено
не  было, хотя злоумышленники  имели  для  этого  все  возможности.  Мне  не
хотелось бы кого-нибудь  огульно обвинять,  -- прижимая руки к груди, словно
бы  оправдывался он. --  Я не  знаю, кто организовал это нападение, но  факт
есть  факт.  Единственное,  что   было   уничтожено,  это   тираж  листовки,
направленной против Александра Николаевича Белова.
     Шумно  вздохнув,  директор  отстранился  от  микрофонов  и,  беспомощно
покосившись  на Вадима, откинулся  в кресле. В зале  одновременно  поднялись
сразу несколько рук. Блондинка в первом ряду коротко переглянулась с Вадимом
и встала с места.
     -- Скажите, а  каково  было содержание листовки?  -- деловито  спросила
она.
     Директор быстро выставил вперед ладони:
     -- Это не ко мне.
     На  вопрос ответил Вадим.  Он  поднял над головой листовку и показал ее
залу.
     -- Как видите,  эта пропагандистская листовка показывает принадлежность
господина Белова к организованной преступности.
     Его подручный перехватил микрофон и с пафосом провозгласил:
     --  Господа,  пример   с  уничтожением  тиража  это  подтверждает!  Это
бандитские  методы!  Я  искренне   надеюсь,  что  органы  внутренних  дел  и
прокуратуры смогут расследовать это наглое и возмутительное нападение!
     В зале  зашумели. Один  из  Гудвинов,  не  оборачиваясь, приподнял  над
плечом выставленный  указательный палец.  Тут же  с  задних рядов возмущенно
заголосили его ребята.
     -- Бумага все стерпит!.. Где конкретные доказательства?!..
     -- Это провокация!.. Клевета!.. -- вскочив со своих мест, кричали они.
     Шум  в  зале  усилился.  Кто-то  уже  засвистел.  Вадим  привстал  и  с
укоризненной улыбочкой взглянул на Гудвинов.
     Чуть подождав, он поднял руку, призывая журналистов к порядку, и зычным
голосом перекрыл шум в зале:
     -- Господа,  я  прошу минутку  внимания.  У  нас  в  зале  присутствует
человек, способный подтвердить часть изложенных в листовке фактов.
     Гудвины   настороженно   переглянулись.  Появление   живого   свидетеля
оказалось  для них  полной неожиданностью. Двери в  зал  распахнулись,  и по
проходу  между кресел важно  и торжественно прошел совершенно  незнакомый им
мужчина. Он подошел к столу президиума, взял микрофон и повернулся к залу.
     -- Меня зовут  Артур  Лапшин, --  заметно  волнуясь,  начал  он.  --  В
девяносто первом году Белов и его бригада  рэкетировали созданное мною малое
предприятие.  Отказавшись  платить, я подвергся угрозам  и  издевательствам.
Опасаясь за  жизнь своей семьи, я  был вынужден уехать за  границу. Белов не
просто лишил меня  дела.  Он украл у меня  Родину. Поэтому  я прилетел сюда,
чтобы на своем  примере  предостеречь вас... Я отвечаю за свои слова и готов
предоставить и журналистам, и следствию все необходимые материалы.
     После секундной паузы зал взорвался криками и свистом. Вадим улыбался с
совершенно довольным видом. Скандал удался на все сто процентов.



     Вечером в  своем избирательном штабе Белов  вместе с  Гудвинами смотрел
телерепортаж о пресс-конференции.  Выслушав выступление  Вадима,  он  мрачно
процедил:
     -- Еще одна жертва аборта...
     --  Итак, бомба взорвалась, -- комментатор за кадром принялся подводить
итог своего репортажа.  -- Теперь многим сторонникам Белова придется всерьез
задуматься...
     Не дослушав его, Саша выключил телевизор и повернулся к Гудвинам.
     -- Ну, что скажете?..
     --  А что,  действительно  есть  основания  для  возбуждения  дела?  --
осторожно поинтересовался Черный Гудвин.
     -- Вы что -- издеваетесь?! -- возмущенно фыркнул Белов.
     -- Немного легче, -- задумчиво кивнул  Рыжий.  --  Но  если  избиратель
сочтет вас человеком оргпреступности -- выборы проиграны.
     -- Да вы что -- охренели совсем?!.. -- взорвался вдруг Саша.
     Он метнулся к Каверинской листовке и яростно ткнул в нее пальцем.
     -- Неужто  вы  думаете, что  это  на  самом деле правда?!  Что  это  не
фотомонтаж?!..
     Белов юлой развернулся к своему  новому плакату  --  вместе с  Ваней на
фоне белокаменного храма.
     -- А теперь  вглядитесь  в  это  лицо!  -- рявкнул он.  -- Этот человек
строит  храмы, у  него  прекрасный маленький  сын!.. Разве  эти  глаза могут
лгать?! Вглядитесь в эти глаза  и вспомните  заодно -- какие крутые  бабки я
вам плачу! Думайте, мать вашу!!!
     Гневно  зыркнув  из-под насупленных бровей на опешивших Гудвинов, Белов
резко вышел из кабинета. Имиджмейкеры озадаченно переглянулись -- похоже, им
опять предстояла бессонная ночь...



     Со  следующего  дня  команда  Белова  перешла  к активным и решительным
действиям.  По  дворам  и  квартирам  избирательного  участка  стали  ходить
агитотряды весьма  и весьма странного вида.  Накачанные бритоголовые братки,
затянутые  в непривычные  деловые костюмы и  галстуки,  прочесывали  старые,
обшарпанные дома подмосковных городков и поселков. Вооруженные  блокнотами и
авторучками они с видимым усилием подбирали нужные слова:
     --  Ты, мать, меня не  бойся. Я  доверенное лицо  кандидата в  депутаты
Александра Белова.  Жалобы есть какие? Типа, водопровод, отопление... Может,
блин, из соседей кто обижает?..
     Перепуганные  до  полусмерти такими  гостями  домохозяйки в большинстве
своем  отмалчивались, но листовки с Сашиным  портретом брали.  Кто побойчее,
высказывали и претензии, и тогда братки  с самым  серьезным видом записывали
их в свои блокноты.
     Окучивали доверчивый электорат и группами. Подкатывали  к  лавочкам, на
которых кучковались старушки,  на машинах, доставали полиэтиленовые пакеты с
крупой, консервами, печеньем, шоколадом и одаривали этим богатством всех без
разбора. Кроме пакетов, бритоголовые Санта-Клаусы вручали опешившим старухам
поздравительные открытки с портретом Белова.
     -- Подарки вам. С праздничком, бабки!
     --  А  что  за  праздник-то,  сыночки?  --  интересовались  ошарашенные
нечаянными дарами пенсионерки.
     --  Достойного  человека  в  Думу  избирают,   --  терпеливо  объясняли
"агитаторы".  -- Александр  Белов -- читайте, там  все  написано. Пенсии вам
сейчас вовремя платят, а?.. А вот выберете  его -- будут платить вовремя! За
ним  не заржавеет, он  человек солидный, семейный... За ним  как за каменной
стеной будете! Так что не провороньте своего счастья, бабульки!



     У  Вадима,  как  он считал,  были  все основания быть довольным  собой.
Спектакль  с  погромом в  типографии  был  разыгран  как  по нотам,  а удар,
нанесенный по Белову на пресс-конференции, получился и  эффектным  и мощным.
Так  что теперь "имиджмейкер в штатском" полагал, что сопротивление главного
конкурента можно  считать  подавленным. Джокер в  лице Артура Лапшина сыграл
свою роль -- наличие живого свидетеля бандитского  прошлого Белова наверняка
заставит того поприжать  хвост и умерить свои наглые амбиции. А то и  -- чем
черт не шутит! -- вовсе сняться с предвыборной гонки!
     Со своим заданием, полагал Вадим, он справился на "отлично". Вот почему
доклад своему непосредственному  начальнику  -- подполковнику Введенскому --
он позволил себе сделать удобно и непринужденно сидя напротив него в кресле.
Собственно,  на  доклад  его  сообщение  походило  мало,  скорее  это больше
напоминало обычный профессиональный разговор двух коллег.
     -- Так  что, товарищ подполковник, все  идет как в  сказке, -- закончил
свой рассказ Вадим. -- Я думаю, на публичные дебаты он не решится.
     Игорь  Леонидович явно не  разделял уверенности своего подчиненного. Уж
он-то знал Белова как облупленного.
     -- Решится, можешь не сомневаться, -- хмуро возразил он. --  Это у него
последний шанс.
     Введенский  выдвинул  ящик   стола  и  достал  видеокассету.  Задумчиво
покрутив ее в руках, он подал ее Вадиму.
     -- А вот это должно его притормозить...
     -- Это что?
     -- Мапет-шоу... -- хмыкнул подполковник. -- Организуй-ка  ему просмотр.
Прямо сегодня...



     В тот день семейство Беловых в полном составе развлекалось. Сначала был
так долго откладываемый зоопарк, потом -- дневной спектакль в детском театре
и, наконец, кафе. Маленький полуподвальчик в пустынном  переулке  неподалеку
от  Лубянки оказался таким уютным, что они засиделись там допоздна. Ваня уже
начал зевать и клевать носом, а его родители, сцепив руки и прижавшись  друг
к другу, все шептались и шептались о чем-то взрослом...
     Когда  они  сели,  наконец,  в  машину,  Саша  предложил  заночевать  в
городской  квартире,  но  Оля  наотрез  отказалась.  Она   почему-то  всегда
недолюбливала  эту многоэтажную башню в Крылатском  и  считала  их  истинным
домом -- в самом широком понимании этого слова -- их загородный особняк.
     Домой  добрались  только  к полуночи.  Саша отпер  дверь и,  переступив
порог, замер. В его абсолютно пустом доме работал телевизор!
     -- Макс! -- негромко позвал он охранника.
     Тот  не слишком почтительно  оттер  в сторонку  хозяина и с  пистолетом
наизготовку  первым  вошел  в  дом. За ним  сунулась  было  Ольга,  но  Саша
перехватил  ее,  обняв за  плечи.  Только  тогда она  обратила  внимание  на
посторонние  звуки. Ее глаза испуганно округлились.  Прижав к себе сына, Оля
прошептала:
     -- Что это?..
     Белов ничего  не  ответил,  он словно окаменел,  чутко прислушиваясь  к
каждому звуку в доме. Тем временем Макс осмотрел первый этаж.
     -- Здесь чисто, я наверх... -- кивнул он Саше и пошел к лестнице.
     --  Посидите  здесь, -- Белов показал  жене на  диван  у входа, а  сам,
осторожно ступая, направился к работающему телевизору.
     В   гостиной  работал  не  только   телевизор,  но  и  видеомагнитофон,
воспроизводящий  запись на экране телевизора.  Кадры  были  датированы июнем
девяносто  первого года.  На  них  молодые,  смеющиеся  Саша,  Фил  и  Пчела
перевешивали номера на каком-то лимузине.  Белову хватило пары секунд, чтобы
понять  --  перед  ним  была  запись  оперативной  съемки   спецслужб.  Кадр
поменялся, теперь  на  экране  были  Белов, Космос  и Пчела возле  какого-то
офиса. Белов показывал  друзьям картонную коробку, и снова все  смеялись.  В
углу экрана были цифры  -- 23.09.92. И снова  кадр переменился -- теперь шла
запись какой-то  драки,  Белов успел разглядеть  Фила  и Космоса, но в  этот
момент сзади послышались шаги жены, и он тут же остановил пленку.
     -- Саш, я боюсь, -- призналась она.
     Белов оглянулся.  Бледная, как полотно,  Ольга, зябко  обхватив себя за
плечи, стояла на пороге гостиной. За ней, в холле, спал на диване Ванька.
     Саша уже открыл рот, чтобы сказать что-нибудь успокаивающее, но в ту же
секунду  вдруг резко затрезвонил телефон. Это было так неожиданно, что Ольга
вздрогнула. Мельком взглянув на часы, Белов поднял трубку.
     -- Да!..
     --  Добрый вечер,  -- донесся  из  трубки  спокойный  и чуть  ироничный
мужской голос. Белов  его  мгновенно узнал -- это был Введенский. -- Ну как,
посмотрели?
     -- Оператор бездарь, -- холодно  и, казалось, равнодушно ответил Белов.
-- Ни одного крупного плана. А композиция кадра просто ужасна.
     Игорь Леонидович невразумительно хмыкнул и вдруг резко изменил тон.
     -- Слушайте, Александр Николаевич, я звоню вам в нарушение всех правил.
Поверьте, я не желаю вам вреда, но вы слишком одиозная фигура даже для нашей
Думы. Отойдите в сторону, и мы сохраним отношения.
     Саша молчал.  Так и  не  дождавшись ответа, Введенский коротко  и  тихо
вздохнул:
     --  В  общем, так.  Если выйдете на  теледебаты,  запись пойдет в эфир.
Решайте.
     В трубке запиликали короткие  гудки отбоя. Саша подмигнул бледной Оле и
погладил ее по плечу.
     -- Все нормально, Оль, что ты?..
     Сверху спустился Макс. Убирая пистолет под мышку, он сообщил:
     -- Везде чисто...
     Белов отвел его в сторонку и вполголоса распорядился:
     -- Макс, позвони Шмидту, пусть  подтянет сюда людей -- человек пять.  И
найди Пчелу с Космосом. Пускай приезжают в офис, я скоро там буду.
     Его  тон  не оставлял сомнений -- дело  серьезное.  Макс сосредоточенно
кивнул и направился к выходу. Белов повернулся к жене.
     -- Саш, что делать-то? -- растерянно спросила его Ольга.
     -- Да ерунда, Оль, разберемся... -- уверенно и спокойно ответил он.
     Фээсбешные  записи,  несмотря  на  позднее  время,  вызвали  у  Пчелы с
Космосом неподдельный интерес. Пленку просмотрели от начала до конца, благо,
что длилась  запись не  больше  четверти часа.  Все эпизоды были небольшими,
зато охватывали  огромный  период  -- без  малого восемь лет!  Ни Космос, ни
Пчела  не  могли даже  предположить, что  их  деятельность так долго  и  так
тщательно фиксировалась  "государевым оком"  спецслужб.  Тут,  прямо скажем,
было над чем задуматься.
     Когда  запись  кончилась  и  экран  запестрел  рябью,  Космос  выключил
телевизор и поднялся с дивана.
     -- Да, Космос Юрьевич,  предчувствия тебя не  обманули... -- озадаченно
пробормотал он, почесывая затылок.
     Пчела тоже  встал  со  своего  кресла, отхлебнул из  плоской  коньячной
бутылки и повернулся к Белову:
     -- А ты что скажешь, бригадир? Саша упрямо сдвинул брови:
     -- По мне, надо царапаться.
     -- А смысл? -- с  сомнением покрутил  головой расхаживавший по кабинету
Космос. -- Тебя, Сань,  по-любому туда не пустят. Ты им нужен в тени. Они же
формально все  чистые,  а  ты  получаешься -- паршивая  овца.  Пусти  тебя в
публичную политику, все основы зашатаются.
     -- Да понятно все, но мне по барабану, серьезно, -- хмуро и  решительно
взглянул  на него Белов. -- Я лично готов идти до упора. Но один решать я не
могу.  Это касается и вас  тоже,  поэтому, если скажете  "нет" -- я торможу.
Тогда все остается, как договорились,  и мы все тихо и мирно войдем в третье
тысячелетие. Либо  мы заставим  их себя уважать! По-любому заставим!.. Я все
сказал -- решайте, братья...
     Космос сел и,  подперев голову руками, задумчиво уставился в пол. Пчела
сделал  еще  глоток  коньяка,  взглянул на  одного  своего  друга, потом  на
другого.  На лицах  обоих  застыло  одно  и  то  же  выражение  мучительного
раздумья. Это показалось Пчеле забавным. Он тоже напустил на себя задумчивый
вид и несколько утрированно пожал плечами.
     -- Ну что, Сань? Допустим,  ты становишься депутатом...  --  тут  он не
выдержал, расплылся в лукавой улыбке и принялся, дурачась, рассуждать:
     -- Потом ты становишься президентом, делаешь меня министром финансов, я
еду в Америку, меня  там  знакомят с Шэрон Стоун...  Э, ладно, -- решительно
тряхнул головой Пчела, -- хрен с вами, я согласен!
     Все трое рассмеялись, а Космос ткнул Белова в бок:
     -- Учись, Саня. Человек точно знает, чего хочет от жизни!
     -- А ты? -- взглянул на него Саша.
     Космос ответил не сразу. Он  отвел взгляд,  пожевал губами,  усмехнулся
каким-то своим мыслям... А потом вдруг мягко и чуть озорно улыбнулся другу:
     -- Хочешь, Сань, я тебе притчу расскажу? Про двух лягушек...



     Теледебаты  были  назначены на  пятницу,  за  два дня  до выборов.  Оба
кандидата приехали в Останкино в сопровождении значительных групп поддержки.
Но после препирательств на  входе  в  студию  пропустили  только  по  четыре
человека с  каждой стороны. Белова  представляли  оба Гудвина, Макс  и рыжий
Антон. Каверина -- Вадим, Артур  Лапшин и два каких-то  угрюмых мордоворота.
Впрочем,  и  в  саму  студию, где должны были состояться дебаты,  их тоже не
пустили  -- отправили  наверх, в режиссерскую аппаратную.  Оттуда  все  было
видно как на ладони, но вмешаться в таинство прямого эфира было нельзя.
     Настороженно  поглядывая друг на  друга,  обе свиты расположились вдоль
стены аппаратной, за спинами режиссера программы и его помощников.
     Самих оппонентов от греха подальше сразу  развели по разным  гримерным,
так что встретились они уже непосредственно в самой студии.
     Когда  туда вошел  Каверин,  Белов уже сидел за столом рядом с ведущим.
Около него хлопотала девушка-гримерша, что-то подправляя у него на лице.
     --  А вот и Владимир  Евгеньевич! --  чуть ли не  с радостью воскликнул
Саша. -- Ну, мы ручкаться не будем, да? Берегите руку, Володя...
     -- Хорошо,  Саша, -- буркнул, усаживаясь в свое  кресло, Каверин. -- Но
что касается рук, мне кажется, главное -- чтоб они были чистыми!
     -- Это точно, -- согласился Белов и, отклонившись от кисточки гримерши,
попросил ее: -- Припудрите, пожалуйста, еще Владимира Евгеньевича...
     На даче Оля  отложила книжку и  взглянула на часы. Еще пять минут.  Она
нажала кнопку на пульте, но  телевизор  не включился. Ольга принялась тыкать
во все кнопки подряд -- все без толку.
     -- Иван! -- взволнованно позвала она сына. -- Что с пультом?
     Мальчик тут же влетел в комнату.
     -- Там батарейки сели!  -- выпалил он, кинувшись к телевизору. -- Давай
я так включу!
     Только когда экран загорелся, Оля успокоилась.
     -- Спасибо, Ванюш... Иди, зови бабушку, сейчас начнется...
     Ваня  сорвался  с  места  и  пулей выскочил из комнаты  с оглушительным
криком:
     -- Бабуля, папу показывают!..
     В офисе  Белова,  в его  кабинете,  возле телевизора  сидели  Космос  с
Пчелой.  Когда  на   экране  появилась  эмблема  Центральной   избирательной
комиссии,  друзья  переглянулись.  Не говоря  ни слова,  они подняли  сжатые
кулаки, стукнулись ими и почти синхронно сплюнули через плечо и постучали по
столешнице. Пчела,  приложившись  к  бутылке с  коньяком, протянул ее другу.
Космос отказался. Он нервно закурил и напряженно подался вперед, к экрану.



     Тамара закончила брить мужа перед  самым началом теледебатов. Заботливо
вытерла остатки пены, провела мягкой ладонью по гладкой щеке...
     --  Ты  все у меня вытерпишь, Валерочка, я  верю в тебя...  --  ласково
прошептала она. -- Мы будем жить с тобой долго и счастливо!..
     Она наклонилась к неподвижному мужу и прижалась губами к его щеке.
     На  экране  работающего  телевизора  появилась эмблема  Центризбиркома.
Тамара прибавила  громкости  и  осторожно  повернула  голову Фила  вместе  с
подушкой к экрану.
     -- Давай посмотрим...



     Подполковник Введенский закрыл  папку  с  грифом "Совершенно секретно",
убрал ее в сейф и взглянул на часы. На его столе зазвонил телефон, но вместо
того  чтобы снять  трубку, Игорь  Леонидович встал  из-за  стола  и  включил
телевизор. На экране появилась заставка  теледебатов  кандидатов в депутаты.
Сложив  руки  на  груди  и  не  обращая  внимания  на  трезвонящий  телефон,
Введенский замер у телевизора.



     В аппаратной телестудии режиссер объявил:
     -- Готовность десять секунд... Все замерли.
     -- Три, два, один... -- напряженно произнес режиссер. -- Начали!..
     Ведущий передачи вскинул голову и воссиял дежурной улыбкой:
     -- Добрый вечер, дорогие друзья, мы  начинаем нашу программу. Сегодня у
нас  в  гостях кандидаты в депутаты Государственной Думы Владимир Каверин...
--  почтительная улыбка в одну сторону, --  ...и Александр Белов, --  легкий
кивок в другую.
     -- Простите, -- тут же встрял Белов. -- Если можно, я хотел бы передать
привет  жене и  сыну, которые, как  и  все  мои избиратели,  сейчас  смотрят
телевизор и переживают за меня. Спасибо им за поддержку.
     -- Спасибо,  понятно, Александр Николаевич, -- ведущий едва взглянул на
Белова и повернулся к Каверину. -- Владимир Евгеньевич, ваш первый вопрос.
     Каверин нахмурил  свои  белесые брови и, глядя  поверх  Сашиной головы,
несколько надменно спросил:
     --  Вот вы проповедуете идеи  социальной  справедливости  и  равенства.
Скажите, а как это  согласуется с вашей...  с вашей,  с позволения  сказать,
коммерческой деятельностью?
     На какое-то мгновение  Саша  растерялся. Но вовсе не из-за того, что не
знал  что говорить. Просто он не мог решить -- кому ему отвечать. Смотреть в
постную  рожу Каверина у него  не  было ни малейшего  желания,  а определить
работающую  в данный  момент  камеру  он  не мог. В  итоге  он  повернулся к
ведущему и довольно бойко начал говорить:
     -- За последнее десятилетие в нашей жизни многое изменилось. Мы живем в
новом, демократическом  обществе, в котором все  зависит от  тебя самого. Но
нельзя забывать, что  есть люди, которые умеют  зарабатывать  деньги, и есть
те, кто  не  умеет. Я считаю,  что государство  не должно  мешать  первым  и
обеспечивать  достойный уровень заработка вторым. Еще могу добавить, что мой
Фонд построил  две  церкви  --  от фундамента  до  крестов  --  и  полностью
финансирует  три  благотворительные  программы.  Кроме  этого,  мы оказываем
спонсорскую  помощь  нашим  спортсменам,  занимаемся  вопросами  организации
отдыха для малоимущих семей и...
     --  Хорошо-хорошо,  спасибо,  Александр  Николаевич!  -- остановил  его
ведущий программы. -- Это все,  конечно,  очень  интересно, но, мне кажется,
уводит нас от главной темы. Теперь ваш вопрос, прошу...
     Саша перевел глаза на Каверина. Тот встретил его взгляд снисходительной
полуулыбкой.  "Сука..."  --  подумал Белов. Он начал  нервничать  --  ему не
нравилось поведение ведущего, а главное -- Саша  был  недоволен собой, своим
первым  ответом,  каким-то суетливым  и  многословным, словно  он  в  чем-то
оправдывался...
     --  У  меня  к Владимиру Евгеньевичу  личный  вопрос, -- твердо,  даже,
пожалуй, жестко произнес Белов. --  Скажите, по  какой  причине  вы покинули
службу в органах?
     -- Хороший вопрос, -- важно кивнул Каверин. -- Да, за восемь лет службы
в милиции  мне удалось сделать немало, но, к сожалению, не все, что хотелось
бы. Остались на свободе и даже, как видим, процветают  те, кто должен сидеть
за решеткой.
     --  Вы не ответили на мой вопрос,  -- упрямо покачал  головой Белов. --
Из-за чего вы ушли со службы, уважаемый? И как у вас лично обстоят отношения
с законом?
     --  Ну уж если мой оппонент завел речь о законе,  --  театрально развел
руками  Каверин,  --  то пусть расскажет  о  той  стороне его  деятельности,
которая,  мягко  говоря,  не согласуется ни с  гражданским,  ни  с уголовным
правом.
     Белова  было  уже  не остановить, он  завелся  и  наступал,  давил, пер
напролом:
     -- Я  готов поделиться с вами, -- нервно прищурившись, отвечал Саша, --
но только в обмен на информацию, например, о том, как вы оказались в Чечне и
на чьей стороне принимали участие в боевых действиях?!..
     Ведущий видел,  что обстановка  в студии накаляется и неумолимо выходит
из-под  его  контроля.  Он навалился на стол  между спорящими и успокаивающе
поднял руки.
     --  Господа,  господа,  прошу  соблюдать  корректный  тон  диалога!  --
взмолился он.
     Соперники замолчали. На  мгновение в студии повисла напряженная тишина.
После крохотной паузы ведущий кивнул Каверину.
     -- В  отличие от господина Белова, я готов аргументировать каждое  свое
слово,  -- ледяным  голосом  отчеканил  Каверин.  --  Я  утверждаю,  что  он
возглавляет  организованное  преступное  сообщество, члены которого в данный
момент  находятся здесь, в студии. Сам господин Белов в свое время находился
под  следствием  по  обвинению  в  убийстве, но  совершенно  случайно  сумел
ускользнуть от правосудия.
     Белов усмехнулся:
     --  Я хочу  пояснить  вам, Максим,  и  всем  телезрителям,  что  сейчас
господин Каверин цитирует свою  листовку -- "Братва рвется к власти", да? --
которую, кстати, они сами же с целью провокации выкрали и сожгли!
     Каверин  демонстративно рассмеялся, снова развел  руками  и,  поигрывая
желваками на скулах, спросил:
     --   Максим,   позвольте    мне   в    качестве    следующего   вопроса
продемонстрировать  избирателям   небольшой  видеоряд,  который  снимет  все
неясности в отношении моего оппонента.
     -- Да, пожалуйста, это не противоречит нашему регламенту,  --  поспешно
согласился ведущий. Похоже, он был предупрежден о видеозаписи.
     "Ну  вот  я  тебя  и  расколол,  Володенька!  --  подумал вмиг  ставший
совершенно спокойным Белов. -- Теперь главное, чтобы Антоха не подкачал..."
     Наверху, в аппаратной, режиссер быстро скомандовал:
     -- Лена, заставку.
     Девушка за  пультом  тут же  что-то переключила, и  внизу, на студийном
мониторе появилась эмблема Центризбиркома.
     -- Кассету  давайте,  --  протянула  руку  она.  Вадим  шагнул  вперед,
торопливо вынул из футляра кассету и передал ее девушке.
     -- Хиросима!.. -- ехидно подмигнул он невозмутимым Гудвинам.
     Вставив кассету,  девушка нажала кнопку "Play". На  ее рабочем мониторе
появились  смеющиеся  Фил, Космос и Белов.  Она остановила запись  и кивнула
режиссеру:
     -- Готово.
     Тот наклонился к микрофону.
     -- Внимание, включаю запись, -- прогремел в студии его голос.
     Торжествующе  взглянув  на  Сашу,  Каверин   повернулся   к  студийному
монитору. Заставка Центризбиркома исчезла и...
     На  экране  монитора  лысый гробовщик  почтительно склонился  над рукой
надменного Дона Корлеоне в исполнении Марлона Брандо.
     -- Прошу вас,  станьте моим другом, дон, --  раздался в студии гнусавый
голос переводчика-синхрониста.
     В  телестудии раздались неуверенные  смешки. Победная  улыбка  медленно
сползла с лица Каверина, он ровным счетом ничего не понимал. Саша, напротив,
улыбался  с самым что ни на есть довольным видом. Операторы побросали камеры
и с веселым недоумением смотрели "Крестного отца". Один повернулся к другому
и покрутил пальцем у виска.
     В  аппаратной подскочивший к пульту режиссер, вытаращив глаза, вопил на
несчастную девчушку:
     -- Ленка, едрена мать, что там у тебя?!..
     С другой стороны на нее с остервенением орал Вадим:
     -- Быстро выключай, дура! Обалдела?!
     Чуть не плача, совершенно растерявшаяся девушка нажимала то на одни, то
на другие кнопки. У нее на рабочем мониторе вовсю шла драка с участием Фила,
Космоса и сидящего внизу Белова.
     -- Я не знаю, почему это?!.. --  жалко лепетала она. -- Вы же видите...
Господи, да что же это такое!..
     Наконец, она выключила свой магнитофон, на экране ее монитора появилась
рябь.
     Вскочив, она повернулась к окну в студию и увидела... продолжающуюся на
студийном мониторе трансляцию "Крестного отца"!.. Девушка рухнула в кресло и
в отчаянии схватилась  за голову. Яростно выматеревшись,  Вадим  выскочил из
аппаратной и опрометью кинулся вниз.
     В аппаратной царила  паника. Туда-сюда бестолково  метались  техники  и
инженеры, стоял гвалт  и  мат-перемат. Никому и в голову не пришло проверить
отходящие  от пульта  кабели, а, между тем, среди них  был один --  красного
цвета провод, которого еще вчера там не было.
     Взбешенный режиссер  отпихнул  рыдающую девушку от пульта  и рявкнул  в
микрофон:
     -- Приготовиться к включению студии!
     Операторы  бросились  к  своим камерам.  Нашептывающий что-то  Каверину
Вадим поспешно отскочил в сторону и поплелся обратно наверх.
     Собрав  остатки  самообладания  и навесив  на  физиономию  извиняющуюся
улыбочку, ведущий повернулся к камерам.
     -- Внимание, начали! -- громоподобным голосом скомандовал режиссер.
     -- Уважаемые телезрители,  произошла досадная накладка, мы приносим вам
свои извинения, -- проворковал Максим. -- Как  говорится -- прямой эфир он и
в Африке прямой эфир...
     -- Максим, извините... -- предельно корректно обратился к нему Саша. --
Я  очень  сожалею,  что Владимиру  Евгеньевичу  не удалось  раз  и  навсегда
разоблачить меня,  пригвоздить,  так  сказать,  к  позорному  столбу  и  все
такое... Можно я это сделаю сам?
     Растерянно покосившись на окаменевшего Каверина, ведущий развел руками:
     --  Сегодняшние  дебаты  принимают  все  более сенсационное звучание...
Пожалуйста, Александр Николаевич.
     -- Ребята, куда говорить? -- спросил операторов Белов.
     Один из них поднял руку, и Саша повернулся к нему.
     --  Уважаемые  избиратели,  сторонники  и противники.  Вам  должны были
показать оперативные съемки спецслужб. Наверняка еще покажут. По  сути, в их
содержании нет ничего криминального, иначе я сидел бы сейчас в  тюрьме, а не
разговаривал  с  вами.  И  тем  не менее...  --  Саша сцепил  пальцы  рук  и
напряженно подался  вперед -- он словно  пытался прорваться  сквозь объектив
камеры прямо к зрителям. -- Я буду с вами откровенен, потому что с уважением
отношусь к вам. Да, я вел и  веду дела с представителями разных миров. Да, в
своей жизни я не  раз попадал в экстремальные ситуации и были моменты, когда
я  был вынужден  преступить  закон...  Но скажите  -- какой человек в России
избежал всего этого?..  Если мы не лицемеры и не хотим обманывать сами себя,
мы знаем, что вопрос не в этом.  Вопрос  в том, что ты за человек и  чего ты
хочешь. В конце концов все мы хотим нормально жить в своей  стране, думать о
будущем, растить детей, все такое. Другое дело, что  один человек попадает в
водоворот, а второй бабочек коллекционирует. И так будет  всегда, потому что
это  жизнь. Теперь дальше. Все  вы  очень  хорошо  знаете, что  беззаконие в
России, в  котором все  мы так  или иначе запачкались,  началось  сверху,  с
власти. Потому что когда власть слаба, продажна и не отвечает за свои слова,
тогда в стране наступает хаос. И  вот я, как кандидат  в депутаты, вижу свою
задачу в том, чтобы помочь этот хаос прекратить. Вы скажете, а кто ты такой,
Александр  Белов? И почему ты считаешь, что способен это сделать? Я  отвечу.
Вы видели в эти дни ролики по телевизору,  где люди обо мне говорят. Сколько
их было? Десять, восемь? Так вот. Таких роликов можно было сделать тысячи. И
все  люди бы  сказали, что  можно  плохо или хорошо относиться к Белову,  но
одного у него не отнять  -- он  никогда не поступал против справедливости  и
всегда отвечал за свои  слова. Так  вот  -- я  отвечаю за свои слова. Теперь
выбор за вами. Все. Благодарю за внимание.
     На секунду  в студии стало  тихо-тихо,  и  вдруг сверху, из  аппаратной
раздались  одинокие хлопки -- это Гудвины  по  достоинству оценили  экспромт
своего  босса.  Их тут  же  поддержали  Макс  с  Антоном, за ними  захлопали
режиссер, техники, осветители. Вся  студия  наполнилась аплодисментами, Саше
рукоплескали даже операторы.
     Не  аплодировали только трое  -- ведущий  программы и оба его гостя. Но
Максим   тут   же   спохватился   --   прямой   эфир   все-таки   --   и   с
профессионально-радостной   улыбкой  зашлепал   ладошками!  Он  выразительно
взглянул на  Каверина, и тот,  разом  вспомнив, что  находится под  прицелом
камер, вынужден был несколько раз хлопнуть черной, неживой рукой о липкую от
пота ладонь...
     А  наверху, в аппаратной, к остолбеневшему Вадиму подошел  Рыжий Гудвин
и, заглянув ему в лицо, язвительно заметил:
     -- Перл-Харбор, сэр...



     Пчела  с Космосом засиделись в пустом тихом избирательном штабе Белова.
Под столом  уже стояла  пустая бутылка,  а  на столе стояли еще две початые.
Пчела разливал спиртное, себе -- коньячку, другу -- вискаря.
     Космос в это время разговаривал по телефону:
     --  Нет,  послезавтра  выборы,  так  что  давай  завтра  пересечемся  в
"Балчуге", надо кое-какие детали обсудить... Ну, будь...
     Пчела поднял свой стакан.
     --  За  Саньку! Ну он  и дал батальонам  огня!  -- усмехнулся он. -- Я,
блин, аж заслушался...
     -- Могет, чего уж там! --  кивнул Космос. -- Неясно только, как все это
аукнется. Поймут люди-то?
     -- Да ладно,  поймут, -- небрежно  отмахнулся уже  порядком захмелевший
Пчела.
     Они выпили, и Космос с сомнением покачал головой:
     -- Ой, не знаю...
     Коротко постучав,  в кабинет ввалился возбужденный  и радостный очкарик
Антон. Он сбросил с плеча объемистую сумку и принялся ее разгружать. На стол
лег  компактный  видеоплеер, бухта красного провода, какие-то инструменты и,
наконец,  бетакамовская  кассета с  неровной надписью  от руки --  "Крестный
Отец".
     -- Видали, а? Ну, умора!..  --  чуть  заикаясь, приговаривал  он.  -- А
конкуренты ваши -- лохи полные!..
     -- Молодец, Антоха,  -- устало  улыбнулся ему  Космос. -- ФАПСИ по тебе
плачет.
     -- А по тебе -- Бутырка! -- не задумываясь, парировал Антон.
     Пчела поднял на смеющегося парня тяжелый взгляд и мрачно процедил:
     -- Базар фильтруй!..
     Поняв,  что  сморозил полнейшую глупость, Антон растерялся и добавил  к
ней еще одну:
     -- Пацаны, я ж в хорошем смысле...
     Космос прыснул. Хмурый Пчела тоже не смог сдержать усмешки.
     -- Ладно,  Антох, не бери в голову! -- хлопнул его  по плечу Космос. --
Садись, выпей с нами. Вообще-то за  удачу не  пьют, так что давай так -- без
тоста...
     Они подняли стаканы и, чокнувшись, молча выпили.



     Субботу, последний день накануне выборов,  Саша провел дома. Агитация в
этот день  была запрещена по  закону,  поэтому  никаких  мероприятий  у него
запланировано не было. Да и  что можно было сделать за один день?  Все,  что
мог, он уже сделал.
     День  выдался чудесный -- теплый, солнечный, и  Беловы всем  семейством
отправились гулять  в лес. Там  было замечательно.  Радуясь весеннему теплу,
звонко щебетали птахи, воздух был наполнен терпким, чуть горьковатым запахом
распускающейся  листвы,  на открытых полянках  желтели  первые,  самые яркие
цветки мать-и-мачехи...
     Оказавшись в березовом лесу,  Саша пожалел, что не взял с собой топор и
парочку пустых банок. Впрочем, складной нож у него  с  собой был всегда, а в
качестве посуды вполне  могли сгодиться  одноразовые стаканчики, захваченные
Ольгой. Выбрав  несколько  деревьев,  Белов сделал на их белоснежных стволах
глубокие косые надрезы.  Березы, вступившие в пору весеннего брожения, щедро
одарили гостей своим сладковатым соком.
     -- Оль, ты березового сока хотела, помнишь? -- спросил Саша, подавая ей
стаканчик с самой первой порцией.
     Она помнила -- Саша понял это по мгновенно вспыхнувшим радостью глазам,
по благодарной улыбке, по легкому прикосновению руки.
     -- А мне? -- тут же встрял Ваня.
     Пришлось  отдать  стаканчик  сыну.  Белову-младшему  березовый  сок  не
понравился. Он был мутноват,  в  нем  плавали розоватые крошки  древесины, а
главное --  он был почти не сладким. Короче, проигрывал "Спрайту", лежавшему
в материнской сумке, по всем статьям.
     Зато Ольга была просто  в  восторге, и почти весь добытый сок  достался
ей.
     Потом  они жгли костер,  пекли  в золе картошку и уплетали  ее вместе с
припасами, принесенными из дома.
     Весь  день  Белова  не  оставляло  ощущение  спокойной уверенности.  Он
предпочитал  не  задумываться о своих шансах на победу в завтрашних выборах.
Все равно теперь от него уже ничего не зависело.
     Только вечером, устроившись  с бутылочкой вина у горящего камина, Белов
вернулся мыслями к своей  избирательной кампании.  Точнее, к  ее  последней,
финишной  части.  То,  что удалось сделать  Антону, было просто фантастикой.
Парень смог вытащить козырного туза у этого подонка Вовы прямо из рук. И это
в самый  последний момент -- когда  ничего уже, по большому счету, исправить
было невозможно!
     Белову   было  известно,   что  вчера  команда   Каверина   предприняла
титанические усилия, чтобы запустить-таки  свой убойный компромат в эфир. Но
все,  что им  удалось, --  это  прокрутить  запись по  какому-то  кабельному
каналу.  Результат от  этого показа был  абсолютно нулевой -- в зону  охвата
этого канальчика их избирательный округ не попадал.
     Да, у Саши  были  все основания быть довольным. Он еще отхлебнул вина и
вдруг неожиданно для себя вполголоса затянул:
     -- А есау-у-ул догадлив бы-ы-ыл...
     Он  оборвал песню  и усмехнулся  сам  себе. Удивительно  просто,  какое
замечательное  настроение  было  у  него  накануне  голосования!  Саша  взял
ракетницу, вышел на улицу и жахнул вверх сразу из обоих стволов.
     На веранде  появилась  напуганная  выстрелом  Ольга. Увидев в руке мужа
ракетницу, она тут же успокоилась.
     -- Саш! У тебя что -- День пограничника уже?
     --  Оль, отгадай загадку, -- повернулся  Белов к жене. -- Зимой и летом
-- одним цветом?
     -- Да знаю, знаю... -- улыбнулась она. -- Саша Белый.
     --  Умница, дочка! --  засмеялся Саша и  зарядил  в ракетницу два новых
патрона.
     -- Давай закругляйся, Саш, ужинать пойдем...
     -- Сейчас иду, Оль...
     Белов еще  раз запулил  в  черное  небо две  ярких  ракеты и совершенно
довольный пошел домой.



     Настал день выборов.
     На каждом избирательном участке  дежурили по наблюдателю  от  каждой из
команд. Причем они следили не столько  за  ходом  выборов,  сколько  друг за
другом. И те, и другие опасались провокаций, подтасовок и прочих пакостей от
конкурентов, и,  надо признать -- не без оснований. В  общем, обстановка  на
участках была довольно напряженной.
     А в  штабах обоих кандидатов до поры до времени было довольно спокойно.
Но чем ближе был момент закрытия участков,  тем сильнее становилось волнение
и самих кандидатов, и их многочисленных избирательных команд.
     И Белов, и Каверин покинули  свои кабинеты и теперь  нервно расхаживали
среди столов своих сотрудников, нетерпеливо поглядывая на молчащие телефоны.
Нервное  напряжение  достигло  пика  к  полуночи,   когда  начали  поступать
результаты голосования с избирательных участков.
     Первый  звонок, несмотря на  всеобщее ожидание,  грянул как  гром среди
ясного неба.
     -- Двадцать шестой участок. Каверин -- пятьсот десять, Белов -- пятьсот
пятьдесят    четыре,    --    почти    одновременно    огласили    результат
девушки-телефонистки в разных концах Москвы.
     В штабе Белова эти цифры вызвали  радостное оживление, в штабе Каверина
--  тщательно скрываемое разочарование.  Но  уже  следующий  звонок  изменил
настроение и там и там на прямо противоположное.
     -- Пятнадцатый  участок.  Белов  --  пятьсот два,  Каверин  --  пятьсот
пятьдесят, -- объявили девушки.
     Результаты  немедленно  заносились  в  компьютер.  Столбики  на экранах
мониторов, означавшие текущие результаты претендентов, подрастали  с  каждым
новым  звонком.  Они шли почти вровень, но  постоянно --  с небольшим, почти
незаметным, но, тем не менее, решающим превосходством Каверина.
     Белов с отрешенным видом неподвижно  сидел у компьютера. Каверин бродил
меж столов, похлопывал по плечам своих помощников, то сдержанно улыбаясь, то
с мрачным видом поигрывая желваками на скулах.
     Цифры  на.  мониторах  постоянно менялись,  временами  красный  столбик
Белова догонял синий столбик  Каверина, но вырваться вперед ему не удавалось
ни разу. Саша мрачнел все больше.  На  бледных,  подавленных Гудвинов больно
было смотреть.
     Пчела, прихлебывая коньяк из плоской бутылки, подошел к сидевшим плечом
к плечу имиджмейкерам и мрачно спросил:
     -- Ну  что, волшебники?.. Облажались?! Гудвины потерянно переглянулись.
На их лбах выступили капельки пота.
     Звонки  с участков  становились все  реже. Ситуация  на  компьютере  не
менялась -- Каверин по-прежнему имел небольшое, но  стабильное преимущество.
Наконец Люда, ведшая учет по участкам, растерянно объявила:
     -- Остался последний участок, шестнадцатый...
     Саша взглянул на монитор компьютера. Цифры на нем отражали убийственный
для него  итог. Каверин -- двадцать четыре тысячи  восемьсот шестьдесят два.
Белов -- двадцать четыре тысячи восемьсот три.
     В этот момент зазвонил  телефон. Ближайшая к аппарату девушка мгновенно
схватила трубку.
     --  Алло,  шестнадцатый?!..  --  выпалила она  и после крохотной  паузы
разочарованно протянула трубку Белову. -- Александр Николаевич, вас...
     -- Слушаю, -- мрачно буркнул Саша.
     -- Саша, ну ты что  не звонишь? -- раздался в трубке чуть подрагивающий
от волнения голос жены. -- И мобильник твой не отвечает! Я извелась вся!
     -- Да я отключил его...
     -- Ну как там?
     -- Да пока неясно ничего, -- ровным, отрешенным голосом ответил Белов.
     Оля спохватилась:
     -- Ой, Саш, я не вовремя, да?.. Ты позвони, когда все решится. Держись.
     -- Ладно. Давай...
     Саша положил трубку и, скрестив на груди руки, отошел к темному окну. В
комнате повисла напряженная, тягостная тишина.
     Мрачный как туча Космос, низко опустив голову, задумчиво вертел в руках
часы. Пчела  одним  глотком  добил  свою бутылку и  зло  поморщился.  Угрюмо
молчали Макс и Шмидт.  Гудвины дрожащими руками вытирали  потные лица. Люда,
чуть не плача от горечи и жалости ко всем ним, переводила растерянный взгляд
с одного на другого.
     И  тут  снова  подал  голос  телефон.  Все  в   комнате  обернулись   к
трезвонящему аппарату. Бледная, как полотно, Люда сняла трубку.
     -- Да... -- тихо промолвила она.
     Замерев, все до одного напряженно вглядывались в ее лицо. Люда медленно
опустила руку с телефонной трубкой и...
     -- Александр Николаевич, шестнадцатый за вас!!! -- выкрикнула она и, не
справившись  с  собой,  закрыла  ладонями   лицо  и  радостно  и  облегченно
разрыдалась.
     Саша  бросился к  компьютеру. Против его  фамилии значилось -- двадцать
пять тысяч триста сорок один, против Каверина -- двадцать пять  тысяч триста
тридцать шесть!!!
     Мгновенно развернувшись, Белов выкинул  вверх судорожно сжатый кулак  и
яростно выкрикнул:
     -- Йес!!!
     И разом грянул дикий, восторженный вопль! К Белову бросились сразу все,
повисли  на  нем, бесцеремонно  отпихивая друг друга. Сверху прыгнули что-то
орущие Гудвины,  их тяжести куча-мала не выдержала, и они все вместе рухнули
на пол.
     Сашу  тут же подняли  и принялись качать.  Лишь через  пару  минут  ему
удалось отбиться от безумствующих друзей.
     -- Все, я  за женой, через час  буду!  --  выпалил он и, кивнув  Максу,
выскочил из комнаты.
     А  в это  время в штабе  поверженного соперника стояла гробовая тишина.
Окаменевший Каверин сидел  за столом, невидящим взглядом  уставившись  прямо
перед собой. Его сотрудники, стараясь не встречаться с ним взглядом, один за
другим покидали свои рабочие места. С момента звонка с шестнадцатого участка
не прошло и десяти минут, а Каверин уже остался совсем один.
     В  его  пустом офисе  время  от  времени  еще трезвонили  телефоны,  но
ответить на  эти звонки  уже было некому. В  команде  Каверина не нашлось ни
единого человека, готового разделить с ним тяжесть поражения.



     Праздновать  победу  начали,  не дожидаясь  Белова. На  столах,  как по
мановению волшебной палочки, выросли батареи  разномастных бутылок и блюда с
закусками. В  офисе вовсю гремела  музыка,  братва  из  охраны отплясывала с
возбужденными,  хохочущими  девушками-телефонистками.  Словом, веселье  било
через край.
     Кое-кто --  из  тех,  кто послабее,  -- уже успел  поднабраться. Черный
Гудвин мирно спал, обняв ксерокс и положив на него свою лобастую голову. Его
пьяный  в  дым  коллега пытался тягаться на  руках с посмеивающимся Шмидтом.
Рыжий  Антоха впился клещом  в  высоченную  девицу  и, уткнувшись носом в ее
выдающийся бюст, слился с ней в нескончаемом медленном танце.
     Рядом с ними, с нежностью поглядывая друг на друга,  танцевали Космос с
Людой.
     --  Люд,  а  помнишь, как  я  тогда на  тебя наорал? --  улыбнулся Кос,
перебирая в руке ее пальцы.
     -- Ну, вспомнил! --  засмеялась она.  -- Когда это было!..  К тому ж ты
тогда  под коксом был...  Ты вообще,  Космик, тогда  дурачком был! Не то что
сейчас, хороший мой...
     На  короткое  мгновение Люда  прижалась  щекой  к его  плечу  и тут  же
отпрянула, настороженно оглянувшись  по сторонам.  На  них никто не  обращал
внимания, но когда девушка подняла на Космоса глаза, взгляд ее все равно был
виноватым и даже слегка испуганным.
     И тут Космоса  прорвало.  Он  остановился и  вдруг совершенно  серьезно
сказал:
     -- Люд, выходи за меня замуж, а?
     -- Ты шутишь? -- растерянно улыбнулась Люда.
     -- Какие шутки, Люд! Хватит уже ерундой заниматься! Уж скоро год как мы
с тобой... Хватит! Я люблю тебя и хочу быть твоим мужем, ясно?!..
     --  Космос  Юрьевич,  а  ты  случайно  не?.. -- Люда с  нервным смешком
коснулась кончика его носа.
     Он мотнул головой и вдруг бухнулся на колени:
     -- Ты женишься на мне или нет?! -- воскликнул он, перепутав от волнения
выражения.
     -- Женюсь, женюсь...  --  захохотала Люда,  поднимая гордо улыбавшегося
Космоса с колен. -- Вот это будет сюрпризец!..
     --  Да какой  там сюрприз,  -- хмыкнул  Космос, поднимаясь на ноги.  --
Санька с Пчелой знают все...
     К ним с телефоном в руке подошел Пчела.
     -- Слышь, Кос, там люди подъезжают, пойдем встречать...
     -- Вить, я женюсь!.. -- с улыбкой от уха до уха признался Космос.
     Невозмутимый Пчела чмокнул в щеку Люду:
     --  Поздравляю!..  Давно пора,  -- хлопнул он  по плечу  друга. --  Ну,
пойдем, пойдем...
     В  офисе  Каверина умолкли  даже  телефоны.  Тишина  была такая, что на
какое-то мгновение Володе показалось, что он почти умер.
     "Ну  уж  нет,  --  тут  же  встрепенулся  он.  --  Хрен  вам  всем!  Не
дождетесь!.."
     Когда-то давно, на маленьком чеченском  полустанке, Белов  уже пробовал
его  убить. Не вышло. И сейчас у Белого тоже ничего не выйдет. Никогда этому
недобитому уголовнику не свалить его, капитана Каверина. Никогда. Никогда...
     Володя  медленно  и задумчиво  стащил со своей механической руки черную
перчатку.  Он взял из вазы яблоко и вложил его в обнажившуюся железную руку.
С легким жужжанием стальные пальцы медленно пошевелились и начали сдавливать
яблоко. Мгновение -- и оно брызнуло соком и развалилось на рваные дольки.
     Каверин  мрачно усмехнулся.  Нет,  он еще  силен, гораздо сильнее,  чем
кажется Белому.  И  этих  сил  вполне хватит,  чтобы  свернуть ему шею,  как
цыпленку!  Вот  теперь  настало, наконец,  время  для  самых  решительных  и
беспощадных действий!
     Он снял трубку и набрал  номер, который  помнил наизусть, хотя ни  разу
еще по  нему  не  звонил.  Несмотря на глубокую  ночь,  ему ответил  бодрый,
энергичный мужской голос.
     -- Слушаю.
     Каверин скривил губы в зловещей улыбке и медленно, раздельно произнес:
     -- Ну здравствуй, Карельский...
     Макс  возвращался в Москву один. Приехав к жене,  Саша велел  охраннику
отправляться  назад.  Макс попытался возражать, но Белов  и слушать  его  не
стал.
     -- Поезжай, Макса, будь человеком, -- просто попросил он.
     И тогда Макс решил -- да черт  с  ними, с  инструкциями! Такая радость,
люди  хотят побыть одни,  чего  уж  тут, в самом  деле... Он  сел в машину и
поехал.
     Дорогой  Макс  размечтался.  Саша проговорился,  что возьмет  его своим
официальным  помощником в Думу,  и в  голове Макса теперь  роились  картинки
грядущей новой жизни. Теперь он,  наконец,  сменит осточертевшую "косуху" на
цивильный  костюм  с  галстуком,  будет  на   равных   общаться   с  важными
государственными людьми, может быть даже -- с самим Жириновским...
     Его мечтания прервал звонок мобильника.
     -- Слушаю, -- ответил он.
     -- Ну здравствуй, Карельский...
     Этого  голоса Макс не слышал несколько лет, но узнал сразу. Его  ладони
мгновенно  покрылись  липким  потом, сердце ухнуло куда-то  вниз, оставив  в
груди  ноющую пустоту. Он понял:  раз Каверин вышел на связь сам  -- значит,
дело серьезное.
     Этот человек был  злым  гением Максима  Карельского,  его  непреходящим
ужасом,  длившимся долгие  годы. Много  лет назад  Макс со  своим  приятелем
Гариком  по глупости и под пьяную руку  завалили  в  Подмосковной  Малаховке
одного  неуступчивого  чеченского  коммерсанта.  Вскоре  выяснилось,  что  у
убитого --  масса  родственников  среди  очень  влиятельных  людей чеченской
диаспоры. Все они горели жаждой мести и буквально рыли землю в поисках убийц
своего родича.
     С другой стороны расследованием  убийства занималась люберецкая милиция
и лично  опер Володя Каверин. Поняв,  что  запахло  жареным, Макс с  Гариком
решили из Люберец сваливать. Именно тогда  они прибились  к набиравшему силу
Белому. Какое-то  время Максу казалось, что  опасность миновала, что их дело
зависло и  уже ни ментам, ни чеченцам  их  с  Гариком  не найти. Но он  явно
недооценил упорство и смекалку капитана Каверина.
     Честолюбивый  опер сумел-таки раскрутить это гиблое дело и  выйти на их
след. Он нашел Макса и Гарика и  предъявил доказательства их  причастности к
убийству чеченца. Приятели попытались  откупиться, но  мент за свое молчание
потребовал другого  -- работать на него и сплавлять ему информацию  о Белом.
Они отказались, а спустя два дня Макс приехал к Гарику домой и увидел такое,
от чего едва не поседел.
     Маленькая квартирка, которую снимал Гарик, вся была залита кровью. Тело
его приятеля, а точнее  -- то, что от него  осталось, было подвешено к крюку
от  люстры. С него алой бахромой свисала  содранная полосами  кожа, на  полу
валялись отрезанные уши, нос, пальцы... Вместо  лица у мертвого  Гарика была
жуткое, леденящее душу кровавое месиво...
     Обезумевший  от  ужаса Макс опрометью бросился прочь. Три дня он боялся
прийти домой, пил, шлялся по  Москве, ночевал с бомжами... Кошмар, пережитый
им в квартире приятеля, не отпускал его ни на минуту, напрочь лишая рассудка
и  воли. На  четвертый день  он все-таки решился проведать свою квартиру. Он
пришел туда глубокой ночью и первое, что увидел -- записку в дверном косяке.
В ней был  только номер телефона и две  буквы вместо подписи -- В.К. Остаток
ночи Макс провел в тяжелых раздумьях, а утром позвонил по указанному номеру.
     Каверин с ходу признал, что информацию  на Гарика чеченцам передал  он.
Более того,  мент сообщил мстительным кавказцам, что, возможно, у убийцы был
сообщник  и  в  самое  ближайшее  время  он,  капитан  Каверин,  должен  его
вычислить.  Услышав это,  Макс тут же необычайно явственно  вспомнил то, что
увидел в квартире Гарика. По  коже пробежал озноб, он понял, что с ним будет
проделано  все  то  же  самое.  Не  дослушав   толком  Каверина,  Карельский
немедленно согласился на все условия подлого опера.
     С тех пор Макс регулярно снабжал Каверина  информацией о  делах Белова.
Многого он, понятное дело,  рассказать не мог,  большинство его сообщений не
стоили и ломаного  гроша -- это было ясно  даже самому Максу. Но ни разу его
хозяин не выказал и тени недовольства. Это казалось  Карельскому странным --
до тех пор, пока  он не сообразил, что опер бережет его для  каких-то других
целей.
     Потом на  какое-то  время  Каверин пропал,  их встречи  прекратились, и
Макс,  наконец-то,  вздохнул  свободно.  Но  не  так  давно  его  злой гений
объявился  вновь, точнее  Макса  навестил  человек от Каверина, и Карельский
продолжил свою работу через него. Сам бывший опер  на связь с ним не выходил
ни разу, и вдруг...
     -- Что молчишь, язык проглотил?.. -- сердито прикрикнул Каверин.
     -- Здравствуйте, Владимир Евгеньевич, -- промямлил Макс.
     -- Ты один? Где Белый?
     -- Он... Он дома, с женой...
     --  Отлично, --  хмыкнул Каверин. -- Слушай  меня внимательно. Сделаешь
все, как скажу, -- дам вольную, слово офицера...
     Младшему  сержанту  патрульно-постовой  службы  Федякину   не  спалось.
Помахивая полосатой палочкой, он прогуливался около будки, в которой кемарил
его напарник.  Минул уже  третий  час ночи, и машин на шоссе  почти не было.
Вдали  загорелись огни фар --  кому-то посреди  ночи приспичило  тащиться  в
Москву. Вглядываясь в приближающуюся машину, сержант неторопливо двинулся ей
навстречу.  Это  был джип --  огромный, незнакомой марки, чем-то  похожий на
знаменитый "хаммер". Федякин в нерешительности остановился.
     "Ну его... --  смущенно подумал он. -- Пусть едет,  от греха  подальше.
Наверняка какие-нибудь братки пьяные гуляют..."
     Но  джип повел себя странно.  Не  доехав  до поста  каких-то пятидесяти
метров,  он  завилял из  стороны  в  сторону, завизжал  тормозами  и  замер,
уткнувшись  тупой  мордой  в  склон  на  обочине.  У Федякина  засосало  под
ложечкой.  Совсем недавно на Симферопольском шоссе пьяная братва расстреляла
из  "калашей"  двух  ребят  из Подольского батальона.  Сержант взял  автомат
наизготовку и попятился к будке.
     В  этот  момент  дверца  джипа  распахнулась,  и  из  машины  вывалился
водитель. Он пошатывался и, обхватив голову руками, громко стонал.
     "Точно -- пьяный..." -- решил сержант.
     Все так же пошатываясь, водитель обогнул широкий  капот  своей машины и
плашмя рухнул на жухлую придорожную  траву.  Дальше и вовсе началось  такое,
отчего у Федякина глаза на лоб полезли.
     Мужик катался по земле, бил ее кулаками, выл в голос, рычал, матерился,
стонал и снова дико,  по-звериному выл...  И было в его голосе столько боли,
отчаянья  и тоски, столько страха, безысходности и горя, что  сержанту стало
жутко.
     Он не выдержал и бросился в будку.
     -- Серега! -- крикнул он спящему напарнику. -- Там... там...
     -- Что?!.. -- подскочил тот.
     Федякина  трясло,  он  молча  тыкал пальцем  в  сторону шоссе. Напарник
выглянул в окошко. На дороге было тихо и пусто, если не считать единственной
машины на противоположной обочине.
     К криво припаркованному джипу возвращался -- видимо, облегчив  душу, --
водитель.  Грустно покачивая головой,  он  с явной неохотой сел  за руль, и,
плавно набирая скорость, джип покатил в сторону Москвы...
     Двор перед офисом  был залит  огнями праздничного фейерверка. К крыльцу
одна за другой подъезжали машины.  Из них  выходили веселые, нарядные люди с
цветами,  с шампанским,  с какими-то подарками. Их встречали Космос и Пчела,
принимали поздравления, пожимали руки, обнимались...
     -- А где же сам депутат? -- интересовались гости.
     -- Он  за женой  поехал, сейчас  вернется,  -- объясняли друзья.  -- Вы
проходите пока, веселитесь.
     Проводив до дверей очередного гостя, Космос зябко поежился:
     -- Ну  где  Белый-то? Что-то я  замерз...  Пчела тут  же  протянул  ему
неизменную плоскую бутылочку коньяка.
     -- На, согрейся.
     -- Да нет, подожду,  -- отказался Космос. -- Вот депутат приедет, тогда
уж и отпразднуем, как полагается.
     Пчела сделал глоток и, радостно вздохнув, оглядел залитый огнями двор.
     -- Слышь, Кос, вот оно счастье-то, да?!..
     -- Не говори, -- рассеянно улыбнулся Космос.
     Он думал  о Люде, оставшейся наверху,  о той радости, которая, наверно,
переполняла сейчас ее. Ему было приятно думать, что причина  этой радости --
он...
     Во двор въехал еще один автомобиль. Пчела, прищурясь, вглядывался в его
темный силуэт.
     -- А вон, кажись, и Сашка, да? -- спросил он. -- Не вижу.
     -- Угу, -- кивнул Космос. -- Макса тоже бедный, мотается туда-сюда...
     Автомобиль, не заглушая движка, остановился метрах в десяти перед ними.
Из  него вышел  Макс. Пчела  бросил на Космоса короткий недоуменный взгляд и
крикнул охраннику:
     -- Ты что, один?! А где командир?
     Макс, сунув руки в карманы, торопливо шагал им навстречу.
     -- Он меня  отпустил, --  ответил  он на  ходу. -- Сказал, они с Ольгой
сами приедут.
     -- Одни? Без охраны? -- удивился Пчела.
     -- Макс, ты че, долбанулся? -- нахмурился Космос.
     Охранник был уже в двух шагах.
     -- Ага, -- буркнул он.
     И в ту же секунду Макс выхватил из кармана руку с ножом. Короткий замах
-- и  широкое лезвие со  страшной силой  ударило Космоса в  грудь. Пчела  не
успел ничего понять,  как получил неожиданный удар по  ногам -- подсечка. Он
рухнул на колени. Мгновенно подскочивший к нему Макс запрокинул ему голову и
полоснул  ножом по  беззащитному горлу. С мучительным хрипом Пчела завалился
на асфальт.
     Макс отшвырнул окровавленный нож  и настороженно огляделся, не  обращая
внимания на агонизирующие у его ног тела. Спустя мгновение убийца бросился к
машине. Джип взревел в полную мощь и устремился прочь.



     По  пустынной ночной Москве "роллс-ройс" домчался  быстро. Всю дорогу в
машине  звенел  смех, Оля  время  от времени прикладывалась  к бутылке вина,
прихваченной из дома. От вина, от пережитого напряжения, от  бессонной  ночи
она  вскоре захмелела и начала творить глупости. Оля лезла обнимать  мужа, и
Саше приходилось вытягивать шею и крутить головой, чтобы увидеть дорогу.
     -- Сурикова!.. Ты что, мы ж  разобьемся! -- смеялся он, уворачиваясь от
хохочущей Оли. -- Да тихо ты!..
     Машина уже  подъезжала  к  офису. Оля развернулась  на сиденье  и почти
целиком перебралась к Саше на колени, наглухо перекрыв ему обзор.
     -- Ладно, приехали уже, целуй жену, карьерист!
     Засмеявшись,  Саша нажал  на  тормоз,  "роллс-ройс"  остановился  прямо
напротив  въезда  во двор офиса. Оля внимательно взглянула  мужу  в  глаза и
прошептала:
     -- Ты у меня умница, Сашка.
     -- Нет, -- качнул головой Белов. -- Это ты умница.
     Их губы сблизились. В этот момент из ворот офиса вылетел бешено ревущий
джип Макса и с заносом пронесся мимо "роллс-ройса".
     Саша проводил его удивленным взглядом и спросил:
     -- Чего это они?  Перепились  что ли, черти?..  Он  вышел из  машины  и
направился к воротам.
     -- Саша! -- крикнула ему вдогонку Ольга. -- Что?
     -- Макс не пьет... -- с отчетливой тревогой в голосе сказала она.
     Белову стало не по себе.
     -- Оставайся в машине, -- сухо велел он жене и быстро зашагал вперед...
     Двор офиса был освещен фейерверком, из-за его ослепительных огней Белов
на  какое-то  время  почти лишился зрения. Он шел к дверям офиса,  щурясь  и
прикрываясь рукой  от  нестерпимо  яркого  света. В здании  гремела  музыка,
доносились радостные крики,  смех,  а у Белова отчего-то тоскливо защемило в
груди. Впервые в  жизни он почувствовал  свое  сердце, и было  оно  тяжелым,
неподвижным и как будто чужим. Саша инстинктивно замедлил шаги и  в этот миг
увидел на асфальте два неподвижных тела.
     Побледнев,  Белов рванулся к ним и  вдруг словно споткнулся -- он узнал
обоих.
     -- А-а-а!!! -- вырвался из его груди похожий на стон хриплый возглас.
     Он бросился к Космосу,  схватил  его,  перевернул  и  отпрянул --  рука
попала в липкую лужу крови.
     -- Кос... -- прошептал Саша.
     Кинулся к Пчеле и в отчаянии зажмурился, увидев жуткую кровавую рану на
горле.
     -- Пчела...
     Он рухнул  на колени  и, не  в  силах поверить своим глазам, закачался,
обхватив руками голову.
     -- Космос...  Витя... -- словно  задыхаясь, с  мучительным  присвистом,
беспомощно  бормотал он. -- Как же так, братья, как же так... Да что же это,
Господи...
     Невыносимая  боль  разрывала его  грудь, в глазах потемнело,  весь  мир
будто  опрокинулся и покатился  в  тартарары...  И  вдруг из  этой  боли, из
беспросветной тьмы и отчаянья бушующей лавой хлынула неудержимая ярость.
     -- Кто?! -- взревел он, изо всех сил впечатав судорожно сжатые кулаки в
асфальт. -- Кто?! Кто?!
     К нему уже мчалась Ольга, бежали какие-то люди, выскочившие из офиса, а
Белов все кричал, раз за разом все сильнее разбивая в кровь свои кулаки:
     -- Кто?! Кто?! Кто?!



     Филу не спалось.  Он лежал, открыв глаза, смотрел  то  на  жену,  то на
роскошный букет роз, то косился  в сторону телевизора. Тамара уже знала, что
означает такое его поведение.
     "Поговори  со мной, -- просил  ее муж,  --  расскажи  про  выборы,  про
Сашкину победу... А откуда цветы?.."
     За окошком уже забрезжил рассвет, спать хотелось неимоверно, но Тамара,
послушная воле мужа, и не думала ложиться. Что ж поделаешь, если день  такой
суматошный -- выборы... Она поправила в вазе свежие розы, присела на кровать
к Филу и погладила его по волосам.
     -- Все  так  здорово,  правда?  И  Сашка выиграл... А цветы  эти ребята
прислали... Знаешь, Валер, я сейчас задремала и сон увидела -- будто мы идем
с тобой по щиколотку в воде  -- теплой-теплой -- и  ведем за руки  маленькую
девочку. Нашу дочку...
     Фил поводил глазами из стороны в сторону.
     -- А ты, наверное, мальчика хочешь?
     Фил  утвердительно  опустил веки. Тамара  улыбнулась  и,  наклонившись,
нежно поцеловала его живые глаза.
     В  пустом коридоре послышались гулкие приближающиеся  шаги. У дверей их
палаты шаги  стихли. Тамара встала, шагнула к порогу. Тут дверь открылась, и
в палату вошел какой-то встрепанный Макс.
     -- Макс? -- удивилась Тамара. -- А что случи...
     Мгновенный выпад -- и резкий удар ножом  в грудь оборвал ее недоуменный
вопрос. Тихо охнув, Тома упала на пол. Макс перешагнул  через нее, подошел к
кровати  Фила.  Их  взгляды  встретились.  Глаза --  единственное,  чем  мог
защититься Фил. И он боролся до конца.
     Дверь, тихо  скрипнув, отворилась еще раз.  В палату  вошел Каверин. Он
мельком глянул на тело женщины у порога и подошел к Максу.
     -- Ну, что тянешь? -- злобно прошипел он.
     Макс, словно очнувшись,  перевел на него мутный взгляд,  кивнул  и  как
сомнамбула шагнул вперед.
     -- Погоди, -- вдруг остановил его Каверин. -- Я сам...
     Он  зубами натянул на свою единственную руку перчатку, взял у Макса нож
и подошел к изголовью кровати.
     -- Вот так, Валера, --  Каверин оскалил зубы в  жутковатой  усмешке. --
Правду люди говорят -- хорошо смеется тот, кто смеется последним...
     Он сорвал с лица  Фила дыхательную  маску и,  перехватив нож поудобней,
вонзил его в горло неподвижного и беспомощного Фила.
     Из  раны фонтаном ударила  кровь, Каверин чуть отстранился и нанес  еще
пару ударов в грудь.
     -- Пошли, -- повернулся он к замершему Максу. -- Хотя нет, погоди...
     Каверин опустил палец в рассеченное горло Фила и жирно вывел кровью над
изголовьем кровати: жри, тварь...
     Двор Беловского  офиса  был  забит  машинами. В  огороженном  цветастой
лентой квадрате  сновали озабоченные милиционеры  и врачи. Кто-то осматривал
трупы, кто-то искал вещдоки, кто-то заполнял бесконечные протоколы...
     Среди  этой  суеты бесцельно  бродил потерянный  и окаменевший от  горя
Саша. Его повсюду -- след в след -- сопровождал мрачный Шмидт.
     Закончив  с осмотром тел,  медэксперты оставили убитых в покое. К телам
тут же подошли дюжие  санитары. Бледный,  как  мел, Саша с  застывшим  лицом
неотрывно  смотрел, как укладывали на носилки  безжизненные тела его друзей.
Их накрыли простынями, санитары взялись за носилки, но Белов их остановил.
     Он  опустился  перед  Космосом, провел  рукой  по  его  мягким,  густым
волосам. Потом  подошел к  Пчеле, закрыл  ему глаза  и натянул на  лицо край
простыни. Санитары подняли носилки, понесли их к машине. Саша  отвернулся --
по его щекам катились слезы.
     -- К Филу людей... Предупреди... всех...
     -- Я все уже сделал, -- кивнул Шмидт.
     Саша невидящим взглядом смотрел куда-то в сторону.
     -- Майор подходил... -- вздохнул Шмидт. -- Надо показания дать.
     -- Нет, потом... -- покачал головой Саша.
     К нему подошла Ольга.  Саша обнял ее, прижался к щеке холодными губами,
прошептал:
     -- Сейчас поедем, Оленька... Сейчас поедем, ты садись пока в машину...
     Он открыл жене дверцу "роллс-ройса", усадил ее и повернулся к Шмидту.
     -- Где Макс? -- рассеянно спросил он.
     -- Я звонил уже, -- угрюмо ответил Шмидт, -- его мобильник не отвечает.
     -- Найди  его,  -- Саша  вытащил из кармана  перчатку Макса, которую он
подобрал возле Пчелы, и показал ее охраннику.
     Шмидт все понял. Он опустил свою бритую голову:
     -- Хорошо, сделаем...
     -- Ага... -- Саша кивнул и взялся за дверную ручку лимузина.
     --  Александр  Николаевич!  --  из  дверей  офиса  выскочил  человек  с
мобильником в руке и бросился по двору к Белову.
     -- Александр  Николаевич...  -- испуганно повторил  он, протягивая  ему
трубку. -- Беда!
     -- Да... -- ответил Белов.
     Несколько  мгновений  он  молча  слушал, потом  его  рука  с  телефоном
безжизненно упала, пальцы разжались, и аппарат упал на асфальт.
     Саша   поднял  искаженное   невыносимой  мукой   лицо  к  грязно-серому
предрассветному небу. В его глазах стояли слезы, губы  то ли подрагивали, то
ли шептали что-то...
     -- Валера?.. -- прошептал Шмидт.
     Саша кивнул и, закрыв лицо руками, зарыдал --  горько  и безутешно, как
ребенок.


     ДОЛГИ НАШИ...



     Когда  Белов приехал  в больницу, тела  Тамары  и  Фила уже  увезли.  В
опустевшей палате работала бригада следователей -- щелкал аппарат фотографа,
криминалисты обшаривали  пол, что-то записывали в  свои  блокноты.  В дверях
топталась распираемая страхом и любопытством курносая  медсестричка. Молодой
долговязый старлей с университетским ромбиком на кителе, явно красуясь перед
девушкой, глубокомысленно и важно излагал свое виденье двойного убийства.
     -- Ну, короче, было так. Убийца вошел, а Филатова стояла у порога. Он с
ходу -- раз!.. Что и говорить --  мастер, она, наверное, даже ничего  понять
не  успела. Потом к кровати... Филатов все видел. Видел, как жену убили, как
самому горло режут...
     Саша вошел в палату и с порога мрачно обронил:
     -- Помолчи, лейтенант.
     Милиционер  послушно  смолк,  медсестра,  едва  увидев  Белова, тут  же
выскользнула прочь. Саша огляделся -- пол у порога и, особенно, постель Фила
были густо залиты кровью, в остальном в палате был полный порядок. Даже ваза
с  цветами  осталась  на  своем месте -- на узкой тумбочке рядом с кроватью.
Похоже, мальчишка-старлей был прав -- никакой борьбы здесь  не было. Да  и с
кем  было бороться Максу -- с  сонной женщиной? С  беспомощным,  неподвижным
калекой?..
     Взгляд Саши наткнулся на лежащее рядом с  кроватью мохнатое полотенце с
яркой аппликацией в виде веселого утенка.  Он поднял  его с  пола и, скомкав
его в кулаке, отошел к окну.
     --  Шмидт,  набери Макса, -- тихим, абсолютно  лишенным эмоций  голосом
попросил Белов.
     Охранник достал мобильник, набрал номер, поднес трубку к уху.
     -- Номер заблокирован, -- сказал он после паузы.
     -- Найди его, -- упрямо повторил Белов.
     -- Саша...
     Саша хватил кулаком по подоконнику и,  взорвавшись, в ярости повернулся
к охраннику.
     -- Найди, я сказал!!! -- рявкнул он.
     Вдруг  Белов осекся.  Он  увидел  на  стене  надпись, сделанную кровью.
Поначалу он ее не заметил -- ее заслоняла широкая спина старшего лейтенанта.
     "Жри, тварь" --  эти слова,  без всяких  сомнений, предназначались ему,
Белову.  Но почему?! Почему?..  Что  заставило  Макса пойти  на  эти  жуткие
убийства? Ну не сошел же он с ума, в самом деле?..
     -- Вам это о чем-нибудь говорит? -- осторожно спросил следователь.
     Саша, нисколько не  лукавя,  медленно покачал головой. Минуту-другую он
не отрывал глаз от жутковатой надписи. Потом кивнул на стену фотографу:
     -- Фотографию мне сделайте.
     Не взглянув на присутствующих, он повернулся и быстро  вышел из палаты.
В его судорожно сжатой руке  было скомканное полотенце  с  утенком.  За  ним
двинулся   Шмидт.  Синхронно  проводив   их  взглядом,   криминалисты  молча
переглянулись.
     -- Н-да-а...  --  протянул  после  паузы  старлей. -- Тяжела  ты,  доля
криминала...



     Выйдя из больницы,  Белов немедленно отослал Шмидта на  поиски Макса, а
сам,  в  сопровождении  двух  машин с  охраной, отправился в  офис Фонда. По
дороге у него зазвонил мобильник -- это был Виктор Петрович. Он  уже  знал о
гибели ребят и пригласил Сашу заехать к нему в Серебряный Бор.
     --  Хорошо,   сейчас  буду,   --  ответил   Белов   и   велел  водителю
разворачиваться.
     Зачем он принял приглашение Зорина приехать в Серебряный Бор -- Саша не
знал и сам. Надежд на помощь своего многолетнего  партнера  по бизнесу он не
питал никаких. В утешениях его он тоже совершенно не нуждался. Скорее всего,
Белов  поступил  так чисто автоматически -- надо было  как-то  выбираться из
шока, из бездумного тягостного ступора. Надо  было  начинать  действовать --
времени у него было немного.
     Зорин встретил Сашу на пороге клубного кабинета,  горестно развел руки,
обнял:
     --  Саша,  мои  искренние  соболезнования...  Виктор Петрович  проводил
Белова за стол и, вздыхая и охая, уселся напротив.
     -- Да, каких  ребят  мы потеряли!.. --  печально  покачивая  головой, с
наигранным сочувствием бубнил  он. -- Золотых ребят. Ну, Валеру-то я  еще по
рингу помню. Витек -- умница, перспективный финансист!.. Космос... Очень все
это грустно. Веришь ли -- как за своих переживаю...
     Саша  не  верил. Он слушал Зорина,  низко опустив голову, лишь  изредка
поднимая  взгляд  на  собеседника.  В  кабинет вошел  бесшумный,  как  тень,
официант с подносом. Пока он расставлял тарелки, в кабинете было тихо. А как
только за официантом  закрылась  дверь, Виктор Петрович,  посчитав  прелюдию
законченной, резко поменял тон.
     -- Знаешь, кто? -- сухо и деловито спросил он. Саша пожал плечами:
     -- Примерно...
     -- Что делать думаешь?
     -- Там  видно  будет,  -- обсуждать свои  действия  с  Зориным Саша  не
собирался.
     Настороженно  поглядывая  на  Белова,  Виктор  Петрович  мелко  покивал
головой.
     -- Ну-ну... Знаешь, о чем я хотел поговорить?
     -- Догадываюсь.
     -- И что скажешь? -- зыркнув исподлобья на Сашу, Зорин принялся за еду.
     --  Ничего, -- снова пожал плечами  Белов. Виктор  Петрович раздраженно
отложил нож с вилкой и вскочил на ноги.
     -- Ну что ты ломаешься,  Александр?!  -- нервно воскликнул  он,  огибая
стол. -- Как красная девица, честное слово!
     Он опустился на соседний стул и, заглядывая в лицо Белову, принялся его
убеждать:
     --  Я  тебе  по-человечески советую,  по-товарищески,  --  не дергайся,
замри... Да, друзей убили, да,  зверье, -- я  все понимаю. Но тебе сейчас не
до  разборок.  Ты  теперь  депутат.  У тебя  такой путь  впереди -- большой,
светлый. А сорвешься, накидаешь мертвяков по городу -- все, конец Белову. Ты
под таким колпаком сейчас,  сам  не  понимаешь!  Все  потеряешь!.. И меня за
собой потянешь. А тогда нам все вспомнят -- и Фонд, и шмонд...
     "Вот ты и добрался, наконец, до главного..." -- подумал Саша. Ему стало
противно, гадко.  Он  бросил  на  Виктора Петровича  короткий косой  взгляд,
мгновенно пожалев, что решил сюда приехать.
     Зорин, видимо,  истолковал этот взгляд  по-своему -- как интерес к  его
словам  -- и удвоил усилия.  Он приобнял Белова за плечо  и, наклонившись  к
нему, зачастил:
     --  Мы же с тобой  как  ниточка с иголочкой, Саша. Очень тебя  прошу --
остынь.  Скажешь  "да" --  все сделаем! Поможем, прессу подправим, подскажем
им,  как акценты расставить -- все  решим. Не губи только себя сам, слышишь,
Саша?
     Саша  с меланхолическим видом взял  с тарелки маслину  и отправил ее  в
рот. Вяло подвигав челюстями, он пожаловался:
     -- Аппетит ни к черту. Нервы...
     --  Ну да,  ну  да...  -- поддакнул  Зорин, не  сводя  с него холодных,
настороженных  глаз.  Он ждал  ответа, от  которого для него лично  зависело
очень и очень многое.
     Саша молчал. Он протянул руку за графинчиком с водкой, небрежно плеснул
в рюмку перед собой. И вдруг встал, с грохотом отодвинув стул.
     -- Я понял, -- мрачно произнес Белов. -- Давай в воздухе подвесим пока,
а там видно будет.
     Он  задумчиво повертел  в руках  рюмку  и  внезапно порывистым,  резким
движением  поставил ее прямо перед  Зориным. От толчка  водка  выплеснулась,
облив Виктору Петровичу руку. Тот вздрогнул, потянулся за салфеткой, а Белов
тем временем уже шагал к выходу.
     Через секунду сердито хлопнула дверь, Зорин остался один.
     --   Сволочь...   --   злобно  прошипел   он  себе  под   нос,  вытирая
накрахмаленной  салфеткой мокрую  руку. --  Бандюга  --  он  и есть бандюга.
Раздраженно отшвырнув салфетку, он подошел к  окну. Сквозь щели жалюзи Зорин
хмуро  наблюдал, как Белов, свесив  голову, шагал  к машине. Виктор Петрович
обдумывал уже практически готовое решение, в последний раз взвешивая все его
"за" и "против". Наконец он повернулся к двери и громко позвал:
     -- Сергей!
     В кабинет тут  же вошел плечистый молодой человек с невозмутимым лицом,
неуловимо похожий на Шмидта.
     -- Надоел он  мне. Пора с ним... -- Зорин изобразил в воздухе крест. --
Ты займись этим, ладно?..
     -- Сделаем, Виктор Петрович, -- сдержанно кивнул Сергей.



     Шмидта начали вести еще с больницы и о том, что он забил днем стрелку с
какими-то  важными людьми, люди Введенского  знали заранее.  Когда порученец
Белова  приехал  к "Олимпийскому", там  уже стояла  неприметная  "девятка" с
двумя  оперативниками.  В  ожидании  дела  один вертел в  руках видеокамеру,
второй, постарше, неопрятно чавкая, ел апельсин.
     В назначенный час Шмидт вылез из  своей машины и неторопливо огляделся.
Тотчас из стоящего чуть  поодаль джипа вышли трое мужчин, подошли  к  нему и
обменялись рукопожатиями.
     Оперативники  мгновенно подобрались. Тот, что был  постарше,  торопливо
вытер заляпанные соком  пальцы  о лацканы куртки и схватил  бинокль.  Второй
поднял к глазам камеру.
     --  Ого,  да это же Митя-Большой, -- удивленно присвистнул  старший. --
Смотри-ка, тузы подключились. Давай камеру включай, быстро...
     -- Стойка мешает! -- сердито буркнул напарник.
     -- Так пересядь! По губам читать умеешь?
     -- Плохо.
     -- А  что  ты хорошо-то умеешь? --  фыркнул старший. --  Вот увидишь --
Леонидыч тебя попрет из Конторы.
     -- Напугал. Тебя самого скоро в участковые переведут.
     --  Ладно,  не  трынди.   Докладывай,  о  чем  разговор...  Твою  мать,
Митя-Большой объявился, вот счастье-то...
     -- Короче, Шмидт говорит... есть ли что на Макса... А этот... лысый...
     -- Какой лысый? Там все лысые!
     -- Ну который слева!  Он говорит... братва  про  него ничего  не знает.
Шмидт говорит...  Тьфу,  елки!  --  оперативник  сплюнул от досады,  опустил
камеру и с недоумением взглянул на индикаторы. -- Не тянет!
     -- Блин! Ты аккумуляторы когда заряжал, урод?! -- рявкнул старший.
     -- Кончай орать, я-то здесь при чем?!.. Гляди!
     Все  четверо  братков  направились  к  серебристому  джипу и полезли  в
машину.
     -- Э, а куда это они? -- насторожился старший.
     -- А ты гавкай больше, я пропустил, -- огрызнулся напарник.
     Серебристый джип тронулся с места. Сидевший за  рулем старший  повернул
ключ зажигания. Движок "девятки"  надсадно и  жалобно заныл, но не  завелся.
Водитель тут же повторил попытку -- без результата.
     --  Бесполезняк  --  стартер  дохлый,  --  не  без  злорадства  заметил
напарник.
     Джип  вырулил на  проспект и резво  покатил в сторону Сущевского  Вала.
Старший оперативник в ярости шваркнул кулаком по рулю:
     -- Твою мать!.. -- упавшим голосом простонал он. -- Вот это влипли...
     В офисе  Саша занялся  документацией. Он еще ничего не решил, но что-то
ему подсказывало -- так или иначе, но порядок навести необходимо.
     Он разбирал бумаги, уничтожал лишние,  прикидывал, какие операции Фонда
надо свернуть немедленно, какие  средства надо перевести  на секретные счета
прямо  завтра. Белов не  отдавал себе отчета, но фактически он готовил почву
для  того, чтобы  в один день можно  было  закрыть  большинство из  проектов
Фонда.
     Постучав, в  кабинет  вошел  Шмидт.  В  руках у  него была пачка свежих
газет. Вместе с ним в кабинет заглянула секретарша.
     -- Ты не занят? -- спросил Шмидт.
     -- Занят. Заходи... -- кивнул ему Белов и взглянул на новую секретаршу,
подменившую убитую горем Люду. -- Вера, что?
     --  Александр Николаевич, там журналисты... -- виновато развела  руками
она.
     -- Я же сказал -- никаких интервью, -- перебил ее Саша. -- Иди.
     Секретарша послушно закрыла за собой дверь. Саша выжидательно посмотрел
на Шмидта. С газетами подмышкой тот подошел к столу.
     -- У газетчиков башни  посрывало, --  перебирая газеты, Шмидт  принялся
зачитывать заголовки. -- "Демократия в опасности"... "Ночь длинных ножей"...
"Война кандидатов"...
     -- По делу есть что-нибудь? -- сухо спросил Белов.
     -- Вроде нет, -- покачал бритой головой Шмидт.
     --  Оставь, я  посмотрю  потом,  -- Саша передвинул  кипу газет на край
стола и нетерпеливо спросил: -- Что по Максу?
     -- Короче,  кроме  наших,  считай, полгорода шустрит. Пока  ни слуху ни
духу. Люди считают, его тоже исполнили.
     -- Работай, -- хмуро взглянул  на него Белов. --  Я  видел его  машину.
Кто-то же в ней был, верно?
     Поколебавшись,  Шмидт сел напротив  Саши и в  явном затруднении почесал
затылок.
     --  Саш,  тут вот еще какое  дело... -- пробормотал  он. --  Я  сегодня
виделся  с Митей-Большим, Тариэлом, Воркутой и Алмазом.  Они хотели  с тобой
встретиться, но немного беспокоятся из-за  всей этой  канители. Вокруг  тебя
сейчас столько ментовских...
     Белов,  положив  на  стол  перед  собой  сцепленные  кулаки, сумрачно и
нетерпеливо зыркнул из-под бровей.
     -- Что они хотят?
     --  Короче,  братва  осуждает  тех, кто развязал бойню и обещает помочь
найти гадов... -- мялся Шмидт.
     -- Я спросил, чего они хотят, -- раздражаясь, повторил Белов.
     Шмидт вздохнул.
     -- Ну,  в  общем,  люди  просят тебя не включать ответку... Всем и  так
сейчас  трудно,  а  если  ответим, власти озвереют, начнется  такое,  что не
расхлебать.  И еще, они просили  со всем уважением сказать, что ты сейчас не
просто Саша Белый, а первый человек от всей братвы в Думе и тебе...
     -- Шмидт!.. -- покачав головой, остановил его Белов.
     -- Саша, я только передаю.
     -- А я  только объясняю, -- едва сдерживаясь, продолжил Саша. -- Видишь
эти вещи?
     На   столе  перед   ним  лежала  всякая   мелочевка.   Часы-"луковица",
солнцезащитные очки, связка ключей с массивным брелоком, зажигалка...
     -- Это вещи моих  друзей... -- Саша порывисто вздохнул. -- Космос... Мы
дружили  с ним с пяти лет. Витя... Валера...  А теперь  моих  друзей  нет...
Понимаешь? Нет...
     Он  встал, нервно прошелся  по кабинету. Его душила злость, и, наконец,
он не выдержал и дал ей волю. Вперив  в несчастного  Шмидта полный ненависти
взгляд, Белов рявкнул:
     -- Какая-то  тварь зарезала их как  скотов!.. И ты мне говоришь, чтоб я
не врубал ответку?!! Я по натуре не толстовец, вашу мать!!! Буду давить!!!
     Его  голос  сорвался.  Саша   отвернулся   к   окну,   шумно  вздохнул,
восстанавливая дыхание  и  приходя  в  себя.  Шмидт  тоже  молчал,  обхватив
опущенную  голову  руками,  медленно покачивая  ею  из  стороны  в  сторону.
Тягостное молчание прервал Белов. Словно извиняясь  за свою  несдержанность,
он положил руку на плечо Шмидта и негромко произнес:
     -- Ладно. Увидишь кого из людей, скажи, что ты все передал, а я  принял
к  сведению. Тариэлу  я сам  позвоню потом. Иди  пока,  подожди меня,  скоро
поедем.
     Шмидт,  явно  в  расстроенных  чувствах,  послушно  встал  и  вышел  из
кабинета.



     Примерно в то  же  время  двое  незадачливых  оперативников  из  службы
наружного наблюдения отчитывались в кабинете подполковника Введенского.
     -- Игорь  Леонидович,  вы уж простите, потеряли мы  их, --  с виноватым
видом говорил тот, что постарше. -- И на видео зафиксировать не  получилось.
В камере аккумуляторы сели...
     Введенский,  изо  всех  сил сдерживая  закипавшее раздражение,  упругим
шагом прохаживался по кабинету.
     -- А в машине стартер ни к черту, -- подхватил второй. -- Я уже сто раз
говорил, никому ж ничего не надо...
     --  Вы, ребята,  в корне неправильно подходите,  --  неслышно  скрипнув
зубами,   покачал   головой   Введенский.   --   В   наружке  что   главное?
Спецсредства?..  Нет. Предвидение поведения объекта. А если взять еще  шире,
то того же Белова мы не то что на пять минут, на пять лет вперед просчитали,
пока он до паритета не дорос.
     В  ответ  слышалось  только  сосредоточенное  сопение   проштрафившихся
оперативников.  Игорь  Леонидович взглянул на их раскаянные  лица  и коротко
взмахнул рукой:
     -- Ладно, проехали. Будем считать, что больше такого не повторится. Кто
там был?
     -- Митя-Большой, двух  других не знаю, -- четко доложил старший. -- Все
уехали в сторону Марьиной Рощи.
     -- Когда Шмидт вернулся за машиной?
     --  Через два  с половиной часа.  Привезли те  же. Введенский задумчиво
потер начинающий обрастать вечерней щетиной подбородок.
     -- Похоже, плохи дела у Белова, а?..
     -- Почему? -- осторожно полюбопытствовал молодой оперативник.
     --  По кочану,  --  машинально буркнул  Введенский, записывая что-то  в
блокнот. -- Вы свободны.
     Оставшись один, он ткнул пальцем в кнопку селектора.
     -- Да, Игорь Леонидович, -- ответил ему мужской голос.
     -- Воскобойникова и Змиенко ко мне, -- распорядился Введенский.
     -- Есть, -- донеслось из селектора.
     Спустя несколько минут в кабинет вошли двое серьезных и сосредоточенных
молодых людей,  даже  на первый  взгляд выгодно отличавшихся  от  предыдущих
разгильдяев. Введенский, не предложив им присесть, вышел из-за"стола.
     -- Ваша  цель  -- тихо, аккуратно,  но уверенно  прощупать  источники в
негативной среде, -- четким, отрывистым голосом ставил он перед ними задачу,
-- прокачать ситуацию по Белову. Кто, что, куда, зачем. И еще. Проверьте, не
пересекались ли  ранее  Каверин и  Максим Карельский...  Хотя -- нет. Этим я
займусь сам. Все, вопросы есть?
     Вопросов не было.



     Ближе к вечеру Белов приехал к отцу Космоса.
     В квартире членкора Холмогорова было  тихо  и сумрачно. Высвечивая угол
просторной гостиной,  горела одна-единственная настольная лампа  под зеленым
абажуром. Под с  ней, на старом, продавленном диване  плечом к плечу  сидели
Юрий  Ростиславович  и  Саша.  Разложив  на  столе  альбомы,  они перебирали
фотографии своего сына и друга.
     --  Может, эта? А,  Саш?.. --  Юрий Ростиславович протянул старое,  еще
черно-белое фото Космоса. -- Или вот еще...
     --  Пацан совсем здесь,  -- Белов отложил фотографию  в сторону и  взял
другую, уже цветную.
     -- Вот эта лучше.
     Холмогоров поправил очки  и  внимательно посмотрел  на  снимок, который
передал ему Саша.
     -- Ничего,  --  согласился он после паузы. -- Только какой-то он  здесь
грустный...  Я  хочу,  чтобы  сынок  у  меня  улыбался. Он  же  веселый  был
мальчик...
     Его голос внезапно дрогнул  и осел. Саша поспешно  отвел глаза. Пытаясь
справиться с собой, Юрий Ростиславович  откашлялся и принялся протирать очки
о полу клетчатой байковой рубашки.
     -- У меня права его остались, -- сказал, поднимаясь с дивана,  Саша. --
Я сейчас...
     Он вышел в темную прихожую и через минуту вернулся к столу с бумажником
в руках.
     -- Вот, смотрите.
     Он  достал  корочки  Космоса  и протянул  их Холмогорову.  С  маленькой
карточки   беспечно   улыбался   одетый    в    пиджак   и   белую   рубашку
восемнадцатилетний Космос.
     Снимок и  вправду  был хорош,  вот  только  слишком  уж маленькой  была
фотография. Белов, поняв сомнения отца, пояснил:
     -- Я увеличу, нормально будет.
     Юрий Ростиславович долго держал права в руках, неторопливо рассматривая
фото сына. Потом закрыл права и вернул их Саше.
     -- Давай эту, -- наконец согласился он. -- Пусть только сделают хорошо.
     Кивнув,  Саша  взял права, спрятал  их в бумажник  и снова опустился на
диван рядом с осунувшимся Холмогоровым. Они помолчали.
     --  Чаю еще хочешь? --  вздохнув  своим  горестным мыслям, спросил Юрий
Ростиславович.
     -- Нет, спасибо.
     Член-корреспондент снял  очки и  устало  потер  глаза. Потом,  еще  раз
вздохнув, он тяжело поднялся и отошел к темному окну.
     -- Саш, у меня  к тебе одна просьба будет, -- глядя сверху  на вечерний
город, негромко произнес Юрий Ростиславович.
     -- Говорите.
     Холмогоров  медленно повернулся к Саше. В  его измученных  горем глазах
застыли  обреченность, отчаянье  и  страх. Руки,  мелко  подрагивая,  нервно
теребили очки.
     -- Не убивай никого, -- попросил он.
     Белов  тут  же вскинул голову, готовый ответить, но в последний  момент
сдержался, промолчал.
     -- У меня сына отняли,  но я тебе говорю  -- не  убивай!.. --  с  болью
продолжал Юрий Ростиславович. -- Ты в церковь ходишь?
     -- Не помню уже, когда в последний раз был... -- хмуро признался Белов.
     -- Сходи, --  строго сдвинув брови,  сказал Холмогоров. -- Пойми, вы же
сами во всем виноваты. И Космос, и Витя... Вы обезумели все, кровью умылись.
Слава  богу, что ты жив остался. Так не гневи бога, не  бери ты больше греха
на душу! Слышишь?
     -- Слышу, -- буркнул насупленный Белов.
     --  Пожалуйста,  послушай меня,  Саша, -- проникновенно просил его отец
друга. -- Ты ведь -- как сын мне...
     -- Юрий Ростиславович,  -- вдруг решительно остановил его Белов, -- мне
нечего вам ответить.
     Холмогоров поднял на  него  больные от  горя глаза. Смотреть в них было
невыносимо. Саша поднялся.
     -- Я не хочу вас обманывать, -- упрямо повторил он. -- Извините...
     И он, понурясь, направился к выходу. У Белова в этот невыносимо тяжелый
и словно  бесконечный день было еще одно дело,  которое он отложил  на самый
поздний вечер.



     Отмечать успех операции по  устранению окружения  своего врага  Каверин
начал еще днем, после того, как надежно запрятал Карельского и убедился, что
все  вокруг более  или  менее спокойно. Он выпроводил  из  дома жену  и стал
методично напиваться в компании  неразлучного с ним в последнее время Артура
Лапшина.
     Поначалу собутыльники чувствовали себя не в  своей  тарелке. От  Белова
можно было  ждать  всего, чего угодно, и  обоим  было страшновато.  Особенно
боялся Артур. Он то  и дело вытирал о брюки потеющие ладони, прислушивался к
каждому  шороху и  пил,  не  пьянея. Разговор,  в основном, крутился  вокруг
ночных событий. Артур не понимал, почему уничтожив  всех друзей  их главного
врага, Каверин не тронул самого Белова.
     --  Ну  скажи,  Володь, для  чего  надо  было  так  все  усложнять?  --
допытывался он.
     -- А?.. -- рассеянно переспросил Каверин, разливая по стаканам виски.
     --   Я  говорю,   я  бы   завалил   Белова  сразу  --   и  все!   Зачем
подставляться-то?..
     Каверин  не ответил.  Со  стаканом в  руке  он  прошелся по  гостиной и
остановился напротив своего конного портрета.
     -- Что молчишь? Зачем все эти сложности? -- снова  повторил свой вопрос
Артур.
     -- Ты на Канарах был? -- вдруг спросил, обернувшись, Каверин.
     -- Причем здесь Канары? -- опешил Лапшин.
     -- Был, я спрашиваю?
     -- Да сто  раз!  -- хмыкнул  Артур. --  Я когда  свалил отсюда, полмира
объехал.
     -- Про гуанчей слышал?
     --  Про  кого?!  --  вытаращил   глаза  Лапшин.   Каверин  с  некоторым
пренебрежением усмехнулся.
     -- Про  гуанчей,  олух. Это  были такие  пацаны местные, типа индейцев,
потом их испанцы пригнобили -- нам экскурсовод рассказывал. Ну, короче, суть
в том, что  у них был один мудрый закон. Человек, допустим, соседа мочканул,
так  гу-анчи  что  делали?  Они не  убийцу  наказывали...  --  Каверин выдал
театральную  паузу и, важно подняв  указательный палец, продолжил: -- Они  в
ответ его сына казнили. Или  брата.  Понимаешь?.. Преступника приговорить --
это туфта. А  вот сделать так,  чтоб он  помучился, чтоб ему от горя и тоски
самому жить не захотелось -- совсем другое дело!
     Артур выдавил кислую улыбку:
     -- Так-то оно  так... Только  мне одно не нравится. Белов-то не этот...
-- как его? -- Не гуанч. Жахнет по нам из базуки -- и сливай масло!
     --  Не  бойся,  Артурка, -- Каверин, надменно  осклабившись, взлохматил
приятелю волосы.  -- Не успеет. У меня все  схвачено -- Саша Белый  не жилец
уже. Так  что  за  его  здоровье мы пить  не  будем, -- усмехнулся он, снова
берясь за бутылку.
     К вечеру пьянка  в  квартире  Каверина достигла  апогея. Виски, водка и
коньяк заглушили страх  в  их  душах.  Теперь каждый выпуск  теленовостей  с
сообщением о ночной резне в избирательном штабе Белова перепившиеся приятели
встречали очередной порцией скабрезных шуточек и вспышек хмельного куража.
     Когда на телеэкране снова появились кадры с места убийства, у  подъезда
Каверинского дома остановились  два джипа. Из  одного из них вылезли мрачный
как туча Белов  и озабоченно поглядывавший по сторонам Шмидт. Затея Саши ему
категорически не нравилась, но спорить с ним он не решался.
     -- У  него  дети есть?  -- спросил  Белов,  стягивая с  плеч  пальто  и
раскладывая его на капоте машины.
     -- Нет.
     -- Которые окна?
     -- Пятый этаж, слева от подъезда, -- нехотя ответил Шмидт.
     -- Давай... --  протянул руку Саша, не отрывая глаз  от горящих окон на
пятом этаже.
     Вздохнув,  Шмидт  вытащил  из  машины  пулемет Калашникова,  подал  его
Белову.  Тот установил РПК на капоте  джипа, передернул затвор  и прильнул к
прицелу...
     -- По  мнению следственных органов, жестокий и демонстративный характер
убийств указывает на почерк  организованной преступности, -- вещал на экране
диктор.  --  Сам  новоиспеченный депутат отказывается  от  комментариев, его
служба  безопасности  настроена  крайне  недружелюбно.  Пока  сложно  делать
какие-либо выводы о  происшедшем. Ясно одно. Демократия в России подверглась
очередной атаке сил экстремизма.
     Изрядно захмелевший  Каверин расхохотался, тыкая  черной  рукой в экран
телевизор.
     -- Честью клянусь  --  завтра тигр в зоопарке схавает уборщика, так эти
ослы завоют: демократия в опасности!
     -- И это правильно, -- мелко хихикал пьяный в дым  Артур. -- Этим же...
экстремистам только дай шанс...
     -- Не говори.  Зверье! -- вовсю куражился Каверин. --  Знаешь, Артурка,
вот давай выпьем за то, без чего мы никогда не смогли бы прожить.
     -- За баб не буду, -- тут же помотал головой Лапшин. -- Суки они все...
     -- Да не за  баб! А  за то, чему  мы посвятили свои горячие сердца,  --
старательно  изображая   душевный  подъем,  Каверин  поднял  стакан:  --  За
демократию и законность! -- с ернической проникновенностью воскликнул он.
     -- Но пасаран! -- выкрикнул Артур.
     И в этот  момент разбитые пулями окна с невероятным грохотом обрушились
на пол. Каверин мгновенно юркнул под диван, а Лапшин, пронзительно завизжав,
шустро заполз внутрь камина. С улицы доносился оглушительный треск пулемета.
Пули, ударяясь  в потолок, рикошетили от него в разные стороны,  вонзались в
пол, в стены, круша все на своем пути. Вдребезги билась  посуда, разлетались
щепки от мебели и крошки штукатурки. Вдруг  стрельба оборвалась,  в квартире
наступила мертвая тишина.
     Из зева камина выполз ошалевший Артур и потрясенно пробормотал:
     -- Бли-и-ин... Хорошо, что не из базуки!..
     Следом  поднялся  Каверин.  Он бросился к  окну и увидел, как  от  дома
стремительно  отъезжали  два  джипа.  Володя  обернулся  и  окинул  взглядом
разгромленную  гостиную.  И   первое,  что  ему   бросилось   в  глаза,   --
простреленная в трех местах -- прямо поперек груди --  белая черкеска на его
парадном портрете.



     Белов вернулся домой поздно, Ваня уже спал. Ольга, с припухшими от слез
глазами,  разогрела  ужин  и  присела напротив мужа,  наблюдая, как он  ест.
Впрочем,  аппетита у Саши  не было.  Опустив  голову, он  вяло  ковырялся  в
тарелке и тягостно молчал.
     Оля ждала  от него хоть  каких-нибудь объяснений случившегося, но, судя
по всему, обсуждать убийство друзей Саша не хотел. Тогда она начала разговор
сама.
     -- Тебя весь день в новостях показывали.
     -- Что говорят? -- равнодушно поинтересовался Саша.
     -- Ну, депутат, тра-ля-ля... -- уклончиво ответила Оля.
     Саша бросил на жену быстрый взгляд и накрыл ее ладонь своею.
     -- Оль, не бери в голову, -- попросил он.
     -- Как не  бери?  -- Ольга задумчиво покачала головой. -- У нас с тобой
Ванька. Хвостик у нас...
     -- Как он?
     -- Нормально. Кашлял с утра, потом вроде тьфу-тьфу-тьфу...
     Вздохнув, Саша отодвинул почти нетронутую тарелку.
     -- Спасибо. Чаю сделай.
     -- Сейчас.
     Поставив  тарелки  в мойку  и включив  электрочайник, Оля  вернулась  к
столу. Саша закурил, задумчиво пуская дым под свет лампы.
     -- Саш, а это правда Макс? -- вдруг спросила Ольга.
     Белов промолчал, ему пока нечего было ответить.
     -- Просто  он сколько лет рядом  был, -- пожала  плечами  жена. -- Меня
возил, и в Штатах за нами приглядывал... Непонятно это.
     Белов затушил сигарету и, вставая со стула, попросил:
     -- Оль, завари того, с листочком. И покрепче. Я в кабинете.
     Саша, ссутулившись, вышел. Ольга молча посмотрела  ему вслед и опустила
голову. У нее на глаза вновь навернулись слезы.



     Как поступить?  Вот вопрос, на который предстояло ответить Белову  этой
ночью.
     И друзья,  и враги в один  голос  твердили  ему --  отступись,  не пори
горячку, не губи сам себя.  В  их  словах, без сомнения,  был резон. Причем,
последовать  этим советам -- вовсе  не означало, что  убийство друзей  можно
оставить безнаказанным.  Нет, Белов должен был  лишь переждать,  не лезть на
рожон и организовать дело так, чтобы иуду Макса нашли и уничтожили другие.
     Именно так на его месте поступили бы многие. Так, вероятно, поступил бы
и он сам, если бы причиной для мести не были бы Космос, Пчела и Фил...
     В памяти Саши  одна за другой всплывали картины минувшего. Он перебирал
их как старые фотографии и думал, думал...
     И  вдруг в  какой-то  момент  его,  как  плеткой,  стегануло  внезапное
раскаянье. Что это с ним? Да как он смеет еще раздумывать?
     Разве раздумывали Фил с Пчелой,  когда шли с ним  под пули на встречу с
Лукой?! Разве  раздумывал Космос,  спасая его от ножа Мухи?!  Разве они хоть
раз дали повод усомниться в своей верности и преданности ему?! Нет,  это он,
Белов, случалось, выдумывал эти поводы! Это он сам плел, бывало, вокруг  них
липкую паутину подозрений и недоверия!..
     Саша встряхнул головой и до боли стиснул зубы.  Все!  -- больше никаких
сомнений!
     Он  должен им -- Филу, Космосу Пчеле... И должен, ни много ни мало,  --
жизнь. И вернуть этот долг он  обязан сам, лично. Только так, и никак иначе!
А там -- будь, что будет!..
     Приняв  решение, Саша сразу ощутил  необыкновенное облегчение.  Теперь,
наконец, он знал что и как ему  делать. Первым делом -- безопасность  семьи,
затем  -- свернуть все  дела  по Фонду, перевести капиталы  за  рубеж, ну и,
разумеется, продумать, как выманить из укрытия и уничтожить Макса.
     Саша включил компьютер и начал работать.



     Этой ночью не спалось еще одному человеку.  В подвальной клетушке давно
уже бездействовавшего шлюза на скрипучей  солдатской койке  ворочался Максим
Карельский. Сюда, в эту дыру, в которой кроме койки была лишь невесть откуда
взявшаяся  боксерская груша, его упрятал Каверин. Оставил  пакет со жратвой,
велел сидеть и не рыпаться и свалил к чертям собачьим.
     День прошел в мучительных  раздумьях. Снова и снова Макс  возвращался к
страшным событиям  минувшей ночи и  искал ответ на терзавшие его вопросы.  А
верно ли  он  поступил, выполнив приказ Каверина? Не было  ли  у  него иного
выхода? Не лучше ли было сразу после звонка бывшего опера явиться с повинной
к Белову и рассказать ему все как на духу?..
     И чем больше он об этом думал, тем яснее понимал -- нет, не было у него
никакого выбора.  Крутой  Сашин  нрав был  ему  известен  лучше, чем  многим
другим,  и Макс был  уверен -- Белый бы  его не  пощадил! Если уж  он в свое
время готов был порешить своего  ближайшего  друга Пчелу, то у него, Максима
Карельского, не было и вовсе ни малейших шансов на прощение!
     Поначалу Макс был рад, что  в число заказанных Кавериным людей не попал
сам  Белов. Слишком много в  его жизни  было связано с этим  человеком. Макс
привык к нему, и убить Сашу ему было бы тяжелее всего.
     Так  он  думал  днем,  но  к  вечеру  ход  его  мыслей  изменился самым
радикальным  образом. Постепенно  к  Максу пришло отчетливое понимание того,
что он натворил. Отныне для Белого не было  на земле злее врага, чем Макс. И
Саша не остановится ни перед чем.
     Максу  стало  страшно.  Стоило  ему вспомнить  искаженное яростью  лицо
Белова,  как  его  начинала  колотить  мелкая дрожь. Каверин  не сможет  его
защитить  --  Саша найдет его даже под землей,  и тогда смерть  от чеченских
ножей покажется Максу детской игрой. Он уже  ни  о  чем не мог думать, кроме
как о мести  Белова. И с  каждой минутой его  истерзанную  страхом  душу все
больше наполняла ненависть к своему бывшему боссу.
     Он  уже жалел, что не прикончил той ночью заодно и Белова. Ну  что  ему
стоило затормозить на выезде у офиса и расстрелять  новоиспеченного депутата
вместе с его бабой!
     Охваченный  страхом,  злобой  и  отчаяньем,  Макс  метался  в  запертой
комнатушке,  как  гиена  в  клетке. Он стонал, обхватив  руками  голову,  он
зарывался в одеяло, он стучал кулаками  в стену...  Переполнявшие его эмоции
искали выхода, и, наконец, нашли.
     С хриплым  звериным воплем  он кинулся на грушу и обрушил  на  нее град
мощнейших ударов. Не прекращая орать, он без остановки лупил по ней кулаками
и ногами.  Потом прыгнул  на  нее,  повис  и,  выхватив нож,  стал  наносить
яростные  удары сбоку,  распарывая  покрытие.  Кого он "убивал"  --  Белова,
Каверина  или  свой  страх  перед ними --  Макс не  знал  и  сам.  Продолжая
раскачиваться на груше,  с жутким хрипом и воем, он принялся кусать и грызть
зубами рваные лохмотья обшивки.
     Наконец, он выдохся  и замер. В пустой комнате слышно  было  только его
тяжелое дыхание и скрип цепи, трущейся о крюк на  потолке. Потом Макс разжал
руки и без сил рухнул на пол, не выпустив из руки ножа.
     Он лежал  на  спине, отрешенно  и  бессмысленно глядя  вверх,  на голую
лампу, периодически  закрываемую раскачивающейся  грушей. Из нее сквозь дыры
сыпался песок  --  на его живот,  на  грудь, на лицо.  Минуту-другую Макс не
шевелился.  Потом рука его дрогнула и  медленно  поднесла нож  к горлу. Макс
закрыл глаза и коснулся холодным лезвием шеи. Он замер и, казалось, перестал
дышать.
     Судорожно   сжатая  рука  мелко  тряслась,  с  каждой  секундой   дрожь
становилась все сильней и сильней. Вдруг Макс всхлипнул, резко отшвырнул нож
в угол и, мгновенно перевернувшись, уткнулся лицом в пыльный бетонный пол.



     Белов отодвинул в сторону  ноутбук и, протяжно  зевнув, потянулся. Ночь
прошла  продуктивно,  все  что намечал, он сделал.  Теперь можно  было  пару
часиков и поспать.
     Но тут неожиданно подал голос лежащий на столике мобильник. Саша бросил
взгляд на часы -- полшестого утра! -- и, поколебавшись, поднял трубку.
     -- Слушаю.
     -- Через два часа с любого таксофона  наберите известный вам номер. Это
жизненно важно.
     В трубке  тут  же запиликали  короткие  гудки.  Звонивший сказал  всего
несколько  слов, но  Саша узнал  этот  уверенный  голос  --  это  был  Игорь
Леонидович Введенский.
     Белов задумался.  Зачем  он понадобился  фээсбешнику  -- теперь,  после
выборов? Его  столь  ранний  звонок мог быть  связан  только  с  одним --  с
убийством ребят.  У  Саши  промелькнула бредовая мысль: а не  собирается  ли
часом  его бывший куратор  поделиться с ним информацией?  Так или  иначе, но
встреча  с Введенским  могла оказаться небесполезной. К тому  же и  у Белова
тоже было кое-что для подполковника.
     -- Ровно в половину восьмого Саша подошел  к синему таксофону в закутке
у  метро и набрал знакомый  номер. У обочины его поджидали  два автомобиля с
включенными двигателями.
     -- Алло...  Я  понял... --  отрывисто  бросал он  в  микрофон.  -- Где?
Ясно...
     Повесив трубку, Саша вытащил из  таксофона карточку, швырнул ее  в урну
и, не глядя по сторонам, вскочил в джип Шмидта.
     Через  четверть  часа машина  уже была  у Новодевичьего монастыря,  где
назначил ему встречу подполковник Введенский.
     -- Саша, пойдем вместе, -- в который уже раз предложил Шмидт.
     Молча покачав головой, Белов напряженно вглядывался через  сидевшего за
рулем охранника на противоположную сторону улицы. Там, неподалеку от входа в
монастырь маячила одинокая фигура.
     --  Встань  вон  там,  за  деревьями, --  приказал Белов  Шмидту.  -- И
распредели людей, пусть смотрят по сторонам.
     Быстро   перекрестившись,   Саша  вышел  из   машины   и  направился  к
поджидавшему его Игорю Леонидовичу.
     Тот заметил  Белова и  неторопливо двинулся вдоль  монастырской  стены.
Вскоре  Саша без  труда догнал  Введенского,  и, обойдясь без  рукопожатий и
приветствий, они пошли паралелльными курсами.
     -- Спасибо за доверие, -- начал Игорь Леонидович.
     -- Нам с вами делить нечего, -- опустив голову, ответил Белов.
     --  Это верно, -- согласился Введенский. --  К тому же обстановка здесь
располагает к искренности.
     Саша едва заметно пожал плечами и промолчал.
     --  Кстати,  Александр  Николаевич,  вы  уверены в вашем  помощнике? --
подполковник чуть  скосил  глаза  в сторону своего собеседника. -- Я имею  в
виду Шмидта.
     -- Игорь Леонидович, не сыпьте соль на раны.
     Несколько  метров они  прошагали молча. Белов  ждал,  когда  фээсбэшник
перейдет,  наконец,  к  делу,  ради  которого  он  его  сюда  пригласил.  Но
подполковник  не спешил.  Он, похоже, тоже чего-то выжидал, бросая на Белова
короткие косые взгляды.
     --  Я нарушаю  все  правила,  встречаясь с вами,  --  прервал  молчание
Введенский. -- У вас крайне опасное положение.
     -- Я в курсе, -- невесело усмехнулся Белов. Подполковник свернул к воде
и остановился.
     Рядом  и  чуть  позади  него  встал   Саша.  К   ним  тут  же  подплыли
прикормленные  утки  и в  ожидании угощения стали неспешно фланировать вдоль
берега.
     -- Помимо  симпатии к вам, у меня есть шкурный интерес -- сохранить вас
живым и восстановить  отношения, --  негромким, ровным голосом говорил Игорь
Леонидович.  --  С  вашим новым  статусом  мы  многое  могли бы  сделать. На
паритетной основе, естественно.
     Эта тема  Белову была абсолютно не интересна. Он  скептически хмыкнул и
спросил:
     -- Так в чем проблема?
     -- У вас слишком много врагов, Александр Николаевич. Со дня на день вас
сольют, -- жестко произнес Введенский. --  Немедленно откажитесь от ответных
действий  и  дайте  всем знать об этом. Если  вы  не готовы к  таким  шагам,
скройтесь и хорошенько все взвесьте.
     "И этот туда же!.." -- с раздражением подумал Саша. Он все уже решил, и
больше не допускал и тени сомнения в правильности своего выбора.
     Введенский тем временем достал  из  кармана булочку и, отщипывая от нее
кусочки, стал кормить нетерпеливых уток.  Глядя на суетливых  и жадных птиц,
Белов вдруг вспомнил другую утку -- аппликацию на махровом полотенце Тамары.
Снова в груди возникла ноющая тяжесть, он стиснул зубы и исподлобья взглянул
на фээсбэшника.
     --  До чего  тупые  птицы! --  с неожиданной злостью  сказал  Белов  и,
отбросив дипломатические хитрости, сразу же спросил то главное, ради чего он
сюда приехал: -- Вы случайно не в курсе, где Максим Карельский?
     Настал  черед задуматься Введенскому. Он прекрасно понимал -- раз Белов
задал  этот вопрос, значит, он все уже для себя решил. Он пойдет до конца, и
никакие самые здравые  и  самые  логичные аргументы его  уже  не  остановят.
Подполковнику было  искренне жаль этого неплохого, в сущности, парня, но,  в
то  же время,  ему  стало ясно  --  повлиять на  его судьбу он, увы, уже  не
сможет. Игорь Леонидович нахмурился и неохотно ответил:
     -- Он жив. Это человек Каверина. Володя вербанул его, когда еще ходил в
форме. Карельский -- бывший функционер спецуры ГРУ.  Потом уволился, занялся
рэкетом и засыпался  на убийстве одного чеченского туза. А Каверин это  дело
размотал и прихватил его за жабры.
     -- Черт... -- покачал головою Саша. -- Он у меня пять лет работал.
     --  Вашей вины тут  нет. Это  невозможно было просчитать. Очень  мощная
длинная схема.
     Они помолчали, думая каждый о своем.
     --  Завтра  похороны, --  задумчиво  произнес  Белов.  --  Мне  надо их
провести.
     -- Имейте в виду, -- предупредил Введенский, -- счет идет на часы.
     -- Да, счет идет на часы... -- согласился  Саша. Подумав, он вытащил из
кармана и протянул подполковнику компьютерную дискету.
     -- Игорь Леонидович, здесь материалы  по моему Фонду и все,  что я знаю
хорошего  о  господине Зорине,  --  пояснил  он.  -- Свалите козла, он  того
заслужил. Прощайте.
     Игорь Леонидович услышал за спиной частые, постепенно  затихающие шаги.
Он  обернулся -- Белов,  упрямо опустив лобастую голову,  стремительно шагал
вдоль древней монастырской стены.
     Уже не таясь,  Введенский смотрел ему вслед  и вдруг с острой, саднящей
тоской понял: этот человек  -- не жилец на  этом свете. И  еще  об одном ему
неожиданно  подумалось --  вполне  возможно,  что  когда-нибудь  потом  ему,
подполковнику  Введенскому будет  не хватать бандитского авторитета --  Саши
Белого.



     От Новодевичьего монастыря Шмидт отвез Сашу на дачу к Киншакову. Там он
пробыл недолго  -- меньше  часа, а весь оставшийся день Белов провел в офисе
Фонда,  занимаясь   делами  --   теперь   уже   совершенно   сознательно   и
целенаправленно.
     Вечером они со  Шмидтом поехали в морг.  Посредине просторной,  светлой
комнаты  стояли  четыре  открытых  гроба.  За ними,  у стены были прислонены
крышки   с   позолоченными  крестами.   Переступив  порог,  Саша   замер   и
перекрестился. Рядом, с кожаным дипломатом в руке, остановился Шмидт.
     Подавив рвущийся из груди вздох, Саша медленно подошел к гробам.
     Космос...
     Свесив голову, Саша  смотрел в его белое, словно мраморное, лицо. В его
памяти,  наслаиваясь  одна  на  другую,  роились  бесчисленные  картинки  их
прошлого. Отныне только это и оставалось -- память... Не повернув головы, он
протянул руку Шмидту. Тот  открыл портфель и  подал ему  новенький ТТ.  Саша
отогнул край савана и вложил пистолет в мертвую руку друга.
     Пчела...
     И снова белое, неуловимо изменившееся  лицо, снова воспоминания,  снова
тяжелый ком, застрявший в горле... И тягостное,  непреходящее  чувство вины,
которую  уже никогда  не  загладить... Шмидт подал  второй пистолет,  и Саша
вложил его в руку Пчелы.
     Фил...
     Его не  было с ними больше  года. Казалось бы, смириться с потерей Фила
должно   было   бы  проще,   но  --  нет...   Ведь  он  только-только  начал
выкарабкиваться,  он  боролся  за свою  жизнь,  рвался к  ней изо всех своих
сил...  В глазах Белова  заблестели слезы, он протянул руку Шмидту  и третий
пистолет лег в холодную, безжизненную ладонь Фила.
     Тамара...
     Безвинная жертва. Уж она-то не сделала ничего плохого ни иуде Максу, ни
шакалу  Каверину. Она вообще, кажется, никогда и никому не вредила. Кроткая,
приветливая,  добрая  Тамара...  Ее  прирезали  только за  то, что  она была
знакома с Беловым. Саша накрыл ее узкую ладошку своею рукой.
     -- Прости, Томочка...  Прости... -- он шмыгнул носом, но все-таки сумел
сдержаться.
     Он еще несколько минут неподвижно стоял и поочередно смотрел на друзей,
словно стараясь  как можно лучше запечатлеть в памяти их мертвые лица. Потом
перекрестился и направился к дверям, где его поджидал безмолвный Шмидт.
     -- Проследи, чтоб стволы прикрыли... -- прошептал ему Белов.
     Шмидт кивнул. Саша легонько подтолкнул его  к дверям и вышел следом, не
обернувшись. Дверь за ними бесшумно закрылась.
     Мертвые  остались одни -- в тишине, под мягким, идущим словно ниоткуда,
светом.



     Настал день похорон. День, который должен был перевернуть Сашину жизнь.
Если, конечно, ему удалось бы ее сохранить.
     Против ожидания, всю ночь накануне  Белов спал  как  убитый.  На душе у
него было спокойно, так, словно  все,  что  он задумал,  уже было сделано  и
сделано  успешно.  Главное  осталось  позади  --  мучительное  решение  было
принято,   все  было  продумано  до  мелочей   и  самым  тщательным  образом
подготовлено.
     После завтрака  (удивительно, но и аппетит у Белова оказался отменным!)
Саша  с  неотлучным  Шмидтом  вышли из  дома.  Погода была замечательная  --
теплая,  солнечная. Молодая,  сочная зелень травы и  деревьев радовала глаз,
воздух  был прозрачным и чистым, как вода в лесном роднике.  Ни о чем плохом
думать не хотелось. Саша и не думал.
     Вдруг   ворота  распахнулись,  и  во  двор   неторопливо  вполз  старый
коричневый "линкольн" -- тот самый.
     -- Саш, а это что за драндулет? -- удивился Шмидт.
     -- Это первая  машина Космоса, -- с улыбкой  объяснил Белов. Он  поднял
голову и, прищурившись, повернулся к солнцу. -- Денек-то сегодня какой, а?..
     -- Да, весна... -- согласился Шмидт.
     Из машины вышли двое молодых мужчин -- подтянутых, спортивных.
     --  Доброе  утро!  -- водитель коротко  взмахнул  рукой  и одобрительно
похлопал по крыше древнего лимузина. -- Саш, а вполне еще ничего машина!
     -- Ездить можно? -- улыбнулся Белов.
     -- А то! Масло заливай -- и вперед!
     -- Кто это? -- спросил Шмидт.
     -- Мой новый водитель.
     --  Саш,  я не  стал  стекла менять, изнутри  окна завесил -- нормально
будет,  --  сказал второй,  доставая  из салона два  массивных  бронежилета,
которые он положил на капот. -- А броники нам надо все-таки надеть...
     -- Хорошо, -- кивнул Саша.
     Шмидт ровным счетом ничего не  понимал  -- этих людей он видел впервые,
а, между тем, они разговаривали с Беловым как старые и добрые знакомые.
     -- Не понял... -- протянул Шмидт.
     -- Это мой новый начальник охраны, --  как ни в чем  ни бывало  сообщил
Саша.  --  Я  поеду с  ними,  а ты поезжай  на кладбище,  я  часам к  десяти
подтянусь.
     -- Саш, а что все это значит?.. -- нахмурился бритоголовый охранник.
     -- Да все нормально, Шмидт, -- похлопал его по плечу Белов. -- У меня к
тебе претензий нет. Езжай, оттуда позвонишь.
     -- Как знаешь...  -- Шмидт  недоверчиво  посмотрел на  Сашу,  потом  на
каждого из незнакомцев и, неодобрительно хмыкнув, направился к своему джипу.
     --  Здорово,  ребята... Слава, привет! -- Белов обменялся с приехавшими
рукопожатиями. -- Вы идите в дом, перекусите пока, через полчаса поедем.
     Шмидт выехал со двора, гости прошли в дом. Оставшись один, Саша подошел
к "линкольну", провел рукой по капоту и тихо, почти нежно произнес:
     --  Ну  здравствуй,  ласточка...  "Такая  только  у  меня  и  у  Майкла
Джексона", -- с  легкой усмешкой вспомнил он,  покачав головой.  Потом зашел
сбоку,  присел  на  корточки,  разглядывая  потускневший  "файер".  --  Энди
Уорхолл...
     За спиной дробью застучали торопливые, мелкие шажочки сына. Ваня вихрем
налетел сзади, навалился, закрыл своими крохотными ладошками отцу глаза:
     -- Кто?! -- пискнул он.
     -- Кот в сапогах, -- улыбнулся Саша.
     -- А вот и нет! Это я! -- радостно закричал он. -- А чья это машина?
     -- Моего друга.
     -- А где он?
     Белов подхватил сына на руки и на секунду прижался к нему лицом.
     -- Нет его больше, Вань... -- прошептал он.
     К ним подошла Оля -- собранная и немного отрешенная.
     -- Саша, ехать пора, -- чуть хрипловатым  от волнения  голосом  сказала
она.
     -- Да, пора... -- пристально взглянув ей в глаза, согласился Белов.
     На кладбище  один  за  другим  въехали  четыре  лимузина-катафалка.  Их
окружили родственники и друзья. Дюжие парни с траурными  повязками принялись
выгружать  гробы. Мать Тамары,  не  выдержав, зарыдала в голос. Гроб Космоса
качнулся  в  руках  парней,  насупленный  Юрий  Ростиславович  непроизвольно
дернулся к нему и строго попросил:
     -- Осторожнее с сыном...
     Рядом с ним -- рука об руку -- стояла некрасивая, заплаканная Люда.
     -- Он мне предложение сделал... --  комкая в руках мокрый платок, вдруг
призналась она.
     Юрий  Ростиславович, словно  не понимая, о чем речь, внимательно на нее
взглянул, а потом, шумно вздохнув, обнял и порывисто прижал к груди.
     У гроба Пчелы дрожащим шепотком причитала его мама:
     -- Что ж теперь  делать-то? Я Витеньке носочки связала, а он их так  ни
разу и не одел...
     --  Ну-ну,  мать, успокойся...  -- похлопывал ее по  плечу  осунувшийся
отец. -- Что ж теперь... Бог дал, Бог взял...
     От  гроба  к  гробу  ходили  затянутые  в  черное тетка Саши  Екатерина
Николаевна и бабушка Оли.
     Вскоре у кладбища остановилась машина  Шмидта.  К нему тут  же  подошел
человек с черно-красной траурной повязкой.
     -- Шмидт, где Саша? Народ волнуется, надо панихиду начинать...
     -- Сейчас, -- кивнул Шмидт. -- Через десять минут будет.
     В  синем  микроавтобусе   неподалеку   от   дома  Белова  скучали  трое
тележурналистов.  Им  было  поручено сделать  репортаж о похоронах,  но  они
решили  сопроводить  Белова  от  самого  дома --  так,  на всякий  случай. В
ожидании  отъезда депутата Госдумы  на  похороны  друзей они  завтракали  на
свежем воздухе прихваченными из дому бутербродами.
     Едва ворота Беловского дома распахнулись, телевизионщики тут же юркнули
в свою  машину.  Торопливо дожевывая колбасу,  старший невнятно  скомандовал
оператору:
     -- Возьми пошире, чтоб  вместе с поселком...  Мимо  них проехали четыре
машины,  в первой  -- древнем коричневом "линкольне" -- на секунду мелькнуло
лицо Белова.
     -- Давай за ними, -- приказал водителю старший. -- Только не близко, не
надо злить охрану...
     Вереница  машин  выбралась  на шоссе,  и  там телевизионщиков, конечно,
вскоре  засекли. Перед  поворотом от  кавалькады  отделился джип  охраны  и,
отстав, перегородил дорогу синему микроавтобусу.
     --  Вот  теперь,  кажется,  доигрались...  --  испуганно  переглянулись
журналисты.
     Из   джипа   вылез   угрюмый   бугай   и   неторопливо   направился   к
телевизионщикам.  Его вид  был  настолько  внушителен, что репортеры  дружно
подняли  руки. Бугай  строго посмотрел на них через  лобовое  стекло  и,  не
сказав ни  слова, повернулся и забрался в машину. Джип мощно рванул с места,
устремляясь вслед за своими.
     Журналисты  снова  переглянулись,  на  сей  раз  с  явным  облегчением.
Старший, испугавшийся больше всех, с глуповатым видом заржал:
     -- Гы-гы-гы... Чего это он -- струхнул?..
     Ему  было невдомек, что пока он трясся перед угрюмым бугаем  из  охраны
депутата, в ста  метрах впереди, за  поворотом шоссе, Белов  с женой и сыном
пересели в  "мерседес"  сопровождения. В старом  "линкольне"  остался только
водитель, закованный в бронежилет и спецкостюм.
     Отсмеявшись, решили  снова  двинуться вперед, но держаться на  сей  раз
подальше.
     Едва микроавтобус выехал за поворот, как  их стремительно обогнал белый
джип с  мигалками на крыше. Он  рванулся  вдогонку за кавалькадой Белова, из
его громкоговорителей громыхал категоричный приказ:
     --  Прижаться  к обочине! Принять всем вправо!.. Повторяю. Всем принять
вправо и прижаться к обочине!..
     Телевизионщики насторожились.
     -- Снимем на свой страх и риск, -- кивнул старший. -- Поднажми!..
     Водитель прибавил газу, а оператор приник к видоискателю камеры.
     Белый джип обогнал  караван и, подрезав их,  остановился  на  мосту. Из
задней двери  машины  выскочил человек в маске  с гранатометом в  руках.  Он
резко  вскинул оружие  к  плечу,  прицелился  и нажал  на  курок. Гранатомет
басовито и  глухо  плюнул пламенем --  и в ту  же  секунду  "линкольн", едва
въехавший на мост,  подбросило мощным  взрывом. Еще  мгновение --  и объятый
пламенем автомобиль, протаранив перила моста, рухнул в реку.
     Панихида подходила к концу,  когда  к сгрудившимся  возле  гробов людям
выскочил очумелый, потерянный Никитин.
     -- Господа!  Господа!  -- пронзительно выкрикнул  он  высоким, дрожащим
голосом.
     Дьякон оборвал службу, десятки лиц разом обернулись  на этот  тревожный
крик. И в наступившей тишине отчетливо и страшно прозвучал срывающийся голос
Никитина:
     --  Друзья, только что сообщили  -- на  въезде в  Москву убит Александр
Белов!..
     Все ахнули. Екатерина Николаевна, запрокинув голову,  грузно  осела  на
руки  подхватившему ее Антону. Бабушка Оли схватилась за сердце,  растерянно
выкрикивая:
     -- Что?!.. Оля!.. Господи, Оля!!..
     Юрий Ростиславович закрыл лицо кепкой и затрясся в рыданиях.
     Все моментально пришло в движение. Люди беспорядочно  сновали, не зная,
что  делать.  Кто-то торопился  от греха  подальше  уехать, многие принялись
звонить  по  мобильникам, крепкие ребята  с  повязками группировались вокруг
бригадиров.
     Только родные погибших остались возле своих гробов.
     И еще один человек не двинулся с места. Шмидт, глядя  прямо перед собой
остановившимся взглядом оцепенело бормотал:
     -- Саша, я тебя не предавал. Видит Бог, это не я...



     По пустым коридорам заброшенного  шлюза раздавались быстрые, энергичные
шаги. Володя Каверин,  широко  размахивая своей черной рукой и  напевая себе
под нос нечто бравурное, спускался по лестнице вниз. Теперь  уже  можно было
не таиться, кошмар его жизни  -- Саша Белый -- навсегда остался в прошлом, и
Володю переполняла неконтролируемая, прямо-таки щенячья радость.
     Еще  не  дойдя  до потайной двери под лестницей,  он  крикнул  в полный
голос:
     -- Эй! Жив, курилка?!..
     Ему никто  не ответил. Не переставая улыбаться,  Каверин открыл замок и
вошел в убежище Макса. Первое, что ему бросилось в глаза, -- это истерзанная
боксерская груша. Володя удивленно  присвистнул  и повернулся  к  неподвижно
лежавшему на койке Максу.
     -- Эй, орел! -- усмехнулся он. -- Ты ее грыз, что ли?
     И снова  Макс ничего не ответил. Шагнув к нему, Каверин потянул  его за
плечо. Макс нехотя  повернулся  и  поднял на  своего нового хозяина  мутный,
диковатый  взгляд.  Володе стало не  по себе.  Он убрал руку -- Макс тут  же
снова уткнулся в стену.
     --  Мы  победили,  слышишь?   --  наигранно-бодрым  голосом  воскликнул
Каверин.
     Тишина.
     Он пожал плечами и, бросив ключи от убежища на пол, торопливо вышел.



     В кабинете Зорина в Белом доме зазвонил телефон.
     -- Да, -- хмуро бросил в трубку Виктор Петрович.
     Мгновение  --  и он  тут  же  вскинул голову,  оживился  и  даже  будто
помолодел.
     --  Это  точно,  Сереж?! --  возбужденно переспросил он.  -- По  какому
каналу?..
     Виктор Петрович бросил трубку на аппарат и, торопливо схватив  со стола
пульт, включил телевизор.
     На   экране  появилась   заставка  экстренного  выпуска  новостей.  Она
сменилась  крупным  снимком  Белова, затем  пошла  запись  расстрела старого
"линкольна"  из  гранатомета.  Кадры  взрыва  и  падения  с  моста  горящего
автомобиля сопровождал дикторский текст:
     -- Сегодня  утром на загородном шоссе был  взорван  автомобиль депутата
Государственной Думы Александра  Белова. Депутат, его жена  и  их семилетний
сын погибли. Случайно оказавшимся на месте преступления журналистам одной из
независимых  телекомпаний   удалось   снять  это  происшествие.  Генеральной
прокуратурой по данному факту возбуждено уголовное дело.
     Зорин опустил голову и, пряча усмешку, саркастически пробормотал:
     -- Бедный мальчик...
     Подполковник Введенский выслушал доклад  своего сотрудника об  убийстве
Белова с каменным лицом. Дослушав подчиненного до конца, он опустил голову и
задумался.  Зазвонил телефон  --  Введенский не  обратил  на  него  никакого
внимания. Сидевший напротив  молодой оперативник наконец  осмелился нарушить
его размышления:
     -- Игорь Леонидович...
     Подполковник поднял на него сухие, колючие глаза.
     -- Кто конкретно исполнил?
     -- Трудно понять, -- пожал плечами  оперативник. -- Слишком много  было
заинтересованных...
     -- Да,  слишком  много,  --  согласился  Введенский и  вдруг протяжно и
тоскливо  вздохнул.  -- Вот  жизнь!.. По большому счету, мы  же вместе с ним
начинали. Девять лет  назад,  оба щеглы еще были.  Теперь  я подполковник, а
он... -- Игорь Леонидович коротко кивнул куда-то вверх. -- Судьба...
     Подумав, молодой оперативник решил осторожно поправить шефа.
     --  По-моему -- совершенно  естественно. Просто вы живете правильно, по
законам, а он был бандит.
     --  Ну да, -- снова задумчиво повторил  Введенский. -- Я же и говорю --
судьба...



     По широким лестницам и просторным залам огромного строящегося торгового
комплекса  ходил  его  будущий хозяин  -- Владимир  Евгеньевич Каверин.  Его
почтительно  окружала свита  --  прораб  строительства,  Артур Лапшин,  Макс
Карельский и трое охранников.
     Масштаб  строительства   кружил  Каверину  голову.  Его  возбуждала   и
приводила в тихий восторг одна мысль, что вся эта махина -- его.
     -- Прикинь, Артурка, какой дворец мы отгрохали! -- взволнованно и гордо
разглагольствовал он, то и дело поводя вокруг своей черной рукой. -- Это мы,
мы подарили народу счастье потребления! Больше денег, больше товаров, больше
счастливой, красивой жизни! Представляешь,  через каких-нибудь полгода здесь
будет полным-полно народа! Стройные девки с большими сиськами будут покупать
белье и парфюмерию, а их кретины-мужики -- дурацкие ботинки и костюмы за две
штуки баксов.
     Привыкший к экспрессивности  своего неугомонного шефа Артур без особого
энтузиазма одобрительно покачивал головой.
     -- Ну скажи, разве я не  молодец, что вытащил тебя из  твоего долбаного
Дюссельдорфа? -- хлопнул его по плечу Каверин.
     -- Молодец, -- покорно согласился Лапшин.
     --  А  что  с Белым вопрос порешал, молодец? -- Каверин снова ткнул его
железной рукой.
     -- Молодец...
     -- Ну, видишь как! -- радостно загоготал  Володя. --  Я тебе когда  еще
все это обещал?  Я что  говорю,  всегда делаю  -- такой уж  у меня характер!
Михалыч, -- повернулся он к прорабу, -- как, успеем к новому  году  подарить
народу счастье?
     Тот развел руками:
     -- Если смежники не подведут, успеем.
     -- Смотри, Михалыч, -- погрозил ему Каверин. -- Смежники  смежниками, а
не сдашь объект к тридцать первому декабря --  я  тебя  за ребра вон к  тому
балкону подвешу. Не шучу.
     Прораб угрюмо промолчал. К подобным обещаниям своего босса он уже успел
привыкнуть. Каверин задрал голову и опять пихнул Артура в плечо.
     -- Айда глянем на верхний ярус!
     -- Иди, я не хочу, -- помотав головой, он попятился назад.
     -- Ну и зря! -- хмыкнул Володя.  -- Там оранжерея будет. Знаешь,  какая
красота? Как в раю! --  он направился к лестнице, бросив на ходу охранникам:
-- Один со мной!
     В  сопровождении прораба  и  охранника  Каверин  скрылся  на  лестнице.
Охранники тут же расслабились и закурили.
     -- Не, а так-то здесь ничего, да? -- заметил один из них.
     -- Еще изваяния поставят, -- поддакнул второй.
     -- Да? Что, бабы будут голые?
     -- Может, бабы, а может, и кони -- хрен его знает!
     -- Эй, хорош базарить! -- прикрикнул на них Макс. -- Работайте!..
     Печальный Артур кивнул в сторону лестницы и пожаловался:
     -- Что-то наш ботаник совсем обалдел...
     -- Ладно, не твое дело, -- хмуро отмахнулся Макс.
     Артур опустил голову и буркнул:
     -- Шнурки завяжи...
     Карельский  глянул на  ноги -- действительно, шнурок на  правом ботинке
болтался.  Он  присел  на  корточки,   а  Артур,  засунув  руки  в  карманы,
неторопливо двинулся вперед.
     Пройдя десяток шагов, Артур свернул за угол и увидел  у входа в галерею
сварщика  в спецовке и маске, склонившегося  над какими-то железяками. Артур
нахмурился  --  по  приказу  Каверина  все  работы  на стройке  на время его
инспекции прекращались, а рабочих прятали по бытовкам.
     -- Эй!.. -- окрикнул он работягу.
     Сварщик не шелохнулся. Артур пожал плечами и повернул назад.
     -- Макс! -- он показал себе за спину. -- Там какой-то стахановец...
     Карельский  поднялся  и,  миновав  Артура,  завернул  за  угол.  Увидев
сгорбившуюся фигуру сварщика, он усмехнулся:
     -- Эй, трудовые резервы, ты что тут делаешь? Тот не отвечал. Тогда Макс
ткнул его в плечо:
     -- Ты что, глухой?..
     В ту же  секунду сварщик мгновенно  развернулся  и сорвал с лица маску.
Макс  остолбенел  -- перед ним  был Белов.  Рука  Карельского  потянулась  к
пистолету, но Саша оказался  быстрей. Резким движением он воткнул  сварочный
электрод  в ногу врага.  Макса пронзил  мощный электрический разряд.  Хрипло
вскрикнув, он завалился на спину.
     Мельком взглянув на корчившегося на полу Макса, Белов вскочил  на ноги,
скинул  спецовку и  вытащил  из  кобуры под  мышкой  свой любимый "магнум" с
глушителем. Он был решителен, собран и беспощаден.
     Не мешкая ни секунды, Белов выскочил из своего укрытия. Первым, кого он
увидел, оказался Артур. Тот даже не успел испугаться. "Магнум" глухо чмокнул
--  и  Артур, раскинув руки,  рухнул  ничком. Перешагнув  через  него,  Саша
двинулся вперед.
     Навстречу ему  уже спешили два охранника,  привлеченных звуком упавшего
тела.  В  руках  у  обоих были пистолеты,  но выстрелить не  успел ни  один.
"Магнум"  Белова опередил их: три  беглых выстрела --  и  с охранниками было
покончено.
     Саша настороженно прислушался и огляделся -- все было тихо. Он повернул
назад, к Максу, попутно добив агонизирующего Артура.
     Максим Карельский был еще жив. Истязаемый электрическими разрядами он с
мучительным хрипом корчился и трясся на бетонном полу.
     Глаза его закатились, на губах выступила пена.
     Саша  выдернул электрод и присел над телом Макса. Из нагрудного кармана
рубашки он достал фотокарточку с  надписью, оставленной в палате Фила: "ЖРИ,
ТВАРЬ".
     Макс пришел  в себя. Его мутный взгляд  остановился  на снимке. Бледные
губы  скривились  в  злобной  усмешке  и,  с  трудом  ворочая  языком,  Макс
прошептал:
     -- Ненавижу, сука...
     Скрипнув зубами, Саша скомкал фото  и запихнул его  в  рот  убийцы.  Он
поднялся на  ноги и трижды  выстрелил в грудь своего врага. Макс  вздрогнул,
выгнулся дугой и замер. А Белов уже шагал к лестнице на второй этаж.
     А там в это время взбешенный Каверин отчитывал нерадивого прораба.
     -- Это оранжерея? Михалыч, это -- оранжерея?!.. -- грозно надвигаясь на
несчастного  строителя, кричал Володя. -- Это херня, а  не оранжерея! У тебя
по проекту что здесь было? Финское обогреваемое стекло! А у тебя что?
     -- Субподрядчики подвели... -- виновато бубнил прораб.
     -- Субподрядчики?!  -- пуще  прежнего взвился  Каверин. -- А  грязь  из
бассейна  я  когда говорил  убрать?!  Гидроизоляцию  проверил?! Через неделю
будем ставить насосы -- ты о чем думаешь?!
     Чутко прислушиваясь к разговору, Саша осторожно поднимался по лестнице.
На глаза попалось пустое ведро из-под краски -- он поднял его.
     Белов вышел  на второй этаж. Голоса  раздавались  откуда-то справа.  Он
сделал еще пару  крадущихся шагов, вплотную подойдя к углу. Перехватив ведро
поудобнее, он швырнул его далеко вперед и в сторону. И  в  тот момент, когда
оно с грохотом обрушилось на пол, Саша выскочил из своего укрытия.
     Каверин мгновенно юркнул за спину охранника, тот схватился за пистолет,
но Белов  уже жал на курок. "Магнум"  дважды вздрогнул,  выпуская пули, -- и
охранник грузно осел на пол, оставив своего босса без всякой защиты.
     Белов мельком  взглянул на оторопевшего  прораба и  коротко указал  ему
пистолетом  в угол. Насмерть перепуганный строитель  тут же шмыгнул туда  и,
прикрыв руками голову, присел на корточки.
     Каверин и Белов остались одни -- глаза в глаза.
     Саша, не опуская пистолета, направленного в лоб врага, двинулся вперед.
Бледный,  как  мел,  Каверин  отступал,  пятился,  беспомощно  озираясь   по
сторонам. Наконец он уперся в  перила, ограждавшие галерею второго этажа. За
его спиной был высокий обрыв с котлованом бассейна внизу.
     Не  произнеся  ни слова,  Белов вплотную приблизился  к  Володе.  Ствол
"магнума"  почти уперся ему в грудь. Спасения не было. И тогда Каверин одним
молниеносным  движением сорвал с головы каску,  ударил ею по пистолету и тут
же рванулся в сторону.
     Вряд ли это можно было считать попыткой спастись -- скорее это был жест
отчаянья. Белов без  труда  удержал  свой "магнум"  в  руке  и  хладнокровно
выстрелил  в  спину  убегавшего  Каверина.  Володя  рухнул  на   спину,  как
подкошенный.
     Затворная  рама "магнума" замерла в  заднем  положении --  пистолет был
пуст. Саша вставил новую  обойму и пуля за пулей -- всю без остатка -- садил
в мертвое уже тело Каверина -- бешеного шакала, отравившего ему жизнь.
     Все было кончено.  Но Белову показалось этого мало. Он взял Каверина за
ноги и подтащил его к  перилам.  Не без труда перевалив через  них труп,  он
столкнул  его вниз.  Тело  Владимира  Евгеньевича  Каверина  рухнуло  на дно
котлована его торгового комплекса. Секундой позже оттуда донесся глухой звук
удара о землю.
     Белов повернулся  к  прорабу,  окинул  мрачным,  тяжелым  взглядом  его
скорчившуюся  в углу фигуру.  Прораб, не мигая,  смотрел на него круглыми от
ужаса глазами.  Вдруг  Саша едва заметно усмехнулся  и поднес к губам палец.
Прораб, не веря  своему счастью, тут же кивнул и с  готовностью повторил его
жест.
     Достав платок, Саша  тщательно протер "магнум", швырнул  его вниз и, не
оглядываясь, направился к лестнице.



     Выехав  из  ворот  Мосфильма, Киншаков  свернул  направо.  Метров через
триста он  притормозил. К его джипу стремительно подошел парень в невзрачной
курточке и бейсболке, надвинутой на самые брови. Это был Белов.
     -- Привет, -- буркнул он, усевшись рядом с Киншаковым.
     -- Привет, -- кивнул тот, трогая машину.
     -- Спасибо тебе,  Саш,  -- повернулся к водителю Белов.  --  И Славе, и
ребятам спасибо -- клевый трюк.
     -- Сам-то видел?
     -- Видел, я же сзади в машине сопровождения ехал.
     -- Заметь -- с одного дубля,  -- мельком улыбнулся Киншаков. -- Валерка
Филатов, царство ему небесное, о таком трюке мечтал. Так что считай  --  это
тебе от него подарок. Кстати, если покопаются -- могут сообразить...
     -- Да кому это сейчас надо!.. -- поморщился Саша.
     --  И куда  ты теперь  --  в подполье?  --  искоса  взглянул на  Белова
каскадер.
     -- А меня нет, -- мрачно глядя прямо перед собой, произнес Белов. --  Я
мертвец.
     После  этих  слов оба  замолчали.  А возле  Университета Саша  попросил
остановиться.
     -- Тебя подождать? -- спросил Киншаков.
     -- Нет, Саш, -- покачал головой Белов. -- Дальше я сам. Прощай.
     --  Прощай, -- протянул ему руку Александр.  -- Будет  трудно... Ну,  в
общем, ты понял, да?..
     Саша кивнул, выскочил из машины и быстро скрылся за деревьями.
     В это время  Оля  с Ваней в Шереметьеве проходили  регистрацию на  рейс
Москва  --  Нью-Йорк.  Ольга,  в  нелепом черном парике,  с  чересчур ярким,
совершенно не идущим ей макияжем, нервничала. Но не из-за липовых документов
-- это ей было не впервой. Она переживала за Сашу.
     Муж велел им прибыть в  аэропорт заранее  и  как  можно быстрее  пройти
паспортный контроль, чтобы обезопасить себя от возможных неожиданностей. Сам
Саша обещал приехать в  самый последний момент.  Именно  по этой  причине --
из-за того, что  она  не знала, где он сейчас и что  с ним --  на душе у нее
было неспокойно.
     Регистрация  прошла без сучка без задоринки. Переступив  условный рубеж
отечества, Ольга с Ваней устроились в зале и стали ждать Сашу...
     В этот теплый и  тихий майский  вечер на смотровой  площадке Воробьевых
гор было многолюдно. Но Белов не замечал  веселой, говорливой толпы. Со всех
сторон  он  был окружен людьми -- и в то же время  оставался  один. Один как
перст.
     В   его  памяти   отчетливо  и  ярко  предстало  раннее  утро  далекого
восемьдесят девятого года. Космос, Фил, Пчела -- тогда все  они были вместе.
Он  вспомнил  клятву, которую они давали друг  другу  здесь,  на  Воробьевых
горах,  и  его  сухие губы сами  собой  зашевелились, повторяя  те священные
слова:
     -- Клянусь... что никогда... что никогда никого из  вас... я не оставил
в беде... -- шептал Саша. -- Клянусь всем, что у меня осталось...
     Саша  опустил  руки  на  прохладный  гранит  парапета.  Он  смотрел  на
величественную  панораму древней столицы, но видел только бесконечно дорогие
лица друзей.  В  его влажно поблескивающих глазах  застыла  вечная печаль  и
боль.
     --  Клянусь, что никогда не пожалею о  том, что  был вашим другом... --
прошептал он. -- И никогда не забуду вас, братья!..
     Помедлив, он снял с запястья  часы и резким ударом разбил их о парапет.
А потом широко размахнулся и что было сил зашвырнул их далеко на склон.



     -- Мама, где папа? -- в который уже раз повторил Ваня.
     Оля, напряженно оглядывавшая зал ожидания, не  ответила. Этот же вопрос
она без конца задавала себе сама. Вдруг у нее зазвонил мобильник.
     -- Оля... -- раздался в трубке голос мужа.
     --  Саша, где ты ходишь? -- раздраженно, но и с облегчением воскликнула
она. -- Время П..
     -- Я далеко, -- ответил Белов. Он стоял на галерее, нависшей  над залом
ожидания,  и прекрасно видел жену и  сына.  Их  разделяла  только стеклянная
перегородка и  расстояние  в каких-нибудь тридцать-сорок  метров. --  Слушай
меня внимательно, Оленька. Бери Ваньку и улетайте...
     -- Мама, это кто? -- дернул мать за рукав Ваня.
     -- А что случилось? -- напряглась Оля.
     -- Очень  тебя прошу -- сделай так, как я говорю, -- Саша говорил тихо,
но изо всех сил своей измученной души старался быть убедительным. -- Со мной
вам нельзя, это очень опасно. И выкинь мобильный --  по нему  вас  вычислят.
Меня все равно будут искать, улетайте.
     -- А ты?
     --  Оля, родная  моя,  послушай  меня! Я  тебя  очень люблю... -- Белов
запнулся и перешел  на торопливый, сбивчивый шепот. -- Я тебя безумно люблю!
Безумно!..  Верь  мне, родная!  Я  приеду.  Через  месяц,  через  два,  но я
обязательно прилечу!..
     -- Мы без тебя никуда не поедем! -- выкрикнула Ольга. -- Ты слышишь?
     -- Оленька,  вы --  самое  дорогое, что  у меня  осталось.  Пожалуйста,
улетайте... Я очень тебя прошу!
     -- Я  никуда не поеду! -- решительно  повторила  Ольга,  но  трубка уже
гудела сигналами отбоя.
     К  растерянной,  ничего не  понимающей Ольге  подошел  мужчина в летной
форме.
     -- Будьте добры, ваши билеты, пожалуйста...
     Ольга автоматически подала ему билеты.
     Мужчина мельком на них взглянул и укоризненно покачал головой:
     --  Что  же  вы,  девушка? Рейс  уже  отправляется,  только  вас  ждут!
Пойдемте...
     Деликатно взяв  рассеянную  пассажирку под локоток, он  проводил  ее  к
выходу  на посадку. У дверей Ольга обернулась --  в  последней,  несбыточной
надежде увидеть все-таки мужа. Зал был пуст. Она бросила в урну мобильник и,
опустив голову, шагнула в коридор, ведущий на посадку.
     Ничего не видя вокруг, она шла на чужих, негнущихся ногах  к самолету и
плакала.
     -- Мама,  не  плачь,  тебе  нельзя волноваться! -- взволнованно просил,
заглядывая ей в лицо, сын.
     -- Я не плачу... -- бормотала она. -- Не плачу...
     -- Ага, а почему слезы льются? -- теребил ее  Ваня. -- Ну пожалуйста...
Ты же все-таки взрослый человек! Прости папу...
     Стюардесса  проводила   последних,  неизвестно  почему  припозднившихся
пассажиров  к  их  местам.  Дверь  самолета  закрылась,  трап,   складываясь
гармошкой, попятился назад.
     Минуту спустя огромный самолет плавно тронулся с места.
     -- Мам, а мы вернемся домой?
     Ольга,  уже не  плакавшая,  склонилась  к  сыну и коснулась  губами его
волос.
     -- Трудно сказать, сынок, -- прошептала она. -- Поживем -- увидим...
     -- А папа когда приедет? Мне что-то так грустно...
     Ольга коротко вздохнула.
     --  Папа... папа  в  командировке, --  она постаралась  улыбнуться.  --
Наверное, он  долго не приедет. Будем ждать, и тогда он  вернется раньше. Он
же нас любит.
     Ваня тоже вздохнул и, кусая губы, отвернулся к иллюминатору.



     Белов  не  спешил  покинуть  аэропорт. Теперь  ему  вообще некуда  было
спешить. Все, что он должен был сделать, -- он сделал. О своем будущем он не
задумывался ни на секунду,  словно  его у него и не было.  Словно  он подвел
итог своей жизни.
     Саша стоял на  автомобильной эстакаде,  ведущей в  здание  аэропорта  и
смотрел на  взлетное поле.  Ему было хорошо  видно, как тягач тащил  пузатый
ИЛ-86  к  рулежной дорожке.  Потом  машина  отцепилась,  двигатели  самолета
взревели на полную  мощь, и огромный лайнер, стремительно  набирая скорость,
начал свой разбег. Через несколько секунд он скрылся из вида.
     "Вот и все... -- подумал Белов. -- Все..."
     Он отвернулся от летного поля и, подняв руку, шагнул к дороге. И в этот
миг  прогремел  выстрел. Страшный, обжигающий удар в грудь отшвырнул Сашу на
парапет. Он попытался ухватиться за него, устоять,  но ноги его подкосились,
Саша  рухнул  на  колени,  а  потом тяжело упал  навзничь.  Грудь  разрывала
невыносимая боль,  в  голове  мутилось, глаза застилал  кровавый  туман.  Он
чувствовал, как быстро,  словно  вода в песок,  уходят  его  силы. И тут его
беспомощно блуждающий взгляд наткнулся на двух парящих в небе птиц.
     Их, видимо, вспугнул выстрел  и теперь они кружили над ним, не снижаясь
и не улетая прочь, словно ждали чего-то...
     Две птицы -- черный, как сажа, ворон и снежно-белый голубь.
     И вдруг как  взрыв, как  озарение,  как единственный выход из путанного
лабиринта жизни, к Саше  пришло понимание -- они ждали его!  Забыв обо всем,
он силился понять -- какая из птиц  унесет в неведомые дали  его бессмертную
душу? Какой путь ей уготован? Что ждет ее в вечности?
     Боль исчезла. Исчезло все --  жена, сын,  друзья... Остались только две
птицы  в небе  и  мучительный  поиск ответа  в себе  самом на этот вечный  и
неизбежный вопрос...
     Саша  изо всех  сил  пытался удержать  неумолимо ускользающее сознание.
Казалось,  еще мгновение,  еще  чуть-чуть --  и ему  откроется  нечто  самое
важное, самое сокровенное на земле...
     Но тут грянул второй выстрел -- и наступила тьма...


Last-modified: Wed, 24 Dec 2003 09:48:08 GMT

Оцените этот текст: