ому овощу свое время. Было время абрикосу быть овощем, а теперь пришло время стать фруктом. Ну и фрукт этот овощ! - мог бы возмутиться истребитель чужих слов в русском языке... Языки между собой не враждуют, как враждуют порой те, кто на них говорит. Языки убедительно показывают, насколько общение взаимно обогащает (хотя стремиться-то нужно к общению, а не к обогащению). Со времени вавилонского столпотворения, для того чтоб договориться, нужно знать много языков. Это трудно. Но - возможно. Пример тому - профессор Корш, которого профессор Ключевский называл секретарем при вавилонском столпотворении. Когда-то год означал: желаемое, благоприятное время. И не потому, что раньше не было неблагоприятных лет, их было побольше, чем сейчас, но, как видно, по тем временам они считались благоприятными. Тем более, что ведь _год_ состоял из _недель_, то есть, из таких дней, когда ничего не делали. А складывались годы в _века_, которые обозначали силу, здоровье. Отсюда и _человек_ пошел: от силы, здоровья. Первоначально человек был задуман как здоровый человек. Вот потому-то годы и считались благоприятными. И о них говорили: - Плохой год, но благоприятный. - Ужасный год, но благоприятный. Это уже потом, когда стало полегче жить, появились неблагоприятные годы. ВОДА ВРЕМЕНИ Время - что вода, и не потому, что оно течет, а потому, что скрадывает расстояния. Как будто из одного Ренессанса Данте и Рабле, а расстояние между ними - как между Высоцким и Кантемиром. ИМЯ ПИСАТЕЛЯ В ЕГО ТВОРЧЕСТВЕ Как-то, перечитывая "Записки охотника", я обратил внимание, что в них почти не встречается имя Иван. Есть мальчик Ваня, упрятанный автором под рогожу, есть Иван Иванович да Ивашка Федосеев, и вовсе упрятанные под землю и встающие из могил в фантазии дворовых ребят. Почему же в книге о русском крестьянстве так редко встречается имя, в то время наиболее распространенное? Потому что автор "Записок охотника" - Иван. Иван Сергеевич Тургенев. К своему имени у нас отношение особое, поэтому многие авторы его вообще избегают. Не могу вспомнить у Пушкина Александра, у Чехова Антона, у Толстого Льва. Каждый человек не равнодушен к своему имени, поэтому если автор его употребляет, то непременно вкладывает в это особый смысл. Федор Достоевский дал свое имя наиболее отталкивающему персонажу - Федору Карамазову. Зато Александр Сергеевич Грибоедов одарил своим именем наиболее положительного героя - Александра Андреевича Чацкого. Разделив свое имя с отвергнутым обществом вольнодумцем, он как бы разделил с ним его судьбу, подчеркнул, что не отрекается от своего героя. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин создал образ Миши Нагорного, "государственного младенца", то есть человека благонравного, исполнительного, способного делать только то, что угодно начальству и только от этого получать удовлетворение. Можно было, конечно, придумать другое имя, разоблачая порок, но Щедрин поступил, как Достоевский, как все истинные писатели: не поднялся на прокурорскую кафедру, а присел на скамью подсудимых. У Алексея Николаевича Толстого князь Алексей Краснопольский сверху плохой, но внутри хороший. Он других мучит, но мучится и сам. А вот у Исаака Бабеля Исаак Дымшиц - человек циничный, бесчувственный, покупающий за деньги любовь. Михаил Афанасьевич Булгаков в самом начале романа бросил Михаила Александровича Берлиоза под трамвай, чтобы к своему имени больше не возвращаться. Похожим образом поступил и Федор Абрамов, у которого в "Доме" "Федор из тюрьмы не вылезает". Матерщинник несусветный, только и глядящий, как бы с колхозников лишнее содрать, - таков промелькнувший у Василия Шукшина председатель исполкома Василий Неверов. Промелькнул и у Василия Белова - тоже начальство, но уже неизвестно, положительное или отрицательное, - "сам председатель сельпа Василий Трифонович". ИМЯ В ЧЕСТЬ ИМЕНИ В разное время из разных мест два человека отправились за призрачным счастьем и писали женам письма о состоянии своих дел. Причем, писали так, как будто один у другого списывали. Первый: Со мной случилось с первого шага скверное и комическое приключение... Второй: Ох, матушка, забыл тебе написать про два страшных случая, происшедших со мной... Первый: Дорогой читал. 90 сантим. проел... Второй: Дороговизна в Ростове ужасная. За номер уплатил 2 р. 25 к. Первый: Вервей городок еще меньше Женевы... Второй: Баку значительно превышает город Ростов... Первый: Правда, теперь мы опять без денег, но ведь недолго, недолго... Второй: А денег почти что нет. Но не беда... скоро денег у нас будет во множестве... Первый: Пришли немедленно, сейчас же как получишь это письмо, двадцать (20) империалов... Второй: Вышли двадцать сюда телеграфом... Эти цитаты, такие похожие, взяты из писем людей, невероятно далеких друг от друга. _Первый_ - великий русский писатель Федор Достоевский. _Второй_ - отец Федор, комический персонаж, созданный воображением двух советских сатириков. Конечно, Ильф и Петров читали письма Достоевского и нашли в них для себя что-то смешное. В великом тоже можно найти смешное, и не понимают это лишь те, у кого почтение к великим подавляет природное чувство юмора. ШАГ ТУДА И ОБРАТНО От великого до смешного и от смешного до великого - вот два пути в сфере комического. Потому что юмор способен как возвысить, так и развенчать. От смешного до великого - и перед нами бессмертный и нестареющий Дон-Кихот. От великого до смешного - перед нами щедринские градоначальники. Вся история человечества - между великим и смешным. Между великим, которое становится смешным, и смешным, которое становится великим. ДОСПЕХИ ДОН-КИХОТА Между доспехами и успехами Дон-Кихот выбирает доспехи. Другие выбирают успехи, потому что мода на доспехи давно прошла. Мода на доспехи обычно либо прошла, либо еще не пришла. А на успехи - всегда сохраняется. ЩИТ И СМЕХ Дон-Кихот - это поднятый на смех Иисус Христос, которому нет места внизу, на среднежитейском уровне. То его поднимают на щит, то поднимают на смех, - в те редкие удачные времена, когда не поднимают на Голгофу... РОЖДЕНИЕ КНИГИ Вот сколько ответственных лиц принимало участие в запрещении издания одной-единственной книги одного-единственного автора; Исполняющий должность начальника Главного управления по делам печати (подпись неразборчива), Председательствующий член совета Главного управления по делам печати (подпись неразборчива), Исполняющий должность отдельного цензора (подпись неразборчива), Секретарь исполняющего должность правителя дел (подпись неразборчива), И даже какой-то Верно (подпись неразборчива). И все это - против одной книжки басен украинского поэта Леонида Глибова. Некоторые подписи удалось разобрать: "...Главное управление по делам печати уведомляет временное присутствие по внутренней цензуре в г.Одессе, что означенная рукопись должна быть запрещена к изданию. Временно исполняющий обязанности начальника Главного управления по печати М.Соловьев". Временное присутствие, временные обязанности... Да, конечно, все это временное, но как быть, если живешь в это самое время? О писателях иногда говорят, что они родились не в свое время. Но что было бы с литературой, если бы плохим временам не везло на хороших писателей? А она создавалась во все времена, несмотря на противодействие всех временно исполняющих обязанности, с неразборчивыми подписями, лицами и делами... ЧУВСТВО САТИРЫ От чувства юмора следует отличать чувство сатиры. Обычно оно появляется там, где не хватает чувства юмора, словно компенсируя отсутствие его. И даже не обязательно, чтоб была сатира, сатиры может и не быть, но чувство такое есть: уж не сатира ли? Люди, лишенные чувства юмора, обладают повышенным чувством сатиры. Им все кажется, что она направлена против них, а когда именно она направлена против них, они определить не могут. ПУТЬ МЫСЛИ Почему у нас в мозгу извилины? Видно, слишком много преград встречается на пути мысли. БЕЗ ЩИТА Некоторые полагают, что сатир - это автор сатирических произведений. Разъяснение, что это ленивое, беспутное существо, их не убеждает. Одно другому не мешает, считают они. Те, которые любят все критиковать, редко бывают образцами добродетели. Недаром сказано, что сатира - это зеркало, в котором видишь всех, кроме себя. _Сатир_ - слово греческое, а _сатира_ - латинское. Сатир - лесное божество из свиты бога Диониса, то есть существо мифическое, отсутствующее в природе. Сатира - вещь вполне реальная, и хоть иногда кажется, что ее тоже нет в природе, но она существует, она существовала во все времена, даже самые для нее неблагоприятные. Возникает вопрос: какое время было для сатиры наиболее благоприятным? Может быть, те шесть лет между 1547 и 53 годами, когда жили два великих сатирика - Сервантес и Рабле? Правда, первый был еще младенец, а второй - уже старик, но разве не чудо, что им удалось встретиться в бесконечном времени? Увы, Сервантес начал свой знаменитый роман в тюрьме, а Рабле, окончив свой знаменитый роман, вынужден был скрываться от преследования. Это были трудные времена для сатиры. Может быть, благоприятными для нее были те три с половиной месяца между 1694 и 95 годами, когда жили одновременно Лафонтен, Свифт и Вольтер? Лафонтен умирал, Вольтер только родился, Свифт был в цветущем лермонтовском возрасте - 27 лет. Поэтому из трех великих сатириков в это время писал только Свифт, но писал не сатиры, а оды. Бывают времена, когда сатирики пишут оды, и для сатиры это не лучшие времена. А может быть, три года - между 1826 и 29 - были для сатиры благоприятны? Грибоедов еще не убит, Салтыков-Щедрин уже родился, а кроме них - Гоголь, Гейне, Диккенс, Теккерей... Это были годы жестокой реакции. Вряд ли они могли быть для сатиры благоприятны. Приходится признать, что у сатиры не бывает благоприятных времен. Ей никто не кричит "ура", да и "караул" она никого кричать не заставит. Но она существует и борется - одинаково отчаянно как со щитом, так и на щите. А точней без щита, потому что щит ее - в будущих поколениях. САТИРА НА ДЕСЕРТ В переводе с латинского слово _сатира_ означает "смесь, всякая всячина". У древних римлян она обозначала десерт и происходила от слова _сатур_, то есть "сытый". Сатира, которую пишут сытые, обычно и бывает всякой всячиной, употребляемой на десерт. Помните, как назывался журнал Екатерины Второй? Ну, конечно: "Всякая всячина". У ИСТОКОВ САТИРЫ Обезьяна взяла в руки палку, чтоб развивать критическое направление, а потом потерла палкой о палку и стала воскурять фимиам. СКАЗКА О ГВОЗДЕ Где только гвоздю ни приходилось сидеть, и всюду он сидел по-разному. В дереве крепко сидел. Там его так зажало со всех сторон, что ни двинуться, ни пошевельнуться. Просил перевести его куда-нибудь, поскольку у него с коллективом трения. Сунули его в стенку - и опять он крепко сидит. Правда, зажимают со всех сторон, почти так же, как в дереве. Пришлось запроситься и из стены: и тут у гвоздя трения с коллективом. Сунули его во что-то металлическое. Сам металлический, ну и сиди в металлическом. Свой своего затирать не станет. Но не держится в металлическом гвоздь, хоть для него там готовая дырочка. "Вот когда, - говорит, - я работал в дереве... когда работал в стене..." Сатира - тот же гвоздь. Для нее нужна стена, а не готовая дырочка. Для нее главное условие - трение с окружающей обстановкой. ПЕРЕСЕЧЕНИЕ ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ На карте Юмора, в стороне от больших городов и столиц, - Лиона (Рабле), Дублина (Свифт), Таганрога (Чехов), - лежит маленький, но важный пункт - Коломыя. Здесь жил Лесь Мартович, здесь он учился в гимназии и был исключен из нее за попытку связать литературу с политикой. Вечный конфликт: литература не может обойтись без политики, а политика не прочь обойтись без литературы. Одним образованием не искоренить невежества, они развиваются параллельно, но при этом постоянно пересекаясь между собой. Образование изобретает колесо - невежество изобретает колесование, образование изобретает электричество, невежество - электрический стул. "Что это вы, пан-сударь, то самое? Да ведь это же, пан-сударь, продажность, да ведь это же душу продают, а разве вы не знаете, пан-сударь, что это то самое? Если бы тот, пан-сударь, кто покупает, понеже, пан-сударь, он за деньги покупает доверие, да где же вы видели, чтобы такой человек, паи-сударь, впоследствии то самое?.. А совесть где? А совесть, пан-сударь, где? А душа, пан-сударь, а совесть где? А то самое, пан-сударь, где?" Невежество учит, создает свои концепции, дефиниции, элоквенции (все это его излюбленные слова), невежество выступает против невежества, разве вы не видите, сударь, что против невежества выступает невежество, что продают разум и душу, что совесть продают? "Весь город - наши дети, наши матери и наши жены исполнены огромной благодарности к вам, господин директор. И если вы должны покинуть город, то за вами потекут реки наших слез..." Такую речь подготовил и собирался произнести молодой учитель на вечере, посвященном проводам директора школы. Но внезапно на вечер явился староста. И учитель произнес такую речь: "Весь наш город - наши дети, наши матери и наши жены исполнены огромной благодарности к вам, высокочтимый господин староста! И если бы вы должны были покинуть наш город, то за вами следом потекли бы реки наших слез..." Затем пели "многия лета" старосте и шикали на оттиснутого" угол директора, который фальшивил. Образованное невежество - это не простое невежество: оно умеет не фальшивить и всегда знает, кому петь "многия лета". О, сударь, оно знает, оно хорошо знает, сударь, то самое, оно хорошо знает, сударь, то самое, оно отлично знает то самое, чего образованию никогда не узнать. ХВАТАЯСЬ ЗА СОЛОМИНКУ... Юмор - это соломинка, которая никого не спасает. Но когда за нее хватаешься, делаешь движение, которое помогает держаться на воде. МЕРТВЫЕ ДУШИ На прилавке двухтомник Гоголя - два любовно изданных тома. Они завернуты в целлофан, а между ними стыдливо прячется сборник современного поэта. Он надеется, что его не заметят и купят вместе с двухтомником Гоголя. Ему ведь тоже нужно дойти до читателя, но своим ходом дойти он не может. Как солдат солдата выносит из боя, так его несут в бой. Никто не верит, что он победит, верят, что победит любовь читателя к Гоголю. Любовь к Гоголю настолько сильна, что ее хватит на десяток таких поэтов. А если взять еще любовь к Пушкину, Толстому, Чехову... Сколько таких поэтов можно вынести в бой! Нет, они не сожгут своих "Мертвых душ", а, напротив, издадут и переиздадут многократно. И пойдут к читателям мертвые души их книг... Как солдат солдата выносит из боя, так снова и снова понесут их в бой Гоголь, Пушкин, Толстой, Булгаков и Паустовский... ЦЕЛЬ И СРЕДСТВА В литературе цель оправдывает средства лишь при условии, что средства - художественные. АНКЕТА На вопрос, кто автор "Похвального слова глупости", почти половина опрошенных назвали авторов критических статей. ТЕАТР На афише вместо "драма в двух действиях" пишут либо "дама в двух действиях", либо "дрема в двух действиях". Молодые театралы предпочитают даму в двух действиях, пожилые - дрему в двух действиях, поэтому на драму в двух действиях народ не идет. ЛЕКАРСТВО ОТ ЗАДУМЧИВОСТИ И БЕССОННИЦЫ Двести лет назад вышел в свет сборник сказок под названием "Лекарство от задумчивости и бессонницы". Бессонница до сих пор не проходит, но задумчивость удалось излечить. КАК ПОМИРИЛИСЬ ИВАН ИВАНОВИЧ С ИВАНОМ НИКИФОРОВИЧЕМ - Что ж ты стоишь? Ведь я тебя не бью! Эти слова гоголевского Ивана Ивановича дали богатые плоды в пьесе Назыма Хикмета "А был ли Иван Иванович?" И вот уже Ивана Ивановича благодарят за то, что он не бьет, и вот уже благодарят за то, что бьет, не обходя вниманием. И уже за битого двух небитых дают, и уже трех небитых дают, и уже некого давать, потому что все битые. Да, изменился Иван Иванович в пьесе Хикмета. Пусть попробует с ним поссориться Иван Никифорович! Не посмеет! Потому что если посмеет, тотчас возникнет вопрос: а был ли Иван Никифорович? СЛОВО ПРАВДЫ - Нам нужна вся правда! - говорит полуправда. - Нам нужна полуправда! - говорит четвертьправда. А что говорит вся правда? Она молчит. Ей опять не дают слова. МАЛО САТИРЫ Медицину укоряют: - Ну что вы все о больных да о больных? Как будто у нас мало здоровых! Милицию укоряют: - Ну что вы все о преступниках да о преступниках. Как будто у нас нет честных граждан! Честных людей укоряют: - Вот вы в заявлении пишете: украли, мол, то да се. А почему вы о том не пишете, чего у вас не украли? И честные люди говорят: - Потому что мы честные граждане, но мы не сумасшедшие граждане. А сатира не решается так отвечать. И когда ее начинают укорять, что она за недостатками не видит достижений, она смущается, послушно протирает глаза и начинает видеть одни достижения. И опять ее укоряют: - Достижения - это хорошо. Но почему в сатире нашей мало сатиры? ЛИТЕРАТУРНАЯ ХИРУРГИЯ Сатира, которая призвана вскрывать язвы общества, достигла больших успехов по части анестезиологии. И хотя вскрывает хуже, но значительно лучше умеет усыплять. УЛИЦА ТОЛСТОГО В НАШЕМ ГОРОДЕ Наша улица Толстого выглядит иначе, чем десять лет назад. Сносятся старые дома, на их месте вырастают новые... Так же и сам Толстой меняется с годами: новые поколения читают в нем не совсем то, что прежние поколения. Сносится старое, обветшалое, и неизвестно, какие небоскребы откроются в его творчестве через двести лет. Время для гения не губительная, а питательная среда. Гений растет, впитывая в себя время. КАЛАМБУРЫ Пушкин где-то пишет, что будущее представляется ему не в розах. Сама напрашивается рифма: в неврозах. Будущее не в розах, а в неврозах. Это его будущее. А наше? К прошедшему веку рифму найти легко, но даже Пушкин не мог найти ее к будущему. СТРОИТЕЛЬСТВО ПРОШЛОГО Я живу в древней Греции, выхожу с декабристами на Сенатскую площадь... Нереальная жизнь, но есть в ней прекрасное качество: из нее можно строить что угодно. Из реальности строить трудно, она мало поддается изменению. На то, чтобы переместить один кирпичик, иногда нужно потратить жизнь. А нереальность изменяется от одного движения мысли. И люди какие в ней живут: Сократ, Микеланджело, Достоевский... И все доступны, встречайся с кем хочешь, можешь даже собрать тех, которые никогда между собой не встречались, из разных стран и времен... А наше настоящее - когда оно станет прошлым? Захочется ли в нем кому-нибудь жить? Мы ведь строим не только будущее, мы прошлое строим - на все будущие времена. ИРОНИЯ СЛАВЫ Хорошая слава лежит, а худая бежит и иногда довольно далеко забегает. Допустим, вы Держиморда. Знаменитый педагог. Тот самый, что построил школу для педагогически одаренных детей и сам же в ней преподает педагогику. И вдруг вы, Держиморда, совершенно случайно узнаете, что ваш однофамилец в какой-то комедии ведет себя черт знает как, позорит ваше доброе и (чего там скромничать!) знаменитое имя. Вы потратили жизнь, поднимая над миром это имя, а он его - в грязь! Можете ли вы утешаться, что это было давно и что того Держиморду, возможно, уже забыли? Нет, не можете. Потому что скорее забудут вас, несмотря на ваши несомненные педагогические заслуги. Потому что хорошая слава лежит, а худая бежит, и не вам обогнать этого бегущего Держиморду. ОТ ГОГОЛЕВА ДО ГРЕБЕНКИ На станции Гоголево поезд стоит две минуты, а на станции Гребенка - полчаса. А между ними - два часа пути, есть время подумать. Гоголя знает весь мир, но нет у него своего города. Пусть не такого, как Горький или Ивано-Франковск, а хотя бы такой, как город Гребенка. Гребенку не весь мир знает, но у него не только город, но и целый район. А у Гоголя его Гоголево - село селом, его и на карте редко обозначают. Гоголю еще повезло. Хоть поселок назвали. А каково Салтыкову-Щедрину? Есть, правда, поселок Щедрин, есть деревня Салтыковка, и если соединить их - вроде бы память о великом сатирике. Но как их соединишь, если поселок в Белоруссии, а деревня в Саратовской области и никакого отношения к великому сатирику не имеют? Так же, как хребет Эзоп на Дальнем Востоке не имеет отношения к баснописцу Эзопу... И все же невольно вспомнишь об Эзопе, услышав про этот хребет. Потому что не хребет, а Эзоп живет в нашей памяти. В памяти беспокойная жизнь: то тебя забудут, а то вспомнят - да не те и не так, как хотелось бы. И ты уже не сможешь напомнить о себе, потому что от тебя зависит только самая первая, самая короткая жизнь, а все остальные жизни от тебя не зависят. Некоторые в своей первой жизни незаметно живут, но зато очень громко живут в памяти. Другие - наоборот: гремят при жизни, а в памяти о них не слыхать. Гоголь уже прожил четыре жизни, столько же, сколько и Свифт, хотя Свифт родился раньше на полтора столетия. Но они прожили одинаковое количество жизней при неодинаковом количестве лет. Потому что жизнь Гоголя была почти вдвое короче. В 1994 году, когда мир будет отмечать трехсотлетие Вольтера и пятисотлетие Рабле, он сможет отметить еще одну круглую дату: сорок жизней Аристофана... Есть кому жить в памяти человечества, только бы им было где жить... Гениям в памяти живется легко, потому что все уже знают, что они гении. И никто на них не в претензии, что они говорят о своем времени правду. Правда вообще лучше говорится в прошедшем времени. Во времена Свифта - о времени Вольтера, во времени Вольтера - о времени Рабле... Время Зощенко смеялось над временем Щедрина и даже утверждало, что ему самому нужен Щедрин, не Зощенко, а Щедрин. И оно его имело. Потому что и Гоголь, и Чехов, и Щедрин смеются над грядущими временами. Какое время ни наступит, сатирики прошлого смеются и над ним. Когда у современника Диогена, еще более древнего философа Демокрита, спросили, как он понимает истину, он ответил коротко: - Я смеюсь. 1981-1987