огард чужой. Чистокровный дог,  мутант  в  первом
поколении, огромный, покрытый блестящим непроницаемым черным  мехом,  Гром
снова послушно двигался рядом, переступая на толстых, как у тигра,  лапах,
и сдерживал жажду движения. Взгляды гостей останавливались на этом  звере.
И Олле, и его пес смотрелись словно не от мира сего...
   Спускаясь  по  родонитовой  лестнице,  Олле  коснулся  большим  пальцем
основания мизинца, включая передатчик. Тридцать минут - трансляция ведется
в реальном времени, - и запись тайных  переговоров  будет  в  распоряжении
Нури.
   Места за столами были расписаны. Пророк Джонс прочел  краткую  молитву,
закончив цитатой из Экклезиаста "И похвалил  я  веселие,  потому  что  нет
лучшего для человека  под  солнцем,  как  есть,  пить  и  веселиться:  это
сопровождает его в трудах во дни жизни его". Гостей, похоже, Бог аппетитом
не обидел. Тем более, у Джольфа IV еда и напитки без примеси синтетики.
   Ложа,  покрытая  пестрыми  шкурами,  в  креслах  за  круглым  столом  с
напитками Джольф IV, генерал Баргис, премьер-министр и  пророк.  Гости,  в
основном мужчины, пониже на траве двумя дугами за  столиками,  сколько  их
здесь, сотни две будет? И охраны не менее тридцати лбов. Олле отмечал  все
это, думая: еще пятнадцать минут, и  трансляция  закончена...  Хогард  под
навесом для почетных гостей вертит двухстволку, хрупкую  в  его  громадных
ладонях, рассматривает поблескивающее бриллиантами цевье и, похоже, прячет
растерянность. Ну да, слуги вручали ружья каждому гостю.
   Джольф поднял старинный инкрустированный золотом мегафон: ружья  -  его
подарок мужчинам... Конечно, охоты  больше  нет,  такие  времена.  Но  для
дорогих  гостей  и  соратников...  он,  Джольф,  обеспечивает  возможность
показать  свое  искусство  в  стрельбе   по   живой   цепи,   экзотическое
развлечение, не правда ли? Патроны розданы...
   Где, в каком зоопарке был похищен пятнистый хищник, или у Джольфа  есть
собственный зоопарк, не учтенный в регистре Совета экологов?
   Цепь скользила по тросу,  и  зверь  мог  двигаться  метров  по  пять  в
стороны. Леопард  сначала  прижался  к  сетчатой  ограде  загона,  шипя  и
скалясь. Электрический удар отбросил его от  ограды.  Кто-то  засмеялся  в
тишине:
   - Шеф, я уложу его!
   Хлестнул выстрел. Зверь метнулся в сторону и упал,  опрокинутый  цепью,
вскочил и молча кинулся к стрелявшему. Почти в  упор  грянули  выстрелы  и
остановили  зверя.  Шипя  и  кашляя  кровью,  он  еще   несколько   минут,
расстреливаемый с двух сторон, метался на  своей  привязи,  пока  не  упал
бездыханный. Страшно рыкнул Гром и тонко заскулил, почуяв на  голове  руку
Олле.
   - Пластиковые пули, - пояснил Джольф и повернулся к  пророку.  -  Иначе
никакого удовольствия. Но вы, отец мой, не стали стрелять.
   - Не убий! Шестая заповедь.
   - Не первая? - Джольф IV улыбнулся стылой улыбкой. - Мне тоже,  знаете,
вид крови неприятен.
   Премьер-министр облизнул губы.
   - Ерунда! - Генерал переломил ружье, вложил патроны. - Охота -  занятие
для настоящих мужчин. Не для постников и трезвенников, не  про  вас  будет
сказано, преподобный отец.
   Что ты знаешь об охоте, подумал Олле. Взгляд  его  был  неподвижен,  на
лице застыло отвращение, он не умел, да и не желал скрывать свое отношение
к  происходящему.  Люди!  Не  лучшие  представители   рода   человеческого
собрались здесь, у Джольфа, по разве можно было представить  столь  густую
концентрацию подонков. Охотник Олле никогда не пользовался  оружием,  хотя
отловил для ИРП десятки хищников из тех, что уцелели в горах и пустынях  и
неминуемо должны были погибнуть, если их не переселить в  какой-нибудь  из
лесных массивов ИРП. И метод Олле был  прост:  выследил,  догнал,  связал.
Сеть   -   на   крайний   случай.   Стрелять   в   беззащитного   казалось
противоестественным.
   Много дней спустя Хогард рассказывал, как все произошло, как рев пса  и
странный, никогда не слышанный крик Олле заглушили выстрелы.
   Олле действовал в темпе, но и выучка генерала сказалась.  Еще  дымились
изломанные  ружья  на  траве  и  только  начинали  шевелиться  поверженные
стрелки,  слышно  было,  как  в  зубах  пса  хрустнула   рука   охранника,
выдернувшего пистолет, и он раскрыл рот для крика,  когда  генерал  Баргис
выстрелил, почти не целясь. Олле машинально тронул плечо и сморщился, удар
пластиковой пули был резок  и  болезнен.  Генерал  не  успел  перезарядить
ружье,  в  два  немыслимых  прыжка  его  достиг  Гром   -   опрокинул   и,
расстреливаемый охраной в упор, не успел дотянуться до его  горла.  Охрана
уже пришла в себя, и десяток стволов глянули в лицо Олле.
   - Этого - живым! - взвизгнул Джольф. - Живым!
   Олле пробивался к трибуне, где смолкло рычание пса и  шевелилась  между
кресел расползающаяся масса. На него  навалились  подручные  и  анатомы  и
отхлынули, и четверо остались лежать, хватая ртами воздух. Волоча на  себе
кучу тел, он добрел до собаки, стряхнул  охранников  и  опустился  на  пол
рядом с Громом.


   Нури задумал невозможное. Обнаруженный им  блокнот  содержал  фрагменты
программ  самообучающегося  домового  робота,  их  составил  Вальд,  когда
работал над своим кибером. Еще гам, на берегу, Вальд говорил, что у него с
кибером двухсторонняя  связь:  значит,  сделал  вывод  Нури,  в  принципе,
возможна переналадка. Если удастся уговорить  Ферро  записывать,  а  затем
транслировать  разговоры,  ведущиеся  в  штаб-квартире  пророка,  то   это
позволит понять многое. Задача  осложнялась  тем,  что  воздействовать  на
программы можно было только дистанционно  -  кибер  и  пророк  были  почти
неразлучны.
   Нури уже неделю  сидел  вечерами,  ведя  длительные  диалоги  со  своим
компьютером, мощным и портативным.  Хорошо,  приходские  агнцы  больше  не
мешали.
   Труд был каторжным. Нури взял  отпуск  и  отсыпался  днем,  работая  по
ночам,  когда  радиопомех  было  меньше.  Но  ночью  кибер   находился   в
экранированном помещении, и это  сильно  осложняло  работу.  Помог  Слэнг.
Неведомо какими путями он узнал, что пророк завел  привычку  прогуливаться
по утрам в саду на крыше своей резиденции, обсуждая с Ферро план работы на
день. Нури уже пару раз нащупывал кибера своим лучом и  получал  отклик  -
это обнадеживало.
   И вот настал день,  когда  Нури  услышал  в  динамиках  голос  пророка,
глубокий и значительный. Видимо, он прогуливался наедине с Ферро.
   - ...Сколько еще они могли сохранить статус-кво? Три, ну, пять лет. Это
без меня. Со мной - максимум десять лет. Конец неизбежен, ибо положение  в
Джанатии абсурдно. Опровергни, Ферро.
   - Посылка верна, в целом. И с  точки  зрения  лица,  руководствующегося
нормальной человеческой логикой. Но история алогична. История  показывает,
что чем абсурдней форма  правления,  тем  дольше  длится  это  безобразие.
Кажется, людям нечем дышать, люди пьют отравленную воду, дети  умирают  от
асфикции, власть имущие озабочены лишь тем, чтобы сохранить власть  любыми
способами,  и  пренебрегают  нуждами  людей,  ситуация  античеловечна,   а
государство  стоит.  И  будет  стоять  до  полного  вырождения  населения.
Кажется, любой день может стать  последним,  а  оно  стоит,  и  ничего  не
меняется. Это я вам,  хозяин,  говорю  на  основании  анализа  информации,
заложенной во  мне.  Ведь  история  религии  весьма  тесно  переплетена  с
историей человечества...
   - Ты беспощаден, Ферро. И правдив. - Голос пророка гаснет. -  Я  как-то
раньше не задумывался об этом.
   - Раньше преподобный отец не был пророком...
   Контакт длился от силы три  минуты.  Нури  подумал,  что  трансляция  в
реальном времени просто невозможна. Он снова засел за программы: следовало
заставить кибера копить информацию и транслировать ее потом в сжатом виде.
   Объективно говоря, информации теперь накапливалось с  каждым  днем  все
больше. Тимоти Слэнг  подробно  рассказывал  об  обстановке  в  синдикате,
который, надо думать,  сросся  с  полицией  настолько,  что  временами  не
отличить, кто из  них  за  порядком  следит,  а  кто  рэкетом  занимается.
Примитивный  грабеж  теперь  редок,  удел   дилетантов.   Шантаж,   порно,
наркотики,  азартные  игры,  спекуляция  и,   наконец,   строительство   и
банковское дело - мало ли способов почти  легального  бизнеса,  не  считая
интимных  услуг,  оказываемых  государственным  надзорным  и   карательным
органам. В последнее время участились диверсии на предприятиях химической,
нефтеперерабатывающей и биологической промышленности,  действуют  какие-то
группы, называющие себя  воинами  Авроры.  Охрану  на  этих  предприятиях,
объективно   виновных   в   экологических   преступлениях,    обеспечивают
уголовники. Синдикат же поставляет и кадры провокаторов.
   - Но это все от случая к случаю. Единой организации не  чувствуется,  и
потому Джольф все чаще  поглядывает  в  сторону  генерала  Баргиса  с  его
лоудменами.
   - Кто такие?
   - Лоудмены мне лично больше нравятся. Люди солидные, порядка хотят.
   Большего насчет лоудменов от Тима добиться было невозможно. И без  того
он почти возвысился до анализа, этот бывший домушник.
   Приближалось время связи, и Нури вышел в темноту во дворик, где  всегда
стояла машина Вальда, набитая аппаратурой: экипаж,  приемник,  транслятор,
автономное питание. Зажглись огни в окнах соседних  коттеджей,  прошаркали
по бетону к реке анимисты. Вдали над городом вспыхнуло "Пророк любит  вас"
и "Фильтр "Ветерок" вдувает сам". От реки донеслось протяжное:

   Я сир, и нищ, и неухожен.
   Скорбит душа, слезятся вежды.
   О! Дай мне милостыню, Боже!
   Надежды я прошу. Надежды.

   Нури вынул из приемника крошечную кассету, увидел по  цвету,  что  Олле
что-то передал. Кассета величиной с наперсток была рассчитана на два  часа
работы. Нури машинально вложил ее в гнездо и  почти  сразу  услышал  шепот
Олле.
   - Я в имении Джольфа, Нури. Ожидают прибытия пророка  и  еще  какого-то
важного начальства.  Сборище  необычное.  Пока  отключаюсь,  продолжу  при
первой возможности.
   И сразу знакомый каждому голос пророка:
   - Господа, прежнего мира нет и не  будет,  это  надо  принять.  Прежняя
государственность гибнет, религия умирает. Мы, здоровые силы  общества,  -
пророк помолчал, - ну, пусть не здоровые, наиболее организованные, я  имею
в    виду    правительство    и    государственные     институты,     вас,
чистейший-в-помыслах, и вас, генерал, мы стоим перед трудным решением.
   - Как-то вы сразу, преподобный отец...
   - Религия учит видеть суть вещей, господин премьер-министр. Люди  живут
в состоянии непреходящей тревоги, общество разрозненно, нет единства цели.
Критика и отрицание - повсюду. Мы сами сомневаемся в себе,  ибо  разрушена
материальная основа жизни, на смену естеству пришел суррогат. И  не  стоит
обманывать себя, что все образуется само собой. В массах растет стремление
к возврату к природе. Города умирают, все больше бездомных, дороги  усеяны
ими, где им преклонить голову? Если бы господин Харисидис, благодетель, не
подкармливал их...
   - Господа, я исхожу  из  того,  что  принятие  экологической  помощи  и
перестройка промышленности для нас изначально неприемлемы! - Тоже знакомый
голос премьер-министра.
   - Воистину так.
   - Почему? - Это уже командный бас.
   - Видите ли, генерал, - поясняет пророк, -  в  случае  принятия  помощи
перестройки  промышленности  не  будет,  мы  у   себя   это   исследовали.
Потребуется полный отказ от того, что есть, полная ликвидация  действующих
производств и строительство новых. А в новом производстве...
   - После нас! После нас!
   - ...Именно, в новом обществе нам уже места не будет.
   - Господин Харисидис,  интересы  которого  я  здесь  представляю,  тоже
исследовали, - заговорил  премьер-министр.  -  В  обновленном  безотходном
производстве с бесплатной энергией, а именно это нам предлагают ассоциаты,
частной инициативе придется потесниться. Помощь, буде она принята,  пойдет
по государственной линии при жестком  общественном  контроле.  Эта  помощь
отнюдь не ставит целью  укрепление  нашей  власти.  Стоит  ее  принять,  и
изменится все кардинально. Будет иной порядок вещей.
   - Я внимательно слушаю. Полагаю,  мы  приспособимся.  Власть  порождает
преступность, мы - тень власти.
   - Приспособитесь, Джольф,  приспособитесь.  На  какое-то  время.  И  не
думаю, что надолго.
   - Я тоже слушаю...  э...  внимательно.  Лоудмены  должны  иметь  четкие
перспективы.
   И снова назидательная речь пророка:
   - Два обстоятельства дают мне основание надеяться, что  промысел  Божий
восторжествует. Во-первых, уже три  поколения  джанатийцев  пришли  в  мир
суррогата, другого мира они не знают. Это позволяет им мириться с тем, что
в иных условиях считалось бы невыносимым. Кстати, именно поэтому языческие
проповедники  не  имеют  того  успеха,  который  можно  было  бы  ожидать.
Во-вторых,  во  внешнем  мире  сократилось  потребление  жизненных   благ,
поскольку львиная доля энергии, сил и средств направляется на  реставрацию
природы.  Ассоциаты  называют  это   самоограничением.   В   полной   мере
использовать  эти  два  обстоятельства  нам  мешает  только  одно  -  наша
разобщенность. Каждый преследует  свои  цели.  Вы,  Джольф,  стремитесь  к
власти и богатству, вы, генерал, - к власти и порядку,  у  государства  во
веки веков цель одна: сохранить статус-кво.
   - Истинный патриот всегда стремится сохранить  статус-кво.  Но  что  вы
предлагаете, пастор Джонс?
   - Объединение. Не  формальное,  естественное.  Государство  никогда  не
признает  ваш  синдикат  официально.  Да  и  мы  в   этом   меньше   всего
заинтересованы. Я говорю о сути, о  координации,  единстве  действий.  Ваш
синдикат, например, выполняет  некоторые  просьбы  министра  общественного
спокойствия...
   - Разве?
   -  Не  в  упрек  вам,  Джольф.  Я  призываю   создать   единый   центр,
координирующий  усилия  государства,  церкви   и   синдиката   в   акциях,
направленных на сохранение существующего положения.  Уверен,  что  должное
место в этом деле найдете и  вы,  генерал,  со  своими  лоудменами.  Вы  -
реальная сила. Но программу вашу, генерал, следовало бы уточнить...
   - У меня задача - предотвратить  разрушение  промышленности.  Или  вам,
святой отец, неведомо положение? Ежедневные диверсии на предприятиях...
   - Церкви все ведомо.
   Нури дослушал до конца. Бесценная информация, но как  ее  использовать,
кому передать? И где этот Норман Бекет?
   Нури вышел из машины. Если что, то дубликатор вызова есть в доме. Крики
от реки звучали глуше, гилозоисты устраивались на ночлег, и  только  голос
женский,  высокий  и  неукротимый,  во  тьме  выводил  странную   мелодию,
наверное, песню, но слова были неразличимы. Нури слушал ее не первый  раз,
и песня всегда затрагивала какую-то струну в сердце. Ночью просматривались
звезды, ветер от недалекого океана сдувал хмарь с несчастного острова, и в
такие ночи можно было спать без маски.
   Нури вытащил из ящика пачку корреспонденции. В этом регионе  средоточия
частных коттеджей он был самым крупным  подписчиком,  прочие  предпочитали
видеоинформацию. Он прошел в кабинет, лег  на  тахту  и  развернул  газету
"Т-с-с", раздел объявлений. Все нормальные люди  читают  "Т-с-с",  официоз
синдиката  никогда  не  испытывал  затруднений  с  распространением,  хотя
подписка на него была не дешева. Нури  знал,  что  многие  благонамеренные
соседи подписывались сразу на два экземпляра этой газеты. Что там сегодня?
О, портрет Тима! И под ним:

   <b>ДОСТУКАЛСЯ</b>
   "Младший консультант старик Тим, в быту Тимоти Слэнг, выпал  в  осадок.
Старик вел аморальный образ жизни: стучал зеленым на  синдикат.  Расколоть
подсудимого не удалось.  Пусть  родственники  не  беспокоятся  -  жидкость
"Некрофаг" прекрасно растворяет трупы".


   Нури аккуратно свернул газету. Он не стал перечитывать  объявление,  он
вышел во двор и сел на бетон возле машины. Млечный путь уходил в бархатную
черноту бесконечности. На материке под защитой соснового леса посапывали в
спальнях его подопечные дошколята, наверное, храпел сытый лев  Варсонофий,
и, конечно, не спал директор ИРП  доктор  Сатон.  Все  остается  на  своих
местах, вертелась никчемная мысль. Где-то  там  пересекаются  параллельные
прямые, а Земля, вообще-то, голубая, и чернота  неба  не  более  чем  тень
Земли. И кто-то  из  великих  говорил,  что  вечность  не  что  иное,  как
перпендикуляр к нашему времени и пространству.  А  сколько  времени  надо,
чтобы труп растворился целиком? А если Тима живьем бросили  в  "некрофаг"?
Он, конечно, не мог утонуть, "некрофаг" тяжелая жидкость. Он плавал в  ней
и растворялся, съедаемый бактериями. Сколько вечностей слышался крик Тима?
Зверье!
   Нури вскочил от боли в ушах, затряс головой и тут же увидел на  дорожке
конус кипящего пламени. Конус мгновенно погас, и на его месте возник некто
длинный и веселый.
   - Ты звал меня? - голосом злого духа сказал он. - Ты звал меня,  Вальд!
Я пришел.
   Он  был  в  талии  перетянут  толстой   металлической   полосой.   Пояс
космонавта, такой точно был у Рахматуллы. Ну да, это Норман Бекет,  вон  и
шрам поперек глаза, рассекающий бровь и скулу. Похож.
   Нури протянул руку и увидел, что в кулаке у него зажата газета.  Норман
разжал кулак, вытащил и развернул газету.
   - Это он, - после паузы сказал Норман. -  Сначала,  как  мне  сообщили,
явился какой-то неестественный красавец,  сказал,  что  ты  хочешь  видеть
меня, и исчез. Меня не было, поговорить с ним не мог, но  насторожился.  А
потом вот он пришел, тоже от  тебя.  Конечно,  старик  знал,  что  попытка
связаться со мной грозит ему смертью, и вот поди ж ты...
   - Некрофаг, - без выражения сказал Нури.
   - Да.
   - Я жалею о том, что искал встречи с тобой, Норман.
   Бекет возился с застежками, стянул с головы блестящий  шлем,  перекинул
через плечо чешуйчатый пояс и пошел в дом, не оглядываясь.
   - Странные у тебя знакомые, Вальд. Сколько  мы  с  тобой  не  виделись?
Четырнадцать, нет, пятнадцать  лет.  Кто  ты  сейчас?  Наладчик.  Отличная
специальность. А этот,  младший  консультант?  Он  говорил,  что  он  твой
друг...
   Нури машинально отвечал на вопросы.  Он  был  шокирован  гибелью  Тима,
потрясен и с постыдным, как ему казалось, облегчением  думал,  что  он  не
просил Слэнга связывать его с Норманом,  нет,  просил,  просил,  пусть  не
впрямую. Но тем не менее это была его собственная  инициатива,  Слэнга.  И
что, "стучать зеленым" - это и есть связаться с Норманом? Наверное, лучше,
если Норман таки будет принимать его за Вальда.
   - Конечно, прямые  контакты  со  мной  опасны.  Ты  поэтому  жалеешь  о
встрече? Не бойся, Вальд, я пользовался поясом, а следить за мной в полете
они еще не научились.
   - Я не о себе, - сказал Нури. - Что ты можешь сделать, Норман? Ты один,
я один.
   Норман долго молчал, поглаживая обожженную лысину и рассматривая  Нури.
Потом он улыбнулся:
   - Тебя это тоже волнует?  Вот  не  ожидал,  что  ты  до  такой  степени
изменишься, помнится, ты был абсолютно пассивен.
   - Годы... синдикат, лоудмены, агнцы Божьи. Заговор.
   - Вот именно. Добавь сюда закон о дозволенных  пределах,  тайные,  пока
еще тайные, концлагеря для язычников... И потом, с чего  ты  взял,  что  я
один?
   Нури не ответил. Конечно, Норман  в  лидерах  легальной  оппозиции,  он
наверняка связан с подпольем.
   - Вернемся к нашим баранам. Зачем ты звал меня?
   К этому вопросу Нури был готов. Он связно и с добротными  подробностями
рассказал, как сделал кибера для домашних услуг, как познакомился с  Тимом
и продал робота отцу Джонсу.
   - Господи, -  сказал  под  конец  Нури,  и  это  вышло  у  него  вполне
естественно. - Черт меня дернул сделать этого робота. От него все пошло.
   Норман взглянул удивленно:
   - Ты что? Всерьез думаешь, что здесь в твоем кибере дело? Если б только
кибер, уж с этим-то мы справились бы.  Это  реакция,  Вальд,  консерваторы
всех мастей, принюхавшиеся. Но это  длинный  разговор,  у  нас  еще  будет
время. Для тех, кто со мной, сейчас главное -  быть  в  курсе  всего,  что
затевает пророк, самая опасная фигура.
   Норман, длинноногий, длиннорукий и какой-то мослатый, сидел в том самом
кресле, похожий на кузнечика. От него исходила  спокойная  сила,  от  него
веяло уверенностью. И он  доверял  Вальду,  которого,  надо  полагать,  не
вспоминал  десяток  лет,  о  котором  не  знал  ничего.  Доверял   секреты
оппозиции, а может быть,  просто  пренебрегал  секретностью.  Ну  что  тут
скрытого: оппозиция хочет знать, что  делается  в  стане  ее  врагов,  это
очевидно.  И  если  Вальд  ранее  имел  связь  со  своим  кибером...  Надо
посмотреть, нельзя ли эту связь возобновить?
   - Я думаю, - сказал Нури. - Я постараюсь.
   Он не знал, под каким  предлогом  передать  Норману  запись,  сделанную
Олле. А передать надо было, по  возможности  не  раскрывая  себя.  Наконец
придумал сослаться на Тима,  дескать,  Слэнг  изловчился  достать  запись,
старый язычник, и вот оставил третьего дня.  Может  быть,  для  Нормана  и
оставил?
   Насыщенной событиями была эта ночь. Приближалось время урочной связи  с
Хогардом. Нури, проводив Нормана, с которым договорился о  способе  связи,
снова залез в салон машины. Экранчик уж мерцал, и потрескивало в динамике.
Стали гаснуть окна соседних коттеджей, светился вдали разноцветным куполом
туман смога над ночным городом, и тихо допевали свои гимны язычники.
   Потом  от   ближнего   завода   заухали   взрывы,   донеслась   очередь
крупнокалиберного пулемета, и реквием  стих.  Боевые  группы  язычников  -
воины Авроры, как они себя называли, - начали свои  ночные  операции.  Что
они сегодня взорвали  -  стоки,  склад,  цех?  Об  этих  ночных  сражениях
официальные источники молчали.
   От раздумий Нури отвлек привычный звук работающего приемника. На экране
замигали цифры позывных Хогарда, и почти сразу возник  он  сам.  Нури  сел
перед камерой.
   - Нури?
   - Здравствуй. И говори.
   - Олле схвачен... Ты не молчи, Нури.
   - Глупости. Как это можно  схватить  Олле?  Я  только  что  слушал  его
сообщение о совещании у Джольфа...
   Пока Хогард рассказывал, как все было, Нури не произнес ни слова.
   - Пса они сбросили со стены, - закончил Хогард. - Я  задержался,  чтобы
подобрать, но не нашел.
   Нури рассматривал мерцающее изображение Хогарда, и сердце его сжималось
от жалости. Он пытался поставить себя на его место и не  смог:  счастливец
Олле, он всегда поступал как хотел. А каково было Хогарду!
   - Знаешь, приди в себя! Не хватало, чтобы ты там ввязался в  драку  без
толку и результата. Ты единственный источник денег и оборудования, на тебя
замкнуты все легальные каналы.
   - Я что, - Хогард бледно усмехнулся. - Жив, здоров...
   - Только что у меня был Норман Бекет, я сумею сегодня  же  связаться  с
ним. Считая Олле, нас уже  будет  минимум  четверо.  Возьмем  этот  притон
приступом. К чертям!
   - Поздно. Я просил посла, он сделал официальный запрос, ссылаясь на то,
что Олле все-таки  гражданин  Ассоциации.  Посол  почти  вынудил  премьера
истребовать Олле у Джольфа. Не вышло, Олле бежал. И, кажется,  не  один...
сведений о нем нет. Будем ждать. Это единственное, что остается.
   Нури еще долго сидел  в  машине,  приводя  в  порядок  мысли.  Беда  не
приходит одна, как-то  все  это  сразу  обрушилось.  Смерть  Тима,  жуткая
смерть. И теперь исчезновение Олле.  Совсем  недавно  Олле  отчитывал  его
всего-то за желание раскрыться перед Норманом. А сам!


   Олле очнулся в полной темноте и тут же вспомнил, что Грома больше  нет,
и вспомнил ощущение мокрой от крови шерсти на ладонях. Он застонал от боли
в душе - щеночек Гром. Попытался сесть и обнаружил, что скован и  руки  за
спиной сведены наручниками, и,  когда  он  шевельнул  руками,  в  запястья
впились шипы. Больная мысль о Громе не давала возможности думать о  чем-то
ином, и Олле волевым усилием загнал ее в глубину сознания.
   Загремели запоры двери, вспыхнул под потолком свет: он лежал в каменной
камере без окон на каменных влажных плитах пола. С потолка свисала тяжелая
цепь, и торчали из стен ржавые крючья - средневековье, ни дать  ни  взять.
Два здоровенных анатома молча вытащили  его,  подхватив  под  руки,  и  за
порогом камеры Олле проволокся коленями по пластиковому покрытию в светлом
переходе, отметил еще несколько камер с обитыми жестью дверями и  глазками
в них, подумал, что Джольф, конечно же, должен иметь  собственную  тюрьму,
но он, охранник Олле, даже не догадывался о ней.
   Его протащили через караульное  помещение,  подручные,  оторвавшись  от
телеэкрана, молча уставились  на  него,  и  Олле  поймал  странный  взгляд
знакомого офицера, с которым они вместе стояли у дверей в овальном зале. В
следующей комнате его швырнули на пол. За столом сидели Джольф IV,  он  же
чистейший-в-помыслах, советники,  то  есть  шефы  провинциальных  филиалов
синдиката, и кто-то незнакомый в бронзовой униформе лоудмена. А посередине
как главный предмет обстановки высилось жесткое кресло с высокой спинкой и
металлическими нашлепками, опутанное проводами, справа от него - пульт  со
множеством экранов, глазков, кнопок, тумблеров и клавиш.
   Джольф IV, поигрывая лучевым пистолетом Олле, с каким-то  даже  веселым
выражением разглядывал его.
   - Я вот думаю, что на моем месте сказал бы отец наш пророк?  А  он  бы,
мне кажется, сказал: "Кто находится между живыми, тому  остается  надежда,
так и псу живому лучше, нежели мертвому льву".
   До  чего  они  любят  цитировать  Священное  Писание.  Олле  промолчал,
повернулся  набок.  Громадный  башмак  -  носок   армирован   металлом   -
шевельнулся у самого лица. Олле остро ощутил свою  беспомощность,  чувство
непривычное и унизительное.
   - Рекомендую, господа, анатом Олле.  Вчера  вы  его  видели  в  деле  и
убедились: несокрушим, свиреп,  ловок.  Все  качества  супермена.  По  это
видимая сторона. Кто он, Олле-великолепный? Что мы знаем о нем?  Не  много
знаем. Лет ему тридцать пять, рожден в  экспедиции  на  Марсе,  с  детства
накачан утяжелителями, на Землю прибыл восемнадцати лет от роду  и  весьма
быстро адаптировался. Интеллектуал - написал книгу "Исследование мимики  и
жеста древних народов Средиземноморья", которую никто из нормальных  людей
не читал, прославился как мим, записи стоит посмотреть,  и  вдруг  ушел  в
охотники - последний легальный охотник на планете. Вот,  пожалуй,  и  все,
что нам  известно  достоверного.  Экзотика!  Сплошная  загадка.  Но  далее
загадки множатся... Неожиданно оставил службу в ИРП,  весьма  уважаемой  в
мире ассоциатов организации, и месяца четыре назад  появился  в  Джанатии.
Якобы вступил в права наследования. И  почти  сразу  повел  расточительный
образ жизни, неестественный для ассоциата, которому  должна  быть  присуща
аскетическая склонность к самоограничению. Он  обратил  на  себя  внимание
крупными проигрышами в казино, ну и внешними данными.  А  скорее,  он  сам
хотел привлечь наше внимание. Зачем? С наследством вообще  так  запутанно,
что даже сами министр всеобщего  успокоения  разобраться  не  сумели.  Эта
неясность и побудила нас пригласить Олле в анатомы, чтобы на виду был.  Мы
пригласили, но, спрашивается, почему гуманист Олле  согласился  служить  в
синдикате,  столь  одиозном  в  глазах   любого   ассоциата   и   язычника
предприятии? Мы успели показать Олле всем сотрудникам внешнего наблюдения,
но как минимум раз в неделю  он  исчезал,  уходил  от  нашего  наблюдения.
Спрашивается,  куда  и  зачем?  Как  вы  полагаете,  Олле,   мои   вопросы
закономерны?
   - Здесь кто-то говорил о псе?
   - Здесь я говорил. - Джольф взглянул на начальника охраны,  именно  он,
звероподобный, водил своим ботинком возле лица скованного Олле. - Что  там
с собакой, Эдвард?
   - Сбросили в ров. Кто-то польстился. Мясо.
   Черно и безразлично стало у него на сердце.
   - Развяжите меня, если хотите со мной говорить.
   - Нет! Мы имели возможность убедиться,  что  жизнь  вам  не  дорога.  В
кресло его!
   Анатомы  не  без  оснований  считали  себя  вполне  подготовленными   к
злодействам: Джольф IV не жалел денег на оплату инструкторов каратэ.  Олле
не раз с усмешкой наблюдал эти занятия, освоить два-три приема - это  все,
на что были способны приемыши и анатомы,  поголовно  страдающие  бронхитом
или астмой.  Но  недостаток  умения  они  возмещали  старательностью.  Они
набросились на Олле всей сворой. Они били туда, куда их учили, и не  могли
пробить броню его мышц. И связанный, Олле был страшен, и через пару секунд
один из анатомов  уже  свалился  с  разбитой  коленной  чашечкой.  Но  тут
начальник охраны дважды ударил Олле ботинком в челюсть. Втроем они усадили
его в кресло и держали. Олле выплюнул кровь. Он погасил боль,  отложил  ее
на потом, это он умел, как и принимать на себя чужую боль.
   - Продолжим, - сказал Джольф IV. - Я все думаю, с кем вы? Ни  генералу,
ни премьеру Олле-великолепный служить не станет, не так ли? Пророк  Джонс?
Не  серьезно.  Остаются  две   возможности.   Репрезентант   Суинли,   его
любопытство к делам  синдиката  несомненно,  но  зачем  бы  стал  на  него
работать мысляк Олле, ассоциат Олле, о религиозности которого  и  говорить
не стоит. И последнее, наиболее вероятное... - Джольф  IV  перегнулся  над
столом, он ловил взгляд Олле. - И последнее...
   -  Я  сам  по  себе.  -  Из  раны  на  подбородке  лилась  кровь,  Олле
сосредоточился, чтобы унять кровотечение.
   Джольф IV выпрямился.
   - Непостижимо. Пытаюсь и не могу понять, - сказал  он.  -  За  минутное
удовольствие заплатить жизнью, вы ведь знали,  чем  рискуете...  испортить
праздник! Это непростительно и... почему я с вами вожусь, Олле? Чем-то  вы
мне нравитесь. Может быть, своей раскованностью, непривычной для Джанатии?
Или мне хочется обратить вас в нашу веру? Безнадежная попытка,  не  правда
ли? А ведь наше почтенное общество  пользуется  уважением  власть  имущих.
Имущих явную власть, тайная у  меня:  премьер,  генерал  Брагис,  наконец,
пророк. Надеюсь, вы не думаете, что они нас боятся, надеюсь, вы понимаете,
что их уважение искренне?  Уж  вы-то  могли  бы  понять  -  организованная
преступность - один из краеугольных камней,  на  которых  зиждется  здание
общества  всеобщего  благоденствия,  государственный  аппарат  не  мог  бы
существовать без нас, ему просто нечего было бы делать. Мы, и никто  иной,
обеспечиваем   существование   полиции,   судов,   прокуратуры,   тюремной
администрации,  банковской  охраны,  страховых  обществ   и   еще   многих
государственных институтов. Изыми мы свои  вклады,  и  банковская  система
рухнет. Воздержись мы от ликвидации экологов - и под  угрозой  спокойствие
государства. Один мой сотрудник в ранге приемыша уже только фактом  своего
существования гарантирует безбедную жизнь пяти государственных чиновников,
такова  статистика.  Мы  и  только  мы  даем  тем,  кто  стоит  у  власти,
возможность продемонстрировать единство слова и дела, единство намерений и
исполнения, о которых тоскуют управляемые массы. Процессы над  мафией  так
утешительны, они будят веру в добрые намерения власть имущих. Вам  еще  не
смешно, Олле? Государство с его центурией и другими карательными  органами
могло бы покончить с нами, со мной в считанные дни, и никакая  электроника
меня бы не спасла. Но этого никогда не будет. Мы были,  есть  и  будем.  С
нами всегда будут бороться, но никогда не победят!
   Олле слушал этот панегирик преступности и по той  легкости,  с  которой
Джольф походя упомянул о расправе над экологами,  понял,  что  приговорен.
Джольф прикрыл глаза, ему нравился собственный голос. Олле прервал его:
   - Бросьте, Джольф.  В  истории  нет  такого  преступления,  которое  не
пытались  бы  оправдать  соображениями  высокой  пользы  и  даже   морали.
Поразительно, что вам верят.
   Джольф стал непритворно весел. Нет, какое-то обаяние, свинское  обаяние
в нем все-таки было.
   - Можете представить, верят. Или делают вид, что верят, а это, в общем,
равноценно. Не правда ли, господа?
   Господа закивали. Двусмысленность вопроса не дошла  до  их  мозгов,  не
привыкших к таким тонкостям. Эти верят,  подумал  Олле,  жратва,  женщины,
деньги, зрелища - цель и смысл жизни для них. Только ли  для  них?  А  те,
вдоль дорог, потенциальные миллионеры. Кто из них не пойдет в услужение  к
Джольфу с истовой верой и радостью?
   - Преступник как  личность  не  в  состоянии  подняться  выше  среднего
уровня. И в силу этого крупный преступник вашего масштаба, Джольф,  всегда
концентрирует возле себя серость,  оглянитесь.  -  Олле  торопил  события,
поскольку  ощущал,  что  левая  рука,  неудобно  зажатая,   стала   терять
чувствительность. Он заметил, что  Джольф  медленно  бледнел,  взгляд  его
терял осмысленность. - Власть и богатство, вот что  позволяет  утвердиться
преступной личности, всегда, в сущности, сознающей свою заурядность...
   - Я не договорил, - медленно произнес Джольф.  Глаза  его  сходились  к
носу, и он, встряхивая  головой,  возвращал  их  на  место.  -  Я  еще  не
рассмотрел последнюю возможность. Точнее, единственно оправданную  причину
вашего появления в Джанатии. Дорогой подарок премьер  получит  от  меня  -
доказательство нарушения конвенции о невмешательстве. И, конечно, не  один
такой подарок.
   - Десяток разбитых физиономий у мерзавцев,  которым  ни  одна  пощечина
лишней не будет, да пара  разорванных  псом  штанов  -  это  вы  называете
нарушением конвенции? Нет, Джольф, я сам по себе, как  и  вы,  не  имеющий
отношения к Джанатии. Судить вас можно и по законам Джанатии, и по законам
ассоциированного мира.
   - Мои анатомы, - Джольф обрел  способность  смотреть  прямо,  -  сейчас
привяжут вас к этому креслу и подключат напряжение.  Сначала  вы  нам  все
расскажете, а потом сойдете  с  ума  от  боли,  и  превратитесь  в  тихого
запуганного идиота, и  будете  вздрагивать  от  резких  звуков  и  бояться
собственной тени...
   - Развяжите, и посмотрим, кто кого будет бояться.
   - Я не хочу лишать своих  соратников  удовольствия  видеть,  как  будет
терять лицо Олле-великолепный... Господа?
   - Только чтобы сразу не подох, как старик Тим.
   - Ну, он молод, он силен. Он много выдержит. Привяжите его.
   Четверо навалились, прижали. Пятый анатом завозился за спиной,  пытаясь
снять наручники.
   - Шеф, здесь у него на руке какой-то браслет, я такого не видел.
   -  Любопытно.  -  Джольф  вертел  браслет,  рассматривая   экранчик   и
выпуклости узора. Он надавил на что-то там, экранчик  осветился,  побежали
красные числа вызова. - Пусть посмотрят специалисты.
   Браслет Амитабха -  невиданный  свет,  подумал  Олле,  все-таки  хорошо
оснастил их Сатон. Вот сейчас, сейчас! Успеть  поймать  мгновение.  Джольф
сделал движение, и Олле отчетливо увидел, как  складывается  браслет.  Ему
давили на плечи, и он ринулся всем телом вниз, увлекая  за  собой  рычащих
охранников.
   До того как браслет сработал, Олле успел спрятать  лицо  в  колени,  но
невозможная по интенсивности вспышка света ослепила его. И он замер так на
минуту, пережидая световой шок, потом  вывалился  из  кресла,  сжавшись  в
комок,  вывел  из-за  спины  скованные  руки  и  открыл   глаза.   Плоские
черно-белые фигуры главарей и челяди были недвижимы,  реальность  для  них
исчезла.
   "Смотрели они на меня, - думал Олле, - так что сетчатка у них обожжена,
но не выжжена, надолго вряд ли кто ослепнет". Он  подполз  к  столу,  взял
блик, зажал в коленях, наложил соединяющую пластину наручников на  раструб
и изловчился нажать на спусковой крючок. Олле  не  считал  блик  серьезным
оружием, разве что  для  ближнего  боя.  Но  на  выходе  температура  луча
достигала четырех тысяч градусов, и пластина почти  мгновенно  испарилась.
Таким же путем Олле избавился от оков и, морщась от ожогов,  плеснул  воды
из сифона поочередно  на  оставшиеся  на  запястьях  и  лодыжках  стальные
браслеты. Потом сжег кресло и пульт и отбросил ставший бесполезным блик.
   Мир стал постепенно обретать объемность. Скорбя о  том,  что  не  может
поднять руку на беззащитного, Олле с сожалением оглядел Джольфа и  присных
его, разоружил ближайшего громилу и вышиб ногой  дверь.  Он  возник  перед
охраной с пистолетом в левой руке, злой  и  грозный.  От  хлесткого  удара
ладонью по шее обморочно закатил глаза и осел ближайший анатом.
   - Не вздумайте стрелять! Изувечу! Лечь на пол, быстро!
   Его знали. Со вчерашнего дня особенно хорошо знали.  И  с  готовностью,
словно только и ждали команды, повалились животами на замызганный  пластик
пола.
   - Мне тоже лечь? - Офицер спокойно смотрел в лицо Олле. После мгновения
раздумий Олле поддался чувству симпатии.
   - К дверям! Он шевельнул пистолетом. - А вам всем лежать! Кто  двинется
- пристрелю.
   Они вышли, офицер впереди, Олле привалился к двери,  его  подташнивало.
Где здесь выход, черт его знает.
   - Ну что ж, пойдем. - Офицер рассматривал его со жгучим любопытством.
   - Куда?
   - У вас сейчас путь один.
   Олле почувствовал шорох за спиной, приоткрыл дверь, рявкнул:  "Лежать!"
- и снова закрыл.
   - Вы знаете мой путь.
   - Знаю. Зовите меня Дин.
   - Дин.
   Они  пробежали  по  длинному  переходу.  Оба  стража  с  автоматами   у
неприметного входа в личную тюрьму Джольфа были мгновенно разоружены. Олле
втолкнул их в полутемный коридор тюрьмы, закрыл скрипучее полотнище дверей
и задвинул наружный засов.
   - Сейчас нас увидят на пульте в диспетчерской.  -  Офицер  вынул  блик,
Олле покосился на него, промолчал. - Идите впереди меня. Будет лучше, если
вы мне скажете, сколько еще времени у нас есть.
   Встречные подручные и приемыши,  завидев  Дина,  вытягивались.  Заминка
произошла только в диспетчерской, где дежурный функционер, похоже,  что-то
понял. Во всяком случае, он сделал попытку вытащить пистолет. Олле, рыкнув
зверски, пресек попытку. Дин, не обращая внимания на  окружающее,  сел  за
пульт, стал набирать команду  на  снятие  электронного  контроля  выходных
ворот.
   - Работайте спокойно, - сказал Олле. - Еще минимум  полчаса  Джольфу  и
остальным будет не до нас.
   На мониторе было видно, как отходят в стороны массивные полотнища ворот
и поворачиваются в зенит стволы лучеметов.
   - Основное питание я  отключил,  но  система  охраны  имеет  автономное
энергоснабжение. Поэтому поторопимся.
   Олле не пришлось сдерживать темп, Дин проявил себя  с  лучшей  стороны.
Они  рванулись  к  стоянке  транспорта,  личный  шофер   Джольфа,   всегда
дежуривший в лимузине, был грубо сдернут с сиденья и отброшен  в  сторону.
Олле занял его место, нажал на стартер,  в  ту  же  секунду  Дин  упал  на
сиденье рядом, и машина с места почти прыжком вынеслась за ворота.
   - Нам нужно минут двадцать, и мы будем у цели.
   - Вы рискуете карьерой. - Олле не отрывал глаз от шоссе,  пустынного  и
извилистого. - Ради чего?
   - И ради вас тоже, Олле. Наши, я имею в виду боевиков-язычников,  будут
рады вам. Впрочем, решать будете сами. А мне все равно пора было  уходить,
на меня прищуривались у Джольфа, да и премьер не очень жалует в  последнее
время. Должен сказать, что у них есть к тому основания,  гораздо  большие,
чем о том можно подумать. - Он помолчал, провожая взглядом  промелькнувший
пост контроля.  По  обе  стороны  сплошной  сверкающей  лентой  прозрачных
покрытий тянулись гидропонные поля. - Дайте-ка мне ваш  пистолет,  похоже,
Джольф очнулся от шока, не знаю, что вы  там  с  ними  сделали.  Погоня  -
ерунда. Хуже, что через десять  километров  -  контрольный  пост  Джольфа,
шоссе наверняка перекроют. Поэтому по моему сигналу выпускайте крылья, там
голубая кнопка на пульте. Справитесь?
   Олле не ответил.  Почти  инстинктивно  он  уловил  движение  впереди  у
обочины и бросил машину в сторону. Хвостатый снаряд  базуки  со  сминающим
шорохом мелькнул мимо. Взрыва позади они уже  не  слышали.  Дин  выстрелил
навскидку, сдвинулся вперед и почти лег на длинный капот лимузина.
   - Вверх, Олле! - закричал он, перекрывая вой встречного вихря.
   Олле надавил кнопку, боковым зрением уловил, как  выдвигаются  короткие
подкрылки, и ощутил отрыв машины от шоссе. Это был не  полет  в  привычном
для Олле понимании, это был длинный планирующий прыжок: над  шлагбаумом  и
шипастым участком дороги машина перелетела  на  высоте  десяти  метров.  И
Олле, резко сделав усилие, чтобы справиться с управлением, приземлился  на
передние колеса.  Еще  в  прыжке-полете  Дин  выстрелами  поразил  обслугу
лучеметов, суетящуюся на плоской крыше здания поста. Дин снова сидел рядом
и после второго поворота, вытянув руку, выключил двигатель.
   - Стоп! - Он простучал по клавиатуре бортового компьютера,  задавая  на
автомат маршрут, обтекатели из поляризованного пластика выползли по  бокам
и  образовали  закрытую  кабину.  -  Олле,  заберите   запасные   баллоны,
пригодятся. Уходим.
   Они поглядели вслед лимузину, набирающему скорость, и Дин повел Олле  в
сторону от шоссе в какие-то  бетонные  развалины.  Пробираясь  через  хаос
арматуры, они услышали смягченный расстоянием звук взрыва.
   - Все! - Дин на секунду остановился. - Нас больше нет. На этот раз  они
загодя пустили в ход лучеметы.
   В завале бетонных обломков, как пояснил Дин, остатков  здания  входа  в
метро, следов карательных операций полиции, зияла широкая щель. Они  вошли
в нее.


   Головоломная  схема  универсального  самообучающегося  домового  кибера
давала лишь