--
продолжал Блюмберг, пока они углублялись в придорожный березняк. -- Почему?
Объясню. Я намерен поделиться с вами некоторыми своими соображениями.
Совершенно безответственными. Я -- частное лицо и могу себе это позволить.
Вы -- нет.
-- Тогда к чему этот разговор?
-- Без вашей помощи я не смогу оценить степень безответственности моих
рассуждений. Или степень их соответствия истинному положению дел. А если я
прав, это может торпедировать ключевой момент нашей акции.
Блюмберг остановился возле рухнувшей от ветра или от старости березы и
предложил:
-- Давайте присядем на это бревнышко.
Но перед тем как сесть, он внимательно огляделся. Хвойный подлесок
глушил шум машин, проходящих по "Минке", смыкавшиеся наверху кроны берез
покачивались от легкого ветра, чирикали какие-то лесные пичуги.
-- Хорошо. Лес. С детства люблю лес, -- проговорил Блюмберг, но были у
Голубкова сомнения, что он любовался лесом. Он оценивал возможность
прослушки. Но место было недосягаемым даже для лазерной установки. Блюмберг
сел и закурил "Кэмел".
-- Я имею всю информацию о ходе нашей акции. И даже успел получить ваше
сообщение о журналистах из Си-Эн-Эн. Накопилось очень много вопросов, на
которые у нас нет ответа. У меня, признаться, голова пухнет, когда я обо
всем думаю. А у вас?
-- У меня тоже, -- кивнул Голубков, разминая свой "Космос".
-- И все же я начну с частностей. Пилигрим в Москве. Как я понял, ваша
"наружка" его потеряла?
-- Да. Он взял в Мурманске билет до Москвы с промежуточной посадкой в
Питере. После посадки в самолет не вернулся. Добирался в Москву либо
поездом, либо нанял машину. На своей квартире не появлялся. На квартире Люси
Жермен -- тоже. Мы надеялись получить информацию от Сола. Но Сол молчит.
-- Он утратил источник информации. Или канал связи.
-- Каким образом?
-- Возможно, мы когда-нибудь об этом узнаем. Второй момент, --
продолжал Блюмберг. -- Пилигрим назначил начало операции в ночь с
воскресенья на понедельник. Почему? Есть у вас какие-нибудь предположения?
Голубков покачал головой:
-- Никаких. Это может быть ложным ходом.
-- Нет. Люди Рузаева арендовали в Грозном самолет "Ту-154", а в
мурманском аэропорту -- два вертолета, "Ми-1" и "Ми-8". Вылет "Ту-154"
назначен на воскресенье на девять вечера. Около полуночи он будет в
Мурманске. Как раз к этому времени должно поступить сообщение, что станция
захвачена. Если захват не удастся, самолет заправится и вернется в Грозный.
Если удастся, на "Ми-8" на АЭС доставят тол с турбазы "Лапландия", а на
"Ми-1" на станцию прилетит из Мурманска сам Рузаев. Тол нейтрализован?
-- Подменен.
-- И третий момент. Каким образом Пилигрим намерен уйти со станции
после ее захвата?
-- Вероятно, вместе с Рузаевым собирается улететь в Грозный. Когда
ядерная кнопка будет у них в руках. А оттуда переберется в Турцию и через
нее -- в Штаты.
-- С миллионом долларов в кейсе? Его пристрелят или прирежут уже в
самолете. Он будет уже не нужен Рузаеву. И он не может этого не понимать.
-- Тогда не знаю, -- сказал Голубков. -- Вы -- знаете?
-- Я думаю об этом с самого начала акции. У меня есть кое-какие
соображения. Ими я и хочу с вами поделиться. Но придется начать издалека. Вы
хорошо помните трагифарс под названием ГКЧП?
-- Да. Только почему -- трагифарс?
-- Это было бы просто фарсом, если бы не погибли трое молодых ребят. А
как иначе это назвать? Абсолютно серый Крючков. Старая развалина Язов.
Председатель колхоза Стародубцев. Нагло ограбивший всех Павлов. А во главе
-- тупой троечник и алкоголик Янаев. Исполняющий обязанности президента! И
он стал бы править страной, если бы путч удался?
-- За ними стоял Лукьянов.
-- Да. Но это фигура второго плана. Вы помните, что сказал Горбачев,
когда его привезли из Фороса?
-- Он много чего говорил.
-- Правильно. Но одна фраза была знаменательной. "Вы никогда не узнаете
всей правды". Позже он уверял всех, что имел в виду не путч, а общую
ситуацию в стране во время его правления, но я уверен, что он имел в виду
именно путч. Так кто же встал бы во главе государства, если бы путч удался?
Голубков лишь молча пожал плечами.
-- Я вам скажу. Только не считайте это досужими разговорами. Вопрос для
нас самый насущный. Мы должны найти ответ на него, если хотим реализовать
наш план в полном объеме. Так вот. Во главе государства остался бы сам
Горбачев. ГКЧП -- это был его пробный шар.
-- У вас есть доказательства?
-- Только косвенные. Вспомните, как он сдавал Ельцину все позиции.
Абсолютно все. Он даже не сделал ни малейшей попытки сопротивляться. Почему?
Очевидно, что у Ельцина на руках был козырный туз. Именно этот. Ельцин знал,
что организатор ГКЧП -- сам Горбачев. И если бы Горбачев не капитулировал,
он оказался бы в "Матросской тишине" вместе с Янаевым и компанией. Но и это
еще не все. Вопрос на засыпку: смог бы Горбачев, останься он у власти, круто
изменить курс и зажать гайки? Нет. И это прекрасно понимали все, кто обладал
реальной властью в стране. Горбачев -- это был отработанный пар. Для
возвращения к жесткому курсу нужен был совсем другой человек. И такой
человек был.
-- Кто?
-- Мы к этому подойдем. Сейчас для нас главное, что он был.
-- Каким образом он мог бы сместить Горбачева?
-- Вы задали сейчас точный вопрос. Очень точный, полковник. Давайте еще
раз вернемся назад. 1988 год -- побег Пилигрима из Дармштадта. 89-й --
пластическая операция. Июль 91-го -- легализация в Москве. Ровно за месяц до
путча. Это вам о чем-нибудь говорит?
-- В 89-м, когда Пилигриму сделали пластическую операцию, вряд ли
кто-то думал о путче.
-- Но в 89-м уже все серьезные аналитики просчитывали, что Советский
Союз на грани краха. В том числе и аналитики КГБ. И было очень много людей
среди власть имущих, кого эта перспектива не умиляла. Горбачев был обречен.
Уже в 89-м. Ему просто очень повезло, что путч закончился крахом. Он потерял
власть, но сохранил жизнь. Иначе его убрали бы. И я даже знаю как. Взорвали
бы его лимузин. Для этого и нужен был Пилигрим.
-- Полная чепуха! Никакой Пилигрим не смог бы этого сделать!
Блюмберг усмехнулся:
-- Мне ли вам рассказывать, как делаются такие вещи? Взрыв устроили бы
те, у кого есть для этого все возможности. А Пилигрима просто подставили бы.
Мертвым, разумеется. И все. Крупнейший международный террорист. Наймит
мирового империализма. Его былая причастность к "красным бригадам" придала
бы делу некоторую идеологическую пикантность. Левоэкстремистский террор.
После этого можно и чрезвычайное положение вводить, и закручивать гайки.
Резьба, конечно, все равно сорвалась бы. Но лет на десять страна была бы
отброшена назад.
-- По-вашему, сейчас она отброшена вперед?
-- Константин Дмитриевич, у нас нет времени для общеполитических
дискуссий. Нам нужно найти ответ на вполне конкретный вопрос: кто этот
господин Икс, который был автором или главной действующей фигурой в
сценарии? Не в трагифарсе ГКЧП, а в настоящем сценарии. Только тогда мы
сможем понять действия Пилигрима и его план ухода.
-- Даже если вы правы, Пилигрим не мог знать этого человека.
-- Да, -- кивнул Блюмберг. -- Его знал очень узкий круг лиц. Может
быть, всего двое или трое. Возможно, не знал даже тогдашний председатель КГБ
Крючков. Но один человек знал наверняка. Вам он известен под псевдонимом
Профессор. А теперь знает и Пилигрим.
Голубков потер занывшую жилку на виске и спросил:
-- Откуда?
-- Четыре дня назад около десяти часов вечера Профессор был убит на
своей даче в Старой Рузе. Ударом ножа в сердце. Перед этим его пытали.
-- Как -- убит?! -- поразился Голубков. -- А охрана? Он же носитель
важнейших государственных секретов! И почему в Старой Рузе, а не на госдаче
в Архангельском или в Барвихе?
-- Верно, в Архангельском. Но после отставки его попросили очистить
помещение. А то вы не знаете, как это у нас делается. Из князи в грязи. В
Старой Рузе была дача его родителей. Там он после отставки и жил бирюком.
Охрана была -- двое солдат-первогодков. Оба были в отключке. На столе стояла
бутылка водки. Выпили всего по стакану. Очевидно, некто третий подсыпал
чего-нибудь вроде клофелина. И этот третий был Пилигрим.
-- Вы уверены?
-- Да. Потому что я его видел. Когда он уходил. Я приехал к Профессору
задать тот же вопрос. Но, к сожалению, опоздал. И вряд ли Профессор мне бы
ответил. А Пилигриму ответил. Я скажу, почему так думаю. На груди Профессора
был всего один ожог от электрокипятильника. Только один. Это была не пытка,
а угроза пыткой. Этого, по-видимому, оказалось достаточно. Не знаю, на что
Профессор рассчитывал. Надеялся сохранить жизнь? Или хотел отомстить тем,
кто вышвырнул его из жизни? Нет, не знаю. И не буду гадать. Мне тяжело об
этом говорить. Когда-то он был моим учителем. Я любил его, как старшего
брата. Потом мы разошлись. А теперь Бог ему судья. Но не я.
-- Этого случая не было в сводке МВД, -- заметил Голубков.
-- И не будет. Я позвонил в ФСБ. Анонимно, конечно. А ФСБ такие случаи
не оглашает.
Голубков отшвырнул в сторону погасший "Космос", затем всю пачку и
попросил Блюмберга:
-- Угостите нормальной сигаретой. Не могу больше этот навоз курить.
Даже из чувства патриотизма.
-- А я вам еще в Каире это советовал, -- отозвался Блюмберг, протягивая
собеседнику пачку "Кэмела".
Голубков глубоко затянулся и, помолчав, спросил:
-- Так кто же этот таинственный господин Икс? Есть у вас какие-нибудь
предположения?
-- Да, есть. Из чего я исходил? Точную дату начала операции Пилигрим
назначил на следующий день после убийства Профессора. Вы помните, надеюсь,
план действий, который Пилигрим предложил Рузаеву во время их первой встречи
в Грозном. Захват станции, минирование, предъявление ультиматума Президенту
и правительству России. Это -- время: переговоры, согласования,
консультации. Вся ночь с воскресенья на понедельник и большая часть
понедельника. Дольше оставаться на захваченной станции рискованно. И
Пилигрим вполне отдает себе в этом отчет. Значит, день ухода -- понедельник,
двадцать седьмое апреля. Открою вам, полковник, небольшой секрет. Мои
компаньоны в Лондоне -- лучшие хакеры Европы. Я дал им задание прогнать
через свои машины всю информацию, которая может иметь отношение к этому дню.
Защиту компьютеров президентской администрации они не смогли вскрыть. А код
российского МИДа взломали. И вот что выяснили. Во вторник утром в Ванкувере
состоится секретное совещание по проблемам НАТО. С участием России. Не на
высшем, разумеется, уровне, но на очень высоком. Россию будет представлять
делегация из пятнадцати человек. Вылет из Москвы в понедельник утром.
Предусматривается остановка в Мурманске для встречи руководителя делегации с
мурманским губернатором и командующим военным округом. В семнадцать тридцать
-- вылет в Канаду. А теперь -- главное... Вы хорошо сидите, полковник? Не
свалитесь?
-- Не тяните из меня жилы, Доктор, -- попросил Голубков.
-- Извините, не буду. Так вот, главное. Среди экспертов, членов
делегации, некто Деев Геннадий Степанович. Он же Пилигрим, он же Взрывник.
Включен в список по личному распоряжению руководителя делегации. Этим же
распоряжением оформлены служебный загранпаспорт и виза. Копия факса у нас
есть. Но я не рискнул передавать ее на ваш компьютер.
-- Кто руководит делегацией?
Блюмберг извлек из кармана изящный черный блокнот и тонкую золотую
авторучку. На чистой странице блокнота написал фамилию и молча показал
Голубкову.
-- Вы с ума сошли! -- только и сказал Голубков.
Блюмберг вырвал листок и поднес к его краю пламя зажигалки.
-- Вы не первый, кто назвал меня сумасшедшим, -- ответил он, следя, как
огонь уничтожает надпись. -- Крэйзи. А вы уверены, что это я -- крэйзи? А
все, что происходит в России, -- не сумасшествие? Расстрел из танков
парламента, война в Чечне, эта дикая грызня за власть? А в мире? Та акция,
которую мы проводим, -- не следствие всеобщего сумасшествия? В лучшем случае
это сюрреализм. Сюр, как говорят люди искусства. Если вы все это считаете
нормальным, то я действительно сумасшедший. Но вы не можете считать это
нормой. И мы с вами, возможно, одни из немногих нормальных людей в этом
сумасшедшем мире. Хотя бы потому, что имеем дело с фактами, а не с мифами и
политическими химерами.
Блюмберг бросил догорающий листок на землю и растер подошвой.
-- Как Пилигрим мог связаться с ним? -- спросил Голубков. -- Его
телефонов нет даже в правительственных справочниках.
-- Вероятно, сообщил Профессор. Остальное просто. Вульгарный шантаж.
-- Пилигриму не дадут даже приблизиться к правительственному самолету.
Его пристрелят, как только он выйдет из вертолета.
-- Пилигрим очень предусмотрительный человек, -- возразил Блюмберг. --
Наверняка он потребовал гарантий своей безопасности. И получил их. Скорее
всего, предупредил, что в случае чего его информация будет передана в
прессу. И это будет грандиозная сенсация. Признание самого Пилигрима! Даже
вы, полковник, с вашими полномочиями не сможете арестовать его в Мурманске.
А в Ванкувере он рассчитывает отстать от делегации и перебраться в Штаты.
Для этого и потребовал часть своего гонорара наличными.
-- Джеф свяжется с канадской службой безопасности, и его арестуют в
Канаде.
-- Но Пилигим же этого не знает. Думаю, теперь вы поняли, для чего я
все это вам рассказал. Ваш куратор ознакомлен с деталями акции?
-- Лишь в самых общих чертах. Он отказался вникать. "На вашу
ответственность".
-- Его придется информировать обо всех деталях. И это станет немедленно
известно нашему господину Икс. Дальнейшее нетрудно предугадать. Последует
приказ немедленно скрытно изъять Пилигрима. Не арестовать, а именно секретно
изъять.
-- Компромат, -- напомнил Голубков.
-- Скополомин, пентанол, барбамил, амфетамин, нейролингвистика,
технотронные методики. Сегодня нет человека, который мог бы противостоять
достижениям современной науки. Лет двадцать назад это было еще возможно.
Максимум через два часа Пилигрим выложит все. Компромат будет нейтрализован,
где бы он ни хранился.
-- И вся наша акция закончится пшиком, -- подвел итог Голубков.
-- Кроме единственного варианта. Вы поняли, какой вариант я имею в
виду?
-- Да, -- хмуро кивнул Голубков. -- Если мы введем куратора в курс дела
не до, а после начала операции.
-- Я не вправе давать вам советы. Это решать вам. И вашему шефу. Речь
идет о вашей судьбе. Увольнение с разжалованием и без права на пенсию -- не
самый худший вариант.
-- Речь идет не о нашей судьбе, -- возразил Голубков. -- Мы уже
оставили в Чечне тысячи молодых ребят. И можем оставить еще. Вот о чем идет
речь.
-- Я не сомневался, что вы отдаете себе в этом отчет. У меня все,
полковник. У вас есть вопросы ко мне?
-- Нет.
-- Тогда пойдемте. Ваш водитель уже наверняка нервничает.
Они пересекли березовый лесок и вышли на обочину шоссе.
-- Кстати, -- проговорил Блюмберг. -- Вы помните расшифровку разговора
Пилигрима с Рузаевым в Гудермесе? Пилигрим сказал тогда, что он взорвет
станцию только в случае крайней необходимости.
-- Помню, -- кивнул Голубков.
-- Я думаю, что он соврал. Мне это только что пришло в голову. Он
взорвет ее. Как только вертолет отдалится в безопасную зону, километров на
сорок.
-- Смысл? -- спросил Голубков. -- После взрыва Рузаев лишится
возможности ядерного шантажа.
-- Не думаю, что проблемы Рузаева будут в этот момент волновать
Пилигрима. А смысл простой. Акция отвлечения. О взрыве сразу станет известно
в Мурманске. Начнется паника, и Пилигриму гораздо легче будет присоединиться
к делегации и подняться на борт правительственного самолета.
-- Под каким именем вы здесь? -- спросил Голубков.
-- Стэнли Крамер. Независимый журналист из Лондона. Правда, два
человека знают меня и под другим именем. Рузаев и его советник Азиз Садыков.
-- Под каким?
-- Джон Форстер Тернер.
Голубков даже приостановился:
-- Ну, Доктор, вы даете!
-- А вы помните, полковник, откуда пошло это выражение? --
поинтересовался Блюмберг.
-- Нет.
-- А я помню. Слышал еще мальчишкой, после войны. "А мы даем стране
угля. Хоть мелкого, но до..." В общем, много. Удачи, Константин Дмитриевич.
В любом случае я рад был познакомиться с вами.
-- Не спешите меня отпевать, -- буркнул Голубков и залез в "Волгу". --
Разворачивайся. В Москву, -- приказал он Валере.
-- А как же...
-- Я уже отдохнул.
Нестерпимо хотелось курить. У первого попавшегося на глаза табачного
киоска Голубков велел Валере остановиться. Минут пять стоял перед витриной,
разглядывая пачки "Мальборо", "Честерфилдов" и "Лаки Страйк". Поколебавшись,
купил черную пачку с двуглавым орлом и названием "Петр I". В машине закурил.
Не ахти что, но вроде бы достаточно крепкие. И набивка нормальная.
Машинально прочитал надпись на обратной стороне пачки: "Эти уникальные
сигареты высшего качества воссозданы на основе элитных сортов табака,
поставлявшихся ко двору Петра I из Европы, и способны удовлетворить самого
требовательного знатока, верящего в возрождение традиций и величия земли
Русской".
Голубков даже головой потряс. "А если я не верю в возрождение величия
земли Русской? Значит, мне и курить их нельзя?"
Сюр!
III
"СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Пастухов -- Голубкову.
Срочно.
1. Испытания радиовзрывателей проведены в полном соответствии с
полученными инструкциями. Точно в 22.00 по московскому времени был подан
инициирующий сигнал. Через тридцать секунд красные светодиоды взрывных
устройств не загорелись. В 22.10 и затем в 22.30 сигнал был повторен.
Результат тот же. Неисправность пускового блока исключена. При нажатии
кнопки зеленый светодиод загорался. Это свидетельствует, что взрывной сигнал
был послан. Результаты испытаний оценить не могу, так как не располагаю
достаточной информацией.
2. Воспользовавшись отъездом Генриха в Москву, я произвел скрытный
осмотр его номера в гостинице. За кафельной облицовкой ванны были найдены
два небольших целлофановых пакета. В одном из них находилась газовая
зажигалка типа "Zippo" с золотой отделкой и монограммой Люси Жермен. О ее
потере Люси сообщала накануне, при этом выражала крайнее огорчение. При
разборке зажигалки был обнаружен вмонтированный в корпус мощный импульсный
радиопередатчик. Блок питания передатчика отсутствовал.
Во втором пакете находился комплект аэрозолей "Экспрей" для обнаружения
взрывчатки и определения ее типа. Я подверг один из детонаторов аэрозольному
тестированию. Цвет тестовой бумаги показал, что оболочка детонатора начинена
тетрилом. Чистый вес тетрила -- около 100 граммов.
Зажигалка и анализатор были возвращены на прежнее место.
3. В связи с вышеизложенным требую срочно проинформировать меня: кто
такой в действительности Генрих Струде, кто такая Люси Жермен. Я не могу
гарантировать результативности нашей работы вслепую. Жду немедленного
ответа.
4. Сегодня утром Генрих вернулся в Полярные Зори".
"СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Голубков -- Пастухову.
Срочно.
Приказываю прекратить любую самодеятельность. В точности следуйте
намеченному плану. Ситуация контролируется. Ответ на свои вопросы получишь в
свое время".
"ШИФРОГРАММА
Весьма срочно.
Турист -- Джефу, Доктору.
Пересылаю спецсообщение Пастуха о результатах испытания
радиовзрывателей. Проверьте частоту и положение спутника "Селена-2" на
орбите в момент испытаний".
"СПЕЦТЕЛЕГРАММА
Полковнику Голубкову
от лейтенанта Авдеева.
Жена исчезнувшего шофера из пос. Колки показала, что 18 апреля около
девяти вечера ее муж, водитель автомобиля марки "УАЗ-3962", заехал очень
ненадолго домой и сказал, что подвернулась хорошая халтура и он вернется
завтра вечером. Что за халтура и куда он едет, не сказал. Поиски автомобиля
и водителя ведутся через ГАИ. Для прочесывания местности Мурманским ФСБ
выделен один патрульный вертолет. Никаких результатов пока нет.
О судах, стоявших в порту Полярного одновременно с лесовозом Краузе,
установлено следующее. Польский сухогруз из Полярного проследовал в
Архангельск. Финский контейнеровоз FS-312 с грузом цветных металлов
комбината "Североникель" утром 19 апреля отбыл в Хельсинки. Владелец и
капитан -- М.Тимонен. Российские суда находились в Полярном еще двое суток в
ожидании разгрузки. Никаких дополнительных сведений о возможных контактах
между командой лесовоза SR-16 и командами других судов не получено".
"ШИФРОГРАММА
Весьма срочно.
Лорд -- Туристу, Доктору, Джефу.
Наблюдение за И. Краузе принесло следующие результаты. По прибытии
судна в Хельсинки он взял такси, проехал в предместье Тапиола и вошел в дом,
принадлежавший судовладельцу и капитану контейнеровоза FS-312 М.Тимонену.
Через пятнадцать минут он вышел из дома с небольшим серым чемоданом типа
атташе-кейс и на том же такси вернулся на свое судно. Еще через полчаса
Тимонен вывел из гаража автомобиль и направился в центр Хельсинки. При входе
в муниципальный банк он был задержан агентами службы безопасности Финляндии
и в присутствии моего офицера подвергнут обыску и допросу. При нем было
обнаружено 30 тысяч долларов США. Тимонен показал, что эти деньги были
получены им в качестве платы за услугу, оказанную им моряку, шведу Йоргенсу
Краузе, с которым он познакомился и подружился более пятнадцати лет назад на
горнолыжном курорте в Альпах. Услуга заключалась в том, что во время стоянки
его контейнеровоза в Кольском заливе он получил от неизвестного ему
человека, поднявшегося на борт его судна, кейс с деньгами в сумме 400 тысяч
долларов для передачи Краузе. Одновременное прибытие в порт судов Тимонена и
Краузе было заранее согласовано по телефону. Мой офицер, располагавший
фотографиями объекта П., сделанными службой наружного наблюдения российской
ФСБ, предъявил их Тимонену для опознания. Задержанный уверенно заявил, что
именно этот человек и передал ему деньги во время стоянки в Кольском заливе
18 апреля около десяти часов вечера.
Проверка телефонных счетов Тимонена указала на его весьма частые
международные переговоры со Стокгольмом и Нью-Йорком, конкретно -- с Краузе
и жителем Нью-Йорка Робертом Бэрри. Через Тимонена Краузе передавал Бэрри
разного рода инструкции о закупке оборудования и способах его пересылки в
Стокгольм. О каком оборудовании шла речь, Тимонен объяснить не мог, так как
названия были зашифрованы латинскими литерами и цифрами. После передачи
инструкций Тимонен по приказу Краузе все записи уничтожал.
Все это дает основания утверждать, что взрывчатка, радиовзрыватели и,
возможно, оружие были все-таки доставлены в Россию в скрытой полости
лесовоза Краузе, но переданы объекту П. не в Кандалакше, а во время ночной
стоянки в Кольском заливе".
"СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Чрезвычайно срочно.
Полковнику Голубкову
от лейтенанта Авдеева.
24 апреля с. г. около 16 часов во время контрольного облета квадрата
12-66 примерно в пятнадцати километрах севернее турбазы "Лапландия" была
замечена крыша автофургона типа "санитарки", полузатопленного возле озера
Имандра. В связи с тем что место затопления находилось в шести километрах от
шоссе на старой леспромхозовской лежневке, работы по извлечению машины
удалось провести только к полудню следующего дня. В кабине был обнаружен
труп водителя, убитого тупым ударом в область затылка. Убитый был опознан
как пропавший из пос. Колки шофер "Ремстройбыта", а автомобиль оказался
угнанным "УАЗом-3962". По предварительному заключению судмедэксперта,
убийство произошло не меньше четырех -- шести дней назад, то есть
ориентировочно -- 19 апреля. Никакого груза в кузове не обнаружено".
Расшифровку этого сообщения полковнику Голубкову доставил спецкурьер
управления прямо к трапу военно-транспортного "АНа" перед самым вылетом из
аэродрома Чкаловский в Мурманск. Вместе с Голубковым летели четырнадцать
молодых офицеров из спецподразделения "Альфа". Они были в ярких спортивных
куртках и лыжных шапочках, с рюкзаками и зачехленными горными лыжами, к
которым изолентой были примотаны малогабаритные пистолеты-пулеметы АЕК-919К
"каштан". У всех офицеров были путевки на турбазу "Лапландия". У Голубкова
тоже была такая же путевка. Но в другом кармане лежало его служебное
удостоверение и предписание директора Федеральной службы безопасности всем
спецслужбам и должностным лицам ФСБ, независимо от должности и звания,
поступать в полное распоряжение полковника Голубкова по его первому
требованию.
Голубков вернул курьеру расшифровку и взглянул на часы.
До начала операции оставались сутки и еще шесть часов.
Глава десятая "ПРАЙМ-ТАЙМ"
I
Я взглянул на свою "Сейку". 15.20. До начала операции оставалось семь
часов пятьдесят минут. До выезда на исходный рубеж -- шесть двадцать.
Самое трудное время перед началом любого дела. Как у спортсменов перед
стартом. Ничего уже не изменить, ничего не исправить. Что заложено при
подготовке, то и будет. И остается только одно -- перемочь эту дыру во
времени. Не передергаться, не перегореть, чтобы выйти на старт или на
игровую площадку на высшем пике формы. Побеждает не тот, кто сильней.
Побеждает тот, у кого крепче нервы.
Спортсменам хорошо -- системой предстартовой подготовки у них
занимаются целые команды психологов. Аутотренинг, релаксация. До армии эти
дела не дошли. В старой русской армии накануне сражений служили молебны. В
Красной Армии в войну предстартовую накачку давали замполиты или политруки.
Зачитывали приказ Сталина номер 227 ("Ни шагу назад!"), а пулеметы
заградотрядов придавали словам недвусмысленную весомость. Такой вот
аутотренинг. А в Чечне уже и замполитов не было. Кто как мог, тот так и
перебивался. Кто письма домой писал. На кого-то треп нападал. А в нашей
команде Трубач доставал из обшарпанного футляра свой старенький сакс-баритон
и негромко импровизировал на темы Гершвина, Глена Миллера или Дюка
Эллингтона. Хорошо отвлекало.
В 15.25 я вышел перекусить в пельменную, которая располагалась в
стекляшке как раз напротив автостанции, откуда ходили рейсовые автобусы на
АЭС. Голода я не чувствовал, но поесть нужно было. А главное -- хотел
посмотреть, кто сегодня поедет на смену.
Как всегда по выходным, народу на остановке было немного, автобусы
уходили без перегрузки. В половине четвертого подъехала вохровская вахтовка.
Смена охраны АЗС происходила минут за пятнадцать - двадцать до смены
обслуживающего персонала. Разумно: чтобы в суматохе пересменки на станцию не
смог незаметно проникнуть кто-нибудь посторонний. Вроде нас. В кузов сразу
полезли охранники. Как всегда, предварительно отоварившись поллитровками.
К ним я еще с первых дней присмотрелся. Ни одного нового человека среди
них не было. Но это меня не обеспокоило. Еще вчера вечером в гостинице
появилось полтора десятка лыжников из Москвы. Приехали на турбазу
"Лапландия" и обнаружили, что в номерах жуткий колотун и жить там нельзя.
Вместить такую ораву маленькая гостиница энергетиков не могла. После
телефонных переговоров с мэром, которые вел руководитель тургруппы, нашлось
решение: разместить всех на матах в спортзале школы, куда они и отбыли со
своими лыжами и рюкзаками, кроя на все лады турагентство, которое впарило им
эти путевки.
Руководитель тургруппы был в таком же утепленном спортивном костюме,
как и все, только без лыж. Но даже если бы я сразу не узнал в нем полковника
Голубкова, понять, что это за спортсмены, не составляло труда. Ребята были
из "Альфы" или "Зенита". Серьезные ребята. Они-то, видно, и заменят местную
ВОХРу в полночную пересмену.
При выходе из гостиницы Голубков встретился со мной взглядом, но прошел
мимо, не подав никакого знака. Из этого следовало, что разговора не будет. А
жаль, у меня накопилось к нему вопросов.
Вахтовка с охраной ушла, ушли и рейсовые автобусы. Автостанция
опустела. Я вышел из пельменной, и тут же рядом со мной остановился синий
фиатовский микроавтобус с мурманскими номерами, из него вывалился рыжий
телеоператор Си-Эн-Эн Гарри Гринблат и заорал на весь город:
-- Хай, Серж! Ты сказал: будет "прайм-тайм". Где "прайм-тайм"?
Одновременно он извлек из кармана плоскую бутылку виски, свинтил пробку
и протянул мне бутылку:
-- Прозит, Серж! С досвиданьицем!
Я взял бутылку и бросил ее в ближайшую урну.
-- Твоя мама, Серж! Ты зачем так сделал?! -- возмущенно завопил Гарри.
-- Или "прозит", или прайм-тайм, -- объяснил я ему.
-- Это очень правильно, -- поддержал меня появившийся из "фиата"
Арнольд Блейк. Он пожал мне руку и представил третьего спутника -- явно
иностранца лет пятидесяти, с седой шкиперской бородкой, в элегантной кожаной
куртке на меху, в светлых полусапожках с заправленными в них брюками, в
надвинутой на лоб светлой замшевой кепке и в солнцезащитных очках. На груди
у него висели "Никон", а на плече -- кофр, в каких фотокорреспонденты
таскают с собой пленки и набор объективов.
-- Знакомься, Серж. Стэнли Крамер, независимый журналист.
-- Здравствуйте, Сергей, -- проговорил третий, снимая очки и протягивая
мне руку. Только тут я его и узнал.
-- Здравствуйте, мистер Крамер, -- сказал я, хотя он был такой же
Крамер, как я папа римский. В ноябре прошлого года в прибалтийском городе К.
он был смотрителем маяка Александром Ивановичем Столяровым. Только глаза у
него тогда были блекло-голубые, а не карие.
-- Наш коллега из Лондона, -- объяснил Арнольд Блейк.
-- Конкуренции не боитесь? -- спросил я.
-- Какая конкуренция? -- удивился Блейк. -- Он -- пресса, а мы --
Ти-Ви. Никакая газета не может конкурировать с телевидением!
-- Потому что телевизором нельзя прихлопнуть муху, -- с усмешкой
прокомментировал Крамер. -- Это было когда-то сказано о радио, но
справедливо и в отношении всех электронных СМИ.
-- Классный малый! Свой в доску! -- подтвердил Гарри. -- Он устроил нам
все допуски за два часа! За два, и ни минутой больше!
Блейк скептически оглядел проспект Энергетиков.
-- Ты обещал нам сенсацию, Серж. Какая может быть здесь сенсация?
-- Будет, -- успокоил я его. - А какая -- потом поймете. Езжайте на
станцию и снимайте пока общие планы.
-- Мы знаем, что делать, -- сказал Крамер. -- До встречи, Серж.
Они влезли в микроавтобус, "фиат" развернулся и укатил в сторону АЭС, а
я вернулся в гостиницу.
Возле подъезда стоял "мицубиси-паджеро" с хозяином из местных за рулем.
Эту тачку еще в первый день по требованию Люси арендовал Генрих. И хотя
хозяин был не из бедных (ему принадлежал хозмаг на проспекте), предложенная
Генрихом арендная плата была, видимо, достаточно большой, чтобы
заинтересовать даже владельца хозмага.
Наш "рафик", на котором Генрих утром уезжал на турбазу "Лапландия",
стоял поодаль, у самого края подъездной площадки. Генрих прохаживался возле
него, машинально поигрывая ключами от машины. На плече у него была увесистая
спортивная сумка. Увидев меня, он поставил сумку на асфальт и кивнул. Я
подошел. Генрих передал мне ключи от "рафика".
-- Там -- все, -- взглядом показал он на машину. -- Гидрокостюмы,
баллоны, одежда, герметизированные мешки. В сумке -- оружие и рации. Пять
"уоки-токи" для внутренней связи. Раздадите ребятам. Шестой передатчик --
для вас. Вы помните, надеюсь, когда и какой сигнал вы должны подать?
-- Да.
-- Давайте сверим часы.
Моя "Сейка" и его "Орион" показывали секунда в секунду.
Генрих удовлетворенно кивнул и продолжал:
-- Я сейчас уезжаю в Мурманск, перегоню вертолет на турбазу. Вы
захватите Люси и оставите ее в "Лапландии". Меня, возможно, еще не будет.
Пусть ждет.
-- Зачем она нам нужна?
-- Не задавайте лишних вопросов, -- довольно резко оборвал меня Генрих.
Нервничал все-таки, хотя держался хорошо.
-- Какое оружие? -- спросил я.
-- Три "узи" и два пистолета ПСМ. Вам хватит. Все.
Он сел рядом с водителем в "мицубиси-паджеро", джип резко взял с места.
Я поднялся в свой номер и распотрошил содержимое сумки. Да, пять новеньких
японских "уоки-токи", передатчик с выдвижной телескопической антенной. Три
хорошо смазанных израильских автомата "узи" с запасными рожками. Два
пистолета и две обоймы к ним. Мы что, нанялись устроить на станции небольшую
войну?
Я выщелкнул из рожка "узи" патрон и почувствовал, что никакие
аутотренинги мне сейчас не помогут. Патрон был боевой. В других рожках -- то
же. И в обоих ПСМ. Что это, черт возьми, значит?
Первым моим движением было немедленно собрать ребят. Но я остановил
себя. Смысл? Извлечь пули мы успеем, а вот закатать гильзы на коленке хотя
бы без элементарной какой-нибудь приспособы -- тухлый номер. Значит, нечего
и дергать ребят, скажу перед самым началом операции. А пока пусть
расслабляются.
Вторым моим движением было сообщить обо всем полковнику Голубкову. И с
этим, пожалуй, медлить не стоило.
Я загрузил все оружие и рации в сумку и затолкал ее под кровать. После
этого быстро, но не спеша спустился вниз и повесил ключ от номера на щит у
дежурного администратора, молоденькой девчонки, которая смотрела по
телевизору, установленному в холле, какое-то "мыло" и даже не оглянулась на
меня. Я мельком отметил, что ключ от номера Генриха висит на месте, это
заставило меня изменить планы. У выхода я чертыхнулся, хлопнул себя по
ляжкам, как человек, забывший что-то важное, и вернулся к стойке. Но, кроме
своего ключа, незаметно прихватил и ключ Генриха.
"Полулюкс" Генриха был на втором этаже, рядом с "люксом" нашей мадам. Я
вошел в номер, заперся изнутри и сразу полез за ванну. Пакет с зажигалкой
"Zippo" был на месте, пакета с набором "Экспрей" не было. А вот это было уже
серьезно. Очень серьезно.
Я сунул зажигалку в карман, а пустой пакет от нее и маскировавшую
тайник кафельную плитку оставил лежать на полу, чтобы, если Генрих вернется
в номер, создалось впечатление, что зажигалку нашла уборщица. Но были у меня
сомнения, что Генрих сюда вернется.
В холле я повесил оба ключа на щит и пошел к школе. Приходилось все
время сдерживать себя, чтобы не ускорять шаг и тем самым не привлекать к
себе внимания праздно гуляющего народа.
Солнце склонялось к горизонту, с озер наползал туман, пахло весной. По
проспекту то и дело проезжали "УАЗы", "Нивы", автобусы "ПАЗ",
останавливались у домов. Из них вываливались мужики в ватниках, с ведрами и
мешками рыбы в руках. Но без удочек. Протарахтел мотоцикл с коляской.
Молодой парень в коляске размахивал перед встречными парой диких гусей.
Что-то не слышал я, что сезон охоты уже открылся. Но здесь, видно, народ сам
определял, когда сезон открывать, а когда закрывать.
В школьном спортзале никого не было. Сторож сказал, что все лыжники
вместе с тренером еще часа два назад куда-то ушли. Я позволил себе
усомниться: куда они могли уйти?
-- Не веришь, дак сам гляди! -- обиделся сторож и открыл двери
спортзала.
Действительно, никого не было. Лыжи в чехлах стояли у шведской стенки,
а на матах валялись разноцветные рюкзаки и куртки. Я извинился перед
сторожем и направился к телецентру. И у проходной сразу понял, куда делись
эти лыжники. Трое из них стояли перед воротами, а еще две пары, как я успел
заметить, контролировали телецентр по периметру. Они были в штатских
утепленных плащах и в просторных пуховиках, под которыми можно было спрятать
любой ствол.
-- Телецентр закрыт на профилактику, -- объяснил мне один из них.
Я показал временный пропуск, подписанный директором телестудии, но он
не произвел ни малейшего впечатления.
-- Закрыто все, -- повторил "лыжник". -- Вали, парень, домой. Завтра
придешь.
Я понял, что переубедить его мне не удастся, силой прорываться тоже
было ни к чему. Поэтому я сказал:
-- Тогда передайте полковнику Голубкову, что "Экспрей" исчез.
-- Кто такой Голубков? Не знаем мы никакого Голубкова.
-- А вдруг познакомитесь, мало ли. Так и скажите: нет больше "Экспрея"
на месте.
-- Что такое "Экспрей"? -- поинтересовался второй.
-- А это такая жидкость против облысения. Он знает, -- добавил я и не
торопясь зашагал к проспекту. Минут через пять оглянулся. У ворот стояли
только двое, третьего не было. Ясно, пошел докладывать. Ну, если Голубков
захочет меня увидеть, найдет.
И немного времени в запасе еще было.
До начала операции оставалось пять часов пятьдесят минут, а до выезда
на исходную точку -- три двадцать.
II
Многовато у меня было адреналина в крови. Явный излишек. И не ко
времени. Я не рассчитывал, что мне удастся привести себя в состояние полного
предстартового расслабления, но сбить мандраж было нужно. Хотя бы для того,
чтобы он не передался ребятам. А эта зараза похлеще любого гриппа,
трансформируется безо всяких чихов. Поэтому я еще побродил по проспекту,
останавливаясь возле палаток с таким количеством разноцветных и разномастных
бутылок, что рябило в глазах, а у магазинчиков, торгующих аудио- и
видеокассетами, раз десять прослушал песню о мальчике, который хочет в
Тамбов. Я так и не понял, чего ему в этом Тамбове делать, но прогулка своей
цели достигла. Я почти успокоился, что и требовалось доказать.
В начале девятого я вернулся в гостиницу, поднялся на третий этаж, где
находились наши номера, и постучал в комнату Артиста. Никто не ответил. Я
еще раз постучал, погромче. Тот же эффект. Подергал дверную ручку --
заперто.
Что за черт? Где-то гуляет?
Где он может гулять? На полукилометровом проспекте Энергетиков Артиста
не было, я только что прошел по нему туда и обратно. А где еще можно гулять
в этой кучке стандартных пятиэтажек, просматриваемых насквозь практически с
любой точки?
А когда-то, говорят, здесь было большое русское село с избами,
поставленными на века. Снесли в конце 60-х после пуска первого блока АЭС.
Зачем? Не у кого спросить. Да и незачем, и так ясно. Атомград, твою мать. А
рабочие -- в избах? Обслуживающий персонал современного города атомщиков. В
избах, да? Шутите?
По-моему, мне повезло, что я лишь самым краешком своей молодой жизни
застал те времена. А то быть бы мне в диссидентах. Не от злонамеренности, а
от привычки задавать вопросы "зачем" и "почему" и самому же на них отвечать.
А раньше -- так вообще не исключено, что строил бы все эти рудники и
комбинат "Североникель".
Отец у меня от водки сгорел. Да и один ли он! А может, и пили, чтобы не
думать? И никаких вопросов не задавать. И соответственно -- чтобы все эти
"беломорканалы" и "североникели" не строить?
Эпоха дала мне возможность думать, о чем хочу. И говорить, о чем хочу.
И даже выступать, о чем хочу, по телевидению, если сумею на него прорваться.
А что, некоторые прорываются. Так что с эпохой мне, можно сказать, повезло.
А вот со временем не очень. А Эпоха и Время -- это как генерал и старшина.
Генерал -- он, конечно, куда как важней. Но приказы-то отдает старшина. И
попробуй не выполнить. И сейчас мой старшина приказывал мне думать не о
традициях советского градостроения, а о том, что через три часа мы окажемся
не просто в ледяной воде озера Имандра, а вообще черт знает в каком мире, а
господин Артист, его мать, изволят где-то гулять.
Времени еще, правда, было достаточно, так что можно было не дергаться.
Я и постарался не дергаться. Ситуация, в общем и целом, кроме таких мелочей,
как исчезнувший из номера Генриха "Экспрей", зажигалка Люси Жермен с
радиопередатчиком и боевые патроны вместо холостых в нашем оружии, вроде бы
не давала очень серьезных поводов для беспокойства. Все шло по плану.
Подходы к АЭС и топографию самой станции м