И тяжелые чужие небеса.
И другое представляется кругом:
Будто детство где-то рядом, за углом,
Будто прошлое совсем невдалеке,
Будто выйду я сейчас к Москве-реке...
Я со временем, с пространством не в ладах:
Ведь в немецких, шведских, датских городах
Заблудился, затерялся навсегда,
Ведь не выберусь, не выйду никуда...
Франкфурт-на-Майне, 11.11.76
* * *
По темным подвалам,
По дымным провалам,
По улицам и площадям
Небывалым,
По зимней Москве,
По ночному Парижу
Я жизнь протащил,
Как тяжелую грыжу.
А видано сколько!
А выпито сколько!
А нынче осталась
Больничная койка...
Да что там осталось?
Безродная старость.
Поэтому скверно.
Поэтому горько.
Весь мир беспокойный,
И страшный и грешный, -
Он сжался какой-то
Звездой отгоревшей...
Вместился, несметный,
Вошел, необъятный,
В квадратные метры
Больничной палаты.
Бад-Фильбель, 20. 2. 77
* * *
Километры дороги, судьбы километры,
И закаты, как пятна сурьмы.
Над Нормандией стелятся сонные ветры
Атлантической серой зимы.
Я иду по дороге, далекой, окольной,
Ко всему безучастен и глух.
И глядит на меня со своей колокольни
Недоверчивый галльский петух.
Провемон (Нормандия) 21.02.78
* * *
Играют трубы в городском саду.
Европа стынет под осенним солнцем.
А я довольствуюсь своим балконцем
И никуда отсюда не иду.
Я вижу только небо над собою,
Как голубую мутную слюду.
Л где-то рядом, в городском саду,
Играют -- вероятно, на гобое.
Закат багров и крепок, как коньяк.
Не нужно жизни. Проживу и так.
Франкфурт, 20. 8. 78
* * *
КРУГОМ ФРАНКФУРТ
Он днями и ночами душными
Раскинулся, как павильон.
Он высится, оскалясь башнями,
Как некий новый Вавилон.
Во Франкфурте, в торговом городе,
И дым, и гам, и быт, и пот.
И годы падают, как желуди,
Срываясь в каменный пролет.
Течет в каком-то направлении
Коричневато-бурый Майн.
И сентябрит в потемках времени,
А может, наступает май.
И что-то было, что-то сбудется,
И все смешались языки.
Как рыси, рыскают по улицам
Автомобили-рысаки.
А я, чудак, не внемлю транспорту,
На транспаранты не смотрю.
А я, чужак, брожу по Франкфурту,
От пива раздобрев к утру.
Франкфурт, 8. 9. 78
* * *
ПАМЯТИ ГЕНРИХА ГЕЙНЕ
Черно-красные барки
По Рейну ползут,
Издавая проклятья,
Испуская мазут.
Черно-бурые замки
Над Рейном стоят,
В подземельях и башнях
Преданья таят.
И ревут бомбовозы,
Поднебесье сверля,
Изрыгая угрозы
Над тобою, Земля.
Зимний воздух над Рейном,
Словно серая слизь.
Перепутались даты.
Столетья сплелись.
А норд-ост, свирепея,
Все куда-то зовет.
И глядит Лорелея
На ат мный завод.
Бонн 5 .01. 79
* * *
СВЯЗЬ
Лие Владимировой,автору "Связи времен"
Земная жизнь желтела, как трава,
А дело было в марте на закате.
Маячила фабричная труба -
Как символ всех проклятий и заклятий.
Мне было вовсе некуда идти.
И было как-то сумрачно и странно
В кривом пространстве Млечного пути,
Во Франкфурте, в локале "Танте Анна".
Нащупывали рыжий горизонт
Антенны, точно щупальцы прогресса.
И был у каждого его резон,
И было, в общем, буднично и пресно.
Шипело пиво, закипал галдеж,
Звенела кирка в городе озяблом.
И кое-как просматривалась все ж
Связь между мной и черным динозавром.
Франкфурт, 10.03.79
* * *
НА ЗЕМЛЕ
Светит Солнце едва вполнакала,
И на улицах черная слизь.
Город Франкфурт, кривой как лекало.
Это все называется - жизнь,
Как другие - не больше, не меньше -
Я живу-не живу в полусне.
И люблю восхитительных женщин,
Как по штату положено мне.
И повсюду тоска да морока.
Что в ночной пустоте, что в дневной.
От угла до угла - вся дорога.
Все дела - от пивной до пивной.
Разносил свои будни, как лапти,
И живу - не живу в полусне.
А сигналы из дальних галактик,
Может быть, адресованы - мне.
Франкфурт-на-Майне 13.03.79
* * *
Я ИДУ ПО ПАРИЖУ
Я иду.
Я иду по спирали тугой
Удивительных аррондисманов.
По дороге надежд и обманов
Я иду -- а не я, так другой.
Наступают дома, подступают с боков,
Тяжко жмется этаж к этажу.
Говорят, что Парижу -- 17 веков.
Не считал. Не скажу.
Я иду сквозь парижские толпы.
Я в стеклянном расплаве июньской жары.
А за мною -- тяжелый и желтый,
Серый, бурый, коричневый Консьержери --
Этот каменный призрак, осколок столетий,
Мертвый, хмурый, таинственный Консьержери.
Я иду в ослепительном свете. По прекрасным местам.
Я иду
По висячим мостам,
По старинному парку.
Задыхаюсь от слов и от слез.
То и дело ныряю под арку.
Это ж -- правда. Всерьез.
А в ответ -- ни ответа.
Задыхаюсь от слез и от слов.
Говорят, на рассвете 20-го века
Здесь гулял Николай Гумилев.
Я иду.
А навстречу -- огромные трубы,
А навстречу -- зеленые, синие, белые трубы.
Для чего они тут?
Ведь они никуда не ведут.
Ведь ни дыма, ни звука.
Говорят, торжествует наука:
Это центр Помпиду.
И еще говорят,
Что Париж, мол, таков,
Что ему, мол, 17 веков.
Для чего мне 17 веков?
Лучше я за 17 непризрачных франков
Бутылку куплю
(Я бутылку люблю),
Лучше выпью за счастье борделей, за радости банков!
Я бутылку куплю.
Выпью с тем ароматным клошаром.
Или с негром седым --
Он похож на живой негатив.
Фиолетовый дым.
Фиолетовый дым над Земшаром.
Ладно, выпьем, чуток погодив.
И с клошаром.
И с негром.
И с призраком Н. Гумилева.
Снова, снова и снова
Я качусь по Парижу, как мяч,
По спирали его 20-ти
Соблазнительных аррондисманов.
Я качусь, я верчусь.
Но хоть плачь --
Никуда не пройти.
И не выбраться из 20-ти
Удивительных аррондисманов.
Я качусь по Парижу, как мяч.
А когда златокудрый Трубач
Загудит в эти белые, синие, в эти зеленые трубы,
А когда с Пэр-Ляшез
Вдруг -- автобусам наперерез --
Оживая, поднимутся трупы,
И настанет конец --
Вот тогда
Мы поймем, наконец,
Для чего эти странные, эти огромные трубы
Здесь воздвигла мадам Помпиду.
Я иду.
По Парижу иду.
Я расширенных глаз не смыкаю,
Точно впрыснули мне атропин.
Окончательно сбился с тропы.
Ничего не смекаю.
Не смекаю, не знаю, где "тут" и где "там".
Не имею понятья, что "раньше", что "позже".
Я иду.
Светлосизый игольчатый дождик
По парижским стучит площадям.
Париж, 4. б. 79
* * *
(Из цикла "Мои итальянские стихи")
История дышит на ладан,
Недолго уже до конца.
Желтеет Луна над Миланом,
Как слепок слепого лица.
И мне ли печалиться нынче,
Попавши в чужие края,
Что жизнь Леонардо да Винчи
Ушла, как уходит моя?
Милан, 30.09.79
* * *
Крошатся горы, высыхают реки,
И расы вымирают без следа.
И, может, в самом недалеком веке
Погаснет Солнце, желтая звезда.
И мне не сокрушаться ни о чем бы,
А все б смотреть на этот странный свет.
Безумцы! Упраздните ваши бомбы:
Ведь мы и так, без них, идем на нет.
Милан, 1.10.79
* * *
НЕМНОЖКО О КОНЦЕ СВЕТА
Поглядел в окошко и плечьми пожал:
Отпылал в пространстве мировой пожар.
И Господь сгребает все, что Сам пожег,
Всю труху Вселенной - в Угольный мешок.
Души, что поганки, нашу плоть и кость,
Черные огарки отгоревших звезд,
Пепел всех столетий, пыль со всех дорог -
Все сметает в бездну справедливый Бог.
Милан 1. 10. 79
* * *
СТИХИ О ДАНТЕ
За крепостной стеной вставало Солнце.
И Данте шел по городу Фиренце.
И Данте шел по Дантовому аду.
И шел кругом 14-й век.
И Данте шел 14-м веком.
Со всеми говорил по-итальянски,
Как эта продавщица сигарет,
Как полицейский там на перекрестке,
Что наблюдает за 20-м веком.
А я - из 20-го века.
Не в Дантовом - в нашем аду.
По краю потемок и света
Я в нети, как в сети, иду.
Пускай кувыркаются даты,
И время разинуло зев.
А я и не вспомнил о Данте,
От граппы совсем окосев.
Флоренция, 2.10.79
* * *
P0NTE VECCHIO *)
Ha Ponte Vecchio
Гул и гвалт. Потно, весело,
Полдень желт.
Все в несметной
Неистовой давке.
Медью, снедью
Торгуют лавки.
Туристы и прочие.
Накипь века.
А снизу -- рабочие
Чинят реку.
(Реку рно
Или Арн --
Мне это, право,
Все равно.)
Выходит наружу.
Лоснится при свете
Осклизлая жижа
Зловонных столетий.
По Ponte Vecchio
Мне брести.
А рядом -- некая
Лет шести.
Сидит, одинокая.
Лиры в горсти.
Сидит, одноногая,
Лет шести.
Стоит Бенвенуто,
Который Челлини,
Не видел, как-будто,
Чтоб реку чинили!
На Ponte Vecchio
Гул и гам.
Запах вечного
Тут и там.
Флоренция, 3. 10. 79
*)Мост Веккио (во Флоренции)
* * *
РИМСКИЕ ИМПЕРАТОРЫ В ГАЛЛЕРЕЕ УФФИЧИ
Со всех сторон уставились они,
Совсем ослепнув от спесивой злобы.
Но нет, со мной не справились они,
Не сладили, не потому что, чтобы...
Они уставились со всех сторон,
Глядят в меня, один другого злее,
Но что мне, право, мраморный Нерон?
Я видел Сталина на мавзолее.
Флоренция, 4. 10. 79
* * *
ЛУННАЯ НОЧЬ
Глядит Луна из-за угла.
Таясь за супермаркетом.
В проулках, в парках пухнет мгла,
И как-то странно пахнет мгла.
Ни августом, ни мартом.
И этот мир -- не этот мир,
А мир, в котором нет квартир,
Где не настали сроки.
Где в пухлой плесени болот,
В протухлой зелени болот
Плодятся диплодоки.
Тот мир, в который я пришел.
Захлопнут плотно, как котел,
Таит свои богатства.
Над миром ночь. Над Римом ночь.
А ночью некому помочь
И некуда деваться.
Все это явь, все это сон,
И колокольни дальний звон,
И этот мир со всех сторон,
Все это волны транса.
И чувствуется связь времен
И кривизна пространства.
И на порядок всех вещей
Глядит Луна из-за хвощей,
И тварям нечто снится.
И сквозь магнитные поля,
Астральным золотом пыля.
Летит Земля, моя Земля,
Летучая гробница.
Рим, 5. 10. 79
* * *
Р И М
Я точно кур, попавший в ощип,
Турист, а может, пилигрим.
Хожу и пробую наощупь
И папский Рим, и царский Рим.
Я вижу мир необозримый.
Макет истории нагой.
И прорастают эти Римы
Один в другой, один в другой.
Я день и ночь по Риму шляюсь,
Качусь не хуже колеса.
И обо многом размышляю.
По Колизею колеся.
Глодаю глыбы и обломки,
Глотаю вековой настой.
И в катакомбные потемки
Спускаюсь лесенкой простой.
Мне все эпохи распахнулись.
Раскрылись тайны всех гробов.
Сквозь будний свист, сквозь вихри улиц
Я слышу гогот черепов.
И колу пью под сенью линий,
И пью садов зеленый дым.
Осенний день. И воздух синий.
И всюду Рим, повсюду Рим.
Все это -- быль. Все это -- небыль.
Все это -- звон колоколов.
И уплывают в небо, в небо
Параболоиды куполов.
Рим, 8. 10. 79
* * *
Горы, море -- все в избытке.
Где-то осень, здесь -- теплынь.
Неестественная синь,
Небеса, как на открытке.
А кругом со всех сторон -
Апельсины и маслины,
Рев авто и зов ослиный,
Гул столетий, зыбь времен.
Я слоняюсь сонный, пьяный:
То ли Солнце, то ль вино.
А кругом -- полным полно
Итальяно, итальяно.
Я не смыслю, что к чему
В этой жизни невезучей.
Лезу, лезу на Везувий,
Неизвестно почему.
Мета-ди-Сорренто, 14. 10. 79
* * *
Я думал, лишь на карте
Есть этот островок.
Но вот - хожу по Капри,
Не покладая ног.
Отнюдь не кинокадры
Показывают мне:
Вокруг - и вправду Капри
В сгущенной тишине.
Я море пью по капле,
Я таю в облаках.
И Горький жил на Капри,
А не на Соловках.
о.Капри, 17.10.79
* * *
Будет день светло-синий,
Всюду чинно и чисто.
Из свободной России
Приедут туристы.
Безо всякой оглядки,
Не стесняясь ни капли,
Побредут в беспорядке
По острову Капри.
И видавшие виды, -
Ошалев от нагрузки -
Будут местные гиды
Изъясняться по-русски .
Не партийный ублюдок,
Окосевший от бреда,
Просто русские люди
На Капри поедут.
О. Капри, 17.10.79
* * *
ОПТИМИЗМ
Солоноватый запах влаги,
Проулков пестрое гнилье.
Неаполь вывесил, как флаги,
Свое исподнее белье.
Сквозь повседневное мерцанье
Фигуры этого белья -
Как отрицанье отрицанья,
Как символ быта, бытия.
Наперекор прогнозам гиблым,
Всем потрясеньям вопреки
Наш мир достаточно незыблем,
Устойчивы материки.
Я в пыльном зное, в сонном гуле
От изумленья окосел.
И все иду сквозь улиц улей,
Вовсю подмигивая всем.
А в море - ни вчера, ни завтра,
А в море слиты все следы.
И скалы, как ихтиозавры,
Оскалясь, лезут из воды.
Неаполь, 18.10.79
* * *
Жизнь моя, золотое безумие!
Очень странно, как в мире ином,
Поглядите: сижу на Везувии,
Запиваю спагетти вином.
А вокруг - ни травинки, ни кустика,
Точно тут не Земля, а Луна.
Ну, а крикнешь - такая акустика,
Что по швам затрещит тишина,
Где там думать о всякой законности,
Если гибелен огненный вздох!
А лиловые тени на конусе -
Словно пятна от прошлых эпох.
И такое кругом скалозубие,
Что смешны человечьи права.
Я курю, прикурив у Везувия.
Все ему, как и мне, трын-трава.
Везувий-Геркуланум, 19. 10. 79
* * *
SIC TRANSIT
Мои глаза - полным-полны,
Шагаю левой-правою,
Гляжу на римские холмы,
Опохмеляюсь граппою.
Чем поразмыслить о веках,
Sic transit, об истории, -
Дивлюсь, с бутылкою в руках,
Чего тут понастроили.
Мне б вникнуть в суть вот в эту всю,
Назвать бы все по имени.
А я бутылочку сосу,
Давайте, трахнем, римляне!
Sic transit, слава, мол, как дым...
Осталось чуть на донышке.
Вокруг меня и вправду Рим,
Ведь Рим, а не Черемушки!
Эх, описать бы Колизей,
Изречь бы что гекзаметром!
А я, московский ротозей,
Валяюсь пьяный замертво.
И нет пути, и не пройти,
Не выбраться из города.
А, кстати - мать его ети! -
Рим - это вправду здорово!
Рим, 21.10 .79
* * *
Колокольни над Кельном
Динь-динь-динь!Бом-бом-бом!
Тонет звон в беспредельном,
В золотом, в голубом.
Над узором собора -
Пустота, нагота.
У подножья собора -
Суета, маята.
Любят люди земные
Все валять дурака.
Что им звезды иные,
Да иные века?
Там, в бездонном зиянье,
Мой неведомый дом.
До свиданья, земляне!
Динь-динь-динь! Бом-бом-бом!
Кельн, 11.3.80
* * *
ДЕНиК
В небе Солнце - бледный блин,
Облака наплывом,
Выбиваю клином клин,
Похмеляюсь пивом.
Выбиваю клином клин,
Разгоняю сонный сплин,
Стать хочу счастливым.
Серый мартовский денек,
Век с пометкой "20".
Скучно с головы до ног,
Некуда деваться.
Скучно с головы до ног.
Все таскаюсь, одинок,
Некуда податься.
А кругом, со всех сторон
Бред и окаянство.
Между крыш - провал времен,
Нагота пространства.
Между крыш - провал времен.
Ну, а мне пора в ремонт:
Окривел от пьянства.
Вышибаю клином клин,
Похмелиться чтобы.
Долгий полдень, сонный сплин
Надо всей Европой.
Долгий полдень, сонный сплин.
Ни к чему мне Солнце-блин:
Закуси, попробуй!
Бонн, 11.03.80
* * *
ХРАНИТЕЛЬ ОГНЯ
"Что случилось, что со мною сталось?"
Сергей Есенин
Я сидел в пещере у огня.
Шли дожди лиловою лавиной.
Странно шелестел вокруг меня,
Шевелился мир неуловимый.
Едкий запах женщин и жилья,
Душный, тошный, страшный запах жизни.
Тени на рассвете бытия.
Мысли водянистые, как слизни.
Помню, мамонтовы черепа
Мне набормотали много-много...
И тысячелетий череда
Начиналась сразу у порога.
Пелена над миром, пелена.
Мир в плену, в пеленках, в дебрях детства.
Все бы ничего, да вот Луна!
Никуда не спрятаться, не деться...
Я сижу у серого окна,
В мутный дождик, как дурак, уставясь.
Я ведь был Хранителем Огня!
Что случилось? Что со мною сталось?
Я пойду отсюда, я пойду,
По пивным пойду, по магазинам.
И о чем толкует, - не пойму -
Женщина, пропахшая бензином?
Люцерн, 5.09. 80
* * *
СТИХИ О ЗВиЗДНОМ НЕБЕ
А.Э.Краснову-Левитину
А небо, как звездная чаша,
Всю землю закрыло собой.
Три четверти черного часа
Прокаркал немецкий собор.
Ковер - не ковер, и не карта,
Такое бывает в бреду.
Я умер в то ночь от инфаркта,
Я умер у звезд на виду.
А после в безмолвии морга
(Я помню приземистый зал),
Я долго, тяжелый и мертвый,
На цинковой полке лежал.
Сновали служители мимо,
Был сумрак в прозекторской желт.
А к вечеру облаком дыма
Я в звездное небо ушел.
Франкфурт, 13, 05, 80
* * *
ИЗ ШОТЛАНДСКИХ СТИХОВ
Заказное. Михаилу Лермонтову,
На Тот Свет
Отправитель: Юрий Иофе, Шотландия
...испаряется море в рассветную сонь,
море горькое, точно английская соль,
море темное, дымное, даль без конца,
море - первое древнее дело Творца.
А Сэнт-Эндрьюс, скажу, неплохой городок,
аккуратный такой, небольшой коробок.
Ветер гордой Шотландии, горной страны,
раздувает как парус, срывает штаны.
Перепутала что-то колдунья- судьба:
не меня бы, другого поэта сюда!
Только я ни при чем, ни о чем не просил.
Не сердись на меня, дорогой Михаил!
Тлеет Солнце в тумане, простор впереди,
в море парус белеет, тот самый, поди.
В море, что ли, уйти, я бы к бездне приник.
Только я сухопутный, к другому привык.
Под туманный восход, под печальный закат,
под холодного моря тяжелый накат ,
в мертвом замке, где призраки предков твоих,
выпить , что ли, пол-литру - с тобой на двоих?
Наказал меня Бог, я уныл и убог,
вот дурак дураком из Москвы и убег!
А о гордой Шотландии, горной стране,
Я, признаться тебе, не мечтал и во сне.
Море сонное, странное, тайна воды.
Как бы я не того... не наделал беды...
Ведь бездарную дурь в голове затаил.
Походатайствуй там за меня, Михаил...
Сэнт-Эндрьюс (Шотландия). 13. 04. 82
* * *
Без задумок, без затей,
Я другой теперь, другой.
Призрак над рекою Тэй,
Над шотландскою рекой.
Ты иди себе, иди,
Я иду себе, иду.
И по городу Данд
Волоку свою беду.
Данд , 15.04.82
* * *
РАЗМЫШЛЕНИЯ В СТАРЫХ ДОКАХ
Полон лязга город Глазго,
Серый запах, сизый газ.
Город дымный, но не дивныйи
Напряженный, как оргазм.
Бьется жизнь в его потоках,
Суть его оголена.
Но в субботу в старых доках
Тишина, как пелена.
Вот оно, земное лоно:
Щебень, щепки там и тут.
Посреди металлолома
Одуванчики цветут.
Где концы? И где начала?
Я взираю, сам не свой,
На замшелые причалы,
На обрубки мертвых свай.
Что мне там судьба-вещунья
Шепчет в желтой тишине?
Я гляжу, глаза прищуря,
В этот мир, открытый мне.
Этот мир исколесил я,
Добрался до самых недр.
А Россия... Что Россия?
Никакой России нет.
Глазго, 17, 4. 82
* * *
КАМЕНЬ
Камень желт, красноват, темно-бур.
Камень древнего, мертвого цвета.
Ты, как камень, застыл, Эдинбург,
На окраине белого света.
Может, ты -- порождение гор?
Или ты -- первобытная крепость?
Не пойму, где утес, где собор.
Все в тебе непонятно, как ребус.
Эдинбург, ты другим не чета,
Отродясь я такого не видел.
Карел Чапек, трагичный чудак,
О тебе мне когда-то поведал.
Камень страшен, недвижен, тяжел.
Он сформован иными веками.
Не с того ли к тебе и пришел,
Что и сам я твердею, как камень?
Путь мой темен, угрюм, окаян.
Но с пути я не сбился, не спился.
И... как камень, гляжу в океан,
В бесконечность уставился с пирса.
Эдинбург, 18.04. 82
* * *
Зеленая мертвая кожа
Зловонного Мертвого моря
Похожа, - да нет, не похожа!
И не на что ей походить...
А н небе призрачно стынет
Январское сонное Солнце,
Висит над шершавой пустыней
И над маслянистой водой.
Коричнево-желтые камни,
Эрозия тысячелетий.
И вечность сочится по капле
В ничто, в бесконечный провал.
И в сине-серебряном свете
С тревожною примесью серы -
Так страшно на этой планете,
На злой первобытной Земле.
Эйн-Бокек (Мертвое море),17.01.83
* * *
Как синий нейлон - средиземное небо.
Пустыня пятниста, как ржавая жесть.
По детской картинке знакомая небыль,-
Но, (видите, взрослые?) - Африка есть.
Дыхание Господа, древние дали.
Времен и миров первозданная связь.
Закатное Солнце в Суэцком канале.
Восточная вечность. Арабская вязь.
Каир,3 .02.83
* * *
Я здесь живу в тропической гостинице,
В веселой экзотической гостинице;
С утра ужу я нильских крокодилов,
А вечером охочусь на слонов.
Ну, помышлял ли я, сказать по совести,
Что сообщу тебе такие новости
Про Африку, в которой я живу,
Которую я вижу наяву?
Все хорошо под здешним зодиаком.
Смешался желтый зной с лиловым мраком.
А запах -- то ли запах, то ли хмель,
А может, вовсе вздох чужих земель.
Я в Африке, как в беспечальном детстве,
Я в Африке, как в театральном действе,
И знать не знаю ни причин, ни следствий,
Не ведаю ни следствий, ни причин.
А далеко, на Севере, в Висбадене,
Там, на холме, в готическом Висбадене
Однообразно, в сером полусне,
Твою могилу засыпает снег.
А здесь, как видишь, ярко и красиво
Средь пальмового пышного массива.
Оно понятно: пальма -- не осина...
Но мне, авось, сгодится и она.
Асуан, 6.2.83
* * *
Страсть уходит и ненависть,
Все в веках, как в песках.
Красно-синяя стенопись
(Очень странная стенопись)
Остается в веках.
Да над городом Гизою
Некий призрачный Икс --
Весь проказой изгрызанный
Желтокаменный сфинкс.
Все на свалку да в ямищу,
Все в веках, как в песках.
Остаются лишь капища,
Остаются лишь кладбища,
Остается лишь прах.
И от жара разваренный,
Пьяный вечностью вдрызг,
Тупо гложет развалины
Недоумок-турист.
Луксор, 7.2.83
* * *
Толкутся убийцы
На каждом дворе.
Танцуют нубийцы
В ночных кабаре.
Дикарские танцы,
Забавная суть.
Галдят иностранцы
И в ски сосут.
А гиды не гады,
Они молодцы.
Меня, как верблюда,
Ведут под узцы.
А рядом надгробья
Как каменный сон,
Глядит исподлобья
Мертвец фараон.
Дворцы и трущобы,
Века и часы.
А вечность - попробуй! -
Швырни на весы.
И в небе высоко
Не ведает сна
Как символ Пророка
Кривая Луна.
И луны мечетей -
Как дети Луны.
Нубийские черти
Усердья полны.
И черные башни
Струятся к Луне.
И все это страшно
И все это - мне.
И чуется гибель
И ржавость оков.
И дышит Египет
Зловоньем веков.
По темным районам
Шатаюсь, как псих.
И все с фараоном
Хочу на двоих.
Каир, 9.02.83
* * *
Ах, Восток, бессмысленный Восток!
Ты сидел бы, знал бы свой шесток!
Африка! Какого там рожна?
Ты мне абсолютно не нужна!
Я не оклемаюсь тут вовек:
Как-никак, а белый человек...
Мне невмоготу от синевы,
Сколько миль от Нила до Невы?
Эдфу, 7.02.83
* * *
Был пыльный день оранжев и тяжел.
Голубизна стекала с небосвода.
По нильскому пахучему проходу
Я в Африку, как в женщину, вошел.
Вот я в Египте, как в чужом театре.
Вокруг такой декоративный вид.
Кривляясь, тараторит льстивый гид
О Нефертити и о Клеопатре.
Какой-то грязно-голубой араб
Мне демонстрирует поддельных мумий.
В базарной сутолоке, в знойном шуме
Благоухает смачный шиш-кебаб.
Я погружаюсь в стойкий запах стойла.
Восток меня хватает под уздцы.
На саркофагах пляшут мертвецы --
Совсем как человечки Конан-Доила.
Вершит пустыня страшные дела,
И над пустыней сумрак звездносиний.
Тут я не к месту вспомнил о России...
Страна такая -- вот-те крест! -- была.
Карнак, 8.02.83
* * *
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Давайте-ка не будем
По-эмигрантски выть
В потоке блеклых буден
Не так уж плохо плыть.
Вот полночь коротаю
С вином наедине,
И тишина, не тая,
Густеет при луне.
Соседи спят в постелях,
А снег, само собой,
На крышах и на елях,
Как в детстве, голубой.
Я отбываю в небыль,
Я забываю всех.
А в небе, зимнем небе
Луна, как желтый грех.
А я в потоке буден
Совсем дотлел дотла.
И ничего не будет:
Ни худа, ни добра.
Франкфурт/Майн 10.01.85
* * *
ОЖИДАНИЕ
Не занесли меня метели,
А занесло меня сюда.
Живу - а если в самом деле,
То жду я Страшного суда.
Ах, что случилось? Что приснилось?
В какую канул темноту?
И мне теперь на Божью милость
Рассчитывать невмоготу.
Франкфурт/Майн 10.01.85
* * *
СЕВЕРОВОСТОК
Дует ветер с Северовостока,
Ветер из Ухты и Воркуты.
Обнажает мир до наготы
Русский ветер, резкий и жестокий.
Не змее бы грезить о зиме,
И не мне бы бредить о России.
Мы и башмаков не износили
Ковыляя по чужой земле.
Хлещет ветер, тучи словно туши,
Горький запах западной зимы.
Башмаков не износили мы ...
Только - изнасиловали души.
Здесь - итог. А где-то там - исток.
Я и там не сделаюсь моложе.
Ну, а все же... Как сказал Волошин?
Мне бы в путь... На Северовосток.
Франкфурт/Майн 10.01.85
* * *
НЕ УЙДУ
В небе месяц - как медный рожок.
Снизу город рекламы зажег.
Зимний город в огнях и снегу.
Я покинуть его не смогу.
Не уйду я в нагие поля.
Не нырну в глубину февраля.
И в пустые леса не пойду.
И дороги другой не найду.
Костенеет зима, как река.
Медный месяц боднул облака.
И чудн мне в полуночной мгле,
Что живу на планете Земле.
Фракфурт/Майн 12.01.85
* * *
НА ТЫСЯЧУ ВЕРСТ
На тысячу верст, на тысячу миль
Вокруг меня - черно-серый мир.
Ни солнца в нем, ни луны, ни звезд.
На тысячу миль. На тысячу верст.
Фракфурт/Майн 23.01.85
* * *
ЗА ЖЕЛТЫЙ ГРЕХ
Был закат для всех
Поднебесных стран.
Он желтел, как грех,
Он краснел, как срам,
Между черных крыш
Забивая клин.
И галдел Париж.
И глазел Берлин.
А за желтый грех,
А за красный срам
Я - один за всех! -
Рассчитаюсь сам.
Франкфурт/Майн 23. 01.85
* * *
АНТИЛУННЫЕ СТИХИ
Луна - ну и что же? Уйду от Луны.
Зеленая рожа, рога сатаны.
Серпом по-советски блистает с высот.
И пахнет мертвецкой. И тленом несет.
А я бы по роже ее кирпичом!
Мол, бросить не может она нипочем
Меж звездною пылью с начала начал
Повадку упырью блуждать по ночам...
Ай сводня, ай сваха, кубышка греха!
И рожа - как плаха: плоска и плоха.
Ведь ведьма, ведунья, ведь кузькина мать!
И как в полнолунье такую унять?
С каким бы азартом ее, сатану,
Я б ядерным залпом вовсю саданул!
Поганая рожа, татарские сны...
Ах, Господи Боже! Куда ж - от Луны?
Франкфурт/Майн 24.01.85
* * *
КАК БЫ ШУТОЧНОЕ
Житель всех времен и стран,
Был я жаждой обуян
Стать холодным и нейтральным
Как полярный океан.
Только это не сбылось,
Это мне не удалось!
Потому и сел, как н кол,
На земную нашу ось.
Франкфурт/Майн, 27 янв. 85
* * *
ЧЕРНОТА
Какие, к дьяволу, права?
Вот город, черный, как провал.
Должно быть, по-медвежьи спит.
А может, с панталыку сбит.
Черным-черно. Черным-черно.
Лишь в небе - звездное зерно.
И - сикось-накось. Вкривь и вкось.
Скрипит во тьме земная ось.
Франкфурт/Майн 29 янв.85
* * *
Когда-нибудь в 30-м веке
Пусть мною названный музей
Оплатит щедро эти чеки
Праправнукам моих детей.
* * *