Оцените этот текст:


     ---------------------------------------------------------------
     © Copyright Сергей Павлович Лукницкий, 1991-2003
     Email: SLuknitsky(a)freemail.ru
     ---------------------------------------------------------------



     "Дело" Гумилева. Социология преступления
     отечественной истории и культуры.









     










     Ежели  древним еллинам и  римлянам  дозволено было  слагать хвалу своим
безбожным начальникам и предавать потомству мерзкие их деяния для назидания,
ужели  же мы, христиане, от Византии свет получившие,  окажемся в сем случае
менее достойными и благодарными?




     Публикуемые  документы,  материалы, справки, резюме и т.п. являют собой
историю  гибели и реабилитации Николая  Степановича  Гумилева,  преданного в
1921 году властью рабочих и крестьян - расстрелу.
     Серг.Лукницкий

     Моя дорогая мамочка, я передаю эту книгу в издательство. Ты была рядом,
когда я писал ее, и раньше, когда я взялся за "дело" Гумилева. Ты  постоянно
напоминала мне о  Твоих и Папиных Предках и советовала  мне, по возможности,
отказываться от  черно-белых  красок.  Я старался  оставлять  информацию для
размышлений. Русская история шире и величественней и Твоя судьба, мамочка, -
ее неотъемлемая часть, - этому доказательство.








































     Первый биограф Н.С.  Гумилева писатель, ученый и географ П.Н. Лукницкий
(1900 [1902  -  авт.]  - 1973), 20.07.1926 года по  просьбе  Государственной
академии  художественных наук при Народном комиссариате  просвещения в ответ
на письмо ученого секретаря секции русской литературы Д. Усова:

     Разрешите   обратиться  к  Вам,  как   специалисту  по   творчеству   +
Н.С.Гумилева  (на Вас мне  было  указано  Вс.А.Рождественским в  Ленинграде,
В.И.Анненским  в  Д.Селе  и  Л.В.Горнунгом  в  Москве)   от  имени  Кабинета
революционной  литературы  Гос. Академии Худ.  Наук с просьбою, не  отказать
предоставить  нам биографическую заметку  о Н.С.  для  издаваемого Академией
Словаря русских писателей 1900 - 1925 года.
     Надеюсь,   что  Вы,   как   работник,  в  чьих  руках  в  данное  время
сосредоточены  все  надежнейшие  материалы по  биографии Н.С., не откажетесь
помочь Академии в этом важном деле.

     Лукницкий   подготовил   такую  биографическую   справку,  цитирую   ее
полностью:
     "Николай Степанович Гумилев родился 3\16 апреля 1886 года в Кронштадте,
где отец его занимал должность морского врача в  военном госпитале. В том же
году Гумилев был перевезен в Царское Село. В Царском Селе (а летние месяцы -
в  усадьбе "Поповка",  Никол. ж.д.) -  провел  все  раннее детство.  Стихи и
рассказы стал писать с 8-летнего возраста, а еще до этого сочинял басни.
     1900  - покинул гимназию  Гурвича  и уехал с родителями  на Кавказ, где
поступил в Тифлисскую  гимназию. Адрес Гумилева - Салалаки,  дом Мирзоева. В
Тифлисе - до 1903 г. На лето Гумилевы  уезжают на север, в усадьбу  Березки,
приобретенную С.Л. Гумилевым после переезда в Тифлис.
     В  Тифлисе, под  влиянием  гимназических товарищей,  увлекается  левыми
социальными  течениями,  читает  Маркса  и  др.; летом,  в  Березках,  ведет
агитацию среди мельников. Сведения об этом дошли  до губернатора, и навлекли
на Гумилева неприятности.
     Увлечение,  однако, продолжалось до  переезда в Царское  Село (в 1903),
где  усиленное   чтение  Ницше,   символистов-модернистов  навсегда  увлекли
Гумилева от политики и вызвали к ней нескрываемое отвращение, продолжавшееся
всю жизнь.
     В Царском Селе Гумилев поступил  в Царскосельскую  гимназию (директор -
Анненский)  -  в  7  класс.  В  декабре  1903  познакомился   с  А.А.Горенко
(Ахматовой). Учился в  гимназии плохо. "Гумилев  усердно изучает все, что не
проходится в гимназии", -  говорили  преподаватели. В 1905  г.,  в  октябре,
издает   сборник   "Путь   конквистадоров".   В.Я.Брюсов,   заинтересованный
сборником,  присылает Гумилеву  письмо  и предлагает  ему  вступить в  число
сотрудников журнала "Весы". С этого  момента начинается переписка с Брюсовым
(усиленная  -  до 1908  г., а после 1908  г.  -  постепенно  прекращается, и
окончательно  прекратившаяся к 1913 г.). Личных встреч с Брюсовым было 5 - 6
за всю жизнь Гумилева.
     По окончании Гимназии, в  1906  г., Гумилев уезжает в Париж и живет там
до весны 1908 г. В Париже изучает музеи, живопись и  французскую литературу.
Слушает  лекции  в  Сорбонне. Пишет стихи,  вошедшие в "Романтические цветы"
(1-е  издание  - Париж, начало 1908 г.) и  отчасти в  "Жемчуга" (1-е издание
Скорпион,  1910  г.).  В  Париже  - знакомство  с  Ал.Толстым,  М.Волошиным,
Ел.С.Кругликовой, А.Белым и др.  Переписывается  с  А.А.Горенко и ее  братом
Анд. Анд. Горенко. Часто  встречается  с Мст.Фармаковским.  Охотно бывает  в
Jardin des  Plantes  и в других  зверинцах, большей  частью вместе с молодым
французским поэтом Nikolas Denicer.
     1908,  весна  -  возвращается  в Россию,  в Царское  Село  и Петербург,
сближение с  И.Анненским,  и  позже  - с  Вяч.  Ивановым. С  1909 г. Гумилев
постоянно  бывает  на  "башне". По  инициативе  Гумилева и др. возникает Pro
Academia    Стиха,   позднее    переименованная    в   Общество   Ревнителей
Художественного  Слова.  Организует   издание  журнала  "Остров",  принимает
большое  участие  в  организации глаголинского  журнала  "Журнал  театра"  и
"Аполлона". В  последнем  Гумилев  участвует во все  время его существования
(1909  - 1917). Осенью  1909 отправляется в Африку и возвращается  в феврале
1910. (В 1908 г. осенью Гумилев  ездил ненадолго в Каир и в Александрию).  В
апреле 1910,  в Киеве, - свадьба - женится на А.А. Горенко и уезжает с ней в
Париж. Лето 1910 г. проводит  в Царском Селе, а осенью уезжает в  Абиссинию,
достигает  Адис-Абебы. В  Адис-Абебе представляется абиссинскому императору.
Пробыв  в отсутствии полгода,  в  начале  1911  возвращается, разочарованный
путешествиями, в Царское Село. Лето проводит в усадьбе Слепнево.
     Осенью 1911 - вместе с С.  Городецким создает Цех поэтов (1-го созыва).
В  1912  -  оформляет  положения  литературного  течения,  названного  им  -
акмеизмом. Разрыв с символизмом (в частности - с В. Ивановым).
     Летом 1912 - путешествие в Италию и итальянские стихи. По возвращении в
Россию, поступил в университет  с целью изучать старофранцузскую литературу.
1912 и  1913  - расцвет акмеизма и Цеха Поэтов.  В апреле 1913  командирован
Музеем антропологии  и  этнографии русской Академии  Наук  в  Абиссинию  для
коллекционирования предметов  быта и изучения племен галла, харраритов и др.
Маршрут:  Одесса, Константинополь, Александрия, Джедда, Джибути,  Дире-Дауа,
Харрар,  Шейх-Гуссейн, Гипир. Возвращается в Россию в сентябре 1913.  В 1913
переводит  "Эмали   и  камеи"  Т.Готье.  Зима  1913   -  1914  -  занятия  в
университете, Цех Поэтов.
     В  1914,  с  объявлением войны,  зачисляется охотником  в  лейб-гвардии
уланский полк и осенью отправляется на Западный  фронт. В 1914 представлен к
Георгиевскому  кресту  за  удачную  разведку.  1914-1917  -  на  фронте,  за
исключением периодов пребывания  в Петрограде и Царском Селе, в лазаретах по
болезни. Летом  1915  -  награжден 2-м  Георгиевским  крестом,  за  спасение
пулемета под артиллерийским огнем, при отступлении. Приезжал в  Петроград  -
пишет  "Записки  Кавалериста" и печатает их в  газете "Биржевые ведомости" в
течение всего  1915  и начала  1916  г.  Зиму 1915-1916  живет в  Петрограде
(Царском Селе) в  ожидании производства  в офицерский чин  и  перевода в 5-й
Александрийский гусарский полк ("Черные гусары").
     В  1916,  в  санитарном  поезде,  отправлен  для поправления здоровья в
Массандру. Проводит здесь  весь июнь. Пишет "Гондлу".  Зимой  1916-1917 - на
фронте. 1917 год - приглашен во 2-ой Цех Поэтов (1-й  Цех  Поэтов распался в
1914 г.). 2-ой Цех был  мертворожденным. В  июне  (июле?)  1917 командирован
военными властями на Салоникский фронт. Уезжает пароходом: Швеция, Норвегия,
Лондон,  Париж. (Стихи "Костра"). В Париже остается в распоряжении Комиссара
Временного Правительства и остается здесь до весны 1918. В  Парже пишет "Два
сна",  стихи  в альбом,  названные издателем  (1923,  Петрополис)  "К  синей
звезде", "Отравленную тунику"  (трагедия в 5-ти действиях) и др. Весной 1918
через  Лондон  и Мурманск  возвращается  в  Россию. Летом  1918  -  развод с
А.А.Ахматовой и  женитьба на А.Н.Энгельгардт. По приезде в Россию - усиленно
работает, пишет и  издает книги. С 1918 г., почти безвыездно, до конца жизни
живет  в  Петрограде.  Работает  в  издательстве  "Всемирная литература"  (в
качестве  члена  редакционной  коллегии),  создает  и  принимает  участие  в
создании  литературных студий  (студия переводов  при  Всемирной Литературе,
студии Дома Искусств, Институт Живого Слова, Балтфлота, Пролеткульта и др.).
Полная материальная  необеспеченность, заботы  о  семье (с ним,  кроме жены,
живут  мать  и  дети),  холод,  голод  давят  Гумилева,  но  угнетает его  -
отсутствие  духовной  жизни,  духовное  оскудение  окружающих.  В  1920-1921
руководит  3-им   Цехом   Поэтов.   В  январе   1921  выбран   председателем
Петроградского отделения Всероссийского  Союза Поэтов. В  1918, 1919, 1920 и
1921  совершает непродолжительные поездки в Бежецк. В 1921 году  - в июне  -
последняя  поездка  на  юг  (в Севастополь,  в поезде Командующего  Морскими
Силами).  С  весны  1921 живет  в Доме Искусств,  сохраняя  за собой прежнюю
квартиру  на  Преображенской  улице.  В  ночь  с  3  на 4 августа  арестован
петроградской  Чрезвычайной Комиссией  по обвинению в участии в Таганцевском
заговоре. 25 августа 1921 г. расстрелян".


     В  ночь с  3 на 4 апреля 1886 г.  В Кронштадте, в  семье военного врача
действительного  статского  советника  Степана Яковлевича  Гумилева  родился
мальчик Николай.
     4  августа   1921   г.   В   Петрограде   по  обвинению  в   участии  в
контрреволюционном заговоре арестован русский поэт Николай Гумилев.
     24  августа  1921  г.  Подготовлена   выписка  из  протокола  заседания
Президиума Петрогубернской Чрезвычайной Комиссии: "Приговорить к высшей мере
наказания - расстрелу".
     8 декабря 1924 г. Студент Петроградского  университета, начинающий поэт
Павел Лукницкий пришел в дом к  Анне Ахматовой для консультации по дипломной
работе о творчестве Николая Гумилева.
     22 июня 1925 г. Дипломный проект защищен. Остались  верность Гумилеву и
дружба с Ахматовой.
     14  июня  1927 г.  П.Н.Лукницкий оказался в камере No 231  4-го  Отдела
ЛенГУБ ОГПУ. Конфискованы его дневниковые записи и собранные документы.
     В 1918  году умный Ленин советовал  Дзержинскому, жалующемуся,  что при
арестах   намеченных   лиц   практически   не   имеется   доказательств   их
контрреволюционной деятельности,  "получше  искать  в  их домах  дневниковые
записи, альбомы девиц (кто приходил, во что  был  одет, как  посмотрел,  что
говорил), например, а уж из них будет легче стряпать дела".
     К  слову.  Об  опасности дневниковых записей догадывался Сталин. В 1936
году ему докладывали,  что  все его окружение ведет дневники, мотивируя  это
тем,  что хотят  запечатлеть  великую  действительность.  Сталин,  прекрасно
понимавший,  что если  так  будет  продолжаться, из памяти народа невозможно
будет  выкорчевывать нежелательные  события и факты.  Верный ученик  Ленина,
распорядился при  арестах  намеченных  лиц, инкриминировать  им  в  качестве
самостоятельного состава  преступления, - ведение дневниковых записей. Таким
образом,   социалистическая   законность   сама   решила   проблему  истории
социализма.  Большинство  лиц,  в  том  числе  литераторов,  вынуждено  было
отказаться  от  документального  жанра. А  жаль,  иначе  бы мы,  к  примеру,
значительно  раньше  узнали,  что свастика  (взятый  из Индии  символ)  была
официально введена  в качестве эмблемы на шевронах  Красной армии  с 1918 по
1923 годы.
     28 июня  1927  г. Лукницкий был освобожден из-под ареста, разумеется, с
условием отказа  от продолжения ведения дневников и уничтожения  материалов,
собранных по рассказам о расстрелянном поэте.
     14 дней понадобилось спецслужбам, чтобы  прочесть справку  Лукницкого в
"Словаре  русских писателей", архив, записи и  материалы по  университетской
работе. В результате освобождения,  хозяину были  возвращены "Труды  и Дни",
сделанные  по  защищенному  диплому,  дневники,  подлинники  документов,  за
исключением  нескольких  записей,  сделанных  по  желанию и  рассказам самой
Ахматовой, не участником,  ни свидетелем событий,  которых  сам Лукницкий не
был,  впрочем, ничего  не давших органам в том  1927 году, и провалявшихся в
ОГПУ 70 лет.
     Эту запись  через  много лет вытащил  предатель  своей  родины,  бывший
генерал КГБ, и  просмаковал любитель горяченького провокатор от современной,
к сожалению, не очень чистой журналистики.

     ТРУДОГОЛИКИ
     Молодому человеку, энтузиасту Лукницкому, поработавшему к тому  времени
несколько лет на стройках в качестве рабочего,  кочегара,  десятника,  затем
успешно  окончившему  университет, нравилась новая власть, как, впрочем, все
новое, обнадеживающее. Но его дворянское  воспитание так просто,  так быстро
вытравить этой властью было невозможно, - много поколений поработало над его
индивидуальностью. Абсолютно  не занимаясь политикой, он  добросовестно  и с
полной отдачей трудился в новом обществе и, тем не менее, сумел уберечь свой
незыблемый принцип: верить в себя, не поддаваясь никаким расчетам. Его вел к
Правде  язык  сердца. Его  правдой  было  продолжить  ежедневные  записи  об
Ахматовой и  сохранить архив по Гумилеву, собранный, в большей своей части с
помощью близких  Гумилеву женщин - второй  жены Гумилева, матери его,  вдовы
Брюсова, подруг и возлюбленных поэта.
     Лукницкому  пришлось нелегко не только из-за политики  властей,  но и в
самом окружении творческих людей, оставшихся после революционных катаклизмов
в  живых, оставшихся в России,  оказавшихся в новом социуме и находившихся в
сложнейшем клубке  взаимоотношений,  который  даже  им  самим  нелегко  было
распутывать, а тем паче молоденькому, наивному Лукницкому, а тем паче  мне -
человеку следующего столетия.
     Как   творческий  человек,   как   исследователь  и  открыватель,   как
воин-освободитель, занимаясь  современными, злободневными  темами, абсолютно
конкретными, совпадающими с  жизнью советского общества, отец, тем не менее,
свято  хранил то прошлое,  которого он коснулся в молодости. Часто перебирал
тысячи маленьких листков, исписанных им в 20-е годы. Некоторые, к сожалению,
уничтожал. Новых властей боялся, или интимных записей?..
     И  здесь, нелишне сказать о  Маме. Она  прожила рядом с архивом в общей
сложности  более пятидесяти лет. Из  них  25 - рядом с отцом, и в течение 25
лет  у  папы  не  было другого  собеседника,  только  мама.  Для мамы период
"Пятьдесят лет с архивом" разделился на две части. Двадцать пять лет с отцом
-  это  постоянные разговоры, папины воспоминания, ассоциации, расшифровки и
устные  продолжения записей.  Чтобы  соответствовать отцу,  чтобы  быть  ему
достойным  собеседником, мама постоянно,  читала  его  записи  20-х  годов и
изучала архив. Бывало, они спорили,  и маме удавалось  отстаивать свою точку
зрения по поводу характеристик "герое" дневника. А после ухода из жизни отца
мама,  "спрятав"  гумилевско-ахматовский  архив  от   всяких   комиссий   по
литературному наследству, намеревавшихся "активно заняться" им, или передать
его  в ЦГАЛИ, и, погрузившись  в архив полностью сама, единолично, в течение
следующих 25 лет -  разбирала его,  комплектовала, и в 1997 году  передала в
Пушкинский дом.
     Вот  некоторые  запутанные  нити  этого  клубка,  которые  я  с  трудом
"потягиваю" и расшифровываю не столько по  строкам многочитаемого  дневника,
сколько по "междустрочиям".
     М.Лозинский и В.Шилейко посоветовали  юноше написать дипломную работу о
Гумилеве,  зная, что он  сам пишет  стихи,  что  собрал коллекцию рукописных
стихов  Гумилева, имеет  все его книги, дружит с вдовой поэта  и несколькими
его  подругами.  Интересно же, ведь пришла новая власть, расстреляла  поэта.
Пройдет ли работа?
     Работа  тогда прошла. Но,  например, сам Лозинский - поэт,  переводчик,
коллега Гумилева по работе и  даже участник  попытки освобождения его из-под
стражи,  всегда  дружески  настроенный к  Лукницкому  не  дал своих  личных,
подробных материалов  студенту, лишь некоторые  устные фразы, лишь несколько
скупых рассказов, лишь мелкие поправки. Это не упрек. Это констатация факта.
Спасибо и на этом ему.
     Шилейко -  крупнейший востоковед, знаток  древнейшей истории, культуры,
постоянно издеваясь  над  своей женой Ахматовой,  не  принимавший всерьез ни
жизненной ее позиции, ни ее поэзии, -отправил к ней Лукницкого "для баланса"
их  сломанных к  тому времени супружеских  взаимоотношений,  не  сомневаясь,
впрочем, в высокой  степени культуры и воспитания молодого  человека, в том,
что Лукницкий может быть  полезен обеим  сторонам и  в плане  житейском, и в
помощи их бракоразводному процессу.
     Появившийся в жизни Ахматовой Н.Пунин ненавидел Гумилева и  как бывшего
мужа Ахматовой, и, как вернувшегося из Европы в Россию поэта в  том  момент,
когда все  бежали из России.  Он даже опубликовал статью  в  газете, обвиняя
поэта  в контрреволюционных намерениях.  Но,  если  человека Гумилева  можно
путем клеветы  уничтожить  физически, то прекрасного поэта Гумилева даже при
широчайших образованностях и высочайших талантах искусствоведческих,  - даже
при статусе, замнаркома просвещения, увы, невозможно.
     Лукницкого Пунин не любил как новое явление  в жизни Ахматовой, которое
возвращало  Ахматову   в  прошлое,  обогащало  ее   самосознание,   повышало
самооценку, помогало переживать действительность.
     Сблизившись с Лукницким, Ахматова одаривала  его таким вниманием, такой
благодарностью,  что,  сдержанный,  как  правило,  воспитанный  Пунин  порою
срывался, не преминув унизить, уничижить при удобном случае преданного друга
Ахматовой.
     А может быть, и его доля в аресте в 1927 году присутствовала тенью? Вот
несколько слов и фраз, записанных Лукницким, вскоре после его освобождения.

     31.VII.1927.
     ...Уехать бы, неизвестно куда, чтоб Пунин не нашел, когда приедет...
     ...Блок, Лозинский, Анреп - не были близки...
     ...В.К.Шилейко до 1918  -  открытая влюбленность - 1-я  такая любовь от
сотворения "мира" (В.К.Ш.).
     АА - "человек (снился человек и  пр.). А  потом - резкая грань с 1918 -
один скандал - и пошло. (неожиданно)...
     Далее, опять,  к примеру - К.Чуковский.  Судя по  записям дал известные
вторичные  ведения,  в основном  из  Чукоккалы,  копию известной  анкету  по
Некрасову  и т.п., но ничего  существенного из того, что могло бы добавить к
имеющимся сведениям. Повторяю, претензий - никаких. Только выводы, сделанные
на основании изучаемых записей.
     Н.Тихонов  довольно   близко  дружа   с   Лукницким,  открещивался   от
фанатичного собирателя  в  связи с советской  карьерой, что  само по себе не
осуждаемо, хотя сам высоко ценил Гумилева как поэта, и как главного арбитра,
принявшего  участие  в  судьбе  поэта  Тихонова.  Впрочем,  так же  ценил  и
Лукницкого за его цельность,  целеустремленность,  последовательность, но...
лишь в домашней, сугубо интимной обстановке. Без свидетелей.
     Вс.Рождественский - тоже с устными, и, как правило, не совсем  точными,
а  чаще  совсем  неточными  воспоминаниями,   явно  кичащийся  гимназическим
знакомством с  Гумилевым, любящий  просто  ни о  чем  поболтать  с  другом в
"тесном кругу" об опальном поэте,  об аристократе, о том "красивом времени".
Надо  признать,  Вс.Рождественский  до  конца  жизни  поддерживал  дружеские
доброжелательные отношения с отцом.
     Список  можно продолжить. Исключение  - Л.В.Горнунг. Павел Николаевич и
Лев Владимирович делились между собой всем, что удавалось найти, собрать.
     Сама Ахматова. Хватаясь  за соломинку спасения от надвинувшихся времен,
трудных не только в личном, но и в бытовом, социальном, политическом планах,
она  -  сильная,  целеустремленная,  упрямая  буквально  притянула  в   себе
Лукницкого, меж тем, однако пристрастно контролируя его работу по  Гумилеву,
чтобы в  "Труды  и дни" не  попало  от  кого бы  то ни было  "ненужных"  для
биографии поэта, сведений. И сама  таковых не давала. Также,  контролировала
записи о  ней  самой,  часто перечеркивая, выкидывая и  даже  что-то сжигая,
будто бы  в шутку,  будто  играя,  т.к.  отношения были близкими,  встречи -
частыми...
     Есть записи о других поэтах и людях.
     Известные поэты  даже если  завидовали, что пишутся сразу две биографии
"Труды  и  дни Гумилева" и "Записки об Ахматовой", но они были заняты своими
проблемами,  творческими  и житейскими, своими  самооценками.  Другие  люди,
менее великие  - те  даже  не  в  счет. У тех ревность  выражалась  иронией,
насмешками,   возможно   и  озлобленностью.   И   ситуация  с   арестом  это
подтверждает. Слишком  широко  в  литературных, и  окололитературных  кругах
распространились слухи  о сближении Лукницкого с Ахматовой. О  его работе по
сбору различных документов.
     При всех обстоятельствах, прослеженных мною по дневникам, Лукницкий был
непоколебим.  Он  глубоко ощутил неповторимость мига,  его  эфемерность, его
бесценность, его же вечность.
     Он мечтал. Мечта отличает душу утонченную.
     Лукницкий мечтал до 1968 года.


     27 января 1968 г. отец,  не дождавшись,  что уходящая "оттепель" придет
на    помощь    восстановлению    справедливости,   решил   отправиться   за
справедливостью  сам. Он  написал  письмо Генеральному  прокурору СССР  Р.А.
Руденко с предложением начать процесс по реабилитации Гумилева.
     Из дневника Павла Лукницкого
     8  февраля  1968  г. "Днем  мне  на гор(одскую)  квартиру  звонил  зам.
генерального прокурора СССР М.П. Маляров (разговаривал с Верочкой, и она тут
же  по  телефону  сообщила мне на  дачу), что  переписка по  делу Н.Гумилева
находится у него - он просит меня связаться с ним, позвонить ему по телефону
Б9-68-42 завтра (9/II) до 11.20 или после 1 часа, - хочет повидаться..."
     "...А первый заместитель Генерального прокурора СССР после рассмотрения
поданного мною заявления о посмертном восстановлении имени Гумилева  и после
изучения "дела  Гумилева",  затребованного из архивов  КГБ  в прокуратуру, а
также представленных мною материалов,  сказал мне: "Мы убедились в  том, что
Гумилев влип в эту историю случайно...  А поэт он - прекрасный... Его "дело"
даже не проходит по делу  Таганцевской Петроградской "боевой организации", а
просто приложено к этому делу".
     И  показал  мне  тоненький  скоросшиватель,   и,  в  частности  письмо,
ходатайствующее о передаче Н.Гумилева "на поруки" с подписями  М.  Горького,
Маширова-Самобытника  и  многими  другими, - это письмо  сохранилось в "деле
Гумилева".  Маляров  также  сказал  мне,   что  "состав  преступления"  Н.Г.
настолько  незначителен,  что  "если б  это произошло в наши  дни, то вообще
никакого наказания Н.Г. не получил бы..."
     Лукницкому,   судя   по  его   словам,  что   ему  показали  "тоненький
скоросшиватель", показали не само "дело", а  надзорное производство по нему.
Не знакомились, как свидетельствуют  правоохранительные инстанции  с "делом"
ни Федин, ни С.С. Смирнов, ни  Луконин, ни Чаковский, ни  другие из тех, кто
любил  о нем многозначительно  намекать, что видел, гордясь  причастностью к
такой  возможности. А ведь даже  не взглянули.  Вдруг спросят для  чего.  Не
ведали братья-писатели, соседи по  Переделкину,  что  когда-нибудь откроется
подклеенный  к   последней   странице  дела,   поименный  список  тех,   кто
когда-нибудь брал его в руки.
     К.Симонов  с делом  не  знакомился также,  но,  тем  не  менее,  считал
возможным признавать,  даже утверждать участие Гумилева в контрреволюционном
заговоре:  "...некоторые  литераторы (это о папе,  которым  Симонов в личных
беседах восторгался  и особенно его  манерой ведения  дневников) предлагали,
чуть ли не реабилитировать Гумилева через органы советской юстиции, признать
его, задним  числом,  невиновным в  том, за что его  расстреляли  в двадцать
первом  году.  Я  лично  этой позиции  не  понимаю и  не  разделяю.  Гумилев
участвовал в одном  из контрреволюционных  заговоров в Петрограде - это факт
установленный". - (подчеркнуто мной - авт.)
     Существует придуманная  в  стенах  НКВД фальшивка,  что  Горький  якобы
приходил к  Ленину просить за Гумилева, а тот будто бы  сказал: "Пусть лучше
будет больше одним контрреволюционером, чем меньше одним поэтом!" - и послал
срочную телеграмму помиловать, да вот Зиновьев не подчинился...
     В "деле Гумилева" сведений об этом не содержится.
     Было  другое, о  чем  сообщает  полковник милиции Э. Хлысталов  в своей
книге "Тайна гостиницы "Англетер": "К Ленину и  другим вождям пролетариата в
защиту  арестованных  обратились  академик  С.Таганцев  (автор  учебника  по
уголовному праву России и монографии "Смертная казнь" -  авт.), М. Горький и
ряд других деятелей  науки  и литературы.  В  собрании сочинений  В.И.Ленина
(т.52, стр.  278-289, 485) напечатана его записка по делу  Таганцева. По его
распоряжению руководству  ВЧК и  Наркомата юстиции было предложено  доложить
обстоятельства дела...
     Дзержинский и  нарком юстиции Д.И.Курский написали Ленину, что Таганцев
и его коллеги были  подвергнуты самым суровым репрессиям. Ленин согласился с
применением суровых мер к арестованным. Это при том, что он был в свое время
помощником  присяжного  поверенного, а,  следовательно,  юристом,  и отлично
понимал, что никаких  конкретных доказательств  преступной деятельности кого
бы  то ни было  в  группе  Таганцева  нет, а  есть  патологическая ненависть
чекистов  к русской  интеллигенции,  которую  они  называли  коротко и ясно:
буржуазией.
     Обращаясь  за  содействием  к  Ленину, деятели  культуры  были  наивны.
Нравственная  и  правовая  позиция  вождя  выражена  в его секретной записке
членам Политбюро:
     "...Чем  большее   число   представителей   реакционной   буржуазии   и
реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше.
Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет
ни о каком сопротивлении они не смели думать..."



     "Изучая  в упомянутые  годы биографию  и творчество Гумилева, я, как  и
Ахматова, никогда не интересовался тем, что находилось вне доступной для нас
сфере изучения  -  "делом"  Гумилева,  по которому он  был расстрелян.  Но и
тогда, и  позже  я, как и Ахматова, полагал, что  по всему своему облику, по
всему характеру своей  биографии  Гумилев н е м о г (разрядка  -  П.Л.) быть
участником заговора...
     У  совершенно политически безграмотного  Гумилева была своя "теория"  о
том, что должно, оставаясь при любых убеждениях, честно и по совести служить
своей Родине, независимо от того, какая существует в ней власть".

     Увы,  намерения Лукницкого, тогда в  1968 году были обречены на провал,
потому что уже вышел журнал  "Вопросы  истории",  1968, No 1,  стр.  133  со
статьей Д.Голинкова "Разгром очагов  внутренней контрреволюции  в  Советской
России", где были такие "перлы",  что  на  реабилитацию  Н. Гумилева надежды
рушились. Например, через сорок семь лет обнаружили, что антигосударственная
"Объединенная  организация  кронштадских  моряков" являлась  частью  другой,
более крупной "Петроградской боевой организации".
     Несуществование,  то  есть  придуманность  обеих  организаций  доказана
Комиссией  по  реабилитации жертв политических репрессий при президенте СССР
ровно через двадцать лет - 10.07.1988 года.




     "22  июня 1973  года  мой отец, лежа  на больничной койке  с инфарктом,
набросал что-то на маленьком листке слабой уже рукой и, передав листок  мне,
сказал, что  это  план  места гибели  Гумилева  и что  в  кармашке одной  из
записных  книжек  его  фронтового дневника хранится более  подробный чертеж.
Этот он нарисовал, чтобы не ошибиться, ища тот, который он составил вместе с
А.А.Ахматовой вскоре после ее  второго  тайного  посещения скорбного места в
1942 году. Составил, веря, что правда Гумилева явится России... Под чертежом
в дневнике надпись:  "место гибели летчика Севостьянова".  Так распорядилось
провидение, чтобы  герой  Ленинграда,  принявший  воздушный неравный  бой  с
гитлеровцами, защищая родное  небо, погиб буквально на  том самом месте, где
за двадцать лет до этого  производились массовые расстрелы. "Но на  то место
теперь  и вовсе  не попасть, -  говорил папа,  там теперь  какая-то  военная
часть".
     Я взял листок.
     В нашей семье память о Гумилеве хранилась свято всегда, но в тот момент
я почувствовал, что получаю наследство. И понял, что отца больше не увижу...
     Так и случилось. Он умер в тот же день.
     Имя Гумилева -  как судьба нашей  семьи.  После смерти отца моя мама  -
Вера Константиновна  Лукницкая продолжила  его  дело.  Как уже говорилось, в
1968  году  отец  обратился  к Прокурору СССР  с  заявлением  о реабилитации
Гумилева, и Первый заместитель  Генерального прокурора М.Маляров, не показав
отцу "дело  Гумилева", сказал, что если Гумилев и может быть реабилитирован,
то только после того,  как Союз писателей СССР обратится с ходатайством в ЦК
КПСС и Прокуратура получит от ЦК указание, вопрос может решиться.
     Союз писателей  не захотел.  В.Сырокомский уже заказал  к  тому времени
статью Лукницкому  о  жизни  и творчестве Николая Гумилева для "Литературной
газеты". Но, узнав о реакции Союза писателей, Сырокомский пошел на попятную:
- время,  мол,  не то пришло.  Про  "не то время" идейно политический первый
заместитель главного редактора газеты  - не мог не знать. 1968  год - травля
Солженицына, Твардовского.

     Моей целью  стало завершить идею отца, владевшую им до конца его жизни.
Вот предсмертная запись отца из его дневника:
     "Температура 35.5, пульс 40 ударов,  два  медленных,  очень сильных, за
ними  мелкие,  едва  уловимые, такие,  что  кажется,  вот  замрут  совсем...
давление продолжает падать, дышать трудно. Жизнь, кажется, висит на волоске.
А если так, то вот и конец моим  неосуществленным мечтам... Гумилев, который
нужен  русской,  советской  культуре;  Ахматова, о  которой  только  я  могу
написать  правду  благородной женщины-патриотки  и  прекрасного  поэта...  А
сколько можно почерпнуть для этого  в моих дневниках! Ведь целый шкаф стоит.
Правду! Только правду! Боже мой! Передать сокровища  политиканам, которые не
понимают  всего вклада  в  нашу культуру,  который  я  должен бы  внести,  -
преступление. Все мои друзья перемерли  или  мне изменили, дойдя до постов и
полного  равнодушия...  Вчера  душевная  беседа  с  милым  Сережей.  Он  все
понимает, умница,  и  слушал  меня очень внимательно... Он  мой  надежнейший
друг...Он все понимает, и никогда, ничего, никому не простит".


     Чтобы  добраться  до  правды, мне понадобились 21  год  и  четыре места
службы  (Прокуратура  Союза ССР,  МВД  СССР,  Советский  фонд культуры, Союз
юристов СССР).
     Работая  в Прокуратуре СССР, я встретился в 1982  году с Г.А.Тереховым,
который рассказал мне несколько  историй нелицеприятного поведения Малярова.
В бытность  Малярова Терехов был начальником отдела по надзору за следствием
в органах госбезопасности Прокуратуры СССР.
     У Терехова я  не ассоциировался с Лукницким-старшим,  да он и не помнил
фамилию  человека,  рискнувшего искать справедливости в  прокуратуре в конце
шестидесятых.   Он   рассказывал  мне  об  этом  визите,   конечно  критикуя
бесцеремонность  Малярова,  и сообщил  между  прочим,  что у этого  писателя
Маляров  присвоил  одну  из книг  Гумилева, сказав: "Для  дочери. Она  очень
любила опального поэта".
     В дневнике  отца я нашел запись о том, что Маляров действительно, но не
присвоил, а выпросил одну из книг, которые папа приносил "для ознакомления с
творчеством".
     Отчего этот  Терехов  откровенничал  со мной? Может быть потому, что по
моему  сценарию  снимался в то время документальный фильм  о  прокуратуре? О
ранних советских годах ее деятельности, как, оказалось, говорить, тогда было
еще, или уже нельзя. Вот Терехов, который был одним из консультантов фильма,
и   компенсировал  "зарезанную"   информацию  рассказами  о  так  называемых
негативных явлениях шестидесятых годов.
     В апрельском "Огоньке" 1990 года Хлебников, получивший из рук Коротича,
в то время редактора "Огонька",  дело Гумилева,  переданного Коротичу мамой,
для опубликования под нашими именами, выступил под своим "гумилевоведческим"
именем:  "Представляю себе улыбки на  губах тех, кто  раньше по долгу службы
был  знаком с  этим "делом", когда  они  читали в  разных журналах и газетах
многочисленные  версии  обстоятельств  расстрела  Гумилева,  предположения о
степени его виновности...
     Они-то знали всю правду и могли рассеять сомнения, прекратить споры!"
     Еще за полтора года  до  того, как Хлебников  вписал  себя  в  скрижали
любителей  поговорить на тему, какой вклад лично он внес в дело реабилитации
Гумилева,  10.07.1988  года  газета  "Правда"  вышла  с  передовой,  которая
называлась  "В  Комиссии  Политбюро  ЦК  КПСС  по  дополнительному  изучению
материалов,  связанных  с репрессиями,  имевшими  место  в  период 30-40-х и
начала 50-х годов".
     Там  упоминалось  множество людей,  которые  восстанавливались  в рядах
коммунистической партии, восстанавливались их добрые имена...
     Первое   ощущение:  слава  Богу!  Началось.   А  второе   -  вопрос:  а
двадцатые?..
     Я,   как   заведующий  отделом  Советского   Фонда   культуры  позвонил
Председателю этой комиссии члену Политбюро ЦК КПСС  А.Н. Яковлеву. Он на мой
вопрос: "где в постановлении  Комиссии по  реабилитации,  Гумилев",  ответил
одно только слово - "рано".
     Много  лет  спустя,  в  1994 году,  став  заместителем А.Н. Яковлева  в
Ростелерадио,  я  снова  спросил:  "Почему  тогда  20-е  годы  выскочили  из
Постановления?"
     -Потому  что речь шла о времени, когда еще был жив Ленин, и Горбачев не
хотел  его  трогать.  Все   беззакония  приписывались  последующим  периодам
советской власти.
     Яковлев явно лукавил. Мог вполне этого не делать - он отвечал юристу.

     На заседании Учредительного  собрания, Бухарин безапелляционно заявлял:
"Мы полагаем, что  вопрос о  власти партии революционного  пролетариата есть
коренной вопрос текущей  российской  действительности,  есть вопрос, который
будет решен той самой гражданской войной, которую никакими  заклинаниями ...
остановить  нельзя  вплоть до  полной  победы  победоносных русских рабочих,
солдат и крестьян". (Я.Жиляева "Пламенные  контрреволюционеры", ж-л  "Крик",
No 5, 1993, стр. 122).
     Из этой цитаты видно, что большевики сознательно, с первых дней прихода
к  власти  разжигали  в  стране  гражданскую  войну,  надеясь  с  ее помощью
покончить    со    своими    политическими   противниками    и    уничтожить
"нереволюционные" классы. Большевики цинично, иначе, чем еще можно объяснить
использование гуманистической  терминологии, призывали  к  гражданской войне
"во имя прогресса мировых идеалов".
     Но  законы меняются. В конце восьмидесятых  уже с  помощью закона можно
было вырвать Гумилева из лап "революционной законности".
     Время шло,  стали появляться публикации,  власти постепенно  привыкли к
новоявленной фамилии, в переводе с латыни означающей Humilus - смиренный.
     В 1989 году, когда после выступлений о Гумилеве Евтушенко, журналиста и
литературоведа Енишерлова и  секретаря  Союза писателей  Карпова  - Гумилева
запели уже с эстрады, я, нимало не сомневаясь в том, что  в России гласность
-  во все  времена,  лишь  особая  форма  выявления  инакомыслия,  предложил
академику Д.С.Лихачеву начать процесс реабилитации Гумилева.
     С  Лихачевым  у  меня  были  добрые  отношения,  в  особенности,  после
сказанной  им прилюдно фразы: "Я  имел честь  учиться в университете с Вашим
отцом".  А позже в  предисловии  Лихачева к книге  Веры  Лукницкой  "Николай
Гумилев по материалам домашнего архива семьи  Лукницких (Лениздат, 1990 г.)"
повторил:  "Сам  биограф (Гумилева  - авт.) писатель Павел  Лукницкий  своей
подвижнической  жизнью  заслужил   искреннее  уважение   и  современников  и
сегодняшнего  поколения. Я считаю за честь, что учился с Павлом Николаевичем
на   одном  факультете  Петроградского  университета.  Черты   его   натуры:
аккуратность, точность, добросовестность, чутье истинных духовных ценностей,
его  органическая  потребность  фиксировать в своих  дневниках все,  что  он
видит, знает, чем живет, - известны не только в литературной среде".
     И  было  еще одно. Как  раз в это время, в Ленинградском университете я
защищал  кандидатскую  диссертацию по проблемам  географии беловоротничковой
преступности в России.
     Волновался, конечно.  Говорил умные слова,  выступая  перед  знаменитой
питерской  профессурой.  Неожиданно открылась  дверь,  и  в аудиторию вошел,
перебив  мой монолог, человек. Шумно  грассируя,  он  стал  разговаривать  с
присутствующими в  аудитории,  как  будто  и не  происходила  здесь  никакая
защита, как будто его только и ждали, чтобы послушать.
     Потом он заметил стоящего меня:
     -Фамилия?
     Я назвал фамилию, имя и отчество.
     -Повторите, - хрипло прокартавил он, и сам добавил, - Вы, что сын Павла
Николаевича?
     -Да, - кивнул я.
     Возникла длинная пауза. Все молчали. Я продолжил защиту.
     И  только  после  того,  как  было  объявлено  голосование,  я  спросил
Председателя совета,  позднее - Президента Русского географического общества
профессора С.Б.Лаврова, кто это.
     -Это Лев Николаевич Гумилев, - ответил Лавров.
     У меня был шок. Я не смог бы, наверное,  защищаться,  знай наперед, кто
вошел в аудиторию.
     Дважды доктор наук, историк и географ - живой сын Гумилева и Ахматовой.
Папа мало общался со Львом Николаевичем  в  последние годы  из-за неприятной
атмосферы борьбы за ахматовское литературное наследство между семьей Пуниных
и сыном Гумилева.  Но в  домашнем нашем архиве оставались записи,  подлинные
письма Льва Николаевича  папе, устные и  письменные просьбы Ахматовой к папе
повоспитывать приезжавшего из  деревни  Левушку,  где  тот  учился  и  жил с
бабушкой. Папа стал другом мальчика, переписывался с ним, пестовал Левушку в
двадцатые годы, как мог. А вот за неблагопристойную войну  с семьей  Пуниных
не  оправдывал.  Не  вмешиваясь в  суды  и разбирательтства,  держал, тем не
менее, сторону Ирины Пуниной, чем вызывал критику окружения ученого.
     Я вырос с этими именами, но Льва Николаевича ни разу не видел.
     Некий  тяжелый   осадок  от   фразы,  брошенной   после   моей  защиты,
Л.Н.Гумилевым в том плане, что "вы юристы скорее реабилитируете палачей, чем
их жертв", стала, может быть еще одной
     каплей.
     По возвращении в Москву,  я предложил Председателю правления Советского
фонда  культуры академику Д.С.  Лихачеву, у  которого  в то  время  работал,
обратиться  в  КГБ  СССР,  чтобы  в  соответствии  с Уголовно-процессуальным
кодексом РСФСР инициировать ходатайство о реабилитации Гумилева.
     Лихачев сказал: "Да, только напишите письмо, я его подпишу".





     Уважаемый Владимир Александрович!
     Советский  фонд культуры в рамках  программы "Возвращение забытых имен"
способствовал изданию произведений выдающегося русского поэта Н.С. Гумилева,
репрессированного в 1921 году. Стихотворения его опубликованы практически во
всех  толстых  журналах,  а  книги вышли  только  за  последние два  года  в
"Советском писателе", "Мерани", "Современнике", "Художественной литературе",
"Книге" и других издательствах. Произведения Н.С. Гумилева вошли в программу
высших учебных заведений.
     В ряде  издательств подготовлена к изданию биография  поэта, написанная
по архивным материалам, как правило, из личных собраний.
     Однако  в   оценке   последних  дней  его  жизни   и  преступления,  им
совершенного или не совершенного, документы расходятся.
     К  сожалению,  уточнить  действительную  вину  Н.С.  Гумилева без Вашей
помощи  не  представляется  возможным, ибо и  К.М. Симонов,  и Г.А. Терехов,
давшие противоположные оценки, умерли.
     Прошу  Вас  дать  распоряжение  ознакомить   ответственного  сотрудника
Советского фонда культуры Лукницкого Сергея Павловича с делом "Таганцевского
заговора"  в  той его  части,  которая касается Н.С. Гумилева, и,  возможно,
ходатайствовать перед Прокуратурой  СССР о его  реабилитации. С Прокуратурой
СССР (т. Абрамов И.П.) вопрос согласован.
     С уважением Д.С. Лихачев

     Как профессиональный чиновник, когда я писал  это  письмо,  то понимал,
каким способом  подвигнуть руководителя силового ведомства принять  решение,
которое было необходимо.  С И.П.Абрамовым я знаком не был, лишь был в курсе,
что  он не так давно  переведен в Прокуратуру  СССР на должность заместителя
Генерального прокурора СССР из КГБ СССР, курировать работу от контрразведки.
Это значит, что  в случае положительного  ответа на письмо  Крючкова,  вести
работу по реабилитации Гумилева поручат ему.
     После упоминания  имени Абрамова в письме  к Крючкову,  необходимо было
известить  об  этом Абрамова,  мало  того,  убедить его,  что  вопрос  с ним
согласован.  Я  позвонил  В.И.Илюхину,  он  тогда  возглавлял в  прокуратуре
соответствующее   управление.  Моей  задачей  было   получить  согласие   на
ознакомление с делом, и тогда попросить его самого переговорить с Абрамовым,
либо, что предпочтительней в  данной ситуации, -  получить от  него отказ, и
тогда уже самому  позвонить с  чистой  совестью  Абрамову, как  вышестоящему
начальнику.
     Илюхин - великолепный  юрист,  я с ним десять лет  спустя  встречался в
судебных процессах, и могу это свидетельствовать.
     И вот  когда,  после  жонглирования  правовыми  терминами,  Илюхин  мне
отказал в  решении  вопроса, сославшись на руководство,  от  которого  он не
получил  никаких  команд, я позвонил  его  начальнику -  Абрамову,  и, начав
разговор с комплиментов великолепному юристу - Илюхину, сказал, что мы с ним
вопрос по  Гумилеву  почти  решили, и  что,  понимая занятость товарищей  из
прокуратуры, я готов оказать содействие  в подготовке любого процессуального
документа  по  делу о  реабилитации  Гумилева.  При этом, конечно,  не забыл
добавить, что и сам  я юрист, и бывший работник Прокуратуры  Союза ССР и МВД
СССР,  и  секретарь  Союза  юристов  СССР,  и  даже  кандидат  наук. И,  уже
заканчивая разговор, словно вспомнил, что  академик Лихачев  подписал письмо
Крючкову, и,  конечно  же,  никто  не  сомневается, что именно он,  Абрамов,
поможет советским людям вернуть имя незаслуженно забытого поэта.
     Реакция Абрамова была мною ожидаемо - положительной.

     12 октября 1989 г.
     Из КГБ СССР позвонил  офицер В.С.  Василенко и предложил мне приехать в
любое удобное время, чтобы познакомиться с делом Гумилева.
     Впервые звонок из  этой организации нес радость. Это был день  рождения
моего отца.







     Уважаемый Дмитрий Сергеевич!
     Сообщаем,  что  просьба  Советского  фонда  культуры об  ознакомлении с
материалами архивного  уголовного  дела  на Гумилева Н.С.,  рассмотрена нами
совместно  с  Прокуратурой  СССР  (тов.  Абрамов  И.П.)  и  по  ней  принято
положительное решение. Для работы с указанными документами сотруднику Вашего
Фонда  т.  Лукницкому  С.П. следует обратиться  в Прокуратуру  СССР,  где  в
настоящее время находится дело на Гумилева Н.С.
     С уважением




     И вот  я  в  Прокуратуре  СССР,  в  соответствующем  управлении.  Пошел
представляться начальству. Илюхина, с  которым говорил по телефону, на месте
не было.  Поприветствовал  его заместителя  Л.Космарскую,  надписал ей  свою
книгу.
     После этих необходимых политесов... читаю "дело"  и делаю записи.  Меня
не  подгоняют,  и даже подсказывают детали, нюансы - прокурорские  тонкости,
которые  я могу не заметить  или не знаю,  впрочем, касающиеся  невиновности
Гумилева, а не вины поэта.
     После чтения дела пошел навестить своих бывших коллег на другой этаж.
     Надо  отметить,  что "третий  этаж"  -  это управление  особое.  Это  -
Управление по надзору  за исполнением законов  в органах госбезопасности.  И
просто  так там никто  даже из штатных  сотрудников прокуратуры не бывает. Я
же,  как  пресс-атташе  Прокуратуры СССР, бывал,  мало того -  подружился  с
некоторыми  сотрудниками.  Там  много  интересного.  Попадались,  не  только
фамилии  осведомителей  по  линии,  литературы и  искусства,  но  и  способы
использования их и  их  показаний  для  сюжетов разного  рода дел.  Меня  же
интересовали сюжеты для моих собственных будущих романов. Их тоже можно было
найти там.

     Результатом моего первого чтения дела Гумилева стала небольшая статья в
"Московских новостях", опубликованная 29 октября 1989 года:
     "Прокуратура  СССР  по ходатайству  Председателя  правления  Советского
фонда культуры  академика Д.С.  Лихачева  возвратилась  к делу  по обвинению
русского поэта Н.С. Гумилева в участии в "Таганцевском заговоре".
     Я знакомился с материалами, читая дело Н-1381. В нем более 100 страниц,
значительную  часть  которых  занимают  письма,  конфискованные  при  аресте
Гумилева  3.08.  1921   года.  Письма,  как  мне   объяснили,   не  содержат
криминальной  информации  и,  вероятно,  скоро  дождутся  своих литературных
исследователей,  ибо  принадлежат перу друзей  поэта,  деятелей  культуры  и
искусства.
     Страницы пронумерованы  пером и карандашом, иногда наблюдается  двойная
нумерация. Судя по этому и другим признакам, к делу возвращались не  раз, и,
может быть, сегодняшнее его появление в Прокуратуре СССР будет последним.
     В  деле имеются показания  В. Таганцева, который  заявил,  что  однажды
через  посредников  Ю.П.Германа   и  В.Г.Шведова  (Вячеславского)  предложил
Гумилеву  сотрудничество  и для  этой  цели передал ему деньги и  ленту  для
пишущей машинки для печатания прокламаций.
     Однако Гумилев  никаких действий  не предпринял, прокламаций  не писал,
хотя и не донес властям о готовящемся заговоре.
     Но, зная Гумилева, можно смело утверждать, что ни в какой заговор он не
верил,  а деньги взял  на  хранение.  Эти предположения подтверждаются также
показаниями  Гумилева,  который  сообщил   допрашивающему  его   следователю
Якобсону,  что его  посещал  еще поэт  Б. Верин,  пытавшийся  склонить его к
разговорам о политике. Но Гумилев его не принял.
     В дальнейшем В. Таганцев сообщил в своих показаниях:
     "Гумилев  был близок к советской ориентации,  стороной  я услыхал,  что
Гумилев  весьма  отходит далеко  от контрреволюционных взглядов.  Я  к  нему
больше не обращался".
     Но  не только  признания убежденного  врага Советской власти  позволяют
сделать вывод,  что  Гумилев стал  просто  жертвой  обстоятельств.  Личность
Гумилева, его литературные и научные труды, его вклад в культуру (в  33 года
- профессор) никак  не позволяют  его считать  врагом  народа,  ибо человек,
сделавший столько  полезного для страны, отечественной литературы, культуры,
географии, дипломатии, этнографии, может быть народу только другом.
     В деле  имеется документ, датированный 24.08.1921 года: "Приговорить  к
высшей мере наказания - расстрелу".
     И также ходатайство ряда деятелей культуры об освобождении Гумилева под
их поручительство.  Ходатайство  подписали  шесть  человек, в  том  числе М.
Горький,  М. Лозинский,  А. Волынский.  Три  подписи  неразборчивы.  Но это,
скорее  всего  Б. Харитон,  И. Мазуркевич,  А.  Маширов.  К  сожалению,  оно
передано было  в  ЧК  04.09. 1921  года, когда уже  было  поздно. По  номеру
регистрации можно, вероятно, установить, почему оно опоздало.
     Мы столько раз без суда  и  следствия репрессировали, что  давайте один
раз без суда и следствия реабилитируем. У  нас,  у  нашей  эпохи есть  шанс:
великодушно  простить великого гуманиста, учителя,  поэта, наконец, наивного
человека,  в  анкете,  в  графе  "политические убеждения" написавшего  своим
детским почерком: "аполитичен".
     Не хочется верить, что мы упустим этот шанс".
     После этой публикации мне снова позвонили, теперь уже из  Управления по
связям с общественностью  КГБ  СССР,  поблагодарили за публикацию, поскольку
теперь уже при работе с делом можно ссылаться на  мнение прессы и,  также, в
соответствии  с  УПК  РСФСР   иметь  информационный  повод  для   подготовки
ходатайства о пересмотре дела. И предложили еще раз просмотреть "дело".


     Да, действительно, сколько всего нужного, важного, я пропустил в первый
раз.  Нашел  массу нюансов для реабилитации в плоскости  действовавшего УПК.
После  работы  с "делом" меня пригласил  заместитель  генерального прокурора
СССР И.П.Абрамов.
     -  Молодец, профессионально закрутили  историю, -  сказал он,  - теперь
надо положительно  и грамотно  ее закончить.  Ведь  вы  и сами видите,  что,
исходя  даже  из  "сценария"  дела, Гумилев  должен  быть  реабилитирован на
основании  хотя  бы или отсутствия в его действиях состава преступления, или
не доказанности обвинения. Последнее менее желательно. Так ведь?
     Я  внимательно  слушал  из  его  уст  мои  собственные  слова,  которые
буквально  полчаса  назад  говорил  следователю.  Но   одну  фразу  я  тогда
следователю не сказал:
     -А может быть -  "за отсутствием события преступления",  - предложил  я
вовсе н е в е р о я т н о е.
     Абрамов  поморщился, и  я понял, что мы  еще не готовы были  прекратить
игру в то, что заговор все-таки был.
     -Народ нас не поймет, - сказал он много раз слышанную мной и принятую у
функционеров фразу.
     -Конечно, прямых доказательств - причастности  Гумилева  к преступлению
нет, - продолжил Абрамов,  - но  есть проблема.  Жив единственный свидетель,
который  может воспротивиться реабилитации, - Ирина Одоевцева8. Она в  своей
книге "На берегах  Невы" продолжает настаивать  на  причастности Гумилева  к
заговору.
     Я  постарался  объяснить  Абрамову,   что   книга  "На  берегах  Невы",
выпущенная  в  1967  году  -   это  произведение  художественное,   где  все
действующие  лица, пусть  и с  подлинными  именами,  но  -  ее  литературный
вымысел.  А  ее  выступления  по  телевидению  и  в   печати  -  цитирование
собственных книг.  Никакого отношения к показаниям по "делу" это не имеет. К
тому же Одоевцева не хочет знать,  что  книга с  названием "На берегах Невы"
уже  выходила  в   1961  году.  Она  была  написана   моим  отцом,   который
действительно  любил Ленинград,  защищал его, и не  мыслил покинуть,  сменив
имя,  хотя ему, дворянину, непартийному, нелегко приходилось. Он чтил память
поэта Гумилева, и,  собирая  и  храня документы о его творчестве  и жизни  с
риском  для своей, не  мыслил досочинять,  подсочинять  или присочинять  его
биографию...
     И тогда  я осмелился задать вопрос: действительно  ли  Одоевцева с 1918
года  была осведомителем  Петроградской ЧК, и что, якобы, именно за  это, на
основании  определенных  обязательств  перед  ней спецслужбы отпустили  ее в
эмиграцию?
     Может быть, Абрамов был не в курсе этого,  он  просто перевел разговор,
заверив  меня,   что  я   могу  быть  полезен  как  консультант  в  процессе
реабилитации Гумилева.
     -Но  процесс этот  будет  долгим, -  добавил  Абрамов,  ибо на изучение
десятков томов дела "Таганцевского заговора" уйдет много времени.
     Воспользовавшись заминкой Абрамова в деликатном  вопросе, я попросил  о
весьма для меня главном:
     -Прошу Вас, Иван Павлович, в следующий  раз допустить к чтению дела мою
маму.
     -А он будет этот, следующий раз?
     -Должен  быть.  Только мама  знает почерк  Гумилева.  У нее  подлинники
стихов и работ  поэта. Она уже  больше  40 лет работает с архивом. И  еще...
ведь и Вам, и Сухареву  надо остаться в истории страны не в качестве...  - я
запнулся.
     -Пусть будет мама, - тоже запнувшись, разрешил Абрамов.

     12 ноября 1989 г. газета "Московские новости" вышла с такой репликой:
     "Двадцать  лет  назад  в  юношеском  зале Ленинки некий  девятиклассник
спросил  у библиотекарши стихи Николая  Гумилева,  за что был препровожден в
кабинет заведующей залом. Подростку разъяснили, что  поэт был врагом народа,
расстрелян  как  антисоветчик и вести  пропаганду его  творчества Библиотека
имени В.И.Ленина не намерена.
     И  вот  теперь открываю  "МН" No 44  и  в  заметке заведующего  отделом
Советского фонда культуры Сергея Лукницкого читаю:
     "Прокуратура СССР...  возвратилась к делу по обвинению  русского  поэта
Н.С.Гумилева"  и  дальше...  "Но  не  только   признания  убежденного  врага
Советской власти позволяют  сделать  вывод, что Гумилев стал просто  жертвой
обстоятельств..."
     Странная  логика.  И мало  чем отличается  от логики  той  библиотечной
надзирательницы  образца  69-го.  Само  словосочетание   "враг  народа"  нам
предлагается без всяких  кавычек,  употребляется, словно никакая перестройка
его не коснулась, сути и подлости этих слов не обнажила.
     Может быть, автор просто оговорился? Нет, это позиция. И два  последних
абзаца убеждают нас в этом.
     "Мы столько раз без суда и  следствия  репрессировали, что давайте один
раз  без  суда и  следствия реабилитируем. У  нас,  у нашей эпохи есть шанс:
великодушно  простить великого  гуманиста, учителя, поэта, наконец, наивного
человека,  в  анкете,  в  графе "политические  убеждения"  написавшего своим
детским почерком: "аполитичен".
     Не хочется верить, что мы упустим этот шанс".
     Возвратиться  к  делу по обвинению  - пересмотреть  все дело. Но  автор
призывает   следствие    свернуть,    а   расстрелянного   поэта   посмертно
амнистировать. Простить - и вся недолга.
     Не  слишком  ли часто лица, допущенные к делу Гумилева, нас убеждают  в
его  формальной виновности: дескать, в заговоре поэт  не  был, но  знал и не
донес.  Как  в  прежнее  время   нас  убеждали,  что  Гумилев  был  активным
заговорщиком. И мы верили, что ж, поверим и сейчас?
     Заметку С.Лукницкого не могу воспринять иначе,  чем давление на  органы
Прокуратуры  в момент пересмотра дела. Если следственное дело  вновь канет в
чекистских архивах, мы не узнаем, как обстоит дело и "виной" не донесшего на
товарищей  поэта?  Нет, я не  сомневаюсь, что он не донес. Я  сомневаюсь - и
пока  дело не  опубликовано, буду  иметь  на  это  право  -  что  вообще  он
существовал,  этот  самый  Заговор  Таганцева.  Я  думаю,  пока мне  и  моим
соотечественникам  не  докажут обратного, что  дело Гумилева -  липа, а если
Гумилев  расстрелян "за дело", а  не как в том же Петрограде  в те  же  годы
расстреливали у  стены  Петропавловской  крепости  заложников  из  "бывших",
извольте это доказать гласно.
     Прощение,  которое,   по  сути,  вымаливает  автор  для  Гумилева,  мне
представляется глубоко безнравственным.
     Андрей Чернов
     член СП СССР".

     Много   лет   прошло   после   этой   истории,   жизнь  показала,   что
безнравственным  оказался  Чернов.  Не  знаю,  по  чьему  наущению,  или  от
собственного недомыслия, но  своей заметкой, подшитой в  дело Гумилева,  где
слова "давление  на органы  Прокуратуры" подчеркнуты, он надолго "заморозил"
реабилитацию, и, кроме того, показал, что, к сожалению, у  всякого поступка,
в том числе и  недобропорядочного,  находятся свои защитники даже  в  кругах
интеллигенции.
     И, увы, не только Чернов "запрягал телегу впереди  лошади" в те годы. В
литературном энциклопедическом словаре под общей редакцией В.М.Кожевникова и
П.А.Николаева, изданном в 1987 году  издательством  "Советская энциклопедия"
на странице 588 есть крошечная  в  полторы строки, заметка: "Гумилев Николай
Степанович (1886 -  1921); расстрелян  как участник контрреволюц. заговора),
рус. поэт". Далее перечисляются книги стихов. Редколлегия словаря, в которую
вошли  видные ученые  и  писатели Л.Андреев, А.Бочаров, З.Кедрина, Д.Марков,
М.Пархоменко  сочли  именно  такую  информацию  о  Гумилеве исчерпывающей  и
необходимой. Даже в  1980-м,  в предыдущем издании  этого словаря информация
была обширнее, с оценкой творчества, характеристикой трудов и т.п.




     Уважаемый Александр Яковлевич!
     В настоящее время в Прокуратуру  СССР по  ходатайству Советского  фонда
культуры  поступило  на  рассмотрение  дело  по  обвинению   русского  поэта
Н.С.Гумилева в участии в Таганцевском заговоре 1921 года.
     Заведующему отделом СФК  т. Лукницкому  С.П. было  поручено изучить это
дело и выступить с публикацией, что и было разрешено  Председателем КГБ СССР
т.  Крючковым В.А.  и заместителем Генерального прокурора  СССР т. Абрамовым
И.П.
     Публикация увидела свет  29.10.89 г.  в газете "Московские новости", но
опубликованных  сведений  оказалось  недостаточно   для   изучения  личности
Гумилева,  круга его литературных знакомств  и привязанностей. Эти сведения,
однако,  можно почерпнуть из переписки, содержащейся в деле.  Переписка, как
было сообщено, не содержит сведений, имеющих правовую подоплеку.
     В связи с этим прошу Вас разрешить еще одну, более обширную  публикацию
в  журнале  Советского  фонда   культуры  "Наше  наследие",  предоставив  т.
Лукницкому С.П. возможность еще раз поработать с делом.
     С уважением Д.С.Лихачев

     27 ноября 1989 г. Звонил из "Огонька" Л.Прудовский, сказал,  что Чернов
просит извинить его за  выступление  в  "Московских  новостях",  что  он, не
глянув в  святцы,  что-то там натворил  с  колоколом. Я заочно  извинения не
принял.
     В  тот же день по  телефону угрожали, что добьются лишения меня диплома
юриста и выгонят из партии. Кто звонил? Ну не КГБ же? Наступало такое время,
когда слушать  это было не то что не страшно, а  просто противно. Тем более,
обладая  интуицией, я  догадывался  откуда  звонили, даже почти  уверен - из
редакции одного недавно созданного культурологического журнала...
     Шли дни,  а Чернов так  и не  позвонил сам. Я вспомнил строки Гумилева:
"Отчего же бывает так трудно трусу панцирь надеть боевой?"
     3 января 1990  г.  После  моего знакомства  с "делом" и двух публикаций
материала в  газете "Московские  новости"  мы  смотрели "дело" уже  вместе с
мамой.
     Хотя и  для меня "дело  Гумилева" не просто очередной рабочий момент  в
моей  многогранной деятельности, мне казалось вполне  естественным, что  то,
что я видел, происходило сейчас в том учреждении: обычная, как и все другие,
папка...8 из сотен тысяч, из миллионов...
     Не раз в период моей службы здесь, я видел подобное. Но мама...
     Она тоже была  здесь, в Прокуратуре СССР не в первый раз. Она пришла во
второй. А за 35 лет до этого, второго, раза она приходила сюда за справкой о
реабилитации  ее  матери. Тогда ей  стало плохо,  потому что  в справке было
напечатано, что ее мать - невиновная - провела 15 лет в ГУЛАГах и ссылке.
     И  вот мы  здесь.  В  прокуратуре.  И  оказалось,  что  папки  нет.  Ее
долго-долго искали, я  все понимал,  был  почти уверен, что здесь нет  "злых
сил", просто  "Дело Гумилева" - одно из многих,  - в потертой,  слежавшейся,
матово-коричневой, зашнурованной папке с длинным-длинным архивным номером за
1921 год, где-то заложено среди таких же...
     Я ждал  почти спокойно, только шепотом ворчал  на маму, потому  что она
волновалась...
     Я вытащил нитроглицерин. Не знаю еще зачем.
     И тут, слава Богу, папка нашлась!


     Работа  с  "делом"  спрессовалась   во  времени.   Желание  скопировать
документы  в  с  е, в  точности с подлинников -  безмерно, а перед столом  -
пожилой  человек, прокурор,  ни разу  не  присев,  ждет, когда мы закончим и
вернем  "дело" из наших рук в  его руки. Он - мой знакомый, бывший коллега -
П.Горбунов.
     В  процессе  работы  возникали  вопросы,  неясности.  Мы  по  мере  сил
разбирались  в  них.  Попытались воспроизвести  смытые  временем  порядковые
номера листов,  документов,  мы  могли  ошибиться  в  нумерации,  ибо  листы
повторялись   (рукописные  и  перепечатанные).   Бумага  пожелтела,  чернила
выцвели,  поблекли   карандашные  записи,   устарели  почерки.  И,  главное,
документы располагались не всегда хронологически.
     Часть "дела" было вообще невозможно прочесть. Время стерло текст. Может
быть,  условия хранения, или может быть перманентная эвакуация архивов НКВД?
Как бы то ни было, некоторые листы  дела, во всяком случае, - незначительные
- такие как квитанции, могли выпасть из поля зрения.
     На  некоторых справках  из  адресных столов,  от домуправа,  ордере  на
арест,  на  обыск, а  также  на  письмах,  квитанциях,  записках, изъятых  у
Гумилева при аресте, отсутствуют либо даты, либо подписи, либо фамилии, либо
имена.
     Орфография и синтаксис даны так, как они есть в подлиннике.
     Нам  с мамой  кажется, что мы только что начали, и терпеливый прокурор,
нагнувшись  над нами  с  проступившими каплями пота на  лбу,  пытается  даже
помогать нам. А  двое других сидят  за  соседними столами, занимаются своими
ответственными делами, и они тоже приветливы и благожелательны, но им нельзя
мешать: нельзя громко начитывать на диктофон...
     И все  же мама начитывает.  Иначе,  как быть, как представить дело. Она
знает  почерк Гумилева,  я  проверяю  за  ней  все,  сколько  точно бумажек,
клочков, обрывков; что-то в них...
     А  время  бежит, обгоняет нас, уже объявлено партсобрание, и  мы знаем,
что  остались мгновения  этого  последнего  свидания  с  "делом". Дальше оно
уйдет,  спрячется,  может  быть, теперь, Бог даст, не навсегда,  может быть,
теперь  недолго  ждать его  рассмотрения... а  пока  перед  нами  впервые  в
истории: "Дело  Н.С.Гумилева".  Точнее -  листы уголовного дела по обвинению
Николая   Степановича   Гумилева   в   участии   в   Боевой    Петроградской
контрреволюционной  организации  -  в  заговоре,  во  главе  которого  стоял
профессор В.Н. Таганцев.

     22 апреля 1990 г. еще одно письмо.

     Глубокоуважаемый Дмитрий Сергеевич!
     Как мы  с  Вами договаривались, я  подготовил текст  проекта протеста в
Президиум  Верховного  суда СССР  по  делу  Н.С.Гумилева  для  передачи  его
А.Я.Сухареву. Сопроводительное письмо к протесту подписал Председатель Союза
юристов СССР А.А.Требков.
     Я полагаю, что при  встрече Вашей с Генеральным прокурором СССР было бы
целесообразно  передать  ему  кроме этих  документов еще  и  Ваше  письмо, в
котором нужно потребовать реабилитации Н.С.Гумилева, а не разрешения на  его
издания, Гумилев нужен России и гражданином, и поэтом.
     Что касается Вашего письма Сухареву,  я готов приехать  к  Вам в  любое
удобное для Вас время и перепечатать его на пишущей машинке, которую захвачу
с собой.
     Надеюсь на встречу
     С уважением, Сергей Лукницкий

     В ответ получил приглашение приехать к Лихачеву и "поработать на правду
истории".
     "Правда"  вылилась  в   очередное   послание  небожителям,  которое   я
подстраховывал письмом из Союза юристов СССР, где в то время работал.






     Глубокоуважаемый Александр Яковлевич!
     Обращаемся  к  Вам  с   просьбой   ускорить   рассмотрение  вопроса   о
реабилитации русского поэта Н.С.Гумилева, репрессированного и расстрелянного
в 1921 году в Петрограде.
     Более 20  изданий Н.С.Гумилева только  за последние  2  года, множество
публикаций его биографий, в том числе материалов "Дела" свидетельствуют, как
мне кажется,  не только о  его невиновности, но и  о  его гражданственности,
патриотизме, любви к России и ее будущему.
     Однако я  счел возможным  обратиться  в Союз  юристов  СССР с  просьбой
высказать свое мнение о Н.С.Гумилеве и его деле с правовой точки зрения.
     Ответ я прилагаю. Д.С.Лихачев






     Уважаемый Александр Яковлевич!
     По просьбе Председателя Президиума Советского фонда  культуры академика
Д.С.Лихачева, Союз юристов СССР принял участие  в  изучении  дела известного
русского поэта Н.С.Гумилева, репрессированного и погибшего в 1921 году.
     Ответственные сотрудники  Союза  юристов  СССР  тт.  Лукницкий  С.П.  и
Морозов  С.Б., в прошлом работавшие в  Прокуратуре Союза ССР, ознакомились с
делом Н.С.Гумилева и, изучив его и  множество  сопутствующих документов, еще
раз пришли к выводу, что Н.С.Гумилев не был виновен в  инкриминированном ему
деянии, и поэтому его доброе имя должно быть возвращено Отечеству.
     В связи с изложенным,  прошу Вас рассмотреть подготовленный нами проект
Протеста  по  делу Н.С.Гумилева,  и, если сочтете  возможным, принести его в
порядке надзора в Президиум Верховного Суда СССР для принятия окончательного
решения.
     С уважением,



     Если  бы  я  сочинял  пьесу,  непременно  включил  бы  в  нее  наверное
сомнительный с  точки зрения  государственного здравого  смысла  эпизод,  но
интересный  и не только в  сценическом отношении, но  и в постижении высоких
тайн, которые станут когда-то знаниями.
     Дело в  том,  что документов, свидетельствовавших о  расстреле Гумилева
нет. Их в деле нет. Их нет вообще. Их не сущестует!
     Но зато ходит по людям легенда, будто бы Гумилев и другие такие же, как
он, которых везли  из Петрограда на  расстрел, при  странных обстоятельствах
исчезли.
     Будто  бы  в небе появился  огненный столп, в  виде  громадной  горящей
крутящейся колонны. Столп надвинулся к земле, вобрал в себя приговоренными и
исчез.
     Вместе с ним исчезли смертники.
     Как кого,  но меня устраивает  такая  легенда... Языком легенд  не одно
тысячелетие  говорила  мудрость...  К  тому  же  сам  Гумилев  говорил,  что
пришествие Бога на землю может случиться в образе поэта. Во всяком случае "О
малом, незначительном и жалком человечество не слагает  легенд... во  всяком
случае, каждая легенда содержит нечто необычное".
     Матери Гумилева до самой смерти виделось именно такое разрешение судьбы
ее сына.
     Но,  в  конце  концов,  такая  фантастика может  только  способствовать
Ленинградскому  (Санкт-Петербургскому)  областному  суду принять решение  об
установлении  места  гибели,  а  Мэру  Санкт-Петербурга  -  об  установлении
памятника поэту России?

     Со  Станиславом Борисовичем Морозовым  (трибунальцем, коперангом,  моим
коллегой) мы действительно подготовили проект протеста, который лег  на стол
Генеральному прокурору  СССР А.Я.Сухареву. Чтобы  он  про  него  не забыл, а
заодно не забыли бы и следующие генеральные прокуроры, мы опубликовали его в
"Юридической  газете". Это  была  газета М.С.Горбачева и  все  юристы страны
обязаны были читать ее.
     Прошел еще год. Умерла Одоевцева.  По странному  стечению судеб  в  тот
день, Сухарев был освобожден от должности  Генерального прокурора страны. Он
не только не подписал документ за это время, но не знал, что у него лежит на
собственном рабочем столе.
     Наконец, - 30 сентября, в день Ангела моей
     Мамы-Веры нашему протесту был дан ход.
     Новый   Генеральный  прокурор  СССР  Н.С.Трубин   обнаружил   на  столе
предшественника  бумаги,  газету,   подготовленный  нами  проект   правового
документа. Может быть, он еще  до этого даже и  телевизор смотрел,  ведь, по
крайней мере восемь маминых и  моих передач  прошли  за это время по  разным
телеканалам на  данную тему. Так что общественное мнение  в рамках УПК РСФСР
ожидало подвигов прокуратуры.
     Теперь  можно  было  не  сомневаться  поступить  по  закону.  И  Трубин
поступил: принес протест в Президиум Верховного суда России.
     Не  сомневались  потом многие.  Наделали  телепередач,  писали  статьи.
Использовали   абсолютно   все  материалы,  которые   мы  с   мамой  добыли,
естественно, ни ее, ни меня не упоминая. Пару раз, я специально не исправлял
ошибки в своем  тексте, так  сними и проходила  "их" информация... Но не это
главное.

     Теперь,  когда  есть результат  меня  волнует  вопрос  кем же  все-таки
реабилитирован Гумилев?
     Новой  властью?  А имеет ли  она  на  это  право?  Не  слишком  ли  это
ответственно  реабилитировать  поэта?  Может  быть  еще  ответственней,  чем
казнить.
     Если эта  новая власть,  преемница  той,  которая  началась в феврале и
закончилась  в  октябре   семнадцатого,   то   тогда   значит,  Гумилева   и
реабилитировать было не нужно, значит он не виновен ни в чем?
     Давайте пофантазируем  на  немодную  сегодня  тему  о  том,  что  между
октябрем семнадцатого и августом девяносто первого, была какая-то история. И
она  уместилась   на   двадцати-тридцати  страницах  нового   учебника   для
школьников. В этом случае можно считать только одно: Советская власть была и
ушла, Гумилева не реабилитировав.
     И  что  мне  делать  в  этом случае?  Написать еще  одно,  последнее  в
отношении Н.С. Гумилева письмо очередному Генеральному прокурору,  в котором
потребовать возбуждения в отношении  Н.С. Гумилева уголовного  преследования
по признакам  статьи "измена Родине", выразившемся  в  неучастии  поэта (что
доказано ныне судом)  в заговоре, способном,  быть может, остановить зачатье
преступной политики государства?







     "Дело взято на тематический учет".







     Дело по обвинению Гумилева Николая Степановича












     (Обложка дела, голубой картон - авт.)9
     Н-1381
     В.Ч.К.
     Дело No 214224
     "ПБО"
     Соучастники
     (Гумелев Н.С. - 104 стр.) (Так! - авт.)
     том 177
     Арх. No в 382 томах


     (Отсутствует - авт.)


     Справка.
     "В этом томе первый лист - фотокарточка,
     которая из дела изъята и находится в альбоме" 25.II. 1935 г.
     (Без подписи - авт.)

     (Первый  раз 25.11.  1935 г. возвращался  к  нему  Я.С Агранов (видимо,
помятуя  свою  дружбу с поэтами), изъял из дела  предсмертное  фото Гумилева
анфас и в  профиль. Вскоре Агранов был расстрелян. Да поймет  меня правильно
читатель,  я не  питаю  иллюзий насчет  заместителя  Верховного  палача,  но
привожу  документ.  А  что касается профиля Гумилева, можем представить  его
себе по силуэтам Кругликовой, а степень его истощения и униженности в тюрьме
каждый пусть откроет для себя сам.
     Здесь  же хочу разъяснить  читателю понятие "альбом". Дело в  том,  что
когда ленивые чекисты боялись, ленились или не хотели проводить очные ставки
или опознания, они  брали фотографию нужного им  лица и после этого вымогали
признание другого  лица:  "что это он,  это  -  враг, это  тот  самый". Так,
вероятно,  было  и  с Гумилевым.  (Разъяснение  бывшего прокурора  Отдела по
надзору  за   следствием   в   органах   госбезопасности  Прокуратуры   СССР
В.Никонова).
     А  может быть с  альбомом это очередное вранье, ведь для  чего забирать
фото в  альбом  через четырнадцать лет после смерти поэта. Только на память.
Может  быть, кто знает, когда Яков Саулович понял, что тучи сгущаются и  над
ним,   вспомнил  как  много  лет   назад  кто-то  обращался  к  приятельнице
Маяковского Лиле Бриг, в любовной связи  с которой почти официально  состоял
Агранов с  просьбой помочь, - и взял фото на  память.  А может действительно
хотел сделать напоследок доброе дело? Маловероятно.
     И нельзя ли предположить еще одну  версию? Виртуальную! Гумилева вообще
не расстреляли, ибо ни материалов к тому в деле, ни каких либо намеков на их
существование нет! А через четырнадцать лет, т.е. в 1935-м фото понадобилось
для опознания...возможно мссыльного - авт.)


     (Рука Н. Гумилева - авт.)
     фамилия: Гумилев
     имя и отчество: Николай Степанович
     звание: дворянин
     время рождения: 1886
     ближ. родственники: жена, дочь
     национальность: русский
     подданство: русское
     документы о личности: трудовая книжка
     жительство: Петроград
     был ли за границей: да
     место службы: Всемирная литература
     род занятий: член коллегии
     принадлежность к партии: нет
     привлекался ли ранее: нет
     арестован: 3.8
     по ордеру: 1071
     по инициативе Ка... (неразборчиво - авт.)


     (На маленьком бланке - авт.)
     Засада (рукою, чернилами - авт.)
     Произвести обыск и арест
     Гумилев  Николай Степанович,  проживающ. по Преображенской ул.,  д 5/7,
кв. 2
     по делу No 2534 3 авг. 192110


     Петроградская Чрезвычайная комиссия
     секретно-оперативный отдел
     талон ордера 1071
     (Незаполненный бланк с подписью и печатью! - авт.)11


     к делу 25342
     Петроградская Чрезвычайная комиссия
     секретно-оперативный отдел
     на двое суток
     Ордер 1071
     3 авг. 1921
     Выдан сотруднику Мотивилову (? - авт.)
     Производство обыска и ареста
     Гумилева Николая Степановича
     и по усмотрению в пред...(неразборчиво - авт.)
     Петрограда
     по адресу Преображенская 5/7 кв.2
     Все должностные лица и граждане
     обязаны оказывать указанным сотрудникам
     полное содействие
     Председатель комиссии (подписи нет - авт.)
     (печать)
     Зав.секр.опер.отделом (подписи нет - авт.)
     2 экз. протокола

     ЛИСТ No 6 (продолжение)
     Протокол
     На основании ордера Чрезвычайной комиссии по борьбе с
     контрреволюцией и спекуляцией при Союзе Комун. Северной
     области за No 1071 от 3.8.1921 произведен  обыск д No 14 кв. 34, по ул.
Морской.
     Согласно данным указаниям, задержаны (! - авт.) гражданин Гумилев
     Николай Сергеевич (! - авт.). Взято для доставления в
     Чрезвычайную Комиссию следующее (подробная опись).
     Переписка, другого ничего не обнаружено.
     Оставлена засада до выяснения.
     Заявления на неправильности, допущенные при производстве
     обыска нет.
     Расписался Н. Гумилев
     (рука Н. Гумилева - авт.)
     Добавления
     Все заявления и претензии должны быть занесены в протокол.
     После подписания протокола никакие замечания не принимаются.
     Комиссия отвечает только за то, о чем упомянуто в протоколе.
     Обыск производил сотрудник для поручений
     Мои...
     (подпись  неразборчива,  но  ни на  Мотовилова,  ни  на  Мот...,  ни на
Матовилова, - см. Лист No 5, - не похоже - авт.)
     Все указанное в протоколе удостоверяем
     Представители домового комитета И. Гусев
     дворник (подписи нет - авт.)
     Кроме того, подписали (подписей нет - авт.)
     Примечание. Один экземпляр протокола должен быть оставлен  под расписку
представителей Домового комитета


     Петроградская Чрезвычайная комиссия
     секретно-оперативный отдел
     талон ордера 1096
     (Незаполненный бланк с подписью и печатью! - авт.)


     Ордер на обыск от 5.8.21
     (Чистый бланк - авт.)


     Цена 3 коп. 1917
     Справка адресного стола
     Гумелев Александр Васильевич (так! - авт.)
     урожд. Арханг. губернии, Шелкур. уезда
     Усть... (неразборчиво - авт.) волости 23 лет, православный.
     По сведениям адресного стола на жительстве в
     в Петрограде значится в доме под No 39/24, кварт. No 134,
     Рождественской улице 4.8.21


     Цена 3 коп. 1917
     Справка адресного стола
     Гумилев Дмитрий Степанович
     гражданин РСФСР 34 года православный д. 20/65 кв. 15
     Ивановская ул. Московской части участка 4.8.21
     (Брат Н.С. Гумилева; возраст указан неверно - авт.)


     (На маленьком бланке - авт.)
     Петроградская чрезвычайная комиссия
     секретно-оперативный отдел
     ордер 1096
     5 авг. 21
     сотр. Богранову и  Сомедову  (фамилии  написаны иным почерком,  чем все
остальное - авт.)
     Произведен обыск у гр-на ... по адресу Преобра. д. 5/7 кв. 2
     (Печать, подпись - авт.)


     (Серая бумага, без названия учреждения - авт.)
     Произвести обыск у гр. Гумилева Н.С.
     Преображенская 5/7 (чернила - авт.)
     по делу 2531
     5.8.21 (красный карандаш - авт.)
     Зав. отделом (подпись, похоже, Серов - авт.)
     Следователь (подпись, похоже, Гольденко - авт.)
     Богданов (чернила - авт.)


     6413 Талон квитанции к делу
     Денег советских 16 000 р.
     старинных монет, гривенник (фраза прочитывается не полностью - авт.)
     1 зол. 48 у. (или д. - авт.)


     (Копии протоколов  допросов,  задержаний, упомянутых на листах 3 - 13 -
авт.)


     Доклад
     В Петроградскую губернскую Ч.К.
     Ввиду  того,  что  д. No  11  по  Пантелеймоновской  ул.  содержит  142
квартиры,  из  коих  несколько  не  занятых и домовые  книги  ведутся крайне
безпорядочно (так! - авт.), точно установки в такой краткий срок, сделать не
ни какой физической возможности, тем более,  что заведывающий (так! -  авт.)
дом. и домовой книгой за  свое кратко-временное (так!  -  авт.) пребывание в
этой должности еще не успел ораентироваться (так! - авт.).
     2.8.21
     Коркий или Корский (авт.)


     (Квитанции,  записки  управдомов, почти все  -  неразборчиво, слиплось,
выцвело, превратилось в целлюлозный ком - авт.)


     В Петроградскую Чрезвычайную Комиссию (отпечатано на машинке
     фиолетовым шрифтом - авт.)
     Доклад
     По установке про  гр-на Гумилева Дмитрия Степановича выяснено только по
домовой  книге, по Ивановской ул. д. 26/65 следующее:  С 3-го  мая 1918  был
прописан прибывший из  Лондона  через  Мурман (так! -  авт.) Гумилев Николай
Степанович, русский, писатель  и так же была прописана г-жа Анна  Степановна
Гумилева 23 лет, русская, прибыла в этот дом в кв. 15 с родины  13 авг. 1918
г. 16 авг. 1918  г.  выбыла в гор. Бежецк 21 авг. 1918 в указанную  квартиру
опять  прибыли вышеназванные  гр-не из Бежецка  и 4 апр.  1919 выбыли не дав
сведений. 30 сент. 1918 с Фонтанки 18 в кв. 15 д. No 20/65 по Ивановской ул.
прибыл Гумилев Дмитрий И. (так -  авт.) 34 лет, русский,  при  родных, с ним
жила гр-ка Анна Андреевна Гумилева,  сестра милосердия, временно  состоявшая
при учете в Троицкой общине. 4 апреля 1919 г. выбыли, не дав сведения.
     Потом значится,  что из Царского Села 20  октября 1918 А.И. Гумилева 42
лет,  вдова отставного  статского советника  при  сыне, а  25-го  янв.  1919
возобновила новые  документы,  от  1-го гор.  Совета,  что  является  гр-кой
Тверской губ. Бежецкого уезда, Невской  области, дер. Венново, выбыла 4 апр.
1919 г. В этой квартире теперь проживают другие лица.
     2/VIII-21. Зам. нач. аген. Матвеев (? - подпись неразборчива - авт.)


     (Копия доклада в Петрогубчека - авт.)


     Доклад
     В Петроградскую Ч.К.

     По мимо Д.К.Т. (так -  авт.) установили, что г-н Гумилев Ник.Степанович
действительно проживает по Преображенской ул. д. 5/7, кв. 2.
     Основная    профессия:     профессор,     служит    преподавателем    в
Губполитпросвете.
     2/8-21
     подпись Матовилов (единственный раз более или менее разборчивая подпись
- авт.)


     (Маленькая смятая, пожелтевшая записка - авт.)
     Екатеринодар
     Рашпилевская улица
     д. 78, кв. Чхеидзе 2


     Издательство Всемирная литература
     Гос. изд. Петербург. Моховая, 36
     тел. 4-79-32 73-32 51-19
     тел. редактора 1-13-65
     (рука Гумилева - авт.)
     1) Поэтика. ... (неразборчиво - авт.), арабо-персидская, инду...
     (неразборчиво - авт.), классическая, романтическая,
     сентиментальническая (так! - авт.), реалистическая, символическая,
     акмеистическая, футуристическая
     2) Энгельгардт 10
     3) Мои рассказы и статьи
     4) Георгий Иванов
     5) Ремизов
     6) Амфитеатров
     7) Замятин


     Милый Николай!
     Пожалуйста непременно будь сегодня в Союзе - чтобы уговориться
     с Кельсоном насчет всех дел... (неразборчиво - авт.) молодых и пр.
     Он будет там в 11 часов вечера.
     подпись (неразборчива - авт.)


     (Записка на клочке бумаги, чернила - авт.)
     Николай Степанович
     Ждем Вас до 41/2 часов
     Звоните 1.00.90.
     Есть новости
     (Без подписи - авт.)


     (На клочке бумаги - авт.)
     Кузьм. Караваев
     Фурштадская 11, кв. 2
     5.70.09
     Вагон 14-71
     1 кл.
     К 11 часам придти


     (Карандаш - авт.)
     Тел. 6-75.00.
     Акимова


     (На клочке - авт.)
     99-28
     Брагинский
     Изв. 45


     (На бланке издательства "Петрополис" - авт.)
     Petropolis
     Членский билет No 20
     Гумилев Николай Степанович
     Книжный распределительный пункт под покровительством Комиссии
     по улучшению быта ученых


     (На клочке - авт.)
     Сем. Мих. Горелик


     (На клочке бумаги - авт.)
     Надежда Александровна Замиу... (неразборчиво - авт.)


     (На клочке - авт.)
     Зифъ 402-51 т. 22-92
     459-57
     0712-2
     (Карандаш - авт.)


     (Открытка - авт.)
     Угол Невского и Мойки
     Дом Искусств квартира Гумилева 21.06.21
     Frau Гумилевой
     Спешность просьбы не дает возможности узнать Ваше имя отчество а потому
вопреки элементарным правилам корректности приходится писать без  обращения.
Надеюсь Вы поймете меня и простите такое начало. Возвратившись из Петрограда
знакомая курсистка сообщила, что письмо адресованное Вашему мужу за отъездом
последнего вручено Вам. Колоссальная просьба  сохранить его  и передать  при
встрече Вашему мужу. Кстати, если Ваш муж найдет свободную минуту для ответа
пусть кроме дома искусств осведомит меня о доме литераторов. 1) Каковые силы
его  обслуживают 2) Какого настроения работы  пользуются спросом 3) есть  ли
надежда на сотрудничество и наконец  4)  гонорар и т.д.  (хорошо бы получить
один-два номера журнала). Болезнь выбросила меня  за  борт жизни,  а условия
существования  сделали  из квартиры  ракушку  "рака отшельника".  Культурная
жизнь проходит  боком, материальный кризис углубляется по определению  самой
современности. Приходится отложить в сторону "архивы" и стоит поискать точку
приложения сил в Ваших краях. Прошу простить,  что утрудил ваше внимание и с
извинениями за беспокойство и принять свидетельство моего к Вам почтения.
     Экс журналист Конст. (далее неразборчиво. М.б., Рушанов?
     Русинов? Рустинов? - авт.)


     Почтамтская, 20, кв. 7
     т. 28-81
     Милый Николай!
     Пожалуйста  приходите  сегодня  с Анной Николаевной к нам  и приведи  с
собой Михаила Леонидовича, если он  будет у тебя.  Приходите непременно. Мне
самому нельзя уйти из дому, потому, что у меня будет один корпусной товарищ.
     Гво (неразборчиво - авт.)


     (Карандаш - авт.)
     Александр Морицевич
     Данкман
     Управдел. и зав. фим. частью
     1-го госуд. театра для детей
     Неглинная ул. No 9 около Кремля
     Между 12 и 2 в понедельник
     (Приписано чернильным карандашом сбоку - авт.)


     (Карандаш, рука Гумилева - авт.)
     Понедельник
     Нина Шишкина
     Фiуме
     Немирович
     Вторник
     Пьеса Оцупа пост... (неразборчиво - авт.)
     Софроницкий
     Флит
     Мой роман (обведено овалом - авт.)
     Среда
     Львова
     Мой роман
     Лозинский
     Четверг
     Енгаличев и Дубовен
     Суббота
     Ген. репет. Оцупа
     Енгаличев
     Воск.
     Львова
     Халатьян
     тел. домаш. Данкман 37-86
     тел. Детского театра
     2-86-63
     (На обороте - авт.)
     Концерт Ольги Николаевны
     Ругомо-Названовой (? - авт.)
     Малый театр МУЗО Консерватория
     б. Никитская Воскресенье
     тел. Г.М. 8 ч.веч. Даскар (или Ласкар? - авт.) т. 2-99-21


     (Зеленые чернила, рука Гумилева - авт.)
     Владимир Германович Лидин
     Малая Никитская 8, кв. 16
     (На этой же записке чертеж - авт.)
     М.Никитская, 8
     ССП
     (Подпись карандашом - авт.)
     Тверской бульвар 25 (особняк во дворе)
     Союз писателей (понед. в 9 ч.)


     (Записка, карандаш - авт.)
     Аксенов
     Мясницкая
     М.Харитоньевский, дом 4


     (На клочке, карандаш - авт.)
     Собинов 4-82-36
     Спросить Елену Константиновну


     Служебная записка старшего секретаря командующего всеми
     морскими силами республики. Толстов Н.
     25 июня 21 года
     Председателю РНД губ союза.
     Многоуважаемый  товарищ с  вами в поезде  едет  член Коллегии Всемирной
литературы и председатель Питерского профсоюза  Поэтов товарищ  Н.С.Гумилев,
который работает вместе с М.Горьким.
     Очень прошу Вас оказать всяческое содействие тов. Гумилеву и выдать ему
просимое  как подарок  с  юга  республики  питерским  голодающим  писателям.
Заранее благодарю.
     Очень обяжете. С товарищеским приветом
     В.Павлов


     (На папиросной помятой бумаге - авт.)
     Дорогой Котик конфет  ветчины  не купила, ешь колбасу не сердись. Кушай
больше, в кухне  хлеб, каша,  пей все  молоко, ешь булки.  Ты  не ешь и  все
приходится бросать, это ужасно.
     Целую Твоя Аня


     Анне Николаевне на сохранение. Привет
     Владислав Ходасевич


     (Неразборчиво, записка выцвела, или была размочена - авт.)


     (Записка, чернила - авт.)
     Москва 4.07.21
     Уважаемый Николай Степанович
     Случайно  узнала, что вы в Москве и собираетесь завтра домой. Во-первых
хотела предложить поехать вместе т.к. тоже завтра  уезжаю в Питер. Ждала Вас
здесь до 9 ч.  вечера, но дальше мне  ждать  совершенно нет  времени. Будьте
милым, если успеете позвоните мне  по  тел.  сегодня до 1 ч. ночи  No 44884.
Вызовите меня. Если Вы завтра по чему либо не уедете я позвоню в среду сразу
по приезде  Анне Николаевне  и передам,  что Вы живы  здоровы и  собираетесь
обратно домой. Желаю всего лучшего. Ваша верная ученица и почитательница.
     Ольга Зиф


     (Неразборчиво, записки - авт.)


     (Записка, карандаш - авт.)
     Вера Иосифовна
     47-02
     Нина Евгеньевна
     36-55


     (Записки со стершимся карандашным текстом - авт.)


     (Рука Гумилева - авт.)
     Дорогой Оцуп!
     Пришел вчерашний скандалист, который скандалит еще больше,
     показывает мандат ... и ругается. Сходи за кем-нибудь из
     пролеткульта и приведи его сюда, и скорее, пока он не произвел
     (оборвано - авт.)


     (Оба письма на одном листе фиолетовым карандашом. - В.Л.)
     Тов. Каменский
     Завед. Художественным отделом
     Вельмар, Эдита, Псков, Запсковская Митарная гора
     дом Вельмар
     Дорогая Эдита
     очень прошу Вас приютить у себя поэта Гумилева на несколько
     дней к Вам приглашенного
     Ваш (неразборчиво - авт.)
     Тов Каменский
     К Вам едет поэт Гумилев, без сомнения Вам известный
     Я очень прошу Вас помочь ему в Пскове
     Ваш Пиотровский


     (Обрывок бумаги - авт.)
     ...мне по получении этой записочки по тел. 1-42-97 (Гагаринская,
     32, кв. 4). Разрешение на клуб уже получено
     А.Беленсон
     (На обороте рукою Гумилева - авт.)
     Литейный 31 кв. 12
     У д. Калашникова
     Мария Петровна Попова
     Фрейнг (? - авт.)


     (Карандаш - авт.)
     Надежда Алис (неразборчиво - авт.)
     Замиунина (? - авт.)
     Кирочная 17 кв. 9
     т. 29-29


     (Рука Гумилева, черные чернила - авт.)12
     1) Жираф Ром.цв. 1
     2) Волшебная скр.
     3) Орел Жемчуга 3
     4) Капитаны
     5) Из логова змиева
     6) Я верил, я думал
     7) У камина Чужое небо 5
     8) Туркестанские генералы
     9) Занзибарские девушки
     10) Возвращение
     11) Пятистопные ямбы
     12) Первая канцона Колчан 4
     13) Вторая канцона
     14) Пантум
     15) Деревья
     16) Мужик
     17) Первая канцона Костер 4
     18) Эзбекие
     19) Сомали
     20) Птица Шатер 3
     21) (неразборчиво. - В.Л.)
     22) Осветив горящее тело
     23) Лес Огненный столп
     24) Трамвай 3
     25) У цыган



     (Оборотная сторона листа No 60 - авт.)
     Расписка. Мною взято у Н.С.Гумилева
     пятьдесят тысяч рублей. Мариэтта Шагинян. 23.V.21


     (Записка со стершимся карандашным текстом - авт.)


     1920 Дом искусств на 1920
     при комиссариате народного просвещения
     Мойка 59-тел. 6-05
     Членский билет
     Гумилев Николай Степанович
     Председатель Высшего Совета Дома искусств
     М. Горький
     Заведывающий канцелярией ... (так!, неразборчиво - авт.)


     (Не поддаются расшифровке - авт.)


     Александр Иванович Венедиктов
     Москва, Земля (неразборчиво - авт.)
     Тетеренский пер. д. 12 кв. 27
     (относительно поэмы "Мери п/ч Владивостока
     С.Г. Каплун Кирочный 3, кв. 25 т. 65-04


     Протокол показания гр. Таганцева
     "Поэт  Гумилев  после рассказа Германа  обращался к нему в конце ноября
1920 г. Гумилев утверждает, что с ним связана группа  интеллигентов, которой
он сможет распоряжаться и в случае выступления согласна  выйти  на улицу, но
желал  бы  иметь  в   распоряжении  для  технических  надобностей  некоторую
свободную  наличность.  Таковой  у  нас  тогда  не  было.  Мы  решили  тогда
предварительно проверить  надежность  Гумилева, командировав  к нему Шведова
для установления связей.13
     В  течение трех месяцев, однако, это не  было сделано. Только во  время
Кронштадта Шведов выполнил  поручение:  разыскал на Преображенской ул. поэта
Гумилева,  адрес  я узнал  для  него  во  "Всемирной литературе", где служит
Гумилев. Шведов предложил  ему помочь нам,  если  представится  надобность в
составлении прокламаций.  Гумилев  согласился, что оставляет  за собой право
отказаться от тем, не  отвечающих его далеко не правым взглядам. Гумилев был
близок к Совет. ориентации. Шведов мог успокоить,
     что  мы не монархисты, а держимся за власть Сов. Не знаю, насколько мог
поверить  этому  утверждению. На  расходы  Гумилеву  было  выделено  200 000
советских рублей и  лента  для  пишущей машинки. Про группу свою Гумилев дал
уклончивый  ответ, сказав, что для  организации  ему потребно  время.  Через
несколько дней пал Кронштадт. Стороной я услыхал, что Гумилев весьма отходит
далеко от контрреволюционных взглядов. Я  к нему больше  не обращался, как и
Шведов и Герман, и поэтических прокламаций нам не пришлось ожидать".
     В. Таганцев
     6.VIII.1921



     (Копия протокола показаний Таганцева - авт.)


     (Записка - авт.)
     Все дела,  печать,  бланк, канцелярские принадлежности. Кассовую  книгу
сдал  Владимиру Алекс. Павлову и  оплаченными мне  счетами  всего  на  сумму
67.000: сдал.


     (Рука Гумилева - авт.)
     Городецкий, Потемкин, Пяст, Анненский, Сологуб, Сергей Соловьев, Бруни,
Верховский,  Блок, Клюев, Бальмонт, Вячеслав  Иванов, Северянин,  Хлебников,
Лифшиц, Цветаева, Нарбут, Балтрушайтис, Адамович (неразборчиво - авт.)


     (Рука Гумилева - авт.)
     Статьи
     1. Жизнь в стихах
     2. Поэзия в (неразборчиво - авт.)
     3,4. (Неразборчиво - авт.)


     (На бланке - авт.)
     Пригласительный билет
     Всероссийский Союз поэтов
     Просим Вас пожаловать на открытие клуба Союза
     состоящееся в __________ июля.
     Литейный 24, дом Мурузи
     Постоянные билеты для входа в клуб
     продаются в помещении Клуба
     Начало программы в 9 час. веч.
     Повестку просят обязательно предъявлять при входе
     Президиум


     (Листок замусолен, оборван. На обороте рука Гумилева - авт.)
     Господину Николаю Степановичу Гумилеву. Москва14
     Сахар 20 ф-210
     Соль 3 пуда
     Чай 4 ф-60
     Горошек 15 ф-60
     Шпик 15 ф-150
     Мука 1 пуд 12 ф-264
     Икра 2 ф-275
     Соленая рыба, рыбцы, 10 ф
     У меня сахар 20 ф-200
     Соль 3 п?
     Горошек 5 ф-20
     Мука 1 пуд. 6 фунтов-184
     Икра 4 фунта-100
     Орехов 9 ф-50
     Рис 4 ф-20
     Кофе 4 ф-20
     Кофе-и пол.-156
     Вишня, ягод 2 ф-30
     Гречн. кр. 6 ф-30
     Лимон 5
     Подсолнух 3 ф-101
     Купить орехов, изюму, орехов, вина, шпику, лимоны, гречневой
     крупы
     Подарки  Валицкому,  Оцупу, Залу  (неразборчиво  четыре  имени-  авт.),
Караваевым, Аннушке.


     (Рука Гумилева - авт.)
     Petropolis мне должен 285 000
     к 5 июню 85 000 возьми к 10 июлю
     к 20 июню 200 000 100 0000
     Пошли маме 5 июня 45 000
     10-30 000
     20-7500
     Тебе остается 5 июля 40 000
     10-70 000
     20-2500
     _____________
     Мои долги
     Тете Варе - 3
     Саше - 4
     в буфет 23 750


     (Обрывки бумаг, чистый лист бумаги, обрывок записки с
     неразборчивым текстом - авт.)


     (Неаккуратным, размашистым почерком на двух страницах - авт.)
     Москва, 26 июля, 21 г.
     Крестовоздвиженский пер. 9 кв. 12
     Собака Арбата 7 Тел. 1-42-87
     Особняк открылся 11-го в понедельник. Подробно тебе все расскажет Пяст.
Я не доволен, очень нервничаю,  но  думаю, что  все  образуется  и  войдет в
колею. Мне  показалось, что вчера уже  пара колес твоей колымаги  взошла  на
рельсы. Что будет  дальше покажет  время.  Из рассказа  Пяста и  прилагаемой
повестки на текущую неделю ты усмотришь и  сообразишь многое  из программной
жизни особняка, которая пока что приняла такие формы, но они в ближайшие дни
должны  измениться.  В  помещении  есть   прекрасно  оборудованная  сцена  и
зрительный зал на 200 мест с ложами. В ближайшие дни начнется работа на этой
сцене. Сообщи мне свои репертуарные соображения применительно к себе.  (Твои
вещи написанные уже  и задуманные) и вещи других переводных и старых и очень
старых. Теперь о  выступлениях  в  Москве  у  нас петербургских  поэтов. Так
обстоит дело с поездкой группы в Крым. Хотелось бы устроить вечер Одоевцевой
и  Жоржа,  потом М.  Кузмина  -  отдельно,  Блока,  Чуковского,  твой тоже -
отдельно, диспут Мейерхольд - Чуковский и т.д.
     Бюджет вечеров  пока что гарантировать может  от 200 000 до 300  000  в
вечер. В случае большего сбора увеличить эту  сумму на несколько  процентов.
Останавливаться  все  эти  прекрасные  люди  будут конечно  у меня,  в  моем
знаменитом сарае.
     (Письмо обрывается - авт.)


     Протокол допроса,
     произведенного  в  Петроградской губернской  чрезвычайной  комиссии  по
борьбе с контрреволюцией,  саботажем и спекуляцией  по делу  за No  2534  от
9.08. 1921 г.
     Я, нижеподписавшийся, допрошенный в качестве обвиняемого,
     показываю:
     1. Фамилия: Гумилев
     2. Имя отчество: Николай Степанович
     3. Возраст: 35
     4. Происхождение: из дворян
     5. Место жительство: Петроград, угол Невского и Мойки, в Доме Искусств
     6. Род занятий: писатель
     7. Семейное положение: женат
     8. Имущественное положение: никакого
     9. Партийность: беспартийный
     10. Политические убеждения: аполитичен
     11. Образование общее высшее: профессор
     специальное: филолог
     12. Чем занимался, где служил:
     а) до войны 1914 года: литературой, здесь и за границей
     б) до февральской революции 1917 года: тоже
     в) до октябрьской революции 1917 года: на военной службе в
     качестве вольноопределяющегося, а потом - прапорщик
     г) с октябрьской революции до ареста: в 18 году приехал из
     Лондона в Петроград и до ареста находился членом коллегии
     экспертов издательства "Всемирная литература"
     13. Сведения о прежней судимости: никаких


     Показания по существу дела:
     Месяца три тому  назад  ко мне утром  пришел молодой  человек  высокого
роста и бритый, сообщивший, что привез мне поклон из Москвы. Я пригласил его
войти, и мы беседовали минут  двадцать  на городские темы. В конце беседы он
обещал  мне  показать  имеющиеся  в  его  распоряжении  русские  заграничные
издания. Через несколько  дней он действительно принес мне несколько номеров
каких-то газет. И оставил у меня, несмотря на мое заявление, что  я в них не
нуждаюсь. Прочтя эти номера и не найдя в них  ничего для меня интересного, я
их сжег.
     Приблизительно через  неделю он пришел опять и стал спрашивать меня, не
знаю  ли я кого-нибудь, желающего  работать для  контрреволюции. Я объяснил,
что  никого  такого  не  знаю, тогда  он указал на незначительность  работы:
добывание разных сведений и настроений, раздачу листовок  и сообщил, что эта
работа  может оплачиваться.  Тогда  я отказался продолжать разговор с ним на
эту тему, и он ушел. Фамилию свою он назвал мне, представляясь. Я ее  забыл,
но она была не Герман и не Шведов.
     Н.Гумилев
     9 августа 1921


     Протокол допроса
     гр. Гумилева Николая Степановича
     Допрошенный  следователем  Якобсоном,  я  показываю   следующее:  летом
прошлого  года я был знаком с  поэтом  Борисом Вериным  и беседовал с ним на
политические темы, горько сетуя на подавление частной инициативы в Советской
России. Осенью он уехал в Финляндию, через месяц я получил в мое  отсутствие
от него записку, сообщавшую, что он доехал благополучно и  хорошо устроился.
Затем, зимой,  перед  Рождеством, ко мне пришла немолодая  дама, которая мне
передала недописанную записку, содержащую ряд вопросов, связанных, очевидно,
с заграничным шпионажем, например, сведения о готовящемся походе на Индию. Я
ответил ей, что никаких таких сведений я давать не хочу, и она ушла.
     Затем, в начале Кронштадского восстания ко мне  пришел  Вячеславский  с
предложением  доставлять  для него  сведения и принять участие в  восстании,
буде  оно  переносится в  Петроград. От  дачи сведений  я  отказался,  а  на
выступление согласился, причем сказал, что мне, по всей вероятности, удастся
в момент  выступления собрать  и повести за собой кучку прохожих,  пользуясь
общим  оппозиционным  настроением.  Я  выразил  также  согласие  на  попытку
написания контрреволюционных стихов. Дней через пять он пришел ко мне опять,
вел  те же  разговоры  и  предложил  гектографировальную ленту  и  деньги на
расходы, связанные с выступлением. Я не взял ни того ни другого, указав, что
не знаю,  удастся ли мне использовать ленту. Через  несколько дней  он зашел
опять,  и я определенно ответил, что ленту я не беру,  не будучи в состоянии
использовать, а деньги  200 000 взял на  всякий случай и  держал их в столе,
ожидая или событий,  то есть восстания в  городе, или прихода Вячеславского,
чтобы вернуть их,  потому что  после падения Кронштадта я  резко изменил мое
отношение к  Советской  власти.  С  тех пор ни  Вячеславский, никто другой с
подобными разговорами ко мне не приходили, и я передал все дело забвению.
     В  добавление  сообщаю, что  я действительно  сказал Вячеславскому, что
могу  собрать  активную  группу  из  моих  товарищей, бывших  офицеров,  что
являлось легкомыслием с моей стороны, потому что  я  встречался с ними  лишь
случайно и исполнить мое обещание мне
     было бы крайне  затруднительно.  Кроме  того, когда мы  обсуждали сумму
расходов, мы говорили также о миллионе работ.
     Гумилев
     Допросил Якобсон 18.8.1921 г.


     (Машинопись - авт.)
     Продолжительное (? - авт.) показание
     гр. Гумилева Николая Степановича 20.8.1921 г.
     Допрошенный  следователем Якобсоном, я показываю: сим  подтверждаю, что
Вячеславский был у меня один и я, говоря с ним о группе лиц, могущих принять
участие в  восстании,  имел  в виду не кого-нибудь  определенного,  а просто
человек десять встречных знакомых, из  числа бывших  офицеров,  способных  в
свою очередь  сорганизовать  и повести  за собой добровольцев,  которые,  по
моему мнению, не  замедлили бы примкнуть к уже  составившейся кучке. Я может
быть не вполне ясно выразился относительно такового характера той группы, но
сделал  это  сознательно,  не  желая  быть  простым  исполнителем   директив
неизвестных мне  людей, и сохранить  мою  независимость.  Однако  я указывал
Вячеславскому,  что  по  моему  мнению  это  единственный  путь,  по  какому
действительно совершается переворот  и что я против подготовительной работы,
считая ее бесполезной и опасной.
     Фамилии  лиц  я назвать  не могу,  потому  что не имел  ввиду  никого в
отдельности,  а  просто  думал  встретить  в  нужный  момент  подходящих  по
убеждению  мужественных  и  решительных   людей.  Относительно   предложения
Вячеславского я  ни с кем не советовался, но возможно, что говорил о  нем  в
туманной форме.
     Н.Гумилев


     (Машинопись. - авт.)
     Допрошенный следователем Якобсоном, я показываю следующее:
     никаких  фамилий,  могущих  принести  какую-нибудь  пользу  организации
Таганцева  путем установления между ними  связей, я не знаю и потому назвать
не могу. Чувствую себя виновным по отношению  к существующей в России власти
в  том, что  в  дни  Кронштадтского восстания  был готов  принять участие  в
восстании,  если бы оно перекинулось в Петроград,  и  вел  по  этому  поводу
разговоры с Вячеславским.


     (Машинопись - авт.)
     В дополнение к сказанному мною  ранее о  Гумилеве как о поэте добавляю,
что  насколько я  помню  в  разговоре  с  Ю.Германом  сказал,  что во  время
активного выступления в Петрограде,  которое он предлагал  устроить (4 слова
подчеркнуты   красным   карандашом   -   авт.)   к  восставшей   организации
присоединится  группа  интеллигентов  в полтораста человек.  Цифру точно  не
помню. Гумилев согласился составлять для нашей организации прокламации.
     Получил он через Шведова В.Г. 200 000 рублей.
     Таганцев
     23 авг 21


     (Машинописные копии листов 83-89- авт.)


     (Машинопись - авт.)
     Петрогуб. Ч.К.
     Телефонограмма No 632
     из Дома Искусств
     В квартире  нашего  быв.  преподавателя  Н.С.Гумилева имеются книги  по
вопросам  искусства и художествен. литературы. Эти  книги  необходимы нашему
учебному   заведению.  Поручаем  нашему  библиотекарю  П.М.Левину   получить
означенные книги, находящиеся на  квартире  Н.С.Гумилева (Преображенская ул.
5).

     Зав. литературным отделом
     Шловский (так! - авт.)
     Зав канцелярией
     Лефлер (так! - авт.)


     (Неразборчивые или практически неразборчивые документы,
     свидетельствующие   о  найме   Гумилевыми   квартиры   по  адресу   ул.
Преображенская, д. 5, квитанции, справки и т.п. - авт.)


     (Заявление   в  домоуправление   Софии  Штюрмер  по  поводу  занимаемой
А.Н.Энгельгардт квартиры, а также принадлежащих мебели, вещей ее мужу Сергею
Влад. Штюрмеру - школьному работнику - авт.)


     (Машинопись - авт.)

     по  делу No  2534  гр.  Гумилева  Николая  Станиславовича  (зачеркнуто,
написано  сверху чернилами "Степановича" - авт.), обвиняемого в причастности
к    контрреволюционной   организации    Таганцева   (Петроградской   боевой
организации) и связанных с ней организаций и групп.
     Следствием  установлено,  что дело гр. Гумилева Николая  Станиславовича
(так - авт.) 35 лет происходит из дворян,  проживающего в г. Петрограде угол
Невского и Мойки в Доме искусств,  поэт, женат, беспартийный, Окончил высшее
учебное заведение, филолог, член коллегии издательства Всемирной литературы,
возникло на основании  показаний  Таганцева  от  6.8.1921 г., в  котором  он
показывает   следующее:  "Гражданин  Гумилев   утверждал   курьеру   финской
контрразведки Герману,  что он,  Гумилев, связан  с  группой  интеллигентов,
которой последний может распоряжаться, и которая в случае выступления готова
выйти на  улицу для активной  борьбы с  большевиками,  но  желал бы иметь  в
распоряжении  некоторую сумму для  технических надобностей.  Чтоб  проверить
надежность  Гумилева организация Таганцева  командировала члена  организации
гр. Шведова для ведения окончательных переговоров с гр. Гумилевым. Последний
взял  на  себя  оказать  активное  содействие  в  борьбе  с  большевиками  и
составлении  прокламаций  контрреволюционного характера. На расходы Гумилеву
было выдано 200 000 рублей советскими деньгами и лента  для пишущей машинки.
В  своих  показаниях  гр.  Гумилев  подтверждает вышеуказанные  против  него
обвинения  и  виновность  в желании  оказать  содействие  контрреволюционной
организации Таганцева, выразив в подготовке кадра интеллигентов для борьбы с
большевиками и в сочинении прокламаций контрреволюционного характера.
     Признает  своим показанием гр.  Гумилев  подтверждает получку денег  от
организации в сумме 200 000 рублей для технических надобностей.
     В   своем  первом   показании  гр.   Гумилев   совершенно  отрицал  его
причастность  к  контрреволюционной  организации  и на все заданные  вопросы
отвечал отрицательно.
     Виновность  в  контрреволюционной  организации  гр.  Гумилева  Н.Ст. на
основании протокола Таганцева и его подтверждения вполне доказана.
     На основании вышеизложенного считаю необходимым применить  по отношению
к  гр.  Гумилеву  Николаю  Станиславовичу15  как   явному   врагу  народа  и
рабоче-крестьянской революции высшую меру наказания - расстрел.

     Следователь Якобсон (подпись синим карандашом - авт.)
     Оперуполномоченный ВЧК (подпись отсутствует - авт.)


     (Машинопись - авт.)
     В Президиум Петроградской губернской
     Чрезвычайной комиссии
     Председатель Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов, член
редакционной  коллегии государственного издательства "Всемирная литература",
член  Высшего   совета  Дома  искусств,  член  комитета  Дома   литераторов,
преподаватель Пролеткульта, профессор Российского института истории искусств
Николай Степанович Гумилев арестован по  ордеру Губ.Ч.К.  в  начале текущего
месяца.
     Ввиду деятельного участия Н.С.Гумилева во всех указанных учреждениях  и
высокого его  значения для  русской  литературы нижепоименованные учреждения
ходатайствуют об освобождении Н.С.Гумилева под их поручительство.
     (Чернила - авт.)
     Председатель Петроградского отдела
     Всероссийского Союза писателей А.Л.Волынский
     Товарищ председателя Петроградского
     отделения Всероссийского Союза поэтов М.Лозинский
     Председатель коллегии по управлению
     Домом литераторов Б.Харитон
     Председатель пролеткульта А.Маширов
     Председатель Высшего совета Дома
     искусств (машинопись - авт.) М. Горький
     Член издательской коллегии
     "Всемирной литературы" (машинопись - авт.)
     Ив. Мазуркевич

     В  февральском  номере  "Нового  мира"  за  1988 год появилась  заметка
М.Д.Эльзона  -  комментарий   к  статье  Г.А.Терехова  "Возвращаясь  к  делу
Н.С.Гумилева". Эльзон ссылается на  Терехова в том плане, что  "в материалах
уголовного дело по обвинению Н.С.Гумилева имеется обращение Максима Горького
с просьбой  в пользу  Гумилева.  Далее Эльзон пишет: "К сожалению,  автор не
указывает  точного  местонахождения  изученных им документов  и не  приводит
текста  письма  М.Горького.  Поэтому  представляется целесообразным ввести в
научный оборот  нижеследующее письмо, не  имеющее подписи,  но, по-видимому,
являющееся  письмом  М.Горького. Это  находящаяся в фонде Н.Гумилева в ЦГАЛИ
машинописная  копия  (ЦГАЛИ,  ф.  147,  оп.1,No  61) на бланке  издательства
"Всемирная литература", организатором и одни м из руководителей которого был
Горький.  Подпись  "Председатель  редакционного коллегии" не  сопровождается
фамилией,  однако, скорее  всего данное письмо  является  копией именно того
документа, о котором сообщает Г.А.Терехов. Далее  Эльзон приводит фальшивку,
может  быть  специально подброшенную в ЦГАЛИ,  который до недавнего  времени
являлся подразделением  Пятого главного  управления КГБ  СССР, о  чем в свое
время свидетельствовал вышеупомянутый мною И.П.Абрамов -  руководитель этого
управления,  в  последующем  -  заместитель Генерального прокурора  СССР  по
вопросам  отнесенным  к  компетенции  КГБ,  и  (ирония  судьбы!)  тем  самым
чиновником, который дал формальный толчок к реабилитации Гумилева.
     Фальшивку считаю возможным здесь привести.

     Августа 5-го дня 1921 г.
     В ЧРЕЗВЫЧАЙНУЮ КОМИССИЮ
     ПО БОРЬБЕ
     С КОНТР-РЕВОЛЮЦИЕЙ И СПЕКУЛЯЦИЕЙ
     Гороховая, 2

     По дошедшим до издательства "Всемирная литература" сведениям, сотрудник
его,  Николай  Степанович  Гумилев, в  ночь  на  4  августа  1921  года  был
арестован.   Принимая   во   внимание,  что   означенный  Гумилев   является
ответственным работником в издательстве "Всемирная  литература"  и имеет  на
руках  неоконченные  заказы,   редакционная  коллегия  просит   о  скорейшем
расследовании  дела и при  отсутствии  инкриминируемых  данных  освобождения
Н.С.Гумилева от ареста.
     Председатель редакционной коллегии
     Секретарь

     Однако вряд ли Горький стал бы заступаться за кого бы то ни было в 1921
году.  Вряд  ли,  потому  что   к   тому  времени  появились  выпады  против
издательства, где Горький работал, а он уже понимал, чем заканчиваются такие
выпады в прессе. Его обвиняли в неблаговидной политической роли.
     Существует   еще  один  документ.  Статья  И.Куприна  "Крылатая  душа",
посвященная памяти Гумилева.
     "Но вот  вопрос, где же был Горький, когда Гумилев томился на Гороховой
No 2,  в одиноком  молчании, ожидая своей  участи? Мы  что-то  не слыхали  о
Горьком в связи с расстрелом Гумилева". (подчеркнуто мной - авт.)
     Но, как видно из дела было другое письмо, приведенное на листе No 103.


     (Машинопись - авт.)
     Выписка из протокола заседания Президиума Петрогуб. Ч.К.
     от 24.08.21 года:
     "Гумилев  Николай  Степанович,  35  лет,  б.  дворянин,  филолог,  член
коллегии  издательства  "Всемирная  литература",  женат,  беспартийный,   б.
офицер,  участник  Петроградской  боевой   контрреволюционной   организации,
активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания,
обещал  связать  с  организацией  в момент  восстания группу  интеллигентов,
кадровых  офицеров, которые  активно  примут участие в восстании, получил от
организации деньги на технические надобности".
     Верно: (подпись отсутствует)
     (Справа приписка без какой-либо подписи - авт.)



     (Переписка с домоуправлением по поводу квартиры, мебели и
     вещей в Доме искусств - авт.)


     (Справка из домоуправления - авт.)
     Удостоверяю,  что квартира No 2 по Преображенской улице, 5-7 в марте 19
года взята во  временное пользование со всей обстановкой  и инвентарем  моим
покойным  мужем  Н.С.  Гумилевым  у  С.В.  Штюрмера,  а  поэтому вся  в  ней
обстановка принадлежит  Штюрмеру,  кроме 1303 экз.  книг,  принадлежат моему
мужу Н.С. Гумилеву.
     Анна Гумилева
     22 сентября 1921 г.
     ДКТ заверяет правильность подписи.
     Председатель ДКТ Прокофьев
     (Две печати и штамп домоуправления - авт.)





     На протяжении всего времени моего знакомства с делом ни в КГБ СССР,  ни
в Прокуратуре СССР я не встречал никого, кто бы был или высказался бы против
реабилитации  Гумилева.  Правда,  все,  кто занимался  этим делом,  говорили
неконкретно, размазано, витиевато, "в  общем" о сложном  времени, о  красном
терроре, о том, что в то время могли и так...
     Поэтому считаю возможным самому высказаться по поводу дела Гумилева.
     Перед  нами "Выписка из протокола заседания Президиума Петрогуб.Ч.К. от
24.08.21 года" (приговор):
     "Гумилев  Николай Степанович,  35 лет, бывший дворянин,  филолог,  член
коллегии издательства "Всемирная  литература", женат,  беспартийный,  бывший
офицер,   участник  Петроградской  боевой  контрреволюционной   организации,
активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания,
обещал  связать с  организацией в  момент  восстания  группу  интеллигентов,
кадровых  офицеров, которые  активно примут участие в восстании,  получил от
организации деньги на технические надобности".
     Итак,  "участник",  "активно содействовал", "обещал  связать", "получил
деньги", "на технические надобности".
     В   деле   имеется   единственное  показание   профессора  В.Таганцева,
руководителя этой  упомянутой боевой  организации,  именуемой  "Таганцевским
заговором".
     Поскольку  это, повторяю,  единственный  документ,  на котором строится
обвинение, привожу его здесь полностью.
     "Протокол показания гр. Таганцева. "Поэт Гумилев после рассказа Германа
обращался  к  нему  в  конце ноября 1920  г. Гумилев утверждает,  что  с ним
связана группа интеллигентов, которой  он может  распоряжаться,  и в  случае
выступления согласился  выйти на улицу, но желал бы иметь в распоряжении для
технических надобностей некоторую свободную наличность. Таковой  у нас тогда
не было.  Мы  решили  тогда  предварительно  проверить надежность  Гумилева,
командировав к нему Шведова для установления связей.
     В течение  трех месяцев, однако, это не было  сделано. Только во  время
Кронштадта  Шведов выполнил поручение: разыскал на  Преображенской ул. поэта
Гумилева, адрес  я узнал  для  него во  "Всемирной литературе",  где  служил
Гумилев.  Шведов предложил  ему помочь нам, если  представится  надобность в
составлении прокламаций. Гумилев  согласился, сказав, что оставляет за собой
право отказываться  от тем,  не  отвечающих его далеко не  правым  взглядам.
Гумилев был близок  к  советской ориентации. Шведов мог успокоить, что мы не
монархисты, а держимся за власть советов. Не знаю, насколько он мог поверить
этому  утверждению.  На  расходы  Гумилеву было выделено 200  000  советских
рублей и лента для пишущей машинки.  Про группу  свою Гумилев дал уклончивый
ответ, сказав, что  для организации ему надобно время.  Через несколько дней
пал  Кронштадт.  Гумилев  был  близок  к  советской ориентации,  стороной  я
услыхал, что Гумилев весьма отходит далеко от контрреволюционных взглядов. Я
к нему больше не обращался, как и Шведов и Герман, и поэтических прокламаций
нам не пришлось видеть".
     Фиксирую внимание читателя на следующих деталях показаний:
     1. Таганцев  в  двадцати строках  дважды говорит о  близости Гумилева к
советской ориентации; (подчеркнуто мной - авт.)
     2.  Прокламации,   по  его  словам,  должны   были  быть  поэтическими;
(подчеркнуто мной - авт.)
     3.  Он  утверждает,  что  Шведов  просил  Гумилева помочь, а не Гумилев
напрашивался; (подчеркнуто мной - авт.)
     4.  Шведов  обманул  поэта, сказав, что их группа держится  за  "власть
Советов"; (подчеркнуто мной - авт.)
     5. Гумилев не согласился примкнуть к заговорщикам и, заподозрив подвох,
дал уклончивый ответ; (подчеркнуто мной - авт.)
     6.  В   начале  показаний   упоминается  Герман,  однако,   ни   одного
свидетельства  его  встречи  с Гумилевым  в материалах дела  не  содержится.
(подчеркнуто мной - авт.)
     Гумилев в своих показаниях сообщает о том, что он  говорил неоднократно
посещавшему его Шведову (Вячеславскому):  "Мне, по всей видимости, удастся в
момент выступления  собрать и повести за собой  кучку прохожих".(подчеркнуто
мной - авт.)
     Как  видим, в  показаниях  по  делу не содержится ни  одного документа,
свидетельствующего  о  том,  что  Гумилев  составлял  прокламации   или  вел
переговоры  с   кем-то,  кто  должен  был  примкнуть  к   группе  Таганцева.
(подчеркнуто мной - авт.)
     Но   зато   в  обвинительном  заключении,   составленном   следователем
Якобсоном, имеется все, чего нет в деле:
     "Гражданин Гумилев  утверждал  курьеру  финской  контрразведки, что он,
Гумилев,   связан   с   группой   интеллигентов,  которой   последний  может
распоряжаться и  которая  в  случае  выступления  готова выйти  на улицу для
активной  борьбы с  большевиками, желал  бы иметь в  распоряжении  некоторую
сумму для технических надобностей".
     Откуда, минуя материалы дела, взялась "активная борьба с большевиками"?
Из кучки прохожих? И офицеры, с которыми, как говорится в приговоре, Гумилев
обещал связать группу Таганцева, упоминаются в деле лишь однажды,  да и то в
объяснении Гумилева, что он это пообещал легкомысленно, ибо связей с бывшими
сослуживцами не поддерживает.
     А некий  курьер контрразведки?  Как он попал в  заключительный документ
следствия?  И  почему  в  показаниях  Гумилева  зафиксировано,  что  Гумилев
встречался  со  Шведовым  (Вячеславским),   а   в  обвинительном  заключении
фигурирует Герман?.. Неужели  ошибся следователь? А  может быть, сознательно
ошибся?
     Оказывается,  следствие  по  делу  Гумилева  установило  принадлежность
Германа  и  Шведова к контрразведке. Но  этого нет  в  показаниях  Гумилева,
поэтому следствие обязано было признать,  исходя из презумпции, невиновность
Гумилева  в эпизоде с предложением сотрудничать в  группе Таганцева,  ибо не
установлено,  с  кем  в действительности говорил Гумилев, с заговорщиком или
болтуном. А на нелепый вопрос, будет ли он участвовать в заговоре, ироничный
человек, коим был Гумилев, мог вполне съязвить: еще бы! К тому же посетителю
надо было оставить где-то  деньги -  200 000 рублей.  "Надо было оставить" -
следует из того, что  этот посетитель  трижды, это видно из материалов дела,
просил  Гумилева  взять  их  на  хранение  и  в конце концов  передал  их на
хранение, а не на "технические надобности", как написано в приговоре.
     Кроме того, смехотворна оставленная  Гумилеву сумма. В деле (лист 3 61)
имеется расписка Мариэтты Шагинян от 23.07.21 г.: "Мною взято у Н.С.Гумилева
пятьдесят тысяч рублей". На "заговорщицкие" деньги она могла приобрести в те
месяцы 1921 года разве что  немного картофеля или десять самых дешевых марок
из тех, что используются внутри  города. Сегодня такая марка стоит  2 рубля,
стало быть,  получил  Гумилев, если  пересчитать те  200 000 на  сегодняшний
денежный курс, получится около пятидесяти рублей.
     А главное -  с  какой  легкостью  Гумилев распоряжался "заговорщицкими"
ресурсами. Уже по одному этому  факту  ясно и не юристу, что указанная сумма
денег и контрреволюционный заговор - в данном случае - вещи несовместимые. В
праве это называется - отсутствие события преступления.  (Хотя как знать: до
сих пор не опровергнута легенда, что Ленин на революцию  зарабатывал деньги,
перепечатывая  рукописи на пишущей машинке).  Тем  паче,  что при  обыске  у
Гумилева было изъято всего 16 000 рублей.  Очевидно, другим своим голодающим
друзьям он раздавал деньги без расписок.
     Возникает  еще один  вопрос: почему, приобщив  к делу расписку Мариэтты
Шагинян,  следователь  не  вызвал  ее в  качестве свидетеля? И почему  он не
заинтересовался, куда  девались  остальные деньги? Гумилев же  сам говорит о
деньгах  следующее: "Деньги, 200 000, взял  на всякий случай  и держал  их в
столе,  ожидая  или  событий,  то  есть  восстания  в  городе,  или  прихода
Вячеславского, чтобы вернуть их, потому что после падения Кронштадта я резко
изменил мое  отношение к Советской власти. С тех пор ни Вячеславский и никто
другой  с подобными  разговорами  ко  мне  не приходил,  я предал  все  дело
забвению".
     Вызывает недоумение и то, что с  каждой  страницей обвинение становится
все  более  расплывчатым,  а  Гумилев  дает   все  более   самообличительные
показания,  отвечает на незаданные  вопросы.  Вспомнил  каких-то лиц,  якобы
приходивших к  нему  с поручением: бритоголового незнакомца, передавшего ему
привет  из  Москвы,  таинственную  пожилую  даму,   которая  (тоже  "якобы")
предложила  Гумилеву  дать  информацию  о  походе  на  Индию  (?!  -   авт.)
малоизвестного поэта Бориса Верина...
     Подтвердили ли эти визиты и таинственный Верин, и бритоголовый москвич,
или,  может  быть,  пожилая дама,  интересовавшаяся Индией,  после  успешных
поисков  была  обнаружена  следствием,  допрошена и  дала  показания  против
Гумилева?
     Никто не найден,  и никто не допрошен.  Верин к  тому времени уже жил в
эмиграции, другие вряд ли вообще существовали. Во всяком случае, Гумилев еще
раз представляется нам  аристократом духа - ни кого не предал, ни выдал,  не
подставил, и даже не пытался сделать правдоподобной  игру  со следователями.
Гумилев   был  позером,  сочинителем,  творческим  человеком,  у  него  были
индивидуальные особенности и  черты натуры,  он  мог придумать  то, чего  не
существовало (например,  себя конквистадором:  "Я  - конквистадор  в панцире
железном"), он мог наговорить на себя разным женщинам противоположные о себе
вещи,  передарить,  перепосвятить   свои   стихи   и  т.д.  Он   несерьезно,
легкомысленно мог воспринять вопросы допрашивающих его людей  и отвечать то,
что  заблагорассудится  ему   в  этот  момент,  и  приходить  на  допросы  и
выслушивать  приговор  с  томиком Данте...  "Писатель  - это  личность,  для
которой ее индивидуальные грезы важнее нужд реальности".




     Может быть, Герман и Шведов все же подтвердили  показания В.Таганцева и
тем   самым   сообщили  важные   улики,  которые  и   привели  к   расстрелу
подследственного поэта?
     В деле показаний Германа и Шведова нет. И не может быть.
     Много позже описываемых  событий, КГБ СССР выяснил: Ю.П.Герман, морской
офицер,  убит  погранохраной 30.05.21  года  при  попытке  перехода  финской
границы, а В.Г.Шведов, подполковник, был смертельно ранен чекистами во время
ареста в Петрограде  3.08.21 года. То есть обоих  не было на  свете  еще  до
начала производства по делу Гумилева...
     Таким  образом,  только показания  В.Таганцева,  никем  не проверенные,
никем не доказанные, послужили обвинением.
     Следователь  Якобсон в  обвинительном заключении заявил, что  на первых
допросах Гумилев ни в чем не признался, а потом полностью подтвердил то, что
ему  было инкриминировано. С чего бы это? Ведь  в  деле  не  прибавилось  ни
строчки. И вдруг подследственный  стал признаваться... Может быть, из личной
симпатии  к  следователю?..  Одоевцева в своих "воспоминаниях" так  именно и
представляет себе, что "из симпатии".
     "...На  основании  вышеизложенного   считаю  необходимым  применить  по
отношению к гр.  Гумилеву Николаю Станиславовичу как  явному  врагу народа и
рабоче-крестьянской революции высшую меру наказания - расстрел".
     Цитирую этот "исторический документ" по трем пунктам:
     1. В полном его тексте в трех случаях из трех написано чужое отчество;
     2. Нигде  в  мире  не  было больше  законодательства,  где  следователь
предлагал бы суду или органу, его заменяющему, свое мнение о мере наказания.
     3.   Такой   документ   должны    были   подписать   двое.   Вторым   -
оперуполномоченный ВЧК (в качестве надзорной инстнции).
     На данном документе подпись отсутствует...
     Казалось бы, оснований для реабилитации 1990  году было  предостаточно,
но прокуратура на то и прокуратура, что бы проверять все, что еще могло быть
установлено по делу, например, свидетель  Ирина Одоевцева,  которая  считает
Гумилева причастным к заговору.
     Огонек No 12, апрель 1990 г. Одоевцева вспоминает: "Гумилев был страшно
легкомысленным...  Как-то, когда  мы  возвращались  с  поэтического  вечера,
Гумилев  сказал что  достал  револьвер  -  "пять  дней  охотился"...  Поэтам
М.Кузмину, Г.Иванову  (будущему  мужу  И.Одоевцевой  - авт.) и многим другим
знакомым  литераторам  Гумилев  таинственно  намекал на свою причастность  к
"организации"... Кузмин однажды сказал: "Доиграетесь, Коленька, до беды!"
     Гумилев уверял "Это совсем не опасно - они не посмеют меня тронуть..."
     В последней фразе Гумилева, если бы ее и не выдумала Одоевцева,  и если
рассматривать ее как свидетельские показания, еще раз можно убедиться в том,
что все происходящее было фрондерством и мальчишеством, присущим поэту.
     "Было это весной 1921 года. Я зашла за Гумилевым в 11 часов утра, чтобы
идти вместе с ним в Дом Искусства.
     ...- Нет, мы никуда не пойдем, - сразу  заявил он. - Я недавно вернулся
домой  и  страшно  устал.  Я  всю  ночь  играл  в  карты  и  много  выиграл.
(подчеркнуто мной - авт.) Мы останемся здесь, и будем пить чай.
     Я поздравила его с выигрышем".


     "...Об  его  участии в  заговоре я узнала совершенно случайно.  В конце
апреля я  сидела в  кабинете Гумилева перед  его письменным столом... слегка
вдвигала и  выдвигала  ящик  его  письменного  стола. Я  совершенно не умела
сидеть спокойно и слушать, сложа руки.
     Не рассчитав движения, я вдруг совсем выдвинула  ящик  и громко ахнула.
Он был туго набит пачками кредиток...
     И  он, взяв  с  меня  клятву молчать,  рассказал мне, что  участвует  в
заговоре. Это не  его  деньги,  а деньги для спасения России".  (подчеркнуто
мной - авт.)
     (Ирина Одоевцева, "На берегах Невы", изд. дом Виктор Камкин, Вашингтон,
страницы: 421, 430, 436-438).
     Странное расхождение. А может, все-таки, выигранные в  карты?  А  кроме
того, он же взял с нее ,клятву молчать.
     "Я зашла  к  Гумилеву накануне  его  переезда:  "Он стоит перед высокой
книжной полкой,  берет книгу за  книгой и перелистав  ее кладет на  стул, на
стол или просто на пол.
     ...- Я  ищу документ. Очень важный документ. Я заложил  его  в  одну из
книг и забыл в какую. Вот я и ищу. Помогите мне.
     Я тоже начинаю перелистывать и вытряхивать  книги. Мы  добросовестно  и
безрезультатно опустошаем полку.
     ...Мне надоело искать и я спрашиваю:
     -А это важный документ?
     Он кивает.
     -И  даже очень.  Черновик  кронштадской  прокламации. Оставлять  его  в
пустой квартире никак не годится!
     Черновик прокламации? Я вспоминаю о заговоре...
     -Вам конечно  хочется  бежать?  Ну и  бегите. Все равно  мне  не  найти
проклятого черновика. Верно я его сжег.
     (Судя  по этому диалогу, Гумилев  не доверял Одоевцевой, или разыгрывал
ее)
     Еще  одна деталь:  Одоевцева  пришла  к  Гумилеву  в  момент,  когда он
переезжал  с  Преобрженской,  5 на  угол  Мойки  и Невского.  И  искали  они
прокламацию  на  Преображенской,  а обыск у  Гумилева  был на  Мойке в новой
квартире. Сведений об обыске на Преображенской в деле не имеется.
     Тем не менее, Одоевцева пишет:
     "-Не  говорите никому о черновике, - доносится до  меня его голос  и я,
кивнув Ане, готовящей что-то на кухне на примусе, выбегаю на лестницу.
     После ареста Гумилева, при  обыске на Пребраженской, 5, чекисты  искали
более умело и тщательно, и нашли черновик.
     (Повторяю, сведений об этом в деле не имеется - авт.)
     "Советская  Культура"  опубликовала  интервью  с  младшим  сыном поэта,
экономистом Орестом  Николаевичем  Высотским "Расстрелян как заговорщик",  в
котором тот утверждает что: "Если  бы  он был врагом  советской  власти, то,
вероятно, сражался бы в рядах армии Деникина".
     Конечно  подобная   цитата  не   свидетельство  невиновности  в  другом
инкриминируемом  деянии,  но  она имеет право  на  существование,  поскольку
характеризует  цельность личности, и способность ее  к  совершению  того или
иного поступка. Об этот мы говорили при встрече.
     Как много могла бы добавить А.Ахматова, будь она живой,  об Одоевцевой,
кроме того, что как само собой разумеющееся было коротко отмечено в дневнике
биографа  Гумилева  П.Лукницкого:  "По рассказам  А.Ахматовой, Н.Гумилев  не
выделял ее (Одоевцеву - авт.) из круга других  барышень - его учениц; каждой
досталось  его  внимание,  двух-трех провожаний  до  дома  с  увлекательными
беседами о поэзии и т.д."
     И  семьдесят  лет  из всех  барышень только  Одоевцева  не  могла этого
простить Гумилеву.
     Почему мы серьезно и многократно  прислушиваемся к ее  словам? Ведь они
не более как литературные произведения, и принимать их в расчет следственным
органам  не  было смысла. К тому же  в  каждом  выступлении она "вспоминает"
что-то новое. В одном таком воспоминании о виденном ею у Гумилева пистолете,
о котором в деле (не странно ли?) не говорится  ни слова. Вспоминает она и о
найденных и не фигурирующих при этом в деле листовках, и  об "очаровательном
следователе Якобсоне", на допросах якобы  читавшем стихи Николая Степановича
(и  не  знавшем,  как  мы видим,  до конца процесса,  как зовут его великого
подследственного), и о том,  что  Гумилев стоял  во главе ячейки  и раздавал
деньги ее членам (по Одоевцевой выходит, что и М.Шагинян - член ячейки), и о
многом-многом другом...
     А вот что  пишет  по  этому поводу  человек,  осуществлявший надзор  за
следствием в органах госбезопасности Г.А.Терехов.
     "14  мая  1986  года  в "Литературной газете"  (No20)  прочитал  статью
Евг.Евтушенко "Возвращение поэзии Гумилева", в  которой указано, что русский
поэт Н.Гумилев "в 1921 году был расстрелян за участие  в  контрреволюционном
заговоре".
     В сентябре 1986 года в журнале "Огонек" (No 36) прочитал эссе
     В.Карпова  "Поэт  Николай   Гумилев",  в  котором  также  указано,  что
"Н.Гумилев  являлся  участником  Петроградской боевой  организации,  активно
содействовал  в   составлении  прокламаций  контрреволюционного  содержания,
обещал  связать с  организацией в момент выступления  группу  интеллигентов,
которая активно примет участие в восстании, получал от организации деньги на
технические надобности". Далее В.В.Карпов приводит  выдержку из высказывания
Константина  Симонова: "Гумилев  участвовал в  одном  из  контрреволюционных
заговоров в  Петрограде  - этот  факт установленный.  Примем  этот  факт как
данность".
     Я  сомневаюсь в том,  что Евг.Евтушенко, В.В.Карпов  и  К.Симонов  сами
изучали материалы уголовного дела по обвинению Н.С.Гумилева. Мне же довелось
по долгу  службы изучать  в  свое  время все материалы дела, находящегося  в
архиве.  Я  ознакомился  с  делом  Гумилева будучи  прокурором  в  должности
старшего  помощника  Генерального прокурора СССР и  являясь членом  коллегии
Прокуратуры СССР.
     По делу установлено, что Н.С.Гумилев действительно совершил
     преступление, но вовсе не контрреволюционное, которое в настоящее время
относится  к  роду   особо  опасных  государственных   преступлений,  а  так
называемое  сейчас иное  государственное  преступление,  а именно - не донес
органам  советской  власти,  что ему  предлагали  вступить  в  заговорщицкую
офицерскую организацию, от чего он категорически отказался.
     Никаких других обвинительных материалов, которые изобличали бы Гумилева
в  участии  в антисоветском  заговоре,  в том уголовном деле, по  материалам
которого осужден Гумилев, нет. Там, повторяю содержатся лишь доказательства,
подтверждающие    недонесение   им   о    существовании   контрреволюционной
организации, в которую он не вступил.
     Мотивы  поведения  Гумилева  зафиксированы  в  протоколе  его  допроса:
пытался его  вовлечь в антисоветскую  организацию  его друг,  с  которым  он
учился и был  на фронте. Предрассудки дворянской  офицерской  чести, как  он
заявил, не позволили ему "с доносом".
     Преступление   совершено  не  по  политическим   мотивам.   Совершенное
Гумилевым   преступление   по   советскому   уголовному   праву   называется
"прикосновенность  к  преступлению"  и  по  уголовному  кодексу  РСФСР  ныне
наказывается по статье 88-1 УК РСФСР лишением свободы на срок от одного года
до трех или исправительными работами до двух  лет. Соучастием недонесение по
закону  не  является. Нельзя смешивать  в одну  кучу  и тех, кто  согласился
участвовать в заговоре, и тех, кто от этого категорически отказался.
     В  настоящее  время  по   закону  и  исходя  из  требований  презумпции
невиновности Гумилев не может признаваться виновным в  преступлении, которое
не было подтверждено материалами того уголовного  дела,  по  которому он был
осужден. Любые иные (в том  числе и следственные и судебные) материалы, даже
если они имеются в других уголовных делах, но не приобщены были в то время к
делу  Гумилева не  могут  быть  приняты  в  настоящее время  во внимание для
юридической (а также и политической) оценки поведения Н.С.Гумилева.
     Полагаю,  что  такие  материалы (если  они  существуют) не  могут  быть
сейчас,  шестьдесят  шесть  лет  спустя,  направлены  в  обвинение  Гумилева
(подчеркнуто мной - авт.), а также использованы литературоведами.
     Между  прочим в материалах уголовного  дела по  обвинению  Н.С.Гумилева
имеется обращение Максима Горького с просьбой в пользу Гумилева.
     С глубоким уважением
     Г.А.Терехов,
     член объединения старых большевиков при ИМЭЛ
     при ЦК КПСС, заслуженный юрист РСФСР,
     государственный советник юстиции второго класса

     Что теперь сказать Карпову, Евтушенко, Симонову, Одоевцевой.
     А ведь всерьез размышляли. Вот, к примеру:
     "Не  берусь  выступать в роли арбитра, не будучи знакомым с материалами
следствия, но короткое сообщение в  газете, где  изложена вина  Гумилева, за
которую он был осужден, дает основание для размышлений".
     По  поводу данной  сентенции  секретаря  Союза  писателей СССР  хочется
напомнить ему: когда сам В.Карпов, содержался следственном изоляторе особого
отдела,  где ему,  по его  рассказам,  отбивали почки,  вымогая признания  в
диверсионной деятельности против "отца народов", он ведь прекрасно знал, что
в  инкрими-нируемом  деянии  не  виновен,  однако  полагал (что  свойственно
человеческой натуре), и  искренне, видимо, полагал,  что  ошиблись только  в
отношении его самого, а что все вокруг действительно враги народа.
     В.Карпов расписался не просто в том, что он, - пострадавший от системы,
остается ее  верным сыном  и более  того,  приверженцем,  но, что он либо не
читал газету с упоминанием о расстреле Гумилева,  а  как и все  читал только
выдержку под No 30  везде публиковавшуюся, либо тем,  что в момент написания
статьи о  Гумилеве (кстати  судя по тем  же  ошибкам, подчас оборотам  речи,
статью  он на две трети списал у Г.Струве из Вашингтонского издания Гумилева
1961 года) он был напуган обрушившимся строем. Иначе я не могу объяснить тот
факт, что абсолютно  пародийная  статья  на  целую  газетную  полосу (Карпов
говорит о коротком сообщении), рассчитанная даже не на идиотов, и даже не на
малограмотное большинство населения России того времени,  похожая на рассказ
о  борьбе  чекистов со шпионами в  рассказе  А.Гайдара "Судьба барабанщика",
воспринималась Карповым всерьез.
     Однако будем справедливыми, Карпов был первым "начальником литературы",
кто взялся открыть  Гумилева.  Робко,  с  оглядкой, как бы примиряя власть и
Гумилева,  Карпов увещевает нас, что Гумилев, хотя  и  невиновен,  все же по
старой офицерской дружбе обещал что-то бывшим сослуживцам офицерам.
     Нету этого в деле. Прочесть надо было сперва, у А.Н.Яковлева попросить,
тот бы разрешил Карпову.


     ...В интеллектуальной сфере  города  назревало возбуждение,  и, уступив
натиску телевидения, я выпустил сперва одну передачу, потом другую и дал еще
один очерк о "деле".  Очерк начал  с с 48-го листа "дела": "Дорогой Котик...
ветчины  не купила я...колбасу не сердись. Кушай больше, в... хлеб каша  пей
все молоко, ешь булки. Ты не ешь и все приходится бросать, это ужасно. Целую
твоя Аня".
     Я  поставил  многоточия вместо слов, которые  ни я, ни  мама  не  могли
расшифровать.
     Записка,  написанная  карандашом  на  папиросной бумаге узкими высокими
буквами - это небольшой нравственный  укол  тем, кто "вспоминал", будто Анна
Николаевна  Энгельгардт после  ареста мужа  отреклась от него  и  ни разу не
навестила...
     А теперь серьезно "о сказках" про гуманность власти.
     Москва,  ОГИЗ РСФСР.  1931  г.,  под редакцией  Н.Л.Мещерякова,  т.  2,
стр.330 читаем:
     ВЧК.  Всероссийская  чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией,
саботажем  и  спекуляцией,  была  создана   постановлением  Совета  Народных
Комиссаров  от  20 дек. 1917. Положение о правах и обязанностях ВЧК включало
следующие три пункта:
     1)   "Преследовать   и    ликвидировать   все    контрреволюционные   и
саботажнические попытки и действия по всей России, со стороны кого бы они ни
исходили".
     2)    "Предавать     суду    Ревтрибунала    всех     саботажников    и
контрреволюционеров, разработав меры борьбы с ними".
     3) "Комиссия ведет  только предварительные расследования, поскольку это
нужно для пресечения".
     А далее идет очень похожий на сказку умиротворяющий текст.
     "С первых  же  дней существования ВЧК  не могла уложится в рамках  этих
трех, наспех  написанных, пунктов. Обстановка,  созданная врагами, требовала
решительных мер  для защиты  завоеваний  Октябрьской революции. Буржуазия  и
помещики,  побежденные  в  открытой   борьбе,   не  складывали  оружия;  они
использовали  все возможности для подрыва авторитета  советов, для  борьбы с
ними.   Саботаж,  который  был   объявлен  всей  интеллигенцией,  включая  и
чиновничество, буржуазия умело использовала в своих  целях, ассигнуя крупные
суммы на поддержку и организацию этого саботажа. До мая 1918  года ВЧК почти
не применяла  расстрела в борьбе с  врагами. С момента существования до июня
1918  года ВЧК  расстреляла всего  26  контрреволюционеров,  главным образом
злостных  бандитов. Когда  же начались антисоветские вооруженные выступления
помещиков капиталистов, поддержанные меньшевиками и эсерами, то ВЧК пришлось
для защиты завоеваний Октября бороться не на жизнь, а на смерт"ь.
     Первая  коллегия  ВЧК  состояла из  председателя  -  тов. Дзержинского,
членов  коллегии - Орджоникидзе, Ксенофонтова, Петерсона, Евсеева, Трифонова
и Петерса.
     Заметка подписана  Я. Петерсом, который из  скромности поставил себя не
по алфавиту.
     В  этой  же заметке  есть  еще  две  вещи, свидетельствующих  о  полном
попустительстве  властей  беззаконию.  Оказывается  не  ВЧК  санкционировало
беспорядки,  а  "пролетариат  без всяких  директив  с  стороны ВЧК,  ответил
красным террором на белый террор, расстреляв сотни врагов".
     А,  где   была  ВЧК,   которая   обязана  была  предотвращать  массовые
преступления,  и  почему  не  были  возбуждены дела по  фактам,  указанным в
заметке Петерса?
     И еще  одно: оказывается "в  1920 году  после разгрома  белогвардейских
банд и некоторого успокоения, ВЧК по своей инициативе вошла в Совет народных
комиссаров с предложением об отмене смертной казни, что было принято".
     Стандартно  и конъюнктурно, в  особенности,  если учесть тот  факт, что
Дзержинский был членом СНК. Ясно, что, напившись крови, именно он выступил с
инициативой, а скажем не Председатель СНК Ленин, которому после пули Каплан,
из-за развивающейся болезни, в голову бы такое не пришло.
     Смертную   казнь   формально   отменили,   но   расстрелы    фактически
продолжались,  и  объяснялось  это  исключительно  пролетарской   ненавистью
сотрудников   ЧК.   Наказание    за   несанкционированный    расстрел   было
символическим.  Расстрелявший  обязан  был рассказать на партийной ячейке  о
причинах. И ячейка решала. Высшей мерой наказание за убийство в те годы было
для  сотрудника  ЧК  исключение  из  рядов  ЧК. Помимо террора,  в борьбе  с
контрреволюцией ЧК часто прибегала к внедрению агентов. Хотя на первых порах
Дзержинский     выступал     против    царских     методов     использования
агентов-провокаторов, он очень быстро сам стал настоящим специалистом в этой
области (стр. 63 КГБ, сборник, Принт-Комплекс, 1990 г.).
     В июле  1918 года  5-й  Всероссийский  съезд Советов  принял  первую  в
истории Конституцию РСФСР, созданную, как говорилось в то время, трудящимися
Советской  Республики  по  руководством  Коммунистической  партии.  Истинная
интеллигенция,  просветители, к  коим относился  Н.Гумилев,  повернули  свое
творчество в массы. Н.Гумилев писал в те годы С.Городецкому: "Ты же знаешь о
Леконте де Лиле,  одном из  величайших поэтов  Франции, почему же о  нем  не
знать рабочему и крестьянину?.. Литература и  народ  любовно тянутся друг  к
другу,  только  встреча  их  произойдет...  в  просторных  светлых  дворцах,
превращенных в библиотеки на зеленых лугах, возвращенных всем людям"...
     В томе  47  Большой  Советской  энциклопедии,  во  втором  издании  под
редакцией  Б.А.Введенского  на  странице  435  авторы заметки  "Чрезвычайные
комиссии (ЧК)" проговариваются, свидетельствуя, что: "государственные органы
по  борьбе с контрреволюцией,  спекуляцией  и преступлениями  по  должности,
созданные  ВЦИК в  ноябре  1918. Образовывались  местными Советами  рабочих,
крестьянских и красноармейских депутатов или их исполкомами.
     "Или  их  исполкомами"  свидетельствует о неустойчивости их  позиции, и
невозможности  контроля.  Альтернатива  всегда  создается  для  того,  чтобы
контроль стал невозможен.
     А следующий документ вообще невероятен.



     Ввиду отмены  смертной  казни предлагаем  всех  лиц, кои  по числящимся
разным преступлениям подлежат высшим мерам  наказания - отправлять в  полосу
военных действий,  как  место,  куда  декрет  об  отмене  смертной казни  не
распространяется.

     15 апреля 1920 г. No 325/16.756


     14.10.1918  Лев  Троцкий, видя несовершенство  карательной системы ВЧК,
троек  и  т.п.  подписал   приказ  о  создании  РВТ  (революционных  военных
трибуналов). Перлы, которые имеются в этом документе, следует привести:
     "трудовое дезертирство  при данной  обстановке является таким же  актом
контрреволюции, как вооруженное восстание против рабочих и крестьян"
     или
     "рядом  с  органами  судебными  должны   существовать  органы  судебной
расправы",
     или, что важно для нашей работы и успокоения совести Я.С. Агранова:
     "расстрел  не  может  считаться  наказанием,  это   просто   физическое
уничтожение врага рабочего класса и может быть применен в целях  запугивания
(террора) подобных преступников".
     Интересно вспоминал ли эту фразу Агранов перед собственным расстрелом в
1938 году? Ощущал, что с ним совершают "не наказание"?
     Перлы не сходили  и со страниц изданий. В том же  номере "Петроградской
правды", где были опубликованы расстрельные списки, сообщалось о планируемом
в ближайшее время раскрытии очередного белогвардейского мятежа.
     В передовой статье имеется, видимо, по мнению редактора, удачная фраза:
"На Чрезвычайную комиссию надейся, но и сам не плошай". Толи в Бога вырядили
орган массовых убийств, толи разрешение дали - убивать, помогая чекистам?
     Кстати  расстреляны  наши  герои  не по  постановлению  власти,  а, как
сказано в газете "По постановлению Петр. губ. Чрезв. Комиссии"... Вот как!
     И  в  той  же  газете,  есть  толика  демократизма.  Завершается  номер
объявлением, которое не могу не привести полностью:
     "В Нарвско-Петерг. р-не образована комиссия по проверке состава милиции
р-на.  Заявления на  неправильность действия сотрудников милиции, независимо
от  занимаемой  должности,  за подписью  и  адресом заявителя  опускаются  в
специальные ящики, вывешенные 1)  у ворот Путиловского завода, 2) на площади
у Нарвских ворот,  3) ул. Рижского д. 11/19 (и т.д - С.Л.). Каждый гражданин
должен  сообщить  комиссии об  известных  ему  злоупотреблениях, не опасаясь
никаких последствий".

     Вот  почему, когда с моим коллегой С.Морозовым я писал проект  протеста
по делу Гумилева для  Генерального прокурора СССР, то не очень-то верил, что
это  получится,  ведь  дела  по  сути никакого.  И монополия  государства на
информацию  о такого рода "делах" понятна: под эгидой  режима секретности не
показать, что дела нет, и что не 26 или 28 "врагов народа" было уничтожено к
1921 году, а 144 с лишним тысячи. Позже,  после судебных  реформ  1922  года
счет пошел на миллионы.








     24 августа  1921  года Президиум  Петроградской губернской Чрезвычайной
комиссии приговорил
     Гумилева   Николая   Степановича,   1886  года  рождения,   из  дворян,
проживавшего  в Петрограде, угол Невского и Мойки,  филолога, члена коллегии
издательства  "Всемирная   литература",  женатого,  беспартийного,   бывшего
офицера,  участника  Петроградской  боевой контрреволюционной организации, к
высшей мере наказания - расстрелу.
     Данное   решение  Петроградской  губернской  Чрезвычайной   комиссии  в
отношении  Н.С.  Гумилева подлежит отмене, а дело - прекращению по следующим
основаниям.
     Как  утверждается   в  заключении  по  делу  со  ссылкой  на  показания
Таганцева,  Гумилев  говорил курьеру финской контрразведки Герману, что  он,
Гумилев, связан с группой  интеллигентов и  может  ею распоряжаться, а  сама
группа готова выйти  на улицу  для  активной борьбы с  большевиками, но  для
технических надобностей ему  необходима некоторая сумма денег.  Для проверки
надежности  Гумилева организация  Таганцева  направила  к  нему своего члена
гр-на  Шведова.  Гумилев  взял   на  себя   обязательства  оказать  активное
содействие   борьбе    с   большевиками   и   в   составлении    прокламаций
контрреволюционного  характера.  На расходы  Гумилеву было  выдано  200  000
рублей советскими деньгами и лента для пишущей машинки.
     Президиум   Петроградской  губернской  Чрезвычайной  комиссии  на  этом
основании сделал вывод о том,  что Гумилев являлся участником  Петроградской
боевой  контрреволюционной  организации,  активно  содействовал  составлению
прокламаций контрреволюционного содержания, обещал  связать с организацией в
момент восстания  группу  интеллигентов, кадровых  офицеров, которые  примут
активное  участие в восстании, получил от  организации деньги на технические
надобности.
     Из показаний Гумилева от 9 августа 1921 года явствует, что он отказался
разговаривать с  неизвестным  ему человеком о  какой-либо контрреволюционной
деятельности. На  вторичном  допросе  18  августа  1921 года  Гумилев  вновь
утверждал, что он дважды отказывался сообщать сведения шпионского характера.
При этом  он согласился  на выступление  с кучкой прохожих, пользуясь  общим
оппозиционным настроением. Во  время третьей встречи с  Вячеславским  взял у
него 200 000  на  всякий случай и держал их в столе, ожидая или  событий, то
есть восстания в городе, или прихода Вячеславского, чтобы вернуть  их. После
падения  Кронштадта он,  Гумилев, резко изменил  свое отношение  к Советской
власти и все дело предал забвению. Подтверждая факт разговора с Вячеславским
о  том, что  он,  Гумилев, может собрать активную группу из своих товарищей,
бывших офицеров, Гумилев пояснил: это заявление  было легкомысленным, потому
что он встречался с  ними случайно и  исполнить  обещанное  ему  было крайне
затруднительно.
     По словам  Таганцева Гумилев оставлял за собой право отказаться от тем,
отвечающих его далеко  не правым взглядам. Как  утверждает Таганцев, Гумилев
был близок к  советской ориентации. Про  свою группу  Гумилев дал уклончивый
ответ,  сказав, что для организации ему  нужно  время. Через несколько дней,
говорил Таганцев, Гумилев  далеко отошел  от контрреволюционных взглядов,  к
нему больше никто не  обращался и никаких поэтических прокламаций от него не
поступало.
     Что  касается 200 000 рублей, полученных Гумилевым, то  из них 23  июля
1921 года он 50  тысяч передал  М. Шагинян, а  16 тысяч рублей у него изъяли
при обыске, судьба остальных денег не установлена.
     Говоря об умысле Гумилева, нельзя пройти мимо показаний,  данных  им 23
августа 1921  года:  "Никаких фамилий, могущих принести какую-нибудь  пользу
организации Таганцева  путем установления между  ними связей,  я  не  знаю и
поэтому назвать не могу. Чувствую себя виноватым по отношению к существующей
в России власти в  том,  что в дни Кронштадского восстания был готов принять
участие в восстании,  если бы  оно перекинулось в Петроград, и  вел по этому
поводу переговоры с Вячеславским".
     В 1921 году  в защиту Гумилева выступила литературная общественность во
главе с М. Горьким, но ее ходатайство осталось без ответа.
     Приведенные  данные  свидетельствуют,  что  Н.С.  Гумилев  не   являлся
участником   Петроградской  боевой   контрреволюционной  организации   и  не
предпринимал никаких шагов  по  оказанию ей содействия, а полученные  им 200
000 рублей были  ничем иным, как  колебанием  интеллигента, и  эти деньги не
использовались в ущерб интересам советского государства. Н.С. Гумилев не был
врагом народа и рабоче-крестьянской революции.
     На основании изложенного и  руководствуясь ст. 35  Закона о Прокуратуре
СССР.

     Решение Президиума Петроградской губернской Чрезвычайной комиссии от 24
августа 1921 года в отношении Гумилева Николая Степановича отменить и дело о
нем прекратить за отсутствием в его действиях состава преступления.



     Мы уже знаем, что на протесте так и не появилась подпись Сухарева.
     Прокуратура хотела взять в расчет свидетельские показания единственного
человека, Одоевцевой, но та умерла.
     Много лет спустя, я встретил пенсионера Сухарева в  Колонном  зале,  на
правовом бомонде по случаю вручения правозащитных медалей имени Плевако.  Мы
разговорились, я  напомнил  ему о  делах  давно  минувших.  Он прекрасно все
помнит.
     С доставшейся мне в наследство от Гумилева фрондой я объявил  ему,  что
путь ему на небо  ему закрыт, потому что  не  ему принадлежала  в  1991 году
честь подписать протест по делу Гумилева.
     На это Сухарев отшутился, сказав,  что  десять  лет  назад  время  было
другое,  а то  бы  и  я  тоже  оказался  на  небе,  за  то, что  взбаламутил
общественность.
     По понятным причинам я не стал вызывать его на дуэль...


     Кто  же  убил  поэта?  Как  во  времена  Пушкина  -  самодержавие,  или
антисамодержавие, или цепь косвенных обстоятельств, создавших  убийц, к коим
принадлежали весьма достойные люди своего времени. Вина их в том, что они не
адаптировались к преступной эпохе и не умели держать язык за зубами.
     В  статье,  датированной  апрелем  1921  года,  переизбранный  с  поста
председателя Всероссийского Союза поэтов,  уязвленный Александр Блок писал в
статье "Без божества, без вдохновенья" формально о  направлении "Акмеизм", а
по сути,  с горечью  о  своем более  удачливом сопернике,  на  освобожденный
Блоком  пост  назначенном  -  Гумилеве:  "если  бы  они  (поэты  гумилевской
направленности  -  авт.)  все  развязали себе  руки,  стали хоть  на  минуту
корявыми, неотесанными, даже уродливыми, и  оттого больше  похожими  на свою
родную, искалеченную, сожженную смутой, развороченную разрухой страну!"
     Русскому   интеллигенту,  именитому  Блоку,   не  нравился  гумилевский
аристократизм. Возможно, но не так все  просто и принципиально. Ведь кое-кто
только и ждал таких вот высказываний  "вслух", особенно  после опубликования
"Двенадцати".  Раз  сам Блок сказал,  значит, Гумилев точно  - контра.  И не
просто сказал, подтвердил, что  они (поэты),  которых не  любил Блок  "хотят
быть знатными  иностранцами",  ну а по тем  временам  это -  верная  смерть.
Ксенофобия была вплоть до нынешнего времени государственной политикой.
     В.Ходасевич писал о том, почему  Блок и Гумилев вдруг стали антиподами,
вылившийся в конфликт, что привело к смерти одного и гибели другого. "Еще до
моего переезда  в Петербург, там образовалось отделение Всероссийского Союза
поэтов, правление  которого находилось в Москве и возглавлялось чуть  ли  не
самим Луначарским. Не помню из кого  состяло правление, председателем же его
был  Блок.   Однажды  ночью  пришел  ко   мне  Мандельштам  и  сообщил,  что
"блоковское" правление Союза час тому назад свергнутое и заменено  другим, в
состав   которого  вошли  исключительно  члены  "Цеха"  -  в  том  числе  я.
Председателем избран Гумилев. Переворот совершился как-то странно - повестки
были разосланы чуть ли  не за час  до собрания, и далеко не все их получили.
Все это мне  не понравилось, и я сказал, что  напрасно меня выбрали, меня не
спросив. Мандельштам стал меня  уговаривать "не подымать  истории", чтобы не
обижать  Гумилева. Из  его слов я понял,  что  "перевыборы", были подстроены
некоторыми  членами  "Цеха",  которым надобно было завладеть печатью  Союза,
чтобы при помощи ее обделывать дела мошеннического и коммерческого свойства.
Для этого они прикрылись именем  и  положением Гумилева.  Гумилева  же,  как
ребенка, соблазнили титулом председателя...
     Блок своим председательством в Союзе, разумеется, не дорожил. Но ему не
понравились явно подстроенные  выборы, и он  был  недоволен  тем, что отныне
литературное влияние Гумилева будет подкреплено нажимом со стороны  Союзного
правления. И Блок решился выйти из неподвижности.
     Как  раз   в   это  время   удалось  получить  разрешение  на   издание
еженедельника под названием "Литературная газета". В редакцию вошли Тихонов,
Замятин, Чуковский. Для первого  номера Блок дал статью, направленную против
Гумилева  и  "Цеха".  Называлась  она  "Без  божества,   без   вдохновенья".
(Ymka-Press, 1931 г., В.Ходасевич, Воспоминания: "Гумилев и Блок")
     Блок  не был первым.  7 декабря 1918 года в газете "Искусство коммуны",
No 1  появилась заметка "Попытка реставрации", автор которой был заместитель
Народного комиссара просвещения РСФСР (А.ВЛуначарского) Н.Пунин.
     Он  писал:  "...  с  каким  усилием,  и  то  только благодаря  могучему
коммунистическому движению,  мы  вышли год тому  назад  из-под  многолетнего
гнета  тусклой, изнеженно-развратной буржуазной эстетики. Признаюсь, я лично
чувствовал себя бодрым и светлым в течение всего этого года отчасти  потому,
что перестали писать  или, по крайней мере, печататься некоторое "критики" и
читаться некоторые  поэты (Гумилев,  например). И вдруг  я встречаюсь с ними
снова  в  "советских  кругах"...  Этому воскрешению я в  конечном  итоге  не
удивлен.  Для меня это одно из бесчисленных  проявлений  неусыпной  реакции,
которая то там, то здесь нет, нет да и подымет свою битую голову."
     Крупнейшему искусствоведу, профессору Н.Пунину Господь отпустил умереть
в сталинских  лагерях,  стало  быть, его  попытку приспособиться  к  режиму,
нельзя  назвать  удачной.  И  еще  один  факт  из  биографии  Н.Пунина:  он,
написавший политический донос на  Гумилева по прихоти судьбы  стал последним
мужем Ахматовой.
     И не мог Пунин писать по-другому в эпоху пролетарской гласности. Пример
показывало  правительство,  например,  А.В.Луначарский,  народный   комиссар
просвещения:  "Я   действительно   утверждаю,   что   социал-демократическое
творчество  должно существовать и  будет  существовать, и что  оно уже имеет
свои  задачи.  Социал-демократия (теперь, конечно,  это относится  только  к
коммунизму  /Примечание  автора  1925  г./)  не  просто  партия,  а  великое
культурное движение."
     Оставим цитаты истории.
     В.Ф.Ходасевич и Г.В.Иванов в своих  воспоминаниях говорят, что в гибели
Гумилева  сыграл  роль  какой-то  провокатор.  По  словам  Ходасевича,  этот
провокатор  был  привезен  из  Москвы их  общим другом,  которого  Ходасевич
характеризует  как  человека  большого  таланта  и  большого  легкомыслия...
Гумилеву  "провокатор", называвший себя начинающим поэтом, молодой, приятный
в  обхождении,  щедрый  на  подарки, очень  понравился,  и  они  стали часто
видеться. Горький говорил потом, что показания этого человека фигурировали в
деле и что он был "подослан".
     В "деле"  как  мы  теперь  знаем,  нет  показаний  провокатора,  однако
возможно они есть в альбоме, то есть,  говоря нынешним процессуальным языком
в "оперативно-розыскном деле", где собираются доносы. Оно,  судя  по полному
отсутствию информации - уничтожено. Отчего? Может из благородных  побуждений
чекистов не выдавать тех, кто им бескорыстно помогал? Но бескорыстно ли?
     Предполагаемый  провокатор   малоизвестный  поэт  Верин,  действительно
упоминающийся в деле  в  одном из показаний Гумилева - благополучно покидает
Россию и исчезает в Финляндии. По описаниям Ходасевича, похоже - это он.
     Г.Иванов связывал провокатора  с  поездкой  Гумилева в Крым  летом 1921
года в  поезде адмирала Немица и  так  описывал его:  "Он  (провокатор)  был
высок,  тонок,  с  веселым взглядом и  открытым  юношеским лицом.  Носил имя
известной  морской  семьи и  сам  был  моряком  -  был произведен в  мичманы
незадолго до революции..., писал стихи, очень недурно подражая  Гумилеву. По
словам  Иванова "провокатор был точно по заказу сделан, чтобы расположить  к
себе  Гумилева" (Глеб  Струве, Из-во  книжного магазина Victor  Kamkin, Inc.
Вашингтон, 1962, стр. XXXVI - XXXVII).
     На   этот  раз  всплывает  фигура  В.Колбасьева,   окончившего  морской
кадетский корпус и действительно похожего по описаниям на "того человека".
     Однако  в деле  никаких  материалов на  сей счет также не  содержится и
говорить  о  конкретной  личности,  сыгравшей  столь  неблаговидную  роль  в
биографии Гумилева не приходится.
     Да  собственно, и нет никакого смысла доискиваться до конкретных людей,
с каким бы знаком они не существовали в жизни Гумилева. Эти люди не виноваты
в том,  что  внезапно  изменилась  эпоха, и им слишком  "объяснили"  - каким
образом в ней можно выжить.
     А ведь эпоха не скрывала своих намерений, просто интеллигенция - во все
времена -  люди, которых надо  убеждать  в очевидном,  поскольку слишком оно
бывает непредставимо, чтобы в него поверить.
     В.Полунин в статье "Рыцарь  русского  ренессанса" вещает: "Hommo homini
lupus -  одна из незыблемейших предпосылок вечной морали, - писал Лев Шестов
в своей книги "Апофеоз  беспочвенности" (Ленинград,  издательство ЛГУ, 1991,
стр. 67). В  каждом  из своих ближних мы подозреваем опасного врага и потому
боимся его. Этот человек легкомыслен, если  мы не обуздаем его  законом,  он
нас  погубит", -  такая мысль является  у нас  каждый  раз, когда кто-нибудь
выходит из освещенной традицией колеи.
     Опасение справедливое: мы так бедны, так слабы, нас  так легко разорить
и погубить! Но у страха глаза велики, мы  видим опасность и только опасность
- и строим мораль,  за которой, как за  крепостной стеной, отсиживаемся  всю
жизнь от врагов. Только поэты брались воспевать опасных людей.  Но с поэтами
никто  не  считается. Здравый  смысл  ценит  гораздо выше  коммивояжера  или
приват-доцента, чем Байрона, Гете и Мольера".


     Приведу две цитаты из статей члена коллегии ВЧК Мартина Лациса, которые
свидетельствуют о тщетности наших усилий  выискать причины  и  здравый смысл
происходящего. "Мы не  ведем  войны против отдельных людей, - писал он, - мы
уничтожаем  буржуазию   как   класс.   Во  время  расследования   не   ищите
свидетельств, указывающих на то,  что подсудимый делом  или  словом выступал
против Советской  власти. Первый  вопрос, который вы должны задать: к какому
классу он относится,  каково его  происхождение,  каково его образование или
профессия. Ответы на эти  вопросы определят  судьбу обвиняемого".  И вторая,
смысл которой лег в основу дальнейшей жизни  всего общества. "Контрреволюция
развивается  везде,  во  всех сферах  нашей жизни,  она проявляется  в самых
различных формах, поэтому очевидно, что  нет  такой  области, куда не должна
вмешиваться ЧК".
     Я  позволю  себе   в  этих  коротких  записках  юриста  напомнить,  что
основополагающим элементом Советского  государства,  рожденного  революцией,
явился коммунистический  миф  о  том, что,  будучи авангардом  пролетариата,
большевики возглавили народное восстание, которое  выражало волю  не  только
самих  большевиков,  но  и  всего  русского народа.  В  действительности  же
Октябрьская  революция была  не чем иным,  как  государственным переворотом,
совершенным  революционным  меньшинством,  свергнувшим  умирающее  Временное
правительство,   которое  пришло  на   смену  монархии.  Ни  Ленин,  ни  его
последователи так и не смогли признать этой реальности.
     Ленин  и не предполагал, что новое большевистское правительство  (Совет
народных комиссаров) столкнется с такой огромной проблемой, как внутренняя и
внешняя  оппозиция.  Очень  скоро   он  приходит  к  необходимости   создать
"специальный аппарат" для решения этой проблемы. Убежденные в уникальности и
исключительной  правильности  марксистского  учения,  большевистские  лидеры
рассматривали  любую  оппозицию  независимо  от  ее  социальных  корней, как
контрреволюцию.
     Уже 20 декабря 1917 года Ф. Дзержинский, обращаясь к Совнаркому заявил:
"Не  думайте,  что  я  ищу формы революционной справедливости. Нам  не нужна
сейчас  справедливость, идет война  лицом к лицу,  война до конца, жизнь или
смерть.  Я предлагаю, я  требую органа для  революционного сведения счетов с
контрреволюцией".
     Советский народ  исподволь  готовили  к  детективному  жанру.  Готовили
вплоть  до  августовского путча  1991 года, когда под нажимом  международной
общественности, СССР включил  статью 34 в "Декларацию прав и свобод человека
и гражданина", гласящую:  "Неустранимые сомнения в виновности лица толкуются
в пользу обвиняемого".
     Дай Бог,  чтобы  не  повторилось средневековье. Со  слов А.Солженицына:
"Вот вспоминает о 1921 годе Е.Дояренко: лубянская приемная арестантов. Никто
не знает своей вины. Первый вопрос Ягоды: "итак, за что  вы  сюда попали?" -
то  есть,  сам скажи, помоги накручивать!  И ночные допросы были главными  в
1921  году.  И  тогда  же   наставлялись  автомобильные   фары  в  лицо.   И
использовалось амосовское отопление  для  подачи в  камеру то холодного,  то
вонючего воздуха".


     30 сентября  1991 года в  день Веры,  Надежды, Любови и матери их Софьи
состоялось заседание Судебной коллегии по  уголовным делам  Верховного  суда
РСФСР.  Председательствовал  на нем  П.Луканов, а его сотоварищами  были  О.
Полетаев и К. Гаврилин.
     "Коллегия   Верховного  суда  РСФСР  рассмотрела  протест  Генерального
прокурора  СССР (см. "Юридическая  газета",  No 10, 1991)  на  постановление
(его, как мы  знаем, не  было -  авт.) Президиума  Петроградской  губернской
чрезвычайной комиссии от 24 августа 1921 года, которым
     Гумилев Николай Степанович, 1886  года рождения, русский, член коллегии
издательства    "Всемирная    литература",    председатель    Петроградского
Всероссийского союза поэтов без указания Закона (выделено и подчеркнуто мной
- авт.) подвергнут высшей мере наказания - расстрелу".
     Так, спустя семьдесят лет один  месяц  и восемь дней тоже, видимо, "без
указания  закона",  начала торжествовать  правда: дело  Н.С. Гумилева  стало
впервые   предметом   рассмотрения   суда.  Настораживала  лишь   ссылка  на
"постановление", ибо такового не существовало.
     Как  мы  видим  в  деле много неточностей,  но полагаю одна  из главных
правовых, это то, что убийство назвали расстрелом.
     Поскольку   сообщение   о   казни  давала  сама   ЧК,  опровержения   в
установленном   порядке   в  газету   не  поступило,  а  в  материалах  дела
свидетельства о смерти Гумилева не  содержится, я продолжаю считать Гумилева
убиенным.
     В связи с  этим стоит, пожалуй, еще раз  обратиться к 104-му листу дела
Н.С.  Гумилева,  где  содержится выписка  из протокола  заседания Президиума
Петроградского Губчека. Там  было написано: "Гумилев Николай  Степанович, 35
лет,   бывший  дворянин,  филолог,  член  коллегии  издательства  "Всемирная
литература",  участник  Петроградской боевой контрреволюционной организации,
активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания,
обещал  связать  с организацией в  момент восстания интеллигентов,  кадровых
офицеров,   которые   примут  активное  участие  в  восстании,  получил   от
организации деньги на технические надобности".
     И чуть правее сделана приписка: "Приговорить к  высшей мере наказания -
расстрелу".
     Никакого "постановления", мало-мальски коллегиального  решения не было.
Оказывается,   протокольная   запись   стала   вполне   достаточной,   чтобы
безоговорочно решить судьбу одного из крупнейших русских поэтов.
     Через  три  дня  после "этого" (авт.),  27 августа  1921 года,  Николая
Степановича Гумилева расстреляли.
     В списке обреченных, опубликованном в No 181 "Петроградской правды" тех
дней, Н.С. Гумилев был тридцатым. И, конечно, не последним.
     Чужой  судьбой,  чужой  жизнью  распоряжаться  легче  -  лишь  бы  свою
сиюминутную  репутацию или, как бы еще сказали, "реноме" спасти,  утвердить.
Но главная  ущербность  -  это сиюминутность,  даже  если  она  прикрывается
громкими  фразами.  Сиюминутность  всегда  от  слабости,  а  не  от  силы  и
убежденности. Кто забывает это, того самого забывают. В  1964 году незадолго
до смерти  А.Ахматовой руководителям  ЦГАЛИ  пришло в  голову "облагородить"
свою организацию.  Отныне  архив  ЦГАЛИ  украшает фотография  А.Ахматовой  с
надписью: "Милым Цгалийцам на память об Ахматовой"...
     Но   ничто  не  исчезает  бесследно.  Рано  или  поздно  справедливость
вырывается из мглы забвения. К счастью  ныне здравствующих,  и  ради будущих
обрело  свое  достойное  место  в  истории  имя  гражданина  России  Николая
Степановича Гумилева.
     Итак,   снова:  "Постановление  Президиума   Петроградской   губернской
чрезвычайной комиссии от 24  августа 1921 года в отношении  Гумилева Николая
Степановича отменить и дело производством прекратить за  отсутствием состава
преступления."  В.Руднев  "Протест  /от   20.09.1991  г./  по  делу  Николая
Гумилева", "Известия", No 226, от 21 сентября 1991 года.
     Вот и все. И произошло это,  как уже было говорено, в  день Веры. Может
быть, веры  в справедливость, в истину, в добро. В то, что  к  делу Гумилева
еще вернутся когда-нибудь, когда окажется, что реабилитировать его надо было
не  с  формулировкой   отсутствия  в   его   поступках   и  жизни   "состава
преступления", а  за "отсутствием  события  преступления", а то и вследствие
"изменения обстановки".
     Но не изменится  ли  обстановка еще раз,  не  окажутся  ли  поэты опять
виновниками грядущих политических событий?
     В 1968 году Прокуратура СССР по ходатайству П.Н.Лукницкого может быть и
хотела бы взяться за пересмотр дела, да не решилась.
     Смутили строки:


     или такие:

     или такие:

     Сегодня обстановка  изменилась. Разрешено "учиться не бояться, и делать
что надо", и даже спонсировать конквистадоров...
     А как  только стало  разрешено, и Союз писателей, и  Фонд  культуры,  и
Прокуратура,  и КГБ, и  Союз юристов  поспешили Гумилева  тоже всеподданейше
полюбить, и поставили в "деле" долгожданную точку.


     Ушла Советская власть, так  и не  реабилитировав Гумилева. Некоторые ее
противники,  рядящиеся  сегодня  в  одежды  демократии   стараются  искупить
содеянное. И к ним  уместно  применить формулу Ф.Ницше из "Антихристианина":
"Я  возражаю против  того, чтобы  вносить фанатика в тип  искупителя".  (Сб.
"Сумерки Богов", Политиздат, 1989 г., стр. 49).
     Остались непохороненные тела и память.
     Газета   "Революционное  дело"   сообщила  о  подробностях   расстрела.
"Расстрел  был  произведен  на одной  из станций Ириновской железной дороги.
Арестованных  привезли  на  рассвете и заставили  рыть  яму. Когда яма  была
наполовину  готова, приказано было всем раздеться. Начались крики,  вопли  о
помощи.  Часть  обреченных  была  насильно  столкнута  в яму, и  по яме была
открыта стрельба. На кучу тел была загнана и остальная часть и убита тем  же
манером. После яма, где стонали живые и раненые, была засыпана землей".
     Станция узнана  позднее,  - Бернгардовка. Место  расстрела  установлено
А.А.Ахматовой и  П.Н.Лукницким. В  книге  Веры Лукницкой  "Николай  Гумилев"
дается фотография предполагаемого места расстрела. Эту фотографию сделали мы
с мамой.
     В 1988 году мы с  ней, по  традиции, отправились, как всегда  на машине
ежеполугодный  визит  в  Ленинград,  навестить  близких на  Серафимовсвом  и
Пискаревском.  Как-то  само  собой  решили  потом  проехать  к месту  гибели
Гумилева,  что  возле  села  Бернгардовка,  разыскать  его,  если  повезет -
сфотографировать.
     Доехали  быстро,  папочкой  составленный  план  местности  (о  нем  уже
упоминалось) был  подробен и ясен.  Когда до искомой сосны оставалось метров
сто пятьдесят-двести, дорогу нам перегородил характерный забор с проломанной
колючей проволокой, свидетельство того, что мы попали на территорию воинской
части.
     Не  успели  мы  сориентироваться,  как  ни  из  чего  явилась   фигурка
прапорщика.  Но  провидение, как  говаривал веселый  и бородатый  Жюль Верн,
приходит  к людям тогда, когда исчерпаны  все возможности. И точно,  судя по
цвету  петлиц  прапорщика, мы оказались  на территории части МВД.  Это  было
особенно  приятно и своевременно, поскольку как  раз в это время, я служил в
этом ведомстве.
     Прапорщик изучил мои документы и поинтересовался целью нашего визита.
     -Место гибели летчика Севостьянова, -  сказал я, как и было написано на
страничке папиного дневника.
     -И других, - тихо добавила мама.
     Прапорщик оказался любезным  перед референтом  заместителя министра, он
даже показал нам искомое место и разрешил  его сфотографировать.  А заодно и
соседнее, с сосной, то, что и было истинной целью нашего сюда приезда.
     Место расстрела Гумилева.
     Во  многих книгах о  Гумилеве я потом видел этот, сделанный  нами кадр,
естественно, и, как всегда, без упоминания имен авторов.
     ...На обратном пути,  уже у выезда из Бернгардовки, мы с  мамой  купили
большой букет белых роз и  положили его к  памятнику  летчику  Севостьянову,
установленному неподалеку, принявшему в дни битвы за  Ленинград неравный бой
с немецкими "мессершмидтами".
     Для поклонников внекультовых религий  скажу, что  Гумилев  был казнен в
четверг.
     Через неделю, 1 сентября 1921  г. "Петроградская правда", No 181,  на 1
полосе, в 1 столбце, во 2 абзаце снизу сообщила о расстреле.


     Задолго  до  того,  как  стихи Н.Гумилева  стали  издаваться  в России,
задолго  до  того,  как милостиво было разрешено ознакомиться с  его  делом,
Н.Гумилеву был уже поставлен памятник.
     Первый  биограф Гумилева  - Павел Лукницкий  в 1932  году, в  Памирской
гряде гор открыл несколько пиков. Самый высокий он назвал пиком Маяковского.
Сейчас  не  только географы и альпинисты знают этот  пик. Пик нанесен на все
географические карты мира.
     Но,  вряд ли многим  известно, что в той  же  гряде гор,  в том же 1932
году,  недалеко от пика Маяковского,  появились  еще названия,  данные тогда
Лукницким: скала "Ак-Мо" и массив "Шатер", также вошедшие в атласы.
     "Ак-Мо"  -  это "Acumiana" Лукницкого, то  есть его Ахматова. "Шатер" -
название сборника африканских стихов Гумилева.
     В этих названиях Лукницкий сохранил для себя живыми русских поэтов.
     Я горжусь  тем,  мой  отец  подчеркнул  целостность  культуры, важность
уважения к прошлому.
     После   смерти  Павла   Лукницкого,   Федерация   альпинизма  вошла   в
Правительство СССР с ходатайством о присвоении одному из безымянных пиков на
Памире его имени.
     Ходатайство было удовлетворено. В Памирской гряде гор  высится отныне и
"пик Лукницкого".
     Но...  у  всяких подножий,  как  водится, "и  по сегодня  много  ходит"
равнодушных всех пережитых времен - сталинского, брежневского, горбаческого,
нынешнего...,  которые занимаются делами, даже  умеют к  месту процитировать
поэта, и их равнодушием, ими же, или их  единомышленниками убиенного. Они не
смотрят на вершины и не прислушиваются к своим душам...
     И  происходит  это,  по-моему,  потому,   что  "рождаемая   современной
состязательной   публичностью   интеллектуальная   псевдо-элита   подвергает
осмеянию  абсолютность  понятий Добра  и Зла,  прикрывает  равнодушие  к ним
"плюрализмом идей" и поступков".





































     Павел  Николаевич Лукницкий,  родился 29 сентября ст. стиля 1902 года в
Петербурге,   скончался  в  июне   1973   года,   в   Москве,   похоронен  в
Санкт-Петербурге. Дворянин. Учился в Кадетском и Пажеском Его И.В. корпусах,
Институте  живого слова. Закончил Петроградский университет.  Первый биограф
Николая Гумилева. Один из  основателей  литературных групп 20-х годов.  Член
(технический секретарь) Петроградского Союза поэтов  с 1924 года. Член союза
писателей  СССР  с 1934 года. Действительный  член  Географического общества
Академии  наук  СССР.  Исследователь  районов  Памира, Мончетундры,  Сибири.
Участник  ВОВ  с  июня  1941 по  май  1945. Автор  58  книг прозы и  стихов,
переводчик    таджикского   народного    эпоса,    писателей   Таджикистана,
Азербайджана.   Поэзия:  "Волчец",   "Переход";   Драматургия:  "Город-сад",
"Священное  дерево"; Проза, романы  и  повести; "Мойра",  "Дивана", "Безумец
Марод-Али", "Всадники и  пешеходы", "Памир без легенд", "У подножия смерти",
"За синем  камнем",  "Земля молодости", "Ниссо" (переведен на 34 языка), "На
берегах  Невы",  "Ленинград  действует..."  -  3-х  томная  эпопея, "Делегат
грядущего", "Время за нас", "По дымному следу" и других.
     В момент ареста Лукницкого Ахматова уехала лечиться в Кисловодск, Пунин
был я Японии.
     Упоминаемая  запись и  подобные другие  из дневника "Первого  Эккермана
Ахматовой"  (Н.Струве) публиковались вдовою писателя  не раз:  в 1987 году в
"Библиотеке  "Оконька"; в  1988  году в  журнале  "Наше наследие"; в книге о
Лукницком "Перед Тобой земля"; в 1989 году  в вестнике  РХД;  в 1991  году в
двухтомнике "Встречи с Анной Ахматовой".
     Дома хранится ксерокопия полного комплекта архива.

     И  все  же,  Николай  Семенович Тихонов,  не  смог не  выразить  своего
публичного признания работы моего отца, надписав в  1977 году  маме на своей
книге  "Брамбери":  "Вере  Константиновне Лукницкой, хозяйке фантастического
города документальных поэтических  воспоминаний,  владелице поэтических тайн
прошлого  русской поэзии  - с удивлением  к исполненной ею  работе в области
поэтических открытий - сердечно Николай Тихонов. 1977 г."

     Терехов Г.А., (в 1990  г.)  персональный пенсионер, доцент Высшей школы
КГБ СССР, 1937-1948 -  зональный прокурор по Ленинграду и Северному Кавказу,
1948-1956 - главный транспортный прокурор, 1956 -1970 -  начальник отдела по
надзору  за следствием в  органах госбезопасности, член коллегии Прокуратуры
СССР, старший помощник Генерального прокурора СССР.
     Книги  Л.Н.  Гумилева  "Древние тюрки",  "Открытие Хазарии"  и  другие,
подписанные Лукницкому  при их встречах в Ленинграде в 1968  году: "Дорогому
Павлу  Николаевичу от старинного друга",  говорят о сохранившемся  чувстве к
Лукницкому, и в 80-х, когда  мама бывала у  Л.Н.Гумилева  в  Ленинграде,  он
неизменно повторял ей: "Издавайте все! Все, что записывал Павел Николаевич -
точно. Все так и было".
     В "Мерани" том стихотворений, который собрала мама и неизвестные  факты
биографии поэта, которые дали материал для  работы многих литературоведов  о
Гумилеве и составителей  книг Гумилева,  вышел раньше,  чем  означенный  том
"Библиотеки поэта" в Советском писателе. Но в письме, по тем временам, важно
было  подчеркнуть  -   "Советский  писатель".  Издать  книгу  в   Тбилисском
издательстве  "Мерани"  маме  предложил В.П.Енишерлов, работавший  в журнале
"Огонек"  заведующим  отделом. Енишерлов был  изумлен,  прочитав принесенные
мамой для публикации  материалы  о Гумилеве.  Сто страниц неизвестных фактов
биографии поэта, подлинники стихотворений поэта и т.д. Холодно и недоверчиво
спросил:  "Что еще за новости? Откуда  это  у Вас, почему это до сих  пор не
известно?" Мама рассказала  о существовании архива, о котором, кстати, знали
очень  многие  официальные  лица,  литературоведы,  журналисты, писатели, не
только  в  России.  В.П.  сразу проявил  активное  участие  в  обнародовании
материалов,   предложив  своему  другу,   редактору  "Мерани"   издать   том
стихотворений  Гумилева  с  маминым  очерком  о жизни  и творчестве  и  его,
енишерловским  предисловием, которое он  приложил к  рукописи, позаимствовав
его из маминого же очерка.  В начале  1987  года в библиотеке "Огонька" была
издана книжка Веры Лукницкой "Из двух тысяч встреч. Рассказ  о летописце"  и
несколько публикаций  в журнале "Наше наследие", где Енишерлов  стал главным
редактором.
     В  этом  управлении я  раздобыл  некоторые  материалы  для  своих книг:
"Начало Водолея",  "Бином Всевышнего", "Мамочкин социализм", "Это потому что
- ты...", "Киллеров просят не беспокоиться" и других.
     Эту  статью  я  диктовал  заместителю  главного   редактора  Александру
Мостовщикову, ставшему впоследствии моим другом, в подъезде редакции "МН" на
Пушкинской площади, куда я зашел  из прокуратуры. В подъезде, потому что  не
было свободного  кабинета,  а в его собственном, его  помощница  Лена  Ханга
принимала  какую-то,  по тем временам, "крутую"  делегацию. Кроме того, мы с
ним оба боялись утечки информации.
     8 Ирина  Одоевцева  , на  самом  деле -  Ираида  Густавовна  Геннике, с
существенно  отличающимся,  от   общепринятой   ее  биографической  справки,
возрастом. "Плохо  работаешь, товарищ Дантес, - хотелось добавить, - а может
это вообще не Одоевцева, и книга ее  - не та, и вообще все в этой истории не
то".
     8 Такими папками, ожидающими  пересмотра  по  делу,  в  том  момент был
завален  весь этаж прокуратуры.  Очевидцы  рассказывают, что после ХХ съезда
был завален и весь двор прокуратуры  по адресу ул. Пушкинская д. 15-а. Папки
тогда укрывали толем. От дождя.
     Н.К.Рерих, Собр. Соч. в 4-томах, т. 3, Шамбхала
     Вели  эти  передачи   по   разным  каналам   телевидения:   И.Кленская,
В.Енишерлов, А.Мостовщиков, И.Холмова и другие.
     Этот   номер   Дела   Гумилева  присвоен   всей  папке  материалов  ПБО
(Таганцевский заговор).
     9 Именно  эту обложку я лично сфотографировал  фотоаппаратом  "Зенит" с
объективом "Гелиос". Поскольку сей кадр был единственным, я не был уверен ни
в  качестве,  ни даже в  том, что что-то получится.  Прокурор управления  по
надзору за следствием в органах Госбезопасности П.Горбунов, присутствовавший
при чтении  дела, не мог не видеть, что я сделал снимок. Позже, когда улегся
шок  от  того,  что  мне  никто  не помешал,  и  снимок  был  опубликован  в
"Московских новостях", я спросил прокурора: "Почему Вы это  позволили".  "Вы
затеяли  доброе  дело, к  тому же, вы  сын фронтовика,  написавшего 3-томную
эпопею "Ленинград действует..." А я на ленинградском фронте был ранен".
     С тех пор этот снимок без каких бы то ни было ссылок "гуляет" по разным
книгам.

     Далее,  в листе  No  9  значится Гумелев Александр Васильевич.  Никакой
связи не прослеживается.
     10 Под этим номером было возбуждено дело Петрогуб ЧК
     11   Для  усиления  репрессий  и  устрашения   народа   5.12.1920  года
Ф.Дзержинский  разослал  в  губернские  ЧК  совершенно  секретный приказ,  в
котором  требовал   от   подчиненных  устраивать  фиктивные  белогвардейские
организации  в  целях  быстрейшего  выяснения иностранной агентуры  на нашей
территории".   Фактически  этот  приказ  официально  требовал  от   чекистов
проведения  ими гнуснейших провокаций в отношении населения, создания ими же
самими  "подпольных  организаций  и  террористических  групп".  А  поскольку
чекисты сами же и судили этих "террористов",  преступной организацией  можно
было назвать любую группу людей.

     Мотовилов, Матовилов, Матвеев, Мат.. Мот.. и пр. (см .ниже)  - это  все
неразборчивые, стершиеся и неграмотные подписи. Один ли два, или несколько -
понять    невозможно.   По    предположению   -   один,    малограмотный   и
непрофессиональный.
     Гумилев  Николай  Степанович  проживал  в  угловом  доме No 32  по  3-й
Рождественской улице, в кв. 8, в 1893 году! Здание сохранилось.  Позже улица
была переименована в 3-ю Советскую...
     12 Цифры справа  - общее  количество  стихотворений,  взятых из каждого
упомянутого  сборника;  единицы  справа, которые  мы  отметили  звездочками,
означают  стихотворения,  не  входившие в изданные  книги  поэта. Сначала мы
решили,  что  перед  нами  план  задуманного  Гумилевым  сборника  избранных
произведений. Но список показался знакомым. Стали искать и, к счастью, нашли
черновик этого  списка,  сделанного  также рукою поэта,  в домашнем  архиве.
Стихи, обозначенные в нем, предназначались для антологии Гржебина.
     13  Нельзя  исключить варианта,  что  к  Гумилеву пришел  провокатор  и
попросил  на  время  положить  у него сумму  денег, якобы  для помощи бывшим
офицерам.  Также  нельзя  исключить  варианта,  что  к  поэту  был  подослан
чекистский провокатор, попросивший Гумилева прочитать текст составленной  им
листовки.
     Однако в подобных действиях со стороны обвиняемого  не было в 1921 году
состава преступления.
     Что же касается в принципе постоения показаний на основе провокаций, то
она установлена. Агранов говоря о том, что поскольку это "дело прошлое", все
эти центры давно уже на  заседают  - то и  опасности подследственным никакой
нет, что ЧК выясняет все лишь для  исторического  интереса. Многих обворожил
замнаркома любезностью.  Профессор  Таганцев 45  дней  следствия  героически
молчал. А потом убедил его Агранов подписать с ним соглашение: "Я, Таганцев,
сознательно  начинаю  делать  показания  о  нашей  организации,  не  утаивая
ничего... не утаю  ни  одного лица, причастного к нашей  группе.  Все  это я
делаю  для  облегчения участи участников нашего  процесса".  И  показал  ему
бумагу:
     "Я  уполномоченный  ВЧК Яков Саулович  Агранов, при  помощи  гражданина
Таганцева  обязуюсь  быстро  закончить следственное  дело  и после окончания
передать в гласный суд... Обязуюсь,  что ни к  кому  из  обвиняемых не будет
применена высшая мера наказания".
     По "делу"  Таганцева - ЧК  расстреляло 87 человек из 201  арестованного
(авт.)

     14 Не списан  из-за того,  что  морщится  второй  столбец  на  листе  с
наименованием   и  стоимостью   продуктов,   очевидно  предназначенных   для
распределения в Союзе поэтов.


     15  Отчество  исправлено  чернилами,  очевидно,  это  сделано   гораздо
позднее, и,  судя  по тому, что исправлено  не  во всех случаях, - не  самим
следователем Якобсоном.  По  сути  приговорен к смертной  казни  был  другой
человек.

     А.Меликов, "ЛГ", No 1, 2002 г.
     А.Солженицын,  "Как нам  обустроить  Россию?",  посильные  соображения,
Париж, Ymka-Press, 1990 г., стр. 37


Last-modified: Sat, 04 Sep 2004 12:42:42 GMT

Оцените этот текст: