Раян Фарукшин. Цикл произведений "Родина" --------------------------------------------------------------- © Copyright Раян Фарукшин Email: politician-g(a)mail.ru Date: 25 Nov 2003 --------------------------------------------------------------- От автора. Эти небольшие рассказы написаны о событиях, терзающих нашу страну войной на Северном Кавказе. Войной, для многих непонятной и неприемлемой. Чеченской войной. Я не пытаюсь дать ответы на все возникающие в ходе боевых действий вопросы. Это невозможно. Я лишь хочу отразить действительность глазами солдата, простого деревенского парня, волею судьбы оказавшегося у "черта на куличках". Все мои рассказы написаны на основе воспоминаний моих друзей. Все, о чем я написал, действительно имело место. Реальные события плюс внутренние переживания моих героев. Что-то вроде документальных исторических очерков. Но это не значит, что я всего лишь дословно пересказал чьи-то слова. Я пытался объединить небольшие, несвязные разговоры в единое целое. Целое, которое может дать определенное представление о происходившем и на поле боя, и за его пределами. Настоящие герои немногословны. Они не любят вспоминать о своих мужественных поступках, зато с удовольствием делятся впечатлениями о подвигах братьев по оружию "из соседней роты". Может, именно по этой причине что-то у меня и не получилось. По просьбе моих друзей - героев рассказов - я не указываю их фамилий и скрываю некоторые подробности такими значками ***. Почему? Когда я написал "Это случилось в окрестностях Бамута" и дал прочитать готовый материал рассказчику, он побледнел и сказал: "Убери тут, тут и тут. А вдруг ОНИ это прочтут? Чечены сейчас по всей стране творят что хотят. А у меня жена, дети. Не дай бог, будут разборки. Пусть люди знают, что там происходило, но и я жить хочу." Повторюсь, моя цель - отражение "окопной правды". Черной или белой, приятной или неприятной. Правда - она всегда в единственном числе. Но и у нее есть лицевая и изнаночная сторона. Всегда есть выбор, с какой стороны взглянуть правде в глаза. Выбор за вами. У всех есть дети, некоторые из которых - призывного возраста. Я хотел, что бы вы, прежде чем отправлять сына в армию или собирать справки о его непригодности к строевой службе, задумались: "Стоит ли?". Получилось у меня или нет, задел я вас "за живое" или не смог, это другой вопрос. Выводы делать вам, читатель. P.S. Благодарю всех, кто помог мне собрать материал. Особая благодарность моим родителям (за терпение), Шварцу, BIG ILL Дакоте и Оксане В. Спасибо. С уважением, Раян Фарукшин  * 1. РЯДОВОЙ Усман *  "Вряд ли стоит мне вам объяснять, что такое для меня и для моих друзей война..." А. Розенбаум Плакали мы все... (новогодняя ночь) Построили нас всех и сказали, что мы едем на большие общевойсковые учения в Свердловск. Зачитали какой-то приказ. Дали время на сборы и подготовку техники для погрузки. Еще раз построили, пересчитали, погрузили в вагоны, повезли. Настроение будничное, как всегда. Предчувствий или предзнаменований о крутых переменах, которые ждут нас в недалеком будущем, не было. Сначала ехали спокойно, без происшествий, но уже на второй день пути поползли слухи, что начинается война и нас везут в сторону границы для участия в боевых действиях. Нашлись умники, подбивающие соседей по вагону на побег. Смельчаков, решивших дать деру, было не много, но они все-таки были - безумцы спрыгивали с поезда прямо по ходу движения или дезертировали во время кратких остановок на станциях. Бежали, кто как мог. Ну а я, рядовой срочной службы Уральского военного округа, приехал на Северный Кавказ. Через день после приезда, нам объяснили, чего от нас хотят Ельцин и Грачев, и кто такие эти непослушные дудаевцы. Боевиков объявили малограмотными и не способными к обороне, а мирных жителей назвали стариками, жаждущими освобождения от уз кровожадного взбунтовавшегося генерала. Я встретил такие новости в прекрасном расположении духа. До дембеля мне оставалось тянуть пять месяцев. Настроение офицеров, определивших, что для полного покорения Грозного нужно около двух недель, а на разоружение всей республики уйдет не более двух месяцев, перекинулись и на меня. Возвращаться назад в часть так быстро не хотелось, казалось скучным и обыденным, поэтому я надеялся застрять в Чечне еще на несколько месяцев. "После разгрома их банд наверняка сделают как в Молдове и Абхазии, а значит, настроят блок-постов и оставят контингент миротворцев," - думал я - "что неплохо для меня, ведь можно будет спокойно дослужить до дембеля здесь, и поехать домой прямо из района "горячей точки", а не путешествовать туда-сюда от Кавказа до Урала". И я действительно до дембеля оставался в Чечне, но "спокойной службой" те пять месяцев назвать никак не могу. Это были пять месяцев кромешного ада, пять месяцев ранений, смерти, голода и сумасшествия. Сумасшествия целой страны. Солдаты и офицеры, боевики и мирные жители: все смешались в одну большую кровавую кучу. Мы все сошли с ума. Навсегда. В новогоднюю ночь, 31 декабря 1994 года вышли на марш. Цель - освобождение от незаконных вооруженных формирований города Грозный и наведение конституционного порядка в городе и предместьях. На это задание штабисты выделили несколько суток. Сколько там этих самых формирований, тогда нам, естественно, не сообщали. Надеялись, что боевиков не много. На самом деле, в городе сосредоточились несколько мобильных, хорошо обученных и превосходно вооруженных группировок дудаевских войск общей численностью до 10 тысяч (!) человек. Огромную роль играли отряды ополченцев, прекрасно знающих все ходы-выходы родного города и постоянно пользовавшихся этим преимуществом - они появлялись в самых неожиданных местах и били нас в спину. На самых стратегически важных объектах оборонялись бойцы чеченского спецназа и повоевавшие в различных горячих точках планеты наемники со всего мусульманского мира. На заранее пристрелянных узлах сопротивления боевики использовали крупногабаритные капитальные строения, откуда прямой наводкой расстреливали нашу бронетехнику. Наше же командование ничего не смогло сказать ни о характере ожидающих нас столкновений, ни о маршруте передвижения внутри городских кварталов. У нашего ротного имелась единственная карта, и то, на ней не оказалось около трети пройденных нами позже объектов. Видимо, карта была, во-первых, не армейской, а во-вторых, устаревшего образца. Так же, нас зачастую не информировали и о том, какое здание уже взято, а какое еще нет. Иногда мы обстреливали дома, ранее занятые соседними соединениями. Обнаружил себя и недостаток внимания к укреплению морального духа - нас никто не учил, как вести себя в психологически сложной обстановке, поэтому, в моменты отчаяния мы терялись и вели огонь во все стороны, в том числе и по своим тылам. Радиоэфир свирепствовал, на связь выходили все, кому не лень, в том числе и дудаевцы, активно призывающие нас сложить оружие. Полный бедлам. Само собой, такие ляпы затрудняли наши передвижения. Из солдат никто ничего не соображал - итак восемнадцатилетние дети, а тут - такое. Мы, впрочем, как и наши командиры, не знали даже элементарных правил ведения боя в городе, поэтому порой совершали грубейшие ошибки, которые нередко оказывались роковыми. ...Оборачиваешься назад - а там - темнота, хоть глаз выколи, ничего не видно, ночь. А впереди - пылающая адским пламенем столица Чечни. Как-то так получилось, что мы попали прямо в самый центр города без потерь. Не могу найти объяснений, почему нас не обстреляли. Повсюду стреляют, горит все, что еще может гореть, от количества трупов кружится голова, а перед нами - открытая дорога. Дорога, отворяющая двери в ад. Нашему взводу, наступавшему под прикрытием бэмпэшек и бэтэров, необходимо было продвинуться по одной из улиц до конца нескольких небольших кварталов. Мотострелки, действуя в пешем порядке, вели огонь по первым этажам и подвалам зданий. Бронемашины бомбили по вторым и третьим этажам. Иногда получалось не плохо. Несколько часов мы практически не встречали сопротивления, что придавало уверенности в своих силах. Трупов, покалеченных и раненых, было много, как духовских, так и наших, но конкретно из моего окружения - все уцелели. Оказывается, когда умирают другие, незнакомые люди, пусть даже свои, десантники, - не страшно. Вроде как смерть проходит мимо. Чувствуешь себя уверенно, стреляешь, кричишь, бежишь. Но как только убивают твоего служака, знакомого и, особенно, друга, становится ой как страшно. Жить не хочется, а умирать тем более. Как же так, за что, почему он, кто следующий? До сих пор не пойму, почему нас не убило в первые часы штурма. Судьба? Может, она или он, бог, оберегали нас? Если так, тогда за какие заслуги? Или это случайно все? Жизнь и смерть. Смерть и жизнь. Не объяснимо... Остановились. Вылезли из танков и бэшэк. Собрались небольшими группами по восемь-десять человек. Кто посмелей - сел на броню, остальные - на землю. Холодно. Вспотевших от работы, а война - это работа, мороз начинает доставать нас, забравшись под "афганки", щипать затвердевшую кожу, царапать, щекотать. Достали сухпайки. Жуем, пытаемся с помощью еды отойти от суровой действительности. Еда застревает в горле, вытирая сопли, пытаемся сглотнуть пищу. Наш ротный, двадцатидвухлетний лейтенант ***, прихвативший по случаю нового года бутылку шампанского (не знаю, где он ее нашел и как смог довезти), бегал между бронемашинами и разливал напиток по кружкам. Поздравлял своих, ошалевших от жестокой реальности войны, подчиненных. Желал счастья и долгих лет жизни. Уверял, что скоро все кончится и надо потерпеть совсем чуть-чуть. Бегал и, как говорится, добегался. Убили его. Прямым попаданием артиллерийского снаряда. Разорвали на кусочки, спалили. Это ударило по мозгам сильнее всего увиденного ранее, ведь смерть впервые коснулась одного из нас. И командир, и человек он был хороший, все его уважали, хоть он и был старше нас лишь на пару лет. Черт возьми, где-то на гражданке у лейтенанта остались жена и дочь, а его останки догорают на наших глазах! Я трясся от холода и страха: черт со мной, лишь бы родители мои не узнали, где я и что здесь происходит. Я вспомнил мать, отца, деревню. Испугался, что больше никогда не увижу родных мест. Испугался, что если погибну, причиню боль самым близким мне людям. Испугался за мать, она не выдержит, если узнает... ...Подошли несколько человек. Не из наших. Рослые, здоровые, видно, что мужики уже, лет под тридцать. Форма грязная, окровавленная, висит лоскутами. Сразу и не разберешь, кто такие. Оказывается, морские пехотинцы. Из тех, кто шел на штурм в первых рядах. Познакомились. Разговорились. - Я сам видел, как наших перебили. Всех. Остались только мы. Там, блин, мясорубка... Эти чечены долбанные... били нас со всех сторон. Подбили несколько танков, а мы остались между, ни вперед, ни назад не протиснуться. Насквозь простреливали, свинца, как воды во время дождя, немерено. Руку не поднимешь, башку снесет на хрен. Не знаю, как меня не задело. Судьба... Они, суки такие, еще на нашу частоту влезли. То на своем орут, то по-русски - сдавайтесь типа, и останетесь живыми. Деньгами, суки, заманить хотят... - сбиваясь и плюя матом через каждое слово, рассказывал один из них, - хрен им, я лучше сгорю, чем сдамся. Другой, самый физически здоровый пехотинец, видимо старший по званию, пристально посмотрев на нас, добавил: - Не везет вам. Технике здесь вообще не место. Не пришей кобыле хвост. Улицы узкие, кругом завалы, замесят вас, сожгут. До завтрашнего вечера не доживете...Они, сволочи, из гранатометов мочат. Потом гранатами закидают, даже вылезти не успеете. Сгорите живьем. Я сегодня сколько таких видел, сосчитать трудно... Да-а. Все мы здесь останемся, все мы - трупы завтрашнего дня. Покойники долбанные... Мужики рассказывали нам о пережитом. А мы, перепуганные до смерти, плакали. Да, плакали мы все, не взирая на возраст и звание. Кто-то громко, а кто-то молча смахивая слезы с лица... (6.08.01) Не спешите нас хоронить... всем известным и неизвестным героям Первой Чеченской Танкисты. Россия. Кавказ. Чечня. Грозный. Ночь с первого на второе января 1995 года. Расположение *** бригады. То есть никакое, конечно, это не расположение, а просто один из многочисленных городских кварталов, из которого днем мы вышибли местных аборигенов, чеченов, и теперь несколько "жилых" пятиэтажек и трехэтажное здание общежития ПТУ находятся в нашем "полном распоряжении". В соседнем квартале идет бой, но нам до него нет никакого дела, у нас передышка, мы получили час на отдых. Один час - целых шестьдесят минут, которые надо грамотно использовать - надо поспать. Я не спал больше суток. От недосыпания голова моя гудит паровозом прошлого века, мозг отдает команды вяло и неохотно, а тело выполняет их со сбоями первых японских роботов - идет не туда, куда надо и делает не то, что нужно, тормозит по полной программе. Мозг спит, тело дремлет, а суставы сами по себе, работают на автопилоте. Желание одно - поскорее лечь и заснуть. Но, несмотря на прелесть долгожданного момента "отбоя", заснуть не удается: не закрываются глаза - тратят драгоценное время, настырно целясь в пустоту, в неизвестную чеченскую ночь. Мою вторую ночь на войне. Я сижу на броне своей БМП-1. Жду приказов. Я - Усман, рядовой срочной службы, наводчик-оператор, мне 19 лет, я татарин из Татарстана. Рост метр-семьдесят, вес 65 кг, волосы черные, кучерявые, глаза карие, брови густые, широкие, черные. Особых примет нет. Одет в обычный черный комбинезон танкиста, фетровые сапоги и шлем. Да, вот шлем мне достался хороший, новый, на меху. Мех, конечно, искусственный, но все равно, шлемак у меня классный. Оттягивая шею грязным потертым ремнем, на коленях лежит АКСУ. Лет ему почти столько же, сколько и мне, но пока он не подводил, работал исправно, молодец. А две ручные гранаты РГД-5, увесистыми комками покоящиеся в накладных карманах, вынуждают меня чувствовать себя довольно уверенно в любой незнакомой обстановке. Уверенно я продержался на броне ровно две минуты. А потом свистящие потоки пуль, выпущенные чеченами из девятиэтажек, выгоревших на все сто процентов и пугающих своими холодными внутренностями, закинули меня внутрь бэшки, где одиноко загорал мой дружок, механик-водитель рядовой Александр Шапошников. Это для офицеров он - "рядовой Александр Шапошников", а для меня он - Сосед. Сосед родился и вырос в малюсеньком, и богом и чертом забытом поселке Курганской области. Путчи, приватизации и демократизации, захлестнувшие крупные города, благополучно обходили поселок стороной, и жизнь там текла по своим, десятилетиями неменяющимся законам. Сенокос, битва за урожай, борьба за повышение надоев литра молока с отдельно взятой буренки, вывоз натуральных удобрений - навоза - на поля, посевная кампания и, главное хобби ста процентов населения российской глубинки - каждодневное поголовное пьянство. Вот и вся жизнь, скукотища полная, никаких странствий, похождений или приключений, одна мирская суета. Так бы и помер Сосед в своей дыре, да в безвестности, но вот исполнилось ему полных 18 лет, и вспомнила Матушка-Россия о далеком отпрыске, и призвала его на охрану своих необъятных просторов. И целый год рулил Сосед на разных бэшках по серпантинам Уральских гор, и рулил бы себе аж до дембеля, но родной президент дядя Боря, проснувшись после очередной архиважной международной попойки, решил приструнить непослушных, по глупости своей горской, чеченов, и отправил Соседа порулить по горам по Кавказским. - Спишь? - Сам такой! Лежу, балдею, мечтаю о жареной курице и картофельном пюре. Бабуля моя та-акую курочку жарила, пальчики оближешь! - расплавился от сладких воспоминаний Сосед. - И о горячем кофе мечтаю. Обязательно с лимоном и сахаром. Так вкуснее. Жуешь хлебное печенье и запиваешь черным кофе. Балдеж. Сосед недавно отпраздновал свое девятнадцатилетие. Всегда уверенный в себе, высокий и сильный, с русыми волосами и голубыми глазами, он выглядел Казановой местного масштаба. Ходил прямо, говорил сладко, да еще и на гитаре играл. А как пел! "Чайф", "ДДТ", "Чиж", "Наутилус" - Сосед знал большинство песен этих популярных рок-групп. Здорово он пел, эмоционально, сопереживая героям. А анекдоты? У-у! Анекдоты, байки, шутки и розыгрыши были неотъемлемой составляющей его существования. Симпатяга парень, свой в доску, душа компании - говорят о таких балагурах как он. Он легко мог найти общий язык с любым незнакомцем, раскрутить на сигарету любого скупердяя - сержанта, откопать - неизвестно где и как - продукты и запросто накормить ими все отделение. Он всегда был в курсе последних событий и знал все вперед всех. Он был лучшим механиком во всей части и лучше других стрелял из всех видов оружия. Он всегда и во всем был первым. Одним словом - Сосед. - Чего нового? - Поговаривают, что какая-то десантура сильно встряла в самом центре. Нас, наверное, и пошлют на выручку. А нам бы самим кто помог. Ты знаешь, сколько сегодня наших полегло? - Сосед поежился и, расстегнув спальник, сонно потянулся. - Слышал... - То-то и оно. Послышался стук. Кто-то торопливо стучал по броне. Сосед, резко вскочив, ударился головой о приборы, негромко матюкнулся, почесал затылок и высунулся наружу, где его, сверкая немигающим взглядом, встретил "любимый" штабной офицер. - Так, слушай мою команду. Прямо сейчас заводите свой драндулет и через пятнадцать минут уходите на задание. Ты и наводчик-оператор. С вами будет восемь человек. Это бойцы элитного подразделения "В***". Слыхал о таких? Так вот, идете за колонной танков и оставляете мужиков там, где скажут. Ясно? Вопросов не задавать, ни с кем не базарить, постоянно находиться на связи. К этим снецназерам не прилипать, у них спецоперация, секретная. Ясно? Ясно! Все. Свободен! - Товарищ старший лейтенант! А нам что делать? Ну, после того, как спецов оставим. Какие наши дальнейшие действия? - Разворачиваетесь и на полном газу назад. Все. Свободен! - Так точно, товарищ старший лейтенант! Я слышал весь разговор полностью, но не высовывался. На всякий случай. - Усман, - улыбнулся Сосед, заводя свою старушку. - Готовь орудие к бою! Выезжаем! Приходил замначштаба, ну, этот, сопливый старлей, и сказал, что повезем спецов из "В***". Круто, да? - Неплохо. - Щас мы покажем этим черномазым выскочкам, кто здесь хозяин! Через пятнадцать минут, когда мы, готовые сражаться и побеждать, пристроились в хвост отъезжающей танковой колонне, восемь здоровенных мужиков молча залезли в десантное отделение нашей коробочки. Даже не поздоровались. Обидно стало - что мы, не люди что-ли, не спецназ конечно, но тоже воюем. Кто-то постучал автоматом по броне: - Трогай! Спецназовцы были одеты как-то уж слишком по-праздничному. Конечно, может им так и удобней, но я бы так в атаку не ходил. Касок спецы не одели, только черные спортивные шапочки, то есть небольшой осколок - и все, капут. На ногах не берцы, а потертые кроссовки - и как по обломкам стройматериала бегать будут, не знаю, только ноги переломают себе, изувечатся, намучаются в такой обуви. Жалко, свои же мужики, нашенские. Но самое непонятное - они даже бронежилеты не одели, так и поехали в одних тонких черных свитерах, без верхней одежды. Зачем? Вспотеть, что-ли, боятся? Как они воевать-то будут? Замерзнут. Да и боекомплект у них слишком уж маленький - у каждого АКМ 7,62 и четыре наступательных гранаты. Никаких спецсредств. "Че это они, налегке поехали, как деревенские депутаты на концерт саратовского симфонического оркестра", - подумал я, а вслух сказал: - Я сверху прокачусь. Так интереснее. Вылез наружу, сел. Еду, глотаю выхлопные газы, всматриваюсь в остатки городского пейзажа. Не видно ни хрена. Один дым. Выезжаем из контролируемого квартала, проезжаем мимо наших скрытых постов, приезжаем в неизвестность. Теперь мы на их, чужой, враждебной чеченской территории. "Бамс, бамс, бамс" - рядом стреляют из гранатометов. Я спешно нырнул внутрь бэшки и закупорил все люки. - Страшно? - ориентируясь лишь по засаленным триплексам, руля коробочкой почти вслепую, спросил Сосед. - Бля... - только и смог ответить я, подавляя неприятные ощущения. - Очково там. Лучше тут... - Ой! Бэшку резко качнуло и подкинуло вверх. Мы ударились головами о броню и громко выругались. БМП остановилась, Сосед махнул наружу: - За мной! Страшный азарт захватил наше сознание. Не понимая чего творим и зачем, мы вылезли наверх, встали в полный рост на броню и мигом опустошили магазины своих автоматов. Стреляли по окнам первого этажа гигантской девятиэтажки, перед которой и остановились. "Ура! Смерть фашистам! Бей гадов! За Родину!" - проносилось в моей голове. Что поделать - сказывались издержки воспитания советским кинематографом, когда "наше дело правое и мы победим", при чем "все наши станут героями, а все враги сдадутся в плен", и ни убитых тебе, ни раненых, все здоровы и живут себе припеваючи. Военная романтика, она, конечно, дело хорошее, но на самом деле все совсем не так, "всамделишнее кино" намного страшней и неразборчивей. Из десантного раздавался непонятный шум, напомнивший о спецназовцах. Они, оказывается, застряли и не могут открыть "парадную дверь". Пришлось им помочь. Обласкав нас матом последней московской моды, спецы рассыпались по кварталу и исчезли в ночи. А мы так и стояли на броне еще секунд десять-пятнадцать, мечтательно смотря им вслед и видя себя на крыше Рейхстага с красным знаменем в руках. Стояли и мечтали, пока духи не начали обстреливать нас с верхних этажей. Мы сразу назад, вовнутрь, да как вдарим из пушки! И еще, и еще, и еще! Духи замолчали. Не успели мы обрадоваться нашей микро-победе, как обнаружили, что были не единственными освободителями этого дома - на противоположной стороне улицы засел целый полк, гвоздивший закрепленный квартал уже целые сутки. Подбежал солдат, стучит по броне: - Живы? Эй, придурки, живы? Сосед высунулся и ответил тем же: - Придурки живы. А дураки как? - Хорошо хоть у них выстрелов к гранатометам не осталось, иначе зажарили бы вас немедля. Вы че остановились у быка на рогах? Давай, откатывай машину вон туда, надежней будет, - солдат, по одежде и интонации - "махра", стволом автомата указал на относительно непострадавшее одноэтажное здание из красного кирпича. - А че там? - Это котельная. Вот, между ней и забором приткнитесь, и хрен вас кто достанет. Если что, окружать надумают или невмоготу станет вам одним, бегите к нам, мы во-он там. Места у нас много, и вам хватит. Только без машины, конечно. Солдат вкратце описал положение дел в квартале и за его ближайшими пределами. Картина относительно спокойная, а по сравнению с другими местами, даже привлекательная. Хозяйничает в квартале 81-й мотострелковый полк, прибывший из-под Самары. Тяжелого вооружения у них нет, но ничего, и так неплохо справляются. Выслушав солдата, представившегося младшим сержантом, старшим группы разведчиков, Сосед, от гостеприимного предложения остаться, отказался. - Нет, спасибо, мы уходим к своим. - Какой, нахрен, к своим! Туда нельзя, там чечены везде! Квартал снаружи обложен полностью! Одни не пробьетесь! - повысил тон сержант. - Не, мы попробуем. Мы вон, оттуда приехали. - Да не оттуда вы приехали, - сержант махнул на восток, - а оттуда, я же видел! - Ты путаешь. Не могли мы оттуда приехать. Вроде, вон, с того поворота мы сюда вывернули,- попытался возразить ему Сосед. - Нет, - не уступал упрямый разведчик, - вы повернули с того поворота, - он повернулся и помахал в темноту, - оттуда. - Как ты мог видеть, если темно вокруг, не видно ничего! - рассердился Сосед. - Даже не видно твоего поворота. - Ладно, делай, как знаешь, я предупредил. Мой дело предложить, твой дело отказаться, - сержант развернулся и пошел в темноту. - Фамилию хоть свою скажи, и адрес домашний, чтоб было куда написать, что сожгли тебя, непослушного придурка! - крикнул он напоследок. - Во заколбасил, а! - Сосед, обращаясь ко мне, покрутил пальцем у виска. - Как он мог видеть откуда мы свернули, если ни фига не видно. Сосед попытался развернуть машину. Не удалось. Сначала мы снесли невесть откуда появившееся дерево, потом зацепили большую бетонную плиту и заглохли. С третьей попытки Сосед все же смог развернуться. И только он повел бэху в сторону предполагаемого поворота, как начался новый обстрел. Пули с новой силой забарабанили по броне. Где-то неподалеку раздались взрывы. Стало страшно. Я решил попросить Соседа остаться здесь до утра. Не успел. - Усман! Надо оставаться, иначе не доедем, - первым выпалил Сосед. - Я двумя руками "за"! Рули куда сказали, к котельной. Удачно приткнув БМП к стене котельной, мы дождались относительного затишья и обошли прилегающую к нашей машине территорию, более детально ознакомившись с местностью. От котельной до дороги буквой "Г" стоял высокий двухметровый бетонный забор, закрывавший духам обзор на всю свою длину, метров на сорок. С другой стороны, впритык друг к другу, горбатились три длинные пятиэтажки, надежно укрывавшие нас с тыла. Пехота, видимо, обосновалась именно там, рассосавшись по всему освоенному периметру. Это обнадежило. И только спереди нас ничего не закрывало от удара прямой наводкой, но пустырь, метров на сто излучавший вселенскую пустоту, сам по себе держался под прицелом всей нашей - с пехотой - братией. Получалось, прав был тот солдат, место действительно удачное. - Во, дебилы! - я слегка ударил себя ладошкой по лбу. - Рация же есть! - Ничего ты с этой рацией не сделаешь. Не мучайся, толку нет. Только засветишь перед духами наше хреновое настроение, - Сосед, тремя короткими предложениями, вернул меня с облаков на землю. - Думаешь, не поможет? - Уверен, что нет. Напрасно я мучался с рацией. Ничего кроме сквернословия я, в ответ на свои призывы о помощи, не услышал. Русские орали друг на друга многоголосым матом, а чеченцы клялись Аллахом, что зарежут всякого, не сдавшегося в плен до конца этой бурной ночи. Все кому-то что-то передавали, но никто ничего ни от кого не принимал. Вот такая оказия. Посидели на картонных коробках у стены, поежились от нехолодного, но страшного войной холода, стали грузиться суицидальными мыслями. Боялись погибнуть здесь, прямо на этом месте. "Нас не найдут и объявят, что мы - пропали без вести, а может и вовсе, сбежали. Обзовут трусами и дезертирами. И родителям так напишут, что мы добровольно сдались в плен, что мы - предатели..." - лезли в голову отвратительные своей правдоподобностью мысли. Чтобы как-то отвлечься и воспрянуть духом, Сосед решил напиться. Но никакого спиртного у нас, разумеется, не было, и он решил напиться хотя бы воды. Но даже воды у нас в бэшке не нашлось ни грамма. Сосед расстроился еще больше: - Попить бы чего! - он жалостно, словно маленький ребенок, почмокал ртом. - В горле пересохло, петь не смогу. - А не нужно было целый день огуречный рассол хлебать. Ты ж один - три литра выдул. Говорил я тебе, а ты и слышать не хотел. Один все выдул, жаба. - Нашел дурака. Да кто в нашей жизни от рассольчика отказывается? Да и с хлебушком. Нам эти огурцы от чистого сердца подогнали, а я от чистого сердца их съел. И, что такого? - Ничего. Мучайся теперь. Хрен мы тут воду найдем. - А вон, смотри, - Сосед показал на желтую пятисот литровую бочку-полуприцеп, брошенную по середине дороги. - Там наверняка что-то есть. - Где-где? - сощурился я. - Да вон, что по левую сторону от ТП. - А, теперь вижу. Пошли? До бочки идти семь секунд - десять метров, но нам это расстояние дается примерно за час с небольшим: мешает снайпер, неожиданно объявившийся в недавно покоренной нашими совместными с "махрой" усилиями девятиэтажке. Этот козел и попасть в нас не мог, снайпер хренов, и успокоиться никак не желал, палил, да палил. Мы лежали, уткнувшись носами в гусеницы БМП. Я хотел спрятаться "дома" - внутри, но боялся встать, а Сосед хотел набрать во фляжки воды, но тоже боялся встать. Как только кто-то из нас поднимался и делал какое-то движения, мудак, считавший себя снайпером, открывал огонь. Куда стрелять в ответ, мы не знали. Так и лежали, пока снайпер сам не смолк. Патроны у него, наверное, кончились. Сосед резко вскочил и, сделав три быстрых шага, рухнул на землю. Выстрелов нет. Сосед снова повторил свой незамысловатый трюк, и снова - выстрелов нет. Последний рывок и Сосед, радостно скаля лошадиными зубами, полулежа, вытянутыми руками с трудом откручивает вентиль крана бочки. Какая-то жидкость звучно струится во фляжку. - Прикинь, вода! - Сосед радостно сообщает приятную новость мне, а заодно и всему кварталу, который отзывается разнокалиберной стрельбой во всех направлениях. - Достал, сейчас напьемся! Вода оказалось не родниковой, но ничего, пить можно. Напились от души. Сидим, молчим, слушаем отголоски боя. Стреляют достаточно далеко от нас. Обрадовались, успокоились, невольно заулыбались. И вдруг, как обухом по голове - внезапно из-за стены выскакивают солдаты, все в мыле, в рваных бушлатах, без головных уборов. Бегут, что-то кричат. Сосед сразу напрягся, соскочил с брони, подбежал к одному солдату, остановил. Тот, сбиваясь, сообщил, что чечены идут в прорыв и скоро будут здесь. Пока Сосед думал что спросить, солдат сорвался догонять своих. Обсудив наше непростое положение и решив, что деваться нам все равно некуда, Сосед почесал свои грязные, поцарапанные ладони и постановил: "Остаемся!" От греха подальше забрались в бэшку. Напряженно выискивали врага, ждали чего-то страшного. Все нормально, в квартале никто не появился. Плюнули на войну и решили поспать. Определяя очередность дежурства, дернули спички - мне выпало отдохнуть первым. Согнулся котенком, лежу и снова не могу заснуть: думаю о доме и вспоминаю родителей. Никак не получается вспомнить черты лица отца. И так его в мыслях поверну, и эдак, но так и не вижу его глаз, не вижу губ. Только голос слышу: "Ты когда вернешься, сынок?" Аж слезы на глазах навернулись, как домой охота. Прошло не больше получаса, мне страшно захотелось в туалет. ирзал я, ерзал, - не помогает, выпитая недавно вода упрямо рвется наружу. Делать нечего, надо вылезать в ночь и делать свои маленькие дела. - Сосед, мне сходить надо, отлить. Поспи ты, я подежурю. - Попробуй, - Сосед за три секунды развалился, на сколько это возможно в тесноте БМП, по отсеку и, приторно посапывая, захрапел бурым, впавшим в глубокую зимнюю спячку медведем. - Во люди дают, - прошептал я и только хотел выполнить свой план, как раздалось несколько десятков мощных взрывов и автоматная трескотня стала звучать все ближе и ближе. Послышались крики - это соседи-мотострелки готовились к встрече незваных гостей. Дышать свежим воздухом мгновенно расхотелось, но мочевой пузырь гневно продолжал настаивать на освобождении своих пространств. Я сидел в замешательстве, а стрельба за бортом приняла новый, еще более неприятный оттенок. Подумав, я решил лишний раз головой не рисковать и, высунув в люк одни лишь причиндалы, начал свое мокрое дело. - Сколько время? - неожиданно открыл глаза Сосед. - Ты че делаешь, пенек? Отстрелят тебе щас женилку, останешься без наследства. Ну, ты, крендель, придумал! - он звонко, нарочно смущая меня хохотом, заржал. - Лучше без женилки, чем без головы. А женилку, между прочим, и новую могут пришить. Это сейчас умеют. - Не дай бог, новую. Мне и со старой не плохо. - Сосед прекратил ржач. - Расслабься ты, женилка! Нельзя без отдыха, отдыхай! Снова пытаюсь заснуть. Фиг там. Пролежал с закрытыми глазами еще с полчаса. Сознание, в глубине души рисуя страшные картины смерти, не позволяет уснуть. Страшно умереть во сне, и на яву страшно. Страх охватывает меня и прожигает насквозь. Страх, страх, страх. Грубый автомобильный сигнал чуть не поверг меня в шоковое состояние. Боясь открыть глаза и увидеть страшное, зажмуриваю и без того закрытые глаза. Лежу без движения, как труп. В подсознание врывается Сосед: - Ну и дела... Вылезай, смотри, фура приехала! - Какая фура? - я открыл глаза. - "КамАЗ", фура! Как она досюда доехала, ума не приложу. - Что за фура? - оцепенение наконец-то пошло на убыль. Я, вслед за Соседом, поспешил увидеть это чудо собственными глазами. Перегородив поперек всю улицу, рядом с нашей коробочкой стоял "КамАЗ" - фура, огромный полуприцеп. Особых повреждений ни на кабине, ни на кузове я не заметил. Целехонький "КамАЗ", как с неба спустился, прилетел. - Э, мужик! - Сосед осторожно открыл дверцу "КамАЗа". - Мужик! Ты откуда? В стельку пьяный водитель, еле окинув нас мутным взором, прошептал: - С Новым годом... сегодня же Новый год... А где ***ая бригада? - Не знаю. А что тебе? - У меня продуктов... полная машина... продуктов. Забирайте все, мне ничего не надо, - водитель кое-как подбирал нужные слова. - Забирайте все... Я домой хочу... Забирайте все... Меня сожгут, пропадут продукты... забирайте, - он чуть не вывалился с сиденья. - А твоя бригада? - я, придерживая его за рукав, заглянул этому пришельцу в лицо и увидел черноволосого, лет тридцати пяти, мужчину с волевым подбородком и орлиным носом. Абсолютно нетрезвый, растерянный, неконтролирующий свои эмоции, он почти повис на моих плечах. - Братуха... Открывай там, бери, все забирай. И друг твой пусть берет... А я домой хочу, домой... Берите, мужики... - Сосед! Берем? - Бери, солдат, пока дают! Беги, солдат, когда пошлют! Базара нет, будем брать! Закрыв дверцу кабины, мы заглянули в кузов. - В рот компот! Сыр, настоящий голландский сыр в моей любимой красной упаковке! Усман, давай, таскай! - Сосед не мог скрыть радости от такого шикарного подарка. - Больше сыра бери! Целиком забив немаленькое десантное отделение БМП колбасой, сыром, хлебом, консервами, тушенкой и свежими куриными яйцами, мы поблагодарили водителя и отправили его в сторону пятиэтажек, к "махре". Так решил Сосед. - Щас его там встретят, разгрузят, положат отоспаться, - оправдывался он мне. - Пусть лучше эта жратва пацанам достанется, чем душманам. Все равно бедолага до своей бригады не дотянет. Считай, мы доброе дело сделали. Может, именно за такие благие дела люди потом в рай попадают. И мы, значит, попадем. - Благими намерениями выложена дорога в ад! - я вспомнил где-то ранее услышанную фразу. - Сечешь? - That's all right, mama, that's all right! - напел Сосед. - Че? - Элвис Пресли. Великий и могучий. Таких надо знать, дюревня ты невоспитанная. Дэбилла из Нижнэго Тагилла! Деревенщина татарская! Запомни: Элвис Пресли - король мирового рок-н-ролла. Это музыка такая: рок-н-ролл. Быстрая, заводная, танцевальная. Элвис жил в Америке в шестидесятые, но он и сейчас считается непревзойденным, настоящим королем. Элвис Пресли - король мирового рок-н-ролла. А я, Сосед, король чеченского. Король чеченского рок-н-ролла! Звучит, как ты думаешь? - Звучит. С тобой все звучит. Балабол чеченского рок-н-ролла. Вот ты кто. Балабол, - впервые за последние две недели я весело рассмеялся, - хренового, потного, вонючего чеченского рок-н-ролла... Удалось вздремнуть. Усталость, притупив инстинкты, победила страх и минут сорок я был в полной отключке. Дрыхнул, как кот на лавке. Проснулся от голода. - Сосед, спишь? - Нет. Тебя охраняю. - Жрать охота. Давай, похаваем, еды-то навалом. - Согласен. Вылезаем на броню. Светает. В квартале тихо - не свистят мины, не взрываются снаряды, не стонут раненые. Почти мирная тишина. Смотрю на небо - смог над израненным городом закрывает восходящее солнце, тучи темные, тяжелые, агрессивно-дымчатые. Смотрю на землю - снега нет, асфальта нет, только грязь, неприятная свинцово-пепельная жижа. Смотрю на БМП - поцарапанная, замасленная, закопченная, с многочисленными выемками и вмятинами от осколков и пуль, раненая. Смотрю на Соседа - общий вид отвратителен, морда черная, волосы торчком, глаза красные-красные, усталые. Больно мне, больно. Покажите мне другую, мою Россию. Вздыхаю, громко сморкаюсь, сплевываю горькую вязкую массу за прошедший день забившую мою носоглотку. Теперь можно дышать. Раскладываем еду: толстыми кусками нарезаем сыр и колбасу, большими ломтями ломаем хлеб, торопливо - царапаясь о края крышки - штык-ножом открываем консервы. Слюни, переполняя рот, вытекают и свисают на подбородке. Сосед довольно смеется, напевает что-то под нос, шутит. Сделав бутерброд из всего, что было, я поднес его ко рту. Откусить не успел - вывернув из-за забора, на полном ходу к нам летел БТР. Отбросив бутерброды, мы схватили калаши. Бэтэр тормознул резко, и трое бойцов, сидевших снаружи, едва не слетели на землю. - Здравия желаю, мужики! Лейтенант ***, ***ой парашютно-десантный полк! - отчаянно пытаясь перекричать рев двигателей, тоненьким голоском представился худой миниатюрный боец, оказавшийся офицером. Никаких знаков отличия ни на ком нет. Снайпера чеченские не разрешают звезды носить, звездных - "снимают" первыми. И офицеров от солдат здесь можно различить только по возрасту, да по густой щетине, черной полосой выделяющейся на неделю небритых рожах. А этот лейтенант - молодой, "зеленый", ни усов, ни бороды у него и в помине не было, может, он и не брился еще никогда. И не отличишь его от простого бойца. И по одежде не скажешь, что он - десантник, ростом не вышел. Я думал, таких мелких, как он, в десантуру и не берут. А Сосед вытянулся в струнку и, как на конкурсе строевого смотра, отчеканил: - Рядовой Шапошников! - Это улица Госпитальная? А где улица Госпитальная? - спросил лейтенант и наклонился к открытому люку. - Выруби движки! Не слыхать ни хера! - Не знаю, что за улица, товарищ лейтенант! - Сосед опустил автомат и вопросительно взглянул на меня. Я пожал плечами. - Мне сказали, что здесь находится или госпиталь, или санчасть, или медсанбат, - разочаровался лейтенант. - Не важно кто, но кто-то из них должен быть. Объясняли, что где-то здесь или медгородок, или госпиталь. Если это, конечно, улица Госпитальная. Я не знаю, может, наши сами какую улицу так по-русски окрестили, чтоб сподручней было. Сказали, улица Госпитальная. Короче, мы будем прорываться к своим, на улицу П***, знаете, где это? - Нет. - А нам надо оставить в этом госпитале вот их, - лейтенант откинул угол брезента, который я поначалу и не заметил. Под откинутым брезентом, посредине между бойцами, на красном одеяле лежали два сильно обгоревших трупа. Очень сильно обгоревших, одни кости и сапоги, больше ничего. - Мы их можем потерять при попытке прорыва, а хотелось, чтоб пацанов похоронили по-человечески. Это танкисты из нашего сопровождения. Имен я, к сожалению, не знаю. У них и документов-то не осталось никаких. Из "Мухи" их подбили, - лейтенант, по лицу ему дашь не более двадцати лет, снял каску. Боже мой! Лейтенант оказался седым! Седым - в двадцать лет! - Ни хрена! - вырвалось у меня. - Весь седой! Кушать расхотелось моментально. Я обмяк, сердце защемило. Мне снова стало больно. Больно за лейтенанта, за его десантников, за танкистов, за всех нас, за всех солдат необъявленной чеченской в