лeдующiй вагон. К моменту отправленiя поeзда вагона три-четыре было "очищено" от крестьян. Зная, что через полчаса вслeд за "максимкой" идет скорый, я рeшил остаться, чтобы посмотрeть, что будет со снятыми с поeзда крестьянами. В станцiонном сараe послe отхода поeзда выловленных оказалось человeк двeнадцать. В их числe было двe женщины и трое ребятишек. Изможденные, оборванные и молчаливые, они понуро сидeли на цементe и, видимо, ничто уже не могло вывести их из отупeнiя. Через нeсколько минут подошел уполномоченный ДТОГПУ44. Он тоже молча оглядeл крестьян и отрывисто спросил: -- Откуда? Старуха медленно подняла голову. -- С пид Золотоноши, сыночку. -- А какого чорта сюда притопали? Старуха удивленно подняла голову, с плохо скрытым недоброжелательством посмотрeла на откормленное лицо чекиста и тихо отвeтила: 44 Дорожно-транспортный отдeл ОГПУ. -- А куды-ж податься? Хиба-ж так умирати, як 419 скотина? Мабудь вси вже поумиралы в сели. Мы и пiихалы хлиба шукаты... -- От, дура! Да развe-ж здeсь хлeба больше? -- А я знаю? -- устало и тихо отвeтила старуха, опять уронив голову. -- Нам вже все ровно. Крестьянин помоложе обратился к уполномоченному, и в его голосe прозвучала нотка надежды. -- А може нас в турму загонять? -- Ну, вот еще! Возиться, да кормить вас! Идите, куда хотите, только на поeзд не цeпляйтесь. -- Так куда-ж нам идти? -- удивленно спросила старуха. -- А мое какое дeло? На всe четыре стороны. Ну, пойдем, товарищи, -- сказал он стрeлкам, и всe вышли. Закушняк задержался и, выходя послeдним, сунул старухe два рубля. -- Спасибо, сыночек... А може хлиб е? -- Уж не знаю, бабушка. Ежели достану -- принесу. -- Сыночек, сыночек, -- с внезапным припадком отчаянiя вскрикнула старуха, судорожно схватив его за полу шинели. -- Куды-ж нам податься? -- Да вот, идите в деревню. Вот там, версты с двe, деревня есть. Может, там покормят... И осторожно высвободив край шинели из костлявых пальцев старухи, стрeлок торопливо вышел из сарая. Нeсколько шагов мы шли молча. -- Слушай, Закушняк, куда-ж им дeться, в самом дeлe? Стрeлок повернул ко мнe свое искаженное мучительной усмeшкой лица -- Куда? А я знаю? Тут всe деревни, почитай, переполнены. Самим eсть-то почти ни хрeна нeт. Куда-ж кормить? Может, что и дадут, только навряд что. -- А чего в тюрьму словно просились? -- Да вот, видишь, при ихней жизни им и тюрьма вродe дома кажется. Послe украинских сел -- все раем будет. Думают -- паек им давать будут... Развe-ж они знают, что в тюрьмах дeется? Да потом, развe-ж тюрем да пайков хватит на такую голодную ораву? Эх, да и так всe, почитай, можно считать, в тюрьмe сидим... А мы вот, видишь, вродe как тюремщики. Чортова служба!... 420 Он со злобой перекинул винтовку через плечо и исчез в дверях станцiи. К перрону, блестя зеркальными стеклами вагона-ресторана, подходил скорый поeзд. На службe Россiи По законам административной, ссылки я не имeл права выe<з>жать из Орла. Но работать на желeзкe и не соблазниться возможностью стрeльнуть в Москву -- было "сверх сил". И изрeдка я ухитрялся на сутки съeздить в Москву и повидать там родных и друзей... В один из таких, "украденных у ОГПУ", дней, когда я направлялся на Курскiй вокзал, меня вывел из задумчивости шум тормазов останавливающейся сбоку машины. Привычная реакцiя "нелегальнаго" потянула меня нырнуть в калитку. Но не успeл я затеряться в толпe прохожих, как сзади раздался радостный возглас. -- Дядя Боб... Куда это вы? Я обернулся. Из автомобиля выскочил какой-то моряк и растал<к>ивая толпу, бросился ко мнe. Через нeсколько секунд я был в объятiях Володи. -- Ах, чорт, -- восклицал он, сiяя. -- Едва успeл!... Ну и повезло же мнe узнать вас, дядя Боб... Ну, давайте: еще разик обнимемся... Володя был в формe командира флота, с тремя нашивками. Он немного вырос и окрeп, но по-прежнему был строен и прям. Его когда-то розовое юношеское лицо теперь прiобрeло какую-то неопредeлимую на словах мужественность взрослаго человeка. -- Да вы, Володя, прямо как с картинки сорвались... Красота и четыре грацiи... Моряк весело ухмыльнулся. -- Да вот, из флота во флот переводят. Новую робу выдали... Да пойдем, пойдем в машину... Там тоже встрeча готова! В машинe меня ждал новый сюрприз -- за рулем сидeл Григ. -- Тьфу, дьявольщина! Плюнуть некуда -- вездe друзья. Как это вы вмeстe очутились? 421 -- Да тоже случайно. Влeз в такси, а там, глянь-ко-сь -- за бубликом старый друг... -- Ну, а вы-то, Григ, как здeсь очутились?.. В прошлом году я Боба видeл -- он говорил, что вы техником гдe-то. -- Да похоже на это... Я, вот, так себe пролетарскiй стаж отбываю... Из комсомола меня вытурили... Так я сам себe судьбу строю. Отец-то у меня -- кусок интеллигента был... Ну, вот я и хочу года два стажа наeздить -- тогда, может быть, еще и удастся в ВУЗ влeзть. -- "Дeти, будьте осторожны в выборe своих родителей"! -- хихикнул Володя... -- Теперь папаши -- это не фунт изюму. У студентов даже поют: "Дайте мнe за два с полтиной Папу от станка..." Ну, да ничего, мы с Григом сговорились -- я ему рекомендацiю дам... -- Какую рекомендацiю? -- Да партiйную. Я невольно отодвинулся. Володя замeтил это и весело засмeялся... -- Чорту душу продал?... Так, что ли?... Ну, ну... Eдем пока, Григ. Крути на окраинныя мeста -- потихоньку, чтобы разговаривать можно было бы... Я дядe Бобу разскажу кое-что... Оказалось, что Володю из училища штурманов мобилизовали во флот. Потом он скорострeльно прошел курс военно-морского училища, нeсколько лeт плавал по морям и теперь получил назначенiе командиром небольшого военнаго корабля. Очевидно, на моем лицe было написано большое изумленiе, ибо Володя, по-прежнему радостно улыбаясь, обнял меня за плечи рукой. -- Что?.. Ссучился45, думаете, старый бeлый юнкер?.. Ни хрeна преподобнаго, дядя Боб... Каким был я, таким и остался... А такая уж планида вышла... Пришлось, видите, даже в партiю поступить. В обязательном порядкe нажали... Ну, и хрeн с ней... Дeло не в бумажках... 422 45 Измeнил, предал. Потом он опять прервал свой разсказ. -- Ну, до чего же я все-таки рад, дядя Боб... Как увидeл вас в этапe в Питерe -- ну уж, думаю, капут -- не встрeтить больше дядю Боба живьем... Оля всe глазья себe проплакала... -- А гдe она сейчас? -- Да в X.46 Мальчишку няньчит. -- Погодите, Володя. Все-таки объясните толком, как это вы превратились в члена партiи и командира флота?.. Карьера для бeлаго юнкера рeдкая... -- Э... Такая уж, думаете, рeдкая?.. Думаете -- мало таких вот: "Эх, яблочко, Сверху красное, А что Врангель придет -- Дeло ясное"... Такiе, вот, как я, "редисками" зовутся. Сверху красное, а внутри.. Конечно, дядя Боб, можно на все это и как на измeну посмотрeть... Но вы вeдь сами, небось, знаете, кааак нужно здeсь, в совeтской жизни прилаживаться, ванаeашанае, по крайней мeрe... Назовите это -- мимикрiей, камуфляжем... А, ей Богу, по моему это простая тактика... Придет время -- мы свое дeло сдeлаем... Таких, как я, -- немало... Лучше уж мы будем командные посты занимать, чeм головой в стeнку биться... Может быть, цинично это все. Ну, что-ж дeлать -- большевики научили бороться их же оружiем. С волками жить -- по волчьи выть. Непрiятно, грязно это -- а что другое? Теперь, по крайней мeрe, надо умeть зубы сжимать и выкручиваться... А потом... -- Володя засмeялся... -- Потом -- вы за меня поручитесь, что я не красная сволочь... Вeдь правда, дядя Боб?.. Молчаливый Григ повернулся от своего руля. -- Эх, Володя... Смотри -- трудно в грязь не влипнуть. Знаешь, брат, коготок увяз... Володя сдeлался серьезным. 46 Исторiя Володи тщательно закамуфлирована, равно как и всeх героев этой книги, которые продолжают вести работу и борьбу в Россiи. -- Да, конечно, Григ... Если наеачаааяананао -- коготок 423 увяз. А если человeк сознательно идет на такую комбинацiю -- ему виднeе, как дeйствовать, чтобы не увязнуть... Нeт, брат, ты, может быть, думаешь -- шкурник я? Ну, что-ж тебe сказать?.. Другого пути я не нашел, чтобы ближе к своему посту стоять... Конечно, потом "полит-каторжане", вот, вродe дяди Боба будут дeйствовать. Но и теперь в аппаратe своих людей тоже, ох, как имeть не мeшает!.. А насчет парт-билета, -- ей Богу, предразсудок... Ты вeдь тоже комсомольцем был? Ну и что, убыло тебя, что ли? Григ сумрачно отвернулся и помолчал нeсколько секунд. -- Да не без того... -- Что, что? Убыло? -- с недоумeнiем переспросил Володя. -- А что именно? -- Душу замарал, -- глухо прозвучал отвeт шоффера... -- Ну, что-ж, -- тряхнул головой моряк. -- Прямых путей нам, брат, не давно. Погибнуть -- это каждый дурак может... Нeт, ты, вот, сукин сын (я это не про тебя, Григ) -- ты, вот, сукин сын, говорю, в эатаоай жизни выкрутись, да всякое оружiе используй, без всякаго там идiотскаго открытаго забрала. В совeтской политикe рыцарям, брат, жизни нeт... Умереть, да быть разстрeлянным -- это, брат, не трудно. Было бы за что! За пустяк -- это всякiй дурак умрет... Нeт, сукин сын, ты, вот, живым останься, выиграй лаюабаыамаи асараеадасатавааамаи... Потому что в борьбe за Россiю -- всe средства хороши. А пятна души, Бог даст, потом, уже в Россiи, сотрем... Надо умeть драться... А умирать -- что-ж? Этим теперь никого не удивишь... Как это говорил Маяковскiй: "В наше время умереть не трудно. Сдeлать жизнь -- значительно труднeй..." Вот я и дeлаю, как умeю... Если спросить ум -- так грязно все это... Но совeсть -- повeрьте, дядя Боб, слову стараго друга -- совeсть у меня, ей Богу, спокойна. Потому что в борьбe за Россiю все это зачтется, как нужное... Может быть, к шпiонам отношенiе бывает и презрительное, а без них никакая война не ведется. А мы в совeтской Россiи многое пересмотрeли. И теперешним шпiонам, вот, вродe меня, на службe врага никто 424 потом не бросит слова обвиненiя. На службe Россiи всякая должность почетна... Побeг No. 2 Прошел цeлый год в подготовкe к новому побeгу, но невидимо для нас око ОГПУ уже слeдило за нами... И вот, 8 августа 1933 года, ночью в вагонe поeзда, несшем нас по Карелiи, я проснулся от какого-то прикосновенiя. Кто-то держал меня за руки и обшаривал карманы, гдe у меня лежал револьвер. "Воры!" -- мелькнуло у меня в сознанiи, я рванул чью-то руку. Послышался хруст кости, стон, но в этот момент в лицо мнe вспыхнуло нeсколько электрических лампочек, и черныя револьверныя дула показались перед глазами. -- Не рвитесь, товарищ! Вы арестованы. Протяните руки! Борьба была безцeльна. Рeзко щелкнула сталь наручников. Весь вагон был в движенiи. Старики, рабочiе, инженеры, военные, всe они стояли с револьверами в руках и радовались удачно проведенной операцiи. Как оказалось впослeдствiи, для нашего ареста было мобилизовано 36 чекистов, переодeтых в самые разнообразные костюмы... На каждаго из нас приходилось по 7 человeк, вооруженных и привыкших не стeсняться перед кровью и выстрeлами... Операцiя была, что и говорить, проведена чисто... Одиночка Опять тюрьма... Каменная одиночная клeтка в Ленинградe. Мокрыя, заплеснeвeлыя стeны. Мeшок с соломой на желeзной койкe... 6 шагов в длину, 3 -- в ширину. Маленькое с толстыми брусьями окно вверху. Полутьма и тишина... Утром звякает затвор форточки и просовывается рука надзирателя с 400 граммами чернаго хлeба. В 12 часов миска супа и в 6 часов маленькая порцiя каши... 425 Ни книг, ни газет, ни писем, ни прогулок... Заживо замурованный... На первом же допросe мнe предъявили обвиненiя: 1. Организацiя контр-революцiоннаго сообщничества, 2. Агитацiя против совeтской власти, 3. Шпiонаж в пользу "буржуазiи" и 4. Содeйствiе побeгу за-границу... По каждому из первых трех обвинений полагалась мeра наказанiя, "вплоть до разстрeла"... Да, не ждал я, что на этот раз останусь жив... Прошло 4 мeсяца ожиданiя смерти... И вот, как-то утром мнe принесли приговор -- 8 лeт заключенiя в концлагерь... Хотя по точному смыслу совeтских законов за попытку побeга за-границу, в чем единственно я был, дeйствительно, виновен, в тe времена полагалось заключенiе до 2 лeт, -- волна радости залила мое сердце. Жив!.. Это самое главное!.. А дальше?.. Дальше мы увидим!.. Есть еще порох в пороховницах... Через нeсколько дней в пересыльной тюрьмe я встрeтился с братом и племянником. Брату тоже дали 8 лeт, а 14-лeтнему юношe, Юрe -- 2 года. В первую же минуту, когда мы остались одни в камерe и чуть остыла радость встрeчи, послe миновавшей угрозы смерти, -- было вынесено рeшенiе: "Что бы ни случилось с каждым из нас, куда бы нас ни бросила судьба -- в концe iюля бeжать опять во что бы то ни стало"... ___ Баeажааатаь!.. Легко это рeшить, а каково выполнить?.. Куда нас пошлют? Может быть, за Урал, на сeвер Сибири, откуда до границ тысячи километров... Впереди была мрачная неизвeстность... Казалось, хуже трудно было бы чему-нибудь случиться... Но судьба улыбнулась нам... В серединe января 1934 года громадный этапный эшелон был направлен в сторону Урала. Но в этот перiод не хватило рабочей силы в Карелiи для постройки новой гидро-станцiи на рeкe Свирь, ибо тифозныя эпидемiи свели в могилу много 426 тысяч заключенных... И вот, наш эшелон был брошен в Карелiю... И мы очутились в концлагерe, в тeх мeстах, откуда уже 2 раза пытались бeжать... И несмотря на жгучiй мороз и ледяной вeтер, когда нас выгрузили, нам было тепло, и мы смeялись... Смeлость, бодрость, силы и рeшительность еще не были смяты... Неужели, чорт побери, в третiй раз не удастся бeжать?.. Лагерь Я не буду подробно описывать совeтскiй концлагерь. Надeюсь, что большинство моих читателей прочли книгу брата -- "Россiя в концлагерe"... В ней и моя личная лагерная исторiя... Приговор в ваоасаеамаь лeт заключенiя казался всeм нам шуткой. Все равно, так или иначе, мы этого срока не высидeли бы. Принятое рeшенiе нужно было провести в жизнь во что бы то ни стало... И всe душевныя силы нас троих -- брата, племянника и мои -- были устремлены в одну точку -- на подготовку к побeгу... Все остальное -- прочное устройство в лагерe, связь с друзьями и родными, перспективы отдаленнаго будущаго -- отошло на заднiй план. Нужно было быть готовыми к 28 iюля -- дню нашего побeга. Этот день должен бы стать переломным в нашей жизни... Или -- или... Каждый день мы узнавали, путем всяческих дипломатических ухищренiй, новыя свeдeнiя о расположенiи охранных постов кругом лагеря, о деревнях, лeсах, болотах, дорогах, охранe границ, способах погони и пр. и пр. Мы настойчиво анализировали причины неудачи первых двух побeгов и старались предусмотрeть всe мелочи третьяго, ибо он даоалажаеан абаыал абаыатаь ауадааачанаыам. ___ Был конец марта. До побeга оставалось около 4 мeсяцев. Мы кое-как устроились. Брат и Юра работали в УРЧ (Учетно-распредeлительная часть лагеря), а я был завeдующим амбулаторiей. Мы радовались, что есть 427 шансы удержаться вмeстe до момента побeга и расчитывали, что в намeченный день "три мушкетера" (как звали нас в лагерe) спаянной группой рванутся вмeстe к новому мiру... Но... "человeк предполагает, а ГПУ располагает..." Никому из нас не суждено было бeжать из Подпорожья -- маленькаго села на берегу рeки Свирь. В один из хмурых, темных вечеров в барак быстро вошел брат и озабоченно сказал: -- Плохiя новости... Телеграмма получена из Медгоры... Меня и Юру переводят на сeвер... -- А меня? -- Да ты вeдь тут к санитарному городку пришит. Незамeнимый... Про тебя ничего нeт... Чорт возьми... Неужели нас разлучат? Пойду еще в Управленiе -- попробую там поднажать... А как ты себя чувствуешь? -- Да так -- согласно всeм законам приступа. Жар за сорок, но неожиданнаго ничего. Хины все равно нeт... -- Ладно, Бобби. Твое дeло теперь срочно выздоравливать. А я пойду нажимать... Я лежал в припадкe своей старой хронической малярiи -- дара кавказских путешествiй. Кровь горячими волнами пульсировала в артерiях, голова гудeла от жара, а сердце сжималось от боли и безпомощности. Неужели нас разлучат?.. В баракe было темно и душно. Далеко в углу горeла небольшая керосиновая лампочка, и около нея, у гудящей печки сидeло нeсколько темных фигур. Я метался на своей койкe, и в памяти вставали картины прошлаго. Сколько раз уже мнe приходилось разставаться с братом, самым родным и близким мнe человeком, и разставаться без всякой увeренности, что еще доведется увидeться на этом свeтe... -- Вот, Петербург. 1917 год. Революцiя. Я, молодой студент, уeзжаю на юг в отпуск "во всe города и селенiя Россiйской Имперiи", как значилось в отпускном билетe, а уже чувствуется, что вся страна -- в лихорадкe. И даже наше прощанье на вокзалe проходит под аккомпанимент отдаленных выстрeлов... -- Кiев. 1919 год. Гражданская война. Я прорвался к брату в гости из Ростова только на нeсколько дней. 428 На Кубани остался старик отец и работа на газетном и молодежном посту. И я закидываю винтовку за плечо и опять ныряю в водоворот событiй. -- Маленькiй украинскiй городок Ананьев. 1921 год. Случай или чудо помогли нам найти друг друга послe взрывов гражданской войны. Среднiй брат погиб, и мы особенно сильно чувствуем себя связанными общей судьбой. Но по телеграммe Крыма меня арестовывают за скаутскую работу и увозят под конвоем. И опять я махаю шапкой на прощанье и силюсь весело улыбнуться... -- Одесса. 1923. Послe ряда арестов и года тюрьмы я уeзжаю в Севастополь. Пароход медленно отходит от пристани, и в толпe провожающих массивной глыбой видны плечи дяди Вани... -- Москва. 1926. Туманное утро. Чекистски автомобиль увозит меня, арестованнаго, на Лубянку, страшную Лубянку... У ворот дома стоит Ирина и Ваня. До свиданья!.. А, может быть, и прощайте?.. -- Еще через пять мeсяцев. Лицо брата прильнуло к рeшеткe Бутырской тюрьмы. Это прощанье перед Соловками... Впереди пять лeт разлуки. Пять лeт совeтской каторги... -- Двор Ленинградской тюрьмы. 1933. Мы всe арестованы при второй попыткe побeга из СССР. Шансов на жизнь почти нeт... Особенно для меня, соловчанина и бeглаго ссыльнаго... Мы молча обнимаемся. Развe нужны слова в такiя тяжелыя минуты?.. И теперь вот опять... ___ Познай самого себя, но познав... не впадай в унынiе... Послe безсонной ночи забрезжило сeверное утро. У дверей барака появляется конвой. -- Эй, Солоневич... Юрiй и Иван... Выходи!.. Послeднiй поцeлуй, суровый и короткiй. Крeпкое рукопожатiе. Мы молчим... Не хочется, чтобы дрогнувшiй голос 429 выдал волненiе. И без того на сердцe так тяжело... Впереди -- побeг, в котором шансы на успeх так малы... А неудача -- смерть... Увидимся ли когда-нибудь? Неужели этот поцeлуй был даeайасатаваиатаеалаьанао послeдним?.. Да, что и говорить, нам и помолчать есть о чем... Послeднiй взгляд, и фигура брата скрывается в дверях. Я заворачиваю голову в одeяло, и мучительныя рыданiя сотрясают мое тeло. Горячiя слезы не облегчают, а жгут... Онe так мучительны для мужской гордости и выдержки. И одна за другой онe ползут и ползут по щекам, как расплавленный свинец. Зубы судорожно сжимаются в тщетном стремленiи удержать их, и от этого усилiя вздрагивает грудь... Неужели я сломан?.. Боже мой! Боже мой!.. Когда же конец всему этому?.. -------- День врача в концлагерe47 Лeто 1934 года я провел в небольшом лагерном пунктe в г. Лодейное Поле на рeкe Свирь в должности начальника санитарной части. Там мнe в теченiе нeскольких мeсяцев пришлось наблюдать картины оборотной стороны лагеря. Из таких картин я составил очерк-мозаику типичнаго дня врача в лагерe, подобрав для нея не наиболeе жуткiе, а просто наиболeе характерные эпизоды. Многiе читатели сочтут этот очерк трагической утрировкой. Я знаю это. Уже два иностранных журнала отказались помeстить его, откровенно признавшись, что они не вeрят в правдивость написаннаго. Да, конечно, этому трудно вeрить. Только тому, кто сам соприкасался с такой жизнью, мнe не нужно доказывать, что, к сожалeнiю, это правда. И таких "дней" в разные годы и в разных лагерях я провел не одну сотню. Судьба мальчугана Ранним утром меня будит стук в дверь. В открывшуюся щель просовывается голова санитара: 47 Отрывки. См. "Голос Россiи" No. 10-13. 430 -- Так что, товарищ доктор, вас в амбулаторiю вызывають. Привели кого-то-сь -- сами не справляются... Через нeсколько минут я вышел из лазарета -- низкаго деревяннаго домика, расположеннаго на скалах, у излучины большой рeки. Сeверная ночь давно уже смeнилась полным свeта утром, и из низкой пелены тумана были видны десятки низких деревянных бараков нашего лагернаго пункта. За крышами бараков, прямо из тумана какими-то призраками вставали деревянныя вышки между двумя рядами проволочных заборов -- это наблюдательные сторожевые посты с установленными там пулеметами. Вдали, на горкe была едва видна полуразрушенная колокольня давно закрытой городской церкви... По бревенчатой мостовой, проложенной между скалами и болотами, я направился в амбулаторiю. Улицы были еще пустынны. Трех-тысячное населенiе нашего лагеря еще спало... В корридорe амбулаторiи, согнувшись, сидeл сонный солдат с винтовкой. В перевязочной фельдшер суетился и хлопотал около какого-то худенькаго оборваннаго мальчика на вид лeт 14. -- Что это у вас, Петр Иваныч, за паника? Завeдующiй амбулаторiей, рыжеусый коренастный "кулак", с фельдшерским опытом великой войны, озабоченно качнул головой. -- Да скверное дeло, доктор. Собаки, вишь, порвали мальченку-то... Вид у мальчика был дeйствительно ужасный. Фельдшер уже срeзал часть его лохмотьев, и худое и грязное тeло оказалось покрытым запекшейся кровью и рваными ранами. Мeстами куски кожи и обрывки мышц висeли какими-то отвратительными клочьями. Я вышел в корридор и спросил у солдата, откуда привели мальчика. Задремавшiй было солдат встряхнул головой. Его веснусчатое лицо было тупо и равнодушно. -- А хто е знает... С заставы привели. Бeгунок -- видать... Приказано послe амбулаторiи в изолятор отправить... 431 СВИРЛАГ ОГПУ "___" отдел _____ ПОСТОЯННЫЙ ПРОПУСК No. <нрзб> Пред'явитель сего заключенный Солоневич Борис Лукьянович работающий Начальником санчасти <нрзб> по роду возложенных на него обязанностей пользуется правом свободного хождения в районе Лодейного поля <нрзб> Свирлага ОГПУ в течение круглых суток. Даеайасатаваиатаеалаеан по "__" 193_ г. (подпись) М. П. <печать> Срок продлен по "__" 193_ г. Подпись М. П. <печать> ПаРаАаВаИаЛаА 1. Пропуск пред'являть по первому требованию патрулей и других должностных лиц. 2. Передача пропуска другому лицу категорически воспрещается. Виновные в передаче, а также в пользовании пропуском другого лица привлекаются к ответственности. 3. Пропуск хранить в порядке, обеспечивающем его сохранность в продолжении года. 4. При утере пропуска немедленно заявить в обще-адм. отдел или обще-админ. часть отделения. ___ Зак. 437-3000 Мой пропуск Свирьлага ОГПУ 432 -- А давно его привели к вам? -- Да не... Вчерась днем.... -- Почему же вы раньше не привели его сюда? -- А я не знаю, товарищ доктор... Приказа не было... Мое дeло -- сторона... В перевязочной Петр Ивановыч уже раздeл мальчика и уложил на стол. Тонкiя, как спички, ноги и руки бeглеца дрожали, как в лихорадкe, мелкой нервной дрожью, а из горла вырывались стоны, вперемежку с судорожными вздохами. За неимeнiем других возбуждающих средств Петр Иваныч налил стаканчик водки, которую мальчик выпил с жадностью, лязгая зубами по краю стакана. -- И что это тебe, дурила-мученик, вздумалось бeжать из лагеря? -- с ворчливой ласковостью спросил фельдшер. Паренек с какой-то озлобленностью взглянул на него. -- А что-ж?.. Так и сдыхать по маленькой? -- хрипло отвeтил он. -- На баланах что-ль надрываться?.. Все едино подыхать... -- А куда-ж ты бeжать хотeл? -- Извeстно куда -- в Питер... -- Родные там что ли? Мальчик опять озлобленно сморщился. -- Давно с голоду сдохли мои родные... В Питерe -- наша бражка -- урки... Да хлeба, вот, не хватило... В хуторок и пришлось сунуться... Голос мальчика стал судорожно прерываться. -- И поймали значит? -- Не... Охранники бы не догнали... А от собак энтих развe убeгишь... Чисто людоeды?.. Голос мальчика слабeл все больше. Петр Иваныч многозначительно посмотрeл на меня. -- Температура... С этой рукой -- табак дeдо. Навидался я, слава Богу, за войну-то на порванное тeло. Тут без ампутацiи не обойтись... Я направился в III часть48. Дежурный сотрудник сонным голосом ругался с кeм-то по телефону. При моем 433 появленiи он повeсил трубку и кивнул мнe головой. Я сообщил ему о мальчикe и необходимости операцiи. 48 ГПУ внутри лагеря. -- А-а... Бeгунок этот... Знаю, знаю... Что-ж -- рeжьте, ежели надо... -- Да у нас ни операцiонной нeт, ни инструментов. Надо в центральный лазарет направить... -- Ишь чего... -- недовольно пробурчал, чекист. -- У нас распоряженiе: в изолятор, а не в лазарет... -- Развe раненому мeсто в изоляторe? -- А про то начальству лучше знать... -- Может быть, его можно хотя бы в наш лазарет положить? Невыспавшiйся чекист нахмурился. -- Что это вам, доктор, по сто раз повторять: приказано в изолятор, как бeгунка. Сдохнет -- туда ему и дорога.. Пускай в другой раз не бeгит... И другим неповадно будет... -- Но в изоляторe для него -- вeрная смерть. -- Ну и хрeн с ним... Сокровище тоже нашлось! Хорошо еще, что охрана его сюда живым довела... Сколько таких, вот, сокровищ по лeсам гнiет. Бросьте вы, доктор, зря волноваться. Сказано -- в изолятор и точка... А что дальше -- не ваше дeло... Я сжал зубы и вышел. В амбулаторiи Петр Иваныч уже согрeл воды, и мы оба перед перевязкой стали мыть руки песком (мыла не было) и обтирать их сулемовым раствором. Я молчал, и фельдшер с безпокойством наблюдал за мной. -- Так куда его? -- тихо спросил он, наконец sol211.jpg Оригинал закона о наказанiях для несовершеннолетних. -- В изолятор, -- коротко отвeтил я и отвернулся. Старый, видавшiй виды, фельдшер только вздохнул. Как-то чувствовалось, что к этому мальчику он отнесся с большой любовью. Я знал, что семья Петра Иваныча погибла от голода, в деревнe и только сынишка лeт восьми сумeл как-то пробраться к отцу и теперь жил у него в лагерном баракe, питаясь подачками... Лагерная администрацiя могла в любой момент придраться и выгнать мальчика из лагеря, и тогда ему оставалась только та дорога безпризорника и вора, которая привела на наш 434 перевязочный стол этого израненнаго собаками бeглеца. Мы стали осматривать и перевязывать мальчика. Он застонал от боли. -- У нас там, кажется, еще хлор-этил оставался, Петр Иваныч? Нахмуренное лицо фельдшера как-то болeзненно передернулось. -- Двe ампулы еще есть... -- он помолчал и потом, как бы через силу, добавил: -- только не стоило бы тратить, Борис Лукьянович... Ежели в изолятор, все равно exitus laetalis49. Может, кому другому нужнeе будет... Я посмотрeл фельдшеру в глаза и понял, какой мучительной для него была сказанная фраза. Но для него этот мальчик, сейчас стонущiй на перевязочном столe, был уажае амаеаратаваыам человeком. И для маеаратаваеацаа он не хотeл тратить послeдних капель болеутоляющих средств, которыя могли понадобиться, чтобы сапааасатаи другого человeка. Со сжавшимся сердцем я молча отвернулся и стал вынимать из карболоваго раствора бeлую нитку, купленную в городской лавочкe. Этой ниткой мы сшивали раны. -- Тут у нас, доктор, есть еще спирта малость, -- прервал молчанiе Петр Иваныч. -- Я разведу его -- пусть выпьет паренек -- все легче будет. А замeсто его рвани -- халат ему наш дадим... Потом как-нибудь в расход спишем... Все равно уж... 435 49 Смертный исход. Через полчаса забинтованный мальчик под конвоем солдата, шатаясь, вышел из двери амбулаторiи. Петр Иваныч не отрываясь смотрeл на его маленькую фигурку и молчал. Потом, не глядя на меня, он, махнув рукой, сказал только одно слово: "Эх!" -- и, понурившись, стал собирать инструменты... "Тихая смерть" В канцелярiи Санитарной Части меня уже ждала очередная пачка бланков -- "актов о смерти", в которых с уже готовыми подписями администрацiи и охраны повeствовалось, что такой-то, имя рек, умер такого-то числа внe ограды лагеря от такой-то болeзни... Строчки для названiя болeзни были пусты так же, как мeсто для подписи врача. И, тяжело вздохнув, я стал писать названiя первых пришедших на ум серьезных болeзней... Вот карточка какого-то Курганова. Родился в 1869 году. Старик совсeм. Ну, ему ulcus ventriculi. Дальше, дальше... Вот двe карточки с годами рожденiя 1919 и 1920... Вот они: "счастливые вздохи Октября"... "Цвeты земли"... Совсeм дeти... И я пишу: Tbc pulmonum?.. Pneumonia cruposa... Не все ли равно, что я напишу... Вeдь всe эти люди разстрeляны по новому методу... Всe эти 18 человeк прибыли в лагерь, может быть, даже радуясь малому сроку заключенiя -- 2-3 года... Совсeм пустяки! Писали бодрыя письма родным. Надeялись на амнистiи... И не знали, что в каком-то секретном спискe против их фамилiй стоит "птичка", приказывающая администрацiи лагеря "вывести в расход тихим разстрeлом". И вот, гдe-нибудь в лeсу, в глухом уголкe стукнул выстрeл, а мнe, врачу-заключенному, подают "акт о смерти от болeзни". Тихо и просто. И на волe нeт волненiй родных, и карательная политика ОГПУ удовлетворена. Родные могут даже получить копiю этого "акта о смерти ". Ну, что-ж. Жил человeк и умер от такой-то болeзни. Судьба... Сколько таких вот людей, погибших от "тихаго разстрeла", гнiют в лeсах и трясинах "королевства ОГПУ"! 436 Пополненiе На дорогe, перед воротами лагеря стоит нестройная волнующаяся толпа -- человeк на глаз 400 -- это новое пополненiе, только что прибывшее из Ленинградской тюрьмы. У ворот установлен столик. Каждаго вызывают по фамилiи, и он медленно проходит в ворота лагеря. Скольким из них суждено выйти из этих ворот на волю? Толпу окружают вооруженные солдаты. Вездe мрачныя, утомленная лица, согнувшiяся фигуры, котомки, мeшки, узлы... Привычным взглядом я ищу среди вновь прибывших интеллигентных людей. Они как-то особенно придавлены окружающим и особенно чутко реагируют на ободряющiя слова. Большинство новичков -- крестьяне, с покорной робостью подчиняющiеся грубым окрикам охраны. Бывших чекистов легко узнать по оттeнку беззаботности и наглости в поведенiи. Они здeсь "свои люди" и через нeсколько дней превратятся в "начальство"... Уголовники, воры, безпризорники -- оборванные, посинeвшiе -- мрачны, угрюмы, озлоблены. Тяжелая ругань и ссоры волнами прокатываются по их рядам. Небольшой кучкой сзади стоит группа в 30-35 женщин. Я прохожу по рядам и отвожу в сторону больных с рeзко выраженной температурой. Эти пойдут в лазарет. Группа назначается для осмотра в амбулаторiю. В прiемочном актe (лагерь принимает новых заключенных по спецiальному акту) я должен, в числe других пунктов, заполнить и такой -- "процент вшивости". Этот осмотр производится до крайности просто: я с фельдшерами осматриваем воротники 2-3 десятков заключенных и, в зависимости от "добротности" и количества найденнаго "населенiя", я заполняю требуемую графу. Обычно этот процент равен 30-40. Проходя по рядам, я внезапно слышу возглас: -- Борис Лукьянович! Не узнаете? Из толпы мнe улыбается обросшее давно небритой щетиной, худое лицо какого-то низенькаго молодого человeка. Паренек радостно осклабился и, видимо, хочет выйти из рядов. Но я с равнодушным лицом прохожу, хотя 437 сердце у меня дрогнуло. Я помню этого паренька, моего стараго одесскаго прiятеля, с которым лeт 11 тому назад мы вмeстe сидeли в подвалe ЧК, а потом встрeчали день св. Георгiя под Севастополем. -- "Гора с горой не сходится", а вот мы, совeтскiе человeки, встрeтились в концлагерe. Через нeсколько минут я опять прохожу мимо. Удивленное, встревоженное и огорченное лицо Кости оборачивается в мою сторону. -- Больных, товарищи, еще нeт среди вас? -- громко спрашиваю я. -- Кто-то из безпризорников начинает скулить. Я провeряю его пульс и затeм, как-будто случайно оглядываю Костю. -- А у вас, молодой человeк, почему такой вид? А ну, идите-ка сюда. Э-ге-ге! Да у вас температура. Выйдите-ка в сторону. Костя начинает понимать мой многозначительный взгляд и молча подчиняется. -- Петр Иванович, -- обращаюсь я к фельдшеру, -- запишите-ка этого в карантинное отдeленiе: подозрeнiе на тиф. -- Как ваша фамилiя? -- Рeпко Константин. -- Ну вот, станьте в ту вот группу... Горькая безпомощность К вечеру в кабинет санчасти приходят люди, просящiе помощи. Вот еще один -- худой и высокiй юноша, с рeзкими чертами напряженнаго лица, пятнами нездороваго румянца на щеках и впалой грудью, Не нужно даже перкуссiи, чтобы опредeлить у него туберкулез легких. -- Посылок от родных вы не получаете? -- Нeт, -- коротко и сухо отвeчает юноша. -- Та-а-ак. А гдe работаете? -- На кузницe... Я студент-технолог был раньше. -- А на долго сюда? -- 10. -- А какая статья? 438 -- 58, 8 (террор). Становится ясным не только медицинскiй дiагноз, но и бiологическiй и политическiй прогноз. С его легкими, статьей и приговором, без достаточнаго питанiя и с перспективой многих лeт среди болот сeвера на лагерных работах -- долго не прожить... ОГПУ и его лагеря особенно сурово относятся к совeтской молодежи, ушедшей в т