велосипеде кататься, суп с требухой жрать. Только если биться будешь, я сдачи буду давать. Почтальон покачал головой. - Нет, тебя я не возьму. Ты злой. - А я и сам не пойду! - сказал Рыжий - Мне отец пьяница не нужен! - Ты очень злой. - Не твое дело! - Перестань! - сказал Малыш. - Дядя Костя хороший. Только я все равно настоящего отца буду ждать... - Ну и подавитесь своими отцами! - крикнул Рыжий. - Подумаешь, счастье! Вон Неронов с собакой выслеживает. Очень здорово! - Что ты треплешь! - перебил его дядя Костя - Дождались! Ха-ха! Бьет и травит собакой. Скажи ему, Нерон! - Это не совсем так,- сказал я Когда я произнес эти слова, из кустов высунулась голова Рекса. Про свирепого козлика и серого волка Вад считал, что расплата будет очень крепкой. Я тоже придерживался этого мнения. Мы были готовы ко всему. Плохо лишь, что расправа была отложена. Диктатор втолкнул нас в дом, закрыл на ключ, а сам с матерью куда-то ушел. Хуже нет, когда неприятные вещи откладываются Чтобы убить время, мы стали сочинять информационный бюллетень ИНФОРМАЦИОННЫЙ БЮЛЛЕТЕНЬ ПОДПОЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ "БРАТЬЯ СВОБОДЫ" ПОКУШЕНИЕ НА ДИКТАТОРА Вчера в двенадцать часов ночи по московскому времени в резиденции Диктатора раздался взрыв. Как стало известно из достоверных источников, неизвестный подложил под кровать Диктатора бомбу с часовым механизмом, которая взорвалась в назначенное время. Лишь по счастливой случайности венценосный сатрап остался жив. Известно, что Диктатор давно уже вызывает ненависть всего народа. Он прославился пытками, террором. Нет сомнения, что покушение повторится "Б С" Я размножил бюллетень в трех экземплярах и расклеил по комнате. Затем Ваду пришла удачная мысль наложить в штаны книг: защита на случай, если отец воспользуется самым примитивным видом пыток - стеганием ремнем, хотя на это надежды было мало. Уж, наверно, он придумает что-нибудь похлеще. Больше делать было нечего. Время тянулось страшно медленно. Наконец на дорожке показались родители. В руках Диктатора была большая хозяйственная сумка. - Крапива, - догадался Вад. Я покачал головой. За крапивой не надо было так долго ходить: она росла под забором. - Что-нибудь похуже... Но что, мы так и не могли придумать. На всякий случай Вад подложил в штаны еще книг. Первый информационный бюллетень был повешен так, что бросался в глаза сразу же. Отец прочел его очень внимательно. Потом бюллетень прочла мать. Тем временем отец направился к другому бюллетеню, но, увидев, что это одно и то же, читать не стал. Затем он поставил сумку на стол и приказал Ваду: - Иди сюда. Итак, первому предстояло Ваду. Мой гордый брат бесстрашно двинулся навстречу неизвестности, шурша книгами - Возьми там, в сумке. Вад заколебался. - Бери, бери, - оказал отец почти ласковым голосом Я бы не полез в сумку. Пусть лучше изобьет до полусмерти, чем лезть в сумку, где неизвестно что. Может, там какая-нибудь гадость вроде змеи или капкана. Но у моего брата была железная воля. Он закусил губу и рывком сунул руку в сумку. Я закрыл глаза, ожидая услышать вопль, но вопля не последовало. Когда я открыл глаза, Вад держал в руке резинового зайца и тупо смотрел на него. - Нажми. Уж сейчас-то наверняка что-то произойдет. - Не нажимай! - крикнул я. Но Вад уже нажал. Раздался писк. И больше ничего. Вад нажал еще раз. Опять писк. Мой младший брат нажал третий раз и осторожно поставил зайца на стол. Затем он исподлобья посмотрел на Диктатора. Все это было очень странно. Странно и непонятно. - Этот заяц твой. Мне показалось, что я ослышался. Ваду, наверно, показалось то же самое, потому что он уставился на отца еще тупее, чем на зайца. Еще никогда я не видел у моего гордого брата такого тупого вида. - Можешь взять. Вад осторожно взял зайца. Потом подумал и сказал: - Спасибо. Положение было какое-то идиотское. Еще никогда в жизни я не был в таком положении. Моя голова лихорадочно работала, но совершенно вхолостую. - А теперь снимай штаны. Я облегченно вздохнул, услышав эти слова. Значит, обычная порка. Да, но зачем было сначала дарить зайца? Между тем Вад с готовностью снял штаны. Видно, обычная порка, без всяких там фокусов, его вполне устраивала. Посыпались книги. - Это что такое? - изумился отец. Мать погладила Вада по голове. - Бедненький... - Ну бей скорей, долго я буду так стоять? - довольно грубо спросил мой гордый брат. Мать села на кровать и заплакала. Час от часу не легче, Отец не стал бить Вада. Он достал из сумки новые штаны. Штаны были великолепные. Из коричневого вельвета. - Надевай! - скомандовал отец. Мой брат недоверчиво надел их. Затем отец вытащил яркую в клеточку рубашку, новенькие, хрустящие, пахнущие кожей ботинки, и через пять минут оборванец исчез, а вместо него стоял одетый с иголочки манекен. Мать даже зачем-то прикрепила к груди Вада голубой бант. Затем наступила моя очередь. Мне отец вручил ремесленную форму. Был даже ремень с большущей пряжкой. Я лишь несколько человек видел в городе в такой форме, и то она у них была потрепанной. Родители принялись вертеть нас во все стороны. Мы послушно вертелись. Мать ахала и охала. - Какие вы у меня красавчики!- восхищалась она. - Ну, а теперь давайте поиграем, - предложил отец. - Я буду серым волком, а ты, Вадик, козленком... Садись мне на спину. Если бы нам вчера сказали, что Вад сядет верхом на Диктаторе и он будет возить его по комнате, мы бы в лучшем случае рассмеялись. Когда серый волк основательно взмок, он дал нам по кулечку конфет и сказал: - А теперь до вечера идите куда хотите. Мы постояли немного, а потом вышли на улицу. - Чевойт он? Подлизывается, что ли? - спросил Вад. - На кой мне этот костюм? Меня не купишь. Однако чувствовалось, что мой брат доволен. Правда, он тут же сорвал бант и бросил его в крапиву. - Пошли сходим к бухгалтеру, - предложил я. - Вот удивится. Мы отправились в банк. По дороге у окна парикмахерской мы остановились, потому что изнутри на нас таращили глаза два расфуфыренных типа. Вад показал им язык. Один из типов ответил тем же. Я погрозил ему кулакам. Другой погрозил мне. Мы презрительно отвернулись, та парочка тоже. Оказывается, это мы отражались в зеркале. Мы пошли дальше. Прохожие пялились на нас. Особенно девчонки. Они даже шли задом наперед, лишь бы подольше видеть нас. Одна так засмотрелась, что наткнулась на столб. Мы пошли быстрее, но лишь еще больше привлекли к себе внимание. - Гляди, артисты приехали!- сказала одна тетка другой, показывая на нас. Хорошо, что Вад догадался сорвать бант. Когда мы вошли в тесную комнату бухгалтерии банка, все даже перестали работать. Семен Абрамович поспешно встал и вывел нас в коридор. - Здравствуйте, Семен Абрамович, - сказал я. - Здравствуйте. Мы помолчали. Бухгалтер достал расческу и расчесался. - Это... он вам купил? - Ага... Семен Абрамович пощупал мою ремесленную форму. - Шевиот. Жарко небось? - Нет, ничего. - Тебе бы белый китель надо. Я когда ездил в область, видел. Очень красивый. Семен Абрамович еще расчесался, обдул расческу и спрятал ее в карман. - Как живете? Я слышал, он бьет вас? - Да так, иногда... - Чего врешь7 - оказал Вад. - Не иногда. У меня видите, какие уши стали длинные? И "Робинзона Крузо" он разорвал. Говорит, мы с него берем пример. - Ай-ай-ай, - покачал головой бухгалтер - Робинзона жалко. А как... мать?.. - С матерью они заодно. - Мать вы не обижайте... она у вас хорошая... - Да мы ничего... С матерью жить можно... Из дверей высунулась женская конопатая физиономия: - Семен Абрамович, вас к телефону. - Сейчас... Вы заходите, ребята... Мы поплелись на улицу. - Если бы он пришел чуть позже, - сказал Вад. - Представляешь, какой бы у нас был отец! - Теперь что толку... Пошли на минное поле. Если бы перед безотцовщиной предстал скелет фрица, увешанный с ног до головы пистолетами и фонариками "Даймон", то она, наверно, удивилась меньше. - Привет! - сказал я, но ответа не получил. - Картошка есть? - Есть... - выдавил Малыш, не отрывая глаз от клетчатой рубашки Вада. Мы подошли к костру и взяли по картошине. Вокруг валялись кости, зола, и пришлось есть стоя. Безотцовщина глядела на нас во все глаза, словно мы действительно были артисты. - Садитесь, - предложил Рыжий. - Мы постоим... - Костюмчики боитесь испачкать? - усмехнулся он. - Ты угадал. - Гдей-то вы слямзили? - опросил Дылда. - Мы не слямзили. - Это им отец купил, - догадался Малыш. - Да? - Да... - С чего это он? - Так положено, - опять сказал за нас Малыш. - Отец всегда все покупает. Дылда подул в огонь. - Суп будете? - Нет, мы уже наелись. - Мы хлеб с колбасой дома ели, - зачем-то соврал Вад. - И конфеты есть. Мы протянули безотцовщине кулечки со слипшимися конфетами. Каждый осторожно взял по шарику и осторожно положил в рот. - Сладкая, - удивился Дылда. - А внутри варенье! - разгрыз Малыш. - Здорово! - Дерьмо! - Рыжий выплюнул конфету в огонь. - Еще хотите? - спросил я. Дылда задумался. - Угостите девочек, - сказал Рыжий. - Может, дадут послюнявить щечку. - Пойдемте на горох, - предложил я. - Костюмчики запачкаете, - опять съязвил Рыжий. До чего же злой парень. - Ну тогда мы пошли вдвоем... - И я с вами! - вскочил Малыш. - Разомнусь и я, - поднялся Дылда. Лишь Рыжий остался сидеть у костра. Не успели мы отойти, как послышался топот. Нас догонял Рыжий. Он тащил обмотанную тряпками каску. - А как же супчик? - спросил он. - Не надо. Спасибо,- вежливо поблагодарил я, удивленный такой нежной заботой. - Гребуете? Папина конфетка вкуснее? - Почему же... Просто не хочется. - А вы все же поешьте! Рыжий опрокинул на меня каску. Остатки супа он аккуратно выплеснул на Вада. В тот же момент мой брат кинулся ему под ноги. Я схватил Рыжего за "шкирку". Но тот и не думал убегать - Бей! Бей! Паршивый Нерон! - закричал он. Я не стал себя долго упрашивать. Рыжий стоял, как пень. Когда не получаешь сдачи, драться неинтересно. Проклиная ненормального, мы стали счищать с себя суп. Но тут Рыжий схватил земляной ком. - Может, земличкой припудрить? Ком угодил мне в грудь. Теперь возмутился даже Дылда. - Ты что делаешь, псих? - закричал он. - Я им еще не так! Нероны паршивые! Чтобы больше не приходили сюда! Дерьмо тут всякое будет ходить! Вад схватил камень, но я не дал ему размахнуться. - Не надо. Он тронулся. Пойдем помоемся на речку. - Эсэсовцы! Черные эсэсовцы! - кричал нам вслед Рыжий. Он имел в виду мою черную ремесленную форму. Мы тщательно постирали "эсэсовскую" форму, но было ясно, что ей настал конец. - Прибьет, - сказал Вад, оглядев меня. - Пошли на горох. Семь бед - один ответ. Авес Чивонави Я надеялся, что родители уже спят и расправа буде отложена до утра. Но окна нашего дома были ярко освещены. Я взобрался на завалинку и заглянул в окно. Отец сидел за столом и смеялся. Рядом с ним была мать. Она тоже смеялась. А напротив них сидел незнакомый человек со странным лицом, словно составленным из кусочков, как лоскутное одеяло, и рассказывал что-то, наверное, очень смешное, потому что ему удалось рассмешить даже отца. На столе лежало и стояло много всякой всячины, даже настоящая колбаса. - Ну чего там? - дернул снизу меня Вад. Я помог ему подняться. Мой брат проглотил слюну. - Пошли, - сказал он. - Будь что будет... - Вот они! - сказал отец. - Ах! - ахнула мать. Я именно так все и представлял себе. - Вот полюбуйся,- сказал отец, обращаясь к человеку с лицом, похожим на лоскутное одеяло - Сегодня продал свои золотые часы, одел их, а к вечеру - посмотри. Гость, видно, был веселым человеком, но даже его наш вид привел в уныние. - Да, - сказал он, разглядывая нас.- Ен киш нредом, река Хунцы. Последняя фраза не была немецкой. Скорее итальянской. - Друзья отделали? - Ага... - Ну идите, будем знакомиться. Авес Чивонави. - Вы итальянец? - Ух, какие шустрые. С ходу определяют. - Это дядя Сева,- сказала мать и засмеялась. - Он любит говорить наоборот. Мне стало стыдно, что я попался на такую простую штуку. - Сева Иванович, - перевел я медленно "Авес Чивонави". - Совершенно точно. Кичтел. - Летчик. - Цедолом,- похвалил Авес Чивонави. - Тнанетйел асапаз. Получилось у него это сразу. - Ну, хватит, - сказала мать. - А то головы поломают. Они и так у них... - Умники? - Еще какие. - Что вы понимаете под словам "умники"?- не удержался я. - Грамотный, - подмигнул дядя Сева зеленым глазом. - Запоем читает, - поддакнула мать. Отец задвигался. - Зато косу в руки взять не умеет. - Анищвоцтозеб, - засмеялся дядя Сева. - Теперь научится. А такой змей, чтоб полететь можно, сделаешь? - Нет... - Эх, вы, трюфели. Ну, завтра научу. А сейчас налетай на стол. И дядя Сева вернулся к своим веселым воспоминаниям о том, как он пришел домой с войны, а жена его не пускает на порог: не признает. "Гражданин, что вам нужно?" - спрашивает она дядю Севу. А дело в том, что на Авеса Чивонави три раза приходили похоронки, потому что он три раза сгорал в своем самолете. Похоронку пошлют, а тут оказывается, что на обгорелый скелет еще можно натянуть чужую кожу или пришить какую-нибудь чужую часть тела. Дядя Сева три раза полностью сменял свой внешний облик и в конце концов сам себя перестал узнавать. Потом Авес Чивонави стал показывать нам свое тело. Оно все состояло из отдельных кусочков разного цвета и формы. Когда мать увидела тело брата, она сильно расстроилась, и даже заплакала и сказала, что эта "змея" нарочно не признала своего мужа, так как побоялась принять увечного. Слово "увечный" очень не понравилось Авесу Чивонави, и он стал говорить, что никакой он не увечный, и попытался даже вскочить на стул, но не вскочил, а лишь разбил стакан. В общем, все стали кричать, смеяться, плакать одновременно, и мы с Вадом удрали на улицу, очень довольные таким исходом. Мы сели на бревно так, чтобы ветер дул в сторону Рекса, и стали есть колбасу. Партизанская овчарка забеспокоилась, рванула цепью. - Дай, дай, - сказала она угрожающе. - Выкуси, - ответил Вад. Он откусил маленький кусочек и бросил его специально с недокидом. Но Рекс не кинулся, что сделала бы обычная дворняжка, а лишь презрительно отвернулся. Вад огорчился. - Ну и гадкий пес, - оказал он. - Давай его отравим. - Он за него знаешь что сделает?.. - Лучше бы Авес был нашим отцом. Правда, сильный парень? - Ничего. - Змея завтра научит делать. - Ага. Прилетим на минное поле. Пацаны поумирают. - Слушай, а давай вместе с ним фрица откопаем. - Может продать. - Не продаст. - Пистолет ведь. - Ну и что? Постреляем немного и сдадим в милицию. - Цирф?- раздалось у нас за спиной. - Да еще с пистолетом?- Дядя Авес присел рядом на бревно. - И вы его еще не откопали? Эх, вы, трюфели. - Там глубоко, - сказал Вад. - Ну сколько? Метр? Два? Мы для самолетов укрытия знаешь какие рыли? Река Хунцы! Как-то так получилось, что мы все рассказали Авесу Чивонави. Другой взрослый обязательно махнул бы на эту слишком сомнительную историю рукой или просто посмеялся, но дядя Авес воспринял ее серьезно. Он загорелся немедленно идти раскапывать могилу. - Только, чур, трюфели, никому ни слова. Поклянемся. Мы положили руки одну на другую и поклялись. Вот это дядя! Как ни осторожно мы искали лопату, фонарь, но мать сразу почуяла неладное. - Куда это вы? - забеспокоилась она. - Уникыдуказ урог. - Отвечай по-нормальному! Голова уже трещит от твоей тарабарщины. - За червяками. Ялд икбыр. - Тьфу! - плюнула ласково мать. - Каким был шалавым, таким и остался. Пока отец доливал в рассохшуюся бочку воды, мы потихоньку выскользнули на улицу. До могилы фрица было километра два. По самым достоверным сведениям, немец был похоронен на развилке лесных дорог. Там был насыпан холм и стоял деревянный крест. Днем по дорогам ходили и ездили. Раскапывать могилу можно было лишь ночью или рано утром. Многие пацаны начинали было рыть, да не хватало духу. Но теперь с нами был настоящий летчик. Считай, пистолет и фонарик у нас в кармане! По дороге у нас вышел небольшой спор. Сдавать пистолет в милицию или нет? Авес Чивонави сказал, что сначала мы должны поохотиться на ворон, так как вороны большое лакомство. Потом он стал рассказывать про пистолеты. По словам дяди Авеса, в его руках побывало около сотни немецких пистолетов, и все это оказалось дерьмом. Самые лучшие пистолеты - американские. Среди них есть такие, что стреляешь в одну сторону, а пуля летит в другую. Однажды дядя Авес обманул таким образом немцев. Как-то его захватили в плен. Дядя сделал вид, что кончает самоубийством, и направил пистолет себе в грудь. Но так как пистолет стрелял наоборот, то Авес Чивонави перестрелял всех немцев и был таков. Бывалый летчик рассказал еще несколько подобных историй и окончательно понравился нам. Детство младшего брата матери оказалось не менее интересным, чем у нас. Например, он гонялся за орангутангами, которые сбежали из зоопарка. Дядя так увлекся, рассказывая об орангутангах, что чуть не свалился в могилу фрица, которая была уже немного откопана - Пистолет здесь, я чувствую! - заявил Авес Чивонави. Он поплевал на ладони и три раза копнул. Лопата заскрежетала. - Вот видите? Река Хунцы.... Дядя копнул еще раз. Но тут послышался топот, и из темноты выпрыгнул Рекс, а за ним отец. - Уф! Еле догнал! Червей копаем? А я решил собаку прогулять. Давай помогу, Сева Иванович, тебе нельзя после ранения. Посветите мне. Отец взял из рук Авеса лопату, спрыгнул в яму и принялся рыть, как бульдозер. Мы уныло наблюдали за ним. Сейчас отец откопает Фрица, и плакали пистолет с фонариком. Дядя Авес, видно, тоже здорово расстроился. Он продолжал вспоминать разные веселые истории, но я видел, что он сильно огорчен. К счастью, червей оказалось много, и мы довольно быстро набрали их целую банку. Потом мы под конвоем отправились домой. По дороге мы потихоньку договорились с дядей Авесом встать пораньше, чтобы все-таки откопать фрица. Утром нас чуть свет разбудил дядя Авес. Признаться, я уже забыл о могиле, но бывший летчик оказался не из таких. - Трепачи!- шипел он на нас.- Чтоб еще когда с вами связался... Живо одевайтесь! Однако, когда мы с большим трудом оделись, дверь оказалась закрытой на ключ, а ключ неизвестно где. Пришлось будить мать. Где ключ, мать не знала. Значит, его спрятал отец. Мы долго препирались, кому из нас будить его, и, наконец, выбор пал на дядю Авеса, имеющего на правах гостя парламентскую неприкосновенность. - Толя,- сказал дядя, щекоча торчащую из-под одеяла грубую желтую пятку.- Толя... мне надо выйти... Где ключи? Мы в это время притворились спящими. Отец причмокнул губами и утянул пятку под одеяло. Щекотать было нечего. На поверхности оставалось лишь одно ухо. Разве кто решится дернуть Диктатора за ухо? Но Авес Чивонави не даром был летчиком и три раза горел, да не сгорел. Он отважно взялся за ухо и слегка трепанул его. - Толя... Река Хунцы... В следующее мгновение железная клешня замкнулась на его запястье. Я удивился быстроте реакции. Что значит быть разведчиком... - Что? - спросил отец, не выпуская руку, отважившуюся схватить его за ухо. - Чюлк, - машинально пробормотал дядя Авес, но тут же поправился:- Ключ у тебя? - Вы на рыбалку? - Ага,- сказал дядя Авес, не подумав. - И я с вами. Давно хотелось порыбачить. Удочка найдется? И чего он к нам привязался? Рыбу мы ловили до самого вечера, хотя с первого взгляда каждому было ясно, что мы встали на месте, где никакая уважающая себя рыба клевать не будет. Мы ловили здесь нарочно, чтобы наказать отца. Но отец не замечал этой мести. Устроился под ветлой и просидел весь день, глядя в воду вместе со своим Рексом. Что они там видели, не знаю, но когда крючок зацепился за траву и малоопытному рыбаку могло показаться, что клюнула крупная рыба, он даже не пошевелился. Значит, он или щуку на этом деле съел, или просто дурак, хотя так думать про отца и нельзя, но уж больно он нам надоел. Фрица мы бы, конечно, рано или поздно откопали (не может же отец таскаться за нами по пятам день и ночь), но тут начались очень серьезные события, и нам стало не до фрица и других детских игрушек. Мы узнаем про сказочную страну Утиное Отец решил, что нам надо уехать из Нижнеозерска. Никто не ожидал такого фокуса. В пользу переезда отец приводил следующие доводы. Во-первых, он никак не мог найти в Нижнеозерске работу: его здесь никто не знал (до войны мы жили в другом месте), а документов у отца пока никаких не было, лишь одна справка, что он воевал в партизанах. Во-вторых, он боялся, что мы рано или поздно взорвемся, так как "здесь полно мин, снарядов и всякой гадости". И в-третьих, нечего есть. На этот третий довод отец упирал особенно сильно. Отступая, немцы взорвали в Нижнеозерске все, что можно было взорвать, увезли все, что можно было увезти, и поэтому цены буквально на все были аховские. В Утином же, родине отца, немцев не было, земля плодородная, народ зажиточный, кругом сады, в пруду столько рыбы, что сунь палец - укусит. Об утках же и говорить нечего, потому село и называется Утиным. Железная дорога далеко, а значит спекулянтов, воров, урок нет. В километрах ста от Утиного начинается вообще глухомань, где люди ведут натуральное хозяйство. Пшеница там, что песок речной, а козы стоят столько же, сколько кошки (это было козырной картой). А главное, в этом селе отца знают как облупленного и он сразу сможет устроиться на работу. Ну, разумеется, взрывчатых веществ там нет, а потому мы, может быть, умрем своей смертью. Все это мы узнали в "кроватном парламенте", то есть подслушали ночью разговор в соседней комнате, когда обычно обсуждались все наши семейные дела. Потом вопрос был вынесен на всеобщее голосование, и голоса распределились следующим образом: МАТЬ: Я здесь привыкла. У меня хорошая работа (мать работала стрелочницей на станции), а там железной дороги нет и работы для меня нет. Я. - Здесь хорошая библиотека, театр, цирк летом приезжает, а там деревня зачуханная. Если я вам в тягость, я могу дома не питаться, умный человек всегда себя прокормит. В Утиное добровольно не поеду. ВАД. - Чихал я на нее. ДЯДЯ СЕВА (совещательный голос). - Речки там нет, леса нет, станции нет, а значит, и пива нет. Где же человеку отдохнуть? Я весь больной, я отдыхать сюда приехал. Выступление Авеса Чивонави и вовсе обострило отношения между родителями. - Только его не хватало,- выступал ночью в парламенте отец.- Сами крохи добираем. - Как тебе не стыдно!- горячо возражала мать. - Человек весь больной! Ему отдых нужен и хорошее питание, "а ты его гонишь! Куда он пойдет? - Я его никуда не гоню. Но у меня дети голодные. И так последним делимся. Сказал - три дня погостит, а теперь, оказывается, с нами думает уезжать. - Значит, ему здесь понравилось.. - Мало ли где мне понравилось. - Он мой брат. И так далее. До бесконечности. Однако примерно через неделю парламентская борьба закончилась победой отца. Обычная история, если в стране диктатура. Вечером, после ужина, когда все были в сборе, отец провел повторное голосование. - Надо ехать,- сказал он, ковыряя в зубах щепкой от спичечной коробки,- деньги тают, как вода. - Вода не тает,- поправил я. - Молчи!- закричала мать. - Слово не дают сказать. Яйца курицу стали учить! - Я все-таки не понимаю,- дядя Авес подтянул свои слишком просторные галифе и зашагал по комнате. - Зачем отсюда уезжать? У нас хороший государственный дом, рядом станция, речка, лес. Нет работы? Пока можно заниматься огородом, развести курей. Если на каждого по десятку >курей, то и то уже... сорок, и Вадику пятерку... - Чихал я на них,- сказал Вад, стуча ребром ладони по столу. - Если даже мы будем снимать по тридцать яиц в сутки... это... это... Дядя Авес очень >возбудился и забегал по комнате. - Если по сотне за десяток... Это четыреста пятьдесят рублей! - Мои пять не считайте,- предупредил Вад. Отец перестал ковырять в зубах. - Ты извини меня, Сева Иванович, но ты морозишь глупость. - Почему глупость? - Потому. - Что, трудно развести курей? Всегда свежие яички. - Дядя Авес стал так сильно дергать галифе, что пуговица с треском отлетела. - Ты не волнуйся, Севочка, - ласково сказала мать.- Надо ехать. У нас денег совсем нет. А там продукты дешевые. - Но там глушь! Ни речки, ни леса, ни пива! Мне врачи прописали пиво три раза в день! - Сами сделаем. - Это черт знает что,- пробурчал отец. Дядя Авес расстроился еще больше. - Что это за пиво, самодельное? Река Хунцы... Лес, может, ты тоже сделаешь? - Ну все, - отец хлопнул ладонью по столу и встал. - Собирайтесь. Через неделю выезжаем. - Позвольте!- воскликнул я.- Ведь голосование явно показало, что большинство народа не идет за вами. Зачем же узурпировать власть? Император Веспасиан... Хотя отец уже немного привык к таким монологам и почти не реагировал на них, но сейчас был, видно, сильно раздражен. Совершенно неожиданно он схватил меня за ухо и очень больно трепанул. - На новом шесте я возьмусь за вас. Будет тебе Веспасан. Совсем обнаглели. - К наружному блеску он нисколько не стремился, и даже в день триумфа... - Перестань, огрызок! - закричала мать.- Доводят отца и доводят. - ...измученный медленным и утомительным шествием, не удержался, чтобы не сказать: "Поделом мне, старику: как дурак, захотел триумфа" Вад, продолжавший стучать ребром ладони по столу, насторожился: - Как дурак... захотел тримфа, - повторил он задумчиво.- Как дурак, захотел тримфа... Как дурак. Отец подскочил к нему и схватил за шиворот: - Ах ты, чертенок! - Как дурак... Как дурак... тримф... Отец размахнулся, чтобы дать подзатыльник, но Вад успел подставить свою ладонь. Отец поморщился. - Как дурак, тримф. - Негодяй. Отец и Вад смотрели друг другу в глаза. - Как дурак, тримф. - Не смей так на отца! Толя! Дай ему как следует! Выпори как сидорову козу! Бей, я не буду заступаться! Что же это за дети...- Мать заплакала. - Как дурак, треф. - Ничего, скоро уже... потерпи, - сказал отец и отвесил Ваду в лоб щелчок. Голова Вада отозвалась гудением чугуна. Я невольно засмеялся. Мой брат вскочил и кинулся на отца. - Не бей в голову! Слышишь? А то дураком станет! Возись тогда! -крикнула мать и вклинилась между отцом и Вадом. - Он и так дурак. Ты все потакаешь. - Отец вышел из дому, хлопнув дверью. Вад сел на пол и затянул бесконечное: - Как дурак треф, как дурак треф, как дурак треф, как дурак треф... Дядя Авес взял иголку и стал пришивать пуговицу к брюкам, тактично повернувшись к нам задом. Так закончилось повторное голосование по вопросу о переезде в Утиное. Ухо у меня горело и взывало к мести. Я выбрал укромное место за сараем и стал писать информационный бюллетень по поводу последних событий. Бюллетень назывался "Голос большинства" (я, Вад и дядина половинка). Месть - сладкая вещь. Я так увлекся, что не сразу услышал, что кто-то пыхтит и топчется у меня за спиной. Обернувшись, я увидел хромого бухгалтера. - Здравствуйте, - оказал бухгалтер (как приятно, когда тебя называют на "вы") и стал рыться в карманах. Наконец он извлек красного сахарного петуха на палочке. - Спасибо. - Пожалуйста. Нате... вот еще... брату. Я поблагодарил и за второго петуха. Воцарилось молчание. Бухгалтер вытащил расческу и расчесался. - Вы... я слышал... уезжаете... - Уезжаем, Семен Абрамыч. На бухгалтера было приятно смотреть. Новый в полосочку костюм, в кармашке пиджака - очки, расческа, набор цветных карандашей, волосы гладко причесаны. Разговор вежливый, уважительный. Семен Абрамович еще раз причесался, потом откашлялся. - К вам просьба есть... Так сказать, окажите любезность в передаче вашей мамаше вот этого... Бухгалтер протянул мне аккуратно склеенный из листов какой-то бухгалтерской книги плотный конверт. - Хорошо, Семен Абрамыч. - Только, так сказать, чтобы никто не видел.... И спросите, какой будет ответ... На конверте красивым почерком было написано: "Анне Андреевне Бородиной, в собственные руки". Я спрятал конверт под рубашку и пошел домой. Отец сколачивал во дворе ящик. Он не обратил на меня внимания. На крыльце сидел Вад и, уставившись в одну точку, тянул: - Какдуртре, какдуртре, какдуртре, какдуртре.- Вот во что превратилась красивая фраза "Как дурак, захотел триумфа". Голос у Вада был уже сильно хриплым. - На вот, пососи, - я протянул брату петуха, но он даже не пошевелился. Мать мыла посуду. Она сердито гремела жлезными тарелками. - Явился, огрызок? Когда ты кончишь доводить отца? - Велено передать в собственные руки. - Что там еще? Мать осторожно взяла конверт. Прочитав первые строки, она выронила письмо и заплакала. - Что он пишет? - спросил я. - Зовет к себе? - Не твое дело. Чтобы больше не смел у него ничего брать! У нас есть настоящий отец... Я хотел показать отцовское письмо. Я давно ждал подходящего момента, чтобы показать его, но у матери был такой расстроенный вид, что мне стало жалко ее На крыльце послышались шаги. Мать торопливо спрятала конверт за пазуху. Отец подозрительно посмотрел на меня. - Опять умничаешь? Я вышел во двор. Вад продолжал тянуть "какдуртре". Ребром правой ладони он стучал о железную скобу. Я еще раз попытался всунуть ему петуха, но безуспешно. За сараем на бревне сидели хромой бухгалтер и дядя Авес и вслух читали информационный бюллетень. За последнее время они сильно сдружились. - Пе-ре-езд... в лишен-ные цивилиза-ции мес-та из-за при-хо-ти Дик-та-то-ра, - по складам читал дядя Авес, - ли-шен вся-кого смыс-ла... - Лишен, - поддакивал бухгалтер Увидев меня, бухгалтер встал и расчесался. - Плачет,- сказал я. - Молодец, - дядя Авес похлопал бухгалтера по плечу - Плачет - это уже хорошо Я еще с ней поговорю. Никуда мы отсюда не уедем. А сейчас пошли выпьем. У тебя есть деньги? - Сотня. - Отлично! Еще и на закуску хватит! Бухгалтер пошевелил губами - Даже сорок три копейки останется. - Возьмем на них хамсы. Вечерам дядя Авес пришел сильно навеселе. Он вызвал мать во двор, и они там долго шептались, причем мать вытирала глаза подолам платья. Отец сидел хмурый. По-моему, он о чем-то догадывался За ужином мать, глядя в окно, вскрикнула и выронила ложку. Я посмотрел туда и увидел бледное лицо бухгалтера с приплюснутым к стеклу носом. От неожиданности я тоже -выронил ложку. Отец обернулся. - Что за черт!- вскочил он. Лицо с приплюснутым носом исчезло. - Видение,- хихикнул дядя Авес. Отец торопливо вышел из комнаты. Слышно было, как он ходит под окнами. - Слышь, иди за Абрама... то есть Семена, - начал дядя Авес, мигая сонными глазами. - Бухгалтер, красавец мужик, домище какой... а этот... - Перестань при ребенке... - Рожа, как у цыгана... Страшилище морское. Издеватель млекопитающий... Дядя Авес задумался, изобретая очередное ругательство, но в это время дверь хлопнула и появился отец, таща упирающегося посиневшего Вада. - Какдуртре, какдуртре, - хрипел Вад. - Замолчи, идиотик! - крикнула мать. - Глотку порвешь! Она взяла ложку и стала насильно пихать Ваду в рот картошку. - Ешь - не хочу, хочу - не ешь, - сострил дядя Авес. - Выйдем, Сева Иванович, - оказал отец. - Зачем? - Покурим. - Я некурящий. У меня легкие никудышные. - Ничего, пара затяжек не повредит. - Не хочу курить. Я спать хочу. Дядя Авес стал снимать сапоги, 'но отец вежливо взял его под локоть. Вернулись они очень скоро. Сонного вида у дяди Авеса как не бывало. Дядя был взъерошен и возбужден. Одно ухо у него горело. Не говоря ни слова, дядя полез под кровать за своим чемоданом. - Ты куда?- взволновалась мать. Дядя Авес раскрыл чемодан и стал заталкивать туда свои вещи. - Ты что с ним сделал? - закричала мать. - То, что надо,- ответил отец, снимая толстые трофейные ботинки. Затем он разделся и лег на кровать, отвернувшись к стене. - Харя! - вдруг выкрикнул дядя Авес. - Подумаешь! Кто ты есть? У меня все части еле пришиты, а он по уху! Кто ты такой? Ну, кто ты такой? Нужен мне твой дом паршивый? Подавись им! Дядя схватил чемодан и поволок его к выходу. - Сева!- кинулась мать. Но дядя Авес вышел, изо всех сил хлопнув дверью. Мать побежала за ним. Вернулись они через полчаса. Дядя Авес ворча стал распаковывать чемодан. - Хочешь, чтобы было все по-хорошему, река Хунцы, чтобы лес и станция была, а за это по уху бьют и из дому гонят. Проснувшись ночью, я услышал тихий разговор, доносившийся из комнаты родителей. Разговор шел о дяде Авесе. - Летчик, три раза горел, а ума - на копейку. Учит ребят всяким гадостям. Могилу хотел раскопать... Связался с бухгалтером... подбивает его. Что у тебя с ним было? - Ничего... чай ходил пить... - Хватит... отходил... - Я ему так и сказала... - Это все Севка! Придурковатый какой-то. - Как ты не поймешь... Счастье какое... И муж, и брат в один год из мертвых воскресли... Конечно, он немного странный, но ты уж прости его. Он ведь мой брат.... Я думал, что после вчерашних событий дядя Авес будет дуться целую неделю, но ошибся. Дядя встал в бодром настроении, надел свои галифе и, напевая "Потому, потому что мы пилоты..." отправился во двор умываться - Слей мне, - попросил он. Я взял ведро, кружку и вышел вслед за дядей. Авес Чивонави козлом скакал по двору. - Давай, давай и ты! Нечего лениться! В здоровом теле - здоровый дух. Я старался не смотреть на дядино "здоровое" тело. Сделав зарядку, Авес Чивонави смочил себе лицо и грудь, покрытую жиденькими волосами, и стал бодро вытираться. - Не вешай нос, трюфель, понял? Ничего у него не выйдет! А не то уйдем все к Абраму. Видал, какой домище? Ишь, моду взял... по уху... Авес осторожно потрогал ухо и затрусил к дому, хлопая галифе. Навстречу ему вышел сонный Вад. - Выспался, трюфель? Фрица откапывать пойдем? Вад открыл рот, но оттуда послышалось лишь клокотание. Что-то наподобие "Кр-р-р". - Смажь постным маслом, - посоветовал дядя. - Очень помотает. Подготовка к переезду шла полным ходом. Отец привез доски и принялся сколачивать из них ящики. Нам на личные нужды он выделил старый фанерный чемодан. - Все, что сюда войдет - возьмем. Что не войдет - бросьте. И так полно всякой дряни. Этот-то чемодан и навел нас на мысль о побеге. Раз все будет при нас - значит, достаточно перенести чемодан на другую платформу, и прости-прощай Утиное. Мы долго спорили: поделиться этой мыслью с дядей Авесом или нет, но потом решили не говорить ему ничего, потому что, хоть он и малый свой в доску, но взрослый, а взрослым особенно доверять нельзя. Мы тщательно продумали, чем набить этот чемодан. Прежде всего надо положить порох, тол, несколько фауст-патронов и обязательно петарды. Ведь мы удерем в местность, где войны не было, а значит, эти штуки должны цениться на вес золота. Пацаны, которые приезжали к нам из других мест, прямо трусились при виде этого богатства. Они сдуру отдавали за него школьные портфели, чернильницы и даже общие тетради. Они вроде бы становились безумными: не надо им ничего, лишь бы взрывать, взрывать, взрывать... На случай, если отец вздумает заглянуть в чемодан, мы замаскировали всю эту штуку тряпьем, книгами, школьными принадлежностями. Я продал на базаре три ведра картошки с минного поля, и у нас оказалось немного денег. Не готовился к переезду один дядя Авес. Он серьезно взялся за дело. Целыми днями дядя просиживал в банке, мешая бухгалтеру работать, а вечером тащил его на станцию, в буфет. Однажды, покупая отцу папиросы, я услышал, о чем они там разговаривают. Буфет, бывший угольный склад, находился рядом со станцией. Дядю я увидел сразу же, как только вошел. Они с бухгалтером сидели на бочках возле двери. Дядя сидел верхом и очень напоминал кавалериста. Он размахивал вилкой, как саблей. - Трюфель ты! - кричал красный и взъерошенный Авес. - Он ее увозит насильно! Телок ты, а не мужик! Я три раза сгорал в самолете! На мне все тело чужое! И то я не побоялся, плюнул ему в харю его краснорожую! Бухгалтер сгонял с бледного лица ребром ладони пот и бормотал: - Не умею я драться... Еще синяк поставит, а у меня клиенты... Я лучше напишу жалобу в уличком. - Напиши! Только обязательно напиши! Пусть его поразбирают, река Хунцы! Я думал, они треплются, но вскоре на имя отца пришла повестка с приказом явиться в уличком такого-то числа, во столько-то, имея при себе паспорт, военный билет и запас продуктов на три дня уличком пользовался бланками военного комиссариата. Повестка так и начиналась: "ПРИКАЗЫВАЮ Явиться в военный комиссариат (зачеркнуто), уличком". На месте подписи "Военный комиссар А. Винников" стоял крестик, так как председатель уличкома бабка Василиса, по-уличному Дранакошка, была неграмотной. Отец долго изумленно рассматривал повестку, а потом перешел улицу (уличком располагался напротив нас, а чтобы опустить повестку в почтовый ящик, Дранакошке пришлось протопать три квартала), постучал в вечно закрытые ставни председателя уличкома и крикнул: - Ты что, совсем ошалела? -- Чавой-та? - вышла бабка Дранакошка и приставила ладонь к уху. Отец разорвал повестку, погрозил бабке кулаком и ушел. Однако на следующее утро в нашу калитку постучался уличком в полном составе. Неграмотная Дранакошка жалась в хвосте, наверно, она и не понимала, что происходит. Заправляла всем секретарь уличкома, бойкая, нервная Катерина Приходько, по-уличному Злючка. Увидев целую толпу, отец удивленно опустил топор, которым забивал ящики. - Ты чего ж это не являешься по вызову уличкома? - закричала Злючка, размахивая листом бумаги, на котором было крупно написано "Протокол No..." - Василиса, скажи ему! - Ась! - навела на нее ухо Дранакошка. - Ну-ка пошли, голубчик! Отвечать будешь перед уличным судом, за что жену свою истязаешь! - Проваливайте,- оказал отец Злючка подняла левое колено и занесла слово "проваливайте" в протокол. Члены уличкома, острые на язык бабы, за то их и избрали, загалдели все разом. Получилось гудение, как на толкучке. Отец подошел к Рексу и стал отстегивать ошейник. Возле калитки создалась очередь, которая исчезла очень быстро. Но заседание уличкома продолжалось за плетнем. Об этом можно было судить по нервным выкрикам: - Кулак! - Пленный! Были и такие выкрики, которые неудобно здесь приводить. Их, наверно, не записала даже Злючка, которая строчила протокол, попеременно поднимая колени (я видел в щель). - Постановили! - выкрикнула она примерно через час. - Гражданину Бородину разойтись с гражданкой Бородиной по причине истязания. В противном случае дело ╖передать в народный суд! Пошли, бабоньки! - Заходите еще. Рексом угощу!- крикнул отец им вслед. Но он недооценил силы уличкома. На следующий день к нам пришел участков