ась у вас в Ключинке вместо
меня,  она  бы  так  повернула дело,  что  Лучезаровы олухи руки  бы  ей
целовали и умоляли простить. А я что?.. Только кости ломать...
   Эртан хмыкнула:
   - Тоже иной раз полезно бывает...
   - Может,   и  полезно,  -  кивнул  Волкодав.  -  Только  Кан-Кендарат
говорила:  покалечишь врага,  он  еще больше озлобится.  А  надо,  чтобы
совесть проснулась. Она это умела. Я - нет. А это и есть совершенство.
   Эртан задумчиво помотала головой.
   - Жрица!  -  пробормотала она затем. - Совершенство!.. По мне, голову
оторвать все же верней!
   - По мне,  тоже,  -  сказал Волкодав.  - Вот потому я и не победил бы
Мать Кендарат.
   Пока шли к  лагерю,  Эртан все расспрашивала венна о  кан-киро,  и он
понял,  что не  далее как на следующем привале у  него появится еще одна
ученица.  Вельхинке только не  верилось,  что с  помощью этого искусства
можно одолеть человека крупнее и сильнее себя.  И даже нескольких сразу.
Доводы Волкодава особого впечатления на  нее не  производили.  Вероятно,
оттого,  что он  и  без всяких ухищрений,  одним кулаком кого угодно мог
отправить на тот свет.
   - А  ты поди к кнесинке да ухвати ее покрепче за руку,  -  с усмешкой
посоветовал венн.  -  Ты ее в три раза сильней,  да и не знает она почти
ничего. Но ведь не удержишь.

   Волкодав спешил назад в становище, как обычно, боясь, не стряслось бы
чего в его отсутствие.  По возвращении,  однако,  выяснилось, что в пору
было  спасать  не  госпожу,   а   двоих  младших  телохранителей  -   от
разгневанной госпожи.
   Случилось то,  чего  и  ожидал Волкодав:  Елень  Глуздовна,  пока  не
стемнело,   собралась  за  грибами,   а   братья  Лихие,   на  посмешище
Лучезаровичам, ее не пускали.
   - Волкодав!..  -  чуть не плача от бессильной досады, бросилась она к
венну. Но Волкодав покачал головой.
   - Они правы,  государыня,  -  проговорил он  тихо.  Когда он  хотел в
чем-то  убедить рассерженного человека,  он всегда говорил тихо.  По его
наблюдениям,  это заставляло прислушаться.  А  прислушиваться,  в  то же
время продолжая кипеть, затруднительно. - Место здесь глухое, неведомое,
да и  слава за ним дурная,  -  продолжал Волкодав.  -  Мало ли кто из-за
дерева кинется.
   У кнесинки еще жарче зацвели на щеках малиновые разводы:
   - А вы трое на что?.. У ж не силой ли меня удерживать станете?..
   - Лучше не  принуждай к  тому,  госпожа,  -  без  тени  улыбки сказал
Волкодав. Подумал и добавил: - Вот приедем, будешь вольна меня в три шеи
вытолкать и ни денежки не заплатить. А пока едем, стану тебя беречь.
   При  словах "вот  приедем" с  лица  кнесинки,  словно по  волшебству,
сбежал  гневный румянец.  Бросив наземь приготовленную корзину,  девушка
скрылась в шатре. Нянька поспешила следом за ней. Волкодав прислушался и
вскоре различил сдавленное всхлипывание,  доносившееся изнутри. Кнесинка
плакала.
   Волкодав тоскливо задумался о том,  хорошо ли он поступил,  не дав ей
потешить  душу  грибами.  И  решил,  что  все-таки  был  прав.  Не  дело
разгуливать по лесам,  когда кто-то на тебя затеял охоту. А обида все же
не та, чтобы помирать от нее.
   Еще он  подумал,  что уже не  раз и  не  два,  сидя ночью,  слышал из
палатки кнесинки точно такой плач. Почему-то ему всегда вспоминалось при
этом,  как она хваталась за его руки тогда в Галираде, в день покрывания
лица.

   Некоторое время  спустя  Волкодав  сидел  у  костра  Аптахара  и  вел
разговор с ратниками-сегванами.
   - Что ты будешь делать,  Аптахар,  -  спросил он,  - если нынче ночью
кто-нибудь на нас нападет?
   Сегван поскреб пятерней в кудрявой седеющей бороде:
   - А с чего ты взял,  венн,  что на нас нападут?  Кто-то из стражников
помоложе, видно, наслышанный о похождениях Аптахара, засмеялся:
   - Опять  летучая мышь  беспокоится?  Это  успело стать  чем-то  вроде
семейной шутки и многих насмешило, но Волкодав не улыбнулся. Он сказал:
   - Я сам не хочу, чтобы нападали. Но если вдруг?
   - Если да кабы,  -  проворчал Аптахар.  Сняв с огня,  он протянул ему
большую лепешку,  поджаренную по-сегвански,  с луком и шкварками.  Потом
пожал плечами: - Станем делать что скажут.
   - А некому будет сказать? - не отставал Волкодав. - Вот мы тут сидим,
а из болота полезли?..
   Лучезар,  первый  воевода  походников,  вправду вел  себя  словно  на
безобидной прогулке близ города.  Устраиваясь на  ночлег,  он ни разу не
утруждал себя подробными распоряжениями,  кому куда бежать и что делать,
ЕСЛИ...
   - Да ну тебя к ночи с такими-то разговорами!  -  досадливо отмахнулся
Аптахар.  -  Накликать решил?..  Расскажи мне  лучше про  эту вельхинку,
Эртан. Может, мне к ней присвататься? Для сына, а?..
   Волкодав усмехнулся углом рта:
   - Присвататься-то  можно,  только не  начала бы  она вам с  ним какие
приемы показывать...
   Вот  это уже точно была семейная шутка,  и  Аптахар захохотал во  все
горло.
   - Мы с Эртан,  -  переставая улыбаться,  сказал Волкодав,  -  тут все
думали, как оградить госпожу, если вправду полезут.
   - Ты бы к витязям с этим,  -  посоветовал один из сегванов. - Мы что!
Не больно нас спрашивали.
   - На витязей надежда,  как на синий лед,  - вздохнул венн. - Вот что.
Мы с ней наверху холма старое святилище нашли. Стены каменные... Как раз
вон  в  той  стороне.  Эртан своих вельхов там обещала устроить...  Если
ночью кто зашумит, я кнесинку за руку цап и сразу туда.
   - А мы прикроем, - кивнул Аптахар. - Я стрельцов выставлю.
   - Еще, - сказал Волкодав. - При государыне служанки, нянька и лекарь,
и она их не бросит. Одних девок семеро, а нас, телохранителей, трое...
   Если по совести, в основном за этим он к Аптахару и шел. Саму по себе
кнесинку он и в одиночку выдернул бы из-под носа у каких угодно убийц. И
уволок в  такую  чащу,  что  там  его  даже  местные уроженцы никогда не
сыскали бы без собак.  А с собаками -  и подавно.  Но стоило представить
себе  несчастных девчонок,  оставленных посреди  леса  на  потеху  лютым
насильникам... испуганно и бестолково мечущихся, гибнущих...
   Волкодав    посмотрел,     как    разглаживали    усы    широкоплечие
красавцы-сегваны, как они нетерпеливо ерзали на своих местах у костра, и
понял,  что зашел с нужного конца. Служанки у государыни были все как на
подбор пригожие, быстроглазые и смешливые. Ясное дело, молодые воины все
время  искали случая подмигнуть девушкам,  перекинуться шуткой,  а  если
повезет,  так и  чмокнуть какую-нибудь в  румяную щеку.  Но  до  сих пор
подобное если и происходило, то разве что у лесного ручья или в укромном
уголке ключинского тына.  О  том,  чтобы ночь  напролет торчать у  шатра
кнесинки и болтать со служанками на глазах у бдительной бабки,  не могло
быть  и   речи.   Зато  теперь!..   Попробуй  кто   прогони!..   Старший
телохранитель позволил!
   Волкодав  вернулся  к  походному  жилищу  своей  госпожи  и,  наказав
Лихославу разбудить себя на  закате,  забрался под повозку,  закутался в
теплый плащ и  немедленно уснул.  Густой мягкий мех грел и  ласкал тело.
Случись надобность,  Волкодав точно так же спал бы хоть голым: жизнь его
к  чему только не приучила.  Но если была возможность,  венн предпочитал
спать по-человечески, в тепле и уюте.
   Он уже задремал, когда под повозку бесшумно влетел Мыш. Покрутившись,
ушастый зверек повис кверху лапками на каком-то выступе днища. Спать ему
не хотелось, но всякому, кто надумает обижать Волкодава, придется сперва
иметь дело с ним!
   Венн  проснулся,  когда  Око  Богов  коснулось  туманного  горизонта,
готовясь уйти  за  Кайеранские топи,  за  едва  видимые  вдали  острова.
Лихослав и Лихобор шепотом спорили возле повозки,  обсуждая, пора будить
наставника или  пускай  еще  немного поспит.  Мыш  приподнимал голову  и
раздраженно шипел на обоих.  Волкодав вылез наружу и  стряхнул с  одежды
травинки. Зверек тотчас вспорхнул ему на плечо.

   Без мехового плаща сразу показалось холодно.  Волкодав пошел в  обход
становища,  отмечая про  себя,  что многие на  всякий случай обвели свои
палатки охранительными кругами.  Тилорн, наверное, сейчас же объяснил бы
ему  и  всем  любопытным,  почему люди самых разных вер  так  единодушно
полагались на  оберегающую силу  круга.  Очень  могло быть,  сказал себе
Волкодав,  что,  выслушав  объяснения,  народы  проявили бы  не  меньшее
единодушие, сговорившись намылить шею ученому.
   Как  бы  то  ни  было,   сольвенны  чертили  круги  ножами,   сегваны
выкладывали их камешками,  а  вельхи -  веревками из конского волоса,  и
разница на  этом кончалась.  Пока еще  не  стемнело,  в  круге оставляли
проход.  Когда все угомонятся и отправятся спать, проходы замкнут. И это
тоже все делали одинаково,  так что Тилорн - почем знать! - возможно, не
сильно и ошибался...
   Лагерь раскинулся на лесистом каменном взлобке привольно и  беспечно,
люди поставили палатки кому где больше полюбилось.
   Плохо. Очень плохо.
   Волкодав еще раз посмотрел на солнце,  почти уже канувшее в болота, и
твердо решил про себя:  быть беде.  Он  не родился ясновидцем и  события
предугадывать не умел.  Но нюх на опасность, присущий травленым зверям и
битым каторжникам, его еще ни разу не подводил.
   Когда  он  вернулся к  шатру кнесинки,  там  было  людно.  Сегванские
стражники держали слово. Добрый десяток плечистых светловолосых молодцов
уже вовсю развлекал служанок, пуще прежнего похорошевших от неожиданного
мужского внимания.  Возле  входа  сидел  на  своем  кожаном ящике лекарь
Иллад,  казавшийся еще  дородней из-за  меховой безрукавки.  Халисунец с
многозначительным видом  осматривал руку  долговязого сегвана  с  лицом,
сплошь облепленным веснушками.  Рука была крепкая,  весьма мускулистая ,
и,  если Волкодав еще не ослеп,  совершенно здоровая. Так что ощупывание
якобы больного места происходило в  основном ради  сольвеннской девушки,
трепетно ожидавшей, чтобы лекарь вынес приговор ее новому другу. Девушку
звали Варея,  и  все сходились на  том,  что госпожа подыщет ей хорошего
мужа,  может быть,  даже не совсем из простых.  Уж верно,  какого-нибудь
купца или молодого ремесленника, рано ставшего мастером. Варея, любимица
кнесинки, была удивительно похожа на нее и лицом, и статью. Вот и теперь
она облачилась ради дорогих гостей в красивое платье,  которое со своего
плеча подарила ей  государыня.  А  задумают шить  кнесинке новый наряд -
станут примерять его на Варею, чтобы госпожу лишний раз не беспокоить...
   Сама Елень Глуздовна вдвоем с Эртан расположилась у костра.  Кнесинка
и воительница играли в ножички, и Волкодав обратил внимание: Эртан, судя
по  ее  лицу,  выигрывала далеко не  с  таким перевесом,  какого ожидала
вначале.  Сердилась и  кнесинка  -  ей  все  казалось,  будто  соперница
поддается.  Обе  девушки  сидели  прямо  на  земле,  по-вельхски  поджав
скрещенные ноги.  Старая нянька,  конечно,  не  могла пережить подобного
безобразия  и  стояла  над  душой  у  "дитятка"  с  войлочной  подушкой,
уговаривая поберечься.  Кнесинка,  завидовавшая отменной закалке  Эртан,
упрямо отмахивалась.
   Ну  вот и  добро,  сказал себе Волкодав.  Всем весело,  никто друг на
дружку пустых страхов не навевает.  Но случись нехорошее - всякий знает,
что делать.
   Мыш слетел с  его плеча,  хотел сесть на  руку кнесинке,  но  убоялся
собственной  дерзости  и  вспорхнул,  только  прикоснувшись  шелковистым
крылом.  Кнесинка не  вздрогнула,  просто подняла глаза и  посмотрела на
телохранителя.
   - Государыня,  - опускаясь рядом на корточки, тихо сказал Волкодав. -
Прошу тебя,  станешь ложиться,  не раздевайся.  И  еще,  сделай милость,
кольчугу под свиту надень.
   Елень Глуздовна нахмурилась и  раскрыла рот возражать,  но  на помощь
подоспела Эртан:
   - Надевай  прямо  сейчас,  бан-риона.  Потом  хвастаться станешь,  из
кольчуги, мол, днем и ночью не вылезала. Даже спала в ней!
   Кнесинка молча  поднялась и  скрылась за  дверной занавеской.  Хайгал
немедленно водворила подушку на то место,  где она только что сидела,  и
поспешила следом за хозяйкой.
   - Ты  бы  тоже...  -  обращаясь  к  Эртан,  посоветовал  Волкодав.  -
Кольчугу. Мало ли...
   Воительница вскинула голову и  в упор,  почти враждебно посмотрела на
венна.
   - Я никогда не надеваю броню, - выговорила она раздельно.
   Волкодав  на  своем  веку  повидал  всякого.   В  том  числе  воинов,
презиравших доспехи.  И даже таких, что шли в бой в первозданной наготе,
любимой Богами.  Он не стал спорить с Эртан,  полагая, что это все равно
бесполезно. Только пожал плечами и буркнул:
   - Была охота... от случайной стрелы...
   Эртан вдруг цепко ухватила его за плечо, и он отметил про себя, какие
сильные у  нее  руки.  Серые глаза сделались беспощадными,  губы свело в
одну черту:
   - Ты что, думаешь, я такая уж девочка? Вроде?.. - Она мотнула головой
в  сторону шатра,  где  скрылась кнесинка.  -  Мне  двадцать восемь лет,
Волкодав!  Я была в битве у Трех Холмов и видела,  как умирал мой жених.
Он  умер  у  меня  на  руках.  Он  ждет  меня там,  чтобы вместе пойти к
Трехрогому,  на остров Ойлен Уль.  Там,  у него,  нет времени, но каково
мне?  Случайная стрела!..  Ха!  Да я  того,  кто в  ее выпустил,  загодя
расцелую!..
   Из  фиолетовых сумерек,  сопровождаемый Канаоном  и  Плишкой,  возник
Лучезар.
   - Это что еще за посиделки?  - сейчас же напустился он на молодежь. -
Сестры моей служанок лапать взялись? Так-то здесь честь кнесову берегут!
А ну, духу чтоб вашего...
   Парни смутились,  стали оглядываться на Волкодава.  Венн ни под каким
видом не  собирался их отпускать.  Он успел подумать,  что окончательной
сшибки,  видно,  уже  не  минуть.  А  чего  доброго,  и  драки с  двоими
громилами.
   Но тут со своего кожаного ящика подал голос Иллад.
   - Во  имя  Лунного  Неба,  не  шумел  бы  ты,  Лучезар,  -  досадливо
поморщился халисунец.  -  Госпожа кнесинка радовалась, на них глядя. Она
сама им разрешила прийти.
   Это  было  истинной правдой;  мудрый Иллад умолчал лишь  о  том,  что
разрешение молодцам  выхлопотал Волкодав.  Лекарь,  пользовавший отца  и
мать  государыни,  мог  не  страшиться боярской немилости.  Равно как  и
кулаков Лучезаровых приближенных.
   - Правильно,   -  выходя  из  шатра,  сказала  кнесинка  Елень.  -  Я
позволила. Пускай мои девушки повеселятся.
   Она вправду надела кольчугу под свиту,  так что броня была незаметна.
Волкодав и  тот  догадался о  ней  только по  чуть  стесненным движениям
кнесинки. Нацепив на себя четверть пуда железа, человек все же двигается
иначе.
   - А-а, вот как, - протянул Левый. - Ну, пускай веселятся... Спокойной
ночи, сестра.
   И  боярин  ушел  обратно  в  густевшую темноту,  а  Волкодав  остался
раздумывать, не было ли в его словах какого скрытого смысла.

   Постепенно смерклось совсем,  и в небе высыпали звезды.  Было как раз
новолуние:  ночь  обещала  быть  темной.  Волкодав бродил  вокруг  шатра
кнесинки,  кутаясь в  плащ.  После  заката поднялся ветер.  Не  особенно
сильный,  он тем не менее запускал ледяные щупальца под одежду, и сидеть
на одном месте было попросту холодно.
   Проводив счастливых и  взволнованных девушек спать,  молодые сегваны,
как и было уговорено,  не пошли прочь. Они жгли костер, варили в котелке
резаные яблоки с медом и переговаривались вполголоса, чтобы не разбудить
госпожу.  Их  был там целый десяток,  и  Волкодав временами отлучался на
каменистый бугор,  чтобы посмотреть на болото. Человек с обычным зрением
вряд ли  распознал бы  в  той стороне землю от  неба.  Волкодав различал
воду,  границу  качавшихся и  шуршавших  на  ветру  камышей  и  плавучие
острова.  Мыш носился где-то  со  своими сородичами,  еще не  впавшими в
спячку. Венну было без него слегка неуютно.
   Он  долго  стоял,  слушая шорох  и  посвист ветра,  потом  вернулся к
костру.  Когда  же  он  снова выбрался на  бугор,  то  посмотрел вдаль и
увидел,  что  плавучих островов сделалось больше.  И  они передвинулись,
приблизившись к берегу.
   Между тем как ветер отчетливо тянул от берега прочь...
   Волкодав едва  успел  осознать это,  как  на  плечо ему  с  истошными
криками свалился Мыш.  Вцепившись в замшу плаща,  черный зверек принялся
щелкать зубами, шипеть и тревожно взмахивать крыльями.
   Точно  так,  как  весной  на  лесной дороге,  перед  нападением шайки
Жадобы...
   Напрягая  зрение,  Волкодав  присмотрелся к  ближайшему  из  плавучих
островов.  Сердце в груди уже колотилось чаще обычного,  и он знал,  что
потом, очень может быть, станет корить себя за промедление. Но что, если
острова  движет  неведомая стремнина,  а  Мышу  попросту  начесал  холку
досужий лесной самец?..
   Совсем  рядом  с  ними  вправду пронеслось несколько ночных  летунов.
Волкодав мог бы поклясться: они кричали Мышу нечто осмысленное. Плавучий
же  остров выглядел самым  обычным комом  торфа,  коряг и  переплетенных
корней.  На нем росли кусты и даже два небольших деревца.  Но вот из-под
куста высунулось короткое весло и осторожно направило "остров" еще ближе
к берегу...
   Волкодав  сунул  в  рот  пальцы  и  засвистел  во  всю  силу  легких.
Тревожный,  переливчатый свист  был  наверняка слышен из  конца в  конец
лагеря,  а  то даже и в святилище,  где засели храбрые вельхи.  Волкодав
свистнул еще  раз,  резко и  коротко.  Это был сигнал,  хорошо известный
Серку:  спасаться следом за остальными конями.  Сам венн повернулся и во
весь мах, перепрыгивая через кусты и валежник, кинулся к шатру кнесинки.
   Сегванские ратники были уже на ногах, а Лихобор как раз нырнул внутрь
шатра,  чтобы  вывести  наружу  служанок и  саму  госпожу.  Волкодав без
промедления  устремился  следом  за  ним.  Шатер,  в  точности  как  тот
вельхский дом, был разгорожен надвое вышитыми занавесями. Не церемонясь,
Волкодав откинул их в сторону:
   - Надо скорее уходить, госпожа.
   Кнесинка,  как он и просил,  лежала одетая и в кольчуге. Волкодаву не
раз  приходилось убеждаться  в  ее  мужестве,  но  вот  теперь  девушку,
казалось,  одновременно одолели все страхи,  гнездившиеся в  душе со дня
покушения.  Глаза у нее округлились, с лица отхлынула краска. Она начала
подниматься.  Медленно-медленно,  как в  дурном сне.  Волкодав нагнулся,
поставил  ее  на  ноги  и  потащил  наружу.  Елень  Глуздовна  судорожно
схватилась за его руку.
   Снаружи  молодые  ребята  уже  убегали  вверх  по  холму,   утаскивая
перепуганных служанок.  Сразу двое  молодцов,  тихо ругаясь сквозь зубы,
мчали под  руки лекаря Иллада,  третий нес его короб.  Пропадай наряды и
серебро -  лекарства бросить было  нельзя.  Волкодав запоздало подумал о
том,  что никого не приставил позаботиться о приданом кнесинки, лежавшем
в повозках. Ну и шут с ним, с приданым. Его забота - жизнь госпожи.
   Из темноты вылетела стрела,  миновала голову кнесинки и  воткнулась в
сосну.  Волкодав мгновенно отскочил прочь,  увлекая  девушку подальше от
костра с  его предательским светом.  Сбив с  ног,  он прижал ее к земле,
закрывая собой.  И только потом смекнул,  что нападавшие,  кем бы они ни
были, оказались отменно проворны. Тот островок - вернее, лодка или плот,
увитый сверху ветвями и камышом, - еще не мог поспеть пристать к берегу.
Значит,  кто-то подобрался сушей.  Подобрался умело и скрытно,  то ли не
потревожив караульщиков,  то  ли  без шума перерезав им глотки.  Но если
так, то с какой стороны?..
   Оставалось надеяться на Аптахара и его стрельцов,  обещавших прикрыть
отступление.
   - Сейчас побежим,  госпожа, - сказал Волкодав. Служанки пищали где-то
в лесу,  не понимая,  что происходит.  Они пытались вырваться из крепких
рук  молодых ратников и  призывали свою госпожу,  как будто она могла их
защитить.
   Невидимая в  темноте,  тревожно заржала  лошадь.  Мыш,  крутившийся в
воздухе над головами,  тотчас метнулся в ту сторону и бесследно исчез, а
кнесинка приподнялась на локте:
   - Снежинка!..
   Волкодав сейчас же заставил ее вновь распластаться в траве,  и весьма
вовремя.  Прямо над ними,  низом, провизжало сразу несколько стрел. Венн
оглянулся на шатер и увидел,  что плотная ткань была продырявлена уже во
множестве мест.  Судя по расположению дыр, метили в лежавших, причем как
раз в ту половину,  где помещалась кнесинка.  Если бы Волкодав не поспел
выволочь ее наружу, вряд ли спасла бы и кольчуга.
   Пластаясь в траве,  к ним подполз Лихослав. Он тащил за собой няньку.
Старуха подвернула ногу и  не  могла идти,  не то что бежать.  Она сразу
потянулась к кнесинке:
   - Дитятко! Живая...
   - Понесешь, Лихослав, - сказал венн. Хайгал замахала руками:
   - Я уж как-нибудь... девочку сберегите!
   - Так,  все  за  мной,  -  коротко приказал венн.    -  Крепче  держись,
госпожа.
   Стиснув ее  запястье в  ладони,  он  вскочил на  ноги и  во всю прыть
помчался  наверх.  Братья  Лихие  уверенно  последовали,  зная,  что  их
наставник зряч в  темноте и дорогу не спутает.  Они успели отбежать едва
на тридцать шагов, когда позади начало весело разгораться высокое пламя.
В шатер кнесинки попали стрелы, обмотанные тлеющей паклей.
   - Не оглядывайся, госпожа, - велел Волкодав.

   ...Этот сумасшедший бег  под стрелами через ночной лес кнесинке Елень
суждено было  запомнить до  конца  ее  дней.  Сколько раз,  пытаясь хоть
мысленно подражать матери,  она воображала себя воительницей в  пернатом
шлеме и блестящей броне,  искусной,  непреклонной в сражении и, конечно,
бесстрашной!..  Хорошо быть  бесстрашной,  когда  никто  не  пугает.  Ей
приснился сон, в котором она не бросила Волкодава, и она возмечтала, что
и в действительности будет так же храбра.  Добро же!  Она и врага-то еще
воочию увидать не  успела,  только услышала,  как поют возле уха быстрые
стрелы,  выпущенные по ее душу.  И  все,  и ухнуло в пятки сердчишко,  и
беспомощно обмякли коленки. Кнесинка спотыкалась чуть не на каждом шагу,
без  конца  оступалась,  валилась в  какие-то  колдобины,  через которые
Волкодав летел  точно по  гладкой дорожке.  Она  почти ничего не  видела
перед собой,  наполовину из-за темноты,  наполовину от страха. Но всякий
раз,  когда она уже неслась в  землю лицом,  железная рука телохранителя
вздергивала ее на ноги, не позволяя упасть.
   Только много позже,  перебирая в уме события памятной ночи,  кнесинка
поняла,   почему   в   некоторый  момент   испуганные  голоса  служанок,
раздававшиеся справа,  начали как  будто отдаляться.  Волкодав намеренно
тащил ее наверх иным путем, не тем, которым бежали все остальные.
   Что-то тяжело, с налета, ударило ее в правую лопатку. Кнесинка ахнула
от неожиданности и боли,  в очередной раз посунулась кувырком наземь,  в
очередной раз устояла и продолжала бежать.
   Старая  нянька  горько,  благодарно  и  бессильно  плакала,  обхватив
Лихослава за крепкую шею.  Что было бы с ней,  а главное, с ее девочкой,
не случись рядом этих троих парней? Которых она, бывало, веником гнала с
мытого крылечка хором?..
   Кнесинка Елень задыхалась от  непривычного бега.  Она  едва различала
стволы  сосен,  подсвеченные отблеском  далеких  костров.  И  за  каждым
деревом   мерещилась  когтистая  тень,   мчавшаяся  вдогонку.   Кнесинка
явственно видела красные, кроваво светившиеся глаза, но умирать от ужаса
было попросту некогда.  Растрепавшиеся волосы лезли в глаза: хлестнувшая
ветвь смахнула с головы и шелковую сетку,  и серебряный венчик. Кольчуга
с  каждым шагом делалась тяжелей,  по лицу текли слезы и пот.  Все время
приходилось карабкаться вверх. Кнесинка не знала, куда они бегут и долго
ли  еще  осталось,  и  это  было хуже всего.  Она  почти висела на  руке
телохранителя,  поспевая за ним изо всех сил,  но сил было немного. Даже
страх,  поначалу придававший ногам  резвости,  постепенно сменился тупым
изнеможением.  Кнесинка понятия не  имела,  как  это,  когда убивают,  и
поэтому думала:  лучше бы  уж убили.  Сейчас упаду,  билось в  сознании.
Сейчас упаду и...  и все. И пускай делают со мной, что хотят. Однако раз
за разом у нее хватало моченьки еще на один шаг. И еще. И еще...

   Потом  деревья  впереди  расступились,   а  звездное  небо  заслонили
какие-то неровные тупые зубцы.  Волкодав остановился, кнесинка с разгону
налетела на  него  и  ухватилась свободной рукой,  чтобы не  упасть.  Ее
трясло от напряжения и испуга,  она только тут поняла,  что безумный бег
занял  примерно столько  времени,  сколько надо,  чтобы  спокойно выпить
кружку воды.  Двое младших телохранителей тяжело дышали у нее за спиной.
Было похоже, что на бегу они еще и пытались прикрывать ее своими телами.
Один из  братьев нес на руках няньку.  Кнесинке вдруг стало стыдно,  что
она до сих пор не выучилась различать близнецов.
   - Мал-Гона! Аптахар!.. - хрипло выкрикнул Волкодав. - Свои!..
   Его голос узнали.  За глыбами произошло движение, венн шагнул вперед,
и  Елень Глуздовне пришлось лезть за ним в какую-то узкую шершавую щель.
Волкодав сразу провел ее к западной стене святилища,  где были заботливо
сложены сосновые ветки  и,  укрытая от  постороннего глаза,  жарко тлела
куча углей. Кнесинку вдруг взял новый ужас при мысли, что будет, если он
выпустит ее руку.  Она огляделась и увидела,  что в каменном кольце было
полно народу.  Сольвенны,  вельхи,  сегваны деловито и  без лишнего шума
готовились к  бою:  закладывали последние из еще не перекрытых проходов,
проверяли стрелы в колчанах, осматривали мечи и копья. Кнесинка заметила
даже  нескольких  молодых  Лучезаровичей,   но  в  основном  здесь  были
стражники,  простая галирадская рать.  Далеко не  каждого среди них  она
знала по имени.  Ей захотелось крепко зажмуриться и  проснуться дома,  в
спокойствии и тишине.
   - Во  имя  волосатых ляжек  Туннворна!  Это  откуда  ты  выскочил?  -
недовольно спросил  Волкодава подошедший Аптахар.  -  Я  тебя  с  другой
стороны ждал. Хегг сожри твои кишки, венн, застрелить же могли!
   - Откуда выскочил,  оттуда и ладно,  -  буркнул Волкодав.  -  Госпожа
цела, и добро.
   Кнесинка села  на  густой лапник,  на  подстеленную войлочную попону,
сделала  над  собой  усилие  и   сама  разжала  пальцы,   выпуская  руку
телохранителя.  Не  годится дочери вождя  показывать людям  свой  страх.
Кто-то  сейчас же  набросил ей  на  плечи теплый,  нагретый человеческим
телом  меховой плащ.  Подошел Лихослав и  усадил  рядом  с  ней  няньку.
Старуха  заставила  взмыленного парня  нагнуться и  крепко  поцеловала в
мокрый лоб:
   - Сыночек...
   С   разных  сторон  уже  сбегались  служанки,   решившиеся  при  виде
государыни оставить своих спасителей:
   - Госпожа!..
   Все были здесь,  в  том числе и  лекарь Иллад с неразлучной коробкой.
Как на  первый взгляд ни  удивительно,  трусоватого маленького халисунца
менее  других  придавил  отнимающий  волю  страх.   Наверное,   подумала
кнесинка,  это потому, что у него, в отличие от меня, в руках есть дело,
и в битве от него будет толк.
   Среди  служанок  недоставало только  смешливой  красавицы Вареи,  так
похожей на государыню.  Не было видно и веснушчатого парня,  которому ее
поручили.
   Волкодав  сказал  что-то  братьям  Лихим,   те  ушли  и  вернулись  с
несколькими щитами. Один протянули кнесинке, другие раздали девушкам.
   - Зачем?..  -  спросила Елень Глуздовна.  Случись драться,  она им  и
пользоваться-то не умела. Волкодав ответил:
   - Наверняка будут стрелять верхом, госпожа, через стену. Прикроешься.

   Как  будто услышав эти слова,  со  звездного неба почти отвесно упала
тяжелая стрела  и  воткнулась прямо  в  кучу  углей.  Волкодав мгновенно
схватил круглый щит и держал его над головой кнесинки,  пока она неловко
продевала руку в  ремни.  Щит был деревянный,  обтянутый вощеной кожей и
окованный по краю железом.  Он показался кнесинке очень тяжелым, хотя на
самом деле это было не так.  Служанки,  всхлипывая, скорчились на земле,
прижимаясь к ней и к близнецам.
   Волкодав опустился на  корточки рядом с  кнесинкой,  протянул руку  и
выдернул из  ее  свиты стрелу,  запутавшуюся в  толстом сукне за  правым
плечом.  Потом  посмотрел на  девушку и  вдруг  проговорил очень тихо  и
совершенно спокойно:
   - Не плачь, госпожа. Не надо плакать. Все будет хорошо.
   Кнесинка только тут обнаружила,  что лицо ее  сплошь залито не только
потом, но и слезами.
   - Я  буду  вон  там,  -  сказал Волкодав и  мотнул головой в  сторону
скальной стены. - Лихослав и Лихобор посидят с тобой, госпожа.
   Кнесинка отчетливо поняла,  что немедленно умрет, как только он уйдет
и  оставит  ее.  Она  согласно кивнула и  прошептала,  как  когда-то  на
торговой площади:
   - Не погуби себя, Волкодав...
   - Да,  вот еще...  - Он отстегнул от ремня и дал ей ножны с кинжалом,
тем самым,  что подарил ему благодарный Кетарн.  Клинок более двух пядей
длиной в девичьих руках сошел бы за небольшой меч. Правду сказать, Елень
Глуздовна была с  ним ловка не  более,  чем со щитом.  Но ощущение витой
рукояти в  ладони сразу  добавило уверенности,  как  обычно и  бывает со
всеми, кто непривычен к оружию. Волкодав, собственно, этого и хотел.
   Некоторое время за стеной святилища царила подозрительная тишина...
   - Они прикасаются к человеку,  и человек сразу падает... - обреченным
голосом выговорил рядом с венном какой-то молодой воин.  - Только тронут
- и все косточки тут же тают, как масло...
   - Они,  это кто?  -  спросил Волкодав,  вытаскивая из  налучи заранее
снаряженный (завязанный,  как  выражалось его  племя) лук и  расстегивая
берестяную крышку тула.  Думал  он  в  это  время о  том,  куда  бы  мог
запропаститься Мыш и не случилось ли чего со зверьком.
   - Призраки...  - наполовину стесняясь собственной боязни, пробормотал
юноша.  Волкодав не  стал на  него оглядываться:  и  так было ясно,  что
челюсть у  бедняги прыгала.  -  Они  там  уже  витязей,  наверное,  всех
порешили...  Одна надежа, святилище... Да ведь и Боги-то, поди, не наши,
кто их разберет...
   - Призраки!  -  фыркнул венн. - Кто видал, чтобы призраки стреляли из
луков? И трещали кустами, когда по лесу бегут?..
   А  вот  о  том,  почему  не  видно  и  не  слышно  Аучезаровой  чади,
определенно следовало поразмыслить.
   - А еще,  по-моему,  призраки не ругаются, - смущенно произнес другой
голос, и Волкодав узнал Белоголового. - Я всегда думал, они, наоборот...
загнут как следует -  и уйдут.  Я слышал одного там,  внизу... - Молодой
ратник усмехнулся.  -  Как же он костерил какую-то дырявую лодку! Я и то
четыре слова новых узнал...
   Кругом сдержанно засмеялись.
   - Да ты,  брат,  похоже,  старинные языки превзошел,  - хмыкая в усы,
предположил подошедший Мал-Гона. - По-каковски хоть матерились?
   Белоголовый ответил с безмерным удивлением:
   - По-сольвеннски!..
   Снизу, со стороны лагеря, внезапно послышались ликующие крики, далеко
летевшие в  тихой  ночи.  Волкодав прислушался и  разобрал что-то  вроде
"Нашел,  нашел!..".  Пока он  раздумывал,  что  бы  это  значило,  крики
сменились невнятным ропотом и стихли совсем.

   Деревья начинались в  сотне шагов от  святилища,  и  под  ними лежала
тьма,  почти  непроницаемая  для  обычных  человеческих  глаз.  Волкодав
выбрался наружу сквозь щель  между  глыбами,  прижался спиной к  камню и
напряг зрение,  всматриваясь во мрак. Воины позади него перешептывались,
нащупывали под кольчугами обереги. Кто-то осторожно спросил:
   - Видишь что-нибудь, венн?
   Волкодав не ответил,  но левая рука, державшая лук, медленно поползла
вверх.   Он  в   самом  деле  различил  движение  возле  большой  сосны,
обхватившей корнями гранитный уступ. Промазать на таком расстоянии он не
боялся, но человек мог оказаться кем-нибудь из своих, и Волкодав медлил.
   Потом прятавшийся немного подвинулся влево,  и венн рассмотрел на его
шлеме гребень в виде жесткой щетки от налобника до затылка.  Точно такой
рисовала на  земле  Эртан,  рассказывая о  шлеме времен Последней войны,
хранившемся у  нее дома.  Волкодав на мгновение ощутил холодок в животе.
Вот уж двести лет подобных шлемов не носила ни одна живая душа.  Неужели
все-таки была истина в  россказнях о злых душах,  кем-то потревоженных в
глубине Кайеранских трясин?..  Еще он подумал о том,  мог ли быть там, в
лесу,  добрый человек, зачем-то напяливший древний шлем, и решил, что не
мог. Волкодав не любил стрелять без предупреждения и незнамо в кого, но,
когда  под  деревьями мелькнули еще  тени,  -  спустил тетиву.  Стрела с
широкой головкой ударила туда, где под шлемом смутно угадывалось лицо, и
сразу  стало  ясно,  что  у  дерева таился не  бесплотный дух.  Силища у
доброго веннского лука была страшная: человека в шлеме подняло с колен и
опрокинуло навзничь.  Он покатился вниз по склону,  с шумом ломая кусты.
Его сотоварищи немедленно прижались к  земле и взялись стрелять в ответ,
но железные наконечники отскакивали от камня,  никому не причиняя вреда.
Ратники помоложе схватились было за  луки -  ответить.  Волкодав слышал,
как старшие воины придерживали малоопытных.  Что толку наугад опустошать
колчаны, если все равно не видно ни зги.
   Он лег наземь,  уберегаясь,  и выпустил еще несколько стрел, стараясь
бить  только наверняка.  Один из  "призраков" так  и  остался стоять под
деревом,  пригвожденный к  стволу:  оперенное древко  пробило  ему  шею.
Другой завыл,  корчась между  мшистых камней.  Длинный,  ребристый,  как
гвоздь,  бронебойный наконечник прошил звенья кольчуги у него на животе.
Остальные поняли, что их видят, и с глухим рыком устремились вперед.
   Маленькая  крепость  подпустила их  поближе  и  огрызнулась стрелами.
Большинство впотьмах прошло мимо  цели,  но  иные  попали.  В  отдушинах
заваленных щелей  стояли  опытные стрелки,  умевшие бить  с  завязанными
глазами  -  на  голос,  на  шорох  шагов.  Гибель  нескольких человек не
остановила нападавших.  Они  добрались до  каменных стен и  стали искать
вход,  а  кое-кто  наладился прямиком через стену.  Началась беспощадная
резня в темноте.
   Когда дошло дело до рукопашной,  первый подоспевший "призрак" мало не
наступил  на  Волкодава,  слившегося с  темнотой у  стены.  Может  быть,
разбойник успел удивиться,  когда неведомая сила вдруг подхватила его  и
повела вкруговую,  заставила неуклюже пригнуться -  и  со  всего разлету
грянула головой в камень.  Волкодав выдернул из ножен меч и схватился со
следующим.
   Вот так же,  наверное,  двести лет назад бились здесь последние воины
древних   племен,   обложенные  со   всех   сторон   наемниками  Гурцата
Проклинаемого в шлемах со щетинистыми гребнями. А внутри стен укрывались
малые дети, старики и жрецы, напрасно призывавшие Богов...
   Волкодав снес голову своему противнику и подумал, что сражается еще и
за них.

   В  щит,  который держала над  головой кнесинка,  воткнулось несколько
стрел,  и еще одна вошла в землю,  проткнув край поневы.  Потом,  громко
требуя лекаря,  подбежал здоровенный сегван и  принес на руках раненого.
Иллад немедленно вылез из-под щита,  раздул воткнутую в  землю головню и
занялся вспоротым бедром парня, ничуть не заботясь, что ему самому могла
грозить смерть. Кнесинка посмотрела на халисунца, деловито затягивавшего
жгут. Потом на раненого воина, который перехватил ее взгляд и попробовал
ободряюще улыбнуться ей белыми как мука, перекошенными от боли губами.
   Люди шли на муки и смерть ради нее. Ради того, чтобы она благополучно
добралась к жениху.  Которого,  ни разу в жизни не видав, она всей душой
ненавидела...
   Потом она снова вспомнила свой сон, в котором ее верный телохранитель
отступал,  пятясь,  по  каменистой тропе,  с  обеих сторон сжатой серыми
скалами,  отступал,  сражаясь с кем-то невидимым...  Тогда,  во сне, она
пыталась помочь ему  чем могла.  Не  отсиживалась в  безопасности,  пока
другие бились насмерть.  Наверное,  тогда ей  просто некуда было  больше
деваться.  И вся храбрость.  Или дело в том,  что во сне, как бы ни было
страшно, взаправду все же не погибаешь?..

   Бой длился по-прежнему во  мраке.  Ни те ни другие не стали мастерить
факелов.  "Призраки" упрямо  цеплялись за  личину потусторонних существ.
Хотя все уже поняли, что это были вполне обычные люди, для вящего страху
напялившие  старинные  доспехи,  найденные  в  Кайеранах.  Осажденные не
желали  открывать  нападавшим  свою  численность  и  попусту  привлекать
внимание вражьих стрельцов...
   Волкодав  кружил  под  стеной,  беспощадно пользуясь выгодами  своего
зрения,  Славный меч,  впервые обнаженный им для настоящего боя,  умылся
кровью по  самую крестовину.  Лесных душегубов он любил не больше самого
Волкодава.
   Довольно скоро венн обнаружил, что налетчики видели в темноте вряд ли
хуже него, только как-то иначе. Сразу подмечали движение, а затаившегося
человека могли пропустить.  Вот, стало быть, почему не разглядел его тот
первый,  которому  он  всадил  стрелу  под  забрало.  Волкодав  вертелся
волчком,  стараясь оттянуть на себя побольше врагов.  Он понимал,  что в
толчее рукопашной они  все  же  вряд  ли  станут стрелять,  а  раз  так,
пусть-ка попробуют до него добраться. Сколько народу может разом напасть
на одного человека?  Трое-четверо,  уж не больше.  Иначе только помешают
друг другу.  А  значит,  если учен отбиваться от  четырех,  не  дашься и
сорока.  Волкодав позволил взять себя в  кольцо и пошел выписывать мечом
замысловатые кренделя. Мечи и копья "призраков" скользили по его клинку,
а  их  владельцы откатывались прочь и,  случалось,  уже не могли встать.
Волкодав успел  убедиться,  что  его  многочисленные соперники отнюдь не
блистали особым  боевым  мастерством.  Знать,  слишком привыкли нападать
врасплох  и  резать  спящих,   не  встречая  серьезного  отпора.  Против
подобного воинства  одиночка  вроде  Волкодава мог  держаться,  пока  не
упадет от  усталости.  А  его свалить таким образом было очень непросто.
Если  бы  маленькая седая  женщина  вдруг  выехала  на  своем  ослике  к
заброшенному святилищу, стала бы она гордиться способным учеником?.. Или
вновь укорила бы его за то, что он расправлялся с врагами, не дожидаясь,
пока они что-то поймут и решатся изменить свою жизнь?..

   Время определенно сдвинулось на  два века назад.  Тени давно погибших
плыли сквозь тьму,  вглядываясь в  тех,  кто потревожил их  сон.  Вокруг
жилища Богов снова кипел лютый ночной бой,  только на  сей  раз воинам в
гребнистых  шлемах  не  удалось  вырвать  легкой  победы,   не  довелось
потешиться над  беззащитными.  В  святилище оборонялись суровые и  очень
спокойные люди,  отнюдь  не  считавшие себя  обреченными.  Не  в  пример
древнему племени, они крепко надеялись выстоять.
   - Держись!..  - услышал вдруг Волкодав. Он оглянулся на крик и увидел
воительницу Эртан.
   Отчаянная девка прорубалась ему  на  помощь,  решив -  коли окружили,
значит,   плохи  дела.  Она  действовала  мечом  очень  умело  и  с  той
самозабвенной  яростью,   которой  издревле  славились  вельхи.   Кольцо
нападавших вправду распалось. Эртан была уже в двух шагах от Волкодава и
почти спасла его, когда кто-то метнул в нее нож. Венн находился с другой
стороны и  не  мог поспеть ей  на  выручку.  Эртан молча вскинула руку к
груди и стала оседать наземь. Разбойники бросились добивать, но Волкодав
уже  стоял  над  воительницей,   и   его  длинный  меч  ткал  в  воздухе
погребальные саваны  всякому,  кто  подбирался  слишком  близко.  Эртан,
скрипя зубами, силилась приподняться, но ничего не выходило.
   - Беги,  -  прохрипела она.  -  Беги.  Волкодав, не отвечая, сгреб ее
свободной рукой и поднял с земли, успев ощутить ладонью рукоятку ножа.
   - Держись!.. - зарычал он по-вельхски. - Тоже выдумала, помирать!
   Эртан попробовала обхватить его  за  шею.  От  боли и  дурноты пальцы
сперва были совсем ватными,  потом немного окрепли.  Эртан качалась,  но
ноги как-то переставляла. Разбойники немедленно обложили их, точно волки
пару  лосей,  изранивших ноги  по  весеннему насту.  Волкодав начал тихо
ругаться сквозь  зубы:  вот  теперь ему  приходилось по-настоящему туго.
Эртан наполовину висела на его руке,  уткнувшись ему в плечо головой.  У
нее  текла  изо  рта  кровь,  он  чувствовал,  как  густая горячая влага
впитывалась в кожаный чехол. Все-таки Волкодав пробился к южному входу в
святилище, и там услышали его голос. Бесстрашные парни немедля выскочили
наружу,  прикрыли обоих. Волкодав вытер меч о сапог и сунул его в ножны.
Руки Эртан бессильно разжались у него на шее.  Венн подхватил ее - очень
осторожно,  чтобы не  пошевелить нож.  Он внес девушку внутрь и  поискал
глазами  Иллада.  Кто-то  подбежал  к  нему  принять  раненую.  Волкодав
повернул голову  и  увидел  кнесинку,  за  которой  неотступно следовали
братья Лихие.
   Оказывается,  юная  государыня  успела  приставить служанок  помогать
лекарю и сама не отставала от них,  забирая покалеченных и отводя их под
защиту стены. Рядом валялись двое изловчившихся перелезть извне, - оба в
гребнистых шлемах и  древних нагрудниках.  Один был  убит ударом боевого
ножа под подбородок.  Этому удару Волкодав самолично обучил близнецов, в
Галираде такого не знали.  Другому разбойнику, похоже, сыпанули горячими
углями в  лицо и  тем на мгновение ошарашили.  То-то у няньки,  тешившей
разговорами мучимого болью парня,  была замотана тряпкой ладонь; старуха
чем-то страшно гордилась.
   - Не  поминай лихом,  бан-риона,  -  медленно,  чужим  низким голосом
выговорила Эртан. - Я ухожу. Геллама... Он ждет...
   - Тоже мне, собралась, - фыркнул Волкодав. Он опустил девушку наземь,
усадил,  прислоняя к жертвенному камню,  и стал осторожно резать кожаную
куртку. Кнесинка встала