т? Здание повреждено в ходе обстрела? Да. Ввиду превосходства противника, их до двадцати стволов было по огню, ясно, удержать пункт не представилось возможным. Есть опасность уничтожения хрени, которую мы должны беречь как зеницу ока. Я принял решение отступить на новый рубеж, гребанный ящик мы сберегли. А выбирают пусть хоть у нас на блоке, поставим мусорную урну, и кидай туда свои бюллетни!.. Накопившись снова у малого выхода, при тонком луче фонарика раскидали хлам и приготовились к броску. Ящик в мешке был поручен отделенному за физическую силу и промедление с дверьми, наряд пер рюкзаки с добром и торбы спальников. Гранаты Чайкин раздал, целые патронные ящики сложили в коридоре первого этажа, куда он отбежал напоследок, объявив секундную готовность. -- Давай! - заорал, вернувшись, и толкнул первого бойца в дверь. Один за другим вылетели из здания без стрельбы, пригибаясь. Чайкин жестко гнал: -- Скорей, коровы, рванет сейчас! Задержавшись, он бросил две "лимонки" в окно, переждал ничком взрыв и кинулся вслед за парнями. Когда они достигли ближних домов, сзади грохнуло, внутри школы полыхнул огонь. -- "Астрахань", "Астрахань", - поднес Чайкин рацию ко рту, - нас сильно жмут, передай - пусть сыпанут в "букварь", а мы попытаемся уйти на "Флажок". "Кузнечикам" сообщи, чтоб встретили нормально. Как понял, прием? -- Понял, понял, - гудел Балинюк сквозь треск эфира. - Организуем, берегитесь там! -- Без тебя не знаю... - Чайкин сунул рацию в кармашек у плеча. - Ну, полный ход, сейчас веселье начнется! Вскоре действительно раздался первый душераздирающий вой, и за спиной в опасной близости шлепнулась мина. Пришлось даже залечь, но Чайкин быстро поднял хлопцев: -- Бежим, снайперы хреновы издырявят в дуршлаг, а нам как раз под музыку смыться!.. Администрация находилась в центре, несколькими кварталами дальше по прямой, точнее наискось. Выписывая петли по кривым улицам, шли около сорока минут. Откуда-то постреливали, в районе совета трещало кучнее. Поскольку оборона в любом случае бывает круговой, на подходе Чайкин пустил зеленую ракету, семафорить по правилам сперва красной "прекратить огонь" не имелось запаса. Да и кто в бою смотрит на сигналы, почему дальше прибег к самому верному способу: -- Эй, братва! Мы "астраханские" со школы, вас должны были предупредить. Я сейчас выйду один, не завалите! Почти в рост он перебежал открытое пространство до мешков с песком и свалился за них. -- Здорорво! Ну, теперь встречайте моих - пацаны, сюда! Цепочкой бойцы перебрались в укрытие и сбросили поклажу. Наконец можно было отдохнуть, настоящий бой у всех, кроме Чайкина и двух бойцов, прошедших за период срочной в ВВ "точки", случился впервые. У солдат дела оказались хуже, даром что стояли целым взводом из шестнадцати человек, по углам здания были сложены укрепления, а у кирпичного гаража для неизменной председательской "Волги" прятался БТР с АГСом на хребте. Разведав или верно оценив силу, "духи" не сунулись прямо, били издалека, гранатометным попаданием накрыли одно гнездо, убив контрактника и здорово ранив призывного. Лейтенант запрашивал помощь, чтобы спасти парня, ему приказывали то ждать, то самостоятельно вывозить с рассветом. Путаясь в указаниях, он приказал готовить бэтэр, но мотор пока не запускать. Раненый скорчился в беспамятстве у стены, уколотый промедолом, чуть дальше лежал прикрытый брезентом труп. К военным местные относились хуже, внутрь здания не пустили, сорвать дверь те не решились - армейская дисциплина строже, это пьяный милицейский наряд мог заявить на посту ханкалинскому начальству: да мы сейчас сложим автоматы, и гребитесь вы все... С подразделениями Минобороны вояки связи не имели, собственные минометчики стояли далеко и без команды сверху не открыли бы огонь по селу. Правда, федералы по собственному почину начали обработку ближних высот, но партизан при этом явно затронули мало. Коллегам хватило собственной мощи отразить нападение, старым добрым методом в ответ на первые выстрелы АГС и башенный пулемет ударили в жилой сектор, чтоб назавтра раз и навсегда заявить возмущенным представителям: "По нам стреляли, а ты откуда знаешь, с какой стороны - участник? Делайте сами мир, и все будет нормально!" Обычно помогало. Затем переключились на неприятельские вспышки, отправив по приставной лестнице на чердак воина, который из торцевого лаза давал наводку трассерами, вслед бил ПКВТ и трехногий станковый агрегат. Чувствуя отпор, чичи перемещались вокруг, огрызаясь для порядка, к появлению чайкинской группы стрельба окончательно утихла. Издалека донесся гул двигателей - вэвэшная колонна из бронетехники, санитарной машины и оборудованного зенитной установкой грузовика входила в село. Ближние предметы уже прорисовывались из воздуха, обретшего рассветную глубину. Убитого с раненым положили в кузов, задетого отрядовца Чайкин тоже уговорил ехать: -- Дурень, я тебя вытащу, ты хоть день полежи, чтоб завели историю болезни. Если не выбьешь страховку потом, хоть нашивку получишь и награда практически обеспечена - ведь кровь пролил! Прочие бойцы оказались в норме, легкие контузии и царапины, измазанная порванная одежда да один из школьного наряда потерял каску. Пост выставляли с полной экипировкой, и это был естественный результат. Бог с ней, решил Чайкин, под такую ночь не одну "кастрюлю" можно списать. Пострадавший взвод сменили новым составом, уже при двух бэтэрах и одной БМП, обещали даже полевую кухню, войскам светило париться до упора, пока голосование не завершится. В случае неактивности избирателей его могли и продлить. Чайкина заботил теперь лишь ящик. К счастью, глава администрации примчался, как только минул комендантский час, и начштаба твердо зажал его, хотя тот и кивал на школьного вождя. Как выяснилось, ответственности не нес и директор, ящик принадлежал избирательной комиссии, причем районной, а местная вообще еще полностью не собралась. Печать сохранилась, что Чайкин полагал главным козырем, и все больше напирал: -- Я сейчас увезу ваш дурацкий ящик, за который мы рисковали жизнью, и обратно его получите только через коменданта района! А уж он вас всех любит, сами знаете, и выборы окажутся сорваны - по чьей вине? Если ты власть, то принимай решение, собирай любую комиссию, только скорей. Здесь бумаги государственного значения, перед главой республики будешь навытяжку стоять! Председатель наконец сдался, открыл помещение и в присутствии пожилой тетки в шерстяном платке, делопроизводителя администрации, и какого-то мужика был составлен в двух экземплярах акт передачи. За отсутствием копирки Чайкин лично написал оба от руки. Замок цел, сургуч на месте, надо ж понимать важность мероприятия, без демократических выборов какая мирная жизнь, едва не трепал он уже по плечу главу. Если не помогать друг другу, куда придем? Давай пять, отец, все будет тип-топ! На блок подкинул "Урал" внутренних войск, ехавший за дровами. Уведомленный обо всем по рации Балинюк с толпой свободных от службы встретил объятьями, как героев: -- Переволновались за вас. Ну, молодцы! ------------------------------- Как ни вымотался Чайкин, командир заставил первым делом писать рапорт. -- Все по пунктам - когда было получено сообщение о нападении на выносной пост, как выдвигались, в каком составе и что дальше произошло. -- На хрена, пан майор? В комендатуру докладывали обо всем ночью, у дежурного где-нибудь пометка есть, коли что. -- Ты пиши, Михайла, пиши, под копию. Ее я как раз в комендатуру и свезу. Помяни слово, писать еще придется. Отрази, что имелись раненые, были окружены, запрашивалась поддержка артиллерии, которая не могла эффективно действовать в полном масштабе ввиду расположения целей в населенном пункте. И только тогда в критической ситуации, чтобы избежать уничтожения выборной документации либо захвата ее врагом, принял единственно верное решение - преодолев ожесточенное сопротивление противника, с боем вырваться из кольца и перенести сейф к зданию администрации, на усиленную позицию федеральных сил. Где передали все главе самоуправления с надлежащим оформлением. Акт грамотно составил, хвалю. Да, с Годзиллы тоже рапорт. Чайкин понимал начальника, в царившей бессмыслице часто приходилось доказывать правомерность открытия огня не с пьяных глаз, а в ответ на происки моджахедов - у вас нет жертв, а пострадали дома мирных граждан. Кроме того, милицейский опыт учил: что бы ни сделал - грамотно напиши, а потом стой твердо, самые грозные разбиратели в конце концов запутаются и все спустят на тормозах, когда от реального происшествия останутся версии участников и куча бумажек. Шум стоит первые день-два, затем острота теряется, новые казенные хлопоты с текучкой оттесняют вчерашнюю злободневность. Не велика беда - школа, "духи" ее и рванули со злости, обнаружив, что драгоценные бланки ушли, или снаряд попал, да мало ли что, какое-то время она вовсе оставалась бесхозной. Проголосуют макаки и в своей управе... Балинюк подсказал содержание, словно читал мысли, в подробности не лез, обнаруживая вновь стаж и зрелость: ты не говорил, я не слышал, тебе же легче отбалтываться, если что. Майор вообще оказывался мужик ничего, нашли бы общий язык, если б не соперничество дома... В середине дня командир поднял начштаба, малость дюбнувшего перед койкой и проспавшегося не до конца: -- Съезди в школу, подбери наше, что осталось. Глянь заодно, чего там, вырази сочувствие директору, его позиция тоже будет важна. Обещай - если удастся, выпишем материалы, поможем чем-нибудь. Проклиная дурацкую войну и командировку, Чайкин с трудом встал и начал сгребаться. Далась им эта несчастная бурса, сколько всего разрушено из-за генералов с политиками - нет спроса, на веку сам кое-что взрывал, с жертвами, и ничего страшного, а тут... УАЗ стоял наготове, взяв двух бойцов и бывшего старшего поста, поехал в школу. Вид открылся и впрямь удручающий. Здание не пострадало так в предшествовавшие боевые действия, как за минувшую ночь. В асфальте перед главным входом, где строились когда-то линейки и отмечались звонки, теперь зияла приличная воронка, по фасаду и с торцов не осталось целых стекол, издырявленная пленка, заменявшая их, висла клочьями. Выщерблены кирпича отныне было не скрыть ремонтами, разве только штукатурить стены целиком, эти мелкие раны остаются самым долговечным напоминанием о войне. Саму школу снаряды обошли, за что Чайкин ругнул про себя минометчиков, понимая - и они не боги, хотя славно было б списать все на других, но первый этаж изнутри облизало пламя, в длинном коридоре взрывами снесло несколько дверей, вышибло оконные рамы, иссекло потолок и выщербило бетонный с крошкой пол. Пожилой директор в сетчатой шляпе, с потемневшим институтским ромбом на лацкане вытертого пиджака бродил по школе, заглядывая в классы и горестно вздыхая. Второму этажу тоже досталось, он сокрушенно качал головой - только закончили посильный ремонт, и вот... Несколько учительниц в косынках и хромой тощий мужичонка пытались что-то убрать с помощью учеников постарше, ребятня носилась во дворе. Мальки беззастенчиво окружили "козелок" и увязались за милиционерами, норовя потрогать оружие и выпиравшие из карманов гранаты. По летнему времени поросль была свободна, не зная, как убить время, радовалась всему. На скупые пояснения директор вяло отвечал: "Да, да", и Чайкин не стал вдаваться в подробности. Патронные ящики, под которые он заложил тол, разметало на части, собрав оставшееся барахлишко - чайник, кастрюли, миски, забытый шуршун, которое не успели растащить уборщики, делегация отбыла без политесу. Дядьку с работниками было отчасти жаль, они искренне сокрушались напасти, но вина лежала в целом на всех - нечего вскармливать дудаевых с прочими шамилями. Умен оказался командир, не имевший толком юридической подготовки и работавший в органах сравнительно мало. Однако не зря он столько лет служил государству, изучил его механику и знал, как просто давится судьба, попавшая случайно под гигантские колеса. Балинюк тем же днем успел съездить в администрацию и составить протокол осмотра злополучного ящика, подтверждавший его непорочную целостность, затем прибывшие из райцентра уполномоченные вскрыли его и пересчитали пустые бланки, при виде которых майор крякнул: что ж, нельзя было их проштемпелевать заново или подвезти позже?.. С присутствующих взял расписки об отсутствии претензий, после чего ящик снова опечатали, хотели было пластилином за неимением сургуча, но командир настоял использовать хотя бы свечку, закапав все углы и приложив личную печать. Председатель не знал уже, как избавиться от проклятых бюллетеней и настырного русского, но Балинюк предложил ему заезжать на пост, литр-другой качественного бензина для хороших людей всегда найдется, и расстались они почти друзьями. Затем он посетил школу, сердечно пособолезновал директору, подарил три стопки тетрадей и связку карандашей, осмотрел помещения и начальственный кабинет. Отметил несоблюдение норм пожарной безопасности, от случайного трассера и даже окурка может сгореть все, установил, что бумажки действительно находились в переносном металлическом ящике, а не крепленном к прочным элементам конструкции сейфе с надежным замком, как предусмотрено законом (директор не нашелся даже спросить, каким). Вместо специально оборудованного помещения документация была оставлена на рабочем месте главы заведения, где нет решеток на окнах. Просто в шкафу? Ну, знаете... А моим людям в итоге пришлось рисковать жизнью, чтобы эти бланки спасти. Придется, видимо, обо всех нарушения доложить соответствующим инстанциям. -- Я причем? - слабо протестовал ошарашенный директор. - Распорядились голосовать здесь, всегда так было, привезли эти бюлльтень, что я могу? У нас сейф на деньги нет, все украли, когда зарплата бывает, деньги несу домой, а этим выборам специальное помещение делать стану, что ли? От волнения он коверкал вначале чистую речь. -- Значит, кому-то выгодны наши трудности, - гнул свое Балинюк, - намеренно все подстроили, спровоцировав нападение боевиков. Поэтому давайте, чтобы подстраховаться, составим акт о том, что документацию разместили в необорудованном здании, с вопиющими нарушениями правил, не организовав должным образом охраны и обороны, вследствие чего пострадали мой боец и ваша школа. По экземпляру каждому. Взвинченный директор уже сам рад был иметь какие-то бумаги, зная их силу в казенном аппарате, и Балинюк скоренько набросал текст на собственных белых листах. Упросив заверить росчерки печатью, дружелюбно пригласил заглядывать, пожал руку и отбыл. По дороге он завернул на газовый участок, где имелся единственный в селе ксерокс, и за банку тушенки откатал копии всех бумаг. Затем с чувством выполненного долга наконец отправился по собственным делам. Труды его отнюдь не пропали. Спустя день после выборов из района прикатила на гражданских авто куча местных чинов под охраной собственных милиционеров. Чехи, стоило им заполучить кроху власти, не говоря уже автомат, становились заносчивы, неприступны и грубы, точно враз менялась сущность. С разными "союзниками", вновь укомплектовываемыми нацкадрами силовыми и прочими службами была одна неясность и множество заморок. Коллег продолжали звать гантамировцами по рождению из формирований, участвовавших в боях за Грозный на российской стороне. Поначалу ОМОН-спецназ их просто разоружал, когда проезжали через посты, затем велели не трогать. Сверху взяли курс на учреждение туземной власти, и с недавнего времени здешних милиционеров даже стали присылать в целях усиления на блок. Обе стороны держались скованно, общих тем не нашлось, молодые чеченцы плохо говорили по-русски, старших неудобно было о чем-то спрашивать, разговор быстро упирался в события последних лет. Когда они попытались вмешаться в досмотр машин, пропустив кого-то - наши ребята едут, Чайкин вспылил: -- Уважаемые, ну его лезть сюда! Пообедайте с нами и валите к себе без обид по-хорошему, лады? Тормознув попутку, чехи молча уехали и больше не появлялись. Заявился ли теперь кто из опущенных тогда деятелей, бойцы не разобрали, но держались прибывшие нагло. Горбоносый лысоватый пузан в камуфляже со "Стечкиным" на боку назвался помощником прокурора и без околичностей начал: решается вопрос о возбуждении уголовного дела по факту попытки срыва общенародных выборов. Направленный для охраны избирательного участка личный состав, пользуясь малозначительным либо сымитированным ими же обстрелом, умышленно взорвал и поджог здание, причинив значительный ущерб интересам государства, с трудом залечивающей раны республике и ее системе образования. После чего милиционеры самоуправно изъяли бюллетни, передав их военнослужащим федеральных сил, оказывали давление на членов комиссии и ряд должностных лиц, вынуждая их подписать лишенные какой-либо законной силы бумаги об отсутствии претензий. Все замешанные в преступлении лица должны проехать с нами. Кто руководил нарядом в ту ночь? Во гад, как чешет, думали многие. Наверняка из прежних, где скороспелке увостриться так, чего ж тогда гнать волну, заставшие нормальную жизнь при совке обычно проявляли лояльность к центральной власти. Внутренне напружинившись, Чайкин готов был шагнуть вперед - "ну, я", однако Балинюк сказал преспокойным голосом: -- Документы, пожалуйста. -- Чво? -- Предъявите документы, уважаемый. В противном случае мне не с кем говорить. Пыхнув, крепыш залез в карман и вытащил удостоверение на толстой цепочке с цветной фотографией внутри. Распахнув на миг, хотел тут же спрятать, но Балинюк остановил его: -- Не-ет, позвольте ознакомиться. - Вчитавшись, он достал книжку в тисненном переплете и черкнул туда ручкой с золотым пером. - Так-то лучше, господин Шахбиев Хаважи Таусович. Можем пройти в штаб все обсудить, а правомерность действий бойцов и командира, самоотверженно вынесших избирательные бюл... летени из-под огня, отражена в соответствующих документах. -- Ваши отписки у меня здесь, - прокурорский раскрыл кожаную папку и потряс ею, - кто такие Чайкин и... бывший старшим в школе? Фамилию отделенного Годзиелевский и дома выговаривали не все, почерк у него тоже был весьма корявый. Сам он стоял тут же в цветастых шортах-трусах, отсвечивая бронзовыми плечами, лицо его заметно вытянулось, а чесавшая пузо рука замерла. Сунув пальцы за широкий ремень, командир ответствовал: -- Мои бойцы действовали законно и спасли выборные документы, никто давления не оказывал, у меня имеются подлинники всех бумаг. Показания бывают после возбуждения уголовного дела, что целому помпрокурора надо бы знать. Никто никуда не поедет, если требуются какие-то дополнительные объяснения, могу пропустить за охраняемый периметр лично вас. Остальных попрошу покинуть вверенную мне территорию и ближе трех метров к забору не подходить! -- Да ты, э... - шагнул к нему небритый урка из свиты лысого. -- Отряд, ко мне! - оглушительно гаркнул Балинюк. Кто откуда взялся, стояли округ по-домашнему, в тапочках и спортивных штанах, но через секунду на незваных гостей смотрело уже с десяток стволов. От казармы бежал народ в отягченных боезапасом разгрузках, лязгая затворами, наряд поста сунул дула внутрь базы поверх ограждений с мешками, над срубом "кукушки" возник пулемет. Чеченец, бранясь по-своему, отступил. -- Вы понимаете свои действия? - горбоносый стал багроветь. - Немедленно уберите оружие и предоставьте сюда тех, кто охранял избирательный пункт, иначе будете арестованы и вы, и преступники, которых покрываешь! -- Слушай, помощник, - майор тоже наливался краской, - кто ты такой, чтоб здесь командовать? Давай катись откуда прибыл, иначе разоружу твою банду и сдам не в комендатуру, а сначала войсковикам, и дернется хоть один - все тут ляжете! -- Ты ответишь за это, - повысил голос толстый. - Не знаешь просто, с кем говоришь - сейчас придет твой руководитель, сам разоружишься ему! Он заклокотал что-то в рацию по-чеченски, затем на русском призвал: -- Один-три, зайди пожалуйста, проблеми у нас, бичить начинают. - И прибавил, оборотясь к строптивому командиру: - Сейчас, я на тебя посмотрю, как ты у военного прокурор округа бледный стоять будешь!.. Ситуация повисла на волоске, Балинюк и чех равно кипели, однако понимая, что любое движение сторон и даже окрик повлекут стрельбу. Из прохода между ограждениями появился замначальника временного отдела, известный всем по частым визитам. По-видимому, он приехал с чеченцами и ждал в машине снаружи, а теперь вынужден был объявиться. Замнач выглядел смущенным, шел не торопясь, стараясь избежать взглядов. Сунув руку Балинюку, нехотя поинтересовался: -- Что тут у вас? -- Да вот, Абульхаир Галимзянович, - знавший начальство поименно и обычно радушный с ним командир отряда был суров, - явились к нам, права качают, обвинения какие-то возводят, да еще требуют бойцов им отдать. Дурака нашли, что ли? -- Ну, это... все надо по закону. Съездят, это, напишут что надо и вернутся, чего ты уж? Лицо Балинюка окончательно закаменело. С ВОВДом отношения вообще складывались непросто, он и был вышестоящей инстанцией, и не совсем, ибо имелись более прямые - комендатура, группировка, мобильный отряд, которому непосредственно подчинялся личный состав определенных блоков. Кроме того, комплектовавшие временный отдел татары заметно держали руку чехов и не очень ладили со многими отрядами из российских регионов. ВОВДы в полубоевых условиях заставляли вести обычную милицейскую работу, на подрыв машины и кражу овец выезжала одна следственно-оперативная группа, созданный материал уполномоченные лица обязаны были рассмотреть в те же сроки, что их коллеги по всей стране. С местными неизбежно завязывались разные связи, включая коррупционно-покрывательские, укреплявшиеся в силу преемственности контингента временника. Кроме того, ему приходилось взаимодействовать с национальными органами и структурами, создававшимися все активнее, достигать обычного взаимопонимания между ветвями власти. Все это ставило отделенцев в сложное положение - работать бок о бок с кем-то не то, что отмаяться день на посту. Районному ВОВДу отряд прямо не подчинялся, но выполнял указания, проверялся им, передавал задержанный народ, машины, грузы, изъятые вещи документы. Показателей требовали и здесь, но их "делание" в условиях разрухи, отсутствия функционирования исполнительных систем, неприкрытого корыстолюбия и грубости нравов оборачивалось лишь пущей бессмысленностью и мздоимством. Схваченные часто уходили раньше, чем отбывал доставивший их наряд, транспорт быстро отпускался, нелегальный бензин начальник отдела сливал личному покупателю-оптовику. Однако на совещаниях в присутствии командиров постов он строго требовал выявлять участников бандформирований и потенциальных террористов, дотошно проверять всех следующих через блоки, проявляя неподкупную принципиальность. Как выявлять - смотреть правое плечо? Нужно стрелять целыми днями и таскать "калаш" на голом теле, чтоб остался след, с зеленой повязкой на лбу и прозрачным мешком пластита тоже пока никто не проезжал... Даже толком "пробить" человека, за исключением списков разыскиваемых полугодовой давности, не представлялось возможным по отсутствии единого информационного центра и связи с ним. Выпытывать у каждого, что делал с декабря 94-го по сей день, а потом ехать к родственникам, знакомым, во все указанные пункты жительства, сверяя, что соврал - ради Бога, шлите вертак, роту поддержки и снимайте с поста. Тащить всех подряд в блок и бить, пока что-нибудь не скажут - а зачем нам это, данный этап в ходе освободительной компании все-таки уже прошел. Вместе с тем отсутствие крупной дичи старались не возмещать обилием мелкоты, просроченной фотографией в паспорте или разбитым подфарником "Запора". Рядовым парням во временнике хватало забот без того, в том числе с пленными, которых таскал всякий спецназ при регулярных зачистках. Ходил анекдот-быль первой войны: свежий ОМОН привозит задержанных, в отделе как всегда крик, мат, дурдом. Разрываясь между коммутатором, рацией и своими книгами, дежурный орет: -- Куда столько натащили, не буду принимать! -- А че нам с ними делать? -- Да хоть выведи и расстреляй!.. Арестантов выталкивают, через минуту очереди. Дежурный с воплем выскакивает: так и есть, лежат у стены. -- Вы что, с ума съехали?! -- Мы думали, так принято - сам же сказал... Окончательно перестали кого-либо сдавать после одного случая. На посту задержали тарантас без документов - рукописная доверенность на половинке листа, права алой корочкой, минувшей эпохи, свидетельства о регистрации транспортного средства, именуемого по старинке техпаспортом, вообще нет. Дедок в шляпе и заштопанной куртке гортанил скорее всего правду: взял у родственника "Москвич", проклятую бумажку забыл - у кого тут сейчас все в порядке, и так на каждом посту даешь бакшиш. Может, и отпустили бы дядьку с миром или без машины, езжай за свидетельством либо вези хозяина, но случился на беду проверяющий чуть не из самой Ханкалы. Словно больше нечем заняться, влез: немедленно доставить в ВОВД, проверить по учетам, мы добренькие, а они все на краденных машинах ездят. Матерясь про себя, Балинюк полез в УАЗ с двумя бойцами отдыхающей смены, еще одного посадил за баранку разбитого оранжевого драндулета с отвинченными панелями дверец, чтоб не искали везде оружия, и процессия двинулась в район. В отделе мужичку склонялись поверить, оставляй машину и топай, владелец приедет и заберет. Ручную картотеку перебирали редко, но было электричество, и дряхлый автономный компьютер с базой данных неизвестных времен сообщил, что злосчастный автомобиль по номеру двигателя числится в розыске за Волгоградской областью. Напрасно клялся мужик, что хозяин двадцать лет ездит на этой тачке - кто спорит, менял движок, и втюхали от разобранной угонки, такого и в России полно, а уж здесь было правилом при анархии. В независимую вашу Очкерию стекалось до 70% краденного транспорта всей страны... Дядька плакался, теперь откупаться предстояло за себя и за телегу, он клял соседа и в то же время просил съездить вместе к нему, чтобы выяснить правду и избежать разбирательств. Дежурный, однако, связался с кем-то по внутреннему телефону, зарегистрировал рапорт и попросил: -- Братки, оттарабаньте его на спецплощадку, организовали тут вмести с ГАИ. Сразу техническую экспертизу назначат, вам же показатель будет. Это за бывшей мельницей, а у меня сейчас ни транспорта, ни людей. Куда деться, надо идти друг другу навстречу. Злясь на ретивого проверяющего (легко разъезжать на бронированном УАЗе с эскортом, ты покомандуй бойцами или постой на дороге сам), беспамятного старика и недотепу-хозяина, Балинюк велел ехать через выселки по объездной дороге. Выйдет быстрее, в райцентре движение интенсивнее и плотнее заторы на постах, а в том краю имелась давняя надобность, один подпольный "нефтяник" был должен за услугу. Раз уж приходится тратить время, хоть малую пользу следовало извлечь. По "трубе" о встрече здесь не договоришься, чтобы застать кого-то дома, ездят до упора. Водитель, приданный отряду, был в Чечне первый раз, плохо знал дороги, вечерами прикладывался к бутылке и плевал на все, поэтому командир указывал даже там, где нормальный рулевой в любых условиях руководствуется сметкой и чутьем. Сам Балинюк, имея права трех категорий, почти не водил и тяги к автомобильному делу не испытывал. Маленькая кавалькада покинула жилые кварталы, чтобы по дуге малоезжей трасски оказаться в южном конце большого села. За пробитыми башнями элеватора к асфальту жалась рощица, напротив торчали ряды бетонных стел кладбища с округлым верхом, кое-где дополненных жестяными флажками на шестах - погибшим в войне и вообще геройски. Дальше кустистые заросли, постепенно расширяясь, клином бежали в горку. Оттуда и грохнул в откос полотна перед самым носом "козла" гранатометный заряд, с обеих сторон понеслись очереди. УАЗ нырнул в кювет передними колесами, ведший "Москвич" боец ударил по тормозам, вывалился на дорогу и покатился к канаве. Балинюк едва не протаранил теменем лобовое стекло, водиле расплющило грудь баранкой, задние тоже порядком стукнулись, однако все мигом опомнились и метнулись россыпью по кустам. Дедок тоже выскочил из машины и ткнулся ничком в асфальт, закрыв голову руками. Потрясенный струхнувший Балинюк все же быстро сообразил, что огонь не концентрируется на них, идя выше - палят друг в друга через шоссе. Кто тут еще может быть, свои какие-нибудь да чехи, не хватало только под раздачу попасть. Оторвав лицо от илистого дна траншеи, он крикнул выпустившим по рожку невесть куда бойцам: -- Не стреляйте, всем лежать!.. Докумекав что-то сами, хлопцы вжались глубже в кюветную грязь и пыльную траву у дороги. Стрельба переместилась за развалины поодаль, образовав какой-то новый очаг. Бабахнул взрыв, воздух прошила длинная пулеметная очередь, сшибая листву и веточки с кустов, после нескольких отрывочных выстрелов все стихло. Парни оставалась на своих местах, начиная понемногу шевелиться. Балинюк уже чувствовал командирскую необходимость что-то предпринять, когда из зелени напротив раздалось: -- Эй, кто здесь? Голос звучал вроде без акцента. Не успел он ответить, как водила крикнул из канавы: -- Свои! -- А ...ли тогда прячетесь? Пусть старший выйдет. Балинюк приподнялся: -- Грамотный, от вас тоже один навстречу, оружие за спиной! -- Ладно, вылазьте! Ситуация оказалась будничной: разведка охотились за боевиками, укрывшимися под личиной мирных граждан и умышлявших какую-то гадость в этих местах, засаду, установку фугаса на будущее или подрыв. Те чувствовали опасность, стереглись, группы битый час кружили, пытаясь запутать друг друга и обмануть. На ограниченном, взрезанном дорогой пятаке трудно играть в прятки, коллеги решились на удар, и тут из-за поворота вылетел отрядный УАЗ. Чехи запросто могли подбить его, хотя бабахнули скорее всего от неожиданности, без толком прицела. Балинюк невольно поежился - еще бы метр, командирское сидение как раз впереди... Не удержался: -- Нашли, блин, где стрелять! -- А вы, блин, где ездить!.. Подняв охавшего трясшегося старика, посчитали дырки в УАЗике и корпусе "Москвича". Да, останься кто-то внутри... Созрел Балинюк мгновенно: -- Отец, вали отсюда на все четыре стороны, не дай Бог еще появишься с этой развалюхой на каком-нибудь посту! Из-за тебя чуть все не легли... Духу твоего чтоб не было через минуту, пшел! Шалый старик залез в машину, которая отказалась заводиться, пришлось еще и толкать. Обстрел Балинюк решил не фиксировать - тащиться снова в райотдел, объясняться насчет машины, терять полностью день. Наград за мужество из случая не вытянуть, казенный автомобиль не списать, а какая-нибудь рация не заслуживает мороки - после разом будет спихнуто все, что можно, под нападение на пост или липовый пожарчик. На должок, чуть не стоивший жизни, махнул рукой, наменяв у военных за пол-литра спирта гранат и ВОГов, развернулись и помчались назад. Объехав временник пятой улицей, Балинюк зарекся на будущее таскать схваченных куда-то: надо - приезжайте сами, нет - пинок в зад. На удивление собственные его поездки, даже самые рискованные, кончались удачно. И сейчас, глядя в лицо прокурорскому мимо переминающегося зама ВОВДа, Балинюк отчеканил: -- В вопросах, касающихся действий личного состава, я подчиняюсь только мобильному отряду, а ни один боец отсюда не выедет без приказа командующего объединенной группировкой. Когда получите его в письменной форме, продолжим разговор, а пока в своих требованиях превышаете должностные полномочия. Впредь без представителей командования говорить с вами отказываюсь, и повторно требую от посторонних очистить территорию блокпоста! Видя оборот ситуации, в которой шишкарь временника не помог ему, главный чех наконец отступил. Он решительно сунул под мышку папку, скомандовал что-то кодле и зашагал к выходу, бранясь по-своему и грозя пальцем: -- Ты ответишь за это! За все ответишь! Отделенческий зам, вздохнув с облегчением, шепнул Балинюку: -- Правильно, так их. А я, сам понимаешь... Затем развернулся и объявил вслух, уходя: -- Что ж, будем разбираться. Самовольства не потерпим ни с чьей стороны! Многозначность его финальной тирады дошла к присутствующим не сразу. Командир крутнул башкой - вот хитрая татарва... Чайкин ощущал благодарность старшему - сам он в итоге, может, и поехал бы с чехом, в полной экипировке, захватив всех бойцов. Однако дальше, за поворотом или в прокуратуре могли взять в кольцо, приказать сдать оружие, и что дальше, стрелять? А подчинишься - выйдет фильм "Блокпост", где солдата увезли на допрос в местную милицию и после бросили на асфальт зашитое в шкуру тело... Сравнение пришло на ум многим, загалдели: -- илы, кино прямо! Ну, батя, ты даешь, молодца! Фронтовое обращение польстило Балинюку, а над "Кавказскими пленниками" с "Чистилищами" здесь оставалось только улыбаться. Благородные горцы вплоть до плечистого бандитского главаря, то избыточный кошмар отрезанных голов, цепляемых к стреле гранатомета... Чехи больше не приехали, хотя явно что-то выяснили и могли копать дальше. Верно, нашлись свидетели, видевшие схватку из ближних домов, либо местные упыри хватались за любой повод куснуть федералов, а прокурорский, накручивая страсти, домыслил истинный ход событий. О той ночи участники не говорили даже меж собой, но пакостное чувство едва не пойманности у всех, особенно Чайкина, осталось. На чем - другой разговор, правильно тор, что тобой сделано. Если б обобрали или мочканули кого по беспределу, а то несчастная школа. Тут не их вина, не директора - играют политики наверху, вновь создают и укрепляют тут власть, с которой придется воевать когда-то. За дело голову класть не жаль, обидно служить чужой корысти. Школу к сентябрю подремонтируют, и так была не дворец, а детей здесь не учить, а стрелять надо... Нынешние бандиты погибнут, отойдут от дел, свалят куда-нибудь или перемрут от старости, но их ряды пополняет смена из таких вот школьничков с рюкзачками. Замкнутый круг, решение одно - к чертовой матери отсоединить их, а как бросать этот клочок страны, столько раз политый кровью... Отношение Чайкина к шефу заметно улучшилось, он словно открыл в нем положительные качества, Балинюк со своей стороны тоже помягчел. Иначе вряд ли начштаба стал бы выполнять почти без возражений все его приказания, вследствие чего под занавес командировки случилось второе примечательное событие, запомнившееся надолго всем. На исходе лета в горах произошел бой между выдвинувшимся подразделением мотострелков и партизанами. Специальные группы, покинув основные силы у конца проезжих дорог, регулярно уходили на чистку зеленых массивов, пропадали среди круч и теснин по нескольку дней. Иных возможностей хоть как-то контролировать огромную территорию просто не было. Войскам пришлось туго, с ранеными и "двухсотыми", для поддержки и эвакуации вызвали вертолеты. На проведение "акции возмездия" через блокпост вскоре прошла в ущелье длинная колонна с минометами, парой гаубиц и даже танком, имея целью обнаружение и ликвидацию прорвавшегося, конечно же, из сопредельных районов крупного отряда боевиков. Над дорогой весь день кружили "стрекозы", к вечеру прожужжавшие назад - темнота опасно винтокрылым. Трасса на всем протяжении была перекрыта, и бойцы лениво сидели у опущенного шлагбаума на скамейке, заплевывая семечной шелухой окрестную площадь. Слушали боевой канал, ничего особенного не происходило. Донеслись слабые отдаленные раскаты - артиллерия обработала контрольные точки и смолкла, по населенным пунктам стрелять нельзя, в дикие скалы бессмысленно. Гражданских машин не показывалось вообще, пешие брели редко, налегке они вообще обходили пост боковыми тропами, все перелески не закроешь, разве что село колючкой под током обнести... Сутки прошли необыкновенно спокойно. На следующее утро, позавтракав, новая смена оттащила уже скамью в тень и сибаритствовала, укрыв под скинутыми брониками пивной пузырь. Непьющий спортсмен дергался под ритм наушников и первым заметил вынырнувшую из-за поворота фигуру. Пожилой чечен в темном пиджаке и шляпе на затылке семенил к посту, то прибавляя шаг, то бессильно волочась с прижатой к сердцу рукой. Добежав, он едва не рухнул на бело-красную поперечину, хватая воздух открытым ртом, насторожившиеся парни подошли с другой стороны. Пыль на кирзовом лице мужика бороздили ручейки пота, сквозь хрип не сразу удалось разобрать: -- Ребят, помогите пожалуйста, умоляю! Машина заглохла, никого совсем нет, в больница еду. Вот денги... Старший ест? Обращаясь то к одному, то к другому, он совал пачку мятых десяти- и пятидесятирублевок из внутреннего кармана. Стряхнувший лень Годзилла придержал его за рукав: -- Погоди, сам-то кто будешь? Документы есть? Пока все изучали мятый советский паспорт, старик торопливо, мешая слова, объяснял: невестка рожает тяжело с ночи, в аулах даже захудалого фельдшера не осталось, бабки не помогли, сказали - надо в больницу, не то умрет. Упросил солдат выпустить на трассу, пять раз проверили машину, даже женщин, с ними поехала тетка по матери, обыскали, но разрешили наконец, спасибо им. Санитар у военных был, ответил "катись давай, не роддом тут"... Километров за семь от поста машина стала на безлюдной дороге, и все попытки реанимировать ее оказались тщетны. Невестка исходит криком, пришлось бежать сюда, помогите, будьте людьми! Бойцы переглядывались - может, и так, больно искренне дядька все излагал. Человеческие нужды сохраняются в самых тяжких условиях, не из-за силы жизни, куда от них просто деться. То же появление ребенка обычно радует всех, а тут... -- А сын где, чего сам не возится с женой? - поинтересовался Годзилла. -- Нету сына, пропал без вести. Говорят, убили. -- Кто убил - наши, как всегда? Федералы, военные? -- Зачем ваши, сами ничего не знаем... Бойцы переглянулись. Подошедший Чайкин, листая паспорт и зачем-то глянув на свет права, вник в ситуацию и ответил без обиняков: -- Чего ты от нас хочешь, дед? Движение запрещено, без письменного разрешения коменданта ты вообще здесь возникать не должен, можем задержать и сдать в отдел до выяснения. Ладно уж, раз беда, беги до кого-нибудь проси транспорт, но в темпе, чтоб глаза не мозолить. Обстановка - сам понимаешь, а вы посмотрите его сначала. Пока ближний хлопец неохотно щупал карманы, вздевший к небу руки мужик запричитал: -- Кого я найду здесь, родных нет, девочка совсем умрет, пока я бегать стану! Их там какой-нибудь бандиты или солдат может застрелили уже, а вы меня забирать хотите. Вызовите хоть санитарный машина, спасатели, я не знаю, Богом прошу! Отблагодарю всех, клянусь, никогда не обманывал. Жили одна страна, было нормально, а теперь из-за этой политики война и все погибай, не жалко, да? Что мы, не люди? Прижимая руки к груди, то простирая их к Чайкину, он готов был зарыдать. Начштаб утомленно слушал очередные излияния того, кому надо что-то в обход правил, уверенного в своей житейской правоте вопреки бездушному закону. Объясняться не имело смысла, проситель сознает лишь б