Феликс Кривин. Я угнал Машину Времени ----------------------------------------------------------------------- Авт.сб. "Я угнал Машину Времени". Изд. "Карпаты", Ужгород, 1992. OCR & spellcheck by HarryFan, 16 January 2001 ----------------------------------------------------------------------- 1. МИГ ОТЪЕЗДА, МИГ ПРИЕЗДА - ОДИН МИГ Опять угнали Машину Времени. За последние пятьсот лет это преступление приобрело массовый характер, оставив позади угон спутников и космических кораблей: романтическое стремление познать иные миры не вызывает столь частого нарушения уголовного кодекса, как тяга в иные времена - будущие или прошедшие. Может быть, потому, что современность дана человеку от рождения, а прошлое и будущее приобретается нелегким опытом жизни. Что имеем, не храним. Что приобретаем, не храним. По-настоящему мы храним лишь то, чего не имеем. Вот потому и не сидится людям в своем времени, им кажется, что самый золотой век где-то в прошлом или в будущем, а на их долю выпало самое неудачное время. Спору нет, бывают времена поприглядней, но если все устремятся в эти лучшие времена, то в настоящем времени жить будет некому. А если никто не будет жить в настоящем, то никто не будет жить и в будущем. Поэтому подлинная забота о будущем - это забота о настоящем. Что касается инспектора службы розыска Шмита, то он считает так: все эти прогулки в другие времена - от избалованности техническим прогрессом. Когда у человека не было выбора, когда для него и передвижение в пространстве было затруднительно, тогда он все больше на месте сидел: и своим временем дорожил, да и у других не отнимал времени. А так - мотайся за ними по всем векам... И вот опять угнали Машину Времени... Это случилось в разгар встречи Нового, 4119 года. Значит, преступник, если учесть технические возможности современных машин, мог попасть в годы: 1149, 1194, 1419, 1491, 1914, 1941, 4191, 4911, 9114, 9141 и 9411. Вот тут-то и есть над чем поразмыслить службе розыска. Если угон совершен в самом начале года, значит, преступнику нужен был именно этот год, чтобы попасть в соответствующий год прошлого или будущего. Но в будущем годы все одинаковы, поэтому, если преступник выбирает определенный пункт назначения, можно с уверенностью сказать, что искать его нужно в прошлом. Иногда преступник десятки лет ждет, когда пробьет час его преступления. Так было в 4113 году, когда француз Жан Морисьер угнал Машину в 1431 год, чтобы спасти от костра свою соотечественницу. Служба розыска настигла его в 3114 году, где он пытался выяснить у крупнейшего специалиста по истории Франции Жюля Крюшона (3037-3179), не пострадает ли история Франции, если Жанна д'Арк не будет казнена. Так было и в 3992 году, когда земляк великого Капабланки отправился в 2399 год, чтобы сыграть в шахматы с великим Алехиным - не тем великим Алехиным (1892-1946), а другим великим Алехиным (2321-2399)... Земляк Капабланки проиграл, конечно, Алехину, как когда-то сам Капабланка проиграл его однофамильцу. А буквально в прошлом, 4118 году русский поэт Коростылев угнал Машину в 1841 год, чтобы драться на дуэли вместо своего любимого Лермонтова. Служба розыска не проявила достаточной оперативности, и Коростылев успел попасть в нужный ему год и даже подраться на дуэли, правда, не вместо Лермонтова, а вместо другого офицера, которого он второпях принял за Лермонтова. Впоследствии, вернувшись в свое время, он издал поэму "Наедине с Мартыновым", в которой довольно точно описал, - конечно, не Мартынова, а другого офицера. Больше всего бродит по дорогам времени отпускников. Когда-то человеку давали месячный отпуск, и этот месяц был, в сущности, потерянным временем. Сейчас вместо отпуска человеку дают Машину Времени, которая отвозит его в какое-нибудь благоприятное время для отдыха и возвращает на исходную временную точку. Сослуживцы и глазом не успеют моргнуть, а он уже здесь, вернулся из отпуска. Только и заметят, что он внезапно изменился: поздоровел, загорел. Сложнее обстоит дело с командировками. Есть немало любителей за счет командировки позагорать на морском берегу, провести в командировке не день, а год - чужого времени учесть невозможно. Отдельные ловкачи проводят в другом времени чуть ли не всю жизнь. Живет человек со своей семьей, никуда вроде не отлучается. Только вдруг начинает быстро стареть. По документам ему тридцать три, а на вид - все девяносто. Он, разумеется, и прожил девяносто, только не здесь, а в другом времени. Здесь он еще молодой отец, а где-то - прадедушка. Говорят, такие вещи и раньше бывали, но тогда человек просто менял семью, а теперь он меняет время. Инспектор Шмит всю жизнь только и делает, что мотается по командировкам, но, как человек дисциплинированный, всегда возвращается своевременно - в ту секунду, из которой отбыл. И лишь однажды, двенадцать лет назад, он вернулся из командировки через час после отбытия. Он ездил тогда в 1407 год и на обратном пути не нашел нужную секунду. С тех пор его жена уверена, что в 1407 году у мужа ее кто-то есть. Первые несколько лет После этой злосчастной поездки инспектор пытался ее разубеждать, рисуя дикие нравы этого года и очерняя его красавиц, которые ему и вправду пришлись не по душе. Еще он объяснял жене, что в 1407 год, куда он ездил в 4107-м, в следующий раз он мог бы попасть не раньше чем через шестьдесят лет, однако и это обстоятельство жену не убедило. Она по-прежнему не доверяет этому году и старательно вычитывает о нем все самое худшее, что может найти в исторической литературе. - Через секунду я вернусь, дорогая! Инспектор целует жену, и она успокаивается. Она всегда успокаивается, когда муж ее целует, а когда он ее не целует, она начинает беспокоиться, даже если он никуда не собирается уезжать. Таковы женщины, думает инспектор Шмит и, вздохнув, обобщает эту житейскую мысль: а может быть, таковы и мужчины... МАШИНА ВРЕМЕНИ (Историческая справка) Задолго до того как Машина Времени вошла в повседневный быт, она уже устарела в научно-фантастической литературе. Поэтому когда она была в самом деле изобретена, к ней отнеслись без всякого уважения. Ее великий изобретатель Антуан Шерль (3172-3299) десять лет пытался доказать, что опубликованное им описание Машины - не художественный вымысел, а серьезный научный труд, но ему никого не удавалось убедить, так как фантасты во все времена выдавали вымысел за достоверность. Антуан Шерль, часовщик по профессии, заинтересовался проблемой времени больше, чем того требовала его основная работа. Сходство в устройстве часов и спидометра натолкнуло его на мысль о связи между временем и пространством. А поскольку передвижение в пространстве было человеком давно освоено, оставалось найти для него соответствующий временной аналог, чем он и занялся в часы, свободные от основной работы. Замечательный мастер своего дела, он стал мастером еще одного дела, не своего, - заняв почетное место в ряду Великих Мастеров Не Своего Дела. Юристы Франсуа Виет (1540-1603) и Пьер Ферма (1601-1665), сделавшие большие открытия в математике, музыкант Гершель (1738-1822), открывший планету Уран, коммерсант Шлиман (1822-1890), раскопавший Трою, телеграфист Эдисон (1847-1931), врач Чехов (1860-1904), кинорежиссер Конрад Штюмпф (2739-2951), увеличивший скорость света для быстрейшей связи с внеземными цивилизациями, - все это были Мастера Не Своего Дела, но дела, особенно пригодившегося человечеству. Никто не знает, как играл актер Шекспир, но как он писал, это известно каждому. Машина Времени Антуана Шерля на десять лет потонула в океане научной и псевдонаучной фантастики, но по прошествии этого времени ей удалось всплыть и предъявить свои права на реальность. Вначале ее использовали для получения проб различных времен, исследования временных пластов с неглубоким залеганием, а также на других вспомогательных работах. Тем временем изобретатель Машины продолжал ремонтировать часы, не без основания полагая, что путешествия в иные времена невозможны без точного знания своего времени. Незадолго до смерти он написал завещание, в котором просил перевезти его тело для захоронения на его временную родину - в 3172 год, дабы он мог сам присматривать за своей могилой. Воля умирающего, однако, не была исполнена, - чтоб не омрачать жизнь живого Антуана и не отвлекать его от изобретения Машины Времени, необходимой не мертвым, а живым. 2. ПЕРЕЛЕТ СО СКОРОСТЬЮ 500 ЛЕТ В ЧАС Расстояние в три тысячи лет было покрыто за шесть с половиной часов - такова скорость служебной Машины Времени. Инспектор начал с самой отдаленной точки, чтобы отрезать преступнику пути к отступлению. 1149 год... Король французский Людовик VII и император германский Конрад III привели к бесславному завершению второй крестовый поход, потеряв в нем свое миллионное войско. В Риме антипапское восстание под руководством Арнольда Брешианского реставрировало республику и готовилось к реставрации монархии и сожжению своего вождя. Население византийского острова Корфу, восставшее против императора Мануила, отдало свой остров норманнам, попав, по словам летописца, из дыма податей в пламя рабства. Может быть, угнавший Машину Времени хотел поспеть к окончанию крестового похода? Чтобы помочь своим просвещенным советом разгромленным королю и императору? Три тысячи лет истории просветят кого угодно, и, если вернуться в древность, можно в ней выгодно отличиться. В сорок втором веке еще встречаются любители показывать свою просвещенность там, где ее легче показать. В своем-то веке они не блещут, вот и забираются куда-нибудь вглубь, удивляют непросвещенный народ своими просвещенными фокусами. Как будто в нашем сорок втором веке нет своих нерешенных проблем. Но кому их решать, если одни живут прошлым, другие - будущим? Прежде люди так не мотались по временам, у них было только два средства передвижения: для поездок в будущее - мечта и для поездок в прошлое - память. Теперь же у них - ни памяти, ни мечты: все заменила Машина Времени. Инспектор Шмит предпочитает старые средства передвижения, поэтому о нем говорят, что он морально устарел. Стоит человеку задержаться на какой-нибудь ступеньке морали - и уже он морально устарел. Так устаревающая мораль машин переносится на нестареющую мораль человека. Машина пересоздает человека по своему образу и подобию. Но инспектора ей пересоздать не удастся. Как человек старой школы, он вообще не особенно доверяет технике, а больше полагается на работу мысли. Во-первых, потому, что техника часто ломается, а во-вторых, даже исправная, она не может заменить человека, если у человека голова на плечах. Инспектор и дома, в семейной жизни, пытается избегать модных технических усовершенствований и даже отказался от услуг механического воспитателя "ЭВ-Песталоцци". Приземлившись на заднем дворе резиденции герцога Швабского, которому предстояло через три года стать императором Барбароссой, инспектор облачился в костюм астролога и направился в замок, где герцог занимался своим обычным делом - принимал гостей. На столе громоздился жареный бык, раздираемый на куски лоснящимися от жира руками, а рядом на вертеле жарился второй бык. Герцог восседал во главе стола, и по левую его руку была красавица азиатка, привезенная им, вероятно, из злосчастного похода, а по правую - молодой человек, показавшийся инспектору подозрительным, потому что он что-то шептал герцогу, возможно, подбивая его на третий (1189-1192) крестовый поход, а возможно, наоборот, отговаривая... Бык, громоздившийся на столе, худел буквально на глазах, как можно худеть лишь от длительной голодовки. Но, конечно, здесь не было голодовки. Гости работали челюстями вдвойне: перемалывая пищу и последние политические новости и совмещая таким образом трудносовместимые интересы. Красавица азиатка смеялась: герцог был еще молод, и он совершил такой далекий поход, чтобы привезти ее, красавицу азиатку. Она что-то говорила на своем непонятном языке, но понимать ее было вовсе не обязательно, ничего существенного она говорить не могла. И герцог не слушал ее, а лишь рассеянно похлопывал по спине и время от времени целовал, - впрочем с меньшей страстью, чем спустя тридцать лет целовал туфлю папы Александра III, заглаживая перед ним свою многолетнюю вину. Появление астролога никого не заинтересовало - мало ли их бродило по дорогам в тот век? Только собеседник герцога бросил на астролога быстрый взгляд, словно угадав за его безобидной внешностью весьма обидное и даже опасное для себя содержание. - Ваша светлость, не соблаговолите ли выслушать ученого человека, который, руководствуясь указанием звезд, предскажет течение вашей жизни? - Пошел вон! - ответил герцог в средневековой манере. - Киньте ему кусок мяса. - Спасибо, ваша светлость, я сыт. Этот ответ озадачил герцога: среди своих гостей ему еще не приходилось видеть сытого человека. - В таком случае пусть проваливает, - вмешался в разговор его собеседник. - Мало нам Арнольда и всей его ученой компании? У нас палкой кинь - попадешь в ученого. Сидящие поблизости гости захохотали, и кто-то из них крикнул: - Жертвую на ученого пятьсот палок! - Молчать! - водворил тишину герцог. - Я разрешаю астрологу говорить. Мне интересно знать, что обо мне думают звезды. - Он не сомневался, что звезды о нем думают. То, что для герцога было таинственным будущим, для человека из пятого тысячелетия было хорошо известным и даже изрядно забытым прошлым, и он, напрягая память, стал его излагать: - Звезды утверждают, что через три года вы, ваша светлость, станете вашим величеством, императором германских земель. Вы завоюете много стран, потом потеряете много стран и закончите свою жизнь на дне азиатской речушки. - Азиатской речушки? - герцог отодвинулся от красавицы. - Ты что мелешь? Да я тебя за такие слова!.. - Ваша светлость, я говорю правду. - Правду! - зал так и ахнул. - Вы слышали? Он говорит правду! Здесь никто не говорил правды: этого не позволял этикет. - Нет, ты все-таки скажи: с какой стати меня опять понесет в Азию? - Это будет в третьем крестовом походе. Герцог расхохотался: - Ну, насчет третьего похода твои звезды совсем заврались, хватит с меня второго крестового похода. - Зачем же вы тогда его предпринимали? - Соблазнила романтика первого: Готфрид Бульонский, Раймонд Тулузский... Но теперь я знаю, что это за романтика, на собственной шкуре испытал. Больше меня не втянешь в такие дела, уж я себя знаю! Если б он знал себя так, как его впоследствии узнала история! - А Милан? Может, вы и Милан не разрушите, не сровняете с землей? - Зачем? Прекрасный город, стоит полторы тысячи лет, с какой стати я стану его разрушать, за кого ты меня принимаешь? - Герцог покачал головой: - Ну и наговорили тебе про меня эти звезды. Я человек совсем не такой. - Не такой, пока не стали императором. - Лучше пусть я никогда не стану императором, - сказал будущий император Фридрих Барбаросса, - лучше пусть я навсегда останусь герцогом, чем ввяжусь хоть в какую-нибудь войну. Мы, люди, знающие, что такое война, предпочитаем жить в мире. И вообще я противник войны. Да, он был противник войны, он вынашивал совсем не те планы, которые ему впоследствии пришлось осуществить. Иногда жизнь человека складывается неожиданно для него самого, но он не замечает этого, потому что всякий раз смотрит на нее другими глазами. - А если что случится, - сказал Барбаросса, - если с Миланом что-то случится, то... там виднее... - он поднял глаза вверх, к всезнающим звездам. - Ну, тогда пропадай, как собака! - откровенно высказался инспектор, но тотчас спохватился, что выбрал неудачное время и место для откровенности: - Извините, ваша светлость... Звезды подсказывают, что закончите вы свой жизненный путь в год Собаки... 3. ЯН-1941 Я угнал Машину Времени. Я не преступник, я историк. Моя тема - движение Сопротивления в период второй мировой войны. Роясь в архивах, я обнаружил маленький отряд, действовавший в Восточных Карпатах. Сведения об этом отряде были скудные: несколько строк в донесении гестапо высшему командованию, сбивчивые и подчас противоречивые рассказы очевидцев, пересказанные третьими лицами. Точной была дата ликвидации отряда: 9 сентября 1941 года. По-видимому, отряд состоял из пяти человек. Есть указания и на то, что их было шестеро, но это менее вероятно: в донесении гестапо (гитлеровской полиции) сказано, что отряд состоял из четырех мужчин и одной женщины. Но в других материалах почему-то названы два женских имени: Марыся и Анна. Вероятно, здесь какая-то путаница, вызванная, может быть, тем, что отряд носил название "Анна". Слишком необычное название для отряда, поэтому его, возможно, сочли за имя участницы. Из мужчин названы Стась и Збышек, остальные ни разу не упомянуты. Особый интерес представляет фотокопия письма, вернее, трех его строчек (самого письма не удалось отыскать): " ..._до последнего своего часа она не могла поверить, что их предал человек, которого они считали своим, а главное - человек, которого она_..." По всей вероятности, отряд предал один из его членов. Правда, профессор Посмыш считает, что из письма не ясно, идет ли речь о членах отряда или о людях, каким-то образом с ним связанных. "_Она_", говорит профессор, может быть, просто женщина, узнавшая о предательстве близкого ей человека ("_их предал_" вовсе не означает, что и ее в том числе). И человек, говорит профессор, которого считают в отряде своим, вовсе не обязательно член этого отряда. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, поэтому я и угнал Машину Времени. Доказательство не корректное, но до корректности ли, когда на носу защита? Человек - хозяин времени и должен вести себя, как хозяин. Это в прошлом, в далеком прошлом человек был бессилен перед временем, а сейчас... Мы праздновали Новый год. Острили по поводу уходящего года, в честь наступающего провозглашали пышные тосты. В разгар праздника ко мне подошел профессор Посмыш и, с присущим ему юмором, преподнес мне книгу "Теория множеств" с многозначительной надписью: "Янек, это как раз то, чего вам не хватало!" Потом я танцевал с Наташей, самой красивой аспиранткой нашей кафедры, потом спорил с Коткевичем о древности цивилизации в каком-то, уж не помню в каком, созвездии (глупо, конечно: Коткевич специалист по истории звездных цивилизаций), потом я опять танцевал с Наташей, а потом... Потом я угнал Машину Времени. В архивных материалах сохранилась самодельная карта, по которой прослеживается путь отряда. В начале пути стоит дата - 21 августа. Вероятно, в этот день произошло какое-то событие, какая-то важная операция или стычка с врагом. Мне эта дата помогла прибыть в место нахождения отряда, иначе бы я его не нашел. Сколько раз я прошел этот путь, - правда, позже на два тысячелетия, но я не думал, что он может быть таким трудным. По этому пути я иду. Высадившись на расстоянии более чем двух тысяч лет от родного дома, я иду по древним карпатским лесам... Из литературы я знаю, что были когда-то на земле скопления диких деревьев, а также дикие животные, обитавшие не в заповедниках, а в неохраняемых местах, где их жизнь подвергалась постоянной опасности. Если б за ними своевременно не установили надзор, они бы вымерли, как вымерли в свое время лисицы. О лисицах я читал прекрасную книгу Франсуа Леберье "Ископаемое пламя". Он назвал свою книгу так, потому что лисицы были цвета пламени. Вдалеке слышатся выстрелы. Идет война. Странно сознавать, что где-то рядом идет война, хотя все войны кончились за две тысячи лет до твоего рождения. Тяжелые сапоги, брюки, почти не сгибающиеся в шагу, и тяжелая сумка через плечо - таков мой вид, понятный людям этого времени. Вторая мировая война по своим масштабам превосходит все, что до нее знала история. Если бы в Троянской войне приняло участие все население земного шара, включая женщин, стариков и детей, и даже население не открытых еще континентов, и если бы половина всего этого населения была уничтожена, а вторая искалечена, то это равнялось бы количеству жертв второй мировой войны. Если бы вандалы, сокрушившие великую Римскую империю, обнесли ее колючей проволокой и уничтожили всех ее жителей, то это равнялось бы количеству убитых фашистами в лагерях смерти. И если бы на каждого узника фашистских концлагерей приходился всего один метр колючей проволоки, то всей этой проволокой можно было бы трижды опоясать по экватору земной шар. Ни у одного рабовладельческого государства не было столько рабов, как у цивилизованной Германии середины двадцатого века. Я чувствую, как мной начинает овладевать какое-то незнакомое ощущение, и догадываюсь, что это, возможно, страх. У нас я его не знал, значит, чувство это рождается обстановкой. Но ведь люди, которые жили в этой обстановке и воевали в этих лесах, тоже не знали страха. И ведь они не могли из своего страшного века сбежать, они, как к галере, были прикованы к своему времени. Значит, обстановка может и не рождать страх... Тогда что же все-таки его порождает? - Стой! Я останавливаюсь. Он подходит ко мне, волоча за собой винтовку. - Кто такой? Лет ему, наверно, не больше семнадцати. Видимо, зная за собой этот грех, он старается говорить по-взрослому строго. Я отвечаю, что я учитель из Люблина. На всякий случай выбираю город подальше, во избежание неожиданных земляков. Но тогда что я делаю здесь, в карпатском лесу? На этот вопрос я отвечаю со всей прямотой: - Ищу Стася. Или Збышека. Иногда приходится говорить правду. Чтобы ложь выглядела убедительней. - Збышека? - он по-настоящему поражен, но тут же говорит с безразличием, в котором сквозит плохо скрытая гордость: - Збышек - это я. Что дальше? - Я пришел к вам в отряд. - Откуда ты знаешь об отряде? И тут мне пригодилось более широкое знание материала, чего от меня всегда добивался профессор Посмыш: - Мне сказал один человек из отряда Мариана. Он шел к вам, но не дошел, его ранило при бомбежке, и он умер у меня на руках. Збышек задумчиво смотрит на меня, решая трудную задачу: верить или не верить? С одной стороны, чужой человек из Люблина, оказавшийся вдруг в карпатском лесу, но, с другой стороны, раз я знаю его, Збышека, значит, я не такой уж чужой человек. Но не так-то просто поверить человеку. Особенно в те времена. - Знаю я вашего брата учителя. - Видно, еще свежи у него школьные обиды. Впрочем, смотрит он на меня без вражды и даже, можно сказать, с симпатией. Наверно, ему приятно, что я уже знал о нем, когда он обо мне и не слышал. Он говорит, что я могу дождаться Стася, это даже необходимо, чтоб мы с ним встретились. Но тут же предупреждает, чтоб я не воображал, будто он мне поверил. Из-за деревьев вышла девушка. Таких девушек я еще не видел. Могу ручаться, что у нас таких нет. - Принимай гостя, - сказал ей Збышек, не без удовольствия пользуясь правом отдавать приказания. - Покорми. Чаем напои. Там разберемся. В нашем времени еще утро, а здесь уже день. Разница часов пять, как между Люблином и Тобольском. Мы углубляемся в чащу и останавливаемся перед входом в землянку. В словаре устаревших слов Окаяцу сказано, что землянка - это вырытое в земле помещение, служившее одновременно и укрытием, и жилищем. В спокойное время люди возводили дворцы, а в тревожное зарывались в землю. Землянка - это дворец тревожного военного времени. Стол, две-три колоды, заменяющие стулья, несколько лежанок у стен - вот и вся обстановка землянки. Все очень старое, сохранившееся, быть может, с прошлой войны. Я сажусь на колоду, девушка наливает мне в кружку кипяток. - Меня зовут Ян. - А меня Анна. - Не Марыся? - Почему Марыся? Не так-то просто ей объяснить почему. - Мне казалось, что в таком отряде, как ваш, девушку должны звать Марысей. Анна кладет передо мной три картофелины - популярную еду тех времен. - Так вы учитель? Я тоже хотела стать учительницей, только война помешала. Кончится война - обязательно стану учительницей. Кипяток из моей кружки выплескивается на стол. Для нее война никогда не кончится, а еще верней - кончится очень скоро. Ей жить еще восемнадцать дней, до 9 сентября. Сегодня 21 августа. - Что с вами? - Нет, ничего. - Я не осмеливаюсь на нее взглянуть, как будто это я приговорил ее к смерти. Если б я мог их спасти! И ее, и Стася, и Збышека... Но они уже история, а историю не изменишь... - Я поступлю в Краковский университет. Вы какой кончали? Университет, который я кончал, будет построен через полторы тысячи лет, поэтому я сказал, что кончил университет в Люблине. - В Краковском учился Коперник. А в Люблине... Может, и Люблин прославится своим университетом, но сейчас он знаменит другим... Это мне понятно. В одном из докладов Гиммлеру о созданных концлагерях под номером шестым значится: "Люблин". - Со временем это забудется. - В другом времени. Но в нашем времени - нет. Она сказала "в другом времени", как бы отгораживая себя от меня, будто она знала, что мое время - это не ее время. - Как вы думаете, меня примут в отряд? - Конечно, примут. Людей у нас не хватает. Вот Вацек... Вацек! Новое имя. В материалах архива ни разу не упомянуто. - Что Вацек? - Он ушел неделю назад. - Голос ее дрогнул. - И с тех пор его нет. Может быть, он убит... "..._она не могла поверить, что их предал человек, которого она_..." Может быть, это Вацек? Когда возвращаешься в прошлое, чувствуешь себя, как Гулливер среди лилипутов. Я возвышаюсь над этим двадцатым веком, упираясь головой в пятое тысячелетие, и все мне наперед известно, а для них загадка даже завтрашний день. Они берут эту жизнь шаг за шагом и, лишь оглядываясь назад, определяют, в каком они шли направлении. Для меня же весь их путь как на ладони, я знаю начало его и конец. Но того, что мне нужно узнать, я не знаю. - Как вы думаете, это скоро кончится? - Что кончится? - Война. Я точно знаю, когда кончится война. Она кончится 9 мая 1945 года. Но для Анны она кончится раньше. Намного раньше. И я отвечаю: - Война кончится через восемнадцать дней. 4. НАЗАД, В БУДУЩЕЕ 1149 год остался позади, и теперь инспектор следовал назад, в будущее... Хорошо возвращаться в будущее. Такое впечатление, что возвращаешься домой. Для некоторых прошлое - родной дом, и они всю жизнь вспоминают о нем: "Вот было когда-то..." Но для тех, кто, подобно инспектору, живет в далеких будущих временах, родной дом, естественно, в будущем, и они к нему тянутся: "Вот когда-нибудь будет" Фридрих Барбаросса расстался с инспектором холодно, он сказал, что слышать не хочет ни о каких походах, что всю свою дальнейшую жизнь посвятит исключительно мирной деятельности. План Барбароссы был грандиозен, но истории известно, как он был осуществлен. Полистав исторический справочник, инспектор пришел к грустному выводу, что в 1194 году не было никаких событий. Ничто в этот год не началось и не пришло к своему завершению, а продолжалось то, что было начато раньше. На папском престоле уже три года сидел дряхлый Целестин III, и оставалось ему сидеть еще четыре года. Прошло два года, как союзники Барбароссы Ричард I и Филипп II вернулись из третьего крестового похода и теперь потихоньку воевали между собой. В Азербайджане продолжал творить поэт Низами, в Китае философ Чжу Си продолжал предаваться своим размышлениям. А в Грузии продолжала царить прекрасная Тамар и великий Руставели продолжал ее воспевать. Все продолжалось в этом незнаменитом году, ничто не началось и не завершилось. Тибетское государство Си-Ся достигло своего расцвета и продолжало расцветать. Но уже вступил в пору своей злодейской зрелости Темучин, который под именем печально знаменитого Чингисхана разгромит государство Си-Ся, и страну Низами, и страну прекрасной Тамар, а напоследок вторично разгромит государство Си-Ся, но не переживет этой победы, потому что нельзя дважды уничтожить одно государство, даже такое процветающее, как государство Си-Ся. Машина идет сравнительно плавно, лишь иногда ее трясет в особенно трудных временах - в эпохи кровопролитных войн и восстаний - или слегка подбрасывает в годы переворотов и заговоров. И вдруг инспектор замечает: стрелка темпоморта отклонилась от нуля... Термин "темпоморт" происходит от латинского слова "темпо" - время и "морт" - смерть. Но он совсем не означает, как это легко догадаться, временную смерть, он, напротив, означает мертвое время. Поскольку Машина рассчитана лишь на остановки в определенных годах, все остальные годы являются для нее мертвыми, то есть такими, остановка в которых невозможна. В безаварийном полете стрелка темпоморта находится на нуле, и колебание ее означает, что в Машине что-то неладно. Но что именно? Инспектор взглянул на унбеграб (указатель неисправностей, от немецкого "дас ист дер хунд беграбен" - "вот где собака зарыта"). Но указатель неисправностей показывал только собственную неисправность. А может быть, сел транзистор? (От латинского слова "транз" - проходить и греческого "истор" - история.) Но если бы сел транзистор, накапливающий энергию, необходимую для движения во времени, то авария была бы мгновенной. Скорей всего кончилось горючее. Верней, не кончилось, кончиться оно не могло, потому что двигатель питается воздухом, а засорился воздухопровод. Надо будет его прочистить на первой же остановке. Кстати, вот и она, остановка: 1194 год. Год без событий... Чем же он мог привлечь преступника? Может, его соблазнили прелести царицы цариц? Но тогда он должен был отправиться к ней в прошлом, 4118 году, чтобы попасть в год 1184, когда Тамар взошла на престол и еще не успела выйти замуж за своего первого мужа Юрия Боголюбского. И тут инспектора осенило. Преступник угнал Машину в самом начале 4119 года не потому, что спешил ее угнать в этом году, а потому, что не успел угнать ее в прошлом. Что-то ему помешало, и он, вместо того чтобы прибыть к воцарению, прибыл на десять лет позже, когда Тамар, уже не такая, как в былые годы, красавица, жила со своим вторым мужем и воспитывала двоих детей. Инспектор прочистил воздухопровод, проверил унбеграб, темпоморт и - особенно тщательно - транзистор. Надежно замаскировав Машину в ущелье, он облачился в костюм грузинского поселянина второй половины XII века и направился во дворец. На дворцовой площади толпился народ. Настроив свои речевые центры на древнегрузинский язык - замечательное изобретение основоположника физиологической филологии Урхо Кааляйнена (3711-3845), избавившее человечество от изнуряющего изучения иностранных языков, - инспектор спросил у сидящего на завалинке старика: - Ожидаем царицу, папаша? - Ожидаем, милок, - ответил старик, тоже по-древнегрузински. - Поздновато она встает. - Так ведь царица. Тебя бы царем поставить, ты б до вечера спал. - Кто рано встает, папаша, тому бог дает. - Это какой бог? - старик насторожился. - Ты случайно не из мусульман? - Да нет, я из наших. Из православных. - Тогда другой разговор. Это ты верно сказал насчет бога. Только бог ведь тоже дает по-разному: одним дает все, другим дает ничего. - Как это - дает ничего? - А так. Вроде бы и дает, глядишь, а в руках-то пусто. - Значит, ничего не дает? - Этого сказать нельзя. Бог - он всем дает, только по-разному: одним все, другим ничего. Ты берешь, а в руках - пусто. Старик попался разговорчивый. Он говорил о боге много и с уважением, но говорил так, словно проводил антирелигиозную пропаганду. И все, что он воздавал богу, превращалось в это самое "ничего". Потом он высказал сожаление по поводу нелегкой царской судьбы: царица вроде и замужем, а без мужа. Муж Давид все воюет, покоряет разные страны и племена, для державы-то хорошо, а как для семьи? - Мы-то люди маленькие, мы все больше думаем о семье. А державные люди должны думать о державе. Инспектору показалось, что он и своим царям воздает так же, как богу: вроде бы все, а в сущности - ничего. Рядом появился высокий юноша, с негрузинскими глазами и белокурой копной на голове. Увидев старика, он поспешил от него отвернуться. Странная для грузина внешность этого паренька, а также поспешность, с которой он отвернулся от, видимо, что-то знавшего о нем тифлисца, показались инспектору подозрительными. - Что, парень, тоже царицу ждешь? - Не тебя же мне ждать, дурака, - ответил тот на чистейшем древнегрузинском наречии. Возможно, это был его язык, но не исключено, что он просто настроил свои речевые центры по методу Урхо Кааляйнена. - Не ругайся, малыш, не в средневековье живешь. - Почему же? Именно в средневековье. Он попался! Не станет средневековый человек называть свое время средневековьем, для него оно - самое новейшее время. - Вы арестованы, - сказал инспектор на международном языке пятого тысячелетия, чтобы навостривший уши старик ничего не понял. - Как вы сказали? - этот вопрос был задан с невинным видом, но на том же языке будущих времен. Сомнений больше не оставалось. Толпа вокруг быстро начала редеть, и это можно было объяснить воздействием на средневековых грузин незнакомого им наречия. Может быть, они подумали, что среди них появились сельджукские огузы, их могущественные и давние враги. Это они, огузы, в прошлом столетии сожгли город Кутаиси, захватили город Тбилиси, впрочем, пока еще не Тбилиси, а Тифлис. Или потом Тифлис, а тогда Тбилиси? Толпа рассеялась. Старик тоже исчез, видимо, опасаясь, что его станут обращать в мусульманство. Инспектор отвел задержанного подальше от дворца, где им не могла помешать царская стража. Когда они остались одни среди пустынных скал и ущелий, молодой человек сказал: - Я так рад встретить современника. Десять лет на чужбине - это тяжело. Как там у нас сейчас? Солнечный мост на Нептуне уже построили? А что Кубичек? Открыл четыреста пятьдесят второй элемент? А как отозвалась критика о последнем романе Ван Чанга? Инспектор службы розыска Шмит чувствовал себя последним невеждой. Он ничего не слышал о Кубичеке, не читал не только последнего, но и первого романа Ван Чанга, не знал, что на Нептуне строится какой-то мост, и даже - стыдно сказать - был уверен, что в таблице Менделеева всего триста восемьдесят элементов. Поэтому вместо ответа он спросил: - Вы прибыли в 1184 год. Значит, вы отправились из 4118-го? - Из 4811-го. Теперь все стало ясно: и мост на Нептуне, и четыреста пятьдесят второй элемент таблицы Менделеева, и даже то, что молодой человек не понял простой фразы "Вы арестованы", которая, впрочем, уже в век инспектора стала до известной степени архаизмом. - И служба розыска не обеспокоена вашим исчезновением? - А что она может сделать? 4811 год кончился, а из 4812-го можно попасть только в 1248 год. Через пятьдесят лет по местному времени. - Я бы вас забрал, хотя и у нас вам бы пришлось подождать десяток лет, но это уже не пятьдесят... Только вот Машина у меня двухместная, а мне нужно прихватить еще одного человека. - Здесь никого из вашего времени нет. - Откуда вы знаете? - Мы здесь всех знаем, у нас тут столько народа из разных времен! Видели, как они разбежались, когда мы с вами заговорили? Только все они из других времен. Из самых разных. Этот старик, с которым вы разговаривали, прикидывается местным жителем, но и он такой же, как мы. Где он только не побывал, наскитался по разным временам, пока сюда добрался: из его года прямого сообщения нет. Состарился, бедняга, в дороге, так и жизнь прошла. - А зачем он ехал? - Как и все: посмотреть на царицу Тамар. Ну, когда он был молодой, ему, понятно, хотелось на нее посмотреть, а теперь это ему ни к чему. Но он ходит, смотрит. Чтоб не получилось, что жизнь прожил зря. - Почему же вы сразу не уехали? Посмотрели бы на царицу и уехали. - Мы так и думали. Но когда посмотришь на царицу Тамар, хочется посмотреть еще раз... Так мы и остались. Ходим, смотрим на царицу Тамар. А на сердце такая тоска - каждого тянет на родину. Мы тут собираемся в сакле у одного шведа из шестого тысячелетия. Вспоминаем. Каждый свое время вспоминает, свою родину. Вот погодите, и вы будете вспоминать, когда немного здесь поживете. Удивительно, думал инспектор. Тысячелетиями человек мечтал одержать победу над временем, и вот теперь, когда победа одержана, когда свобода от времени - достояние каждого человека, он снова стремится себя закабалить... Видно, такая это свобода... Не может человек быть свободен от времени, даже если он исколесит все времена, потому что, в сущности, не он по временам колесит, а по нему колесит время. Беспощадное время, которое настигает нас в любом веке, в любом тысячелетии, чтобы отобрать у нас минуту, час или год нашей жизни... И никакая Машина Времени не возместит нам отобранный час или год. Инспектор заверил этого несчастного робинзона, что, как только вернется домой, непременно пришлет за ним кого-нибудь из спасательной службы. Молодой человек заволновался: - Вы постарайтесь не смотреть на царицу Тамар, иначе нам никогда не выбраться из этого времени. - Если я и посмотрю, то только глазами инспектора. - Глаза есть глаза. А Тамар есть Тамар. Лучше не рисковать. Инспектор вдруг почувствовал, что теряет в себе уверенность. Если рисковать, то в интересах дела, а так - зачем рисковать? - Вообще-то я ищу совсем другого человека... - Вашего человека здесь нет. - Но он мог прибыть сегодня ночью. Или к утру. - Когда бы он ни прибыл, это сразу становится известно. У нас есть человек из восемьдесят пятого века, там очень развита телепатия. Этот человек на расстоянии чувствует иновременную мысль. Кстати, он грузин, знает здесь каждый уголок, от него нигде не скроешься. Вы думаете, он вас не почувствовал? Почувствовал, и если сюда не пришел, то лишь потому, что на расстоянии участвует в нашем разговоре: принимает наши мысли и передает нам свои. - Выходит, что мы высказываем не свои мысли? - И свои, и не свои... - Может, и то, что вы мне сейчас говорили, вам внушил телепат? Молодой человек смутился: - Да нет, он не все внушил... Так, некоторые мысли... - Какие именно? - Я точно не знаю... Может, эту... чтоб вернуться домой... Мне и самому хочется домой, но он ревнует меня к царице Тамар и рад от меня избавиться... Вы думаете, он вам не внушает? - Что же он мне внушает? - Да хотя бы ваше решение приехать за мной. Это он вам внушает, чтоб поскорей от меня избавиться. Так что не сомневайтесь: если б здесь был тот, кого вы ищете, телепат бы вам внушил, где его найти, чтоб избавиться от конкурента. Верно я говорю, телепат? И вдруг словно кто-то сказал инспектору: "Верно". Это телепат передал свою ответную мысль. Видно, честный был человек, не умел врать, даже на расстоянии. ПЕРЕДАЧА МЫСЛЕЙ НА РАССТОЯНИЕ (Историческая справка) Передача мыслей на расстояние связана с увеличением мыслей и сокращением расстояний. Когда мысли были маленькие, а расстояния большие (из-за примитивных транспортных средств), передавать мысли на расстояние было практически невозможно: они, как метеориты, сгорали в плотных слоях атмосферы. Правда, и прежде были мысли, одолевавшие расстояния, несмотря на всяческие препятствия и даже государственные границы. Так, мысль о сохранении и превращении энергии в 1841 году пересекла англо-германскую границу (неизвестно, правда, в какую сторону) и была передана англичанином Джоулем немцам Майеру и Гельмгольцу (или наоборот). Были и другие мысли: Ломоносова - Лавуазье, Бойля - Мариотта, уже упомянутого Джоуля и еще не названного Ленца. Все эти и подобные им мысли были настолько велики, что букваль