---------------------------------------------------------------
© Copyright Shlomo Wulf = Dr Solomon Zelmanov 04-8527361
HAIFA, ISRAEL, 1999
Email: solzl@netvision.net.il
Date: 15 Sep 2000
---------------------------------------------------------------
"И это будет нашей защитой от крыс? -- женщина присела на корточки и
коснулась легкими пальцами моей едва прощупывемой спины под пухом шерсти. --
Ты смеешься надо мной, Игорь." "Не скажи. Он, конечно пока мал и слаб, но от
него пахнет кошкой. И этого на какое-то время будет достаточным, чтобы они
не лезли из своих нор. Мне уже надоело замазывать новые дырки, Оля."
"Уважающая себя крыса вообще не боится никакой кошки, - Оля все пыталась
прощупать во мне хоть что-нибудь материальное. -- Тем более, ни одна не
испугается запаха едва прозревшего котенка."
Лучше бы я не прозревал, чем видеть перед собой таких монстров.
Я сомневаюсь, что умозаключения, которые я по привычке формирую в виде
литературного описания, когда-либо станут известны моим читателям. Но и я им
предан всей душой, и никак не могу поверить, что последняя в моей жизни
катастрофа уже произошла. Затем окончился, наконец, период моей слепоты,
когда были только звуки, сладкое молоко и ласковое мурлыкание во тьме --
двухнедельного превращения известного писателя одной планеты в немощного
котенка другой...
Итак, читатели, предо мною действительно были человекообразные
существа, но кто-то постарался, чтобы выглядели они чудовищно. Попробую
описать по своему первому впечатлению. Под жалким обрубком того, что у нас
называется носом, на лице моего нынешнего хозяина и покровителя была рана,
аккуратно нанесенная острым ножом и так и не зашитая, незарубцевавшаяся, с
красными ровными вывернутыми краями, которые без конца отталкивающе
двигались, когда Игорь произносил звуки или ел. Вернее отправлял руками или
инструментами то, что они называли пищей, в отверстие между рубцами - рот.
Вам трудно будет в это поверить, но за рубцами, которые они называли губами,
торчали какие-то острые обнаженные кости -- зубы, двигающиеся в разных
направлениях, чтобы превратить еду аборигенов в то, что собственно и
называется в нашем мире грубой, практически несъедобной пищей... Эти кости
вызывали у меня ужас, но показывать зубы, по-видимому, являлось признаком их
ко мне расположения. Ольга даже подняла меня на колени, поднесла мою, скорее
всего, не менее страшную, по нашим понятиям, мордашку к своему лицу и
ласково сказала, обнажая свои особо белые и ровные кости между кривящимся
особо красным и вспухшим шрамом: "Ты ведь будешь нас защищать от крыс, когда
вырастешь, правда, Марсик?"
Так я узнал свое новое имя. Впрочем, для меня это не имело ни малейшего
смысла, как и все их звуки, собранные в слова и фразы, как и полки с
книгами, где эти слова и мысли были зафиксированы их писателями вместо того,
чтобы просто передать мысли в вездесущий эфир и там их оставить до
потребления. Но что можно ожидать от человека с таким едва заметным розовым
отростком на лице вместо изящного хобота, которым едят нормальные люди? При
этом Ольга обдувала меня воздухом из того, что у нее называлось носом,
откуда я сделал вывод, что эта же породия на нос, как и отверстие,
образованное варварским шрамом, служат аборигенам дыхательными каналами
вместо кожи, которой естественно дышат обычные люди в любой среде.
После того существа, которое я увидел, когда прозрел и которое было
моей матерью в этой жизни, я не мог вообразить что-нибудь отвратительнее и
страшнее, но местные "люди" были хуже -- ведь они были в принципе
человекообразными. Да, у них не было развитого носа, но зато были
омерзительные наросты на голове вокруг ушных отверстий, выставленные как
примитивные локаторы. И всего по две руки и по две ноги, а щупальцы были
недоразвитые и беспомощные по сравнению с человеческими, не говоря о том,
что на руках и на ногах их было всего по пять. На ногах они вообще были
практически атрофированы и ни для чего не пригодны. Оставлялось только
удивляться, зачем они вообще там существуют.
Но все-таки это были люди. Во всяком случае, у них были человеческие
глаза, правда отвратительно короткие. Это заставляло их беспомощно
поворачивать голову, чтобы посмотреть вправо-влево, и даже туловище, если
надо оглянуться назад -- вместо нормального движения зрачков у обычного
человека. Но это были глаза. Они хоть слабо, но отражали их внутренний мир.
И это помогло мне понять, даже и не вникая в звуки, что они ко мне
расположены не просто дружески, но и с определенной нежностью. Если Игорь
или Оля молчали, я улавливал, о чем они думают, до того момента, пока я
вообще мог постичь ход их невероятных для нормального человеческого существа
мыслей.
Скажем в тот момент, когда Оля двумя пальцами опускала меня на
приготовленное мне в углу комнаты ложе, она излучала какие-то странные,
очень сильные импульсы, связанные с Игорем, но не знакомые мне по прошлой
жизни. Я только таращился, когда она стала, выставляя в красном пухлом шраме
свои ровные белые кости, освобождаться от внешней оболочки, которую они
называли одеждой, и стала гладкой, белой и блестящей в свете устрашающего
вида светильников. У нее были какие-то две шарообразные опухоли на теле под
лицом, которые, судя по всему более всего привлекали к ней Игоря. Тот, в
свою очередь, освободился от оболочки, обнаружив выше своих ног такой
чудовищно безобразный двойной нарост, что я свернулся в клубок, чтобы больше
ничего не видеть. Без одежды они выглядели еще омерзительнее. То же, чем же
они потом занимались, я просто не решаюсь описать -- вы все равно не сможете
в это поверить, если даже и вообразите это после моего описания. Могу
сказать только, что на какое-то время эти двое стали единным существом, а
потом снова разъединились...
Впрочем, ваш покорный слуга, если выражаться языком аборигенов,
выглядел ничуть не лучше -- разве что не мог снимать внешнюю оболочку. В
этом я убедился, когда увидел свое отражение в зеркале.
Я был домашним животным и внешне был не более похож на наших домашних
животных, чем мои хозяева на вас и других людей. У кошек, к которым я теперь
принадлежал, было так же грубо растерзано лицо для образования рта, а зубы у
моей кошки-матери и моих братьев и сестер были еще противнее, чем у Оли. Но
есть и пить иначе я не мог, как и дышать -- только едва заметным носом и
тем, что они называли ртом.
***
Но если люди и кошки были так странно отвратительны, то о чудовище, что
неслышно скользнуло как-то из-под хозяйского холодильника, и говорить
нечего!
Утром следующего дня я остался один в квартире и с наслаждением
потягивался со сна на своей подстилке, когда раздался шорох и на меня
глянули два маленьких острых круглых и хищных глаза. Вот это был монстр так
монстр! К тому же он просто излучал нечто, что внушало мне с нарастающей
силой отвращение и ужас.
Я сразу понял, что это и есть крыса, которую я должен сначала своим
кошачим запахом, а потом, когда вырасту, зубами и когтями отгонять от
хозяйского добра. Шевеля длинными жесткими усами, крыса втянула носом
воздух, свирепо глядя на меня, и дробно протопала мимо розовыми твердыми
пятками к мусорному ведру, не обращая внимания на мое старательное шипение,
выгнутую спину, раскрытый рот, стоящую дыбом шерсть и распушенный хвост.
Она вскарабкалась в ведро, мелькнув на его кромке голым серым хвостом,
и исчезла в отбросах, шурша бумагой и звеня там банками. Я все шипел, стоя
боком к ведру и дергая в воздухе растопыренной лапкой с до предела
выставленными крохотными когтями, но ей это было, как говорят аборигены, до
фени. Она могла своими желтыми клыками перекусить меня пополам, а то и в
мгновение ока растерзать в клочья, но просто мараться не хотела.
***
"Вот тебе и защита! -- хохотала Ольга, когда они с Игорем вернулись
домой, а я им выбежал навстречу на еще слабых лапках и тут же опрокинулся на
спину на вираже. -- Марсик, а Марсик, где же твой устрашающий запах, друг
мой? Смотри, эти сволочи нам все ведро раскидали по кухне. Куда ты смотрел,
а?" "Подожди, Оленька, - Игорь взял меня на руки и заглянул в глаза. -- Он
так странно смотрит... Я никогда не видел, чтобы животное так смотрело...
Марсик, может ты и не котенок вовсе? Оля, я серьезно. У него совершенно
осмысленный взгляд. Того и гляди, раскроет пасть и что-нибудь скажет..."
"Скажет, скажет, - отмахнулась она. -- Говорили нам взять взрослого кота. Он
не допустил бы такого беспредела." "А мы тоже вырастем, - ласково скалился
мой хозяин, которого я тотчас признал главным, хотя когда меня держала
Ольга, мне нравилось больше. -- Мы еще всем тут крысам устроим
Варфоломеевскую ночь, правда, кот? Ого..." "Ты чего это?" "Оля, он мне так
подмигнул!.. Я его уже боюсь..." "Не бойся, я с тобой, - Оля подметала мусор
обратно в ведро. -- Проверь-ка лучше свою заделанную дырку за холодильником.
Да отпусти ты своего дурацкого никчемного кота!"
"Точно! Прогрызли себе рядом и спокойненько залезли снова. Надо же,
бетон грызут! И как они самого Марсика не загрызли? Значит, я был прав,
когда говорил -- уважают кошачий запах!" "Нужен он им! Ладно, дай-ка я его
хоть покормлю, пока ты там сюсюкаешь... Марсик, ты ведь не откажешься от
блюдечка молочка, котяра?"
Еще бы я отказывался! Когда эта страшная тварь хрустела чем-то в ведре,
у меня просто живот сводило от голода. Хозяева называется - ушли утром и
ничего не оставили защитнику их дома!.. Молоко было холодное и пахло
отвратительно после материнского, но это была почти человеческая пища,
которой я наслаждался три недели назад до наглеца, что перекрыл мне дорогу и
отправил сначала во тьму, а потом в этот несносный, но довольно, впрочем,
интересный для писателя мир.
В самом деле, думал я, когда свернулся в клубок и видел краем глаза
свой крохотный часто вздымающийся тугой от выпитого молока живот, покрытый
блестящей мягкой шерстью, почему крыса меня не тронула? Она не могла меня
бояться, так как была стократ сильнее. Не могла и пожалеть, так как смотрела
с дикой злобой -- мне ли не почувствовать к себе отношения! Но -- не
тронула. Протопотала мимо сначала к ведру, а потом обратно, хотя я храбро
стоял прямо на дороге и всем своим существом выражал свое к ней враждебное
отношение. Обошла, чуть не коснувшись серой гладкой серой шерстью и
прошелестела своим волочащимся хвостом.
***
В доме, между тем, была суета. Ольга и Игорь городили сложенную ранее
кровать, без которой в этом мире люди спать не могли, не умея левитировать
как мы. Новая кровать была маленькой, из чего я сделал вывод, что они
собираются поселить тут ребенка, хотя ни у мужа, ни у жены не было ни
малейших признаков беременности. Я вообще не совсем представлял, как они
рожают -- ведь вместо родильной щели у обоих были едва заметые впадинки
посредине туловища спереди со сморщенной кожей - явно какие-то давно
заросшие отверстия. Правда у Ольги было нечто вроде нормальной щели, но кто
же решится получать новорожденного так далеко от собственных рук, да еще
всего двух и так близко от ног с атрофированными пальцами!.. Что же касается
Игоря, то он имел только одно отверстие, о котором мне и говорить противно.
Я и в себе нынешнем его ненавижу... Вы все равно не поверите, если я вам
скажу, куда они все -- и люди и животные -- девают здесь отходы
жизнедеятельности, которые у нас выходят в виде ароматных испарений. Вот уж
где были "ароматы"!.. Производить ребенка в такой среде?.. Ни за что не
поверю!
"О чем ты все время думаешь, Марсик? -- Игорь положил меня на ладонь и
поднес к своим коротким жалким, но удивительно теплым глазам. -- Я ведь
знаю: ты вовсе не кот, верно? Дай мне знак, подмигни, как в прошлый раз,
если я прав, ну? Я жду... Кто ты? В тебя переселилась чья-то душа? Чья? Судя
по выражению твоих глаз -- удивительно умного человека, а? Молчишь? Делаешь
вид, что ты обыкновенный котенок. Но я ведь тоже не совсем обычный человек.
Я психолог. Я ведь вижу, как ты то с любопытством, то с ужасом
приглядываешься ко мне. Особенно когда я голый. Разве не так? Нет? Сейчас
проверим. Вот я тебя положу на тахту и сниму перед тобой трусы. Ого!.. Этого
я даже не ожидал..."
Я и сам не ожидал! Его жуткие наросты, особенно так близко и особенно
нижняя их часть вынудили меня нарушить свое инкогнито: я подскочил в воздух,
выгнул спину, раскрыл рот и зашипел так, что едва не порвал себе голосовые
связки. Абориген поспешно оделся, застегнулся и стал у тахты на колени,
заглядывая мне в глаза: "Ты был монашкой, - "догадался" он, - или что-то
вроде. Невинной девушкой, никогда не видевшей живого мужчину. Так? Зато ты
сейчас сам парень, хоть и кошачий, и у тебя самого есть что-то подобное
между твоих задних ног. Мама! -- басом заорал он, потому что я в ужасе
опрокинулся на спину и согнулся, заглядывая туда, где я, по сто раз в день
облизывая себя с ног до головы, до сих пор ничего такого ужасного не
замечал. -- Оля! Иди скорее сюда! Скорее!! Я тебе такое сейчас расскажу..."
"Дурак ты, - спокойно сказала Ольга, - развратный и суеверный. Твоего
Марсика как раз в минуту твоих откровений блоха цапнула за сраку. Жалко, что
она на твоего красавца не перескочила. То-то бы кот испугался: только начал
тебе о чем-то мурлыкать, а ты к причинному месту кидаешься. Вот ты сам
подумай своей дурной башкой: если ты нифига не понимаешь, что он тебе тут
сейчас мурлычит, как он может понять, что ты ему тут гавкаешь? На каком
языке он тебя может понять, если ему всего три недели, и он даже в школу-то
еще не ходит? Нет, ну как перепугался, дурачок, кота своими яйцами пугая! Ты
уж лучше меня пошантажируй, если делать нечего..." "Нет уж Ну-ка, дружок...
Женщина может говорить все что угодно, а я ее при тебе больше любить не
буду... Я еще давеча заметил, как ты странно таращился, а потом вздохнул
осуждающе и с отвращением отвернулся! Я, брат, все замечаю, я не Ольга! Меня
тебе не провести..."
Больно надо, подумал я, счастье великое -- на такое непотребство
смотреть. Я стал себе обследовать кухню, залез под холодильник и тут испытал
потрясение почище всяких там наростов. Из свежей, пахнущей цементом-порошком
дыры на меня смотрели два маленьких острых глаза, но не той крысы, вернее
крыса, как я потом узнал, а крысенка. Не моего возраста, значительно старше,
но примерно моего роста и к тому же настроенного не то игриво, не то
агрессивно. Во всяком случае, он оскалил острые зубы и запищал удивительно
противно. У меня даже мороз по спине пробежал от этого звука. Под
холодильником не было места сделать ему "верблюда", а потому я просто шипел
на него, лихорадочно пятясь всеми четырьмя лапками, пока не почуял с
облегчением, что спина уже поднялась как надо. Крысенок стремительный рванул
ко мне и очень удивился и испугался, получив когтями по морде. Вот уж чего
он от меня не ожидал, так это крови на своем носу. Мало того, я, кажется,
серьезно повредил ему глаз -- он скосил морду к плечу, щурился и тер глаз
розовой лапкой. И, в свою очередь, стал пятится под холодильник, беспрерывно
противно вереща. Оттуда появилася давешний крыс, суетливо обнюхал мордашку
своего чада и ринулся на меня. Ничего не соображая, я почему-то сделал так,
что крыс стал маленьким, а закопченный кухонный потолок оказался рядом.
Теперь главное было удержаться на раскачивающейся портьере, куда я,
осказывается, стремительно вскарабкался, повис и мог надеяться только на
свои когти и мышцы, так как мои враги бегали по полу и вставали на задние
лапы. Если бы я тогда знал, как ведут себя волки в погоне за рысью, я бы
привел такую аналогию. Но среди промысленных уже книг мне этой сцены пока не
попадалось. А крыс действительно встал на задние лапы и стал передними
трясти портьеру, как тряс бы волк дерево.
Не смотря на мой микроскопический вес, долго я тут продержаться не мог
бы. Допрыгнуть отсюда можно было только до плиты, на которой стояла открытая
кастрюля с остывшим молоком, пустые сковородки и чайник. Понимая, что
приземлись я неудачно, недолго и сорваться на пол, им в зубы, я нацелился в
середину кастрюли. Та сдвинулась и задела сковордку, которая с грохотом
полетела на пол. Крысы бросились к себе под холодильник, а в кухню влетели
оба любовника со своими странными телами. Ничего не понимая, Ольга только
причитала: "Господи, я же тебя кормила! Ты же весь распух, такой сытый был.
Как не стыдно -- прямо в кастрюлю... Литр молока испортил!" "Хорошо хоть сам
не утонул, - догадался о чем-то Игорь, оглядывая качающуюся портьеру. --
Оль, по-моему тут был нешуточный бой. Он удрал от крыс на портьеру и оттуда
просто сиганул в молоко." "Ты шутишь! Где окно и где молоко!" "Так он
специально туда целился, - проявил мой хозяин смекалку. -- Иначе свалился бы
им на голову." "Опять ты за свое! Ну не идиот ли, люди добрые? Котенку три
недели от роду, а он тут военные планы строит... Просто мелкий пакостник ты,
Марсик, и теперь будешь жрать все только из этого молока, пока оно не
кончится, понял, стратег?"
Cтратег не стратег, но до меня уже доподлинно дошло, что жизни мне
теперь здесь не будет -- с молоком ли или без, но эти ребята из-под
холодильника со мной рассчитаются, причем немедленно, как только мои
огромные, сильные и добрые Игорь с Олей уйдут утром не работу. И то если до
утра я сподоблюсь спать в их спальне, а не на кухне. К счастью, с Игорем у
меня действительно установился определенный контакт, и он, заглянув мне
вечером в глаза, уложил меня спать не на моей подстилке на кухне, а с собой,
вопреки протестам жены. Я же решил проявить такт и устроился в ногах, не
давая о себе знать.
Снилась мне моя семья, наш город среди белых гор и висящих в воздухе
вертикальных вечно цветущих садов. Я и родившиеся от меня дети и внуки жили
по законам своего бесполого и свободного общества, где о древних войнах и
разбоях можно было узнать только включив разные фантазии. Я как раз и
занимался созиданием подобных сюжетов. Именно поэтому, боюсь, Всевышний и
послал меня после катастрофы не куда-нибудь, а вот в такие котята...
***
В моем поле зрения появилось, между тем, новое человеческое существо.
Девочка не родилась из каких-то щелей, а просто приехала от бабушки. Она
была совсем маленькой, хотя уже исправно бегала и лопотала безумолку.
От меня она тут же пришла в восторг и стала без конца меня довольно
больно тискать и таскать с собой. Но при этом разговаривала со мной так
нежно и таким замечательным слабым голоском, что я тут же простил ей и ее
обычный для аборигенов отвратительный вид, и бесцеремонность, и назойливое
ко мне внимание. Кроме того, с появлением этой крошечной Лизы меня уже не
оставляли одного дома. Ольга то ли ушла в отпуск, то ли уволилась, но была
все время с нами. Не считая коротких часов, когда они с дочкой гуляли, а я
тут же привычно, пользуясь возникшей ко второму месяцу моей жизни в кошачьем
облике силой, вскакивал на подоконник и оттуда наблюдал, как крысиное
семейство -- двое взрослых и трое крысят -- хозяйничали на кухне. Я уже
различал детенышей и боялся только того подростка, которому я все-таки
выцарапал тогда глаз. Он вечно вертелся под моим подоконником и даже как-то,
болезненно склонив голову набок и не сводя с меня горящего местью глаза,
пытался вскарабкаться ко мне по портьере, но я стал трясти ткань лапой. Он
сорвался, глухо шлепнулся на спину и запищал своим жутким скрипучим голосом.
Его отец, который, по-видимому, уже сожалел, что не прикончил меня при
первой встрече, тотчас встал на задние лапы, потом повис на своих когтях на
портьере. Но тут я так зашипел и так стал теребить занавеску, что и он
соскочил, поносился серой тенью по кухне с невероятной скоростью, попискивая
басом и подпрыгивая прямо подо мной.
Но тут хлопнула входная дверь, раздался счастливый смех Лизы, и
дружественное мне семейство спугнуло моих врагов. Когда девочка промчалась
прямо к моему подоконнику, последний хвост исчезал под холодильником. А я
тотчас оказался прижатым к холодному с открытого воздуха тельцу девочки,
ощущая, как неистово бьется под курточкой ее сердце. "О, как я по тебе
заскучилась, Марсик, - щебетала она. -- Мама, я больше без него гулять не
пойду! Что он тут смотрит на мир только в окно?"
Хозяева ушли в свою комнату, закрыв за собой дверь, а я вернулся на
подоконник и действительно стал смотреть на мир сквозь стекло. И тут
произошло нечто удивительное. Прямо напротив меня, на карнизе того же окна
присело незнакомое серое существо меньше меня ростом. Оно не видело меня со
света в тень и спокойно чистило о карниз трердый острый нос, настороженно
косясь на свое отражение в стекле.
Включив свою информационную сеть и настроив ее на энциклопедию в
соседней комнате, я понял, что, во-первых это птица, а, во-вторых, что это
воробей. Я постоянно просвещал себя таким образом, что уже стало привычным,
но поразил меня не вид впервые увиденной мною здешней птицы, еще более
непохожей на наших, чем люди, а то, что мне остро захотелось ее убить.
Внутри меня все дрожало, я даже издавал, помимо моей воли, клокочущий
вибрирующий звук, приседая на подоконнике и яростно водя хвостом, словно
собираясь вцепиться в птицу сквозь стекло. Воробей не видел и не слышал
меня, чирикая на все четыре стороны с совершенно счастливым видом. Я так
увлекся этой иммитацией охоты, так был удивлен моей одержимостью зверского
убийства живого существа и жаждой его крови в моей пасти, что не сразу
услышал шорох сзади и заметил шевеление портьеры. Зато, услышав, я с
похвальной быстротой повернулся к привычной опасности и замер в позе
верблюда, подняв отопыренную когтями лапу.
Это был один из крысят, самый маленький, самка, причем не серая, а
золотисто-белая. Она висела, раскачиваясь на портьере, больше боясь упасть,
чем моих беспощадных когтей. На меня же она смотрела не просто с детским
любопытсвом, что я бы сразу понял, а с какой-то болью и требовательностью.
Я включил все местные информационные поля, заглядвал ей в глаза, но
никак не мог понять, что это все значит, пока до меня не дошло, что все эти
знания мне тут не помогут, что это... самое дорогое для меня существо из
прошлой жизни, погибшее одновременно со мной в той же катастрофе. И я,
теперь котенок, и она, теперь крысенок, пытались перейти на прежний язык
мыслей. Тщетно. Все было надежно заблокировано... Сама догадка была кем-то
торопливо и жестко стерта. Через мгновение я уже не понимал, что меня так
страшно взволновало несколько секунд назад. В свою очередь, в ее глазах
появился страх уже не только высоты, но и смертельного биологического врага.
Она жалобно пискнула и беспомощно полетела вниз. Там, где я бы запросто
перевернулся в воздухе на четыре пружинящие мягкие лапы, маленькая крыса
летела прямо на спину, но внизу розовыми лапами вверх лежала, лихорадочно
извиваясь, чтобы угадать направление полета своего детеныша, мама-крыса. Она
поймала свою любопытную девочку в сильные ласковые объятья, злобно
оскалилась в мою сторону и стала пятится к холодильнику, куда шмыгнула
обезумевшая от потрясений дочь.
А тут как раз влетела в кухню Лиза, завизжала, увидев крупную
оскаленную уже в ее сторону крысу и... бросилась не к родителям, а к
подоконнику -- под мою защиту. Я тотчас взлетел в воздух, приземлился
напротив уже отступавшей крысы и стал делать перед ней прыжки, с шипением
оттирая ее от Лизы.
Мимо меня со свистом пронеслось что-то черное, крыса пискнула от удара
тяжелого ботинка и улетела под холодильник. Игорь держал на руках свою Лизу.
Оба, дрожа и перебивая друг друга, рассказывали вбежавшей бледной Ольге о
моем подвиге. Та прижимала меня к своим странным мягким шарам на теле и
ласково прижималась к моим усам своим уже привычным красным шрамом под
недоразвитым розовым носом. Но я уже не думал об ее уродстве, купаясь в
лучах всеобщего уважения и обожания.
"Я же только что заделал эту нору, - кричал Игорь, отодвигая
холодильник. -- Нет, это какая-то фантастика! Этот цемент не берет даже
стальное долото..." "Надо вызывать специалистов, - Ольга, стоя на коленях,
заглядывала в черную дыру. -- Это невозможно -- крысы могли просто
искалечить Лизочку!.." "Специалистов, - возражал Игорь. -- У соседей от их
яда погибли все рыбки и цветы, а крысам хоть бы что! Нет, вся надежда на то,
что Марсик подрастет и сам решит нашу проблему. Смотри, он ростом чуть
больше этого чудовища, а оно его уже боится. Через два-три месяца мы забудем
о крысах навсегда." "Хорошо, а пока мы рискуем единственной дочерью..." "Я
заделаю эту дыру немедленно. И надо просто не оставлять в кухне ничего
съестного."
"И Марсика нельзя с ними оставлять, - горячо тискала меня Лиза. -- Я
без него гулять больше не пойду, я так решила, ясно?"
***
Когда Игорь вытащил меня из-за пазухи и опустил на землю, мне
показалось, что я вернулся в свой родной мир. Растения окружали меня со всех
сторон, как наши вертикальные висячие сады, где летали нормальные люди и
животные от одного висячего ажурного строения среди садов к другому.
Казалось, достаточно взлететь и можно вернуться в нормальный мир. Мне так
остро захотелось домой, что я даже сделал привычное движение, собираясь
взлететь. Увы, я только совершил прыжок на четверть метра вверх и
приземлился на лапы туда же, откуда взлетел.
"Чего это он? -- удивилась Оля. -- Тебя опять кто-то цапнул, котяра?"
"Тут полно муравьев, - "догадался" мой психолог. -- Но другого места для
прогулок у меня для тебя нет, Марсик."
"Марсик, Марсик, - счастливо кричала Лиза, носясь по лугу. -- Догони
меня! Догони меня!" Я был уже достаточно устойчивым и сильным, а потому
задрал хвост трубой и помчался за ней, совершая прыжки над травой, к
всеобщему восторгу. Лиза вывела меня таким образом на тропинку, где мне уже
не мешала трава. За тропинкой и обрывом под ней катила быстрые воды река. Я
видел только мелькавшие подошвы девочки и легко догонял ее, когда она вдруг
страшно закричала и полетела назад, но не вдоль тропинки, а поперек, прямо к
обрыву. Размышлять было некогда -- за кромкой была вода, возможно, глубокая,
и уж точно - с опасным течением. Я бросился поперек пути Лизы и запутался у
нее в ногах. Она тотчас полетела на локти и коленки, в ужасе оглядываясь
назад.
Оттуда раздавались чьи-то истерические крики: "Артур, фу! Он не тронет!
Ко мне, Артур!!!" Я повернулся и тотчас какая-то сила снова подбросила меня
на полметра вверх: на меня летело на тонких длинных ногах коричневое
стремительное чудовище, чем-то похожее на крысу, но ростом чуть ли не с
Игоря, во всяком случае, больше даже Лизы. Я сделал "верблюда", зашипел и
завыл. Чудовище присело на передние лапы, опустив голову до земли и задрав
зад, а потом стало метаться передо мной, заливаясь, как потом выяснилось,
лаем, с, как мне показалось, улыбающейся мордой.
Я стремительно поворачивался в прыжках во все стороны, откуда на меня
жарко дышала и лаяла собака. Я не менял своей угрожающей позы, но, как ни
странно, не чувствовал того страха, который внушали мне относительно
маленькие крысы.
Между тем, Лиза уже была на руках у Игоря, а Оля ругалась с насмерть
перепуганной хозяйкой Артура. Тот все улыбался во все стороны, не понимая,
какой опасности он избежал, не приблизившись к моей лапе -- смотрел бы на
этот сияющий мир с этой минуты и до конца жизни одним глазом, как уже
смотрит кое-кто...
"Вы даже не представляете, - горячо говорила хозяйка Артура, - что
сделал для вас только что ваш котенок! Нет-нет, от Артура девочке никакая
опасность не грозила, он любит детей и ни за что бы ее не тронул. Но она
бежала прямо к обрыву, а тут такая опасная река. И, я все видела!.. Ваш, как
его зовут?.. Ваш Марсик намеренно, не раздумывая, с истинно звериной
реакцией -- бросился ей в ноги!" "Вот теперь нам снова ей коленки лечить! --
уже смеялась Ольга, поднимая меня к своему лицу. -- Ты что, действительно
осознанно спасал Лизочку?" "Знаете, - сказал, все еще дрожа, Игорь. -- Оля
может смеяться сколько угодно, но я верю тому, что говорите вы! Этот кот
именно так и мог поступить. Спасибо вам, Марсик, - вдруг совершенно
серьезно, так серьезно, что у меня самого содрогнулась спина, сказал он,
пожимая мне лапу. -- Я вам этого никогда не забуду. Я ведь знал и до этого,
что вы не кот... А теперь исчезли последние сомнения..."
"Ты у меня всегда был немного идиотик, - тихо сказала Игорю,
скривившись, Ольга. -- А теперь уже ни у кого нет сомнений, что ты вполне
зрелый и осознанный идиот. Марсик не совсем кот, зато ты уже полный
кретин... Хоть бы не проявлял свой недуг при посторонних."
"Но ты-то, дружище, доподлинно знаешь, что прав именно я, не так ли? --
Игорь поставил успокоившуюся Лизу на ноги и взял меня к себе, пытливо
всматриваясь в мои глаза. -- Ты-то не мог знать, что собака не опасна, что
она просто играет с вами, и отважно бросился против нее, защищая Лизочку,
хотя любая другая кошка просто вскарабкалась бы на дерево, спасая свою, а не
чужую, шкуру, верно?" "Ничего подобного, - сказала хозяйка Артура, радуясь,
что девочка уже гладит пса по голове, а тот зализывает ей разбитые коленки.
-- Я сама читала, что некоторые кошки защищают своих хозяев не хуже собак."
Я был, естественно, не очень подкован в подобных историях, но знал
точно, что в моем мире особи моего склада, которых, судя по информации из
библиотеки моих хозяев, здесь именовали рыцарями, просто не могли
вскарабкаться на дерево, когда другу грозит опасность. При всей утонченной
цивилизованности моего мира мне не раз приходилось в экстремальной ситуации
проявлять себя. Кроме того, рыцарские романы, как назвали бы местные
существа мои произведения, воспитали меня самого достаточно правильно. Так
что на этот раз Игорь как в воду смотрел...
Меня отпустили поиграть с Артуром. Это было достаточно страшно, и я без
конца "делал верблюда". Но я был все-таки просто котенком, застоявшимся в
четырех стенах, а потому я охотно носился, к радости людей, позволял ему
меня переворачивать огромными лапами на спину и даже покусывать улыбчивыми
острыми осторожными зубами, способными малейшим усилием отправить меня к
следующей конверсии.
***
После такой замечательной прогулки я спал как никогда крепко у Лизы в
ногах и не сразу понял, что за знакомый жуткий звук заставил меня вскочить
на кроватке. Оля таращилась на дверь на кухню, держа на коленях
перескочившую к ней на кровать перепуганную Лизу, пока на кухне шел
настоящий бой. Я соскочил на пол. "Нет! -- истерически закричала Лиза. --
Марсик, иди сюда! Папа сам! Мама, не пускай его..." Но я уже был на кухне.
Игорь загнал там в угол уже взрослого вида одноглазого с некоторых пор крыса
и с искаженным страшным лицом изо всех сил тыкал в него палкой с
перекладиной на конце для мытья полов. Крыс метался, вставал на задние лапы,
скалился и пронзительно верещал. Из-под холодильника торчали четыре дрожащие
от возбуждения морды и горели восемь глаз.
Волосы у моего хозяина стояли дыбом, он весь лоснился от пота, сам
скалил зубы на красном лице и пучил глаза, без конца тыкая и тыкая палкой в
содрогающееся мягкое живое тело. Наконец, раздался треск -- древко сломалось
от напряжения, а на полу в судорогах бился издыхающий крыс с распоротым
брюхом. В то же мгновение папа-крыс скользнул на Игоря, мелькнув серой тенью
в лунном свете, которым была залита кухня. Игорь ничего не слышал, но я был
начеку. Когда мой хозяин обернулся, а полураздетая Оля включила, наконец,
свет, по полу метался огромный крыс, на спине которого завис котенок с
зубами, впившимися в крысиный загривок. О, какое блаженство я испытывал от
запаха его крови в моей пасти, от сознания своей силы и его предсмертных
конвульсий, ибо я, повинуясь своему кошачьему инстинкту, удивительно точно
перекусил ему сонную артерию. Игорь приседал вокруг нас со своей сломанной
палкой, но тут такое творилось, так летели на пол стулья и гремели упавшие
кастрюли, что он просто не мог ткнуть общего врага, не рискуя попасть в
меня. В конце концов, крыс все-таки заставил меня отпустить его, бросившись
под холодильник. Я соскочил, а он, весь в крови от моих когтей и зубов, из
последних сил скользнул в свой лаз.
Чтобы не дать ему уйти, Игорь с победным криком отодвинул прочь
холодильник, но мама-крыса уже затаскивала безжизненное тело поверженного
кошкой супруга в спасительную норку. "Все! -- кричала Оля. -- Мы победили, и
враг бежит, бежит, бежит! Ай да Марсик! Ну и боец, я прямо в восторге..."
"Ой! Мама! -- крикнула вдруг Лиза. -- Папа! Мама! Там... еще одна..."
Та самая золотисто-желтая крыса металась вдоль плинтусов, пытаясь
забиться под стол, но Игорь стал преграждать ей путь обломком своего
смертоносного оружия, наконец загнав в тот же угол, где уже перестал дышать
ее брат. Несчастную подвело все то же любопытсво -- она до последнего
наблюдала наше сражение вместо того, чтобы первой удрать в норку. В отличие
от одноглазого, она не скалилась, а просто оцепенела от страха на задних
лапках, подняв передние к мордочке, когда Игорь беспощадно замахнулся. Я
бросился почти под неизбежный удар палки, сбив крысенка в сторону.
"Марсик, зачем? Он сам! - кричала Ольга. -- Уйди, Игорь ее сам
прикончит..." "Мама, пожалей ее, - плакала Лиза. -- Пап, она же просила
пощады!.." "Вот я ей дам пощаду! -- озверел мой хозяин. -- Брысь, Марсик, ты
мне только мешаешь, оставь ее мне. Я эту блондинку сейчас с одного тыка...
Господи! Оля, теперь ты видела!?" "Боже мой... -- побелевшая Ольга сжала
виски ладонями. -- Да он действительно... не кот..."
Я "сделал верблюда" на любимого хозяина и прыгал перед ним до тех пор,
пока "блондинка" не исчезла в норке. Мало того, я заглянул в норку, мы
соприкоснулись мордами, и я услышал импульс "Спасибо" на нашем с ней родном
языке...
"Марсик, Марсик, Марсик!! -- в восторге кричала Лизочка. -- Папа, вот у
кого мне надо учиться, а не у тебя! А то ты говоришь мне "лежачего не бьют",
а сам..." "Марс, - Игорь снова поднял меня на руки и торжественно сжал мою
лапу. -- Ты настоящий человек! Не я, не Ольга, а ты! И -- Лиза..." И он даже
заплакал, прижимая меня к груди.
***
Ты должен понимать, - совершенно серьезно, причем без тени улыбки и со
стороны Ольги, не говоря о Лизе, говорил мне Игорь за завтраком, - что у нас
с крысами биологическое противостояние, навязанное не нами им, а ими нам! Мы
поселились в этом доме до того, как они пришли сюда только потому, что мы
умеем приносить в дом еду, а они могут ее только у нас воровать, нас же за
это ненавидя и боясь. Если мы не будем им сопротивляться со всей доступной
нам жестокостью, они перестануть воровать и начнут просто отнимать у нас
еду. Мало того, расплодившись и оголодав, они станут нападать на нас, чтобы
сожрать нас самих. Таковы законы сосуществования крыс с любым биологическим
антиподом. Человек -- самое слабое биологически и самое сильное
интеллектуально и технически существо на нашей планете. Смотри, у меня нет
даже и твоих когтей и зубов, но, располагая только палкой, я смог победить
сильного и коварного врага. А ведь в принципе я мог бы применить против них
пистолет или яд, чего не могут они. В этом доме нет места двум семьям. Либо
мы изгоняем отсюда крысиную семью, либо она изгоняет нас! Поэтому ты не
прав, Марсик, проявив жалость к той действительно удивительно симпатичной
белой крысе. Я бы не возражал, если бы она стала ручной. Я готов вымыть ее,
чтобы она стала чистой, лойяльной к нам и поселилась бы на твоих правах в
моем доме. Но она этого сама не желает. Кроме того, она принадлежит к клану,
который настроен к нам враждебно и без конца скалит свои клыки. Она -- член
другого биологического сообщества. Она живет под землей, в грязи и способна
заразить какой-нибудь страшной болезнью мою дочь, нас с Олей, даже тебя,
Марсик.. Тебе ли не знать их повадки! Кем бы ты ни был на самом деле, в
нашей семье ты кот, прирученный именно для того, чтобы душить их так, как ты
расправился с самым опасным для нас представителем альтернативных обитателей
этого дома. Ты меня понял, Марсик?"
"А ведь он прав, котяра, - так же серьезно обратилась ко мне Ольга. --
Хотя мы с Лизочкой тебе аплодируем... Но у нас просто нет другого выхода,
кроме как быть предельно жестокими!" "Мама, папа, Марсик, - заторопилась
Лиза. -- А давайте приручим ту "блондинку"! Она такая добрая, правда?"
"Добрая! -- задохнулся Игорь. -- Вот подрастет, заматереет, проголодается,
вскочит к тебе на кроватку и за секнду отгрызет тебе нос. И -- все! Как ты
потом замуж выйдешь, а?" "Она -- не отгрызет! -- уверенно отрезала Лиза. --
Ты бы посмотрел, как она на меня покосилась, когда выглянула к Марсику из
норки. И его не укусила, хотя и могла. Я видела: он просто коснулись носами
друг друга. По-моему, она просто его поблагодарила, правда, Марсик?"
Я только мурлыкал как можно громче на все это, вибрируя всем телом,
которое по очереди гладили мои хозяева своими недоразвитыми пальцами. О, как
я бы охотно поспорил с ними, если бы они понимали человеческий язык, как
просто я бы пояснил разницу между моей любимой и теми, среди которых ее
поселили... Но что может простой кот, который не способен выразить свои
мысли даже на их примитивном словесном языке!
***
На следующей прогулке, когда Артура уже увели, появилось новое
действующее лицо в описываемой драме. Это был взрослый бродячий кот, который
в траве на кого-то охотился, когда я в своих прыжках случайно налетел на
него. От неожиданности он фыркнул, подпрыгнул, довольно благодушно отбросил
меня мощной мягкой лапой от досады. И только потом пригляделся, принюхался и
так сиганул прочь сквозь траву, что едва сам не угодил в реку, когда вылетел
на тропинку.
Как нарочно, Игорь наблюдал все это и тут же горячо стал рассказывать
про очередное доказательство моей уникальности побледневшей серьезной Ольге.
"Игорь, нам надо показать его ученым, - сказала она. -- Кто знает, что
у него на уме? А у нас ребенок в доме. Если случайный кот тут же учуял, что
Марсик... не кот, что от него исходит какая-то смертельная опасность, то и
нам от него можно ждать чего угодно..." "Чего угодно хорошего! Если он не
кот, не человек, то он либо переселенная душа, либо... существо высшей
цивилизации. В любом случае, он не раз и не два доказал нам свою дружбу,
свое благородство, и было бы черной неблагодарностью его хоть в чем-то
подозревать!" "Ты хоть представляешь, что значит наугад держать в доме
существо с другой планеты? Этим должны заниматься специалисты. Короче, надо
обратиться к уфологам и отдать Марсика в какой-нибудь институт, где знают,
что делать в таких случаях. Ты так красочно описал нам всем, чем грозит
Лизочке соседство с крысами, а опасность соседства с инопланетянином и
вообразить-то невозможно! Да, я знаю, что он нас выручал, что стал членом
нашей семьи и так далее, но что ты намерен делать, если инопланетянам
взбредет в голову поэкспериментировать с Лизочкой, как они придуриваются с
этим котом? У тебя есть хоть малейшее представление о том, какие действия ты
лично произведешь на другой день после того, как исчезнет твоя дочь? Куда ты
заявишь? Как ты все потом объяснишь?.."
***
"Самый обыкновенный кот, - резюмировал высокий волосатый субъект,
обследовав меня в разных странных приборах. -- Уверяю вас, к паранормальным
явлениям он не имеет ни малейшего отношения. Ни один из наших приборов не
реагирует на ваше животное. Нам он, во всяком случае, совершенно не нужен.
Если кот, по вашему мнению, демонстрирует неадекватное поведение, и вам
взбрело в голову, что он инопланетянин, то это ваши проблемы, а не кота.
Обратитесь к психиатру." "Но мы не могли все сразу сойти с ума, - настаивала
Ольга. -- У нас ребенок в доме и..." "Отнесите его в закрытой сумке, чтобы
не запомнил дорогу, куда-нибудь подальше и отпустите. Или утопите в реке.
Это ваше дело, как от него избавиться, если жить с ним вам больше невмоготу.
Но навязывать его нам -- бесполезно. Мы тут всякое видали. Кота вашего нам
нехватало..."
***
Я остался жить в той же семье, но впредь решил демонстрировать
адекватное поведение, чтобы не выгнали. Стал намеренно вести себя в
соответствии со своими кошачьими инстинктами -- тащить все что плохо лежит
со стола, гадить не в песок и, к тому же, при первой возможности же удирать
из дома и общаться с себе подобными.
Если коты меня тщательно избегали, то кошки, напротив, меня выделяли и
приманивали. В результате, я так пристарастился к кошачьему образу любви,
который был похож на общение моих предателей-хозяев, что он меня даже больше
устраивал, чем постепенно все прочнее забываемые сексуальные отношения в
нормальном мире. Боюсь, что я наплодил в округе больше своих потомков, чем
все прочие коты вместе взятые. Пару раз меня пытались проучить, но драться я
тоже выучился.
Крысы после того ночного боя исчезли из дома навсегда. Вместе с ними
как-то вдвое ослабела моя неестественная память о прошлой жизни. Скорее
всего, "блондинка" все-таки импульсировала что-то мне до того из-под пола.
Теперь я никакого внешнего воздействия на свою душу больше не чувствовал.
Хозяева наблюдали за мной все пристальнее. Перемена, которая произошла
со мной после посещения местных ученых, еще больше убедила их в моей
принадлежности не к этому миру. "Он все понял и перестроился, чтобы не
подставляться, - грустно сказал Игорь после моей очередной дерзкой пакости.
-- Ты нам такого кота испортила, Оля..." "Зато я его хоть перестала
бояться." "А Лиза вообще его разлюбила, по твоей милости. И вообще его как
будто подменили. Впрочем, я и не удивлюсь, если это так... Во всяком случае,
никакого прежнего контакта я лично с ним больше не чувствую."
***
Так я и прожил бы свой, кстати, очень даже милый кошачий век, если бы
вдруг не стал чувствовать, что у меня внутри начинается что-то нехорошее.
После того, как меня в очередной раз вырвало прямо на глазах всей семьи
во время их трапезы, Игорь погузил меня в глухую сумку и куда-то понес. Я бы
не очень удивился, если бы он меня просто выкинул, как ему советовал уфолог
с глаз долой на каком-то поле, но он привез меня к ветеринару.
Это был седой джентельмен, больше похожий на ученого, чем тот уфолог.
Он долго обследовал меня и, к огромному удивлению Игоря, сказал, понизив
почему-то голос: "У вашего кота рак желудка. И кишечника. Метастазы
распространяются прямо на глазах..." "Рак? Вы с ума сошли! Он же кот!.."
"Увы, у кошек и собак бывают и инфаркт, и инсульт. Они такие же живые
существа, как и мы с вами." "Что же... делать?" "Я могу кота усыпить. Больше
мне нечем облегчить его нынешние, а особенно будущие страдания." "Убить!.."
"Он все равно умрет не позже, чем через месяц." "А если... простите, вы
ошиблись?" "Я практикую тридцать лет. Такого быть не может. Я вам советую,
ради вашей семьи и самого животного, оставить кота здесь, вернуться домой и
взять похожего на него котенка, назвать его... Как тебя зовут? -- неожиданно
шутливо обратился он ко мне и вздрогнул. -- Его... его зовут... Марсик?"
"Да, - засмущался Игорь. -- Он у нас, знаете ли, нестандартный... кот." "Вы
можете рассказать мне о нем поподробнее?" "Я бы с удовольствием, но вы ведь
все равно мне не поверите." "А вы попробуйте."
***
"Есть у меня один... скажем так, знакомый. Он бывший лаборант
онкологической клиники и даже сидел в сумасшедшем доме после того, как всем
надоел со своим средством против рака. Зовут его Владислав, а фамилию не
помню. По-моему, парноик, этакий стандартный мечтатель в толстых очках...
Глаза поэтому как у коровы. Вот его адрес. Обязательно скажите, что от меня.
Он уже давно, после дурдома, никому не верит, стал страшным мезантропом.
Покажите Марсика, скажите, что это для него. Удачи вам..."
***
Дом параноика стоял в сырой низине на берегу озера. К крыльцу вела
тропинка из окруженных водой плоских камней. Игорь больше не закрывал сумку,
и я вертел себе головой, даже и не утруждая себя запоминанием дороги. Больно
надо после того, что я услышал. Но я был счастлив, что Игорь-то оказался
почти человеком...
Дверь в дом была открыта, в нее задувал сырой ветер с озера. Все вокруг
скрипело и хлопало. Обитатель убогого жилища кивнул Игорю на единственное
кресло-качалку, обитое драной кожей, а сам пересел на табурет. Игорь
инстинктивно стал раскачиваться в кресле. Меня опять затошнило, внутри все
разрывалось от боли.
"Чем обязан? -- почти учтиво спросил лаборант. -- У вас рак?" "Рак у
него..." Параноик дребежаще рассмеялся: "И кто же это вас надоумил такое
соврать и даже взять с собой кота? Так меня еще и не пытались обманывать."
"Меня послал доктор такой-то, - ответил Игорь. -- Он сказал, что коту вы не
откажете. У Марсика рак... Я и сам не мог поверить, Слава, но..." "Почему
же? В этом отношении доктор знает, что говорит, - глаза Владислава были
голубыми, огромными и словно плачущими за своими стеклами. -- Но разве он
вам не сказал, что я... не заслуживаю доверия. Я -- шарлатан, психопат,
мягко говоря, нездоров..." "Мне больше идти некуда, - неожиданно заплакал
Игорь, прижимая меня к себе. -- Для нас это очень важно... Мы едва не
предали его..." "Предали? Это мне очень даже знакомо. Не плачьте только. Вы
сбиваете меня с мысли, а я и так не умею сосредоточиться... Если бы я хоть
раз сумел... памятники на главных площадях всех городов мира... Нобелевская
премия вместо... всего вот этого, Боже мой! Как не повезло ракоциду, что его
открыл я, а не молодой, статный, обязательно яйцеголовый и бородатый... А
еще лучше -- коллектив единомышленников... творческое единство. А я?
Средневековье, алхимия какая-то, одиночка без даже высшего образования...
Философский камень и Синяя борода... Причем тут борода, спросите вы? А у
меня, - хитро засмеялся он, - всегда и все при чем-то!.. Ее не ждут, а она
тут как тут -- на всех ее хватает, на верных и неверных, молодых и старых,
богатых и бедных, удачливых и неудачников, умных и глупых... Даже вот на
вашего Марсика хватило..." "Помогите ему, - плакал Игорь. -- Хоть какой-то
полуфабрикат-то у вас есть здесь? Дайте ему. Хуже все равно не будет..."
"Вы так думаете? -- резко и визгливо крикнул Владислав. -- Все-то вы
все знаете! А если будет стократ хуже, тогда что?" "Господи, да что же может
быть хуже-то?" "Идите сюда. Можно вместе с котом. Пусть тоже посмотрит. В
этой пробирке не сигаретный пепел, убивающий миллионы, и не лекарство от
рака. Это сам рак. Я не могу спасти вашего кота. Пока этого не может никто.
Но это основа для массовой вакцинации. Которую пока Боже упаси выпустить из
этой пробирки. Ибо порошок начнет пожирать влагу воздуха и водоемов и расти,
безмерно размножаться, порождая себе подобные чужеродные нашей планете
клетки. Это хуже атомной войны. Это всемирный рак -- вселенская Синяя
борода... Если он поразит нашу планету, то кто бы потом на нее не ступил,
мгновенно заразится и перенесет заразу в свой мир!" "Но вы же сказали, что
это основа. Значит, это можно отдать в какой-то институт и превратить
порошок в ракоцид?" "Конечно. Иначе зачем же я жил?" "Так отдайте же его
скорее... Как можно медлить? Может быть это совсем просто, но вам
нехватает..." "Опыта? -- еще более визгливо закричал параноик, размахивая
руками. -- Знаний? Высшего образования? Ученой степени, да? Так, я вас
спрашиваю? От-нюдь! У них, а не у меня всего нехватает: чести, совести, ума,
порядочности, и -- знаний! Да, да! Именно тех знаний, которые есть у меня...
Но для них я не только степени лишенный... Я -- ума лишенный, понимаете?..
Уходите... Мне ужасно хочется спасти вашего Марсика. Больше, чем любого из
людей, но..."
Я уже давно услышал, что кто-то дышит за дверью и пушил хвост, но никто
не обращал в этом крике на меня внимания. От незнакомца исходили такие
импульсы, что все в мире крысы не казались мне теперь опаснее.
"Игорь, - сказал я. -- За дверью кто-то стоит... Я не знаю, кто это, но
уверен, что ничего страшнее быть не может. Не раздумывая, как крысу,
немедленно убей его... Слушайся меня. Я действительно не кот. И я не из
самых глупых представителей моего племени. Убей его! Чем-попало, но -- убей.
У меня уже не хватит сил тебе помочь..."
Но было поздно.
"Любого из людей ты сказал? -- раздался в комнате новый голос. -- Что
ты в настоящих людях-то понимаешь, сморчок четырехглазый? Как ты смеешь
предлагать лекарство коту, когда умирает лучший из людей?"
Это был человек действия, не какой-нибудь мечтатель -- плотный гладко
выбритый, одетый в самый модерн. Такая же машина упруго урчала на дороге. Он
оглядел нас всех напряженным, не знающим преград взглядом. -- У меня друг
умирает, - повторил он с нажимом. - Такой человек... А ты для кота готов был
лучше отдать, козел! Ну-ка, пока живой, давай сюда твою пробирку. Я сам
отвезу куда надо и отдам кому надо, понял? Рано ему умирать, ясно?"
"Не-ет! -- закричал Владислав, пряча порошок за спину. -- Такое нельзя
давать в такие руки..."
"Убей его Игорь, - сказал я, делая на незнакомца "верблюда". -- А то
поздно будет." "Убить? -- без удивления прищурился на меня человек действия.
-- Меня? Да ты просто охуел, кот! Такому говну, как вы тут все - убить МЕНЯ!
Не такие пытались..."
Едва заметным коротким рывком он отправил Игоря вместе со мной в один
угол, а в другом выламывал руку несчастному лаборанту, отбирая ампулу. Но
тот не отпускал, пока стекло не треснуло, просыпав порошок на пол. Сырой
ветер подхватил пепел и закружил его по комнате, вынося в открытую дверь.
"Идиот, - поднялся человек действия. -- Ни себе, ни другим..."
"Беги, Игорь, спасайся! -- мяукнул я из последних сил. -- Ты еще можешь
успеть..."
Игорь лихорадочно и больно засунул меня в сумку и бросился к выходу.
Я успел увидеть, что громила отряхивает пепел с куртки, с изумлением
глядя на стремительно растущие серые гранулы на своей одежде.
Лаборант хрипел на полу. Те же гранулы перли у него изо рта и носа,
разрывая у нас на глазах его лицо, голову, тело. То же самое началось и с
самоуверенным незнакомцем, буквально разораванным на части у нас на глазах.
А Игорь несся со мною в сумке, оглядываясь на вспухающий серыми клубами
домик. Эти громоздящиеся шары росли, словно закипая изнутри и лопались,
обдавая все вокруг горячим пеплом, который, пожирая влагу, тут же начинал
гранулироваться, взбухать, лопаться и развеиваться ветром. Когда Игорь
добежал до шоссе и впрыгнул в автобус, весь горизонт заволокло клубящимся
пеплом. Ветер резко усилился...
***
Мы приехали в аэропорт, когда еще не было настоящей паники. По
телевизору показывали непонятный пожар и двигающиеся к нему танки. "К самому
высокогорному району мира, - не стесняясь уже ни Ольги, ни таращившейся на
меня Лизы, командовал я. -- Мы умрем последними..."
Когда самолет поднялся, вся земля внизу была покрыта чем-то серым, как
облаками, но облака эти тотчас лопались и превращались в дым. Ураганный уже
ветер нес пепел по стремительно умиравшей планете. Море поглощалось этим
пеплом.
***
Когда мы поднимались в альпинистском снаряжении на вершину одной из
высочайших гор, эта планета уже мало отличалась от своих соседок по
Солнечной системе...
***
"Без них я не стану сублимироваться, - сказал я, когда очнулся после
реанимации. -- Это мои друзья."
"Вы с ума сошли! -- ответил врач. -- Они принадлежат к человечеству,
которое без лишних проблем депортировано нами в другое измерение на своей же
планете. Катастрофа нами стерта даже из памяти людей, оставшись только в их
кошмарных снах. Ваши друзья могут быть перемещены во времени и измерених в
свою квартиру и начисто забыть обо всех событиях. О вас мы придумаем
какую-нибудь версию. Скажем, Марсика просто оставили по настоянию
ветеринара, как неизлечимо больного. А они заведут другого котенка. Зачем
вашим друзьям жить среди нас? Ведь мы кажемся им такими уродами." "Я кажусь
тебе уродом, Лизочка?" "Марсиком ты был лучше... Ты был маленький, а я
большая. Теперь наоборот. Но я привыкну. Я тоже не хочу расставаться с
тобой." "И мы, - ластилась ко мне Ольга, отводя глаза от моего жуткого, на
ее взгляд, хобота, которым я обвивал ее шею. -- Мы действительно привыкнем.
Тут так хорошо!" "Жаль только, что мы не умеем летать как вы, -- говорил
Игорь, выглядывая из моей сумки. -- Теперь тебе приходится таскать нас всех,
как мы носили тебя, Марсик, а мы будем только жмуриться от страха, летя
между этих изумительных растений на головокружительной высоте... Ведь у нас
нет и надежды научиться летать?" "И мы такие маленькие по сравнению с вами,
и нам уж точно не вырасти..." -- добавила Ольга. "Я тоже был совсем
маленьким по сравнению с вами, но вы любили и уважали меня. Вы будете жить у
меня дома." "Марсик, - тревожно спросила Лиза, - мы будем... твоими
домашними животными?" "Вы будете моими лучшими друзьями. Я буду так же
опекать вас, как вы заботились обо мне... Лучше, чем вы, Игорь. Много
лучше..." "Но мы сможем вернуться в свой мир?" "Конечно, как только вам
надоест гостить у меня..." "Так и не научившись летать?" "Для этого... --
вступил в разговор врач, - вообще для того, чтобы тут адаптироваться, вам
надо пройти курс конверсии. Стать такими, как мы. Иначе вы просто пропадете
с нашей пищей и воздухом. Пока вы имеете запасы оттуда. Но мы не сможем их
возобновлять. Поэтому..."
"Мама, папа, я очень люблю Марсика и никогда его не забуду, - сказала
Лиза. -- Но я не хочу жить с... таким хоботом вместо рта и носа. И мне
достаточно моих двух рук и двух ног. И я боюсь его так назывваемых пальцев.
Если нас можно отправить обратно, пусть это сделают немедленно..."
"Я рад был дружить с вами, - сказал я. -- И тоже никогда вас не забуду.
Но Лизочка права. Каждый должен жить на своей родине, как бы ни было хорошо
на чужой. Конверсия возможна, но вы никогда не будете тут дома и так
счастливы, как мы..."
*** *** ***
"Мама, мама! Смотри, крысы опять прогрызли дырку! Когда я делала уроки,
ко мне приползла та самая "блондинка". Она, по-моему, хотела у меня о чем-то
спросить." "А Марсик?" "Он ей точно так же сделал "верблюда", как тот наш
прежний... но она его пока не боится." "Я надеюсь, на этот раз мы приобрели
обычного человеческого кота, Игорь?" "Сейчас проверю... Увы, Оля, Это самый
обыкновенный кот..."
Много ты понимаешь, подумал мой сын, мурлыча у ног девочки. Нашел
дурака, проявлять свой инопланетизм. Мне и тут не дует. Ведь моя мама --
обычная кошка.
Haifa,Israel 29.02.00
Dr. Solomon Zelmanov = "Shlomo Wulf",
972-4-8527361
Last-modified: Tue, 19 Sep 2000 08:32:42 GMT