Оцените этот текст:


     ---------------------------------------------------------------------
     Козлов В. Едем на Вял-озеро. - М.: Детская литература, 1972
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 8 апреля 2003 года
     ---------------------------------------------------------------------


     Два  друга,  ученики  седьмого класса,  после  длительной подготовки во
время летних каникул отправляются в экспедицию, где работают мотористами.







                             И АНДРЕЯ ПИРОЖКОВА

                     1. Говорящие бочки
                     2. Двое на набережной
                     3. Два Диогена в одном классе
                     4. Бой за гаражами
                     5. Весна, весна
                     6. Две атаки
                     7. Полный вперед!
                     8. Весенние хлопоты





                     9. Под крылом самолета
                     10. Умба
                     11. Сюрприз для товарища Назарова
                     12. Когда мечты сбываются
                     13. Эх ты, Андрей, Андрей!
                     14. Буря на Вял-озере
                     15. Однажды на озере
                     16. Белый город
                     17. Происшествие на Глухой ламбине
                     18. Царский подарок





                     19. Сочинение на вольную тему
                     20. Украли чемпионку мира
                     21. Мальчишеская слава
                     22. Счастливого плавания, капитаны!


                     Н.Страшкова. Об авторе этой книги.





                             И АНДРЕЯ ПИРОЖКОВА




     Капитан  рыболовного  сейнера  СТ-037  Федор  Константинович Скородумов
стоял на  палубе и  смотрел на  пирс.  Под  ним глухо и  монотонно бормотала
машина,  звучно шлепала в черный борт грязная,  с нефтяными разводами волна.
Свободные от вахты матросы тоже столпились у борта.  Только швартовы и узкий
трап  связывали  сейнер  с  берегом.  Через  час  и  эта  последняя  ниточка
оборвется, и корабль надолго покинет ленинградский берег.
     Стоял  солнечный  весенний  день.   В   морском  порту  посвистывали  и
покрякивали мощные краны  и  лебедки,  разгружая и  загружая всякой всячиной
бездонные трюмы  кораблей.  Над  палубами кружили  крупные головастые чайки;
многие  из   них  качались  на  маслянистых  волнах,   оставленных  снующими
взад-вперед чумазыми работягами-катерами.  Большой серебристый ИЛ-18,  креня
сверкающее крыло,  развернулся над  Невой и  пошел в  сторону аэродрома,  на
посадку.
     Взглянув на часы,  капитан хотел было спуститься в каюту, чтобы сделать
запись в  вахтенном журнале,  но тут увидел двух молодых женщин,  бегущих по
набережной.  Моряки  на  пирсе  останавливались  и  провожали  их  взглядом.
"Попрощаться забыли..."  -  подумал капитан Скородумов и вдруг узнал в одной
из  женщин свою родную сестру Тамару.  Она  тоже увидела его  и  еще  издали
закричала:
     - Какое счастье, Федя, что ты еще не уплыл... Это было бы ужасно!
     Сестра тяжело дышала и  говорила с трудом.  На верхней губе ее блестели
капельки пота. Вторая женщина достала из сумочки платок и стала прикладывать
к лицу. Казалось, она сейчас расплачется.
     - Где они, Федя? - снизу вверх глядя на капитана, спросила сестра.
     - Кто - они? - уточнил капитан.
     - Опоздай мы на час - и было бы уже поздно!
     Капитан взглянул на часы и заметил:
     - Мы отчаливаем через сорок две минуты.
     - Федя,  дай мне слово,  что ты  не  уедешь,  пока мы  не найдем их,  -
потребовала Тамара.
     Скородумов бросил смущенный взгляд на матросов и с достоинством сказал:
     - Это поезда уезжают и приезжают, а корабли отчаливают.
     - Уехали бы они или уплыли - нам все равно от этого было бы не легче.
     - Убей бог,  ничего не понимаю,  -  пожал плечами Скородумов.  -  Может
быть, ты объяснишь в чем дело?
     - Какое счастье, что мы все-таки успели! - сказала незнакомая женщина.
     Видя,  что  они  собираются в  туфлях на  высоких каблуках подняться на
палубу  по  шатающимся сходням,  капитан  поспешил навстречу.  Оказавшись на
палубе, женщины стали озираться.
     Матросы с любопытством смотрели на них. Скородумов предложил спуститься
в каюту, но женщины и внимания не обратили на его слова.
     - Они  закопались в  уголь,  -  сказала сестра.  -  Или еще куда-нибудь
поглубже... Федя, где тут у вас самые потаенные места?
     Незнакомая женщина, не дожидаясь, пока им покажут самые потаенные места
на корабле, завернула брезент на баке и заглянула под него.
     - Ванюшка сбежал? - наконец догадался капитан.
     - И мой Андрей, - сказала женщина. - Они прячутся на вашем пароходе.
     И хотя капитану было приятно,  что его скорлупку назвали пароходом,  он
тем не менее заметил:
     - Это исключено.  Я, как капитан этого судна, с полной ответственностью
утверждаю...
     - Погоди, Федя, - перебила Тамара Константиновна. - Не утверждай... Они
оба здесь. Вот почитай... - И она протянула скомканный листок бумаги.
     На листке черным по белому было написано:  "Мама и папа, меня не ищите.
Когда получите это письмо,  я буду в Атлантике селедку ловить.  Целую.  (Это
слово зачеркнуто.) С матросским приветом. Андрей".
     - Я случайно в кастрюле обнаружила эту записку,  -  сказала женщина.  -
Боже мой, а если бы я не наткнулась на нее!
     - Будьте спокойны - уплыли бы, - сказала Тамара.
     - Мы всю ночь глаз не сомкнули, - торопливо говорила женщина. - Звонили
по всем знакомым, в больницы, подняли на ноги всю милицию... Спасибо, Тамара
Константиновна догадалась, где они могут быть.
     - Уж я-то своего Ванюшку как-нибудь знаю...
     - На  моем судне их не может быть,  -  сказал оглушенный водопадом слов
капитан, но прежней уверенности в его голосе не было.
     - Он  наслушался твоих рассказов про  эту Атлантику...  Штормы,  баллы,
киты и акулы. И эти, как их... штили!
     Матросы  прыснули,   но,   поймав  суровый  взгляд  капитана,  стали  с
безразличным видом смотреть на пирс,  хотя видно было, что разговор их очень
занимает.
     - Киты и штиль - это совсем разные понятия, - поправил капитан. - Ты же
все-таки сестра моряка...
     - Нашим мальчикам захотелось стать морскими волчатами,  - ввернула мать
Андрея.
     - Мы их сейчас в два счета найдем, - сказала Тамара Константиновна. - Я
думала, у тебя громадный пароход, а на этом корыте и спрятаться-то некуда.
     - Это не корыто,  а рыболовный сейнер, - обиделся капитан. - И сейчас я
вам докажу, что никаких мальчишек на борту нет... Боцман! - позвал он.
     К  ним подошел невысокий худощавый юноша с черными тонкими усиками.  Он
вежливо поздоровался с женщинами и почтительно уставился на капитана.
     - Моя  сестра  и...  -  Федор  Константинович вопросительно взглянул на
женщину.
     - Анна Алексеевна, - подсказала она.
     - ...и Анна Алексеевна утверждают, - капитан не удержался и усмехнулся,
- что на судне спрятались двое мальчишек.  Один из них мой племянник. Что ты
на это скажешь?
     - Уважаемые гражданки просто над нами шутят,  -  с  одесской интонацией
бойко ответил боцман. - Без моего разрешения на сейнер и крыса не проскочит.
     - Вы,   молодой  человек,  не  знаете  моего  Ваню,  -  сказала  Тамара
Константиновна.  - Может, крыса и не проскочит, а он проскочит и без всякого
разрешения, уж будьте уверены!
     Капитан посмотрел на сестру, потом на боцмана.
     - Это верно,  -  подтвердил он, - племянничек у меня шустрый... Ну, что
же, Геннадий Федосеевич, раз дамы настаивают, осмотрим судно.


     - Это и есть корабельный трюм,  где хранится бочкотара,  -  открыв люк,
словоохотливо сообщил боцман.  -  Сейчас,  сами понимаете,  бочки пустые,  а
когда мы вернемся в нашу прекрасную гавань...
     - Не сглазь, - сказал капитан.
     - Федя,  чует мое сердце -  они в этих бочках спрятались,  - прошептала
Тамара Константиновна.
     Из  люка в  трюм падал яркий дневной свет.  Снизу ударил в  нос  острый
запах  селедки.  Огромное  сумрачное  помещение  почти  все  было  заполнено
деревянными бочками.  Сотнями бочек.  Тут и  дня не хватит,  чтобы в  каждую
заглянуть.  Видя,  что лица женщин стали растерянными,  капитан сделал знак,
чтобы они молчали,  и,  спустившись на  несколько ступенек по трапу,  громко
сказал:
     - Боцман,  мы уже два часа в открытом море,  а ты не доложил: хорошо ли
бочки  принайтовлены?  Только что  принята срочная радиограмма:  надвигается
семибалльный  шторм...  Помнишь,  в  прошлый  раз,  когда  началась  большая
болтанка,  десять бочек вдребезги разбило. Сам знаешь, как они в бурю летают
по трюму...
     - Нижним ничего не сделается, а вот за верхний ряд не ручаюсь, капитан,
- ответил сообразительный боцман.  - В такой свирепый шторм корабль швыряет,
как щепку.
     - Что  ж  поделаешь,  опять спишем...  Команде приготовиться к  шторму!
Задраить все люки!  -  гаркнул капитан,  и,  приложив палец к губам,  громко
затопал вверх по  трапу.  Вслед за  ним протарахтел по железным ступенькам и
боцман.  Он быстро вошел в роль и,  поднявшись наверх, стал громко топать по
палубе, изображая аврал. Затем вслед за капитаном снова потихоньку спустился
в  трюм.  Матрос оглушительно захлопнул крышку люка,  и  стало темно,  как в
гробу.
     Корабль  покачивался,   будто  и  впрямь  дрейфовал  в  открытом  море,
явственно плескались в  борт  волны,  которые вполне можно  было  принять за
штормовые  валы,  клокотала  машина.  Наверное,  хитрый  боцман  успел  дать
команду,  потому что палуба сотрясалась от  матросских башмаков.  Кто-то  на
железной крышке люка выбивал настоящую чечетку.
     В  трюме же по-прежнему было тихо.  Никто не шевелился.  Даже не слышно
дыхания стоявших рядом  людей.  Прошло  несколько длинных томительных минут,
пока,  наконец,  в дальнем углу трюма не послышалась какая-то возня,  удар в
днище бочки и не раздался глухой голос:
     - Вань,  а Вань, слышал, мы уже в открытом море! Уже можно вылезать, а?
У меня ноги затекли, и от бочки разит тухлятиной...
     - От моей, думаешь, одеколоном пахнет?
     - Я  теперь на селедку и  смотреть не смогу.  На целый год нанюхался...
Лучше бы  твой дядя кофе из  Бразилии возил...  Лежали бы  сейчас на  мягких
мешках, как господа.
     - А еще лучше было бы лежать дома на диване с книжечкой...
     - Лучше бы, - вздохнула бочка. - Вань, давай вылезем?
     - Потерпим уж до ночи, а потом вылезем.
     - А как мы в этом мраке узнаем, ночь это или день?
     - Там, на палубе, должны склянки бить.
     - Какие склянки?
     - Так на кораблях время узнают... Темный ты человек, Андрей Пирожков!
     Бочки помолчали, потом дальняя, что в углу, снова загудела:
     - Вань, семь баллов - это много?
     - Прилично, - проворчала вторая бочка.
     - Они говорили, что в бурю бочки летают по трюму и разбиваются, а потом
их списывают. А как же мы? Тоже будем летать? И нас спишут?
     - Пока ведь не летаем? Я даже качки не чувствую.
     - А я уже чувствую.  - Немного помолчав, бочка спросила: - Вань, а чего
это они так плохо бочки привязывают?
     - Видно,  боцман у  моего дядюшки -  шляпа.  И  голос у него тонкий.  У
настоящих боцманов не такой должен быть голос.
     - Из-за  какого-то  растяпы боцмана с  тонким голосом мы  должны теперь
жизнью рисковать!
     Такого оскорбления в свой адрес боцман не смог стерпеть. Он откашлялся,
собираясь дать достойную отповедь нахалам, но капитан сжал рукой его плечо.
     - Вань, это ты? - тут же спросила бочка.
     - Что - я?
     Капитан,   боцман  и  обе  женщины,  не  шелохнувшись,  слушали.  Когда
раздавались голоса,  все вертели головами в разные стороны. Почему-то каждый
из них слышал голос из другого места.
     - Вань,  не кажется тебе,  что одновременно плыть на корабле и летать в
бочках по трюму - это слишком много для первого раза?
     - А как же космонавты?  Знаешь, как их на тренировках швыряет на разных
снарядах?  По телевизору показывали... Ты представь, что бочка - это ракета,
а ты - космонавт. И летим мы с тобой, Андрюшка, на Церею...
     - Куда?
     - В общем, на другую галактику.
     - Хоть убей,  не  могу представить,  что  я  космонавт...  Сижу в  этой
ракете,  то есть в  бочке,  как заспиртованный угорь в банке.  Еще и моря не
видел, а уже просолился насквозь.
     - Я ведь не жалуюсь.
     - Может,  в  твоей бочке была хорошая селедка,  а  в моей -  тухлая.  У
твоего дяди тоже бывает брак...
     - Пересядь в другую.
     - Не все равно, в какой погибать...
     Бочки помолчали.  Капитан осторожно шагнул вперед, но тут дальняя бочка
снова загудела:
     - Ты как хочешь,  Вань,  а я вылезу...  Слышишь,  как матросы по палубе
топают?  Может,  корабль дал течь?  И по нам уже крысы бегают?  И потом, моя
бочка  уже  начинает  двигаться.  А  космонавтом в  бочке  я  не  могу  себя
чувствовать. По правде говоря, круглым дураком я себя чувствую!
     Послышалось  кряхтенье,  невнятное  бормотание  и  скрип  задвигавшейся
бочки.  Боцман тихонько поднялся по трапу и встал над люком.  В дальнем углу
тоже загудела, задвигалась бочка.
     - Интересно,  какое лицо будет у  твоего дядюшки,  когда мы  вылезем из
трюма...
     Ваня не  успел ответить:  распахнулся люк,  и  маленький щуплый боцман,
которого незаслуженно оскорбили, громовым голосом рявкнул:
     - Полундра! Брысь из трюма, салажата.




     На  шершавых гранитных ступеньках,  спускающихся к  самой  воде,  молча
сидят  двое  мальчишек.  По  набережной Кутузова идут  и  идут  машины.  Они
сворачивают с  Литейного моста  и  выстраиваются в  длинный ряд  у  красного
светофора. Зажигается зеленый - и многоцветная колонна разнокалиберных машин
с шипящим шумом уносится дальше.  Над подернутой свинцовой рябью Невой стоят
пышные  облака.  Это  с  первого взгляда кажется,  что  они  стоят,  а  если
внимательно присмотреться, то видно, как облака, цепляясь рыхлыми щупальцами
друг за друга, вытягиваясь и сжимаясь, медленно двигаются в сторону Финского
залива.
     В  это прохладное весеннее утро никто и  ничто не стоит на месте -  все
двигается:  и люди, и машины, и облака, и желтые ноздреватые льдины на Неве.
Не  двигаются лишь двое мальчишек,  угрюмо застывших на каменных ступеньках.
Давно прозвенел в  школе звонок и  шестой "В"  прилежно пишет диктант.  Нина
Васильевна ходит между партами и ровным усыпляющим голосом диктует...
     Плывут по Неве большие и маленькие льдины. Откуда они плывут и куда? На
одной  расположилась ворона.  Она  вертит  черной головой с  крепким клювом,
раскрывает и  складывает крылья,  изредка  весело  каркает.  Нравится вороне
плыть  на  маленьком белом корабле-льдине.  А  мальчишек на  берегу ничто не
радует.  На душе у  них осень.  Со слякотью и  дождем.  Коричневый и  черный
портфели валяются рядом. Металлические замки пускают в глаза зайчиков.
     - И  надо было тебе эту дурацкую записку писать?  -  с  упреком говорит
мальчишка с  густыми русыми волосами,  в  которые почему-то затесалась яркая
желтая прядь спереди.
     - Вот уж не думал, что она так быстро найдет, - оправдывается приятель.
- В  этой кастрюле давно ничего не  варят.  И  потом,  ты ведь говорил,  что
отчалим рано утром...
     - Подумать только,  как  идиоты всю ночь в  бочках просидели!  От  меня
второй день селедкой пахнет.
     - Меня  мать тоже два  часа в  ванной продержала.  А  пиджак и  штаны в
химчистку отдала...
     - Мне из-за тебя боцман хороший подзатыльник влепил...  Ты его шляпой и
растяпой обозвал, а он почему-то на меня подумал.
     - Зато  твой  дядя  мне  чуть  воротник  не  оторвал,  когда  из  бочки
вытаскивал.
     - Тебя били? - помолчав, спрашивает русоволосый.
     - А тебя?
     - Я первый спросил.
     Мальчишка  отворачивается  и   смотрит  через  Неву  на  сияющий  купол
Петропавловской  крепости.  В  отличие  от  русоволосого,  второй  мальчишка
черный, как цыган. Вьющиеся волосы, лицо круглое, розовощекий, уши большие и
оттопыриваются.
     - Посмотри, - говорит русоволосый, - чайка уселась на шпиль!
     - Какая это  чайка?  -  возражает приятель.  -  Типичный голубь.  Чайки
никогда не садятся на такую верхотуру.
     Мальчишка с желтой прядью - это Ваня Мельников, а черноволосый приятель
его -  Андрей Пирожков.  Сегодня утром,  встретившись,  как обычно,  на углу
Литейного и Чайковской, они, не сговариваясь, повернули к набережной. Совсем
в другую сторону от школы. После того, что произошло накануне, не хотелось и
в школу идти.  Нина Васильевна - классный руководитель - уже все знает, да и
ребята, наверное, пронюхали.
     Сидеть и  глазеть на  Неву тоже надоело,  и  потом,  все  больше мучила
совесть: ну ладно, на один урок не явились - еще куда ни шло, а на два - это
уже настоящий прогул.  Ваня смотрит на  Андрея,  а  Андрей на  Ваню.  Как ни
оттягивай встречу с  учительницей и  ребятами,  а  рано или поздно все равно
придется посмотреть им в глаза...
     - Пойдем, что ли? - спрашивает Андрей.
     Ваня отворачивается и смотрит на плывущие льдины.  Когда солнце ударяет
из-за облаков, они тоже иногда пускают зайчики в глаза.
     - Наш сейнер уже шурует по Балтийскому морю,  -  говорит он.  -  Какого
беса ты написал эту записку?  И нашел, куда прятать - в кастрюлю! Потом бы в
море с корабля послали твоей дорогой мамочке радиограмму.
     - Знал бы,  где  упасть,  -  соломки подстелил,  -  к  месту вспоминает
любимую бабушкину поговорку Андрей.  -  Ты не знаешь мою мамашу...  К ней бы
сразу "неотложку" вызвали. У нее ведь сердце больное.
     - Представляю,  как  сейчас  Пирамида обрадуется,  -  говорит  Ваня.  -
Надоели мне его идиотские шуточки!
     - Будет привязываться - мы ему после уроков подкинем.
     - А что нашей Ниночке скажем? Она не терпит, когда опаздывают.
     Пирожков хмурит лоб, задумчиво чешет переносицу.
     - Крути-крути шариками, - подзадоривает Ваня.
     - Скажем: на Литейном в троллейбус с ходу такси врезалось, были жертвы,
а нас свидетелями записали, - говорит Андрей.
     - Уже было...  -  морщится Ваня.  - Помнишь, на два урока опоздали? Ну,
еще когда мы в хоккей обыграли ребят с Чернышевского проспекта?
     - Скажем: троллейбус с ходу врезался в такси...
     - Богатая у тебя фантазия! - усмехается Ваня.
     - Придумай поумнее, - обижается Андрей.
     - Ладно, по дороге соображу...
     Взяв портфели,  они поднимаются на набережную.  Мимо проносятся машины,
спешат  по  своим  делам  прохожие,  и  мальчишки постепенно прибавляют шаг.
Разваливая Неву на  две части,  прошел черно-белый буксир.  Протяжный густой
гудок на миг заглушил все остальные звуки.
     - Дяденька, - спрашивает прохожего Ваня, - скажите, пожалуйста, который
час?
     Прохожий,  не останавливаясь,  бросает взгляд на ручные часы и,  отойдя
шагов на пять, наконец роняет:
     - Четверть десятого.
     - На второй успеем, - говорит Андрей. - Если бегом.




     К  концу пятого урока в  класс пришла Нина Васильевна и попросила сразу
после звонка всех задержаться.  Ваня с Андреем понимающе переглянулись.  Они
давно ждали этой  минуты и  были  бы  удивлены,  если бы  Нина Васильевна не
пришла.  Второй  урок,  на  который они  пришли,  был  география,  и  Михаил
Андреевич -  географ -  словом не обмолвился о вчерашнем прогуле.  Остальные
учителя тоже ничего не  сказали.  Это  еще больше тревожило.  Если бы  сразу
вызвали к директору,  отругали как следует, наконец, отправили за родителями
- все  было  бы  понятно.   Но  вот  так  просидеть  четыре  урока,   томясь
неизвестностью,  было хуже всего.  Ребята тоже помалкивали,  но они-то могли
ничего и не знать.  Правда,  Пирамида завел на переменке какой-то разговор с
намеками про  атлантическую селедку,  которую его мать купила в  гастрономе.
Он,  Пирамида,  вечером слопал целую  штуку,  потом  ночью то  и  дело  пить
вставал.  Рассказывал Коле Белому, а сам бросал испытующие взгляды на Ваню с
Андрюшкой.  Этот хитрюга,  конечно,  что-то  пронюхал.  Пирамида раньше всех
узнавал городские новости.  Отец у  него работал в  областном статистическом
управлении, а мать - в городском справочном бюро. Так что данные всегда были
у Пирамиды под рукой.
     Услышав,  что придется задержаться после уроков, ребята зароптали. Кому
охота сидеть в душном классе,  когда за окном - море солнца, щебечут птахи в
саду,  слышатся  смачные  удары  по  футбольному  мячу,  восторженные  крики
многочисленных болельщиков. Выражая свой протест энергичным хлопаньем крышек
парт  и  глухим монотонным гулом -  так  гудеть можно,  не  открывая рта,  -
школьники нехотя уселись на свои места.
     Нина Васильевна молча подождала, пока гул совсем стих, и сказала:
     - Бедные парты,  что бы ни случилось, они всегда в ответе... Вы даже не
знаете,  зачем я вас задержала,  а уже возмущаетесь. Может быть, я собираюсь
вам сообщить какую-нибудь приятную новость...
     Ваня  взглянул на  Андрея  и  сделал  большие глаза:  неужели ничего не
знает?
     Андрей улыбнулся. Он решил, что на этот раз пронесло.
     - Вот  Пирожков,  я  вижу,  с  удовольствием остался  после  уроков,  -
заметила Нина Васильевна. - Он даже партой ни разу не хлопнул.
     - Хлопнул, - озадаченно сказал Андрей и расстроился: никогда не знаешь,
что у Нины Васильевны на уме.
     - Я  люблю  после  уроков  оставаться,  -  ввернул Пирамида.  -  Всегда
что-нибудь интересное узнаешь...
     - А  что  на  этот  счет скажет Ваня Мельников?  -  насмешливо спросила
учительница.
     - Я вас послушаю, Нина Васильевна, - пробурчал он.
     - Сегодня я вас должна огорчить,  -  продолжала учительница.  - Новость
совсем не из приятных... Чего это вы, Пирожков и Мельников, головы опустили?
Не хотите что-либо нам сказать?
     Нина Васильевна с надеждой смотрела на них,  но мальчишки молчали. Ваня
пальцем выводил на парте свое имя,  Андрей упорно разглядывал ладонь,  будто
умел читать по ней.
     - Значит,  вам нечего сказать, - со вздохом произнесла учительница. - А
жаль...
     - Они  весь  день сегодня,  Нина Васильевна,  грустные,  -  опять вылез
Пирамида.
     - Зато ты почему-то очень веселый,  - неодобрительно посмотрела на него
Нина Васильевна.
     - Я всегда такой жизнерадостный, Нина Васильевна...
     Учительница отвернулась от него: Пирамиде только уступи, будет болтать,
не  остановится.  Больше всего на  свете Слава Бабочкин -  это его настоящая
фамилия - любил разговаривать на уроках с учителями.
     - То,  что я сейчас расскажу, напомнит вам сюжет одной старой-престарой
повести...
     - "Морской волчонок" Майн Рида, - ввернул Пирамида и противно хихикнул.
     - Ты  у  нас  всегда все  знаешь,  -  сказала учительница.  -  Так вот,
позавчера два наших ученика сбежали из  дому,  непостижимым образом проникли
на морской рыболовный корабль,  забрались в  трюм и  спрятались -  где бы вы
думали?  -  в  бочках из-под сельди и  просидели в  них почти сутки.  Только
случайно перед самым отплытием беглецов обнаружили...
     - Лопухи!  -  пробасил Леня Бойцов,  по прозвищу Гиревик.  Он был самый
рослый и сильный в классе, наверное, потому, что каждое утро делал зарядку и
поднимал по многу раз тяжелую гирю.
     - Ты осуждаешь их, Леня? - спросила Нина Васильевна.
     - Конечно,  - сказал Гиревик. - Нужно было в машинном отделении в уголь
закопаться.
     Шестой  "В"   дружно  рассмеялся.   Даже  Нина  Васильевна  улыбнулась.
Серьезными оставались лишь беглецы.
     Посмеявшись вместе  со  всеми,  член  совета  пионерской  дружины  Мила
Спицына сказала:
     - И ничего тут нет смешного.  Вы представляете, что бы могло случиться,
если бы их не нашли?
     - Ловили бы корюшку в заливе, - ввернул Пирамида.
     - Не корюшку, а селедку, - не выдержал Ваня Мельников. - И не в заливе,
а в Атлантике.
     - Селедка в заливе не водится, - заметил и Андрей.
     - Мне очень приятно слышать,  что вы  теперь знаете,  где и  какая рыба
ловится,  -  сказала Нина Васильевна.  -  Но вы представляете себе,  в какое
глупое  положение  поставили бы  команду,  когда  в  море  объявились бы  на
корабле?  Неужели  вы  думаете,  что  вас  зачислили бы  в  экипаж?  Капитан
немедленно связался бы по радио с землей - и вас сняли бы с корабля. Сколько
неприятностей вы могли бы доставить занятым таким нелегким трудом людям... А
вы подумали о родителях?  Ваши матери всю ночь не спали.  Куда только они не
обращались,  разыскивая вас! Твоя мать, Пирожков, сегодня не вышла на работу
- от всех этих треволнений она слегла.
     - Она простудилась, - заметил Андрей.
     - А  из-за  кого?  Твоя  мать  в  панике бегала по  гавани,  разыскивая
корабль, на котором вы укрылись... Ты чего это улыбаешься, Бабочкин?
     - Дураки они,  Нина Васильевна, - сказал Пирамида. - Прошли те времена,
когда мальчишки удирали из дома,  нанимались юнгами на корабли.  Теперь юнги
тоже грамотные нужны.  Кто хочет плавать,  может поступить в мореходку или в
Нахимовское училище.
     - Верно, Слава, - одобрила учительница.
     - Пирамида на морском трамвайчике-то не может плавать:  чуть волна -  и
его сразу травит! - заметил Костя Белый.
     - Я  считаю,  что  Мельников и  Пирожков по  отношению к  своему классу
совершили предательство.  Все,  видите ли,  должны в школу ходить,  учиться,
готовить уроки, а они в это время будут плавать по Индийскому океану...
     - По Атлантике, - мрачно поправил Ваня.
     - Конечно,  это подлое предательство,  -  снова забасил Бойцов.  - Надо
было всем классом бежать...
     - Леня,  не переводи все в безобидную шутку, - нахмурилась учительница.
- Лучше скажи: мог бы ты так поступить?
     Гиревик закряхтел, завозился за партой. Такого вопроса он не ожидал.
     - Что же ты молчишь?
     - Я как-то об этом не думал,  -  наконец сказал он. - А потом, они меня
не пригласили в свою компанию.
     - Ребята,  только честно,  кто из  вас мог бы вот так,  как Мельников и
Пирожков, взять и ни с того ни с сего убежать из дому?
     По классу прошел шум: заговорили все разом, потом стало тихо.
     - Если я  правильно поняла вас,  желающих на  такой "подвиг" не нашлось
бы?
     - Я удрал бы, - заявил Костя Белый. - Только не на рыболовный сейнер, а
на ракету... Ну, которая на Луну полетела бы или еще куда...
     - Губа не дура! - хохотнул Бойцов. - На Венеру ему захотелось...
     - Как  видите,  Мельников и  Пирожков,  в  нашем  классе больше морских
волчат не  нашлось...  Неужели вы сами не понимаете,  как все это глупо?  Ну
ладно, Ваня Мельников у нас известный романтик и фантазер, а ты, Андрей, как
мог ты  на  такое пойти?  Уж казалось бы,  более рассудительного и  трезвого
парня,  чем ты,  в нашем классе трудно найти - и вдруг: корабль, трюм, бочки
из-под селедки!.. Наш класс по всем показателям мог бы выйти на первое место
в школе,  а теперь благодаря вам будет плестись в хвосте.  Мне стыдно, что я
руковожу классом, в котором находятся вот такие ученики...
     Отчитывать Нина  Васильевна умела.  У  беглецов уже  несколько раз  уши
бледнели,   розовели,  наливались  ярким  огнем,  как  петушиные  гребни,  а
учительница говорила и говорила... Конец ее суровой речи был таков:
     - Я думаю, вас обсудят еще на пионерской дружине.
     - Завтра же, - подтвердила член совета дружины Мила Спицына.
     - А  чтобы вам больше не приходили сумасбродные идеи в головы,  я вас с
завтрашнего дня рассажу по разным партам.  Ты, Ваня, сядешь... - учительница
обвела класс глазами, - с Милой Спицыной...
     - Посадите лучше на первую парту!  -  взмолился Мельников. - Милка ведь
меня живьем съест!
     - А ты, Андрюша, - с Надей Краснопевцевой.
     - С кем угодно,  только не с ней... - вскочил как ужаленный Пирожков. -
Она же не человек, а... ходячая мумия!
     - Нина Васильевна,  пусть Пирожков сейчас же извинится,  - бесстрастным
голосом потребовала Надя.
     - Чего я такого сказал...  -  заартачился было Андрей,  но Ваня толкнул
его под партой ногой,  - мол, извинись, не то хуже будет - и Пирожков сквозь
зубы извинился.
     - Пожалуйста, - невозмутимо ответила Надя, даже не взглянув на него.
     - Вы свободны, - сказала учительница.
     Мрачнее тучи брели приятели по набережной. Солнце зарылось в клубящихся
облаках,  которые все плотнее обкладывали небо со всех сторон. Накренившийся
красный с желтым буй на Неве взлетал на высоких волнах с белыми гребешками и
с  тяжелым  всплеском опускался.  Чайки  молчаливо качались на  черной,  как
деготь,  воде.  Подул холодный, с редкими дождевыми каплями ветер. Маленький
черномазый буксир тянул длинную ржавую баржу. На корме одиноко сидел большой
желтый  пес.  Ветер  взъерошивал на  его  загривке  косматую  шерсть.  Зачем
забрался на старую пустую баржу желтый пес? И куда он плывет?
     - Неохота домой, - проводив взглядом баржу с собакой, сказал Ваня.
     - И мне, - вздохнул Андрей.
     - Пойдем в Зоологический музей?  - предложил Ваня. - Поглядим на скелет
кашалота?
     - Мы ведь зимой ходили.
     - Пошли, - сказал Ваня.
     В  музее они слонялись по  залам часа три.  Глядя на гигантские скелеты
китов  и  мамонтов,  на  заспиртованных  в  банках  и  пробирках  морских  и
земноводных гадов, на чучела птиц и зверей, они забыли про свои беды-заботы.
Глядя на серые кости, окаменелости, пролежавшие в толщах почвы миллионы лет,
мальчишки почувствовали себя совсем маленькими.  Корабль,  бочки, неприятный
разговор в классе - все это будто ушло в далекое и нереальное прошлое...
     Вот сидят первобытные люди у костра.  Один из дикарей задумчиво смотрит
на огонь.
     - Жили ведь люди на земле,  -  с завистью сказал Ваня.  -  Ни школы, ни
заданий на  дом...  Убили мамонта,  содрали шкуру -  сиди  у  костра и  жарь
мясо... Золотой век!
     - Какой же это золотой?  - возразил Андрей. - Каменный. Посмотри, какие
у них топоры.
     - Да я не об этом, - с досадой сказал Ваня.
     Не может Андрей понять приятеля с полуслова.  Сколько дней пришлось его
уговаривать.  "А зачем бежать? - удивлялся Андрей. - Подождем, когда занятия
в школе закончатся, придем к твоему дяде и попросимся на корабль. Не возьмет
- уедем на автобусе на Вуоксу и будем рыбу ловить...  А бежать куда-то - это
глупо".  И все-таки Ваня уговорил его.  Действительно, случай подвернулся на
редкость удачный.  И  если бы  не эта записка в  кастрюле,  бороздили бы они
сейчас Атлантический океан... Дядя и рад был бы их отправить домой, да не на
чем. Не так уж часто корабли в океане встречаются...
     И  все-таки  Андрей  настоящий друг.  Не  стал  в  трудную  минуту  все
сваливать на Ваню, как это сделал бы Пирамида.




     У  выхода из  музея они снова остановились,  глядя на  скелет кашалота,
занимающий центральную часть огромного зала.
     - Ну и пасть! - уж в который раз поразился Ваня. - Автобус въедет.
     - Какой автобус? - спросил Андрей.
     - Обыкновенный.
     - Большой не войдет,  -  прикинув на глаз,  уверенно заметил Андрей.  -
Разве, что "рафик".
     - Вскочит как миленький, - нарочно подзадорил приятеля Ваня.
     - Автобус будет метра три в высоту и,  примерно,  двенадцать в длину, а
пасть кашалота,  дай бог,  два с  половиной метра в  высоту и метра четыре в
длину... Как ты, интересно, автобус туда всунешь?
     - Ты,  наверное, не поверишь, что один человек в море попал в желудок к
кашалоту и пробыл там больше часа, а потом, когда огромную рыбину...
     - Киты - млекопитающие, - перебил Андрей.
     - Ты  отлично поладишь с  Надькой Краснопевцевой...  -  ядовито заметил
Ваня.  -  Так  вот,  когда  млекопитающего кашалота  выволокли на  палубу  и
разрезали брюхо, то оттуда преспокойненько вышел матрос.
     - И с дымящейся трубкой во рту?  -  усмехнулся Андрей.  - Это ты сейчас
придумал?
     - Я  так и знал -  не поверишь,  -  сказал Ваня.  -  Возьми за этот год
журнал "Техника - молодежи" и прочитай.
     - В каком же это номере?
     - Поищи...  -  улыбнулся Ваня. Уж он-то знал своего приятеля! Теперь не
успокоится,  пока не найдет этот журнал и не прочитает статью. Да и то потом
месяц  будет  сомневаться.  Ему  подавай только  железные факты.  Однажды он
прочитал в "Пионере" статью про дирижабли и написал в редакцию, что в чем-то
не согласен с  автором.  И  через два месяца пришел ответ,  что автор статьи
допустил ошибку и редакция благодарит Андрея Пирожкова.
     Солнечный  с  утра  день  окончательно  испортился.   Затянутое  серыми
облаками  небо  опустилось  на  мокрые  железные  крыши,   заморосил  мелкий
неприятный дождь.  Не дождь, а влажная пыль. Прохожие спрятались под зонтами
и  капюшонами.  Мокрый асфальт шипел под колесами машин,  дымился паром.  Из
водосточных труб брызгали тоненькие светлые струйки.
     Выйдя из  автобуса на  Литейном,  друзья дошли до гастронома.  Парень с
длинными до плеч волосами и в расклешенных брюках, задрав голову, пристально
смотрел  на  верхнее окно  пятиэтажного дома.  По  блестящим волосам и  лицу
скатывались капли.  Одна  блестела на  кончике носа.  Когда  дождь попадал в
глаза,  парень  быстро-быстро  моргал редкими ресницами,  ни  на  секунду не
отрываясь от заветного окна.
     Мальчишки встали рядом и тоже задрали головы.  Может быть, пожар? Но из
окон не  валил дым,  не  высовывались длинные языки пламени.  Окна все  были
одинаковы,  с  тюлевыми  занавесками.  Кое-где  отворены форточки.  Поглазев
вместе  с  парнем  на  дом  и  не  обнаружив ничего  интересного,  мальчишки
разочарованно отвернулись.
     - Ты чего вечером будешь делать?  -  спросил Андрей,  слизывая языком с
губ дождевые капли.
     - Теперь я пай-мальчик,  -  сказал Ваня.  - Пообедаю - и за уроки. Даже
телевизор не разрешают смотреть, а сегодня "Зенит" с "Динамо" встречаются...
     - У меня сегодня отец из командировки возвращается, - сказал Андрей.
     - А-а, - понимающе кивнул Ваня.
     - Вообще-то он не сторонник телесных наказаний...
     - У меня все уже позади, - с облегчением вздохнул Ваня.
     - Бить он не будет...
     - Конечно, - сказал Ваня. - Ты же не в первом классе.
     Помолчали.  Сюда,  во двор,  едва доносился уличный шум. Журчала вода в
водосточных трубах, с голых деревьев срывались дождевые капли и шлепались на
асфальт.
     - Дай мне почитать этот журнал...  -  сказал Андрей. - Ну, про матроса,
который разгуливал в брюхе кашалота.
     - Где я его возьму? - удивился Ваня.
     - Я думал, вы выписываете "Технику - молодежи".
     - Ладно, - улыбнулся Ваня. - Пойдем ко мне, поищем.




     Шел  урок  географии.  За  учительским  столом  вместо  лысого  Михаила
Андреевича  сидел  коротко  остриженный парень.  Широченные плечи  обтягивал
коричневый свитер.  Виктор Викторович,  так звали парня, совсем не был похож
на учителя. Скорее всего - на футболиста или боксера-полутяжеловеса. Да он и
не был пока еще учителем.  Всего-навсего студентом университета. И в средней
школе он впервые проходил практику.
     Михаил Андреевич -  географ -  сидел на задней парте. И было непривычно
видеть  пожилого  учителя,  смирно  сидящего за  партой.  Рядом  с  Михаилом
Андреевичем сидел  Костя  Белый.  С  каменным  лицом,  неестественно изогнув
тонкую худую шею.
     Студент вызвал к карте Пирамиду, Надю Краснопевцеву и Андрея Пирожкова.
Оценки  он  в  журнал не  стал  ставить:  записал в  свою  книжечку.  Михаил
Андреевич тоже проставил свои отметки в блокнот. Потом, наверное, сравнят. У
Виктора Викторовича наверняка отметки выше.  Географ всегда был  скуповат на
пятерки.  Впрочем,  Наде  Краснопевцевой  обеспечена  пятерка.  Она  круглая
отличница и  на  четверки отвечать не  умеет.  Не то,  что Пирамида или Ваня
Мельников. У них в журнале тройка на тройке и тройкой погоняет. Вот у Андрея
Пирожкова троек  нет.  Он  всегда  толково и  обстоятельно отвечает по  всем
предметам.
     Костя Белый еще  больше изогнул свою  тонкую шею,  стараясь заглянуть в
учительский блокнот, но Михаил Андреевич прикрыл страницу ладонью...
     После того как Виктор Викторович рассказал про моря, омывающие северное
побережье нашей Родины,  географ ушел по  своим делам,  очевидно решив,  что
практикант и  без  него  не  пропадет.  Как  только за  Михаилом Андреевичем
закрылась дверь, Виктор Викторович широко улыбнулся и сказал:
     - Про моря вы и сами в учебнике прочитаете, а сейчас я вам расскажу про
одно потрясающее северное озеро.  Правда,  о нем нет ни слова в учебнике, но
на  карте  оно  есть...  -  Практикант взял  указку  и  показал на  Кольском
полуострове маленькое синее пятнышко. - На этом озере в прошлом году со мной
приключилась одна история...
     Вот что рассказал Виктор Викторович.
     Далеко-далеко на  севере,  за  Полярным кругом,  на  десятки километров
раскинулось синее  чудо-озеро.  На  желтых обрывистых берегах шумят  сосны и
ели. Иногда можно увидеть десяток-два крепких деревянных домов - это рыбачьи
поселения.  На  озере много больших и  малых островов.  На  островах,  среди
сосен, стоят полуразвалившиеся часовенки.
     Два месяца прожил в палатке Виктор Викторович на берегу этого озера. Не
он один там был - целая научная экспедиция.
     Как-то Виктор Викторович с приятелем поплыли на моторке проверять сети.
Неожиданно поднялся ветер, а на этом озере всегда все начиналось неожиданно,
пошла большая волна,  лодку стало захлестывать.  Кругом вода и до ближайшего
берега -  метров двести.  А волны уже гуляют по озеру одна выше другой. Небо
стало пасмурное, берег спрятался в тумане. Лодку крутит, и они уже не знают,
в  какую сторону плыть?  Набежала волна,  накренила лодку,  и она зачерпнула
бортом.  Приятель стал  вычерпывать воду,  только куда там:  следующая волна
накрыла и их и лодку.
     Вода в озере холодная даже в самый жаркий день.  Сбросив с себя ватники
и  резиновые сапоги,  Виктор Викторович и  его  приятель стали барахтаться в
воде,  не зная,  что делать. И вдруг видят: прямо на них идут длинные черные
торпеды...  Когда они приблизились,  то оказались обыкновенными топляками. В
окрестностях заготовляли древесину и в плотах сплавляли по озеру.  Отдельные
бревна отрывались и самостоятельно путешествовали по воде.
     Не  раздумывая,  приятели оседлали толстые скользкие бревна и,  помогая
руками, поплыли по воле волн. Над озером бушует ветер, сверкают молнии, то и
дело бешеная волна накрывает с головой, но верные торпеды-топляки выныривают
и довольно быстро идут вперед.
     - Ну и  куда же вы приплыли?  -  спросил Пирамида.  -  Прямо в Северный
Ледовитый океан?
     Виктор Викторович мельком взглянул на него и продолжал дальше.
     На черных топляках они благополучно достигли суши. Только прибило их не
к берегу,  а к небольшому необитаемому острову.  И там жили они, как дикари,
три  долгих дня.  Соорудили из  ветвей деревьев шалаш,  при  помощи кремня и
сухой тряпки добыли огонь.  Собирали еще  недозрелую морошку,  даже  поймали
несколько окуней.  У приятеля случайно в кармане оказался рыболовный крючок,
а леску они из ниток свили...  Но хотя печеный окунь был очень аппетитный на
вид, без соли его есть было противно...
     Потом  приплыла  моторная лодка  и  забрала  их.  Два  дня  разыскивали
товарищи пропавших без вести.  И  лишь на  третий заметили на острове дым от
костра.
     В  классе  было  удивительно тихо.  Так  на  обычных уроках  никогда не
бывает.   Все  слушали  с  огромным  интересом.  Лишь  Пирамида  недоверчиво
улыбался,  и когда он хотел в середине рассказа задать практиканту очередной
дурацкий вопрос, все на него зашикали, а Ваня Мельников показал кулак.
     - Как называется это озеро? - спросил Ваня.
     - Вял-озеро, - ответил Виктор Викторович.
     - Ваша фамилия Калашников? - спросил Андрей Пирожков.
     Виктор Викторович внимательно посмотрел на него и улыбнулся.
     - Я  уж подумал,  не знакомого ли встретил,  -  сказал он.  -  В  нашей
экспедиции два школьника были. Отличные ребята. Работали мотористами.
     - Я читал в "Комсомольской правде" про Вял-озеро и про то,  как вы чуть
не утонули, - сказал Андрей.
     Ваня бросил на приятеля восхищенный взгляд: "Ну и Андрей, все знает!"
     - Верно,  -  согласился Виктор Викторович.  -  Об  этом  был  напечатан
очерк...
     - Вы спасли своего друга,  - сказал Андрей. - Он захлебнулся и пошел на
дно,  а вы нырнули за ним и вытащили.  И долго плыли к берегу, а он держался
за вас... Топляки вы увидели потом, когда были уже недалеко от берега.
     - У тебя великолепная память,  - сказал Виктор Викторович. - Ну, ладно,
хватит об озере...
     - Вам  медаль дали за  спасение утопающих?  -  вылез с  глупой ухмылкой
Пирамида.
     - Если  бы  были учреждены медали за  пустую болтовню,  я  тебе первому
вручил бы, - не очень-то приветливо взглянул на него практикант.
     - Я на любую согласен, - заржал Пирамида.
     - Вот что,  приятель, ты мне надоел, - сказал Виктор Викторович. - Я бы
мог тебя выставить из  класса,  но  как-то  не  хочется омрачать наше первое
знакомство...  - Он взглянул на Толика Григорьева, соседа Пирамиды. - Ты что
так усердно сосешь?
     - Ириски, - с трудом разлепив коричневый рот, сообщил Толик.
     - Как раз то,  что нужно, - сказал Виктор Викторович. - Дай одну своему
приятелю. Пусть положит в рот и больше не раскрывает его...
     - Он никакой мне не приятель... - запротестовал было Толик.
     - Один болтун,  другой жадина...  - усмехнулся практикант. - Дай же ему
одну ириску! Так и быть, я тебе со стипендии полкило куплю.
     В классе засмеялись.  Толик смутился и, пошарив рукой в парте, протянул
Пирамиде ириску.
     - Последняя, - с сожалением сказал он.
     Посрамленный Пирамида сначала спрятал руки  за  спину,  потом под  смех
всего класса взял  ириску и  положил в  рот.  При  этом  лицо  у  него стало
глуповато-растерянным.
     Так до  самого звонка,  который,  впрочем,  скоро прозвенел,  он  и  не
произнес больше ни слова.
     - Этот практикант -  отличный парень,  -  сказал на  переменке Ваня.  -
Во-первых,  посадил  в  галошу  Пирамиду,  во-вторых,  потрясающе  интересно
рассказал про Вял-озеро...
     - А  вы и рты раскрыли,  -  подскочил к ним Пирамида.  -  Он вам сказки
рассказывает, а вы, как первоклассники поверили.
     - Это все правда, - спокойно сказал Андрей.
     - Я  где-то  читал,  что один рыбак выдрессировал целую стаю форели,  -
сказал Ваня.
     - В каком журнале? - заинтересовался Андрей.
     - Не помню.
     - Как можно читать журнал и забыть его название? - возмутился Андрей.
     - Сказки он вам рассказывает, - сказал Пирамида.
     - Послушай, Славка, - неприязненно посмотрел на него Ваня. - Ну чего ты
разоряешься?   Геройский  парень,  друга  в  бурю  спас,  рассказал  столько
интересного.
     - Здорово он тебя с этой ириской... - рассмеялся Андрей.
     - Очень вкусная ириска...  И  еще полкило заработали.  Так что я  не  в
обиде.
     - Это верно, - сказал Ваня. - Тебя обидеть трудно.
     Славу Бабочкина не  случайно прозвали Пирамидой.  Был он  весь какой-то
нескладный,  будто составленный из трех частей,  соединенных шарнирами. Он и
впрямь напоминал детскую разноцветную пирамиду: кривые, широко расставленные
ноги в  узеньких мятых брюках,  массивное туловище с  тяжелым задом и узкими
плечами  и,  наконец,  маленькая  верткая  голова  с  короткими прилизанными
волосами.  Карие  глаза  тоже  неспокойные,  бегающие.  Слава Бабочкин любил
прихвастнуть,  при всяком удобном случае норовил выскочить вперед, корчил из
себя этакого классного остряка.  Конечно, случалось, он смешил на уроке весь
класс.  Даже учителя не могли сдержаться от смеха.  А  Славке только этого и
нужно: сидит счастливый и маленькой головой туда-сюда крутит.
     - Я читал в "Комсомолке" про Виктора Викторовича,  -  сказал Андрей.  -
Там и про мою сестру было написано.
     - Про сестру? - удивился Ваня. - Тоже спасла кого-нибудь?
     - Моя  сестрица была  в  этой самой экспедиции.  Она  ведь микробиолог.
Микробов и инфузорий изучает...
     - На Вял-озере?
     - Все лето там была. Только она не про щук и окуней рассказывала, а про
каких-то ужасных мошек и комаров. Их там тьма.
     - Что же ты раньше-то мне ничего не рассказал? - воскликнул Ваня.
     - Чего рассказывать-то? Про комаров и мошек?
     - У тебя эта газета сохранилась?
     - Если хочешь, спрошу у сестры.
     - После уроков покажешь,  - сказал Ваня. - Если бы у меня была сестра и
ездила в экспедиции, да я... в рюкзак бы к ней забрался и тоже поехал!
     Андрей не  успел  ничего сказать,  потому что  зазвонил звонок,  и  они
нехотя отправились в класс.
     Как и следовало ожидать,  их вызвали самыми первыми.  Ваня, запинаясь и
спотыкаясь,  прочел наизусть стихотворение Пушкина "Анчар" и получил тройку,
хотя был уверен,  что честно заработал четверку.  Андрей прочел с выражением
отрывок из  "Евгения Онегина" и  обстоятельно разобрал его.  Лучше бы и  его
соседка -  отличница Надя Краснопевцева -  не  ответила,  но Нина Васильевна
поставила лишь четверку.
     У  Нины  Васильевны гладкие русые  волосы,  уложенные на  затылке тугим
узлом.  В  узле -  черные шпильки.  Иногда они ни с  того ни с сего начинают
выскакивать,  и  тогда  учительница  снова  их  вставляет.  Нине  Васильевне
тридцать лет,  и  она  очень симпатичная.  Лицо у  нее  доброе,  круглое,  с
большими  серыми  глазами.  Когда  учительница сердится,  глаза  темнеют,  а
светлые брови  сдвигаются вместе.  Впрочем,  сердитой Нина  Васильевна редко
бывает.  Даже Пирамида не в  силах вывести ее из себя.  С ребятами она умеет
ладить, а девчонки от нее без ума. Даже в театр и кино вместе с ней ходят.
     К доске вышел Костя Белый. Звонким жизнерадостным голосом с привыванием
бойко начал:

                Погиб поэт, - невольник чести -
                Пал, оклеветанный молвой,
                С свинцом в груди и жаждой мести,
                Поникнув гордой головой!..

     Нина  Васильевна,  склонив набок  русоволосую голову,  с  удовольствием
слушала его.  Костя участвовал в  школьной художественной самодеятельности и
читать стихи умел.
     Вырвав из тетрадки по алгебре чистую страницу,  Ваня стал быстро писать
записку Пирожкову.
     Мила Спицына,  скосив свои светло-коричневые глаза,  взглянула на лист,
который Ваня прикрывал ладонью, и шепотом предупредила:
     - Тоже Светке записку пишешь? На меня не рассчитывай - не передам.
     "Дурища!" - хотел сказать Ваня, но решил пока не осложнять отношений. И
даже  приоткрыл немного лист,  чтобы Мила увидела первое слово:  "Андрюха!".
Мила  увидела и  сразу успокоилась.  В  Свету Козловскую были влюблены сразу
трое:  Леня Бойцов, Андрей Пирожков и Пирамида. И все они писали ей записки,
а  Миле приходилось передавать,  так как ближайшая почтовая трасса проходила
как раз через ее парту.
     Про Свету Козловскую нельзя было сказать что она красавица:  худенькая,
стройная,  с  птичьим лицом,  на котором выделялись синие глаза с  загнутыми
ресницами.  Она  увлекалась фигурным катанием и  уже завоевала на  юношеских
соревнованиях второй  разряд.  Света  была  доброй,  застенчивой девочкой  и
никогда не  хвасталась своими спортивными успехами.  Даже никому не сказала,
что ее вместе с другими юными фигуристками будут показывать по телевизору. И
лишь те, кто случайно смотрел в тот вечер телевизор, увидели Свету на катке.
     Сделав из  записки пакетик,  точь-в-точь  такой же,  в  каких продают в
аптеке порошки, Ваня хотел было его щелчком послать прямо по адресу, но Мила
взяла записку и  незаметно передала Толику Григорьеву,  тот -  Лене Бойцову,
затем  записка попала к  Светлане Козловской.  Девочка рассеянно взяла ее  в
руки и уже хотела было развернуть,  решив,  что это ей,  но тут Ваня на весь
класс  чихнул и,  когда  Светлана удивленно подняла на  него  свои  красивые
глаза,  показал  пальцем  на  Пирожкова.  Козловская  улыбнулась и  передала
записку Наде Краснопевцевой, которая сидела напротив.
     - Простудился, Мельников? - поставив Косте Белому пятерку, сочувственно
спросила Нина Васильевна.  -  Сутки просидеть в бочке... Правда, истории уже
известен  подобный случай:  древний  греческий философ  Диоген  до  глубокой
старости прожил в деревянной бочке. Вы случайно не последователи Диогена?
     - Он был сумасшедший? - спросил Пирамида.
     - Диоген  презирал знать,  утопающую в  роскоши  и  живущую в  огромных
каменных дворцах... Его дом - бочка - это был своего рода протест.
     - Мне нравится Диоген, - заявил Ваня.
     - И мне, - сказал Андрей.
     - У нас в классе объявились сразу два Диогена!  -  хихикнул Пирамида. -
Диоген Первый и Диоген Второй. Бочкожители...
     - А ты - гвоздь в каждой бочке, - под общий смех осадил его Ваня.
     Пирамида напряг лоб,  соображая,  как бы получше ответить, но Мельников
отвернулся. Он наблюдал за партой Андрея.
     Как  только драгоценная записка оказалась в  руках Краснопевцевой,  она
преспокойненько положила ее перед собой, а когда Мельников ловко подковырнул
Пирамиду, развернула ее и принялась читать.
     Не  встанешь ведь  на  уроке и  не  отберешь у  этой  жерди записку!  А
Пирожков,  ни о  чем не догадываясь,  сидел себе рядом с  Надькой и  даже не
смотрел в сторону Мельникова.
     Нина Васильевна, вспомнив про урок, сказала:
     - Оставим  Диогена  вместе  с   его  бочкой  в  покое...   Тема  нашего
сегодняшнего урока...
     Ваня  не  слушал.  Он  ерзал на  месте,  покашливал,  стараясь привлечь
внимание  Пирожкова,   но   тот  истуканом  сидел  и   преданно  смотрел  на
учительницу. Была бы под рукой стеклянная трубка, Ваня залепил бы ему в щеку
жеваной бумагой.
     Надя прочитала записку, и ни один мускул на ее лице не дрогнул. Положив
записку на парту, она ребром ладони небрежно пододвинула ее к Пирожкову.
     Настроение у  Вани испортилось -  в  его  расчеты не  входило,  что эту
записку прочтет Краснопевцева.  Он даже не заметил, что его соседка по парте
Мила  Спицына внимательно наблюдает за  ним.  И  в  глазах  ее  самый  живой
интерес.
     - Не  страшно вам было на корабле ночью в  бочках?  -  шепотом спросила
она.  -  Огромный трюм,  темно...  А  если бы на вас напали злые корабельные
крысы! Они, говорят, бывают с кошку. Бр-р! Я бы сразу со страха умерла...
     Ваня хмуро взглянул на нее и пробурчал:
     - Какие еще крысы?
     - Я бы ни за что в жизни не согласилась добровольно забраться в бочку и
просидеть там всю ночь...
     - Мы спали, - сказал Ваня. - И видели прекрасные сны...
     - Ты меня разыгрываешь?
     - Мне  приснилось,  что я  Надьке Краснопевцевой по  башке хрестоматией
трахнул!
     Мила фыркнула и прижала ладонь к губам, чтобы не рассмеяться.
     Нина Васильевна сурово взглянула на нее и сказала:
     - Я  думала,  Спицына,  ты будешь положительно влиять на Мельникова,  а
получается наоборот?
     - Извините, Нина Васильевна, - покраснев, сказала Мила.
     - Зря  пересадили,  -  проворчал Ваня.  -  Я  ведь  не  поддаюсь чужому
влиянию...
     - Это он таким закаленным стал после того,  как в бочке просолился... -
ввернул Пирамида.
     После звонка Мила сказала своему соседу:
     - Пожалуй, мы не будем вас обсуждать на сборе дружины.
     - За что же такая милость?  -  удивился Ваня.  Обычно Мила очень охотно
проводила всякие обсуждения.
     - Вы ведь и так сутки просидели в бочке, а это, наверное, еще хуже, чем
в карцере?
     - В карцере не сидел, - сказал Ваня.
     - Я  в  книжке читала...  Это  фашисты придумали такой  узкий  каменный
мешок, где узнику ни выпрямиться, ни лечь.
     - Нам очень хорошо было в бочках,  - сказал Ваня. - Мы чувствовали себя
там космонавтами...
     - И потом, вас Нина Васильевна очень сурово наказала: посадила за парты
к самым ужасным девчонкам в классе!
     - Вот это действительно кошмар,  -  улыбнулся Ваня, а про себя подумал,
что  эта  Мила  Спицына,   оказывается,   девчонка  ничего...  С  ней  можно
разговаривать... даже на уроках!


     - Почему ты разрешаешь своей Надьке читать чужие записки? Разворачивает
и преспокойно читает,  будто так и надо!  - напустился Ваня на приятеля. - Я
бы Милке за это...
     - С Надькой лучше не связываться,  - сказал Андрей. - Ты что, не знаешь
ее?  "Андрей Пирожков,  ты  ведешь себя  возмутительно...  -  передразнил он
отличницу.  -  Я  вынуждена поставить об этом в известность нашего классного
руководителя...  Пирожков,  какое право ты  имеешь так грубо разговаривать с
девочкой?  Сейчас же извинись,  иначе я  приму меры!.." А меры ее известные:
пойдет в учительскую и наябедничает.  Как же, первая ученица! Ей с полуслова
верят.
     - Милка тоже не сахар, - на всякий случай сказал Ваня.
     - Сравнил!  -  присвистнул Пирожков.  -  Милка -  член  совета дружины,
поэтому  такая...  А  когда  забывает,  что  она  -  начальство,  нормальная
девчонка.  Ты  с  ней  вон  на  уроках разговариваешь,  а  попробуй спроси о
чем-нибудь Надьку - головы не повернет. Сидит, как идол, - не пошевелится.
     - И все-таки скажи ей, чтобы свой длинный нос в чужие дела не совала.
     - Скажи сам.
     - Ты же с ней сидишь.
     - Я только и вижу ее профиль, - сказал Андрей. - Кстати, в профиль наша
Надька похожа на Нефертити.
     - На кого? - удивился Ваня.
     - Нефертити,  -  повторил Андрей. - Была такая царица в Древнем Египте.
Во  всех магазинах сейчас продаются ее  портреты.  Вместо головы -  каменный
брусок торчит.
     - И покупают?
     - Что покупают?
     - Ну, эту... царицу без головы.
     - У нас дома тоже на стенке висит,  -  сказал Андрей.  - Хоть она и без
головы, все равно красивая.
     - А Надька с головой... Теперь всем разболтает.
     - Она ничего не поняла,  -  успокоил приятель.  -  И потом,  тут ничего
такого  нет...  -  Он  достал из  кармана записку и  прочитал:  "...если  не
уговорим твою сестру, чтобы она взяла нас в экспедицию, то сами... Только на
этот раз будем умнее. Ура! Даешь Вял-озеро!" Это до нее не дойдет...
     - И она ничего тебе не сказала? - допытывался Ваня. - Отдала записку, и
все?
     - Как же,  сказала...  - заулыбался Андрей. - Сказала, что исследование
пишется с двумя "с", а не с одним, как у тебя... Потом "чтобы" нужно вместе,
а  ты  написал раздельно и  перед "что" не поставил запятую...  Вон погляди,
какую она тебе жирную двойку вывела за это сочинение!
     - Плевать я хотел на ее двойку,  -  небрежно сказал Ваня,  хотя по лицу
было видно, что он задет. - Главное, что из-за этой орфографии она смысла не
уловила.
     - А  вообще-то,  товарищ  Мельников,  для  такой  маленькой  записульки
многовато ты налепил ошибок, - подковырнул Андрей.
     - Это не диктант.
     - Как же ты письма знакомым пишешь?
     - Ну  чего  ты  привязался с  этими  ошибками?  -  рассердился Ваня.  -
Поговори лучше об орфографии со своей... Нефинтити!
     - Не-фер-ти-ти, - улыбаясь, поправил Андрей.
     Они  шли по  улице Чайковского.  Высоко над головой,  на  металлических
лесах, суетились ремонтники. Тонко свистели и шипели пескоструйные аппараты.
Там,  где  аппараты сняли  вековой слой  копоти,  гранит стал  серебристым и
празднично блестел.
     Мальчишки шагали по оживленной улице, и каждый думал об одном и том же,
но по-разному.  Ване хотелось немедленно действовать,  что-то предпринимать.
Практикант,  сам  того не  подозревая,  своим рассказом про дикий и  суровый
Север  зажег в  душе  мальчишки надежду.  Совсем неподалеку от  Ленинграда -
три-четыре часа лететь на самолете -  находится Кольский полуостров,  где на
сотни  километров раскинулась лесотундра,  в  диких хвойных лесах которой не
ступала нога человека; разлились живописные, богатые рыбой озера, где солнце
на  небе  круглые сутки  -  один  долгий полярный день.  И  не  надо  тайком
пробираться на корабль,  прятаться в трюме,  - можно просто-напросто пойти к
родной   сестре   Андрея  -   Пирожковой  Валентине  Гавриловне,   кандидату
биологических наук -  и  записаться разнорабочими в  экспедицию.  Практикант
сказал,   что  и   в  этом  году  экспедиция  отправится  на  Вял-озеро.   И
всего-навсего нужно  убедить Пирожкову,  что  они  будут работать наравне со
всеми...
     Андрей Пирожков думал о другом.  Зря,  пожалуй,  сболтнул приятелю, что
сестра  снова  собирается  на  Кольский  полуостров.   Конечно,   попасть  в
экспедицию интересно,  но  их  туда никто не возьмет.  Кому нужны мальчишки?
Лишь стоит заикнуться об этом сестре,  она сразу поднимет на смех.  Там,  на
Вял-озере,  научные  сотрудники занимаются серьезными делами,  а  что  будут
делать они с Ваней?  Комаров кормить? Да их никто и не возьмет! В экспедиции
нужны шофер, мотористы, повар, механик, а что они умеют делать?..
     - Где твоя сестра сейчас, дома или в институте? - спросил Ваня.
     - В институте, - нехотя ответил Андрей.
     - А где институт?
     - Институт?  -  Андрей хотел было соврать, что не знает, но, взглянув в
светлые пронзительные глаза друга, сказал: - На Петроградской стороне...
     - Что туда идет? - на миг задумался Ваня. - Первый автобус... Его долго
ждать, айда пешком!
     - Может, сначала пообедаем?
     - Ты  как  Пирамида,   -   возмутился  Ваня.   -  Тот  тоже  только  об
обедах-ужинах и думает...
     Не  оглядываясь,  Мельников зашагал  к  набережной.  Горестно вздохнув,
вслед за ним поплелся и Пирожков.


     Льдины больше не  плыли  по  Неве.  Лишь  кое-где  у  берега можно было
увидеть грязноватый,  весь в  желтых кратерах обломок.  По  реке наперегонки
плыли  байдарки.  Сосредоточенные спортсмены в  одинаковых красных майках  с
номерами одновременно взмахивали длинными желтыми веслами. Узкие, сверкающие
лаком  байдарки очень скоро исчезли за  Кировским мостом,  оставив за  собой
блестящий длинный след.  Над  крейсером "Аврора",  будто на  якоре,  застыло
большое пышное облако. Сверху белое, как айсберг, снизу подернутое дымкой.
     - Я ведь говорил -  ничего не выйдет,  -  нарушил затянувшееся молчание
Андрей.
     Ваня остановился у гранитного парапета и стал смотреть на "Аврору".
     - Выйдет,  -  уверенно сказал он.  -  Раз  им  нужны  мотористы,  будем
мотористами!
     - По щучьему велению...
     - Не  боги  ведь  горшки  обжигают,  -  с  удовольствием произнес  Ваня
услышанные от отца слова. - Откуда-то берутся мотористы?
     - Мы с тобой лодочный мотор и в глаза-то не видели!
     - Пошли в спортивный магазин для начала,  там и посмотрим,  - предложил
Ваня. - Попросим у продавца инструкцию.
     - Ты как хочешь, - решительно заявил Пирожков, - а я пойду обедать... У
нас сегодня на второе блинчики с мясом.
     - Опять про еду! - поморщился Ваня. - Я и не знал, что ты такой обжора.
     - Натощак я  плохо соображаю...  Один раз не успел позавтракать -  и по
алгебре тройку схватил.
     - Занятия в школе заканчиваются через полтора месяца,  - не слушая его,
подытожил Ваня.  -  В  это  же,  примерно,  время на  Вял-озеро отправляется
последняя группа...  Твоя сестра сказала,  что  полетят пять человек...  Нам
надо обязательно попасть в эту группу. Итак, у нас впереди полтора месяца...
Неужели за это время мы не изучим эти моторы?
     Андрей пожал плечами. Ему хотелось есть, даже в животе урчало. Он думал
о  большой сковородке с  хорошо поджаренными блинчиками.  Моторы его  сейчас
совершенно не интересовали.
     - Видел я эти моторы...  На лодках.  Их прикрепляют к корме.  Дернул за
тросик -  он и  заработал.  А  потом держись за эту...  Ну,  как ручка такая
длинная называется?
     - Румпель, - сказал Андрей. - А может быть, штурвал?
     - За полтора месяца можно машину научиться водить,  а это всего-навсего
лодочный мотор! Да мы его в два счета освоим.
     - Ты иди в магазин осваивай, - твердо сказал Андрей, - а я пошел домой.
     Облако над головой зашевелилось,  снялось с  якоря и  не  спеша поплыло
дальше, к морю.




     С нетерпением ждал Ваня Мельников следующего урока географии, но Виктор
Викторович  ни  словом  больше  не  обмолвился о  Кольском  полуострове,  об
экспедиции.  Рассказывал про лесотундру,  животный мир, полезные ископаемые.
Потом вызвал несколько человек. На этот раз оценки выставил в журнал.
     Ваня  с  любопытством  смотрел  на  практиканта.  Лицо  добродушное,  с
квадратным подбородком,  плечи выпирают из свитера. Такой мог на себе в бурю
тащить утопающего...  В парте у Вани лежала "Комсомольская правда" с очерком
о Викторе Викторовиче.  Там и про других было,  но больше всего про него. Он
не  только,  рискуя  жизнью,  спас  товарища,  а  и  участвовал в  схватке с
браконьерами,  которые  пытались  похитить  экспедиционные  сети.  Браконьер
ударил его веслом,  но Виктор Викторович прыгнул в их лодку и один справился
с двумя браконьерами...




     На переменке Ваня и Андрей подошли к нему.  Виктор Викторович захлопнул
журнал и встал, собираясь уходить.
     - Вы опять поедете на Вял-озеро? - спросил Ваня.
     - Из меня,  наверное, получится никудышный учитель, - усмехнулся Виктор
Викторович. - Мне задают вопросы, не имеющие никакого отношения к уроку.
     - Вы нам рассказывали про Кольский полуостров,  -  сказал Андрей.  -  А
Вял-озеро находится там.
     - Ну, тогда другое дело... Если вас это интересует, пожалуйста, - ровно
через две недели я улетаю на север.
     - Андрей,  -  Ваня  кивнул на  приятеля,  -  брат  Валентины Гавриловны
Пирожковой.
     Студент с любопытством посмотрел на Андрея.
     - Похож, - сказал он.
     - Виктор Викторович,  -  продолжал Ваня,  -  вы разбираетесь в лодочных
моторах?
     - Лодочных моторов,  Мельников, много, - сказал практикант. - И во всех
разобраться  под  силу  только  механику.   "Москву",  "Вихрь",  "Прибой"  я
более-менее знаю.  А вот с неисправной "Камой" мне однажды пришлось с неделю
провозиться,  прежде чем запустил...  Был у  нас в экспедиции один паренек -
Саша Парамонов. Примерно ваших лет. Так он случайно опрокинул лодку и утопил
мотор.  Хорошо,  это случилось вблизи от  берега...  Я  с  этим мотором лиха
хватил.
     - А как Саша Парамонов попал в вашу экспедицию? - живо спросил Ваня.
     - Попал...  -  улыбнулся практикант.  -  Я не удивлюсь, если он однажды
окажется и на космическом корабле.
     - Он из Ленинграда?
     - По-моему,   из  Тулы.   Нашему  шоферу  приходится  каким-то  дальним
родственником, а может быть, он это придумал.
     - А что делал Саша Парамонов в экспедиции?
     - Ездил с ихтиологами на моторке,  ловил рыбу, помогал на кухне. Работы
он не боялся.
     - Я слышал, мотористы в экспедиции нарасхват, - сказал Ваня.
     Виктор Викторович с интересом посмотрел на него, потом на Андрея.
     - Это вы на рыболовном сейнере хотели в Атлантику податься?  -  спросил
он.
     - Да  вот  неудачно получилось,  -  вздохнул Ваня.  -  А  возьмут нас в
экспедицию, если научимся на моторках ходить?
     - Думаю, что нет.
     - Сашу Парамонова ведь взяли?
     - Ну,  это долгая история, - сказал Виктор Викторович. - И потом Саша -
удивительный паренек...
     - Раз его взяли, и нас возьмут, - сказал Ваня.
     - Ну-ну, попытайтесь, - усмехнулся студент.
     - Мы изучим все моторы, - сказал Андрей.
     - А вы знаете, что такое Север? - спросил Виктор Викторович.
     - Вы нам только что рассказывали, - заметил Ваня.
     - Холод,  дождь,  мошка и комары,  -  продолжал практикант. - Иногда по
нескольку суток приходится сидеть в  палатках...  Даже в  жаркий день нельзя
купаться: вода холодная как лед.
     - Вы же купались, - ввернул Андрей.
     - Вы не знаете,  что такое Север, - сказал Виктор Викторович. - Передай
привет Валентине Гавриловне и  попроси ее,  чтобы  рассказала вам  про  наше
житье-бытье в экспедиции...
     Зазвонил звонок на урок,  и Виктор Викторович,  сунув журнал под мышку,
поспешил к выходу.
     - Я говорил,  дело верное, - сказал Ваня. - Саша Парамонов смог, потому
что был настойчивым, и нам так же надо.
     - Я  не против,  -  сказал Андрей.  -  Валю-то мы уговорим,  а  вот как
начальника?
     - Я  выпросил у  продавщицы две инструкции.  Жалко,  что в  магазине не
разрешают трогать моторы, а смотреть - смотри сколько хочешь!
     - Моторы надо  на  водоемах испытывать,  а  не  пялить на  них  глаза в
магазине, - резонно заметил Андрей.
     - У людей и моторы есть,  и лодки...  -  вздохнул Ваня.  - Хорошо иметь
отца-рыбака. Почему вот твой отец не рыбак?
     - Мой отец известный филателист,  - с гордостью сказал Андрей. - У него
марок - не сосчитать.
     - Лучше бы он был рыбаком, - сказал Ваня.
     - А твой вообще ничем,  кроме своей работы, не интересуется, - обиделся
Андрей.
     - У  меня отец знаменитый металлург!  -  с гордостью сказал Ваня.  -  В
Русском музее выставлена картина: мой батя у мартена с кипящей сталью.
     - Не видел, - сказал Андрей.
     - Ничем не  интересуется...  -  не мог успокоиться Ваня.  -  Он депутат
городского Совета! Конечно, ему некогда марочки в альбом наклеивать...
     - Марочки!  -  в  свою очередь возмутился Андрей.  -  Да  у  моего отца
известнейшая на  всю страну коллекция!  О  нем даже в  "Вечерке" писали.  Ты
знаешь,  что настоящий филателист -  это тоже общественный деятель.  У  него
собрана самая богатая коллекция в  мире  о  России!  К  нему в  прошлом году
специально приезжал какой-то наследный принц, тоже филателист...
     - Нашел,   чем  хвастаться...  Принц!  Буржуям  делать  нечего,  вот  и
разъезжают по  белому свету.  Разве  нормальный человек поедет за  тридевять
земель, чтобы посмотреть на какие-то ерундовые марки?
     - Ты темный человек!  -  закричал Андрей.  -  Ты послушал бы,  как отец
рассказывает про марки... Рыбаков в миллион раз больше, чем филателистов...
     Они  бы  наверняка  поссорились,  но  тут  подошла  Нина  Васильевна  с
тетрадками и разом прекратила их спор:
     - Пирожков,  быстро  раздай  тетрадки,  а  ты,  Мельников,  принеси  из
учительской журнал...


     После уроков всем классом отправились на  экскурсию в  Казанский собор.
Мила Спицына предложила пойти пешком.
     - Чем на экскурсию тащиться,  завернем лучше в кафе-мороженое? - сказал
Пирамида. - Леня Бойцов угостит нас...
     Гиревик метнул на  него сердитый взгляд,  но  промолчал.  Все в  классе
знали,  что  Леня  и  Света  Козловская иногда ходят в  кафе  на  Литейном и
заказывают там мороженое с сиропом.
     Рядом со Светой шагали Гиревик и Андрей Пирожков.  Пирамида шел позади.
Один раз он попытался оттереть невысокого Пирожкова от Козловской, но тот не
уступил.  А пробовать оттеснить Бойцова он и не стал.  Белокурый широколицый
здоровяк Гиревик на голову возвышался над своими одноклассниками.  У  него -
единственного в классе - росли чуть заметные черные усики на верхней губе.
     Вторым в классе по росту был неуклюжий Пирамида, и только за ним - Ваня
Мельников.  Хотя Пирамида и был высоким,  силой не отличался: любой в классе
мог  бы  с  ним  справиться,  но  Слава  Бабочкин всегда  ухитрялся каким-то
непостижимым образом уйти от скандала.
     Из  девочек самой высокой в  классе была  Надя  Краснопевцева.  Коротко
постриженные волосы  косой  челкой  спускались ей  на  лоб.  Скуластое  лицо
надменное,  губы  всегда  сжаты.  Андрей  еще  в  третьем классе  прозвал ее
кочергой, но прозвище к Наде почему-то не пристало.
     - Слышали,  Василий Алексеев новый мировой рекорд установил,  -  сказал
Леня Бойцов. - Самый сильный человек в мире.
     - Кто о  чем,  а Леня наш все о гирях да штангах...  -  хихикнул позади
Пирамида.
     Гиревик даже бровью не повел.  Кого-кого,  а  добродушного Леню Бойцова
трудно было вывести из себя.
     Андрея спорт не интересовал, а поговорить со Светой и ему хотелось. Они
как раз вышли к цирку. Во всю стену огромная афиша: "Медвежий цирк". Медведи
на мотоцикле, на велосипеде и даже на автомобиле. Два мишки в трусах лупцуют
наотмашь друг друга боксерскими перчатками.
     - Света, ты любишь цирк? - спросил Андрей. Ваня уж подумал, не хочет ли
он ее пригласить на очередное представление? Но тут снова влез Пирамида.
     - Я  однажды носом к  носу встретился с  живым мишкой,  -  безразличным
голосом сказал он. - Нас разделяла... Страшно, страшно даже вспомнить!
     - А ты вспомни, - подзадоривал Ваня, понимая, что Пирамида только этого
и ждет.
     - Это случилось позавчера,  - таинственным голосом произнес Пирамида. -
В зоопарке...  И разделяла нас решетка!  - И первый громко расхохотался так,
что прохожие стали оглядываться.
     В  соборе они  были уже второй раз.  Быстро пробежав по  музею,  Ваня и
Андрей первыми устремились к выходу.
     - Куда мы теперь? - спросил Андрей, когда они вышли на Невский.
     - В порт, - сказал Ваня. - День нынче хороший, может быть, повезет - на
лодке с мотором прокатимся...
     - Так нас там и ждут, - пробурчал Андрей.


     В  порту их  действительно никто не ждал.  Лодок с  подвесными моторами
было не видно.  А вот катеров,  перезимовавших под открытым небом на берегу,
полно.  Пожилые и  молодые мужчины в  спецовках и  комбинезонах ковырялись в
двигателях.  Ребята  подошли к  вытащенному на  берег  катеру,  взглянули на
большущий полуразобранный движок,  и лица их вытянулись: в таком моторе и за
полгода не разберешься!
     Ваня  сунул было  свой  любопытный нос,  но  один из  мужчин в  морской
фуражке с крабом угрюмо посмотрел на него и буркнул:
     - Крутятся тут под ногами всякие, а потом инструмент пропадает...
     Ребята  отошли  от  неприветливых мотористов подальше,  и  Ваня  громко
сказал:
     - Вот и всегда так: у самих ничего не получается, а другие виноваты...
     - Догоню... - пообещал тот, что был помоложе.
     Полюбовавшись огромным  белым  судном,  стоявшим у  причала,  мальчишки
отправились к  ближайшей автобусной остановке.  Было ясно,  что на берегу им
делать нечего.  После такого отпора к  другим и  подходить не захотелось.  И
потом, их интересовали лодки с подвесными моторами, а не катера.
     - Гляди, как мчится! - кивнул Андрей.
     Из  переулка пулей  выскочил худощавый светловолосый мальчишка в  синих
джинсах с блестящими кнопками и, оглянувшись, помчался по тротуару. Вдогонку
за ним, стиснув зубы и двигая локтями, летели трое парнишек. У одного в руке
зажата   зеленая   ракетка  от   настольного  тенниса.   Беглец   свернул  к
шестиэтажному дому,  хотел было юркнуть в  подъезд,  но замешкался у дверей,
тут его и настигли преследователи.  О чем они там толковали, было не слышно.
Немного погодя все они пошли к каменным гаражам.  Мальчишка в джинсах шагал,
опустив голову.  Чувствовалось,  что ему совсем не  хочется идти за  гаражи.
Один  раз  он  даже  попытался  рвануться в  сторону,  но  мальчишки тут  же
вцепились в  него  и  больше не  отпускали:  двое  держали за  руки,  третий
подталкивал в спину ракеткой.
     Когда они скрылись за гаражами, Ваня остановился и сказал:
     - Бить будут. Трое на одного. Многовато!
     - А нам-то что?
     - Пойдем посмотрим, - сказал Ваня.
     За  гаражами трое  лупили одного.  Сначала мальчишка в  джинсах пытался
сопротивляться,  но,  получив хороший удар по носу,  согнулся и  закрыл лицо
руками.  Из носа у него пошла кровь.  Удары сыпались на него со всех сторон.
Преследователи раскраснелись и  все  больше  входили в  раж.  Кулаки  так  и
мелькали. Тот, который с ракеткой, тяжело дыша, сказал:
     - Миша, подержи его за руку, я ему сейчас слева-направо!
     - Это же не драка, а безобразие! - возмутился Ваня.
     - А этот черненький так и норовит ему заехать в лицо ракеткой, - сказал
Андрей. - Смотри, что паразит делает!
     Андрею не хотелось влезать в эту безобразную драку, но вот так стоять в
сторонке и  смотреть,  как  трое валтузят одного,  было нечестно.  Ваня даже
побледнел от негодования.
     - Эй  вы,  дровосеки,  очумели?!  -  крикнул он.  Почему  он  назвал их
дровосеками, и сам себе не смог бы объяснить.
     - Ну,  сейчас будет дело,  -  вздохнул Андрей. Он уж по опыту знал, что
Ваню теперь не остановишь.
     "Дровосеки" повернули головы, мальчишка, воспользовавшись этим, кинулся
в сторону,  но черненький,  у которого была ракетка в руках, успел поставить
подножку.  Светловолосый упал. Взгромоздившись ему на спину, черненький стал
плашмя дубасить его ракеткой.  На  Ваню и  Андрея он даже не взглянул.  Зато
остальные двое удивленно воззрились на приятелей.
     - Проваливайте-ка  отсюда лучше!  -  посоветовал один из мальчишек и  с
размаху пнул в бок ногой охнувшего мальчишку в джинсах.
     - Как вам не  стыдно?  -  стал было урезонивать их Андрей.  -  Вас ведь
трое, а он один!
     Воскликнув:  "Лежачего бьют!" -  Ваня, больше не раздумывая, бросился к
ним.
     - Вань, сзади! - предупредил Андрей, не двигаясь с места.
     Мельников оглянулся,  но  было поздно:  мальчишка опрокинул его и  стал
молотить кулаками куда попало.
     - Пирог! - крикнул Ваня. - Ты что стоишь?!
     - Я не могу так...  Мне сначала надо разозлиться... - сказал Андрей, не
испытывая никакого желания драться.
     - Я тебя,  пирог с клопами,  сейчас разозлю... - пообещал тот, которому
Ваня заехал в ухо, и бросился на Пирожкова.
     И  действительно,  в два счета разозлил.  У Андрея пошла кровь из носа.
Размазав ее  по лицу рукавом,  он бешено округлил глаза и,  завопив:  "Убью,
изувечу!"  -  стал  наносить беспорядочные удары  направо и  налево.  Дрался
Андрей  неумело,  но  напористо.  Скоро  его  противник,  получив  несколько
случайных  ударов,  стал  отступать,  озадаченный таким  неистовым натиском.
Андрей, отплевываясь и повторяя, как заводной: "Убью, изувечу!" - шел стеной
на него.  Один глаз у него стал маленьким и красным, как уголек. Зато второй
воинственно сверкал голубым огнем.
     Мальчишка в  джинсах поднялся,  отряхнул с  себя грязь и,  прихрамывая,
ушел. Немного погодя снова появился из-за гаража и, видя, что его защитникам
приходится туго, поспешил на выручки.
     Втроем они наконец заставили отступить своих растерявшихся противников.
Оставив  на  поле  брани  зеленую  ракетку,  преследователи  превратились  в
беглецов. Первым драпал черненький. Рукой он держался за лоб. Андрей сгоряча
кинулся за ними,  но скоро вернулся: один глаз у него почти совсем закрылся,
а второй с непривычки плохо видел.
     - Убью,  изувечу!..  -  крикнул Андрей,  но  в  его голосе уже не  было
прежнего запала.
     Победа досталась дорогой ценой.  У Андрея -  он пострадал больше всех -
под глазом зрел синяк,  у Мельникова ракеткой была рассечена нижняя губа,  а
на  голове спрятались в  желтых волосах две крупные шишки.  Как ни  странно,
мальчишка в  джинсах  отделался лишь  небольшим кровопусканием из  носа.  Он
молча смотрел на  своих нежданных спасителей и  оглушительно -  даже страшно
было за его перепонки - шмыгал распухшим носом. Лицо невозмутимое, в светлых
глазах нет и тени волнения,  будто драка для него - самое обычное дело. Надо
сказать,  дрался он молодцом.  Ваня видел, как его противник, которого звали
Мишей, после сильного выпада опрокинулся навзничь и потом, вскочив, бросился
наутек.
     - Спасибо, - наконец сказал мальчишка.
     - Спасибо...  - проворчал Андрей, пытаясь пальцами разодрать ресницы. -
От твоего спасиба синяк не пройдет.
     - Это ерунда,  - заверил мальчишка. - Купи в аптеке бодягу, как следует
размешай с  подсолнечным маслом и  втирай...  В  три дня с гарантией пройдет
любой синяк.
     - Втирал? - полюбопытствовал Ваня, облизывая разбитую губу.
     - А ты не лижи рану -  инфекцию занесешь,  -  сказал мальчишка. - Это у
собаки на  языке  тринадцать разных лекарств -  потому она  и  обходится без
врачей, а у человека ничего такого нет.
     - Гляди,  какой грамотный!  -  удивился Ваня.  - Видно, тебе, приятель,
частенько достается?
     - Тихо-мирно шли  мы  себе и  вот налетели на  неприятность,  -  сказал
Андрей. - Не могли устроить эту идиотскую драку в другом месте!
     - Крепко, видно, ты насолил этой компании, - прибавил Ваня.
     - А  вас  никто  не  просил вступаться,  -  вдруг обиделся мальчишка и,
повернувшись к ним спиной, зашагал по тропинке.
     - Эй,  погоди!  Куда ты? - окликнул Мельников. - Должны же мы знать, за
что пострадали?
     - Все,  точка,  -  отрешенным голосом сказал Андрей. - Правым совсем не
вижу.
     - Человек,  может,  из-за тебя глаза лишился,  а ты уходишь? - упрекнул
Ваня.
     Мальчишка остановился,  нахмурив лоб, немного подумал и снова подошел к
ним.
     - Костя, - протянул он руку.
     Познакомились. Костя пригласил их к себе домой.
     - Я тут рядом, на Гаванской живу, - сказал он.
     - Чего мы у тебя забыли? - хмуро сказал Андрей.
     - Я тебе глаз слабым раствором марганцовки промою,  а тебе...  -  Костя
взглянул на Ваню. - Тебе надо зеленкой губу прижечь.
     - У тебя мама врач? - спросил Андрей.
     - Пойдемте, - сказал Костя. Чувствовалось, что он не любил много языком
болтать.
     - Твои родители в обморок попадают,  когда увидят нас... - засомневался
Ваня.
     - Не попадают,  -  сказал Костя.  -  Отец в командировке, а мама поздно
придет.
     - Ну, тогда другое дело, - повеселели приятели.
     Когда они поднялись на четвертый этаж и Костя собственным ключом открыл
дверь,  первое,  что им бросилось в глаза,  - это новенький мотор "Москва" в
углу прихожей.


     У Кости фамилия оказалась Рыбаков. И его отец полностью оправдывал свою
фамилию -  он был рыбаком.  У  Рыбаковых была старая "победа" со специальным
устройством наверху для легкой пластмассовой лодки. Каждое лето в отпуск они
всей семьей уезжали на машине с  лодкой в дальние края,  где находили глухие
красивые озера, разбивали палатку и жили на берегу весь отпуск.
     Костин  отец  работал  старшим  инженером  на  Металлическом заводе.  В
обычное время  Костин отец  уезжал на  субботу и  воскресенье на  Ладогу или
Вуоксу.  Иногда он брал с собой сына, но чаще рыбачил с приятелем-инженером.
Там у знакомого егеря была большая лодка, которую тот всегда давал напрокат.
К этой большой лодке и был в этом году куплен мотор "Москва".
     Ваня влюбленно смотрел на  Костю,  он был рад новому знакомству;  забыв
про разбитую губу и шишки, то и дело поглядывал в угол, где белел головастый
мотор.  Андрей вертелся у  зеркала,  и  лицо его  становилось все  мрачнее и
мрачнее.
     - Есть у тебя эта... как ее? - спросил он.
     - Бодяга, - сразу сообразил Костя. - Сейчас приготовлю.
     Достал из аптечки картонную коробочку,  налил в  блюдце постного масла,
насыпал порошку и  через две минуты поставил перед Пирожковым приготовленное
снадобье.
     - Будет царапать, - поучал он, - но ты не обращай внимания и потихоньку
втирай двумя пальцами... Давай я покажу?
     - Лучше  я  сам,  -  сказал Андрей,  глядя в  зеркало на  свою  побитую
физиономию.
     - Давай прижгу губу зеленкой?  -  предложил Костя Мельникову. Ему очень
хотелось сделать что-нибудь приятное своим гостям.
     - У меня и так все проходит,  - отказался было Ваня, но заметив, что их
новый знакомый огорчился, великодушно разрешил: - Валяй, прижигай.
     Костя  откупорил бутылочку,  смочил  крепкой зеленой жидкостью ватку  и
прижал к  Ваниной губе.  Пальцы у  Кости тонкие,  длинные.  И  все делает он
быстро, ловко, с удовольствием.
     - Из тебя хороший доктор получится,  -  заметил Ваня.  -  Ты, наверное,
всех лечишь?
     - И  вылечил-то  всего одну  галку -  у  нее  было крыло перебито -  да
соседскую кошку. Вспомнил, еще голубя.
     - Настоящий доктор Айболит, - сказал Андрей.
     - До  свадьбы  заживет,  -  впервые улыбнулся Костя,  убирая  пузырек и
коробочку в аптечку.
     - Что же все-таки произошло? - спросил Ваня. - За что они тебя так?
     - Точнее -  нас,  -  пробурчал Пирожков.  Морщась от  боли,  он яростно
втирал бодягу в синяк.
     - Это все Мишка...  -  помолчав,  ответил Костя.  - Он их подговорил...
Мишка живет в нашем доме, а эти двое с другой улицы.
     А  случилось вот  что:  Костя  собственными глазами  видел,  как  Мишка
нарочно столкнул его,  Костин,  планер с балкона.  Тогда он,  Костя,  тут же
схватил Мишкину модель и  тоже швырнул вниз...  В  общем,  они подрались,  и
Костя,  конечно,  победил. Дрались-то один на один. А потом Мишка подговорил
каких-то  незнакомых мальчишек,  и  они  сегодня подкараулили Костю.  Ну,  а
дальше они сами все видели...
     - И не только видели...  - сказал Андрей, отодвигая блюдце с мазью. - А
и долго вспоминать будем.
     - Ты ведь сам попросил,  чтобы тебя разозлили,  -  напомнил Костя. - Ну
они и постарались...
     - Я человек мирный. Пока меня не выведут из себя, не могу драться.
     - Зато потом не остановишь,  -  прыснул Ваня, вспомнив, как разъяренный
Пирожков ринулся в погоню.
     - Мирный, а на весь двор вопил: "Убью-изувечу!" - сказал Костя.
     - Меня лучше не тронь, - сказал Андрей.
     - Что было,  то было,  -  резонно заметил Костя. - Как говорится, после
драки кулаками не машут...
     - Когда твой отец из командировки вернется? - спросил Ваня.
     - Хочешь с ним познакомиться?
     - Ваня не  прочь поближе познакомиться вон с  тем мотором,  что стоит в
углу...   -  попытался  улыбнуться  Пирожков,  однако  из  этого  ничего  не
получилось:  лицо его зловеще скривилось,  нос поехал в левую сторону,  одна
скула стала в два раза больше другой.
     Ваня отвернулся, чтобы не рассмеяться.
     - С мотором? - удивился Костя.
     И тут Ваня вдохновенно принялся рассказывать.  Наговорил он чего было и
не  было...  Оказывается,  он и  Андрей уже два года подряд ездят в  далекие
северные экспедиции,  на днях позвонил им старый друг - начальник экспедиции
товарищ Н., фамилию Мельников почему-то не назвал, и снова предложил поехать
на  Север.  Они дали согласие.  Их  берут туда мотористами.  Так вот,  чтобы
освежить  в   памяти   устройство  лодочных  моторов,   им   нужно   немного
потренироваться... С моторами они уже имели дело. Андрей даже один утопил...
И если Костя не возражает, то можно сразу приступить к делу. К любому новому
мотору придаются запчасти и комплект инструментов в брезентовом чехле.
     Пирожков,  раскрыв рот,  смотрел на  приятеля.  То,  что  Ваня  великий
фантазер,  он знал давно, но чтобы так убедительно врать... Услышав, что он,
Андрей, утопил какой-то мотор, Пирожков не выдержал:
     - Кто утопил мотор? - спросил он.
     Ваня метнул на него беспокойный взгляд и тут же вывернулся:
     - Совсем забыл... Саша Парамонов утопил, а ты чинил его потом!
     - Не помню, - пробурчал Андрей.
     - Скромняга парень,  -  улыбнулся Ваня.  -  Андрюху все уважали в нашей
экспедиции.
     Андрей только вздохнул и снова стал рассматривать себя в зеркале.
     Если у доверчивого Кости и возникли какие-то подозрения,  то они тут же
рассеялись, когда Ваня небрежно сказал про запчасти и комплект инструмента в
брезентовом чехле.
     - А как это - потренироваться? - спросил Костя.
     - Нужно  поглядеть,  из  чего  он  состоит,  сколько  в  нем  запрятано
лошадиных сил... - сказал Ваня.
     - Я думал, заводить будете, - успокоился Костя.
     - Это потом, - сказал Ваня. - Давайте его поближе к свету поднесем?
     Втроем они взяли тяжеленный мотор и  положили в светлой комнате на пол.
Андрей догадался подстелить несколько газет. Откинув металлические защелки -
Мельников видел,  как  продавец это  делал в  магазине,  -  ловко снял белый
колпак.  Под колпаком лежала в целлофановом пакете инструкция и завернутый в
брезент инструмент.
     - Вот  он,  этот  самый...  комплект!  -  обрадованно произнес  Ваня  и
подкинул брезентовую сумку на ладони.
     - Что мы делать-то будем?  - спросил Андрей, глядя с опаской на большой
сложный механизм.
     - Сначала отвинтим вот эту штуку...  -  Ваня заглянул в  инструкцию.  -
Совсем из головы выскочило, как она называется?
     - А  может,  не  стоит?  -  засомневался Костя.  -  Какая-нибудь  гайка
укатится... И потом, отец разбирает мотор, когда он портится.
     - Что нам -  в первый раз? - сказал Ваня, листая инструкцию. - Помнишь,
Андрей, однажды на Вял-озере...
     - Не помню,  - отрезал Пирожков. Ему не нравилась эта затея с разборкой
мотора.  Но Ваню уже невозможно было остановить:  глаза его заблестели, руки
любовно касались крашеного металла.
     - В этой штуке вся собака зарыта,  -  не совсем понятно сказал он. - Мы
только  заглянем  вовнутрь  и   обратно  привернем...   Вспомнил,   как  она
называется: курбюратор!
     - Карбюратор, - поправил Костя.
     - Надо же,  опечатка!  - сказал Ваня, захлопывая инструкцию. - Без нее,
пожалуй, лучше...
     Ваня достал инструменты и стал ключом подбираться к блестящим гайкам.
     - Курбюратор...
     - Карбюратор, - поправил Костя.
     - Карбюратор -  это  сердце мотора,  -  разглагольствовал Ваня,  брякая
ключами.  -  Если  мы  изучим его,  остальное -  ерунда...  По  этой  трубке
поступает в распылитель горючая смесь,  а что дальше происходит?  Свеча дает
искру -  и сжатая смесь в цилиндре вспыхивает.  Вот мы и посмотрим,  где эта
смесь образовывается...
     - Ты же говорил, заводить не будем, - снова забеспокоился Костя.
     - Я ведь теоретически, - сказал Ваня. - Подай-ка плоскогубцы...
     Они не  услышали,  когда пришла Костина мама.  Повесив плащ на вешалку,
она остановилась на пороге и, всплеснув руками, ахнула:
     - Боже мой, Костик, что тут творится?!
     Мальчишки -  один из  них  был ее  собственный сын -  сидели на  полу и
хлопали глазами. Справедливости ради надо сказать, что Пирожков хлопал одним
глазом.  Несмотря на  бодягу,  второй глаз был плотно замурован.  На газетах
лежали детали карбюратора, винты и гайки.
     Оглушительно шмыгнув разбитым носом, Костик пробормотал:
     - Вот, пришли специалисты... по разным моторам.
     - Здравствуйте, - одновременно сказали "специалисты".
     - Папа говорил, мотор что-то барахлит. - продолжал Костя.
     - Мы его в два счета отремонтируем,  - сказал Ваня. - Тут вся загвоздка
в крубю... карбюраторе.
     - На кого вы похожи!  -  Костина мама нагнулась к Пирожкову. - Мальчик,
что у тебя с глазом?
     - Да  вот чего-то  закрылся...  и  это...  почему-то не открывается,  -
запинаясь, сказал Андрей.
     - Ему в глаз что-то попало, - ввернул Ваня.
     - Я его бодягой лечил, - брякнул Костик.
     - Ну,  теперь все понятно...  -  сказала мама. - Понятно, почему у тебя
(это к Костику) нос распух, а у тебя...
     - Меня звать Ваня, - сказал Мельников.
     - ...губа  рассечена...  Сначала вы  изуродовали друг  друга,  а  потом
принялись за мотор?
     - Мама,  эти мальчики мои друзья,  -  очень серьезно сказал Костик. - И
потом, мы не обедали и не ужинали...
     - Почему же ты не разогрел суп?  -  рассердилась мама. - В холодильнике
голубцы тебе приготовлены.
     - Забыл,  -  вздохнул Костик.  Пока  разбирали карбюратор,  никто и  не
вспомнил про еду. Да и про время забыли.
     - А  это кладбище металлолома так и останется тут?  -  поинтересовалась
мама.
     - Вы не беспокойтесь,  -  сказал Ваня.  - Мы сейчас все на старое место
привернем.
     - Они  в  этом деле собаку съели,  -  не  очень-то  уверенно подтвердил
Костик.
     - Боже мой! - сказала мама и ушла на кухню.
     - Вы не расстраивайтесь, - прошептал Костя. - Она не злая.
     - Другая бы  нас поганой метлой отсюда выставила,  -  сказал Андрей.  -
Хорошо еще я газеты догадался подложить.
     - Она рассердилась, что я суп не разогрел, - сказал Костя.
     Немного погодя Костина мама пригласила всю  компанию за  стол.  Правда,
сначала прогнала в ванную руки мыть. Костина мама еще совсем молодая женщина
с синими глазами и пышными волосами,  затейливо уложенными на голове. Двигая
полными руками,  она подкладывала в  тарелки,  наливала чай в  белые толстые
кружки и  с удовольствием смотрела,  с каким аппетитом мальчишки набросились
на еду.
     - Кто же вас так разукрасил? - спросила она.
     Мальчишки переглянулись и стали медленнее жевать.
     - Я думала, только Костик у меня такой скрытный, а вы все, оказывается,
одинаковые.
     - Сколько раз  говорить...  Никакой я  не  Костик,  -  хмуро заметил ее
скрытный сын. - Костя я.
     Костина мама поочередно заглянула всем в глаза и,  конечно,  остановила
свой выбор на Андрее.
     - Расскажи, мальчик, что же все-таки с вами произошло?
     Оттопыренные уши Пирожкова запылали,  он  беспомощно взглянул на Ваню и
промямлил:
     - Какие-то хулиганы напали на нас... а потом мы на них.
     - Кто же на кого напал?
     - Мы с ними подрались,  - выручил друга Ваня. - Андрею как дали в глаз,
так он больше ничего и не видел...
     - Что-то я раньше вас в нашем доме не встречала.
     - Мы познакомились с  Костей на авиамодельных соревнованиях,  -  сказал
Ваня.
     - Мам, налей еще чаю! - перевел неприятный разговор на другое Костя.
     Когда диктор по радио объявил, что московское время двадцать один час и
пятнадцать минут,  лица у  Вани и  Андрея вытянулись:  они совсем забыли про
дом! Наверное, Костина мама догадалась, о чем они подумали.
     - Уже поздно - идите домой, - сказала она. - А мотор завтра приведете в
божеский вид.
     У  мальчишек сразу полегчало на душе,  и они оба подумали,  что Костику
повезло с мамой.
     - Главное,  ничего не трогай без нас,  -  предупредил Ваня.  -  Все как
лежало, так и пусть лежит...
     - Я вас буду ждать, - сказал Костя.
     - Инструкцию я с собой возьму, - вспомнил уже на пороге Ваня. - Кое-что
мне тут неясно...
     - А мне дай с собой эту... бодягу, - тихонько попросил Андрей.
     - Насчет мотора не  беспокойтесь,  -  сказал Костя.  -  Отец  приедет -
соберет. Главное, чтобы детали не потерялись.
     - Пускай завтра до утра просижу тут, а соберу, как было, - заявил Ваня.
     - Соберем, - сказал Костя.
     - Если всю ночь втирать бодягу, к утру глаз пройдет? - спросил Андрей.
     - Как ты быстро хочешь! Дня через два и то немного заметно будет.
     - Ну как я с такой вывеской завтра в школу приду?
     - Надя Краснопевцева в обморок упадет... - улыбнулся Ваня.
     - Краснопевцева?  - заинтересовался Костя. - Это которая дрессированную
овчарку пограничникам подарила? Про нее еще в "Ленинских искрах" писали.
     - Теперь она  Андрея дрессирует,  -  засмеялся Ваня.  -  Хочет из  него
отличника сделать.
     - Ну и болтун, - поморщился Андрей.
     Поблагодарив Костину маму за угощение и попрощавшись, мальчишки наконец
покинули этот гостеприимный дом.
     - К  чему  ты  Надьку Краснопевцеву приплел?  -  покосился на  приятеля
Андрей.
     - Больно часто в  зеркало смотришься...  Ну,  один  глаз подбили,  чего
переживать-то?
     - Думаешь, я из-за Надьки?
     - Синяк настоящего мужчину только украшает,  - на ходу придумал Ваня. -
Пирамида завтра от зависти лопнет... Уж он никогда бы драться не стал.
     - Боюсь,  не  соберем мы этот карбюратор,  -  сказал Андрей,  когда они
сошли с автобуса на своей улице. - Ты хоть помнишь, что куда привинчивать?
     - Мы еще на этом моторе по Неве с  ветерком прокатимся,  -  похвастался
Ваня. - Да, а что мы скажем дома?
     - Скажем...
     - ...автобус врезался в троллейбус!  -  перебил Ваня. - Не пойдет. "Где
же вы,  -  спросят наши дорогие родители,  - так долго разгуливали со своими
синяками и  шишками?  После аварий люди попадают или  в  больницы или спешат
домой..."
     - Я врать не умею,  не то что ты,  -  сказал Андрей. - Мамаша по глазам
сразу узнает, когда я неправду говорю...
     - Доставай повязку дежурного по школе, - приказал Ваня.
     - Это еще зачем?
     - Мы с тобой теперь -  юные дружинники, понял? А у дружинников на руках
- красные повязки.  Сегодня были на первом дежурстве.  Придешь домой и  так,
между  прочим,  скажи,  что  мы  с  тобой помогли милиции задержать опасного
преступника.
     - Так мне и поверили!
     - У тебя уйма доказательств:  фонарь под глазом,  повязка на рукаве.  И
вид  нынче  у  тебя  очень  боевой!  -  сказал  Ваня.  -  А  смотреть  своей
проницательной мамочке в  глаза вовсе не  обязательно,  тем  более,  что  ты
сейчас одноглазый... Смотри лучше на бабушку.
     - Ну что ж,  дружинники - это звучит убедительно, - подумав, согласился
Пирожков и стал искать в портфеле красную повязку дежурного по школе.
     Пожав друг другу руки, они разошлись в разные стороны.




     В  городе стало много солнца,  тепла.  В конце апреля прогремела первая
гроза.  Небо стало темно-синее,  засверкали молнии,  ударил гром,  но  дождя
почему-то  не  было.  Ленинградцы повесили на  вешалки свои  зимние  пальто,
убрали подальше меховые шапки.  На улицах замелькали разноцветные нейлоновые
куртки,  пиджаки,  платья.  Школьники первыми сбросили зимнюю одежду. Каждое
утро  на  улицы  высыпала  армия  мальчишек в  серых  костюмах и  девочек  в
коричневых платьях с белыми передниками.
     На  Неве прошел последний лед и  вода посветлела.  Низкое и  серое небо
поголубело.   С   вечера  на   нем  появлялись  бледные  звезды  и   блеклый
невыразительный месяц. Приближалась пора белых ночей.
     Как-то в  начале мая ребята устроили в  школе субботник.  Подмели двор,
навели порядок на спортивной площадке,  соскоблили с рам пожелтевшие полоски
бумаги и  распахнули в  шумный городской мир  широкие окна.  Однако учителя,
когда  начинался урок,  просили закрывать окна:  слишком уж  много соблазнов
было на улице. Ребят интересовало все: и скворец на ветке, и машина у ворот,
и дворник, подметающий улицу.
     Учиться надоело, ребята считали дни до каникул. Школьная практика - это
не  в  счет.  Одно дело -  сидеть по  пять-шесть часов за  партой,  другое -
работать где-нибудь в  пригородном совхозе на  свежем воздухе.  Там  тебе  и
кислый щавель, и сладкая земляника, а главное - свобода!
     Как-то Пирамида, задумчиво глядя в окно, негромко сказал:
     - Хотел бы я быть голубем...  Никаких тебе забот: крупы насыплют, никто
тебя не трогает, лети куда хочешь!
     - Ты  больше похож на летучую мышь,  чем на голубя,  -  поддел его Ваня
Мельников.
     - А ты на полярную сову, - не остался в долгу Пирамида.
     - Что  это  у  вас  сегодня  птичье  настроение?   -   улыбнулась  Нина
Васильевна.  -  Кстати,  Бабочкин,  вспомни,  кто из  великих русских поэтов
посвятил свое стихотворение птицам?
     Пирамида встал и уставился в потолок. Он всегда так делал, если попадал
впросак.
     - Грачи улетели, - пробормотал он. - Нет... грачи прилетели...
     - Это ты удивительно верно подметил, - сказала учительница. - Грачи уже
давно прилетели.  И  не только грачи,  а  и скворцы,  и ласточки...  Садись,
Бабочкин.
     - Голубок наш сизокрылый, - засмеялся Ваня.
     - Может быть, ты, Мельников, нам ответишь на этот вопрос?
     - Пожалуйста,  - поднялся Ваня и с чувством продекламировал: - "Сижу за
решеткой в темнице сырой, вскормленный в неволе орел молодой..." А вот сразу
про  двух птиц...  "Выткался на  озере алый свет зари.  На  бору со  звонами
плачут глухари.  Плачет где-то  иволга,  схоронясь в  дупло.  Только мне  не
плачется - на душе светло..." Дальше не помню.
     - Я  и  не подозревала,  что ты даже знаешь Есенина,  -  удивилась Нина
Васильевна.
     Ваня улыбнулся и  сел.  Есенина он  совсем не  знал.  Вчера случайно на
столе у  отца нашел открытый зеленый томик и наткнулся на это стихотворение.
Обычно Ваня плохо стихи запоминал,  а эти строчки почему-то сразу отложились
в памяти.
     - Хватит о птицах и поэзии,  -  сказала Нина Васильевна.  -  Перейдем к
прозе...
     Это   был   последний  урок  по   литературе;   занимались  повторением
пройденного.  В  классе было тихо.  Даже вертлявый Пирамида молчал за  своей
партой.   Но  эта  подозрительная  тишина  не  могла  ввести  учительницу  в
заблуждение.  Она неожиданно поднялась из-за стола и молча направилась вдоль
рядов.  Попались с поличным сразу трое: Пирамида - он мастерил рогатку, Ваня
Мельников -  он с увлечением читал... инструкцию к лодочному мотору "Москва"
и  Леня  Бойцов,  бессменный староста класса,  первый силач  -  кто  бы  мог
подумать! - с упоением сочинял стихи о любви.
     Нина Васильевна положила недоделанную рогатку на  стол и  посмотрела на
Пирамиду.
     - О птичках с умилением говоришь, а сам для них рогатку сделал?
     - Это не для птичек, - пробурчал Пирамида.
     - Для кого же, интересно?
     - Я кошек не люблю.
     - Мне  стыдно,  что  в  моем  классе учится такой  жестокий человек,  -
сказала Нина Васильевна.
     - Я еще ни разу и не выпалил из нее, - стал оправдываться Пирамида.
     Нина Васильевна уже  не  смотрела в  его  сторону.  Она  с  недоумением
вертела в  руках  тоненькую инструкцию.  Пожав плечами,  вернула Мельникову.
Понятно было,  если бы Ваня с увлечением читал Майн Рида или Вальтер Скотта,
а  то  -  лодочный мотор  "Москва"!  А  вот  Леня  Бойцов  всерьез  озадачил
учительницу.  Сидел он за партой красный и не поднимал глаз. Нина Васильевна
полистала блокнот, отобранный у Гиревика, и положила ему на парту.
     - Это все ты... сочинил на уроках?
     - Почему на уроках? - пробурчал Леня Бойцов. - И дома.
     - Вот  это новость!  -  воскликнул Пирамида,  обрадованный,  что о  нем
забыли.  -  Гиревик оказался поэтом!  Нина Васильевна, пусть он нам почитает
что-нибудь?
     - Я те почитаю! - глянул на него Бойцов.
     - Я  тебя очень прошу,  Леня,  на  уроках больше этим не  заниматься...
Кстати, почему бы тебе не написать что-либо для нашей стенгазеты?
     - Я для себя пишу.
     - Если  хочешь,  давай  поговорим  о  твоих  стихах,  -  мягко  сказала
учительница. - Конечно, после уроков.
     - Давайте лучше на уроке, - хихикнул Пирамида.
     - Эй ты, живодер, - сказал Гиревик. - Прикуси-ка свой язык!
     - Я не одобряю Бабочкина,  -  сказала учительница,  - но и ты, Леня, не
должен быть  таким грубым.  Человек,  который увлекается самым благородным и
изящным искусством - поэзией, не должен быть таким...
     - Никакой я  не  поэт,  -  сдерживаясь,  сказал  Леня.  -  И  не  надо,
пожалуйста, больше...
     Ребята с удивлением смотрели на него. Никогда еще староста не был таким
рассерженным. У него даже шея стала красной.
     - Хорошо, - сказала Нина Васильевна. - Оставим это...




     ...Сразу после уроков приятели отправлялись к  Косте Рыбакову.  Вот-вот
должен был  вернуться из  командировки его  отец,  а  мотор все  еще не  был
приведен в порядок.
     Дверь им на этот раз открыл не Костя,  а высокий светловолосый человек,
похожий на  их  нового приятеля.  Ваня  сразу  сообразил,  кто  это,  и,  не
переступая порога, спросил:
     - У вас макулатура имеется?
     - Заходите, - пригласил человек. - Сейчас пошукаем.
     И тут все дело испортил Костя: появившись из-за спины отца, он бросился
пожимать им  руки.  Светловолосый человек  с  интересом посмотрел на  них  и
сказал:
     - Это и есть известные специалисты по уничтожению моторов?
     - Мой папа, - сказал Костя.
     - Надо полагать, насчет макулатуры вы пошутили?
     - Пошутили, - вздохнул Андрей.
     - Мы пришли мотор собирать, - сказал Ваня.
     - В таком случае раздевайтесь,  -  распорядился Костин отец.  -  Раз вы
такие специалисты, и мне будет полезно кое-чему поучиться у вас...
     В прихожей Костя шепнул:
     - Вы не расстраивайтесь, он уже не сердится.
     - Досталось тебе? - поинтересовался Ваня.
     - Мы с ним не ссоримся, - сказал Костя.
     - Везет же людям, - позавидовал Андрей.
     Мотор,  конечно,  собрал  Костин отец,  а  мальчишки смотрели.  Василий
Иванович,  так  звали  Костиного  отца,  рассказал  про  взаимодействие всех
агрегатов. Рассказывал он подробно и понятно, не то что по инструкции. Когда
мотор вновь был поставлен в угол прихожей, Василий Иванович сказал:
     - "Москва" -  сложный механизм.  Вам нужно было начинать с малосильного
мотора. Например, "Стрелы" или "Салюта".
     - Где  его  возьмешь-то?   -  вздохнул  Ваня.  -  Инструкцию  и  то  не
выпросить...
     - Вот что,  специалисты,  -  сказал Василий Иванович. - В субботу утром
приходите. Я как раз буду перебирать "Салют"...
     - Придем, - обрадовался Ваня.
     - Великое дело,  когда отец рыбак,  -  после того как  Василий Иванович
ушел, сказал Ваня. - Рыбак рыбака видит издалека...
     - Это ты рыбак?  -  усмехнулся Андрей.  -  Да ты еще ни одной рыбины не
поймал!
     - Моя рыба гуляет в Вял-озере, - мечтательно сказал Ваня. - Ждет.
     - Чего ждет? - спросил Костя.
     - Сяду я в лодку, запущу мотор и умчусь в голубую даль... Где-нибудь за
островом встану на якорь и  закину удочку...  Андрей,  а ведь у нас еще даже
удочек нет.
     - Удочки - это не проблема, - сказал Пирожков.
     - А я не люблю рыбу ловить,  -  сказал Костя.  - Она в воде красивая, а
вытащишь - становится синей.
     Андрей подошел к зеркалу.
     - А  твоя  бодяга  здорово помогает,  -  сказал он.  -  Даже  следа  не
осталось!
     - Верное средство, - кивнул Костя.
     Ему столько же лет,  сколько и его приятелям, и учится он тоже в шестом
классе.  Худощавый,  с  каштановыми  волосами,  как  у  матери,  и  большими
задумчивыми глазами, он был похож на девочку. Ваня и Андрей скоро убедились,
что Костя незлопамятный парень, у него мягкий и покладистый характер, и даже
было  удивительно,  что  ему  так  часто  приходится  драться.  Ваня  как-то
предложил изловить Мишку и проучить как следует, но Костя не согласился.
     - Я его в школе видел,  -  сказал он. - Скучный такой... Губа разбита и
тоже здоровенный синяк был под глазом...
     - Небось тоже бодяги дал? - спросил Ваня.
     - Жалко, что ли? Она и стоит-то всего пятачок.
     - Добрый ты человек,  - похлопал его по плечу Ваня. - Послушай, Андрей,
возьмем его в экспедицию? Правда, рыбу он не ловит, зато будет нас от разных
болезней лечить.
     Сказал это  Мельников таким уверенным тоном,  будто он  самолично ведал
набором кадров в экспедицию.
     - Я не возражаю, - сказал Андрей.
     - Ну как, едешь с нами?
     - Я подумаю, - сказал Костя. - Надо с родителями посоветоваться.
     - Вот уж это зря, - поморщился Ваня.
     - Уехать и ничего им не сказать? - удивился Костя.
     - Письмо можно написать, - сказал Андрей.
     - И обязательно положи его в суповую кастрюлю... - подковырнул Ваня.
     - А вы разве родителям ничего не говорите?
     - Мы... - начал было Андрей, но Ваня перебил:
     - Мы уже не первый раз. Наши родители привыкли... Верно, Андрей?
     - Привыкли, - кивнул тот.
     - Я от своих родителей ничего не скрываю, - сказал Костя.
     - У тебя отец рыбак, - вздохнул Ваня.
     - И мать у тебя здоровая, - прибавил Андрей. - А у моей сердце слабое.
     - Она принимает валокордин или капли Зеленина? - спросил Костя.
     - Принимает, - сказал Андрей.
     - А какое у нее давление?
     Андрей растерянно уставился на него. Про давление он ничего не слыхал.
     - Мы тебя доктором в экспедицию возьмем,  -  сказал Ваня.  -  Ты -  как
профессор: все болезни знаешь.
     - Прочитай медицинскую энциклопедию - и ты будешь знать.
     - Я засну сразу, - сказал Ваня.
     Костя задумчиво посмотрел на него. Ему нравились эти веселые ребята, но
слушать Ванино вранье надоело.
     - Какие вы специалисты по моторам,  я уже знаю,  -  сказал он. - Хватит
меня за дурачка считать...  Ну как ты меня возьмешь в экспедицию, когда тебя
самого-то еще никто не возьмет?
     - Нас с Андреем не возьмут?
     - Могут и не взять, - честно признался Пирожков.
     Ваня метнул на него презрительный взгляд и сказал:
     - Пусть я буду бароном Мюнхаузеном,  если мы во время каникул не улетим
на Север... А ты, Костик, будешь стоять на аэродроме и махать нам шапкой!
     - За этим дело не станет, - улыбнулся Костя.
     Возвращаясь от  Кости,  они  увидели  на  автобусной остановке  Виктора
Викторовича.  Практикант был  в  поношенной брезентовой куртке с  капюшоном,
таких же плотных штанах с  побелевшими наколенниками,  в  рыбацких сапогах с
завернутыми голенищами.  За плечами -  огромный раздутый, как воздушный шар,
рюкзак, в руке зачехленные удочки.
     - На Вял-озеро? - поздоровавшись, спросил Ваня.
     - Боюсь,   с  этим  рюкзаком  в  автобус  не  влезу,  -  сказал  Виктор
Викторович.
     - Мы вас подтолкнем, - сказал Андрей.
     Виктор Викторович улыбнулся:
     - Мне рассказывали, как вы хотели стать морскими волками... Нашли тоже,
куда  прятаться!  В  трюм...  Во  всех  книжках  искатели приключений всегда
прячутся в трюм.  На большее фантазии не хватает. Скажу вам по секрету: меня
когда-то тоже манили дальние горизонты... И я однажды... Впрочем, как-нибудь
расскажу в другой раз.
     - Куда же  нам  нужно было спрятаться?  -  спросил Андрей.  -  В  уголь
закопаться?
     - Это тоже в книжках вычитали?  Ну сами подумайте, как можно закопаться
в уголь?  А чем дышать будете? Допустим, вы решили на танкере удрать в море,
значит, погрузитесь в нефть? Ведь по логике вещей так получается?
     - Я  читал,  сейчас делают танкеры по  триста метров длиной,  -  сказал
Андрей. - Неужели на такой громадине укромного местечка не нашлось бы?
     - На танкере не был, - заметил Виктор Викторович.
     У  практиканта было  хорошее  настроение,  и  он  даже  пропустил  один
переполненный автобус, чтобы с ребятами поговорить.
     - Как же надо прятаться? - полюбопытствовал Андрей.
     - Научите нас, - сказал Ваня, до сих пор не проронивший ни слова.
     - Уж если прятаться, то так, чтобы не нашли, верно?
     Мальчишки кивнули. Куда уж верней! Для того и прячутся, чтобы не нашли.
     - Я  бы,   например,  спрятался  в  каюте  капитана,  -  сказал  Виктор
Викторович. - Тут уж никто не догадается тебя искать.
     - Можно еще забраться в котел с флотским борщом...  - пробурчал Ваня. -
Там тоже не будут искать,  если только кок половником зацепит... Разве можно
в крошечной каюте капитана рыболовного сейнера спрятаться вдвоем?
     - Я имел в виду океанский теплоход...  - засмеялся Виктор Викторович. -
Во флотский борщ...  Это тоже не плохо.  А вообще чепуха все это! Вспомните,
когда убегали в море?  Сто лет назад,  когда еще были парусники. Уйдет такое
суденышко в  море,  выбирайся на  палубу -  и  здравствуйте,  ты  моряк.  Не
выбросит же  тебя капитан за  борт!  И  на  шлюпке обратно не отправит...  А
сейчас радист даст позывные и в два счета найдет на курсе встречный пароход,
на  который вас  как  миленьких посадят и  доставят прямым  ходом  в  родной
Ленинград...  Кончилось, мальчишки, то романтическое время, когда бригантины
поднимали паруса, а на мачтах развевались черные пиратские флаги...
     - Не кончилось, - сказал Ваня.
     - И пираты еще встречаются,  -  поддержал Андрей. - Правда, флаги у них
не черные...
     - Гляди, какие грамотные!
     - Потом море нас сейчас не интересует,  - сказал Ваня. - Озеро - другое
дело.
     - И  бежать тайком мы  не собираемся,  -  сказал Андрей.  -  Нас и  так
возьмут.
     - Желаю удачи, мальчишки.
     - Что у вас в рюкзаке? - спросил Андрей.
     - На Север еду, Пирожков! А вы знаете, что такое Север?
     - Проходили по географии, - сказал Андрей. - Вы нам и рассказывали.
     - Нам больше всего про Вял-озеро понравилось, - прибавил Ваня.
     - Мой автобус!  - заторопился Виктор Викторович, взглянув на часы. - На
поезд, братцы, опаздываю... Вял-озеро мне тоже снится.
     Последним вскочив  на  ступеньку,  он  с  трудом  развернулся со  своим
гигантским рюкзаком и, помахав рукой, сказал:
     - В рюкзаке у меня спальный мешок, теплая одежда... На север еду, не на
юг! До свиданья!
     Дверь  захлопнулась,   и  автобус  укатил,   а  мальчишки  остались  на
остановке.  Еще  солнце купалось в  желтых перистых облаках,  проходивших на
большой высоте над городом.  В стороне над Невой, разворачиваясь на посадку,
пролетали большие серебристые ТУ  и  ИЛы.  Глядя на  них  сбоку,  можно было
подумать,  что самолеты без крыльев.  Не самолеты, а ракеты, нацелившиеся на
землю.  С  Литейного моста со  звоном несся желто-красный трамвай.  На улице
Воинова   заскрипели  тормозами   автомашины.   Зашевелились  на   остановке
пассажиры.
     - Надо начинать и нам помаленьку собираться, - задумчиво сказал Ваня. -
Готовить рюкзаки...
     - Еще больше месяца до каникул, - возразил Андрей. - Куда спешить?
     - Видал,  какой у него рюкзак?  И нам надо все заранее приготовить.  На
север едем, не на юг.
     - Пока еще никуда, - сказал Андрей.
     - У вас есть дома чеснок?
     - Не знаю.
     - Обязательно чеснок  захвати.  Головок десяток.  Я  где-то  читал,  на
севере часто цингой болеют.
     - Сказанул! - засмеялся Андрей. - Это еще до революции болели.
     - Захвати, - сказал Ваня. - Чеснок не помешает.
     Андрей отвернулся и  стал  смотреть в  другую сторону.  Ваня  тоже туда
посмотрел, но ничего интересного не увидел.
     - Чего ты? - спросил он.
     - Гиревик со Светкой куда-то пошли, - сказал Андрей.
     - Я не заметил.
     - Значит, показалось, - сказал Андрей.
     Ваня взглянул на погрустневшего приятеля и только вздохнул:  не понимал
он Андрея. Ну чего переживает? Из-за девчонки! Как будто мало в жизни других
занятий,  поинтересней?  Можно изучать в  кружке юных техников автомобильное
дело,  заниматься спортом или,  как Костя,  авиамоделизмом,  на худой конец,
даже марки собирать,  но тратить время на хождение по улицам с  девчонками -
это безобразие.  Идут,  взявшись за  руки,  а  лица глупые...  Ваня презирал
мальчишек,  которые пишут записки своим одноклассницам,  а  тех,  кто в кино
ходит с  девчонками,  вообще считал погибшими людьми.  Единственный человек,
которому он прощал эту слабость, был Андрей. Прощать - прощал, но при случае
любил подтрунить над ним.
     У Андрея на круглом лице возле носа вылупились веснушки. Не много, этак
штук пять-шесть,  но зато крупные,  как родимые пятна.  С  этими веснушками,
оттопыренными ушами да  маленьким курносым носом Андрей совсем не  был похож
на  кавалера.  Сидеть бы  ему на заборе с  рогаткой в  руках или за гаражами
драться,   а  не  об  девчонках  вздыхать.   Когда  Пирожков  был  расстроен
чем-нибудь,  он  имел  привычку быстро-быстро мигать своими темными глазами,
будто  плакать собрался.  Хотя,  сколько Ваня  знает Андрея,  он  никогда не
плакал.  У Мельникова тоже невозможно было выжать слезу даже мощным прессом.
А  вот  Пирамида при случае мог совершенно натурально расплакаться.  Правда,
потом всем говорил, что это он якобы нарочно, чтобы обмануть старших.
     - Ты знаешь,  -  сказал Андрей, - я тут как-то заговорил с сестренкой о
нашей поездке...
     - Ну и что она сказала? - живо обернулся к нему Ваня.
     - В общем,  она сказала,  что ничего не выйдет.  Начальник экспедиции и
слышать про  нас  не  хочет.  Говорит,  на  его  веку  был  случай,  когда в
экспедиции один парнишка утонул...  С  тех пор с  несовершеннолетними он  не
желает иметь дела.
     - Про моторы говорил? Ведь мы уже две штуки изучили!
     - Да что толку-то?  Она ведь не начальник. Слушай, Валя сказала, что ее
на будущий год назначат начальником другой экспедиции...
     - Ну и что? - взглянул на приятеля Ваня.
     - Может, подождем, а потом без всяких хлопот...
     - Жди,  -  сказал Ваня.  -  Я  и  без  твоей сестры через месяц буду на
Вял-озере.
     - Смотришь на меня, будто я в чем-то виноват!
     - Завтра идем к начальнику,  -  сказал Ваня.  -  Нет,  не завтра...  Мы
изучим все эти моторы, возьмем его на Неву и покажем...
     - Так и пойдет он!
     - Пойдет, - сказал Ваня.
     Он не мигая уставился на приятеля. Андрей стоически попытался выдержать
его пронзительный взгляд, потом глаза сами стали мигать, и он отвернулся.
     - Мне Вял-озеро каждую ночь снится,  -  сказал Мельников. - Если бы мне
предложили на каникулы поехать на Черное море,  в  Артек,  я  и то поехал бы
только на Вял-озеро.  Сказали бы:  "Иди пешком" -  и я пошел бы. На этот раз
получится,  вот увидишь.  Иначе я не буду себя считать за человека...  -  И,
немного помолчав, докончил: - И тебя тоже.
     - Что я? Разве против?
     - Почему же тогда все время сомневаешься?
     - Человек я такой, - вздохнул Андрей. - Сомневающийся...
     Андрей,  хотя и был,  как он сказал,  человеком сомневающимся,  во всех
серьезных  делах  привык  доверяться  Ване.   Конечно,  сначала  он  пытался
возражать,  спорить, отговаривать, но всегда в конце концов победу одерживал
Мельников.  Его упорству и убежденности можно было только удивляться. Андрей
тоже не был слабохарактерным,  но с  Ваней тягаться ему не под силу.  Все те
препятствия,  которые Андрей подчас считал непреодолимыми, его друг запросто
отметал.  Даже наоборот,  чем больше возникало трудностей,  тем убежденнее и
упорнее Ваня действовал.
     И вот сейчас Андрей Пирожков чувствовал, что друг ему не верит. Если бы
Ваня слышал, как он, Андрей, спорил с сестрой! Как убеждал ее поговорить как
следует с этим Назаренко или Чепуренко.
     - Если они нас не  возьмут,  то мы...  -  Андрей быстро-быстро замигал,
веснушки его побледнели. - Мы тогда опять убежим!
     - Вот это другой разговор, - сразу повеселел Мельников. - Давай пять!
     Они торжественно пожали друг другу руки, как бы клятвенно скрепляя свой
новый договор. Андрей перестал мигать и улыбнулся.
     - Только уж в бочку ты меня больше ни за какие коврижки не упрячешь...
     Ваня не обратил внимания на его слова.
     - Ты родителям говорил про экспедицию?
     - Раза два намекнул, но они пропустили мимо ушей.
     - Вот что, Андрюха, давай немедленно начнем их подготавливать...
     - Тебе хорошо,  - сказал Андрей. - Скажешь, что зачисляют в экспедицию,
и все, а мне как? Каждый шаг наш будет сестре известен!
     Ваня с сожалением посмотрел на него.
     - Это  ведь здорово!  -  сказал он.  -  Раз твои родители знают,  что в
экспедиции ты будешь рядом с сестрой,  да они сами станут просить ее,  чтобы
тебя  взяла...  Надо  лишь  немножко и  умело подтолкнуть их...  Этим  ты  и
займись.
     - Ладно, подтолкну, - сказал Андрей.
     - Я повторяю: умело. Не в лоб сразу: пусть, мол, берет меня с собой - и
баста...  Загни что-нибудь про малокровие...  Нет,  этот номер не пройдет...
Хилым тебя не назовешь... Ну, что надоело в городе, а там воздух, вода...
     - А ты своим что скажешь?
     - За меня не беспокойся, - уклончиво ответил Ваня.




     Отец с матерью только что вернулись из кино. Смеясь, вспоминали эпизоды
из "Брильянтовой руки".  Ваня тоже включился в  разговор.  Этот фильм он еще
неделю назад посмотрел.  Отец был  в  хорошем настроении,  да  и  мать тоже.
Лучшего момента для серьезного разговора не придумаешь.
     Книжки и  тетради были разложены на  столе.  Сразу видно,  что  человек
корпел над домашним заданием.  Как говорится,  не  за страх,  а  за совесть.
Родители любят,  когда  дети  учат  уроки.  Многие  даже  помогают.  Ваня  к
родительской  помощи  редко  прибегал.  Отец  кипятился,  выходил  из  себя,
объясняя  трудную  задачку  по  геометрии,   а   мать  в   математике  слабо
разбиралась. По остальным предметам Ване консультации не требовались.
     После ужина мать уложила спать младшую сестренку и, подождав, когда она
заснула,  включила телевизор.  Отец на тахте листал "Неделю", изредка бросая
взгляды на экран.
     Хотя уроки были сделаны, Ваня еще немного посидел за столом, обдумывая,
с чего лучше начать разговор, потом сложил учебники в портфель, взял дневник
и хотел было попросить отца подписать, но, вспомнив про тройку по литературе
и двойку по алгебре,  снова спрятал в портфель:  сегодня такой дневник лучше
не показывать.
     - Как успехи? - глядя в еженедельник, спросил отец.
     - Скоро будут годовые оценки выводить, - ответил Ваня, усаживаясь рядом
с отцом. Мать сидела в кресле, у окна.
     - Какими же отметками ты нас в этом году порадуешь?
     - Известно какими: тройками, - сказала мать.
     - Четверки тоже будут, - заметил Ваня. - И одна пятерка.
     - По пению, - усмехнулся отец.
     - По физкультуре, - сказал Ваня.
     - На прошлом родительском собрании я разговаривала с Ниной Васильевной,
- сказала мама.  - Она говорит, что ты мог бы гораздо лучше заниматься... По
геометрии у тебя ведь дела хуже всех!
     - Что  же  это  ты,  а?  -  отец отложил "Неделю" в  сторону и,  слегка
нахмурив брови, посмотрел на сына.
     Отец  у  Вани высокий и  широкоплечий.  Руки большие,  сильные.  Волосы
зачесаны назад,  на  лбу  глубокая поперечная складка.  Когда  отец  сердито
хмурит широкие светлые брови,  на  переносице обозначается еще одна складка.
Если на широком,  с выпуклыми скулами лице отца появляются две складки, дела
плохи.
     - Хуже всех дела по геометрии у Толика Григорьева,  -  сказал Ваня. - У
него три двойки подряд.
     - С каких это пор мой сын стал равняться на худших?
     Да,  зря,  пожалуй,  Толика приплел...  Толик Григорьев живет в этом же
доме,  на другой лестнице,  и  частенько заходит к  ним.  Отец у  Григорьева
военный,  капитан.  В  комендатуре работает.  Где  бы  он  ни  увидел  сына,
обязательно остановится и,  мрачно глядя на него,  скажет.  "Иди,  учи!". Он
даже Первого мая,  увидев Толика в сквере, напротив дома, скомандовал: "Иди,
учи!". И бедный Толик поплелся домой, учить. Его так и звали во дворе: "Иди,
учи!"
     - Подтянусь я по математике,  - пообещал Ваня, мучительно думая, как бы
поудачнее перевести разговор на другое.
     - Мне  надоело  каждый  раз  краснеть  на   родительском  собрании,   -
продолжала мама.  -  Другие мамы радуются за своих детей,  а  я  сижу как на
иголках...  Ладно был бы  какой-нибудь тупица,  так нет ведь,  все учителя в
один  голос говорят,  что  парень способный,  но  голова занята чем  угодно,
только не учебой.
     Мама  продолжала бы  и  дальше -  отчитывать сына за  школьные дела она
любила, - но тут на экране появился подтянутый, во фраке Муслим Магомаев - и
она замолчала.
     - Насколько я  помню,  тупиц в  нашем роду не было,  -  сказал отец.  -
Возьми Нину, твою сестренку - одни пятерки, да и я...
     Тут Магомаев запел, и мама как нельзя кстати попросила:
     - Помолчи, пожалуйста.
     Отец замолчал,  но  его Муслим Магомаев совершенно не  волновал,  и  он
снова принялся листать еженедельник.  Пока Магомаев пел,  Ваня тщательно все
обдумал и,  когда певец,  эффектно закончив арию, словно призрак, растаял на
мерцающем экране, он начал издалека:
     - Нина Васильевна вчера задала нам сочинение на вольную тему, так вот я
хочу написать про тебя,  папа... Помнишь, ты рассказывал, как во время войны
в  мои годы уже вовсю работал на Уральском металлургическом заводе?  Сначала
убирал  мусор  в  цехе,  потом  тебя  допустили  к  мартеновской печи  уголь
кидать...
     - На  долю  моего поколения столько выпало...  -  оживился отец и  даже
газету отложил.  Складка с переносицы исчезла.  - Такие вот сопляки, как ты,
автоматы собирали,  самолеты, снаряды и патроны делали... В тринадцать лет я
уже стоял у прокатного стана. А ты знаешь, что такое блюминг? Не знаешь? А я
в  твои годы весь его  облазил вдоль и  поперек!  Да  что говорить,  у  меня
настоящего детства-то и не было.  Не цените вы,  разбойники,  хорошей жизни,
которую завоевали вам  деды и  отцы...  Все  вам дано.  Все для вас.  Одеты,
обуты, сыты, разные там кружки, спортплощадки, викторины...
     - Какие еще викторины? - удивился Ваня.
     - Учитесь, живите и радуйтесь, - продолжал отец. - А нам, знаешь, когда
пришлось сесть за парты? Года через три-четыре после войны. Мы сами для себя
школы,  техникумы,  институты построили.  Шутка ли сказать - всего лишь пять
лет назад я заочно закончил техникум!
     - А он геометрию и алгебру не может одолеть! - ввернула мама.
     - Ты прав, папа, - со вздохом согласился Ваня. - Изнежила нас беспечная
жизнь,  избаловала.  Живем  на  всем  готовом,  как  говорила наша  бабушка,
катаемся, будто сыр в масле. Не испытываем мы никаких трудностей...
     - Гляди,  как заговорил! - удивился отец. - С чего бы это ты вдруг стал
такой сознательный?
     - А кто виноват? - перешел в наступление Ваня. - Вы виноваты! Родители,
школа!  Не создаете своим детям никаких трудностей...  В магазин сбегать, за
квартиру заплатить,  ну, еще притащить из овощного пять килограммов картошки
- вот и все наши трудности. А ведь мы способны и на большее.
     - Ловлю на слове, - сказала мама.
     - Почему мы с Андрюшкой хотели удрать в Атлантику?
     - Не вспоминай лучше, - перебила мама.
     - Пускай, пускай говорит, - заинтересованно сказал отец.
     - Потому  что  захотелось с  головой  окунуться  в  суровые  матросские
будни...  Мы же не пассажирами собирались плыть.  Нам хотелось работать,  на
вахте в  шторм стоять.  В общем,  вот что,  нас с Андрюшкой взяли на месяц в
экспедицию,  на  Север...  -  Заметив,  что лица родителей вытянулись,  Ваня
улыбнулся. - Да не на Северный полюс. Тут и всего-то сутки езды на поезде от
Ленинграда. В Мурманскую область.
     - Вон куда он,  оказывается, гнет, - сказал отец. - А я слушаю и все не
могу взять в толк, с чего это ты такой рассудительный стал.
     - Мы  будем там  работать мотористами.  Мы  с  Андрюшкой уже  три марки
моторов как свои пальцы знаем.
     - Я тебе покажу такой Север... - начала было мама, но отец перебил:
     - Если их честь по чести берут, то почему бы...
     - Что ты  говоришь,  Коля?  -  возмутилась мама.  -  Да  мало ли  что с
ребенком может случиться? Я тут с ума сойду...
     - Вот пожалуйста!  -  невесело улыбнулся Ваня.  -  А  потом удивляются,
почему родные дети из дому убегают...
     - Марш спать! - скомандовала мама.
     - Если сами не отпустите...  - начал было Ваня, но мать округлила глаза
и поджала губы, а это значило, что лучше замолчать и подчиниться.
     - Я тебя веревкой привяжу к кровати,  -  сказала она. - И будешь сидеть
дома как миленький!
     - Ну это ты уж слишком, - вступился отец.
     Лежа на кровати, Ваня слышал через приоткрытую дверь, как отец сказал:
     - Ванюшка-то наш вырос. Мне понравилось, как он рассуждает.
     - Он  тебе  с  три  короба  наговорит,  -  сказала мама.  -  Когда  ему
что-нибудь нужно.
     - Если их действительно берут, пускай едут...
     - А вдруг с ними что-нибудь случится?
     - Почему ты всегда предполагаешь самое худшее?  Там ведь будут взрослые
люди,  и потом,  Ваня уже не ребенок. Осенью в седьмой класс пойдет. Я в его
годы...
     - Слышала...  Залезал на свой колоссальный блюминг!  - сердито обрезала
мама.  -  Я решительно против всяких экспедиций.  Ты что,  не знаешь его? Он
ведь первый выдумщик и горячая головушка. Где какая-нибудь ужасная опасность
- туда он,  очертя голову и полезет. И ни один самый проницательный взрослый
за ним не уследит! Уж я-то своего сына знаю.
     - Ты не права, Зина...
     Они заговорили тише,  и  слов стало не  разобрать.  Но  было ясно,  что
голоса не раздраженные. Ваня отвернулся к стене и натянул жестковатое одеяло
на голову.  На губах довольная улыбка.  За окном чуть слышно шуршали машины,
на Литейном звякал трамвай,  во дворе под гитару негромко пели. Напротив, на
узкой кровати, ровно дышала девятилетняя сестренка Нина. Она всегда засыпала
быстро и без хлопот.  Видно,  Нинке снился очень вкусный сон, потому что она
то и дело сладко причмокивала.
     Уже засыпая, Ваня подумал, что, пожалуй, сегодня он выиграл бой.


     Андрей Пирожков,  верный своему слову,  тоже  в  этот  вечер двинулся в
атаку на  родителей.  Правда,  сначала он решил заручиться твердым согласием
сестры.  Валя сидела в  своей комнате с  окнами во двор и стучала на пишущей
машинке.  Уж который раз заново перепечатывала свою статью в научный журнал.
Андрей  как-то  заглянул в  черновики,  но  ничего не  понял;  на  страницах
мелькали неизвестные слова: "зоопланктон, фитопланктон, бентос..."
     Услышав шаги, Валя подняла голову и поверх очков не очень-то приветливо
посмотрела на  брата.  В  очках  отразились сразу  две  маленькие настольные
лампы.
     - Я ведь работаю, - сказала она.
     - Ничего, я подожду...
     - Над душой стоять будешь?
     - Я журнал посмотрю, - сказал Андрей.
     Отодвинув отпечатанные на машинке листы, он поудобнее уселся на широкую
тахту.  Причем с таким видом, дескать, работай, а я могу до утра ждать. Валя
взглянула на  него  и  продолжала стучать  на  машинке.  Печатала она  двумя
пальцами и  часто  исправляла текст  шариковой ручкой.  В  книжном шкафу  за
стеклянными  дверцами  золотом   поблескивали  корешки   Большой   Советской
Энциклопедии.  Журнал Андрей уже читал.  Достав третий том Энциклопедии,  он
открыл наугад и  стал читать про армянского царя Арташеса I,  жившего еще до
нашей  эры.  Узнав,  что  Арташес  избавил армянский народ  от  селевкидов и
провозгласил независимость,  Андрей перевернул еще несколько страниц и  стал
читать про артиллерию, изредка бросая взгляды на сестру.
     У   кандидата   биологических  наук   Валентины  Гавриловны  Пирожковой
темно-русые волосы,  коричневые глаза.  Когда она  снимает очки с  выпуклыми
линзами,   трудно  поверить,  что  она  серьезный  научный  работник.  Глаза
становятся смешливыми,  лицо добродушным.  Она скорее похожа на спортсменку,
увлекающуюся бегом на длинные дистанции.  Валентина Гавриловна действительно
занимается спортом, только не легкой атлетикой, а лыжами.
     На  Карельском перешейке есть большое красивое озеро Пуннус.  На берегу
расположилась биологическая станция.  Здесь,  в лабораториях,  большую часть
своего времени и проводит Андрюшина сестра.
     Иногда летом  Андрей с  отцом  приезжают к  Валентине Гавриловне.  Отцу
очень  нравится  озеро  и  его  окрестности.  Он  даже  попробовал один  раз
порыбачить на лодке, но ни одной рыбины не поймал. И потом долго подтрунивал
над  своей  ученой дочерью,  дескать,  сколько уже  лет  все  ищете какую-то
микроскопическую инфузорию, а самого главного - рыбы - в вашем озере нет...
     На  самом  деле  рыба  водилась в  озере.  Просто  отец  Андрея не  был
настоящим рыбаком.
     - Опять  будешь  приставать  с  этой  экспедицией?   -  спросила  Валя,
откинувшись на  спинку стула и  сняв очки.  -  Я  же тебе сто раз объясняла:
начальник категорически против.  Я всячески пробовала уломать -  ни в какую.
Говорит, даже поседел из-за того мальчика, который два года назад утонул. Ну
что я еще могу сделать?
     - Можешь,  -  сказал Андрей, захлопнув Энциклопедию. - Скажи родителям,
что нас с Ваней берут...
     - Ты же знаешь, я не умею врать.
     - Один-то раз можно?
     - Допустим,  я скажу...  А дальше? В экспедицию вас не возьмут, Назаров
человек с  твердым характером.  Тут же  вам от ворот поворот.  Опять из дому
убежите?
     - Если ты отцу и матери скажешь,  что нас берут в экспедицию,  какой же
это будет побег?
     - В логике тебе,  Андрюшенька, не откажешь, - улыбнулась Валя. - Поверь
мне,  вы  сроду не доберетесь до Вял-озера.  И  потом,  оно огромное,  почти
двести километров в окружности. Я и сама еще толком не знаю, где на этот раз
наши разбили лагерь.  От Умбы,  наверное,  лишь на вертолете туда попадешь и
то,  если летчик знает маршрут.  А  дороги там такие,  что лесовозы с трудом
пробираются.
     - Как добраться -  это наша забота,  -  сказал Андрей.  -  Я тебя прошу
такую малость:  скажи,  что нас зачислили мотористами.  Мы в моторах не хуже
ваших  рабочих  разбираемся.   Хочешь,   прокатим  тебя  по  Неве?   Мы  уже
договорились  с  Костиным  отцом  -   на  один  день  лодка  будет  в  нашем
распоряжении.
     - Если  вы   думаете,   что  экспедиция  -   это  курорт,   то  глубоко
заблуждаетесь,  дорогие мальчики.  Не будь работа, я ни за что не поехала бы
на это озеро...  Это же дикий,  суровый Север! Тундра! За все лето в прошлом
году  так  и  не  удалось ни  разу  выкупаться.  Да  что  выкупаться!  Спать
приходится в  свитере и  в спальном мешке.  А комары?  Ты никогда в жизни не
видел таких огромных нахальных комаров!  Их там тучи несметные. От одного их
звона можно с ума сойти!  Они лезут в рот, нос, уши, а кусают, как слепни...
Помнишь,  я вернулась домой вся в волдырях? От ядовитой жидкости, которой мы
натираем там  лицо  и  руки,  слезла вся  кожа.  А  ты  надевал когда-нибудь
накомарник?  Дышать нечем и темно. Вы через три дня волками взвоете и будете
умолять,  чтобы вас немедленно отправили в родной теплый Ленинград. Взрослые
и  то,  бывает,  не  выдерживают.  А  отправить вас  назад никто не  сможет.
Вертолет прилетает один раз в месяц...
     - Столько ужасов на ночь... Мне кошмары будут сниться, - сказал Андрей.
- Так вот запомни:  мы  с  Ваней не  боимся никаких трудностей.  Думаешь,  в
трюме, спрятавшись в бочке, каждый сможет сутки просидеть? А мы просидели. И
если бы я не оставил эту записку,  стояли бы на палубе рыболовного сейнера и
все муссоны и пассаты Атлантики дули бы на нас...
     - Путешественник! - улыбнулась Валя. - Все морские ветры перепутал.
     - Муссон дует в одну сторону.
     - В какую же и когда?
     - Забыл, - сказал Андрей.
     - Запомни:  зимой муссон дует  с  суши на  море,  а  летом наоборот.  А
пассат...
     - ...постоянно дует от тропиков к экватору, - сказал Андрей.
     - Верно.
     - Валь, скажи родителям, а?
     - Не толкай меня на преступление...
     - Еще сестра называется...  Фитопланктон в очках - вот кто ты! - сказал
Андрей.  - Мы все равно убежим, и никто нас не удержит, даже если запрете на
замок -  убежим!  И  если у  мамы снова будет плохо с  сердцем,  то виновата
будешь ты...
     Андрей сбросил один  лист  на  пол,  встал и  пошел к  двери.  Даже  не
обернулся.
     - Я сделала все возможное,  чтобы тебя отговорить, - сказала Валя. - Да
подожди ты! Гордец несчастный... Тоже мне нашелся романтик Севера!
     Андрей нехотя остановился. На сестру он не смотрел.
     - Ну, что еще?
     - Значит,  я фитопланктон в очках?  - стараясь быть серьезной, спросила
она. - А ты знаешь, что это такое?
     - И знать не хочу, - буркнул Андрей.
     Валя выдвинула ящик письменного стола,  достала узкий длинный конверт с
множеством  удивительно  красивых  марок.   Адрес  на  конверте  написан  не
по-русски.
     - Я недавно получила письмо из Индии от одного известного микробиолога,
- сказала  она.   -  Осторожно  отклей  эти  марки,  может  быть,  они  отца
заинтересуют...
     - Так скажешь? - просветлел Андрей.
     - Хорошо,  я скажу, но поверь мне, ничего из этой авантюры не выйдет. А
фитопланктон -  это  плавающие  растительные организмы -  водоросли.  Теперь
попытайся представить их в очках...
     - Спасибо, Валя! - сказал Андрей.
     В  порыве  радости чмокнул сестру  в  щеку  и,  размахивая конвертом от
письма известного микробиолога, пулей выскочил из комнаты.




     Ваня и Андрей были очень удивлены,  увидев у подъезда своей школы Костю
Рыбакова.  Он никогда раньше не приходил сюда.  Смекнув, что произошло нечто
важное,   они  поспешили  к  приятелю.  Костя,  задрав  голову,  смотрел  на
распустившийся тополь.  Ваня и Андрей тоже туда посмотрели, но ничего, кроме
пахучих клейких листьев, не увидели.
     - Жар-птицу увидел? - спросил Ваня.
     - Жар-птица у  меня в  руке,  -  ответил Костя.  Глаза его  возбужденно
блестели.
     - Покажи? - попросил Андрей.
     - Отгадайте все-таки,  что у  меня здесь?  -  спросил Костя,  показывая
кулак.
     - Рубль нашел? - поинтересовался Ваня.
     - Подумаешь рубль! - сказал Костя.
     - Трояк? - предположил Андрей. - Или пятерка?
     - Почему именно деньги? - рассмеялся Костя.
     - Костик, у нас было шесть уроков - и мы совсем отупели, - сказал Ваня.
- Показывай, что там у тебя.
     Костя разжал кулак,  и  они  увидели на  ладони два обыкновенных ключа.
Ваня и Андрей хлопали глазами, ничего не понимая.
     - Пляшите, - сказал Костя.
     - Перестань морочить голову, - нахмурился Ваня.
     - Что мы,  ключей не  видели?  -  заметил Андрей.  -  Я  тебе тоже могу
показать. Сразу три штуки.
     Торжествующий Костя, подбрасывая на ладони ключи, объяснил, что один из
них от  гаража,  где рядом с  машиной стоит мотор "Стрела",  а  второй -  от
здоровенного замка, на который замкнута большая лодка...
     - Стащил? - спросил Ваня.
     - Я никогда ничего не беру без спросу,  -  сказал Костик.  -  Отец дал.
Велел поставить мотор на лодку и ждать его... Который час?
     - Два, - наобум сказал Ваня.
     - В четыре он придет и покатает нас по Неве.
     - А нам даст порулить? - спросил Ваня.
     - Он не жадный, - сказал Костя.
     Забыв про дом, обед, они помчались на автобусную остановку. Автобус был
переполнен,  и  мальчишки проскочили вслед за  дряхлой старушкой в  переднюю
дверь. Шофер сурово посмотрел на них и с треском захлопнул дверь, прищемив в
створках полу Костиного пальто.


     Лодка спущена на  воду,  мотор по всем правилам укреплен на корме,  вся
команда на местах.  Нет лишь капитана - Костиного отца. В гавани громоздятся
у  причала большие белые корабли.  На  бортах,  спасательных кругах надписи:
"Тургенев",  "Обь",  "Гагарин". Над плавучим доком кружат чайки. Видно, кран
поднял в  воздух связку пакетов с  чем-то вкусным.  Чайки так и  налетали на
пакеты, норовя продырявить их крепкими желтыми клювами.
     Ваня,  сидя на корме, крепко держал румпель и смотрел вдаль. Нева нынче
спокойная,  в свинцовую гладь будто впаялись буи.  Посередине, таща за собой
пенистый бурун,  прошла моторка.  Нос высоко задрался,  быстро идет. В лодке
четыре человека.  Ветер  растрепал им  волосы.  Парень небрежно держал рукой
румпель "Вихря" и смотрел вперед.
     - Что-то твоего отца не видно, - сказал Ваня. - Уже давно пятый.
     - Может, на работе задержался, - сказал Костя. - Или...
     - Или забыл, - ввернул Андрей.
     - Это на него не похоже, - возразил Костя.
     - Не  будем  же  мы  ждать  до  ночи,  -  сказал Ваня.  -  Давайте сами
прокатимся?
     - Отец  не  велел...  -  попытался было отговорить Костя,  но  Ваня уже
загорелся.
     - Мы  вдоль  берега,  -  сказал  он.  -  Увидим  твоего  отца  -  сразу
остановимся.
     Костя поднялся с сиденья, огляделся:
     - Ну, если вдоль берега...
     Ваня  уже  хлопотал возле мотора.  Потрогал карбюратор,  открыл краник,
подсосал бензин.
     - Садись на весла!  -  скомандовал он Косте. - А ты (это Андрею) будешь
впередсмотрящим.
     - Кем? - переспросил Андрей.
     - Смотри  вперед и...  помалкивай,  -  сказал Ваня.  Он  вспомнил,  что
впередсмотрящий сидел в бочке,  привязанной к мачте парусника, и наблюдал за
горизонтом. Увидев землю, первым извещал об этом команду.
     - Привяжи мотор, - сказал Костя. - Вон веревка под сиденьем.
     - Зачем? - удивился Ваня.
     - Отец всегда привязывает, - сказал Костя.
     Ваня привязал. Этот мотор, сменяя друг друга, они дотащили из гаража до
берега.  Такую  конструкцию Ваня  увидел впервые.  В  комплекте инструментов
нашлась инструкция.  Минут двадцать Ваня и Андрей ее изучали. Заправив бачок
смесью  бензина с  маслом,  они  сначала испытали мотор  в  бочке  с  водой.
Взбаламученная едкими  выхлопными  газами  вода  выплеснулась через  край  и
оставила на Ваниной чистой рубашке большое мазутное пятно. Андрею брызнуло в
лицо.
     Теперь все это позади.  Лодка,  лязгнув ржавой цепью, не спеша отвалила
от  причала.  Костя  неумело ворочал веслами.  Брызги  летели  в  лодку,  но
приятели  помалкивали.  Прежде  чем  запускать мотор,  нужно  вывести  лодку
подальше от берега.  Однако лодка плохо слушалась Костю и развернулась носом
к  берегу.  Ваня  раз  за  разом  дергал пусковой трос.  Внутри мотора глухо
квохтало,  булькала вода.  "Стрела", так легко заводившаяся в бочке, на воде
заупрямилась.  Но  вот  еще  энергичный  рывок  вспотевшего капитана,  мотор
буйволом взревел на больших оборотах -  и  лодка резво устремилась к берегу.
Не  успел Ваня опомниться,  как  она,  скрежетнув цепью,  с  ходу ткнулась в
каменный причал. Андрей, сидевший на носу, чуть не вылетел из лодки. А Костя
упустил весло.
     С  трудом  манипулируя оставшимся  веслом,  они  подгребли  к  другому,
забагрили его и вытащили. Теперь за весла сел Андрей. Минут пять он никак не
мог оторваться от причала.  Ваня то и  дело поглядывал на берег,  не идет ли
Василий Иванович.  Ване совсем не хотелось,  чтобы он сейчас пришел.  Он уже
почувствовал себя  отважным капитаном и  ни  за  что  на  свете не  хотел бы
выпустить румпель  из  рук.  Наконец,  когда  Ванино  терпение  готово  было
лопнуть,  лодка оказалась метрах в  двадцати от берега.  Ваня свирепо дергал
трос,  а  лодку постепенно относило к берегу.  И снова,  как и в первый раз,
мотор завелся в тот самый момент,  когда посудину развернуло носом к берегу.
Через секунду она врезалась в каменный причал. На этот раз все ухватились за
борта. Мотор, который никак было не завести, теперь не захотел выключаться.
     - Эх вы,  горе-моряки!  -  с  сердцем сказал Ваня.  -  Кто же так весла
держит?
     - Научи, - пробурчал Андрей.
     - Каждое по пуду, - прибавил Костя. - У меня уже мозоли выскочили.
     - Смотри, как надо, - сказал Ваня.
     Ему удалось выгрести почти на самую середину.  Передав весла Пирожкову,
перебрался на корму.  Теперь лодка спокойно поплыла по течению. Зажав пускач
в кулаке, Ваня скомандовал Андрею:
     - Суши весла!
     - Что? - удивился тот.
     - Темнота, - поморщился Ваня. - Брось весла на дно.
     Несколько  рывков  -  и  "Стрела"  затрещала.  Обрадованный Ваня  круто
повернул румпель,  лодку  резко  накренило,  и  его  приятели чуть  было  не
полетели за борт.
     - Осторожнее! - крикнул Костя. - Опрокинемся!
     Мотор так  трещал,  что  ничего было  не  слышно.  Ваня выровнял лодку,
прибавил газу,  и  экипаж лихо заскользил по Неве.  На лице капитана засияла
широкая  улыбка.  Лодка  легко  слушалась руля,  мотор  пел  свою  тягучую и
пронзительную песню.  Правда,  слишком уж громко.  Мимо по набережной катили
машины, шли прохожие, навстречу, дымя трубой, плыл буксир.
     - Полный  вперед!  -  сам  себе  скомандовал счастливый капитан  и  еще
прибавил газу.
     Неожиданно мотор заглох.  Сразу стало тихо. И сколько Ваня ни дергал за
трос, даже кожу на пальцах содрал в кровь, мотор не заводился.
     - У папы бывает так,  -  успокоил Костя. - Работает работает, а потом -
чух! - и могила.
     - Устаревшая техника,  -  заметил Андрей.  -  "Стрелу" ведь  больше  не
выпускают. Вместо нее - "Прибой".
     - Может, бензин кончился? - сказал Ваня.
     - Только  залили,  -  напомнил Костя.  -  Бензина хватит на  три  часа.
Наверное, карбюратор засорился.
     Ваня снял кожух и  стал щупать карбюратор.  Но с такими моторами ему не
приходилось иметь  дела,  и  он,  сдвинув брови,  сосредоточенно углубился в
инструкцию.  В  это время Андрей -  впередсмотрящий -  прямо по курсу увидел
буксир, тащивший на прицепе гигантскую баржу с углем.
     - Пароход! - завопил он. - Прямо на нас чешет!
     - Греби вправо! - скомандовал Ваня и поспешно надел кожух.
     Костя стал судорожно дергать веслами,  но  лодка даже не  пошевелилась,
зато на  ребят щедро посыпались холодные брызги.  Костя молчал,  но лицо его
стало бледным,  а  девчоночьи глаза широко раскрылись.  На  буксире заметили
отчаянную возню мальчишек на  лодке,  и  капитан дал  густой продолжительный
гудок. Он на миг оглушил мальчишек. Даже было удивительно, как мог маленький
буксир так  громко и  басовито гудеть.  Видя,  что  ребятам не  справиться с
лодкой,  рулевой отвернул немного в сторону. И все было бы хорошо, если бы в
этот самый момент тоскливо и однообразно фыркающий мотор вдруг не завелся.
     - Ага, заговорил... - удовлетворенно сказал Ваня.
     Чтобы мотор не заглох,  он прибавил обороты,  и лодка,  накренившись на
правый борт,  торпедой устремилась прямо  на  буксир,  проплывающий всего  в
каких-то двадцати метрах.
     - Отворачивай! - закричал Костя.
     Андрей,  открыв рот и вытаращив глаза, обеими руками вцепился в борт. И
тут только Ваня наконец оторвался от мотора и  увидел черной скалой нависший
над ними железный корпус буксира.  Он рванул в сторону румпель,  нос буксира
задрался и  прямо над  головой замаячила ржавая труба,  из  которой брызгала
тоненькая струйка воды.
     Сильный  удар,  одновременный вопль  Кости  и  Андрея,  жалобный треск,
тревожный гудок -  и мальчишки очутились в холодной воде.  Впрочем, никто из
них сначала никакого холода и  не почувствовал.  Барахтаясь и  отфыркиваясь,
они  старались из  всех сил отплыть подальше от  буксира,  заслонившего весь
мир.
     На  набережной у  парапета уже толпились прохожие,  размахивали руками,
что-то  кричали.  Лодка  плавала кверху черным просмоленным брюхом.  Она  то
скрывалась под водой,  то  вновь появлялась.  От  причала отвалила голубая с
красным  шлюпка  и  поспешила к  ним.  Черноволосый парень  в  белой  майке,
откидываясь назад всем корпусом, яростно взмахивал веслами.
     Выплюнув хорошую порцию воды,  Ваня закрутил головой, отыскивая глазами
приятелей.  Андрей плавал неподалеку.  Он  зачем-то  раздувал щеки и  громко
произносил: "Пфа! Пфа!" Костина каштановая голова то появлялась, то исчезала
под водой. Глаза у мальчишки стали огромными, рот был раскрыт, хотя крика не
слышно было.  Руками он беспорядочно молотил по воде.  Ваня понял, что Костя
тонет. Подплыв к нему, крикнул прямо в ухо:
     - Держись за плечи!
     Костя мертвой хваткой вцепился в бок.
     - Я не могу рукой двигать, - объяснял Ваня. - Держись за плечи!
     Костя смотрел на  него бессмысленными глазами и  ничего не  видел и  не
слышал.  Ваня  где-то  читал,  что  в  таких  случаях нужно  сильно  ударить
утопающего по голове или еще по чему-нибудь -  и  он разожмет руки,  но бить
товарища было жалко.  Как говорится, рука не поднималась. С трудом доплыв до
перевернутой лодки,  Ваня уцепился за  киль.  Костя прерывисто,  со  свистом
дышал в затылок.
     И тут с буксира с громким всплеском шлепнулась в воду лодка.  Два дюжих
матроса первым делом выхватили из воды Андрея Пирожкова,  потом в  несколько
взмахов веслами подплыли к  Ване и  Косте.  Когда их вдвоем втащили в лодку,
Костя все еще цепко держал Ваню за куртку.
     - Убить  вас  мало,  несчастные салаги!  -  ругался  сердитый загорелый
матрос в грязной робе. - Куда же вы прете прямо на буксир?!
     - Камикадзе и  камикадзе!  -  рассмеялся второй матрос.  -  Я в книжках
читал,  что  такое бывает на  свете,  а  тут  собственными глазами увидел...
Прицелились носом в буксир - и бах!
     - Какие еще камикадзе? - пробурчал Ваня.
     - Это в Японии были такие смертники,  - стуча зубами, пояснил Андрей. -
Они залезали в торпеду и таранили американские пароходы...
     - А  за  что же  вы  нас-то  решили протаранить?  -  не мог успокоиться
веселый матрос.  -  Идем себе тихо-мирно по курсу,  и на тебе - летят на нас
три камикадзе...
     - Мы нечаянно, - сказал Андрей.
     Костя,  моргая,  молча смотрел на  всех безучастным взглядом.  На  носу
повисла прозрачная капля.
     - Дяденька,  а лодка?  -  спохватился Ваня,  видя, что матросы гребут к
буксиру.
     - Лодка ваша накрылась, - буркнул сердитый матрос.
     - Вон она плавает! - показал Ваня.
     - Какая же это лодка?  - сказал веселый матрос. - Это, мальчики, крышка
от гроба! - И громко рассмеялся.
     - Это ведь чужая,  -  сказал Ваня и приподнялся с сиденья,  намереваясь
бултыхнуться за борт.
     - Я  вот тебе за  такие фокусы по  башке веслом!  -  пригрозил сердитый
матрос, но тем не менее быстро изменил курс.
     Вдвоем они  попытались перевернуть ее,  но  из  этого ничего не  вышло.
Лодка поворачивалась боком,  но  воду не отпускала.  Тогда матрос привязал к
железному кольцу толстую веревку. Лодка покорно потащилась вслед за шлюпкой.
     Мальчишек за  шиворот,  как  котят,  подняли на  палубу,  а  обе лодки,
привязанные к  крюку,  остались на  воде.  Тут  как  раз  подоспел парень на
шлюпке. Он задирал черную голову и смотрел на палубу. Матрос посоветовал ему
отвалить,  а то как бы и его не опрокинуло, когда буксир тронется. Видя, что
все  закончилось  благополучно,   люди,   столпившиеся  у  парапета,   стали
расходиться. Остался лишь милиционер. Высокий, как дядя Степа, он пристально
и задумчиво смотрел на буксир с берега.
     Еще  раз  оглушительно крякнул гудок,  и  буксир неторопливо двинулся к
доку.   За  ним  захлопали  по  воде  две  лодки:   одна  на  плаву,  другая
перевернутая, а еще дальше на длинном тросе - огромная, раз в десять длиннее
буксира, баржа.
     Лодка  с  парнем в  белой майке закачалась на  поднятой волне.  Парень,
опустив весла,  смотрел на буксир,  и  в глазах его -  разочарование:  греб,
старался, а спасать уже было некого.
     - Ну,   что,  голубчики,  открыли  нынешнюю  навигацию?  -  спросил  их
невысокий и не очень сердитый на вид капитан.
     - Это все из-за мотора, - сказал Ваня. - То никакими силами не завести,
то вдруг прорвет - не остановить!
     - А ты, воробей, чего лезешь в лодку, если плавать не умеешь? - спросил
капитан Костю.
     - Умею, - впервые заговорил мальчишка. - Судорога ногу свела.
     Только сейчас друзья почувствовали, что у них зуб на зуб не попадает.
     - Вы,  наверное, все из клуба знаменитых капитанов? - сказал капитан. -
Приглашаю вас, дорогие коллеги, в каюту...


     На берегу подвели итоги. В общем-то, отделались дешево. В порту матросы
перевернули лодку,  вычерпали  воду.  К  великой  радости  мальчишек,  мотор
оказался на месте.
     Зато утонул комплект инструментов с запасными деталями.
     Весла матросы тоже подобрали.  Прощаясь с мальчишками, капитан попросил
больше без взрослых не выходить на Неву.  На этот раз обошлось, а могла быть
и  трагедия.  Как  только  родители доверили им  моторную лодку?  Жаль,  нет
времени, а то он, капитан, по душам бы поговорил с их папашами...
     Лодку -  она оказалась даже без течи - пригнал к причалу веселый матрос
в  испачканной  робе.   Дернул  за  пускач,   но  из  мотора  лишь  брызнула
перемешанная с  маслом вода.  Матрос и  на  веслах так  разогнал лодку,  что
только вода журчала вдоль бортов.
     - Надо бы сдать вас милиционеру,  - сказал он. - Ну, да ладно, вы и так
страху натерпелись.
     - Еще неизвестно,  кто больше испугался:  вы или мы,  -  сказал Ваня. -
Буксир-то  ваш  старый,  наша лодка могла запросто его протаранить,  если бы
скорость была побольше.
     - Вся  команда уже спасательные пояса надела,  -  рассмеялся матрос.  -
Капитан приготовился дать "SOS" в эфир...
     - Камикадзе взрывались вместе  с  торпедой?  -  спросил Костя.  Он  уже
вполне пришел в себя: глаза стали нормальными, щеки порозовели.
     - Поэтому их и прозвали камикадзе,  -  сказал Андрей.  - По-японски это
смертник.
     - Дураки, - пробормотал Костя и поежился.
     - Кто же,  мать честная,  выходит с  мотором на  большую воду,  не зная
речных правил движения?  -  став серьезным,  сказал матрос. - Велосипедист и
тот,  не зная правил,  на улицу не выедет,  а это Нева...  Уж если охота вам
стать  моряками -  запишитесь в  кружок и  изучите мотор и  правила вождения
лодки.
     - А где такие кружки? - поинтересовался Андрей.
     - В морском клубе. Да и, наверное, во Дворце пионеров есть.
     - Обязательно поступим, - пообещал Андрей.
     - Куда ни сунься,  везде нужно знать правила,  -  проворчал Ваня, когда
матрос, пожав каждому руку, ушел.
     - Есть даже правила для спасения утопающих,  -  сказал Андрей, взглянув
на Костю.
     - Я умею плавать.
     - Точь-в-точь, как топор, - заметил Ваня.
     - У меня ногу свело, - сказал Костя. - Правую.
     - Вцепился в  меня  -  рукой не  пошевелить,  -  проворчал Ваня.  -  По
правилам,  нужно было тебе врезать как следует - сразу бы отпустил. А то сам
идет на дно и другого тянет...
     - Я не виноват, - сказал Костя. - Это инстинкт самосохранения.
     - Хорош инстинкт! - ухмыльнулся Ваня. - Себя самосохраняешь, а товарища
топишь...
     - Что будем делать с мотором? - перевел Костя разговор на другое.
     - Разбирать и протирать,  - сказал Ваня. - Нет худа без добра: глядишь,
опять попрактикуемся.
     - Ребята, Василий Иванович идет! - прошептал Андрей.
     Мальчишки разом  повернули головы  в  сторону набережной:  по  каменным
ступенькам торопливо спускался Костин отец. В руках большой черный портфель,
на сгибе локтя - светлый плащ.
     - Не говорите, что мы выкупались, - предупредил Ваня.
     - А если спросит про инструмент? - взглянул на него Костя.
     - Скажем, что уронили в воду...
     - Прошу прощения,  граждане мальчишки,  - с беспокойством глядя на них,
сказал он.  -  Приехало высокое начальство - и вот пришлось задержаться... Я
уж переволновался там; вдруг, думаю, без меня отчалят... Ну ничего, сейчас с
ветерком по Неве!  Что это у  вас лица такие скучные?  Я  понимаю,  два часа
прождать... Никак не мог вырваться.
     - Мы тут не скучали,  -  сказал Ваня, разглядывая запыленные коричневые
ботинки Василия Ивановича.
     - Нам было очень весело, - прибавил Андрей.
     - Я от смеха чуть не умер, - в тон приятелям сказал Костя.
     - Обиделись?  И  все равно не  поверю,  что вы не хотите прокатиться по
Неве.
     - Мы не обиделись, - сказал Андрей.
     - Ты, папа, тоже на нас, пожалуйста, не обижайся, - сказал Костя.
     - Дело в том, что мы уже немножко прокатились, - сказал Ваня.




     - Что это такое?  -  спросил Василий Иванович, передавая Ване деталь от
мотора.
     Мельников долго вертел ее  в  руках,  даже понюхал,  однако что  это за
деталь, так ответить и не смог.
     - А ты знаешь?
     Андрей  наморщив лоб  и,  наклонив набок  голову,  тщательно рассмотрел
деталь.
     - Лишняя, - заключил и он, возвращая ее Василию Ивановичу.
     - Остряк,  -  улыбнулся старший Рыбаков.  -  Без  этой  штуковины мотор
никогда не заведется. Это прерыватель с кулачком.
     Василий  Иванович  поставил  прерыватель  на  место,  сильно  провернул
маховик, и сразу между контактами заискрило.
     - Век учись -  дураком умрешь,  -  мрачно сказал Ваня.  -  Я этот мотор
наизусть знаю, а вот эту штуку в первый раз вижу.
     - Зажигание -  это самое сложное в моторах, - заметил Василий Иванович.
- Лучше туда и нос не совать.
     - А если прямо на озере откажет? - спросил Андрей.
     Василий Иванович подробно объяснил, какие меры необходимо принять, если
зажигание начнет барахлить.  Вывернул свечу,  приложил ее к корпусу и дернул
за пускач. Между электродами свечи проскочила синяя искра.
     - Значит, все в порядке, - закончил Василий Иванович. - Продуй цилиндр,
ставь свечу на место и  заводи:  будет работать как миленький.  А по сто раз
дергают за трос лишь глупцы:  не завелся после двух-трех рывков, выворачивай
свечу и чисти. Забило смесью.
     Ваня и  Андрей не  пропускали ни одного слова.  Они и  не ожидали,  что
холодное купание в  Неве  обернется для  них  настоящей школой  по  освоению
моторов.  Василий Иванович вместе  с  ними  разобрал "Стрелу" до  последнего
винтика и  вот собрал.  Каждую деталь мальчишки по нескольку раз подержали в
руках. Заодно разобрали и собрали "Салют".
     Старший Рыбаков охотно  и  терпеливо все  им  рассказывал и  показывал.
Иногда объяснял по  нескольку раз,  пока  не  становилось понятным.  Младший
Рыбаков лодочными моторами не  интересовался.  Послонявшись с  полчаса возле
гаража,  убежал в парк,  где ребята запускали в небо авиамодели. Даже отсюда
слышно  было,  как  трещат  бензиновые моторчики.  Иногда  легкий бамбуковый
планер с пергаментными крыльями поднимался выше парковых деревьев.
     Василий Иванович был  в  замасленных джинсах и  голубой майке.  Руки по
локоть в масле и копоти. Ваня и Андрей в одних трусах. Они тоже перепачканы,
но лица довольные.
     Солнце припекает плечи, макушки. Разложенные на брезенте детали масляно
поблескивают.  На улице тепло, а стоит зайти в гараж, сразу озноб пробирает.
В гараже почему-то холодно, как в погребе. По соседству два пожилых человека
чинят старую "победу".  Один весь забрался под машину,  только ноги в желтых
сандалетах торчат,  второй  стоял  на  корточках и  подавал инструменты.  От
круглого зеркала бил в глаза солнечный зайчик.
     - На сегодня хватит, - сказал Василий Иванович, распрямляя спину.
     - А когда обкатывать будем? - спросил Ваня.
     - Вы еще с того раза как следует не обсохли, - сказал Василий Иванович.
- Костя три дня чихал.
     - Мы  уже и  забыли об этом,  -  небрежно сказал Андрей.  -  Подумаешь,
выкупались! Обычное дело.
     Мальчишки  вынуждены  были   рассказать  Василию  Ивановичу  про   свой
неудачный рейс:  мотор-то  выкупали!  Правда,  про буксир и  про то,  как их
спасали,  они и словом не обмолвились.  Сказали, что случайно опрокинулись у
самого берега...
     - В субботу приходите, - сказал Василий Иванович. - Позавтракаем - и на
Неву!
     - А если дождь, все равно приходить? - спросил Ваня.
     Василий Иванович взглянул на безоблачное синее небо и улыбнулся:
     - Вопрос по существу... Погода у нас, в Ленинграде, ненадежная. Если не
боитесь весеннего дождичка - приходите.
     - Мы не боимся, - сказал Андрей.
     - Когда волна,  даже интереснее, - прибавил Ваня. - Мы должны научиться
управлять лодкой в любых условиях. Хорошо бы в шторм попасть...
     - Не хотел бы я на большом озере оказаться в шторм на моторке, - сказал
Василий Иванович.  -  Это то  же  самое,  что прыгнуть с  большой высоты без
парашюта.
     - Вы попадали в шторм? - спросил Андрей.
     - Какой рыбак не попадал на озере в шторм?
     - И вот живы ведь, - сказал Ваня. - Не утонули.
     - У меня всегда с собой парашют, - рассмеялся Василий Иванович.
     Когда,  попрощавшись с Василием Ивановичем,  они вышли из гаража,  Ваня
хлопнул ладонью Андрея по спине и затянул:
     - "Раз пятнадцать он тонул, погибал среди акул... и ни разу даже глазом
не моргнул..."


     К  концу учебного года у  Вани с Милой отношения совсем стали хорошими.
Даже когда всем классом пошли в кино,  Ваня сел с Милой рядом.  По привычке,
наверное.   Как-то   Мила  попросила  замок  на   портфеле  починить.   Ваня
проковырялся  с  замком  с  час,   но  сделал.   Замок  стал  закрываться  и
открываться,  как положено.  В  другой раз,  когда Мила дежурила по  классу,
помог ей таскать тяжелые приборы из кабинета физики. Мила и не просила его -
сам догадался. Потом, после уроков, когда возвращались домой, Мила сказала:
     - Я тоже очень расстроилась, когда тебя ко мне пересадили...
     - Ну, а теперь? - спросил он.
     - Ты можешь быть хорошим другом, если захочешь, - сказала Мила.
     - С девчонками я не дружу,  -  твердо заявил Ваня.  - Другом может быть
только мужчина.
     - Какие  отсталые у  тебя  понятия о  дружбе!  Вот  Леня  Бойцов  иначе
думает...
     - Какая же эта дружба?  Ленька смотрит Светке в  рот и делает все,  что
она скажет...  А друг - это когда все одинаково: равноправие и уважение. Вот
ты убежала бы со мной из дому?  Ну,  куда-нибудь далеко? Где опасности и все
такое.
     - Не знаю...
     - Ну вот,  а говоришь о какой-то дружбе! Вот мы с Андрюшкой - настоящие
друзья: куда я, туда и он.
     - А если наоборот?  -  насмешливо сказала Мила.  - Куда он - туда и ты?
Или так не бывает? Всегда куда ты - туда и он... Где же у вас равноправие?
     Мила загнала Ваню в тупик. И возразить ей было нечем. Ваня и припомнить
не мог такого случая,  чтобы он поступил так, как этого хотел Андрей. Всегда
Андрей поступал так, как говорил Ваня.
     - Андрей такой человек,  -  попытался он переубедить Милу да, кстати, и
себя. - Мягкий, нерешительный... Им нужно руководить...
     - Руководи  на  здоровье,  -  рассмеялась Мила  и  перевела разговор на
другое.
     На  следующий день  она  принесла книжку Германа Мелвилла "Моби Дик"  и
дала Ване.  Он залпом прочел и  несколько дней ходил как ошарашенный:  давно
ему так ни одна книжка не нравилась. Дал с Милкиного разрешения Пирожкову, и
тот сказал, что книжка великолепная.
     Наверное,  Мила  заметила,  с  каким сожалением отдавал ей  Ваня  "Моби
Дика", потому что спросила:
     - Очень понравилась?
     - Спрашиваешь!
     - Я знала, что этот роман тебе понравится, - сказала Мила.
     - Андрею - тоже.
     - У тебя когда день рождения?
     - Двадцать третьего августа, а что?
     Мила достала ручку и  на титульном листе написала:  "Ване Мельникову от
Милы Спицыной в день рождения!" И дату проставила: 23 августа.
     - Сегодня ведь двадцатое мая, - сказал потрясенный ее щедростью Ваня.
     - Как будто не знаешь наших ребят,  -  сказала Мила.  -  Если я подпишу
книгу  сегодняшним  числом,   Пирамида  первый  растрезвонит,   что  ты  мне
нравишься. А на день рождения люди всегда дарят друг другу что-нибудь.
     Ваня ничего не  сказал,  но подумал:  нужно узнать,  когда у  Милы день
рождения,  и тоже подарить что-нибудь хорошее. Он хоть сегодня подарил бы ей
свою любимую статуэтку: Дон Кихот в доспехах с мечом, но действительно лучше
подождать...  На  следующем уроке Ваня  узнал у  Светы Козловской,  в  каком
месяце родилась Спицына. В ноябре. Ровно полгода ждать...
     Этот последний день в  школе тянулся удивительно долго.  У кого занятия
уже  закончились,   те  с  гамом  и  криком  носились  по  школьному  двору.
Круглоголовые постриженные тополя и  липы  под  порывами холодного ветра  то
становились  ярко-зелеными,   то   бледно-серыми.   Это   трепещущие  листья
показывали свою изнанку.  Закаленные голуби забрались в  мелкую,  подернутую
рябью лужу у ограды и,  взъерошив сизые перья, смешно приседали, барахтались
в  воде,  не обращая внимания на рыжую кошку.  Кошка,  подобрав под себя все
четыре лапы,  сидела на  каменной тумбе  и,  сонно  щуря  глаза,  равнодушно
смотрела на  купающихся голубей.  Уборщицы выносили на  школьный двор старые
парты.  Их уже много стояло в углу у забора. Как только женщины ушли, стайка
воробьев опустилась на парту.
     Нина  Васильевна  что-то  говорила,   называла  книги,   которые  нужно
обязательно летом прочесть,  но Ваня не слушал.  Он смотрел в окно на кошку,
голубей,  липы и решетчатую стрелу башенного крана,  медленно описывающую на
фоне  облачного неба  круг.  Напротив за  четырехэтажным домом строили новое
высотное здание.
     И хотя Ваня давно ждал звонка,  он прозвучал неожиданно. Очень громко и
радостно. Последний звонок в этом учебном году. Как-то так получилось - Ваня
и  Мила вышли вместе.  Андрея Пирожкова не  было видно.  Куда же  это он мог
подеваться? Обычно они вместе возвращались домой.
     - Странная у  нас погода в Ленинграде:  зимой тепло,  летом холодно,  -
сказала Мила и  посмотрела на  Ваню.  Он  обратил внимание,  что на улице ее
глаза  стали гораздо светлее,  чем  в  классе.  Будто их  разбавили небесной
синевой.  Кстати, и разрыве облаков появились глубокие синие окна. Наверное,
он  очень уж  пристально разглядывал ее,  потому что Мила вдруг покраснела и
опустила глаза.
     - Почему ты так смотришь на меня? - спросила она.
     - А разве нельзя?
     - У меня, наверное, нос в чернилах?
     - Успокойся, - сказал Ваня. - Нос твой в порядке.
     - Я не люблю,  когда на меня долго смотрят...  Такое впечатление, будто
тебя изучают, как географическую карту.
     - Плохо, когда совсем на человека не смотрят, - глубокомысленно заметил
Ваня. - Значит, такой человек неинтересный.
     - В таком случае - смотри, - с улыбкой разрешила Мила.
     - Ты сегодня красивая.
     - Что ты летом будешь делать? - смущенно спросила Мила.
     - Нас с Андреем зачислили в экспедицию,  - похвастался Ваня. - Будем на
катерах гонять по северным озерам. Наравне со взрослыми.
     - Это ты сейчас придумал?
     - Придумал!  -  возмутился Ваня. - Мы все лодочные моторы как свои пять
пальцев знаем!  Уж сколько раз с Андрюшкой на Неву выходили. По семь узлов в
час выжимали на моторке.
     - Узлов?
     - На море скорость измеряется не километрами, а узлами, - пояснил Ваня.
     - Интересно, - сказала Мила.
     - Хочешь,  тебя на моторке прокачу? - вошел в раж Ваня. - Это в сто раз
лучше, чем на речном трамвайчике.
     - Когда? - взглянула на него Мила.
     И Ваня вспомнил,  что занятия закончились и они теперь с Милой Спицыной
не увидятся до первого сентября...
     - Когда-нибудь  прокачу по  Неве,  -  сказал  Ваня.  -  Вот  вернусь из
экспедиции...
     - А я летом поеду к бабушке в Осташково, - сказала Мила. - Там чудесное
озеро Селигер.
     - Вял-озеро лучше. Оно дикое. Хочешь, я тебе привезу с Севера...
     - Живого тюленя... - улыбнулась Мила. - Или моржа.
     - Чего-нибудь привезу, - сказал Ваня.
     Мимо прошли Леня Бойцов и Света Козловская.  Прошли и сделали вид,  что
не  заметили Ваню  и  Милу.  Куда же  это  они  направились?  В  кино или  в
мороженицу?
     - Ты любишь мороженое? - вдруг спросил Ваня.
     - Ореховое с вареньем, - сказала Мила. - И еще ассорти.
     - Я к мороженому равнодушен, - дал задний ход Ваня, но было уже поздно.
     - Я даже зимой ем мороженое, - сказала Мила.
     Ваня растерялся: чего это он вдруг про мороженое ляпнул? Полчаса назад,
на  уроке,  он  твердо  решил:  прежде  чем  что-либо  сказать,  обязательно
подумать.  И вот на тебе!  Еще хорошо,  что в кармане пятьдесят копеек. Весь
его капитал. На две порции хватит. Без варенья. А если она захочет еще одну,
тогда что делать? В крайнем случае можно сказать, что у него ангина, и пусть
она обе порции ест.
     Чтобы никто из  ребят случайно не увидел их вместе,  Ваня повел Милу на
улицу  Восстания.  Там,  рядом  с  кинотеатром "Луч",  есть  кафе-мороженое.
Маленькое, узкое. Всего четыре-пять столиков. Зато мороженое вкусное.
     По  дороге Ваня  отобрал у  Милы портфель.  Она  удивленно взглянула на
него,  но отдала.  Зачем он это сделал, и сам не знал. Вспомнил, что Гиревик
всегда носит портфель Светы Козловской. И в этот раз, когда повстречались на
Литейном,  нес. Наверное, смешно со стороны выглядит мальчик, который идет с
девочкой и  важно несет два  портфеля.  Ведь  взрослые тети  сами носят свои
продуктовые сумки.  Увидел бы  его сейчас Андрей Пирожков,  смеху было бы на
целый год.
     Ваня отворил тяжелую дверь кафе,  пропустил вперед Милу и  рот раскрыл:
за  столиком прямо  у  двери  сидели  и  ковыряли ложечками мороженое Андрей
Пирожков и... Надя Краснопевцева!









     Стоял жаркий летний день. Над отвесным каменным ущельем улицы - высокое
синее небо.  И  в небе ни облачка.  Лишь кометой протянулся разреженный след
высотного самолета.  По  Невскому,  в  густой  толпе  прохожих,  шагали трое
мальчишек.  Один был ничем не примечателен - мальчишка как мальчишка, а двое
заставляли всех с улыбкой оглядываться. Во-первых, одеты они были явно не по
сезону: на улице от жары некуда спрятаться, а мальчишки в толстых одинаковых
свитерах,  зеленых ватниках и новых болотных сапогах.  На каждом сапоге - по
маленькому солнцу.  Во-вторых,  за  спинами  у  них  по  гигантскому пухлому
рюкзаку.  Даже удивительно было,  как  они  держат на  плечах такую тяжесть.
Рюкзаками они  задевали друг друга и  прохожих.  И  хотя лица мальчишек были
сосредоточенно непроницаемыми,  любому ясно,  что  они  собрались в  далекое
путешествие,  если уж не в Антарктику,  то по крайней мере на Северный полюс
дрейфовать на льдине. По их лицам катился пот, волосы на лбу слиплись.
     Третий   мальчишка  -   он   семенил   рядом   с   полными  достоинства
путешественниками -  был явно расстроен.  Понятно было, что он провожающий и
смертельно завидует этим счастливчикам.
     Все трое на  улице Герцена благополучно забрались в  автобус,  идущий в
аэропорт.  Чтобы не  платить за  багаж,  путешественники при помощи приятеля
водрузили свою ношу на колени. Из-за рюкзаков их совсем стало не видно.
     Когда автобус отправился, мальчишки разговорились.
     - Деньги у вас на билеты есть?  - спросил Костя Рыбаков. Он примостился
впереди Вани и Андрея и все время вертелся на сиденье, оборачиваясь к ним.
     Андрей промолчал, а Ваня оптимистически ответил:
     - Улетим.
     - Без билетов?
     - Мы  ведь  не  какие-нибудь  туристы,  разъезжающие  для  собственного
удовольствия,  -  убежденно сказал Ваня. - Мы будем работать в экспедиции...
Пользу людям приносить.
     - Ну,  это еще неизвестно,  -  мрачно заметил Андрей.  - И потом, я без
билета не полечу. Без билета я даже на трамвае не езжу.
     - У меня накоплено десять рублей,  - сказал Костя. - Я на всякий случай
захватил, - он похлопал себя по карману, послышался звон.
     - Мелочью? - поинтересовался Ваня.
     - Рублями,  юбилейными,  - сказал Костя. - Каждый раз бегал в магазин и
обменивал.
     - У меня тоже десять рублей,  -  сказал Андрей. - Сестра перед отъездом
дала.
     - Мне ничего не дали,  -  хмыкнул за рюкзаком Ваня. - Я сказал, что нас
всем необходимым обеспечит государство. И вообще я противник всяких билетов.
     - Ты забываешь,  что самолет -  это не трамвай и не автобус,  -  сказал
Андрей. - Без билета нас и к трапу не подпустят.
     - Это точно, - подтвердил Костя.
     Андрей не верил, что они сегодня улетят, что их даже близко подпустят к
самолету,  тем более без билетов. И придется им в таком виде, на смех людям,
через весь  город топать назад.  Косте хорошо,  он  в  джинсах и  тенниске с
короткими рукавами...  Вот посмеется он над ними, когда в аэропорту им дадут
поворот от ворот!
     - Надо  быть  круглым  дураком,   чтобы  брать  билеты  на  самолет,  -
разглагольствовал,  тараща круглый серый глаз из-за рюкзака, Ваня. - Мы ведь
мотористы. А мотористы в экспедиции - главные люди. Будем на лодках по озеру
шпарить, науке громадную пользу приносить...
     - Слышали уже, - буркнул Андрей.
     - Это ты летчикам расскажи, - подковырнул Костя. - Про пользу. Может, и
без билета посадят...
     - Вот я и тренируюсь.
     - Тренировка - это великое дело, - разошелся Костя. - Не каждый вот так
может напялить на  себя в  жару зимнюю одежду,  влезть в  резиновые сапоги и
таскать такую тяжесть... Вань, когда назад будем возвращаться, так и быть, я
помогу тебе тащить рюкзак...
     - Назад, дорогой Костик, ты один вернешься, - твердо сказал Ваня.
     - Ну-ну, посмотрим...
     - Когда наш  самолет стрелой поднимется в  воздух,  не  забудь помахать
ручкой, - продолжал Ваня. - Так всегда делают хорошие друзья.
     - Пожалуйста, - улыбнулся Костя. - Даже обеими.
     - Мы  бы тебя тоже с  собой взяли,  -  сказал Ваня,  -  но ты,  Костик,
опозорился тогда на Неве...  Тоже перешел в седьмой класс,  а плавать до сих
пор не умеешь. У тебя ведь папа рыбак!
     - Я  и  сам не поехал бы с  вами в эту экспедицию...  Там самая высокая
температура летом плюс десять градусов... А комары и эта, как ее?..
     - Мошка, - подсказал Андрей.
     - ...и мошка кусается, как муха це-це.
     - Я такую муху не знаю, - сказал Ваня.
     - От  ее укуса львы умирают,  -  заметил Андрей.  -  Муха це-це живет в
Африке.
     - Живи себе спокойненько в Ленинграде,  Костик,  -  ухмыльнулся Ваня. -
Никто тебя здесь не  укусит.  Только не  забывай на ночь форточку закрывать,
случается - и в город прилетают комарики на воздушном шарике...
     Уязвленный Костя  не  успел ответить:  водитель простуженно прохрипел в
испорченный микрофон:
     - Аэропорт.


     Над  аэродромом высоко-высоко плыли  откуда-то  появившиеся редкие,  не
отбрасывающие тени  облака.  Большие  серебристые самолеты с  многоколесными
выпущенными шасси  неожиданно появлялись из-за  невысоких деревьев и  плавно
опускались на  поблескивающую на солнце бетонную полосу.  Одни приземлялись,
другие  взлетали,  тут  же  втягивая в  брюхо  лапы-шасси.  С  низким  ревом
промчавшись по полю,  стреловидная машина, блеснув опаленными жарким солнцем
крыльями,  будто нехотя отрывалась от земли и, задирая острый вытянутый нос,
круто  уходила в  небо,  туда,  к  редким  розоватым облакам.  Иногда так  и
исчезала,  оставив сразу четыре легких дымчатых хвоста, иногда, креня крыло,
делала широкий полукруг и растворялась в небе, как мираж.
     Андрей и  Костя стояли у невысокой ограды и смотрели то на летное поле,
то вверх.  Рядом,  в узком проходе,  толпились пассажиры.  Они ждали,  когда
девушка в  синем  берете и  с  красной повязкой на  рукаве форменной тужурки
пропустит их  к  самолету.  Диктор громко два  раза  объявил,  что  началась
регистрация билетов на Москву.
     Вани с ними не было: он отправился, как важно заявил, на разведку.
     - Ты летал на самолетах? - спросил Костя.
     - Два раза, - ответил Андрей. - В Ташкент. Там у нас родственники.
     - А я никогда не летал... Наши родственники живут в Великих Луках. Мы к
ним на поезде ездим. С Витебского вокзала.
     Вид у Костика был огорченный, и хотя Андрей понимал: это не из-за того,
что приходится ездить к родственникам на поезде, все-таки сказал:
     - У меня бабушка живет в Соснове.  Летом я,  бывает,  приезжаю к ней на
электричке.
     - У меня бабушки нет, - вздохнул Костя.
     Девушка отворила калитку,  и  пассажиры стали  усаживаться в  маленькие
разноцветные вагончики.  Когда свободных мест не  осталось,  вагончики резво
покатились по летному полю.  Рядом с  гигантами самолетами весь этот поезд с
вагончиками выглядел игрушечным.
     Пришел Ваня. Лицо несколько обескураженное.
     - Я  говорил,  ничего не  выйдет,  -  сказал Костя.  -  Аэрофлот -  это
серьезная организация.
     Ваня даже не посмотрел на него.  Глаза его стали узкими,  решительными.
Развязал рюкзак,  достал  из  него  меховую шапку-ушанку и  надел.  Подумав,
опустил уши.  Все  это  проделал он  с  самым  серьезным видом.  Теперь Ваня
настолько  нелепо  выглядел  под  палящим  солнцем,   что  Костя  и   Андрей
одновременно расхохотались.
     - Надевай шапку, - хмуро взглянул на Андрея Ваня.
     - Я не дрожу от холода, - хмыкнул тот.
     - Бестолковый ты человек,  Андрюха, - сказал Ваня. - Думаешь, мне охота
потеть в шапке? Думаешь, я тут комедию разыгрываю? Раз говорят, значит надо.
     Андрей,  вздыхая и что-то бормоча под нос,  достал рыжую меховую шапку,
встряхнул и  напялил на  свою широколобую голову.  Уши он ни за что не хотел
опускать, но Ваня все-таки настоял.
     Костя, покусывая губы от смеха, наблюдал за ними.
     - Папанинцы, - сказал он. - Будто вас только что со льдины сняли.
     - Сейчас все со  смеху попадают,  глядя на  нас,  -  проворчал Андрей и
смахнул ладонью пот со лба.
     - Бери рюкзак и пошли, - скомандовал Ваня. - А кто хочет, пусть падает.
     - Вон уже один упал,  - кивнул Костя на споткнувшегося о чей-то чемодан
пожилого  человека.   Видя,   что   они  куда-то   собираются  уходить,   он
забеспокоился: - А как же я?
     - Ты ведь обещал помахать нам,  когда поднимемся в воздух? - усмехнулся
Ваня. - Стой и жди.
     Его уверенный тон озадачил Костю.  Потрогав зачем-то нос и поморгав, он
спросил:
     - А как, интересно, я узнаю?
     - По радио объявят, - сказал Ваня.
     И в этот момент в динамике над головой щелкнуло,  пискнуло - и раздался
голос  диктора:  "Внимание!  Ваня  Мельников и  Андрюша Пирожков разыскивают
руководителя экспедиции  в  Терский  район  Мурманской  области  Константина
Васильевича  Рыбакова.  Просьба  руководителя экспедиции  или  кого-либо  из
членов экспедиции зайти в комнату диспетчера. Повторяю. Внимание!.."
     Ваня с торжеством смотрел на онемевших от изумления товарищей:  Андрей,
прислонившись рюкзаком к  серебристой ограде,  стоял  и  хлопал  глазами.  У
Константина Васильевича Рыбакова раскрылся рот,  а  глаза  стали  большими и
круглыми.
     - Учитесь, товарищи, как надо работать! - улыбнулся довольный Ваня.
     Честно говоря,  он  и  сам  не  ожидал,  что  его  заявление передадут.
Девушка-диктор долго выясняла,  что это за экспедиция и какое мальчики к ней
имеют отношение.  Ваня довольно убедительно объяснил,  что они -  члены этой
экспедиции, а руководитель - их учитель географии; они перепутали час вылета
и вот опоздали.  Наверное, рюкзак, зимняя шапка - все это тоже подействовало
на девушку.
     - Ну ты и даешь!  - сказал Андрей. - Теперь я верю, что мы улетим... Но
билет я все-таки куплю.
     - Возьми  деньги,   -   Костя  с  готовностью  протянул  Андрею  десять
полновесных юбилейных рублей.
     Андрей взял.
     - Раз меня вызвали по  радио,  я  тоже должен идти с  вами?  -  спросил
Костя.
     Ваня посмотрел на него и покачал головой:
     - Хороший ты  парень,  Костик,  но есть у  тебя два больших недостатка:
плаваешь,  как топор,  и соображаешь туговато...  Подумай сам: все уже давно
улетели,  а  мы  с  Андрюхой опоздали,  вот и  разыскиваем своих...  А  если
кто-нибудь  из  экспедиции припрется в  диспетчерскую -  пиши  все  пропало!
Поэтому я тебя и сделал начальником экспедиции...
     - Спасибо за доверие, - буркнул обиженный Костя.
     - Вань, можно шапку снять? - жалобно спросил Андрей. Пот ручьями стекал
по его раскрасневшемуся лицу. Языком он слизывал капли с губ.
     - Я  ведь терплю?  -  сказал Ваня.  -  А  моя  шапка еще горячее твоей.
Каких-то полчаса не может потерпеть!
     - Полчаса?! - ахнул Андрей. - Да я умру... от солнечного удара.
     - Придем в диспетчерскую,  ты знай помалкивай,  -  стал инструктировать
Ваня. - А то ляпнешь чего-нибудь и все испортишь... Я буду сам с диспетчером
говорить, а ты, когда надо, поддакивай...
     - Шапку-то можно там снять?
     - Надоел ты мне со своей шапкой, - поморщился Ваня.
     - Так еще неизвестно, улетите вы или нет? - спросил Костя. - Может, все
вместе назад?
     - Улетим-улетим,  -  сказал Ваня.  - Не переживай, товарищ начальник. С
первым же мурманским рейсом.


     Когда на  взлетной полосе оглушительно взревели моторы,  самолет,  весь
напрягшись, затрясся в мелкой дрожи, а затем, стремительно набирая скорость,
рванулся вперед и как-то легко и незаметно оторвался от родной ленинградской
земли,  Ваня все  еще  не  верил в  свое счастье.  В  любую минуту работники
аэропорта могли раздумать и  снять их  с  самолета.  Вернее,  не их,  а  его
одного,  потому что  Андрей Пирожков взял  до  Кировска законный ученический
билет  с  большой  скидкой и  мог  улететь на  любом  пассажирском со  всеми
удобствами.
     Когда они,  обливаясь потом, в ватниках, зимних шапках и с рюкзаками за
спинами ввалились к  дежурному отдела перевозок,  то молодой человек в серой
фуражке  с  летной  эмблемой  серьезно  задумался:  отправлять их  или  нет.
Мальчишки потели, шмыгали носами, переминались с ноги на ногу.
     - Рюкзаки-то снимите, - сказал дежурный отдела перевозок. - И шапки.
     Андрей  обрадованно  стал  было  освобождаться  от  тяжести,   но  друг
незаметно наступил ему на ногу и сказал:
     - Ничего, мы уже привыкшие...
     Ваня красноречиво и  обстоятельно рассказал об экспедиции,  о  билетах,
которые были для них взяты товарищем Рыбаковым Константином Васильевичем,  о
том,  как  они  ошиблись всего на  один  час  (он  заранее изучил расписание
самолетов, следующих на Мурманск), искренне удивлялся, что билеты для них не
оставили,  очевидно,  товарищ  Рыбаков  Константин Васильевич до  последнего
надеялся,  что  они  успеют  на  самолет,  ведь  они  еще  никогда никого не
подводили...
     Андрей как заведенный кивал головой,  а  один раз,  несмотря на строгий
запрет, все же осмелился рот раскрыть.
     - В Кировске нас ждут,  -  ляпнул он.  - Без нас начальник ни за что не
улетит в... Умбу.
     - В Умбу? - заинтересовался дежурный. - Это можно выяснить...
     В  этот момент зазвонил телефон и дежурный снял трубку.  Ваня бросил на
приятеля испепеляющий взгляд и  тихонько показал кулак.  Не удовлетворившись
этим,  наступил каблуком Андрею на  ногу.  Тот  даже вскрикнул.  К  счастью,
занятый разговором о  каких-то срочных и  важных грузах,  дежурный ничего не
заметил.
     Когда он повесил трубку,  Ваня снова устремился в атаку: стал говорить,
что  группа сразу из  Кировска наверняка улетела в  Умбу,  а  там  уже  ждет
вертолет,  который доставит людей на  Вял-озеро (маршрут он  знал наизусть),
так что рассчитывать на то,  что их встретит начальник,  не приходится...  В
прошлом году они тоже были в экспедиции,  на озере Вял, так из Умбы до места
на попутных лесовозах добирались...
     Дежурный  рассеянно слушал  мальчишку и  о  чем-то  думал.  Когда  Ваня
перевел дух,  он еще раз внимательно на них посмотрел:  упрямые,  чертенята,
пот льет ручьем,  еле на ногах держатся, а рюкзаки за плечами и зимние шапки
не  снимают...  Не  на  маскарад же  они  на  самом деле  сюда  пришли...  В
университет он уже звонил, справлялся насчет экспедиции. Действительно, одна
из групп экспедиции сегодня отбыла в  Кировск.  Про мальчишек ничего сказать
не смогли. Список личного состава у начальника экспедиции...
     - Вот что,  герои,  - сказал он. - Можно считать, вам крупно повезло...
Через два  часа в  Умбу отправляется Аннушка...  Ну,  АН-двадцать четыре.  С
грузом для  геологов...  Так  что без пересадки в  Кировске попадете прямо к
своим.
     - А где эта Умба? - забеспокоился Андрей. В отличие от приятеля он имел
самое смутное представление о маршруте экспедиции...
     Испугавшись,  что  Андрей  сейчас все  погубит,  Ваня,  облизнув с  губ
соленый пот, улыбнулся:
     - В детстве Андрюша сильно менингитом болел...  С тех пор у него что-то
с памятью...
     Такого Андрей Пирожков не  смог стерпеть.  Сорвав с  головы ненавистную
ушанку, сбросив будто набитый камнями рюкзак он заорал:
     - Никогда я не болел менингитом!  И память у меня отличная!  И вообще я
пойду в кассу и возьму билет! У меня деньги есть.
     Выскользнул из ватника,  отшвырнув свою рыжую шапку ногой, и выбежал из
диспетчерской.
     - Я же говорю -  больной,  - вздохнул Ваня. - Еще и нервы не в порядке.
Бывает, и заикается...
     Дежурный принял решение,  и  у  него больше не  было времени заниматься
мальчишками. Поднявшись, он сказал:
     - В вашем распоряжении, папанинцы-челюскинцы, полтора часа. Чтобы, - он
взглянул на часы,  -  в шестнадцать ноль-ноль были здесь и ни минутой позже.
Ясно?
     - Ясно!  -  по-военному гаркнул обрадованный Ваня  и  наконец стащил  с
мокрой головы осточертевшую шапку.
     И  вот все позади.  Полтора часа томительного ожидания.  За эти полтора
часа все могло произойти. Дежурный сто раз мог раздумать, связаться по радио
с Кировском и Умбой,  попытаться найти таинственного товарища Рыбакова... Да
мало  ли,  что  могло  случиться?  Груз  для  геологов  не  прийти,  самолет
испортиться, аэропорт не принять... У Вани голова шла кругом...
     С Андреем у них состоялся неприятный разговор.  Ваня нашел его у кассы.
Приятель с удовлетворением разглядывал радужный голубой билет.
     - И  заплатил-то  всего шесть рублей,  -  сказал Андрей.  -  Надо рубли
Костику вернуть.
     - Дуракам закон не писан, - зло усмехнулся Ваня.
     - Честные люди, по-твоему, дураки?
     - Я, значит, жулик?
     - Стоило  полчаса потеть в  ватниках и  шапках?  У  нас  денег  на  три
билета...
     - Замолчи ты со своими билетами!  -  взорвался Ваня.  - Дело вовсе не в
билетах...  Это ведь настоящее приключение: диктор по радио разыскивает нас,
диспетчер  сажает  на  грузовой  самолет,  мы  летим,  как  настоящие  герои
приключенческого фильма...
     - Зачем все это? - спросил Андрей.
     - Как  зачем?  -  опешил Ваня.  Секунду он  молчал,  потом отвернулся и
совсем другим голосом сказал:  -  Я ведь тебе говорил - помалкивай. Чуть все
дело не испортил.
     - Никогда больше не говори,  что я болел менингитом. Это все равно, что
дураком обозвать!
     - А кто же ты еще?
     - Я дурак? А ну еще раз повтори!
     - Могу сто раз сказать, что ты сегодня вел себя, как последний...
     Если бы  не  подошел Костя,  они тут же у  ограды,  где ждали вагончики
пассажиры,  и подрались.  Сначала он пробовал урезонить их, потом неожиданно
командирским голосом рявкнул:
     - Смирно!  Сейчас же  подать друг  другу  руки  и...  поцеловаться!  Я,
товарищ Рыбаков Константин Васильевич, вам приказываю!
     Смешно было слышать такие слова от тихого большеглазого Костика. Лица у
распетушившихся приятелей стали мягче,  злость ушла из глаз. Однако, все еще
не глядя друг на друга,  Ваня и  Андрей послушно пожали руки,  а целоваться,
конечно, не стали...
     Где он сейчас,  добрый Костик?  Маленькая точка на земле. Ваня приник к
иллюминатору и  увидел внизу зеленые и коричневые прямоугольники,  квадраты,
трапеции полей, маленькие и чуть побольше серые коробочки; некоторые из них,
будто лазер,  пускали в глаза яркие солнечные вспышки.  Ваня догадался,  что
коробочки -  это  здания,  а  зайчики пускают новые  цинковые крыши.  Тонкая
блестящая полоска -  шоссе,  две  черные ниточки -  железнодорожное полотно,
зеленый пушистый ковер,  изрезанный вдоль и поперек ровными просеками -  это
уже  лес...  Костик  остался в  аэропорту у  ограды.  Его  даже  не  пустили
проводить друзей,  хотя диктор по радио и  назвал его уважительно по имени и
отчеству...  Интересно,  помахал Костя  им,  когда  небольшой,  но  мощный и
красивый АН-24 оторвался от земли?..




     Мальчишки сидели  на  рюкзаках  и  смотрели,  как  бородатые геологи  в
одинаковых брезентовых куртках  с  капюшонами выгружали ящики  из  самолета.
Ящики были разные:  плоские,  длинные, квадратные, продолговатые. Их ставили
на попа, переворачивали и складывали в кучу.
     Летчики ушли в здание аэропорта -  небольшой деревянный дом с мудреными
антеннами на  крыше.  На  высоком шесте,  указывая узким  концом направление
ветра,  трепыхалась туго  надутая  полосатая  колбаска.  Прямо  в  лицо  дул
холодный упругий ветер.  Он низко пригибал редкую блеклую траву, посвистывал
в подрагивающих крыльях самолета.
     Если  в  Ленинграде мальчишки чувствовали себя  в  толстых  свитерах  и
ватниках неуютно,  то  здесь было  в  самый раз.  Они  даже шапки надели.  В
Ленинграде -  плюс 23 градуса, а в Умбе - об этом сказал бортмеханик - всего
плюс 7.
     Все  здесь другое и  незнакомое:  смешанный лес,  окружающий аэродром с
трех  сторон,  непривычно низкий,  приземистый;  на  зеленом бугре  сразу за
домиком разбросаны замшелые глыбы гранита. Будто их нарочно высыпали с неба.
Одни  торчком воткнулись в  землю,  другие  наискосок,  третьи припечатались
плашмя.  И небо здесь не такое,  как в Ленинграде: высокое, светлое с синими
прожилками. И не поймешь - облака на нем или просто затянуто серой дымкой. И
солнца не видно на привычном месте.  Где-то в  стороне,  низко над вершинами
деревьев, разлилось тусклое желтое свечение.
     В  ушах все еще стоял ровный гул моторов,  голова побаливала.  Сразу за
Ленинградом облака без конца и  края плотно обложили землю,  и  мальчишки до
самой  Умбы  почти  ничего и  не  увидели.  Редко-редко  в  разрывах облаков
неожиданно  показывалась  далекая  и   незнакомая  земля,   будто   покрытая
вытершейся местами  до  желтой  кожи  зеленой  шубой.  Круглые,  овальные  и
вытянутые озера ртутно поблескивали.
     На  облака  тоже  было  смотреть  интересно.  Под  крылом  самолета они
казались плотными,  слежавшимися.  Казалось,  спрыгни с  самолета и шагай по
облакам,  как  по  снежному полю,  куда  хочешь.  Однако,  когда АН-24  стал
снижаться,  облака  расступились  и  превратились в  обыкновенный дым,  пар.
Клочки этого  пара  отрывались от  кончиков крыльев,  стремительно пролетали
мимо иллюминаторов и  исчезали.  И все-таки облака обладали какой-то массой,
потому что самолет,  окунувшись,  стал подрагивать,  поскрипывать,  а крылья
мелко-мелко задрожали.  Сумрачно стало и тревожно.  Самолет пробкой выскочил
из облаков у самой земли и сразу пошел на посадку.
     Наискосок через  летное поле,  лязгая бортами,  мчался крытый брезентом
грузовик.  Резко  остановился возле  горы  белых,  обитых  железными лентами
ящиков.  Из  кабины выскочил молодой кудрявый шофер без  шапки,  с  грохотом
распахнул задний борт.  Геологи затоптали в  землю  окурки и  стали  грузить
ящики в машину.
     - Куда мы теперь?  -  поежился на пронизывающем ветру Андрей.  Ему и  в
ватнике стало прохладно.
     - Дай оглядеться, - сказал Ваня.
     Если там,  в  аэропорту,  Андрей Пирожков еще и пытался отстаивать свою
независимость,  то лишь самолет поднялся в воздух,  он безоговорочно признал
Ванино старшинство.  И  теперь покорно поглядывал на него,  ожидая,  что тот
скажет.
     Как следует оглядеться им так и не удалось:  откуда-то прилетел сначала
один комар,  потом сразу несколько,  и  не успели мальчишки опомниться,  как
туча больших жгучих изголодавшихся комаров набросилась на них.
     Друзья  устремились  к  спасительному  зданию  аэропорта.  С  противным
нарастающим зудением комары проводили их до самой двери,  успев основательно
искусать шеи и лица, а дальше не полетели.
     Вскочив в зал ожидания, мальчишки свободно вздохнули. Здесь не зудел ни
один комар.
     - Комарики тут серьезные,  -  сказал Ваня,  почесывая шею.  -  Жалят до
волдырей.
     Андрей  снял  со  скулы  прихлопнутого  комара  и   стал  с   интересом
разглядывать.
     - Раза в два больше наших родных ленинградских, - сказал он. - И на вид
противнее. Посмотри, какой хобот! Насквозь протыкает.
     - Оно и чувствуется, - произнес Ваня, расчесывая шею.
     - Комары что, - сказал Андрей. - Вот мошка - эта даст нам жизни!
     - А как же местное население? - сказал Ваня. - Живут и ничего.
     - У местного населения или кожа толстая, или... - Что "или", Ваня так и
не услышал: Андрей стал втягивать воздух ноздрями и морщиться.
     - Чего ты? - Ваня тоже принюхался.
     - Тебе не кажется...
     - Кажется, - сказал Ваня. - Нас окружают.
     Какой-то сладковатый,  тяжелый запах постепенно заполнял все помещение.
Только сейчас ребята обратили внимание, что, кроме них, в зале никого нет. И
окошко кассира в  стене задернуто розовой занавеской.  Запах волнами плыл из
длинного пустого коридора; оттуда же доносился негромкий угрожающий звук. Он
становился все громче, настойчивее.
     - Жужжит, - сказал Ваня.
     - Может, уйдем отсюда?
     - А комары?
     Андрей не  успел ответить:  из коридора показалось невиданное чудовище.
Желтая роба, высокие сапоги, вместо лица вытянутая резиновая харя с круглыми
стеклянными  глазами  и  пампушкой  вместо  носа.  В  руках,  спрятавшихся в
огромных резиновых перчатках, длинный черный шланг с шипящим распылителем.
     Мальчишки  вскочили  со  скамьи  и  попятились  к  двери.  Заметив  их,
резиновое чудовище покачало зеленой  резиновой головой,  сердито  захрюкало,
затрясло шлангом из которого тотчас брызнула светлая вонючая струя.
     - Клопомор! - сообразил Андрей. - Травят разных вредителей...
     - А на людей тоже действует? - спросил Ваня, не спуская глаз со шланга.
     - В два счета можно окочуриться!
     Схватив рюкзаки,  они выскочили на крыльцо.  Не успели отдышаться,  как
подоспели первые  экскадрильи заждавшихся их  комаров.  Отплевываясь,  тряся
головами,  приятели сосредоточенно шлепали себя по шее,  щекам, лбу, голове.
Наконец Ваня  догадался опустить уши  на  шапке и  поднять воротник.  Андрей
немедленно последовал его примеру.
     - Действительно,  клюв у них железный,  -  сказал Ваня.  - В первый раз
встречаю комаров, которые в голову кусают.
     - В голову! - усмехнулся Андрей. - Меня через брюки жалят.
     Стало полегче,  но комары кусали лицо и  руки.  Кусали свирепо.  Вместо
каждого убитого прилетали десять.
     - Психическая атака...  - пробормотал Андрей и тут же закашлялся: в рот
влетел комар.
     - Как они на вкус,  лучше наших?  -  засмеялся Ваня и вдруг умолк. Лицо
его стало озадаченным,  а  нос сморщился.  Немного погодя раздалось громкое:
"А-а-пчхи!"
     - Будь здоров, - сказал Андрей, прикрыв рот рукой. - Комар в нос попал?
     - Что же делать?  -  сказал Ваня,  озираясь. - Шутки шутками, а они нас
живьем сожрут.
     - Это Умба - город. А что будет в лесу, у озера?
     - Придумал!  - воскликнул Ваня. - Комары боятся хлорофоса, поэтому и не
залетают в дом... Давай попросим этой гадости и намажемся?
     - Где ты соображаешь,  а сейчас такое сморозил...  Хлорофос -  страшный
яд!  От него можно и загнуться.  Видал,  как человек со шлангом одет? Весь в
резине.
     - Давай станем в дверях и будем держать нос по ветру, - предложил Ваня.
- Страшный яд до нас не достанет, а комары побоятся ближе подлететь... Нужно
найти такую точку...
     Точку они  нашли.  Нельзя сказать,  чтобы она  была во  всех отношениях
удобная:    из   помещения   крепко   тянуло   хлорофосом,    а    отдельные
самоубийцы-комары нет-нет и  наскакивали на  них.  Здесь,  между дверьми,  и
обнаружила  через  час  заскучавших мальчишек  Евдокия  Ивановна  Рожкова  -
работница  районной  санэпидстанции.  Без  защитного  костюма  и  маски  она
выглядела совсем  по-другому:  темноволосая,  с  полным добродушным лицом  и
светлыми добрыми глазами.
     - Вы чего тут потеряли? - удивилась она.
     - Мы прилетели из Ленинграда,  -  стал объяснять Ваня.  -  А тут никого
нет...
     - Одни?
     - Мы уже в седьмой класс перешли, - сказал Андрей.
     - Не маленькие, - прибавил Ваня.
     - И  никого  родственников  у  вас  тут  нет?  -  допытывалась  Евдокия
Ивановна.
     - Мы ведь не в гости, а на работу в экспедицию, - гордо сообщил Ваня.
     - Мы - мотористы, - сказал Андрей.
     - Ну  и  родители пошли...  -  расстроилась Евдокия Ивановна.  -  Малых
детишек отпускают на край света...
     - Отчего  у  вас  тут  вредители-то  развелись?  -  попытался перевести
разговор на другое Ваня.
     - Мы каждый год дезинцифируем общественные помещения.
     - И все погибают? - спросил Андрей.
     - Кто все?
     - Ну, вредители.
     - Все  до  единого,  -  подтвердила Евдокия Ивановна.  Она взглянула на
мальчишек и спросила: - И ночевать небось негде?
     - Нам нужно быстрее на Вял-озеро, - сказал Ваня. - Там нас ждут...
     - Лучше  бы  здесь ждали,  -  покачала головой Евдокия Ивановна.  -  До
Вял-озера, родные, верст шестьдесят будет. А дорожка - не приведи господь...
Кто же  на ночь глядя туда поедет?  Таких умников нету.  Утром на сплав надо
идти, там лесхозовские машины разгружаются. Может, какой шофер и подвезет...
А где эта ваша экспедиция-то?
     - На озере.
     - Тоже сказанул -  на озере...  Озеро-то, сынки, на сотню верст окрест.
Поди сыщи вашу экспедицию!
     Мальчишки приуныли.  Где расположилась ленинградская экспедиция, они не
знали.  Может,  туда и  машины не  ходят.  Одни вертолеты летают.  Однако на
аэродроме вертолетов не видать!  Женщина покачала головой,  повздыхала,  еще
раз недобрым словом помянула "нонешних" безответственных родителей. Да разве
бы она пустила своего Саньку одного в Ленинград? Ни в жизнь! Огромный город,
тыща улиц, толпы народа - и все куда-то торопятся. Потеряется мальчонка, как
иголка в  сене.  Там  машин одних видимо-невидимо,  трамваев-троллейбусов...
Долго ли мальчонке несмышленому до беды?..
     - Приезжают люди  в  Ленинград со  всего  света,  и  ничего с  ними  не
делается, - сказал Ваня.
     - У нас даже бывают африканцы,  -  поддержал Андрей.  - Они всю жизнь в
джунглях жили и на слонах ездили. И ничего, ходят по улицам, посещают музеи.
     - В лесу можно заблудиться, а в городе не заблудишься, - сказал Ваня. -
Любой милиционер покажет нужную улицу и скажет, на чем лучше доехать.
     - И не только милиционер - любой ленинградец, - сказал Андрей.
     - Нет уж,  я  своего сына никуда не  отпущу,  -  твердо заявила Евдокия
Ивановна. - У меня бы все сердце изболелось.
     - Вы все преувеличиваете, - сказал Ваня.
     - Забирайте ваши шалгуны пузатые -  и  ко мне,  -  скомандовала Евдокия
Ивановна.  -  Изба  большая,  переночуете,  а  как  говорится,  утро  вечера
мудренее...


     Не уехали они и на следующий день. К кому ни обращались мальчики, никто
и не слышал про экспедицию, изучающую водный и тепловой режим Вял-озера. Про
геологическую слышали.  Это всего от Умбы верст тридцать. Тетя Дуся сказала,
чтобы ребята жили  у  нее  сколько захотят.  Изба просторная,  харчей тоже в
достатке.
     Ее  сын  Санька,  тот  самый,  которого она  в  жизнь не  пустила бы  в
Ленинград, очень обрадовался приезжим.
     Санька родился и вырос в Умбе.  Он знал все про этот большой живописный
поселок на берегу Белого моря.  Сразу же после завтрака -  жареного морского
окуня и крепкого чая -  потащил знакомиться с городом,  как он гордо называл
Умбу.
     Они  шагают по  просторной бревенчатой мостовой.  Шаги непривычно гулко
отдаются.  В Умбе нет асфальтированных улиц.  Здесь вместо асфальта - ровный
бревенчатый настил,  а  к  домам от  главной магистрали ответвляются дощатые
дорожки.
     - Чудно!  - удивился Андрей. - Бревна... Я еще никогда в жизни не ходил
по улицам из бревен.
     - Мы привыкшие и не замечаем, - говорит Санька.
     Утро нынче солнечное.  Кажется,  солнце большое,  яркое,  а  все  равно
прохладно.  Особенно это  чувствуется,  когда станешь лицом к  невидимому за
домом морю.
     - И комаров вроде не видно, - говорит Ваня.
     - Днем они спят, - замечает Андрей.
     - Комары-то?  -  смеется Санька.  -  Они  никогда тут  не  спят.  Здесь
возвышенность и ветер тянет с моря, а спустимся вниз, комарики объявятся...
     - А ты не боишься их? - спрашивает Ваня.
     - Комаров-то? - удивляется Санька. - Что их бояться?
     - Может,  они здешних не кусают?  -  говорит Андрей. - Или у тебя шкура
толстая?
     Санька  громко  хохочет и  даже  топает спортивным ботинком на  толстой
подошве по гудящему настилу.
     Бревенчатая мостовая спускается вниз  к  реке,  которую  тоже  называют
Умба. Река впадает в Умбинскую губу. Тут же рядом Кандалакшский залив Белого
моря.
     Обо  всем  этом обстоятельно,  не  торопясь рассказывает Санька.  Когда
необходимо,  он  останавливается и  плавным жестом руки показывает.  По  обе
стороны  мостовой  стоят  крепкие  деревянные  дома.   Есть  большие,  двух-
трехэтажные и тоже из бревен. Таких домов в других городах не увидишь.
     Умба   расположена  на   огромных   каменистых   холмах.   Тысячелетние
камни-валуны,  обросшие мшистыми лепешками,  разлеглись на холмах,  торчат в
желтых обрывах.  Камней много везде.  Больших и маленьких.  Среди них растут
редкие ели, сосны, чахлые, с искривленными стволами березы.
     - Это  гостиница,  -  плавно  показывает рукой  Санька.  -  А  это  наш
президиум...
     - Президиум? - удивляются Ваня и Андрей. - Какой президиум?
     Санька показывает на небольшую дощатую трибуну.
     - Президиум никогда не видели?  Отсюда наши начальники речи в  праздник
произносят...
     - Трибуна это, чудак, - разъясняет Андрей. - Президиум совсем другое...
     - Президиум за  длинным столом сидит,  а  на трибуне стоят,  -  говорит
Ваня.
     - У вас в Ленинграде,  может, и трибуна, - упорствует Санька. - А у нас
президиум. Все так называют.
     На  широком мосту  с  покосившимися перилами остановились.  Никогда еще
мальчишки не  видели сразу столько бревен!  Вся  широкая река до  краев была
заполнена бревнами.  Тысячи, миллионы бревен. Связанные в длинные плоты, они
медленно плыли по  течению.  Не  связанные торкались в  берега,  гигантскими
щуками выскакивали на сушу,  собирались в беспорядочные стада в заводях.  На
бревнах приплясывали в  резиновых сапогах до пояса сплавщики.  В руках у них
длинные   багры,   которыми   они   ловко   туда-сюда   распихивали   тяжело
покачивающиеся бревна.
     - Мой батя в низах сплавляет лес.  Школу кончу, тоже буду сплавщиком, -
сказал Санька. - Знаете, сколько они в месяц сплавляют? Ого-го!
     Нужно  быть  очень смелым и  ловким,  чтобы вот  так  легко и  небрежно
прыгать с одного скользкого бревна на другое. Малейшее неосторожное движение
- и ты в ледяной воде, кишащей тяжелыми, рвущимися вперед бревнами.
     - Через  мост  пойдем или  по  бревнам?  -  кивнул на  клокочущую речку
Санька.
     - По бревнам через речку? - переспросил Андрей.
     - Главное, на одном бревне долго не стоять. Чуть притонет - сразу нужно
прыгать на другое... Пробежитесь как по тротуару.
     - Как-нибудь в  другой раз,  -  сказал Ваня.  -  И потом,  у нас багров
нет...
     - С баграми на плотах стоят, - сказал Санька и быстро спустился вниз по
обрыву к реке. Желтые комья земли с булканьем просыпались в воду.
     Вот он с  разбегу вспрыгнул на огромное,  недовольно чмокнувшее бревно,
стрельнул глазами туда-сюда и  в  мгновение ока  очутился на  другом бревне.
Сопревшая кора  расползлась под  его  ботинками.  Однако Санька ни  разу  не
поскользнулся.  Движения его были точными и  расчетливыми:  не успеет бревно
уйти под воду,  как Санька уже стоит на другом.  Не дошли Ваня и Андрей и до
середины моста,  как отчаянный Санька уже выпрыгнул на  тот берег.  Стряхнул
брызги со штанов, пополоскал в воде ботинки и как ни в чем не бывало подошел
и  стал рассказывать про своего одноклассника -  Ваську Кривошеева.  В школу
приехал инспектор из Москвы и  на уроке географии задал Ваське такой вопрос:
"Назови самый замечательный город нашей Родины?" Васька,  не долго думая,  и
ляпнул: "Умба!".
     - Патриот своего края, - заметил Ваня.
     - А  что  бы  сказала твоя мать,  если бы  увидела,  как  ты  сейчас по
бревнам? - спросил Андрей.
     - Ничего,  -  беспечно ответил Санька.  -  Когда весной в  ледоход мост
повредило, она сама по бревнам на тот берег перебиралась. Да и не одна она -
все.
     - Я бы не смог, - сказал Андрей. - Чуть поскользнулся - и в воду, а там
бревном по башке.
     - Первый раз,  может, и страшновато, а потом привыкнешь. У нас, в Умбе,
даже первоклассники могут по бревнам ходить.
     - А что, попробую-ка и я? - задумчиво глядя на речку, сказал Ваня.
     - На обратном пути, - сказал Санька.
     Андрей Пирожков вдруг рассмеялся.
     - Хохотунчик напал? - удивленно взглянул на него Санька.
     - Вспомнил, как твоя мать говорила, что ни за что тебя одного в большой
город не отпустит. Потеряешься...
     - Хоть бы своими глазами поглядеть на большой город, - сказал Санька. -
В кино только и видел-то ваш Ленинград.
     - Все-таки я попробую, - сказал Ваня. - Босиком, наверное, лучше?
     - Успеешь еще...  -  остановил его  Санька.  -  Я  вам сейчас наш залив
покажу... Белое море!
     Санька  не  только  залив  показал,  где  стояло  у  причала  небольшое
пассажирское судно "Рулевой",  но  и  познакомил с  шофером лесовоза Кузьмой
Васильевичем.  Шофер посадил на судно свою жену, которой нужно было по делам
в  Кандалакшу,  и задумчиво стоял у причала,  посасывая папиросу.  "Рулевой"
громко крякнул и отвалил от берега.
     Небритый,  с густой черной шевелюрой Кузьма Васильевич,  сопровождаемый
ребятами,  подошел к  своей забрызганной грязью "Колхиде" с длинным прицепом
и, прежде чем забраться в кабину, спросил:
     - На озере, говорите, работают?
     - У них лодок много, - сказал Андрей.
     - На озере без лодок делать нечего, - усмехнулся шофер. - А что они там
делают, на Вял-озере?
     - Дно измеряют, пробы воды берут, рыбу ловят, - перечислил Ваня.
     - Изучают  водный  и  тепловой  режим  водоема,  -  прибавил Андрей,  с
удовольствием произнося научные термины.
     - На  шестидесятом километре от  Умбы на  берегу ламбины стоит какая-то
экспедиция...  Верно,  рыбу ловят и станция у них,  что погоду определяет. А
лодок с моторами штук десять.
     - Это они, дядя Кузьма, - обрадованно сказал Ваня.
     - А что это за ламбина? - спросил Андрей.
     - Лесное озеро.  Оно впадает в Вял-озеро.  Все лесные малые озера у нас
называют ламбинами.
     - Я и начальника ихнего хорошо знаю -  Назарова,  -  оживился шофер.  -
Машина у  них  как-то  в  болоте застряла,  так  я  ее  тросом вытаскивал...
Шофер-то  у  них  толстомордый такой,  а  Назаров хороший мужик!  Вот только
забыл, как его по имени-отчеству?
     - Георгий Васильевич, - вспомнил Андрей. - У него волосы седые.
     - А когда вы снова туда... - начал было Ваня, но шофер перебил:
     - Я  частенько мимо  их  лагеря с  лесом езжу  и  назад порожняком.  Их
повертка-то в аккурат на шестьдесят первом километре. Там и дощечка на сосне
висит, указывает, значит, где они находятся.
     - Дядь Кузьма,  подбрось ребят,  а?  - попросил Санька. - Они из самого
Ленинграда прилетели сюда.
     - А зачем вам сдалась эта экспедиция?
     Шофер внимательно посмотрел на  них.  Брови у  него  широкие,  густые и
небольшие глаза оттого кажутся глубокими, острыми.
     - Сестра родная у него там, - кивнул Ваня на Андрея. - Микробиолог.
     - А у тебя? Брат родной?
     - Я с ним...  -  немного растерялся Ваня.  -  Мы,  дядя Кузьма, в одном
классе учимся.
     Этот аргумент подействовал.
     - Подбросить-то можно,  -  все еще сомневаясь, сказал шофер. - Вопрос в
том: обрадуются ли вам?
     - Подбрось,  дядя  Кузьма,  -  ввернул Санька.  -  Ребята  хорошие.  Из
Ленинграда.
     - Я сестре теплый свитер привез, - на этот раз к месту сказал Андрей.
     Шофер достал из кармана папиросы, спички и закурил. Хмуря черные брови,
задумался.   На   мальчишек  он   не  смотрел.   Смотрел  на  удаляющееся  в
сопровождении горластых северных чаек судно с названием "Рулевой".


     Кузьма Васильевич громко потопал ногами по  глинистой обочине,  так что
от голенищ сапог отскочили просохшие лепешки грязи, и сказал:
     - Ничего не выйдет... Пустое это дело.
     - По... почему пустое? - упавшим голосом переспросил Ваня.
     - Да я не вам,  - усмехнулся шофер. - Зря, говорю, жинка моя потащилась
в Кандалакшу... Ну кто ей там без накладной выпишет медикаменты?
     - Выпишут, - обрадованно сказал Ваня.
     Шофер залез в кабину и с другой стороны распахнул голубую дверцу.
     - Поехали, - сказал он.
     - Прямо сейчас? - не поверил Ваня.
     - Дай бог затемно добраться до вашей повертки...  Дорожку туда,  видно,
сам черт мостил!
     Мальчишки вскочили в светлую,  просторную кабину лесовоза. У Санькиного
дома  дядя  Кузьма  остановился.   "Колхида"  глухо  урчала,  выбрасывая  из
выхлопной трубы комочки синей гари. Ваня и Андрей бегом припустили за своими
пожитками.
     - Может, пообедаете? - предложил Санька. - Я мигом все разогрею.
     - Не  до обедов тут,  -  проворчал Кузьма Васильевич.  -  Хоть у  нас и
круглый полярный день, а к ночи худо по этой чертовой дороге ехать.
     Санька сбегал в дом и принес жареной рыбы и полбуханки хлеба.
     - По дороге подзаправитесь, - сказал он.
     Уехали,  так и  не  попрощавшись с  тетей Дуней -  она была на  работе,
где-то опять морила мелких вредителей хлорофосом.
     Санька степенно пожал каждому руку и на прощанье сказал:
     - Как-нибудь выберусь к вам на озеро. На рыбалку. С дядей Кузьмой.
     - Поехали сейчас, - предложил шофер. - Места хватит.
     - У меня тут есть дела, - важно сказал Санька.
     - Ну, бывай, - протянул ему руку Кузьма Васильевич. - Мой поклон Дусе.
     Мощный  лесовоз,  разбрасывая  на  обочины  комья  полузасохшей  грязи,
покатил по дороге - машины в Умбе по бревенчатой мостовой не ездили. Выбитая
каменистая дорога  круто  пошла  вверх,  мимо  заросшего  кладбища,  склада,
рыбоводного  завода.  Кряжистые,  лохматые  деревья  пододвинулись вплотную.
Колючие лапы царапали верх кабины.  Сосны,  ели,  березы,  осины - все здесь
перемешалось и  дико и вольно росло вокруг.  На мшистых захламленных сучьями
проплешинах угрюмо  торчали  темно-серые  обломки  огромных  растрескавшихся
камней.  На  камнях  и  округлых гладких  валунах нахохлились черные  птицы.
Иногда одна из  них приподнималась на  тонких ногах,  взмахивала отливающими
вороненым блеском крыльями, но не улетала. Мальчишки так и не поняли, вороны
это или грачи.
     Глядя на  открывающиеся все  новые и  новые дали буйного дикого Севера,
приятели  задумались,  притихли.  Желтая  гладкая  баранка  то  быстрее,  то
медленнее скользила в крепких ладонях шофера.
     - Далековато вы,  молодцы,  забрались от  родного дома,  -  сказал дядя
Кузьма, скосив живые темные глаза в их сторону. - За самый Полярный круг.




     Последние  километры  мальчишки уже  не  любовались северной  природой.
Вцепившись в  мягкое сиденье руками,  они  изо  всех сил старались разлепить
смыкающиеся ресницы.  Головы сами по себе клонились то в  одну,  то в другую
сторону,  падали на грудь.  Как будто шеи вдруг стали ватными и  не в  силах
больше держать такой тяжелый груз.  Иногда головы стукались друг о дружку, и
мальчишки, с трудом продрав сонные глаза, с удивлением озирались.
     Дядя Кузьма гнал свою "Колхиду" по разбитой дороге,  памятуя поговорку:
больше скорость - меньше ям.
     Глухой завывающий звук мотора то становился близким, громким, то совсем
пропадал,  и тогда Ване казалось,  что он не в машине,  а в самолете АН-24 и
летит над Вял-озером. Озеро спокойное и синее. Моторная лодка тащит за собой
широкую,  разбегающуюся в разные стороны серебристую полосу. А в лодке стоит
улыбающийся от уха до уха Костик и машет рукой...
     Андрею Пирожкову виделось совсем другое: сидит он за обеденным столом в
своей квартире на  улице Фурманова,  перед ним тарелка золотистого бульона с
пельменями.  Мама в  цветастом переднике стоит у  газовой плиты и  с  желтой
доски ножиком сталкивает в кипящую кастрюлю еще одну порцию пельменей...
     - Приехали!  Остановка Березай...  -  весело  крикнул шофер.  Он  подал
рюкзаки и, в первый раз широко улыбнувшись, сказал:
     - Поклон от меня начальнику -  товарищу Назарову...  - Немного подумав,
прибавил уже без улыбки: - А вообще лучше не надо никаких приветов-поклонов,
а то еще осерчает на меня...
     - Спасибо скажет, - заметил Ваня.
     - Он нас ждет не дождется, - прибавил Андрей.
     - Чует  мое   сердце,   товарищ  Назаров  сильно  удивится,   когда  вы
объявитесь, - сказал дядя Кузьма.
     - Говорят вам,  товарищ Назаров обрадуется,  - сказал Ваня. - Сразу два
моториста пожаловали.
     - Мы освоили самую нужную специальность в экспедиции, - ввернул Андрей.
- Нас на руках носить будут...  -  сказал и, сообразив, что это уже слишком,
покраснел от смущения.
     - Меня  попросили -  я  довез,  -  сказал дядя Кузьма.  -  А  там  сами
разбирайтесь.
     Поблагодарив, они надели рюкзаки.
     - На всякий случай запомните номер моей телеги,  -  сказал шофер.  -  Я
здесь часто езжу...
     - Запомним, - сказал Ваня.
     Дядя Кузьма захлопнул дверцу, улыбнулся, блеснув белыми зубами, лесовоз
загремел подпрыгнувшим прицепом и укатил. Мальчишки остались одни.
     Над  головами  однообразно шумели  деревья.  Корявые  в  сучьях  стволы
утопали  в  пышных  подушках зеленого мха,  усеянного золотистыми иголками и
черными сучками.  Меж  деревьев темнели разбросанные и  тут и  там гранитные
обломки.  Будто  сказочный  великан  рассердился на  этот  суровый  край  и,
раздробив на куски огромную скалу, в сердцах разбросал ее по всему Кольскому
полуострову.  И потом, где бы ребята ни были, везде громоздились причудливые
каменные глыбы.
     Солнца не  видно,  но  небо  над  лесом  ярко  желтело.  Кроны деревьев
купались в  багровом огне...  Мальчишки еще  не  знали,  что  ночь так и  не
наступит.  Здесь -  долгий полярный день.  Солнце скроется,  но  не глубоко:
желтое сияние так и будет бродить всю ночь по необъятному небесному кругу. А
утром большое, но нежаркое светило начнет выходить в зенит. И звезд здесь на
небе летом не видно.
     Какая-то птица, забившись в бурелом, громко и уныло вопрошала: "Куда-да
вы? Куда-да вы?"
     - Сюда-да-а! - крикнул Ваня и даже присел от неожиданности: громкое эхо
тотчас раскатисто ответило: "...юда-да-а!"
     Андрей молча озирался.  Ему не  хотелось кричать.  Как-то обстановка не
располагала.  А лес вокруг шумел мощно и ровно.  С деревьев с долгим шорохом
сыпались сухие  иголки,  сучки.  Прямо у  дороги к  толстой сосне была  косо
прибита доска  с  крупной надписью:  "Эспедиция".  Черная  стрела  указывала
направление.
     - "Эспедиция"...  -  не веря своим глазам, перечитал Андрей. - Нарочно,
что ли?
     - Ученые,  академики...  -  засмеялся Ваня.  -  У  тебя есть химический
карандаш?
     Карандаш нашелся, и Ваня, соорудив из камней пирамиду, взгромоздился на
нее и приписал недостающее "к".
     Постояли еще немного. Посмотрели друг на друга. Разом вздохнули.
     - Надо идти, - сказал Ваня.
     - Тут  хорошо,  птички поют,  -  кисло улыбнулся Андрей.  Его совсем не
радовала встреча с сестрой.
     - Чего-то ты скучный стал, - внимательно посмотрел на друга Ваня.
     - Да нет, я веселый, - сказал Андрей и неестественно громко хихикнул.
     - Тебе чего горевать - к сестре в гости приехал.
     - Говорить ты будешь?
     - Вот что,  Андрюха,  я  на аэродроме со всеми толковал,  а теперь твой
черед...
     - Я могу все испортить...  - испугался Андрей. - Ты же сам не велел мне
рот раскрывать.
     - Теперь смело раскрывай. Ничего уже не испортишь, - сказал Ваня. - Вон
где мы, Андрюшка, с тобой - за Полярным кругом!
     Начальник   экспедиции  Георгий   Васильевич  Назаров   брился,   когда
микробиолог  Валентина   Гавриловна  привела   в   палатку   двух   смиренно
потупившихся мальчишек.
     - Извините,  я  сейчас,  -  сказал  Георгий Васильевич,  снимая бритвой
мыльную пену с покрасневшего подбородка.
     - Мы подождем, - улыбнулась Валентина Гавриловна.
     Назаров покосился на мальчишек,  тихо стоявших у входа,  и подумал:  "А
это  еще  что  за  субчики?  Рожицы виноватые,  но  сразу видно:  хитрюги...
Мальчишки в нашем лагере - это какая-то фантасмогория!"
     - Вы из Умбы? - спросил он, ловко орудуя бритвой. - На рыбалку?
     Андрей,  несколько раз  отчаянно взмахнув ресницами,  уже  было раскрыл
рот, но сестра сделала ему знак молчать. Она опасалась за своего начальника,
как  бы  он  не  порезался,  услышав,  что мальчишки прибыли сюда из  самого
Ленинграда и совсем не собираются в ближайшее время уезжать обратно.
     - Брейтесь-брейтесь, - сказала она.
     - Если насчет лодки,  то  ничего не  выйдет,  -  скрипя широким лезвием
опасной бритвы, заговорил Назаров. - Лодок свободных нет. Да и не имею права
давать несовершеннолетним.
     Начало не предвещало ничего хорошего,  и  Ваня вдруг подумал,  пусть бы
этот  седоволосый человек еще  долго-долго брился...  Но  Георгий Васильевич
вытер  холодно  блестевшую бритву  о  клочок  газеты,  побрызгал на  свежее,
покрасневшее лицо одеколоном и повернулся к ним.
     Назарову лет  сорок  пять.  Густые серебряные волосы и  очень моложавое
лицо с серыми внимательными глазами.  Он в коричневом костюме, белой рубашке
с  полосатым галстуком.  О  том,  что  здесь суровый Север,  напоминали лишь
просторные  резиновые  сапоги,  в  которые  были  заправлены помятые  брюки.
Большой палец на руке начальника был обмотан бинтом.
     - Уж не с неба ли вы к нам свалились? - спросил Георгий Васильевич. Как
всегда после освежающего бритья, настроение приподнялось.
     Андрей и  Ваня разом взглянули на Валентину Гавриловну:  можно говорить
или нет?
     - У  вас  потрясающая интуиция,  -  сказала она.  -  И  все-таки  лучше
присядьте...  Эти сорванцы прилетели из Ленинграда. К нам в экспедицию. Этот
черный оболтус с оттопыренными ушами, что хлопает глазами, мой родной брат.
     Андрей даже покраснел,  но  смолчал.  Дома бы  он  такого своей старшей
сестренке ни за что не спустил...
     - Вы меня разыгрываете...  -  только и  нашелся,  что сказать,  Георгий
Васильевич и начал заметно багроветь.
     - Я себя ущипнула,  когда десять минут назад увидела их. Выходят себе с
рюкзаками из дремучего леса... Как в кино.
     - Как в кино...  -  растерянно повторил начальник. - Это, знаете ли, не
кино, а... черт знает что, извините!
     - Дядя Кузьма велел вам большой привет передать, - ввернул Ваня.
     - И поклон, - прибавил Андрей.
     - Дядя Кузьма... - нахмурил лоб Назаров. - Какой еще дядя Кузьма?!
     - Извините, мы забыли; он потом передумал и сказал, что не надо никаких
приветов передавать, - поправился Андрей.
     - Он еще вашу машину вытащил из болота,  -  сказал Ваня и, улыбнувшись,
продекламировал: - "Ох, и нелегкая это работа - из болота тащить бегемота!"
     - При чем тут бегемот!  -  взорвался Назаров,  но  сразу же взял себя в
руки. - Не знаю я вашего дядю Кузьму и знать не желаю.
     - А он вас хорошо знает,  -  сказал Андрей.  -  Говорил, что вы хороший
начальник.
     Ваня ободряюще взглянул на приятеля:  Андрей определенно делал заметные
успехи в области дипломатии.
     Назаров стал ходить по тесной палатке.  Два шага вперед, крутой поворот
- два шага назад.  Внезапно остановившись напротив ребят, он стал пристально
всматриваться в них.
     - Постойте-постойте... Я ведь вас где-то видел?
     - Я вас тоже сразу узнал, - заулыбался Ваня.
     - Они весной приходили ко мне и просились в экспедицию, - повернулся он
к Валентине Гавриловне. - Я им тогда сказал...
     - Вы сказали: "Нам позарез нужны мотористы", - напомнил Ваня.
     - Вот именно - мотористы, а не бездельники! На чем вы сюда добрались из
Умбы?
     - С дядей Кузьмой... - сказал Андрей.
     - Разыщите своего дядю Кузьму и передайте ему...
     - Привет? - спросил Ваня.
     - Похвально,  что даже в такой ситуации ты не теряешь чувство юмора,  -
сказал начальник. - Так вот, передайте дяде Кузьме, которого я не имею чести
знать... Короче говоря, он вас привез - он пусть и назад отвезет! Сейчас же,
немедленно!
     - Он уже далеко отсюда, - вздохнул Андрей.
     - Дядя Кузьма лес возит, - прибавил Ваня.
     Во  время  всего  этого разговора Валентина Гавриловна не  проронила ни
слова. Пряча улыбку, переводила взгляд с одного на другого. Теперь она сочла
нужным вмешаться.
     - Я вас, мальчики, предупреждала, что из этой авантюры...
     - Вы тоже,  оказывается,  в сговоре с ними?  -  гневно воззрился на нее
начальник.
     Валентина Гавриловна мужественно выдержала его  взгляд и  повернулась к
ребятам.
     - Никто вас,  на  ночь глядя,  никуда не отправит.  Сейчас поужинаете и
ляжете спать.
     - Завтра утром я вас отправлю в Умбу на нашей машине, - вдогонку сказал
Георгий Васильевич.




     Андрей Пирожков крепко спал  и  видел  хороший сон.  Снился ему  родной
Ленинград,  набережная Кутузова и  большой белый  теплоход.  Играет  музыка.
Андрей стоит на капитанском мостике и  смотрит в бинокль.  В сдвоенном круге
сначала,  как  в  тумане,  потом все  явственнее проступает знакомое лицо...
Андрей крутит окуляры,  морщит лоб,  вспоминая, кто же это? И никак не может
вспомнить...  Вдруг  лицо  исчезает,  появляется большая деревянная ложка  с
вкусной дымящейся похлебкой.  Андрей раскрывает рот,  и вдруг ложка - бац! -
по лбу...
     Открыв глаза,  Андрей ошалело хлопает ресницами. Прямо перед ним маячит
Ванино лицо.  Лицо медленно растягивается в широкой улыбке. Нет, не это лицо
увидел в бинокль...
     - Ну ты и спать силен! - говорит приятель.
     Андрей чешет лоб и подозрительно смотрит на него.
     - Это ты меня по лбу? - спрашивает он.
     - Комара ликвидировал... Раздулся, как слон.
     Пощупав лоб, Андрей смотрит на пальцы, и правда - кровь.
     - Какой мне сон снился... - потягиваясь, говорит он.
     - Наверное, про жратву?
     Андрей ошеломленно смотрит на приятеля.
     - Откуда ты знаешь?
     - Тебе все  сны  про  жратву снятся...  И  потом,  ты  чавкал во  сне и
облизывался.
     - Один раз мне зоопарк приснился, - говорит Андрей. - В прошлом году.
     - Бедных зверюшек ты конечно видел поджаренными на сковородке?
     - А тебе вообще сны не снятся,  - бурчит Андрей, выбираясь из спального
мешка. У него даже настроение испортилось оттого, что Ваня не дал досмотреть
сон до конца.  Нужно было ему убивать этого комара!  Во-первых, он уже крови
насосался,  а  во-вторых,  Андрей ничего не  чувствовал.  А  теперь мучайся,
вспоминай, чье же это он лицо увидел в бинокль?
     Сквозь зеленое полотнище скупо пробивался солнечный свет.  Над  головой
шумели деревья, пели птицы, неясно доносились голоса людей. Фыркнул лодочный
мотор и  громко затарахтел.  Немного погодя замолк на самой высокой ноте.  И
снова: дерг, дерг, дерг!
     Когда они оделись в тесной палатке, Ваня сказал:
     - Помнишь,   когда  мы  прилетели,  тетя  Дуся  сказала:  "Утро  вечера
мудренее..." Может, и нынче обойдется?
     - Лицо у начальника доброе,  -  подумав, ответил Андрей. - Впрочем, это
еще ни о чем не говорит. У Нины Васильевны тоже доброе лицо, а двойки ставит
почем зря.
     - Тебе-то не ставила.
     - А  помнишь,  как с нас стружку снимала,  когда мы чуть в Атлантику не
удрали?
     - Не вспоминай!
     - Неужели придется опять трястись по  этой  ужасной дороге до  Умбы,  -
вздохнул Андрей.
     - Будь,  что будет, - сказал Ваня и, отогнув полотнище, первым выбрался
из палатки.
     День нынче был солнечный,  но,  как и в Умбе,  дул холодный ветер.  Вся
палатка усыпана сухими  иголками.  И  другие палатки тоже.  Озера  отсюда не
видно,  зато отчетливо доносился плеск волны о берег. На листьях папоротника
сверкают капли.  То ли ночью дождь прошел,  то ли роса высыпала. Поеживаясь,
мальчишки побрели по узкой протоптанной в лесу тропинке, которая и вывела их
к  самой большой палатке в лагере.  В этой палатке обедали.  Немного поодаль
стоял  сколоченный из  желтых досок сарай с  двумя застекленными окнами.  Из
круглой белой трубы валил дым. Это - кухня.
     У столовой стояли человек семь или восемь. И не разберешь, кто мужчина,
а кто женщина:  все в одинаковых ватниках,  брюках и резиновых сапогах. Тот,
кто на берегу запускал мотор, был в брезентовом плаще с капюшоном.
     Люди  с  интересом смотрели на  приближающихся мальчишек.  Даже тот,  у
лодки,  выпрямился и  уставился на  них.  Под  этими  суровыми и  изучающими
взглядами мальчишки несколько оробели, особенно Андрей, и опустили головы.
     Все смотрели на них и молчали. Лица непроницаемые. Молчание становилось
тревожным. Из знакомых двое: Валентина Гавриловна и Назаров.
     В этот напряженный момент Андрей чуть не рассмеялся:  наконец вспомнил,
кого  увидел  во  сне  в  бинокль.  Увидел  он  студента-практиканта Виктора
Викторовича.  Среди стоявших у  палатки его  не  было.  Наверное,  в  другой
экспедиции. Жаль, что нет здесь Виктора Викторовича, было бы легче...
     Все это время комары ребятам не докучали.  Правда,  вчерашний вечер был
очень короткий.  Если вечером или  ночью можно назвать все  тот же  полярный
день с  кромкой вишнево-красного солнца над лесом.  Да и лес здесь назывался
тундрой.  От  Назарова они  сразу попали в  столовую,  где чуть не  объелись
жареными  окунями  и  щукой.  Из  столовой  Валентина  Гавриловна  отвела  в
двухместную пустующую палатку.  Забравшись на раскладушки в  спальные мешки,
они  почти  мгновенно заснули.  А  в  палатку заглядывали незнакомые люди  и
подолгу смотрели на них.  Кто-то еловой веткой выгнал притаившихся в  темных
углах комаров, повесил над раскладушками марлевый полог и застегнул с другой
стороны входной клапан.
     А  вечером,  когда  Ваня  и  Андрей спали  мертвым сном,  в  просторной
палатке-лаборатории микробиологов решалась их судьба...
     Комары,  наверное,  решили взять реванш за вчерашнее.  Они так неистово
набросились на  мальчишек,  что те  опешили.  Руки сами по  себе втянулись в
просторные рукава, а шеи - в воротники.
     Люди  все  так  же  молча  смотрели на  них.  Они  почему-то  руками не
размахивали и не шевелились. Как будто и не было вокруг комариных туч.
     - Доброе  утро,   -  вежливо  поздоровался  Ваня,  помахав  перед  ртом
ладошкой.
     Андрей  тоже  хотел  что-то  сказать,   но  вдруг  отвернулся  и   стал
остервенело плеваться. На глазах выступили слезы.
     - С приездом, знаменитые путешественники, - ответила седоволосая полная
женщина. - Как вам Север, нравится?
     Люди зашевелились.  Кое-кто заулыбался.  Это уже лучше.  А  то  стоят и
молчат, как равнодушные зрители.
     - Мы не на экскурсию приехали, а работать, - сказал Ваня.
     - Готовы хоть сейчас за дело, - прибавил Андрей.
     - Поглядите-ка  на  этих работничков!  Ну  и  умора...  -  расхохотался
высокий представительный мужчина в помятом синем костюме и начищенных желтых
полуботинках.  На  круглой голове -  синяя  кепочка блином.  Лицо  щекастое,
румяное.  Глаза маленькие, насмешливые. Не смотрят, а буравят насквозь. Если
бы  рядом не  стоял Георгий Васильевич,  этого человека вполне можно было бы
принять за начальника экспедиции, такой у него был солидный и важный вид.
     "Заместитель,  наверное,  -  подумал  Ваня.  -  С  таким,  пожалуй,  не
договоришься..."
     - Зачем же  вы  все-таки сюда пожаловали,  если не  секрет?  -  спросил
Назаров.
     - Работать, - сказал Ваня. - Наравне со всеми.
     - Мы не за деньги, за так, - присовокупил Андрей.
     - Держите меня  -  сейчас упаду!  -  опять  засмеялся высокий в  желтых
ботинках.  -  Приехали такую даль задарма работать... Ну ладно бы на Кавказ,
так аж  за  Полярный круг!  Работать задарма!  Да нынче таких дураков днем с
огнем не сыщешь.
     "Ученые,  а  как выражаются...  -  с неприязнью подумал Ваня.  -  Слово
скажет и ржет, как лошадь!"
     "Наверное, этот самый и написал "эспедиция", - подумал Андрей. - Больше
некому".
     - Их  же  комары съедят!  -  спохватилась невысокая,  но крепкая на вид
девушка в белой косынке. На круглом лице ее выделялись яркие синие глаза.
     Она  взяла с  высокого ящика небольшую бутыль с  бесцветной жидкостью и
подошла к ребятам.
     - Помажьте  лица  и  руки  этим  составом,  -  сказала  она.  -  Только
аккуратнее и не капните в глаз - долго щипать будет.
     И только сейчас ребята заметили, что у всех лица жирно блестят и комары
их не кусают. Подлетят к самому носу и скорее - назад.
     Ваня  и  Андрей  быстро  намазались.  От  маслянистой жидкости противно
пахло:  смесью эфира с карболкой. С непривычки стянуло лицо. Зато комары тут
же оставили их в покое. Зудеть зудели, но не трогали.
     - Два-три часа действует,  - сказала девушка и улыбнулась. Улыбка у нее
хорошая, располагающая.
     - Как вас зовут? - спросил Ваня.
     - Вера Хечекова, - сказала девушка. - А как вас звать, я уже знаю.
     - Что  же  мы  будем с  ними делать,  товарищи?  -  спросил Назаров.  -
Экспедиция - это не детский сад, и нянек у нас тоже нет.
     - Положим,  в  няньках они  уже давно не  нуждаются,  -  сказала полная
седоволосая женщина. - Ребята рослые, крепкие.
     - Мы никакой работы не боимся, - сказал Ваня.
     - Это я уже слышал,  -  проворчал Назаров.  -  За словом вы в карман не
лезете...
     - Мальчики с таким трудом добрались к нам из Ленинграда -  я до сих пор
диву даюсь,  как это им удалось?  - а мы их прогоняем! - горячо сказала Вера
Хечекова. - Как хотите, товарищи, но это жестоко.
     - Ты у нас добренькая,  -  ухмыльнулся человек в желтых ботинках.  -  А
продукты на них кто нам отпустит?  Я лично голосую за то,  чтобы их с первой
попутной...
     - К чему такая спешка? - спросила полная женщина. - Пускай познакомятся
с настоящим Севером.
     - Вы уже забыли тот случай, на карельском перешейке? - спросил Назаров.
- Гриша Федоров,  сын  начальника экспедиции,  один выехал на  озеро,  подул
ветер, лодку перевернуло - и он утонул. Через пять дней только тело нашли.
     - Какие страсти! - пожала плечами полная женщина.
     - Мы хорошо плаваем, - подал голос Ваня.
     - Помнится,  в прошлом году, я тогда был в Хибинах, один пацаненок тоже
богу душу отдал,  -  сказал розоволицый в  желтых полуботинках.  -  Угодил в
зыбучее болото, и пузырей не нашли.
     - Вот видите,  -  сказал Назаров.  -  Мы обязаны вас отправить домой...
Придется вам, Иван Николаевич, отвезти их.
     - Чтобы я из-за этих сорванцов стал машину уродовать по такой дороге? -
возразил  розоволицый.  Он  оказался совсем  не  заместителем начальника,  а
всего-навсего шофером.  -  Ничего не  выйдет...  Я  не рядился вам мальчишек
возить.
     Ваня с благодарностью взглянул на сурового шофера.  Хоть он совсем и не
вызывал  симпатий,  но  сейчас  от  него  зависела их  судьба.  А  с  Иваном
Николаевичем, судя по всему, здесь считались.
     - Когда вы поедете в Умбу за продуктами? - помолчав, спросил начальник.
     - Через неделю, а может, и того позднее.
     - Раз уж такое дело, можно и пораньше.
     - Пораньше не выйдет,  -  отрезал шофер. - Завтра с утра буду разбирать
задний мост - сальник пробило.
     - Это долгая история, - сказал Назаров.
     - Пусть мальчики поживут у нас эту неделю, - вмешалась Вера Хечекова. -
Я беру шефство над ними.
     - Конечно,  пусть поживут, - заговорили и остальные, один шофер молчал.
- К чему, Георгий Васильевич, такие строгости?..
     - Они и  недели-то  тут не выдержат,  -  усмехнулась полная седоволосая
женщина. - Вот увидите, сами домой запросятся.
     Ваня про себя усмехнулся:  "Запросимся, как же!" Напряженная обстановка
разрядилась.
     - Послал бог  нахлебничков...  -  пробурчал шофер и,  сплюнув,  пошел к
своей машине,  что стояла на  отшибе неподалеку от  выгоревшей палатки.  Еще
дальше,  на  вскопанной желтой земле,  виднелись железные бочки с  бензином,
канистры, жестяные банки.
     Назаров  долгим   взглядом  посмотрел  на   мальчишек,   так   внезапно
свалившихся на его голову, вздохнул и первым зашагал к берегу, где виднелись
до  половины вытащенные на сушу разнокалиберные лодки.  Разошлись и  другие.
Остались Валентина Гавриловна и Вера Хечекова.
     - Вы слышали гонг? - строго спросила Валентина Гавриловна.
     - Гонг?  -  удивился Андрей.  -  А что,  тут у вас бывают соревнования?
Бегаете или плаваете?
     - Подъем у нас в семь утра,  -  улыбнувшись,  пояснила Вера Хечекова. -
Повар ударяет железякой в рельс...  Видите -  висит на суку?  Это и есть наш
гонг.
     - В рельс ударяют утром, в обед и ужин, - сказала Валентина Гавриловна.
- У нас не принято опаздывать.
     - Мы разве опоздали? - огорченно спросил Ваня.
     - Сейчас половина девятого,  -  сказала Валентина Гавриловна и  ушла  в
палатку микробиологов.
     - Надо посильнее ударять в рельс,  -  вдогонку ей крикнул Андрей.  - Мы
ничего не слышали!
     - Главные  неприятности позади,  -  весело  сказала  Вера  Хечекова.  -
Теперь,  мальчики, быстро завтракать! И чтобы в следующий раз не опаздывать.
У нас тут дисциплина. Видели, какой строгий у нас начальник?
     - Начальник -  ладно,  а  вот  этот  Иван  Николаевич...  Глаза у  него
какие-то нехорошие, - сказал Ваня, шагая вслед за Хечековой в столовую.
     - Шофер  в  экспедиции после начальника -  главный человек,  -  сказала
Хечекова.  -  Мы без него,  как без рук. Кто из райцентра продукты привозит?
Лодки на другие озера доставляет?  Наконец, в баню возит в поселок? Все Иван
Николаевич... Так что вы лучше с ним не ссорьтесь.
     - Сорванцами нас обозвал, - вспомнил Андрей.
     - И нахлебниками, - добавил Ваня. - А мы еще ваш хлеб-то и не ели.
     - Он жадный? - спросил Андрей.
     - Признаться,  он мне тоже не нравится,  - сказала Вера Хечекова. - Да,
пожалуй, не только мне, а всем.
     - Почему? - спросил Ваня.
     - Поживете - сами увидите.
     - И все-таки он молодец, - сказал Ваня. - Не повез нас обратно в Умбу.
     - В этом смысле - да! - рассмеялась Хечекова.
     Когда уселись за  длинный,  сколоченный из  плохо отесанных досок стол,
Ваня улыбнулся и сказал:
     - Замечательная эта пословица: утро вечера мудренее!




     Жизнь в  лагере шла своим чередом.  В  семь утра раздавались три-четыре
звучных удара в  рельс.  Ваня и  Андрей просыпались задолго до  подъема и  в
мучительной полудреме ждали, когда ударят в этот проклятый гонг. И все равно
первый удар заставал врасплох.  Из  палаток к  озеру,  зевая и  потягиваясь,
тянулись заспанные люди. Кто с мостков, кто с лодок, а кто и прямо с берега,
согнувшись в  три  погибели,  чистили  зубы,  умывались холодной  прозрачной
водой.  Иван Николаевич,  умытый и одетый,  приседал у своей машины, держась
рукой за  крыло.  Лицо у  него при  этом было важное и  серьезное,  а  глаза
устремлены вдаль.
     Когда налетают комары,  сразу заметно.  Они  будто ветер суховей обдают
лицо и  шпарят,  как крапива.  Садятся с  лету куда попало:  на  губы,  нос,
ресницы, лезут в уши, глаза. И не топчутся выбирая место поудобнее, а с ходу
вонзают в кожу хобот.  А вот коварная северная мошка действует совсем иначе.
Не заметишь,  когда и откуда она прилетает. И кусает незаметно, неощутимо. А
потом на  этом  месте вздувается неровный белый волдырь,  который мучительно
хочется расчесывать.  До крови.  Мошка здесь разная:  черная длинная, желтая
короткая,   обыкновенная  мохнатая.   Эта  самая  противная.  Неторопливо  и
озабоченно ползает по  одежде,  пока не найдет дырочку,  через которую можно
добраться до  тела.  Особенно любит мошка ползать по  ногам и  жалить повыше
щиколоток, где носки кончаются.
     Мошка досаждала еще больше,  чем комары.  Правда, бывали дни, когда она
исчезала.  Так же внезапно,  как и  появлялась.  Комары никогда не исчезали.
Разве что в сильный дождь.
     После   завтрака   химики,    гидрологи,    микробиологи,    ихтиологи,
гидробиологи,  геофизики грузили  на  моторные лодки  приборы,  аппаратуру и
уплывали в  разные концы необъятного Вял-озера.  Те,  кто уходили до вечера,
брали с  собой продукты и термосы с чаем и кофе.  Одна группа ихтиологов уже
пять дней жила на дальнем необитаемом острове.
     В лагере оставались несколько человек:  кухарка - тетя Поля, шофер Иван
Николаевич,  дежурный по столовой и  Ваня с  Андреем.  И еще метеоролог Гера
Михайловна.  Она  через  каждые  два  часа  садилась в  лодку  и  ездила  на
заякоренный плот снимать какие-то  пробы.  Плот с  многочисленными приборами
находился  всего  в   ста  метрах  от  берега,   где  располагалась  главная
метеорологическая станция.
     Ваня и  Андрей с  тоской в  глазах провожали уплывающие одна за  другой
моторные лодки.  Собственно говоря, лагерь расположился на берегу ламбы, так
здесь  называли  небольшое  озеро,   окруженное  сосновым  лесом.  Настоящее
Вял-озеро  начиналось  за  узкой  зеленой  перемычкой,  соединяющей ламбу  с
озером.  Когда на Вял-озере гуляла большая волна, с берега ламбы было видно,
как у перемычки над осокой и камышом мелькали белые гребешки.
     Научные работники, будто летчики на аэродроме, терпеливо ждали "летной"
погоды.   И  даже  Гера  Михайловна  не  могла  предсказать,  когда  же  она
установится, эта хорошая погода.
     Пока еще Ваня и  Андрей ни  разу не вышли на озеро.  Георгий Васильевич
Назаров  строго-настрого запретил членам  экспедиции брать  их  с  собой.  И
мальчишки целыми днями скучали на берегу, но однажды...
     С  утра моросил мелкий холодный дождь.  Низкие дымчатые облака обложили
небо.  Закаленные северные комары плевать хотели на  дождь.  Лишь  мальчишки
высунули нос из палатки, как раздалось знакомое противное зудение. Вздыхая и
морщась, приятели добросовестно намазались едкой жидкостью.
     Несмотря на дождь,  лодки одна за другой отваливали от берега.  Научные
сотрудники закутались в  плащи с  капюшонами.  Трава на  берегу блестела,  с
деревьев дробно  капало.  У  берегов  разреженными пластами стоял  сиреневый
туман.  Ламба была спокойной. Лишь частые иголочные уколы дождя от берега до
берега исклевали воду.  Далеко над  зеленой перемычкой ниже громоздких серых
облаков обнадеживающе виднелась яркая желтая полоска.
     Ваня  и  Андрей смотрели на  уходящие по  ламбе  лодки.  Лодки  плыли к
перемычке,  над которой желтым светофором,  расталкивая облака,  разгоралось
солнце.
     - Стоило  такую  даль  переться сюда,  чтобы  дурак  дураком торчать на
берегу,  -  сказал Ваня,  часто моргая правым глазом, в который попала едкая
жидкость. - Что они, с ума сошли, считают нас за грудных младенцев?
     - Ну и  холодина тут,  -  поежился Андрей.  -  Я под свитер две рубашки
надел - и то пробирает!
     - Поговори с сестрой, - сказал Ваня. - Пусть возьмет с собой в лодку?
     - Вчера говорил. Она бы взяла, да вот Назаров...
     - Мало ли кто когда-то утонул... А мы теперь за них отвечай?
     - В Ленинграде,  на заливе,  уже вовсю купаются, - вздохнул Андрей. - А
тут, видно, и не окунешься ни разу.
     - Кто тебе мешает? Иди и окунись.
     - Я лучше под плащ ватник надену.
     - До Вял-озера рукой подать,  а мы... Послушай, давай угоним лодку Геры
Михайловны? Ей теперь два часа не нужна будет. Вон там, за камышами, встанем
и половим. Никто с берега и не увидит.
     - Я не хочу на скандал нарываться.
     - Что ты предлагаешь? - сердито уставился на приятеля Ваня. - Воевать с
комариками на берегу?
     - У  нас,  на Карельском перешейке,  еще получше есть озера,  -  сказал
Андрей.  -  Озеро Пуннус куда красивее этого.  И рыба есть, только ее ловить
надо умеючи.
     - Я ему про Кузьму, а он про Ерему!
     - Гляди, у них мотор не заводится, - кивнул Андрей на берег.
     Одна   лодка   не   отчалила.   Моторист   Володя   Кузнецов,   студент
Ленинградского университета,  отчаянно дергал трос и тихонько ругался сквозь
стиснутые зубы.  Ногой он упирался в  корму,  вторую далеко отставил.  Шляпа
неопределенного цвета,  с  которой он никогда не расставался,  была сбита на
затылок.  На  лбу  блестели капли  дождя  или  пот.  В  лодке  сидела полная
седоволосая женщина,  та  самая,  которая сказала,  что Ваня и  Андрей через
неделю сами отсюда сбегут.  Звали ее Галина Алексеевна. На опрокинутом ящике
сидела  Лена,  тоже  студентка университета.  Лена  всегда работала вместе с
Галиной Алексеевной. Если гидробиолог с беспокойством поглядывала на Володю,
все  ожесточеннее дергавшего трос,  то  лицо девушки было безмятежным.  Чуть
опустив густые  темные  ресницы,  она  смотрела вдаль  и  улыбалась какой-то
отрешенной улыбкой. Лена, наверное, и не замечала, что мотор не заводится, а
моторист страшно нервничает.  Лена  думала  о  чем-то  своем  и  пребывала в
отличном настроении.  И аппетит у нее всегда был прекрасный.  Тетя Поля даже
не спрашивала, нужна ли добавка, сама подкладывала ей в тарелку.
     - Чудак,  ну  чего  дергает?  -  сказал  Ваня.  -  Сразу  не  завелся -
выворачивай свечу. Наверняка забросало горючкой.
     - "Ветерок",  сразу  видно,  -  блеснул своими познаниями и  Андрей.  -
Машина капризная.
     Но Володя не выворачивал свечу: дергал и дергал. Лицо его покраснело от
злости, нижнюю губу прикусил. А злость в этом деле плохой помощник.
     Яростно дернув за тросик,  Володя неожиданно выпустил его и, не удержав
равновесия, с шумом и брызгами плюхнулся в воду. Галина Алексеевна ахнула, а
Леночка засмеялась.  Привстав,  она протянула руку,  но  моторист не обратил
внимания.  Побарахтавшись на мели, Володя, злой, как черт, выбрался на берег
и только тут заметил,  что вся ладонь в крови. Падая, видно, порезал руку об
острый край кожуха. Володя смотрел на ладонь, и губы его шевелились. Правда,
слов было не слышно.
     Прибежала Гера Михайловна -  она исполняла обязанности и медсестры -  и
увела Володю в  палатку на  перевязку.  Резиновые сапоги его при каждом шаге
звучно  хлюпали и  брызгали водой,  темно-русые  курчавые волосы  слиплись и
жгутами  спустились на  глаза.  А  любимая  Володина шляпа  подкладкой вверх
спокойно плавала неподалеку от берега.
     Ребята  подошли к  лодке.  Андрей  подцепил удилищем Володину шляпу  и,
встряхнув, повесил на куст. Галина Алексеевна уже собиралась вылезать.
     - Я заведу мотор, - уверенно сказал Ваня.
     Женщина удивленно взглянула на него и, поколебавшись, осталась в лодке.
     - Попробуй, - сказала она.
     - Уж если Володя не смог завести,  то...  - Лена пожала плечами и стала
смотреть на ламбу.
     Дождь перестал колоть озеро,  а  полоска над перемычкой становилась все
шире и ярче.
     - Что же делать,  -  с беспокойством проговорила Галина Алексеевна. - Я
сегодня должна взять шесть станций на разных глубинах,  а Володя, видно, уже
не работник...
     - Возьмем, - сказал Ваня, с натугой выворачивая торцовым ключом свечу.
     - Самоуверенный пингвин, - усмехнулась Лена.
     - А вы пингвинов видели? - спросил Андрей.
     Лена не ответила.
     - Пингвины могут  жить  только  в  Антарктиде,  -  сказал Андрей.  -  В
зоопарках они погибают.
     - Это интересно, - иронически заметила Лена.
     Так и  есть,  вся свеча забрызгана горючей смесью.  Можно было и тысячу
раз дернуть,  мотор все равно бы  не завелся.  Ваня тщательно протер носовым
платком свечу,  продул. Потом несколько раз дернул за трос, чтобы прочистить
цилиндр,  и снова поставил свечу на место.  Андрей проверил,  поступает ли в
карбюратор горючее,  взболтал как следует в баке смесь.  Галина Алексеевна с
интересом смотрела  на  деловито  работающих мальчишек.  Ей  очень  хотелось
поверить,   что  они  сумеют  завести  мотор.  Гидробиолог  дорожила  каждым
навигационным днем, и сегодняшняя неудача очень ее расстроила.
     Мотор после третьего рывка весело затарахтел.  Ваня поудобнее уселся на
корме и прибавил газу. Лодка описала широкую дугу и взяла курс на перемычку.
     - Вы,   оказывается,   действительно  специалисты!  -  удивилась  сразу
повеселевшая Галина Алексеевна.
     - Наш Володя сегодня встал не на ту ногу,  -  сказала Лена.  - Потому у
него все из рук и валится.
     - Когда же  это вы,  дорогие мои,  научились с  моторами обращаться?  -
спросила Галина Алексеевна.
     - Мы полгода готовились к этой экспедиции,  -  с обидой сказал Ваня.  -
Все лодочные моторы изучили,  а нас почему-то держат на берегу... И главное,
даже разговаривать никто не хочет!
     - Не все,  -  возразил честный Андрей.  -  "Вихрь" совсем не знаем и со
стационарными ни разу не имели дела.
     - Так  держать?  -  спросил  Ваня,  кивнув  на  приближающуюся  зеленую
перемычку,  за  которой начиналось настоящее Вял-озеро.  У  Вани даже сердце
сильнее забилось.  Он  вертелся,  вытягивал шею,  так  ему хотелось поскорее
увидеть Вял-озеро.
     - Ну что ж, - сказала Галина Алексеевна. - Вперед, капитаны!


     Мотор  неторопливо тянет  свою  ровную  четкую  строчку.  Глухо  шумит,
расступаясь,  вода.  Румпель немного вибрирует в руке,  но это даже приятно:
как бы  ощущаешь пульс механизма.  Вот он,  тот долгожданный миг,  когда он,
Ваня Мельников,  на Вял-озере и, будто капитан, ведет свой маленький корабль
с  пассажирами в  голубую даль,  где смутно вырисовываются лесистые острова.
Рядом на фанерном ящике сидит Андрей,  посередине лодки,  спиной к  нему,  -
Галина Алексеевна,  на  носу  -  задумчивая Лена.  И  хотя она  обозвала его
самоуверенным пингвином, Ваня не сердится. У Лены приятное лицо, симпатичные
глаза и вообще она хорошая девушка.  Видно, немного расстроилась, что вместо
кудрявого Володи он, Ваня, ведет лодку.
     Когда  миновали  неширокое,  заросшее  по  берегам  невысокой осокой  и
камышом устье,  соединяющее ламбу с Вял-озером,  плотный строй дымчато-белых
дождевых  облаков  будто  споткнулся обо  что-то,  нарушился  -  и  сразу  в
нескольких  местах  образовались  глубокие  синие  окна.   В   одно  из  них
обрадованно прорвался ослепительный солнечный луч и с размаху,  будто мечом,
ударил в  темно-свинцовую воду,  пронзив засверкавшее озеро  до  самого дна.
Вершины сосен и елей на большом песчаном острове,  величественно вырастающем
прямо по курсу, серебристо замерцали, стряхнув с ветвей дождевые капли.
     И на озере стало тихо.  Лениво шевеля кроны деревьев, ветер нехотя ушел
в  тундру;  еще на плесе рябило,  а у берегов на отмелях лопалась комковатая
белая  пена,  сорванная с  гребней  высоких волн,  но  уже  было  ясно,  что
наступает полный штиль.
     Когда мотор работает,  на лодке не разговаривают.  Во-первых, все равно
не слышно друг друга,  во-вторых, не хочется. Когда мотор исправно работает,
а вдоль бортов умиротворенно журчит вода, хорошо думается...
     Андрей думал о том,  что пора бы Ване и догадаться уступить ему место у
мотора.  Он,  Андрей,  ничуть не  хуже знает устройство "Ветерка" и  поведет
лодку как положено.  Желание подержаться за черный румпель все росло, а Ваня
и  в ус не дул.  Андрей бросал на него красноречивые взгляды,  даже один раз
постучал носком резинового сапога по  Ваниной ноге.  Тот мельком взглянул на
приятеля и отодвинул ногу.
     - Вань! - крикнул Андрей. - Давай я сяду за мотор!
     Ваня улыбнулся и покачал головой,  -  мол, ничего не слышу. Андрей стал
знаками показывать,  что им  надо поменяться местами,  но  Ваня отвернулся и
стал смотреть прямо перед собой. Андрей так и не понял: нарочно он или нет?
     Андрею стало обидно:  столько времени ждали этого часа  и  вот  Ваня  -
капитан,  а он,  Андрей,  -  пассажир.  Настроение испортилось, и его уже не
радовало озеро,  живописные острова, белые чайки с длинными красными носами.
Раздражал и Ваня, уверенно сидящий на корме и смотрящий вдаль с таким видом,
будто он действительно настоящий капитан.
     Озеро расстилается перед ними огромное,  как море. Чем дальше от ламбы,
тем больше островов. Острова дикие, необитаемые. По крайней мере, такими они
кажутся с  лодки.  На  берегах,  очевидно,  ураган  вырвал с  корнем большие
деревья,  и  они  валялись вкось  и  вкривь,  цепко зажав корнями коричневые
пласты земли.  На песчаных отмелях,  будто гигантские рыбины,  трутся друг о
дружку желтые,  белые,  серые,  обкатанные водой до костяного блеска бревна.
Иногда они в несколько обхватов толщиной,  с извилистыми трещинами. Десятки,
сотни  бревен прибило к  захламленным сухими корягами берегам.  Бревна тоже,
как  рыбы и  птицы,  держатся стаями.  Некоторые из  них бурей вышвырнуло на
крутые берега, и они нацелились на проплывающих мимо, будто жерла орудий.
     По озеру Вял сплавляют древесину,  и вот от длинных,  плотов отрываются
бревна и плывут сами по себе.  Один такой буксир, тянувший за собой хвост из
десятков тысяч бревен,  прошел совсем неподалеку от них.  Вернее, они прошли
мимо, потому что буксир двигался так медленно, что его можно было обогнать и
на весельной лодке.  Буксир был старый,  обшарпанный,  на палубе стоял всего
один матрос в бушлате и лениво смотрел за борт.
     Когда миновали большой продолговатый остров, Галина Алексеевна, до сего
времени сидевшая неподвижно,  зашевелилась,  зорко осмотрелась по сторонам и
сказала:
     - Правее немного...  Сбавь обороты.  Теперь все ищите буй.  Это красный
флажок на перекладине.  Видите остров?  А во-он там,  на берегу, раздвоенная
береза? Буй должен быть где-то между ними.
     Андрей хмурым взглядом окинул горизонт.  Он  был зол на  Ваню,  на весь
мир.  Наплевать ему было на буй и вообще на все.  Уже приплыли. Так и не дал
ему закадычный друг подержать румпель...
     Ваня,  напротив,  до  рези  в  глазах  ощупывал глазами  широкое водное
пространство.  Ему очень хотелось первым увидеть красный флажок. Но по озеру
гуляла мелкая рябь и  все кругом сливалось в ровном и однообразном движении.
Вот парит в воздухе озерная чайка,  опустив вниз маленькую хохлатую голову с
длинным черным клювом,  высматривает рыбину. Стоит чайке спланировать в воду
- и сразу пропадает из глаз.
     Галина Алексеевна попросила уменьшить скорость.
     Андрей  лениво смотрел прямо  перед  собой.  На  Ваню  ему  смотреть не
хотелось.  Ваня,  забывшись,  резко повернул румпель,  и  лодка накренилась,
заставив  всех  схватиться за  что  попало.  Лена  покачала головой.  Галина
Алексеевна взглянула на него, но ничего не сказала. И Ваня был благодарен ей
за это.
     - Буй!  -  негромко сказал Андрей,  небрежно показывая на чуть заметную
черненькую точку.
     - По-моему, это топляк, - заметила Лена.
     - Я вижу флажок, - спокойно возразил Андрей.
     - Я смотрел в другую сторону, - сказал Ваня.
     - На озере всегда так,  -  сказала Галина Алексеевна.  - Замечаешь одно
место, а буй почему-то оказывается совсем в другом...
     - В прошлый раз вообще не нашли,  -  напомнила Лена. - Наверное, буксир
зацепил и оторвал.
     Ваня  немного  не  рассчитал  и  проскочил  мимо  буя.  Андрей  ядовито
улыбнулся,  но  промолчал.  Галина  Алексеевна велела заглушить мотор  и  на
веслах подгребла к бую. Лена быстро привязала к перекладине веревку, и лодка
закачалась на легкой волне рядом с буем.
     Галина Алексеевна сняла отсыревший, покоробившийся дождевик, достала из
ящика какие-то приборы, склянки, банки и даже белое нейлоновое сито. Все это
разложила на широком фанерном листе.
     - Леночка, приготовь дночерпатель! - скомандовала она.
     Лена  достала  продолговатый металлический ящик,  щелкнула пружина -  и
ящик раскрылся наподобие ковша экскаватора.
     - Опускай!
     Дночерпатель плавно  заскользил  вниз  на  тонком  нейлоновом  шнуре  с
черными отметками через каждый метр. Пятиметровые отметки - красного цвета.
     - Двенадцать метров, - сообщила Лена, держа трос в натянутом положении.
     - "Кондуктор"!
     Лена надела на шнур увесистую гирьку с  отверстием и с силой пустила ее
вниз,  вслед за дночерпателем.  Удара, на двенадцатиметровой глубине не было
слышно, но девушка каким-то образом почувствовала, что "кондуктор" ударил по
замку пружины и  дночерпатель закрылся,  прихватив изрядную порцию ила,  как
это выяснилось, когда железную коробку вытащили на поверхность и раскрыли ее
тугие   челюсти.   Галина   Алексеевна  плюхнула   дночерпатель  в   заранее
приготовленный эмалированный таз.  Жирный  коричневый  с  черным  ил  быстро
промыли,  а  потом пропустили через сито.  Оставшуюся на дне таза горсть ила
Галина  Алексеевна  осторожно  собрала  в  стеклянную баночку  с  наклеенной
бумажкой и плотно закрыла крышкой.
     - Вот  это  и  есть "станция",  -  сказала она,  с  улыбкой взглянув на
озадаченных мальчишек.  -  В  этой баночке находится бентос,  то есть мелкие
озерные организмы:  личинки комаров,  алигохеты,  моллюски.  В лаборатории я
точно высчитаю, сколько здесь организмов.
     - А зачем это? - поинтересовался Андрей.
     - Таким  образом мы  будем  знать  кормовой режим этого района.  Какова
здесь пища для рыб,  достаточно ли ее.  Чем питаются сиги,  ряпушка,  окуни,
плотва.
     - Ряпушка? - удивился Андрей. - Никогда про такую рыбу не слышал.
     - Это  маленькая  рыбка  из  семейства  лососевых,  -  пояснила  Галина
Алексеевна. - Довольно редко встречается.
     - А на что ловится? - спросил Ваня.
     - Это вы поинтересуйтесь у ихтиологов.
     Неподалеку громко бултыхнуло. По воде пошли круги.
     - Эх,  не взяли удочки,  -  с сожалением сказал Ваня.  - Тут, наверное,
рыбы прорва!




     Поужинав,  мальчишки уселись на  гладкое бревно и  стали смотреть,  как
окунь  в  ламбе  гоняет  мальков.  Сразу  за  метеорологическим плотом  вода
прямо-таки   кипела.   Окуни   чертили   красноватыми   плавниками   гладкую
поверхность, мелкая рыбешка вразнобой выпрыгивали из воды. У берегов тяжелой
артиллерией била  щука.  Удары следовали один за  другим.  Округлыми волнами
разбегались круги. Чайки молча и сосредоточенно кружили над перемычкой. То и
дело  круто  пикировали вниз,  и,  едва  коснувшись воды,  снова  взмывали в
воздух, но почему-то без добычи.
     Что-то  жуя,  подошел  шофер  Иван  Николаевич.  Вытерев  губы  тыльной
стороной ладони, поглядел, как жирует рыба, и сказал:
     - Какие-то вы,  мальцы,  безыдейные...  Поглядите,  рыба в  ламбе с ума
сходит, сама на крючок просится, а вы торчите на берегу, как пни.
     - Вы хотели сказать безынициативные? - поправил Андрей.
     - Я  на вашем месте уже пол-лодки накидал бы окуней,  -  продолжал Иван
Николаевич. - А окуни тут здоровенные!
     - Ну и накидали бы, - сказал Ваня.
     - Не рыбак я,  вот какое дело,  и потом, в ногах у меня сидит ревматизм
застарелый... Никак нельзя мне ноги мочить.
     - Сапоги резиновые наденьте, - посоветовал Андрей.
     - Вот ведь какая оказия,  ревматизм-то,  черт бы его побрал, резины еще
больше, чем воды, боится.
     - А кто нам лодку даст?  -  спросил Ваня. - Знаете, как Назаров сегодня
отругал Галину Алексеевну? Зачем разрешила нам сесть в лодку.
     - Я дам,  -  сказал Иван Николаевич.  -  Вон ту голубую берите, а весла
сейчас принесу.
     - А как же Назаров? - спросил Андрей.
     - Это уж не ваша забота,  -  усмехнулся шофер. - Меня Назаров ругать не
будет. На мне, как говорится, где сядешь, там и слезешь... Уяснили? Вопросов
больше нет?
     - Есть, - сказал Ваня. - А где мы возьмем удочки?
     - Что бы вы без меня делали! - сказал Иван Николаевич.
     Когда он ушел в рабочую палатку, Андрей усмехнулся:
     - Чего это он сегодня такой добрый!
     - Что же делать-то?  Ловить не на что,  -  засуетился Ваня.  - Тут ведь
днем с огнем не найдешь ни одного червяка.
     Иван Николаевич принес весла и две самодельные удочки.
     - Тут на одной крючка нет, - сказал он. - Оборвали, черти!
     - Крючков у нас полно, - сказал Ваня. - Червей нет, вот беда!
     - Кто же тутошнего окуня на червя ловит? - сказал Иван Николаевич. - На
глаз надо.
     - На глаз? - удивился Андрей. - Это что-то новое.
     - На чей глаз? - уточнил Ваня.
     - Эх вы,  лопушки,  - добродушно рассмеялся шофер. - Ладно, так и быть,
научу вас...
     Он  принес из  кухни  пяток дохлых окуней и  гвоздем ловко выковырял им
помутневшие глаза:
     - Главное, чтобы не проткнуть, - поучал он. - Сразу вытечет, и никто на
такую наживку не  посмотрит.  На  крючок нацеплять надо с  обратной стороны.
Чтобы глаз в воде глядел, как молодой. И подмигивал!
     Иван Николаевич громко рассмеялся, довольный собственной шуткой.
     Когда мальчишки забрались в лодку,  он сходил за фанерным ящиком из-под
консервов и бросил им.
     - Рыбу сюда складывайте, - сказал он. - Ну, ни пуха вам!
     - Что  это  нынче  случилось с  Иваном Николаевичем?  -  не  переставал
удивляться Андрей. - Прямо отец родной!
     - Где будем ловить? - спросил Ваня. - У берега или за плотом?
     Андрей пожал плечами и усмехнулся.
     - Где хочешь,  -  сказал он,  а про себя подумал,  какое имеет значение
его,  Андрея, мнение? Где Ваня захочет, там и будет ловить, что бы Андрей ни
сказал.
     К  великому удивлению ребят,  не успели они закинуть удочки с  окуневым
глазом,  как  почти  одновременно вытащили двух  крупных  окуней.  И  пошло!
Удилища   изгибались  дугой,   жилка   рывками  со   свистом  резала   воду.
Изгибающиеся,  трепещущие зеленые с черными полосами тела рыбин шлепались на
дно лодки и молотили хвостами и головами по деревянному настилу.
     Такой рыбалки еще никто из них не видел.  А  если бы и  рассказали,  не
поверил.  За полтора часа большой ящик был набит крупными холодными окунями.
Поплавок и  секунды не стоял на месте.  В рыбацком азарте мальчишки позабыли
все на свете.  Глаза у них блестели, руки не успевали подсекать, вываживать,
втаскивать в лодку, снимать с крючка.
     Первым опомнился Андрей.  Он  снял  очередного окуня  с  крючка и  стал
внимательно рассматривать:  рыбина, изгибалась, вращала глазами с золотистой
окаемкой,  раскрывала и  закрывала беззубый рот.  Андрей взял ее и бросил за
борт.
     Окунь  какое-то  мгновение  неподвижно  лежал  на  поверхности,   жадно
распустил жабры,  встрепенулся и  косой черной молнией ушел в  непроницаемую
глубину, оставив на воде лишь маленькую воронку.
     - Хватит, - сказал Андрей. - Сколько можно? Уже ловить неинтересно.
     - Ты погляди,  как клюет!  -  возбужденно воскликнул Ваня.  - Иди-иди к
лодке, голубчик! Раз - и в сумке!
     - Дай тебе волю -  ты всю бы рыбу переловил в озере, - сказал Андрей. -
Откуда в человеке такая жадность?  Ты посмотри, уже ящик с верхом. Не можешь
остановиться?
     Ваня  нехотя положил удочку на  дно  лодки,  взглянул на  полный окуней
ящик, потом на приятеля.
     - У меня еще никогда в жизни так не клевало, - сказал он.
     - И у меня. Но надо же знать и меру. Что мы будем делать с этой рыбой?
     - Отдадим тете Поле на кухню.
     - У  нее полная корзина.  -  Андрей взял из ящика побледневшего снулого
окуня и повертел в руках. - Такой был красивый живой...
     - Хватит так хватит,  -  сказал Ваня, усаживаясь за весла. - А ты прав:
когда такой клев, остановиться трудно.
     На  берегу  их  поджидал  Иван  Николаевич.  На  широком  румяном  лице
довольная улыбка. В руке два наточенных ножа. Принимая ящик, похвалил:
     - Гляди-ко, килограммов пятнадцать наколотили! А теперь живо потрошить.
Ножичками-ножичками! Как это делается, я вам сейчас покажу. Кишочки бросайте
вот в этот ящик, потом закопаете на берегу. Вон там, где кусточки. У нас тут
чистота и порядок.
     Он  показал,  как  нужно подрезать окуням жабры и  брюхо,  потом рывком
вытаскивать сразу все  внутренности.  У  него  это  ловко получалось.  После
нескольких неудачных  попыток  мальчишки  тоже  освоили  скоростной поточный
метод. Убедившись, что дело идет на лад, шофер удалился в сторону кухни.
     Когда рыба была добросовестно выпотрошена и вымыта, снова появился Иван
Николаевич и все забрал.  Ребята думали, он понесет улов на кухню, но шофер,
насвистывая что-то веселое, прошел мимо. Остановился в негустом ельнике, где
стояли три больших деревянных бочки.
     - Эй, рыбачки! Быстренько сюда! - позвал он.
     Когда мальчишки подошли, снял с крайней бочки фанерный лист, положил на
него  раскрытую пачку  крупной соли,  рядом поставил ящик  с  выпотрошенными
окунями.
     - Глядите в упор, как это делается, - сказал он, опускаясь на корточки.
- Берется рыбина,  натирается против  шерсти солью,  в  брюхо  тоже  сыпьте,
особенно в голову не жалейте...  Этого добра - соли - у нас десять ящиков...
Натерли голубчика,  а  теперь аккуратненько спинкой кверху ложим в бочку.  И
так один к одному плотными рядками... Освоили? Люблю толковых людей, которые
с ходу шурупят... Ну вот, в таком, значит, разрезе действуйте и дальше... Не
забудьте накрыть бочку фанерой и камнем притиснуть.
     - А потом что? - спросил Андрей.
     - Как что?
     - Ну из бочки...
     - Из бочки мы ее, голубушку, через три денька за хвостик и на солнышко,
- ласково сказал Иван  Николаевич.  -  И  нехай  нам  на  радость вялится на
ветерке.
     - Нам? - спросил Андрей.
     - Вон  там  за  палатками,  в  лесочке,  крытая вышка.  Видите?  Там на
веревочке наша рыбка и  будет вялиться.  У меня там уже много висит...  Надо
будет вас как-нибудь вяленым окуньком попотчевать. Пальчики оближете!
     - А потом куда окуньков вяленых? - полюбопытствовал Ваня.
     - Потом в большой мешок - у меня их тоже много захвачено - в кузов моей
кормилицы -  и  прямым ходом в Видное,  есть такой городок под Москвой,  где
стоит моя родная хата... Еще вопросики будут?
     - Теперь  понятно,  -  сказал Ваня,  ожесточенно натирая колючего окуня
солью.
     - У меня один маленький вопросик,  -  поднял глаза на шофера Андрей.  -
Это вы написали вывеску в лесу? Ну, как поворачивать с дороги к ламбе?
     - А  что?  По  почерку  узнал?  -  ухмыльнулся Иван  Николаевич.  -  Я,
рыбачки-чудачки,   люблю  во  всем  порядок.  Раз  тут  стоит  эспе...  наша
организация, значит, должна быть и вывеска. Верно я говорю?
     - Верно,  -  кивнул Ваня,  покусывая губы. Чтобы не рассмеяться, он еще
быстрее стал натирать окуня солью и укололся о плавник.
     - Удочки сверните и поставьте вон у той кривой сосенки, что у машины...
А завтра,  ежели бог даст ведро, снова на промысел. Вам одно удовольствие, а
мне добыча!
     - Вот те  и  отец родной,  -  сказал Ваня,  когда шофер ушел.  -  Да он
настоящий кулак!
     - Давай бросим все и уйдем? Пусть сам солит-вялит.
     - Лодку не даст,  -  подумав,  возразил Ваня. - Жалко нам, что ли, этой
рыбы? Пусть подавится! А делать нам с тобой все равно ведь нечего.
     - У, зараза! - выругался Андрей. - Не окуни, а ежи колючие!
     - Ты не нервничай, - усмехнулся Ваня.
     Завтра  будет  ровно  неделя,  как  мальчишки  в  лагере.  Три  поездки
совершили они за это время с Галиной Алексеевной. Несмотря на неудовольствие
Назарова,  она брала их  с  собой.  С  утра до вечера бороздили мальчишки на
моторке притихшее Вял-озеро.  Три дня Володя Кузнецов проболтался на берегу,
и  вот завтра он поплывет брать "станции" с гидробиологами.  Пораненная рука
зажила,  и  снова  может Володя свирепо дергать стартер и  ругать ни  в  чем
неповинный мотор. У Вани "Ветерок" заводился, как говорят, с полуоборота.
     Во   время  второй  поездки  Ваня  чуть  не  налетел  на  топляк.   Или
размечтался, или просто не заметил, но когда Андрей крикнул: "Впереди что-то
черное!" - Ваня так резко отвернул в сторону, что накренившаяся лодка бортом
зачерпнула воду,  а  красный спасательный пояс вместе с  Леночкиным ватником
очутился в озере.
     На   этот   раз   Галина   Алексеевна  сердито  отчитала  моториста  за
невнимательность.  Ваня молча проглотил все  это;  возразить было нечего.  И
когда,  наконец,  он с  опозданием догадался уступить Андрею место у мотора,
гидробиолог не позволила.
     - Хватит с меня,  мальчики,  экспериментов,  -  сказала она.  - Если бы
лодка на всем ходу ударилась в  топляк,  мы с  вами сами стали бы кормом для
рыб.
     - А пояса на что? - спросил Андрей.
     - Когда случается авария,  почему-то спасательных поясов не оказывается
под рукой, - сказала Галина Алексеевна.
     Ваня сочувственно посмотрел на Андрея и развел руками,  - дескать, я бы
всей душой, да вот не разрешают...
     Завтра рано утром Иван Николаевич поедет в  Умбу за  продуктами.  Он  с
вечера поковырялся в моторе,  поднакачал и без того тугие скаты, даже протер
ветошью кабину.  К  машине своей шофер относится любовно и  ласково называет
кормилицей.  Да так и есть на самом деле.  За два с половиной летних месяца,
что  будет работать на  Вял-озере экспедиция,  Иван Николаевич насолит бочку
грибов,  бочку рыбы, а когда поспеет ягода морошка - бочку морошки насыплет.
В углу кухни уже стоит мешок вяленой рыбы.  А сколько вялится на вышке!  Все
это погрузит Иван Николаевич на свою кормилицу,  а  кормилицу,  когда совсем
будут уезжать,  загонит на железнодорожную платформу и вместе с ней поедет в
Ленинград,  а  потом своим ходом в  Видное,  где у  него добрая хата.  Когда
поспеет морошка,  сюда должна приехать жена Ивана Николаевича.  Она  в  день
собирает по пуду спелой морошки. Об этом ребятам сам шофер сообщил.
     Никто пока мальчишкам не  заявил,  что завтра утром они должны покинуть
лагерь.  Назаров сегодня видел их,  но прошел мимо, ничего не сказал. Может,
забыл, что хотел их отправить домой через неделю?
     В  этот  довольно теплый вечер комары и  мошка особенно свирепствовали.
Через каждый час приходилось намазываться едкой пахучей жидкостью.  У Андрея
на осунувшемся лице высыпали мелкие красные прыщи.  Ноги выше щиколоток были
расчесаны до  крови.  И  в  добавок ко всему днем в  лоб ему с  лету ударила
огромная полосатая оса.  Андрей чуть память не потерял.  На лбу у него,  над
переносицей, образовалась приличная шишка.
     С Ваней Андрей почти не разговаривал: ходил по лагерю злой, недовольный
и все время прикладывал к багровой шишке мокрый лист подорожника. Когда Ваня
предложил съездить на плес порыбачить, Андрей зло ответил:
     - Я не нанимался к твоему дружку-кулаку заготовителем...  тебе нравится
- рыбачь. У него мешков много припасено.
     - С каких это пор он моим дружком стал?  - опешил Ваня. - Ты говори, да
не заговаривайся.
     - Я могу вообще с тобой не разговаривать, - отрезал Андрей и, в сердцах
припечатав ко лбу лист подорожника, ушел в палатку к микробиологам.
     Так до  ужина они больше и  не перекинулись ни одним словом.  За столом
тоже сидели молча, каждый глядя в свою тарелку.
     После ужина Андрей сразу пришел в палатку и стал собирать свои вещи.
     - Ты чего это?  -  первым не выдержал и спросил Ваня.  -  Переезжаешь в
другую палатку?
     - Не  переезжаю,  а  уезжаю,  -  пробурчал Андрей.  -  Завтра  утром  в
путь-дорогу.
     - Нас никто не гонит.
     - Мало ли,  что не гонят...  Надо совесть знать: разрешили побыть здесь
неделю - и на том спасибо.
     - Вера Хечекова только что мне сказала,  что завтра поплывем на дальний
остров к ихтиологам. У них там моториста нет.
     - Это ты у нас известный моторист, а я никто, - с обидой сказал Андрей.
- Впередсмотрящий.
     - Я хотел тебе дать, но, помнишь, Галина Алексеевна...
     - Помню,  помню,  как ты хотел мне дать,  - оборвал Андрей. - На другой
день, когда чуть в топляк не врезался...
     - Хорошо, приедем к ихтиологам, ты сядешь за мотор.
     - Поздно, Ваня, поздно, - сказал Андрей. - Не сяду я больше за мотор. И
в лодку не сяду.  Никакой не моторист я, а пустое место! Поэтому ты мне и не
доверил румпель. И правильно сделал. И вообще...
     - Что вообще?
     Андрей не ответил. Молча запихивал в вещмешок грязную клетчатую рубаху,
шерстяные носки,  коробку с блеснами.  В скудном свете, пробивающемся сквозь
зеленый брезент, лица его было не видно.
     - Хечекова сказала, что мы три дня будем жить на острове с ихтиологами,
- продолжал Ваня. - Вот там и щук будем ловить, и ряпушку.
     - Лови на здоровье, а я - гуд бай! До дому, до хаты!
     Андрей швырнул вещмешок в угол и повернулся к приятелю.  - Не получился
из меня полярник-папанинец, - сказал он. - Только и гожусь на то, чтобы твои
удочки сзади  носить,  да  "подай-принеси".  И  зачем я  инструкции зубрил?!
Карбюраторы,  конденсаторы,  маховики... Стоило на Север ехать, чтобы на все
эти моторы издали любоваться?  Их у нас, в Ленинграде, в магазинах полно. Да
мне Иван Васильевич -  отец Кости -  всегда разрешит по  Неве покататься!  И
ничего прекрасного на  твоем Вял-озере нет.  Наши карельские озера в  тысячу
раз красивее,  и нет таких омерзительных комаров и гнуса. Даже выкупаться ни
разу не пришлось... Дурак я, болван, что послушался тебя и поехал сюда!
     Хотя последнее время Ваня и чувствовал, что с приятелем творится что-то
неладное, такого взрыва он не ожидал.
     - А  рыбалка какая здесь!  -  растерянно сказал он.  -  Где ты  еще так
ловил?
     - Я  человек не жадный.  Мне много не надо.  Зачем попусту губить рыбу?
Для Ивана Николаевича?  То-то он ласковый стал!  Будто кот ходит по берегу и
ждет  готовеньких окуней...  И  никакого у  него ревматизма нет.  Привык жар
загребать  чужими  руками.  Мы  ему  уже  три  ящика  наловили,  а  он  даже
попробовать вяленого окуня не дал.
     - Хочешь, залезу на вышку и приволоку тебе хоть сто штук?
     - Я сейчас уехал бы отсюда, - сказал Андрей. - Да не на чем...
     - Один? Без меня?
     Андрей  нагнулся и  стал  расшнуровывать ботинки.  Черная прядь  волос,
прикрыв шишку, закачалась у носа.
     - Ты не поедешь со мной,  -  негромко сказал Андрей. - Поэтому я тебя и
не зову.
     - И ты не поедешь.
     - Поеду, Ваня, - твердо сказал Андрей. - Еще как поеду!
     - Знаешь кто ты тогда будешь? Дезертир!
     - Обзывай меня как хочешь, - устало сказал Андрей. - Самые плохие слова
- ничто по сравнению с комарами да мошкой!
     - Комары всех одинаково кусают.
     - Я  спать  хочу,  -  сказал  Андрей  и,  не  раздеваясь,  бухнулся  на
раскладушку, быстро забрался в спальный мешок, застегнулся до самого верха и
старательно засопел.
     "Чего это он  забастовал?  -  подумал Ваня,  тоже укладываясь спать.  -
Ладно, проспится - одумается. Утро вечера мудренее..."
     Однако когда утром Ваня открыл глаза, раскладушка Андрея Пирожкова была
пуста.  Не было в углу и рюкзака.  Сидя до половины в мешке, Ваня растерянно
хлопал глазами. Уходил сон, приходило незнакомое чувство одиночества. Как же
это так?  Лучший друг...  Ваня все еще не мог поверить,  что Андрея нет.  Не
будет рядом за завтраком,  на берегу,  в  палатке.  Он еще и еще раз обводил
взглядом  полусумрачные углы,  прыгнув  на  брезентовый  пол,  заглянул  под
раскладушку: пусто. Лишь в кармашке над маленьким окошком обнаружил карандаш
и белый блокнот.  На первой странице написано:  "Ваня..." - и все, больше ни
слова.
     "Удрал потихоньку,  как мышь,  и  даже не  попрощался...  -  с  горечью
подумал Ваня.  -  Мошка, комары... Может быть, это оса его доконала?.. Вроде
не жаловался, не ныл; что с ним случилось? Эх, ты, Андрей, Андрей!"


     Большая алюминиевая "Казанка" ходко идет по Вял-озеру.  От кормы в  обе
стороны разбежались пенистые волны. Крепко держа румпель мотора "Москва", на
сиденье нахохлился Ваня.  В лодке Валентина Гавриловна, Вера Хечекова и Галя
Летанская,  тоже  микробиолог.  Холодный ветер  с  брызгами хлещет  в  лицо.
Девушки  закутались в  брезентовые плащи,  подняли  остроконечные капюшоны и
повернулись к ветру спинами.
     "Казанка" идет хорошо. Еще бы! "Москва" - это не "Ветерок". Одиннадцать
лошадиных сил.  Если дать полный газ,  лодка приподнимет нос  и  еще быстрее
помчится.  Полный  газ  давать нельзя.  Валентина Гавриловна строго-настрого
запретила.  В озере прячутся коварные топляки.  Топляк - это бревно, торчком
плавающее в  озере.  Наружу выглядывает лишь  круглая черная шапочка.  Такие
топляки  не  страшны,  их  издалека  видно.  Встречаются топляки,  полностью
ушедшие под воду,  как подводные лодки.  Их  вообще можно не увидеть.  Лодка
проскакивает над таким топляком, а крыльчатка мотора может зацепить. И тогда
стой и  меняй шплинт.  Самый опасный топляк -  это тот,  который то  немного
выглянет из воды,  то снова спрячется.  Не отвернешь вовремя -  такой топляк
может  пропороть дно  лодки.  Валентина Гавриловна говорит,  такие случаи на
этом озере были.  Поэтому Ваня не  дает полный газ и  внимательно смотрит на
воду.  Прямо по курсу что-то мелькнуло в  волнах и  пропало.  Ваня отводит в
сторону румпель,  и  лодка плавно меняет направление.  Так  и  есть -  самый
коварный топляк!  Когда  набегает волна,  его  не  видно.  Потом выглянет на
секунду - и снова под воду. Да-а, тут гляди в оба!
     Сегодня  Ваня  не  радуется  живописным  берегам,   озеру,  интересному
путешествию. У него плохое настроение. Светлые пронзительные глаза сощурены,
губы сжаты.  Не ожидал от Андрея такого!  Где он сейчас?  Машина ушла в  три
утра.  Валентина Гавриловна еще вечером дала ему деньги на билет.  Наверное,
уже к Ленинграду подлетает...  Разве можно так?  Вместе приехали -  вместе и
назад.  Будто одного Андрея кусают комары и мошка... Что и говорить, Север -
это не Крым.
     Нет, дело не в комарах и мошках. И даже не в осе. Ваня знал приятеля не
один год.  Андрей умеет терпеть. Не это вынудило его уехать... Что же тогда?
И Ваня вспомнил их первую поездку с Галиной Алексеевной и Леной. Вспомнил то
необыкновенное чувство свободы, радости, когда мотор заработал и лодка пошла
по ламбе к перемычке. Глаза Андрея тоже сияли гордостью и радостью... Потом,
уже  на  Вял-озере,  с  Андреем  произошла какая-то  перемена:  глаза  стали
отсутствующими, лицо непроницаемым, он старался не смотреть на Ваню...
     Мотор  взревел,  лодка вздрогнула и  рванулась вперед,  -  это  Ваня  в
сердцах крутанул румпель.  Он увидел повернутые к себе лица девушек и тотчас
сбавил газ...  Зачем  он  обманывает самого себя?  Ведь  отлично знает,  что
произошло с приятелем:  Андрей обиделся. И обиделся за дело. Ведь Ваня, хотя
и  не  слышал,  что тогда на  лодке говорил ему Андрей,  но прекрасно понял:
приятель просил уступить ему место на корме. Андрей хотел сам повести лодку.
Но Ваня сделал вид,  что ничего не понял.  И это было большое свинство. Даже
не свинство,  а предательство.  Не мог тогда Ваня оторваться от румпеля. Это
было свыше его сил. Казалось, он и мотор - единое целое. До чего удивительно
приятное чувство,  а  вот Андрею не довелось испытать этого.  Из-за Вани.  И
потом,  когда Ваня попытался передать Андрею румпель, а Галина Алексеевна не
разрешила, было уже поздно...
     Андрей не простил ему.  Не из-за комаров и мошки уехал Андрей,  а из-за
него - Вани.
     Ледяные брызги окатили лицо,  тоненькой струйкой проникли за  воротник.
Ваня зябко передернул плечами и еще больше съежился.
     Утром после завтрака Георгий Васильевич Назаров подошел к нему и, пожав
руку, как взрослому, сам попросил доставить микробиологов на дальний остров,
где разбили свой лагерь ихтиологи.
     - Я,  признаться, не верил, что вы разбираетесь в моторах, - сказал он.
- В  общем,  спасибо за помощь.  И еще одно:  из лагеря не гоню.  Нравится -
живи.
     В  другое время от этой похвалы сурового начальника Ваня так и  расцвел
бы, а сейчас лишь кивнул.
     Володя  Кузнецов -  он  тащил  в  лодку  канистру с  горючей  смесью  -
остановился и, подмигнув, продекламировал:
     - "Гарун бежал быстрее лани,  быстрей чем заяц от орла..." А ты чего же
остался, юный пионер?
     - У него хроническая ангина,  - соврал Ваня. - Каждый вечер температура
поднимается.
     - Ангина -  это ужасно...  -  засмеялся Володя.  -  Ты покрепче обмотай
горло шарфом, а то, чего доброго, и тебя прихватит...
     - Мне бы такую шляпу, как у вас, - подковырнул в свою очередь Ваня.
     - Если  через неделю не  сбежишь -  подарю!  -  громко,  чтобы услышали
микробиологи, заявил Володя.
     Высматривая топляки,  Ваня  и  не  заметил,  как  прямо по  курсу вырос
большой  лесистый остров.  Один  берег  крутой,  с  вывороченными деревьями,
другой пологий,  с  узкой песчаной косой.  Туда Ваня и направил лодку.  Валя
покивала,  -  мол,  все правильно.  Когда "Казанка" с выключенным мотором по
инерции проскрежетала днищем по песку, Ваня заметил в осоке большую лодку со
стационарным мотором,  установленным посередине.  Нос  лодки был  вытащен на
берег.
     Девушки,  оставив в лодке задубевшие плащи,  вышли на берег. На острове
ветра не  слышно.  Лишь где-то  далеко в  подветренной стороне тихо плещет в
берег  волна.  Перекрыв  бензоподачу,  Ваня  тоже  выбрался  на  берег  и  с
удовольствием распрямился.  По  узкой тропинке из  глубины острова спускался
высокий  бородатый парень  в  штормовке.  Голенища подвернутых сапог  звучно
шлепали.
     - Что  я  вижу?  Наш суровый и  неприступный остров посетили прекрасные
амазонки... Ура! - еще издали сказал он.
     - Вера, Галя, мы амазонки! - засмеялась Валентина Гавриловна.
     В  ватниках,  брюках  и  резиновых  сапогах  девушки  уж  если  кого  и
напоминали сейчас, так это рыбачек-поморок.
     Услышав голос,  Ваня поднял голову - он привязывал веревкой лодку к пню
- и уставился на парня.
     - Ихтиологи искренне рады  приветствовать на  берегу  этого  пустынного
острова своих  дорогих коллег микробиологов...  -  балагурил парень и  вдруг
увидел Ваню.  Лицо  у  него смешно вытянулось,  рука машинально стала щипать
закудрявившуюся бороду.  -  Девочки,  ущипните меня,  кого я вижу?!  Вот это
встреча... Ваня... Ваня Пирожков!
     - Мельников, - улыбаясь, поправил Ваня.
     - Вот  так  встреча...  -  повторил парень.  -  Мой дорогой ученик Ваня
Мельников на  диком острове...  Девочки,  ну стукните меня,  пожалуйста,  по
спине! Это галлюцинация.
     - Сейчас палку потолще найду, - пообещала Галя Летанская.
     - Я  вас тоже сразу не узнал,  -  сказал Ваня.  -  Вы в  школе были без
бороды.
     Парень сделал скорбное лицо и приложил руку к сердцу.
     - Покорнейше прошу меня извинить,  Ваня Мельников.  Я уже краснею... На
этом прекрасном и благоустроенном острове почему-то до сих пор не установили
электростанцию,   а  даровую  комариную  энергию  -  ее  здесь  изобилие,  к
сожалению,  мы  еще не  научились превращать в  электрическую...  Но поверь,
бьемся над этой серьезнейшей проблемой - и уже кое-какие успехи есть...
     Девушки рассмеялись.
     - А где же твой лучший друг... вспомнил! Андрей Пирожков?
     - Далеко, - сказал Ваня. - Наверное, уже в Ленинграде.




     Виктор  Викторович  шагает  впереди,   Ваня  немного  отстал.  Ему  все
интересно на этом холмистом диком острове.  Будто сказочные великаны свирепо
дрались здесь друг  с  другом.  Палицами служили им  вывороченные с  корнями
толстенные деревья,  камнями -  вот эти огромные позеленевшие глыбы,  а там,
где  исполины  схватились врукопашную,  остались  их  беспорядочные следы  -
глубокие неровные ямы с  затянутой ряской гнилой водой на дне.  Бросишь туда
камень,  зеленая муть неохотно расступится,  жирно блеснув черной водой,  и,
звучно чмокнув, снова сомкнется.
     Таких буйных первобытных лесов Ваня не  видел.  Еще в  детском саду его
воображение поразила  известная  картина  Васнецова "Иван-царевич  на  сером
волке".   Дремучий  непроходимый  лес,  оскаленная  волчья  морда  и  бедный
Иван-царевич...   Эту  картину  вспомнил  Ваня,   продираясь  сквозь  чащобу
северного леса.
     Все здесь, на Севере, поражало своей необузданностью, размахом и мощью.
Пусть  сосны,  ели,  березы здесь  не  такие  высокие и  стройные,  как  под
Ленинградом,  но  зато  они  кряжистые,  могучие.  И  растут вплотную друг к
дружке. Если буря здесь пронесется, так выворачивает деревья с корнями, если
разыграется Вял-озеро,  то  даже буксиры-водометы спешат поскорее укрыться в
бухте,  засвистит ветер  -  ушам  больно,  зарядит  проливной дождь,  так  в
несколько часов все вокруг затопит.
     Оно и  понятно:  зима здесь суровая и длинная.  Сплошная полярная ночь.
Семь-восемь месяцев мертво стоят  большие и  малые озера подо  льдом.  А  уж
пришла весна,  все сразу оживает,  буйно зацветает,  спешит в  этот короткий
отпущенный природой срок взять свое.  Уж если солнце в зените, то печет так,
что от земли испарина поднимается к самым облакам.  За три-четыре месяца все
успевает  распуститься,  отцвести  и  принести  обильные плоды.  Морошку  на
болотах собирают ведрами, грибы можно косить, рыбу ловить руками.
     Неожиданно прямо  перед  ними  на  заросшей кустарником опушке возникла
странная  деревянная  постройка,  чем-то  напоминающая  церковь.  До  самого
крыльца  поднялась  длинная  тонкая  трава  с  грустными сиреневыми цветами.
Постройка давным-давно заброшена,  в  окнах нет стекол,  крыша в  нескольких
местах  провалилась.  Немного  в  стороне  стоят  толстенные трухлявые  пни.
Поблизости даже деревьев таких не  видно.  Да и  пни необычные:  высокие,  в
человеческий рост.
     - Настоящая избушка на курьих ножках, - сказал Ваня.
     - Это  монашеский  скит.   -   Виктор  Викторович  остановился.   Здесь
отшельники жили.
     У студента густая черная борода. К воротнику прицепилась сухая ветка.
     - Заберись-ка на столб, - предложил Виктор Викторович.
     - Зачем? - удивился Ваня. - Никогда таких длинных пней не видел.
     - Эти пни интересные,  -  сказал Виктор Викторович и  подошел к столбу.
Покачав  его,   осторожно  взобрался.   Ване  пришлось  подкатить  еще  один
растрескавшийся чурбан, и только тогда он залез на соседний пень.
     - Смог бы ты простоять вот так весь день? - спросил Виктор Викторович.
     - А вы?
     - Я твой бывший учитель, - улыбнулся Виктор Викторович. - Я спрашиваю -
ты отвечай... Ты случайно не в Одессе научился отвечать на вопрос вопросом?
     - Я в Одессе не был, - сказал Ваня.
     - Монахи,  жившие в  прошлом веке в этом ските,  наложили на себя обет.
Вон  видишь в  кустах две  могилы?  Там похоронены молчальники.  Один молчал
восемь лет,  другой - девятнадцать. Представляешь себе, за все это время они
не произнесли ни одного слова!  А на этих самых столбах стояли столпники.  И
стояли не так,  как мы с тобой, а обнаженные. И ничем не мазались от комаров
и мошки.
     - А как же они спали? Тоже стоя?
     - Они стояли по пять-шесть часов в сутки.
     - Чудаки, - сказал Ваня. - Зачем они накладывали на себя такие обеты?
     - Религиозные фанатики;  возможно,  в  молодости много нагрешили,  а  к
старости вот таким варварским способом решили свои грехи искупать.
     - Целый день простоять голым на столбе!  - содрогнулся Ваня. - И веткой
не обмахивались от гнуса?
     - Терпели.
     - Вот это сила воли! - восхищенно сказал Ваня.
     - Сила воли,  -  повторил Виктор Викторович.  -  Это верно.  Отшельники
обладали огромной силой воли, а какой смысл был в этом? Людям какая от этого
польза?  Когда  человек жертвует собой,  готов  на  любые  страдания во  имя
высоких идеалов,  это понятно.  А стоять день на столбе или молчать годами -
это глупое самоистязание.  Кто вспомнит этих и тысячи других великомучеников
добрым  словом?  Пройдет  еще  несколько  лет,  разрушится  скит,  а  могилы
сравняются с землей.
     Ваня  задумался и  помрачнел.  Стоя  на  столбе,  снова вспомнил Андрея
Пирожкова.  Эх,  Андрей,  Андрей!  Так хорошо жили в палатке, спали в теплых
мешках,  ели  жареную рыбу,  а  какая тут рыбалка!  Комары кусали,  так ведь
всегда можно этой дрянью намазаться... Не из-за комаров удрал Андрей...
     - Теперь, наверное, нет таких людей, чтобы смогли свои обеты выдержать?
- с грустью сказал Ваня.
     - Давай попробуем?  -  с серьезным видом предложил Виктор Викторович. -
Разденемся и хотя бы часик постоим, а?
     Ваня взглянул на него и стал стаскивать куртку.
     - Час простою, - сказал он, намереваясь снять и свитер.
     - Вот обида! Придется в другой раз устроить нам себе такое испытание, -
засмеялся Виктор Викторович. - Сюда идут женщины.
     Никто здесь не запрещал Ване брать лодку и ловить рыбу. Лишь просили не
отплывать  далеко  от  острова.   Вял-озеро  очень  коварное:  сейчас  тихо,
спокойно,  а через час-два может настоящая буря разыграться.  Сорвет лодку с
якоря и унесет бог знает куда.  Волны,  как в море,  гуляют. Ничего не стоит
лодку опрокинуть.  Все это говорила Валентина Гавриловна.  Виктор Викторович
не пугал и ни о чем не предупреждал. Он считал, что настоящий мужчина должен
во всем быть самостоятельным и иметь трезвый ум.  Там, в школе, Ваня по сути
дела  два-три  раза  и  видел-то  практиканта.  Виктор  Викторович  оказался
веселым,  жизнерадостным человеком.  Ваня ни  разу еще не видел его мрачным.
Вечером,  когда солнце зайдет за  Сень-гору,  в  бревенчатом рыбацком доме с
почерневшим потолком собирались ихтиологи, микробиологи и, поужинав, просили
Виктора Викторовича сыграть что-нибудь и спеть.  Он хорошо играл на гитаре и
пел про бродяг-геологов,  студентов.  Ваня готов был слушать до  утра,  если
можно назвать утром все  тот же  полярный день.  Только солнце появлялось не
из-за Сень-горы,  а с противоположной стороны, где в туманной дымке виднелся
вытянутый в длину остров, который почему-то называли Дураком.
     Когда Ваня  не  ездил с  микробиологами,  Виктор Викторович брал его  с
собой.  Они проверяли капроновые сети. Почти каждый раз вынимали по десять -
двадцать килограммов разной рыбы.  Живую щуку и окуней отпускали,  а сигов и
плотву  вытаскивали  из  сети  и   потом  тщательно  обмеряли,   взвешивали,
вскрывали,  копались во внутренностях и  все записывали в толстую клеенчатую
тетрадь.  Проверять сети Ваня любил,  а вот ковыряться в рыбьих потрохах ему
не нравилось.
     Микробиологи привозили пузырьки с пробами воды. Пробы брали они начиная
с   поверхности  и   так  до   самого  дна.   Микробиологов  здесь  прозвали
"микрушками",  а  гидробиологов -  "букашками".  Впрочем,  никто на  это  не
обижался.
     В  этот  запомнившийся  на  всю  жизнь  день  озеро  было  на  редкость
безмятежное.  У  берегов вода не шелохнется.  Горбатые сосны и ели,  высокие
розоватые облака,  черная рогатая коряга -  все  это  отчетливо отражалось в
озере.  Далеко за  островом чуть  заметно рябило.  А  может быть,  это  рыба
играла.
     Ваня  решил  плыть  к  Каменной  гряде,   где,   как  утверждал  Виктор
Викторович,  водились крупные  черные  окуни.  Пока  такого  горбача тащишь,
удилище так и ходит ходуном в руках.
     Каменная гряда находилась,  примерно,  в  двух  километрах от  острова.
Когда на озере гуляет волна с белыми гребешками, гряду не увидишь, а сегодня
в  тихую  ясную  погоду  вытянувшиеся в  длинную цепочку черные  камни  были
отчетливо видны.  Чем ближе к гряде, тем камни становятся больше. Бока у них
влажно лоснятся. На камнях, изредка поворачивая головы, отдыхают чайки.
     Одна лодка уже стояла на якоре.  Сразу видно,  не из экспедиции. Черные
просмоленные лодки с  высокими бортами и  крутым выгнутым носом принадлежали
местным жителям,  и называли их карбасами.  На таком карбасе со стационарным
двигателем однажды по какому-то делу приплыл в лагерь рыбак.
     Подплыв ближе, Ваня увидел на карбасе девчонку лет четырнадцати. Из-под
выгоревшего платка выбивались ярко-желтые пряди волос.  Девчонка то  и  дело
заталкивала волосы под платок, но они снова вылезали. Во все стороны торчали
поставленные на  рогульки длинные кривые удочки.  Больше в  лодке  никого не
было.  В  прутяной корзине  зеленели порядочные окуни.  Верхние шевелились и
подпрыгивали.
     - Можно, я здесь встану? - вежливо спросил Ваня.
     - Жалко,  что ли,  -  ответила девчонка и  с  любопытством взглянула на
него.
     Ваня  осторожно опустил  якорь,  размотал леску  и,  нанизав на  крючок
кусочек плотвичного мяса, закинул удочку.
     Он  думал,  проворный черный горбач тут же потопит поплавок,  но ничего
подобного не  произошло.  Поплавок -  гусиное  перо  -  неподвижно краснел в
спокойной воде.  Вот  всегда  так:  плывешь в  заветные места,  надеешься на
бешеный клев,  а все наоборот: у острова - куда ни кинь - прекрасно клевало,
а  тут полная тишина.  Ваня уже по опыту знал:  если окунь сразу не схватил,
вытаскивай удочку и ищи другое место.  Северный окунь не любит церемониться:
уж если клюет, так сразу поплавок на дно, а нет, так будто отрезал.
     Между  тем  девчонка резко  взмахнула удочкой  и  стала  спокойно,  без
обычной суеты  выводить добычу.  Окунь  чертил красноватым спинным плавником
воду,  упирался, ошалело сигал в сторону, но девчонка ловко подтаскивала его
все  ближе к  лодке.  Когда трепыхающийся окунь шлепнулся в  плетенку,  Ваня
завистливо вздохнул: ему такие крупные еще не попадались.
     Когда она  вывернула из  глубины третьего горбача,  Ваня не  выдержал и
спросил:
     - На что ловишь?
     - На ряпушку, - ответила девчонка.
     Про эту маленькую рыбку Ваня слышал много уже,  но ни разу не видел ее.
Вчера  только  поставили с  Виктором  Викторовичем специальную мелкоячеистую
сеть на ряпушку, но еще не проверяли.
     - А я на плотвиное мясо, - сказал Ваня.
     - Можешь весь день сидеть,  и ни один не клюнет, - авторитетно заметила
девчонка.  Взмахнула свистнувшим удилищем и  подсекла еще  одного  красавца.
Судя по тому, как он заартачился, это тоже был крупный экземпляр.
     - Везет же людям,  -  вздохнул Ваня. И хотя он произнес эти слова почти
шепотом, девчонка услышала.
     - Чего такой гордый?..  - усмехнулась она. - Попросил бы, давно дала бы
тебе наживки.
     Ваня вытащил якорь - тяжеленную ржавую железяку - и подплыл к девчонке.
Рядом с его маленькой фанерной лодчонкой карбас выглядел катером. Посередине
установлен большой  мотор  неизвестной Ване  конструкции.  Вместо  румпеля -
кривой,   причудливо  изогнутый  железный  прут.   Ржавая   выхлопная  труба
перевешивается через  высокий  борт.  Неужели девчонка сможет  запустить эту
керосинку? Вслух свои сомнения Ваня не стал выражать, чего доброго, обидится
и не даст ряпушки.
     Девчонка  с  интересом  смотрела  на  него.   Губы  припухлые,  круглый
подбородок с  ямочкой,  на скуле маленький белый шрам.  А  вообще глазастая,
симпатичная.
     - Как тебя звать? - спросил Ваня.
     - Элла.
     - Живешь в глуши, а имя...
     - Не всем ведь жить в  городе,  -  ничуть не обиделась девчонка.  -  По
правде говоря, я город не люблю. Очень много людей. Даже страшно.
     - Чего же тут страшного?
     - Чувствуешь себя букашкой, микробом.
     - Я живу в большом городе и не чувствую себя букашкой.  Это ты загнула!
Ляпнула, не подумав.
     - В городе живешь, а какие слова говоришь: загнула, ляпнула!
     Ваня заерзал на сиденье:  еще учит, как ему говорить! Забралась в чужую
лодку и воображает. Сама и мотор-то запустить не сможет.
     - Нормально я говорю, - пробурчал Ваня, сдерживая раздражение.
     - Тебя сюда дядя Кузьма из Умбы привез, да?
     - Смотри, все знает! - Ваня усмехнулся. - И Саньку знаешь?
     - Конечно.
     - И мать его знаешь?
     - Тетю Дусю-то?
     - Я молчу,  -  сказал Ваня.  Вот он,  поселок. Здесь все друг про друга
знают, а в Ленинграде Ваня даже в своей парадной не всех жильцов знает.
     - Вы ведь приехали вдвоем. Где же твой друг?
     - Был да сплыл.
     - Неужели утонул! - усмехнулась девчонка.
     - Соскучился по своей дорогой мамочке и  уехал в  Ленинград,  -  сказал
Ваня.  -  У  вас тут лютуют комары и  один сплошной день.  А наш Андрюшенька
привык спать ночью.
     - Нехорошо так про своего друга говорить, - с укоризной сказала Элла.
     - А бросать товарища одного - хорошо?
     - Кто непривычный к  нашему климату,  тому первое время трудно здесь...
Взрослые и то бывает не выдерживают.
     - Трус он, вот кто! - сказал Ваня. - Дезертир.
     - А ты злой... И глаза у тебя злые.
     - Не надо мне твоей ряпушки,  - обиделся Ваня и оттолкнулся от карбаса,
в который уже намеревался взобраться.  -  И окуней мне не надо...  Мы каждый
день на острове уху из сигов едим.
     - В сетку-то и дурак поймает...
     - Сама ты дура! И глаза у тебя глупые, как у куклы.
     - Правильно сделал твой приятель,  что  сбежал,  -  невозмутимо сказала
Элла.  -  С таким злюкой за одним столом-то сидеть противно...  А кто других
людей дураками обзывает, сам не очень-то умный.
     - Если бы ты не была девчонка, я сейчас бы залез в твою дырявую лоханку
и...
     - Залезь,  -  спокойно сказала девчонка. Если бы она тоже разозлилась и
стала ругаться,  Ване не  так было бы обидно,  но девчонка была невозмутима.
Все так же прямо сидела в лодке и смотрела на поплавки.  Ваня решил, что вот
сейчас смотает удочки и проплывет под носом у девчонки,  прямо по поплавкам.
Специально распугает всю рыбу.
     - С  сопливыми девчонками я не дерусь,  -  проворчал он,  желая,  чтобы
последнее слово было за ним.
     - Если бы ты сунул свой толстый глупый нос в  мою лодку,  я бы тебя как
миленького выкупала.
     - Извини, хозяйка Медной горы, я не знал, что это твое озеро, - ядовито
заметил Ваня. - Может быть, оно называется Элл-озеро?
     В  этот момент налетел порыв ветра и сорвал с Ваниной головы кепку.  Он
успел подхватить,  а то упала бы в воду.  Девчонка посмотрела на небо, потом
на озеро и сказала:
     - Я тебе советую плыть к нашему берегу.
     - Обойдусь, - буркнул Ваня.
     Небо,  оно только что было голубое и чистое,  вдруг побледнело, а потом
посерело.  Из-за  горизонта неслись плоские округлые облака.  Вслед за ними,
толкаясь,  наползая  друг  на  друга,  торопились короткие  тупорылые  тучи.
Тревожно закричали чайки.  Лишь те,  что сидели на камнях, пока помалкивали.
Тихое до  сей  поры Вял-озеро как-то  незаметно пришло в  движение.  Сначала
наперегонки с  облаками к  гряде  весело побежали маленькие сиреневые волны.
Даже не волны,  а  глубокая рябь.  Но уже видно было,  как вдали озеро вдруг
сразу все заходило ходуном.  Порывы ветра становились все сильнее,  иногда в
лицо ударяли мелкие брызги. Вода у камней ожила, зашевелилась.
     Не рассердись Ваня так на девочку, он ни за что не поплыл бы к острову.
Хотя еще и  не видел Вял-озера во всей его штормовой красе,  было ясно,  что
путешествие предстоит рискованное.  Лодка  слишком  легкая,  а  волны  будут
высокие.
     Но  Ваня уже закусил удила.  Злясь на девчонку и  на себя,  что не смог
сдержаться,  он  даже  не  стал  сматывать леску -  бросил удочку на  дно  и
взмахнул  веслами.  Лодка  послушно  скользнула  вперед.  С  удовлетворением
отметив,  что весла уходят в неспокойную воду без всплеска, а лодка с каждым
взмахом двигается быстрее,  Ваня  почувствовал себя уверенным,  сильным.  Он
знал, что девчонка наблюдает за ним.
     Когда Ваня  отплыл метров на  пятьдесят,  девчонка поднялась и,  сложив
ладошки рупором, закричала:
     - Греби  к  нашему  берегу-у!   Слышишь,  к  берегу-у!  До  острова  не
доплыве-ешь! Опрокине-ет!
     Ваня  даже  не  посмотрел в  ее  сторону.  Подумаешь,  ветер  поднялся,
заштормило! Ну, покачает маленько, велика беда...
     Но  он,  оказывается,  совсем  не  знал  Вял-озера.  Вокруг засвистело,
застонало,  на  лицо  будто  кто-то  тугую  подушку  положил,  даже  дыхание
перехватило,   а   глаза  застлало  слезами.   Лодка  сама  по   себе  круто
развернулась,  причем так  быстро и  неожиданно,  что  чуть весла из  рук не
вырвались.  Ваня глянул вперед и  обомлел:  прямо на  него катились огромные
валы  с  белыми  развевающимися  на  ветру  гребнями.   От  них  отлетали  и
растворялись в  воздухе клочья  пены.  Вместе  с  волнами нарастал тревожный
мощный гул.  В  следующий момент Ваня взглянул в  ту  сторону,  где осталась
девчонка,  но тоже увидел валы.  И ему показалось,  что они идут на него.  И
между этими двумя стенами воды,  будто в ущелье, оказался он на своей лодке.
Гряду будто кошка языком слизнула.  Ни  одного камня не  видно.  Весла вдруг
замолотили по  воздуху,  лодку завертело,  закрутило.  То  она проваливалась
куда-то  вниз -  и  у  мальчишки замирало сердце,  то взлетала вверх.  Волна
обдала его с  ног до  головы,  и  лодка сразу стала не  такой верткой.  Ваня
перестал ориентироваться,  где остров,  где берег.  Кругом грохочущая вода и
летящее над головой серое небо.
     Лодка норовистым козлом еще  пыталась прыгать по  волнам.  Ваня  бросил
весла на залитое водой дно:  бесполезно и пытаться грести. Лодка повернулась
боком к  волне,  и  Ваня,  еще  толком не  успев сообразить,  что произошло,
пробкой вылетел из лодки и оказался в жгучей холодной воде.  Вода сомкнулась
над головой,  заломило в ушах. Выплыв на поверхность, увидел скользкое серое
днище своей лодки.  В пазах чернела смола. Одно весло пронеслось мимо самого
носа  и  исчезло.  Где-то  должен быть спасательный пояс...  Одежда намокла,
стало тянуть вниз.  И тогда он закричал. Причем, каким-то тонким, незнакомым
голосом. Он даже не подозревал, что может так кричать. Впрочем, из-за свиста
ветра  и  шума  волн  он  сам-то  себя  еле  услышал.   Но  все  равно  этот
смертельно-тоскливый крик запомнился на всю жизнь.  Тяжелые резиновые сапоги
гирями тянули на дно,  брезентовая куртка стала картонно-жесткой и  стесняла
движения.  Спасательный пояс из пенопласта,  на котором он сидел, розовел на
колыхающихся  вдалеке  волнах.  Нечего  было  и  думать  за  ним  гнаться...
Вспомнилось,  Виктор Викторович говорил,  что  пояс всегда нужно привязывать
бечевкой хотя бы к петле куртки...  Щедро плеснуло в лицо,  и он закашлялся,
наглотавшись воды.  Больше он  не  кричал.  Изо  всех  сил  работая руками и
ногами,  старался удержаться на поверхности.  Чувствовал,  что его все ближе
относит к берегу.  Было слышно,  как волны с грохотом разбивались о сушу. Но
он знал,  что не доплывет.  Попробовал сбросить с  ног сапоги-гири,  но лишь
снова наглотался воды.  Силы убывали.  И  злые горячие слезы текли из  глаз.
Несколько раз до него донесся далекий тревожный крик,  скомканный ветром, но
он уже не мог повернуть голову.  И тут послышался негромкий, добродушный шум
мотора.  Прямо перед ним  вырос просмоленный бок карбаса.  Всего в  каких-то
трех метрах. Элла с развевающимися на ветру золотистыми волосами и хлопающей
за спиной косынкой протягивала ему тонкую мокрую руку...
     До  самого берега они  не  произнесли ни  слова.  Ваня с  трудом стащил
резиновые сапоги и  вылил из  них воду.  Карбас колоколом гудел от  свирепых
ударов волн,  но шел точно в том направлении,  куда правила девчонка. Платок
улетел с  ее  шеи,  когда помогала Ване взбираться в  высокий карбас.  Ветер
швырял девчонке в  глаза длинные желтые пряди волос,  она  то  и  дело одной
рукой отбрасывала их с глаз.  Другой -  крепко держала кривой железный прут,
заменявший румпель.
     На  берегу их ждал высокий человек в  брезентовой куртке,  подпоясанный
широким ремнем с медной пряжкой.  Как только карбас ткнулся носом в песчаный
берег,  человек ухватился за  него и  еще дальше вытащил на  отмель.  Потом,
будто котенка,  сгреб мокрого,  дрожащего Ваню и  поставил на землю.  Сверху
вниз посмотрел на него, усмехнулся:
     - Выкупался,  молодец? На нашем озере это не диво. Моли бога, что дочка
у меня такая проворная, я бы уже не успел до тебя добраться.
     - Это Ваня, - сказала Элла. - Он с острова приплыл, папа.
     - Лодка-то моя утонула, - первое, что сказал Ваня, выйдя на берег.
     - Гляди какой шустряк!  -  удивился человек.  - Чуть в гости к ракам не
угодил,  а  про  лодку  помнит...  Бегом в  сторожку!  Там  печь  затоплена,
погрейся, обсушись.
     Элла взяла Ваню за руку и,  как маленького,  повела по узкой тропинке в
лес,  где виднелась небольшая серая избушка,  похожая на ту,  в  которой они
жили  на  острове.  Из  круглой  железной трубы  валил  дым.  Ветер  тут  же
подхватывал его  и,  разодрав на  синие клочки,  развешивал на  колючие лапы
елей.
     - Мой папа сплавщик,  -  сказала Элла.  -  Собирает прибитые к  берегам
хлысты, связывает их, а потом приходит катер и забирает.
     Ваня не ответил.  Он вдруг почувствовал,  что смертельно устал.  Хотя и
был босиком, казалось, к каждой ноге привязано по пуду. Глаза слипались. Так
бы и  упал грудью на эту родную твердую землю и прямо в мокрой одежде заснул
бы...
     - Отпусти, я сам, - вырвал руку Ваня. - В детском садике и то никого за
руку не держал.
     Элла взглянула на него и прикрыла рот ладошкой, чтобы не рассмеяться.
     - Ты чего? - подозрительно спросил Ваня.
     - У тебя окунь в ухе!
     Ваня машинально поднял руку и пощупал ухо.
     - Смешной ты... - громко рассмеялась девчонка.


     К вечеру лодку прибило к берегу. Она так и вылезла на желтый прибрежный
песок  днищем кверху.  Какой-то  противный моллюск уже  прилепился к  доске.
Обрадованный Ваня  два  раза  обошел кругом весь  остров в  надежде найти  и
весла, но, куда не кинь взгляд, кругом бревна. Много их выбросило в этот раз
на пустынный берег.  Отец Эллы бродил по берегу в высоких резиновых сапогах,
сталкивал багром бревна снова в воду и там связывал просмоленными канатами в
плоты.
     Ваня обсушился у печки.  Пришлось все снимать с себя,  выжимать и потом
развешивать над печкой. Элла специально веревку протянула от стены до стены.
Сделанная из железной бочки печка топилась жарко,  и  через полтора часа все
высохло, даже сапоги. За окном завывал ветер, шумело озеро, в стекла хлестко
ударяли крупные дождевые капли, скрипели, раскачиваясь, деревья, а в избушке
тепло и сухо.  Пахнет свежим хлебом, вяленой рыбой и березовым веником. Ваню
разморило и  с новой силой стало клонить в сон.  Он "клюнул" и чуть не обжег
нос о трубу.  Взяв с топчана старенькое коричневое одеяло, завернулся в него
и,  прислонившись спиной к  ящику с  канатом,  сразу же провалился в тяжелый
глубокий сон без сновидений.
     Разбудила Элла.  Пока Ваня сушился,  она помогала отцу вязать бревна, а
теперь вот пришла проведать.  Молча поставила на  стол котелок с  застывшей,
как  холодец,  ухой,  нарезала  хлеб,  положила деревянную ложку  и  головку
чесноку.
     - Не обессудь, - насмешливо заметила она, - сигов мы еще не наловили...
     Ваня,  моргая со  сна,  смотрел на нее.  Одеяло сползло с  плеч,  и  он
натянул его.  С  трудом сообразил,  где  он  и  что  с  ним произошло.  Элла
подбросила в  едва  теплившуюся печку дров.  На  загорелых коленках девчонки
свежие царапины. Если бы не Элла... Ваня даже плечами передернул, представив
на миг, что бы тогда было...
     - Кажется, я заснул, - сказал он.
     - Кажется!  -  фыркнула девчонка.  -  Ты спал два часа.  Чуть одеяло не
сжег. Из печки выкатился уголек - и прямо тебе на колени. Видишь, дырка? Мог
бы  и  сам сгореть...  -  Элла рассмеялась.  -  Как говорится,  из огня да в
полымя.
     - Из воды в огонь, - поправил Ваня. - И ты потушила... этот пожар?
     - Из кружки плеснула, ты даже не пошевелился.
     - Выходит, ты меня уже два раза спасла?
     - А ты все считай,  -  опять засмеялась девчонка.  - Уж тогда не два, а
три раза.
     - Три?
     - Когда я первый раз прибежала сюда, гляжу, у твоих ног змея свернулась
и смотрит на огонь...
     - Врешь! - воскликнул Ваня.
     - Иди погляди,  она под сосной валяется... Здоровенная! Я ее за хвост и
об пол.
     - Действительно,  я попал в избушку на курьих ножках,  - сказал Ваня. -
Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит... Русалка - это ты.
     - Будешь обзываться - не дам компота.
     - Ты была в Ленинграде? - помолчав, спросил он.
     - В Кандалакше была, в Мурманске, а в Ленинграде нет, - ответила Элла.
     - Если приедешь,  я тебе весь город покажу, - сказал Ваня. - Запиши мой
адрес.
     - Не в последний,  наверное,  раз видимся, - улыбнулась Элла. - Ты ешь,
уха-то двойная... Видишь, сама застыла.
     Уха была великолепная.  Ваня съел все,  что было в  котелке.  На второе
Элла подала подогретую на печке картошку с жареной рыбой.  Ваня и это съел с
удовольствием.  Черствую корку хлеба он  старательно натирал крепким пахучим
чесноком и  посыпал солью,  как  научил  его  Виктор Викторович.  На  третье
девчонка налила в стакан из жестянки консервированный компот из слив.
     - Обязательно приезжай,  -  сказал Ваня.  - Будешь жить у нас, квартира
большая.
     - Здесь останешься ночевать, или на остров отвезти?
     - Наверное, уже волнуются, - сказал Ваня.
     Элла  быстро  убрала  со  стола,  вымыла в  большой эмалированной миске
посуду.   Ваня  все  насухо  вытер  полотенцем.   Элла  подобрела  и  весело
посматривала на него.  Да и  Ваня никак не мог взять в  толк,  с чего это он
тогда взъелся на такую хорошую девчонку?
     - Ты далеко отсюда живешь? - спросил он, застегивая куртку.
     - В Вильмаламбине.  Это далеко, на другой стороне озера. Ваши приезжают
в наш поселок в бане мыться.
     - Я ни разу не был.
     - Каждую субботу на машине приезжают. Как закон.
     Они вышли из дома. Глядя на озеро, трудно было поверить, что была буря.
Ровная зеркальная гладь раскинулась кругом. Ни одной морщинки. Редкие облака
отражались  в   воде.   Закатившееся  за   остров  солнце  подкрасило  их  в
желто-розовый цвет.  Отсюда Сень-гора видна как на ладони. У подножия растут
сосны  и  ели,  выше  -  березы,  осины.  Меж  деревьев разбросаны гранитные
обломки.  Чем  круче  Сень-гора,  тем  меньше  деревьев.  Недостает  им  сил
вскарабкаться на этакую крутизну. Лишь кустарник да зеленые мхи добрались до
самого  верха.  Над  вершиной  неподвижно застыла  огромная  сизая  воронка.
Широкая  розовая  горловина  направлена в  небо,  а  сужающийся книзу  конец
воткнулся в  самую маковку горы.  Уж не этот ли смерч свирепствовал днем над
Вял-озером?  А сейчас,  опустошенный, побледневший, успокоился и остановился
передохнуть над красавицей Сень-горой.
     - Никогда такого не видел, - кивнул Ваня на гигантскую воронку.
     - Я тоже,  -  призналась Элла и, помолчав, спросила: - Почему ты назвал
меня хозяйкой Медной горы? Кроме Сень-горы, тут близко и гор-то больше нет.
     - Ты разве не читала "Малахитовую шкатулку" Бажова? - удивился Ваня.
     - Не читала.
     - Ладно,  я  тебе из  Ленинграда пришлю,  -  пообещал Ваня.  -  Книга -
закачаешься.
     - Я в библиотеке возьму,  - сказала Элла. - Если только она там есть. У
нас маленькая библиотека.
     Андрей Степанович -  отец Эллы - сам привязал Ванину лодку к карбасу. К
своему удивлению и радости, мальчишка увидел на дне лодки два желтых, только
что вытесанных топором весла. Это Андрей Степанович сделал, пока они с Эллой
беседовали в избушке.
     - Спасибо, - сказал Ваня.
     - С Вял-озером,  парнишка,  шутки плохи,  - сказал сплавщик. - На такой
лодочке далеко от берега больше не рискуй выходить. На этот раз повезло, а в
другой раз - кто знает...
     Ваня думал,  Андрей Степанович заберется в карбас и поплывет с ними, но
он  только встряхнул канистру со  смесью и,  подождав,  когда они  усядутся,
оттолкнул карбас от берега. Элла завела мотор и взялась за кривую железяку.
     - Погоди! - вспомнил Ваня. - Где же моя змея?
     - Ты что, змей не видел? - удивилась Элла.
     - Глуши, говорю!
     Элла  пожала  плечами  и   передвинула  какую-то   железяку:   негромко
квохтавший мотор заглох.
     - Что еще? - спросил Андрей Степанович. - Забыли чего?
     - Ага, - сказал Ваня, выскакивая из лодки.
     Мертвая,  изогнувшаяся дугой змея  лежала под  сосной во  мху.  Ваня  с
опаской поднял ее за хвост - змея не разогнулась.
     - Гадюка, - сказал он.
     - Их много тут, - сказала Элла. - Меня уже два раза кусали.
     - Можно, я ее возьму?
     - Чудной ты!  -  посмотрела на него Элла.  -  Бери, да только зачем она
тебе?
     - Надо,  -  сказал Ваня и,  держа изогнувшуюся змею за  холодный хвост,
понес к лодке.
     Карбас,  таща  на  буксире  лодку,  ходко  пошел  на  плес.  Позади  на
зеркальной   глади    озера   образовалась   жирно   поблескивающая   полоса
взбаламученной винтом воды.  Будто гигантский плуг  прошел по  озеру.  Из-за
острова вымахнула красноносая чайка и низко полетела за лодкой. Элла достала
из кармана голубой куртки кусок хлеба,  отщипнула и  бросила.  Чайка красиво
спикировала и,  едва коснувшись воды, ловко схватила хлеб. Отлетев немного в
сторону, села и проглотила.
     На  берегу стали собираться люди.  Издали их  трудно было  узнать.  Все
смотрели на приближающуюся лодку. Ваня заерзал на месте, помрачнел. Лучше бы
причалить тихо,  без публики...  Когда карбас с шорохом вполз на берег, Ваня
не поверил своим глазам: у самой воды вместе со всеми стояли Андрей Пирожков
и  Саня из Умбы.  Если взрослые старались быть серьезными,  то Андрей и Саня
широко улыбались.
     - Ну,  Ваня,  не ожидала я от тебя такого! - бросилась к нему Валентина
Гавриловна. - Где ты был? Почему твоя лодка на буксире.
     - Дай ему прийти в себя,  -  сказала улыбающаяся Вера Хечекова.  - Жив,
здоров, а это главное.
     - Где же все-таки был? - непривычно сухо спросил Виктор Викторович. - Я
пол-озера обшарил - не нашел тебя.
     - Удил рыбу, тут как задует... - сбивчиво начал Ваня. - Ну, я... это...
     - Гляди-ка, Элка! - первым заметил притихшую в лодке девчонку Санька. -
Чего ты тут делаешь?
     - Когда начался шторм,  Ваня переждал на  берегу,  -  коротко объяснила
Элла. - Мы с папой там плоты из бревен вяжем.
     - А мы чего уж тут ни передумали...  -  сказала Валентина Гавриловна. -
Никого не предупредил, сел на лодку и - до свиданья. Разве так можно?
     - Ты забыл, я ведь за тебя отвечаю, - сказала Вера Хечекова.
     - На  Верочке  лица  не  было,  когда  налетела буря,  -  ввернула Галя
Летанская. - Она два часа тебя на моторке разыскивала.
     - Все хорошо, что хорошо кончается, - улыбнулась Вера.
     - Здравствуй,  -  сказала Элла  и,  выбравшись из  лодки,  по-взрослому
подала Сане руку.
     - Я думал,  Пирог,  ты давно в Ленинграде, - сказал Ваня. Он все еще не
мог прийти в себя от изумления. - А ты вон где - на острове!
     - Нас   Виктор  Викторович,   когда   тебя   разыскивал,   захватил  из
Вильмаламбины...  У  Сани там родственники.  Мы еще вчера приехали из Умбы с
дядей Кузьмой.
     - Элка - моя двоюродная сестра, - сообщил Саня.
     Виктор  Викторович подошел  к  лодке,  достал  весла,  посмотрел их  и,
усмехнувшись,  положил на место.  Ваня настороженно наблюдал за ним:  сейчас
спросит, где пояс, удочки, но студент спросил о другом:
     - Веселая была у тебя, Мельников, рыбалка?
     - Какое уж тут веселье.
     - А мне сдается,  надолго запомнишь ты сегодняшний день,  -  без улыбки
сказал Виктор Викторович. - Отчитывать и пилить я тебя не буду, да, пожалуй,
и  не  за  что,  тем более,  ты  теперь сам близко познакомился с  настоящим
Вял-озером.  И,  надеюсь,  сделал соответствующие выводы?  По  крайней мере,
усвоил хотя бы одну прописную истину: не зная броду, не суйся в воду.
     - Это точно, - сказал Ваня. - Больше не сунусь.
     - Вот и великолепно!
     Подошли Андрей, Санька, Вера Хечекова.
     - Где же твоя рыба, рыбак? - спросила девушка.
     - Там, где я ловил, берет только на ряпушку, - сказал Ваня. - Не верите
- спросите у Эллы.




     С Андреем Пирожковым приключилось вот что. Доехав с Иваном Николаевичем
до  Умбы,  он  отправился на  аэродром,  но самолет улетал в  Кировск только
завтра.  Тогда Андрей пошел к Саньке. Его твердое решение уехать в Ленинград
поколебалось.  Трясясь четыре часа в  кузове грузовика,  Андрей все на свете
передумал.  И уже в Умбе в душу закралось сомнение: неправ он! Так настоящие
друзья не поступают.  Дезертир он -  вот кто!  А как он,  Андрей, рано утром
боялся,  что  Ваня проснется.  Даже записку,  где  хотел что-то  объяснить и
попрощаться, не посмел написать...
     Санька,  увидев его,  очень обрадовался.  Даже  не  обратил внимания на
рюкзак.  По-видимому,  Саньке и в голову не могло прийти, что Андрей, бросив
товарища,  завтра улетает в Ленинград. Санька стал рассказывать, что уже три
дня,  как  готовится к  поездке на  Вял-озеро,  в  гости к  ним.  Накопал за
поселком банку навозных червей,  а черви здесь на вес золота,  договорился с
дядей Кузьмой и завтра - в путь-дорогу!
     - А  ты  зачем  сюда  прикатил?  -  наконец спросил Саня.  -  Где  твой
Ваня-дружок.
     И Андрей не решился сказать правду.  Сказать, что заели комары и мошка,
от ядовитой мази стянуло лицо и  воспалились глаза,  что в  палатке по утрам
так холодно,  что невозможно заставить себя вылезти из спального мешка,  что
устал он,  надоело ему  тут и  еще его сильно обидел Ваня-дружок.  С  этого,
пожалуй,  все и началось...  Ему, Андрею, до смерти хочется посидеть дома за
чистым столом, полистать журналы "Знание - сила", "Техника - молодежи", а он
дурак  дураком торчит в  лесу,  на  берегу холодного озера,  в  котором даже
выкупаться  нельзя.  Ваня  хоть  на  моторках  шпарит,  а  ему  и  этого  не
доверяют...
     Не  мог  все это сказать Андрей Пирожков,  глядя в  прозрачные Санькины
глаза.  Язык не поворачивался. Да и не поймет его Саня. Для него Север - дом
родной. И вместо всего этого он сказал:
     - Мы приехали за хлебом.
     - Поедем обратно с  дядей Кузьмой,  -  тут же  решил Саня.  -  Он нас в
кабинку посадит.
     Беспокойно спал эту ночь Андрей, а утром уже больше не колебался, решил
вернуться.  Если бы  он  улетел в  Ленинград,  то  вряд ли  они  остались бы
друзьями с Ваней.
     И Андрей вернулся.  Когда они встретились на берегу,  Андрей видел, как
радостно  вспыхнули серые  Ванины  глаза.  Без  лишних  слов  мальчики сразу
простили все  друг  другу.  И  никто  в  лагере не  сказал Андрею ни  одного
обидного слова.  Никто,  кроме Ивана Николаевича.  Шофер придержал Андрея за
плечо, когда тот собирался выйти из столовой, и сказал:
     - Чего же  воротился-то,  цыпленок жареный?  Ходил бы  сейчас по городу
Питеру,  поплевывал в Неву и на железных коней любовался... Аль по нашинским
комарикам соскучился?
     - По вас,  - буркнул Андрей, отворачиваясь. Ему неприятно было смотреть
в широкое лоснящееся лицо шофера.
     - По мне,  значит,  соскучился,  цыпленок жареный?  -  ухмыльнулся Иван
Николаевич.
     - Никакой я не цыпленок и тем более не жареный,  -  сказал Андрей.  - А
рыбу вам больше ловить не буду, поищите других...
     - Какой из  тебя,  сопливого,  рыбак-то...  Прыщик ты,  а  не рыбак!  -
нахмурился шофер и, дав легкого подзатыльника, отпустил.
     Три дня еще прожили они на острове.  Утром,  если озеро было спокойное,
выезжали на  лодках с  микробиологами или с  Виктором Викторовичем проверять
сети. После ужина становились неподалеку от острова и удили.
     Саня пробыл с  ними два дня и уехал с дядей Кузьмой в Умбу.  С собой он
увез три  крупных щуки и  десятка четыре окуней.  Ваня предложил ему и  свой
улов, но Саня отказался, зато дядя Кузьма с удовольствием взял.
     Элла обещала наведаться к ним - на лодке это час ходу, - но вот уже три
дня прошло,  а  ее  все нет.  Наверное,  где-нибудь далеко с  отцом плоты из
бревен  вяжет.   У   Каменной  гряды   как-то   остановился  катер.   Забрал
приготовленные плоты и отправился дальше.  Когда жили на острове, Ваня часто
смотрел в  сторону Каменной гряды,  но знакомой высокой лодки-карбаса больше
не видел.
     В лагерь они вернулись вовремя:  не успели причалить, как задул ветер и
озеро вздыбилось,  во  всю ширь загуляли волны.  Пошел нудный дождь.  Ваня и
Андрей  почти  не  вылезали из  палатки ихтиологов.  Виктор Викторович часто
выходил на берег и озабоченно смотрел на ламбу.  Далеко отсюда, за островом,
поставлены сети. Давно пора их вытаскивать, а погода не дает...
     И  как  часто  бывает в  этих  краях,  дождь внезапно кончился,  облака
разбежались в разные стороны и засияло долгожданное солнце.  Ваня с Виктором
Викторовичем тотчас отправились проверять сети.  Андрей с Верой Хечековой на
другой моторке поплыли разыскивать свой буй.  Андрей гордо сидел на  корме и
держал в  руке  румпель.  За  Ваней  ему  не  угнаться:  на  "Казанке" мотор
"Москва", а у Андрея всего-навсего "Ветерок".
     Отыскав красный флажок,  Андрей привязал лодку к  бую  и  стал помогать
Вере  Хечековой  опускать  в  воду  термистер:  толстые  алюминиевые трубки,
навинчивающиеся друг на  дружку до  тех  пор,  пока не  коснутся дна.  Чтобы
трубка шла  перпендикулярно к  поверхности,  первые три  метра  собирают над
водой  и  опускают,  а  затем  сверху  навинчивают секцию за  секцией.  Этим
прибором измеряют температуру воды  на  различных глубинах.  Когда под  воду
ушло почти девятнадцать метров трубки и  конец ее  воткнулся в  илистое дно,
неожиданно в  одном место нарезная втулка полетела и длинное колено осталось
в  руках  девушки.   А  термистер,  соединенный  лишь  тонким  электрическим
проводом, был на дне.
     - Что  же  теперь  делать,  Андрюша?  -  чуть  не  плача,  сказала Вера
Хечекова. - Злата Дмитриевна меня убьет... Это единственный наш термистер, а
без него мы, как без рук.
     - Чего-нибудь придумаем, - сказал Андрей.
     Он попробовал оставшимся концом трубки нащупать термистер, но ничего не
получилось.  Трубка тяжело ворочалась в  глубине и  ни  за  что не задевала.
Тогда он  лег  на  корму и  стал вглядываться в  прозрачную глубину.  Черный
провод  отвесно уходил  в  воду.  Где-то  далеко в  зеленоватой мгле  смутно
виднелся увеличенный белый ствол термистера.
     - Попробуем захватить петлей, - сказал Андрей.
     Но  веревочная петля скользила вниз по  проводу,  не задевая термистер.
Андрей  попробовал  осторожно  потянуть  за   провод,   но   Вера   Хечекова
всполошилась.
     - Оборвется - и тогда нам не спасти прибор!
     Андрей задумчиво посмотрел за  борт.  Свинцово-зеленоватая вода холодно
блестела.  Со  дна через равные промежутки выскакивали на поверхность черные
пузыри и с тихим звоном лопались.
     - Выход только один, - сказал Андрей и стал стягивать с себя куртку.
     - Хочешь  нырнуть?  -  уставилась на  него  Вера  Хечекова.  -  А  если
простудишься? Меня Валя убьет...
     - Какая разница?  Так или иначе вас сегодня убьют, - усмехнулся Андрей.
- Или Злата Дмитриевна, или моя кровожадная сестра.
     Вера Хечекова опустила большой термометр в  деревянной оправе в воду и,
подержав немного, взглянула на него.
     - Тринадцать градусов... Это очень холодно.
     - Не час ведь я там буду сидеть?  -  сказал Андрей.  -  Накину петлю на
трубку, затяну - и назад.
     Термистер надо было достать,  и  он  это отлично понимал.  Оттого,  что
нужно было нырять в  холодную воду,  никакой радости не  испытывал.  На  его
месте  Ваня,  не  задумываясь,  бросился бы  в  воду.  И  сделал  бы  это  с
удовольствием. Любое приключение для него - находка.
     Раздевшись до  трусов,  размотал нейлоновый шнур.  Один  конец протянул
Вере,  второй взял в зубы.  Сначала хотел ногами вперед соскользнуть в воду,
но,  коснувшись ступнями поверхности,  передернулся,  кожа покрылась мелкими
пупырышками.
     - Может, не стоит, Андрюша? - сказала Вера. - Чего-то боюсь я.
     - Мне надо бояться,  а  не  вам,  -  засмеялся Андрей и  прямо из лодки
нырнул головой вперед.
     Вцепившись  в  борт  обоими  руками,   девушка  с  тревогой  пристально
всматривалась в  воду.  Она видела смуглую спину и  ноги отвесно уходящего в
глубину мальчишки.  Вот  он  коснулся рукой  белой трубки,  пузырьки со  дна
побежали быстрее.  Один за другим.  Шевеля ногами и  извиваясь,  Андрей стал
двигать  руками.   Черные  волосы  на  голове  стояли  торчком  и   медленно
шевелились.
     Наконец ныряльщик оторвался от  трубки и,  сгибаясь и  загребая руками,
быстро пошел наверх.  С шумом и брызгами вынырнул и, не мешкая, вскарабкался
в лодку.
     - Вс-се в  п-порядке,  -  стуча зубами и тяжело дыша,  выговорил он.  -
Можно вытаскивать.
     - Ох, и отчаянная ты головушка!
     Вера  Хечекова обтерла его  жестким вафельным полотенцем,  затем  стала
растирать спиртом.
     Андрей морщился от  неприятного больничного запаха спирта,  но  терпел.
Тело его покраснело,  защипала ссадина на локте,  зато прошел озноб и  стало
тепло. Он быстро оделся.
     Когда из  воды показался вытащенный за веревку термистер,  обрадованная
Вера Хечекова обняла мальчишку и поцеловала в щеку.
     - Ну вот еще! - даже покраснел он. - Телячьи нежности...
     Термистер нужно было ремонтировать,  и они отправились в лагерь.  Когда
лодка причалила, темные волосы на голове Андрея уже высохли.
     Немного погодя пристали к берегу на своей быстроходной "Казанке" Виктор
Викторович  и  Ваня.   В  лодке  лежали  сваленные  в  кучу  мокрые  сети  с
запутавшейся рыбой. Сейчас предстоит им разбирать весь этот огромный зеленый
ком с уловом, тиной и водорослями.
     - У нас термистер сломался, - сообщил Андрей.
     - Вот что,  быстро сети переберем - и на лодке в баню, - сказал Ваня. -
Я уже две недели не парился.
     Андрея так и  подмывало сказать,  что он сегодня в озере выкупался,  но
сдержался.  Вытащив лодку подальше на берег,  помог Вере Хечековой выгрузить
оборудование и побежал в свою палатку.
     - Ты куда? - крикнул Ваня. - А сети как же?
     - Сейчас, - отозвался Андрей.
     Надо же ему переодеться! Трусы-то мокрые...




     В такой бане мальчишки еще никогда не мылись.  Кругом одно дерево.  Две
гигантские бочки с горячей и холодной водой, деревянные шайки. Даже ручки на
дверях были деревянные.  В  бане крепкий парной дух с  примесью разопревшего
дерева  и  березового веника.  Ваня  и  Андрей поначалу вместе со  взрослыми
забрались на горячий полок в парную,  но долго выдержать там не смогли и под
гогот  распарившегося Ивана  Николаевича вылетели  из  обжигающей  парной  в
моечную.
     - Слабаки! - крикнул вслед шофер, нахлестывая себя через плечо веником.
- Городские комарики, дери вас за душу...
     - Чего он к нам пристает? - спросил Ваня.
     - Рыбу его величеству не ловим, вот и злится, - ответил Андрей.
     - Виктор Викторович сегодня с пуд разной рыбы вывалил, - сказал Ваня.
     - А ему все мало, - ответил Андрей. - Есть такие люди: глаза завидущие,
руки загребущие!
     - Подождем Виктора Викторовича? - спросил Ваня.
     - Долго ждать. Он тоже с веником полез в эту душегубку.
     Раскрасневшиеся,  с мокрыми волосами мальчишки выскочили из предбанника
и наконец-то свободно вздохнули.
     - Как  это  люди могут на  полке сидеть и  изо  всей мочи хлестать себя
веником?  -  сказал Андрей.  -  Обратил внимание,  один старик был в  зимней
шапке. Зачем это?
     - Чтобы голова от  жара не треснула,  -  даже не улыбнувшись,  объяснил
Ваня.
     Напротив бани, на лужайке, стояла машина Ивана Николаевича. Он привез в
баню всех мужчин из лагеря.  Лишь мальчишки с Виктором Викторовичем приплыли
на лодке. Кстати, по озеру ближе до Вильмаламбины, чем ехать по дороге.
     - Здравствуйте! - услышали они знакомый голос. - С легким паром.
     На тропинке,  спускающейся к неширокой речке,  стояли Элла и приветливо
улыбалась.  Сегодня она  была в  светлом ситцевом платье с  черным ремнем на
талии. На ногах босоножки.
     - Спасибо,  -  вежливо ответил Андрей,  во  все глаза глядя на девочку.
Там,  на острове,  он как-то не обратил на нее внимания. Пока разговаривал с
Ваней, девчонка запустила мотор и уплыла. Он ее толком и не разглядел тогда.
     - Наша баня своим паром на всю округу славится,  - сказала Элла. - Даже
геологи приезжают сюда за сто километров попариться.
     - Мы не паримся, - сказал Ваня.
     - Хотите, я покажу вам мой Белый город? - предложила Элла.
     - Твой? - недоверчиво переспросил Ваня.
     - Мой, - сказала Элла. - Там никого, кроме меня, не бывает.
     - Покажи Белый город! - загорелся Андрей.
     - Смешной ты и смотришь как-то чудно, - сказала Элла.
     - Я всегда так смотрю, - смутился Андрей, - спроси у Вани.
     - Не знаю,  не знаю,  как ты на кого смотришь,  -  сказал Ваня.  -  Мне
как-то это ни к чему.
     Элла  отвела с  глаз  желтую прядь и  улыбнулась.  Шрам на  скуле сразу
сделался маленьким, чуть заметным, а на подбородке обозначилась ямочка. Элла
хотя и  была примерно одного роста с  ними,  но  выглядела взрослее.  Андрей
хотел спросить,  в какой она класс перешла,  но не решился. Элла совсем была
не  похожа на девчонок из их класса.  И  разговаривала как-то интересно.  Не
по-девчоночьи.
     - А где этот таинственный город? - спросил Ваня.
     - Я отвезу вас туда на лодке, - сказала Элла. - Поплыли?
     - Я  только скажу Виктору Викторовичу,  чтобы нас  не  искали.  -  Ваня
передал сверток с бельем Андрею и побежал в баню.
     - Белый город... - сказал Андрей. - Почему белый?
     - Увидишь.  - Элла подняла на него большие синие глаза. - Вот сейчас ты
смотришь нормально.
     - Ну  и  выдумщица ты!  -  Андрей никак не  мог привыкнуть к  ее  такой
откровенной манере разговаривать. - Как скажешь, хоть стой, хоть падай!
     - Чего это у тебя уши оттопыренные? Наверное, шапку на ушах носишь?
     Смутившийся Андрей не успел ответить: прибежал запыхавшийся Ваня.
     - Все в порядке,  - сообщил он. - Иван Николаевич сидит в предбаннике и
рот, как окунь, раскрывает.
     Дома в Вильмаламбине крепкие,  большие.  К озеру спускаются огороды. На
грядках капуста,  морковь,  лук.  На пригорке магазин с высоким крыльцом.  У
одной стены до  самой крыши навалена деревянная тара.  Под застрехами многих
домов натянуты веревки:  вялятся сиги,  плотва,  окуни.  Рыба выпотрошена, в
брюхо  вставлены  деревянные  палочки,   чтобы  скорее  провяливалась,   так
объяснила мальчишкам Элла.
     По  пути она  заскочила в  свой дом и  вынесла глиняный жбан с  хлебным
квасом.  Ваня и  Андрей с наслаждением по нескольку раз приложились к жбану.
Золотистый прохладный квас тек по губам, подбородку.
     - Вот это квасок! - похвалил Андрей. - Мать делала?
     - У меня матери нет, - просто сказала Элла. - Мы живем вдвоем с папой.
     - А где же...
     - Спасибо, - перебил приятеля Ваня. - Потрясающий квас!
     - Хотите, еще принесу? - предложила Элла.
     - Лопнем, - сказал Андрей.
     Дом  Эллы  стоял  на  берегу озера.  Через огород спускалась тропинка к
причалу.  Там покачивались привязанные к бую карбас и плоскодонка.  Прямо из
воды поднимался квадратный деревянный сруб.
     - Гляди, колодец! - удивился Андрей. - Зачем же в озере колодец?
     - Это садок,  -  сказала Элла.  -  Там у нас всегда живая рыба:  окуни,
щуки, хариусы.
     Она подошла к садку, взяла лежавший тут же подсачник на длинной ручке и
вытащила окуня  и  щуку.  Рыбины изогнулись в  подсачнике,  окунь растопырил
колючие плавники. Элла снова пустила их в садок.
     - И много их там? - поинтересовался Ваня.
     - Не считала, - улыбнулась Элла. - У нас рыба круглый год.
     - Ты ловила когда-нибудь вот таких щук? - развел руки Андрей.
     - Ловила, - ответила Элла. - На жерлицу.
     - А таких? - еще больше развел в стороны руки Андрей.
     - У меня есть щука с тебя ростом, - сказала Элла.
     - В садке? - спросил Ваня.
     - Может быть, я вам ее покажу, - пообещала Элла. - Кроме меня, ее никто
еще не видел.
     - Фантастика! - сказал Андрей.
     Мальчишки забрались в карбас.  Элла отвязала канат и,  оттолкнувшись от
дна длинным веслом,  развернула лодку носом в сторону плеса.  Крутнула ногой
несколько раз педаль стартера, мотор негромко и добродушно заурчал.
     - Можно, я сяду за руль? - попросил Андрей.
     Элла молча уступила свое место. Сияющий Андрей уселся на корму и взялся
за кривую железяку.
     - Резко не поворачивай,  - предупредил ревниво наблюдающий за ним Ваня,
- опрокинемся.
     - Что  я,  в  первый раз?  -  усмехнулся Андрей.  -  Если мне память не
изменяет, то опрокинул нас на Неве...
     - Прямо по носу топляк, - сказал Ваня.
     Это был, конечно, не город, - обыкновенный рыбацкий хутор. Назывался он
Белоозерск. Дома еще крепкие, каждое крыльцо чисто вымыто дождем и подметено
ветром.  В скобы дверей вставлены почерневшие палки. Так деревенский хозяин,
уходя на  работу,  закрывает свой дом до  вечера.  На некоторых окнах белеют
занавески.  На  вешалах у  воды  трепыхаются обрывки старых сетей.  В  ячеях
какие-то маленькие паучки свили паутину.  Одиноко стоит магазин с  закрытыми
ставнями,  а  сразу за  ним до половины забрались в  воду две баньки.  Белый
катер  с  рубкой  очутился в  заросшем лопухами огороде.  Видно,  давно  еще
могучая волна будто щепку выбросила его на  берег,  да так и  оставила здесь
доживать  свой  век  пенсионером.  Небольшие,  непохожие  на  морских  чайки
поселились на хуторе.  Они летали у берега, разгуливали по улице, дремали на
крышах.
     Кроме чаек,  здесь ни души.  Жуткая прозрачная пустота и  тишина.  Лишь
слышно,  как на зеленом травянистом пригорке шумят, поскрипывают приземистые
сосны да  тоненько посвистывает ветер в  чердачных окошках.  Андрей и  Ваня,
привыкшие к большому шумному городу, особенно остро чувствовали эту гнетущую
тишину и запустение.  В лесу тоже не шумно,  но там на каждом шагу ощущается
биение жизни,  здесь же - медленное умирание. Один заколоченный дом вызывает
грусть, а здесь их - около двух десятков. Белый мертвый хутор.
     - Куда же люди подевались?  -  тихо спросил Андрей. - В первый раз вижу
дома без людей.
     - Тут даже мышей-тараканов нет, - сказал Ваня.
     - А  комары есть,  -  заметил Андрей,  прихлопывая сразу  штук  десять,
атаковавших его.
     Элла рассказала,  что  несколько лет назад неожиданно повысился уровень
воды в озере и затопил хутор.  Прекратилось всякое сообщение с районом. Люди
ездили в магазин и друг к другу в гости на лодках. С полгода пожили они так,
а потом совсем уехали. Говорят, через десять лет уровень опять понизится - и
тогда здесь снова можно будет жить, а пока тут мертвое царство.
     - Летом,  в июле,  я сюда часто приезжаю, - сказала Элла. - Лишь в июле
воды не бывает в поселке. Хотите, покажу мой дом?
     Она  привела их  к  небольшому дому  с  тюлевыми занавесками на  окнах.
Крыльцо до половины облеплено зеленой засохшей тиной. Это весеннее половодье
оставило свой след. И другие дома до третьего венца в побуревшей тине. Дверь
с тягучим скрипом отворилась, и они вошли в сумрачные, с сырым запахом сени.
Крыша в  нескольких местах просвечивала.  На  длинной скамейке вдоль стены -
ведра,  жестяные банки и  даже  заржавевший керогаз.  Цинковое корыто тускло
блеснуло  в  углу.  В  комнате  обжитой  вид:  застланный  чистой  скатертью
квадратный стол  у  окна,  пестрые  домотканые половики на  полу,  кушетка с
прибитым над  ней  простым ковриком.  На  стенах много  прикноплено рисунков
карандашом и  красками.  На  них  изображены озеро,  мертвый поселок,  белый
катер, согнувшиеся от ветра сосны на пригорке, вялившаяся на веревке крупная
рыба. И ни одного человека не было на рисунках.
     - Это  ты  все  нарисовала?  -  спросил  Ваня,  внимательно разглядывая
рисунки.
     - Плохо, да?
     - Да нет, ничего, - сказал Ваня.
     - Ничего, - фыркнул Андрей. - Нам с тобой так в жизнь не нарисовать!
     - Мне ведь тоже нравится, - сказал Ваня.
     - Подари мне один на память? - попросил Андрей.
     - Ты серьезно? - спросила Элла. - Бери любой.
     - Я тоже возьму, - сказал Ваня. - Вон тот, где катер.
     - Мне нравится мой Белый город,  -  сказала Элла.  -  Я однажды два дня
здесь прожила.  Началась буря,  волны прыгали в  окна  домов...  Озеро и  я.
Больше никого. Да еще чайки кричали.
     - А отец? - спросил Андрей. - Отпустил тебя одну?
     - Он  был на  острове...  И  потом,  он  знает,  что со  мной ничего не
случится.
     - Нам таких бы родителей, - усмехнулся Ваня.
     - Я ведь здесь родилась, - сказала Элла.
     - А где ты спала? - спросил Ваня. - Ведь был потоп?
     - На чердаке есть раскладушка и рваный тулуп.
     - А это... привидений ты не боишься? - спросил Андрей.
     - В Белом городе нечистая сила не водится, - сказала Элла.
     - Нарисуй нас, - помолчав, предложил Андрей.
     - Я людей не умею.  И потом...  я рисую для себя. Эти рисунки еще никто
не видел. Только - вы.
     - А стихи ты не сочиняешь? - спросил Андрей. - Про природу?
     Элла посмотрела на него и не сразу ответила.
     - Я вас привезла сюда потому...  потому что вы из Ленинграда.  И еще, я
не люблю, когда надо мной смеются.
     - Я и не думал смеяться,  -  горячо сказал Андрей. - Просто я почему-то
подумал,  что  ты  и  стихи сочиняешь.  Про  природу...  Я  и  сам  один раз
попробовал...
     - Я  наизусть помню его  гениальные стихи,  -  сказал Ваня.  -  Слушай:
"Туру-туру-туру-туру,  мы  идем на  физкультуру..."  Андрюша решил,  что его
стихотворение новое слово в поэзии,  и... послал их в "Пионерскую правду"...
Что тебе ответили, Андрюша?
     - Зачем ты такую чепуху в газету послал? - спросила Элла.
     - Для юмора.
     - Ты думаешь, там, в "Пионерской правде", им делать нечего?
     - Об этом ему и написали, - ввернул Ваня. - На газетном бланке.
     - А тебе лишь бы подковырнуть товарища,  -  неодобрительно взглянула на
него Элла.
     - Что, получил? - рассмеялся Андрей.
     Элла  вышла в  сени и  вернулась с  ведром и  тряпкой.  Половики ногами
отодвинула к порогу.
     - Вы,  пожалуйста,  не смейтесь надо мной,  -  сказала Элла. - Я сейчас
буду полы мыть.
     - Это еще зачем? - удивился Ваня. - Тут ведь никто не живет.
     - Тут живут пыль и плесень,  -  сказала Элла. - Неделю всего я здесь не
была,  а  поглядите,  сколько пыли.  -  Она  провела указательным пальцем по
буфету -  палец стал серым,  а на буфете образовалась полоса.  -  А там, под
окном, плесень, видите?
     - Это называется мартышкин труд,  -  сказал Ваня.  -  Ты стираешь пыль,
моешь полы и  уезжаешь,  а потом через неделю заявляешься сюда -  и все надо
начинать по новой.
     - Зачем мыть полы, если тут нет людей? - пожал плечами и Андрей.
     - А вы разве не люди? Неужели вам приятно видеть эту грязь?
     - Мы сейчас уйдем, - сказал Андрей.
     - Уходите, а я буду мыть.
     - Все понятно, - усмехнулся Ваня. - В этом доме живут привидения.
     - Чистоплотные привидения, - прибавил Андрей.
     Помочив тряпку в  воде,  она  нагнулась и  стала  мыть  пол.  Мальчишки
озадаченно смотрели на нее. Им почему-то стало неловко.
     - Ну идите же! - сказала она.
     Мальчишки вышли на крыльцо.
     - Чего это она вздумала? - сказал Ваня.
     - Может, это ее хобби.
     - Моя мать тоже любит посуду мыть,  -  сказал Ваня. - Берет из серванта
чистую и заново начинает мыть. Говорит, что это здорово нервы успокаивает.
     - Неудобно все-таки -  человек работает, а мы сидим, - сказал Андрей. -
Давай хоть половики выколотим?
     - Давай, - пожал плечами Ваня.
     Когда они вошли, Элла обернулась и одернула подоткнутое спереди платье.
     - Комары искусали? - спросила она. Полкомнаты уже было вымыто, крашеные
половицы влажно блестели.
     - Наверное, в половиках пуд пыли, - сказал Андрей, сграбастывая пестрый
ворох.
     - Чтобы привидения ножки не запачкали...  -  улыбнулся Ваня и  поднял с
пола второй половик.
     На  лужайке каждый  взялся  за  свой  конец  и  одновременно взмахнули.
Раздался громкий хлопок,  поднялась пыль.  Это им понравилось. Второй хлопок
получился еще  громче,  а  на  третий раз  половик с  треском лопнул как раз
посередине.
     - Ничего, - сказал Андрей. - Был один - стало два.
     Элла вымыла сени,  крыльцо,  хотя оно и без того было чистое. Мальчишки
приносили воду.  Тряпку девочка выжала и повесила на перекладину. Остатки из
ведра выплеснула на заросшую бурьяном грядку.
     - Мне  понравилось наводить порядок в  твоем  Белом  городе,  -  сказал
Андрей. - Давайте так по порядку и будем мыть полы во всех домах?
     - Сейчас я  вам  покажу мою тетю Катю,  -  не  обратив внимания на  его
слова,  заявила Элла.  -  Ваня,  принеси,  пожалуйста, из лодки садок, он на
корме, рядом с черпаком.
     - Тетя Катя - это говорящая ворона, - сказал Андрей. - Или скворец?
     - Нет, - улыбнулась Элла.
     На щеке у девочки,  чуть повыше шрама,  коричневое пятнышко.  Это после
мытья полов.
     - Тетя Катя - это бездомная киса, - сказал Ваня и похлопал по цинковому
садку. - Мы ей живую рыбку привезли.
     Элла отрицательно покачала головой.
     - Тетя Катя... - повторил Андрей. - Дикая коза?
     - Белка?
     - Белки рыбу не едят, - заметил Андрей.
     - Крыса?
     - Мышь?
     - Обезьяна? Крокодил? Гиппопотам?
     - Не старайтесь, все равно не угадаете, - рассмеялась Элла.
     Тетей Катей оказалась огромная темно-зеленая щука. Жила она в небольшом
пруду. Когда выглядывало солнце, неглубокий пруд просвечивал до дна, и тогда
у  самого  берега смутно зеленело толстое округлое полено.  Щука  неподвижно
стояла на одном месте - возле черной коряги - и, наверное, отчаянно скучала.
Кроме нее,  в  неприветливом пустом пруду никого не было.  Даже водоросли не
росли. Еще издалека увидев Эллу с белым садком, тетя Катя, не пошевелив даже
плавником,  бесшумно и  стремительно,  будто  торпеда,  отошла  от  коряги и
остановилась в  тени от  дерева посередине пруда.  Длинная хищная пасть чуть
приоткрылась,   показав  великое  множество  зубов,  и  снова  захлопнулась.
Казалось, тетя Катя улыбнулась девчонке.
     - Здравствуй,  тетя Катя!  -  серьезно сказала Элла и  достала из садка
плотвицу.  Щука с интересом следила за ней.  И взгляд ее круглых темных глаз
был осмысленным.
     - Я еще таких не видел! - восхищенно ахнул Андрей. - Царица!
     - Эх,  не взяли спиннинг... - сокрушенно покачал головой Ваня. - Так ее
разве поймаешь?
     Элла взглянула на них,  и  лицо ее снова стало замкнутым,  как в  доме,
когда Андрей спросил, сочиняет ли она стихи.
     - Мой дядя плавает машинистом на торговом судне,  -  сказала она.  -  В
прошлом году был в одном американском портовом городе и зашел в зоопарк. Над
одной  закрытой клеткой надпись:  "Самый  страшный хищник на  земле!".  Дядя
заплатил деньги и вошел в отдельное помещение.  Ему захотелось посмотреть на
этого ужасного хищника... И кого вы думаете он там увидел?
     - Льва, конечно, - не раздумывая, ответил Андрей. - Или тигра?
     Ваня промолчал.
     - Он  увидел себя в  зеркале...  Оказывается,  самый страшный хищник на
земле - это человек.
     - Американцы всегда чего-нибудь выдумают, - смутился Андрей.
     - Щука тоже хищник, - сказал Ваня.
     - Тетя Катя живет здесь с  весеннего паводка,  когда был  нерест.  Вода
ушла,  а  она осталась в  этой луже...  С весны она не съела и трех десятков
рыбин. Иногда по неделе ничего в рот не берет.
     - А на вид совсем не дистрофик, - заметил Андрей.
     - Щука ест только больную или покалеченную рыбу,  - сказала Элла. - Вот
смотрите, я сначала брошу здоровую, а потом чуть живую.
     Элла бросила в пруд плотвицу.  Серебристая рыбка молнией юркнула в тень
от дерева. Тетя Катя и глазом не повела. В пруд полетела полудохлая рыбешка.
Перевернувшись на бок,  она всплыла наверх.  Щука не спеша подплыла к ней и,
чуть не зацепив плавником, прошла мимо.
     - Даже  больную не  взяла,  -  сказала Элла.  -  Неделю ничего не  ела.
Скучает она. Привыкла жить в озере, а тут - как в тюрьме.
     - Давайте ее снова пустим в озеро? - предложил Ваня.
     - Я хотела, да ее разве поймаешь.
     - Вычерпаем воду из пруда, - сказал Андрей. - Два дня работы.
     - Ты иногда как-то странно говоришь,  -  сказала Элла. - То ли нарочно,
то ли всерьез?
     - Другого выхода не вижу,  -  буркнул Андрей.  -  Придумайте что-нибудь
пооригинальнее.
     - Сейчас мы ее,  голубушку,  заарканим! - Ваня бегом бросился к лодке и
вернулся с  удочкой.  Достал из  садка маленькую плотвицу и  пропустил через
жабры крючок.  Раз десять подводил он рыбку к самому носу щуки, и та наконец
не  выдержала и  схватила.  Немного подождав,  Ваня резко подсек и  вместе с
удилищем  стал  пятиться  от  пруда.  Тонкая  жилка  натянулась.  Против  их
ожидания,  щука  спокойно позволила себя вытащить из  воды и  лишь на  суше,
завращав глазами,  выгнулась толстой дугой и забила скользким хвостом. Рыбка
с  крючком сама вылетела у  нее изо рта.  Ребята завернули тяжеленную щуку в
Ванину куртку и бегом потащили к озеру.  Это метров сто.  Прежде чем пустить
ее   в   воду,   Ваня  кончиком  перочинного  ножа  осторожно  нацарапал  на
окостеневшем щучьем носу  одно слово:  "Элла".  Тетя Катя спокойно выдержала
эту процедуру и даже не сделала попытки цапнуть мальчишку за руку.
     - Мы перекрестили ее в Эллу, - сказал Ваня. - Ну, плыви, Элла...
     Они осторожно пустили щуку в  мелкую воду.  Бывшая тетя Катя,  а отныне
Элла некоторое время стояла на  одном месте,  словно не веря такому счастью.
Ваня вошел в воду и продвинул щуку на более глубокое место.  Элла шевельнула
хвостом  и  стремительно  рванулась  вперед.   Снова  остановилась,  немного
развернулась  в  их  сторону,  раскрыла  и  закрыла  зубастую  пасть,  будто
поблагодарила,  затем  всплыла наверх и  наискосок,  чиркнув по  поверхности
черным плавником,  в  последний раз  блеснув желтым змеиным брюхом,  красиво
ушла в синюю глубину.
     - Расскажи кому-нибудь,  что  я  держал в  руках полупудовую щуку -  не
поверят, - сказал Ваня.
     - А  ты не рассказывай таким людям,  которые тебе не верят,  -  сказала
Элла.
     - Я думал,  только ловить приятно,  -  философски заметил Андрей.  -  А
оказывается, выпускать на волю в тыщу раз приятнее.
     - Прощай, тетя Катя, - сказала Элла, задумчиво глядя на озеро.
     - Элла, - поправил Ваня.




     Глухая ламбина - большое лесное озеро - находилась в четырех километрах
от лагеря.  Ламбина не соединялась с Вял-озером.  Днем Иван Николаевич отвез
туда по заросшей лесной дороге Виктора Викторовича,  Ваню и Андрея.  Откинув
задний борт,  выгрузили легкую фанерную лодку,  мотор "Чайку" и  с  километр
новеньких  капроновых  сетей.  Это  было  последнее  лесное  озеро,  которое
ихтиологам необходимо было обследовать.
     Иван  Николаевич долго  щупал  тонкие  зеленые  сети,  перебирал  белые
пенопластовые поплавки.
     - Сколько же каждая стоит? - спросил он у Виктора Викторовича.
     - Такие не купишь,  -  рассмеялся тот.  - А вообще государственная цена
всех этих сетей...  как бы не соврать...  -  Нахмурив лоб,  он стал про себя
высчитывать. - Примерно тысячу рублей.
     - Добра-то сколько! - Иван Николаевич любовно погладил зеленый ворох и,
вздохнув, отошел к машине.
     Пока  они  ставили сети,  шофер  курил  на  берегу.  Виктор  Викторович
перегородил ламбину почти пополам.  Сеть скрутилась под водой, лишь у самого
берега,  в осоке, белели продолговатые поплавки. Когда стали заводить мотор,
лопнул  пусковой трос.  Пришлось пересекать всю  ламбину на  веслах.  Делать
больше здесь было нечего.  Виктор Викторович спрятал лодку в камыши, а мотор
положил в кузов.
     - Оттарахтела наша "Чаечка",  -  сказал он.  -  Ее  уже давно пора было
выбросить.
     - Что же вы сетки-то оставляете без надзора? - спросил Иван Николаевич.
     - Какие в этой глухомани воры?  -  Виктор Викторович подвернул голенища
резиновых сапог и скомандовал: - По местам, рыбачки!
     - Вот что значит государственное добро,  - проворчал Иван Николаевич. -
Была бы своя сеть, не бросил бы так.
     Виктор Викторович и мальчишки забрались в кузов. Никто не хотел ехать в
кабине.


     На  следующий день после завтрака Виктор Викторович отозвал в  сторонку
мальчишек.  Присев на замшелый пень,  достал папиросы,  закурил. Лицо у него
было озабоченное.
     - Запомнили дорогу на Глухую ламбину? - спросил он.
     - Дорога одна, через лес, - сказал Ваня.
     Светило солнце.  Легкий ветерок раскачивал верхушки сосен и елей, и они
ровно и  мощно шумели.  Даже  комаров в  это  теплое утро не  было видно.  У
берега, прогреваясь, трещали моторы, слышались голоса. Совсем рядом верещала
какая-то птица.
     - Начальник все  мои  планы  нарушил,  -  сказал  Виктор Викторович.  -
Сегодня утром мы  должны были ехать проверять сети,  а  он  чуть свет послал
Ивана Николаевича и  Вильмаламбину за хлебом и  почтой,  а  меня снарядил на
моторке на остров к ихтиологам.  У них все припасы кончились.  Нужно отвезти
ребятам хлеб и консервы. Вернусь не раньше как через три часа.
     - Мы подождем, - сказал Андрей.
     Виктор Викторович задумчиво посмотрел на него.
     - Вот какое дело-то.  Нельзя ждать.  Нужно побыстрее на  Глухую ламбину
идти.  Сами понимаете,  новые сети,  мало ли что... А у нас поплавки видны с
берега. А ну, как нагрянут браконьеры из поселка? Озеро-то глухое, рыбное. И
главное, никто не помешает браконьерничать. Заодно и сети проверите.
     - Как же мы без мотора-то? - спросил Ваня. - На веслах не догрести.
     - Мотор я вам дам. Новенький "Салют".
     - И мы на себе его потащим? - удивился Андрей.
     - Он и весит-то всего двенадцать килограммов. Пушинка! Лодка в камышах,
а канистра с бензином рядом в кустах спрятана.
     Ваня взглянул на приятеля, улыбнулся.
     - Сейчас надо идти?
     - Вот  спасибо,  ребята!  -  обрадовался Виктор Викторович.  -  Гора  с
плеч... Отвезу продукты - и сразу к вам!
     Виктор Викторович проводил их до повертки.  Маленький белоголовый мотор
он нес под мышкой.  Передав мотор Ване,  припустил в  лагерь,  где его ждала
моторка с  продуктами и  каким-то  оборудованием.  Чтобы свернуть на  лесную
дорогу,  нужно было пройти по большаку с полкилометра.  Навстречу им попался
порожний грохочущий лесовоз. Неожиданно он резко затормозил - и из кабины на
обочину резко  выскочил (кто  бы  мог  подумать!)  Санька  из  города  Умбы.
Улыбаясь, он пошел навстречу приятелям.


     Мотор тащили на  себе по  очереди.  А  тащить его нужно было ни мало ни
много - три километра с гаком.
     Заросшая травой и низенькими елками дорога петляла в негустом смешанном
лесу.   До  чего  же  красив  был  этот  северный  лес!  Листья  на  березах
ярко-зеленые,  а на осинах -  матовые,  с белой изнанкой. Высоко над головой
заливаются птицы,  но  сколько ни  задирай голову -  ни  одной  не  увидишь.
Птицы-невидимки.  Завернет откуда-нибудь  из-за  облаков ветер  в  лес  -  и
залопочут,  зашуршат листья, защелкает тонкая кора на березовых стволах, а с
сосен и  елей с  нежным шумом посыплются вниз сухие желтые иголки.  Но ветер
долго не задерживается в лесу: нырнет в просеку и убегает по замшелым черным
пням, низко пригибая зеленые метелки высокой травы.
     Саня и Андрей идут и любуются природой,  а Ване не до этого.  Обливаясь
потом,  он тащит на плече мотор. Судя по всему, он уже прошел свой километр,
но  Ваня не  останавливается.  Лучше лишку пронести,  чем  потом выслушивать
упреки друзей.
     Наконец всем  ясно,  что  Ваня давно перевалил за  километр,  и  Андрей
говорит:
     - Остановись, славный богатырь Микула Селянинович, пришла очередь героя
Добрыни Никитича...
     - Я, конечно, млад Алеша Попович, - говорит широкоплечий Санька.
     - Если хочешь, будь Соловьем-разбойником, - смеется Андрей.
     Саня загорел:  скулы коричневые, а шея красная. Белые волосы спускаются
на  воротник брезентовой куртки.  Редкие ресницы смешно топорщатся в  разные
стороны.
     Андрей долго и обстоятельно прилаживает на плечо завернутый в мешковину
мотор, носком резинового сапога чертит на дороге черту.
     - На обратном пути проверим, кто больше всех пронес, - поясняет он.
     Метров через  двести останавливается и  начинает перекладывать мотор на
другое плечо.
     - Тащим такую тяжесть, а он возьмет и не заведется, - говорит он.
     - Как  это  не  заведется?  -  хорохорится  Ваня.  -  А  мы  что  -  не
специалисты?
     - Если не заведется, я утоплю мотор в озере, - говорит Андрей.
     - Одна  тысяча  триста один...  -  спотыкаясь,  считал шаги  вспотевший
Андрей.  -  Все!  -  с  облегчением произнес он.  -  Ровно километр.  Можете
рулеткой проверять.  Ладно,  так и  быть,  еще сто шагов пронесу,  чтобы был
километр с этим... гаком.
     Наконец мотор взвалил на плечи Саня.  Шаги он не считал,  но когда,  по
Ваниным подсчетам,  уже  протопал с  добрый километр,  озера еще  не  было и
видно.  Андрей шагал  рядом  и  посмеивался,  а  Ване  стало жалко взмокшего
Саньку. Но когда предложил сменить его, Саня не отдал мотор.
     - Допру, - сказал он. - Я ведь здоровый.




     Сосны и ели подступили к самой воде.  Берега у озера пологие,  заросшие
осокой и камышом. Желтые кувшинки распластались в тихой неподвижной воде. На
плесе играла крупная рыба. Огромные круги разбегались во все стороны. Где-то
неподалеку стучал дятел.  Через ровные промежутки жутковато крякало какое-то
дерево. Будто кто-то делал ему больно. Над озером стояла тревожная тишина.
     Сами не понимая почему, мальчишки заговорили почти шепотом.
     - Пойду лодку пригоню, - поднялся Ваня с травы.
     - Я с тобой, - сказал Саня.
     Поколебавшись, вслед за ними пошел и Андрей.
     Вот и толстая сосна с расщепленным молнией стволом.  Здесь,  в камышах,
они спрятали лодку.  Все было на месте:  и сосна, и примятые камыши, а лодки
не было.
     Андрей и Ваня переглянулись.
     - Где же лодка? - спросил Саня.
     - Вот здесь стояла, - показал Ваня. - Видишь, камыш поломан?
     Саня запустил пятерню в всклокоченные белые волосы.
     - Неужели сперли?
     Ваня бросился в кусты и достал канистру.
     - Бензин на месте, - сказал он.
     Мальчишки с опаской посмотрели на настороженно притихшие берега.  Камыш
и  прибрежные  кусты  шевелились,   негромко  скрипела  расщепленная  сосна,
бормотала в  осоке птица.  И  снова раздался вдалеке протяжный стон.  Дерево
стонало, как живое.
     - Кто же ее угнал? - тихо сказал Андрей. - Так хорошо спрятали. Я еще с
берега посмотрел - ничего не было видно.
     - Браконьеры, кто же еще? - хмуро заметил Ваня.
     - Не потопили же они лодку?  -  сказал Саня. - Где-нибудь бросили. Надо
искать.
     - Сети! - вспомнил Ваня. - А вдруг они сняли сети?
     - Запросто, - сказал Андрей. - Поплавки-то видны были.
     Подумав,  Ваня предложил такой план:  Андрей и Саня спрячутся в лесу, а
он пойдет на разведку.  Хотя берега у самого озера и заболоченные,  можно до
сетей дойти по кромке леса.  Там он проберется к  самому берегу и посмотрит,
на месте ли сети.
     Андрей и Саня забраковали этот план.
     - Пойдем все вместе, - твердо сказал Андрей.
     - Чего это мы в лесу сидеть будем? - поддержал его и Саня.
     Ваня  не  стал  спорить.  Осторожно  ступая  по  заболоченной  почве  и
поминутно оглядываясь,  они  пошли  вдоль  озера.  Иногда берег  под  ногами
начинал  дрожать,  как  студень,  и  приходилось  отступать  к  лесу.  Между
горбатыми кочками росла  красноватая,  проржавевшая до  дыр  трава,  кое-где
поблескивали затянутые ряской болотные окна.
     Первым машину увидел Андрей.  Он  чуть  было не  закричал от  радости -
машина была их,  экспедиционная,  - но вовремя прикусил язык: Ваня делал ему
отчаянные знаки, чтобы молчал. Один Саня ничего не понимал: стоял на кочке и
хлопал своими белыми ресницами.  Ваня -  он  шел впереди -  подошел к  ним и
прошептал:
     - Там люди на берегу. Трое.
     - Это же наша машина, - сказал Андрей.
     - Машина наша, а люди чужие. Вместе с ними Иван Николаевич.
     - А Виктор Викторович сказал, что он в Вильмаламбину поехал за хлебом и
почтой, - растерянно произнес Андрей.
     - Сидите здесь и не шевелитесь,  - приказал Ваня. - Я подползу поближе,
послушаю, что они говорят.
     - А вдруг увидят? - спросил Андрей.
     Ваня не ответил. Пригнулся и пропал в кустах.
     - Ну  чего суется на рожон?  -  вздохнул Андрей.  -  Треснет сучок -  и
сграбастают его как миленького. С браконьерами шутки плохи.
     - Дружок-то у тебя отчаянный, - помолчав, сказал Саня. - Я бы ни за что
не пошел к ним в гости.
     - Я тоже, - признался Андрей.
     Вернулся Ваня. Присел рядом на кочку. Лицо хмурое, озабоченное.
     - Мы уж подумали, что ты с ними развлекаешься, - сказал Андрей. - Какие
они на вид? Похожи на тех браконьеров, которых играли в кино Моргунов, Вицин
и Никулин?
     Неожиданно для всех Саня громко засмеялся. Ваня бешено округлил глаза и
зажал ему рот рукой.
     - Спятил?! - прошипел он.
     - Я вспомнил,  как они от собаки удирали, - смущенно оправдывался Саня.
- Помните,  когда у  нее в  зубах шашка с  толом была?  -  И снова прыснул в
кулак.
     - Вот что, - сказал Ваня. - Дуй отсюда на берег и спрячь в кусты мотор.
Там и посмеяться можешь вволю.
     - Честное слово,  больше не буду, - взмолился Саня. - Это хохотунчик на
меня напал...
     - Хохотунчик! - передразнил Ваня. - Закрой рот и не раскрывай больше.
     Ваня рассказал,  как он подполз к берегу и затаился в кустах.  Сети они
уже вытащили и  погрузили в машину.  Это Иван Николаевич -  вот мерзавец!  -
привез их сюда из Вильмаламбины и  показал,  где поставлены сети.  А  сейчас
сидят и  торгуются.  Шофер требует с  них пятьсот рублей,  а они согласны на
триста.  Говорят,  еще нужно продать их,  а  это тоже рискованное дело...  И
потом,  они торопят его,  мол,  нужно уезжать побыстрее,  а  Иван Николаевич
говорит,  что его ждут в лагерь к обеду и только потом он повезет ихтиологов
проверять сети... А капроновые сеточки уже тю-тю... И противно так смеется.
     Ваня и  не  заметил,  как  исчез Санька.  Только что  сидел на  кочке и
слушал. Кочка на месте, а Сани нет.
     - Где же он? - удивился Ваня.
     - Наверное, опять хохотунчик напал. Убежал в лес посмеяться.
     Саня появился скоро. В руке большой окунь. Глаза возбужденно блестят.
     - В сетях рыбы полно,  -  сообщил он.  - Одна щука килограммов на пять.
Они даже рыбу не вытащили из сетей. Так и свалили ворохом в кузов.
     Отойдя от  берега на безопасное расстояние,  мальчишки устроили военный
совет.  Главнокомандующим был  Ваня.  Нужно  любыми  путями  помешать  Ивану
Николаевичу увезти  отсюда  сети.  Потом  ищи  их  свищи!  Нельзя  терять ни
секунды.  Ванино лицо стало серьезным и решительным.  Взглянув поочередно на
приятелей, он сказал:
     - Ты,  Андрей,  пулей лети в лагерь и все расскажи Назарову. Пускай как
можно быстрее идут сюда... Мы с Саней попытаемся задержать их тут.
     - Как это задержать? - спросил Андрей.
     - Они не вывезут отсюда сети, - сказал Ваня.
     - Ляжешь под колеса машины, как демонстранты в Америке?
     - Жми, Андрей! - сказал Ваня и даже не улыбнулся.
     Когда Пирожков скрылся меж сосновых стволов, Ваня повернулся к Сане.
     - Заберись на дерево, вон на ту сосну! И наблюдай за ними. Как пойдут к
машине, покачай веткой, так чтобы мне было видно.
     - А ты куда?
     - Я пойду к машине.
     - Отвернешь чего-нибудь?  - полюбопытствовал Саня. - Или шины спустишь?
Возьми лучше ключи. Они в замке зажигания торчат.
     - Качни  веткой  как  следует,  -  сказал Ваня.  -  Я  буду  все  время
поглядывать на сосну.
     - Качну.
     Саня снял сапоги, спрятал под сухими ветвями, подошел к толстой корявой
сосне,  поплевал на руки и полез.  Устроившись в густых ветвях, покачал одну
из них.
     - Ну, как? - негромко спросил он. - Видно?
     Ваня - он уже отошел от дерева - покивал головой, мол, все в порядке.
     Грузовик с брезентовым верхом стоял на опушке леса.  От берега к машине
тянулась мокрая  дорожка с  блестками рыбьей  чешуи.  Здесь  прошли  воры  с
сетями.  Брезент нагрелся,  и  из  кузова  пахло  прелью и  свежей рыбой.  С
деревьев слетали сухие иголки и  неслышно падали на  верх машины.  Когда дул
ветерок, иголки шуршали, скатываясь с брезента.
     Первым делом Ваня вытащил из зажигания ключ с  цепочкой и металлической
безделушкой.  Сунул  ключ  в  карман,  потом  раздумал и,  отойдя  немного в
сторону, спрятал под мшистым пнем. Как открыть капот, он не знал. Обследовав
скаты,  обнаружил на  одном из них колпачок.  А  как выворачивают колпачками
ниппеля,  он прекрасно знал.  Не один раз видел, как это делает в Ленинграде
сосед -  владелец "москвича".  На колпачке есть специальные усики,  которыми
отворачивают ниппель.
     Взглянув на сосну -  она,  залитая солнцем,  возвышалась над озером,  -
принялся за  дело.  Первый ниппель со  страшным свистом вылетел из  охнувшей
шины и  стукнулся о  залепленное засохшей грязью крыло.  Ваня так и не нашел
его.  Второй ниппель отворачивал осторожно, понемногу выпуская воздух. Когда
воздух вышел и  из  второй шины,  грузовик заметно скособочился.  Затем Ваня
спустил первое колесо.  На этом бы ему и остановиться, но для верности решил
спустить все.
     Сначала он поглядывал на сосну.  Хорошо замаскировался Саня,  отсюда не
видать.  Ветви чуть заметно шевелились на  ветру.  Выходя из камеры,  воздух
оглушительно свистел. Казалось, это шипучий свист разносится на все озеро.
     Никто из  мальчишек -  ни  Ваня,  увлеченный своим делом,  ни Саня,  он
смотрел в другую сторону -  не заметил, как из леса вышел человек в ватнике,
перепоясанном  широким  ремнем.   На  плече  у   человека  охотничье  ружье.
Спрятавшись за ствол,  человек с  минуту наблюдал за присевшим на корточки у
заднего ската мальчишкой,  потом,  неслышно ступая,  пошел в ту сторону, где
сидела на берегу вся воровская компания.
     Саня заметил его,  когда человек подошел к ним вплотную.  Он не слышал,
что  сказал человек,  но  увидел,  как  всполошно вскочил Иван  Николаевич и
побежал к машине. Саня изо всей силы затряс ветку, но скорчившийся у заднего
ската  Ваня  ничего не  видел.  "Ну,  оглянись!  -  чуть  не  плача,  шептал
расстроенный Саня. - Ой, что сейчас будет!" На землю сыпались иголки, сучки.
Побагровевший шофер пробежал под сосной, на которой сидел мальчишка.
     Саня тряс ветку,  а  Ваня ничего не видел.  И тогда мальчишка сунул два
пальца в  рот и  изо всей силы свистнул.  Он  видел,  как на  бегу оглянулся
шофер,  как  вскочили на  ноги  люди  на  берегу.  Ваня  тоже услышал свист.
Оглянувшись,  он вывернул вывинченный ниппель и вскочил на ноги, но было уже
поздно:  разъяренный шофер  рванул  мальчишку за  грудки,  так  что  рубашка
треснула.  Саня видел,  как Ваня бросил что-то  на землю.  Одной рукой держа
Ваню за грудь,  шофер опустил вторую,  сжатую в кулак, ему на голову. Ванина
голова  мотнулась  и  поникла.  Отшвырнув  его  прочь,  шофер  нагнулся  над
расползшимся скатом.  Два парных задних и одно переднее колеса были спущены.
Сверху грузовик походил на подбитое, охромевшее на три ноги чудовище.
     К  машине  подошли и  остальные.  Человек с  ружьем  заглянул в  кузов.
Забрался в  машину и  стал  выпутывать из  сетей  рыбу.  Из  кузова,  блестя
серебром,  вылетали крупные щуки,  окуни,  сиги и  глухо шлепались на землю.
Спрыгнув, человек собрал рыбу в зеленую сумку и подошел к остальным.
     О  чем они говорили,  Саня не  слышал:  ветер дул от него.  Шофер бегал
вокруг машины и  остервенело колотил ногой в  спущенные скаты.  Окончательно
разъяренный,  он схватил с  земли толстый сук и  снова кинулся к лежащему на
земле Ване.  Саня оглушительно свистнул. Что он еще мог сделать? Шофер будто
споткнулся:  замер с  кривым суком в  руке и стал озираться.  Остальные тоже
заволновались.  Человек с  ружьем  пристально взглянул на  сосну,  в  ветвях
которой спрятался Саня, но, видно, ничего подозрительного не заметил.
     Пока они  совещались,  шофер достал из  кабины насос,  ввернул запасной
ниппель и стал накачивать.  Трое мужчин забрались в кузов.  Саня решил,  что
они  полезли за  сетями,  но  мужчины стали выбирать из  сетей крупную рыбу.
Каждый  складывал в  свой  мешок.  Рыба  с  трудом выпутывалась,  и  мужчины
нервничали.  То  один из них,  то другой выглядывали из кузова и  озирались.
Человек с ружьем стоял под сосной и курил. Мешок с рыбой стоял рядом. Шофер,
пыхтя, нагибался и разгибался, накачивая шину. Ваня, откинув руку в сторону,
лежал на усыпанной сучками и иголками земле.
     Наколотив рыбы, мужчины один за другим выпрыгнули из кузова и, о чем-то
потолковав с Иваном Николаевичем, ушли. Саня видел, как шофер, жестикулируя,
то  показывал им  на  озеро,  то  на  спущенные скаты.  Мужчины отрицательно
покачивали головами.  Скоро они  скрылись в  лесу.  Последним ушел человек с
ружьем.  Он был очень разозлен: постучал себя по голове, потом показал рукой
на  неподвижного  Ваню  и  сплюнул.   Шофер,  не  отвечая  ему,  сгибался  и
разгибался, как автомат. Он накачивал все еще одну и ту же шину.
     Еще раз взглянув на сосну,  где укрылся Саня, человек с ружьем бросился
догонять остальных.


     А потом было вот что.
     Первым прибежал на Глухую ламбину Виктор Викторович. Он был в рубашке с
закатанными рукавами.  Саня увидел его,  когда он  выбежал на  опушку.  Даже
издали было видно,  какое красное и  вспотевшее лицо у  бородатого студента.
Разогнув затекшую ногу, Санька медленно спустился с дерева.
     Виктор Викторович уже тащил Ваню к  воде.  Положив его на  кочку,  стал
пригоршнями брызгать на него воду...
     Ваня  открыл  глаза  и  застонал.  В  голове  часто-часто  стучали  два
молоточка,  во рту вкус крови.  Виктор Викторович и  Саня нагнулись над ним.
Глаза  у  Вани  были  мутными,  страдальческими.  Над  правым глазом набухал
лиловый синяк.
     - Ожил? - спросил Виктор Викторович. - Кто же это тебя так?
     - Он! - кивнул Санька в сторону шофера, который молча накачивал шину.
     - Поймали? - слабым голосом спросил Ваня. - Воров?
     - Наплевать  на  них!  -  сказал  Виктор  Викторович.  -  Как  ты  себя
чувствуешь? Голова не кружится?
     - Гудит, - сказал Ваня. - И в ухе щелкает.
     - Хотел еще и  палкой,  да я  свистнул в этот момент,  -  откашлявшись,
произнес Санька. - Чего же ты не смотрел на сосну-то? Я чуть сук не обломал,
раскачивая ветку.
     - А  тебя  они...  не  нашли?  -  взглянул на  него Ваня.  Морщась,  он
приподнялся на локтях и  сел.  -  Рука у  него тяжелая.  Первый раз в  жизни
память потерял.
     - Я думал,  этот в куртке пальнет в меня из ружья,  - сказал Саня. - Он
все время поглядывал на сосну, да, видно, здорово торопился.
     - Дорогие вы мои мальчишки, - сказал Виктор Викторович. - Герои!
     Скоро подоспели Назаров,  Андрей,  моторист Володя Кузнецов. Все тяжело
дышали. Назаров был красный, с лица катился крупный пот.
     - Иван Николаевич,  что здесь произошло?  - первым делом обратился он к
шоферу.
     Иван Николаевич смахнул пот  со  лба и  выпрямился.  Насос покачнулся и
упал.
     - Разве можно государственное добро разбрасывать?  -  сердито заговорил
он.  -  Кто же  оставляет на глухом озере новые сети?  Еду из Вильмаламбины,
дай, думаю, загляну, все ли на месте. Гляжу, тут уже рыбачки толкутся, долго
ли до греха.  Поплавки-то с  берега заметны,  ну,  я и попросил их подсобить
вытащить  сети-то,  а  за  работу  им  пообещал  подкинуть рыбешки.  Сети-то
вытащили,  а этот цыпленок жареный...  - кивок в Ванину сторону, - уже скаты
спускает...
     - Вы ударили его? - строго спросил Назаров.
     - Было дело...  Сгоряча. Какой шофер удержится, видя, что его машину...
уродуют.
     - Он пятьсот рублей просил за эти сети,  а ему давали триста,  - сказал
Ваня,  подходя к ним вместе с Виктором Викторовичем и Саней. - Я слышал, как
они торговались.
     - Ну и  брехун!  -  заулыбался Иван Николаевич.  -  Надо ж такую ахинею
придумать!
     - А где же ваши помощники? - спросил Назаров.
     - Похватали рыбу из сетей и подались в лес, - сказал Саня. - Вон туда!
     - Вот вы, оказывается, какой человек, Иван Николаевич! - хмуро взглянул
на него Назаров.  -  Я сегодня же обо всем сообщу в милицию.  Это же хищение
государственного имущества!
     - Это  еще  надо доказать,  товарищ начальник,  -  нагло ухмылялся Иван
Николаевич.  -  Кто  этим соплякам поверит?  Сети целы?  Целы!  Чего вам еще
нужно?  Хотел сделать доброе дело,  а  вы  тут развели канитель...  Эй,  вы,
прокуроры!  Спустили шины  -  теперь сами и  накачивайте,  у  меня на  руках
волдыри вскочили. И куда ключ запрятал? Черт бы побрал вас всех!
     - И  с этим человеком мы жили три месяца бок о бок!  -  негромко сказал
Виктор Викторович.




     Прошел месяц.  Месяц за Полярным кругом. Погода не баловала: и дождь, и
ветер,  и грозы с бурями. Зигзаги молний свирепо кусали деревья, вонзались в
воду.  Было и солнечно, но никогда не было настолько тепло, чтобы можно было
загорать.  Впрочем,  комары все равно не  дали бы  снять рубашку.  Мальчишки
стали  полноправными членами  экспедиции.  Георгий  Васильевич  Назаров  сам
сказал  им  об  этом.  Ребята  наравне  со  взрослыми мотористами доставляли
научных сотрудников во  все  концы  необъятного Вял-озера.  Лодочные моторы,
закрепленные за  ними,  всегда были в  порядке.  Случалось исправлять мелкие
поломки  в  пути.  Не  раз  попадали мальчишки и  в  большую волну,  однажды
пришлось  обоим  провести всю  ночь  на  пустынном,  незнакомом берегу.  Без
палатки и снадобья против комаров...
     После  того  происшествия на  Глухой ламбине все  без  исключения стали
относиться к мальчишкам с уважением.  Вера Хечекова не отходила от них ни на
шаг. Кухарка подсовывала им самые лучшие куски.
     Назаров сообщил о происшествии в милицию.
     Установились хорошие  дни,  и  все  занимались  своими  экспедиционными
делами.  Все уже стали забывать про этот случай,  все,  кроме Вани.  Лиловый
синяк под глазом,  меняя оттенки, долго не проходил. Лишь он и напоминал про
то утро, полное опасных приключений, на Глухой ламбине.
     Из  Умбы приезжал молодой веселый лейтенант на  мотоцикле с  коляской и
долго беседовал с Ваней и Андреем.  Все расспрашивал про тех, которые ушли с
рыбой. С Иваном Николаевичем тоже разговаривал. Ребята думали, что лейтенант
заберет его с  собой в  милицию,  но он не забрал.  Зато на прощанье подарил
Ване удивительный свисток.  В  такие Ваня еще  никогда в  жизни не  свистел.
Свистнешь на берегу, а на другом конце Вял-озера слышно. Первое время Ваня и
Андрей свистели в  лагере,  а  потом  стали уходить в  лес,  потому что  все
начинали ругаться.
     После этого происшествия Иван Николаевич пробыл в  лагере с неделю.  На
мальчишек он  не  смотрел и  больше с  ними не разговаривал.  Правда,  когда
проходил мимо или  они  на  него наталкивались,  замечали,  как зло сужаются
маленькие глаза  шофера.  Из  Умбы  прибыл  новый  шофер  и  принял у  Ивана
Николаевича машину.  А  уволенный из  экспедиции Иван  Николаевич нагрузился
мешками с  вяленой рыбой  и  на  попутных уехал  в  Умбу,  а  оттуда в  свой
подмосковный город Видово...
     Ни один человек в экспедиции не пожалел об этом.
     Когда из Ленинграда пришла длинная телеграмма,  в которой родители Вани
и  Андрея просили начальника немедленно отправить их детишек домой,  Назаров
даже расстроился: он не возражал, если бы ребята еще на месяц остались.
     Мальчишки тоже не  ожидали такой решительной ноты со стороны родителей.
Оба отправили в  Ленинград по письму,  рассказали в  спокойном тоне о  своем
житье-бытье.  О ледяном купании и прочих происшествиях, выпавших на их долю,
и словом не обмолвились.  Правда, Андрей очень жаловался на комаров и мошку,
но это не могло повлиять на решение родителей. Наверное, Валя написала...




     Ваня и Андрей ушли к вышке, где вялились окуни, сиги и щуки, и устроили
небольшой совет.  Сколоченная из молодых лесин вышка с навесом поскрипывала,
крепко пахло  соленой вяленой рыбой.  Негромко гудели мухи.  От  вышки  косо
падала  на  молодую  еловую  поросль  короткая тень.  Ярко  светило нежаркое
солнце.  Над головой шумели сосны и ели,  с шуршанием просыпались на зеленый
мох желтые иголки.
     - Это твои навели панику, - сказал Ваня. - Я своих родителей знаю: им и
в голову не пришло бы посылать такую телеграмму.
     Андрей  задумчиво почесал лоб,  поддал  носком резинового сапога черный
трухлявый пень.  Пень рассыпался на части, в коричневом крошеве зашевелились
белые с черными головками личинки.
     - На таких мы не пробовали ловить, - сказал Андрей.
     Ваня с подозрением посмотрел на него.
     - Не твоя это работа? Может, написал что-нибудь такое...
     - Мне здесь нравится,  -  сказал Андрей.  - И я еще раз с удовольствием
съездил бы в Белый город.
     - Может,  потолкуем с  Назаровым?  Поживем еще хоть недели две?  Виктор
Викторович обещал на дальний остров взять.
     - Бесполезно,  -  сказал Андрей. - Уже билеты на самолет заказаны. Вера
Хечекова говорила.
     - И чего им в голову стукнуло!  -  с досадой сказал Ваня. Ему совсем не
хотелось  уезжать.   Он  уже  предвкушал  вольную  и   беззаботную  жизнь  с
ихтиологами на необитаемом острове.  Рыбалка, костер, вечерние беседы, песни
под гитару...
     - И с Эллой не попрощаемся, - вздохнул Андрей.
     - Чего-то ты очень уж часто ее вспоминаешь...
     - Хорошая  девчонка,  -  Андрей  нагнулся и  стал  сучком  выковыривать
толстую личинку.  Он  это  сделал специально,  чтобы не  смотреть в  светлые
пронзительные глаза приятеля.
     - И  там,  в  Вильмаламбине,  смотрел  на  нее  крокодильими глазами...
Помнишь, она еще сказала, что ты ее проглотить собираешься?
     - Не помню, - сказал Андрей.
     - Неужели влюбился?
     - Глупости ты говоришь... - смутился Андрей. - Просто она какая-то...
     - Какая же? - улыбнулся Ваня.
     - Хорошая девчонка, - убежденно сказал Андрей. Щеки его порозовели.
     - Это ты уже говорил,  -  перестал улыбаться Ваня. - Хорошая девчонка и
отчаянная... Ты знаешь, она ведь меня спасла...
     Андрей -  он сидел на корточках -  вскочил и,  глядя в  глаза приятелю,
горячо сказал:
     - С такой девчонкой я бы хотел дружить!
     - Дружи, кто тебе мешает?
     - Ты адрес ее записал?
     - Это зачем еще? - удивился Ваня.
     - Человек тебе жизнь спас, а ты адреса не знаешь.
     - Как-то не подумал об этом, - сказал Ваня.
     - Обязательно узнай. И Восьмого марта пришли поздравление.
     - Я книжку обещал прислать, - сказал Ваня.
     Провожали Ваню и Андрея все. Был ветер, с утра заморосил дождь, и в это
промозглое утро не вышла ни одна лодка.  Высокие волны разгуливали по ламбе,
тяжело били в  берега,  а  уж про Вял-озеро и  говорить нечего:  над зеленой
перемычкой от разбушевавшейся воды образовалось большое туманное облако.
     Проводили мальчишек до  лесной дороги.  До той самой сосны,  на которой
красовалась дощечка с исправленной надписью:  "Экспедиция". Уезжали ребята с
дядей Кузьмой.  Конечно,  их  мог бы отвезти и  новый шофер,  но тут как раз
подвернулся лесовоз.  Дядя  Кузьма  накануне  заглянул в  лагерь  -  у  него
какое-то дело было к  Назарову -  и  ребята договорились с ним,  что сегодня
утром по пути в Умбу он заедет за ними.
     Вера  Хечекова ежилась в  ватнике,  на  пушистом платке  блестели капли
дождя,  круглое лицо ее было грустно.  Она привязалась к мальчишкам,  и жаль
было с  ними расставаться.  Виктор Викторович то  и  дело отбрасывал капюшон
штормовки.  А  ветер будто нарочно норовил его снова и снова нахлобучить ему
на голову.  Борода у  него стала длинной,  остроконечной и смешно загибалась
внизу  крючком,  как  у  дьячка  из  кинофильма  "Черевички".  Он  рассеянно
накручивал кончик бороды на  указательный палец,  прищуривал от удовольствия
глаза и подтрунивал над добродушной и необидчивой Верой Хечековой, но стоило
появиться студентке Лене,  как  Виктор  Викторович сразу  умолк  и  перестал
терзать свою бороду.  Лена даже не взглянула на него.  Прислонилась спиной к
седой ели  и  чуть приметно улыбнулась.  Так просто,  в  пространство.  Даже
нудный дождик не отразился на ее хорошем настроении.
     Среди провожающих не было Валентины Гавриловны, несколько дней назад ее
срочно вызвали в Ленинград на конференцию микробиологов. Вместе с ней уехала
и Галя Летанская. Не было и начальника экспедиции Назарова. Правда, он скоро
появился с  длинным,  сколоченным из реек ящиком на плече.  Поставив ношу на
землю и глядя на ребят, сказал:
     - Я  был  не  очень  приветлив,  когда вы  впервые появились здесь,  но
потом...
     - Потом Георгий Васильевич круто изменил свое мнение о вас, - продолжил
Виктор Викторович. - Особенно после успешного завершения полного цикла работ
гидробиологов и микробиологов. И спасения ценного имущества.
     Назаров бросил на него недовольный взгляд и продолжал:
     - Признаться,  я  думал,  вы  будете обузой,  а  вышло  наоборот.  Я  с
удовольствием оставил бы вас до конца, но...
     - Оставьте, - сказал Ваня.
     - Я  не  хочу  ссориться с  вашими родителями...  В  общем,  вы  крепко
выручили нас. Большое спасибо. Золотые вы ребята!
     А про этот случай в Глухой ламбине я обязательно напишу в газету, когда
вернемся в Ленинград. Если не вы, мы остались бы без сетей.
     - И подлеца разоблачили, - заметил кто-то.
     Назаров взглянул на ящик, потом на ребят.
     - Это вам за все хорошее подарок от всей нашей экспедиции.
     Виктор Викторович улыбнулся и подмигнул, мол, радуйтесь!
     Георгий Васильевич торжественно пожал застеснявшимся мальчишкам руки  и
вручил конверт.
     - На этот раз оба полетите с билетами,  -  сказал он. - Передадите этот
конверт начальнику аэропорта. Билеты вам уже заказаны.
     Ваня  и  Андрей с  любопытством посматривали на  деревянный ящик.  Что,
интересно, там? Однако спросить было неудобно.
     Послышался завывающий гул  мотора,  и  немного погодя  из-за  песчаного
бугра выполз нагруженный неотесанными бревнами лесовоз.  "Дворники" суетливо
сгребали лапами  мелкие капли.  Лесовоз остановился,  из  кабины вылез  дядя
Кузьма.  А  вслед за  ним спрыгнула (кто бы мог подумать!)  Элла.  Ничуть не
смущаясь -  кругом было  много народу -  девочка со  всеми поздоровалась,  а
мальчишкам пожала руки. Андрей молча таращил на нее глаза. Элле опять это не
понравилось.
     - У тебя что-то с глазами, - тихонько сказала она. - Ты очки не носишь?
     - Какие еще очки? - промямлил Андрей.
     - Мы сегодня о тебе говорили, - сказал Ваня.
     - Я тоже вас вспоминала... Если бы не вы, бедная тетя Катя скучала бы в
пруду.
     - Ее звать Элла, - сказал Ваня. - Забудь про тетю Катю.
     Дядя  Кузьма степенно,  не  торопясь пожал всем руки.  Он  был  заметно
озадачен: на глухой лесной дороге не часто увидишь сразу столько людей.
     - Погодка-то нынче - насморк, - сказал он. - И дорогу развезло.
     Дождь все  прибавлял и  прибавлял.  С  плащей и  ватников стекала вода.
Когда  вверху шумел  ветер,  с  деревьев вразнобой летели на  головы крупные
капли.
     - Что у вас тут - митинг? - шутливо спросил дядя Кузьма.
     - Все  речи  сказаны,  можно  прощаться,  -  сказал Виктор Викторович и
первым пожал крепко ребятам руки. Вера Хечекова расцеловала мальчишек.
     Наконец ребята и дядя Кузьма забрались в просторную кабину.  Узкий ящик
шофер сунул им под ноги.
     - Что там такое? - спросила Элла.
     - Сами не знаем,  -  сказал Андрей.  Получилось так, что он сел рядом с
девочкой.
     Только   сейчас   мальчишкам  стало   по-настоящему  грустно   и   жаль
расставаться  со  всеми  этими  хорошими  и  добрыми  людьми.  Когда  машина
тронулась,  Ване показалось,  что в глазах Веры Хечековой блеснули слезы,  а
может  быть,  это  просто  дождь...  Вера  Хечекова  помогла  им  собраться,
притащила  ящик  вяленой  рыбы  и  напихала  в  рюкзаки,  так  что  едва  их
застегнули.
     - С вешала поснимала? - спросил Ваня.
     - Хватит нам,  -  сказала Вера Хечекова. - Вы ведь тоже много на удочку
наловили.
     Кухарка тетя Поля принесла в промасленной бумаге жареных окуней и целый
кулек вкусных пирожков...
     - Тоже с нами в Ленинград? - в шутку спросил Ваня Эллу.
     - Я к тете Дуне, - коротко ответила она.
     Ваня совсем забыл, что у Эллы в Умбе родственники. Сын Евдокии Ивановны
Рожковой -  Санька - ее двоюродный брат. И еще там, на острове у ихтиологов,
Санька сказал,  что мать просила Эллу обязательно приехать к  ним.  Но тогда
девочка не могла...




     Лесовоз  потряхивает,  резко  наклоняет из  стороны в  сторону.  Андрея
прижимает то  к  девочке,  то  к  Ване.  Дядя  Кузьма внимательно смотрит на
ухабистую дорогу.  Баранка  в  его  ладонях  то  вертится  как  бешеная,  то
неподвижна.
     Андрей  косится  на  пушистую  прядь,  спустившуюся на  плечо  Эллы,  и
испытывает острую тоску,  больше он  никогда не увидит эту девчонку с  озера
Вял.
     Элла  отводит рукой волосы и  тоже бросает невеселый взгляд на  Андрея.
Мальчишка тотчас отворачивается и начинает сосредоточенно смотреть на мокрую
унылую дорогу. Он боится, что Элла опять скажет, что у него странный взгляд.
Видит-то его,  Андрея,  всего третий раз, а все время проезжается насчет его
глаз. Ведь он не видит свои глаза. Тут, на Севере, даже в зеркало ни разу не
посмотрелся...
     Но  Элла  сейчас не  придирается:  глаза  у  нее  грустные,  уголки губ
опущены. Андрей не слышит, но чувствует, как она вздыхает.
     - Вы уже там... - говорит она. - Дома в Ленинграде.
     - Приезжай к нам? - оборачивается к ней Андрей. - Можно даже сейчас, а?
     - Втроем-то мы запросто на два билета улетим,  -  говорит Ваня. - Это я
гарантирую.
     - Пошли отцу телеграмму -  и через два часа в Ленинграде, - уговаривает
Андрей.
     Элла улыбается и качает головой:
     - Отец ждет меня на озере. Я должна магнето к мотору купить в Умбе.
     Дядя Кузьма завертел большую баранку -  машину резко повело в  сторону.
Но  вот  она  снова выровнялась.  "Дворники" едва успевали сгребать дождевые
капли,  как на стекле появлялись новые,  превращались в струйки и текли вниз
по  извилистым дорожкам.  На  красноватой глинистой  дороге  блестели  лужи.
Взъерошенные  мохнатые  ели   и   сосны  размахивали  своими  остроконечными
вершинами.  Над деревьями огромным бездонным ведром опрокинулось темно-серое
лохматое небо. Из ведра лило и лило.
     - Чего доброго, сегодня не улетим, - вслух подумал Ваня.
     - Переночуете у тети Дуни, - сказала Элла.
     - Для самолета такая погода -  ерунда,  - сказал Андрей. - Он заберется
выше облаков, а там всегда солнце.
     - Я в Умбе три дня буду, - ни к кому не обращаясь, сообщила Элла.
     Машину сильно тряхнуло.  Все,  как по  команде,  подскочили на сиденье.
Дядя Кузьма еще ниже наклонился вперед.
     - Ну,  держитесь,  ребятки,  -  усмехнулся он.  -  Начинается та  самая
дорожка, на которой черти горох молотили!
     Машину зашвыряло из стороны в  сторону,  дробно застучали в днище комья
грязи.  Иногда  мутная вода  из  лужи  окатывала радиатор и  стекло.  Андрей
вцепился в  сиденье,  боясь оказаться на коленях у  Эллы.  Ваня что-то хотел
сказать и чуть не прикусил язык. Ящик ожил под ногами, задвигался, затрещал.
От него отскочила одна рейка. Держась рукой за сиденье, Ваня другую запустил
в образовавшуюся щель. Покопавшись, вытащил сверток.
     - Андрюха!  -  расплылся он в улыбке,  вмиг забыв про трясучку.  -  Нам
мотор подарили... "Салют"! Новенький. Вот инструкция и паспорт!
     Андрей не  рискнул свой  восторг выражать вслух,  лишь  пожал  приятелю
руку.
     - Царский подарок, - сказала Элла, сбоку взглянув на инструкцию.
     - Хороший мужик Назаров,  -  улыбнулся дядя  Кузьма.  -  Шутка сказать,
мотор отвалил не за здорово живешь!
     - Мы в экспедиции баклуши не били, - сказал Ваня.
     Позади  громыхал прицеп,  со  скрипом терлись друг  о  дружку связанные
цепями толстые стволы.  Лил дождь,  завывал в ветровом стекле ветер, лесовоз
полз,  как  гусеница,  по  разбитой дороге,  небо  опустилось на  мотающиеся
вершины деревьев,  но на душе у  мальчишек радостно и  светло.  Если самолет
сегодня вовремя оторвется в  Умбе от  земли,  то через четыре часа они будут
дома.  В  родном Ленинграде,  где тепло и нет осточертевших комаров и мошки,
где  мама и  папа,  по  которым оба  успели соскучиться.  Теперь у  них свой
собственный мотор.  А удостоверения на право вождения плавсредств по рекам и
озерам  лежат  в  кармане.  К  радости примешивалась и  легкая  грусть:  оба
привыкли к Северу,  полюбили дикое синее Вял-озеро.  Оба знали, что потом, в
Ленинграде, будут вспоминать этот край, берег ламбы, деревянную баню, Саньку
и девочку Эллу...


     Ребята,  подставив мелкому дождю лица,  всматриваются в серую мглу. Уже
давно с неба слышится добродушное ворчание мотора, но самолета не видно.
     - Бывает,  покрутится-покрутится и улетит обратно,  - говорит Санька. -
Низкая облачность.
     - Смотрите,  идет на посадку, - показывает Элла в сторону мокрого леса.
В  облаках мелькает темно-серебристое крыло и  пропадает.  Затем царапают по
молочному клубящемуся облаку выпущенные шасси,  и вот над лесом показывается
АН-24.  Он  весь блестит,  от  крыльев и  стабилизатора отскакивают дымчатые
клубки.  Самолет плавно снижается,  прицеливаясь на  самый край травянистого
поля.  Вот он проходит над макушками деревьев,  касается земли, подпрыгивает
и, заметно тормозя, катится по аэродрому.
     Ваня и  Андрей взваливают рюкзаки на  плечи.  Санька помогает просунуть
руки в заплечные ремни, потом ставит на попа ящик с мотором.
     - Вас не пустят, - говорит Элла. - Еще посадка не скоро.
     Андрей первым снимает рюкзак,  за ним Ваня.  Отчего это в аэропорту, на
вокзале люди всегда спешат поскорее занять свое место, а потом долгие минуты
томятся в тягостном ожидании отправления?..
     - Зимой на каникулы ждем вас,  -  говорит Андрей,  глядя на Эллу.  - Вы
должны приехать.
     - Я  приеду,  -  говорит Элла  и  дотрагивается ладонью до  кармашка на
брезентовой куртке, где лежит бумажка с адресами Андрея и Вани.
     - А ты? - спрашивает Саньку Ваня. - Приедешь?
     - Сказано - сделано, - мотает мокрой всклокоченной головой Санька. - Мы
вместе с Элкой приедем. Мне до смерти хочется глянуть на крейсер "Аврора".
     - А я все музеи обойду, - говорит Элла.
     Ваня,   улыбаясь,  отстегивает  на  рюкзаке  клапан  и  достает  смятую
коричневую шляпу.
     - Носи, Саня, - говорит он. - Отличная шляпа.
     - Это же Володина? - удивляется Андрей. - Как она к тебе попала?
     - Выиграл на спор, - отвечает Ваня. - Перед самым отъездом торжественно
вручил.
     Санька вертит шляпу в руках, нюхает, наконец надевает на свои лохмы.
     - Сойдет, - ухмыляется он. - Для рыбалки.
     К  самолету  из  аэропорта потянулись пассажиры.  И  снова  Саня  помог
приятелям надеть рюкзаки, ящик с мотором взвалил себе на плечо.
     - Элла... - говорит Андрей и запинается. - Элла, ты приедешь?
     - Я уже сказала.
     - До свиданья, Элла, - Андрей, краснея, протягивает руку.
     - Я не пойду к самолету,  - говорит девочка. - Сколько можно прощаться?
Сань, я тебя здесь подожду.
     - Как  прилечу,  сразу  вышлю  книжку,  -  говорит  Ваня.  -  Она  тебе
понравится, вот увидишь!
     - Спасибо, - улыбается Элла, и улыбка у нее грустная-грустная.









     Тихо в  седьмом "В".  Слышно,  как  шуршат ручки по  бумаге,  нет-нет -
заскрипит парта,  послышится тяжелый вздох.  Весь  класс  пишет сочинение на
свободную тему.  Хотя тема и  вольная,  почти все пишут о  том,  как провели
нынешнее лето.
     Нина Васильевна сидит за столом и  читает книжку.  Она могла бы и уйти,
потому что сочинение на  свободную тему не  спишешь,  но в  этот первый день
занятий ей приятно быть вместе с ребятами.
     - А  я  летом  видел  летающее  блюдце,  -  говорит  Пирамида.  -  Нина
Васильевна, об этом можно написать?
     - Напиши!  -  усмехается Леня Бойцов. - И пошли на конкурс в "Технику -
молодежи".
     - Оно летело-летело,  село и исчезло, - продолжает Пирамида. - Это было
за городом, стояла жара, может, мне приснилось?
     - Сны  свои  расскажешь на  перемене.  -  Отложив  книжку,  учительница
обводит взглядом свой класс. Каких-то три месяца прошло, как они расстались,
а мальчики и девочки заметно изменились: подросли, окрепли, многие загорели,
вроде бы  стали серьезнее...  Правда,  не  все:  Слава Бабочкин все такой же
вертлявый и  болтливый.  И  совсем не загорел.  Наверное,  все лето в городе
пробыл.  Ну,  чего, спрашивается, мешает своему соседу Толе Григорьеву? Нина
Васильевна уже хотела было сделать Бабочкину замечание,  но  Толик (смирный,
тихий  Толик  Григорьев!)  вдруг  ощетинился и  толкнул под  партой  кулаком
Пирамиду в бок...
     Другими стали  Ваня  Мельников и  Андрей  Пирожков.  Лица  обветренные,
движения  уверенные.  Пожалуй,  больше  всех  возмужали закадычные приятели.
Посадить их  снова вместе?  Помнится,  весной ни за что не хотели садиться с
девочками за одну парту,  а сейчас привыкли и,  кажется, подружились... Мила
Спицына еще больше похорошела:  стала немного полнее,  прическа короткая,  в
глазах солнечный блеск...  Где же она была этим летом? Да, на озере Селигер.
Вон как загорела.  Надя Краснопевцева - соседка Андрея Пирожкова - наоборот,
стала  мягче,  задумчивее.  И  это  только ей  на  пользу.  Уж  слишком была
высокомерна и суха.
     Леня Бойцов растет не  по  дням,  а  по часам.  Волосы выгорели добела.
Загорелая грудь распирает рубашку.  В росте он уже перегнал многих учителей.
А  вот  Света  Козловская похудела и  бледная.  Видно,  не  отдыхала совсем.
Девочка упорно готовится к  зимним соревнованиям фигуристок.  Ей в этом году
повезло:  побывала  с  пионерами-спортсменами в  Германской  Демократической
Республике.
     Ваня и  Андрей писали о  том,  как они жили в экспедиции.  У Мельникова
перо так и бегало по бумаге.  Он писал о Вял-озере,  Викторе Викторовиче,  о
Вере Хечековой и Назарове. Про белые северные ночи и невиданную рыбалку, про
розовые закаты и  пустынные острова,  где,  кроме рыбаков,  никого нет,  про
Сень-гору,  Белый  город  и  щуку  Эллу...  Андрей  водил  ручкой по  бумаге
медленно,  обдумывая каждое слово.  У него не такая богатая фантазия,  как у
приятеля.  Андрей писал про комаров и мошку,  про холодные, дождливые ночи и
бурю на Вял-озере, про разбитую дорогу и недоброго шофера Ивана Николаевича.
После некоторого колебания честно написал,  как он обиделся и, бросив друга,
потихоньку уехал...  И если бы не встреча с Санькой Рожковым,  может быть, и
не вернулся бы на Вял-озеро.
     Подумав,  приписал,  что уехал не только из-за обиды,  а  и надоели ему
комары, холод, дожди... В общем, дезертировал.
     Прозвенел  звонок.   Ребята  стали   сдавать  сочинения.   Последним  с
сожалением протянул учительнице тетрадку Ваня. Он исписал ее почти всю.




     На  школьном дворе  ждала Мила  Спицына.  В  коротком школьном платье с
белым  передником она  была  сегодня очень симпатичная.  Еще  в  классе Ваня
ощутил какой-то тонкий приятный аромат.  Очевидно,  Мила надушилась хорошими
духами.  Он  хотел  съехидничать на  этот  счет,  но,  взглянув на  девочку,
смолчал: вовремя сообразил, что она может здорово обидеться.
     Мила с улыбкой смотрела на него.
     - Зачем ты такие длинные сочинения пишешь?
     - Мы  ведь были не на даче у  родственников,  а  за Полярным кругом,  -
сказал Ваня. - Если бы ты видела нашу ламбу, Сень-гору, Вял-озеро!
     - Ламба, Сень-гора, Вял-озеро, - повторила Мила. - Красивые названия.
     - Каких мы там окуней ловили! Сказка!
     - Расскажи, пожалуйста, про Вял-озеро! - попросила Мила.
     Ваня хотел сказать,  что лучше даст ей  почитать свое сочинение,  но не
сказал.  Как и тогда,  перед самыми каникулами, он поймал себя на том, что в
разговоре с  Милой  как  бы  раздваивается:  хочет по  мальчишеской привычке
сказать что-то резкое,  грубоватое,  а подумав,  говорит совсем другое...  И
только с Милой так.  Другим девчонкам он говорит все, что приходит в голову.
И там,  на Севере,  он иногда думал о Миле, но в этом даже Андрею никогда не
признался бы.
     - В двух словах не расскажешь, - помолчав, сказал он.
     - А ты спешишь куда-нибудь?
     И  хотя Ваня договорился с  Андреем после обеда пойти к Косте Рыбакову,
он сказал:
     - Да нет... Куда мне спешить?
     Мила взглянула на него, улыбнулась:
     - Это хорошо, что ты врать не умеешь.
     - Как это врать? - Ваня даже покраснел.
     - Есть  люди:  соврут  -  и  никто  не  почувствует этого,  а  бывает и
наоборот:  соврет человек - и сразу видно. Вот когда Пирамида врет, никто не
чувствует.
     - А я совру - сразу заметно?
     - Не знаю, как другим, а мне - да, - сказала Мила.
     - Проницательный ты человек, - усмехнулся Ваня.
     Они  пошли  по  улице  Фурманова  к  набережной  Кутузова.  Сентябрь  в
Ленинграде  обычно  теплый,   солнечный.   Отощавшие  липы  и  тополя  стали
золотисто-красными,  на  тротуарах и  проезжей части  много опавших листьев.
Рядом с  дорожными знаками появились квадратные желтые вывески:  "Осторожно,
листопад!".  Почему осторожно?  По шуршащим листьям так приятно ходить...  И
машинам они не  помеха.  Промчится "Волга" или "москвич",  а  листья взлетят
вверх  и  снова  медленно опустятся.  Наверное,  когда дождь,  по  скользким
листьям опасно ездить.
     Неву вдоль и  поперек пашут буксиры,  проносятся разноцветные глиссеры,
оставляя за собой широкий блестящий след и мокрое туманное облако. Скользнув
в черную тень Литейного моста, пропадают из глаз.
     Мила умела слушать,  и Ваня постепенно разговорился. В памяти так свежи
все  события,  лица.  Закроешь  глаза  и  чувствуешь  влажный  запах  ламбы,
горьковатый дым костра,  слышишь зудение комаров,  сочный плеск волн о борта
лодок...
     Мила не перебивала,  слушала внимательно,  и  прищуренные глаза ее были
задумчивые.  К  белому  переднику  прицепился  желтый  овальный  лист.  Было
удивительно, почему он держался и не падал.
     Долго гуляли они по  набережной.  Ваня и  не  заметил,  как ее портфель
перекочевал к  нему.  От  Литейного моста дошли до  Дворцового,  потом долго
сидели на  парапете у  Ростральных колонн.  За  их  спинами зажигался и  гас
светофор, шелестели машины, шипели троллейбусы, мощно пророкотал над головой
самолет.
     Забрели в Петропавловскую крепость, а оттуда вышли к Кировскому мосту и
пошагали мимо дворца Кшесинской,  по  чистой каменной набережной дома бывших
политкаторжан, Военно-медицинской академии - к Финляндскому вокзалу.
     Все Ваня рассказал Миле.  Даже про то,  как спасла его Элла.  Про Белый
город и щуку тетю Катю, которую он назвал Эллой.
     - Хорошее имя  -  Элла,  -  сказала Мила.  -  Какая она,  эта  девочка?
Симпатичная?
     - Андрей до сих пор вздыхает,  -  рассмеялся Ваня. - Как увидит ее, так
что-то  у  него с  глазами происходит:  то  ли вращаются,  то ли,  наоборот,
останавливаются...
     - А  тебе она  что  же,  не  понравилась?  -  Мила отвернулась и  стала
смотреть на тоннель, из которого на большой скорости выскакивали автомашины.
     - Надо завтра же ей книжку послать!  -  вспомнил Ваня. - Обещал сразу и
вот забыл...
     - Пошли, - бесцветным голосом сказала Мила.
     - Мы  Элку  и  Саню  в  гости  пригласили.  На  зимние каникулы обещали
приехать. Я тебя обязательно с Эллой познакомлю...
     - Не надо, - почему-то сказала Мила.
     Ваня взглянул на нее,  хотел спросить,  почему не надо, но вместо этого
неожиданно сказал:
     - Если завтра будет такая же погода, поедем кататься на моторной лодке?
У нас теперь свой мотор.
     Сказал и затаив дыхание стал ждать ответа. На завтра они договорились с
Костей порыбачить на заливе.
     Мила насмешливо взглянула на него и сказала:
     - Ты  ведь  совсем  не  хочешь,  чтобы  я  поехала...  Зачем  же  тогда
приглашаешь? Надеешься, что откажусь?
     - Я забыл,  что со мной поедут Андрей и Костя, - честно признался Ваня.
- Но  если  хочешь,  поедем в  любой  другой день.  Опять скажешь,  неправду
говорю?
     - С удовольствием покатаюсь, - сказала Мила.
     - Хочешь,  с  ребятами поговорю -  и  все  вместе завтра...  -  не  мог
остановиться Ваня.
     - Завтра не могу, - сказала Мила. - С подругой идем в ТЮЗ.
     - Я в театре сто лет не был, - облегченно вздохнул Ваня. Признаться, он
рад был,  что Мила идет в ТЮЗ:  Андрей и Костя с лодки бы попадали,  если бы
увидели завтра на берегу Ваню с Милой.
     У парадной ее дома Ваня вспомнил про самое главное...  Открыв портфель,
достал зуб кашалота и протянул девочке.
     - Это мне? - обрадовалась она.
     - Я хотел всего кашалота привезти,  да вспомнил,  здесь не купишь такой
аквариум, в который можно было бы запустить его... - сказал Ваня.
     - Настоящий зуб кита?
     - Самый натуральный. Даже с пробой... Видишь желтое пятнышко?
     Этот зуб  Ваня нашел на  чердаке заброшенного дома,  в  том самом Белом
городе,  который  им  показала Элла.  Как  только  увидел  зуб  в  коробке с
сопревшей рухлядью,  сразу решил подарить Миле.  Зуб  был белый,  с  острыми
краями и твердым,  как алмаз,  закругленным концом.  Тяжелый,  гладкий,  его
приятно было держать в  руке.  Андрей облазил все чердаки,  но больше такого
зуба не нашел. И Элла ничего подобного не встречала. Повезло только Ване.
     - Я  часто-часто вспоминала тебя,  -  сказала Мила.  -  Думала,  бедный
Мельников,  как он там,  на далеком Севере? Вдруг белый медведь нападет? Или
морж?
     - Белые медведи и моржи на полюсе,  - смутился Ваня. - Я там даже зайца
не видел.
     - Хотела письмо тебе написать, но не знала адреса...
     - Ну, это... - вконец растерялся Ваня. - До свиданья.
     Мила рассмеялась и,  забрав портфель, убежала в парадную. Быстро-быстро
простучали ее каблуки по лестнице, и стало тихо.
     "Влюбилась она в меня,  что ли?  -  озадаченно подумал Ваня.  - А может
быть, я в нее?.."




     Учитель географии Михаил  Андреевич с  удовольствием вывел  в  дневнике
Мельникова первую в этом учебном году пятерку и сказал:
     - Можно подумать, что ты все лето просидел за учебниками... Великолепно
отвечал, Мельников!
     Пятерка - редкий гость в Ванином дневнике, и поэтому от похвалы учителя
вдвойне было приятно. Пирамида, конечно, тут же съехидничал по этому поводу.
     - Ваня и Андрей Пирожков на практике изучали географию,  - сказал он. -
Они у нас герои-полярники, на Севере были.
     - А ты, интересно, где был? - спросил учитель.
     - Я послушный, Михаил Андреевич, из дому не убегаю...
     - Это верно,  -  сказал географ,  -  ты не убежишь... Иди-ка, дружок, к
доске,  -  пригласил он.  -  Чтобы пятерку получить,  нужно уметь не  только
болтать языком.
     - Нужно иметь голову, - пробасил Леня Бойцов.
     - А страсть к дальним и опасным путешествиям - удел мужественных людей,
- продолжал  Михаил  Андреевич.  -  Я  могу  только  поздравить Мельникова и
Пирожкова.  Послезавтра у  нас  география?  Думаю,  мы  все  получим большое
удовольствие,  послушав их. И так, друзья на следующем уроке ждем подробного
и обстоятельного рассказа о вашем путешествии.
     - Пускай сегодня начнут, - ввернул хитрый Пирамида.
     - Иди к карте, - сказал учитель. - Послушный человек.
     Пирамида схватил тройку. На место сел недовольный и тут же стал бритвой
переправлять в  дневнике тройку на  пятерку.  За тройки Славе Бабочкину дома
попадало.
     Когда прозвенел звонок,  девочки окружили Свету Козловскую.  Та достала
из портфеля фотографии,  которые привезла из ГДР.  На одном из снимков Света
сфотографирована вместе  с  чемпионкой мира  по  фигурному катанию  Габриэль
Зейферт.  Чемпионка одной  рукой прижала к  груди букет роз  в  целлофановой
обертке,  другой  обняла  Свету.  На  обратной стороне фотографии -  надпись
по-немецки:  "Милой девочке Свете от  Габи.  До  новых встреч на чемпионатах
мира!"
     - Мы у нее были два часа,  -  рассказывала Света. - Ее мама угощала нас
кофе с пирожными.
     Девчонки ахали и охали, разглядывая фотографии. Двенадцать дней пробыла
Света в  Германской Демократической Республике.  И  вот даже познакомилась с
чемпионкой мира  -  знаменитой Габи.  И  с  не  менее знаменитой ее  мамой -
тренером.  Даже кофе с пирожными пили.  Тут было чему позавидовать.  Девочки
засыпали Свету вопросами:  как живет Габи, сколько часов в день тренируется,
не собирается ли уходить в профессионалки?
     Мальчишки не  пошли на  школьный двор,  хотя была и  большая переменка.
Столпились у раскрытого окна.  Леня Бойцов стал еще выше.  Над верхней губой
обозначились редкие светлые усики.
     - Ну, как там, на далеком Севере? - спросил он Ваню.
     - Нормально, - ответил тот.
     - Чего вы там делали? Комаров кормили?
     - Работали в экспедиции.
     - И вам зарплату выдали? - спросил Пирамида.
     - Нам лодочный мотор подарили, - сказал Андрей. - "Салют".
     - Ну,  загнул,  Пирог! - не поверил Пирамида. - Про такие подарки я еще
не слышал.
     - Ну вот и услышал, - невозмутимо прибавил Андрей.
     - Мы вчера по Неве катались,  - сказал Ваня. - Обновляли мотор. Приходи
- и тебя прокатим.
     - За что его катать-то? - усмехнулся Андрей.
     - А рыба крупная вам попадалась? - спросил Толик Григорьев.
     - Мы  щуку  килограммов  на  десять  вытащили  из  пруда  и  пустили  в
Вял-озеро, - сказал Андрей.
     - Со мной сейчас родимчик приключится!  -  захохотал Пирамида. - Что ни
слово,  то вранье... Ну, уморили, артисты! Удивляюсь, за что тебе сегодня, -
он взглянул на Ваню, - географ поставил пятерку.
     - Зависть разбирает?  -  спросил Ваня. - Возьми на будущий год да махни
на Дальний Восток или Сахалин... И тебе будут пятерки ставить.
     - Что я, дурной? - сказал Пирамида. - Мне и здесь хорошо.
     - Тяга к путешествиям - удел смелых людей, - заметил Толик Григорьев. -
А Пирамида - кролик!
     - Не буди во мне льва! - зарычал Пирамида.
     - Мы там познакомились с  девочкой Эллой,  -  сказал Ваня,  с  усмешкой
взглянув на Пирамиду. - Она запросто ядовитых змей убивает...
     - А  полярных медведей за  шкирку  берет  и  -  в  сумку!  -  ехидничал
Пирамида.
     - Делает она это так...  -  Ваня нагнулся,  выхватил из кармана змею. -
Хватает за хвост и... трах!
     Ваня шлепнул гадюкой по подоконнику.  Пирамида, разинув рот и вытаращив
глаза,  тонко заверещал и  метнулся к  двери.  На  миг оторопевшие мальчишки
захохотали: в руке у Вани была надутая змеиная шкура...
     - Ты  чего,  Слава?  -  ласково спросил Ваня.  -  Про  дела  неотложные
вспомнил? Чего это ты к двери так резво подался?
     - Не  буди,  говорит,  во мне льва...  -  засмеялся Толик Григорьев.  -
Кролик ты, Пирамида!
     - Кролики очень змей боятся, - сказал Андрей.
     - Шуточки у тебя,  я скажу,  -  пробурчал Пирамида.  -  И не противно в
руках такую гадость держать?
     - Очень даже приятная на ощупь, - сказал Ваня. - Потрогайте.
     Мальчишки по очереди пощупали прохладную эластичную шкурку с  маленькой
сухой головкой.  Толик Григорьев встряхнул ее,  любовно погладил и  протянул
Пирамиде:
     - Не бойся, кролик!
     Тот спрятал руки за спину.
     - Оттого,  что змеиную шкуру подержал в руках, ты тоже львом не стал, -
сказал он.
     Подошла  Мила  Спицына.  Поморщилась,  услышав  Пирамиду,  а  когда  он
замолчал, сказала:
     - Приглашаю всех  после уроков в  пионерскую комнату:  Ваня Мельников и
Андрей Пирожков расскажут о своем путешествии за Полярный круг.
     С улыбкой взглянула на огорошенных приятелей, повернулась и ушла.
     - Вот влипли! - только и мог сказать Мельников.
     - Вань, ты у нас трибун, - сказал Андрей. - Говори за двоих. Ладно?
     - Пополам,  -  заявил Ваня.  -  Ты про экспедицию,  а я -  про остров и
рыбалку.
     - Интересно  будет  послушать,  что  вы  еще  наплетете,  -  усмехнулся
Пирамида. - Учтите, на первый ряд сяду...
     Два  часа продолжалась беседа в  пионерской комнате.  Присутствовали не
только учащиеся седьмого "В",  но пришли и из других классов. Сначала Ваня и
Андрей говорили сбивчиво,  повторялись, но потом освоились - и все пошло как
по маслу.  Ребята стали задавать вопросы,  а  они -  отвечать.  Про то,  как
выпустили в озеро щуку, пришлось повторить два раза. Ваня в пылу беседы даже
пообещал  куртку  в  школу  принести.  К  подкладке присохла  крупная  щучья
чешуя...  Ваня боялся,  что  Андрей расскажет и  про то,  как он  удрал,  но
Пирожков промолчал.  Не  хотелось Ване,  чтобы он говорил об этом.  Пирамида
первый начнет ехидничать,  ему только бы  за что-нибудь зацепиться...  Вон и
сейчас несколько раз пытался сбить их с толку и уличить во лжи, пока наконец
Леня Бойцов не пригрозил выставить его за дверь, если будет мешать слушать.
     Мальчишки и не ожидали, что их путешествие заинтересует ребят. Пришлось
рассказать все с самого начала:  как познакомились с Костей и его отцом, про
лодочные моторы,  про то,  как еще весной опрокинулись в  Неве на лодке и их
подобрал буксир,  про полет на грузовом самолете,  Умбинский аэропорт и дядю
Кузьму.  Когда разговор закончился,  Мила от имени совета пионерской дружины
официально поблагодарила Ваню и Андрея за интересную и увлекательную беседу.
А  потом к  ним подошла Лена Веденина из соседнего восьмого "А" и  попросила
послезавтра  выступить  у  них  в  классе.  Возбужденные  мальчишки  сгоряча
согласились, а потом стали жестоко раскаиваться.
     - Чего доброго,  мы с тобой заделаемся заправскими лекторами,  - сказал
Ваня. - Будем бегать по школам и балабонить одно и то же.
     - Ты же сам согласился? - удивился Андрей.
     - Сам...  -  пробурчал Ваня.  -  Если такой умный,  мог бы и остановить
меня.
     - Ладно,  - сказал Андрей. - Раз пообещали, выступим и на этом поставим
точку.
     - Я рассказал про рыбалку, Виктора Викторовича, - вспомнил Ваня. - Ушам
своим не верю: ты то же самое талдычишь!
     - Только я закончил про Умбу и комарье,  а ты опять про Умбу и комаров,
- не остался в долгу Андрей.
     - Я и говорю, нужно каждому про что-нибудь одно, - примирительно сказал
Ваня. - Придется репетировать, как в театре...
     Потом Ваня упрекнул Милу,  как же это она,  не посоветовавшись с  ними,
вытащила в пионерскую комнату?
     - Вы  стали  бы  отнекиваться,  а  так  все  очень хорошо получилось...
Кстати,  председатель совета дружины Гоша  Симкин просил вам  передать,  что
нужно будет выступить на сборе дружины...
     - А в ООН нам не нужно будет выступать? - разозлился Ваня.
     - Где? - не поняла Мила.
     - Запомни,  что я тебе сейчас скажу... Мы тут сдуру пообещали выступить
в восьмом "А",  и баста.  Больше нигде не будем,  поняла?  Нашла, понимаешь,
выступальщиков!
     - Не вы одни выступаете, - сказала Мила. - Света Козловская - тоже.
     - Она за границей была.
     - А вы за Полярным кругом. На краю земли.
     - Вам  с  Гошей  Симкиным лишь  бы  галочку за  проведенное мероприятие
поставить,  а мы тут отдувайся...  -  пробурчал Ваня.  - Что, мы с Андрюшкой
Цицероны какие-нибудь?
     Когда  они  пришли  в  восьмой "А",  класс  был  переполнен до  отказа.
Пришлось всем идти в актовый зал. Хитрый Гоша Симкин собрал всю дружину.


     Войдя в пустой класс,  Ваня заметил,  как Пирамида -  он был дежурным -
шарахнулся от парты Светы Козловской.
     - А-а, это ты... - недовольно пробормотал Бабочкин. - Иди гуляй, у меня
тут сквозняк. Схватишь насморк, чихать будешь.
     Ване нужно было взять из  портфеля змеиную шкуру -  он  пообещал одному
парню показать,  -  поэтому он  не обратил внимания на несколько растерянный
вид дежурного и,  наверное,  больше и  не вспомнил бы об этом незначительном
эпизоде, если бы...
     На  предпоследнем уроке  литературы Нина  Васильевна,  войдя  в  класс,
обратила внимание,  что Света Козловская лежит грудью на парте, спрятав лицо
в ладонях. Пушистая светловолосая голова и плечи девочки вздрагивали.
     - Это что-то  новенькое,  -  сказала Нина Васильевна.  -  Что с  тобой,
Света?
     Девочка всхлипнула и ничего не сказала.
     Как  Нина  Васильевна ни  пыталась выяснить,  что  произошло,  Света не
отвечала. Губы у нее распухли, в глазах блестели слезы.
     Леня  Бойцов беспокойно вертелся на  своей парте,  но  девочка даже  не
смотрела в  его сторону.  Она вообще ни  в  чью сторону не  смотрела.  Света
Козловская -  лучшая спортсменка школы -  была чем-то сильно расстроена. Еще
никто в классе не видел ее плачущей.
     - Нина   Васильевна,   -   ровным,   спокойным  голосом   сказала  Надя
Краснопевцева,  -  Света,  конечно, может молчать - это ее дело, но я считаю
нужным вам  сообщить:  у  Козловской сегодня кто-то  стащил из  портфеля все
фотографии,  что она привезла из ГДР. Вы знаете, какая это ценность для нее,
так вот это подлость, Нина Васильевна, и я не понимаю, почему Света молчит.
     Сначала все  разом возмущенно заговорили,  а  потом,  как  по  команде,
умолкли. В классе стало тихо. Слышно было, как за окном негромко гудел мотор
да выпускал в развороченный асфальт пулеметные очереди отбойный молоток:  на
улице что-то ремонтировали.
     И   в  гнетущей,   настороженной  тишине  прозвучал  насмешливый  голос
Пирамиды:
     - Чемпионку мира украли!
     Никто в  классе даже не улыбнулся.  Света больше не плакала,  отрешенно
смотрела в окно, будто все, что сейчас происходит, ее совсем не касается.
     - Кто  же  это  сделал?  -  после  продолжительной паузы  спросила Нина
Васильевна. - Я понимаю, это шутка, хотя должна заметить, что неумная шутка.
     - Надя права - это подлость, - сказал Леня Бойцов. - За такие шутки...
     - Бьют тяжелой гирей по голове, - подхватил Пирамида.
     И опять никто не засмеялся.
     - Я  не  буду вас  оставлять после уроков и  выяснять,  кто...  -  Нина
Васильевна сделала паузу,  -  кто взял посмотреть фотографии и не положил на
место.  Присвоить их никто не мог.  Я  повторяю -  это глупая шутка.  И  ты,
Света, не переживай, я убеждена, фотографии найдутся.
     - Я предлагаю обыскать всех,  -  заявил Пирамида.  -  Фотографии должны
быть в классе.
     Ваня с удивлением смотрел на него, и постепенно негодование перерастало
в гнев: какая скотина!
     - Не говори глупости, Бабочкин, - сказала учительница.
     - Обыскали  бы,  и  дело  с  концом,  -  настаивал Пирамида.  -  А  так
подозревай кого хочешь. Я первый могу портфель вывернуть...
     На переменке Нина Васильевна подошла к Свете и спросила:
     - Ты уверена, что они из портфеля пропали? Не оставила где-нибудь?
     - Их кто-то вытащил из "Географии"...
     - Найдутся, - сказала Нина Васильевна.
     - Я...  я не знала... что у меня есть враги... - ответила Света, и губы
ее задрожали.
     - Ну уж сразу и враги, - улыбнулась учительница и ушла.
     - Что же это за подлый шутник у нас объявился в классе? - угрюмо сказал
Леня Бойцов, запихивая в портфель учебники. - За такие шутки по морде бьют.
     - Верно,  Леня,  -  поддакнул Пирамида.  -  Убивать таких злодеев надо,
каленым железом их!
     Гиревик мрачно посмотрел на него и, ничего не ответив, вышел из класса.


     Ваня поджидал Пирамиду на углу.  Как ни в  чем не бывало шагал он рядом
со Светой Козловской и,  вертя головой и  жестикулируя,  что-то рассказывал.
Девочка шла опустив голову. Лицо у нее расстроенное. Когда она поравнялась с
ним, Ваня негромко окликнул Пирамиду. Тот нехотя остановился. Лицо его стало
кислым,  будто он  лимонную дольку проглотил.  Что-что,  а  рожи  Слава умел
корчить. Света взглянула на Ваню и прошла мимо.
     - Ну,  чего  тебе?  -  спросил Бабочкин,  провожая взглядом удаляющуюся
девочку.
     - Пройдем вон  туда,  -  кивнул Ваня  на  пустынный скверик с  десятком
облетевших кленов. - Поговорить надо...
     - Не о чем нам с тобой разговаривать. Про Север я уже наслушался.
     - Пошли пошли, - сказал Ваня.
     - Всегда ты не вовремя!.. Мы со Светой договорились в кино пойти...
     - Я думал - в милицию, - усмехнулся Ваня.
     - Какие-то шуточки у тебя странные...
     Пирамида вздохнул и  поплелся за  Мельниковым.  На  ходу оглянулся,  но
Света уже затерялась в толпе прохожих.
     - Хочу  тебя  предупредить,  -  сказал он.  -  Летом  я  очень усиленно
занимался гантелями... Так что учти.
     - Учту, - сказал Ваня.
     Они  остановились на  углу,  неподалеку от  усыпанной желтыми  листьями
скамейки.  Толстый  клен  дотягивался своими  корявыми ветвями до  раскрытой
форточки на третьем этаже.  Откуда-то доносилась музыка: крутили магнитофон.
Ваня  в  упор  посмотрел на  Бабочкина.  Чужой  взгляд Слава  не  мог  долго
выдерживать,  и  на  этот раз,  моргнув раз-другой,  поспешно отвел бегающие
глаза в сторону.
     - Зачем ты взял фотографии? - спросил Ваня.
     - Какие фотографии? - скорчил удивленную физиономию Пирамида.
     - Выкладывай снимки, которые ты утащил у Светки из портфеля!
     - Ты что,  чудишь?!  - захлопал белесыми ресницами Бабочкин и на всякий
случай загородился портфелем. - Нужны мне чужие фотографии!
     - Я ведь видел, как ты возился в ее парте.
     - Чего же тогда Ниночке не сказал?
     - Славка, отдай фотографии!
     - Спорим, что их у меня нет?
     - Я  знал,  что  по-хорошему ты  не  понимаешь...  -  пробурчал Ваня и,
коротко взмахнув правой рукой, сбоку не очень сильно ударил Пирамиду в лицо.
Тот выронил портфель и изумленно уставился на Ваню. Даже глаза его перестали
бегать, наверное, потому что стали тяжелыми от слез.
     - У меня нет фотографий, - шмыгнув носом, сказал он. - Вот пристал!
     - Защищайся,  ты ведь с гантелями упражнялся,  -  напомнил Ваня и снова
размахнулся,  чтобы ударить,  но  не  смог:  Пирамида часто-часто заморгал и
втянул голову в плечи, ожидая удара.
     - Где же они? - спросил Ваня, опуская руку.
     И тут Пирамида удивил его:  он перешагнул через портфель, сел на скамью
и, размазывая слезы по пухлым щекам, заговорил:
     - Ненавижу  я  вас  всех!  Хвастаетесь,  что  громадных щук  ловили  на
Севере... А я, может быть, тоже... Поймал бы, да только где? В Ленинграде, с
набережной?  Все рассказывают,  фотографии в нос тычут,  вон ты даже змеиную
шкуру привез и зуб кашалота...  Я видел, как Милка девчонкам показывала... А
мне что вам показать?  Разве только фигу...  И нечего Светке было хвастаться
своими фотографиями... Подумаешь, постояла рядом с чемпионкой мира! Они всем
автографы дают,  кто ни попросит. Я, может, разговаривал... с самим Германом
Титовым!  И газировку пил из автомата с Юрием Никулиным. И никому не хвастаю
об этом.
     Пирамида всхлипнул и  умолк.  Достал из  кармана платок,  вытер глаза и
как-то жалко улыбнулся. Такой улыбки у него Ваня никогда не видел.
     - И опять я наврал, - сказал он. - Титова я только по телевизору видел,
а  с  Никулиным вправду газировку пил,  только он на меня даже не посмотрел.
Выпил воду, поставил стакан и ушел.
     - А  что он должен был сделать?  Расцеловать тебя в  обе щеки?  И  дать
контрамарку в цирк?
     - Я тебе про знаменитостей...
     - А я про фотографии, - перебил Ваня.
     - Вот ведь какая штука-то,  Мельников,  - сказал Пирамида. - Фотографий
действительно у меня нет.  Если бы были, я, наверное, не кричал бы, что надо
всех обыскать.
     - Что же ты еще такое придумал?
     - Вовек не догадаешься, - ухмыльнулся Пирамида.
     - Я и догадываться не буду. Завтра отдашь Светке.
     - При всем желании я не смогу этого сделать.
     - Неужели разорвал?
     - Они целы.
     - Послушай,   Славка,   у  меня  сейчас  опять  терпение  лопнет.   Где
фотографии?!
     - У тебя, - спокойно ответил Пирамида.
     - Как у меня? - опешил Ваня.
     - Ты их уже целый час в портфеле носишь...
     Ваня смотрел на него и  не знал,  что сказать.  Это уже настоящий цирк!
Видно,   не  зря  Пирамида  вместе  с   Никулиным  пил  из  одного  автомата
газировку...
     - Такого...  такой  подлости я  даже  от  тебя  не  ожидал,  -  наконец
проговорил Ваня  и,  щелкнув замком,  прямо на  землю вытряхнул из  портфеля
книги, тетради, карандаши, ручку.
     - В задачнике, - подсказал Пирамида. - На сорок восьмой странице.
     - Даже страницу запомнил! - подивился Ваня.
     - Вот был бы юмор, если бы их у тебя нашли! - рассмеялся Пирамида.
     - Это не юмор, - сказал Ваня.
     - Как только меня не обзывали, - сказал Пирамида. - Я уже привык.
     Ваня нагнулся и стал складывать учебники в портфель.  На Пирамиду он не
смотрел.   Было  противно.  Лишь  слезы  высохли,  снова  стал  насмешливым,
наглым...
     - Обзывать я тебя не стану. И бить не буду... Бесполезно все это. Вот я
был на Вял-озере...
     - Опять про свое озеро...
     - Разразился шторм, - не обращая внимания на его слова, продолжал Ваня.
- Я  оказался  один  в  маленькой лодке...  Кстати,  об  этом  я  никому  не
рассказывал...
     - За что же мне такое доверие?
     - Лодку перевернуло, и я чуть не утонул. В брезентовой куртке, сапогах,
а  берега не  видно.  Чужая  девчонка спасла меня,  с  которой я  только что
поругался...  А вот мы с тобой знаем друг друга с первого класса,  и случись
это со мной и ты был бы рядом,  ты никогда бы не стал спасать.  Я сейчас это
понял.
     Бабочкин ковырял землю носком желтого полуботинка и смотрел вниз.  Лицо
у него стало серьезное и даже немного растерянное.
     - Я плавать не умею, - сказал он.
     - Ну ладно,  поговорили,  - сказал Ваня и протянул фотографии. - Отдашь
завтра Козловской. Сам. При всех.
     - Чего придумал!  -  возразил Пирамида.  - Я лучше незаметно в парту ей
подброшу.
     - На такие делишки ты мастак,  - сказал Ваня. Взял портфель и пошел вон
из сквера. Пирамида сунул фотографии в карман пальто и догнал его. Некоторое
время шли молча.
     - Это  еще  неизвестно,  спас бы  я  тебя или нет,  -  первым заговорил
Пирамида. - А ты меня спас бы?
     Ваня молча шагал, сосредоточенно глядя под ноги. На Славу Бабочкина ему
смотреть не хотелось. А тот семенил рядом, заглядывал в глаза и тараторил:
     - Ведь мы с тобой все время ругаемся...  Ну, скажи, спас бы ты меня или
нет?
     - А как ты думаешь?
     - Я и забыл,  - улыбнулся Пирамида. - Ты всех спасаешь. Вот и за Светку
вступился...
     - А ты - топишь!
     - Ты послушай,  как все здорово было задумано; я был уверен, что, когда
Светка хватится фотографий,  ты сразу скажешь,  что я  их взял.  А  я скажу:
давайте устроим обыск. У тебя их и найдут...
     - Выходит, промахнулся ты на этот раз, - сказал Ваня.
     - Ты не сказал, что я взял фотографии...
     - Мне направо, - сказал Ваня, хотя ему нужно было прямо.
     Слава дошел с ним до угла и остановился. И уже издали крикнул:
     - Думаешь, испугаюсь отдать фотографии Светке? Вот возьму и отдам!
     Ваня вышел на улицу Воинова и  оглянулся:  Пирамида стоял на тротуаре и
смотрел ему вслед. Вот он поднял руку и помахал. Ваня отвернулся.




     Ваня неделю провалялся дома с простудой.
     Температура стала нормальной,  но  врач почему-то  не  разрешала еще  в
школу ходить.  От  нечего делать Ваня  слонялся по  комнате,  читал журналы,
подолгу глядел из окна на шумную, оживленную улицу.
     Как-то,  перебирая  свои  вещи,  наткнулся  на  свисток,  подаренный на
Вял-озере милиционером. Помнится, тогда веселый лейтенант сказал:
     - Свисток этот особенный. Свистнешь - любой милиционер придет к тебе на
помощь, но ты, я гляжу, парнишка толковый и попусту свистеть не будешь.
     - Только по делу, - пообещал тогда Ваня.
     Ваня поднес свисток к губам,  и хотя он чуть дунул,  звук был сильный и
пронзительный.  Открыв окно,  Ваня выглянул на  улицу.  Увидев,  как толстая
медлительная женщина с продуктовой сумкой, не обращая внимания на транспорт,
стала переходить улицу в неположенном месте,  он свистнул.  Женщина, выронив
сумку,  так  и  присела,  запели тормоза новой черной "Волги".  Двое военных
остановились и  стали оглядываться.  От  остановки троллейбуса,  расстегивая
планшет со штрафными квитанциями, спешил постовой милиционер. Ваня улыбнулся
и  тихонько притворил окно:  следователь не  обманул  -  свисток  действовал
безотказно.
     Вечером к нему домой ввалились возбужденные Андрей и Костя.
     У каждого в руках по нескольку номеров газеты "Вечерний Ленинград".
     - Читал? - прямо с порога, не сняв шапки, потряс газетами Андрей.
     - Читал,  - поднимаясь с тахты, сказал Ваня. - Температура земного шара
повышается.  На  Шпицбергене за последние пятьдесят лет температура стала на
двенадцать градусов выше,  в Гренландии -  на семь.  А вы знаете, если общая
температура Земли еще повысится на  несколько градусов,  начнут таять льды в
Антарктиде, растает Ледовитый океан и наступит всемирный потоп!
     - Какой еще потоп? - отмахнулся Андрей. - Ты послушай...
     - А вы знаете,  что в воздухе становится все меньше и меньше кислорода?
- перебил Ваня.  - Леса вырубаются, а заводы и фабрики ежедневно выбрасывают
в атмосферу миллионы тонн углекислого газа.
     - Ты послушай... - попробовал его остановить Андрей.
     - Нет,  вы послушайте,  - суровым голосом вещал Ваня. - К двухтысячному
году  в  Америке совсем не  будет пресной воды...  Ничего вы  не  знаете,  -
заключил Ваня,  захлопывая журнал "Знание -  сила".  -  Живете, как амебы, и
даже не подозреваете, что в мире творится...
     - А как же американцы без воды жить-то будут? - спросил Костя.
     - Уже сейчас на берегах океана строятся мощные опреснители...
     - Да подождите вы про воду!  -  воскликнул Андрей.  -  Про нас в газете
написано! На, читай!
     Ваня взял газету, развернул. Лицо у него стало растерянным. Еще ни разу
в жизни в газетах про него не писали.  Про отца писали часто. Даже в журнале
был  напечатан  очерк  с   портретом.   Мать  завела  для  газетных  вырезок
специальную папку...  Как же он забыл! Про него тоже один раз было написано.
В  школьной стенгазете.  И даже карикатура нарисована:  сидит Ваня верхом на
жирной ухмыляющейся двойке и куда-то едет...
     Ваня пробежал глазами одну страницу, другую.
     - Не  туда  смотришь,  -  нетерпеливо сказал Андрей и  ткнул  пальцем в
маленькую заметку  на  последней странице.  Заметка  была  напечатана мелким
черным  шрифтом  под  рубрикой происшествия.  Называлась "Геройский поступок
двух ленинградских пионеров".  В  заметке рассказывалось,  как  три приятеля
(перечислялись имена и  фамилии),  работая за Полярным кругом в  экспедиции,
разоблачили опасного жулика и спасли ценное государственное имущество...
     - Надо Саньке газету послать, - сказал Ваня.
     - Ты читай дальше!
     Дальше сообщалось,  что ребята обнаружили на  Глухой ламбине машину,  в
которую уже  были  погружены украденные сети с  рыбой.  Сообразительный Ваня
Мельников  послал  своего  приятеля  Андрея  Пирожкова за  подмогой,  а  сам
вывинтил из  шин ниппеля...  Рассвирепевший жулик ударил его по  голове,  но
удрать  не  успел.  Так  благодаря находчивости и  героизму трех  пионеров в
глухом северном лесу был задержан с поличным преступник...  И внизу подпись:
Г.Назаров, начальник экспедиции...
     Ваня положил газету на тахту и взглянул на друга.
     - Странно видеть свою фамилию и имя напечатанными в газете...
     - Пирамида от зависти лопнет, - засмеялся Андрей.
     - Показали бы  мне  вашего  знаменитого Пирамиду,  -  сказал  Костя.  -
Сколько разговоров о нем!
     - Увидишь и  отвернешься,  -  сказал Андрей.  -  Не  очень-то  приятная
личность.
     Ваня  вспомнил,  как  Пирамида сиротливо стоял на  углу  и  смотрел ему
вслед,  а потом нерешительно поднял руку и помахал, но Ваня не ответил... На
другой день Бабочкин при всех вернул Свете фотографии и извинился.
     - Зря  мы  все время ругаем Пирамиду,  -  задумчиво проговорил Ваня.  -
Может,  он  не  такой уж  плохой парень?  Обозлился на  всех,  за то что все
смеются над ним...
     - Ему это нравится,  -  усмехнулся Андрей.  -  Я гляжу: на тебя болезнь
как-то странно подействовала... Добрый стал.
     - Я просто умираю от желания познакомиться с Пирамидой, - сказал Костя.
     - Что ты скажешь про это? - кивнул Ваня на газету.
     - Мне хочется вам пожать руки, - ответил Костя. - Я бы так не смог...
     - Смог бы, - сказал Андрей.
     - А ты испугался, когда увидел этого шофера? - спросил Костя.
     - Я слышал его шаги, но для меня главное было выдернуть ниппель. Я даже
не успел испугаться, как он налетел на меня. А потом ничего не помню.
     - Я, наверное, все рекорды побил по бегу на длинные дистанции, - сказал
Андрей.  -  Прибежал в  лагерь и слова не могу сказать...  Еле отдышался.  А
потом обратно пришлось бежать.
     - А тех, остальных, поймали? - поинтересовался Костя.
     - А чего их ловить?  -  сказал Ваня. - Они сети погрузили - и деру. Вот
если бы увезли.
     - Отчаянный ты человек, - восхищенно посмотрел на него Костя.
     - Я что,  вот Санька,  -  сказал Ваня.  -  Рядом жулики,  а он свистит,
подает мне  сигнал...  Там  один был  с  ружьем.  Мог  бы,  чего доброго,  и
пальнуть.
     - Санька отличный парень,  -  согласился Андрей.  -  Я  ему  две газеты
пошлю.
     - А Элле?
     - Ей будет интересно про нас почитать...
     - Кто это Элла? - спросил Костя.
     - Щука, - улыбнулся Андрей.
     - Я вот чего боюсь, - сказал Ваня. - Как бы Милка Спицына и хитрый Гоша
Симкин снова не заставили нас выступать на разных сборах...  Давай,  Андрей,
сразу договоримся: если с ножом к горлу пристанут, ты, как самый отважный из
нашей бригады, выступишь...


     На первой же переменке ребята собрались у парты Вани Мельникова. Многие
вчера  прочитали газету,  остальные сегодня в  школе узнали про  героический
поступок  своих  одноклассников.  Ваня  Мельников и  Андрей  Пирожков  стали
героями дня.  Девочки -  они стояли у  раскрытого окна -  бросали любопытные
взгляды  на  приятелей.   Даже  невозмутимая  во  всех  случаях  жизни  Надя
Краснопевцева удостоила своей драгоценной улыбкой Ваню и Андрея. Драгоценной
улыбка  была  потому,  что  круглая  отличница очень  редко  улыбалась.  Как
говорится, лишь по большим праздникам.
     - Ничего не перепутали в газете?  -  спросил Леня Бойцов.  -  В прошлом
году...
     - При  чем  тут  прошлый  год?  -  недовольно взглянул  на  него  Толик
Григорьев. - Пусть ребята расскажут, как дело было.
     - В газете все правильно написано, - сказал Андрей Пирожков.
     - Почему же Мельникову попало, а тебе нет? - поинтересовался Пирамида.
     Андрей, не ожидавший такого вопроса, смутился.
     - Я ведь за подмогой побежал, - сказал он. - Читать разучился, что ли?
     - Находчивый... - ухмыльнулся Пирамида.
     - Что?
     - Я говорю,  в газете написано, что ты очень находчивый. И все вы трое,
герои-пионеры, находчивые.
     - Завидно, Пирамида? - забасил Леня Бойцов. - Про тебя никогда в газету
не писали.
     - Хотите,  я вам одну штуку покажу?  - Ваня достал из кармана свисток -
он  специально захватил  его  с  собой  -  и  свистнул.  Пронзительный свист
полоснул по ушам, будто хлыст. Девочки зажали руками уши.
     - Толик, погляди в окно: постовой милиционер не бежит сюда? - улыбнулся
Ваня.
     Милиционер не прибежал, зато пришла Нина Васильевна.
     - Что  тут  происходит?  -  спросила она.  -  В  нашем классе объявился
Соловей-разбойник!
     - Это я свистнул, - сказал Ваня.
     - У меня к тебе,  Мельников,  просьба:  больше не свисти, пожалуйста, в
классе.
     - Сейчас ведь переменка!
     - Даже на переменке.
     - Ванин свисток -  залог нашей безопасности,  Нина Васильевна, - сказал
Пирамида. - Свистнет Ваня - и все, кто мешают нам жить, сразу руки вверх!
     - Где ты достал эту... сирену? - спросила учительница.
     - Один  хороший человек подарил,  -  с  гордостью сказал  Ваня.  -  Это
особенный свисток. Здесь свистнешь - на Петроградской услышат.
     Нина Васильевна взглянула на часы и нахмурилась.
     - Уже пять минут, как начался урок, а мы ерундой занимаемся...
     - Мы звонка не слышали, - сказал Пирамида. - После Ваниного свистка все
оглохли.
     Учительница села за стол, раскрыла журнал. В классе стало тихо.
     - Я очень рада,  Ваня, что ты выздоровел, - сказала она. - Горжусь, что
в моем классе...
     - Мы все гордимся,  -  ввернул Пирамида,  - что в нашем классе появился
такой удивительный свисток...
     - ...учатся такие смелые ребята,  -  продолжала Нина Васильевна.  -  Но
учеба есть учеба. Итак, Мельников, попрошу к доске!




     Ваня не спеша шагает по тротуару. Впереди, метрах в тридцати, идет Мила
Спицына.  С некоторых пор они больше не ходят вместе.  И все из-за Пирамиды.
Это он распустил в  классе сплетню,  что Ваня и  Мила жить друг без друга не
могут.  Он то же самое сболтнул и про Андрея с Надей Краснопевцевой,  но ему
никто не поверил.  Круглая отличница ко всем мальчишкам в  классе относилась
одинаково  равнодушно.   И  если  она  с  Андреем  и  сходила  раз-другой  в
мороженицу, то просто потому, что любила мороженое.
     А  уж  если  Андрей  и  был  в  кого  влюблен,  то  совсем  не  в  Надю
Краснопевцеву.  Стоило Ване заговорить о Вял-озере,  Андрей тут же переводил
разговор на Эллу.  Он уже послал ей два письма и каждый день ждал ответа, но
письмо из далекой Вильмаламбины почему-то все не приходило.
     Андрей переживал,  хотя и  вида не показывал.  Утром он еще до завтрака
бросался на лестничную площадку и доставал из ящика почту.  Из школы тоже не
проходил мимо, не заглянув в ящик.
     - Неужели две строчки лень черкнуть? - как-то пожаловался он приятелю.
     - А что ты ей написал?
     - Послал вырезку из газеты...  Написал,  что пусть не беспокоятся,  где
остановиться, когда приедут в Ленинград. Мои родители с удовольствием примут
и Эллу и Саньку.
     - Давай сразу договоримся,  -  сказал Ваня.  -  Половину каникул у тебя
поживут, а половину - у меня.
     - Почему же она не отвечает?
     - Авиапочтой послал?
     Андрей кивнул.
     - Надо радио слушать, - сказал Ваня. - На Севере страшный снегопад. Все
аэродромы засыпало.  На  собаках ездят.  Твои письма лежат себе где-нибудь в
мешке на почте.
     - Как же я не подумал об этом!  - У Андрея даже настроение поднялось. -
А когда аэродромы расчистят?
     - Расчистят, - усмехнулся Ваня.
     Он думал сейчас о  другом:  о  своих отношениях с  Милой Спицыной.  Вот
Пирамида заметил,  что они вместе ходят,  и, говорит, друг без друга жить не
могут...  Конечно,  Пирамида болтун, но Ване действительно Мила все больше и
больше нравилась.
     Ему приятно было сидеть с  ней рядом,  разговаривать.  И  даже молчать.
Несколько раз  они ходили в  кино,  а  потом бродили по  Дворцовой площади и
говорили,  говорили...  Обо всем на свете. Ему было интересно с Милой. Почти
так же, как с Андреем и Костей Рыбаковым. И даже иногда интереснее. Но после
того,  как  Пирамида распустил слух,  что они жить друг без друга не  могут,
Ваня решил из школы возвращаться раздельно. Незачем всяким зубоскалам давать
лишний повод. Свернув на другую улицу, он догонял свою соседку по парте.
     Когда Ваня сказал Миле,  что так будет лучше,  она ничего не  ответила,
только как-то странно посмотрела на него: то ли насмешливо, то ли задумчиво.
С  тех пор они выходят из школы порознь,  а потом на углу параллельной улицы
встречаются.
     И вот как-то, догнав девочку, Ваня сказал:
     - Я  ведь  вижу,  тебе  не  нравится,  что  мы  вот  так...  потихоньку
встречаемся?
     - С  чего ты  взял?  Это  даже очень интересно,  как  в  кино...  Можно
подумать, что мы с тобой влюбленные!
     - Пирамида так и думает.
     Мила сбоку посмотрела на Ваню и улыбнулась.
     - Чего смеешься?  - Ваня чувствовал, что делает и говорит что-то не то.
Чувствовать -  чувствовал,  а как все это исправить, не знал. А Мила молчала
и,  по-видимому, не собиралась помочь. И от этого он раздраженно посматривал
на нее и злился сам на себя.
     - Тебя очень волнует,  что Пирамида о нас подумает?  - наконец спросила
она.
     - Плевать я на него хотел!
     - Почему же тогда боишься идти со мной мимо школы?
     - Я боюсь?!
     - Ну, стесняешься.
     Ваня  помолчал,  обдумывая все  это.  Действительно,  почему  он  из-за
известного сплетника Бабочкина стал  вдруг заядлым конспиратором?  Мила идет
впереди,  а он позади,  делая вид,  что никакого отношения к ней не имеет. А
потом,  воровато оглянувшись -  не  видит ли  кто-либо из одноклассников,  -
догоняет...
     - На  Севере бандита не испугался,  а  тут дрожишь,  как бы тебя кто со
мной не увидел.
     И  опять Ване нечего ответить:  Мила права.  Живет вот в человеке,  как
червяк в яблоке,  что-то осторожненькое...  Не во всех,  правда, живет. Леня
Бойцов второй год ходит со Светой Козловской куда захочет,  и  никто над ним
не смеется.  Даже Пирамида.  А стоило тому над Ваней похихикать,  и он сразу
расстроился,  ударился в  конспирацию.  Не подумал даже о том,  что Миле это
может не  понравиться.  Вспомнив,  как  он  озирался,  прежде чем  подойти к
девочке, Ваня даже сплюнул, до того стал противен сам себе.
     Он остановился и взял Милу за руку. Та удивленно взглянула на него.
     - Пошли обратно,  -  сказал Ваня. - Мимо школы. Пусть все смотрят, кому
хочется.
     Мила осторожно высвободила руку.
     - Смешной ты, - улыбнулась она. - Пойдем домой.
     Уже давно осень,  а  в  городе стоят золотые дни.  Деревья на бульварах
наполовину зеленые,  наполовину желтые.  На  тротуарах  мало  листьев  -  их
дворники по утрам сметают,  а вот в скверах и парках - полно. Дунет ветер, и
листья в парках задвигаются, зашуршат по узким красноватым тропинкам. И хотя
тепло и солнечно в городе, повсюду ощущается осень: люди одеваются совсем не
так, как летом, - многие в шерстяных джемперах и свитерах, под мышкой плащи,
у женщин в руках зонтики в красивых чехлах.  В Ленинграде так:  утром тепло,
солнце играет, а к обеду, глядишь, и дождь зарядил.
     На  Неве разноголосо покрякивают буксиры,  равномерно ударяет в  гранит
жирная  волна,  грохочут  по  широкому  Литейному  мосту  трамваи.  Напротив
большого серого дома  столпились сразу  шесть троллейбусов.  Наверное,  один
испортился  и  остальным  дорогу  загородил.   Из  зеленой  будки  высунулся
регулировщик и машет вожатому своей полосатой палочкой.
     Мила живет совсем близко от  кинотеатра "Спартак".  Во  дворе ее дома с
пыльными колоннами растут огромные черные тополя.  Вершинами они  достают до
открытых форточек третьего этажа. На железных карнизах окон до первого ветра
отдыхают большие красные листья.  Мила подняла с земли розовый, свернувшийся
в трубку лист и посмотрела через него на Ваню.
     - Ну, и что ты видишь? - спросил он.
     - Твой толстый нос...
     - Нормальный нос, - обиделся Ваня.
     - Теперь серый глаз... Ты знаешь, что у тебя глаза...
     - Хватит  изучать,  -  смутился Ваня.  -  Я  вот  сейчас тоже  на  тебя
посмотрю...
     - Пожалуйста, держи подзорную трубу.
     Ваня взял свернутый в  трубку лист и приложил к левому глазу,  а правый
прищурил.
     - Я жду, капитан, - засмеялась Мила.
     Ваня скомкал затрещавший лист, а когда разжал ладонь, "подзорная труба"
превратилась в коричневое крошево.
     - Ну, и что же ты увидел? - спросила Мила.
     - Тебя, - сказал Ваня.
     - И какая же я?
     - Обыкновенная.
     Нужно было сказать,  что Мила красивая,  и  это была правда,  но у Вани
язык не повернулся.
     - Смешной,  -  засмеялась  она  и,  помахав  рукой,  скрылась  в  своем
подъезде.
     - Смешной, - повторил Ваня. - Не смешной я, а дурак!
     Проходивший мимо мужчина с улыбкой взглянул на него и заметил:
     - Сильно сказано... Самокритикой занимаетесь, молодой человек?
     Ваня хотел сказать,  что это никого не  касается,  но прикусил язык:  а
вдруг это отец Милы?  Человек подмигнул ему и  вошел в  ту же парадную,  где
скрылась девочка. "Нет, не отец, - подумал Ваня. - Ни капельки не похож".
     Он поднял еще один свернувшийся в трубку лист,  развернул его и положил
на ладонь,  лист,  будто живой,  снова свернулся.  Ваня поднес его к глазу и
стал смотреть на одинаковые,  с почерневшими рамами окна.  Десятки окон. Два
или три из них в квартире Милы Спицыной.




     - Опускай! - командует Ваня.
     Костя бросает за  борт двурогий чугунный якорь.  Слышно,  как  шелестит
пеньковая веревка.  Костя  морщится и  покусывает губы:  веревка жжет  руки.
Наконец якорь  зарывается в  грунт  и  на  поверхность выскакивают несколько
больших пузырей.
     - Глубина семь метров,  -  сообщает Костя,  опуская в воду покрасневшие
ладони.
     Ваня  надевает маску,  берет  в  руки  фотобокс для  подводной съемки и
спускает в воду ноги в синих ластах.
     - Гляди,  чтобы судорога не схватила,  -  ежится Андрей. - Намазался бы
жиром. Я где-то читал, жир задерживает человеческое тепло.
     - Лучше всего - это гидрокостюм, - говорит Костя.
     - А  еще лучше забраться в  подводную лодку или в  батискаф и  смотреть
оттуда в  иллюминатор,  -  глухо из-под  маски бормочет Ваня и  берет в  рот
загубник дыхательной трубки.
     Оттолкнувшись рукой от лодки,  Ваня с всплеском уходит под воду. Тут же
выныривает,  продувает трубку и,  набрав побольше воздуха,  опять ныряет.  В
зеленоватой воде видно,  как он по-лягушачьи перебирает ластами,  потом тень
становится расплывчатой и совсем исчезает.
     Лодка чуть заметно покачивается на легкой зыби.  В  гавани,  у причала,
стоят большие белые корабли.  Видно,  как по  набережной прогуливаются люди.
Сегодня воскресенье.  День  теплый,  солнце припекает по-летнему.  Прилетела
большая белая чайка с горбатым желтым клювом.  Круг за кругом делает она над
лодкой,  пристально глядя в  воду.  Выгнутые,  как  у  старинного аэроплана,
крылья почти не шевелятся. Скрюченные лапы прячутся в белые перья.
     - Ну,  чего  привязалась?  -  кричит Андрей чайке.  -  Рыбы  сегодня не
дождешься!
     Чайка разочарованно и тоскливо отвечает и улетает к другому берегу.
     - На Вял-озере совсем другие чайки,  -  говорит Андрей,  провожая птицу
взглядом.
     - Как вспомнишь про Вял-озеро, так глаза у тебя становятся несчастными,
- замечает Костя.  -  И  голос совсем другой.  Чего  это  оно  так  на  тебя
подействовало?
     - Тебе не понять,  -  задумчиво говорит Андрей.  - Вял-озеро - это... В
общем, я вот сейчас бы махнул туда... Там на берегу есть поселок. Называется
Вильмаламбина,  а в том поселке...  -  Андрей спохватывается и наклоняется к
воде. - Вот нырнул, все нет и нет!
     - И что же в том поселке? - спрашивает Костя.
     - Потрясающая баня, - отвечает Андрей. - Мы в ней парились...
     Костя тоже смотрит за борт.
     - Что-то долго он там, - начинает он беспокоиться.
     - Две минуты может пробыть...  Второй месяц тренируется дома в  ванной.
Напустит воды,  заберется,  закроет уши и  нос и считает.  Уже до ста сорока
может. Больше двух минут.
     - А ты? - спрашивает Костя.
     - Полторы минуты.
     - Я даже не знаю,  сколько смогу пробыть под водой,  - говорит Костя. -
Ни разу не пробовал.
     Метрах в  десяти от  лодки запузырилась,  забурлила вода.  Показывается
желтая подводная фотокамера,  а  за  ней Ваня.  Выплюнув загубник,  он жадно
вдыхает  воздух.  Ярко  блестит  мокрое  овальное  стекло  маски.  Несколько
энергичных взмахов - и Ваня у лодки.
     - Видел хоть одну? - спрашивает Андрей.
     - Дно грязное,  водоросли в слизи и ржавые,  а рыбешка шныряет.  Только
очень мелкая.
     - Может, не стоит больше, Вань? - говорит Костя.
     - Пленку добью, - отвечает Ваня. - Кадров пять осталось.
     Он так и не взобрался в лодку.  Держась рукой за борт, отдохнул и снова
плавно погрузился в зеленоватую ледянистую прозрачность. Помаячил гигантской
извивающейся лягушкой с огромным глазом вместо лица и растаял в глубине.
     Снимки  в  Неве  получались  серые,  невыразительные.  Слишком  скудная
растительность,   да  и   рыба  пугливая.   Но  однажды  Ване  повезло:   он
сфотографировал крупного леща.  Лещ,  вытягивая губы  трубкой,  сосал черное
илистое дно...
     На этот раз посиневший,  покрывшийся белыми пупырышками Ваня быстренько
забрался в  лодку.  Первое время у  него зуб  на  зуб не  попадал.  Одевшись
потеплее,  он блаженно откинулся на нос лодки и стал смотреть в небо. Волосы
слиплись и спустились на лоб. Серые глаза стали совсем прозрачными.
     - Всю пленку заснял? - спросил Андрей.
     - Что я там увидел... - загадочно сказал Ваня.
     Костя вытащил якорь.  К  лапам прицепились скользкие белесые водоросли.
Они неприятно пахли. Андрей сел на весла.
     - К  берегу?  -  на  всякий случай спросил он,  взглянув на  Ваню.  Тот
молчал, все так же мечтательно глядя в синее небо.
     - Что же ты увидел? - спросил Костя. - Чудо-юдо рыбу-кит?
     - Расскажу - не поверите.
     - Водяного? - усмехнулся Андрей.
     - Плыву я у самого дна, трава за лицо задевает. Гляжу - что-то круглое,
облепленное илом...
     - Вход в подводное царство, - подсказал Андрей.
     - Потрогал -  колесо,  -  продолжал Ваня.  -  Огромное,  с  деревянными
спицами. Кое-где спицы обломались. Обод ржавый железный...
     - Подумаешь,  колесо,  -  сказал Андрей.  -  Если бы ты пушку нашел или
затонувшую шлюпку.
     - Я думаю,  это старинное колесо,  -  не обращая внимания на его слова,
сказал Ваня. - Таких сейчас не делают. Может, это колесо от огромной телеги,
на   которой  привезли  камень  для  памятника  Петру  Первому  на   площади
Декабристов.
     - Вот загнул! - рассмеялся Андрей. - Знаменитый Гром-камень привезли из
Лахты на платформе.  Вместо колес у нее были медные шары,  а катилась она по
специальным  рельсам.   Гром-камень  весил  десятки  тысяч  тонн.   Ни  одно
деревянное колесо не выдержало бы такой тяжести.
     - Ты - как энциклопедия, - подивился Костя.
     - Это старинное колесо,  -  сказал Ваня.  -  Я его сфотографировал.  Вы
таких никогда не видели.
     - Отнесем снимок в  музей,  -  посоветовал Костя.  -  Там на  этом деле
собаку съели.
     - А ты запомнил, где оно лежит? - спросил Андрей.
     - Найду, - сказал Ваня.
     Мальчишки помолчали.  Ваня  лежал  на  носу  лодки,  Костя  смотрел  на
приближающийся берег,  а  Андрей  греб.  Журчала вода,  весла  взбулькивали,
иногда на мальчишек падали холодные капли.
     - Я купил ласты и маску,  -  сказал Костя. - Научишь меня летом плавать
под водой?
     - А сейчас не хочешь попробовать? - спросил Ваня.
     - У меня сразу сведет ногу. Или руку.
     - А ты, Андрей? - скосил синий глаз на приятеля Ваня.
     - Сейчас лезть в воду? - сказал Андрей. - Я еще с ума не сошел.
     - Действительно, зачем тебе лезть в холодную воду? - сказал Ваня.
     Андрею захотелось рассказать,  как он  доставал на Вял-озере термистер.
Пожалуй,  вода была еще холоднее...  Об этом случае так никто в экспедиции и
не узнал.  Он попросил Веру Хечекову не рассказывать никому.  Тогда было все
понятно:  случилась беда,  нужно спасать ценный прибор.  Если  бы  термистер
утонул,  гидробиологи не  смогли  бы  продолжать исследования.  И  Андрей не
колебался,  а вот так, как сегодня Ваня, до синей дрожи ползать по дну Невы,
Андрей не  стал бы.  Наплевать ему на скудный растительный и  животный мир в
Гавани.  И даже на это дурацкое колесо с ржавым ободом!  Наверное, от старой
колесницы.  Конечно,  сейчас таких  колес нет,  потому что  машины вытеснили
лошадей с улиц города. Теперь только и увидишь черную извозчичью пролетку на
киносъемках... В сентябре лезть голому в Неву... Он даже плечами передернул,
представив себя в маске и ластах на дне реки.  Наверху-то вода холодная, а у
дна совсем как лед!
     Взглянув на  задумчиво смотрящего в  небо приятеля,  Андрей подумал:  у
него опять что-то на уме...
     - Матросы,  -  сказал Ваня,  поворачивая к  ним  лицо  с  заблестевшими
глазами, - у меня возникла потрясающая идея!..


     Золотой шпиль Петропавловской крепости, будто маяк, равномерно пускал в
глаза солнечные зайчики.  На небольшом сером пятачке, у самой воды, загорали
парни  и  девушки.  Впитывали в  себя  последние лучи  теплого сентябрьского
солнца.  У  Эрмитажа  столпилось стадо  больших  красивых автобусов.  Сквозь
высокие  чугунные решетки  с  позолоченными пиками  белеют  мраморные фигуры
мифологических богов и богинь.  На горбатый мостик через Фонтанку взлетали и
проваливались вниз легковые машины.  Казалось,  они  прыгают через трамплин.
"Салют" ровно  тарахтел,  неторопливо толкая лодку  вперед.  Белые  катера и
стремительные скутеры  проносились мимо.  Но  мальчишки не  завидовали:  они
любовались Ленинградом.  А  что увидишь,  проносясь по Неве со скоростью сто
километров в час?
     - Тренироваться можно дома, в ванной, - громко говорил Ваня. - Напустил
воду,  надел маску,  взял трубку в зубы -  и дыши под водой...  Главное,  не
забывать,  когда  выныриваешь,  воду  из  трубки выдувать...  Я  в  ванной и
научился нырять.
     - Сегодня же попробую, - сказал Костя.
     - Виктор Викторович говорил, что на будущий год поедут на Кавказ. Не на
море, а на какое-то озеро. Забыл название.
     - На озеро Рица? - спросил Андрей.
     - В общем, на горное. Там аквалангисты во как нужны будут! Нужно нырять
на  дно  за  образцами  и  фотографировать.   Ну,   и  мотористы,   конечно,
понадобятся...
     - Я уже с тремя моторами умею обращаться,  - ввернул Костя. Он сидел на
корме и держал румпель в руке.
     - А на Вял-озеро разве не поедут? - поинтересовался Андрей.
     - Там мы были, теперь на Кавказ!
     - Мне Север больше по душе, - сказал Андрей.
     Ваня взглянул на него, улыбнулся:
     - Как же злые комары, мошка?
     - Зато какая там  рыбалка!  Помнишь,  как  мы  за  два  часа целый ящик
накидали окуней?
     - Я все помню, - насмешливо сказал Ваня.
     Андрей отвернулся и взглянул на приближающийся Литейный мост.
     - Не врежься в опору, - предупредил он Костю.
     Тот лишь улыбнулся.  Между опорами свободно проходят суда,  а  уж лодка
проскочит с закрытыми глазами.
     - Пишут из Вильмаламбины? - спросил Ваня.
     - Привет тебе от Эллы, - сказал Андрей.
     - Получила мою книжку?
     - Ей очень понравилась.
     - Значит, ты опять на Вял-озеро? - после паузы спросил Ваня.
     - Не знаю,  -  ответил Андрей.  В  письме Элла сообщила,  что на летние
каникулы уедет  к  дальним родственникам в  Пензу.  А  зимой,  как  обещала,
прилетит вместе с Санькой в Ленинград.
     - Я куда угодно готов:  на Север и на Кавказ, - сказал Костя. - Лишь бы
взяли.
     - Брось ты, Костик, эту затею, - заговорил Андрей. - Ну, что хорошего в
экспедиции?  Начальник боится лодку  доверить,  велят на  берегу сидеть.  То
дождь,  то ветер... Поезжай лучше в пионерский лагерь. Чудесное место, вода,
солнце, все удобства, кормят, как на убой... В восемь завтрак, в два обед, в
семь  ужин.  Мой  сосед по  лестничной площадке -  Петя Рейхет -  на  четыре
килограмма поправился...
     - Чего это ты отговариваешь меня от экспедиции? - спросил Костя.
     - Плавать ты  не  умеешь,  холодной воды  боишься -  ну  чего  тебе там
делать?
     - Я научусь, - твердо сказал Костя.
     - Можешь вот сейчас раздеться и прыгнуть с лодки?
     Костя растерянно взглянул на Ваню, потом на Андрея и неуверенно сказал:
     - Могу... Если вы меня потом вытащите.
     - Костик, что там прямо по борту? - встрепенулся Ваня.
     - Лодка...
     - Почему же ты не отворачиваешь?
     - Они сами отвернут, - спокойно ответил Костя.
     Ваня не верил своим глазам:  на волне покачивалась легкая байдарка, а в
ней сидели двое...  Виктор Викторович (на веслах) и Лена, та самая студентка
Лена,  которая была в  экспедиции и  ни  на кого не смотрела.  А  сейчас она
сидела на  корме  в  пушистой шерстяной кофточке,  короткой синей юбке  и  с
улыбкой смотрела на Виктора Викторовича.
     - Глуши! - скомандовал Ваня.
     Костя вскинул на него удивленные глаза, но мотор заглушил.
     - Вот так встреча! - заулыбался, увидев их, студент. - Лена, взгляни-ка
на славных капитанов.
     - Здравствуйте,  мальчики!  - поприветствовала и Лена. Она сразу узнала
Ваню и Андрея.
     - Ну,  как подаренный мотор?  -  спросил Виктор Викторович. - Дает пять
узлов в час?
     - Мы узлы не считаем, - отозвался Андрей.
     - Давайте наперегонки? - предложил Ваня.
     Виктор Викторович взглянул на Лену и улыбнулся.
     - Пустой номер, - сказал он. - Мы вас обставим.
     - Считаю до десяти, - загорелся Ваня. - По счету десять - вперед!
     Он перебрался с носа на корму,  взялся за пускач. Байдарка стала борт о
борт.
     - Считай, - сказал Виктор Викторович.
     Все ожидали, что он возьмет длинное двухлопастное весло, но весла взяла
Лена. Ваня ухмыльнулся и дернул за шнур. "Салют" весело затарахтел с первого
оборота. Гордо взглянув на студентов, Ваня начал считать.
     - Старт! - воскликнул Виктор Викторович, и байдарка и моторка рванулись
с  места.  Они и  секунды не  шли рядом:  байдарка легко,  будто по  воздуху
скользила, а не по воде, оторвалась от моторки и ушла вперед.
     Ваня, покраснев с досады, дал полный газ, но расстояние между байдаркой
и  моторкой все  больше  увеличивалось.  Виктор  Викторович,  откинувшись на
дощатую спинку низкого сиденья, смеялся.
     Когда они снова закачались рядом,  Ваня с  уважением посмотрел на узкую
резиновую  лодку  с   деревянным  каркасом,   а   потом  перевел  взгляд  на
раскрасневшуюся девушку.
     - Идет, как торпеда, - сказал он.
     - Я и не знал, что вы так здорово гребете, - прибавил Андрей.
     - Ая-яй,  - покачал головой Виктор Викторович, - целый месяц плавали на
одной лодке и не знали, что Лена...
     - Витя!  -  укоризненно взглянула на  него девушка.  -  Я  ведь просила
тебя...
     Виктор Викторович улыбнулся.
     - В  этом  году  вы  снова будете проходить практику в  нашей школе?  -
спросил Андрей. Он не так часто встречался со студентом, как Ваня.
     - У меня,  друзья,  защита диплома,  - сказал Виктор Викторович. - А на
практику к вам в этом году придет Лена... Виноват, Елена Васильевна.
     - Обещаете,  как старые знакомые, вести себя на моих уроках прилежно? -
улыбаясь, спросила Лена.
     - Мы - ерунда, - сказал Андрей. - Вот Пирамида...
     - Какая Пирамида?
     Мальчишки рассмеялись. Даже Костя улыбнулся.
     - Не какая, а какой, - сказал Андрей. - Пирамида - мальчик.
     - О-о,  это опасный человек!  - улыбнулся Виктор Викторович. - Пирамида
Хеопса, набитая всевозможными каверзными вопросами.
     - Меня заинтриговал ваш Пирамида... У него такая странная фамилия?
     - Бабочкин его фамилия, - сказал Ваня. - Слава Бабочкин. Он все новости
в городе знает. У него отец работает в статистическом управлении, а мать - в
справочном бюро. Телефон - ноль девять.
     - Если бы  был здесь ваш Пирамида,  я  спросил бы у  него:  зачем это у
Мельникова и Пирожкова в лодке маска и ласты?  - заглянув через борт, сказал
Виктор Викторович.
     - Неужели ныряли? - ахнула Лена.
     Андрей раскрыл было рот, но Ваня опередил:
     - Мы хотели, да вода сегодня холодная.
     - Я  восхищен твоим  мужеством,  Мельников,  -  серьезно сказал  Виктор
Викторович.  -  Но больше не советую этого делать. Один мой приятель схватил
после такого купания воспаление легких...
     - И умер? - воскликнул впечатлительный Костя.
     - Даже очень натренированные люди сейчас не ныряют, - сказал студент.
     - Ты действительно нырял в Неву? - спросила Лена.
     - Погляди на его волосы, - сказал Виктор Викторович.
     - Мальчики,  и вы не удержали этого самоубийцу?  -  строго взглянула на
ребят девушка.
     - Ваня наш капитан, - сказал Андрей.
     - Не заболею я,  -  пробурчал Мельников.  Ему не нравилось, что столько
разговоров вокруг его особы.
     - А  вы знаете,  что Елена Васильевна -  мастер спорта по академической
гребле? - с улыбкой сказал Виктор Викторович.
     Ошарашенный Ваня уставился на Лену.
     Вот  это номер!  Тихая,  неразговорчивая Лена в  синей шапочке с  белым
помпоном - мастер спорта!
     - Вот почему вы нас обогнали, - сказал он.
     - Привет, капитаны!
     Виктор Викторович взмахнул легким синим веслом.
     - Виктор Викторович!  -  крикнул Ваня.  - Завтра вечером будете дома? Я
вам интересный снимок принесу.
     - Жду после восьми, - ответил студент. - А что за снимок?
     - Увидите, - сказал Ваня.
     - До свиданья, мальчики, - попрощалась Лена.


     Ваня и  Андрей стоят на углу Литейного и  Чайковской.  Здесь они всегда
прощаются.  Солнце спряталось за железными, рогатыми от телевизионных антенн
крышами,  и  стало прохладно.  Синие сумерки уже вползли в  каменные дворы и
тихие  переулки,  но  огни  еще  не  зажглись.  В  освещенные двери большого
"Гастронома" входили  люди.  Блестели сквозь  стекла  бутафорские окорока  и
колбасы,  пирамиды из  консервных банок,  разноцветные бутылки.  Когда двери
распахивались, слышен был скрежет электрических касс.
     Андрей негромко рассмеялся. Ваня удивленно взглянул на него.
     - Ты чего?
     - Ничего.
     - Чего засмеялся, говорю?
     - Элла  написала,  что  тетя Дуся боится Саньку отпускать в  Ленинград.
Говорит, пропадет он там ни за грош!
     - Посмотрела бы  она,  как он  по скользким бревнам через быструю речку
прыгает, - сказал Ваня.
     - Помнишь, ты хотел в Умбе перейти речку? Ну и как, перешел?
     - Два раза,  - ответил Ваня. - Один раз с багром - Санька дал, а второй
раз - так.
     - Я тоже перешел, - сказал Андрей. - Один раз.
     - А кто видел? - не поверил Ваня.
     - Элла, - сказал Андрей. - Хорошая она.
     - И Санька хороший парень.
     - Хороший, - сказал Андрей.
     Постояли,  помолчали. Мимо с треском пронесся красный с блестящим рулем
и багажником мотоцикл.
     - Говорят,  на  мотоцикле легко  научиться,  особенно  если  умеешь  на
велосипеде, - сказал Ваня, проводив взглядом мотоциклиста.
     - На самолете тоже можно научиться, - ухмыльнулся Андрей. - И на танке.
     - Ладно,  пока,  -  сказал Ваня. Он повернулся и зашагал к своему дому.
Андрей посмотрел ему вслед и окликнул.
     Ваня остановился. Андрей подошел к нему.
     - Дай-ка мне на время маску и ласты... Ванну надо полную напускать?
     Ваня посмотрел на приятеля,  улыбнулся и протянул ему брезентовую сумку
со снаряжением.
     - До самых краев, - сказал он.
     - Сегодня буду купаться,  так заодно попробую... Мотористом стал, стану
и аквалангистом.
     - Трубку продувай - можно воды наглотаться.
     - И ласты нужно надевать?
     - В ванной?
     - Там ведь места мало, - сообразил Андрей.
     - Главное,  научись дышать через трубку,  -  сказал Ваня.  -  А плавать
пойдем в бассейн... Кстати, я тебя тоже записал.
     - В наш районный? - уточнил Андрей.
     - В какой же еще? Десять минут ходу.
     - Лысый дядька записывает? В голубых шароварах?
     - Ты что, был там? - вытаращил глаза Ваня.
     Андрей широко улыбнулся:
     - В прошлую пятницу и... тоже тебя записал!
     Приятели посмотрели друг на друга и рассмеялись.
     - Значит, летом на Кавказ? - спросил Ваня.
     - Значит, на Кавказ.
     Ваня похлопал друга по плечу и вдруг опечалился:
     - До лета еще так долго... - Он придвинулся вплотную к Андрею, в глазах
засветились желтые точки. - Зачем нам лета ждать? Есть у меня одна идея...
     - Не слишком ли много у тебя идей? - насторожился Андрей.
     - Я  слышал от  дяди -  он вернулся из Атлантики -  через две недели из
порта уходит в кругосветное путешествие большое океанографическое судно...
     - На этот раз закопаемся в уголь,  -  перебил Андрей.  - А дышать будем
через соломинку? Ты уже прихватил их в кафе-мороженом?
     - Ты слушай, можно спрятаться в шлюпку, подвешенную на талях...
     - Может, все-таки лучше в капитанскую каюту?
     - Шлюпки задраены брезентом,  -  продолжал Ваня. - Если туда забраться,
никогда не  найдут...  Это  тебе не  бочки из-под  селедки.  И  кстати,  там
аварийный запас питания.
     - Ты знаешь,  я согласен только на капитанскую каюту,  -  весело сказал
Андрей. - И не зайцем плыть, товарищ Мельников, а... капитаном!
     Ваня уставился на него, потом громко расхохотался.
     - Капи-та-ном...  Вот это да! Послушай, капитан, возьми меня на корабль
хоть матросом?
     - Я подумаю, - важно сказал Андрей.
     Они пожали друг другу руки и отправились по домам.  Перейдя улицу, Ваня
остановился и, прыснув, крикнул:
     - Эй, капитан! Счастливого плавания... в горячей ванне.




     В  ноябре военного 1941 года Вильяму Козлову исполнилось 12 лет.  Война
застала его под Бологое, куда он приехал погостить к бабушке на время летних
каникул.
     22  июня  1941  года  внезапное  нападение гитлеровцев на  нашу  страну
положило конец детству миллионов советских мальчишек и девчонок.
     Вчерашнему школьнику Виле  Козлову  пришлось  работать на  прифронтовом
аэродроме.  В  голодную зиму  1942  года мальчик очищал от  снега и  заносов
взлетную  площадку,   чтобы  помочь  нашим  летчикам  подготовить  к  вылету
самолеты.
     Это тревожное время впоследствии было описано автором в повестях: "Юрка
Гусь", "Витька Грохотов и его компания"; в рассказах: "Пашкин самолет", "Под
одним небом".
     Когда  фронт отошел на  запад,  Вильям вернулся в  родной город Великие
Луки. Мальчишка не имел специальности и работал то на лесопильном заводе, то
в колхозе, то в радиомастерской и даже в театре. В те годы он еще и учился в
вечерней школе, а в 1952 году окончил военно-авиационную школу.
     Был фотокорреспондентом областной газеты,  спецкором.  Впечатления этих
лет  нашли свое отражение в  книгах для юношества и  взрослого читателя:  "Я
спешу за счастьем", "Солнце на стене", "Три версты с гаком".
     В  1954 году Вильям Федорович вступает в члены Коммунистической партии.
Работает в газетах "Великолукская правда",  "Вечерний Ленинград". Его очерки
и рассказы печатаются в газетах, журналах.
     В 1959 году он заканчивает вуз и становится журналистом-профессионалом.
     В    1960    году   выходит   первая   книга   -    сборник   рассказов
"Валерка-председатель".  Затем вышли в свет повести: "Юрка Гусь", "На старой
мельнице", "Копейка".
     К  1970 году Вильям Федорович написал девять книг для детей и три книги
для взрослых. Главным героем всех его произведений является наш современник.

                                                                 Н.Страшкова

Last-modified: Fri, 18 Apr 2003 04:41:39 GMT

Оцените этот текст: