за любезный прием, им оказанный <...> Ему очень понравился Ленинград. Но ведь и естественно, что "туда его влечет неведомая сила". Владимир Казимирович очень не любил Москвы..." Мандельштам, к которому в 1914 году Шилейко обратил стихотворение "Смущенно думаю о нем...", в середине 1920-х нередко встречался с Шилейко у Ахматовой, о чем известно из дневника Лукницкого. Эпистолярный материал дает краткие, но интересные показания о настроениях обоих в середине 1920-х годов. "...Принял Шилейкино приглашенье пить портер в пивной <...> и слушал мудрые его речи <...> Я живучий, говорил я, а он сказал: да, на свою беду..." - писал Мандельштам жене 17 февраля 1926 года; встречное свидетельство - в письме Шилейко к В. К. Андреевой-Шилейко 16 марта 1928 года из семейного архива: "Вчера днем меня на улице окликнул Мандельштам, куда-то спешивший на извозчике. Так странно было с ним беседовать,- как будто мы на асфоделевых лугах сошлись. Viximus, floruimus! {74} Он еще больше меня приклонился долу, и говорили-то мы о мертвецах". В какой-то неясной ассоциативной связи Мандельштам вспомнил Шилейко во время работы над стихотворением "Внутри горы бездействует кумир..." (1937) {75}. Возвращаясь к 1910-м годам, времени первого Цеха поэтов и акмеизма, нужно вспомнить сказанное Мандельштамом: "Шилейко для нас был той же бездной, какой для символистов(?) был Хлебников" {76}. {1} Топоров В. Н. Две главы из истории русской поэзии начала века: 1. В. А. Кемеровский - 2. В. К. Шилейко: (К соотношению по этики символизма и акмеизма) // Russian Literature. 1979. Vol. 7. ╣ 3. С. 250, 284. {2} В этой книге был помещен наиболее полный по тому времени свод стихотворений В. К. Шилейко (46 текстов). {3} Согласно свидетельству о крещении в университетском деле: ЦГИА СПб. Ф. 11. Оп. 3. Ед. хр. 54827. Л. 11-11 об. (в дальнейшем: Университетское дело). {4} См.: Шилейко Т. И. Легенды, мифы и стихи... // Новый мир. 1986. ╣ 4. С. 200. {5} Университетское дело. Л. 14 ("Формулярный список о службе..."; годы учебы отца в институте - 1902-1904). {6} В семейном архиве Шилейко сохранилось 12 писем Ф. Тюро-Данжена 1911- 1914 годов и одно 1931 года с соболезнованиями В.К.Андреевой-Шилейко в связи с кончиной мужа. {7} "Вавилония" и "Клинопись" в Новом энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона (т. 9,1912; т. 21,1915), "Тетраграмматон" в Еврейской энциклопедии (т. 14, 1913), "Иероглифы" в Энциклопедическом словаре издатель- ства "Деятель" (т. 9, 1913). {8} Цит. по: Грибов Р. А. Из истории русской ассириологии: В.К. Шилейко (1891-1930) // Очерки по истории Ленинградского университета. Л., 1968. Т. 2. С. 94. Т. И. Шилейко привела цитату из письма Никольского к Шилейко от 6 июля 1912 года: "Дорогой коллега! Я много слышал о Вас от Б. А. Тураева, но, несмотря на лестный о Вас отзыв, я все же думал, что Вы только ученик первого элементарного класса по клинописи, с успехом переходящий во второй, но, получив Ваше письмо, был совершенно удивлен, увидав в лице Вашем готового ассириолога, овладевшего всеми важнейшими позициями в нашей науке и с мужеством и успехом берущегося за решение самых трудных и неразрешимых проблем. От души Вас при ветствую!.." (Шилейко Т.И. Легенды, мифы и стихи... С. 201; полностью письмо опубликовано Н.А.Бурановской в кн.: Петербургское востоковедение. СПб.. 1997. Вып. 9. С. 516-521). Оценка дарования Шилейко как гениального среди сверстников (ниже мы приводим соответствующую цитату из воспоминаний Ахматовой, передавшей оценки Гумилева и Лозинского) исходила из академической среды: ее встречаем в приведенном в примеч. 10 ходатайстве университетского преподавателя Шилейко, доцента Е. Придика; из современных исследователей ее разделяет академик Вяч. Вс. Иванов (Иванов Вяч. Вс. Одетый одеждою крыльев // Шилейко В. К. Через время. М., 1994. С. 17). П. К. Коковцову, Б. А. Тураеву, М. В. Никольскому, Ф. Тюро-Данжену Шилейко выразил благодарность в предисловии к книге "Вотивные надписи шумерийских правителей". {9} В. К. Шилейко был уволен из университета 27 февраля 1914 года. По материалам Университетского дела, он не сдал экзамены за второй курс (в 1911 году) и в 1914 числился третий год на втором курсе. В деле имеется врачебное свидетельство от 23 сентября 1913 года, разрешающее Шилейко посещать занятия (приведено в статье: Шилейко Т. И. Легенды, мифы и стихи... С. 201) и прошение декана факультета восточных языков академика Н. Я. Марра от 24 сентября 1913 года оставить Шилейко, имевшего незачтенными 4 семестра подряд, еще один год на втором курсе "по болезни", "принимая во внимание успехи, оказанные им в дешифровании документов, на писанных клинописью" (л. 30), на что 4 ноября последовало разрешение Министерства Народного просвещения (л. 6). Впоследствии В. К. Шилейко достиг высших ступеней научной карьеры, и в специальной и справочной литературе о нем этот факт биографии (отсутствие диплома) иногда корректировался (в том числе в Краткой литературной энциклопедии). С другой стороны, преувеличением было на том же основании назвать Шилейко "самоучкой" ("замечательный ассириолог-самоучка, публикации которого не уступали лучшим работам современных ему западных специалистов", см.: Дандамаев М. А. Ассириология // Азиатский музей - Ленинградское отделение Института Востоковедения. М.,1972. С. 535) - В. К. Шилейко с первых шагов своей ученой деятельности работал в тесном общении со своими учителями, виднейшими востоковедами Б. А. Тураевым, П. К. Коковцовым, М. В. Никольским. {10} По ходатайству старшего хранителя Е. Придика директору Эрмитажа графу Д.И. Толстому: "Владимир Казимирович один из лучших знатоков клинописи и ассириологии не только в России, но и за границею, и специальные труды его по достоинству оценены европейскими учеными, помещавшими его статьи в своих лучших на учных журналах. Он в течение ряда лет работал над ассирийс- кими и клинописными памятниками Эрмитажного собрания, и я неоднократно имел возможность убедиться в удивительных и всесторонних познаниях его в области истории, религии и письменности ассирийского народа <...> он знает также прекрасно семитские языки и египетские иероглифы. Ввиду в высшей степени бедственного его материального положения настоятельно прошу Ваше сиятельство исходатайствовать ему одновременно и назначение ему ассистентского оклада жалованья, ибо дать погибнуть столь гениальному и выдающемуся ученому оставалось бы вечным позором для России, не умевшей оценить по заслугам одного из самых достойных своих научных деятелей" (ОР Гос. Эрмитажа. Ф. 1. Оп. 13. Ед. хр. 949. Л. 1-1 об.). {11} О времени знакомства Шилейко с семьей Лозинских писала в своих воспоминаниях Т.Б.Лозинская: "Постоянным нашим гостем в годы 1911-1916 был молодой ученый-востоковед В.К.Шилейко" (архив М.Л. Лозинского). Воспоминания написаны ею в 1946 году, и даты в них могут быть неточными. {12} Они в изложении (публикатора В. К. Лукницкой?) и в извлечениях содержатся в нескольких публикациях дневников П. Н. Лукницкого, но не включены (как и некоторые другие известные по печати материалы архива Лукницкого) в итоговую двухтомную публикацию: Лукницкий П.H. Acumiana: Встречи с Анной Ахматовой. Т. 1. 1924-1925. Paris, 991; Т. 2. 1926-1927. Париж; Москва, 1997. О знакомстве с Гумилевым см.: Лукницкая В. История жизни Николая Гумилева // Аврора. 1989. ╣ 2. С. 111. О встречах и разговорах с Гумилевым в 1912-1913 годах воспоминания Шилейко приводятся в кн.: Гумилев Н. Стихи. Поэмы. Тбилиси, 1988. С. 48 и след. {13} По письму К. Мочульского к В. Жирмунскому 22 октября 1912 года, см.: Письма К. В. Мочульского к В. М. Жирмунскому / Вступ. статья, публ., примеч. А. В. Лаврова // Новое литературное обозрение. 1999.╣ 1 (35). С. 146. {14} Остается неизвестным полный текст упомянутых в примеч. 12 {15} Цит. по: Иванов Вяч. Вс. Одетый одеждою крыльев. С. 13 ("Суббота" - ст-ние "Я думал: все осталось сзади..."). В том же антураже "поэт и вечный студент Ш." предстает в "Петербургских зимах" Георгия Иванова (Иванов Г. Собрание соч.: В 3 т. М., 1994. Т. 3. С. 35; криптоним раскрыт в кн.: Очеретянский А., Янечек Дж., Крейд В. Забытый авангард. Кн. 2. Нью-Йорк; СПб., 1993. С. 277, см. также в рецензии Р. Д. Тименчика на собр. соч. Г. Иванова: Новое литературное обозрение. 1996. ╣ 16. С. 342). Т.Б. Лозинская в цитированных выше воспоминаниях также писала о Шилейко: "Пил он главным образом пиво, проводя целые часы в трактире, в одиночестве". {16} Вместо подписи Пяст поставил монограмму, напоминающую буквы гамма и ипсилон греческого алфавита. {17} Почти все названные в письме имена известны в связи с "Собакой" по публикации: Парнис А. Е., Тименчик Р. Д. Программы "Бродячей собаки" // Памятники культуры. Новые открытия. 1983. М., 1987. С. 160-257. В.К. Шилейко на приглашение откликнулся и был на чествовании Пронина: Там же. С. 246 (примеч. 51). Письмо написано на бланке "Странствующего Энтузиаста", об этом начинании Пронина см.: Там же. С. 164. Бела-головочных - игра словами Бел (библейский Ваал) - аккадское божество, и белая головка, т. е. водка. АПОКОЛИКИНТЕСИС (греч.) - искаженное АПОКОЛОКИНТОСИС (греч.) (превращение в тыкву, "отыквление") - сатира Сенеки-младшего, пародийный апофеоз императора Клавдия. Evocatio - воззвание, обращение (лат.). {18} Пяст В. Встречи / Вступ. статья, подготовка текста и примеч. Р. Тименчика. М., 1997. С. 191. Пяст продолжает, делая оговорку: "...хотя отнюдь не он, а, конечно, неистощимый Мандельштам был автором и изобретателем ее, первого стихотворения, написанного этой формой: Вуайажор арбуз украл Из сундука тамбур-мажора. - - Обжора! закричал капрал: - Ужо расправа будет скоро". {19} Иванов Г. Китайские тени // Иванов Г. Собр. соч. Т. 3. С. 229; об участии Шилейко в сочинительстве шуточных стихов см. там же, с. 227. {20} Лукницкий П. Н. Acumiana. Т. 2. С. 18. Еще один каламбур Шилейко конца 1920-х годов: "Анна Андреевна ездила в Москву, где между прочим ей предложили принять участие в руководстве работой Ленинградского отделения ВОКСа. Шилейко сказал: - Ну тогда в Москве будет ВОКС populi, а в Ленинграде-ВОКС Dei" (Гинзбург Л. Человек за письменным столом. Л., 1989. С. 74. ВОКС - Всесоюзное общество культурных связей с заграницей). {21} РНБ. Ф. 1073. Ед. хр. 1891. Шилейко жил в это время в Москве, Ахматова - в квартире Шилейко в Мраморном дворце, где на ее попечение был оставлен сенбернар Тап (Таптан). {22} Пяст В. Встречи. С. 184. Шкловский также вспомнил этот эпизод в кн. "Жили-были" (М., 1966. С. 259). Диспут проходил в "Бродячей собаке", см.: Парнис А. Е., Тименчик Р. Д. Программы "Бродячей собаки". С. 221. В. Пяст во "Встречах" дает несколько стилизованную портретную характеристику Шилейко: "Насколько он <Шкловский> выглядел молодым, настолько старым, ветхим, согбенным под каким-то безмерным бременем лет казался другой частый гость "Собаки", поэт и ученый Шилейко. Шилейко еще гимназистом вступил в переписку с Лондонскими египтологами и ассириологами; он, еще не кончив университета, был чуть ли не действительным членом Академии Наук (куда, например, многолетний профессор и декан филологического факультета Ф. А. Браун был допущен лишь в качестве научного сотрудника <...>). Шилейко, как и его единственный в Петербурге учитель, покойный профессор Тураев,- и то могший научить чему-нибудь Шилейко лишь в филологическом, отнюдь не в лингвистическом отношении,- оба они напоминали зараз и бородатых воинов с вывернутыми плечами с архаических древнегреческих сосудов и с ассирийских росписей, - и оживших египетских мумий, несущих на себе весь прах веков под своими длинными сюртуками современного покроя" (С. 183-184). Л.Рейснер в "Автобиографическом романе" солидарное отношение Цеха поэтов к ее стихам, "пропитанным гарью близкого социального пожара", передает через реакцию В.К.Шилейко ("Полный отвращения, Шилейко направился к выходу"), приписывая ему тем самым одну из доминирующих ролей в выступлениях Цеха в "Бродячей собаке", и приводит характеристику, основанную, вероятно, на действительных его "собачьих" импровизациях: "Востоковед и ученый, он любил стих в оправе времени, видел Блока, пишущего рунами, размеренного Брюсова в рельефе на металлических кованых воротах Фив, Андрея Белого в тех неразгаданных письменных знаках, которые опоясывают обломки мертвых городов, памятники рас, исчезнувших с лица земли, или могилы друидов" (Из истории советской литературы 1920-1930-х годов: Новые исследования и материалы. М., 1983 (Литературное наследство. Т. 93). С. 208). Приведем также портрет В.К.Шилейко из "Пережитого" Елены Афанасьевны Грековой (1875-1937) - писательницы, жены известного хирурга И. И. Грекова: "Очень интересным гостем моих вторников был В. К. Шилейко, ученый-ассириолог, поэт и остроумнейшая личность. <...> Бледный молодой человек с поднятыми плечами, сутуловатый, в очках, красивый, но без нескольких зубов, с палочкой, он говорил почти шепотом. Странный вид, точно выходец из тьмы далеких тысячелетий, которые он изучал, вроде какого-нибудь шумерийца Алилиены. <...> Он был женат на художнице С.А.Краевской, впоследствии женился второй раз на Анне Ахматовой. Я знаю, что первой жене он запрещал пудриться, завивать волосы и делал сцены в духе Шекспировского мавра. Изучение тысячелетних вотивных надписей не изменило сердца с его слабостями. До революции Шилейко жил у графа Шереметева на Фонтанке, где теперь Арктический институт, преподавателем его детей. Какие-то знакомства в бывших аристократических кругах расстроили его, можно сказать, свели с пути <...>. Встретив его, я, желая поднять его веру в себя, начала ему говорить о его способностях, о том, что одаренные люди должны служить человечеству. - Что такое человечество и где оно? - насмешливо спросил меня Шилейко. - Как что такое человечество? - А помните,- отвечал чудак,- в старое время в "Ниве" и в подобных журналах появлялись объявления: "Если кто-нибудь соберет известное количество марок, то получит сервиз". Кто выдаст его? Так и человечество,- продолжал Шилейко. - Где его искать, что это такое? Разумеется, он думал о человечестве, может быть, более, чем я, но любил поострить. И он часто отвечал мне остротами. Однажды после лета, приехав с дачи, я встретила его - что вы поделывали летом? - Я пил пиво, - отвечал он, как всегда нараспев и очень тихо, и, как всегда, желая меня, очевидно, поразить или рассмешить. - Что же, вы считаете это занятие делом? - Позвольте мне ответить маленькой сказочкой Андерсена,- отвечал Ш.,- в одном доме жил ученый, булочник и домовой. Домовой любил книги и булочки. Однажды ученый собрал книги и уехал. Домовой, любивший книги, растерялся, но невольно вспомнил о вкусных булочках и понемногу успокоился..." (частное собрание, С.-Петербург). {23} Здесь ошибка чтения рукописи или описка Ахматовой; правильно "Лозей" (дружеское прозвище Лозинского, также "Лозинька"); речь идет именно о нем, а не об упоминавшейся ею выше Лизе Кузьминой-Караваевой. {24} Ахматова А. Лозинский // Ахматова А. Сочинения: В 2 т. /Сост. М. М. Кралин. М., 1997. С. 139. Ниже еще два замечания о Шилейко: "Лозинский <...> был образованнее всех в Цехе (о шилейкинском чаромутии не берусь судить). <...> Шилейко толковал ему блию и Талмуд". Ср. в "Воспоминаниях" В. С. Срезневской: "Шилейко был другом Гумилева и Ахматовой. Их так и называли: триумвират. Причем роль Цезаря, пожалуй, больше всего подходила Коле. Не знаю, кто был Брутом..." (Искусство Ленинграда. 1989. ╣ 2. С. 55). {25} Перевод из Горация - В. Орлова. Примечателен выбор цитаты для надписи - первая ода Горация обращена к Меценату. Надпись - на отдельном оттиске статей: Tete d'un demon assyrien a I'Ermitage Imperial de Saint-Petersbourg; Notes presargoniques // Revue d'assyriologie et d'archeologie orientale. 1914. Vol. 11. {26} Гумилев Н. Стихи. Поэмы. С. 53. К тому же времени и месту относятся воспоминания Ахматовой: "Мы вместе поехали в Петербург. Несколько дней у папы провела (а он у Шилейко был, и даже одну ночь я потом ночевала у Шилейки). Вообще эти дни мы проводили с Шилейко и Лозинским" (Лукницкий П. Н. Acumiana. Т. 1. С. 100-101). {27} Гумилев Н. Стихи. Поэмы. С. 56. {28} В "Колчан", однако, эти стихи Гумилев поместил без посвящения. В архиве Ахматовой хранился отдельный оттиск "Письма о русской поэзии" из "Аполлона" (номер неизвестен) с дарственной надписью Гумилева Шилейко (Лукницкий П. Н. Acumiana. Т. 2. С. 335). {29} См.: Парнис А. Е., Тименчик Р. Д. Программы "Бродячей собаки". С. 237. {30} РНБ. Ф. 1073. Ед. хр. 1899. {31} Противопоставление Лозинского ("старинный лебедь") себе ("ворон, рядящийся...") показательно для самоощущения Шилейко, но ср. также у Ахматовой: "Убежденно говорит о себе: "Я черная...". В подтверждение {32} Приводим остальные инскрипты из архива Лозинского: Маиво другу Лазынски дару сие лист штабы он мине Помнил 21-ого декабря 1916 году Шилейка В. Каземиро (На отдельном оттиске статьи "Из Лихачевского собрания" (Сборник в честь гр. Уваровой. М., 1916)). Слова Наммахни: "все превратно в этом мире, но в вечность смотрятся осла моих четыре". 12 мая <19>17 Шилейко Михаилу Леонидовичу Лозинскому (На отдельном оттиске статьи "Две досаргоновские таблетки в Московском Музее Изящных искусств" (Сборник в честь Мальмберга. М., 1917).) Наммахни - собственное имя, клинописный текст о выдаче ему ослов из конюшни приведен в этой статье; позднее стал патеси (правителем) города Лагаш; слова о вечности отнесены, по-видимому, к факту сохранности дошедшей через века таблетки. Надпись самого Наммахни и сведения о нем Шилейко привел в статье "Ассириологические заметки", опубликованной в издании: Записки Восточного отделения Русского археологического общества. Т. 25. Пг., 1921. С. 138-139). Михаилу Леонидовичу Лозинскому с сердечным приветом Шилейко 6 марта 1918 (На отдельном оттиске статьи "Фрагмент из Богазк╕я в собрании Лихачева" // Записки Восточного отделения Русского археологического Общества. Т. 25. Пг., 1918 (тираж отпечатан в 1921)). {33} Цитируются (с некоторыми неточностями) "Метаморфозы" Овидия, кн. 2, ст. 327-328. Перевод С. В. Шервинского. {34} Архив Лозинского. {35} Архив Лозинского, черновой автограф завершенного текста. Впервые напечатано: Ахматова А. Поэма без героя. М., 1989 (с неточностью в тексте). {36} Аполлон. 1916. ╣ 4-5. С. 86. Двумя годами ранее Шилейко переводил и эпос о Гильгамеше. В нашей статье нет возможности остановиться на достижениях Шилейко-переводчика, приведем лишь компетентную характеристику: "Замечательный русский ученый В. К. Шилейко был первым, кто перевел всю ему известную совокупность древнемесопотамских поэтических текстов на русский язык. Тогда, в 20-е годы, аналогичных собраний переводов на новых европейских языках не было. Они появились лишь к новому времени. Но ни одному из подобных европейских изданий не удалось воплотить такого соединения одаренности переводчика с научным проникновением исследователя, которое было уникальным свойством Шилейко. Поэтому, несмотря на значительные собственно филологические достижения переводчиков новейшего времени, поэтические результаты В. К. Шилейко остались непревзойденными" (Иванов Вяч. Вс. О поэзии древнего Двуречья // Всходы вечности: Ассиро-вавилонская поэзия в переводах В. К. Шилейко. М., 1987. С. 14-15). Перевод "Хождения Иштар" был тогда же принят "Аполлоном" и набран - в архиве Лозинского сохранились корректурные экземпляры верстки перевода для последнего номера журнала (1917. ╣ 8-10); в журнале перевод опубликован не был. {37} Кравцова И. Анна Ахматова в Фонтанном Доме // Новое литературное обозрение. 1994. ╣ 8. С. 210-212. П. С. Шереметев был председателем Императорского Общества любителей древней письменности и членом-корреспондентом Императорского Московского Археологического Общества (следовательно, коллегой Шилейко по этому обществу, куда последний был избран членом-корреспондентом в январе 1916 года). "Вполне возможно, что предложенное ему место воспитателя явилось результатом стремления материально поддержать подающего надежды ученого" (Там же. С. 210). Рассказ В. К. Шилейко об одном эпизоде его жизни этого периода привел (со слов Ахматовой) в своей книге А. Найман: "Перед революцией он был воспитателем детей графа Шереметева и рассказывал Ахматовой, как в ящике письменного стола в отведенной ему комнате, издавна предназначавшейся для учителей, обнаружил папку с надписью "Чужие стихи" и, вспомнив, что в свое время воспитателем в этой семье служил Вяземский, понял, что папка его, поскольку чужие стихи могут быть только у того, кто имеет свои" (Найман А. Рассказы о Анне Ахматовой. М., 1989. С. 79). И. Г. Кравцова в цитированной статье привела экспромт неустановленного автора: Султан сидел в дыму кальяна, Перебирая четок нить. Ушел Шилейко слишком рано. Чтоб Шереметевых учить. Перебирая четок нить, Султан читал стихотворенье. Чтоб Шереметевых учить. Уменье нужно и терпенье. Выскажем предположение (разделяемое и Н. А. Бурановской) о том, что автором этих стихов был М. Л. Лозинский. О жизни Шилейко в доме графа Шереметева писал (с обычными для его "бульварного", по характеристике Ахматовой, стиля смещением акцентов и грубой карикатурностью) Г. Иванов в очерке "Магический опыт", целиком посвященном Шилейко и написанном как отклик на его смерть (впервые: Сегодня (Рига). 1932. ╣ 301; см. в кн.: Иванов Г. Собр. соч. Т. 3. С. 374-382). "Экзотические" детали биографии Шилейко у Г. Иванова (дед - полковник русской армии, перешедший к польским мятежникам; получение крупного наследства от погибшего "приятеля детства" (вскоре промотанное); "кафедра египтологии где-то в Баварии", которой Шилейко пренебрег), разумеется, требуют критической проверки и скорее примыкают к "мифу" о Шилейко, складывавшемуся в 1910-е годы. В то же время центральный эпизод очерка - поездка к "магу", - возможно, имел реальную основу. В корпусе клинописных текстов большой объем занимают заклинания и предсказания; специалисты интерпретируют их, изучая в том числе и современную аналогичную практику; соответствующие тексты Шилейко переводил и сам (вошли в книгу "Через время"). Ср. также замечание Ахматовой о "чаромутии" Шилейко в примеч. 24. Выступление Шилейко 12 декабря анонсировалось в газетах "День" и "Речь", см. также: Конечный А. М., Мордерер В. Я., Парнис А. Е., Тименчик Р. Д. Артистическое кабаре "Привал Комедиантов" // Памятники культуры. Новые открытия. 1988. М., 1989. С. 133; кроме Шилейко, было объявлено об участии Г. Адамовича, М. Зенкевича, Г. Иванова, М. Лозинского, В. Пяста и др. {38} Книги и рукописи в собрании М. С. Лесмана. М., 1989. С. 369. {39} Его имя значится в конспекте выступлений на этом собрании, хранящемся в фонде Б. М. Эйхенбаума в РГАЛИ, о чем любезно сообщил нам Р. Д. Тименчик. В анкете личного дела (ОР Гос. Эрмитажа) В. К. Шилейко указал, что был призван в армию 13 января, уволен по болезни 1 августа 1917 года. {40} Почтовая карточка. Отправлена из Петрограда (адрес: Здесь. Каменностровский 73). Вильманстранд - город в Выборгской губ., на берегу озера Лапвеси (ж.-д. станция Симола). {41} Сердце мое (лат.). {42} При письме конверт с адресом Лозинского (Каменноостровский 73). Обратный адрес не указан. Татьяна Борисовна и рычащие - жена и дети М. Л. Лозинского; о Т. Б. Лозинской см. в примеч. к ст-нию "С полуотравой мадригала..." наст, изд., с. 149-150). Царскосельская- А.Ахматова. Четки... белой стаи. Подразумеваются поэтические сборники Ахматовой: четвертое издание "Четок" вышло в конце 1916 года в издательстве "Гиперборей", первое издание "Белой стаи" в это время готовилось М. Л. Лозинским к печатанию. {43} ЦГИА РФ. Ф. 1088. Ед. хр. 807. {44} Гумилев Н. Стихи. Поэмы. С. 61. {45} Кравцова И. Анна Ахматова в Фонтанном Доме. С. 214. {46} Семейный архив Шилейко. {47} Платонова-Лозинская И. В. Летом семнадцатого года... (о дружбе А. Ахматовой и М. Лозинского) // Литературное обозрение. 1989. ╣ 5. {48} В архиве Лозинского сохранились гранки также и второго издания "Белой стаи" с пометами Шилейко стилистического характера (аналогичные пометы на дарственном экземпляре - см. примеч. 63); вопрос о том, учитывались ли его предложения Ахматовой, требует изучения. Здесь уместно напомнить о ряде реминисценций из стихов Шилейко у Ахматовой (указаны в цитированной статье В. Н. Топорова). {49} Мейлах М. Неизданное стихотворение Анны Ахматовой // Анна Ахматова. Стихи. Переписка. Воспоминания. Иконография. Ann Arbor, 1977. С. 73-74. Публикатор справедливо соотнес этот текст с родственными примерами: "Все это перекликается с известной "Антологией античной глупости", сочинявшейся в кругу "Цеха поэтов" и "Гиперборея", или вспомним латинский перевод некрасовских строк "У купца у Семипалова живут люди не говеючи...", которые по памяти цитировала в поздние годы Ахматова, приписывая их, кажется, Лозинскому: Heptadactilus mercator Servos semper nutrit carne..." Дополним эти наблюдения выдержкой из малоизвестных воспоминаний Я. Н. Блоха в записи Ю. Офросимова: "Каждый год 8 февраля, в день основания Петербургского университета, романо-германское отделение устраивало традиционный обед, на котором участники произносили речи на всевозможных "живых" и "мертвых" языках и диалектах. Для одного такого обеда поэт М. Л. Лозинский - брат Г<ригория> Л<еонидовича> - перевел на латинский "Что ты спишь, мужичок". Начинался перевод так: Quid vernis sephiris dormis rustice vir... Мандельштам тут же за обедом перевел это обратно на русский: "Под зефиры весны Что ты спишь, сельский муж..." - и так далее, до конца. <..> Между прочим, из среды кружка романо-германистов, с которым был очень близок "Цех поэтов", возникла так называемая "Антология античной глупости"...". (Офросимов Ю. О Гумилеве, Кузмине, Мандельштаме... // Новое русское слово. 1953.13 декабря). {50} Латинский "перевод" дает в имени автора и названии книги родительный падеж вслед за конструкцией в издании "Белой стаи". Встречает трудности "обратный перевод" "фамилии" Achmatis из-за необычного способа передачи на латинский; М. Мейлах в цитированной работе назвал его "забавным": "...звучит как современная греческая фамилия в латинизированном оформлении". Наш "обратный перевод" обусловлен предположением, что интенцией авторов, по смыслу и созвучию, было создать латинский эквивалент для "Ахматиды" - Ахматова, как известно, возводила свою генеалогию к хану Ахмату. Суффикс указывает на генеалогию (ср. Багра- тиды, Аршакиды). См. у Ахматовой в одной из автобиографических заметок: "Этот Ахмат, как известно, был чингизидом" (Ахматова А. Сочинения: В 2 т. М., 1987. Т. 2. С. 240). Греческие и латинские корни в фамилии Ахматовой искали и за пределами упомянутого тесного дружеского круга, см.: Пяст В. Встречи. С. 111. Фиолентская - от названия мыса Фиолент (под Херсонесом), упоминающегося в поэме "У самого моря" (М. Мейлах в цитированной работе дал несколько иной перевод - "Фиолентинка"). {51} Подразумевается "царевич" из поэмы "У самого моря"; авторы "перевода" не воспользовались эквивалентами этого слова в латинском, и мы предполагаем у них интенцию обыграть основное значение слова "принцепс" - первый <возлюбленный>, при созвучии "принцепс" - "принц". {52} Почтовая карточка, адресована в редакцию "Аполлона" (Разъезжая, 8). Питаюсь от алтаря. Не ясно, подразумевает Шилейко реальные обстоятельства своей армейской жизни или обыгрывает выражение "алтарь отечества". Месаксуди. Здесь - в качестве марки курительного табака, от фамилии владельца табачной фабрики в Керчи и магазина в Петербурге (Невский, 72) К. И. Месаксуди. Апокопированное - от апокопа, что означает усечение (отпадение) звуков в конце слова, например "чтоб" вместо "чтобы". "Не судите... будете" - Мф, VII. В целом в этих фразах, по-видимому, обыгрывается созвучие слов месаксуди и не судите, при том, что в первом слове "приставка" ме по звучанию совпадает с отрицанием при повелительной форме глагола (в этой форме "не судите") "ме" в древнегреч. языке, а "окончание" те мыслится "апокопированным". Claudite iam rivos, pueri! Sat prata biberunt. - Закрывайте <оросительные> канавы, мальчики! Луга уже напоены вдосталь (лат.) (Вергилий, Буколики, экл. 3, а. 111). De sollicitudine cordis - о тревоге сердца (или "от тревоги сердца") (лат.), фраза отсылает к названию "книги" в "Белой стае" в латинском "переводе", приведенном в тексте предисловия. Ежели русский ворон будет выходить. Шилейко подразумевает себя (см. самохарактеристику в дарственной надписи на оттиске из "Аполлона": "ворон, рядящийся в белые одежды", наст, изд., с. 12) и свою книгу, см. ответное письмо Лозинского и примеч. к нему. Не de musa - не от музы (или "не о музе") (лат.), ср. название "книги" в "Белой стае" в латинском "переводе" в тексте предисловия). Впротчем... благосклонным. Фразеологически оформленная концовка писем (от вышестоящего лица к нижестоящему) XVIII века. {53} Местоимение женского рода множественного числа замещает здесь, вероятно, Columbae, см. в ответном письме Лозинского. {54} Почтовая карточка, адресована в редакцию "Аполлона". Помета Лозинского: "Получено 24.VII." Человек (здесь и в ответном письме Лозинского) - Ахматова; беспокойство Шилейко было вызвано состоянием ее здоровья (в 1915 году у нее обнаружился туберкулез) - из ответа Лозинского явствует, что Ахматова уже в Слепнево. {55} Прочти их, / Ведь не микенской рукой писано это письмо (цитата из "Героид" Овидия, 5, 1-2, у автора письма с неточностями; приведенный перевод исправного текста - С. А. Ошерова). {56} В это письмо (с описью вложений) были вложены два портрета В. К. Шилейко работы его жены - эффигии, от греч. effigies - портрет, изображение, и автограф стихотворения "В простосердечии на воздухе целебном...". На обороте портрета в профиль Шилейко пометил: "подлежит возврату"; на обороте портрета в три четверти - "возврату не подлежит". Письмо было адресовано в редакцию "Аполлона". Обратный адрес: Псков. Запсковье. Постников<ская> ул. д<ом> Красавина, от Софии Александр. Шилейко. Почтовый штемпель: Псков 13.7.17. {57} До востребования (фр.). {58} Автограф - РНБ. ф. 1073. Ед. хр. 1899. Запечатленнейший - игра словами "запечатанный" (ценное письмо было запечатано пятью массивными сургучными печатями) и "запечатленный" (относится к двум портретам Шилейко работы его жены, см. примеч. 56). На Софье Александровне Краевской Шилейко был женат первым браком, они были повенчаны 9 июня 1913 года (свидетельство в Университетском деле, л. 46). Сведений о ней удалось собрать мало: училась в Академии художеств, с 1904 (?) преподавала рисование и чистописание, преимущественно в Василеостровской и Коломенской женских гимназиях. В 1914-1915 годах "Весь Петербург" указывает ее адрес: "Васильевский Остров, 5 линия, д. 10", совпадающий с Шилейко, - он уже приводился нами выше. В 1916-1917 годах справочник дает адрес: "Лермонтовский пр., 10". Этот брачный союз, по-видимому, играл малую роль в жизни Шилейко; Ахматова сообщала Лукницкому интимные сведения об этом браке (Лукницкий П. Н. Acumiana. Т. 2. С. 182-183). Т.Б.Лозинская в уже цитированных воспоминаниях писала: "Неожиданно для своих друзей Шилейко женился на женщине много старше его. Н.С.Гумилев шутил, что он женился в благодарность за то, что она воспитала его мать. Конечно, такой брак не сулил ничего хорошего". С. А. Краевской было посвящено стихотворение "Глаза, не видя, смотрят вдаль...", см. наст, изд., с. 95. Columbarum. Речь идет, несомненно, о сборнике стихов B.К.Шилейко, корректуру которого он просил выслать в письме от 26 июня. Лозинский называет его книгу Columbae (Голубки) - так же, как названа в вышеприведенном латинском "переводе" "Белая стая"; может быть, это название мыслилось в их дружеском общении как универсальное для книги стихов вообще. "Белая стая", состоит из разделов ("книг"). Человеком Лозинский здесь называет Ахматову (так же Шилейко называет ее в письме от 26 июня). Неназываемый журнал. Речь идет, возможно, об издании, проектировавшемся В. М. Жирмунским, см.: Кофейня разбитых сердец: Коллективная шуточная пьеса в стихах при участии О. Э. Мандельштама. Stanford, 1997 (Stanford Slavic Studies. Vol. 12). C. 9. Два стихотворения Гумилева - возможно, "Стокгольм" и "Так вот и вся она, природа...", посланные Ахматовой при письме от июня 1917 года (Книги и рукописи в собрании М. С. Лесмана. С. 371, примеч. 12). Брат - Григорий Леонидович Лозинский. Таблетки - глиняные таблички с клинописными текстами (подразумеваются переводы этих текстов, над которыми работал Шилейко). {59} ОР Гос. Эрмитажа. Ф. 1. Оп. 13. Ед. хр. 949. Л. 2. {60} Семейный архив Шилейко; здесь имеются августовские письма и других корреспондентов. {61} Шапорина Л. В. "Хочу записывать дела наших дней..."/Публ. В. Ф. Петровой // Рукописные памятники [Российской национальной библиотеки]. СПб, 1996. Вып. 1. С. 130-131. Шилейко был в "Привале комедиантов", как и ранее в "Бродячей собаке", своим человеком; он находился в "Привале" в ночь на 25 октября, когда посетители услышали залп "Авроры", см.: Рыков А. Мои встречи с Мейерхольдом // Художник и зрелище. М., 1990. С 327. {62} По черновику письма Шилейко к Е. Б. Шереметевой, цит. в указанной статье И. Г. Кравцовой (С. 212). Из этого письма также следует, что Шилейко был приглашен на штатную должность в Музей императора Александра III в Москве. {63} Частное собрание, С.-Петербург; в этот экземпляр В. К. Шилейко вписал латинский текст, о чем упоминалось в предисловии выше. В нем содержатся и другие записи и пометы Шилейко. {64} Книги и рукописи в собрании М. С. Лесмана. С. 186. Согласно мемуарам Е. А. Грековой "Пережитое" (см. примеч. 22), Шилейко познакомился с Розановым в доме Грековых: "Однажды этот молодой ассириолог встретился у нас с В. В. Розановым, писавшим тогда об Египте. Розанов очень обрадовался этой встрече. Оказывается, он давно мечтал о ней. Разговор этих двух людей был настолько учен, что некоторые из присутствовавших потихоньку удалились в другую комнату, утомленные этой премудрой беседой. Когда Розанов ушел, Шилейко сказал: "Василий Васильевич по обыкновению своеобразно интересен, в высшей степени оригинален, но ничего не знает о Египте"". {65} В.К.Шилейко дал здесь свой перевод помещенного выше текста на арабском языке; с этой фразы начинаются все суры Корана. {66} Фраза на иврите и ее перевод на русский язык. {67} Письмо вложено в конверт с адресом: Румянцевская площадь, д. 1, кв. 7 - вероятно, от более раннего письма. В архиве Лозинского сохранилась недатированная записка, примыкающая, вероятно, к теме последней части письма: "Получил чеком на В<олжско>-Камский банк, сегодня взять не могу, приходится завтра. Мне стало хуже. Уезжаю (благодаря Вам) 23-го наверное. Ваш Вл. Шилейко. P.S. Простите за краткость, я совсем расстроен. Переводы возьму сам, или передайте принесшему это. Вл. Ш." {68} Лукницкий П.Н. Acumiana. Т. 1. С. 144. Воспоминания В. С. Срезневской о знакомстве с В. К. Шилейко, пришедшемся на это время, см.: Искусство Ленинграда. 1989. ╣ 2. С. 54-55. Тесно связан с Шилейко цикл Ахматовой "Черный сон", вошедший в "Anno Domini", и некоторые смежные стихотворения тех лет. Созвучны мотивам этих стихов сведения, записанные П. Лукницким со слов Ахматовой в дневник, в том числе о теневых и интимных сторонах жизни Шилейко. Одно из стихотворений, "Как мог ты, сильный и свободный...", в первой публикации (1922) было посвящено В. К. Шилейко. Другое, "Косноязычно славивший меня..." (1913), принятое Шилейко на свой счет, было ему, возможно, лишь переадресовано, см.: Тименчик Р. Анна Ахматова: тринадцать строчек // De Visu. 1994. ╣ 5-6. С. 66. {69} Согласно сведениям, приведенным в решении Народного суда Хамовнического района Москвы об их разводе (8 июня 1926 года), брак был зарегистрирован в нотариате Литейной части Петрограда в декабре 1918 года (семейный архив Шилейко). От В. К. Шилейко Ахматова ушла к А. С. Лурье приблизительно в конце 1920 года. {70} Лукницкий П.Н. Acumiana. Т. 1. С. 20. {71} Гумилев Н. Стихи. Поэмы. С. 67. В студии художественного перевода при "Всемирной литературе" В. К. Шилейко читал, по его воспоминаниям, ритмику, замещая Гумилева (Там же. С. 67-68). Опубликовано подписанное Лозинским, Гумилевым и Шилеико свидетельство Н. П. Колпаковой об окончании курсов при студии, датированное 15 сентября 1919 года, и ее воспоминания, согласно которым на курсах Шилеико "читал мифологию и античную литературу" и "вел занятия по переводу с немецкого" (Колпакова Н. П. Страницы дневника // Об Анне Ахматовой. Л., 1990. С. 119-120). {72} Ахматова А. Лозинский. С. 142-143. {73} Музей - Государственный музей изящных искусств, где Шилейко в те годы заведовал подотделом, см. справку в начале предисловия. В подвале музея, согласно комментарию А. В. Шилейко (сообщен Н. А. Бурановской), хранились изготовленные какой-то мастерской бюсты В. И. Ленина. {74} Мы жили, цвели (лат., от древнеримских надписей на могильных камнях: Vixit - жил). {75} Мандельштам Н. Я. Комментарий к стихам 1930-1937 гг. // Жизнь и творчество О. Э. Мандельштама. Воронеж, 1990. С. 270-271. {76} О. Мандельштам в записях дневника и материалах архива П. Н. Лукницкого // Звезда. 1991. ╣ 2. С. 111 (запись от 30 января 1925 года). Взятое под вопрос слово "символистов", записанное Лукницким по памяти, вероятнее всего, и на самом деле ошибочно, здесь могло быть "футуристов" или "будетлян".