Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     © Copyright Виталий Кривенко, 2001-2004
     Email: kriwenko2000@mail.ru
     WWW: http://artofwar.ru/k/kriwenko_w_j/
     Редактор: Владимир Григорьев (сайт "ArtOfWar")
     Автор ждет Ваших отзывов
     Date: 08 Oct 2001 - 24 Apr 2004
---------------------------------------------------------------




     Главное,  что  я  хотел выразить в  этом рассказе,  так  это  те мелкие
детали,  которые происходили во  взаимоотношениях между военнослужащими, сам
диалог общения  между  ними, и  постарался это выразить в более  простой для
понимания форме.
     То, что здесь описано, отчасти можно считать  плодом моего воображения.
Хотя, в общем, события эти происходили на самом деле.  Но происходили они не
в  той  последовательности,  в которой написаны. Многое я почерпнул из своих
воспоминаний, некоторые вещи из рассказов пацанов с других подразделений.
     По прошествии времени многие детали, конечно же,  стерлись из памяти, и
поэтому мне пришлось  немного напрячь свое воображение, хотя  большого труда
это не составляло, потому что  я  был там, и знаю не понаслышке про службу в
Афгане.
     Это  рассказ о службе  одного  экипажа БТРа  пехотной роты в  провинции
Герат. Многие фразы из  диалогов я  напечатал по их созвучию,  а не так, как
они  должны  быть в  грамматическом  написании.  Попадаются  и  некорректные
выражения,  но это, извините,  лишь капля  в  море,  и если  излагать полный
диалог, то в этом случае прилично выглядеть будут лишь знаки препинания.



     Отжившие век свой, на лестницу в  небо, проходят  с парадного входа.  А
нас, совсем юных, сквозь пламя Афгана впускали из черного хода.

     Я уже часа  два торчал в оружейке, и  от  безделья швырял  штык-  нож в
деревянный столб.
     Было начало июня 1987 года, и до дембеля оставалось еще два месяца.
     Нас  -- дембелей -- почти всех оставили до  августа, так как не  пришла
замена из Союза, а те, что пришли, были еще желторотыми "чижами" и на боевые
действия их первое время брать было нежелательно.
     А мне  уже  было на все наплевать: быстрее бы в Союз, и ничто другое  в
голову не лезло.
     Недавно вышел приказ "дембелей на боевые действия не привлекать". А все
потому,  что  много  писем  приходит  в министерство  обороны от  родителей,
которые просят  объяснить  им одну  вещь  -- почему  они получают  письма от
сыновей, в которых  те пишут: ждите, через неделю или месяц приеду, родители
уже в надежде ждут со дня  на день сына домой, и  вдруг вместо сына приходит
цинковый гроб?
     Приказ  приказом, а из-за  нехватки  людей приказ  этот, мягко  говоря,
обходили, да и дембеля не возражали: надо так  надо, мы  так воспитаны, да и
время в рейде быстрей идет.
     В  полку мы находились около недели,  но скука  уже одолела, и хотелось
махнуть куда-нибудь в  рейд, только бы подальше от полка и надоевших нарядов
и караулов. Наряды-караулы тащишь через день, пока находишься в полку  между
боевыми  операциями,  если, конечно, рота не находится на пятнадцатиминутной
готовности. А если рота находится на пятнадцатиминутной готовности, тогда ты
вообще  как  прикованный,  и  отлучаешься  от расположения  роты  только  на
расстояние слышимости. И если прозвучала команда "рота тревога!", то  бросай
все  и  со всех  ног лети в оружейку,  хватай автомат  и патроны  и  бегом к
машинам. А в соседнем полку, что находился в двух километрах  от нас, караул
не менялся уже  две недели, днем они спали на постах, а ночью  несли службу.
Так что у нас было еще по-божески, за сутки между караулом или нарядом можно
было какие- то свои движения сделать.
     В оружейку вошел Хасан, наш замкомвзвода, родом он был из Таджикистана,
но по-русски говорил свободно, хотя и с заметным акцентом. Настоящее имя его
было Хусейн,  но я называл его Хасан,  так созвучней,  он не возражал,  а со
временем и все  стали его так называть. Характер у него был дерзкий, и он не
любил ни в  чем никому уступать, хотя иногда был и не прав. Хасан говорил на
всех азиатских языках, с духами  базарил свободно, и частенько его применяли
как  переводчика,  если  вдруг  возникали  трудности  в общении  с  коренным
населением.
     У меня с ним сложились больше чем хорошие отношения, и я с уверенностью
мог сказать, что Хасан был моим другом. Я, бывало, частенько с ним спорил по
разной мелочи,  но  делал это  ради  хохмы,  мне  нравилось  по "раскумарке"
подразнить его, он  воспринимал  любой  спор с  неподдельной серьезностью, и
было прикольно за ним в этот момент наблюдать.
     Я посмотрел на него и спросил:
     -- Чего скажешь, Хасан?
     -- Сразу после обеда,  наверно, выезжаем в рейд, а  может быть  раньше,
так что готовь свое отделение, -- ответил он.
     -- Да ну, неужели?! А кто тебе  сказал такое? -- с довольным удивлением
спросил я.
     -- К ротному заходил  комбат, они о чем- то там  базарили, потом ротный
мне сказал, чтоб готовились.
     -- Ну,  наконец то,  а то  я уже запарился.  А куда махнем,  ротный  не
сказал?
     -- Вроде в старый город, да ротный сам толком еще не знает.
     Старый  город  был  для  нас печально  знакомым местом,  частенько  там
приходилось бывать и кое- чего получать. Одна сторона города была советская,
другая  духовская,  даже  мосты через  речку, которая  протекала по  окраине
города,  были у  каждого свой. Наш  был железобетонный,  который примыкал  к
бетонке, а у  духов глиняный, старинной  конструкции, который  находился  на
стороне старого города.
     По  старому  городу  мы   постоянно  наносили  артиллерийские  удары  и
периодически прорабатывали его авиацией,  происходило это и днем и  ночью, и
казалось, что там  уже  не может быть ничего живого. Но  стоило только нашим
военным туда сунуться, как обязательно они  нарывались на засаду, а про мины
и разговору нет, их там было понатыкано везде и всюду.
     Мы с Хасаном вышли из оружейки и направились к себе в палатку.
     Полк наш  вошел  в  Афган в  1985 году, и  личный состав располагался в
палатках,  в общем, до сих пор полк находился в полевых условиях, модульными
были штаб, санчасть, магазин и частично офицерские казармы. Частично потому,
что многие  офицеры  младшего состава жили также  как и  солдаты в палатках.
Оружейки  с оружием и  боеприпасами  тоже находились в палатках, в  палатках
находились склады и столовые, в общем, эдакий палаточный городок.
     Подходя  к  нашей палатке,  я  увидел  невдалеке Серегу из  батальонной
разведки, и окликнул его:
     -- Серый! Иди сюда, сказать что-то надо.
     Он  медленно  направился  к  нам,  подойдя, поздоровался  и  спросил  с
растяжкой так:
     -- Ну, ч-е-е?
     -- Едрена мать, а накурился ты, как удав, -- сказал я ему и спросил:
     -- Чарс есть?
     -- Да, есть тут кропалек от лепешки.
     -- Ну так дай немного, а то сам нахапался и плаваешь между палаток.
     -- На вот, бери весь, у меня в парке есть еще.
     Он достал из кармана кусок от лепешки и протянул нам.
     -- Ну, ни фига себе кропалек, здесь почти пол лепешки, -- удивился я, и
протянул чарс Хасану.
     -- Хасан, на, забей косяк в оружейке, а я сейчас подойду, мне тут  надо
кое-что сказать доблестной разведке.
     Хасан удалился, а я обратился к Сереге:
     -- Серый, чего вы там паритесь?
     -- А че такое? -- удивился он.
     -- В прошлом рейде вы кого обстреляли возле духовского моста?
     -- Как кого? Духов вроде.
     -- Я  что,  похож на  духа?  А тебе не  показалось,  что  вы  наш взвод
обстреляли?
     -- А что, это вы были да, вы да?
     -- Мы  да, мы да, --  передразнил я его,  -- наш ротный  сказал, что по
башке настучит вашему летехе тормознутому за такие приколы.
     -- А что вы сразу на нас, может, это духи были, -- начал было возражать
Серега.
     -- Хасан  выковырял из глины  пулю,  она была  от КПВТ, и мы видали ваш
БТР, который за  сопкой крутился, а когда мы ракетницу  пустили, вы  поняли,
что запарились и сквозанули оттуда.
     --  Это Пипок начал  орать:  вон  духи под мостом, духи под мостом,  --
оправдывался Серега.
     --  Пипок  ваш  придурок,  он как накурится, ему везде духи  мерещатся,
нашли, кого слушать. Ну ладно, я пошел, привет передай Пипку, и скажи,  путь
бинокль в "шары" себе вкрутит.
     Пипок,  это  парнишка из  разведвзвода нашего батальона, родом  он  был
из-под Кишинева,  фамилия  его  Пипонин,  отсюда  и  прозвище Пипок. Он  был
маленького  роста, метра полтора,  не знаю,  как его только в  армию  взяли,
суетной такой парнишка, но совершенно безобидный, белые волосы его постоянно
торчали на макушке, и со стороны он был похож на одуванчик.
     Отслужил  Пипок  полтора  года  и  по  праву считался "дедом" Советской
армии.  Где бы  Пипок  не  находился, везде разносился  его звонкий  смех, а
улыбка никогда не сходила  с лица. Даже  когда  его отчитывал,  какой-нибудь
офицер  за провинность, он смотрел  на этого офицера, и глупо  улыбался, как
будто  ему  было на все  наплевать. По  началу это  злило  командиров, но со
временем все к этому привыкли и не обращали на его улыбку внимания.
     -- Ну ладно, до встречи,  -- сказал Серега и собрался уходить, но потом
замешкался и спросил:
     -- Слушай, Юрка, а пистолетные патроны у вас есть?
     Я  сразу  задумался,  мне  стало  интересно; а зачем Сереге пистолетные
патроны?  Серега был пацаном хитрым  и скрытным, и  так просто он  ничего не
спрашивал, и  если он  что-то ищет, то значит, это  что-то  имеет  к чему-то
какой-то  выгодный интерес.  У нас  в  оружейке была пара цинков патронов от
"Макарова", но  я решил Сереге о них ничего не говорить. Спросить, зачем ему
патроны? Не имело смысла, все равно  он не скажет, но я решил спросить,  так
просто, ради спортивного интереса:
     -- А нафига тебе пистолетные патроны, застрелиться хочешь, что ли?
     -- Да так, надо,  в общем, скоро ты сам узнаешь, -- ответил  он и пошел
дальше.
     Я  еще  больше задумался  над  его  словами, теперь я был  уверен,  что
патроны  с оружейки надо  прибарахлить, пока  не поздно. Одного  я понять не
мог, зачем кому-то  пистолетные  патроны? Если духам за "бабки" сплавить, то
духи в основном брали патроны калибра  7,62 для АКМ,  гранаты брали и многое
другое  из боеприпасов,  но чтобы пистолетные патроны брать,  меня лично это
удивляло. Так ничего и не придумав, я отправился в оружейку. Хасан  сидел на
ящике из-под гранат и крутил между пальцев косяк:
     -- Ну что, побазарил с Серегой? -- спросил он.
     -- Да так, сказал ему насчет того раза под мостом, когда эти мудаки нас
обхерачили из КПВТ.
     -- Ну, а он че?
     -- Да ниче, говорит, что это Пипок запарился.
     -- Да они там все запаренные были, вместе со своим летехой, -- произнес
Хасан, и приготовился "взорвать" косяк.
     --  Подожди  Хасан, не  "взрывай"!  Блин,  чуть  не  забыл. Ты  слышал,
что-нибудь про пистолетные патроны?
     -- Нет. А что такое?
     Я направился к шкафам с оружием:
     -- Серега интересовался, есть ли у нас пистолетные патроны,  а  ты ведь
знаешь, Серега ничего зря не спрашивает, а я где-то видел у нас пару цинков.
     Проверяя по очереди  шкафы,  я  нашел эти  цинки, и  вытащил  их. Потом
обратился к Хасану:
     -- Ну, и куда мы их денем? Пока еще не поздно, их надо затарить.
     -- Сапо-о-ог! А ну бегом сюда, -- заорал Хасан.
     Сапог  -- это  один  "тормоз"  из нашего  взвода, он  прослужил год,  и
единственное,  на  что  был способен, так  это  на  выполнение  определенных
команд, наподобие:  пойди, принеси то-то или отнеси что-то, в общем, обычные
припахивания,  через  которые прошли почти все по молодухе,  только  Сапог в
этом  качестве задержался. Со временем он опускался все больше и больше, его
все гоняли, кому не лень,  даже те, кто призвался позже  его. Он перестал за
собой  следить  и стал  превращаться в немытого и грязного чмыря.  И в  один
прекрасный  момент  Хасан взялся  за  его  воспитание,  и  хотя  Сапог  туго
поддавался  дрессировке,  но  сдвиги все  же  были. Опуститься  ведь намного
легче, чем подняться,  и я лично не встречал еще таких, кто  бы  поднялся из
чмыря в человека.
     А  мне ведь пришлось много таких повидать,  еще по гражданке, сначала в
детдоме  города Алма-Аты,  потом в спецшколе и, наконец, в  детской колонии,
куда  меня угораздило  залететь  перед  самой  армией. А залетел  за то, что
сначала  соблазнил дочь-малолетку директора спецшколы, а потом "бомбанул его
хату".  Просидел я в  колонии год, по выходу меня сразу забрали в  армию,  и
отправили  в Афган, конечно не без участия того же директора спецшколы,  как
говорится, с глаз подальше.
     За безопасность  данного Сапогу  задания можно было не волноваться, мне
иногда казалось, что Хасана Сапог боялся больше  всего  на свете, потому как
все  его указания он  выполнял быстро  и  с удивительной сообразительностью.
Хотя мне ни разу  не приходилось видеть, чтобы Хасан Сапога хоть раз пальцем
тронул, даже наоборот, Хасан иногда заступался за него.
     Спальная палатка была напротив оружейки, и не прошло и пяти секунд, как
в дверях появился Сапог, будто джин из бутылки, готовый выполнить любое наше
желание.
     -- Слушай Сапог, вот два цинка, хватаешь их и относишь в наш БТР. Понял
да? -- Хасан в упор посмотрел на Сапога.
     Сапог   сделал  понятливое  лицо,  и  усердно  закивал,  как  китайский
болванчик.
     -- Только затарь их в рюкзак или замотай во что-нибудь, и чтоб никто не
видел, а то я тебя жопой на пулемет натяну.
     Сапог  подскочил к цинкам, скинул куртку и,  замотав  туда  оба  цинка,
мгновенно сгинул.
     Только  мы  собрались  спокойно  раскумариться,   как  дверь   оружейки
открылась, и появился наш  старшина роты, старший  прапорщик Евфстафиади, мы
за глаза называли его попросту, Грек.
     С  Греком у  нас были  более  чем  нормальные  отношения, мы с Хасаном,
когда- то его очень выручили.
     Немного отвлекусь и опишу этот случай.
     Произошло это  год  назад,  мы  были тогда  еще годками, а  Грек только
прилетел  с Союза на замену нашему старшине роты. Прошло дня три, с  тех пор
как Грек принял должность и стал нашим новым старшиной.
     И  вот как-то раз, мы  с Хасаном зашли в каптерку  за чем-то,  мы часто
бывали  в  каптерке, там хранились наши личные вещи. В  каптерке мы  увидели
Грека,  он сидел за  столом, обхватив голову руками,  и докуривал  очередную
папиросу, а на  столе стояла пепельница с горой  окурков  от беломора, банка
тушенки, сухари и бутылка,  а  по  запаху, который доносился из  кружки, это
явно была кишмишовка. Увидев эту картину, Хасан спросил старшину:
     -- Что-нибудь случилось, товарищ прапорщик?
     Грек поднял голову и посмотрел на нас, а потом заорал:
     -- А вам чего здесь надо!? Берите то, за  чем пришли, и валите отсюда к
ибени матери.
     Мы с Хасаном  переглянулись, поначалу старшина показался нам нормальным
мужиком,  веселый  такой,  общительный и по  характеру  вроде не "козел",  и
вдруг, на тебе.  Мы  прошли  молча  в каптерку, взяли  то, за чем  пришли, и
собрались уходить. Вдруг старшина окликнул нас:
     -- Ребята, подождите. Вы не обижайтесь на меня,  так вырвалось с психу.
Идите сюда, садитесь.
     Мы прошли к столу и сели.
     -- Знаете, наверно, что это такое? -- он показал на бутылку.
     -- Да, знаем, это кишмишовка, -- ответил я.
     --  На аэродроме обменял, отдал пять пачек беломора, -- сказал спокойно
старшина, и спросил:
     -- Вам налить?
     -- Нет-нет, мы не будем, -- замахал руками Хасан.
     Хотя  от  грамм пятидесяти  мы  бы  не  отказались,  вчера были проводы
дембелей, мы нахапались бражки лишку, и сегодня меня немного поташнивало.
     -- Да ладно  не  стесняйтесь,  чуть-чуть можно, я разрешаю, а то одному
как-то не в жилу, хотя причина есть на этот случай.
     Он плеснул в кружку грамм, наверно, сто, и протянул мне.
     -- Нет, товарищ прапорщик, лучше в  следующий раз,  -- начал отпираться
я.
     -- На, держи! Мы в таком месте, где следующего раза может и не быть, --
настоял старшина.
     Я взял кружку  и подумал,  да  хрен с ним, чего  тут  такого, и  выпил,
закусив это пойло тушенкой.
     -- Ну вот,  а то  "в  следующий раз, в следующий раз", я ведь  тоже был
когда-то  таким  же бойцом, как  и вы,  и  даже пришлось  разгонять  бунт  в
Чехословакии, а теперь вот Афган, будь оно все проклято.
     Грек налил еще и протянул Хасану, тот молча взял и выпил.
     -- У меня  тут  проблема,  в  общем,  и не знаю что делать, --  немного
помолчав произнес старшина и продолжил:
     -- Старшина ваш бывший, меня крупно "кинул", короче говоря.
     Мы вопросительно посмотрели на Грека, а он продолжал:
     -- Когда принимал  дела, все  было на месте, как и положено, я проверил
все вещи по описи  и накладным и  сам лично убедился в их наличии.  Потом мы
немного обмыли мое вступление в должность и отъезд старого старшины, улететь
в Союз  он должен  был утром. Вечером  он ко  мне подошел и попросил ключ от
каптерки, сказал, что  у него там  вещи, надо приготовиться к отлету, и  все
такое. Я без задней мысли отдал ему ключ, а сам спать завалился в офицерской
палатке. Утром он вернул мне ключ, мы  попрощались, и он укатил в Шиндант, а
оттуда в Союз.  А вчера  вечером я решил разложить шмотье, чтобы знать,  что
где  лежит.  И  оказалось, что  не хватает  30 комплектов летнего ХБ, десять
комлектов зимнего ХБ, десять шапок и семь ящиков сухпайка. Я все перерыл, но
чего толку искать то, чего нет. А в полку  я пока никого не знаю,  да и кому
теперь  доверять  после  такого.  Вот  такие-то дела, мужики,  -- сказал  он
обречено, и спросил:
     -- Может, вы подскажете, что теперь делать?
     Мы с Хасаном  сидели и молчали, лично я не знал,  как помочь  старшине.
Молчание нарушил Хасан:
     -- Я вчера слышал, как дембеля говорили про это.
     Мы со старшиной посмотрели на Хасана, а он продолжал:
     --  Они помогали бывшему старшине  провернуть это  дело. Все эти шмотки
давно в дукане. Ты ведь, Юра, знаешь бывшего старшину? -- Хасан посмотрел на
меня и продолжил:
     --  Он барыга крученый,  и вещи эти он еще  за  месяц до замены в дукан
сбагрил. А те, что вы видели, товарищ прапорщик, он взял на время у старшины
РМО, они с ним кореша были. А потом в последнюю ночь он выманил у вас ключ и
с дембелями, которые сегодня укатили домой, они перенесли все вещи обратно в
каптерку РМО.  А  дембелям за  эту  услугу  бывший старшина обещал перевезти
через таможню дукановские вещи.  Каптерщика  у  вас, товарищ прапорщик, тоже
нет, старый укатил на дембель.
     Было  видно,  что  греку от этого  рассказа  не легче, он  налил  себе,
вмазал, и со злостью сказал:
     -- Да  я сам дурак, не хрен было доверять этому  козлу. А к  РМО теперь
какие претензии предъявлять? Этот прапор пошлет меня  на х...й и будет прав.
А  каптерщика  себе  я  попозже  найду.  Может  из   вас  кто-нибудь   хочет
каптерщиком? Я поговорю с командиром роты, и все будет нормально.
     -- Нет, товарищ прапорщик, я замкомвзвода, -- ответил Хасан.
     Старшина посмотрел на меня.
     -- А я командир отделения, -- ответил я.
     -- Командиры значит? Ну, давайте тогда выпьем за это.
     Старшина  нам  налил  еще  по  пятьдесят   грамм,  мы  выпили  и  стали
чувствовать себя легко и непринужденно. Я обратился к Хасану:
     -- В каптерке  РМО каптерщик, по-моему,  чижара,  и он  там, вроде как,
ночует. Так да? -- я посмотрел на Хасана.
     -- Да, чиж, хохол из Львова, -- ответил Хасан.
     У меня под хмелем созрела в голове одна идея, и я предложил вот что:
     -- Можно  поговорить с  нашими чижами  из  Украины, надо чтоб они этого
хохла каптерщика  как-нибудь после отбоя из каптерки  вытянули. Нальем нашим
чижам браги пару фляжек, и  пусть они его как земляка к  себе подтянут, а мы
этим временем бомбанем РМОшную каптерку,  она же вот, рядом, напротив нашей.
Хасан почесал макушку и сказал:
     -- Ну что ж, давай попробуем, только браги надо найти литра три.
     Старшина, немного оживившись, сказал:
     -- Мужики, если  провернете это дело, я, ну не знаю, в общем, можете на
меня всегда рассчитывать и все такое, помогу, короче, чем смогу.
     Мы  посидели  еще немного, покурили,  поболтали  и пошли  готовиться  к
воплощению  идеи.  Я пошел  побазарить  с  чижами, в  роте было три  чижа  с
Украины,  двое  из Николаева  и один из Одессы (один парнишка -- тот, что из
Николаева, звали его  Слава, позже погибнет в первом  своем, и  как окажется
последнем  рейде,  его  застрелит  духовский   снайпер:   Слава   ночью  был
наблюдающим, закурил  сигарету в открытую, а снайпер выстрелил на  огонек, и
попал ему в голову).
     Чижи эти были парни с понятием, так что договорился я с ними без особых
проблем,  и они обещали все сделать как  надо. А  Хасан пошел  к землякам  в
танковый  батальон  занять  литра три браги. Вечером  после отбоя  мы отдали
чижам два литра, а литр вмазали сами для храбрости.
     Чижи  почти сразу вытянули  этого каптерщика и  уговорили пойти в  нашу
оружейку.
     Мы немного  подождали, и когда  хорошо стемнело, пошли к каптерке  РМО.
Действовать  надо  было  осторожно,  так  как  по  полку  все  время  кто-то
шарахался,  а  рядом с  каптеркой РМО находилась офицерская палатка саперной
роты. Замок курочить мы не стали, это было слишком опасно, а прорезали крышу
в  палатке,  так  как  стены были  обиты досками.  Я  взял фонарик  и  залез
вовнутрь, а Хасан  остался снаружи.  Долго шариться  не  пришлось, все  было
разложено по полкам, мы вытащили оттуда и шмотья и сухпая раза в два больше,
чем было  надо. А  РМО  беднее  не стало, на  то она  и  рота  материального
обеспечения.
     Грек  был доволен  страшно, и  обещал  нам всегда и во всем помогать, и
все, что нужно, мы могли из каптерки брать, когда захотим.
     А позже оказалось, что  Грек в неплохих  отношениях с командиром полка,
они вместе с полкачем частенько водку пили.
     По рассказу ротного, когда-то давно, лет 15 назад, Грек был начальником
склада ГСМ, и  к нему обратился один молодой лейтенант, который "пролетел" с
горючим.  Подробностей  я  не  знаю,  но  висело,  на  этом  летехе  большое
количество топлива, и Грек его  выручил, а точнее, списал ему это топливо. А
недавно оказалось,  что  этот  летеха  -- уже  полковник,  и сидит  в  штабе
Туркестанского военного округа и, ни много, ни мало, возглавляет политотдел.
Этот полковник не забыл услугу,  которую ему оказал когда-то  Грек. И узнав,
что  Грек в  Афгане,  этот полковник связался с ним и  обещал  после  замены
назначить его командиром хозвзвода в округе, а это  одно  из "теплых" мест в
армии. И командиру полка этот полковник  слово  за Грека замолвил, и  Грек с
полкачем после этого стали хорошими приятелями, а мы  с Хасаном пользовались
поддержкой Грека,  который  не раз вытаскивал нас из разных  переделок.  Вот
такие отношения были у нас со старшиной...
     Старшина, после  того как зашел в  оружейку, сразу направился к шкафам,
потом обернулся и увидел нас.
     -- А вы что здесь сидите?
     -- Готовимся, после обеда в рейд выезжаем, -- ответил Хасан.
     -- Я тоже  еду, командира  уболтал. А то  в полку сидеть  постоянно уже
надоело.
     -- Давайте в наш экипаж, товарищ прапорщик, -- предложил я.
     -- Да я бы не против, но на 470-й машине нет командира, я с ними еду.
     -- Ну, дело хозяйское, -- сказал Хасан.
     -- Слушайте,  мужики, а пистолетные  патроны никто из вас  не видел? --
спросил старшина.
     Мы с Хасаном переглянулись.
     -- Нет, не видели, тут валялся цинк, но его уже давно кто-то утащил, --
ответил Хасан и спросил: -- А вам зачем эти патроны, товарищ прапорщик?
     -- Да так, надо, в общем. Ну, раз нету,  так нету, -- сказал старшина и
вышел из оружейки.
     -- Так,  понятно.  Значит все-таки  эти патроны мы не  зря прибрали, --
сказал я, глядя на Хасана.
     -- Да мне плевать  на эти патроны. Мы косяк сегодня выкурим или нет? --
начал возмущаться Хасан.
     -- Пошли в  палатку,  там  сядем в нашем проходе  и накуримся, заодно и
мафон послушаем, я кассету сегодня  в разведроте взял, сам еще не слушал, --
предложил я.
     -- Давай, давай, Юра, пошли -- в  палатку,  на палатку, только пошли, а
то здесь нам не дадут посидеть, сейчас взводный придет патроны искать, потом
ротный и так далее.
     Мы  вышли  с  оружейки  и  направились  в  палатку.  Вдруг  перед  нами
нарисовался Пипок со своей вечной улыбкой.
     Хасан подошел к Пипку, посмотрел ему в лицо и сказал:
     -- Пипо-о-о-к, нету у нас пистолетных патронов, не-е-ту. Понимаешь?
     --  Какие еще патроны?  Мне Серега сказал,  что чарс вам дал хороший, с
героином.
     Хасан достал кусок чарса  и, повернувшись к солнцу,  посмотрел на него,
крутя  туда  сюда (так проверяют  лепешки с  гашишем,  если есть отблески на
солнце, значит, гашиш в вперемешку с героином).
     -- Да, точно с героином, ну, сейчас накуримся ништяк, -- сказал Хасан с
довольным видом.
     Я помахал Пипку рукой и сказал:
     --  Ну, давай,  Пипок, пошли  с  нами в  палатку, только  давай  шевели
ногами, а то сейчас толпа соберется.
     Пипок постучал меня по плечу:
     --  Юра, тебя  искал,  этот, ну,  на прапора который отучился, эстонец,
сейчас он в саперной роте.
     -- А, Индрек. А что он хотел?
     -- Афошки ищет вроде, точно не знаю.
     -- Ну,  кто  ищет  --  тот всегда  найдет.  Давай, давай,  Пипок, пошли
быстрей, там поболтаем.
     Мы  вошли в палатку и направились к  своим кроватям. Кровати  в палатке
были  двухъярусные, моя кровать была нижняя  в углу, Хасана рядом. Я упал на
свою кровать, а Хасан на свою, Пипок сел рядом с Хасаном.
     -- Ну что, музон врубим, послушаем, чего  там пацаны поют, -- предложил
я и достал с тумбочки кассету.
     На тумбочке стояла однокассетная магнитола  "SHARP-666",  эта магнитола
досталась  мне как трофей. Полгода назад мы разбомбили  духовский караван, в
одной барбухайке я наткнулся на эту магнитолу и прихватил ее, больше в  этом
караване, кроме оружия, ничего ценного не было.
     В другом  конце палатки  раздавались  голоса,  судя по  всему, там  как
всегда Носорог дрочил чижей.
     Носорог  -- это хохол из Львова, здоровый такой детина, на конце носа у
него была бородавка и к тому  же он немного сутулился и со стороны был похож
на носорога,  беспредельным был  этот  жлоб, до ужаса,  и  чижам  проходу не
давал,  он отслужил  год, а считал себя чуть ли  не  дембелем. Я  раз как-то
сказал  ему: "плохо  ты кончишь, Носорог,  вот  помяни  мои  слова",  а  ему
плевать.
     Носорог орал на всю палатку:
     -- Дэ хавка? Я же казав, шоб йсты принэслы, казав, чи не?
     -- Нам старшина не разрешил, -- раздался чуть слышно "прибитый" голос.
     -- А мэнэ ебэ, цэ ващи проблэмы.
     Раздалось несколько ударов. Потом опять крик:
     -- Вас шо, ебаты трэба бильше, чи шо?
     Мне это изрядно уже надоело, и я крикнул:
     -- Носорог, а ну пошел на хер отсюда!
     -- Шо тоби, Юра? -- замычал Носорог.
     -- Это чего тебе от чижей надо? -- спросил я.
     -- Воны мини хавкы на завтрик ни принэслы.
     -- Че-е-го, чего? Ты че это, урод, припух  ваще, я дембель,  и то ходил
на завтрак. А ну подойди сюда!
     Носорог медлено подошел к моей кровати:
     -- Юра, тикы ны бый.
     Я встал  и  с  размаху  заехал  ему кулаком в лобешник.  Он  вылетел из
прохода.
     -- Да ты не переживай Носорог, в твоей башке все равно нет  мозгов, так
что сотрясения не  будет. А теперь вали отсюда, пока я тебе зубы не выбил, и
если при мне чижей дрочить будешь, я тебя самого чижом сделаю.
     Носорог смотрел на меня и лупал глазами.
     -- Ну чего ты на меня вылупился, или тебе еще раз по балде стукнуть?
     -- Не, не, я ужи тикаю, -- брякнул Носорог и пулей вылетел из палатки.
     --  Юрка,  а ну садись-да, накуримся давай наверно-а, --  с полублатным
акцентом процедил Хасан.
     --  Подожди Хасан, я вот Пипка спрошу кое  о чем, Пипок ведь наш чувак.
Да же, Пипок?
     -- Ну спрашивай, какой базар, -- спокойно ответил Пипок.
     --  Слушай  Пипок, чего  там  за  ерунда с  пистолетными  патронами, не
слыхал? -- спросил я.
     -- Их духи берут по пятнадцать тысяч афошек за цинк, -- ответил Пипок.
     У  нас с Хасаном глаза полезли  на лоб, пятнадцать тысяч афганей -- это
шестьсот рублей чеками, мы поначалу просто не поверили.
     -- Слушай, Пипок, да тебе чарс курить нельзя, ты и так уже "гонишь", --
сказал Хасан.
     -- Ну, не верите, не надо,  -- сказал Пипок, и добавил, -- позавчера мы
в  кишлаке продали  духам три пачки по  сто пятьдесят афошек  за пачку, а  в
цинке сто пачек, вот и считайте.
     -- Ну ладно Пипок, поживем-увидим, -- сказал я.
     -- Живите, смотрите, дело ваше, -- сказал Пипок, и воскликнул:
     -- Ну что, может, косяк взорвем, или будем сидеть и удивляться?!
     Хасан  "взорвал"  косяк  и  два  раза  затянувшись, передал Пипку, тот,
сделав  пару  затяжек, протянул  косяк  мне, я глубоко  затянулся,  чарс был
крепкий и я начал кашлять, вторую затяжку уже сделал поменьше. После второго
круга   появился   сушняк  и  меня   начало  потихоньку   "накрывать",  чарс
действительно  был  хороший.  Я  с  трудом приподнялся,  вставил  кассету  в
магнитолу и  включил, на кассете  пацаны пели песню под гитару, и  песня эта
была как раз в тему.
     В Союзе была одна популярная песня с такими словами:

     Все  напоминает о  тебе,  А ты ни здесь. Остался день,  который  вместе
видел нас, В последний раз... и т. д.

     Эту песню слышали  многие, а в  Афгане слова  этой  песни переделали, и
зазвучала она примерно так:

     Те, кто попал в Афганистан, Ты  знаешь сам, Тебе поможет в трудный  час
Афганский чарс, Афганский план.

     Мы  начали  потихоньку  раскумариваться, и вдруг на горизонте  появился
Сапог.
     -- О-о, Сапог-жан, иди ко мне, -- окликнул его Хасан и, вытащив чеки из
кармана, протянул их Сапогу.
     -- Вот  чеки,  слетай в магазин и возьми четыре банки  "Si-Si"и  четыре
пакета конфет, только резче, понял.
     Сапог взял чеки и побежал в магазин, а мы продолжили добивать "косяк".
     После третьего круга я почувствовал, что приплыл капитально, "крыша" не
только ехала, а ходуном ходила, язык во рту еле ворочался.  А напротив сидел
Пипок и цвел  как подсолнух, я  не мог  равнодушно смотреть на  его цветущую
физиономию, а он,  как  назло, уставился  на меня  в упор и залился  смехом,
забыв про косяк который дымился у него в руке.
     -- Пипок, я тебе  паранджу  привезу  с рейда, напялишь ее, когда план с
нами  курить  будешь, а  то я  не можу спокойно  смотреть на  твой  цветущий
лепень.
     А Пипку по фигу, уставился на меня и давай дальше "ха-ха" ловить.
     -- Пипок, передавай косяк дальше, придурок, -- подал голос Хасан.
     Вдруг  в проходе  между  кроватями  послышалось  шевеление,  и  мы  все
повернули  головы,  там стояли  два сарбоса и  смотрели на  нас  с довольной
улыбкой.  Я  поначалу обалдел, откуда, черт возьми, сарбосы у нас в палатке,
неужели "галюники" начались?
     Пипок протянул руку, в которой дымил косяк и ляпнул:
     -- О, духи! Смарите, вон духи.
     Потом меж  сарбосовских голов  появилась голова нашего замполита  полка
майора Кудряшова,  мы смотрели  на  них, а они  на  нас. Мне показалось, что
время остановилось, (кто накуривался,  тот  знает, что время  по  раскумарке
идет очень очень медленно).
     Мы   все   понимали,   что   надо   выключить  музыку,  потом   встать,
поприветствовать замполита, и  наконец Пипку  надо хотя бы затушить "косяк",
кумар от которого стоял на всю палатку.
     Ни встать, ни  выключить музыку мы  были не в состоянии, потому что нас
прибило наглухо, я попытался выключить мафон,  даже руку протянул, но так  и
застыл  с  рукой  на тумбочке. А  Пипок, судя по всему,  просто  "замкнул" и
застыл  в  своей  вечной улыбке,  как портрет Джаконды,  а между его пальцев
торчал косяк, дым от которого тонкой струйкой подымался к потолку.
     Из динамиков лился припев  той  самой  песни, где отчетливо были слышны
слова:

     Вот пошел косяк  по  кругу,  по второму. И  легче нам, и легче нам. Что
может заглушить тоску по дому? Афганский чарс, афганский план.

     -- Пипок, сука, убери косяк, -- прошипел сквозь зубы Хасан.
     Вдруг раздался голос Сапога:
     -- Товарищ майор, разрешите пройти?
     Замполит  сделал  шаг  в  сторону,  сарбосы  тоже  расступились.  Сапог
бесцеремонно прошествовал между  ними и кроватями, положил лимонад и конфеты
на тумбочку и посмотрел на Хасана.
     --  Забери банку "Si-Si" и  пакет с конфетами себе,  и свободен, -- еле
выдавил Хасан.
     Сапог взял банку "Si- Si",  пакет конфет  и спокойно вышел, не  обращая
внимания  ни на сарбосов, ни  на замполита,  который обалдел, сначала увидев
нас обдолбленных, а потом  наглого Сапога. Когда мы "включились", замполит и
сарбосы уже были в другом конце палатки. Мы даже не заметили когда они ушли.
     Замполит,  что-то  громко говорил сарбосам, навроде: вот  у нас красный
уголок,  вот  боевой  листок  и  т.д.  Оказывается,  это  была делегация  от
сарбосовской армии, и замполит им показывал, как живут советские военные, их
быт и все такое, экскурсия, короче.
     Временно нас  пронесло, замполит прекрасно все  понял,  а  сарбосы  тем
более,  но сарбосам было по фигу,  а что касается замполита, то что он мог в
данный  момент сделать?  Орать  на нас  было бесполезно,  и поэтому он молча
ушел.  Но,  как  бы  там  ни  было, в  будущем  стоило  ожидать  разборок  с
замполитом.
     Через  некоторое  время,  может через час,  может  через  два, появился
ротный, старший  лейтенант  Савин, родом он был из Краснодара, в Афган попал
после военного училища, прослужил два года и ждал замены.
     Он подошел к нам и скомандовал:
     -- Хорош балдеть, давайте готовьтесь, через два часа выезжаем.  Гараев,
скажи водилам, пусть готовят машины.
     Потом ротный обратился ко мне:
     --  А  ты,  Бережной, возьми  бойцов  и  дуй  на  склад  РАВ,  получите
боеприпасы и  ждите  там, пока  не  подъедут  машины, --  и,  увидев  Пипка,
обратился к нему:
     -- Пипонин, а ты чего сидишь здесь и улыбаешься во всю харю? Давай вали
к себе в подразделение, ваши выезжают через час.
     -- Чижи поедут? -- спросил я ротного.
     -- Да, троих возьмем, а  то не все экипажи укомплектованы, пятерых ведь
желтуха свалила.
     -- Товарищ  старший лейтенант, разрешите  взять  Сапогова?  --  спросил
Хасан.
     -- Кого,  Сапогова!? Духов  будете им  пугать  что  ли?  --  ротный  аж
обалдел.
     -- Под мою ответственность, товарищ старший лейтенант, мы возьмем его к
себе в экипаж, у нас как раз снайпера нету, -- продолжал уговаривать Хасан.
     -- Ну ладно, черт с  ним, берите. Но только,  Гараев, смотри, сам с ним
нянчиться  будешь, --  сказал ротный и, ухмыльнувшись, добавил:  -- Снайпер,
смотрите, а то он всех духов перестреляет, воевать не с кем будет.
     Я с удивлением посмотрел на Хасана:
     -- Ты это че, Хасан?
     -- А  что,  пусть съездит разок, пока я здесь, а  то ведь прослужит два
года и духов не разу не увидит.
     --  Да Сапог тебя за это в жопу расцелует, он уже и не надеялся никогда
в рейд вырваться, -- сказал Пипок.
     --  Ну иди, Хасан, обрадуй Сапога, заставь  его отмыться, побриться,  и
пусть  мой танковый комбез оденет, так уж и быть пожертвую ради такого дела,
а то  действительно всех духов распугает, комбез лежит под моей кроватью, --
сказал я Хасану.
     Ну что поделать, надо готовиться к рейду. Пипок перед уходом подошел ко
мне и спросил:
     -- Юра, ты магнитофон с собой на дембель увезешь?
     -- Нет, я себе двухкассетник в Союзе возьму, а этот оставлю пацанам, --
ответил я.
     -- Слушай, Юрка. Оставь его мне, а? Ну что тебе надо за него, скажи?
     -- Десять литров браги сделай и можешь забирать эту "шарманку".
     -- Все понял, брага будет, только после рейда, а то сейчас нигде нету.
     -- Ну хорошо, давай после рейда, мне все равно.
     И  Пипок ушел с довольным  видом,  а я  стал  собираться на  склад РАВ,
который находился за полком, и идти туда надо было минут пятнадцать.
     Выйдя  из  палатки, я  увидел Носорога, который  стоял  под "грибком" и
парил мозги чижу-дневальному.
     Ну, неисправимый дурак, этот  Носорог, подумал я, его хоть  убей, а  он
все равно за свое.
     -- Носорог, отстань от дневального и иди сюда.
     Носорог подбежал и сделал бравый вид:
     -- Слухаю.
     -- Так вот,  слухай и  запоминай,  а если с  одного  раза не запомнишь,
повторять  буду  через  вот  это, --  я показал Носорогу кулак,  и спросил:-
Понял?
     -- Поняв, поняв, ты тикы кажи, а я усэ сдилаю, як надо.
     --  Так вот слушай, берешь троих  или четверых чижей, и дуете на  склад
РАВ. Возьмешь свой и мой автоматы, мы там машины будем ждать.  С нами в рейд
поедут два  чижа, Закиров и Мосейко, их не бери на склад, они пусть  хватают
АГС и дуют на  БТР. Подойдете на складе к капитану и скажите, что мы, мол, с
третей роты и пришли получить боеприпасы. Ты слушаешь меня, балбес?
     -- Да, да, слухаю.
     -- А  теперь запоминай, что надо получить,  с нашей роты  поедут в рейд
пять машин, на каждую получите  по десять  цинков патронов 5,45  на автомат,
столько  же на КПВТ, 7,62 калибр на пулемет ПКТ и для снайперки. И еще, чтоб
был  один  или два  цинка  трассеров  на каждую единицу, кроме того, на КПВТ
половина бронебойные, половина разрывные. Понял, Носорог?
     -- Усэ ясно, -- ответил с умным видом Носорог.
     -- Еще не все,  слушай дальше, на  подствольник возьмете гранат  цинков
десять, на АГС столько  же, гранат  наберете на  ручной гранатомет  штук  по
двадцать на каждую машину и  просто гранат ручных ящика по четыре на  каждую
машину. РГДшек  берите по  одному яшику и по три ящика эФок, РГДшками  будем
рыбу глушить, а эФки для  боя, сигнальные  ракеты не надо брать,  их в БТРах
полно. Ну, ты все запомнил или повторить?
     -- Не, не, я усэ помню.
     -- Ну тогда вали,  а я позже подойду, если машины раньше меня подойдут,
скажешь Хасану, пусть ждут меня на складе.
     Носорог  пошел выполнять приказ, а я побрел  к саперам проверить,  чего
там  хотел Индрек, и заодно узнать, кто там вчера  подорвался  на мине, а то
пацаны с нашей роты чего-то там говорили, но толком никто ничего не знал.
     У саперов в палатке  стоял полумрак, свет струился из двух полуоткрытых
окон, остальные были закрыты. Из угла доносилась игра на гитаре, и  пение, я
пошел на звук и увидел дембелей, судя по всему, они что-то пили, увидев, что
кто-то идет, они сначала притихли, но потом, узнав, крикнули:
     -- О, пехота к нам пожаловала, ну проходи, гостем будешь.
     -- Да мне некогда, скоро выезжаем, я Индрека ищу. Где он, не знаете?
     --  Только  что  был  в  офицерской половине палатки,  он же  теперь  с
шакалами кентуется, -- ответили мне.
     -- Я слышал, у вас вчера подорвался кто-то? -- спросил я.
     -- Да, Эдик с Дагестана, да ты, Юра, его знаешь, он у вас в  роте часто
бывал. Вот поминаем, на выпей браги, извини, спирта не достали.
     -- Да ладно, какой там спирт, наливай что есть.
     Мне протянули кружку с брагой, я выпил и спросил:
     -- Сильно его потрепало?
     --  Да  какой там  потрепало,  его  фугасом разорвало  на куски, мы еле
собрали тело в кучу, голову и одну ногу так и не нашли.
     -- Что, мина с каким-то приколом была?
     -- Откуда знать, мины нет -- взорвалась, Эдика тоже нет.
     -- Э-э-э, пидор! Ты куда сел? -- заорал кто-то из дембелей. Я обернулся
и  увидел  чижа,  который  соскочил  с  кровати  как   ошпаренный,  а  когда
присмотрелся, то  понял.  Оказывается чиж  по запарке сел на Эдика  кровать,
которая была поверх одеяла заправлена наискось красной лентой.
     -- Смотри под  жопу урод, и ваще, уйди  с глаз моих,  пока  я гитару на
твоей тупой башке не разбил!
     Чиж,  недолго думая,  мгновенно исчез  из  поля  зрения, потому  как на
пьяных дембелей нарваться, это хуже чем на мину.
     -- Бля буду,  ну что за чижы тупые пошли, я  обадеваю просто, --  начал
кто-то возмущаться.
     Мне некогда было  расслабляться,  и я встал  с кровати, махнув  мужикам
рукой, сказал:
     -- Ну ладно, мужики, я пошел, а то некогда.
     -- А куда едете-то?
     -- Да я не знаю, может, на Кандагарский рынок махнем, давно  уже мы там
пи...дюлей не получали.
     -- Ну давай, ни пуха вам, пехота.
     -- К черту, -- ответил я и направился к выходу.
     Я вышел на улицу,  перед глазами стояло лицо  Эдика, я его хорошо знал,
спокойный такой парнишка. Он частенько заходил к  нам в палатку,  бывший наш
взводный,  который месяц  назад заменился, был  его земляком.  Вроде недавно
сидел он у нас в палатке и смеялся над тем, как Носорог "наезжает" на чижей,
и вдруг нет  его, разорвался на мине, и голову разнесло так,  что и найти не
могли, чертовщина  какая-то. За два  года не раз  приходилось сталкиваться с
подобными случаями, но  привыкнуть  к ним  никак не  могу, да разве  к этому
привыкнешь.
     Вдруг в  памяти  всплыл  сон,  который  мне  приснился  месяц  назад, я
проснулся тогда от какого-то кошмара, и сразу стало на  душе как-то муторно,
но содержания  сна я не помнил, что-то хреновое, а что  именно  -- так и  не
смог вспомнить. А сейчас вспомнил,  оказывается, мне  приснился Эдик,  стоит
передо  мной  на  одной  ноге  и без  головы, а его голос  откуда-то  сверху
спрашивает:
     -- Юра, где моя  голова, как я теперь домой поеду без головы? Мама ведь
меня не узнает.
     И тут я проснулся от этого кошмара.
     Помню  еще  по гражданке, бывало, попаду  куда-нибудь  первый раз, знаю
точно, что здесь никогда  не был, а такое ощущение, будто б я все это где-то
уже видел. Или  какой-нибудь  момент произойдет в  жизни, и  вдруг  в памяти
промелькнет -- где-то  что- то  подобное  со  мной уже происходило, и в тоже
время  осознаешь,  что  не может  этого  быть, со мной это  в  первый раз, а
оказывается, все это было во  сне, такие  сны называют вещими.  Мне в Афгане
часто  стали  сниться  такие сны,  и я уже  начал  боятся их,  некоторые  не
сбывались, но многие моменты из снов через время происходили на самом  деле,
иногда я даже боялся засыпать. Хотя действительность была куда  страшнее, но
в снах чувства обостряются, и после этих  снов остается неприятный осадок на
душе и ожидание чего-то плохого.
     В последнее  время мне часто  снится один и тот же сон, я  вижу девушку
мусульманку, молодую, с красивым телом и длинными черными волосами, но у нее
как будто  бы нет лица. Я во сне пытаюсь подойти к ней, но она отдаляется, я
пытаюсь разглядеть ее лицо, но оно расплывчато, а ее звонкий смех разносится
эхом  в  горах. Я  чувствую, что  эта девушка приближается к  пропасти и  не
замечает этого, я пытаюсь ей что-то крикнуть,  но голоса своего не  слышу, я
бегу к ней, чтобы удержать ее от падения, но она вдруг исчезает, а я падаю в
эту  пропасть и  просыпаюсь. Этот сон я  помню отчетливо,  но  вот  не  могу
понять, к чему он.
     Обойдя  палатку  саперной роты,  я  подошел  к ней  с  другой  стороны,
постучал в дверь, потом приоткрыл ее и спросил:
     -- Можно?
     -- Кто там? А-а, Юра! Привет, да ты проходи, проходи, я здесь один.
     Я прошел в палатку, на кровати сидел Индрек и что-то шил.
     -- Привет, ну как отучился? -- спросил я его.
     -- Да лучше не спрашивай, дрочили как сук, все шесть месяцев напролет.
     -- Зато теперь ты прапор, командир как никак.
     -- Это точно, жаль, в своей роте не оставили.
     -- А что так?  Я  думал, будешь у нас взводным, а то наш взводный мудак
какой-то,  ходит деловой  такой, еще ни в одном  рейде не  был, а гонорится,
будто  б сто  лет  служит в Афгане, даже  советы  какие-то нам дает, салабон
херов.
     -- Да я  тоже думал, у себя  в  роте буду служить, а оказалось,  что  у
саперов нет техника, ну меня командир и направил сюда, да мне какая разница.
     --  Да конечно, какая разница -- на мине подорваться или пулю из дувала
получить.
     -- Сплюнь, дурак.
     -- Да чего плевать, если на роду написано, никуда от этого не денешься.
     -- Может быть, может быть.
     -- Ты, Индрек, чего хотел-то?
     -- Афошки есть?
     -- Да есть, а сколько надо?
     -- А сколько есть?
     -- Ну, тысяч пять наберу.
     -- Один к тридцати отдашь?
     -- Слушай Индрек, ты ведь курс не хуже меня знаешь,  и давай  не  будем
торговаться, берешь -- бери, не берешь -- не надо. Мне лично не к спеху, это
тебе  надо,  а  не  мне. Ты как с шакалами связался,  так сразу стал на  них
похож. Знаешь ведь, как эти "бабки" достаются?
     -- Ну ладно, Юра, завязывай, а то разошелся. Беру, беру один к двадцати
пяти, -- Индрек полез в карман и достал чеки, вытащил две бумажки и протянул
мне.
     -- Индрек, мне крупные не надо, давай червонцами,  мне через таможню их
тащить придется, а стольники звенят, ты же сам знаешь.
     -- Ну, на стольник я мелочи дам, а остальное сам разменяешь.
     -- Ну ладно, давай хоть на стольник, -- я вернул ему сотенную бумажку.
     Индрек опять достал чеки и, отсчитав сотню червонцами, протянул их мне.
Я достал афошки и отдал ему:
     -- Можешь не считать, там пять ровно.
     -- Я  верю, а  насчет  того, что я там с шакалами  скорешился, ты, Юра,
давай кончай такой базар вести, мы ведь с тобой два  года  друг друга знаем.
Разве я когда-нибудь подляны кому делал?
     --  Ты, Индрек, когда из Союза  приехал? Месяц,  наверно, или больше? А
хоть раз ты зашел в свою роту? Только не надо говорить, что у тебя дела были
и все такое. Пацаны, вон, Эдика поминают, ты хоть бы подошел к ним, посидел,
а ты затарился в офицерскую половину и сидишь сам на сам.
     -- Ну ладно, Юра, давай не будем сориться.
     -- Да  я  не собираюсь с  тобой сориться, зачем  мне это  надо.  Просто
заходи хоть иногда, мы ведь одного  призыва, мне скоро на дембель, это  тебе
еще два года здесь тарахтеть. План, наверно, тоже не куришь с такими как  я,
да?
     -- Если есть давай забьем, без проблем.
     -- У  Хасана  остался,  а  то бы  я  с  тобой  курнул.  С  шакалами  не
накуриваешься?
     -- Почему  же,  бывает и такое, все мы люди, все мы человеки. А молодые
лейтенанты  --  они  ведь  такие же  пацаны,  как  и  мы,  только  старше на
три-четыре года.
     -- Да я знаю, чего ты мне объясняешь.
     -- Ну а чего тогда спрашиваешь?
     -- Индрек, а чего тебе афошки-то приспичили?
     --  В дукан хочу  смотаться,  закупиться немного надо. Я  ведь  зеленый
листок повезу в Союз, может домой смогу заскочить.
     -- Эдика гроб ты поедешь отвозить, да?
     -- Да, я и еще один парнишка, его земляк с нашей роты.
     -- Смотри, чтоб тебя там в Дагестанском ауле не замочили.
     -- С чего это вдруг?
     --  Помнишь, год назад я  и  взводный отвозили чижа узбека, который сам
подорвался  на гранате, он еще хотел гранату  из подсумка достать, за кольцо
потянул, кольцо вытащил, а граната в подсумке осталась?
     -- А, ну да, припоминаю.
     -- Он с аула был под Самаркандом. Так  вот, когда родня его узнала, что
гроб из  Афгана  пришел,  там вой  такой поднялся  на  весь аул. Меня-то  не
тронули. Я  что? Я  такой же солдат. А  взводного чуть не  затоптали, они  с
военкомом еле отбились от баб.
     -- Да ну, Юра, кончай такое базарить. Напугать меня хочешь наверно?
     -- А что пугать, я говорю то, что было.
     -- Во-первых, Эдик не с аула,  а с Махачкалы, а во-вторых,  Дагестан не
Узбекистан.
     --  Да  что ты  так  запереживал, Индрек,  я просто  рассказал  случай,
который произошел со мной, только и всего, а ты сразу начал.
     --  Да   я  не  переживаю,  просто  неприятное  это  дело,   груз   200
сопровождать.
     -- Ну конечно. Чего ж тут приятного? Одно  успокаивает,  что там не  ты
лежишь, и то ладно.
     -- Это точно.
     -- Ну ладно, Индрек, я пойду на  склад, а то наши выезжают  скоро, надо
проверить, чего там мои болваны получили из  боеприпасов. Ты  что куришь-то,
блатные есть какие-нибудь?
     -- "Ростов" будешь?
     -- "Ростов" у меня тоже есть, я думал ты "Морэ" или "Кэмэл" куришь.
     -- Да какой  "Кэмэл"?  Я еще  первую зарплату не получил, сегодня  надо
сходить.
     -- Обмывать будешь?
     --  Елки-палки, у меня  вся получка только  на обмывку уйдет, всем надо
обмыть.
     --  Индрек,  мне  все не  нужны,  ты  главное  обмой  своим пацанам,  а
остальные потом.
     -- Ладно, ладно, обмою, какой  базар. Хасану и Туркмену привет  от меня
передай.
     -- Ладно, передам и скажу, что ты обещал два флакона водяры. Ништяк?
     -- Ништяк, ништяк, передавай, как приеду из Союза, зайду.
     Я встал и направился к выходу:
     -- Давай, Индрек, заходи, будем ждать, -- сказал я напоследок,  и вышел
из палатки.
     Жара  стояла  ужасная, наверное,  все шестьдесят лупит, да еще  афганец
задул. Ох, как уже надоел этот суховей,  и когда только я не буду видеть эту
сумасшедшую  жару,  раскаленный песок и скалы,  когда  не буду  слышать, как
завывает этот проклятый ветер-афганец, подымая песок на несколько  метров от
земли, а  пыль чуть ли  не  до  самого неба.  Проклятая страна, и за что нам
такое наказание.
     Я медленно шел в направлении склада, и мечтал о том, что буду делать по
приезду в Союз. Как бы  там ни было, а это, наверное, мой последний  рейд, а
потом долгожданный дембель.
     На дембель  уже все  было  готово, и парадка со  значками,  и  дипломат
упакован, оставалось главное, провезти в Союз чеки через таможню, а подарков
можно  будет и  в  Ташкенте накупить. Хотя  кому подарки-то везти? Разве что
себе самому. Можно было бы зайти к этой сыкухе -- Ленке, дочке директора, ей
уже восемнадцать стукнуло. Да только папаша ее, дурак, как узнает, житья все
равно  не даст, найдет какой-нибудь повод и посадит  к  чертям собачим, если
конечно я его раньше не прибью, козла.
     Так  в раздумьях  я даже не заметил, как пришел на склад. Носорог, сидя
на  ящиках,  что-то  оживленно  рассказывал чижам,  размахивая руками,  а те
делали вид,  что внимательно  его  слушают,  лишь бы  только  не злить этого
придурка.
     Я подошел поближе, Носорог  меня увидел и начал вставать,  медленно и с
большим обломом.
     -- Ну что Носорог, все получили?
     -- А як же, усе, шо ты казав, получено.
     -- Я проверять  не  буду, но если  что-то не  так, то  ты, Носорог, сам
знаешь, что будет.
     -- Не, не, туто усэ, шо ты казав, я провирыв два рази. Мы усе разложилы
по кучкам на кажный БэТиР.
     Я  сел  рядом  с  ними  и  закурил  сигарету, настроение было  какое-то
тоскливое, разная ерунда лезла в голову, да еще этот сон не дает покоя.
     Мы сидели на ящиках с патронами и молчали, думая каждый о своем.
     -- Слушайте, -- обратился я к пацанам, -- вам сны снятся?
     -- Да  бывает,  -- ответил  парнишка литовец, и  добавил,  -- дом часто
снится, мать, отец,  братишка снится,  ему  было  четыре  годика, когда меня
призвали, через месяц будет уже пять.
     -- Оно и  понятно, вы недавно из дома.  А  у  меня нет дома, я  вырос в
детдоме,  учился в спецшколе, потом колония,  и вот армия. Поначалу мне тоже
снился детдом, а сейчас,.. -- я замолчал, что толку говорить кому-то о своих
снах, все равно не поймут, я и сам-то в них разобраться не могу.
     Тут вдруг в разговор встрял Носорог:
     -- А  мини  дивчина снылась, гарна така дивчина.  Я йии  раздягаю,  усэ
сняв, глядь, а у нэй диркы ныма. Я ны пийму, куды суваты-то?
     Я не выдержал, и крикнул:
     -- Слушай Носорог, заткнись! Сам придурок, и сны у тебя дурацкие. Молчи
лучше.
     -- А шо я, я кажу шо мини снылось, -- ответил приглушенно Носорог.
     -- Лучше не кажи ничего, не нервируй меня. Ты вообще, что-нибудь путное
говорил когда-нибудь? Постоянно чушь мелешь, -- сказал я Носорогу.
     Показались  наши  БТРы,  ну  вот  и  все, подумал я, сейчас  грузимся и
вперед, заре навстречу, и вдруг вспомнил, что не ходил на обед. Как вспомнил
про  обед,  так  сразу  жрать  захотелось,  ну  черт  с  ним,  по  дороге  в
какой-нибудь продуктовый дукан заскочим или, на крайняк, сухпай приговорю.
     -- Ну все, подымайтесь, сейчас грузиться будем, машины  вон на подходе,
-- скомандовал я бойцам.
     БТРы мчались на всех парах, подымая пыль. Первым  подъехал БТР ротного,
второй  с  новоиспеченным взводным,  это был его  первый рейд,  и у него был
боевой вид, он  гордо восседал  на башне БТР а  с АКСом, как  царь на троне.
Третьим  подъехал БТР во  главе с  командиром второго взвода,  потом  машина
старшины и последним был наш.
     Я  заметил на  броне нашего БТРа Сапога, его  было не  узнать,  в новом
танкаче, отмытый, побритый, лицо его излучало счастье и восторг. Хасан сидел
позади  Сапога  и  прикалывался,  тыча  в  него пальцом,  после чего  жестом
показал, "мол, как он  тебе?" Я показал ему, что все, мол, ништяк, на высшем
уровне.
     Ротный спрыгнул с брони и крикнул мне:
     -- Ну что, все готово?
     -- Да,  готово, пусть разбирают боеприпасы,  здесь разложено  на каждую
машину, -- ответил я ротному, и спросил:
     -- А кто колонной командовать будет, товарищ старший лейтенант?
     -- Замполит будет. Командир в Шиндант уехал утром. Чего у вас там утром
с замполитом вышло? Он мне на вас жаловался.
     -- Не заметили, как  он  вошел в палатку, не поприветствовали его, ну и
так далее.
     -- Не  заметили, говорите? Да вы его в упор не видели, вы друг друга ни
черта не видели, а чего уж там говорить об остальных.
     После чего ротный повернулся к машинам и крикнул:
     --  Ну,  чего сидите  как  в гостях? А  ну  давай по быстрому  хватайте
патроны и грузите в машины, нас колонна ждет на бетонке.
     Рота высыпалась с БТРов, и все принялись грузить боеприпасы в машины. Я
подошел к Носорогу  и взял у него  свой АКС  и подсумок с двумя связками, по
паре "магазинов" в каждой. "Магазины" у меня были от РПК, на 45 патронов.
     --  Ну  чего стоишь, давай  иди  помогай  своим грузиться,  -- сказал я
Носорогу и пошел на свой БТР.
     Хасан подал мне руку, я запрыгнул на броню и спросил его:
     -- Колонна большая?
     -- Нет не большая, три танка, наших  пять машин, три  машины со  второй
роты,  одна машина замполита, другая комбата,  потом тягач с ремроты, Урал с
РМО, летучка и две "таблетки". Ну вот, вроде и все.
     -- Да, не густо. А куда едем-то?
     -- На иранскую границу.  С дружественного кишлака передали, что сегодня
с  Ирана  ожидается два каравана  с  оружием и  медикаментами  для духов, --
ответил Хасан.
     --  А  потом  куда?  Снарядились-то надолго,  не  похоже, что за  двумя
караванами едем.
     -- Да откуда я знаю, спроси вон у замполита, если не терпится узнать.
     -- Замполиту лучше на глаза не попадаться, хотя бы первое время.
     -- Я пошел заколочу. Ты будешь? -- спросил Хасан.
     -- Давай делай, буду, конечно.
     Хасан запрыгнул в люк БТРа, а я повернулся к Сапогу.
     -- Ну что, Сапог! Как жизнь? -- я хлопнул его по плечу.
     -- Да нормально, -- пробубнил Сапог со счастливой улыбкой.
     -- А чего так вяло, недоволен, что в рейд едешь?
     -- Нет, почему, доволен, конечно, -- ответил Сапог уже веселей.
     -- Благодари Хасана за эту услугу.
     -- Я знаю.
     -- Чего  ты  знаешь? Ни хрена  ты ничего не  знаешь.  Снайперку хоть не
забыл, дурень?
     -- Да нет, взял, там она в БТРе.
     -- Оружие должно быть  всегда при тебе,  челдон ты недоделанный.  А ну,
достань, бегом.
     Сапог молча полез в люк за винтовкой.
     Рота погрузила боеприпасы, и колонна двинулась  к бетонке, наш БТР пока
стоял. Я постучал автоматом по броне и крикнул:
     -- Туркмен, ну чего ты там, уснул что ли? Все уже уехали.
     Туркмен, это  наш водила, звали  его  Нурлан, он был по  национальности
казах,  но родом из Туркмении и  мы  его называли Туркмен.  Он  полтора года
отучился  в  Ташкентском  военном училище,  но  его отчислили за  что-то,  и
призвали на срочную службу.
     Туркмен  был  спокойный  как индеец, но с  понятием  у  него  было  все
нормально, он всегда любые споры и стычки между пацанами "разводил"  по уму.
Говорил он мало, но конкретно.
     Туркмен  был нашего с Хасаном  призыва и в роте, да и  в полку,  с  ним
считались, он на гражданке занимался боксом и  дзюдо, и  мог  любого уложить
одним ударом. Но он  никогда никого  зря не трогал, и в драку вступал,  если
таковая  случалась,  только  при  крайней необходимости, когда  уже  никакие
убеждения  не  помогали.  Некоторые  младшие офицеры тоже  побаивались  его,
Туркмен однажды  сломал руку одному прапору из ремроты, когда тот  попытался
ударить Туркмена по лицу. За  что они повздорили с этим прапором, я не знаю,
Туркмен не рассказывал  об этом,  да  и мы не спрашивали, это  их дело.  Тот
прапор на  разборе  сказал,  что сам сломал  себе  руку по неосторожности, а
когда вышел из госпиталя, то даже извинился перед Туркменом.
     Ближе всех к Туркмену были мы с Хасаном, хотя он и был сам себе на уме,
но  к  нам  с  Хасаном  относился  по дружески, и терпеливо сносил  все наши
приколы в его адрес.





     Наконец-то наш  БТР двинулся  с места,  и мы, глотая пыль, помчались за
ротой.  На  бетонке стояла колонна,  и  ждала наш БТР, комбат  погрозил  нам
кулаком, показывая на часы, мол, время и так нет, и вы еще застряли где-то.
     Колонна  тронулась,  БТР старшины немного замешкался и  между  машинами
получился небольшой разрыв.
     Туркмен недолго думая въехал  в  этот промежуток, я обернулся  и увидел
обалдевшего Грека.
     -- Да вы ох...ели! -- заорал Грек.
     -- Там дальше перегруппируемся, товарищ прапорщик, -- крикнул я.
     -- Да ладно хрен с вами, -- старшина махнул рукой.
     Хасан высунул голову из люка и вопросительно посмотрел на меня.
     -- Сейчас КП проедем, потом курнем, -- сказал я ему.
     -- А чего тебе КП понадобилось?
     -- Земляк там должен дежурить.
     -- Какой еще земляк?
     -- Он "чиж". Ты его не знаешь.
     -- Ну, как хочешь, я лично "взрываю", мы с Уралом пыхнем.
     Урал  --  это  имя нашего гранатометчика в экипаже, по нации он башкир,
родом из под Уфы, отслужил Урал полтора года и считался "дедом". В экипаже у
нас был еще старший стрелок, это Андрей из Питера,  отслужил он год, высокий
такой, и "накаченный" пацан. На гражданке Андрей "качался железом"  и тело у
него  было  все в мускулах, мы называли  его  Качок, по  характеру Качок был
спокойный как танк, они с Туркменом были чем-то похожи. В большинстве своем,
все здоровые люди --  спокойные и безобидные, за исключением редких дураков,
таких, например, как Носорог.
     Я  на БТРе выполнял функцию пулеметчика, моими были два пулемета КПВТ и
ПКТ расположенные в башне бронетранспортера. Пулеметчика как такового  у нас
не было из-за нехватки людей, и  поэтому  заменять его приходилось  мне. Мне
нравилось быть пулеметчиком, хотя КПВТ капризный аппарат, то заклинивает, то
утыкается, но я со временем научился с ним обращаться.
     А помню,  как первый раз сел  за  пулемет,  выстрелил  несколько раз по
дувалу, и пулемет  заклинило, а затвор  остался во  взведенном состоянии.  Я
берусь за заднюю  крышку  двумя  руками, отвожу  защелку  и  поворачиваю эту
крышку, что бы снять ее. А в корпусе пулемета стоит мощная такая пружина для
толкания  затвора,  во взведенном затворе  эта  пружина находится  в  сжатом
состоянии.  Вот  я  провернул  крышку, и  вдруг эта  крышка (эдакая болванка
килограмма на два весом) вылетает из моих рук и с силой бьет меня в грудь. Я
отлетел  от пулемета и упал на  задницу, дыхалку перехватило, и я не могу не
вздохнуть, не п..., сижу и хлопаю глазами и ни чего понять не могу.
     После этого случая к пулемету подхожу осторожней и когда снимаю  крышку
с взведенным затвором, упираюсь покрепче, ее можно удержать, если ты готов к
этому и знаешь силу пружины. Проезжая КП я посмотрел на бойцов,  которые там
дежурили, земляка  моего не было среди  них,  и я запрыгнул  в люк. Хасан  с
Уралом добивали "косяк". Туркмен и Качок чарс курили редко, так, от случая к
случаю, в этот раз Туркмен не захотел,  а Андрей пару  раз затянулся и вылез
на броню.
     -- Да  вы припухли, дайте я хоть пятку добью, -- воскликнул  я,  увидев
выкуренный косяк, и забрав его у них, добил остаток сам.
     --  А где  ты лазил? Я же  тебя  звал, --  ответил  Хасан заплетающимся
языком.
     Рядом с Хасаном сидел Урал, и улыбался как майская роза. Я посмотрел на
него и сказал:
     -- О-о, татарин уже готов.
     -- М-м-м-да, только я не татарин, я башкир, -- прогудел Урал.
     --  А какая на хрен разница? -- спросил Хасан. Урал, немного  помолчав,
ответил:
     -- Большая, как между слоном и БТРом.
     -- Ну ты сравнил жопу с пальцем, -- сказал ему Хасан.
     -- Татарин, ты и есть татарин, -- сказал я Уралу.
     -- Ну пусть будет татарин, мне по фигу, хоть еврей, хоть хохол.
     Я, похлопав Урала по плечу, заявил:
     -- Ну хрен с тобой, будь татарином. Все, отныне ты татарин.
     -- Туркмен,  --  крикнул я, -- мы Уралу национальность поменяли, отныне
он татарин!
     -- Лучше китаец. Он на китайца больше похож, особенно когда обдолбится,
-- повернувшись к нам, сказал Туркмен.
     Меня  тоже зацепило неплохо,  я сидел, смотрел на Урала и думал, вот бы
одеть  этому  башкиру тюбетейку  и  дать в руку пиалу с  чаем, классно он бы
смотрелся.
     Я представил себе Урала, сидящего на ковре в юрте, на голове тюбетейка,
а в руке пиала с  чаем, меня разобрал дикий смех. Урал, смотря на меня, тоже
давай ржать, а я как гляну на него, так закатываюсь, и не могу остановиться.
Потом я  отвернулся,  думаю,  не буду  смотреть  на  этого  башкира,  может,
успокоюсь немного, а то живот лопнет. Через время я немного успокоился и, не
глядя на Урала, сказал ему:
     --  Слушай, татарин, залезь-ка ты на броню, лучше с Качком посиди, а то
ему там скучно одному.
     -- Почему одному, там Сапог с ним.
     --  Все равно иди,  запарил ты уже, неужели не понятно, что я  не  могу
смотреть на твою круглую, лопоухую рожу с узкими глазами.
     -- Ну не можешь, не смотри, -- ответил спокойно Урал.
     -- А как не смотреть, если ты уселся перед моими глазами?
     -- Ай, ну  ладно,  пойду на броню,  там интересней,  да и  движки здесь
гудят, заколебали уже, -- сказал Урал и начал пробираться к люку.
     Хасан  сидел  на  командирском  сидении  и  что-то  оживленно  "втирал"
Туркмену, а тот спокойно рулил и,  судя по всему, не слушал  бред Хасана,  а
только изредка кивал, и то для того, чтобы Хасан не тряс его за плечо.
     Я подсел  к ним  поближе и  тряхнул  спинку сиденья,  на котором  сидел
Хасан.
     -- Хасан,  хорош мозги парить Туркмену, он  все равно тебя  не слушает.
Надень лучше шлемофон и послушай, что там "шакалы" трещат, может они в дукан
какой-нибудь заскочить надумают, за водкой, например. Не знаю  как замполит,
а комбат обязательно заскочит.
     Хасан  надел шлемофон, и  стал слушать эфир, откинувшись  на  спинку  и
закрыв глаза.
     --  Да  успокойся Юра, до дуканов еще  ехать, как до  Китая  раком,  --
ответил Туркмен.
     -- Ни фига себе, успокойся, я жрать, блин, хочу.
     -- Ну, сожри сухпай, -- предложил Хасан.
     -- Да ну на хрен эти сухари, лучше в  дукане лепешек взять и винограду,
блин, виноград хочу, не можу.
     -- Я тоже виноград хочу, был бы виноград, я б с вами  чарса  курнул, --
сказал Туркмен.
     -- Ну курни без винограда, -- сказал я Туркмену.
     -- Не, без  винограда не интересно. Чем сушняк убивать, водой что ли? А
с виноградом кайф.
     -- Да, Туркмен, ты как всегда прав, с виноградом кайф. Черт, еще колона
медленно так движется, быстрее бы до города доехать.
     -- А мы, наверное, в город заезжать  не будем, до моста только, а потом
свернем налево в старый город.
     -- Откуда ты знаешь? -- спросил я Туркмена.
     -- Я так думаю.
     -- Ну, мало чего ты думаешь.
     Вдруг Хасан привстал и поднял указательный палец вверх.
     -- Что такое Хасан? -- спросил я его.
     -- Тихо! Наш полк на связи, слышно плохо.
     -- Туркмен, дай сюда второй шлемофон.
     -- Он не пашет.
     -- Как не пашет?
     -- Да так не пашет.
     -- А чего ты не заменил его в полку-то?
     -- Забыл.
     -- Да тихо вы, и так плохо слышно, -- крикнул Хасан.
     Мы притихли  и стали ждать, Хасан некоторое  время сидел тихо и слушал,
потом раздался его голос:
     -- Да, я слушаю, да 472-й на связи.
     Немного подождав, Хасан опять ответил:
     -- Да... да, все понятно товарищ старший лейтенант.
     Хасан повернулся к Туркмену и сказал:
     --  Сворачивай за  БТРом ротного, и езжай за ним, только быстрее давай,
вон машина ротного уже съехала с бетонки.
     -- Что случилось, Хасан? -- спросили мы одновременно с Туркменом.
     --  Духи вырезали  дружественный  кишлак,  который недалеко  от  нашего
полка.
     -- Это который со стороны свалки, километра три от нас? -- спросил я.
     --  Да, он самый,  зенитчики  говорят,  что им  передал  бача  из этого
кишлака, бача этот лазил по нашей свалке, а когда  стал  подходить  к своему
кишлаку,  то  услышал  сначала  крики, а  потом  увидел  незнакомых людей  с
оружием, которые резали там всех в  подряд. Ну, он бегом в наш  полк и сразу
заскочил к зенитчикам, они же там с краю стоят. Мы сейчас находимся недалеко
от этого кишлака, да и в боеготовности полностью, поэтому они передали сразу
нам.
     -- Ну, ни фига себе, духи обурели, прям под носом и средь белого дня.
     -- Это  ведь с этого кишлака сказали, что два каравана должны прийти из
Ирана? -- спросил Туркмен.
     -- Да, с него, -- ответил Хасан
     -- Ну, наверно, из-за этого кишлак и вырезали.
     -- Да что его там вырезать, он небольшой -- дувалов десять, наверно, не
больше.
     В люк заглянул Качок:
     -- Куда это мы так полетели?
     -- Духи кишлак вырезали дружественный, -- ответил я ему.
     -- Какой еще кишлак?
     -- Ну, тот, что за свалкой, километра три от нас в сторону гор.
     -- А когда вырезали?
     -- Да вот только что.
     -- Слушай Юра, подай мой автомат?
     Я передал ему автомат, магазины и спросил:
     -- Что, очко сработало, бронежилет с каской тоже подать?
     -- Да нет, нафига, в такую жару да еще это железо.
     --  Вы  там  за моими стволами смотрите, может, я палить буду в  случае
чего. И смотри за этим тормозом Сапогом, а то он или под пулемет залезет или
вылетит на хер вообще.
     -- Ладно, посмотрю.
     -- Далеко там до кишлака?
     Качок исчез, потом опять его голова появилась в люке.
     -- Вдалеке показался, километра два-три примерно.
     --  Да чего вы паритесь, там,  скорее  всего, духов  давно уже  нет, --
вмешался Хасан.
     -- Ну, хрен его знает, это же духи, они  всегда там, где их нет, первый
раз что  ли такое. Лучше  застраховаться лишний  раз, ты же не первый день в
Афгане, и прекрасно знаешь этих уродов.
     Через минут пять Качок, Урал и Сапог залезли в БТР.
     -- Чего вы запрыгнули, -- спросил я их.
     --  Ротный показал,  чтоб мы спрятались, кишлак уже  рядом, --  ответил
Качок, и повернулся к Сапогу, который забился в угол возле движков и притих.
     -- Сапог, чего ты так напрягся? Война еще не началась.
     -- Да я ниче, сижу просто, -- пробубнил Сапог.
     -- Пошли к нам, чего ты там забился как не родной, -- крикнул ему Урал.
     Сапог подвинулся поближе к нам, не выпуская из рук свою винтовку.
     -- Ну все, готовьтесь, подъезжаем к кишлаку, -- сказал Туркмен.
     Мы  приготовили  каждый  свое оружие, я снял куртку, напялил  лифчик  и
патронташ с  гранатами  от  подствольника, засунул  четыре  ручные гранаты в
кармашки, взял автомат и запасную связку из двух магазинов.



     Хасан повернулся к нам и сказал:
     -- Ротный передал  вот  что;  мы подъезжаем БТРом вплотную  к стене,  и
прыгаем  в кишлак,  а  машина  ротного заедет  со  стороны  входа в  кишлак,
действовать будем по обстановке. Если духи в кишлаке,  то отходим и вызываем
подкрепление, бой будем  вести  за пределами  кишлака, а то  в  кишлаке  нас
накроют.
     Мы  открыли  десантные люки,  на  случай если БТР подорвут,  чтоб сразу
покинуть машину.
     -- Все ясно, короче, действуем по обстановке, -- ответил я, и обратился
к Туркмену:
     --  Туркмен, сядешь за пулемет и, если что,  прикроешь  нас, пулемет на
взводе.
     --  Хорошо,  я  буду готов, вы тоже приготовьтесь, машина  ротного  уже
отъехала, а до кишлака метров двести, -- ответил Туркмен.
     Мы молча сидели и ждали, когда Туркмен подъедет к стене, в такие минуты
обычно  находишься  в  напряжении,  ожидая,  что  вот-вот  раздастся взрыв и
завяжется бой.
     Через пару минут БТР остановился.
     -- Все, мы у стены, ну давайте, ни пуха, -- сказал Туркмен. Хасан отдал
шлемофон Туркмену и откинул командирский люк, чтобы вылезти на броню.
     -- Хасан подожди, отойди от люка, -- попросил я его.
     -- Что такое, Юра?
     --  Дай я с  подствольника перекину пару  гранат через стену,  прямо из
люка.
     Хасан  отошел от  люка, я  достал гранату, вложил  ее  в  подствольник,
подобрал угол и пальнул. За стеной раздался взрыв, я вложил еще одну гранату
и опять выстрелил, на той стороне раздался еще один взрыв.
     Я вылез на броню и присел  на корточки, чтоб не  торчать над стеной, за
мной вылез Хасан,  за  ним Качок, потом  Урал с ручным гранатометом. Туркмен
что-то говорил  по рации, наверное, ротный услышал взрывы и вызвал нас, чтоб
узнать.
     -- Ну что? -- спросил полушепотом Хасан.
     -- Да пока тихо, -- ответил я и, сняв автомат с предохранителя, подумал
-- была  не была, и  резко  встал, приготовившись  стрелять,  если за стеной
появится  какое-нибудь шевеление. В кишлаке была  тишина, за  мной поднялись
все  остальные.  Мы начали осматривать  все вокруг:  в центре кишлака лежали
трупы  мирных  жителей,  разглядеть  повнимательней  мешали  деревья. Но нас
сейчас мертвые мало интересовали, нам надо было узнать, есть ли здесь живые,
и насколько эти живые опасны.
     -- Ну что, прыгаем? -- спросил Хасан.
     -- Пошли, -- ответил я и,  взобравшись на стену, приготовился  прыгнуть
во двор кишлака.
     Из люка вылез Туркмен с ручным пулеметом.
     --  Давайте,  мужики.  Я  вас,  если  что, прикрою,  --  сказал  он  и,
передернув затвор пулемета, установил его на стену.
     Я  прыгнул  во  двор и  спрятался  за  дерево,  приготовив автомат  для
стрельбы,  если  вдруг что-то произойдет.  За мной  прыгнул Хасан, потом все
остальные.  Вокруг  ничего не происходило, в кишлаке стояла  мертвая тишина.
Но, как часто  в  Афгане, эта  тишина была обманчива, мы знали это по своему
опыту.
     -- Урал, приготовь гранатомет для стрельбы и сидите здесь с Сапогом, --
сказал я, и спросил Сапога.
     -- Сапог, стрелять-то хоть умеешь с этой "дуры"?
     -- Да. Пробовал разок, -- произнес дрожащим голосом Сапог.
     -- Да ты не шугайся,  еще пока ничего не произошло. Сиди здесь с Уралом
и смотри по сторонам, если что заметишь, стреляй сразу. Понял?
     -- Да, понял, -- ответил немного уверенней Сапог.
     -- И смотри, сука, наших никого не замочи, а то с испугу начнешь палить
по своим.
     -- Юра, давай пошли,  хватит болтать, время идет, -- сказал мне Хасан и
дернул за плечо.
     -- Ну  все,  я готов. Короче, идем как обычно, -- сказал я и  осторожно
пошел к первому ближайшему дувалу.
     За  мной с разрывом метров пять пошел Хасан, Качок нас прикрывал, потом
я  присел  и стал озираться по сторонам,  до  ближайшего дувала  было метров
двадцать.  Я  показал  Хасану,  что  можно идти дальше, а  сам  приготовился
прикрыть остальных. Хасан двинулся дальше,  за ним Качок, потом Хасан присел
и показал,  что  можно двигаться дальше. Я,  обойдя  Качка  и  Хасана,  стал
пробираться  к  дувалу,   наведя  ствол  автомата  на  двери,  в  готовности
выстрелить в  любой  момент. Вероятней всего духов в кишлаке не было, но чем
черт  не  шутит,  вдруг  какой-нибудь "двинутый"  душара засел  где-нибудь с
буром,  как не  раз  уже бывало, так что любую  ошибку  надо было исключить,
иначе дырка в башке тебе обеспечена. Кроме,  как по сторонам,  еще надо было
смотреть и под ноги, чтоб не нарваться на растяжку или мину. В такие моменты
не  о чем  постороннем не думаешь  и живешь  лишь  настоящим, не прошлым, не
будущим, а реальным моментом.
     Подойдя поближе  к двери дувала,  я вытащил гранату и,  выдернув зубами
кольцо, выплюнул его.
     Вдруг я  заметил на другом конце дувала ротного с бойцами, они нас тоже
заметили. Я посмотрел на Хасана и  показал ему в  сторону  наших, он кивнул.
Ротный показал жестом,  что они пойдут по правой стороне кишлака, значит, мы
пойдем  по  левой,  осматривая при этом  каждый  дувал.  Со стороны  ротного
раздался взрыв, мы все посмотрели в их сторону, оказалось, что они гранатами
прощупывают дувалы.  Я кстати собирался  делать то  же  самое,  держа в руке
гранату без кольца. Подойдя с боку к двери, я отодвинул стволом занавеску из
мешковины,  и закинул  вовнутрь  гранату,  через  несколько  секунд раздался
взрыв, мешковина колыхнулась, и из щелей немного пробилась пыль вперемешку с
дымом. Немного подождав, я вошел в помещение, внутри никого не было, на полу
валялась  керосиновая  лампа,  куски  тряпок  и   еще   какая-то  ерунда  из
хозяйственной утвари.
     В кишлаке периодически раздавались взрывы, это наши ребята  забрасывали
дувалы гранатами, стало ясно, что засады в кишлаке  нет, и можно  вести себя
смелее.
     Я вышел из дувала, бойцы уже в открытую бродили по кишлаку, были слышны
выкрики и разговоры.
     С ротным  было четыре бойца, все они были деды, Пятрас из Литвы, Серега
и  Володя братья близнецы  из Киева и  Бахрадин из  Намангана, мы звали  его
Бача.
     Я  огляделся,  кишлак  был  небольшой,  на  семь дувалов,  но  озеленен
неплохо,  вдоль стены  все  было засажено деревьями, по  среди  кишлака  был
колодец. Я направился к колодцу, там собрались все наши, и что-то обсуждали.
Подойдя к ним, я увидел  трупы жителей  кишлака, видать, большинство жителей
согнали к колодцу, и потом перерезали.
     Здесь  лежали четыре  ребенка  от года  до восьми лет, шесть стариков и
девять  женщин, лица  женщин были закрыты паранджой. У  двух  паранджа  была
откинута, это были старухи, одна старуха лежала с открытым ртом, из которого
торчало несколько гнилых зубов, подбородок  у нее был в крови, ей перерезали
горло.
     Все они  были  зарезаны, кто как, кому перерезали  горло,  кого  просто
закололи, в общем, их всех перерезали, как баранов, без всякого разбора.
     --  Матерь божья, --невольно вырвалось у меня от увиденного,  -- да они
вообще озверели суки, уже друг друга режут, хотя бы детей пожалели, дикари.
     --  Они  не  прощают измены, считается, если  кто помогает неверным, то
есть нам, то значит, они тоже становятся  неверными,  а значит врагами. Да и
вообще, чего тут удивляться? Мы сами сколько этих кишлаков перемесили, счету
нет, -- ответил спокойно ротный.
     -- Да я знаю эти дикарские законы. Но мы другое дело, мы тут оккупанты,
-- сказал я.
     -- Ты,  Бережной, кончай мне эту политику, оккупанты и все такое. Такие
люди, как замполит, могут тебя неправильно понять.
     -- Да какая на хер политика? Вот вся эта политика, -- я показал пальцем
на  трупы. -- Пусть этот замполит подъедет и  посмотрит.  Жаль, фотоаппарата
нету, а  то б я сфоткался на фоне этого всего. Хорошая память, не правда ли?
Ну да ладно,  черт с ней с этой политикой, и вообще. А вот  с этим всем, что
делать будем?
     -- Как что? Хоронить будем, -- сказал ротный, и крикнул Петьке, который
шарахался возле какого-то дувала:
     -- Каушас! Иди в БТР и вызови по рации  тягач. А остальные --  давайте,
пройдитесь  по дувалам и тащите сюда  все трупы, сложим их в  кучу,  обольем
солярой и сожжем  ко всем чертям, чтоб  зараза не пошла, а то  наши танковые
точки недалеко.  На обратном пути надо будет заскочить на ближайшую танковую
точку и  проверить, чем они там занимаются, небось, обдолбились как суки,  и
ни хрена  ничего  вокруг не  видят. Я вот им блядям  устрою, --  закончил со
злостью ротный,  и пошел  в  сторону ворот.  Пройдя немного, он остановился,
повернулся к нам и сказал:
     --  Детей  уложите отдельно, их похороним  как людей,  как-то  рука  не
поднимается жечь их в общей куче.
     После чего ротный не торопясь пошел дальше.
     --  А  может,  каждого  отдельно  похороним,  и  кресты  поставим,  как
доблестным крестьянам, -- начал я возмущаться.
     -- Заткнись, Бережной,  и делай  что тебе говорят, и без тебя тошно, --
повернувшись сказал ротный и пошел дальше.
     Сапог  стоял ни жив  ни мертв, и смотрел на порезанные трупы, вытаращив
глаза, он такое видел первый раз и естественно был ошарашен.
     -- Сапог!  -- крикнул  я  ему прямо  в  ухо. -- Очнись, не  слышал, что
ротный сказал? Пошли таскать трупы.
     К нам подошел Хасан.
     -- Там  в дувале две  бабы валяются,  одна молодая -- лет  шестнадцать,
красивая такая.  На  хрена  ее  зарезали? Вот уроды, могли  бы оставить,  на
развод хотя бы.
     -- Сапог вон  замкнул, он  и  так  тормоз, а тут у  него вообще колодки
заклинили.
     --  Сапог,  очнись! -- Хасан взяв его за шкирку, тряхнул пару раз. -- Я
тебя зачем в рейд взял? А ну, бегом в дувал и помогай остальным. Быстро!
     Сапог очнулся и побежал в сторону какого-то дувала.
     -- Как бы у него крыша не поехала, -- сказал Хасан.
     -- Она у него от рождения съеханая, так что не переживай. Все по первой
от этого херели, кто больше, кто меньше, а потом ничего, привыкли.
     -- Юра,  ты  вроде  хавать  хотел? Кушать подано, --  предложил  Хасан,
показывая на трупы.

     -- Уже перехотел.
     Я достал сигарету,  закурил и направился  за Сапогом. Сапог стоял возле
входа в дувал и смотрел на дверь, держа снайперку наготове.
     -- Ну, чего уставился, заходи и будь как дома, -- сказал я ему.
     Сапог отошел в сторону и посмотрел на меня тупым взглядом.
     -- Сапог, ну чего ты тормозишь, дубина, если вдруг, не дай бог, засада,
тебя же замочат как кота помойного.
     -- Там кто-то лежит, -- пролепетал Сапог.
     -- Там два трупа лежат, две бабы, их зарезали. Понял?
     Я вошел  в  дувал,  на полу валялись  две женщины, а вокруг был бардак,
везде рассыпана мука,  рис  и всякое шмотье. Одна из  женщин была  пожилая и
толстая,  а   другая   молодая.  Правду  сказал  Хасан,  эта  девчонка  была
красавицей,  жаль, что  мертвой.  Девчонка эта лежала на боку, а голова была
повернута вверх, на  лице ее была  чадра, которая  прикрывала лишь низ лица,
ноги  были голые,  остальная  одежда разорвана, такое ощущение, будто бы  ее
сначала изнасиловали, а потом уже убили.
     Я  посмотрел на  другую  женщину  и  подумал,  как мы  будем нести  эту
толстуху?  Вдвоем  с  Сапогом наверно не управимся.  Да, работа не завидная,
лучше с духами воевать, чем после них это говно убирать.
     Эх,  матушка пехота, приходится тебе собирать всю грязь  этой проклятой
войны.  А хуже всего  то, что  со  временем начинаешь привыкать ко всем этим
ужасам, и уже смотришь на все безразлично.  И частенько  начинаешь  задавать
себе вопрос: а не свихнулся ли я?
     Я оглянулся, ища глазами Сапога, но  его не было в дувале, и я  крикнул
со злости:
     -- Сапог, сучара! Ну где ты там?
     Сапог сначала заглянул в дверь, потом осторожно вошел.
     --  Сапог, сука,  ты меня когда-нибудь  достанешь. А ну, хватай за ногу
эту тетю, и потащили.
     Я взял за ногу женщину и оглянулся, Сапог стоял  и не двигался с места.
Терпение мое  закончилось, я бросил ногу, схватил автомат, передернул затвор
и дал очередь над головой Сапога. Сапог присел и побледнел с перепугу.
     -- Слушай ты, урод!  Если ты  сейчас же не  схватишь ее  за ногу  и  не
понесешь,  я  тебя  пристрелю прямо  здесь.  Ты  думаешь,  мне  хочется этой
ху...ней  заниматься?  А  ну  хватай,  быстро!  И скажи спасибо, что они еще
свежие и не успели протухнуть.
     Сапог подскочил и схватил мертвую женщину за ногу, я взял  за другую  и
мы ее потащили, хоть давалось нам это с трудом, но мы двигались.
     -- Я боюсь мертвецов еще с детства, -- чуть слышно пробубнил Сапог.
     --  Дурак,  боятся  надо  живых,  а мертвые  уже ничего плохого тебе не
сделают.
     Кое-как вытащив ее из дувала, я увидел Качка.
     --  Качок!  --  крикнул  я. --  Помоги давай, не  видишь еле  прем  эту
говядину.
     Качок подошел и, посмотрев, почесал затылок.
     -- Где вы столько мяса нашли? Ее легче взорвать, чем тащить.
     --  Давай хватай, потом  удивляться будешь,  обыкновенная тетя,  только
толстая.
     Ты, Качок, ее один упрешь, ряха у тебя, вон какая.
     Качок схватил ее за руку, и мы  втроем потащили ее к колодцу. Притащив,
бросили ее в общую кучу.
     Все  уже  собрались  возле  колодца,  дети лежали  отдельно,  метрах  в
двадцати  от остальных  трупов, их  было  пятеро.  Ротного  не  было  видно,
наверное, пошел в БТР доложить начальству обстановку.
     Я подошел к пацанам и попросил Урала:
     -- Слушай, Урал, возьми Сапога, и принесите девчонку вон с того дувала.
     Урал молча пошел, а Сапог остался стоять.
     -- Сапог, ты че, ваще уже затормозил в конец, не слышишь, что я сказал?
     Сапог очнулся  и побежал за Уралом. А мы сели перекурить, и ждать когда
подойдет тягач. Все сидели и молчали, каждый думал о своем.
     Ко мне подошел Хасан и сел рядом, он прикурил сигарету, я  почувствовал
дым от чарса.
     -- Ты что, косяк взорвл, Хасан? -- спросил я его.
     -- Да. А что? Самое время, по-моему.
     -- Ну, давай накуримся, раз так, а то жуть  какая-то на душе, сейчас бы
браги всосать пару литров, жизнь эта блядская в трезвом виде  ужасна,  а  по
раскумарке она ужасней вдвойне.
     Хасан передал мне забитую  сигарету, я  затянулся несколько раз,  к нам
подошел Качок и сел рядом.
     -- Качок, курнешь? -- я протянул ему косяк.
     -- Ну давай, курну, почему бы нет.
     Качок  взял  косяк и тоже сделал  несколько затяжек,  потом передал его
Хасану.  Я   лбом  уперся  в  пламегаситель  автомата  и  уставился  в  дуло
подствольника. Сейчас нажать бы вот так  на курок, и все, и нет  тебя, и нет
этого  Афгана, этих проклятых  дувалов, трупов,  и не слышать  бы больше это
сатанинское завывание ветра-афганца.
     Хасан стукнул меня по плечу.
     --  Нет, Хасан, я не буду,  передай Качку, меня накрыло уже. В голову и
так начинают лезть какие-то дурацкие мысли.
     За стеной послышался  лязг гусениц  и гул дизеля,  это подъезжал тягач.
Ну,  слава  богу, подумал я, сейчас  закопаем это мясо,  и  побыстрее отсюда
свалить, ко всем чертям.
     Урал с Сапогом принесли девчонку и собирались бросить в общую кучу.
     -- Урал, положите ее с детьми, ей лет шестнадцать от силы, дите еще.
     -- А какая разница? -- спросил Урал.
     -- А тебе какая?
     -- Да в общем никакой, -- и они с Сапогом потащили ее дальше.
     На  Сапога  жалко было смотреть, на  лице  его была маска перепуганного
шизофреника, который вот-вот расплачется.
     Я встал и  пошел к воротам,  ХБшка, стояла колом от пота, солнце палило
во всю силу, а лицо обдувал горячий ветер. Сушняк давил со страшной силой, я
отцепил флягу  с водой и глотнул, запрокинув голову, перед глазами открылась
бездонная  голубизна неба, и  не было видно ни одной тучки,  только сплошная
бескрайняя голубизна, и палящий фонарь под названием солнце.
     Вдруг со стороны гор появилась  вертушка, а за ней еще одна, обе были с
красными крестами. Интересно, откуда  это они? С нашего полка вроде нигде не
воюют, соседний  полк тоже  никуда  не  выезжал. Неужели разведроту  накрыли
где-то?
     Подойдя  к  воротам, я  увидел там  ротного,  который  что-то показывал
водиле с тягача.
     -- Что, не влазит в ворота? -- спросил я ротного.
     -- А, это ты Бережной? Да, подкрылками цепляет.
     -- Ну так пусть протаранит одну сторону, лопата у него вон какая, можно
горы таранить.
     -- Да, наверное, придется так и сделать.
     --  Что за санитарные вертушки мелькают, товарищ старший лейтенант?  --
спросил я ротного.
     -- Десантура в горах, сегодня утром их туда забросили.
     -- Достается, наверное, ребятам в голубых беретах?
     -- Да  уж, несладко им  сейчас. Нас  наверно  на блок  поставят  с  той
стороны гор. Если ДШБ  духов  из  ущелья  выбьет, нам придется их  встречать
внизу.
     -- Черт,  там десантуру  молотят, а мы тут  говно хороним, -- я сплюнул
загустевшую как кисель слюну.
     -- И это тоже кому-то делать надо, и ни чего  с  этим  не поделаешь, --
ответил ротный.
     К  нам  подошел  водила  с тягача, это был парнишка  литовец, звали его
Витаутас.
     -- Ну, что будем делать, командир? -- спросил он.
     -- Таранить какую-нибудь из сторон, выбирай любую.
     -- Нет проблем, таранить, так таранить, -- ответил  спокойно Витаутас и
пошел в тягач.
     Мы отошли в сторону и приготовились наблюдать за тягачом.
     -- Как думаешь, с первого раза протаранит? -- спросил ротный.
     --  Да запросто,  -- ответил  я, и  добавил, -- тягач это тот же  танк,
только без башни.
     Тягач  развернулся,  опустил  лопату,  отъехал  назад метров  сто, и  с
разгона шарахнул по краю стены. Поднялась пыль, посыпались глиняные кирпичи,
и ворота стали на пару метров шире.  Тягач въехал во двор кишлака и поехал к
колодцу.
     Я посмотрел на ротного и спросил:
     -- Товарищ старший лейтенант, а может, не будем жечь трупы? Закопаем их
поглубже, и  все, чего  зря  соляру палить,  а то  этот  запах жареного мяса
опять, я когда-нибудь сойду с ума от этого запаха.
     -- Ты думаешь, для меня это удовольствие? Я и  так уже шашлыки до конца
жизни жрать не смогу.  Ладно,  пойду скажу, чтоб не  жгли. А  замполиту надо
доложить, что  сожгли. Это  же  его идея, лично мне  все это,  как серпом по
яйцам.
     Ротный пошел к тягачу, а я побрел на свой БТР, там народу и так хватает
и без меня управятся, я лучше с Туркменом посижу.
     Запрыгнув в люк БТРа, я увидел там Хасана.
     -- Хасан, а ты чего здесь делаешь?
     -- Сижу вот, косяк забиваю. Жду, когда ты придешь, и мы курнем с тобой.
     Туркмен вот, тоже захотел раскумариться.
     -- А как  же виноград, а, Туркмен? Ты ж с виноградом хотел, -- сказал я
глядя на Туркмена.
     -- Да какой там виноград. Я ходил в кишлак и насмотрелся там винограда.
     -- А ты что, ходил к колодцу?
     -- Да, сидеть надоело, и решил сходить посмотреть.
     -- Ну и как тебе пейзаж?
     -- Уж лучше б я здесь сидел.
     Хасан прикурил косяк и подсел к нам.
     -- Слушай, Хасан, как тебе лезет этот чарс? -- спросил я Хасана.
     -- А тебе?
     --  Дак  ты  же  постоянно рядом,  и постоянно с  косяком,  куда  ж тут
денешься.
     -- А ты не кури, -- сказал Хасан и передал косяк Туркмену.
     --  Я б  не курил,  да  вот неохота смотреть  трезвыми глазами на  твою
обдолбленную рожу.

     -- Ну, тогда кури и молчи.
     -- Там еще что-нибудь осталось из того, что Серега нам дал?
     -- Есть, на три косяка где-то.
     -- Хасан, если б  у тебя  был мешок чарса, ты бы сел, и  за  пять минут
выкурил бы весь мешок?
     -- А ты дай мне мешок чарса, и увидишь.
     -- А что толку? Ты его один хрен за раз весь скуришь, а что не скуришь,
сожрешь.
     Пока мы болтали, Туркмен сидел и курил, слушая нас.
     -- Туркмен, ты что  там прибился? Давай сюда  косяк, -- я забрал у него
косяк и докурил его сам.
     -- Э, вы что это ребята, а где косяк? -- очнулся Хасан.
     -- Туркмен скурил, мне только пятка досталась, -- сказал я Хасану.
     -- Что, еще забивать, что ли?!
     -- Мне хватит, -- сказал я.
     -- Мне тоже, --сказал Туркмен.
     -- Да  пошли  вы..., я тогда сам себе  забью, --Хасан достал сигарету и
стал потрошить.
     -- Хасан, ты когда план начал курить? --Спросил я.
     -- Еще до того как родился.
     -- А ты Туркмен?
     -- После того как родился.
     -- Ну а я тогда во время родов.
     -- Мужики! -- воскликнул Хасан. -- Приезжайте ко мне  после  дембеля, я
вам мешок плана дам, там, где я живу, его растет навалом.
     -- Нашел чем удивить, --  сказал спокойно  я,  -- приезжайте  ко  мне в
Алма-Ату,  поедем  к моему корешу, он  в  Чу  живет, я вам вагон  этой дряни
накошу. Слышали наверно про Чуйскую долину?  Хасан  прикурил косяк, и сказал
затягиваясь.
     -- У нас в Таджикистане план лучше.
     -- Хрен тебе, самый хороший план на Чуйской долине.
     -- Самый хороший план,  это  афганский чарс, -- сказал  Туркмен, и взял
косяк у Хасана из рук.
     -- Туркмен, только не увлекайся, здесь я еще сижу, -- сказал я  шепотом
Туркмену.
     Туркмен протянул мне косяк со словами:
     -- На, Юрик, а то опять скажешь, что я все скурил.
     Тут соскочил  Хасан, и,  ударившись  головой  о  затвор  пулемета,  сел
обратно, схватившись за голову.
     -- Хасан, ты хотел что-то сказать? -- спросил я, и затянулся пару раз.
     -- Да... да... дай сюда косяк! Вы оху...ли оба, я себе забил, а тут уже
х...й ночевал, а кто-то вроде не хотел больше.
     Хасан забрал у  меня косяк и начал курить,  глядя на нас по очереди, то
на меня, то на Туркмена.
     -- Ну че уставились, хрен вам, вы свое выкурили, -- сказал он.
     Мы с Туркменом посмотрели  друг на друга и оба "раскололись". Не помню,
сколько я угарал,  наверное, минут пять.  Туркмен от  хохота вообще вылез на
броню, а Хасан сидел, и с деловым видом докуривал косяк.
     -- Э-э-э, наши возвращаются, -- крикнул сверху Туркмен.
     Я сел в командирское сидение, а Хасан запрыгнул за руль.
     -- Я поеду, -- сказал он заплетающимся языком.
     -- Ты смотри, не заедь куда-нибудь.
     -- Не ссы, Маруся! -- крикнул Хасан и запустил движки.
     -- Ты подожди ехать, пацаны еще не запрыгнули.
     Тут в люк заглянул Туркмен.
     -- Эй, вы чего там?
     -- Тут все занято, так что сиди на броне, -- сказал я Туркмену.
     -- Ты Юра смотри за Хасаном, а то он опять, куда-нибудь заедет.
     Хасан вытолкнул рукой голову Туркмена из люка.
     -- Да не надо меня учить, вы еще под стол пешком ходили, когда я первый
раз за руль сел.
     -- За руль чего, ишака? -- подколол я Хасана. -- У моего деда был УАЗик
военного образца, я на нем по пескам рассекал.
     -- А-а-а, ну тогда понятно, тогда поехали, раз такое дело.
     Я стукнул автоматом по броне и крикнул:
     -- Наверху все?
     -- Да, да, все нормально, -- раздался голос сверху.
     -- Хасан, ну  давай трогай, машина ротного  уже отъехала. Или ты забыл,
как трогаться? Стремена в бока  и кнутом по жопе, а когда остановиться надо,
потяни за уздечку. Тебя, наверное, так дед учил?
     -- Юра, подколешь меня, когда я срать сяду.
     -- Хасан, ты этот прикол от меня слышал, да?
     -- Нет. Я его еще по гражданке слышал.
     -- Твой дед, наверное, так тебя подкалывал.
     -- Бабушка так меня подкалывала! Доволен? -- Хасан в упор посмотрел мне
в лицо.
     -- Да,  да, конечно, доволен, только  поехать  уже давно  пора. Тебе не
кажется? БТР тронулся, и медленно начал набирать ход, Хасан сидел за рулем с
деловым видом. Я надел шлемофон и настроил волну на "Голос Америки", там как
раз шла трансляция про  бой в горах, которые находились в трех километрах от
нас. "Голос Америки" вещал на  всех языках пятнадцати Советских республик, в
этот момент  шла  трансляция на Украинском  языке,  я толком ничего  не  мог
разобрать, и снял шлемофон, выставив рацию на общий эфир.
     Мы  направлялись в  сторону бетонки, но вдруг ротный, показал рукой  по
направлению вправо и их БТР свернул вправо.
     -- Куда это они? -- спросил удивленно Хасан.
     -- Куда, куда. На  танковую точку. Он же обещал заскочить туда по пути,
-- сказал я Хасану.
     -- А зачем?
     -- Пиз...ы танкистам вставить.  У них под носом средь белого дня кишлак
вырезали. Может, и их тоже замочили. Надо же проверить, как ты считаешь,  а,
Хасан?
     -- Я никак не считаю, мне похеру.  Мы  направились за  машиной ротного.
Подъехав  к танковой  точке,  мы  с  Хасаном высунулись  из  люков,  и стали
наблюдать за происходящим. А произошло вот что.
     Ротный, спрыгнув с БТРа направился в капонир, там должен был находиться
экипаж танка, стоящего на охранении полка.
     Из двери показался сержант, --  видно, услышав звук  наших моторов,  он
решил посмотреть, кого там принесло.
     Увидев офицера, он приложил руку к помятой панаме,  и стал докладывать,
его слегка качало, как антенну на ветру.
     -- Товаищ сташий ейтенант, докладывает командил танковой точки, сейжант
Собоев, -- заплетающимся языком пролепетал сержант.
     Из капонира раздался крик:
     -- Соболь, кого там хрен принес?
     Ротный долбанул  сержанта кулаком в лоб,  и быстрым  шагом направился к
двери, открыв дверь пинком, он скрылся внутри капонира.
     Сержант сидел  на  заднице  и  тряс  головой,  он  и  так был в  полной
прострации, а тут еще по башке получил от ротного.
     Из  капонира  раздавался  грохот, звон  посуды  и  шквал  матов,  потом
появился ротный, держа в руках двадцатилитровый стеклянный бутыль, в котором
было чуть больше половины браги.
     -- Петруха! Хватай бутыль и тащи в БТР, -- крикнул ротный.
     Пятрас спрыгнул  с машины, подбежал  к ротному  и, взяв у него  бутыль,
попер его в машину.
     Ротный, проходя мимо сержанта, бросил ему:
     -- Скажите спасибо, времени у меня  нет на  вас  блядей. Устроили здесь
кабак.
     Ротный запрыгнул на броню и крикнул нам:
     -- Поедем с той стороны гор, -- и показал пальцем  в противоположную от
бетонки сторону, и добавил:
     -- Колонна  нас не ждала, они обогнули  горы со  стороны бетонки и уже,
наверное,  стали на блок  с другой стороны в одном из кишлаков. А  нам ближе
обогнуть горы с этой стороны. Ну все, двинули.
     БТР ротного  дернулся и стал  набирать скорость, мы двинулись  за ними,
помахав рукой обалдевшим от переполоха танкистам.
     -- Во, ни фига себе ротный отоварился, -- сказал я.
     -- Надо будет у ротного литра три вырулить, -- предложил Хасан.
     -- Ага, щас, он уже разогнался и отлил.
     -- Ну, на чарс сменяем.
     -- Ему твой чарс нахер не упал. Да и вообще, у тебя чарс-то хоть есть?
     -- Сейчас в каком-нибудь кишлаке возьмем.
     -- Ну так сначала возьми, а уже потом меняться думай.
     Я  высунулся  из люка,  солнце  клонилось  к  закату и  "афганец" начал
потихоньку утихать, но все равно в лицо  дул поток горячего воздуха. Пыль от
переднего БТРа  относило  в сторону,  и  на броне более или менее можно было
ехать. Надо  набрать  во фляжку воды из бака, подумал я  и стал  вылезать из
люка.
     Сзади на каждом БТРе стояли два бака с  водой обшитые кошмой, вода была
в  Афгане  на вес  золота.  Кошмой  мы  обшивали баки для  охлаждения  воды,
смачиваешь  ее периодически  водой,  и обдуваемая  ветром  кошма  становится
холодной, не дает нагреться воде в баке.
     -- Ну, как тут наверху? -- спросил я пацанов.
     -- Да все  ништяк, вот ждем,  когда солнце сядет, а то запарила уже эта
жара, -- ответил Урал.
     -- Сапог, а ты-то как, не выпал еще?
     -- Да нормально все, -- ответил потухшим голосом Сапог.
     Я открыл  крышку одного  бака и  засунул флягу  в воду,  внутри  что-то
звякнуло, я не  понял. Фляга об стенку бака стукнулась, что ли? Да вроде  до
стенки еще далеко, я пошарил  рукой  и  нащупал канистру внутри бака. Во, ни
фига себе, а это еще откуда? Я оглянулся назад и увидел напряженно глядящего
на меня Урала, остальные сидели спокойно, и никак не реагировали.
     -- Это моя канистра, -- сказал Урал.
     -- Ты что,  Урал,  вообще  охерел, канистру с  дизмаслом в бак с  водой
засунул? -- спросил я, подумав, что в этой канистре дизмасло для продажи.
     -- Да там брага, -- еле слышно сказал Урал.
     -- Что, брага? -- переспросил я, не поверив своим ушам.
     -- Да, да, брага, -- глядя на меня, громко ответил Урал.
     Туркмен, Качок и Сапог мгновенно повернули головы к нам.
     -- А какого черта ты молчал, Татарин хренов? -- допытывался я.
     -- Она еще не готова, а вам скажи, так вы ее выжрете, и не дождетесь.
     -- Сколько времени стоит? -- спросил Туркмен.
     -- Трое суток будет сегодня вечером, -- ответил Урал.
     -- Ну ты, Татарин,  даешь, двадцать  литров браги, и ты  молчишь, -- не
переставал удивляться я.
     -- Да  чего  ты, Юра,  насел  на меня, как  будто б  я  один ее  выпить
собрался, вот поспеет, и выпьем вместе.
     -- Да уже трое суток прошло, ее уже пить вовсю можно.
     -- Да успокойся ты, Юра, сейчас на блок станем и спокойно выпьем, не на
ходу же ее хлебать, -- сказал Качок.
     -- А вдруг  меня духи замочат, и я не успею даже браги напиться, --  не
унимался я.
     -- Замочат, нам больше достанется, -- сказал с подколкой Туркмен.
     Тут вылез из люка Хасан и крикнул:
     -- Чего вы там у баков собрались?
     -- Тут брага, 20 литров, Татарин затарил в бак канистру, а я нашел.
     -- Не пиз...и! -- крикнул Хасан, вытянув лицо от удивления.
     БТР вдруг повело в сторону.
     -- За дорогой смотри, дурак, -- крикнул я ему.
     -- Вы  там без меня не пейте, имейте  совесть. Туркмен, на, езжай.  Кто
водила, я или ты?
     --  Фигу тебе, сам сел  за руль, теперь вот  и  езжай,  а  мы тут браги
похлебаем, -- ответил Туркмен.
     -- Я сейчас брошу руль, на фига мне это надо.
     -- Да езжай, не боись, никто ничего пока не пьет. На блок станем, потом
вмажем, -- успокоил я Хасана.
     -- Надо было подрочить этого Таджика, -- сказал Туркмен.
     -- Да на фиг он сдался. Ты что  его не  знаешь? Сейчас  руль бросит,  и
тебе потом  ехать. А  если он от  руля  оторвется, то эту брагу придется нам
пить сейчас, Хасан просто так не успокоится, -- сказал я Туркмену.
     --  А мы ротному завидовали, а у самих брага в баке едет. Ну  ты, Урал,
даешь, -- покачал головой Качок.
     -- Что б вы без меня делали? -- пропел Урал с довольной миной.
     В   сторону   перевала  пролетели  две  санитарные  вертушки  и  четыре
"крокодила".
     --  Там  на перевале, что-то серьезное  происходит. Штурмовики начинают
подтягивать, -- произнес я, глядя в небо.
     --  Нам придется духов у  подножья ловить, наверное, -- высказал мнение
Урал.
     --  Если  до  темноты  до  наших доедем,  то да, а  если не  успеем,  и
стемнеет,  то  наоборот, духи  нас  будут  ловить у подножья. Так  что  надо
быстрее обогнуть эти горы, и примкнуть к нашим, пока не поздно, -- ответил я
Уралу, и полез в люк БТРа.
     -- Юра, что там за брага? --спросил меня Хасан.
     --  Да  Урал затарил  канистру с брагой в  бак с водой, а  я хотел воды
набрать, ну и надыбал ее там.
     -- А че он молчал-то?
     -- Ну как че? Чтоб мы ее не выпили раньше времени.
     -- А когда он ее поставил?
     -- Вчера вечером, -- я  не стал говорить  Хасану, что брага  стоит  уже
трое суток, а то бы он бросил руль, и полез ее пробовать, ну а за  ним и все
остальные, ну и я, конечно.
     -- О, завтра уже можно пробовать, -- сказал Хасан с довольным видом.
     -- Брага брагой, а я жрать хочу с самого утра.
     Я  полез в коробку, вынул оттуда  пачку  сухпайка,  открыл ее  и достал
банку  с тушенкой  и  сахар,  кашу брать не стал, она  в холодном  виде  как
застывший  парафин.  С открывашками  проблем не было, они  шли в комплекте к
цинкам  с  боеприпасами, и к банкам  с запалами от  гранат. Сухари и  кашу я
закинул  обратно  в  коробку,  а  вместо  сухарей  взял  батоны  в вакуумной
упаковке. Батоны  эти  были, в общем,  ничего, но  без  воды  их жрать  было
невозможно, потому  как они были сухими, не в  смысле твердыми, а сухими, то
есть  очищенными  полностью  от  влаги  и   слегка  проспиртованными.  Когда
открываешь упаковку, спирт  сразу испаряется, и батоны становятся мягкими  и
на вид как свежие, их было по два в каждой упаковке.
     Я достал один батон, открыл  банку тушенки и  с аппетитом все это съел,
запив водой с  сахаром. Для советского солдата этого было достаточно, за два
года я уже привык к этим сухпаям и постоянным рейдам.
     Я завалился на матрац, который валялся на полу БТРа, положил под голову
бушлат, и решил подремать. Монотонно гудели движки, БТР шел мягко, я лежал и
смотрел  в потолок.  Спать  не  хотелось,  я  просто лежал  и думал о всякой
ерунде, о  гражданке, о бабах, о вине и водке, в общем, о том, о  чем думает
обычно  солдат вдалеке  от дома. О доме я  не  думал, так как его  у меня не
было, а может это и к лучшему, если убьют, то  хоть горевать никто не будет.
Хотя в данный момент мне умирать не хотелось. Я всегда мечтал -- вот вернусь
на гражданку, найду себе  хорошую бабу, женюсь, заведем детей, и обязательно
двух,  а может  трех,  возьмем из  детдома, из того, где воспитывался сам, и
воспитаем их  так,  чтоб они  никогда  не  думали о  том, что у  них не было
родителей.
     Помечтав немного, я решил узнать, где мы находимся.
     -- Хасан! Где мы? -- крикнул я.
     -- В Афгане, -- ответил Хасан.
     --  Да  что ты говоришь? А я думал,  мы  в Африке. Я спрашиваю, в каком
месте?
     -- Тебе улицу назвать?
     -- Да ты заколебал, Хасан. Нормально ответить не можешь, что ли?
     -- Да откуда я знаю! Встань и посмотри.
     -- А по рации что трещат?
     -- Да ни кого не слышно пока.
     -- Пойти что ли Сапога поучить с винтовки стрелять, держать он ее вроде
научился, -- сказал я, вставая.
     -- Сходи, сходи, заодно и посмотришь, где мы едем, -- ответил Хасан.
     Я, взяв свой автомат, полез на броню. Высунувшись из люка, я спросил:
     -- Брагу не выпили?
     -- Выпили, ты опоздал, -- ответил Урал.
     Сапог  сидел возле  баков и глазел на горы, которые простирались справа
от нас. Впереди, метрах в пятидесяти, катил БТР ротного. Я глянул на горы, и
по коже пробежали  мурашки, неприятное ощущение было от  этого  вида.  Много
раз, вот  так же как  сейчас,  двигаясь у  подножья, колонна  нарывалась  на
засаду, или на снайпера. По  боевому ехать тоже опасно,  на мины нарываешься
чаще чем  на засады, и поэтому немного безопаснее ехать на броне, хотя какая
разница, хоть так, хоть эдак, в Афгане по всякому опасно.
     -- Сапог, снайперка заряжена? -- спросил я.
     -- Да, заряжена, -- ответил он.
     -- А ну передерни затвор.
     -- Зачем? -- спросил удивленно Сапог.
     -- Духов стрелять будем. Понял?
     -- Каких духов?
     -- Злых духов. Хочу посмотреть, как ты стреляешь.
     Сапог  передернул  затвор  и посмотрел  на  меня. Я  огляделся  вокруг,
подыскивая подходящую мишень.
     -- Сапог,  видишь вон  тот выступ в скале, а  на нем коряга торчит  или
что-то вроде  того? -- я показал пальцем  на  выступ  с  виднеющейся на  нем
какой-то ерундой в виде коряги.
     -- Да, вижу.
     -- А ну, стреляй по этой херне.
     Сапог прицелился и застыл в этой позе. Время шло, Сапог целился.
     -- Сапог, ты что -- уснул? -- спросил его Качок.
     -- Ему, наверно, корягу жалко, -- добавил Урал.
     Раздался выстрел, пуля легла метрах в тридцати от цели, Сапог посмотрел
на меня.
     --  Сапог, дубина, да если ты  так будешь целиться, тебя духи не только
замочат, но  и  в плен возьмут  вместе с винтовкой.  Мало  того, ты хотя  бы
примерно попал, куда целился. А ну, давай снова стреляй, пока не отъехали от
места. Целиться  будешь три  секунды,  если дольше задержишься, я тебе в лоб
заеду, не попадешь, тоже в лоб получишь. А ну давай быстро целься.
     Сапог прицелился, я начал считать.
     -- Раз... Два...
     Раздался выстрел, пуля легла рядом с целью, почти в  полуметре от  нее.
Сапог опустил винтовку и снова посмотрел на меня.
     -- Сапог, ты без пиз...юлей, ни чего не можешь делать, так что ли?
     -- Ну ведь чуть-чуть не попал, -- промямлил Сапог.
     --  Нет, насчет  этого я тебе ни чего не говорю, выстрелил ты хорошо, я
даже удивился. Я  про другое,  тебе  пока не вставишь, до тебя не доходит. А
если пойдем на проческу, или нарвемся на засаду, я что, за тобой буду ходить
и пугать, навроде, если не попадешь, то в лоб получишь и все такое,  так что
ли? Да  нас тогда обоих  завалят,  дурила  ты. Станем  на блок,  ты  у  меня
тренироваться часами напролет будешь. Понял?
     -- Понял, -- пробубнил Сапог.




     БТР  ротного  вдруг  резко  стал,  мы  потихоньку  подъехали  к  ним  и
остановились рядом. Ротный смотрел в бинокль.
     -- Вот идет  караван, по сыпучим  пескам, он везет анашу в  свой родной
Пакистан, -- пропел слова из песни, ротный.
     -- Что там такое, товарищ старший лейтенант. Караван что ли?
     -- Три барбухайки направляются  в  сторону  иранской границы.  Выехали,
по-моему, из  подножья  этих гор. Так, а ну  быстро за ними,  до границы еще
далеко, так что накроем их минут через двадцать, не больше.
     Мы  рванули вперед,  все  попрыгали  в  люки  и  похватали бронежилеты,
боеприпасы, и выскочили на броню.
     Бронежилеты  у нас были  Б-2,  они  были легкие, 6 килограмм,  пуля  их
конечно пробивала как фанеру,  но от  осколков  и пуль на излете  они иногда
помогали.
     Туркмен пересел за руль, а  Хасан, взяв  автомат, выскочил на  броню. Я
приготовил пулеметы к бою и, оставив их на взводе, тоже вылез на броню.
     Минут через пять на горизонте показались четыре точки. Ротный, смотря в
бинокль, показал четыре пальца, но мы уже и  так видели, что там было четыре
барбухайки.
     -- Может, мирный караван? -- сказал Качок, проверяя затвор своего АКСа.
     -- Может и мирный. Только, когда  не далеко в  ущелье идет  бой, мирные
караваны  навряд  ли будут  шататься  возле гор.  Так  что,  наверняка,  это
духовский, -- ответил я ему.
     Уже ясно стали видны очертания  каравана, и было видно, что первым идет
верблюд,  а  за  ним  три  барбухайки  с  крытыми  кузовами  навроде  будок,
расстояние до них было в пределах километра.
     Из  БТРа   ротного  пальнул  короткой  очередью  пулемет   КПВТ,  давая
предупредительный выстрел. Мы сняли автоматы с предохранителей и передернули
затворы, я сел рядом с люком, чтоб, если что,  сразу  прыгнуть  за  башенные
пулеметы.  Караван  остановился, неужели мирный, подумал я, духовские обычно
отстреливаются, а этот стал и стоит.
     Ротный показал нам, что их БТР заедет спереди, а  нам показал  заходить
сзади. Мы разделились, БТР ротного на всех парах полетел наперерез каравану,
а мы направились прямо  по курсу,  как  и  ехали до  этого,  только прибавив
скорости. Все молча наблюдали за приближающимся караваном, и с готовностью в
любой момент вступить в бой.
     Вдруг  караван  начал   рассыпаться:  две   барбухайки   развернувшись,
помчались  в сторону гор, а верблюд и оставшаяся барбухайка стояли на месте.
Далеко отъехать  они,  конечно, не  смогут, БТР  едет  намного  быстрее этих
колымаг, можно было достать их из КПВТ,  но они успели заскочить за  сопку у
подножия гор. Туркмен,  высунувшись из  люка,  показал в сторону отъезжающих
двух барбухаек и крикнул нам:
     -- Догоняем эти две, я постараюсь перескочить через  сопку и срезать им
путь к горам.
     -- Давай, давай, Туркмен, жми, -- крикнул я ему.
     Наш БТР подлетел к сопке и начал на нее  взбираться, движки работали на
пределе, машина уверенно взбиралась вверх.
     Надо отдать должное Туркмену, БТР наш  был  всегда на  ходу, и  отказов
почти никогда не было, мало того, он пер  как зверь, будь то в гору, будь то
по пескам. Да еще плюс к тому, Туркмен где-то урвал  бескамерные колеса, что
значительно сокращало проблемы в рейдах.
     Взобравшись  на сопку, БТР  вдруг накренило  вниз, впереди был  крутой,
почти вертикальный спуск.
     -- Держитесь, черт возьми! -- успел крикнуть я, и схватился  за  крышку
люка. Все  похватались, кто за что мог: Урал с качком схватились за ствол от
башенного пулемета, Хасан схватился за баки с водой, я одной  рукой держался
за люк, а  другой держал за шкварник  Сапога, который чуть не  улетел вперед
БТРа. Туркмен давил на тормоза,  но машину юзом тащило вниз, а вода из баков
лилась  нам на  голову. Спустя время, мы сопровождаемые столбом пыли,  можно
сказать приземлились, клуб пыли накрыл нас. Кашляя, отплевываясь и матерясь,
мы начали приходить в себя.
     -- Все на месте, никто не выпал? -- закричал Туркмен.
     -- Если даже Сапог здесь, значит все, -- крикнул Урал.
     -- Ну, тогда двигаем дальше, -- сказал Туркмен.
     Пыль рассеялась,  я оглянулся  назад  и  обалдел,  мы летели метров сто
вниз, почти по вертикальному склону.
     Вдруг перед  нами  выскочила  барбухайка, я в  какое то  мгновение даже
успел увидеть удивленные рожи двух духов,  сидящих  в  кабине. Не  успели мы
обалдеть, как барбухайка развернулась к нам бортом, за ней выскочила вторая,
и тоже  резко  вырулила  вбок,  все  это  произошло  в считанные  секунды. Я
посмотрел вперед, и меня  пробило холодным потом  --  на нас в упор смотрели
два ствола ДШКа.
     --  Ложись, ДШКа в кузове! -- успел крикнуть я, и нас всех  как  ветром
сдуло с брони.
     Раздался грохот, и пули  зазвенели по броне. Я упал на землю и прижался
к десантному люку, рядом со мной почти одновременно тоже кто-то грохнулся.
     Если сказать, что я испугался, то значит, вообще ничего не сказать.
     -- Бля,  пиз...ец,  на дембель в цинковом ящике,  на этот раз точно, --
услышал  я чей-то голос,  оказалось,  это был Хасан, который лежал рядом  со
мной.
     -- Урал,  ты живой? Давай мочи  из гранатомета, иначе нам всем жопа! --
заорал я, и посмотрел вверх.
     На броне  сидел  Сапог, вцепившись в ствол КПВТ.  Я обалдел, от него по
идее  и мокрого места не должно  остаться после такой канонады. Его счастье,
что  БТР  был  накренен  на  бок,  и  пули  рикошетом улетали в  сторону.  Я
подпрыгнул  и, схватив  Сапога  за  штанину, резко  дернул вниз, он  упал на
землю, как  мешок. Башня БТРа мгновенно развернулась, и заработали сразу оба
башенных пулемета, это, скорее всего, Туркмен прыгнул  за пулеметы, но из-за
Сапога, который  можно сказать  висел  на стволе, Туркмен не  мог развернуть
башню пораньше. Потом раздался  взрыв впереди  БТРа, я пальнул  пару  раз из
подствольника в сторону, где предположительно находилась барбухайка.
     Вокруг происходило непонятно что, одновременно работали и ДШКа и КПВТ с
ПКТ, свист пуль раздавался  со всех сторон. Я огляделся  вокруг, рядом лежал
Сапог,  распластавшись,  как лягушонок,  за  колесом сидел Хасан и плевал из
подствольника, сопровождая  все это  благим матом. Высовываться  из-за  БТРа
было  как-то страшновато,  если пуля  от  ДШКа  попадет  в  голову, то башка
разлетится как арбуз. Но желание увидеть, что все-таки происходит, оказалось
сильнее страха, и я  высунулся, держа АКС  наготове. Метрах в ста пятидесяти
горела барбухайка, накренившись на один  бок, у нее не было  заднего колеса.
ДШКа продолжал  работать, но пули  уже не долетали до  БТРа.  Из-за сильного
наклона кузова, угол подъема на станине, где крепились пулеметы, не позволял
поднять стволы выше. Потом духовские пулеметы заглохли, из кузова барбухайки
выскочил  дух и,  прихрамывая,  побежал в противоположную от нас  сторону, я
выстрелил  очередью  ему  по  ногам,  он  упал.  Вторая  барбухайка  была  в
полукилометре от нас и направлялась в сторону гор.
     Возле меня открылся десантный люк, из него появился Туркмен:
     -- Все живые? -- спросил он.
     -- Да х...й его знает! Качок, Урал! Вы живые там? -- крикнул я.
     -- Да, да все нормально, Качок ранен в бок,  но не тяжело, -- крикнул в
ответ Урал, с другой стороны БТРа.
     -- Давайте быстро в машину  и погнали за второй барбухайкой, а то уйдет
сука, -- крикнул Туркмен.
     -- Не уйдет. Дай мне "муху", только быстро.
     Туркмен исчез в люке и через секунду появился обратно с трубой в руках.
Я взял трубу,  выбежал на равнину, взводя на ходу установку. Присев на  одно
колено, я  поймал  в  прицел  барбухайку, шла  она  на  подъем  и  двигалась
медленно, к  тому  же расположена была боком  к  нам. Цель была  прекрасная,
расстояние составляло метров пятьсот-шестьсот от силы.
     -- Ну,  держите  бакшиш, сучары, -- произнес я со злостью,  и нажал  на
спуск.  Ракета  быстро пошла на цель, блеснула  вспышка в районе  кабины,  и
барбухайка  встала, было четко видно, как заполыхала  кабина. Я  отбросил  в
сторону  пустую  трубу,  сел  на  землю  и достал сигарету, руки дрожали  от
пережитого стресса, я  с трудом прикурил сигарету, сделал несколько глубоких
затяжек, потом медленно поднялся и побрел к БТРу. Неужели все обошлось, я не
верил, что остался живой, а перед глазами стояли  две дырки от стволов ДШКа,
состояние, мягко выражаясь, было жуткое.
     Недалеко горела другая  барбухайка,  я хотел пойти заглянуть в кабину и
посмотреть, остался ли кто жив из духов, но потом подумал, да ну их на  хер,
к тому же Туркмен там поработал из башенных пулеметов, так что навряд ли кто
живой остался.
     --  Ни  хрена  себе  дела,  так  и  ебан....ться  можно,  --  сказал  я
приглушенным голосом, подойдя к мужикам.
     -- Юра, что это  было, черт возьми? И вообще, откуда они  взялись?!  --
спросил Хасан с обалдевшим взглядом.
     -- Пиз...ец  подкрался незаметно, вот что это было, -- ответил я и  сел
под колесо БТРа. Потом посмотрел на Хасана, и спросил:
     -- Хасан, а че ты косяк не забиваешь, а? Как раз самое время.
     -- Что-то не хочется, -- ответил Хасан.
     --  Руки дрожат наверно? -- начал я подкалывать Хасана, хотя самому мне
было не смешно.
     Хасан подскочил и протянул мне руки со словами:
     -- На, на, смотри. Ну, где они дрожат?
     --  Да ладно, убери  руки.  У  меня  у  самого они дрожат, еле сигарету
подкурил, -- сказал я глядя на Хасана.
     --  Скоре  всего, духи хотели заскочить за сопку, чтоб слинять  из зоны
обстрела, а мы двинули  наперерез, и перескочили через  эту сопку, -- заявил
Туркмен высовываясь из люка.

     -- Скажи, что мы наебн...лись с этой сопки. Туркмен, так ведь можно и в
пропасть улететь. Ты че, не видел, куда летишь?
     Туркмен посмотрел вверх, потом на меня и, присвистнув, спросил:
     -- Мы живые, или нет?
     -- Что-то я ангелов не  вижу, -- помахав руками,  как крыльями,  сказал
Хасан.
     --  А вон они горят,  ангелы твои, --  ляпнул я Хасану. И тут вспомнил,
что Качок-то ранен. Я встал и спросил:
     -- А Качок где, что с ним?
     -- Там он, с другой стороны, наверное, с Уралом, -- ответил Хасан.
     -- А придурок этот где?
     -- Здесь в БТРе сидит, если еще не сдох с перепугу, -- ответил Туркмен.
     Я встал и обошел БТР, Урал что-то колдовал над Качком.
     -- Урал, возьми гранатомет и  пальни пару раз по кузову, той барбухайке
кабину  я подорвал,  а будка вроде целая, хоть  там никого не видно было, но
для верности все же не мешало б еще долбануть.
     Урал молча встал, взял гранатомет, и полез в люк за гранатами.
     Качок полулежал на боку, облокотившись на локоть, бок его был перетянут
бинтом, а лицо было перекошено от боли.
     -- Ну, как ты? -- спросил я его.
     --  Если не считать  пробитого бока, и  то, что я чуть  не обосрался от
страха, то в остальном все нормально.
     -- Бок сильно задело?
     -- Да не знаю, черт... боль жуткая, там торчит что-то, я чувствую.
     -- Дай посмотрю, если есть там что-то, то  надо  вытащить, а  то  так и
будешь мучиться.
     За  БТРом раздался  выстрел,  потом  второй,  это Урал  из  гранатомета
добивал барбухайку.
     Я  снял  перевязку сделанную  Уралом,  рана была  как порез, сантиметра
четыре длиной, кровь шла не очень сильно, я раздвинул рану, что б посмотреть
глубоко ли его зацепило.
     -- А-а-ай! Юра, ты че делаешь, гонишь что ли?! -- закричал Качок.
     К нам подошли Хасан и Туркмен, и сели на корточки.
     -- Ну, че там? -- тихо спросил Хасан.
     -- Да  хрен его знает, на пулю  не похоже,  -- ответил я. Потом спросил
Качка:
     -- Качок, может, когда ты падал, зацепился за какую-то ерунду?
     --  Какой хер зацепился, я  же  говорю  там  торчит что-то,  -- стеная,
ответил Качок.
     -- Так. В общем надо доставать. Качок, ты как, готов терпеть боль?
     -- А что мне остается? Или может, посоветуешь, как ее не терпеть?
     -- Давай косяк ему забьем, он выкурит, может, не так  больно  будет, --
предложил Хасан.
     --  Да  че толку твой косяк, надо героин или на крайняк промедол. У нас
есть что-нибудь? -- спросил я.
     --  Только "баян", но заправить его нечем, -- ответил  Туркмен, разводя
руками.
     -- Сапог! -- крикнул я.
     Из люка показалась морда, вся в пыли.
     -- Канистру тащи! -- крикнул я ему.
     -- А? -- издал короткий звук Сапог.
     -- Ну че  ты  на меня уставился? Канистру с  брагой неси, труп ходячий.
Сапог полез на броню за брагой.
     -- Бля буду, везет  же дуракам,  на  броне остался, и ни хрена  ни одна
пуля  не попала. Я  наверх посмотрел, вижу, Сапог сидит на броне, уцепившись
за ствол  пулемета. Ни фига себе думаю, подпрыгнул и дернул  его за штанину,
он грохнулся оттуда, как мешок с говном, -- начал я рассказывать, смеясь.
     Тут Туркмен подпрыгнул:
     -- А я думаю, че за ерунда, поворотный механизм на  пулеметах заклинил,
что ли, а это оказывается Сапог на них висел, ишак.
     Мы  начали  смеяться,  напряжение   и  страх  прошли,  наступило  время
обсуждать произошедшее.
     --  А-а-ах,  бля!  Да  не  смешите  вы, и  так больно,  черт возьми, --
простонал со смехом Качок.
     -- Мужики, надо Качка оперировать,  а то мы забазарились. Сапог, ну где
ты  там,  черт  тебя возьми?  Давай  быстрее  брагу неси, тормоз х...ев!  --
крикнул я Сапогу.
     Я легонько похлопал Качка по плечу, и сказал:
     -- Держись, Качок,  сейчас  браги литр хапнешь, и  будет все нормально,
вытащим тебе эту канитель.
     Сапог принес канистру и поставил рядом со мной.
     -- Ну как ты Сапог, крыша не поехала еще? -- спросил я его.
     -- Чуть не поехала, -- дрожащим голосом пролепетал Сапог.
     -- Скажи  спасибо,  что тебе ее не  снесло  вообще. Кружки тащи, и пару
банок тушенки.
     Сапог опять  убежал. Я посмотрел на небо, день шел к закату, через часа
три-четыре стемнеет, надо побыстрее сматывать отсюда.
     -- Дело к закату, мужики, -- показав на солнце сказал я.
     -- Время еще есть, успеем, -- сказал спокойно Хасан.
     -- А БТР как? -- спросил я Туркмена.
     --  В  командирское  окно  пуля  попала,  на  своем-то  я  успел  щиток
захлопнуть, а в остальном, все нормально.
     -- Ну надо же, мы просто в рубашке родились, я думал нам пи...дец всем,
а тут все так обошлось, я до сих пор не могу поверить.
     -- Ну, это  кому как, мне  вон бочину пробили, -- сказал Качок, кривясь
от боли.
     -- Да это ерунда, главное, что не смертельно, -- успокоил я Качка.
     Появился Сапог с кружками и тушенкой.
     -- Давай, открывай тушенку, -- обратился я к Сапогу.
     -- Открывалку забыл, -- с сожалением проговорил Сапог.
     -- Я  сейчас тебя  пристрелю,  сука, если  ты не растормозишься,  --  я
встал, схватил  Сапога за  шкирку и толкнул к БТРу. Он со свистом заскочил в
десантный люк.
     Я налил по очереди пять  кружек,  потом  взял одну и протянул Качку, он
взял кружку и медленно выпил, потом выпили мы, одна кружка осталась полной.
     -- А где Урал? -- спросил Хасан.
     -- Да хрен  его знает, улетел наверно, вместе с гранатой, -- сказал я и
крикнул:
     -- Урал! Где ты там?!
     Появился Сапог с открывалкой, и принялся открывать тушенку.
     -- Сапог, а где твоя кружка? -- спросил его Хасан.
     -- Там, в котелке лежит, -- ответил Сапог, показывая в сторону БТРа
     -- Ну так неси ее, и тоже выпьешь, ты ведь теперь в составе экипажа.
     Сапог молча  пошел за  кружкой,  через  минуту  он  вернулся и поставил
кружку рядом с канистрой, я налил в нее браги.
     -- Ну, давай Сапог, вмажь, за то, что жив остался, -- проговорил Хасан.
     Сапог выпил и покривился.
     -- А тебе,  Качок, еще две кружки залпом,  и  я попробую вынуть тебе из
бочины то, что ты там якобы чувствуешь, -- сказал я, повернувшись к Качку.
     Я  налил кружку и протянул  Качку, он выпил, я  налил еще  одну и опять
протянул ему.
     -- Дай отдышаться,  черт  возьми.  Ух, крепкая  падла, -- сказал Качок,
потом достал сигарету и прикурил ее.
     -- Действительно крепкая, неужели за сутки так  покрепчала, -- произнес
Хасан с удивлением.
     -- Трое суток уже стоит, мы тебе не сказали тогда, чтоб ты не накинулся
на нее, -- ответил я ему.
     Да  где  же этот Татарин, елки палки, подумал  я,  потом  встал и пошел
посмотреть, куда он делся.
     Я увидел, как Урал тащил что-то тяжелое.
     -- Урал, что ты там волочешь? -- крикнул я ему.
     --  Духа  тащу, с  перебитыми ногами. Помоги  лучше, чем спрашивать, --
ответил он.
     И я вспомнил, как прострелил  ноги  духу,  который  выскочил  из кузова
барбухайки.
     -- Урал, да брось ты его нахер.
     -- Зачем бросать, он еще живой, и к тому же в сознании.
     -- Ну тогда сам и тащи его, -- ответил я ему и пошел обратно к пацанам.
     --  Че там такое, Урал  духа  что ли тащит?  -- спросил Туркмен, и  все
посмотрели на меня.

     -- Да, духа прет,  я  прострелил ему  ноги, и забыл про него,  это дух,
который за ДШКа сидел.
     --  Бля, да  я  его сейчас  пристрелю козла,  -- сказал Хасан, и  встал
передернув затвор АКСа.
     --  Успокойся  Хасан,  пристрелить всегда  успеем, лучше заберем его  с
собой, садись, садись давай, -- сказал я, и дернул Хасана за штанину.
     К нам подошел Урал, увидев налитую кружку, он взял ее, и молча выпил.
     -- Ну, куда денем этого душару?
     -- А куда ты его дел? -- спросил я Урала.
     -- Там лежит, за БТРом.
     Хасан встал и пошел за БТР.
     -- Хасан! Ты там не замочи его, -- крикнул я Хасану.
     -- Да не ссы ты, я просто побазарю с ним немного, -- ответил из-за БТРа
Хасан.
     -- А он не уползет? -- опять спросил я Урала.
     -- Нет, я связал ему руки его же чалмой.
     -- А не сдохнет? -- спросил Туркмен.
     --  Нет, не  сдохнет, я  перебинтовал  ему  ноги  тряпкой,  --  ответил
спокойно Урал.
     -- Ну, ты  Татарин  заботливый такой,  прям как  сестра  милосердия, --
сказал я ему.
     Потом я встал и залез в БТР,  там  у нас в аптечке  лежали  медицинские
щипчики с загнутыми концами похожие на  ножницы,  я не знаю,  как они  там у
медиков называются,  но мы  их  называли  щипцы. Мы  специально возили  их с
собой, на случай если придется вытаскивать пулю или осколки из тела.
     Я достал щипцы и йод, после чего вылез обратно.
     -- Ну  Качок, готовься, сейчас будем тебя оперировать. Брагу вмазал? --
спросил я его.
     -- Да вмазал, только  подожди, покурю вот, а потом приступай, -- сказал
Качок.
     -- Ну, кури, кури, никто тебя не торопит.
     Сапог стоял радом, и пялился на Качка. Я посмотрел на него и спросил:
     -- Сапог, ну чего уставился, Андрюху первый раз видишь что ли? Иди вон,
лучше на  духа посмотри. Да не ссы ты, он не укусит тебя, а  если укусит, то
выбей ему зубы, я разрешаю.
     Сапог молча пошел за БТР, куда минуту назад пошел Хасан.
     Послышался гул мотора.
     -- Это ротный! -- крикнул я, и быстро налил брагу в кружки.
     -- Давайте, берите быстрее. Сапог! Беги сюда, быстро.
     Сапог подбежал и спросил:
     -- Че такое, Юра?
     -- Че такое, че такое! А ну хватай канистру, и бегом ее с глаз долой!
     Мы  спешно  выпили,  и  Сапог  утащил  канистру  в  БТР.  Через  минуту
нарисовался БТР ротного. Развернувшись, он остановился рядом с нашим.
     -- Как  вы там?! -- крикнул ротный  и, спрыгнув на  землю, направился к
нам.
     -- Да  вот, Качок ранен, а  в остальном, вроде  пронесло.  А у вас  как
дела, че так долго не было? -- спросил я ротного.
     -- За верблюдом гонялись.
     -- А что, верблюды быстро бегают?
     -- Если в твою жопу посмотрят два пулемета, ты тоже быстро побежишь.
     -- Мне они, только что в морду посмотрели.
     К нам подошли пацаны из БТРа ротного, водила Петруха, Серега с Володей,
Олег и Бача.
     -- Ну, как вы? -- спросил Олег.
     -- Да вот, живые вроде. Правда пришлось немножко испугаться, барбухайки
из-за  сопки выскочили, а у одной в кузове пара ДШКа оказалась, а мы  все на
броне.  Да мало того,  еще и вон с того  откоса  слетели,  не  успели  после
приземления прийти в себя,  а тут еще духи перед глазами, я их  маму еб...л,
думали труба всем приснилась. Но  вроде пронесло и на  этот раз, -- закончил
рассказ Хасан и спросил:
     -- А вы-то как?
     -- Да мы тоже, вроде, ништяк, барбухайку  замочили, она была с ранеными
духами в кузове, человек двадцать,  наверно,  мы их  гранатами  закидали.  А
верблюд вез  медикаменты,  провизию,  муру  в  общем  разную,  его  мы  тоже
замочили.  Одного  духа  живым  взяли, того который  на  верблюде  ехал,  --
рассказывал Петруха, размахивая руками.
     -- Мы тоже одного взяли, там за БТРом валяется, -- перебил его Урал.
     -- А мясо вам не надо верблюжье? Мы маленько того верблюда обдербанили,
вот только надо его побыстрее захавать, а то протухнет, -- предложил Олег.
     -- Давай, давай,  надо, надо,  давно  я верблюжатины не ел, --  потирая
руки, сказал обрадованный Туркмен.
     -- Так  вы  оттуда  прилетели?  -- удивленно спросил  ротный, показывая
пальцем на крутой спуск.
     -- Да, оттуда, -- сказал спокойно Туркмен.
     -- Ну ни хрена вы даете! Думали, наверно,  что БТР  летать умеет? -- не
переставал удивляться ротный.
     Потом  подошел  Закиров, и  сел  рядом  с  пацанами,  слушая,  как  они
рассказывают друг  другу о  недавнем приключении. У Закирова это  был первый
рейд, видно было, что ему этих впечатлений  было  больше чем достаточно,  но
для него это было только  начало. Я разговаривал с Закировым еще в полку, он
как никак мой земляк, на первый взгляд  он мне показался неплохим парнишкой,
кое  какие  понятия у  него  были,  а там  дальше  видно будет.  Я  не  стал
подключаться к общему базару, а направился к Качку.
     -- Мужики, а чего это вы такие веселые, на обкуренных вроде  не похожи?
-- спросил вдруг ротный, глядя мне в глаза.
     -- Время провели  весело, вот и веселые,  -- сказал  я,  смазывая йодом
щипцы.
     -- Да я не об этом.
     -- А о чем? -- спросил я у ротного, а потом обратился к Качку:
     -- Ну как ты, Качок, готов?
     Он кивнул, после чего, я начал развязывать Качку рану.
     -- Да тут запах какой-то специфический, -- не унимался ротный.
     -- Ну,  товарищ старший лейтенант,  сами понимаете, это дело хозяйское.
Вы у танкистов тоже, вроде, кое-что забрали со специфическим запахом.
     --  Да ладно, я ничего против  не имею,  просто так  интересуюсь. Ну, в
общем, базар базаром,  а надо побыстрее отсюда валить.  Давай Юра, побыстрей
приводи в порядок Андрея и поехали. А  вторая  барбухайка где,  их вроде три
было? Одну мы замочили, одна вон горит. А третья ушла что ли?
     --  Да  нет,  не  ушла,  она во-он там  на склоне  горела, уже наверное
потухла, хотя вон дым еще видно. Но я ее конкретно приложил из "мухи".
     -- И я еще из гранатомета пару раз по кузову  пальнул, для верности, --
сказал Урал.
     -- Вы что, живого духа взяли? -- спросил ротный, вставая.
     -- Да, только он ранен в ноги, -- ответил Урал.
     -- Что с собой возьмете, или? -- ротный провел пальцем по горлу.
     -- Возьмем, не помешает, может пригодиться, если не издохнет по дороге.
     Я разбинтовал рану Качку.
     -- Ну, Качок, терпи, я полез тебе в нутро, -- промолвил я.
     Двумя  пальцами  я раздвинул рану  и потихоньку сунул туда щипцы, Качок
застонал от боли.
     -- Терпи, Андрюха, -- успокаивал я Качка.
     Щипцы  наткнулись  на  что-то  твердое,  это  был  металл. Зацепив  эту
штуковину  щипцами, я на мгновенье подумал:  вытащить  потихоньку, или резко
выдернуть, и как-то самопроизвольно рванул щипцы.  Качок  взвыл  от боли  и,
выругавшись матом, схватился рукой за бок.
     -- Ты че, сука, больно ведь, еб..!
     -- Ничего Андрей, все нормально, --  спокойно сказал я ему, разглядывая
осколок вытащенный из раны.
     -- А ну дай сюда, -- сказал ротный протягивая руку.
     Я подал ему щипцы.
     -- Что это за чертовщина? -- спросил Хасан.
     Я оглянулся, оказывается, все пацаны собрались  вокруг нас, и наблюдали
за процессом.
     --  Это  медная рубашка  от пули  ДШК,  товарищ старший  лейтенант,  --
заметил я.
     -- Да, ты прав, Юра, -- ответил ротный.
     --  Качок,  тебе  повезло,  ты  в  рубашке  родился,  --  показывая  на
окровавленный осколок сказал Хасан.
     Медная  оболочка пули была ровно развернута,  и походила на  отрезанный
под конус кусок красного картона.
     -- Надо же, как ровно развернулась, прям как из под пресса, на, Андрей,
бери на память, -- сказал ротный, протягивая осколок Качку.
     Качок взял кусочек медяшки и, внимательно посмотрев на нее, сказал:
     -- Я же говорил, что у меня что-то торчит в бочине, а вы не верили.
     -- Ну ладно, мужики, давайте  закругляться,  пора сваливать отсюда,  --
скомандовал ротный и, посмотрев на Качка спросил:
     -- Ну, как ты, Андрей, в госпитализации нуждаешься?
     -- Да  нет, товарищ  старший  лейтенант, со мной все  будет  нормально,
бывало и похуже, -- ответил Качок.
     -- Ну, тогда  по машинам, и  вперед, -- махнув рукой, сказал ротный,  и
направился в свой БТР.



     -- Урал, перебинтуешь Качка  в БТРе, -- сказал я Уралу, потом подхватил
за руку Качка, Хасан взял  его  с другой  стороны,  и мы направились  в БТР.
Качок  держал рану куском  бинта, между  пальцев  сочилась кровь. Мы подвели
Качка к  десантному люку,  дальше он полез сам. Хасан  и Сапог запрыгнули на
броню, а я полез в люк за Качком, поддерживая его сзади.
     -- Юра, да  не пекись ты обо мне, я нормально себя чувствую и сам смогу
залезть, -- сказал мне Качок.
     -- Ну, мало ли чего, вдруг тебе помощь нужна.
     -- Нет, не нужна, да и вообще, я уже залез.
     Я тоже залез в БТР и захлопнул люк.
     -- Ну как все, на месте? -- спросил Туркмен.
     -- Да, все. Поехали давай, -- сказал я.
     -- Духа нету, которого я притащил, -- опомнился Урал.
     -- А где он? -- спросил я.
     -- Там впереди БТРа лежит, -- ответил Урал.
     --  Да на хрен он сдался, этот твой дух,  -- сказал я Уралу,  и крикнул
Туркмену:
     -- Туркмен! Там где-то  впереди  БТРа дух раненый  лежит, переедь через
него.
     -- Щас сделаем, какой базар, -- ответил Туркмен.
     БТР сначала отъехал назад, потом резко двинулся вперед.
     -- Аля, бесмеля, готов душара, -- произнес Туркмен.
     В командирский люк заглянул Хасан и выкрикнул:
     -- Э-э, мы духа задавили!
     -- А тебе что, жалко его стало? -- спросил Туркмен.
     -- Да в  общем нет, ну  я  думал,  может,  взяли бы  его  с  собой,  да
поприкаловались бы с него.
     -- Что, за два года не наприкаловался еще? -- сказал я Хасану.
     -- Да он, наверно, снюхался  с этим духом,  пока они  там базарили,  --
приколол Хасана Туркмен.
     --  Да,  кстати, а  о  чем вы  там с этим духом  трещали, а, Хасан?  --
спросил я его.
     -- Я спрашивал, откуда они.
     -- Ну, и откуда?
     -- С гор, там у  них бой идет  с десантурой, а эти раненых развозили по
кишлакам, и тут мы им обломились, ну а дальше случилось  то, что  случилось,
-- ответил Хасан и голова его исчезла из поля зрения.
     Урал  разорвал санитарный  пакет и достал  бинт.  Качок  убрал  руку  с
окровавленным шматком  бинта, кровь хлынула из раны. Урал  по быстрому начал
перевязывать рану.
     -- Может, зашьем рану, Качок ты как на это смотришь? -- предложил я.
     -- Смотрю  отрицательно,  ты  и  так  мне  чуть  кишки  не  вырвал,  --
проговорил Качок, стиснув от боли зубы.
     --  Скажи спасибо,  что рубашка развернулась так ровно,  а  то бы точно
кишки вырвало.
     --  Да уж, ты прав, Юра, мне  самому  интересно,  как это она так ровно
распласталась.
     --  А  куда ты  ее  денешь, а,  Качок, на шее  будешь  таскать,  да? --
поинтересовался Урал.
     -- В жопу засуну, -- простонав, ответил Качок.
     -- А ну, покажи, как ты это сделаешь? -- спросил я Качка.
     --  Да пошел ты,  и без  того тошно.  Черт что-то  кровяна хлещет через
бинт, -- приподнимаясь и смотря на рану сказал Качок.
     --  Урал, на  еще пакет, намотай  побольше,  -- я подал Уралу  еще один
пакет.
     -- Качок!  Как ты там, живой еще!? -- крикнул  Хасан, опять  заглянув в
командирский люк.
     -- Нет, не живой, помер ужо! -- ответил ему Качок.
     -- Пусть будет земля тебе пухом, Качок, -- опять крикнул Хасан.
     -- Аминь, -- ответил Качок.
     -- Хасан, забей лучше косяк, -- обратился я к Хасану.
     -- Осталось всего на косяк, и больше нету, -- ответил Хасан.
     -- Забивай давай, приедем на место, у пацанов возьмем, -- сказал я.
     Хасан  запрыгнул в командирское  сиденье  и принялся за дело, он достал
иголку, насадил на нее  кусочек чарса, потом подогрел его на огне от спички,
и раздавил пальцами.
     Мы  часто  так  делали,  грели  чарс  на  огне,  и  пока  он   горячий,
раздавливали  его пальцами, а так он  был прессованный и жесткий. Иногда  мы
отламывали от лепешки маленькие кропалики величиной со спичечную головку, но
этот процесс  был долгим, да и пальцы от этого болели, особенно указательный
и большой, и ногти этих пальцев всегда нарывали.
     Окно  напротив командирского сиденья было  закрыто защитным щитком, так
как  оно  было  выбито  пулей  от  ДШКа.  Хасан сначала  привстал поближе  к
открытому люку, но там был ветер,  который мог  сдуть чарс с  ладони,  Хасан
наклонился к Туркмену и стал забивать, пользуясь светом от его окна.
     -- Хасан, не  мешай ехать, иди забей возле  лампочки, -- сказал Туркмен
отталкивая Хасана.
     --  Дай забить, Туркмен,  потерпишь пару минут,  --  возмутился Хасан и
снова наклонился к водительскому окну.
     -- Хасан, сука! Над  обрывом  едем,  не видишь  что  ли. Вали отсюда со
своим чарсом, сейчас, вон,  в пропасть улетим к чертям  собачьим, -- крикнул
Туркмен и  снова  отпихнул  Хасана. На этот раз Хасан  перелез  в  десантный
отсек, и начал  забивать  под  лампочкой, плафоны  в десантном  отсеке  были
бледно-зеленого  цвета,  и  видимость  была  плохая,  но руки Хасана  были с
детства  натренированны на это  дело, и он  без особого  труда забил  косяк.
После чего посмотрел на нас, и спросил:
     -- Ну, кто будет?
     -- Все будут, чего зря спрашивать, -- сказал я Хасану.
     -- Я не буду, мне и браги хватает, -- ответил Туркмен.
     -- А я курну маленько, -- отозвался Качок.
     -- Может Сапога обдолбим, -- предложил Урал.
     -- Да  он тогда  ваще потеряется навсегда,  и бесповоротно,  --  ляпнул
Хасан, прикуривая косяк.
     Мы курнули  косяк,  стало легко и  свободно, все обломы, те, что были и
те, что будут, стали  как-то глубоко похеру. Я прыгнул в командирское кресло
и  натянул  шлемофон, как раз  в  это  время шли переговоры  между ротным  и
комбатом, из наушников доносилось прерывистые слова:
     -- Березка, Березка, я Тайга. Как слышно? Прием.
     Березка -- это позывной нашей роты, а Тайга -- это комбат, он был родом
из Сибири, и позывной у него был или Тайга, или Сосна.
     Дальше послышался ответ ротного:
     -- Я Березка, слышно нормально. Где вы, Тайга?
     -- В одиннадцатом квадрате. Березка, почему не выходили на связь, как у
вас?
     -- У нас все нормально, с караваном пришлось повозиться, один ранен, но
не тяжело.
     --  Березка, давайте быстрее  подтягивайтесь,  до темноты  надо  кишлак
прочесать, сейчас над ним  работают штурмовики. Полк  уже здесь, артдивизион
на подходе. Как понял?
     -- Все понял, минут через сорок будем на месте. Конец связи.
     Я снял шлемофон и повернулся к пацанам.
     -- Полк уже подъехал.
     -- Куда подъехал? -- спросил Хасан.
     -- Туда подъехал, -- ответил я, показывая  указательным пальцем по ходу
БТРа.
     --  Юра,  че ты паришься, какой полк, куда  подъехал? --  опять спросил
Хасан.
     -- Полк,  говорю, подъехал, он  уже на месте. Понял? Я хрен его  знает,
где точно, в одиннадцатом квадрате, короче. Но это херня, сейчас на проческу
пойдем.
     -- Че, по рации услышал, да? -- спросил Урал.
     -- Да, ротный с комбатом только что базарили, -- ответил я.
     -- А что еще они базарили? -- спросил Туркмен.
     -- Да  не  много.  Комбат спросил,  чего  не выходили  на  связь,  полк
говорит, уже подошел,  в  кишлаке работают вертушки, по приезду будем чесать
кишлак, в общем.
     -- А че, завтра что ли нельзя прочесать, обязательно сегодня,  -- начал
возмущаться Хасан.
     Я протянул ему шлемофон, и сказал:
     -- На, скажи это комбату.
     Хасан махнул рукой, взял автомат и  полез на броню,  за ним вылез Урал.
Стало слышно, как разносился раскат взрывов, где-то вдалеке.
     Туркмен  думал  о чем-то  о  своем,  в  такие минуты с  ним  бесполезно
говорить, он все равно ничего не  будет слушать.  Качок  кемарил, он потерял
много  крови,  и по  этому его от слабости  тянуло  на  сон. Я взял автомат,
запрыгнул наверх и сел на броню, облокотившись о крышку люка.
     Хасан  с Сапогом о чем-то беседовали, сидя возле баков с водой, точнее,
Хасан что-то втирал Сапогу,  а  тот  слушал  и  кивал. Я осмотрелся  вокруг,
справа от  нас были  отвесные скалы,  слева  глубокая пропасть,  ехали мы по
горной дороге, ехали медленно, так как эта опасная дорога шла серпантином.
     Я  сидел  и думал,  сколько же, черт возьми, за эти два  года  пришлось
исколесить по этим проклятым  горным дорогам, и сколько бронетехники улетело
в пропасть вместе  с экипажами.  Куда ни  глянь, везде  братские  могилы, да
вообще весь  Афган -- это братская могила. Из этой войны два выхода, как при
менингите, или умер, или сошел с ума, и еще не известно, что лучше.
     Помню, как-то в наш детдом, какие то блатные притащили видик,  в начале
восьмидесятых это была  диковина,  мы  никогда  не  видели ничего подобного.
Показали нам фильм ужасов, мы были ошарашены, после этого просмотра я первое
время боялся один оставаться в темноте. А сейчас,  после всего  увиденного и
пережитого  в  Афгане,  и вспоминая этот фильм, я  про себя думаю, какая это
была наивная  сказка. Видеть  ужасы  на экране, и видеть их в  натуре,  мало
того,  еще и участвовать  во  всем этом  кошмаре  самому, поверьте  мне, это
огромная разница.
     Я посмотрел на Сапога, как раз  в этот момент  он  перечитывал какие-то
письма, наверно из дома. Ах, как я ему завидовал в этот момент, сам я за эти
два года в Афгане не получил ни одного письма. Да и кто  мне напишет, у меня
ведь нет никого, ни родных не близких. А если вы спросите, как же друзья  по
детдому? Да они, скорее всего, по зонам расфасованы,  и того, что я сейчас в
Афгане, они возможно  и не знают.  И когда в роту приносят  почту,  на  душе
такая  тоска  наступает,  аж выть  охота, в такие  минуты начинаешь  думать,
застрелиться  что ли, один хрен никто  оплакивать не будет. И вот видя,  как
Сапог читает письмо, мною опять овладели подобные мысли.
     Вдруг БТР ротного резко остановился, мы уткнулись ему в зад.
     -- Что случилось?! -- крикнул Хасан.
     -- Петруха увидел на дороге что-то похожее на мину, -- ответил Закиров.
     Меня как током ударило.
     -- Товарищ старший лейтенант, разрешите -- я пойду, -- крикнул я.
     -- Бережной, ты знаешь, на что идешь, -- ответил ротный.
     -- Да, я знаю, разрешите выполнять?
     -- Иди, Юра.
     -- Есть, -- ответил я, и направился в сторону мины.
     Я подошел к месту, где  предположительно должна была находиться  мина и
откинул  несколько  камней.  Под  камнями и  вправду лежала  мина,  это была
английская  мина с круглым пластмассовым корпусом и резиновым взрывателем на
воздушной  подушке.  Такая  мина  с  первого  раза  могла  и  не  сработать,
взрыватель срабатывал  от давления воздуха внутри воздушной подушки, так что
неизвестно  где она  шарахнет,  или  под  первым колесом  первого  БТРа, или
посреди колоны.
     Вдруг откуда-то появился  скорпион и заполз на  мину, наверно, вылез из
под камней, которые я расшевелил.
     -- Дурила,  знал бы ты,  на чем сидишь. А ну,  кыш отсюда, -- я  махнул
рукой.
     Скорпион  ощетинился и принял боевую позицию, жало его  было наготове и
клещи подняты к верху,  он, постояв  немного в такой позе,  стал  потихоньку
пятится назад.
     --  Что, разозлился,  сученок? Вот так  все вы здесь к нам  относитесь.
Наверно думаешь, явились сюда  гости не званные, в чужой монастырь со  своим
уставом. Да  хотя,  что  ты  можешь  думать, тупое  насекомое?  -- я вытащил
штык-нож и, подцепив скорпиона острием, откинул его в сторону.
     Потом  я  посмотрел на круглый  черный  пятак взрывателя,  на душе была
какая-то пустота, страха я  не ощущал. Возможно, по этой мине уже кто-нибудь
проезжал, а  может нет, с какого времени  она стоит, неизвестно,  может час,
может день, может год, черт ее знает. В голове промелькнула  страшная мысль,
сейчас стоит  нажать на эту  черную  точку и все,  быстрая  и безболезненная
смерть, тебя разорвет на  куски, не успеешь  даже осознать, что произошло. Я
не раз видел, как умирают мучительной смертью, видел, как  горят  живьем. Не
раз приходилось видеть,  как духи  подбрасывали наших пленных  после  жутких
казней, на них страшно было смотреть, тела были изувечены до неузнаваемости.
Я не хотел такой смерти, я всегда думал, пусть лучше убьют сразу,  но только
бы не  остаться калекой,  или мучиться, перед  тем как умереть. А тут передо
мной лежала мина, я был один  на один с этим  смертоносным механизмом, и был
выбор или жить, или умереть. Я где-то слышал,  что  у каждого  человека  все
предрешено судьбой, или, как еще можно выразиться, "на все воля божья".
     Но все-таки, если я не  хочу жить,  то меня уже ни что не остановит, ни
судьба, ни воля  божья. Подумав об этом, я протянул руку к мине,  и нажал на
резиновый взрыватель. По спине пробежала мелкая дрожь, и я почувствовал, как
на  лбу выступил холодный пот, сердце бешено стучало.  Мина не взорвалась, я
со злостью ударил кулаком по взрывателю с криком:
     -- Черт, будь ты проклята, сука!
     Дальше играть  в  русскую рулетку у меня не  хватило  духа,  когда  она
взорвется неизвестно, а испытывать эти муки после каждого нажатия у  меня не
было сил, и я встал.
     -- Бережной! Ну, чего там такое?! -- крикнул ротный.
     -- Мина на  воздушной подушке, сейчас я ее вытащу! -- ответил я и снова
присел на корточки.
     Я  небрежно  отбросил еще несколько  камней прикрывающих мину,  разгреб
землю вокруг нее и, взявшись за  корпус, вытащил мину из  ямы. Повертев ее в
руках, я  подумал, да, тяжелая зараза, и,  оглядевшись вокруг, бросил мину в
пропасть, потом посмотрел на  место,  где она лежала, и увидел пару торчащих
наконечника от  танковых  снарядов. Духи  частенько  ставили подобные  мины,
сверху обычная мина, а снизу  один или  два снаряда  от танка  или САУ. Если
такая дура ухнет под БТРом, то днище от взрывной волны прилипает к  потолку,
и  если кто  в это  время  находится  в десантном отсеке, то  его  по стенам
размажет. Сидя  на  броне, еще  есть  шанс  остаться  целым,  а вот  водилам
частенько доставалось от таких мин.
     Но это еще ничего, вот разок мне пришлось  увидеть, как танк  наехал на
мину, под  которой лежала авиабомба. Так  там шандарахнуло так, что от танка
катки и траки как семечки разлетелись в разные  стороны,  башня улетела  как
фанера, а  броню разорвало как жестянку. От экипажа ничего не осталось, а от
командира танка, который ехал высунувшись из люка башни,  нашли лишь голову,
которая отлетела метров на сто от взрыва.
     -- Ну, ни хрена  себе арсенал, -- произнес я шепотом, глядя  на головки
снарядов.
     На мгновение  я даже пожалел, что  хотел взорваться на  этой мине, черт
возьми, чтоб от меня осталось? Наверно одна пыль, б-р-р-р,  какая жуть, надо
взять себя  в руки, иначе, когда ни будь точно на тот свет  загремишь, да  к
тому же  по своей дури.  Пацаны не хотят умирать и умирают, а  меня  считай,
постоянно проносит, это  же, можно сказать, голимая везуха,  а я, дурак, сам
сую  башку в  пекло,  нет,  хватит, надо это  дело прекращать,  а мысли  эти
дурацкие надо выкинуть из головы.
     --  Юрка, ну  че  ты  там сидишь?  Солнце вон  уже  заходит, -- крикнул
Петруха.
     -- Все  нормально,  можно ехать, -- крикнул  я  в ответ, и направился к
машинам.
     Я  не торопясь шел к своему  БТРу,  взгляд мой был устремлен вперед, но
смотрел я в никуда, как бы насквозь, а все окружающее видел каким-то боковым
зрением.
     -- Юра,  с  тобой все  в порядке? --  услышал  я  голос  ротного, когда
поравнялся с его машиной.
     -- Да, командир, я в порядке.




     БТР  ротного  тронулся  с  места  и, гудя движками,  прокатил  мимо.  Я
запрыгнул на броню,  и наш БТР тоже двинулся. Все сидели и молча смотрели на
меня, мне это надоело и, посмотрев на всех по очереди, я спросил:
     -- Ну, че вы на меня уставились?! Видите, живой я, живой! Понятно?
     -- Да нет, мы видим, что ты живой, только  ты бледный весь, -- негромко
сказал Хасан.
     -- А ты что  хотел, Хасан. По-твоему,  я  должен  сиять от радости, да?
Сейчас вот возьму гранату, сорву кольцо, а  потом отпущу чеку, дам тебе ее в
руки и посмотрю после этого на твою рожу.
     -- Да успокойся ты, Юра, я же не подкалываю тебя.
     -- Я сейчас как раз спокоен. Это  пять минут назад я беспокоился. А где
Сапог?
     -- Там внутри, наверно, где же еще ему быть, -- ответил Урал.
     Я постучал автоматом по броне и крикнул в люк:
     -- Сапог, вали сюда!
     Из люка показалась голова Сапога, он вопросительно посмотрел на меня.
     -- Хватай  кружку,  канистру  и  налей  каждому  по  кружке  браги. Мне
кажется, повод для этого есть? -- Я посмотрел на пацанов.
     -- Да, да, конечно, какой базар! -- воскликнул Хасан, потирая ладони.
     -- Хасан, я с тебя балдею, меня чуть миной не разорвало, а тебе лишь бы
браги  вмазать.  Если  б меня  разнесло, то  вы бы за  упокой  всю  канистру
выжрали, наверно.
     -- Да, конечно, и еще бы у ротного заняли, -- подколол Хасан.
     Появился Сапог, Хасан взял  у него  из рук налитую кружку и передал мне
со словами:
     -- Но не разорвало же, так ведь? Это значит, долго будешь жить. Понял?
     -- Да, поживешь тут, --пробубнил я себе под нос, потом приподнял кружку
со словами:
     -- Ну ладно,  пьем за нас, чтоб долго жили, и за тех, кому не досталось
пожить.
     Я выпил, потом все остальные  вмазали по кружке. Солнце быстро заходило
за  горизонт  и начало быстро смеркаться. В  низине у подножья гор показался
наш  полк, отчетливо была  слышна стрельба,  и трассера веером летели во все
стороны; расстояние до полка, было километра два.
     Я осмотрелся вокруг и промолвил с досадой в голосе:
     --  Через полчаса  будет  темно,  если  погонят  на проческу,  я  лучше
застрелюсь нахер.
     -- Да не погонят никуда. Полкач наш не дурак ведь? -- произнес Хасан.
     -- Да хрен знает, что у них там на уме, -- вмешался в разговор Урал.
     -- А что, на  блоке легче?  Наверху десантура укрепилась,  туда духи не
полезут, а через блоки  попробуют  прорваться, как пить  дать. Да и ваще, че
гадать, приедем посмотрим, -- закончил я.
     -- Черт, мы мясо от верблюда забыли, -- воскликнул Хасан.
     -- Ну, а че ты его не забрал? -- спросил я Хасана.
     -- А ты че не забрал?
     -- Да мне до мяса было, что ли. Да и вообще, ну  его нахер это  мясо, с
ним возиться одни  проблемы. Лучше подумайте, как  мы сейчас спускаться вниз
будем, -- сказал я, показывая пальцем на крутой спуск.
     Дорога  круто  пошла вниз,  и БТРы  наши на пониженных скоростях начали
спускаться вниз по горной дороге,  местами приходилось съезжать на тормозах,
и  казалось, что вот-вот занесет машину, и улетим мы все в пропасть  ко всем
чертям.  Мы молча смотрели вниз по ходу БТРа и держались  за  броню, чтоб не
выскользнуть, каждый в душе молил бога: быстрее бы добраться до подножья.
     Ну вот, наконец, мы и внизу, я глянул на часы, спускались мы чуть более
двадцати минут, а казалось, что прошла целая вечность. Впереди уже отчетливо
были  видны  наши  блоки, невдалеке  от  них  расположился артдивизион, чуть
дальше  расквартировалась  ремрота   и   медики.  Весь  кишлак  был  взят  в
полукольцо, через каждые сто метров стоял БТР или танк, со стороны блоков по
кишлаку велся беспорядочный огонь.
     При подъезде к блокам машина  ротного свернула в сторону и остановилась
возле БТРа  комбата, там  же  стоял БТР взводного, мы тоже свернули  и стали
рядом. Ротный спрыгнул с брони и пошел на доклад к  комбату.  Я и Хасан тоже
спрыгнули,  и направились к  БТРу  взводного  узнать  от пацанов, что тут за
обстановка.
     Взводный как орел восседал на башне БТРа, повернувшись к нам, он ехидно
так заявил:

     --  Ну что, вояки, явились? Пока  вы там болтались где-то, мы успели  с
духами постреляться.
     -- Ну  а вы, товарищ лейтенант, уже шило намылили, чтоб дырку  в кителе
для ордена колоть? -- ляпнул со злостью Хасан.
     -- А  ну,  повтори, что ты сказал?  Ты  сержантишка  чмошный, да я тебя
разжалую нахер, и не посмотрю  что ты дембель, да  ты у меня будешь ходить с
одной соплей, я тебя вонючим вафлейтером сделаю.
     Я заметил, как  Хасан  весь напрягся и  побелел от злости, рука  его  с
силой сжала цевье автомата висящего на плече. Я дернул Хасана за рукав.
     --  Хасан,  успокойся,  не стоит вязаться с этим  козлом,  --  негромко
сказал я ему.
     Но Хасан с силой отдернул руку, и почти срываясь на крик, заявил, глядя
взводному в глаза:
     -- Лучше заткнись, пиздюнант вшивый! Не ты мне давал эти лычки, не тебе
и  снимать, а когда  я их  получал, ты  в  это  время, салабон сопливый, еще
зеленым кадетом "машку" (полотер) тягал по казарме.
     Взводный  привстал  от удивления, глаза  его округлились, он  некоторое
время даже не мог подобрать слова, а Хасан стоял  и смотрел на него, готовый
ответить  на любой выпад  взводного. А я стоял и наблюдал, что же произойдет
дальше,  тормозить  Хасана  было бесполезно, когда он в таком состоянии, ему
никакие убеждения не помогут.
     Вдруг сзади раздался голос ротного:
     -- Что  здесь  за разборки?  А  ну прекращайте! Не хватало  еще  драки.
Гараев, Бережной,  а ну быстро  в машину и поехали. Давайте быстро,  быстро.
Гараев, кому сказал, быстро в машину.
     Мы с Хасаном направились к своему БТРу.
     -- Я с тобою в полку  разберусь, --  крикнул взводный Хасану  вдогонку.
Хасан повернулся, но я схватил его за плечо, развернул, и толкнул вперед.
     -- Ну все, хватит  на сегодня, потом в полку  разберетесь,  -- сказал я
Хасану.
     -- Да я  его пристрелю как собаку!  Вот пидор, думает, раз он шакал, то
можно борзеть без меры.
     -- Да успокойся ты, наконец.
     -- Я спокоен, пусть этот козел теперь беспокоится,  я ему устрою, -- не
унимался Хасан.
     Мы подошли к БТРу и запрыгнули на броню.
     -- Ну что, куда едем? -- спросил Туркмен, высунувшись из люка.
     -- А хрен его знает, -- ответил Хасан.
     Я  вдруг  вспомнил,  что  Качка  надо   к  медикам  завезти,  он  же  с
температурой в БТРе валяется.
     --  Блин, Качка же надо к медикам. Туркмен, скажи ротному по рации, что
мы завернем к медикам, пусть  посмотрят рану Качку,  может, у него там кишки
порубило,  у  него вроде  как температура,  или, может,  он от  браги  такой
горячий. Ну, короче, передай и завернем к медикам. Понял?
     -- Да передам, не волнуйся, -- ответил Туркмен.
     -- Че, к медикам едем? -- спросил Хасан.
     Я посмотрел на него, и ответил:
     -- Да, едем. А че?
     -- Давай сначала к танкистам  заскочим,  возьмем  чарса, к  тому же они
вон, рядом.
     -- Да пошел ты со своим чарсом! Не успеешь что  ли?  Качок, вон,  горит
весь, -- ответил я Хасану.
     -- Да не, я ниче не  имею против, поехали к медикам, просто я хотел как
лучше, -- оправдывался Хасан.
     -- Туркмен! -- крикнул я.
     -- О-у! -- раздалось из люка.
     -- Ну, че там ротный базарит? -- спросил я заглянув в люк.
     --  А че он скажет? Говорит,  езжайте, раз надо, потом  на  блок станем
между крайним танком и БТРом Грека. И еще  сказал, что полкач приказал ночью
вести беспокоящий огонь в сторону кишлака, боеприпасов хватает. А утром рано
на проческу, надо  успеть  до  ветра,  а  то если "афганец" подымет песок  с
пылью,  то  пиз...ец.  Нас  наверняка  вертушки  поддерживать  будут,  а  то
получится как в Шолбофоне, когда пехоту из соседнего полка свои  же вертушки
ракетами накрыли.
     -- Ты мужиков из санчасти хорошо знаешь? -- спросил я Туркмена.
     -- Ну как тебе сказать, общаемся, в общем.
     -- Шириво можешь у них выцепить, морфия пару стекол хотя бы.
     -- Да не знаю, спрошу, в общем. А чего это ты  морфий захотел? Сейчас у
мужиков героина возьмем.
     --  Да героин  бадяжить  надо и все  такое, хлопотно, а морфий  набрал,
ширнулся, и нет проблем.
     -- Ты что, Юра, вмазаться захотел? -- спросил удивленно Туркмен.
     -- Да не сейчас, завтра кишлак чесать будем, а там мало ли чего, я боли
не  выношу, если что,  то  ширнусь,  а потом пусть  хоть  в  "цинковый фрак"
одевают.
     -- Ладно, сделаем.
     -- И "баян" возьми.
     -- А твой где?
     -- Разбил, давно еще.
     -- Ну ладно, возьму, какой базар.
     БТР наш резко остановился, я стукнулся головой об крышку люка.
     -- Приехали, -- сказал Туркмен, посмотрев на меня, и засмеялся, увидев,
как я долбанулся башкой.
     -- Тормозить надо плавно, водила ты липовый, -- сказал я Туркмену.
     -- Так точно, товарищ сержант. Каску надо одевать, Юрик.
     Я  спрыгнул и осмотрелся: уже изрядно стемнело, на горизонте  показался
серп  луны,  это  хорошо, что ночь лунная, из-за луны опасность налета резко
снижалась, и наблюдающим было намного легче. За мной следом спрыгнул Хасан и
Туркмен, рядом стояла палатка медиков и несколько "таблеток".
     -- Ну, я пошел к  земляку,  заодно и позову какого-нибудь  айболита, --
сказал Туркмен и,  махнув рукой, пошел в палатку. Спустя примерно  минуту из
палатки вышел капитан медиков и, подойдя к нам, спросил:
     -- С чем пожаловали, воины?
     -- С раненым, товарищ капитан, -- ответил я.
     -- А кто ранен-то, носилки надо?
     -- Да нет, вроде не надо, --ответил Хасан.
     Я постучал по крышке десантного люка и крикнул:
     -- Урал, Качок! Ну че вы там?
     -- Уже выходим, Качок спал  как убитый, еле  разбудил, --  ответил Урал
открыв люк.
     Потом показалась голова Качка с сонной рожей.
     -- Где мы? -- спросил он сонным голосом.
     -- В  раю, Качок, ты помер и  в рай  попал, вот ангел  стоит, -- сказал
Хасан, показывая на капитана.
     --  Да пошел  ты,  Хасан, знаешь куда? -- пробубнил Качок и, держась за
бок, вылез из люка.
     -- Сам можешь идти? -- спросил капитан Качка.
     -- Да, могу.
     -- Ну все, ребята, отремонтируем мы вашего товарища, будет как новый, а
вы можете ехать.
     Мы  сели  рядом  с  БТРом и  стали  ждать  Туркмена. Минут через десять
появился Туркмен и, подойдя к нам, бодро сказал:
     -- Ну че, заколебались, наверно, меня ждать?
     -- Да  нам,  в общем-то,  похеру, или здесь  сидеть или  на  блоке,  --
сказал, вставая, Хасан.
     -- Тогда  прыгаем и поехали,  -- воскликнул Туркмен  и,  ударив меня по
плечу, добавил:
     -- Все нормально Юра, сделал все, что ты просил.
     -- Ну, я не сомневался, ты, Туркмен, всегда все делаешь как надо.
     Туркмен протянул мне сверток из бумаги со словами:
     -- На, держи, здесь "баян", пара стекол морфия и пара промедола.
     -- Ну ты, Туркмен, молодец, я твой должник.
     -- Да ладно, сочтемся, -- сказал Туркмен, залезая на БТР.
     Я запрыгнул в десантный люк, и мы тронулись с места.
     Подъехав к  блокам, мы стали между танком  и БТРом Грека. Луна  заметно
поднялась,  и  стало  более  или  менее светло,  даже  вдали  вырисовывались
силуэты, с одной стороны -- танка, с другой -- БТРа.
     -- Ну  что, мужики,  может  браги  вмажем на  ночь  грядущую, и  заодно
похаваем? -- спросил я пацанов.
     -- Глупый вопрос, конечно же, вмажем, -- сказал Урал.
     -- Не,  подождите  немного,  я  к  танкистам  за  чарсом  смотаюсь,  --
предложил Хасан, и подозвав Сапога, сказал:
     --  Возьми большую фляжку, пластмассовая которая. Понял? И набери в нее
браги, только не разливай, а то я тебя задушу.
     Сапог, сняв свою флягу с  ремня, начал  шариться по отсеку, ища  вторую
фляжку в полумраке.
     -- В вещмешке моем возьми, тормоз, а то до утра будешь здесь лазить, --
сказал я Сапогу, и показал пальцем, где лежал мой вещмешок.
     Сапог, недолго порывшись  в мешке, нашел фляжку  и  вылез  на броню  за
брагой.
     --  Пошли  на  свежий  воздух, чего  мы здесь  сидим  в этом железе, --
предложил Туркмен.

     Мы все вылезли из  люков и расположились позади БТРа, чтоб огоньками от
сигарет не привлекать внимание духовских снайперов.
     Через  минут  пять  появился  Сапог  с  фляжками,  и  Хасан,  взяв  их,
отправился к танкистам за чарсом, а мы  расположились поудобней,  закурили и
стали болтать о всякой ерунде.
     Минут через  сорок появился Хасан, он был  обдолбленый  в доску.  Хасан
подошел и сел напротив, он смотрел на нас, мы смотрели на него.
     -- Ну, че ты пялишься своей обдолбленной харей. Взял то, за  чем ходил,
или забыл за чем ходил? -- спросил я Хасана после небольшой паузы.
     Хасан  протянул  кусок  лепешки  величиной  с  пачку  сигарет   и  пару
пластинок.
     Я взял у него одну пластинку и положил себе в карман.
     -- Остальное пусть у тебя будет, -- сказал я Хасану.
     -- У меня еще что-то есть, -- заплетающимся языком прошепелявил Хасан.
     Он залез  во внутренний  карман,  вытащил  небольшой  пакетик  и  начал
размахивать им у меня перед глазами, улыбаясь, как медведь после бани.
     -- Че это такое? -- спросил я его.
     -- А это белый порошок, который  называется героин, если я не ошибаюсь,
-- произнес Хасан.
     --  А  я-то думаю,  чего  это ты  такой балдежный.  Ну,  давай сюда эту
герашу,  мы  сейчас  ее хапнем,  а  тебе,  по-моему,  хватит, нам еще  брагу
квасить, -- сказал я, забирая пакетик у Хасана.
     -- Не, я еще хапну маленько, -- пролепетал Хасан.
     --  Вот крендель,  нахапался  уже  до упора, а все равно мало. Ну ладно
пусть хапает, нам браги больше достанется, -- произнес Туркмен.
     -- А я и брагу буду тоже.
     -- Ну, это  мы  посмотрим  позже, -- сказал я  Хасану,  и  обратился  к
Сапогу.
     -- Сапог,  тащи сюда хавку, только кашу не  бери,  ее  греть надо, бери
тушенку и завтрак туриста, готовь на стол и брагу тащи.
     Я  размотал  пакетик и посмотрел  на содержимое, в темноте не  очень-то
разглядишь, и я спросил:
     -- У кого есть зажигалка или спички, посветите, а то не разберусь?
     Урал зажег спичку, и заглянул в пакетик:
     --  О-о-о,  да  здесь  пол-Китая  можно  раскумарить,  --   произнес  с
удивлением Урал.
     Я снял часы, вытащил  штык-нож и  отковырнул заднюю крышечку от  часов,
потом  достал  шариковую ручку,  открутил ее  и,  вытащив  пасту и колпачок,
положил их обратно в карман, оставив только нижнюю часть.
     -- На,  Урал,  будешь первым, -- я  протянул ему  половинку  от ручки и
спросил:
     -- Пятак есть?
     -- Да, есть, -- ответил  Урал и достал  из кармана пятикопеечную монету
(пять копеек мы клали  ребром под язык, когда затягивались дымом от героина,
дым был горячий и мог  обжечь  горло,  а  проходя через  медный  пятак,  дым
остывал,  половинка  от  ручки  заменяла  трубочку, через которую втягивался
дым).
     -- Сапог, щипцы тащи сюда.
     Сапог сбегал и  принес щипцы, которыми я вытаскивал  из Качка "рубашку"
от пули. Я взял щипцы, зажал в них крышку от часов и сказал Уралу:
     -- Давай, сыпь дозу.
     Урал насыпал небольшую горку героина на крышку.
     -- Туркмен, давай поджигай.
     Туркмен взял у Хасана из кармана зажигалку, поджег, и направил пламя на
дно  крышки от часов. Урал закинул  под язык пятак, потом взял в зубы трубку
от ручки и приготовился ловить дым от сгорающего героина.
     -- Ну смотри, Урал, не промажь, -- сказал я ему.
     Через  несколько секунд  появился дымок,  Урал втянул его через трубку,
после чего  посидел некоторое время, потряс головой и передал трубку и пятак
Туркмену.
     --  Татарин уже  приплыл, -- сказал Туркмен,  беря у  него  причандалы.
После  чего  Туркмен  провел такую же процедуру, потом ее  проделал  я, кайф
сначала волной прошел по всему телу, потом навалилась приятная расслабуха.
     Я,  летая  в  нирване, вдруг почувствовал,  что  кто-то  трясет меня за
плечо.  Повернувшись,  я  увидел Хасана, который  вопросительно-обдолбленным
взглядом смотрел на меня. Я, преодолевая бешенный кумар, выдавил вопрос:
     -- Хасан, что тебе надо?
     -- Юра, про меня забыли что ли?
     -- Урал, дозу! -- обратился я к Уралу, и протянул ему крышку от часов и
пакет с героином.
     -- Айн момент, -- прошипел Урал и, взяв пакет, насыпал дозу в крышку.
     Я чиркнул зажигалкой, и поднес пламя к дну крышки.
     Пока Хасан взял трубку и прицелился, героин сгорел и дымок улетучился.
     --  Хасан, тебе  надо дым  взять, положить  в ложку, и засунуть в  рот?
Хочешь хапнуть -- сам делай, -- сказал я, и бросил щипцы с крышкой на землю.
     -- Юра, ты меня глухо обломал, -- выдавил Хасан.
     -- Хреново, когда тебя обламывают? -- спросил я к Хасана.
     -- Да, Юра, хреново, -- ответил Хасан.
     -- Раз знаешь, тогда не обламывай меня. Если хочешь, то припаши Сапога,
пусть он на тебе тренируется.
     -- Ну ладно, хрен с ним, потом хапну.
     Вокруг   раздавалась   беспорядочная   стрельба,   пунктиры  трассеров,
пересекая  друг друга, летели в сторону кишлака, сигнальные  ракеты  одна за
другой вспыхивали  в воздухе, освещая территорию. И по раскумарке весь  этот
фейерверк напоминал дискотеку, только вместо музыки была пальба и трескотня.
     Появился Сапог с тушенкой, брагой и кружками, он открыл банки и  разлил
по кружкам брагу.
     Мы  сначала  накинулись  на еду,  нас начал пробирать голодняк. Немного
подкрепившись, мы  начали потихоньку, небольшими глотками пить брагу, утоляя
навернувшийся сушняк.  Брага была в самый раз, в меру  крепкая, до  конца не
доигравшая, и была похожа на шипучку.
     Вдруг по броне зазвенели пули, мы пригнулись и обалдели.  Что  за хрень
такая, откуда?
     -- С кишлака, что ли, долбят? -- спросил Туркмен.
     --  Да хрен  его  знает. Наверно.  А  может наши дураки  запарились? --
удивленным голосом ответил я.
     -- В кишлаке ДШК работает, пули об лобовую броню  рикошетят,  -- сказал
Туркмен.
     Нас начали пробирать шуги, такое по раскумарке часто случается.
     -- Сапог, неси сюда автоматы! -- крикнул Хасан.
     -- И мой гранатомет, -- добавил Урал.
     -- И ящик с гранатами, -- крикнул я.
     -- А гранаты нафига? -- спросил Хасан.
     -- Да пусть будут, так спокойней.
     Сапог  притащил охапку автоматов и гранатомет, положив все это рядом  с
нами, он снова убежал, и через время появился с ящиком гранат.
     -- А  где гранаты от  гранатомета?  Тормоз!  Чем я буду стрелять?  Черт
возьми! -- кричал Урал, тряся трубой перед мордой Сапога.
     --  Татарин,  да пошел ты со  своим гранатометом. Сапог, давай открывай
запалы быстрей и вкручивай их в гранаты. Быстро! -- крикнул я.
     Сапог схватил банку с запалами и начал открывать.
     --  А вдруг они взорвутся. Целый ящик, прикиньте  только. Нас  вместе с
БТРом  разнесет,  --  испуганно  произнес  Урал,  отодвигаясь  от   ящика  с
гранатами.
     -- Сапог, неси отсюда ящик нахер! -- опять крикнул я.
     Сапог, весь в непонятках, схватил ящик и убежал опять в БТР.
     --  Стоп! Стоп --  мужики,  --  заорал  Туркмен, -- мы все  на изменах,
хватит париться, давайте  спокойно сидеть и пить  брагу, а то  эти гонки  до
утра не закончатся.
     Мы все притихли и уставились на Туркмена.
     -- Ну че вы на меня пялитесь? Включитесь лучше. Какие к черту духи? Они
в кишлаке за пару километров от нас, а везде вокруг наши, вон танк,  вот БТР
Грека. Сапог, наливай брагу, и не слушай этих дураков,  а делать будешь, что
я скажу. Понял? -- Туркмен посмотрел в упор на Сапога.
     Сапог закивал головой.
     -- И вы все тоже будете делать, что я скажу. Устроили  здесь заморочки.
В полку будете гусей  гонять. Сейчас пьем брагу, и спать, утром на проческу.
Забыли уже? Я буду первым за наблюдающего, а вы за это время разтормозитесь,
-- Туркмен взял налитую кружку.
     -- Ну, все, пьем -- и через час отдыхать.
     Мы  молча  взяли  кружки  и  выпили.  До  нас  стало доходить,  что  мы
запарились немного, один Туркмен контролировал себя, и никто не  осмелился с
ним спорить.
     Раздалось несколько залпов, это танкисты из  пушек долбили  по кишлаку,
наверное, духи обстреляли танковые блоки.
     -- Может и нам пострелять по кишлаку, -- предложил Урал.
     -- Да там и без нас стрелков хватает, давай лучше  посидим спокойно, --
ответил я.
     Мы посидели еще часа полтора, выпили по паре кружек браги, за это время
кайф от героина немного развеялся,  мы залезли в  БТР и начали располагаться
на ночлег, а Туркмен остался за наблюдающего.
     Не знаю, как  остальные, а  я уснул сразу же и спал как  убитый. Сквозь
сон я почувствовал, как меня кто-то толкает за плечо, это был Урал, он будил
меня на вахту.
     -- Сколько время? -- спросил я зевая.
     --  Четыре утра,  ты последний,  там возле бака сигнальные ракеты, если
нужны, -- ответил Урал.
     -- Ну, ложись тогда, в шесть я всех бужу и будем готовиться.
     Я  взял автомат,  нацепил бронежилет,  каску, и залез на броню, изредка
доносилась  стрельба  из   блоков,  кое-где  вспыхивали  сигнальные  ракеты.
Зачерпнув из бака воды, я сполоснул лицо, под  утро на улице было прохладно,
ночи вообще здесь  прохладные, днем сумасшедшая  жара, а ночью пронизывающий
холод.  Немного  гудело  в  голове от вчерашнего  пиршества, но  в  основном
состояние  было  сносное.  Зайдя за  БТР я закурил сигарету, пряча  огонек в
ладони, и залез на броню, за время службы в Афгане прятать сигарету в ладони
стало  привычкой, даже  днем,  когда  никакой  опасности нет,  все  равно по
привычке сигарету прячешь в руке.
     Умостившись  возле бака  с  водой,  я стал смотреть в  сторону кишлака,
башня в БТРе  невысокая, и поэтому из-за нее хорошо проглядывалась местность
впереди БТРа. От нечего делать я начал  из  автомата стрелять по  сигнальным
ракетам,  трассера ровной  строчкой летели  в сторону горящей  ракеты,  но в
сигналку не так  уж легко попасть.  Увидев это, с других блоков  тоже начали
стрелять по ракетам. Расстреляв обе связки рожков, я  достал из ящика цинк с
трассерами и,  открыв его,  начал набивать  патронами  рожки. Расстреляв еще
четыре  рожка  по  ракетам,  я посмотрел  на  часы,  было пять  утра,  время
пролетело быстро за этим занятием, сейчас начнет светать.
     Через час надо поднимать пацанов и готовиться к проческе, часов в семь,
наверное, начнем штурмовать.  Исход сегодняшнего боя  предвидеть невозможно,
но потери будут, это я знал точно. Духи так  просто не сдадутся, они загнаны
в  угол,  а загнанный зверь опасен вдвойне, так  что строить иллюзии  насчет
удачного финала не стоит.  О том, что меня убьют или убьют  кого-то из  моих
друзей, о таком даже не хотелось думать, но это  произойти может, ведь здесь
война, и в нас стреляют.
     Тяжело  в такие минуты  оставаться одному,  тяжело  бороться  со своими
мыслями, и что хуже всего, от этих мыслей ни куда не деться, они безжалостно
преследуют тебя, каждую секунду, каждый миг.
     Я задумался о вере в бога, мне  нечасто такие мысли приходили в голову,
но иногда бывало.
     Духи нас называют неверными, по их понятиям мы не верим ни в бога, ни в
черта.  Это не правда, без веры в  бога жить  нельзя, просто у  каждого свой
бог, и верит в него каждый  по-своему, и  не обязательно для  этого ходить в
храм или сидеть перед  иконой,  главное  верить.  Я никогда  не углублялся в
понятия  какой-либо веры, не читал религиозной  литературы, не посещал божью
обитель.  Если говорят,  что бог вездесущ, то зачем идти в церковь, к богу в
таком случае можно обратиться отовсюду, где бы ты ни находился.
     Что  там,  за  чертою  жизни?  Я слышал, что, умирая,  люди попадают на
небеса, и мне всегда представляется эдакая длинная лестница ведущая в  небо,
и люди, отжившие свой век, вбирающиеся по ней наверх.
     Я  не  заметил, как  закемарил,  мне  в  полудреме  приснилось,  как  я
взбираюсь по этой  лестнице, и видел я себя как бы со стороны. Вот я восхожу
на эту лестницу, все старики толпятся у входа, а я  захожу на  нее откуда-то
сбоку  и начинаю  взбираться, но видел я себя не стариком, а молодым,  таким
как сейчас.
     Очнувшись от дремоты, я  заметил, что  начало  светать, часы показывали
полшестого  утра, кемарил я минут десять, не больше.  Что за  чертовщина мне
приснилась, я  видел  себя взбирающегося по  лестнице в  небеса. Но почему я
видел  себя таким, как  сейчас?  Может потому, что  я боюсь старости,  и мне
трудно представить себя немощным стариком, одиноким  и никому не  нужным.  А
может быть? Не, не, об этом лучше не думать, только не сейчас.
     Стрельба  почти  прекратилась,  кое-где  изредка раздавались  выстрелы,
наверное,  всем  уже  надоело  стрелять  без всякого толку.  Послышался  гул
моторов, и через минуту подъехал БТР, потом раздался голос комбата:
     -- Есть кто живой?!
     -- Да  есть, товарищ майор.  Сержант Бережной, -- ответил я, и выглянул
из-за баков.
     -- Ну, как дела, сержант?
     -- Да нормально, ночь прошла спокойно.
     -- В шесть поднимай  экипаж,  и готовьтесь. После  того,  как  вертушки
поработают кишлак, сразу пойдет пехота. Сидите на связи и ждите команды.
     -- Понял, товарищ майор.
     БТР  комбата  дернулся с места  и поехал  в сторону  танковой точки.  Я
спрыгнул с  брони  и  зашел за  БТР, чтоб  облегчиться по малому, и спокойно
покурить.  Последние пол часа тянулись долго, в голову  непроизвольно  лезли
мысли о боге, о жизни, о смерти, в сознании всплывал недавний  сон. Хотелось
закричать:  "Да  пропади все это пропадом!" и  бежать,  бежать, бежать -- от
жизни, от смерти, от войны, от себя, но что-то сдерживало весь этот порыв, и
я покорно сидел и ждал, тешась мыслью, а может, пронесет и в этот раз?
     Я посмотрел на часы, ну что ж, пора  будить пацанов, хотя солнце еще не
взошло, но было уже светло, наступало утро.
     Запрыгнув  на  броню, я залез в командирский люк БТРа, пацаны  спокойно
спали, посмотрев на них пару минут, я ткнул Туркмена в плечо:
     -- Туркмен, вставай, пора.
     -- Не, не волде, -- на родном языке выкрикнул Туркмен.
     -- Вставай Туркмен, -- я продолжал его трясти.
     Туркмен  открыл  глаза,  посмотрел  на  меня,  потом огляделся вокруг и
спросил:
     -- Юра, это ты? А сколько время?
     -- Начало седьмого, буди остальных, -- сказал я ему и вылез на броню.
     Я сидел  на броне и набивал  "магазины"  патронами готовясь к проческе,
вдали показался БТР,  через  минуты три  к  нашему  блоку  подкатила  машина
ротного. Пацаны уже попросыпались и начали друг за другом вылезать из люков.
     -- Ну, как спалось, вояки? -- спросил ротный.
     --  Спалось нормально, теперь надо думать,  как  бодрствовать будем, --
ответил я.
     Петруха, высунувшись из люка, начал мне показывать  жестами из-за спины
ротного, мол, чарс есть?
     Я кивнул, Петруха нырнул опять в  люк, спустя время из десантного  люка
вылез Закаров и направился ко мне. Когда он подходил, я заметил у него синяк
под глазом, и еще он закусывал губу, судя по всему, она была разбита.
     -- Петруха меня послал к  тебе, -- сказал Закиров опустив  лицо, чтоб я
не видел синяк у него под глазом.
     -- Кто тебе фонарь поставил?
     -- Да это я ударился в БТРе.
     --  Кому ты  эту  туфту вешаешь,  Закиров?  Ротному будешь  эти  сказки
рассказывать. Смотри на меня.
     Закиров поднял голову.
     -- Носорог? -- спросил я его.
     -- Да нет, Юра, это я сам.
     -- Так, значит Носорог, больше не кому. Ну ладно, я ему Козу сделаю.
     Я  достал  из  кармана  пластинку  чарса  и  протянул  ему,  он  взял и
направился в свой БТР.
     Ротный в это время, усердно что-то разглядывал в бинокль.
     -- Что там такое, командир? -- спросил я.
     --  А это фрагмент  из  кинофильма  "к  нам  приехал цирк",  -- ответил
ротный, продолжая разглядывать подъехавшую технику.
     -- Какой еще цирк? -- спросил я ротного.
     -- Сарбосы прикатили, наверное, с нами на проческу собрались.
     -- Это  что,  шутка? -- с удивлением произнес  я, и перепрыгнул  на БТР
ротного.
     -- Да нет же, все это вполне серьезно, -- ответил ротный и протянул мне
бинокль со словами:
     -- На, посмотри на это ополчение.
     Я  взял  бинокль  и  стал  смотреть:  возле  крайнего  танкового  блока
действительно расположились сарбосы, там я заметил несколько танков  образца
Т-34 и пару машин БТР-40. Какой-то сарбосовский офицер стоял на броне танка,
и что-то торжественно объявлял своим  воякам. Меня приколола  видуха БТР-40,
этакий броневик  с  открытым  верхом,  в кузове которого сидели сарбосовские
солдаты в два ряда, они держали перед собой автоматы и слушали офицера.
     -- Если одеть  буденовки  этим  воинам в  броневике, то  смотреться это
будет, как Ленин в октябре, -- промолвил я и передал бинокль ротному.
     -- Ну ладно, готовьтесь, а я смотаюсь к крайнему блоку, узнаю,  что там
за катавасия, -- сказал ротный и крикнул водиле:
     -- Петруха, трогай!
     Ротный  укатил  в  сторону  сарбосов,  а  я  продолжил  набивать  рожки
патронами. Подошли Туркмен с Хасаном.
     -- Че ротный хотел? -- спросил Хасан.
     --  Да  так, мотается, делать ему нечего. К нам "зеленые" прикатили, на
проческу пойдут тоже.
     --  Да  ну,  сарбосы  с нами  на проческу? Ты шутишь,  Юра, -- удивился
Хасан.
     -- Да какие шутки, вон они у крайнего блока.
     Хасан залез на броню и стал разглядывать сарбосов.
     --  Да ты иди глаза промой, и вообще умойся  весь, а то у тебя вид, как
будто по твоей роже танки буксовали, -- сказал я Хасану.
     -- Точно  сарбосы,  вот  прикол.  Сапог, возьми котелок,  набери воды и
польешь мне! -- крикнул Хасан, слезая с брони.
     Со  стороны гор показались  четыре  вертушки и взяли курс на кишлак.  Я
встал и крикнул пацанам:
     -- Мужики,  готовимся  быстрей, хорош  тормозить,  вертушки  уже  летят
бомбить кишлак, скоро нас припашут.
     Я  запрыгнул  в БТР  и  стал  надевать  на  себя  причандалы.  Особенно
готовиться  не надо было, все уже было  давно готово,  "лифчик" затарен всем
необходимым, магазины забиты патронами, оставалось все это напялить  на себя
и ждать  приказа  к выдвижению.  Надев  на себя все необходимое,  я вылез из
машины, и стал все это на  себе поправлять. На  мне была каска,  бронежилет,
поверх  бронежилета  я  напялил  "лифчик" с дополнительными  боеприпасами  и
сигнальными ракетами. Потом я нацепил фляжку с водой на ремень и затянул его
покрепче, чтоб  бронежилет не  болтался,  поверх  ремня  я надел патронташ с
гранатами  для  подствольника, проверил  штык-нож,  ножны от  которого  были
закреплены к полусапожку на правой ноги. Ну, вроде все в порядке,  и все  на
месте,  и закурив  сигарету  я приготовился  наблюдать,  как вертушки  будут
пахать кишлак, вертушки в это время как раз были на подлете к кишлаку.
     Спустя время ко мне подошли пацаны и  тоже  сели  рядом,  один  Туркмен
остался  в  кабине на рации, мы некоторое время сидели молча, и наблюдали за
бомбежкой. Вертушки кругами вились над кишлаком, и черные полосы от ракет то
и дело резали воздух, разнося в пыль дувалы.
     Хасан достал забитую сигарету и предложил нам, мы отказались, тогда  он
прикурил  ее и  стал  курить сам. Я вообще удивлялся  с Хасана,  ему пофигу,
когда обкуриться, перед боем, после боя, или во время него. Я же старался не
обкуриваться  в  экстремальных ситуациях, чтоб не торчать на  изменах, да  и
обламываться  под кайфом не очень-то приятно, тут и в  нормальном  состоянии
нарываться на засаду  облом, а по раскумарке облом в  двойне.  Хотя в Афгане
подобные  ситуации  предугадать невозможно,  и бывало не раз, когда  колонна
попадает  под  обстрел, а  ты  в  этот момент  накуренный, как  удав.  Духи,
конечно, тоже  все  обкуренные  чарсом,  и  еще покруче  нас. Но  тут разные
ситуации, духи  настроены на обстрел,  ждут  его  и готовятся, поэтому им по
кайфу долбить по нашим колоннам, особенно с гор. А мы-то не ожидаем этого, и
думки у  нас левые, а  тут вдруг --  нате вам, посыпался свинец на головы  и
пошла канонада.  И уже после всего произошедшего сидишь и думаешь, неужели я
живой, неужели пронесло, и зарекаешься, что все, мол, больше курить не  буду
этот проклятый чарс, но проходит  час-другой и снова пошел косяк по кругу, и
ничего с этим не поделаешь, это Восток, кто не был там, тому не понять.




     -- Мужики, готовимся! -- раздался голос Туркмена.
     Мы  попрыгали на броню и  стали  ждать команду  к  движению  в  сторону
кишлака.
     Первыми пошли  танки, отъезжая,  они стали растягиваться, беря кишлак в
полукольцо, за ними двинулись наши  БТРы.  С левого фланга двигались  машины
второй роты, справа первой, мы были в середине.
     Две вертушки  отлетели от  кишлака  и, обогнув  горы,  исчезли из виду,
остальные  две,  спустившись  пониже  и кружа  почти  над  самыми  дувалами,
продолжали  бомбежку, видно,  им удалось  обнаружить  духов  или  пулеметные
точки,  потому  как,  сделав  петлю, они стали  заходить в одно определенное
место.  Одна  вертушка  на  втором  заходе  задымилась  и,  сделав  какой-то
замысловатый  вираж, стала  снижаться.  Было  видно,  как  летчики  пытались
вывести  горящую  машину за  пределы  кишлака, им  это  отчасти  удалось,  и
вертушка упала на окраине, справа от  кишлака, недалеко от  подножия гор. Мы
все с напряжением ждали взрыва на месте ее падения, но взрыва видно не было,
неужели летчикам удалось посадить горящую машину?! Вторая  вертушка, пальнув
еще раз ракетами, развернулась и полетела в сторону падения первой. Зависнув
над местом падения,  вертушка, снижаясь, скрылась за крышами дувалов, минуты
через три она показалась  и, набирая высоту, улетела  через  горы  в сторону
расположения полков.
     Я заглянул в люк БТРа, крикнул Туркмену:
     -- Что по рации говорят? Летчики живы? Забрали их?
     -- Не знаю насчет  живы  они  остались или нет, но  полкач  послал пару
машин из  разведвзвода на место падения вертушки. С летчиками разговора я не
слышал, -- ответил Туркмен.
     Наставало наше время, БТРы  медленно и уверенно приближались к кишлаку,
мы готовились к проческе, каждый повторно проверял свое оружие и снаряжение.
Мы ни о чем не говорили, эта операция была не первой, и каждый знал, что ему
делать,  лишь один  Сапог  рассеяно смотрел на всех нас по очереди, и нервно
сжимал  свою  СВДшку. Я его прекрасно  понимал, и  в памяти всплыли  события
первого моего рейда.
     Наш  взвод  в  составе  двенадцати  бойцов  и двух офицеров нарвался на
засаду  в  зеленке, я помню, куда-то  стрелял,  но  духов не  видел,  вокруг
раздавались взрывы, стрельба, свист пуль  и осколков, и  еще помню  --  было
очень  страшно. Количество духов  превосходило нас  примерно в два раза,  но
каким-то чудом нам удалось  выйти из  зеленки, погибли два бойца и лейтенант
замполит  роты, один  пацан был  дембелем,  другой  "чиж", моего  призыва  с
Азербайджана,  дембелей я  в  то время  еще  толком  не знал. Потом  подошло
подкрепление,  и мы взяли эту зеленку в кольцо и прочесали, убитыми мы нашли
одиннадцать духов, но  половина из них  все же куда-то испарилась. Я надолго
запомнил свое первое боевое  крещение. А Сапог, уж точно запомнит этот рейд,
если живой вернется.
     Танки остановились  метров за триста,  не  доезжая кишлака,  наши  БТРы
поравнялись с ними.  Ротный  скомандовал, покинуть  машины.  Мы  передернули
затворы и попрыгали  с брони на землю. Каски мы побросали в БТРе, и напялили
панамы,  толк  от  каски  небольшой,  только  мешает больше,  болтается  как
кастрюля на голове. А надели мы их перед выдвижением, чтоб такие  уставники,
как замполит, не полоскали нам мозги насчет нарушения формы.
     Туркмен вылез из люка и крикнул нам:
     -- Пацаны, ни пуха вам!
     Я махнул ему рукой, и мы, обойдя  танки,  стали продвигаться к кишлаку.
Стены  вокруг кишлака не было, кое-где  торчали  деревья и кусты,  остальная
зелень  была  скошена  бомбардировкой.  Я  всегда  удивлялся,  почему  после
бомбежки дувалы, хоть и были  заметно  повреждены, но  в основном оставались
целыми. Наверно они  были сделаны из какой-то вязкой глины, приходилось даже
видеть, как снаряды втыкались в них и торчали.

     В  кишлаке не  было видно никакого шевеления, кое-где виднелись струйки
дыма, кишлак сам по себе был большой, дувалы стояли  плотно друг к другу,  и
проходы  были узкими.  Если понадобится  броня, то вряд ли  танки смогут нам
помочь,  в  этих переулках  ни  повернуться, ни развернуться,  а  соваться в
кишлак на технике -- это самоубийство. Да, придется нам здесь  горя хапнуть,
промелькнуло   у  меня  в  голове.  Пробирались  мы  к  кишлаку,  небольшими
перебежками,  ожидая  обстрела  в  любое время  и из любого  дувала. Духи  в
кишлаке были, это было  ясно, но когда от них ждать удара, было не ясно, они
могли запустить нас в кишлак, а могли открыть огонь и на подходе к нему. Это
ожидание  изматывало  нервы, наш  взвод  шел  в  числе первых, и  поэтому мы
первыми должны были взять удар на себя, а это перспектива не завидная.
     Мы все  ближе и ближе подбирались к кишлаку, там было по-прежнему тихо.
Ротный шел впереди недалеко  от  меня, рядом  шел  Хасан, сзади  шел Урал  с
гранатометом, Сапог шел рядом с Хасаном почти  бок о  бок,  позади  нас  шел
радист Алешка с Оренбурга,  неся на себе кроме автомата и боеприпасов  еще и
радиостанцию.
     До  первых  дувалов оставалось метров  сто,  мы все были  на пределе, я
беглым  взглядом  просматривал  каждый  дувал  по  очереди,  но  из  кишлака
по-прежнему  не  доносилось  ни звука, и не было видно  никакого  шевеления.
Неужели  готовят  какую-нибудь  ловушку,   или,   может,  не  хотят  заранее
определяться, потому как, обнаружив духовские огневые точки, наши могут дать
координаты и артдивизион начнет по ним работать, духи это хорошо знают.
     И  вдруг из-за первого дувала с диким криком выскочил ишак, подпрыгивая
как  козел, он мчался прямо на нас. Я  мельком заметил, что на  спине  ишака
висят какие-то  тюки и, инстинктивно повернув дуло автомата, нажал на курок,
раздался выстрел, ротный  тоже выстрелил  в этого ишака -- тот упал примерно
метров за 80 от нас. Ротный, развернувшись, крикнул:
     -- Ложись!  --  и сам упал на землю. Мы  все тоже попадали на землю,  я
закрыл голову руками, и  застыл,  лежа на песке.  Секунд через пять раздался
мощный  взрыв, меня окатила горячая волна  вперемешку  с песком,  и  запахло
свежим  навозом. Спустя пару секунд я  поднял голову, в ушах звенело. Что за
хрень  такая? Недалеко от меня  на корточках сидел  ротный и тряс головой. Я
стал подниматься, отряхиваясь от  песка,  рядом  со  мной  сидя  на  заднице
матерился  Хасан а  возле него лежал Сапог. Слава богу, наши вроде все целы.
Ротный крикнул:
     -- Все живы?!
     -- Че за ху...ня! -- закричал, вставая, Грек, который  шел сбоку, шагах
в тридцати от нас.
     -- Духи решили пошутить перед намазом, -- крикнул ему ротный.
     Все поднялись на ноги и отряхивались от песка и навоза, многие даже  не
поняли,  что  произошло.  Я  взялся  рукой  за  панаму и снял  ее, рука  моя
оказалась в какой-то серо-зеленой каше вперемешку с кровью, это  было дерьмо
от ишака, я стал вытирать об песок эту парашу. Ну, начало есть. Что же будет
дальше?
     Ротный махнул рукой, и мы осторожно двинулись дальше.
     В стороне раздался еще один взрыв, я резко пригнулся и повернул голову,
в районе,  где шла первая рота, поднялся столб  песка и пыли, -- черт, мина,
не повезло кому-то, подумал я, и  стал внимательней смотреть под ноги.  Хотя
внимательность эта была  до задницы,  в  песке мину  обнаружить  практически
невозможно. Если  мины ставились этой ночью, то можно обнаружить следы,  так
как  ветра  ночью  не  было,  а  если  раньше,  тогда  ветер  устелил  песок
равномерно, да и духи не такие дураки, чтоб оставлять за собой следы. Ротный
показал  жестом залечь,  и  подбежал  к радисту,  спустя  время  вся  пехота
остановилась и залегла.
     Два танка с тралами (приспособление для  разминирования, железные катки
впереди танка) стали прокатывать  местность между нами и  кишлаком.  Проехав
пару раз туда-обратно, и не обнаружив мин, они укатили обратно на позиции.
     Позднее  зажигание  у нашего  командования, надо было раньше  прокатать
местность, одной жертвы можно было бы избежать, но, как говорится, пока гром
не грянет...
     Пехота подошла вплотную к кишлаку, наступал ответственный и напряженный
момент, мы готовились войти в кишлак, и хотя  такое уже случалось не  первый
раз, все равно с каждым разом ждешь чего-то нового, духи не постоянны, иначе
это  были  бы  не духи. Уж  что-что,  а воевать эти  суки могут, и на уловки
разные у них изобретательности хватает, даже взять этого ишака-камикадзе. Ну
кто мог предугадать такое? Я лично подобное  встречаю первый раз.  Проклятый
Восток.
     Вот  и первые дувалы,  мы вошли в кишлак, озираясь по  сторонам и держа
оружие  на  взводе,  шаг за шагом мы двигались  дальше. Дувалы как ступеньки
пошли  вверх, все выше и выше, вдали, примерно в километре, виднелись скалы.
Тишина, вокруг ни души, тишина эта напрягала,  страх сковывал душу. В голове
пульсировала  мысль, кто  же  первый  возьмет свинец на  себя.  Вокруг  одни
дувалы,  натыканы везде  и всюду,  какой  долбай проектировал  эти лабиринты
непонятно, с будуна такого не настроишь, можно сто раз обойти кишлак вдоль и
поперек и в сто первый раз там заблудиться.
     Мы  все  глубже и глубже  проникали в кишлак,  ротный шел чуть спереди,
Хасан и Урал поравнялись со мной, Сапог  крался чуть ли не уткнувшись Хасану
в  спину.  Хасан стукнул Сапога локтем, и  показал,  чтоб он шел рядом, а не
тыкался ему в спину.
     Я заметил боковым зрением,  как  сбоку  --  метров пятьдесят от  нас --
что-то шевельнулось, резко развернув дуло автомата, я от перенапряжения чуть
было  не  нажал на  спусковой  курок  Оказалось,  это  прапорщик  Приходько,
командир третьего  взвода, и с ним пара бойцов, Мамедов и Канатов. Мамед был
из  Азербайджана, а Канат из Узбекистана, оба отслужили  по году. Черт, хоть
бы своих ненароком,  не положить, подумал я, особенно Мамед, вечно небритый,
и если бы не форма, вылитый дух.
     Они направились в нашу сторону, прапор  показал  жестом: "Ну  как там?"
Ротный пожал плечами.
     Справа  от  нас  вынырнули  из-за дувала братья близнецы,  потом  Бача,
Закиров и  с ними Грек.  Перед  нами открылась небольшая площадь, посередине
виднелся кяриз, возле  него валялся  дохлый верблюд,  развороченный ракетой.
Жителей  кишлака не было  видно,  ни живых,  ни мертвых, может  ушли в горы,
может, попрятались.
     В стороне от нас раздались выстрелы, сначала очередь из ДШК, после  уже
автоматный  огонь, и началась перестрелка,  скорее  всего  это  первая  рота
нарвалась на засаду и вступила в бой. Не успели мы ничего понять, как где-то
рядом раздался залп  из ДШКа. У меня сбило панаму и чем-то обрызгало лицо, я
упал на  землю. Сбоку  недалеко от  меня раздался  крик,  началась стрельба.
Медленно подняв голову, я посмотрел по сторонам. В трех метрах от меня лежал
прапор,  половина  черепа у  него  была снесена пулей  от ДШК.  Чуть  дальше
ворочался в пыли Мамед, по всей вероятности он был ранен.
     Я перекатился к  кяризу и укрылся за его камнями, на мое счастье  кяриз
был обложен булыжниками. Проведя по лицу ладонью,  я нащупал что-то  липкое,
посмотрев на руку,  я  увидел, что это  были  мозги прапора  перемешанные  с
кровью.
     Мамед пытался встать, я крикнул ему:
     -- Мамед, перекатывайся за дувал! Быстрее же. Только не вставай!
     Мамед  сел  на  корточки,  я  заметил,  что  одна рука  у  него  как-то
неестественно болтается. Немного посидев на корточках, он снова упал. Я стал
осматривать впереди стоящие  дувалы, ища  взглядом, откуда же лупят духи, но
ничего  не было видно.  Наши  забежали за дувалы  и  оттуда вели стрельбу по
сторонам,  видно,  они  тоже  ни  черта  не  могут понять,  из какого дувала
работает ДШК.
     Я  пополз  к  Мамеду, поравнявшись с прапором,  я перевернул  его лицом
вверх,  пуля попала ему в район глаза, и вырвала левую верхнюю часть головы.
Я примерно прикинул, где бы мог находиться духовский пулемет и, взяв автомат
прапора, пополз дальше. Жалко его, прикольный был мужик, разговор у него был
интересный такой,  с полублатным одесским акцентом, а сам он  был  родом  из
Николаева.
     Мамед лежал в пыли и стонал, его АКС валялся рядом, я схватил за ремень
его автомат, потом закинул через плечо его правую руку, и потащил все это за
рядом  стоящий  дувал. Левая  рука  у  него была оторвана под самое плечо, и
болталась на небольшом куске кожи. Мамед был в шоке, и пока не понимал,  что
с ним произошло. Я вытащил штык-нож, и  перерезал кожу  на которой болталась
рука, увидев это, он начал кричать в истерике:
     -- Ты че наделал, сука?! Зачем руку отрезал?! Зачем!?
     Потом Мамед  начал вырываться,  и  так неудобно  было тащить его из-под
огня,  да еще три автомата,  а тут он начал упираться  и вырываться, кричать
как сумасшедший.
     -- Брось меня! Куда ты меня тащишь?! Я не хочу жить! Где моя рука?! Как
я теперь без руки?!
     -- Ну ведь другая же есть, твою мать! -- крикнул я ему.
     С горем пополам мне удалось затащить его за дувал, здесь как раз сидели
ротный с радистом,  ротный что-то трещал  по рации с полкачем. Достав "баян"
со "стекляшкой" промедола, и зарядив шприц содержимым, я вкатил укол Мамеду.
После  чего приготовился его перевязывать, он  потерял много крови и начинал
терять сознание. Перевязочного материала не было, и пришлось обходиться тем,
что было под рукой. Я снял тельник, скомкал его и засунул в панаму, приложил
панаму с тельником к ране Мамеда и перетянул ее ремнем.
     К нам подбежал ротный:
     -- Тащи его на край кишлака, я вызвал "таблетку".
     -- Духи бьют  примерно оттуда, -- я показал  пальцем в  сторону, откуда
предположительно летели пули.
     -- Да сейчас сам хрен не  поймет, кто и откуда долбит! Они скорее всего
уже перетащили станок в другое место! -- крикнул ротный.
     Мамед  корчился от боли,  промедол мало  помогал,  рана  в  плече очень
болезненная, а ему мало того, что руку оторвало, но и размолотило плечо чуть
ли не до шеи,  пуля была  разрывная, а  может он  поймал  их  две подряд.  Я
зарядил  шприц  морфием и  вмазал ему  в вену, эта хрень посильнее  и должна
помочь на некоторое время.
     -- Там Приходьку убило, вот его АКС, -- крикнул я ротному.
     -- Да  я видел. Ты  тащи Мамедова отсюда побыстрее, а мертвому  уже все
равно, -- ответил ротный.
     Откуда-то появился Хасан со своим хвостом -- Сапогом, они  подбежали  к
нам. Сапог выглядел  уже  по  божески, и  был не так перепуган, значит, стал
привыкать к стрельбе и взрывам.
     -- Что с ним? -- спросил меня Хасан, показывая на Мамеда.
     -- Не видишь что ли, руку ему оторвало, -- ответил я.
     -- Надо выносить его, -- выдвинул предложение Хасан.
     -- Это я  и без тебя знаю. Я его вмазал кайфом,  но не знаю, на сколько
хватит.
     Недалеко от  нас раздались два взрыва один за другим, предположительно,
лупили из ручного гранатомета.
     По  всему  кишлаку  раздавались  выстрелы,  особенно  сильная  канонада
доносилась из  района, где  находилась  первая  рота,  видно,  влипли мужики
конкретно.
     --  Вон,  вон  с  того  дувала  шарахнули!  С  АКСа  бесполезно,  нужен
гранатомет,  -- крикнул Хасан  показывая  ротному откуда велась  стрельба из
гранатомета.
     -- Где АГС? Е... вашу мать! -- заорал ротный.
     -- У  Закирова  с  Мосейкой  где-то!  -- крикнул  я, оттаскивая  Мамеда
подальше от обстрела.
     -- А где ручной? -- опять спросил ротный.
     -- Урал где-то  был недалеко, я  его  видел  недавно. Урал, где ты?! --
крикнул Хасан.
     --  Сейчас, сейчас. Я вижу,  откуда духи стреляют! -- услышали мы  крик
Урала из-за соседнего дувала.
     -- Сапог,  помоги  мне  Мамеда  дотащить  до  "таблетки", и  возьми его
автомат.
     Мы с Сапогом осторожно взяли Мамеда, и поволокли на окраину кишлака.
     --  Быстрее возвращайтесь, мы пока будем  здесь! И  захватите резиновый
мешок для Приходько, если у них есть, -- крикнул нам вслед ротный.
     Я взял правую руку Мамеда  и перекинул ее через свое плечо, Сапог  взял
его   ноги   как   носилки,   и   мы   потащили   раненого.   Мамед  был   в
полубессознательном состоянии, он что-то бредил на родном языке.
     -- Сапог, идем молча, смотри по сторонам и под ноги. Мало ли чего.
     Сапог кивнул, и мы молча двинулись вперед.
     Подходя  уже  к  окраине  кишлака,  я  заметил,  как  сбоку,  метрах  в
пятидесяти от нас, между дувалами промелькнули две  чалмы. Первая мысль была
-- духи,  они наверняка  нас не  заметили. Но откуда они здесь? Черт возьми.
Ведь у  окраины кишлака стоит  наша  бронетехника, а духи,  судя  по  всему,
направляются как раз туда.
     Я  тихонько  окликнул  Сапога и показал ему жестом,  что надо  положить
Мамеда  на  землю. Сапог положил ноги Мамеда, и я осторожно  опустил  его на
землю. После чего  я посмотрел  на  Сапога  и показал  ему  жестом, чтоб  он
оставался рядом с раненым, а я сейчас вернусь, может быть.
     Приготовив автомат  к стрельбе,  я,  пригнувшись,  стал  подбираться  к
промежутку между  дувалами,  где  только что проскочили два духа. На ходу  я
перебирал варианты  возможной  встречи  с духами, в голове мелькали мысли: А
вдруг они нас заметили и  спрятались, и не успею  я  выглянуть из-за дувала,
как получу пулю в лоб, а может там их вовсе не двое, а больше, в этом случае
они из меня решето сделают в пять секунд. Но ноги сами по себе делали шаг за
шагом, приближаясь к  дувалу. При подходе к краю дувала сердце у меня бешено
забилось.  И  тут  я заметил, что  дувал за  который заскочили духи, с одной
стороны сделан полукругом, и как раз с той стороны, к которой я приближался,
облом был конкретный. Ну  какая  же бл...дь такую  хибару сварганила, чтоб у
этой  скотины руки  отсохли. Вспомнился анекдот, про то,  как  Петька  бегал
вокруг круглого дома, ища угол,  чтоб поссать, но в данной ситуации мне было
не до смеха.
     Я все же пересилил себя и стал пробираться вперед, прижимаясь  к стене,
рука судорожно сжимала АКС, палец был на спусковом крючке.
     За дувалом раздался  выстрел из гранатомета. Пробираясь  по полукруглой
стене дувала, я сделал осторожно шаг в сторону и, наклонившись, посмотрел  в
сторону, откуда раздался выстрел. Примерно в двадцати  шагах от меня,  возле
большого куста анаши находились два духа. Один упершись на колено, держал на
плече гранатомет,  другой  дух стоял  сбоку  и  заряжал  в  этот  гранатомет
гранату, оба  они были расположены спиной ко мне. Впереди, на самой  окраине
кишлака,  дымилась  "таблетка",  сбоку,  разворачивая  башню,  заезжал танк,
прикрывая ее броней.
     --  Это  был  ваш последний  выстрел,суки, --  прошептал я сам себе  и,
сделав два шага вперед, выстрелил очередью по духам.
     Промахнуться  с такого  расстояния --  грех,  и поэтому  оба духа  были
моментально скошены очередью. Духу с гранатометом пули попали  в  спину, его
"труба" отлетела в сторону  и он, раскинув руки, плашмя  грохнулся на землю.
Второй душара успел повернуться ко  мне лицом, очередь из АКСа  попала ему в
грудь, он выронил гранату, сделал пару резких шагов назад и упал на спину.
     Я глянул вперед и обалдел, из-за куста  прямо  на меня глядело дуло  от
танка.  Танк  находился  возле крайних дувалов, от меня он был на расстоянии
ста  метров.  Видно,  танкисты заметили,  откуда  стреляли духи,  и заслонив
"таблетку" броней, развернули ствол прямо на куст, а за этим кустом нахожусь
я.  Выпустить ракету, чтоб предупредить танкистов, не  было  времени,  и мне
ничего не оставалось, как не  чуя под собой ног броситься за дувал. Раздался
выстрел,  и  гул от  летящего снаряда  пронесся где-то сбоку,  через секунду
раздался взрыв. Я  упал  на землю, слава богу, успел слинять, потом я достал
дрожащими руками сигнальную ракету и выпустил ее,  а не  то танкисты  сейчас
перепашут снарядами это место. Немного подождав, я убедился, что больше сюда
никто не стреляет, видно, заметили сигнальную  ракету. А теперь пора идти  к
Сапогу  с  Мамедом,  и  я  направился  к ним.  В  глубине  кишлака  стрельба
становилась  все сильнее  и сильнее, в районе нашей роты уже во всю воевали,
наверное, вычислили, где  находятся духи. Я достал сигарету и прикурил, но к
горлу  подкатил  какой-то  комок, сделав пару затяжек,  я смял  сигарету,  и
выкинул  ее.  Еще один такой  стресс и нервы мои не выдержат,  я сорвусь, не
знаю, в чем это выразится, но когда-нибудь это произойдет. С другой стороны,
я прекрасно понимал -- что бы не случилось, надо держать себя в руках, иначе
тебе  кранты. Сколько  было  случаев, когда пацаны "слетали  с  катушек"  и,
наделав глупостей, гибли. А  ведь частенько возникает  непреодолимое желание
встать во весь  рост и  с диким криком броситься вперед, круша  все вокруг и
стрелять, стрелять, а когда закончатся патроны, грызть зубами этих проклятых
духов. Но в Афгане атаки, как в Отечественную, не практикуются, у  духов нет
регулярной  армии,  здесь  нужен расчет  и осторожность, прав  был  Сухов из
фильма "Белое солнце пустыни", когда сказал  "Восток  -- дело тонкое", я  бы
еще сказал  "Восток -- дело хитрое". Вот показался и  Сапог с Мамедом, Сапог
сидел  на корточках  и вертел  стволом от Мамедовского автомата, его  СВДшка
лежала рядом.
     -- Че там было? -- спросил испугано Сапог.
     -- Два духа с гранатометом, они подорвали "таблетку" -- суки.
     -- А где эти духи?
     -- Аллаха пошли проведать. Давай, понесли быстрее.
     Взяв Мамеда, мы потащили его дальше.
     -- Сапог, свою винтовку оставишь, а возьмешь АКС Мамеда. Понял?
     -- Ладно, возьму, -- ответил Сапог.
     Мы  вышли на  край  кишлака, в стороне стоял танк, который недавно чуть
было не  замочил меня, танкисты ходили  вокруг  подорванной  "таблетки",  мы
направились в их сторону.
     Танкисты заметили нас, и двое из  них направились к нам навстречу. Один
из них был прапор, техник взвода, в рейдах  мы часто встречались, а боец был
Хасана земляк, но я не  был с  ним хорошо знаком,  так,  здороваемся,  когда
встречаемся, и не больше.
     -- Привет, "соляра". Чего  тут  у вас? -- спросил прапор, подойдя к нам
(соляра, от слова солярка, так называли пехоту в Афгане.)
     -- Да вот, руку пацану  оторвало, надо к медикам его,  -- ответил  я  и
спросил:
     -- Я вижу, таблетку духи спалили?
     -- Да,  спалили,  как видишь.  Там  самим  медикам помощь нужна, водилу
насмерть, а летеху тяжело  ранило. Давайте мы  вашего тоже  заберем  заодно,
тащите его в танк, -- предложил прапор.
     -- Вы там меня чуть не замочили из пушки.
     -- Это ты  ракетницу пустил? --  спросил земляк Хасана и, пристроившись
рядом с Сапогом, стал помогать нам тащить Мамеда.
     -- Да,  я,  два духа за кустом  с гранатометом, я их  грохнул, а  потом
увидел, как ваше дуло прямо на меня смотрит, и еле успел смыться.
     -- Ну что ж,  бывает.  Откуда мы знали,  что ты там торчишь,  -- сказал
прапор.
     -- Да я не виню вас.
     -- А в кишлаке как дела? --Спросил прапор.
     --  Хреново,  на  ДШК  нарвались, Приходько  убило,  командира третьего
взвода, полчерепа ему снесло.
     -- Это хохла-то?  Ну,  дела-а-а,  --  промолвил с  сожалением прапор, и
спросил:
     -- А еще есть погибшие?
     --  Не  знаю,  с нашей роты,  вроде, никого больше,  а про остальных не
знаю. Первая рота сильно бучкается.
     Мы подошли к танку, к нам подошли еще танкисты и стали помогать грузить
Мамеда на броню.
     -- Ну, прощай, Мамед, может, свидимся  еще, -- сказал я, глядя Мамеду в
глаза.
     Мамед ничего не говорил, и никак не реагировал, глаза его  были открыты
и смотрели в  одну точку, только слезы скатывались  по его щекам. Я  не стал
больше  ничего говорить, и  спрыгнул с  брони.  Тяжело  было  парню,  я  это
понимал.
     На трансмиссии лежал мертвый водила с "таблетки", я глянул на его лицо,
лицо знакомое, приходилось в полку с ним несколько раз встречаться.
     -- Дембель? -- спросил я пацанов, показывая на мертвого водилу.
     -- Не знаю, вроде "дед", -- ответил один танкист.
     -- Вот винтовка, оставите ее на 472-м БТРе, он по пути  вам  попадется,
стоит вон там, как раз напротив.
     Я показал танкистам в сторону, где примерно стоял наш БТР, и добавил:
     -- И  Туркмену  привет передайте, это  наш  водила. Скажите, что Юрку с
Сапогом видели. Передадите, что Приходько убили, и Мамеду руку оторвало.
     -- Ладно заедем, -- сказал прапор.
     -- Хасану привет передай от Шавдета, -- попросил земляк Хасана.
     -- Хорошо передам.
     Мы с Сапогом отправились обратно, а  танк, запустив  движки, двинулся в
сторону  расположения  полка.  Солнце   поднялось  над   горами   и   начало
чувствительно припекать, скоро  задует  афганец, и тогда принимай, "шурави",
еще один облом ко всем прочим.
     Мы вошли в проход между дувалами, откуда недавно выходили. Я повернулся
к Сапогу и сказал:
     -- Сапог,  будешь  осматривать  местность  позади  нас,  в общем,  чаще
оглядывайся, и если что заметишь, похожее  на духов, стреляй не задумываясь.
Понял?
     -- Да, понял, -- ответил Сапог.
     -- Ну, тогда погнали быстрей.
     Надо было торопиться, обстановка может измениться в любой момент, и там
где были наши, могут оказаться духи. Судя по выстрелам, наша рота вроде была
на том месте, где мы ее и  покинули.  Хотя  нет,  выстрелы раздаются намного
ближе, вот уже рядом прерывистой очередью лупил АГС.
     Осторожно пробираясь между дувалами, я сначала выглянул, чтоб убедиться
наши это  или  нет, у духов тоже  были АГСы. К счастью  это оказались  наши.
Мосейко стрелял из АГСа,  а наш взводный что-то  кричал ему на ухо. Я махнул
Сапогу, и мы направились к ним.
     Взводный, увидев  нас, что-то выкрикнул,  но из-за  грохота  АГСа я  не
расслышал его.
     -- Да хорош долбить! Заеб...л уже своим грохотом! -- крикнул я Мосейке.
     -- Откуда вы? -- спросил взводный, когда АГС заглох.
     -- Мамедова вытаскивали, -- ответил я, и спросил:
     -- Где наш взвод?
     -- Там  за  дувалами  ротный  с бойцами, --  взводный  показал  рукой в
сторону ближайших дувалов, и добавил:
     -- Смотрите, тут духи везде, и снайпер где-то работает, он заеб...л уже
здесь всех,  мы вот из  гранатомета простреливаем то место, где  примерно он
сидит. Пока  стреляешь, он вроде молчит, как мы перестаем  стрелять,  так он
начинает щелкать.
     -- Никого еще не щелкнул?
     -- Вроде нет, но бьет сучара прицельно, и не дает перемещаться.
     -- Ну  ладно,  долбите  дальше, пусть уж лучше  он молчит, а мы погнали
дальше.
     Забежав за дувалы, мы увидели ротного на рации и с ним Хасана с Уралом.
Рядом  лежал  убитый  прапор, голова его  была  полностью  замотана  его  же
тельником. Немного  в  стороне  сидел Носорог, и  строчил куда-то  из своего
АКСа.  Тут  были и Закиров  с Бачей,  они  разложили НСВТ  (крупнокалиберный
пулемет) и короткими очередями обстреливали верхние дувалы.
     -- Ну, как  у вас тут? -- спросил я подойдя к Хасану, он как всегда был
обдолбленный.
     -- Как  в  Сочи! Не видишь, что  ли? Мне вон руку прострелили суки,  --
Хасан показал руку, перевязанную тряпкой чуть выше локтя.
     -- Ты, наверно, зацепился за куст какой-нибудь или за ветку, а думаешь,
что прострелили.
     -- Че, развязать, показать?! -- Хасан, тыкая мне локтем в рожу.
     -- Да  не  надо, я  и так  вижу, как ты ей машешь. Она у тебя выглядит,
лучше, чем здоровая.
     -- Кость не задело, шкуру только пробило.
     -- Еще бы, я не раз еще не видел, чтоб веткой кость пробило.
     -- Юрка, блядь! Не веришь, да?! На, смотри, сука, -- Хасан начал нервно
развязывать узлы на перевязке.
     -- Да успокойся  ты, Хасан. Это я  так, подрочить тебя  хотел  немного.
Когда ты только привыкнешь к этому?
     -- А-а, да пошел ты, -- Хасан махнул рукой и подошел к Сапогу.
     Ротный, закончив разговор по рации, подошел ко мне и спросил:
     -- Ну, как вы?
     -- Таблетку духи подорвали, водилу насмерть, а летеха тяжело ранен.  Мы
Мамедова танкистам передали.
     К нам подошел Грек и тоже поинтересовался:
     -- Ну, что делать-то будем, командир?
     -- Духи ушли на тот край кишлака, ближе к горам, дальше они не сунутся,
там  десантура сверху.  Мы  сейчас будем  пробираться  туда, где  они сидели
недавно,  и  зажмем  их  возле  гор,  потом  вызовем  вертушки  и  подключим
артдивизион, пусть перепашут их к чертям. С  первой  ротой связи нет,  вроде
стрельба ведется с их стороны, а в эфир не выходят.  Вторая рота продвинется
параллельно с нами, а замкнут круг сарбосы с  левого  фланга. Справа  первая
рота должна пойти, а замкнет правый фланг разведвзвод. Попробуем зажать их в
капкан.
     -- А полкач что говорит? -- спросил Грек.
     --  Да  хрен  их поймет,  они  там  с летунами  и  сарбосами треплются.
Замполит -- дубина, броню первой роте послал, -- духи танк спалили сразу же,
как  только  те сунулись  в  кишлак.  Но  ихний комбат сразу  отозвал  танки
обратно, и замполита потом на весь эфир х...ями поливал. В общем, там у  них
полный   дурдом  в  эфире.  Только  с  комбатом   нашим  удалось   нормально
переговорить.
     --  Какого хрена замполит лезет  со своими  приказами, полкач  же рулит
делами? -- спросил я.
     -- Наверно,  орден хочет заработать, -- ответил ротный и, повернувшись,
крикнул:
     -- Рота! Продвигаемся дальше!
     Мы все в  спешном  порядке  стали  пробираться  вперед,  простреливая и
забрасывая гранатами из подствольников дувалы и дворы.
     При подходе  к  дувалам,  где предположительно  недавно  были духи,  мы
услышали  гул  летящих  снарядов, через  мгновение  впереди  нас разорвалось
несколько снарядов. Все сразу попадали на землю и стали отползать назад.
     -- Какой пидарас вызвал огневую поддержку?! Быстро все назад! -- кричал
ротный.
     Все начали  прижиматься к  стенам  дувалов  и  заборов,  закрываясь  от
летящих осколков и кусков глины.
     -- Ракетницы! Ракетницы пустите! -- продолжал кричать ротный.
     Все похватали  ракетницы и начали палить  ими в воздух, но  обстрел  не
прекращался,  артдивизион  по чьей-то  команде  продолжал  упорно и уверенно
простреливать территорию,  где  недавно  были  духи. Нам повезло, что мы  не
успели продвинуться дальше, тогда бы нам всем была крышка.
     Я, Хасан, Сапог и Грек успели заскочить в какой-то двор и  спрятаться в
дувале.
     -- Что за ебатина такая? -- отряхиваясь от пыли, прокричал Грек.
     -- Да хрен его поймет, наши, вроде, долбят из САУшек, -- сказал Хасан.
     --  Да че они там вообще  двинулись, придурки? -- продолжал возмущаться
Грек.
     -- Придурки не они, придурок тот, кто дал им наводку, -- ответил я.
     Снаряды продолжали рваться, только немного сместившись в сторону.
     -- Пошли посмотрим, где  наши,  а то  уйдут,  а мы  останемся  тут,  --
предложил Грек.
     Мы вышли  из  дувала и, пригнувшись,  побежали  в  направлении,  откуда
раздавались  чьи-то маты.  Но не успели  мы отбежать  от  дувала, как  рядом
засвистели пули. Хасан  с  Греком успели выскочить со двора  и спрятаться за
глиняным  забором,  а я и Сапог заскочили  обратно в  дувал. Черт  возьми, с
одной стороны  долбят  наши,  с  другой  обстреливают духи,  дурдом какой-то
получается.
     Да  еще  ветер-афганец  начал  немного  задувать, ну,  сейчас  начнется
пыльная пурга, а тут и без того тошно.
     -- Сапог, сиди здесь, а я вылезу и посмотрю, откуда  нас  обстреливают,
-- сказал я Сапогу.
     Я медленно вышел из дувала, потом подбежал к стене и, прижавшись к ней,
стал пробираться в конец двора.
     За  стеной  раздалась  короткая очередь,  наверное,  кто-то  из  наших,
подумал я  и выглянул  из  за глиняного забора,  -- он был  невысокий, метра
полтора, выложенный из глиняных кирпичей. Недалеко от забора  сидел Закиров,
а метрах  пятидесяти от  него  валялся  Носорог, судя по  всему, Носорог был
мертв, поблизости никого из наших не было.
     Закиров  повернулся, увидев  меня, он испугался и побледнел, он смотрел
на меня, а я на него, мы оба молчали. Я догадался, что здесь произошло.
     -- Юра, ты меня сдашь? -- спросил дрожащим голосом Закиров.
     -- Сдают мочу на анализы, а в армии докладывают, -- ответил я.
     -- Ну, ты доложишь об этом?
     Я немного помолчал, глядя Закирову в глаза, а потом ответил:
     --  Нет, я  не скажу  никому  об  этом.  Я сейчас уйду  отсюда, и будем
считать, что я ничего не видел. А ты разверни Насорога ногами вон туда, -- я
показал пальцем в сторону гор.
     -- Спасибо Юра.
     -- Не  надо меня благодарить, ты  о себе подумай, тебе с этим  жить.  И
все, больше об этом никакого разговора, я тебя не видел  и ты меня не видел,
а дальше поступай, как знаешь.
     Я, спрятавшись за забор, отправился обратно к  дувалу  в котором  сидел
Сапог.  Закиров был нормальным парнишкой,  если кто  узнает об  этом, то ему
светит трибунал и большой срок, а я не хотел портить ему жизнь. Что касается
Носорога, то он был быком,  и рано или поздно все равно бы нарвался на такой
исход. В Афгане и раньше бывали  подобные случаи, я  слышал об одном таком в
нашем  полку. Одному  офицеру  бросили под кровать  гранату, когда он спал в
каптерке, кто это сделал -- так и не нашли, да больно и не искали, отписали,
что погиб при исполнении, и точка.
     Я заскочил в дувал и крикнул Сапогу:
     -- Пошли быстрее отсюда, а то наши уже отошли.
     Мы  выскочили  из  дувала  и  побежали  к  выходу  со  двора.  Недалеко
завязалась  перестрелка,  кто-то, наверное, нарвался на духов. Мы  с Сапогом
пригнувшись побежали  в сторону  от  куда  доносились выстрелы.  Вот и  наши
показались, через  двор, я  заметил ротного  рядом с радистом, там  же  были
взводный, Хасан, Урал, Грек, Бача и еще кто-то с нашей роты.
     Хасан, увидев нас с Сапогом, закричал:
     --  Там духи! С  этой стороны идите, с этой!  -- он показывал рукой,  с
какой стороны к ним подходить.
     Пробегая возле какого-то дувала, я увидел открытую  дверь, и  выстрелил
туда очередью. У меня в одном магазине закончились патроны, я остановился на
пару секунд, чтоб перевернуть  магазины  и вдруг  заметил, как где-то  сбоку
что-то мелькнуло, я поднял глаза и замер. Из  двери одного дувала примерно в
ста шагах  от нас, выскочил дух с буром, дуло от которого было направленно в
меня. А я стою с отстегнутыми магазинами в руке. Это конец, подумал я, и тут
рядом  раздалась  автоматная очередь, я  вздрогнул,  и  закрыл  глаза. Когда
открыл их, то увидел согнутого пополам духа на коленях, а рядом  стоял Сапог
с автоматом направленным на духа. Этот дух,  скорее всего,  был не из банды,
он наверно житель этого  кишлака, который  был обозлен на советских военных,
вот и решил хоть чем-то отомстить нам.  Но, как бы там ни было, для  нас  он
был дух с  винтовкой, а значит враг. И  сколько их  тут по кишлаку прячутся,
неизвестно.
     -- Я его убил Юра, я убил его, -- тихо проговорил Сапог.
     Я с облегчением выдохнул, придя в себя,  повернулся к Сапогу, и  громко
сказал:
     -- Ну, конечно  же, ты его убил. Да ты не только духа  убил, ты же меня
спас от этого душары, Сапог! Какой же ты молодец, черт тебя побери!
     Я тряс  Сапога за  плечи,  а он стоял и улыбался.  Это  был его  первый
убитый дух, у Сапога был гордый вид и он не скрывал это, к тому же благодаря
ему я остался жив.
     Отношение  к Сапогу я, конечно же, с этого момента переменю, теперь его
не будут гонять и припахивать, Сапог будет "черпак", и относиться  теперь  к
нему будут соответственно, я так решил.
     --  Ну, чего вы  там торчите, как  два  дурака, бегите быстрее сюда! --
кричал нам Хасан.
     Я  пристегнул магазин,  передернул  затвор,  слегка  стукнув  по  плечу
Сапога, махнул ему, и мы побежали к своим.
     Ротный метался и громко матерился:
     -- Ну надо же, е... твою мать! Довоевались, черт возьми, сколько  людей
положили и все бестолку, все бестолку! Ну что это за блядство! Скажите  мне,
а?! Один мудак броню загнал  в кишлак,  другой  огневую  поддержку вызвал по
своим,  эти козлы "зеленые"  духам дали выйти  (зелеными  в  Афгане называли
сарбосов).
     Мы все стояли и с  недоумением  смотрели на ротного, а он, сняв  кепку,
швырнул ее на землю и сел, схватившись за голову.
     -- Что случилось, командир? -- спросил Грек.
     -- Что  случилось, спрашиваешь?!  А  случилось  вот что,  духи прорвали
сарбосовский заслон, и вышли с кишлака. Понял? Почти вся  банда съеб...лась,
остались, может быть, единицы, кто не успел слинять, но основная часть  ушла
нахер. Полкач дал команду выводить  людей  из кишлака, все, отвоевались. Все
бестолку, бестолку. Понимаете?!
     --  Да вся эта война  бестолку, если честно признаться. Сколько лет уже
мудохаемся и  никакого толку.  И еще  хоть  сто  лет будем  тут защищать эту
долбанную революцию, и  все равно никакого  толку  не будет. Вот  такие  вот
дела, -- сделал заключение Грек.
     -- Ну  ладно,  хватит  рассуждать, давай  всем  отбой  и уходим от сюда
быстрее, -- скомандовал ротный.
     Из-за дувала показались Закиров и Мосейко, они тащили Носорога.
     -- Кого несете? -- крикнул им ротный.
     -- Носорога убили, -- ответил Мосейко.
     -- Тьфу ты, черт! Ну, тащите его к  машинам, там где-то стрекоза стоит,
в нее  погрузите,  и Приходьку тоже заберите.  И давайте  пошли отсюда  все,
быстро давайте.
     Мы все смотрели, как Мосейко с Закировым тащат Носорога, они тащили его
за руки лицом вниз. У  Носорога было две дырки одна в спине, одна в затылке.
Проходя мимо, Закиров посмотрел в  мою сторону, взгляды наши встретились, он
сразу опустил глаза.
     Да, не плохо Закиров приложил его, подумал я, глянув на Носорога. Потом
я подошел к Хасану с Уралом.
     -- Хасан, а ты знаешь, что я сейчас живой, благодаря Сапогу.
     -- Не понял. Ты про че? -- спросил Хасан.
     -- Я говорю, что Сапог меня от смерти спас.
     И я рассказал  пацанам, как это произошло. Все  начали хвалить Сапога и
дружески похлопывать его по плечу. В общем, Сапог был реабилитирован, теперь
к нему все будут относиться по-другому.
     Откуда-то нарисовались разведчики, Пипок с Серегой, и подошли к нам.
     -- Ну, как дела, соляра? -- с приколом заявил Пипок, раскинув пальцы на
руках как урка.
     -- Сам ты кто? -- спросил его Хасан.
     Мы не спеша направились обратно, к расположению полка.
     -- А это кто? -- спросил Серега, показывая на убитого Приходьку.
     -- Прапор, командир третьего взвода, -- ответил Урал.
     -- Ну че, духи дали вам просраться? -- спросил Серега.
     -- А вам не дали? -- спросил я в ответ.
     -- Да так, немного потрепали. Сане кисть оторвало пулей от ДШК. Когда к
вертолету подъезжали, БМПшка развернулась  боком к кишлаку, а оттуда залп из
ДШК. Саня хотел люк захлопнуть, руку высунул и в это время ему пулей по руке
и  шарахнуло.  Но  это ерунда,  в  первой  роте  пятеро погибли,  и  ротного
контузило. Мы недавно их видели, -- рассказал Серега.
     Ихнего ротного,  наверное, контузило, когда только  в  кишлак  входили,
это,  похоже,  рядом с  ним  мина разорвалась, рассуждал я  про себя.  Потом
спросил Серегу:
     -- А кто погиб, не спросили?
     --  Три узбека, годки,  я  их не  знаю.  Один  дембель,  тезка  мой  из
Кишинева, Пипка земляк, и ара -- Ваган, вроде, зовут. Знаешь таких?
     -- Да так, близко не общались,  иногда, бывало, заходил к ним в роту по
делам, там встречались.
     --  Да, жалко  Саню,  на  гитаре  он  классно  играл, --  с  сожалением
промолвил Урал.
     -- А летчики живы остались? -- спросил я.
     -- Да, их вертушка забрала. А у вас-то как дела? -- спросил Пипок.
     -- Хреново, Пипок, хреново, -- ответил я ему.
     -- Мы слыхали, что вас САУшки бомбили. Правда, да?
     -- Да, черт возьми. Чуть не забомбили, суки. Хорошо мы не успели дальше
продвинуться, -- ответил Хасан.
     -- Это первая рота их навела, они там нарвались на засаду, четыре точки
с ДШК по ним влупили. Они отошли и дали координаты артдивизиону,  а замполит
сдуру броню в кишлак заслал. Один танк  кумулятивкой  сожгли,  водила погиб,
остальным повезло, они сидел на трансмиссии.
     -- Сарбосы мудаки, банду упустили. Слышали да? -- обратился я к Сереге.
     -- Да слышали, конечно. Тут что-то нечисто с этими сарбосами, по-моему,
все  это  было  спецом устроено.  И  сарбосы  не зря левый  фланг прикрывать
вызвались,  там  ущелье  за кишлаком, в  него  духи  и проскользнули. У этих
сарбосов, наверно,  наполовину духи служат, да и все они там духи,  все друг
другу родня, их хрен поймет там. Одно ясно, вояки с них никудышные.
     -- Да оно и понятно, мы, возможно,  когда-то покинем  Афган, а им здесь
оставаться. Так что они особое рвение не проявляют, -- сказал я.
     Мы  в  свою  очередь рассказали им, что  здесь с нами происходило, кого
ранило, кто погиб.
     Выйдя  с  кишлака,  мы  все погрузились  в  машины,  БТРы в  это  время
подъехали  поближе. Тут  же  не  далеко  стояла санитарная  вертушка,  в нее
грузили раненых и  погибших. Вдоль кишлака мотались три "таблетки". Первая и
вторая роты  уже  погрузились в машины  и отъехали, танкисты  буксировали из
кишлака подбитый танк.
     Вот  так  и закончилась  наша очередная  горе-проческа.  И на хрена  мы
вообще в этот кишлак лезли, непонятно, и за что пацаны погибли, тоже вопрос.




     Наши  БТРы двинулись  к  дороге, на  которой наш  полк  выстраивался  в
колонну. Ветер задувал все сильнее и сильнее, техника, маневрируя, поднимала
пыль, и без того гонимую ветром. Мы все запрыгнули в десантный отсек и стали
сбрасывать лифчики и бронежилеты. Потом Урал с Сапогом залезли на броню, а я
и Хасан остались в БТРе.
     -- Ну, как вы там, мужики? -- спросил нас Туркмен.
     --  Да мы-то  нормально,  чего нельзя  сказать  о некоторых  других, --
ответил я.
     -- Да я  на рации сидел все  время, так что в некотором роде я в курсе,
что за бардак был в кишлаке.
     -- На рации одно, а в кишлаке совсем другое.
     -- Знаете,  мужики? Не легко вот так сидеть и ждать, когда вы вернетесь
из этого кошмара, все ли вернетесь.  Лучше я бы бросил эту чертову машину, и
был бы рядом с вами, это  намного  легче. Сколько мы вместе служим, когда вы
на проческе, когда отправляетесь в горы или в зеленку, я все время на нервах
и  ни на  секунду не слезаю с  эфира. Когда от  танкистов  весточку получил,
спокойнее  на душе стало,  хоть и жалко Мамеда с Приходькой, но то,  что вы,
пацаны, живы, это меня успокоило хоть немного.
     --  Все будет нормально,  водила  ты  наш. А пожрать не  мешало бы,  --
выкрикнул Хасан.
     -- Давай похаваем, какой базар, -- предложил я Хасану.
     -- Да  разогреть  бы  хавку  на костре, а  то  горячего  давно не жрал.
Запарила уже эта сухомятка.
     БТР  наш пристроился к колонне  и  остановился. В люк заглянул  Сапог и
обратился к Хасану:
     -- Хасан, тебя ротный зовет.
     -- Где он? -- спросил Хасан.
     -- На БТРе своем сидит, впереди нас.
     Хасан вылез из люка,  и мы  с  Туркменом остались одни. Туркмен сидел и
молчал, положив голову на руль.
     -- Да ладно, Туркмен, не  переживай, мы всегда возвращались, вернемся и
в  следующий  раз. А  когда  в  Союз вернемся,  то обязательно  когда-нибудь
встретимся вместе, и будем вспоминать этот  сучий кошмар  уже  в прошлом, --
сказал я Туркмену и похлопал его по плечу.
     -- Пусть слова твои Юра, дойдут до бога, -- сказал Туркмен.
     --  Дойдут, дойдут, вот увидишь. Может  к  медикам заскочим,  проведаем
Качка.
     -- Ах да, забыл. Качка вертушка забрала с ранеными, у  него температура
поднялась, заражение вроде пошло.
     -- Вот черт, я так и знал, у него температура была еще тогда,  я  думал
это у него от браги.
     -- Я подъезжал к вертушке, когда его грузили, вид у него был не важный.
Вам привет передавал.
     -- Ну ничего, выкарабкается, Качок пацан здоровый.
     -- Будем надеяться.
     -- Туркмен, а ты знаешь? Если бы не Сапог, не сидел бы я тут с вами.
     -- Нет, не знаю, -- подняв голову, сказал с удивлением Туркмен.
     И  я рассказал Туркмену, как Сапог замочил духа, потом я рассказал, что
происходило в кишлаке. Туркмен смотрел на меня и  слушал, не перебивая, и не
задавая вопросов. Закончив, я спросил Туркмена:
     -- Ну, и как ты назовешь все это блядство?
     -- Юра, в  какие условия нас ставят, в таких условиях мы и действуем. А
что касается промашек  и потерь, пусть это будет на  совести генералов. А мы
будем делать то, что  нам прикажут, и никуда от этого не денешься, мы давали
присягу.  Здесь  война, на  войне умирают, и  к  сожалению многие гибнут  по
глупости, если не по своей, то по глупости командиров.
     -- Ты, Туркмен, рассуждаешь, прямо как проповедник.
     -- Ну, я же все-таки учился в офицерском училище,  меня там пропагандой
зарядили под завязку.
     Тут в люк заскочил Хасан:
     -- В общем, так, сейчас  колонна  выдвигается  в Герат, едем  сначала в
сарбосовскую дивизию, там передохнем и  пообедаем заодно, подождем наливники
с  горючкой, наши за это  время смотаются в полк  за  хавкой и боеприпасами.
После куда-то еще рванем, а вот куда -- не знаю.
     -- А на хрена нам эти сарбосы? -- спросил я.
     -- Да не знаю я, полкач так решил.  Наверно, хочет  навести разборки за
провал в  кишлаке. Ротный говорит,  что полкач замполита вздрючил, и хотел в
расположение  отправить,  но  потом передумал,  сами  знаете, с  замполитами
ссориться опасно.
     -- Пи...дить их надо. Это в Союзе пусть они политику свою пихают, а тут
Афган,  здесь другая  политика. Черт,  как  базар  про  замполитов  заходит,
вспоминаются политзанятия, и сразу тянет на сон, -- сказал я, и завалился на
десантное  сидение. Спустя какое-то время  я задремал,  проснулся  от жуткой
жары весь мокрый  от пота. БТР был раскален как духовка,  я глянул  на часы,
они  показывали пол  одиннадцатого  дня, проспал  я где-то около двух часов.
Рядом на сиденье спал Урал.
     -- Туркмен, где мы едем?
     -- Я не Туркмен, я Хасан.
     -- А где Туркмен?
     -- Спит рядом с тобой.
     -- Это же Урал.
     -- Да на полу он спит.
     -- Где едем, черт возьми?
     -- Окрестности Герата показались, духовский мост  уже видно,  километра
три примерно до него.
     -- Спаситель мой где?
     -- Сапог, что ли? На броне сидит.
     -- У нас, вроде, брага оставалась?
     -- Да, там есть пара литров.
     -- На  привале  надо будет  допить,  а то  переиграет  и  будет сивухой
переть, ненавижу этот запах.
     --  Конечно, выпьем,  неужели  ты  думаешь,  что мы  ее  обратно в полк
привезем.
     -- Дай  чарса,  я косяк  заколочу,  свой отдал пацанам.  Хасан протянул
пластинку, я взял у него эту пластинку и заколотил сигарету.
     -- Ты будешь? Хотя чего я спрашиваю, когда ты не хотел.
     -- Вот именно, и никогда такое не спрашивай.
     Я прикурил и, сделав несколько затяжек, передал сигарету Хасану.
     -- Юра, ты че гильзу не вставил?
     -- Да облом с ней возиться, я не до конца выпотрошил, и забил так.
     (Гильза --  это трубочка сделанная  из плотной бумаги,  ее вставляешь в
выпотрошенную сигарету, как  фильтр, чтоб табак не  попадал в рот. Обычно мы
ее делали из картонки из спичечного коробка или из пачки от сигарет.)
     Мы выкурили косяк  и я, захватив с собой автомат, полез на броню. Сапог
сидел и разглядывал  окрестности,  колонна как  змея двигалась по извилистой
дороге, пыль  относилась ветром в сторону и  на  броне было  более или менее
сносно. Жара стояла сумасшедшая, и горячий ветер обжигал лицо, но мы давно к
этому привыкли и не обращали внимания. Впереди виднелись окрестности Герата,
но  это  была духовская часть Герата. Полк, конечно, не поедет  через город,
хотя через него  намного  ближе, чем  в объезд, но есть одно "но", там везде
духи  и  везде  мины.  Бывали случаи,  когда  наши  пытались  таким  образом
сократить  путь, но  без  происшествий  это сделать никому не  удавалось,  и
приходилось  всегда в  спешке возвращаться обратно и ехать  в объезд, только
время зря теряли, а бывало, что людей и технику.
     Я обратился к Сапогу:
     -- Слушай, Сапог, а как тебя зовут-то? А то постоянно Сапог, Сапог.
     -- Андрей, -- ответил Сапог.
     -- Значит, тезка Качка?
     -- Значит, так.
     -- А на гражданке чем занимался?
     -- Да ничем, работал сварщиком, потом в армию забрали.
     -- А родом откуда?
     -- Родился во Фрунзе, там  школу закончил и  уехал в Казахстан, в город
Актюбинск.
     -- Родня там, что ли?
     -- Да нет, так просто поехал. Да, в общем, долгая история.
     -- Да расскажи ты, все равно делать нечего.
     -- После окончания  школы  гуляли мы на выпускном  вечере,  ну и выпили
малость. Там ансамбль наш школьный пел, аппаратура у них была новая, недавно
только закупили. Ну, мы с дружками после вечера еще выпили немного, и решили
эту аппаратуру свиснуть.  Трое  нас  было,  вот  мы ночью  пришли  к  школе,
выставили  окно  и  залезли  в  здание,  потом прошли  в спортзал,  там была
кладовка и  в ней хранилась вся эта аппаратура. Вот  мы ее оттуда и  уперли,
взяли три  электрогитары, усилитель,  пару колонок, микрофоны  и еще  всякой
дряни по мелочи, барабаны брать не  стали, они гремят  как кастрюли. Всю эту
хрень мы  спрятали за гаражами, и решили, когда все утихнет, пихнем все это,
новая аппаратура  у нас  спросом пользовалась.  А  на  другой  день в  школе
начался кипеш, ментов вызвали, начали выдергивать тех, кто был на выпускном.
А один мой  дружок,  Бахыт его  звали, кому-то по  пьяне проболтался,  а тот
другому и в оконцовке дошло до ментов. Двоих моих дружков забрали, а я успел
смотаться, забрал из дома документы, взял деньги, сколько смог найти в доме,
и  рванул куда глаза глядят, а из родных  ничего никому не сказал, матушка с
батей  были в это время  на работе,  а сестренка в школе. Ехал  куда попало,
сначала на попутках, потом на  товарняках, и оказался в каком-то городе, как
потом оказалось, это и был Актюбинск. Как  раз было время сдачи документов в
учебные заведения всякие, я набрел на какое-то училище и сдал  документы  на
сварщика. Год проучился,  но  домой  пока  писать  боялся, потом  уже  через
полтора года на новогодние каникулы  съездил в  свой город, и втихаря пришел
домой. Дома, конечно, все обрадовались,  что  я хоть  живой оказался,  потом
разборки устроили, но все в конце концов  обошлось. Батя рассказал, что моих
дружков  посадили  обоих,  по два  года  дали общака,  а меня  менты сначала
искали, спрашивали, а потом вроде бросили это  дело, но мне батя посоветовал
пока  никому на глаза не показываться, а дальше видно  будет.  Потом я снова
уехал  в  Актюбинск,  закончил  училище,  прошел  практику,  потом  началась
отработка и оттуда же призвался в армию. Вот и вся история.
     -- Ну ты даешь, Сапог, да ты, оказывается, фестивальщик.
     -- Да, было дело.
     -- Ну а чего  здесь-то опустился так?  Ты ведь вроде нормальный  пацан,
судя по рассказу.
     -- Да это с учебки  еще.  Я с Носорогом в месте в одной учебке был, а у
него земляк  там  служил на  постоянке  в  роте обеспечения, вот  они меня и
загоняли. А потом когда  сюда  попал, Носорог  меня стал опускать  дальше, и
сказал, если пикну,  то он меня  отпидарасит  и всем объявит об  этом, а я с
детства  драться не  могу и не люблю. Он  приставал ко мне постоянно. Ну, ты
понимаешь о чем я.
     -- Че ты  говоришь? Носорог  хотел  тебя отжарить...? Сапог да  ты  че,
шутишь? -- я обалдел от удивления.
     --  Да  какие  тут шутки.  Я ему сказал,  что  если он  это  сделает, я
застрелюсь. Потом он отстал вроде, но обещал до самого дембеля меня чмырить.
К Закирову он приставал постоянно насчет этого, но Закирчик с ним  подрался,
Носорог  был здоровый  бык и,  естественно, отметелил Закирчика. Но  Носорог
тебя  боялся, ты  же  земляк Закирова. Но  ты  дембель,  и  поэтому  Носорог
запугивал постоянно Закирчика, мол, уйдут дембеля, я тебя чурку ваще урою.
     -- Так значит, Носорог беспределом занимался в роте конкретно?
     -- Еще как.
     -- Так он же трусливый был, как заяц.
     -- Это он перед вами трусливый.
     "Да, -- подумал я, --  Носорог оказывается, опускал пацанов по всякому.
Ну что ж,  он на что  шел, на то и нарвался,  Закиров оказался пацанчиком не
промах.  Но  если  б не Закирчик,  так кто-нибудь  другой все  равно  бы это
сделал.  Так  ведь нельзя,  здесь же  не зона, черт возьми, но даже  на зоне
беспределом не занимаются."
     -- А этот урод пидарасил кого-нибудь в роте? -- спросил я Сапога.
     -- Вроде нет, но я по крайней мере, такого не слышал. Но приставал он к
чижам постоянно.
     -- Ну ты  даешь,  Сапог, я  даже представить себе такого  не мог. А ну,
Сапог, пошли в БТР запрыгнем.
     Я запрыгнул  в люк,  и уселся на  командирское сидение, Сапог залез  за
мной и пробрался в отсек, Туркмен с Уралом уже проснулись,  и сидели болтали
о чем-то.
     -- Пацаны, знаете, что я вам сейчас расскажу, а?
     -- Ну и что ты нам расскажешь, Юрец? -- спросил Хасан.
     --  Я вам сейчас про Носорога, царствие ему  подземельное, такую х...ню
расскажу, не поверите.
     И  я поведал  пацанам о  том,  что мне  рассказал Сапог. Все  слушали с
недоумением, никто про Носорога такое не слышал, также как и я.
     -- Не пи...ди, -- удивленно произнес Хасан, выслушав меня.
     -- Вот свидетель перед вами, Сапог, не верите мне, спросите его.
     Хасан  посмотрел  на Сапога, тот  закивал головой. Потом все  принялись
обсуждать услышанное. Всех перебил Хасан.
     -- Машина комбата свернула в кишлак! -- крикнул он.
     Мы  все вылезли на броню,  Хасан отдал руль Туркмену,  и  тоже вылез  с
нами.  За  БТРом  комбата  в  кишлак  съехала  машина  ротного.  Из  кишлака
повыскакивали бачата  и  побежали в  сторону колонны, размахивая открытками,
монтановскими сумками и всякой дребеденью,  на которую можно обменять  у нас
еду или что-либо из одежды, у  некоторых из них  в руках были лепешки чарса,
за ними потянулись и  остальные  обитатели этого  небольшого  кишлачка,  они
тащили канистры и ведра для солярки или бензина.
     На  окраине  кишлака  находились насколько  бедных  дуканчиков,  в  них
торговали изюмом,  сушеными  дынями, гранатами  (плод  такой),  лепешками  и
виноградом. Колонна остановилась,  к машинам сразу же стали подбегать бачата
и  жители  кишлака,  началась торговля.  Офицеры  пытались отогнать бачат от
машин, но те,  как назойливые мухи, облепляли одну машину  за другой. К  нам
подбежали пара бачат и стали предлагать чарс и всякие побрякушки.
     --  Шурави,  сумка бери, короший сумка.  Мала  деньга беру,  -- баченок
показывал мне три пальца, мол, триста афганей.
     -- Да не надо мне твою сумку, пошел вон отсюда! -- крикнул я ему.
     Урал  подозвал этого  баченка и  стал  предлагать ему сменять шапку  на
сумку. Хасан  менял у  другого бачи чарс на кашу из  сухпая.  Пока  эти двое
бачат парили нам мозги, третий  с другой  стороны  пытался  отвязать  ящик с
гранатами, которые были привязаны с боку БТРа. Я увидел это и закричал:
     -- А ну, быстро пошел вон от сюда, сученок.
     Баченок отбежал  на несколько метров, потом остановился и стал смотреть
на меня. Я навел на него автомат и передернул затвор.
     -- Вали отсюда я тебе сказал, не врубаешься что ли.
     Баченок скривил мне гримасу и побежал к следующему БТРу. Сапог сидел на
башне и наблюдал за происходящим. Я крикнул ему:
     --  Сапог,  смотри за этими чертятами,  а то  они  весь  БТР  по гайкам
растащат.
     К нам подошел старик с канистрой.
     -- Масла, масла, -- говорил он и показывал на канистру.
     Я  поманил  его пальцем,  он  быстро  подошел ко мне и стал протягивать
канистру.
     -- Да убери ты эту канистру, пистолетные патроны есть, цинк. Понимаешь.
Пуф-пуф.  Понимаешь?   Маленький  такой,  --  я  показывал  пальцами  размер
патрончика.
     -- Масла, Шурави, -- тыкал он мне канистру.
     --  Вот  баран,  да  нахер  мне  твоя канистра.  Хасан! Переведи  этому
придурку.
     -- Че ты хотел? -- спросил Хасан, подойдя к нам.
     -- Патроны ему хочу сбагрить, скажи ты ему там по-своему.
     Хасан перебросился с этим аксакалом  несколькими  фразами, тот закивал.
Хасан показал ему два пальца, старик ему один.
     -- Он берет один цинк, -- сказал Хасан.
     -- За сколько?
     -- За пятнадцать. Говорит, что два бы взял с удовольствием, но денег на
два нету.
     -- Так  пусть  предложит кому-нибудь из  своих.  Хотя,  слушай, поехали
подъедем к кишлаку, заодно в дукане возьмем лепешек и винограду.
     Хасан вытащил цинк с патронами и показал старику, чтоб подошел с другой
стороны. Тот обошел БТР, отдал деньги и забрал цинк с патронами; замотав его
в мешковину, он поспешно направился в кишлак.
     -- Туркмен! Поехали подъедем к дуканам.
     БТР наш  тронулся, и  мы направились  в сторону дуканов.  Хасан показал
пальцем в сторону кишлака. Там между дувалами стояли две БМПшки.
     -- Смотрите, вон разведка стоит.
     -- Ну, ни фига себе, они  уже  там, ну  разведчики, шустрые  ребята, --
удивился я.
     -- Сейчас подъедем и узнаем, чего они там торчат, -- промолвил Урал.
     --  А  ну,  покажь  сумарь, -- я взял  из  рук  Урала сумку, которую он
выменял у бачи.
     -- За шапку выкрутил, да?
     -- Пришлось еще ремень отдать в придачу.
     -- Ниче, нормально, на дембель покатит, -- я протянул Уралу сумку.
     Мы подъехали к дуканам и  стали  разглядывать  их  содержимое.  Туркмен
спрыгнул с БТРа и, подойдя к  дуканщику, стал с ним о чем-то болтать, пробуя
при этом виноград.
     --  Хасан, а  давай заберем все,  что захотим, а если этот душара будет
пи...деть,  по  башке автоматом долбанем,  и все, че  зря деньги тратить, --
предложил я.
     -- Ага,  конечно,  это уже  наша  сторона Герата, тут  советники где-то
недалеко. Сейчас  пожалуются царандойцам или ХАДовцам, те особняк подключат,
потом разъе...ывайся с ними.
     -- Да  пошли они нахер эти царандойцы, как воевать, так их нету. К тому
же это не наша сторона, здесь пограничная зона.
     -- Да какая разница, чья сторона. Скажут, что мародерством занимаемся и
все такое.
     -- Ну, иди возьми пожрать в дукане, а то Туркмен стоит болтает бестолку
и виноград жрет.
     -- Пошли вместе.
     Мы спрыгнули с брони  и подошли  к Туркмену с  дуканщиком.  Потом Хасан
пошел к другому дукану, расположенному недалеко от этого.
     -- Ну че Туркмен торгуешься? -- спросил я.
     --  Да нет,  просто болтаем. Зачем торговаться, я и так нахаляву фрукты
хаваю.
     Я тоже оторвал от кисти несколько виноградинок и стал  кидать их в  рот
по  одной. К  нашему  БТРу  снова подбежали двое  бачат  и стали  крутиться,
предлагая что-то Уралу  с Сапогом. Я хотел  крикнуть  им,  чтоб смотрели  за
этими гавриками,  но  Сапог и так  бдительно наблюдал  за бачатами. Дуканщик
неплохо знал русский, и я его спросил:
     -- Патроны возьмешь?
     -- Какой патрон? -- спросил он.
     -- Пистолет -- Макаров.
     -- Скока?
     -- Цинк.
     -- Давай неси, беру.
     -- Пятнадцать, -- предложил я.
     -- Давай, даю пятнадцать.
     -- А двадцать?
     -- Нет, двадцать не даю, цена пятнадцать, больше не даю.
     К нам подошел  Хасан, в  руках  у него было  несколько  лепешек и  гора
винограда. Туркмен тоже купил пару лепешек, винограда  и несколько гранат, и
мы направились к БТРу.
     -- Тот дуканщик берет патроны, -- обратился ко мне Хасан.
     -- Этот тоже берет.
     -- Я с тем уже договорился за пятнадцать.
     -- Я с этим тоже, да к тому же сюда ближе нести.
     Я  обернулся,  дуканщик шел следом за  нами. Потом я увидел, как другой
дуканщик тоже бежит к нашему БТРу. После оба  дуканщика стали спорить  между
собой, размахивая руками.
     -- Хасан, чего они орут? -- спросил я.
     -- Спорят, кто патроны возьмет.
     -- Кто больше заплатит, тот и возьмет, че тут думать.
     --  Ага, хрен они больше  заплатят, будут целый день спорить,  а больше
пятнадцати ни один не даст.
     -- Ну и пошли они тогда нахер, не ждать же, пока они наорутся.
     Мы залезли  на броню, Хасан достал цинк с патронами, и  что-то  крикнул
им, оба дуканщика сразу заткнулись и уставились на Хасана.
     -- Чего ты им такого сказал? -- спросил я Хасана.
     -- Предложил, как ты советовал, кто больше  даст, того  и цинк,  и  они
заткнулись сразу.
     Потом Хасан показал пальцем на дуканщика, с которым договаривался  я и,
говоря ему  что-то  по-таджикски, указал  на меня, после чего  протянул  ему
патроны, тот подошел ко мне и протянул деньги, я взял их и положил в карман.
После афганцев  деньги можно не  пересчитывать, они обычно не надувают,  это
наши  вечно "кидают" духов на  каждом шагу.  То  солидол  им спихнут  вместо
масла,  в  канистру  натолкают солидола, а  сверху нальют  немного масла, то
вместо тушенки  пропихнут  хрень какую-нибудь в банке.  Поэтому духи  нам не
очень  то  доверяют,  прежде  чем  дать деньги  они  говорят: "Шурави, давай
контрол", мол, давай проверим.
     И  так  удачно  сторговавшись, мы загрузились на броню и  направились в
сторону, где  стояли разведчики,  там  же  недалеко стояли  машины комбата и
ротного.
     -- А че ты своему дуканщику патроны не продал?
     -- Тот, с которым ты договорился, таджик по нации.
     -- А, ну тогда понятно, родная кровь, значит.  Слушай, а ты чарса взял?
--спросил я Хасана.
     -- Взял, конечно, я чарс всегда в первую очередь беру.
     -- Ну тогда забей косяк, что ли.
     -- Я уже забил.
     -- Ну взрывай.
     -- Кто будет? Сапог, курнешь?
     -- Не, я не буду.
     -- Ну, дело хозяйское. Урал, спроси Туркмена.
     -- Нет, он не будет, -- ответил Урал.
     Мы втроем курнули косяк, БТР как раз подкатил к БМПшкам разведчиков. Из
люка торчал Серега.
     -- Серега, где остальные? -- крикнул ему я.
     -- По кишлаку шарахаются где-то.
     -- А че вы здесь делаете?
     -- Комбат здесь со старейшинами базарит о чем-то.
     -- А Пипок где?
     -- Не знаю, там  по  кишлаку лазит, только  что  на  горизонте мелькал,
потом свалил куда-то.
     Мы с Хасаном спрыгнули  с брони  и направились в кишлак, Урал запрыгнул
на БМПшку  к разведчикам, а Туркмен с  Сапогом остались в БТРе. Километрах в
двух виднелись руины старого города, и  немного позади видно  было духовский
мост,  вдалеке  виднелась  бетонка  и  кусочек нашего  моста с  заставой, мы
находились на возвышенности, и  поэтому видели всю  окраину старого и нового
города.
     В кишлаке жизнь била ключом,  женщины что-то  колдовали  возле глиняных
печей находящихся во дворах, наверное, пекли лепешки, старики курили чилим и
о  чем-то судачили между собой. Мужиков и парней в кишлаке видно не  было, в
основном они были  в бандах,  а тех, кто не успел  уйти в банду,  забирали в
армию.  Жители  кишлака смотрели  на  нас с  подозрением,  явно они  нам  не
доверяли,  да  как  нам доверять,  наши военные частенько заезжая в подобные
кишлаки, занимались тут беспределом. Заходили во все дома, забирали все, что
понравится, одним  словом просто грабили  их,  и возразить местные ничего не
могли,  а все делалось  под  видом  того, что,  мол,  ищем  здесь  оружие  и
боеприпасы  и тайники  душманов. Чумазые  как  чертята  детишки  со  стороны
глазели на наших солдат, а  те, что были посмелее,  подбегали  и протягивали
ручки со словами:  "Шурави -- бакшиш, бакшиш" (это значит подарок). По всему
было  видно, что кишлак  бедный,  это было видно и по одежде обитателей и по
постройкам.  Зелени  тоже  здесь  было мало, по окраинам  кое-где  виднелись
редкие виноградники, в низине ближе к речке были  разбиты небольшие  участки
огородиков. Рядом с огородами паслось  небольшое стадо баранов и пара коров,
по кишлаку бродил худой и облезлый верблюд и пара оседланных ишаков.
     -- Куда мы идем? -- спросил я Хасана.
     -- Да никуда, просто походим по  кишлаку,  посмотрим, как люди живут. А
че еще делать?
     Вдруг рядом с нами прогремел выстрел, потом крик и очередь из автомата.
Мы  с  Хасаном  моментально  вскинули  автоматы и стали  озираться.  Очередь
прервалась, но крик  продолжался, в кишлаке сразу все забегали, перепуганные
жители начали прятаться по домам, военные держали оружие наготове.
     Я заскочил за дувал, и вдруг увидел орущего Пипка, он кричал как дурак,
направив автомат  на дверь дувала,  палец его сжимал  курок, но  в  магазине
закончились  патроны, и  слышен  был  только его крик. Я подбежал к  нему  и
тряхнул за плечо:
     -- Пипок, че ты орешь?! Что случилось?! Черт возьми! -- я развернул его
к себе лицом.
     -- Не, ты видел?! Мля, Душара, сука рваный! Чуть не замочил, пидор! Не,
ты видел? Мля, гад -- падла! Ты видел? Юра, ты видел?! -- Пипок талдычил как
сумасшедший.
     -- Да успокойся ты, Пипок! -- крикнул я ему в лицо.
     Пипок смотрел на меня ошалелыми и перепуганными глазами. Я первый раз в
жизни видел перепуганную улыбку.
     К  нам  подбежали бойцы и офицеры,  они в  непонятках смотрели на нас с
Пипком.
     Подбежали наш ротный с комбатом и летеха -- взводный разведки.
     -- Что здесь происходит?! -- закричал комбат.
     Пипок показывал на дверь дувала и повторял дрожащим голосом:
     -- Душара, сука, чуть не застрелил -- гад.
     Мы все бросились к двери дувала, первым заскочил в дувал комбат, за ним
ротный и взводный разведки, за ними зашли мы с Хасаном. В дувале была жуткая
картина. На  полу  лежал старик, рядом валялся бур, рядом со стариком лежала
женщина,  а возле нее  плакал  ребенок двух лет  примерно. Старик  был  весь
изорван пулями, женщина была тяжело ранена, но еще дышала, ребенок вроде был
цел.  Пипок  от страха  выпустил  в  двери дувала весь рожок  на сорок  пять
патронов.
     -- Выходим отсюда! Быстро! Мудаки, е... вашу мать! -- крикнул комбат.
     Мы выскочили из дувала.
     -- Ко мне иди, Пипонин! -- крикнул Пипку Комбат.
     Пипок подбежал к нему.
     -- Ну почему с тобой вечно что-нибудь приключается? Росту от горшка два
вершка,  а чтоб  где не случилось, везде Пипонин.  Ну,  что здесь было? Черт
тебя возьми!
     -- Душара этот из бура, товарищ майор, пуля по макушке задела,  чуть не
убил, сволочь такая, -- талдычил Пипок, глядя на комбата.
     -- Кто давал команду бродить по кишлаку?! А ты, лейтенант, какого хрена
смотрел?! А-а, -- комбат махнул рукой и крикнул:
     -- Все по машинам, и уходим отсюда! Быстро!
     Мы все быстро направились к машинам, я посмотрел на Пипка и увидел, что
макушка у него  обоженная, меня  разобрал смех.  Пипку повезло с его ростом,
этот дед намеривался попасть в лоб первому, кто из военных сунется  в  дверь
его дома.
     -- Юра, ну че ты смеешься? Тебе бы так.
     -- Не дай  бог, Пипок. Если б  я был на твоем месте, то дырка была бы у
меня, как раз между глаз.  Ну, ты не переживай Пипок, живой ведь  остался, и
благодари бога за свой рост.
     -- Ага, не переживай. У меня вон руки дрожат как с похмелья.
     -- Ну  так похмелись. Сейчас запрыгнешь на минутку на наш БТР, он рядом
стоит с вашей БМПшкой.
     -- А зачем?
     -- Потом узнаешь, а сейчас пошли быстрей на машины.
     Мы бегом добежали до своих машин, и запрыгнули на броню.
     -- Что случилось? -- Спросил Туркмен.
     -- Потом расскажу.
     -- Сапог, налей кружку браги побыстрее.
     -- Да в чем дело? -- опять спросил Туркмен недоумевая.
     -- Пипку надо стресс снять, когда расскажу -- уссытесь.
     Сапог налил  браги  в  кружку, Пипок дрожащими руками  схватил ее,  и с
присербом стал  пить, выпив,  он немного отдышался, потом, поблагодарив мня,
побежал к своей БМПшке.
     --  Давай похаваем, я жрать  хочу,  как из пулемета, -- предложил Хасан
после того, как БТР наш тронулся.
     Мы все расположились в десантном отсеке, разлили брагу  и приготовились
спокойно поесть.
     По ходу мы  с Хасаном стали рассказывать,  что приключилось с  Пипком в
кишлаке. Пацаны падали со смеху, когда я рассказывал про перепуганную улыбку
и обоженную  макушку. После  мы  помянули мужиков,  тех, кто  не вернулся  с
прочески  и,  сытно   поев  лепешек   с  виноградом,  расположились  немного
отдохнуть, а  колонна в  это  время  медленно  двигалась в сторону  бетонки.
Кишлак  остался  позади,  позади также  остались мертвый старик,  смертельно
раненная женщина и  чудом  уцелевший перепуганный ребенок.  А  мы  катили по
дороге, не задумываясь о том, какое горе причинили этой  семье, близким этих
людей, нам было на это наплевать,  у нас была  другая мораль, а если сказать
точнее, то не было ни какой морали, мы просто были на войне.




     Спустя  время колонна  выехала на бетонку  и, минуя сторожевую заставу,
направилась в  центр советского  Герата.  На  въезде в город, по обе стороны
бетонки возвышались стройные тополя. Особого внимания  жители  города на нас
не обращали, для них это было обычным делом, наши колонны частенько мотались
туда-сюда по бетонке, проходящей через  город, патруль постоянно  мелькал по
Герату, да и район, где находились наши советники, находился прямо в городе.
     Центр  Герата  пестрел  дуканами,  они  располагались  по  обе  стороны
бетонки,  глаза  разбегались  от обилия  товаров.  На  витринах  красовалась
японская  аппаратура: двухкассетники и телевизоры рядами были  выставлены  в
стеклах  витрин,  каких  моделей  здесь  только  не  было,  все  сверкало  и
переливалось. Союз не  больно баловал нас импортной аппаратурой, поэтому нам
было  в  диковинку все эти  навороты японской  техники,  за  две три  тысячи
афганей здесь можно  было  приобрести  не  плохую магнитолу. Одежды  и обуви
здесь тоже  был широкий выбор, на витринах  весели костюмы самых  знаменитых
западных  фирм,  от  спортивных  до  строгих.  Женского белья  тоже  было  в
изобилии,  особенно пользовались спросом у  наших офицеров  "недельки"  (это
женские  трусики, в комплекте на каждый  день  недели),  они  брали их своим
женам  или  подругам.  Из обуви  в основном  были  кроссовки  любого типа  и
расцветки. Продуктовые дуканы были напичканы разными экзотическими фруктами,
в атмосфере витал  запах  жареных шашлыков. Мы ехали и смотрели на все  это,
как  в музее,  Сапог  вообще  тонул  во впечатлениях  от  увиденного, он  же
практически не вылезал из расположения полка.
     --  Смотри,  Юра! --  выкрикнул Хасан, и  показал пальцем на  женщину в
парандже.
     -- А че смотреть, баба как баба, только рожи не видно.
     -- Да нет, ты посмотри на ее башмаки.
     Я глянул на ноги, на этой девке, были одеты модные кроссовки.
     -- Да, прикол, сочетание средневековья и цивилизации.
     Хасан что-то  ей  крикнул  на  своем языке, но она ноль эмоций, даже не
взглянула в нашу сторону.
     -- Да нахрен ты ей сдался, Хасан, -- сказал я ему.
     -- Вот  бы напялить  ее, у  меня скоро яйца взорвутся,  -- промолвил  с
сожалением Хасан.
     -- Сначала надо на морду посмотреть, может там страшилище.
     -- Да какая разница, мне сейчас похеру, хоть крокодил.
     -- Хасан, ну тебя нахер, не дразни меня, лучше про это не думать,  а то
стояк замучит.
     Колонна свернула вправо и покатила в сторону  расположения сарбосовской
дивизии. Спустя время мы остановились перпендикулярно дороге, которая вела к
воротам с аркой, это был въезд на территорию сарбосовской  дивизии. Наш  БТР
остановился прямо напротив  этих ворот, по обе  стороны арки  на  пьедестале
красовались две  пушки старинного образца. У ворот стояло несколько БТРов  и
три легковые тойоты, это скорее всего были машины советников.
     Дивизия располагалась на склоне горы, чуть правее находился полигон, на
нем  наши  советники обучали  сарбосовских  призывников  обращаться  с нашим
оружием.  БТРы  полкача  и  комбата заехали в ворота дивизии  и остановились
возле штаба.
     Мимо нашей  колонны  прокатили два джипа и один  разрисованный БТР, это
была дружественная банда Асифа, они не воевали ни с духами, ни с нашими, и в
основном играли роль  посредников между воюющими сторонами. Дворец Асифа был
в  пригороде Герата, приходилось  там  разок  бывать,  мы  сопровождали туда
сарбосовского  министра  обороны.  Одним  словом все  там,  как  в восточных
сказках,  я даже  не мог себе представить,  что такое может существовать  на
самом деле. От красоты и сказочности просто дух захватывало, вокруг война, а
тут рай в полном смысле слова, и дворец, и озеро с лебедями, и гарем, короче
полный комплект  атрибутов султана.  Да, кто-то воюет  -- а  кто-то кайфует,
парадокс.
     Колонна  Асифа тоже свернула  в  дивизию  и скрылась за воротами. Потом
показался эскорт боевых вертолетов, я насчитал шесть штук,  они приближались
к нам разбрасывая во все стороны сигнальные ракеты.
     -- А это еще что такое? Наверное, "шишка" какая  то,  -- произнес Урал,
показывая на вертушки.
     --  Да, ты прав, это кто-то с  большими звездами.  И летят вроде  сюда,
даже, по-моему, снижаются, -- ответил я.
     -- Да, да, снижаются, -- сказал Хасан.
     -- У них здесь сходка какая то, судя по всему.
     К нам подъехал комбатовский БТР.
     --  Пехота, а ну прочешите окрестность. Вон по тем дувалам пробежитесь,
проверяйте все  помещения. Сейчас сюда приземлится  комдив. Чтоб  все вокруг
было спокойно. Ясно?
     -- Ясно, товарищ майор, -- ответил Хасан.
     Если заметите что-нибудь подозрительное,  перемещения какие-нибудь, или
группу подозрительных людей, сразу доложите. И  патрулируйте местность, пока
не улетят вертушки. Все, выполняйте.
     Комбат  поехал дальше, а мы попрыгали на  землю и направились в сторону
дувалов, расположенных вдоль дороги.
     -- Сам комдив пожаловал, сейчас разборки начнутся. Полкач  наверно втык
получит за проческу, -- сказал Хасан.
     -- Да уж, разгоняй от комдива сейчас все получат за бестолковые потери.
     Мы с Хасаном зашли  во  двор первого  попавшегося дома, Урал  с Сапогом
пошли в  следующий. Можно было не беспокоиться,  духов тут  быть не могло, в
этом  районе  города жили  мирные,  в  основном это дома тех же сарбосов. Но
комбата можно понять, мало ли чего, любые недоразумения надо было исключить.
     Я  открыл  дверь  и  остановился  на пороге,  прямо  у  двери посредине
комнатушки сидели три старца, в  центре  дымился  большой глиняный  чилим  с
тремя трубками, старики курили гашиш и болтали между собой.  Когда я  вошел,
они замолчали и уставились на меня в недоумении. Прямо и на право находились
еще  две  комнаты,  завешанные  грязными занавесками. За мной  следом  вошел
Хасан.
     -- А ну, старички, дайте пройти, -- обратился я к ним и показал жестом,
чтоб они дали мне пройти.
     Они что-то  начали  лепетать по-своему,  но с  места  не  двигались. Из
ихнего трепа я понял только одно слово, шурави.
     -- Хасан, что они талдычат?
     -- Говорят,  что обижаешь ты их, они  старые, им трудно подняться, а ты
молодой неуважительно к ним относишься.
     --  Ага,  значит  им  задницы трудно  поднять.  А ну, Хасан, выйдем  на
минутку.
     Мы вышли из этой хибары.
     -- Че ты хочешь, Юра?
     -- Сейчас узнаешь.
     Я вытащил гранату, открутил запал, потом отломал от запала взрыватель и
снова закрутил  запал в гранату.  После  чего,  я  выдернул кольцо  и бросил
гранату за  дверь, раздался щелчок, через секунды три я  заглянул  в  дверь,
стариков как ветром сдуло, один чилим дымился.
     --  Посмотри Хасан,  какие они шустрые, а говорили, что трудно  им жопу
поднять.
     Хасан стоял и уссыкался.
     -- Ну, пошли, успокоим дедков, скажи им, что это учебная граната была.
     Мы зашли в  помещение, я наклонился, подобрал  гранату и по ходу сделал
пару затяжек из чилима, Хасан  тоже курнул пару  раз  на  халяву. Я  откинул
занавеску дулом автомата и прошел в другую комнату. Два старика забившись  в
угол, смотрели  на меня перепуганными  глазами.  Я бросил  одному из них эту
гранату.
     Он отбил ее рукой и закричал:
     -- Шайтан, шайтан!
     -- Сам ты черт! --  крикнул я ему  в ответ и меня разобрал дикий  смех,
гашиш от чилима  зацепил меня капитально, я смеялся и не мог остановиться, а
как  гляну на этих  дедков, то вообще отпад. Потом  раздался женский визг из
другой комнаты, я быстро направился туда.
     Возле входа  в другую комнату стоял Хасан,  третий старикан стоял перед
ним на коленях, обеими  руками  вцепившись в  его автомат, а внутри  комнаты
сидели две женщины, одна из них визжала как сумасшедшая. Хасан что-то кричал
этому старику, и  пытался вырвать из  его  рук  автомат, но тот вцепился как
клещ. Я подбежал к этому старику и схватил его за шею, она у него была худая
и  тонкая, я даже подумал, если ее с силой сжать, то она переломится. Второй
рукой я схватил его за  горло и начал оттаскивать, Хасану удалось вырвать из
его рук автомат.  Старик захрипел, изо рта  полилась слюна  на  мою руку,  я
отбросил его в сторону и вытер руку об занавеску.
     -- Вот вцепился сука, дохлый такой, а цепкий падла, -- произнес Хасан.
     -- Че ты ему сделал? -- спросил я Хасана.
     -- Да ниче я не делал, хотел войти посмотреть, а тут он возле порога, и
как  вцепился  в  автомат.  Тут  женское  отделение,  туда мужикам запрещено
входить, я знаю это.  Но он сука  хоть бы сказал, а то кинулся  как собака и
сразу за автомат. Бля,  щас как нае...ну по башке этим  автоматом,  придурок
старый,  -- Хасан  замахнулся  на  старика автоматом, тот закрылся  руками и
заскулил.
     -- Пошли  отсюда,  здесь дурдом какой-то, -- сказал я Хасану, и  заехал
пинком по чилиму, чилим разлетелся, обрызгав нас с Хасаном водой.
     -- Нах...я ты разбил чилим, дурак?! -- возмутился Хасан.
     -- А че, ты его с собой тащить собрался?
     -- Да, забрал бы.
     -- Нахрен он тебе нужен, в БТРе и так места нету, и ты еще эту херовину
с  тремя стволами  туда запрешь. Был бы поменьше размером, тогда  я и сам бы
его забрал. А то дура такая, чуть ли не на ведро воды.
     Мы  вышли  из этой  дурхаты  и пошли в  соседний двор.  Оттуда  как раз
выходили Сапог с Уралом, мы направились им на встречу.
     Вертушки с комдивом  приземлились  на площадке,  недалеко  от  ворот  в
дивизию,  вокруг  вертушек  бродили летуны,  а комдив, наверное, уже в штабе
сарбосовской дивизии.
     -- Ну, как у вас? -- спросил я Урала с Сапогом.
     --  Да нормально, молока верблюжьего  попили и  лепешек  поели, хозяева
оказались неплохими, --ответил Урал.
     -- Вот хрень, а у нас какие-то придурки попались, -- пожаловался Хасан.
     -- А в полк затариваться кто поехал? -- спросил я.
     -- От нас, вроде, БТР Грека поехал, -- ответил Урал.
     -- Надо  было горный сухпай пацанам заказать, и дрожи с сахаром.  Ну да
черт с ним.
     -- Раньше надо было включиться, -- сказал Хасан.
     Я стал  рассказывать,  как мы гостили  в  соседнем дворе, и  все начали
прикалываться. Посидев немного, посмеявшись, Хасан вдруг предложил:
     -- Пошли в дукан, вон, оттуда дым валит, может, шашлыков пожрем.
     -- Не, не охота, мы пожрали, -- сказал Урал, и обратился к Сапогу:
     -- Если хочешь, иди.
     -- Нет, я  тоже  не хочу,  я лучше  здесь в  тени  посижу с Уралом,  --
ответил Сапог.
     -- Ну, не хотите, как хотите. Пошли, Хасан.
     Мы направились в дукан, который был метрах в двустах от нас.
     Дукан  был продуктовый,  здесь были  фрукты,  крупы  разные,  винограду
разных  сортов  было валом,  какие-то  конфеты с  арабскими  иероглифами  на
этикетках и еще  уйма  всякой хрени.  Дукан  был не сказать  что богатый, но
далеко не бедный, видно, торговля шла неплохо. В дукане торчали три сарбоса,
на погонах  у  них были ромбики и скрещенные сабли,  наверное, офицеры, но в
ихних  регалиях  я  не  разбирался.  Хасан подошел  к  ним и начал  болтать,
дуканщика видно не было. Я бродя по дукану увидел вход в еще одно помещение,
закрытый  мешковиной,  оттуда тянуло жаренным  мясом.  Я откинул мешковину и
заглянул  туда, моему взору предстал дуканщик с приветливым выражением лица,
он был  толстый и маленького роста. Увидев меня, он заулыбался,  и сказал на
чисто русском  языке (этому ни кто не удивлялся, на русском  говорили многие
афганцы, а дуканщики почти все, особенно в больших городах):
     -- О, шурави, ну заходи, заходи, дорогой.
     Я  зашел  в помещение, посреди комнаты стоял мангал, и  на нем жарились
шашлыки,  около  десяти шампуров,  тут же  лежала шкура разделанного барана,
вокруг нее вились зеленые  мухи. Возле  шкуры  стоял армейский  зеленый бак,
видно,  купленный  у  наших, такие  баки  применялись в  походной  кухне для
разноса первых блюд, в нем дуканщик мариновал мясо для шашлыка.
     -- Сколько стоит один шампур? -- спросил я дуканщика.
     -- Три чека.
     -- А выпить есть что-нибудь?
     -- Кишмишовка есть.
     -- Нет, ну его нахер этот самогон, слишком жарко для такого пойла. Вино
есть?
     -- Есть. Какое надо?
     -- Да любое. Только не советскую бормотуху, я ее на гражданке напьюсь.
     -- Нет, что ты, такой дрянью мы не торгуем.
     -- Откуда знаешь, что бормотуха наша дрянь?
     -- Я же в Ташкенте учился.
     -- А, ну тогда понятно. А на кого учился?
     -- На офицера.
     -- А че тогда торгуешь, а не воюешь?
     -- Ступню оторвало, вашей миной. Лепешка такая серая, знаешь?  Вы же их
накидали, где попало, -- дуканщик показал мне ногу с протезом вместо ступни.
     -- Под ноги надо смотреть, вояка.
     -- А, плевать на ногу, зато я  теперь здесь торгую спокойно, дом рядом,
война меня не касается. Ну что еще надо, такому как я.
     -- Дело хозяйское. Ну, когда шашлык-то будем жрать, хозяин?
     -- Сейчас, пять минут, еще не дожарился.
     -- Вина бутылку принеси.
     -- Какое будешь пить?
     -- Я не аристократ,  чтоб в винах разбираться.  Неси которое  покрепче.
Да, и позови таджика, он там с сарбосами болтает.
     Дуканщик вышел, а я закурил сигарету и присел на бак с мясом,  от шкуры
несло  тухлым запашком, да и мух  налетело целая  куча. Я  взял  эту шкуру и
выбросил ее в окно. Где-то через минуту вошел Хасан.
     -- О-о, шашлыки, -- пропел Хасан, и схватив шампур начал хавать мясо.
     -- Э,  он не готов еще,  ты че как  дикарь, как будто шашлыков не видел
никогда, -- сказал я ему.
     -- Я жрать хочу.
     -- Че, голодняк пробил?
     Вошел дуканщик, он притащил бутылку вина и поставил рядом с нами, потом
взял  шесть палок шашлыка  и  собрался  выходить,  на мангале  осталось  три
шампура. Хасан что-то ему сказал на родном языке.
     -- Они заказали шесть, -- ответил на русском Дуканщик.
     --  Ну  отнеси им четыре,  остальные, скажи, мы съели, --  не  унимался
Хасан.
     -- Они первые заказали, к тому же их трое, -- ответил дуканщик и вышел.
     -- Хасан, ты че как голодный.  Четыре нам не хватит что ли, -- сказал я
Хасану.
     -- Тогда мне три, а тебе один.
     -- Хрен тебе на воротник, мне два, я тоже жрать хочу.
     Я взял  бутылку вина и посмотрел на этикетку, там  было что-то написано
на каком-то мудреном  языке. Глянув на  пробку, я понял, без штопора  тут не
обойтись. Ай, да хрен с  ним, я  подошел к мангалу и отбил об него горлышко.
Потом взял шампур, и стал есть шашлык, поставив бутылку на пол.
     -- Юра, че ты разбил?
     -- Вино открыл, не видишь что ли.
     -- Откуда вино?
     -- Дуканщик принес.
     -- Дай глотну, -- Хасан протянул руку.
     -- Рожу порежешь, иди, возьми какую-нибудь тару у дуканщика.
     В двери появились Урал с Сапогом.
     -- О, Сапог, иди  возьми  у  дуканщика что-нибудь,  из чего можно  вина
выпить, -- обратился к Сапогу Хасан.
     -- И еще бутылку вина захвати, и спроси, сколько стоит, -- добавил я.
     Сапог ушел, и через минуту появился с большой пиалой и бутылкой вина.
     -- Червонец чеками бутылка, -- сказал Сапог, подавая бутылку.
     --  Так,  значит, двадцать  за  вино  и  двенадцать за  шашлыки и  того
тридцать шесть. На афошки это будет?.. Короче,  семьсот  афошек.  Хасан, кто
расплатится? Давай ты, а следующий раз я.
     -- Хитрый ты, Юра.
     -- А че хитрый. Ну, давай я заплачу, раз так.
     -- Да ладно, я отдам, просто в следующий раз я сожру побольше.
     --  Ты и  сейчас сожрал  немало,  мне  один шампур  достался, пока я  с
бормотухой возился.

     Я  налил  всем  по  очереди  вина,  и  выпил  сам, вино было  так себе,
кисло-сладкое,  а может, я просто не разбираюсь  в винах.  Мы же  советские,
привыкли пить, чтоб по шарам било, а о вкусе не думали.
     -- Берите шашлык, вам одна на двоих, нам с Хасаном три, -- предложил  я
Уралу с Сапогом.
     -- О, мясо я буду, -- сказал с довольным видом Урал.
     Урал  взял  шампур, и  они с Сапогом стали его есть на пару,  мы выпили
вторую бутылку, потом еще курнули  косяк,  нас немного развезло, и мы сидели
мирно  болтали о  всякой  ерунде.  Не  знаю,  сколько прошло  времени, когда
послышался гул вертолетов.
     -- Ну  все, пацаны, закругляемся, комдив улетел, и нам  пора. Отдохнули
мы ништяк, -- заявил я ребятам.
     -- Базара нет, -- ответил Хасан.
     Мы расплатились с дуканщиком, поблагодарили  его  за шашлыки и пошли на
свой БТР.
     Возле нашего БТРа стояла  БМПшка разведчиков, рядом с ней стояли Пипок,
Серега и Туркмен, мы подошли к ним.
     -- Ну как, Пипок, отошел после облома, -- спросил я.
     -- Да, нормально.
     -- Глухо тебе душара макушку поджарил.
     -- Да пошел ты.
     -- А вы где лазили четыре часа? -- спросил Туркмен.
     -- О-о,  мы  побалдели нормально, вина попили,  шашлыков поели, в одной
хибаре на прикол нарвались, --  ответил Хасан, и рассказал, как мы с дедками
поприкаловались.
     -- А мне что, шашлыка не приперли? -- спросил Туркмен.
     -- Сарбосы все сожрали, ну и Хасан неплохо приложился, -- ответил  я, и
спросил:
     -- А наши с полка приехали?
     --  Да, вернулись, они  на  тропосфере затарились, в полк  не заезжали.
Жратвы привезли и боеприпасов, машины заправили.
     -- Куда махнем?
     -- На иранскую границу, там будем караваны пасти, Шиндантские духов там
где-то мочат,  а мы будем караванные тропы  держать, чтоб духам снабжения не
давать, -- ответил Серега.
     -- А Асифу че надо было?
     -- Хрен знает, вроде просил, чтоб его караваны не бомбили.
     -- Когда выдвигаемся?
     -- Да щас поедем, полкач уже в колонне.
     -- Откуда ты, Серега, обо всем знаешь?
     -- Ну, разведка ведь, это вы, соляра, ни хрена не знаете.
     -- Ну ладно, знаток,  не  очень-то  на пехоту  наезжай, а  то  по башке
получишь, -- заявил Хасан Сереге.
     Из БМПшки вылез водила и крикнул:
     -- Поехали, взводный вызывает.
     Серега с Пипком запрыгнули в БМПшку и укатили, а  мы залезли на броню и
стали  ждать  выдвижения.   Через   полчаса   колонна  выдвинулась,  а   мы,
раскумаренные  вином,  курнули  еще  косяк  и,  поев  винограда,  завалились
отдыхать  в  десантный  отсек. Дело  шло  к  вечеру,  и  надо  было  быстрее
проследовать горы и выехать к  иранской границе, а то ночью катить среди гор
-- процедура не из приятных.
     Ну что  ж, отдохнули  мы  у сарбосов  неплохо,  хоть мало, но  все-таки
лучше, чем ничего.




     Я открыл  глаза:  напротив  моего лица  под  защитным  плафоном  горела
лампочка, равномерно гудели двигатели БТРа, я лежа смотрел на плафон, машина
шла мягко -- наверное, двигались по  песку,  было немного прохладно,  но это
даже  хорошо,  а то жара за целый день уже надоела. Приятно было смотреть на
сине-зеленый свет.  Я  представил  себя в космическом  корабле, мы летим  по
галактике, а  впереди бесконечная голубизна космоса,  и хотелось,  чтоб  это
состояние  продолжалось, как можно  дольше. Глаза мои  снова закрылись, и  я
стал погружаться в сон, продолжая представлять себя  в космосе. Я бы, может,
еще некоторое время подремал, но где-то рядом раздалась  короткая очередь из
КПВТ, я очнулся  от дремоты и фантазий,  вернувшись  в реальность. Вот черт,
какому-то дураку делать нечего, весь кайф обломал.
     С трудом приподнявшись я спросил:
     -- Кто едет?
     -- Я еду, -- ответил Хасан.
     -- А сколько время?
     -- Одиннадцать.
     --  Юра,  хорош  орать, спать  мешаешь,  --  пробубнил  сонным  голосом
Туркмен.
     Я перелез через спящих пацанов, и запрыгнул в командирское сидение.
     -- Горы проехали?
     -- Да, час назад.
     -- Давно едешь?
     --  Не, час  где-то.  Как  только горы проехали я сел, а Туркмен  спать
завалился.
     -- Не устал? А то давай я поеду.
     -- Нет, нормально, сиди отдыхай.
     Я одел шлемофон, общий эфир молчал, я погулял по волнам и выловил голос
Америки, они вещали на каком-то азиатском я зыке, я снял шлемофон и протянул
Хасану:
     -- На переведи, что там болтают.
     Хасан надел его, через пару минут снял и бросил мне на колени:
     -- На узбекском трещат,  ничего интересного. Рассказывают, про  обстрел
наливников где-то за Гератом.
     -- Знаешь левую волну, на которой пацаны сидят?
     Хасан снова надел шлемофон и покрутил настройку.
     -- Ну, че там? Дай послушаю, --  снял с него шлемофон, и напялил его на
себя.
     В эфире шел диалог между танкистами и второй ротой.
     -- Фазан,  заганы  чарса на  411-й,  у нас вашэ  галяк, -- донеслось  с
эфира.
     -- Кто это?
     -- Качи-вачи.
     (Качи-вачи --  это водила на  411-м БТРе, по нации он грузин, прослужил
полтора года и был "дед".)
     -- О, салам Качи-вачи. Где вы находитесь?
     -- Васмой от комбата.
     -- О, далеко. Когда колонна станет, зашлите кого-нибудь.
     -- Нэштяк, сдэлаем.
     -- Качи-вачи, ответь 472-му. Это Юра, -- подключился я к разговору.
     -- О, Юра, салам.
     -- У нас возьмите, мы третьи от комбата.
     -- О, спасыбо Юра, канэчно к вам блыже, я чижа заганю.
     -- Ну, бывай.
     -- Чего грузин хочет? -- спросил Хасан, когда я снял шлемофон.
     -- Чарса  просит.  Он с  Фазаном  договаривался, но танкисты же впереди
колонны идут, к ним пока доковыляешь, а мы через пять БТРов от них.
     -- Да пусть заходят, жалко что ли.
     Сзади что-то стукнуло по БТРу, нас слегка качнуло, я аж вздрогнул.
     -- Кто сзади едет? -- спросил я Хасана.
     -- Хохол, кто же еще. Опять уснул, мудила.
     -- Я завтра пришибу этого Хохла, -- подал голос Туркмен из отсека.
     -- Как он до сих пор в пропасть не улетел, постоянно спит за рулем. Как
только он  едет,  так  обязательно долбанет  кого-нибудь,  или его  долбанут
сзади. Гранату ему кинуть в люк, что ли, -- возмутился Хасан.
     --  Ему уже  разведчики раз по башке надавали, когда  он у  БМПшки баки
помял. Помнишь, Хасан?
     -- Да помню.  А  ему все равно похер. Надо Греку сказать, чтоб подрочил
своего водилу.
     -- Ну ладно, Хасан, раз ты мне руль не даешь, пошел я спать.
     -- Да посиди, косяк сейчас забьем. Скучно ведь одному.
     -- Ну ладно, давай чарс.
     Я взял чарс у Хасана, забил косяк и мы курнули.
     Колонна  остановилась минут через двадцать,  и к нам  в  люк  запрыгнул
ротный.
     -- Сейчас прокатимся вдоль иранской границы, выступим  в роли разведки.
Я  поеду  с  вами,  у моего БТРа левый  движок накрылся, на  одном  тащится.
Говорил  же  этому мудаку Петрухе,  проверь  движки,  проверь  движки, еще с
прошлого рейда левый барахлил. А ему раздолбаю похер, теперь пусть еб...тся,
пока не сделает.
     По люку кто-то постучал, я выглянул и увидал чижа с 411-й машины.
     -- Меня Качи-вачи послал.
     -- Знаю, -- ответил я, и крикнул:
     -- Хасан! Иди сюда.
     Хасан вылез на броню, увидел чижа и, вытащив пластинку чарса  величиной
со  спичечный  коробок,  протянул ему. Наверху  было сыро и прохладно.  Луна
горела наполовину, и  было  не так уж темно, метров за  пятьдесят можно было
разглядеть контур человека.
     -- Ну все, вали отсюда, наш ротный здесь, -- сказал Хасан этому чижу, и
залез обратно.
     Я тоже запрыгнул в БТР,  ротный сел в командирское сидение, и обратился
к Хасану:
     -- Так, Гараев. Ты поедешь?
     -- Да -- я, Туркмен пусть поспит немного.
     --  Я, наверно, тоже  сейчас  завалюсь,  вторую ночь  толком  не  сплю.
Бережной, иди сюда.
     -- Да, я здесь, командир.
     -- Слушайте меня, вот карта.
     Ротный развернул  альбомный  лист, на котором были нанесены  карандашом
условные обозначения местности, на которой мы находились, эту так называемую
карту, скорее всего, начертили пять минут назад. Потом ротный продолжил:
     --  Мы  сейчас находимся  вот  здесь, --  он  ткнул  пальцем  в  полосу
нарисованную карандашом, -- Это дорога, колонна движется сюда, к этим горам,
часам  к  трем утра  они  должны  быть здесь. Вот иранская  граница,  мы  же
прошвырнемся вот тут, -- ротный провел пальцем вдоль границы.
     -- А кто еще поедет? -- спросил я ротного.
     -- Три БТРа с нашей роты.
     -- Три машины? -- удивился Хасан.
     -- Да, три машины. А  ты хотел всю  колонну с  собой захватить, да?  --
ответил ротный.
     -- А задача то какая? -- опять спросил Хасан.
     --  Задача, вот здесь соединиться  с колонной,  вернее нам  надо вперед
колоны сюда попасть, и уже ждать их здесь, а остальное вас не касается. Едем
по-боевому, на броню не вылезать, фары не включать, огонь не открывать. Едем
тихо,  если  что, сразу  сваливать,  в бой  не вступать  ни  в  коем случае.
Понятно?
     -- Понятно, -- ответил Хасан.
     -- Где второй шлемофон? -- спросил меня ротный.
     -- Он не работает.
     -- А какой работает?
     -- Нате, товарищ старший лейтенант, -- Хасан протянул ротному шлемофон.
     В люк заглянул Петруха.
     -- Товарищ старший лейтенант, БТР сделали.
     -- А что там было?
     -- Муфта барахлила.
     --  Черт,   спать   охота,   и  колонну   вести   надо.  Может,   Грека
проинструктировать, -- начал размышлять вслух ротный.
     -- Мы  уже однажды тут мотались, товарищ старший  лейтенант. Я знаю эту
дорогу, -- сказал Хасан.
     -- Когда мы здесь были? -- спросил ротный.
     --  Вас тогда  не  было.  Колонной  командовал  зампотех. Разведчики на
границе напоролись на караван, а мы стояли на блоке  возле духовского моста,
нас сняли с блока и мы мотались сюда караван брать. Юра, че, не помнишь?
     -- Нет,  я помню тот караван, я еще  мафон там урвал, но местность я не
запомнил.
     -- Да здесь это было, мы по этой дороге ехали. Вот дорога где мы стоим,
она идет мимо кишлака, потом вдоль  гор. А вот дорога к иранской границе, мы
по  ней  в  тот  раз  проскочили.  Там  дальше пустой  колодец еще  будет на
развилке, вот там мы этот караван и замочили.
     -- Ну раз ты, Гараев, знаешь эту дорогу,  тогда  поедете  первыми, а  я
перепрыгну на свой БТР. Увидите развилку, свернете налево  и дальше дуйте по
дороге, не сворачивая, а ближе к горам я уже сам поведу. Постоянно сидите на
рации, чуть что, сразу докладывайте, я на пару часов вырублюсь, а то в глаза
скоро спички вставлять придется, Петруха меня разбудит, если что.
     Ротный вылез из люка, Хасан  надел шлемофон и мы  начали  рассматривать
эту самопальную карту. Я  с трудом разбирался  в этих иероглифах, зато Хасан
разложил  карту  и  начал  мне рассказывать, водя  пальцем по листу  с таким
видом, как будто он сам рисовал эту карту.
     -- Да ладно Хасан, что ты мне здесь втираешь, поезжай, раз знаешь, куда
ехать.
     -- Я знаю, да и ты, Юра, тоже знаешь.
     -- Тогда днем  было,  а  сейчас  ночь.  Я хрен его  поймет. Меня больше
интересует, нахрена нас вдоль границы прогоняют?
     -- Откуда я знаю. Я слышал, что на стороне Ирана, рядом с границей, как
раз в  этом районе расположены базы наемников. Стоп, комбат на связи, сейчас
выезжаем, -- ответил Хасан.
     Хасан   еще  минуту  послушал   эфир.  Потом  запустил  движки,  и  мы,
развернувшись, выехали  из колонны, и направились  в сторону  границы. Дорог
было накатано по  Афгану навалом, где колонна  не  пройдет, там, считай, уже
дорога, и  главное было  не запутаться в них.  Днем  еще  куда ни шло, а вот
ночью, да еще глядя в  триплекс, можно  было легко куда-нибудь зарулить, как
это уже не раз случалось.
     Урал,  Сапог и Туркмен спали, мы не стали их будить, пусть спят пока. Я
открыл защитный  щиток  с лобового стекла,  в  лицо мне повеяло  сыростью  и
влагой, так как окно было  разбито  пулей от ДШК, я опять захлопнул щиток  и
сказал Хасану:
     --  Короче, открывай свое  окно  и езжай  сам, я в триплекс пялиться не
буду, тем более ты парень ученый и знаешь, куда ехать.
     -- Да  сиди спокойно, я  сам разберусь с  дорогой,  на, лучше  -- косяк
забей, и гераши туда бухни, а то не цепляет.
     Я взял  у него чарс с  героином, и  смешав все  это, забил в  сигарету.
Косяк получился конкретный,  кое-как  мы его докурили,  героин  сильно  драл
горло,  и  приходилось  делать  маленькие  затяжки,  но  зато   прибило  нас
капитально. Мы катили  по темноте  куда-то  вперед,  я  смотрел  на Хасана и
думал, черт возьми, разбудить  Туркмена  что  ли, а то этот  таджик  завезет
сейчас куда-нибудь, но лицо Хасана излучало уверенность: он рулил, как будто
уже сто раз  ездил по этой дороге, да у  него  всегда такая  уверенная рожа,
пока чего-нибудь  не напорет. Я  все  чаще  оборачивался  назад и смотрел на
пулемет, в голову лезли разные мысли,  мне казалось, что вот-вот мы нарвемся
на засаду, и я  прикидывал, успею ли запрыгнуть на сидение за пулеметы. Было
такое ощущение,  что на  голову  мне положили  пудовую гирю.  Бляха-муха, ну
нахрена я  так обдолбился? Хотя я  тысячу  раз задавал себе этот вопрос и ни
разу не  мог  на него ответить, одним словом, обдолбился и все, вот  и  весь
ответ. Из-за сильного  сушняка трудно было разговаривать, и мы сидели молча.
Я  лишь изредка поглядывал на  Хасана, он как обычно был не возмутим.  Время
шло,  мы  ехали,  я начал  уже волноваться,  что-то  мы едем и  едем  в одну
сторону, а налево не сворачиваем, да я  еще не вижу ни хрена ничего впереди,
открыть люк и выглянуть, облом, да и страшновато, щиток открыть, холодно.
     -- Хасан, ты как? -- негромко произнес я.
     -- Ништяк, я ништяк, ты не волнуйся, Юра.
     --  Когда ты за рулем, я  всегда  волнуюсь, а тут наш БТР  еще и первым
едет, так что я волнуюсь вдвойне.
     -- Юра, да ладно завязывай, постоянно ты страхуешься.
     -- А как ты хотел, мы едем хрен знает куда. Ты хоть видишь, куда едешь?
     -- Юра, я знаю, куда еду, тем более, что мы уже здесь ездили. Ты сиди и
не волнуйся.
     -- А мне больше ничего и не остается, как сидеть, но я все же волнуюсь.
Может  разбудим пацанов, две головы хорошо, а пять лучше, к тому же, тот раз
Туркмен за рулем ехал, может он лучше знает.
     -- Да ты на изменах, Юра. Пусть они спят. У нас там пожрать есть?
     -- Гранаты остались и виноград.
     -- Давай сюда, а то сушняк, аж языком не могу шевелить.
     Я полез в отсек, немного пошарив в полумраке, нашел пару гранат и кисть
винограда. Мы принялись трескать виноград, это немного заглушило сушняк.
     -- Хасан, что-то мы долго едем в одну сторону. Где развилка?
     -- Да тебе кажется, что долго.
     -- Мне может  и кажется, а вот моим часам на руке так не  кажется. Да и
ваще, я хоть и не помню дороги, но знаю, что иранская  граница не так далеко
от того места, где мы разъехались с колонной. А мы уже почти час едем в одну
сторону.
     -- А ты че, хотел за пять минут доехать, да?
     -- С тобой Хасан, бесполезно спорить, ты твердолобый какой-то. У тебя в
семье все такие у-упрямые.
     -- Нет, я один такой.
     -- Оно и видно, другого такого вряд ли найдешь.
     В отсеке что-то зашевелилось, потом появилась  заспанная рожа Урала. Он
некоторое время хлопал узкими глазами, потом произнес:
     -- Когда приедем?
     -- Куда приедем? -- спросил я его.
     -- Ну, куда-нибудь.
     -- Вот куда-нибудь мы сейчас приедем, это точно. Посмотри, кто шофер.
     --  Впереди  кишлак, и  свет  горит.  Наверно налево надо свернуть,  --
произнес удивленно Хасан.
     -- Какой кишлак? Какой свет? Ты че  Хасан, еб...нулся уже. Где ты видел
свет в кишлаке ночью? -- не менее удивленно произнес я в ответ.
     -- Да вон, посмотри, впереди нас свет горит в кишлаке.
     Я наклонился к Хасану и глянул в водительское окно. Черт возьми, точно,
впереди нас находился кишлак, и в нем горело освещение, этого не могло быть,
в Афгане ночью в одиноких кишлаках свет не горит.
     Хасан свернул влево, и кишлак оказался сбоку от нас.
     -- А где колодец? Где развилка? -- спросил я Хасана.
     -- Да не знаю я, не было никакого колодца.
     Урал смотрел на нас и ничего не мог понять.
     -- В чем дело, пацаны? -- спросил он.
     -- Да черт его знает, в чем тут дело. Какой-то кишлак, которого быть не
должно, -- ответил я.
     -- Я сейчас посмотрю  в  пулеметный прицел, он  приближает немного,  --
сказал Урал и полез за башенные пулеметы.
     После минутной  возни Урала возле пулеметов, раздалась короткая очередь
из нашего  КПВТ,  и два розовых трассера полетели в  сторону  кишлака. Мы  с
Хасаном  аж подпрыгнули  от неожиданности,  Хасан нажал  на  тормоза  и  БТР
остановился.
     -- Ой бля, я не хотел, --выкрикнул Урал.
     Оказывается, когда он  крутил  башню,  разглядывая кишлак в  прицел, то
случайно  нажал  в  темноте  на кнопку  спуска. Проснулся  Туркмен,  и начал
материться. Потом раздался топот по броне, и стук по люку.
     -- Откройте, е..... вашу мать! Быстрее же, а не то я вас всех поубиваю.
     Это был голос ротного, он  не  предрекал ни  чего хорошего. Хасана  как
ветром сдуло с  водительского места, я протянул  руку  и открыл водительский
люк. Ротный как пуля залетел в этот люк, только я глянул на него, как у меня
полетели искры с глаз, и сильно заболела челюсть, я хотел чего-то возразить,
но получил удар с другой стороны, у меня все поплыло перед глазами.
     -- Вы че, козлы, оху...ли вообще! Где этот таджик?! Гараев, сука!
     Ротный  схватил  гранат, который  мы  собирались  съесть с  Хасаном,  и
запустил  ею  в  отсек,  потом  ротный начал шарить руками,  ища  что-нибудь
подходящее, и нащупав рожок от АКСа, он запустил им в Хасана.
     -- Где мы?! Где мы?! Е... вашу мать! -- кричал ротный.
     --  Я не знаю,  --  ответил я, закрывая руками лицо  и  отодвигаясь  от
ротного подальше.
     -- Гараев, падла. Ты куда нас завез?!
     -- Я ехал, как  вы сказали, в  сторону  иранской  границы, но колодца и
развилки не было, -- раздался голос Хасана с конца отсека.
     Перепуганный, сонный Сапог не мог ничего понять, Туркмен был удивлен не
меньше Сапога, да и Урал тоже не  больно-то соображал, в чем здесь дело,  он
вообще перепугался, думая , что это из-за неосторожного выстрела, который он
произвел. Хотя, конечно,  ротный проснулся как раз из-за этого выстрела,  но
если б  ротный  не  проснулся,  то все могло  бы  быть  намного  хуже,  хотя
неизвестно, что нас еще ждет впереди.
     -- Сколько времени мы ехали?! -- опять заорал ротный, глядя на меня.
     -- Час, наверно, -- ответил я, потирая челюсть.
     -- Е... вашу мать! Да  мы уже полчаса, как  по Ирану едем, --  произнес
приглушенно ротный.
     Я заметил, как  ротный весь напрягся от злости,  это было видно  даже в
полумраке. Он  прыгнул за руль, потом  развернул  БТР,  высунулся  из люка и
крикнул Петрухе с Хохлом:
     -- Быстро за нами! Только быстро, на всех газах. Мы  в Иране, в эфир не
в  коем случае не выходить, и ради бога --  не  стреляйте никуда, иначе  нам
точно пи...дец приснится.
     Потом ротный залез  обратно за руль, БТР наш  рванул с места и, набирая
скорость, помчался обратно к границе Афгана.
     -- Гараев,  сука,  я тебя  убью. Я тебя урою,  так и знай,  Сусанин  ты
х...ев. Дай только выбраться от сюда. Я удивляюсь, как  только  вы в Тегеран
не заперлись,  пока  я  дрых.  Господи,  это же  международный  скандал!  --
произносил  сквозь  зубы ротный,  руки его  судорожно сжимали  руль  машины,
движки ревели на пределе.
     -- Бережной, посмотри, где наши машины, -- обратился ко мне ротный.
     Время было за полночь, я открыл люк,  и  выглянул наружу, луна освещала
местность, справа  было  видно  очертания  гор, слева простиралась  равнина,
сзади  за нами мчались с небольшим  разрывом оба БТРа , я опять опустился на
сидение.
     -- Все нормально, они сзади.
     -- Все нормально?!  Не говори мне, что все нормально. Если, не дай бог,
мы  нарвемся  на  иранских  военных, они  нас  с землей  сравняют.  Вы  хоть
понимаете, что это такое? Наши  СУшки и так регулярно бомбят духовские  базы
на территории Ирана, и потому они злые на нас, как собаки. А  тут нате  вам,
сами  приехали. Гараев, сука, сиди и  не вылезай из-за движков, иначе я тебя
убью.
     Ротный, конечно,  был человеком крутым и вспыльчивым, но отходил сразу,
ему главное не попасться под горячую руку. Мне с  Хасаном не раз приходилось
нарываться на  его железный  кулак,  да  и не только  нам, но в обиде мы  на
ротного никогда не были, он всегда поступал справедливо, заработал -- получи
по  роже. Некоторые офицеры  или  прапора  бежали закладывать по инстанциям,
если бойцы  залетали, а потом  учиняли разборки на высшем уровне, в нарядах,
мол  ,сгноим, на дембель в последнюю очередь,  или с АГСом  будешь  по горам
бегать, дисбатом пугали или тюрьмой. А ротный был мужик конкретный,  по роже
настучит  и все  становится понятно, и все его уважали. И  уважали не  из-за
страха, а за то, что он был мужиком, а не козлом.
     Хасан, конечно, зашарил,  успел слинять, а  мне пришлось получить  пару
раз по зубам, ну да  хрен с ним, мне  это не  впервой,  хотя немного обидно,
конечно, но чего уж тут поделаешь.
     Нам  удалось  выскочить с  территории  Ирана без  происшествий,  ротный
материл нас всю дорогу, но потом немного успокоился. Развилку с колодцем мы,
оказывается, проскочили за километр  в стороне, я  не знаю, куда там смотрел
Хасан, но там, где мы ехали, вообще никакой дороги не было.
     Возле  развилки  мы остановились,  ротный повернулся и погрозил кулаком
Хасану:
     -- Я все  равно доберусь до тебя. А ты, Бережной, за  один удар по роже
спасибо  скажи своему другу,  и можешь ему  вернуть долг за  меня.  Туркмен,
садись за руль, и не давай больше водить машину этому мудаку.
     После чего ротный вылез на броню, я вылез за  ним, к нам подбежали Грек
и Петруха, они толком не могли разобрать, что за гонки мы здесь устроили.
     -- Слушайте,  мужики. Какой еще Иран? Я чего-то не врублюсь, -- спросил
удивленный Грек.
     -- Если  б  нас  засекли  иранские военные,  или  мы  бы  нарвались  на
какую-нибудь  базу,  тогда  бы  ты  врубился  сразу.  Доверил  этим  мудакам
обдолбленным ехать впереди колонны, а они в  Иран заперлись. Черт, да из вас
всех, хоть кто ни будь понимает, во что мы чуть не вляпались? -- опять начал
заводить себя ротный.
     Да оно и  понятно, на его ответственности были  мы все. Это хорошо, что
удачно  выскочили с иранской территории.  А не  дай бог, нарвались бы, тогда
мало того, что нам всем были бы кранты, да еще на весь мир раструбили б, что
советские военные нарушили границу, да вторглись в Иран, и так далее.
     -- Ну ладно, все,  заканчиваем базар, мы и так время много потеряли. По
машинам! -- скомандовал ротный, и перепрыгнул на свой БТР.
     Спустя минуту  мы двинулись вдоль границы догонять колонну, наш  БТР на
этот раз шел последним.
     Часа через два мы догнали  колонну,  которая уже  давно ждала нас, хотя
все должно было быть  наоборот.  По прибытию  полкач сразу  вызвал ротного к
себе, скорее всего ротный получит втык за опоздание и ему придется  сочинять
очередную сказку,  оправдывая  эту  задержку. Но за  ротного  можно  было не
волноваться, он наверняка  уже придумал отмазку по дороге, ротный был в этой
области мастер,  да и  Грек  подтвердит, если  что, а Грек ведь  в  неплохих
отношениях с полкачем. Так что все пройдет нормально, мы это знали,  главное
-- все живы и здоровы, а остальное ерунда.




     Хасан  всю  дорогу  оправдывался  перед  нами  за свои запарки,  но  мы
прекрасно  знали  его характер,  с  него  как с  гуся  вода,  при  первой же
возможности  он  снова прыгнет за руль,  и  еще не  раз  куда-нибудь заедет.
Правда, он  извинялся за то, что я получил из-за  него по зубам. Но я был на
него  не  в обиде, если б  ротный на него  нарвался, то Хасану  пришлось  бы
намного хуже, ротный его по броне бы размазал.
     БТРы наши пристроились к колонне, комбат объявил, что колонна  простоит
здесь  до рассвета. Мы настроились спокойно поспать  часика три, и уже почти
расположились, как вдруг услышали стук по броне.
     Я выглянул из люка, напротив нас стоял БТР комбата.
     -- Гараев здесь? -- спросил комбат.
     -- Да здесь, -- ответил я.
     -- Может переводчик понадобится, разведчики  какой-то караван  накрыли,
надо разобраться, тут не далеко, пара километров. Поднимайтесь, и поехали за
нами, -- приказал комбат.
     Хотя, чего нам  подниматься, мы ведь еще не укладывались. "Вот суки, не
дадут поспать спокойно", пробубнил я себе под нос, и запрыгнул в люк.
     -- Туркмен, прыгай за руль, поехали за комбатом.
     -- А че такое? -- спросил Туркмен.
     --  Разведчики  какой-то  караван где-то тормознули, на разоборки  надо
ехать.
     -- А почему мы? Мы ведь и так только подъехали, -- возмутился Хасан.
     -- А это Хасан, как раз из-за тебя. Переводчик комбату понадобился.
     -- Во второй роте есть два таджика.
     -- А вот комбату ты нравишься.
     Туркмен запустил движки,  и мы  двинулись вслед за  комбатовским БТРом.
Минут через двадцать мы подъехали к  месту.  Здесь стояли друг за другом три
барбухайки  и  легковая тойота  с  кузовом,  рядом  с  ними  пара  БМПшек  с
разведвзвода,  какая-то БРДМка и  пара БТРов,  но явно  они  были не с нашей
колонны. Видимость была более -- менее хорошая, луна хоть  была и не полная,
но освещала не плохо. Рядом  метрах в ста простирались горы и  вверх  по ним
уходила  дорога теряясь в темноте.  Та самая горная дорога через перевал, по
которой  наша рота  позавчера спускалась к кишлаку, в котором мы производили
проческу. Наш БТР остановился возле БРДМки.
     Машина комбата  проехала чуть дальше и остановилась возле барбухаек. Мы
похватали  автоматы, и  вылезли на  броню, комбат спрыгнул  с БТРа, и позвал
Хасана. Я  тоже спрыгнул на землю и отправился следом за ними.  Возле кабины
первой барбухайки лежали три мертвых духа накрытые одеялами.
     Проходя мимо БРДмки, я увидел водилу, и остановился:
     -- Слушай, зема, откуда ваша машина?
     -- Шакалов с Особняка привезли. Мы в Герате у советников торчали, а тут
х...ня такая, -- ответил тот.
     -- А что тут случилось? -- спросил я.
     --  О-  о,  да  тут  такие  заморочки!  Короче,   разведчики  бомбанули
благотворительный  караван,  троих  замочили, а  караван разграбили.  А  те,
оказывается,  направлялись в  Иран,  агитировать  беженцев  возвращаться  на
родину. Ну  и везли им вещи всякие, вроде  деньги  тоже, но  бабки  не могут
найти. Духи кричат, что деньги были, а разведчики говорят, что никаких денег
не видели. Короче хрен  поймешь,  что  у  них там. Но духи каким-то образом,
связались с ХАДовцами и нажаловались им.
     -- А БТРы чьи?
     -- ХАДовцев, мы с ними приехали.
     Мы слышали что-то подобное, про этих беженцев. За время боевых действий
много афганцев подались  в Иран и Пакистан, а недавно в правительстве Афгана
организовали  мероприятие  по  их  возвращению  на исконную родину.  Собрали
пожертвования  в виде вещей и  денег и  снарядили группы  из  представителей
коренного населения, которые должны были этих беженцев уговорить  вернуться.
Вот на одну такую группу наши разведчики и нарвались. Да, залет капитальный,
удастся ли замять такой скандал, сказать трудно.
     К нам подошел Туркмен, и спросил:
     -- Что здесь происходит?
     --  Пошли послушаем,  сейчас  сам  все узнаешь,  --  ответил  я,  и  мы
направились в сторону разборок.
     Там стояли  выстроенные  в  одну  шеренгу разведчики с летехой.  Комбат
построил  их,  а сам при помощи Хасана болтал с духами, мирных духов было на
первый взгляд человек около десяти, трое из них что-то кричали и размахивали
руками, то и дело  тыкая в  сторону бойцов разведвзвода.  Тут же стояли  два
офицера из особого отдела, и человек  пять  ХАДовцев, они о чем-то оживленно
толковали между собой.
     Закончив разбираться с духами, комбат подошел к разведчикам, и спросил:
     --  Короче так,  или вы говорите, где деньги, или если у вас их найдут,
тогда вешайтесь сразу.
     Разведчики  молча  стояли с опущенными головами, а комбат  прохаживался
туда-сюда вдоль шеренги. Потом он подошел к летехе:
     -- Лейтенант, смотри на меня.
     Летеха поднял голову и посмотрел на комбата.
     -- Я жду две минуты, время пошло.
     -- Я не знаю товарищ майор, не видели мы ни каких денег.
     Потом  комбат  подошел к  Пипку, и  посмотрев  на  него  сверху, как на
лилипута, произнес:

     --  Пипонин,  у тебя есть повод растянуть  свою глупую улыбку до самого
затылка, потому  что  я  тебя сейчас обрадую. На  дембель  ты  уйдешь первой
отправкой, но не потому,  что ты добросовестный солдат, и  не потому  что ты
отличник боевой подготовки. А потому, что ты меня уже за...бал!
     Мы все заржали, а духи смотрели на нас  удивленными глазами, так как не
понимали прикола.
     К комбату  подошли два ХАДовца,  у них  в  руках  были какие-то  пачки,
похожие на пачки денежных банкнот. Как потом выяснилось, они нашли эти пачки
под  кустом  недалеко от барбухаек, это  были реалы, вроде  иранские деньги.
Реалы были беспонтовые деньги и большим  спросом в  Афгане  не пользовались,
если  один чек  был  равен  20-25  афганей,  то одна афгани ровнялась десяти
реалам,  вроде  так, точно  сказать не могу, потому как  мы  не пользовались
такими деньгами.
     Подъехали еще  два БТРа,  из  одного  выпрыгнул полкач, из  другого наш
ротный. Полкач подошел к комбату и спросил:
     -- Ну, что тут такое?
     -- Разбираемся, товарищ полковник. Говорят, что разведчики деньги у них
отняли и вещи, -- ответил комбат.
     -- Все вернули?
     --  Вещи вернули, и  нашли  в кустах несколько пачек реалов. Но Афганцы
говорят, что это не все, у них еще афгани были около пятьсот тысяч.
     -- Ну и где эти деньги?
     -- Разведчики говорят, что не брали.
     Командир  прошелся  вдоль  строя  разведчиков и остановившись  напротив
летехи, негромко обратился к нему:
     -- Объясните лейтенант, что здесь произошло, и откуда взялись ХАДовцы?
     -- Все произошло как-то неожиданно,  товарищ полковник. Мы спустились с
перевала, и вдруг перед  нами из темноты появляется машина, наводчик  влупил
очередь  по  кабине,  откуда  мы  знали,  что  это   мирный  караван.   Пока
разбирались, тойота успела уйти, а примерно через час появились ХАДовцы.
     -- Вы  хотите  сказать, что не  заметили, как тайота исчезла. И пока вы
грабили караван, она успела слетать в Герат и предупредить ХАДовцев. Так?
     -- Так точно, товарищ полковник.
     -- А когда здесь появились ХАДовцы и особый отдел,  вы поняли, что дело
пахнет керосином, и только тогда связались с полком? Так?
     -- Так точно, -- пробурчал в полголоса летеха.
     -- Почему сразу мне  не  доложили,  что  обнаружен  караван?  Только не
говорите, что рация не работала, эту сказку я недавно от Савина слышал.
     Летеха  стоял  и  молчал, опустив голову. Командир  наклонился к  нему,
взявшись рукой за подбородок выпрямил голову лейтенанта, и глядя ему прямо в
лицо, твердо но не громко произнес:
     --  Это не  красит  разведку, лейтенант. Но  я не собираюсь  вам  здесь
мораль качать. Скажу  одно, если уж вляпались в историю,  то дело надо  было
делать тихо и без шума. Ясно?
     Командир отошел  от разведчиков  и подозвал  к себе комбата, они отошли
немного  в  сторону,  и говорили  минуты  три,  потом  полкач развернулся  и
направился к ХАДовцам и особнякам. Мы с Туркменом стояли и наблюдали, что же
будет дальше. К нам подошел Хасан.
     -- Ну что там, Хасан? -- спросил его я.
     -- Да ниче, афошки куда-то пропали, пятьсот штук.
     -- А может они пи...дят, сами затарили куда-то, а на разведку спихнули.
     -- А может, у них вообще этих денег не было, -- заявил Туркмен.
     --  Да не знаю  я,  все может  быть.  Духи говорят, что деньги  забрали
разведчики,  они показали  на  летеху, Пипка  и Серегу. Лично  я думаю,  что
деньги  скорее  всего  у  разведчиков,  но  найти их  не  могут.  ХАДовцы  с
особняками  облазили  обе  БМПшки, но ничего  не нашли  кроме шмоток. Шмотки
вернули, а  денег  нет, пятьсот штук  это  же большая куча, в трусах  ее  не
затаришь.  Но  Серега  хитрый  жук,  он  за  такие  деньги  жопу  отдаст  на
растерзание, но не признается, -- сделал заключение Хасан.
     -- Ну, долго там еще? -- спросил Туркмен Хасана.
     -- Да откуда я знаю, полкача вон спроси. Такой скандал замять же как-то
надо,  раз тут  ХАДовцы появились,  то просто так не отвертишься,  бакшишами
придется, наверно, откупаться.
     -- Гараев! Где ты пропал?! Иди сюда! -- крикнул комбат.
     -- Ну  ладно,  я пошел, батя вон разорался, -- сказал Хасан и побежал к
комбату.
     Командир  подозвал к себе Хасана, и они подошли к  толпе афганцев. Мы с
Туркменом тоже подошли поближе, ХАДовцы  и особняки стояли возле своих машин
и о  чем-то  болтали, построенные  в  шеренгу разведчики остались стоять  на
месте.
     -- Почему передвигались ночью? -- обратился командир к духам.
     Хасан перевел слова командира, и прослушав ответ, доложил:
     -- Говорят, что хотели рано утром быть в Иране.
     -- Какие у них есть доказательства, что это благотворительный караван?
     Хасан снова перевел, и так же прослушав ответ, сказал:
     --  Нет у них  ни  каких  доказательств.  Они говорят,  что  это  могут
подтвердить старейшины из кишлака Гишдулакан.
     -- Передай, что  плевать я хотел на этих старейшин, и в данной ситуации
я  имею  полное право отдать приказ  расстрелять их всех. Так что  пусть они
разворачиваются, забирают свои  три  трупа, и дуют  обратно,  откуда пришли.
Все, разговор окончен.
     Командир развернулся и крикнул разведчикам:
     -- Разведка -- по машинам, и дуйте к колонне.
     Разведчики направились к своим БМПшкам.
     -- Пипок! -- крикнул я.
     Пипок замедлил шаг и оглянулся.
     -- Станьте возле нашей роты.
     Пипок  махнул  рукой и  запрыгнул  на  броню,  через  минуту разведчики
исчезли в ночном мраке.
     После того как  Хасан перевел духам слова  командира, те  недолго думая
забрали  трупы,  погрузились  в машины, и  развернувшись уехали  в  обратном
направлении, от греха подальше.
     К  командиру  подошел  майор  с  особого  отдела,  в руках у него  была
двадцатилитровая канистра.
     --  Деньги здесь  в  канистре,  товарищ  полковник. Я  наткнулся на нее
недалеко от того места, где стояли БМПшки. Мне показалось странным, что один
из  разведчиков  отошел  от машины и что-то  хотел поднять,  но увидев меня,
развернулся и  побежал обратно. А после того как разведка уехала, я пошел на
то место  и  наткнулся  на вот эту  канистру. Сначала  не  понял, зачем  там
валяется пустая канистра, а когда  перевернул, оттуда вылетели пару  бумажек
свернутых  в трубку, оказалось что  это афгани в  сотенных купюрах. В общем,
эта канистра набита афошками.
     -- Вот мудрецы. Ну ладно, отдашь эти деньги ХАДовцам, пусть они закроют
рот, и забудут  про  этот случай, -- командир  посмотрел на удивленное  лицо
майора и добавил: -- Надеюсь, вы меня правильно поняли?
     Майор молча развернулся и направился к БТРам ХАДовцев.
     --  Остальные --  по  машинам!  -- скомандовал командир и  направился к
своему БТРу.
     Мы тоже попрыгали  в машины, и  подождав,  когда БТР ротного  тронется,
двинулись за ним.
     Урал  с Сапогом  спали на сидениях, им  были  пофигу все эти дела.  Мне
спать  не хотелось,  от  холода  весь сон  улетучился,  я примостился  сзади
водительского сидения, и накинув на плечи бушлат, произнес:
     --  Глухо командир дела  разрулил. Я думал,  что разборки затянутся  до
рассвета.
     -- Командир наш молодец, долго не  базарит, это  комбат начал с  духами
цацкаться, поверил, наверно, что разведчики деньги у духов отняли, -- сказал
Хасан.
     -- А ты что, сомневаешься в этом? -- спросил я Хасана.
     -- В чем?
     -- Ну в том, что разведчики отняли у духов деньги.
     -- Так  ведь неизвестно, кто деньги в канистру натолкал, это могли быть
и духи.
     --  У  духов  ума  на это  не  хватит,  сейчас приедем  и у разведчиков
спросим, чего зря гадать, -- сказал я и закурил сигарету.
     Двигаясь  вдоль  колонны,  мы  увидали  рядом  с  БТРом  Грека  БМПшку.
Остановившись рядом с ними,  мы с Хасаном вылезли на броню. Пипок  и  Серега
болтали о чем-то с Греком, наверное,  рассказывали про этот случай.  Увидев,
как подъехал  наш БТР, Пипок  с Серегой направились к нам,  а Грек  пошел  к
машине  ротного.  Из  колонны периодически велся  обстрел по  горам, которые
находились  слева. До рассвета оставался час  с небольшим,  и основная часть
личного  состава спала, а  на машинах находились только наблюдающие, которые
или от нечего делать, или по приказу командира вели беспорядочную стрельбу.
     -- Ну, как там все прошло? -- спросил Серега, подойдя к нам.
     -- Там все нормально, командир утряс все дела. Вот  только про канистру
свою можете забыть, -- ответил я.
     -- Какую  канистру? -- спросил удивлено  Серега, и сделал вид, будто не
знает, о чем речь.

     -- Да про ту самую, в которую вы афошек натолкали.
     -- Ты о чем, Юра?
     -- Да ладно, Серега, только не надо валенком прикидываться. Не ужели ты
хочешь сказать,  что это духи в канистру афошек  напихали, да они в жизнь не
додумаются до такого.
     -- А кто нашел канистру? -- спросил Пипок.
     -- Майор из особого отдела.  Кто-то из вас хотел ее забрать, а он усек.
Афошки,  в общем,  командир отдал ХАДовцам, чтоб они не раздували это дело А
караван развернули и отправили обратно,  командир  сказал,  что имеет  право
расстрелять их всех, они не долго думая завернулись и свалили.
     --  Вот сука,  рожа  ментовская,  это я хотел ее  забрать, --  сказал с
сожалением Пипок.
     -- Я  же тебе говорил, барану, не лезь  туда, шакалы рядом стоят, потом
вернулись бы и забрали. Ну какого хера ты поперся за канистрой? Мудак, такие
бабки про...бали из-за тебя, -- начал наезжать на Пипка Серега.
     --  Да ладно,  успокойтесь,  поздно уже  разбираться.  Скажите  спасибо
полкачу за то, что он вас отмазал, иначе загремели бы вы  все. Давайте лучше
косяк курнем, -- предложил Хасан.
     -- Ну давай, забивай, -- сказал Серега.
     Хасан сел под колесо и стал забивать  косяк, я сел рядом  с ним. Пипок,
постояв немного, закурил сигарету и пошел за БТР, наверно отлить.
     --  Серега,  давай  тоже  забивай,  один  на  четверых  мало будет,  --
обратился к Сереге Хасан.
     Серега тоже сел рядом, достал чарс из кармана и стал мастырить еще один
косяк. Я снял автомат и выстрелил очередью вверх.
     -- Юра, тебе че делать не х...й? -- спросил Хасан.
     -- А че, все стреляют, и я тоже. Тебе патронов моих жалко что ли?
     -- Да заколебал, давай посидим спокойно, а если дуракам делать нех...й,
то пусть себе стреляют.
     Хасан, забив косяк, прикурил его, и сделав пару затяжек передал мне.
     -- А где Пипок? -- спросил Хасан, выпуская дым.
     -- По большому,  наверно,  пошел, -- ответил Серега,  прикуривая второй
косяк.
     -- Пипо- ок! -- крикнул я.
     -- Да че он, в горы срать поперся, что ли, -- начал возмущаться Серега.
     -- Ну пусть сидит, кто не успел, тот опоздал, -- сказал Хасан.
     Мы выкурили оба косяка, но Пипка так и не дождались.
     -- Да  у него там запор, что ли, пора бы уже по норам рассосаться, а то
я начал замерзать, -- сказал я, вставая.
     Я  поднялся  и пошатываясь  пошел  за БТР, посмотреть,  где  там  Пипок
запропастился. Зайдя за БТР я негромко крикнул:
     -- Пипок! Черт возми, ты че, уснул что ли?!
     Никто не отвечал, я отошел подальше и стал вглядываться в ночную  мглу.
"Да куда же он подевался? Неужели спать пошел в  БМПшку, да вроде не должен,
он бы сказал," размышлял я.
     -- Юра, ну че там? -- услышал я голос Сереги.
     -- Да не знаю, не видно ничего, -- ответил я.
     Я  направился  обратно, и вдруг заметил под колесом силуэт человеческой
фигуры, какая-то тревога пронзила меня, сердце бешено застучало. Я  медленно
подошел к колесу, это  был  Пипок, он лежал лицом вниз. Я сел  на корточки и
потряс его за плечо.
     -- Пипок, что с тобой? -- тихонько произнес я.
     Пипок  не  шевелился,  я  перевернул  его   на  спину  и  на  мгновенье
остолбенел. На его  лице вместо  правого глаза была дырка, и струйка  черной
жидкости  стекала  на висок.  Я смотрел на  его лицо и не мог поверить, весь
кайф как  ветром сдуло.  Пипок даже  мертвый  улыбался, мышцы  его лица были
устроены так, что уголки губ были загнуты вверх.  С первого взгляда даже  не
верилось, что лицо  это уже безжизненно, на нем как будто было написано: "Да
что вы?  Я  шучу. Неужели  вы поверили?"  Я не отрывал  глаз с его лица, "не
может быть, не может быть," эти слова проносились у меня в сознании.
     Я начал трясти Пипка за плечи.
     -- Пипок, вставай, вставай же! -- кричал я, хотя прекрасно понимал, что
Пипок был мертв, но разум отказывался в это верить.
     Вот и еще один случай,  когда духовский снайпер  выстрелил на огонек от
прикуренной сигареты. Случай далеко не первый и, к сожалению, не последний.
     На мой крик прибежали Хасан с Серегой.
     -- Юра, что случилось, ты  че  кричишь? --  спросил  Серега, подойдя ко
мне.
     --  Пипок мертв, Серега! Понимаешь? Пипок мертв!  -- сказал  я и закрыл
лицо руками,  я больше не мог смотреть  на это лицо, но в моем  сознании как
наяву, отчетливо  вырисовывались  его  черты,  улыбка, дырка вместо глаза  и
черная струйка, стекающая на весок.
     -- Как мертв? -- еле слышно произнес Серега.
     Хасан присел  рядом  со мной  на корточки и стал щупать пульс на  уке у
Пипка.
     -- Да че ты щупаешь, Хасан.  У него  сквозная дырка в голове, -- сказал
я, глядя на Хасана.
     -- Хасан,  ну  как, может он живой,  а?  -- спросил  с надеждой Серега,
наклонившись к нам.

     Хасан встал и тихо произнес:
     -- Да нет, Серега, не живой он. Иди, доложи.
     Хасан положил руку на плече Сереги.
     --  Суки! -- закричал вставая Серега, и вскинув автомат, выпустил рожок
по горам.
     Потом он наклонился к мертвому Пипку, и произнес дрожащим от напряжения
голосом:
     -- Пипок, я этих духов всех с говном смешаю. Слышишь? Всех!
     После чего  Серега  встал  и, волоча  на  ремне  автомат,  направился в
сторону БМПшки.
     -- Юра,  успокойся, теперь уже ничего не поделаешь, -- обратился ко мне
Хасан.
     -- Слушай Хасан,  только не надо  меня утешать, как скорбящую вдову,  я
все прекрасно понимаю и без твоих слов. Давай лучше отнесем Пипка к БМПшке.
     Мы осторожно  взяли мертвого Пипка и понесли. К нам  подбежали пацаны с
разведки,  и  тоже  стали  помогать нести,  Серега разбудил  всех  пацанов и
рассказал, что случилось с Пипком. Хотя чего там помогать, я бы сам его смог
нести, не напрягаясь, он был легким, как ребенок.
     Первым подскочила БМПшка с  летехой, он выскочил из  люка, и подбежал к
нам.
     --  Пипонина  убили, да?  Ну  как  же так? Ну  как  же так? --Растеряно
проговорил лейтенант, наклонившись над Пипком.
     Мы все стояли полукругом  возле Пипка и молчали.  Туркмен, Урал и Сапог
тоже были здесь, их разбудил Хасан и рассказал про Пипка.
     Спустя минут пять к нам подъехали машины  командира и комбата  и с ними
"таблетка".  Командир с  комбатом  подошли к нам, потом появились  медики, и
положив Пипка на носилки отнесли его в "таблетку".
     --  Надо  было  не отпускать караван.  Вот  только ХАДовцы, принесла их
нелегкая, -- сказал вполголоса командир.
     -- Вы думаете, это могли сделать из того каравана? -- спросил комбат.
     --  Я ничего не думаю, пусть слон думает, у него голова большая. А  нам
надо было все рассчитать, не исключено, что это могли быть  и они. Ну ладно,
завтра вызовем вертушку и  отправим бойца.  Да  когда же закончится все это,
господи? -- сказал командир  и направился в свой БТР, последнюю фразу он уже
произнес на ходу, обращаясь к самому себе.
     Через полчаса стало светать, наступало утро. Из нас никто  больше так и
не уснул, все были обеспокоены случившимся. С рассветом прилетела вертушка и
забрала Пипка на борт, оказалось, что среди танкистов тоже есть один раненый
солдат. У этого танкиста были оторваны два  пальца, большой  и указательный,
он  некоторое  время  скрывал  это  от  офицеров, боясь,  что  ему "пришьют"
членовредительство, так как  случилось это по  глупости. Несколько танкистов
от  нечего делать  решили  на  спор посостязаться, кто дольше удержит в руке
взведенный  запал от гранаты,  и успеет до разрыва отбросить его в  сторону.
Они по очереди брали  в руку запал,  и выдернув кольцо держали его в ладони,
проверяя время по секундомеру  на часах. Один из них продержал  дольше всех,
вот  только остался без двух пальцев. Он  перебинтовал  руку, решив  пока не
обращаться за помощью, и не говорить офицерам, а когда рука распухла и пошла
угроза заражения крови, только тогда он обратился  к  медикам. Ну  что можно
сказать по  этому  случаю? Наверно,  находясь в Афгане,  пацанам не  хватало
острых ощущений.
     Полк  наш отправился  дальше.  Мы  пытались  говорить  о всякой ерунде,
стараясь не затрагивать тему ночного происшествия, но все равно разговор  не
клеился, было видно,  что каждый из нас думает именно об этом. Я  рисовал  в
памяти  живое лицо  Пипка, а  перед глазами, как видение  стояла эта мертвая
улыбка,  дырка в  глазу, и  черная струйка,  стекающая  на весок,  как  я не
старался, но  все равно  не мог  избавиться  от  этого образа, так сильно он
запечатался в моем сознании.
     За время службы  в  Афгане мне  приходилось часто  видеть, как погибали
пацаны:  вот был  боец, и  пусть даже не  друг, а просто однополчанин, вроде
встречались иногда, и  вот его нет. Со временем все забывается, одни события
заслоняются  другими, и так продолжается  изо дня в  день. Но совсем другое,
когда погибает твой  друг, с которым ты постоянно общаешься, время проходит,
но ты никак не можешь смириться  с тем, что его уже нет. Вот так и с Пипком,
и пусть  он был не  таким близким другом, как, например Хасан,  но  все же я
успел привыкнуть к этому звонкому голосу и вечно улыбающемуся лицу.
     Нам жаль  погибших друзей, но  иногда,  шагая по  этой проклятой войне,
обернешься  назад, и  задумаешься, а ведь окажись на  их месте  ты -- уже не
видел бы всего этого  кошмара,  и еще не известно,  кого надо больше жалеть,
нас, живых, или тех, кого уже нет.
     Говорят, что время лечит, и я не  буду с этим спорить. Да только хватит
ли времени у остатка жизни, чтоб залечить наши рваные души?




     Я  проснулся, вот  черт,  даже не заметил,  как уснул. В  этот  раз мне
ничего   не  снилось,  просто  провалился  в  пустоту  и   очнулся,  как  из
бессознательного состояния.  Оглядевшись вокруг, я заметил, что  пацаны тоже
спят. Урал  с Сапогом спали облокотившись друг  на друга,  Сапог  к  тому же
спал,  обняв  пластмассовую  флягу с водой. Наверное,  баба  снится  Сапогу,
подумал  я. Хасан  лежал  на  противоположном сидении,  положив  под  голову
вещмешок,  он дрых  без задних ног. Один  Туркмен не  спал, так  как  был за
рулем.  В  БТРе  стояла  духотень  жуткая,  как  в  духовке,  слюна  во  рту
превратилась в густой  кисель и выплюнуть ее  не представлялось возможным. Я
вытащил из рук  Сапога  флягу и, отвинтив пробку, глотнул из нее,  вода была
почти горячая, да еще напичканная хлоркой,  меня аж передернуло: сука  Сапог
нахерачил в воду хлористых  таблеток, лучше б он  нассал туда, и то  не  так
противно было б. Набрав еще  раз в рот воды из фляги, я прополоскал горло и,
открыв  командирский  люк,  выплюнул воду. Пыль  от  идущей  колонны  стояла
столбом,  и  я  нырнул  обратно  в  люк,  захлопнув  крышку.  Умостившись на
командирском сиденье, я посмотрел на Туркмена.
     -- Ну что, выспался? -- спросил он.
     -- Да вроде выспался немного. Туркмен, где мы?
     -- Да не знаю, еду вот за колонной.
     Я глянул на часы, они показывали двадцать минут двенадцатого.
     -- Стояли где-нибудь? -- опять спросил я Туркмена.
     -- Нет, часа четыре уже катим по пыли.
     -- Кишлаки по дороге были?
     -- Карезак вроде проехали полчаса назад, но мы его стороной обошли. Там
по рации голос Америки трепал про то, как мы по Ирану прокатились.
     -- Да ну на х...й! -- удивился я.
     --  Да,  серьезно,  базарят,  что  наш полк  нарушил  границу  Ирана  и
обстрелял кишлак в районе города Ездан.
     -- Откуда они узнали, суки?
     -- Враг не дремлет, хули ты думал.
     -- И что теперь?
     --  Да ни чего, пошли они на х...й. Кто что докажет, не были мы там, не
были и все. Командир  ротного вызывал, но ротный хрен признается,  ты же его
знаешь.  Но командир ерунда, замполит  там больше  всех разоряется. Но и это
херня, тут ротный подсел на нашу волну, я ох....ел ваще.
     -- Надо поменять волну.
     -- Да хрен с  ним, ротный  что -- ваще долбай? Он все  прекрасно знает,
лишь бы замполит не вычислил эту канитель.
     -- Да и пусть вычисляет, он один хрен не врубится в наши базары.
     -- А если врубится, то у  него крыша съедет сразу, -- сделал заключение
Туркмен, потом добавил:
     -- Да, и  еще, тот караван, который мы под утро отпустили, он  не дошел
обратно, его на заре разбомбили вертушки прям на перевале, а я еще удивился,
как это командир отпустил их, теперь мне все понятно.
     В  отсеке что-то загремело, и послышались маты, это проснулся Хасан. Мы
с Туркменом обернулись, Хасан отплевывался и материл Сапога.
     -- Наверно воды из фляги хапнул, -- сказал я Туркмену.
     -- Ну и что?
     -- Там хлорки полно, Сапог наверно закинул пять таблеток, как положено,
я тоже ее пил, параша жуткая.
     К нам подлез Хасан, рожа его была сонная и помятая.
     -- Сапог падла, воду запоганил -- сука, -- пробубнил Хасан.
     -- Ниче, не сдохнешь, я тоже выпил, живой пока.
     -- Ну че, может косяк забьем, а? -- предложил Хасан.
     --  Ты как  всегда в  своем  репертуаре. Морду сначала  продери  и жопу
намыль, замполит узнал, что мы в Иран заехали, так что готовься, -- сказал я
Хасану.
     -- Ни пиз...и.
     -- Вот не верит, Туркмен скажи ему.
     -- Да, да, голос Америки уже объявил в эфир, -- подтвердил Туркмен.
     Рядом  с нами появился Урал, он  тоже  был  заспанный, глаза его, и без
того узкие, стали еще уже.
     --  Дайте  воды, наверх  лезть неохота, -- промямлил Урал, еле  ворочая
языком.
     -- Сапог спит? -- спросил я Урала.
     -- Да спит, калымит так, что хрен разбудишь. Да дайте же воды!
     --  Там  фляга  валяется, где-то  возле движков,  иди  попей  пока  она
холодная, недавно из родника набрали, -- предложил ему Хасан и, достав чарс,
стал забивать косяк.
     Урал пополз  к  движкам  искать флягу,  примерно через минуту из отсека
донеслись маты.
     -- Ну вот  и Татарин воду попробовал, теперь, Туркмен, твоя очередь, --
сказал я.
     --  Нет не угадали,  у меня вот  фляга  с нормальной водой, --  Туркмен
достал из  под сидения флягу и,  повертев  этой флягой у  нас перед глазами,
засунул ее обратно.
     -- Че за х....ня? -- карабкаясь к нам воскликнул Урал.
     -- Это вода такая, с хлоркой называется, -- ответил я.
     -- Чья это фляга. Черт возьми? -- опять спросил Урал.
     -- Сапога, чья же еще.
     -- А-а, ну тогда ясно.
     -- Туркмен ты будешь чарс? -- спросил Хасан, прикурив косяк.
     -- Давай, немного хапну.
     Туркмен сделал несколько затяжек и протянул сигарету обратно.
     -- Да кури, я два забил, -- отмахнулся Хасан и взорвал второй косяк.
     -- Вот  черт, опять  обкуримся как суки,  --  сказал  я, беря  косяк  у
Туркмена.
     Мы вчетвером выкурили два  косяка  и прибалдели  капитально,  я  провел
рукой по голове, там ничего не было,  блин, всегда так, как обкуришься,  так
кажется, что  на  голове  шапка надета.  Я  посмотрел на  пацанов: Туркмен с
невозмутимым видом крутил баранку, Хасан сидел и скалился во  весь рот, Урал
с довольной  "миной" лупал  глазами. Я смотрел на них и думал, как  мы стали
близки друг другу за время службы, и как хорошо, что мы вместе, едем вот так
в   БТРе  по  этой  проклятой   афганской  земле,  обдолбленые,  в  насквозь
пропотевшем  ХБ,  с  потрескавшимися  от  ветра  и  палящего солнца  лицами,
небритые и  немытые,  но живые. Жаль, что нет  с  нами  Качка, но Качок хоть
живой, пусть ранен, но живой, а вот Пипка уже нет, и никогда мы больше с ним
не встретимся, разве, что на том  свете. Пипок  был не  в нашем  экипаже,  и
поэтому мне казалось, что Пипок живой и катит в своей БМПшке где-то рядом, а
то, что его убили, это просто страшный сон. Как хотелось верить, что это был
всего лишь сон.
     -- И что там сказали эти буржуи, что это я за рулем был, да? -- спросил
Хасан, вспомнив недавний разговор насчет Иранской прогулки.
     --  Ну,  так  прямо  не  сказали,  но  это  ведь  не  трудно  выяснить.
Международный скандал поднялся, ротного  уже арестовали. Мы  все скажем, что
спали  и  ничего не  знали,  а  тебе  -- труба. Наденут на тебя наручники, и
покатишь  ты  по  этапу.   Хотя   нет,  по  законам  военного  времени  тебя
расстреляют, прямо возле БТРа. Так что считай, что ты выкурил свой последний
косяк,  и помолись  перед смертью.  Может  тебе муллу  позвать, он  отходняк
прочитает?
     -- Да хоть папу римского, мне похеру.
     -- А ты татарин чего уставился, тебе ваще пиз...ец, ты там пол Ирана из
пулемета завалил, когда случайно на спуск нажал, -- подколол я Урала.
     -- Да пошел ты, Юрка, гонишь всякую ху...ню, -- сказал Урал и повалился
на сидение в отсеке.
     -- Слушай, Хасан, ты же мусульманин? -- спросил я.
     -- А че, ты сомневаешься, да?
     -- А в Аллаха ты веришь?
     -- Да он в  Будду верит, Аллах че, у Аллаха две руки и  он за раз всего
лишь  один косяк забить может, а вот у Будды шесть рук, тот за раз сразу три
заколачивает, -- ляпнул Туркмен.
     Мы  все заржали так, что  аж  Сапог  проснулся  и  уставился на  нас  в
непонятках.
     -- Туркмен, ну  ты  и  сморозил,  а  главное прям  в точку попал, --  я
закатывался и не мог остановиться.
     --  Юрка,  на,  сядь  за  руль,  а  то я  уже запарился,  пойду в отсек
поваляюсь немного, -- предложил Туркмен вставая из сидения.
     -- Дай я поеду, -- подпрыгнул Хасан и полез на место Туркмена.
     -- Да  пошел ты, на ишаке сначала научись ездить, --  ответил Туркмен и
оттолкнул его рукой.
     Я стал перелазить на  место Туркмена, когда Туркмен убрал ногу с педали
газа, БТР  замедлил ход.  Садясь на его место, я резко надавил на педаль  --
БТР дернулся,  и чуть  не  стукнулся  в  машину, идущую впереди нас,  я чуть
сбросил газ.
     -- Осторожно, а то скажут,  что уснули, --  предостерег меня Туркмен, и
завалился на десантное сидение, а Хасан в это время запрыгнул в командирское
кресло.
     Я закурил сигарету и начал подстраиваться под скорость колонны, чтоб не
въехать во впереди идущий БТР,  или чтоб сзади идущий БТР не долбанул нас. В
окно практически ничего не  было  видно из-за  пыли,  временами  ее  сдувало
ветром и показывался зад  впереди  идущего БТРа.  Управлять машиной в  таких
условиях было трудно, если брать в расчет, что я не водила.
     -- Ну как? -- спросил Хасан.
     -- Видимость нуль, машину веду по приборам, -- ответил я ему.
     Я по раскумарке прикололся  к управлению машины, и уже не слышал, о чем
там  болтали пацаны.  Глаза мои были прикованы к окошку, где  иногда на пару
секунд появлялся  передний  БТР,  а  уши мои  были  заняты  монотонным гулом
движков. Я опять представил себя в космическом корабле, только вместо синевы
космоса  передо  мной  виднелась  серая  масса  пыли.  Докурив  сигарету,  я
несколько раз ткнул окурком в лобовое  стекло  в разных местах, представляя,
что это звезды, виднеющиеся в иллюминатор моего корабля.  Я бы еще долго так
прикалывался, если  бы сзади не  послышались  сигналы  машин, и не раздалась
автоматная очередь.  Я  очнулся от мечтаний  и  заметил, что пыли в окне  не
видно, а передо мной простираются афганские просторы  с виднеющимися вдалеке
горами, и несколько точек на лобовом стекле, якобы звезды. Нажав на тормоз я
остановил машину, колонны впереди не было, тьфу черт, вот я замкнул.
     -- Что такое? -- спросил Хасан.
     -- Да х...й его знает,  сейчас посмотрим, -- ответил я, и открыв крышку
люка высунулся из него.
     Колонна стояла в полукилометрах от нашего БТРа, а точнее -- это наш БТР
стоял в полукилометре от колонны.
     Из командирского люка высунулся Туркмен.
     -- Юра, ты че? -- удивленно спросил он.
     -- Да замкнул короче, колонна свернула, а я прямо поехал.
     -- Да вы меня уже заеб...ли вместе с Хасаном, лучше я Сапога надрочу за
рулем сидеть, -- начал возмущаться Туркмен.
     -- Да ладно, Туркмен, не разоряйся, я че, спецом что ли.
     -- Спецом, не спецом, а разбираться с шакалами сам сейчас будешь,  вон,
смотри   --   комбат   кулаками   машет,   вылезай   давай,  сядешь,   когда
растормозишься.
     Я перелез  на командирское сидение, а Туркмен  сел за руль и, развернув
БТР, направил его в сторону колонны.
     Подъезжая к колонне, я вылез из люка на броню, и  приготовился получать
пизд...лей в случае чего. Комбат спрыгнул с брони  и подбежал к нашему БТРу.
Мимо меня пронесся шквал отборных матов, из которых я понял, что мы и уснули
и замкнули, и еще много чего в этом роде.
     -- Это я  был за рулем  товарищ майор, задумался немного и не  заметил,
как  колонна  свернула,  -- начал я  оправдываться  заплетающимся от сушняка
языком.
     -- Я сейчас  так пере....бу  автоматом по твоей думалке, что она у тебя
через жопу вылетит, еще одна  такая запарка, и вы у меня пешком  за колонной
бежать будете.
     Комбат, погрозив нам кулаком, развернулся и направился в сторону своего
БТРа, а  ротный,  сидя  на  броне  своей машины, показывал нам  непристойные
жесты, сопровождая их беззвучным шевелением губ. Что он имел ввиду, нетрудно
было догадаться,  все  остальные,  кто на броне, кто из  люков, наблюдали за
этой  сценой и прикалывались над нами. Спустя время мы  пристроились на свое
место, и колонна двинулась дальше. Я перевел дух, как все-таки мне  повезло,
что комбат  в данный момент был  не пьяный,  а уж  как он по  пьяни  челюсти
крушит, это я знал не понаслышке.
     -- Ну что водила, прокатнулся? -- со смехом спросил меня Хасан, когда я
залез в БТР.
     -- Нас здесь двое таких, так что не очень то прикалывайся, -- ответил я
ему и повалился на десантное сидение.
     -- Я думал комбат тебе по башке настучит, -- сказал Урал.
     -- А ты Татарин был бы рад посмотреть, как комбат меня метелит.
     -- И не только я.
     --  Хасан, надо было тебя  подставить на этот раз,  а то ведь, когда ты
нас в Иран завез, я за тебя от ротного по роже получил.
     --  Ну а чего ты на броню выскочил и начал кричать, "это я ехал, это  я
ехал!" -- ответил Хасан.
     -- Следующий раз буду кричать, что это ты ехал.
     -- А вот х...й вам обоим, следующий  раз вы за руль не сядете, можете и
не мечтать, -- ляпнул Туркмен.
     -- Я сяду, -- вмешался Урал.
     --  Ну уж нет, тебя только здесь не  хватало,  хватит мне  и  этих двух
дураков.
     --  Жрать  когда  будем, меня  уже голодняк  пробивает, -- предложил  я
пацанам.
     -- Сапог доставай сухпайки, хавать будем! -- крикнул Хасан Сапогу.
     -- И слетай на броню, воды зачерпни, -- добавил я.
     -- А че будем хавать? -- спросил Сапог.
     -- Две банки тушенки и три каши достань, -- предложил я Сапогу.
     Сапог достал  банки из коробок и открыл  их, потом он залез на  броню и
набрал в котелок воды.  Мы размешали в  воде сахар, так как  вскипятить воду
для чая не было возможности, и приготовились к обеду.
     Поев  каши с тушенкой  и запив все это сладкой водой, мы повалились кто
куда.  Хасан развалился  в командирском  сидении, Урал с Сапогом  уселись  в
отсек на десантное сидение и о чем-то стали болтать.
     Я  тоже приготовился  завалиться на  десантное сидение, но Туркмен меня
окликнул:
     -- Юра садись за руль, я посплю.
     -- А не боишься, что я опять запарюсь?
     -- Да ладно, не выпендривайся, садись, не Хасану же руль давать.
     --  А  почему  мне не поехать,  Юрке, значит,  можно, а мне нет, да? --
спросил с возмущением Хасан.
     -- Юрка один раз запарился,  к тому  же он  в Иран  еще не заезжал, вот
когда заедет,  тогда и ему тоже больше руль не дам. В Иране мы не  окажемся?
-- спросил Туркмен, глядя на меня.
     -- Нет, в Иране мы уже были, теперь в Пакистан поедем, -- ответил я.
     -- Ну, до Пакистана еще далеко, так что садись давай.
     Я опять перелез  за  управление, а Туркмен полез в отсек спать,  Хасан,
успокоившись, немного посидел молча и закемарил, свесив голову на грудь.
     Проехав около часа в раздумьях я  почувствовал, что кто-то меня тычет в
правую руку, я посмотрел  на Хасана, он показывал мне  жестами, дай, мол,  я
поеду.
     -- Ну на езжай, мне не жалко, -- ответил я ему и мы поменялись местами,
я перелез на командирское сидение.
     У Хасана была слабость управлять техникой,  он  всегда рвался порулить,
иногда он ходил к своему земляку на танк, и там у механика выпрашивал рычаги
управления, ему не важно чем управлять лишь бы по рулить.
     Мы  проехали чуть больше  часа,  вдруг где-то впереди  раздался  глухой
хлопок, колонна сразу остановилась, потом раздался еще один взрыв чуть ближе
к нам,  сопровождаемый  пулеметной  очередью, но стреляли не из  колонны.  Я
сразу  прыгнул за башенные пулеметы, а Хасан напялил шлемофон и стал слушать
эфир, Урал схватил  гранатомет и открыл  десантный люк, Туркмен взял  ручной
пулемет.  Развернув пулеметы в сторону выстрелов, я заметил небольшую сопку:
до нее  было примерно  с  полкилометра. Скорее всего, духи палили из-за этой
сопки, больше  не  откуда. Ни гор,  ни  зеленки  поблизости не  было, вокруг
простиралась полустепь-полупустыня, кишлаков  поблизости тоже не было видно,
только  за сопкой  справа от нас была низина, но  что в  ней, видно не было,
может, там был кишлак может зеленка, а  ближайшие горы были  за этой низиной
километрах  в десяти от нас.  Я выстрелил короткой очередью по  сопке, духов
видно не было, да они  и не дураки, чтоб мелькать на виду  у нас, из колонны
уже велся обстрел из пулеметов и автоматов.
     -- Ну, че там базарят? -- спустя время спросил я.
     --  Танк   подорвался  на  фугасе,  а   из-за  сопки  духи   обстреляли
комбатовский  БТР,  командир  приказал  прекратить  огонь, БМПшки  уже  туда
ломанулись, сейчас погонят нашу роту, -- ответил Хасан.
     -- Какой танк подорвался?
     -- Второй, кто-то из танкистов ранен, в этом экипаже два моих  земляка,
я пойду схожу туда.
     Хасан,  бросив  шлемофон,  схватил автомат  и  выскочил в  люк,  я тоже
выглянул из  люка -- Хасан бежал в сторону танкистов. Мимо нас  промелькнула
"таблетка",  направляясь  в  сторону  впереди  идущих  танков.  Две   БМПшки
отделились от колонны  и  помчались  в сторону сопки, это  был  разведвзвод.
Танки несколько раз влупили по сопке из пушек.
     -- Третья рота, быстрее к сопке! -- крикнул ротный, и его БТР, выехав с
колонны, направился туда.
     -- Ну вот, чуть что,  так сразу третья рота,  -- возмутился я и залез в
отсек.
     Туркмен прыгнул за  руль, а  я  расположился  за башенными пулеметами и
стал наблюдать  в  прицел за  БМПшками, они  в это время подъезжали к сопке.
Вдруг одну БМПшку развернуло на 90 градусов,  и она остановилась, разведчики
попрыгали с брони, а вторая БМПшка, обогнув сопку, скрылась за ней.
     Мы проскочили  мимо стоявшей БМПшки,  экипаж крутился  возле нее, вроде
все живые, там же был и летеха с разведвзвода.
     -- Че там такое? -- спросил я Туркмена.
     --  Разулась,  наверно из гранатомета по гусянке ебан...ли, --  ответил
Туркмен.
     БТР  ротного,  заехав  за сопку,  остановился,  мы подъехали  к  ним  и
остановились рядом, дальше был крутой спуск,  а  внизу  глубокая расщелина в
несколько метров  шириной,  уходящая  вниз  по склону. Вдалеке -- километров
пять  от  нас  --  виднелся  небольшой кишлак, радом было маленькое  озеро и
зеленка. Сверху хорошо просматривалась вся местность в низине, но на технике
пробраться  туда было нельзя,  из-за  крутого  спуска,  на  краю которого мы
стояли. Вторая БМПшка слетела со  спуска и стояла,  врывшись в глину рядом с
расщелиной, одна ее гусянка  и пара катков валялись рядом, а разведчики вели
огонь из автоматов, спрятавшись за броню. Духи были в расщелине, и,  судя по
всему, успешно смывались, отстреливаясь от разведчиков. Ротный махнул рукой,
показывая вниз, и мы, попрыгав с брони, начали спускаться с откоса.
     Разведчики,  прекратив стрельбу, собрались  в  кучу,  наверное, кого-то
убило или ранило.  Спустившись вниз, я заметил в стороне двух убитых  духов,
один  валялся весь искореженный,  наверное, ему  досталось из башенной пушки
БМПшки, рядом с ним валялся ручной гранатомет.
     --  Татарин, возьми вон духовскую трубу,  прикрутишь к  своей, и  будет
двустволка! -- крикнул я Уралу.
     -- Там  у разведчиков что-то случилось, -- сказал  Урал, показывая в их
сторону.
     -- Да вижу, сейчас узнаем, -- ответил я.
     Мы  подбежали к разведчикам, Серега сидел на земле  закрыв лицо руками,
руки у него были в крови, рядом стояли Артиков и Царев, а Андрей сидел перед
Серегой с медицинским пакетом и пытался разглядеть  его рану. Андрей  тщетно
пытался оторвать Серегины руки от лица, тот не давался и стонал. Рядом лежал
Семен с забинтованной головой, Семен был водилой на БМПшке.
     -- Что случилось? -- спросил я пацанов.
     --  Сереге  вроде  челюсть  пулей  разворотило,  медиков  надо,  я  его
промедолом вмазал, но  этого мало, не могу  перевязать, он вцепился  в  лицо
руками, хрен оторвешь, -- ответил Андрей.
     -- А с водилой что? -- опять спросил я.
     --  Башкой  об  люк ебн....лся, когда с откоса  слетели, но  с  ним все
нормально, кусок шкуры с лобешника вырвало, но череп целый.
     Я достал оставшуюся ампулу с морфием и протянул Андрюхе.
     -- На, морфием вмажь Серегу. "Баян" есть?
     -- Да есть, но все равно медиков надо.
     К нам подбежали ротный, Грек, Закиров и Хохол.
     -- Ну, че здесь такое? -- спросил ротный.
     -- Да вот пуля  в челюсть попала,  "таблетку"  надо  вызвать, -- сказал
кто-то из разведчиков.
     -- Ну так чего же не вызовите?
     -- У нас в БМПшке рация не пашет.
     -- У них там всего одна "таблетка", она к танкистам уехала, вторую духи
спалили  в  кишлаке, который  мы чесали,  да  и  медиков  там  осталось  три
человека, капитан, водила и сержант, -- сказал я ротному.
     -- Ну, давайте,  берем  раненых и наверх,  сейчас  к  колонне  прилетит
вертушка из Шинданта, --  скомандовал ротный и спросил: -- Семенов сам может
идти?
     -- Да я смогу, -- глухим голосом произнес Семен.
     -- Закиров, помоги Семенову взобраться наверх.
     Андрей ширнул Сереге укол в  вену и  перевязывал ему лицо. Замотав  ему
челюсть бинтом под самый нос, он взял его под руки.
     -- Ну, давайте, потащили, чего смотрите, -- обратился к нам Андрюха.
     Царев взял Серегу за ноги, и они его потащили к БТРам.
     -- А как вас сюда угораздило? --  спросил ротный Артикова, показывая на
БМПшку.
     -- Из-за сопки выскочили, а тут обрыв, Семен по тормозам дал, но поздно
уже было, пока очнулись, машина уже  в глине торчит, и Семен на сиденьи весь
в крови. Когда с откоса летели, я увидел в  стороне духов  человек десять, я
развернул  пушку  и влупил  по ним  очередью,  духи,  отстреливаясь,  начали
прыгать в расщелину, Серега, выскочив с автоматом на броню, стал стрелять по
ним, и в это время какой-то дух его прошил. Пока мы повыскакивали, духи  уже
смылись, вот успели только двоих замочить, остальные смотались по расщелине,
-- закончил свой рассказ Артиков.
     --  Ну,  ничего,  сейчас подтянем  авиацию,  и пусть они  перепашут эту
расщелину  вместе с тем  кишлаком и зеленкой. Бляха-муха,  вот  БМПшку  надо
выволакивать как-то отсюда, -- высказался ротный.
     --  Сейчас  тягач  подъедет  и  вытащит,  мало  будет  тягача  --  танк
подключим, -- предложил я.
     --  Бережной, какой ты умный. А трос где ты такой возьмешь?  Тут метров
триста,  не меньше. Или, может, ты ее  на горбу до откоса дотащишь? -- глядя
на меня, сказал ротный.
     "Да,  действительно, а где  же  такой трос то взять?"  --  подумал  я и
спросил:
     -- Ну, а что тогда делать с ней?
     --  Взорвать  ее нах...й,  больше ни хрена ни чего не сделаешь.  Сейчас
доложу командиру, он решит.
     Мы  взобрались  наверх и стали расходиться по машинам, Серегу с Семеном
посадили на БТР ротного, ротный подошел к нашему БТРу и обратился ко мне:
     -- Бережной, вы пока с разведчиками здесь оставайтесь, а  я там решу  с
командованием, что делать дальше.
     -- Хорошо, решайте, -- ответил я и взобрался на броню.
     Машины нашей роты,  отъехав,  направились в сторону колонны, разведчики
уселись в тень от БТРа, а я залез в отсек и, развернув пулеметы, направил их
в сторону  БМПшки, Урал  с  Сапогом в это  время  рассказывали Туркмену, что
произошло внизу.
     --  Туркмен,  надень шлемофон, может, будут вызывать,  -- обратился я к
Туркмену.
     Он надел шлемофон и стал слушать эфир.
     -- Не дай бог, нас сейчас  погонят в тот кишлак, километров пять мотать
до него, -- сказал с сожалением Урал.
     -- Не ссы,  Татарин,  не погонят,  время  у  нас  нету с этим  кишлаком
возится, колонна до темна должна прибыть на место, -- успокаивал я Урала.
     -- Да хорошо бы так, а то ведь х...й поймешь, что у них там на уме.
     Минут  через  двадцать  показалась  санитарная вертушка  и  села  возле
танков,  потом  от колонны  отделились пара БТРов и  БМПшка разведчиков, они
направились к нам.
     Когда они приблизились, я заметил, что это были машины ротного и Грека,
Хасан  тоже  ехал с  ними,  он сидел на  броне  рядом Греком,  они  о чем-то
болтали.
     Первым к нам подкатила  БМПшка разведчиков, летеха  спрыгнул с брони  и
подошел к разведчикам, мы с Туркменом вылезли на броню БТРа.
     -- БМПшку  эту  будем  бросать, сейчас  прилетят  "крокодилы" и  начнут
бомбить  местность и  БМПшку тоже разх....ярят  заодно,  а сейчас  пойдем  и
снимем с нее все что надо, время у нас полчаса.
     Разведчики  направились  к  БМПшке,  а  мы  остались  ждать  их.  Хасан
запрыгнул на броню своего БТРа.
     -- Земляка моего ранило, -- выпалил он.
     -- Кого? -- спросил я.
     -- Шавдета, на гражданке жили рядом, даже встречались иногда, он был из
соседнего аула, мы туда на танцы ходили, бывало, бакланили с ними.
     -- Про Серегу с Семеном слышал?
     --  Да я  видел их,  Серегу с Шавдетом погрузили  в вертушку,  а  Семен
отказался лететь, говорит,  что нормально  себя  чувствует и в госпиталь  не
хочет. Блядь, Шавдета жалко, пизд...ц ему наверно.
     -- А че так? --Спросил Хасана Туркмен.
     -- Да  ему  по  затылку  траком  уеб...ло, череп  проломился,  вроде  в
сознании, но это шок, а так не  знаю, что будет. Капитан медиков как-то  так
посмотрел на него после перевязки, по  лицу капитана было  видно, что ничего
хорошего Шавдета не ждет.
     -- А как это ему траком угораздило?
     --  По броне он в это время лазил, а в тот момент, когда мина е...нула,
он на  подкрылке  стоял,  как  раз над этим катком. Если даже  выживет, один
х...й дураком останется.
     -- Да все мы дураками отсюда вернемся, кто-то больше, кто-то меньше, --
сказал Туркмен.
     -- Но мы-то хоть целые пока, -- сказал я, глядя на Туркмена.
     --  Да целые, и вроде нормальные, но это мы здесь нормальные, а там, на
гражданке, мы для всех дураки, вот посмотрите, -- ответил Туркмен.
     -- Это почему еще? -- спросил я удивленно.
     -- Почему? Да потому! Вот представь,  вернешься ты на гражданку, ну там
встреча,  пьянка и так далее.  Начнешь  со  своими  корешами  о  житье-бытье
базарить,  они  будут  тебе  рассказывать, как  они  на танцах балдели,  баб
снимали, смеяться будут,  веселится. А ты что им расскажешь?  Может  про то,
как ты здесь пыль  глотал вперемешку с песком  и свинцом, да? Про  выжженные
кишлаки расскажешь, про эти проклятые горы. А может,  ты  им расскажешь, как
друзей своих  хоронил?  Ну,  может, ты им про это все и расскажешь в  пьяном
бреду. Но поймут ли  они тебя? Да,  они будут слушать тебя, развесив уши,  и
может даже  посочувствуют,  но через  пять минут  они  про эти твои рассказы
забудут.  А  ты сам  забудешь все  это когда-нибудь? Я  думаю, навряд ли.  А
насчет баб,  что ты им расскажешь? Вот твоя баба, -- Туркмен дернул за ствол
моего  АКСа.  -- Вот ее  ты  каждый день обнимаешь,  с  ней засыпаешь, с ней
просыпаешься, гладишь ее, ухаживаешь за ней,  и нет для  тебя ближе  ничего,
кроме  вот  этого автомата.  Помните,  я вам рассказывал про пацана из моего
города, который пришел из Афгана в восемьдесят первом? Он по началу тоже был
веселый такой, про Афган иногда рассказывал, а потом замкнулся в себе, начал
бухать беспробудно, а в оконцовке пошел в горы, забрался на скалу, прыгнул с
нее и разбился. Я тогда думал, что это он по пьяне замкнул, или у него крыша
съехала, но теперь я понимаю, почему он это сделал. Вот так, мужики, мало  с
войны живым вернуться, надо еще после нее жить как-то. И молите бога, что вы
родились не в этой проклятой стране, а то  бы  бегали сейчас по расщелинам и
кяризам  вон  от  этих  вертушек,  -- Туркмен показал  на  приближающиеся со
стороны Шинданта вертушки, их было четыре. -- А кто  его знает, может завтра
война придет  и в наш дом,  -- закончил  Туркмен  и залез в водительский люк
БТРа.
     Мы  сидели  с  Хасаном и  молча  смотрели друг  на друга. На  Туркмена,
бывало, находили философские заходы, я  особенно  не  придавал значение  его
душевным  порывам,  просто мне было наплевать,  что будет завтра, но в такие
моменты мы не спорили  с Туркменом, может потому, что в его  словах все таки
была доля правды.
     Разведчики  поснимали  со  своей  машины  все  необходимое и взобрались
наверх, потом они погрузились в оставшуюся БМПшку, и мы двинулись к колонне.
Спустя полчаса  колонна двинулась дальше, уже  отъезжая,  мы наблюдали,  как
одна  вертушка отделилась от остальных  и, описав круг, выпустила  несколько
ракет в место, где находилась брошенная БМПшка, после чего она взяла курс на
кишлак, догоняя своих, и скрылась из виду.





     Проехав  несколько километров, Туркмен  снова отдал мне руль  и полез в
отсек  отдыхать, Хасан тоже завалился на  десантное сидение, и вскоре  они с
Туркменом  мирно уснули. Урал перелез на командирское  сидение и,  достав из
кармана письма, стал их перечитывать, а Сапог, сидя на вещевом мешке, что-то
шил, то ли подменную куртку от ХБшки, то ли штаны.
     Я глянул на Урала,  читающего  письма,  -- меня  в  очередной раз взяла
жуткая  тоска, как все-таки много значат для солдата письма из  дома,  и как
тоскливо, когда эти письма не  получаешь;  я уставился  в  лобовое стекло  и
постарался отогнать  эти  тоскливые  мысли, но  они  цепко сидели  у меня  в
голове.  Не зная,  как отогнать от  себя эти мысли, я взял шлемофон и  надел
его, эфир молчал, далее я прогулялся  по волнам, -- голос Америки трепался о
какой-то ерунде, навроде того, что, мол, афганское правительство приняло ряд
чрезвычайных  мер  по борьбе с мятежниками и,  в общем, всякая  хрень в этом
роде, я снял шлемофон и бросил его на колени.
     Колоннна  повернула  немного  восточнее,  и  пыль  сдувалась  ветром  в
сторону, теперь хорошо было видно впереди идущий БТР и ориентироваться стало
легче. Но долго это не продолжалось, примерно через час колоннна опять взяла
прежний курс, и снова пыль заволокла окно.
     К  вечеру ветер стал утихать, и жара  спала, колоннна въехала на горную
дорогу, и километров пять  мы ехали над  обрывом, я поначалу хотел разбудить
Туркмена, чтоб  он  сел  за руль, но,  немного подумав, не стал  его будить,
пусть  спит, когда проснется -- сам сядет за управление. Местами дорога была
настолько  узкая,  что  камни  из-под  колес  улетали  в  пропасть.  Техника
двигалась по горной дороге очень медленно, на  поворотах танки передвигались
небольшими рывками,  эти  пять километров мы преодолевали больше двух часов.
Но вот  наконец-то  колоннна  вышла  в долину, а горы остались где-то сбоку,
командир объявил в эфир, что примерно через час колоннна будет на месте.
     Колонна  развернулась  перпендикулярно  горам и  направилась  в сторону
Иранской  границы. Проснулись Туркмен  и Хасан, Туркмен  сел за руль, а мы с
Хасаном вылезли на броню,  почти  все экипажи БТРов  сидели на броне.  Ветер
окончательно стих, и пыль больше не стояла столбом над колонной, солнце тоже
начинало  закатываться за  горизонт,  и жара совсем  спала. На земле  Афгана
наступила  благодать, вечерело, снаружи не  холодно-не  жарко,  лишь изредка
ощущалось легкое прохладное дуновение, очень красиво смотрелся закат солнца.
На броню вылезли Урал с Сапогом, они уселись рядом с нами.
     -- Ну что, Сапог, как тебе видуха Афгана. Красиво? -- спросил я Сапога,
показывая на зарево заката.
     -- Да, нормально, -- ответил Сапог.
     -- Э-э-х! Ну что, пацаны,  может  обдолбимся на фоне этой красоты?!  --
воскликнул Хасан, после чего достал чарс и пару сигарет.
     --  Забивай, Хасан,  забивай,  сейчас  не  грех курнуть,  никаких  тебе
обломов, ни жары, ни ветра, ни  стрельбы, -- ответил я ему и спросил Сапога:
-- Сапог,  а давай курни немного плану, а то ведь так и не поймешь всей этой
жизни до конца.
     -- Ну ладно, попробовать можно, -- ответил, колеблясь, Сапог.
     -- Курни-курни,  Сапог,  а  то  ведь  не познаешь настоящего  кайфа, --
добавил Хасан, забивая сигареты.
     -- Туркмен, а ты как насчет курехи? -- крикнул я в люк.
     -- Не, я не буду, мне и так ништяк.
     -- Ну, как хочешь, наше дело преложить.
     Хасан прикурил одну  сигарету  и передал мне, я  пару  раз  затянулся и
передал косяк Сапогу.
     --  На,  Сапог,  держи, втягивай дым  вместе  с воздухом. Видел,  как я
делал?
     Сапог кивнул и  взял косяк, он  его повертел,  потом поднес  к губам  и
начал втягивать дым.
     --  Сапог, ну че  ты ссышь, ближе подноси "гильзу", не бойся косяк тебя
не укусит, -- сказал я.
     Сапог затянулся и стал кашлять.
     -- Я же тебе говорю, с воздухом тяни, дурак.
     Откашлявшись, Сапог сделал еще одну затяжку, но уже послабее,  выпустив
дым он произнес:
     -- Я слышал, что с первого раза обычно не цепляет.
     -- Где это ты  слышал?  -- спросил  Хасан, и затянулся дымом от второго
косяка.
     -- На гражданке еще, -- ответил Сапог.
     -- Это  на гражданке с  первого раза не цепляет, а в Афгане цепляет еще
до того, как косяк забьешь, -- сказал я, смеясь.
     --  Почему? --  спросил  Сапог,  выпуская дым, и одна  бровь его  резко
поднялась вверх.
     Я заметил, что Сапога уже начало накрывать, но он  об этом пока  еще не
знает.
     --  Да ты передавай косяк дальше, а то с  брони  свалишься, -- сказал я
Сапогу.
     -- Че?
     -- Косяк, говорю, передавай Татарину. Замкнул что ли?
     -- А-а. А почему? -- вдруг ляпнул Сапог, отдавая косяк Уралу.
     -- Че почему? -- я уставился на Сапога.
     -- Почему в Афгане сразу цепляет?
     -- Потому что на гражданке беспонтовая солома, а здесь чарс. Понимаешь?
-- ответил Хасан.
     -- А-а.
     -- А где твой автомат? -- спросил я Сапога.
     -- В БТРе.
     -- Ты посмотри, -- вот  мой автомат, у Хасана, вон, автомат с  собой, у
Урала, -- я посмотрел на Урала, и не увидев у него гранатомета спросил: -- А
где твоя труба, Татарин?
     -- Да ну ее нах...й.
     -- А если духи?
     -- Ну и х...й с ними.
     -- Татарин, ты че, давай тащи свою трубу сюда.
     -- А на хрена она мне?
     -- Будешь духов ею глушить, как булавой, ты же потомок Чингиз-хана.
     -- Да отвяжись ты, Юра, лучше Сапогу, вон, мозги парь.
     Сапог  в  это время  пытался втиснуться  в люк, у него это  получилось,
правда, с трудом, после этого мы его на броне в этот вечер больше не видели.
Видно  тяжко  было  Сапогу, на  измены упал,  но ничего страшного, по первой
такое случается со всеми.
     Мы остались  втроем  на  броне,  и  тут  я  вспомнил  одну  историю  по
гражданке.
     -- Пацаны, хотите, один прикол расскажу?
     -- Ну давай, приколи, коль не шутишь, -- прошипел Хасан.
     -- Один мой знакомый по гражданке рассказывал, -- он  жил рядом с нашим
детдомом  и часто к  нам забегал,  его мать у нас в столовой поварихой была.
Говорит,  раз  захотелось  плану  курнуть.  Ну,  думает, надо  слетать,  как
стемнеет за анашой, пока бабки есть. А  планом банковал на хате один барыга,
жил  он  в соседнем квартале. Ну, тот цепляет червонец  и к барыге  на хату,
цепанул пакет плану и  пошел домой. Домой пришел, план затарил, а перед сном
решил накуриться  ништяк. Разделся,  забил  косяк, свет в комнате  вырубил и
пошел на  балкон  курить.  Ну,  рассказывает,  курнул  я  косяк, походил  по
комнате, чую  -- не цепляет ни хрена,  я второй забиваю,  и его тоже курнул,
подождал, никакого понту. Ну, думаю, кинул меня барыга еб....ный, сейчас я с
ним разберусь,  беру пакет и валю к нему на хату  разборки наводить. Пришел,
звоню, дверь открывается, на  пороге стоит  этот  барыга  и смотрит на  меня
вылупив шары. Я ему  пакет сую со словами: "Ты че, мол, туфту мне  толкаешь,
план твой ни  хрена не цепляет,  ты че меня за  черта  считаешь, что ли, на,
забирай свою солому и гони мне мои бабки ". Тот подождал, пока я заткнусь, и
говорит уссыкаясь: "Да ты на  себя посмотри", и тычет мне пальцем в живот, я
глаза опустил и оху...л, на мне были надеты всего лишь трусы и носки. Ну, ни
хрена, думаю, заморочки, а я ведь почти два квартала по городу так прошагал.
     -- А дальше че, дальше че? -- спросил смеясь Хасан.
     -- Да  ниче, этот барыга  дал ему напрокат трикошку  с  рубахой и домой
отправил.
     Колонна в это время  проезжала между  двумя кишлаками, жители  кишлаков
стояли вдоль дороги, размахивая всякой дребеденью для продажи  или обмена, в
основном  это были чумазые  бачата, некоторые  из них подбегали  вплотную  к
БТРам и что-то  выкрикивали. Проезжая мимо них  я развел  руками  и помахал,
мол, ничего не надо, они  корчили нам рожи, и показывали языки. Мы, глядя на
них, стали  закатываться  смехом, эти бачата были похожи на чертиков, я даже
представил  их  с  рожками  и хвостиками,  ну  -- натуральные  чертята.  Вот
вырастут из  этих чертят большие черти,  и  будут  потом стрелять  в  нас из
засады,  я даже начал представлять,  как  эти бачата  превращаются в  злых и
страшных  душманов. Я посмотрел  на свой автомат, блин, перестрелять  бы их,
пока  еще  они маленькие, промелькнула у меня в  голове  страшная мысль,  но
какая-то внутренняя сила сдерживала меня от такого безумного выпада, значит,
мы еще не превратились в законченных злодеев.
     Минуя кишлаки, колонна  направилась к горам, которые простирались вдоль
границы  с Ираном, но  горы эти находились на афганской территории, Иран был
за ними.  Справа от нас  был крутой спуск в низину,  а примерно  в километре
протекала  небольшая  речка,  рядом с речкой были брошенные огороды, которые
заросли травой, немного в стороне находился небольшой разрушенный кишлак, по
всему было видно, что в нем уже давно никто не живет.
     Подъезжая ближе к горам,  технику начали расставлять на  блоки,  ротный
нас обрадовал  по рации,  оказывается,  наш  БТР  планировали  поставить  на
крайний блок, у подножия горы, еще ротный передал, что по прибытию на  место
мы должны  будем  окопаться  вместе  с  БТРом. Беспокоиться нам  было о чем,
крайний блок -- он  все-таки  крайний, да  к тому же  рядом  с  горой, ночью
стоять  наблюдающим в таком месте не очень завидная  перспектива, ну да хрен
на  него, такое  случалось уже не в первый раз, так что постоим еще, главное
-- ловушек побольше наставить.
     Но  вот мы  стали подъезжать  к  этой горе,  осталось  три  БТРа,  наш,
взводного и машина Грека.
     БТР взводного стал  на краю  спуска  в долину, машина Грека отъехала на
полкилометра  назад и  остановилась у какого-то полуразваленного дувала,  мы
направились к горе и стали у ее подножья, на краю спуска в низину, как и БТР
взводного, который стоял напротив, примерно в километре от нас.
     В  пятидесяти метрах  от нас находился овраг, а  за ним гора, овраг был
небольшой -- метров тридцать шириной и примерно десять метров в глубину.
     Мы стали думать, как бы нам поудобнее окопаться, -- находясь на крайнем
блоке, есть такая возможность выбрать, как  и где тебе окапываться. Это если
находишься  где-то в середине, когда рядом располагаются машины  комбата или
замполита,  вот  тогда  они подъезжают и начинают указывать, где копать, как
копать.  А  наш  блок  был  крайним,  обычно  на  крайние  блоки  редко  кто
подъезжает,  и  поэтому сам себе  хозяин,  только рацию  слушаешь, и  на все
указания по ней отвечаешь, "да, так точно, понял", а про себя думаешь, -- да
пошли вы все, -- и делаешь по своему.
     -- Ну что, Хасан, где копать будем? Скоро стемнеет, а еще пожрать надо,
-- спросил я.
     Туркмен спрыгнул с брони и сказал:
     -- Давай так решим, Урал с  Сапогом пойдут ставить ловушки, я буду рыть
ямы под колеса БТРа, а вы с Хасаном копайте вон там яму, -- Туркмен  показал
на яму в  виде воронки, которая  находилась чуть правее  БТРа, метрах в двух
вниз  по  крутому спуску в  низину, и добавил: -- Потом  натянем брезент,  и
будет как в бункере, там и будем торчать.
     Мы все  согласились с этим предложением, действительно эта воронка была
удобно расположена, оставалось только немного ее углубить и бункер готов,  а
кусок брезента,  метра три  на три, мы  всегда с  собой возили для  подобных
случаев.
     --  Ладно,  Туркмен,  так и  сделаем,  а  завтра выкопаем  каждый  себе
небольшие окопчики  для  отмазки, и можно тут жить, я думаю мы  сюда надолго
стали, -- ответил я Туркмену, и мы с Хасаном полезли в отсек за лопатками.
     Урал  с Сапогом  набрали  гранат и, взяв  катушку  с  веревкой, пошли к
оврагу устанавливать ловушки, раньше мы натягивали медную проволоку, ее было
навалом  везде,  но проволока эта отсвечивала при  лунном свете,  и  ловушку
можно  было  без  труда  обнаружить,  поэтому  мы  возили для такого  случая
веревку. Через несколько минут  все были заняты  своими делами, мы с Хасаном
углубляли воронку, а  Туркмен  копал ямы  под колеса БТРа, у  него  была для
этого случая штыковая лопата, а у нас саперные.
     Минут через сорок  вернулись Урал  с Сапогом. Туркмен уже выкопал ямы и
загнал в них БТР. Я взял  у  него  большую лопату и стал копать ей. Яма была
уже почти готова, оставалось только подравнять стены и сделать ступеньки для
подъема из откоса наверх, к БТРу.
     -- Ну как, Татарин, все готово, духи не пройдут? -- спросил я Урала.
     -- Не ссы, не пройдут.
     -- Сколько поставили? -- спросил Хасан.
     -- Двенадцать.
     -- Завтра покажите  нам, где  они  стоят, а то кто-нибудь, не  дай бог,
взлетит  на  воздух.  А  сейчас  хватайте  лопаты  и  копайте, а то  мы  уже
запарились.
     Урал с Сапогом спустились вниз и, взяв у нас инструмент, стали копать.
     -- Я  спущусь  к огородам  и  посмотрю, может,  там растет какая-нибудь
съедобная ху...ня, -- сказал Хасан и,  взяв автомат, стал спускаться  вниз к
речке.  Я  в это  время взял открытый  цинк  с патронами  и,  вытащив оттуда
остатки пачек с патронами, приспособил его к разогреву каши вместо котелка.
     Туркмен,  вытащив  брезент, спустился  к Уралу с  Сапогом, они как  раз
заканчивали ровнять стены.
     Минут через двадцать появился Хасан, в  руках у него  был большой пучок
какой-то  зелени.  Туркмен, Урал  и  Сапог  как  раз  заканчивали мастрячить
халабуду.
     -- Хасан, че за травы ты нахапал? -- спросил его я.
     -- Дурак, это витамины -- петрушка, лук и укроп, там этой дряни валом.
     -- Да ну не пи...ди. Дай посмотрю.
     Я глянул на эту траву -- укроп и лук среди этой зелени я узнал.
     -- А это че? -- я ткнул пальцем на незнакомую мне траву.
     -- Петрушка это, калхарь.
     -- А ее жрать можно?
     -- Да ты че, ваще тупой, петрушку ни разу не видел?
     -- Я слышал, что есть такая ху...ня, но ни разу не видел.
     -- Ну так на, смотри, -- Хасан ткнул мне пучком в рожу.
     -- Дай попробую.
     Я оторвал листочек и пожевал его, вкус мне показался каким-то странным.
     -- Тьфу, камыш какой-то, -- я выплюнул остатки петрушки.
     -- Да ты не шаришь, если ее добавить в пищу, она вкусная.
     -- Туркмен! -- крикнул я.
     -- Ну,  че тебе?  --  Туркмен направился к  нам, за ним подошли Урал  с
Сапогом.
     -- Посмотри, Хасан вон травы какой-то припер, говорит петрушка.
     Туркмен, Урал и Сапог посмотрели на пучок.
     -- Вот укроп и лук, -- проговорил Урал, показывая пальцем.
     -- Да я, Татарин, и без тебя знаю, что это такое. Ты мне скажи, что вот
это за трава?
     -- Похожа  на петрушку, -- ответил Урал и, отщипнув листочек, начал его
жевать.
     -- Да, это петрушка, чего там пробовать, -- подтвердил Туркмен.
     -- Да-да, петрушка, --с казал Урал.
     -- А ты знаешь, что это такое? -- я посмотрел на Сапога.
     -- Петрушка, у нас дома растет такая, -- ответил Сапог.
     -- Выходит, я один дурак среди вас.
     -- Конечно, дурак, чего здесь удивительного, -- заявил Хасан.
     -- А помидоры там растут, или огурцы? -- спросил Урал.
     -- Ага, и бананы тоже есть, вон -- пальмы торчат. Видишь?
     -- Ну ладно,  хорошь пизд...ть, жрать пора  готовить. Сапог сломай пару
ящиков из под цинков, костер будем разводить, -- предложил я.
     Пока Сапог орудовал с дровами, мы открыли банки с кашей, и вывалили эту
кашу в цинк, а сверху набросали половину нарезанной зелени. Урал в это время
выкопал небольшую  ямку для  костра  и, положив в нее  дрова, мы разожгли их
бензином и стали готовить  ужин, рядом в кашей мы подвесили  котелок с водой
для чая.  Пока  готовился ужин, Хасан усердно  забивал косяк,  -- если кто и
забывал про чарс, то Хасан помнил об это всегда.
     За БТРом  послышался  гул  моторов,  и  через минуту  появилась  машина
ротного, ротный сидел на броне,  глаза его блестели, наверное, браги  хапнул
или  еще чего. Голова Петрухи  торчала из водительского  люка, рожа его тоже
сияла, но явно от другого кайфа, больше на БТРе никого видно не было.
     -- Ну, как успехи, воины?! -- крикнул ротный.
     -- Да нормально, командир, ужин вот готовим, -- ответил Хасан, пряча  в
ладони незабитый косяк.
     -- А это что  за  хибара неуставная? -- ротный  показал пальцем на нашу
яму под брезентом.
     -- Окоп, товарищ старший лейтенант, -- ответил я.
     --  Я ща вас  похороню в этом  окопе. Вы че, хотите,  чтоб меня  комбат
вые....ал  за  эту  вашу  ху...ню? Короче,  следующий  раз приезжаю,  и вижу
выкопанные   окопы.  Понятно?  Если  вы   забыли   как   окапываться,  будем
тренироваться. Ясно?
     -- Все ясно, командир! -- браво ответил Хасан.
     -- А ты, таджик хитромудрый, будешь дох...я пиз...еть, заставлю траншею
рыть, вон до той горы.
     Пока  ротный с  Хасаном препирались, ко  мне подошел Петруха и тихонько
произнес заплетающимся языком:
     -- Юра, у нас чай есть с кайфом.
     -- Какой чай с кайфом? -- удивленно спросил я.
     -- Чай, заварка. Понимаешь?
     Голос  его  был  каким-то  странным,  говорил  он  со  слегка  заметной
растяжкой и наслаждением, как будто на голой бабе лежал.
     -- Ни х...я не понимаю, ты про че гонишь, Петруха?
     -- Чай мы в  караване взяли, два мешка. Помнишь тот караван  с ранеными
духами?
     -- Ну.
     -- Так вот, чай мы в этом караване взяли, два мешка.
     -- Да че ты заладил, чай два мешка, чай два мешка. Чего чай два мешка?
     -- Чай этот с кайфом.
     -- Не понял, Петруха, че ты паришься, объясни толком.
     -- Да  заеб...л ты, Юра, чай, говорю, у нас  есть с кайфом каким-то, мы
сами не знали, взяли  его просто так, а когда заварили и выпили,  то улетели
все. Понял? Я до сих пор балдею.
     -- Да ну, не может быть, я такое первый раз слышу.
     -- И мы тоже оху...ли.
     -- Ротный знает?
     -- Нет, он не пил, они с Греком брагу квасят со вчерашнего дня.
     -- Где этот чай, в БТРе?
     -- Да, здесь.
     -- Тогда отсыпьте немного.
     -- Да забирайте мешок, нахрена нам столько.
     -- А еще кто-нибудь знает кроме вас?
     -- Нет,  мы сами его час  назад  попробовали. Блин, вот такая  вещь,  я
отвечаю!
     --  Да  я вижу  по твоей  роже. Давай,  короче, кончай пизд...ть, мешок
тащи.
     Мы с Петрухой направились к БТРу.
     -- Петруха, погнали к Греку! -- крикнул ротный.
     -- Сейчас чай пацанам выкину.
     --  Быстрее давай, заеб...ли  вы со  своим чаем,  я его щас  ваще  весь
выкину нах...й! -- кричал ротный.
     Петруха  запрыгнул  на броню, достал  из-за баков  с водой целлофановый
мешок  с чаем,  бросил на землю, махнул нам рукой, и они укатили в  сторону,
где стояла машина Грека.
     Мешок -- это, конечно, громко сказано, скорее всего, это  был небольшой
тюк, ведра на два заварки, но для нас этого было больше  чем  достаточно. На
этом  тюке  было приклеено что-то  вроде этикетки,  на которой  была надпись
арабскими иероглифами. Я подошел к этому тюку и, немного  надорвав целлофан,
взял оттуда щепотку заварки:  на  вид это  была обычная заварка, похожая  на
индийскую, запах, вроде,  тоже  чая, я пожевал немного этой  заварки, ну что
сказать, чай как чай, и ничего более.
     Ко мне подошли пацаны.
     -- Че эт такое? -- одновременно спросили Хасан с Туркменом.
     -- Чай, -- спокойно ответил я.
     -- Какой еще чай? -- спросил Хасан.
     -- Петруха нам задарил этот тюк, говорит, что с каравана взяли.
     -- А на хрена нам столько чая? -- спросил с удивлением Урал.
     -- Как на хрена, пить будем, -- ответил я ему.
     -- Юра, правда, на  хрена Петруха нам припер этот мешок, он  че,  гонит
что ли? -- опять поинтересовался Туркмен.
     -- В общем так, Хасан, -- тебя касается.  Я сейчас  скажу,  что это  за
чай, только, Хасан, обещай, что ты его потом за ночь не схаваешь.
     -- Да че я, корова что ли, траву эту хавать.
     -- А мы вот  его сейчас заварим и  попьем, а  потом видно будет. И если
Петруха не пизд...т, то чарс нам больше не нужен будет. Ясно?
     --  Да  ни  черта  ничего  не ясно, объясни толком,  че  за ху...ню  ты
городишь. Ну чай, это понятно, а при чем здесь чарс? -- удивился Хасан.
     --  Хасан, давай  заварим и попьем, а потом видно будет, я  пока сам ни
хрена не  пойму.  Петруха говорит, что они от него улетели капитально и  уже
час тащатся.
     --  От чего,  от  чая?  --  поразился  Туркмен,  и  все остальные  тоже
посмотрели на меня как на дурака.
     -- Ну, дослужились  пацаны, уже от  чая  прутся, -- промолвил  Хасан  с
ухмылкой.
     --  Петруха говорит, что этот чай с кайфом каким-то. Понял  ты,  дубина
таджикская?
     -- Это  ты, Юра, дубина, Петруха тебя подъеб...ул по раскумарке,  а  ты
нам тут эту туфту прогоняешь.
     -- Да че мы зря порожняки гоняем, давайте заварим и проверим, -- я взял
тюк  и потащил его к нашему  БТРу.  Вода  в  котелке  в  это  время начинала
закипать. Я про себя подумал -- ну, сука Петруха, если  подколол меня насчет
чая,  по башке получит, гад. Надрезав в  мешке с заваркой дырку побольше,  я
взял оттуда полную жменю заварки и бросил в котелок, подумав, что если кайфа
не будет, то хоть чифиру нахлебаемся.
     --  Юра, ты  че  делаешь, куда  ты навалил  столько  заварки?! --  тряс
косяком перед моим лицом Хасан.
     В котелке начала подыматься пена от заварки,  я схватил  тряпку и  снял
котелок с огня.
     -- Хасан, не мешай, лучше за кашей,  вон, смотри, а то сгорит, и костер
пора тушить, темнеет, вон, сейчас  какой-нибудь душара  из трубы шарахнет, и
придется на том свете чифирить. У-ух, прохладно становится.  Сапог, доставай
бушлаты, ложки, кружки и сухари тащи! -- крикнул я.
     Сапог  полез в  люк и  стал выкидывать  бушлаты, потом  он притащил все
остальное, мы приоделись, затушили костер, и расселись вокруг цинка с кашей.
     -- Ну че, может сначала чайку Петрухиного похлебаем? -- предложил я.
     -- Давай, наливай, -- ответил Туркмен, подвигая ко мне свою кружку, все
остальные тоже поставили рядом свои кружки.
     Я налил всем по полкружки чая, он был темного цвета, в общем, заварился
капитально.
     -- Пускай остынет, давай пока косяк курнем, -- заявил Хасан.
     -- Спрячь  свой косяк, а то чая не поймем, давайте похаваем  сначала, а
чай пока остынет, -- предложил я.
     Хасан добавил в кашу остатки  нарезанной зелени, и мы, похватав  ложки,
принялись за трапезу. Покончив с  кашей, мы принялись за чай, он был горьким
от излишка заварки.
     -- Может, водой разбавим, а то пить невозможно, -- сказал Урал.
     --  Дурак ты, Татарин, кто ж чай  сырой водой  разбавляет, пей  так, --
ответил я ему.
     Отхлебав  половину  налитого  в  кружку  чая,  я почувствовал  какое-то
странное  состояние,  мне  становилось  как-то  легко,  кайф  был  мягким  и
приятным,  вокруг все казалось  интересным. Это  был не  такой кайф,  как от
чарса,  ничего не  давило на голову,  не  было сушняка, я не делал ни  каких
резких движений, даже наоборот -- движения  мои были  слегка замедленными  и
плавными,  голова  работала  на  удивление  ясно.  Все  происходящее  вокруг
казалось плавной и приятной мелодией, даже выстрелы из блоков не раздражали,
очереди из  автоматов  и  пулеметов  отдавались в  голове слегка замедленным
эхом. Никакой усталости не чувствовалось, все как рукой сняло.  Блин, что за
канитель подогнал нам Петруха, довольно таки неплохая штука.
     Я посмотрел на пацанов, они все как на подбор блаженно улыбались.
     --  Это опиум, бля буду, этот чай с опиумом замешан, я узнаю этот кайф,
-- пролепетал Хасан.
     -- Ну еще бы  ты  не знал, что это за кайф, ты спец по любому кайфу, --
ответил я Хасану.
     -- А мне наплевать, что это за  кайф,  но заеб...сь-то  как,  -- пропел
Урал.
     -- Прикиньте,  пацаны, у  нас этого кайфа  целый тюк,  я просто  глазам
своим не верю, -- сказал Хасан с радостным видом.
     -- Короче, никому  не  говорим, не  дай  бог, прознают в полку про это,
тогда целая очередь будет стоять  возле  нашего блока, и в оконцовке  шакалы
заберут все, -- заявил Туркмен.
     -- А мы  никому ничего не скажем,  а  если узнают, скажем выпили все, а
если не поверят, скажем  Хасан сожрал,  тогда поверят точно,  Хасана в полку
все знают, -- сказал я.
     -- А я точно все сожру, сожру -- как пить дать, -- ляпнул Хасан.
     -- Короче, так --  Хасана наблюдающим не оставлять, и как минимум двоим
круглосуточно за ним наблюдать, -- провозгласил с подколкой Туркмен.
     Сапог  тем  временем сидел  тише воды  ниже травы, он только  улыбался,
медленно переводя взгляд то на одного из нас, то на  другого, в  зависимости
от того, кто начинал говорить.
     -- Хоть бы духи не обломали, -- произнес с сожалением Урал.
     -- Да я тогда снесу нах...й эти горы вместе с духами, -- заявил я.
     --  Пацаны,  только не увлекайтесь, а то улетим капитально,  я знаю эту
вещь, кайф  должен быть  в  меру,  остальное допьем  позже,  а  сейчас  надо
подумать, кто  и когда наблюдающим будет  стоять. Как,  с десяти начнем, как
обычно? -- предложил Туркмен.
     Туркмен всегда в подобных случаях выписывал нам  тормоза.  Как  хорошо,
что  хоть один  был с понятием в нашем экипаже, иначе все эти кайфовки могли
когда-нибудь нам боком  вылезти. Хоть "замком" был и Хасан, но в экипаже, да
и в роте тоже, слушались больше Туркмена.  Ротный  это тоже знал, он  не раз
уговаривал  его на должность замком  взвода,  но Туркмен не  соглашался, ему
больше нравилось  быть  водилой в  нашем  экипаже. Да  ротный  слишком и  не
напирал, он знал, если Туркмен сказал нет, значит --  нет, а если  надо было
что-нибудь серьезное поручить экипажу, то ротный и так в большинстве случаев
обращался к Туркмену.
     А что касается кайфа вообще, то это была одна из тех немногих отдушин в
этом  аду, надо же было как-то отвлечься,  хотя бы для того, чтоб не сойти с
ума. Офицеры разряжались спиртным, ну и  кайфом тоже многие  младшие офицеры
баловались, да и некоторые  старшие были  ни  без  греха.  Мы  же в основном
расслаблялись  разным  кайфом, ну  иногда  спиртным  при  случае, вот  так и
протекала наша служба  для  тех,  кто  еще  оставался жив в  этой  проклятой
стране.
     --  Давайте я первый буду, -- предложил я  и  посмотрел  на часы, время
было пол девятого.
     -- Я тебя сменю, -- сказал Хасан.
     -- Нет, первый пусть стоит Сапог, мы еще  спать в это время не будем, а
потом Юра, ты его сменишь, ну и так далее, -- спокойно сказал Туркмен.
     --  Ну  хорошо, я  не  против, остальные,  думаю, тоже,  --  ответил  я
Туркмену.
     Все согласились с этим предложением, Сапог все-таки первый раз в рейде,
поэтому  ему и стоять наблюдающим с десяти  часов до полпервого, спать в это
время не сильно тянет, хреново тому, кто попадал под утро, в это время самый
сон, на этот раз последним стоять выпало Уралу. Мы стояли по два с половиной
часа, и как раз получалось до восьми утра.
     -- Ну что, может, в картишки перекинемся. Хасан  тащи карты! -- крикнул
я Хасану, он в это время шарился по отсеку БТРа.
     -- В че играем? -- спросил Урал, потирая руки.
     -- В тысячу неохота, там писанина запарит. Может в очко? -- спросил я.
     --  Да  ну это  очко, давайте просто в дурака  скинемся,  --  предложил
Туркмен.
     --  Ну,  че решили? -- спросил,  подойдя,  Хасан, в руках  у него  была
колода карт.
     -- В дурака  давай, там меньше думать  надо,  а то  под кайфом  мозгами
шевелить неохота.
     -- Ну, давайте в дурака, -- сказал Хасан, и стал раздавать карты.
     Мы увлеклись игрой в карты,  и просидели за ними часа два, после чего я
предложил:
     -- Может, чайку хапнем?
     --  Блин, разогреть бы его, жаль, что  стемнело, -- сказал с сожалением
Хасан.
     -- А давай в халабуде нашей небольшой костер разведем? -- предложил я.
     -- Отсвечивать будет, -- сказал Туркмен.
     -- Да не будет. Думаешь, духи заметят?
     --  Если духи не заметят, то шакалы  увидят, все равно пиз...ы получим,
-- ляпнул Урал.
     -- Да ладно, чего вы шугаетесь, не холодный же хлебать, да  и разбавить
его кипятком  не мешало бы. Давай так -- кто первый в карты проиграет, тот и
чай подогревает, -- внес я предложение.
     -- Ну ладно, давай, Юра, раздавай, -- согласился Туркмен.
     Первым  вылетел  Урал,  он  молча   встал  и  пошел  готовить  кипяток.
Полкотелка воды закипели быстро, мы  добавили  в кружки  с крепким кайф-чаем
кипятка, и стали его не спеша хлебать.
     Около двенадцати часов пацаны накайфовавшись, стали собираться спать.
     -- Сапог иди спи, я постою, все равно через полчаса менять тебя.
     Взяв  автомат  и  подсумок  я взобрался  на  броню и стал наблюдать  за
ракетами  и  трассерами, летящими с наших  блоков, под кайфом было интересно
наблюдать за этим зрелищем. Утром мы все проснулись,  это значило, что  ночь
прошла спокойно, а больше нам ничего  и  не надо. Главным для каждого из нас
было утром проснуться живым.





     Проснувшись,  я посмотрел  на часы,  они  показывали  начало  восьмого,
оглядевшись вокруг себя, я  заметил, что пацаны  еще  спали, напротив  лежал
Туркмен  на десантном сидении,  на  полу  отсека  лежали  Хасан  с  Сапогом,
укрывшись бушлатами.  С наружи БТРа что-то гремело, наверное,  это Урал  чай
кипятил. Я поднялся, и осторожно, чтоб не разбудить пацанов, вылез на броню,
солнце уже встало из-за  горизонта, но  жара еще не наступила, ветра тоже не
было,  "афганец"  начинает  задувать  часам  к  девяти, вокруг  было тихо  и
спокойно, стрельба  из блоков  тоже  не велась.  Я  глянул  вниз и удивился,
недалеко от БТРа вместо  Урала был  Хасан, он чего-то  колдовал над  стопкой
дров, рядом с ним стоял котелок с водой.
     - Хасан, ты чего там колдуешь?
     - Огонь развожу, не видишь что ли.
     -  А чего  это  ты  вдруг  спохватился?  Обычно  тебя  хрен  заставишь,
чего-нибудь  сделать, а тут ты сам соскочил, и еще костер разводишь.  А-а-а,
понятно!  Я  совсем  забыл,  ты,  наверное,  чайку захотел  хапнуть?  А чего
косяк-то не забиваешь? Косяк-то легче забить, чем воду вскипятить.
     - А я вот чаю захотел. Ясно?
     - Ну, еще бы не ясно было, все яснее ясного.
     - Юра, пошел ты на х...й!
     Из люка  появилась  голова  Туркмена,  он  посмотрел  на  меня  сонными
глазами, и спросил:
     - Че вы орете?
     -  Туркмен,  скажи,  ты  видел  хоть  раз  Хасана,  с  утра  по  раньше
разжигающего костер, чтоб вскипятить нам чаю?
     - Нет, первый раз вижу, - ответил Туркмен.
     -  Даже Сапогу  не доверяет,  и Татарину  не дал  достоять  до  восьми,
прикинь, - сказал я, глядя на Туркмена.
     - Я сейчас себе кружку запарю, а вам х...й, - ляпнул Хасан.
     - Все, молчу-молчу, Хасан.  Только  ответь мне одно, ты теперь  вот так
каждое утро будешь нам чай запаривать? - продолжал я подкалывать Хасана.
     -  Да,  каждое утро буду  кипятить!  И  даже в постель подавать. Теперь
доволен? - ответил Хасан, продолжая разжигать костер.
     - Пока чай не кончится, - поправил Туркмен.
     - Слушай Туркмен,  если  Хасан  таким темпом будет  суетиться,  то  чаю
надолго не хватит.
     В это  время на  броне  появился  Урал и, потирая свои  глазные  щелки,
направился с котелком к баку с водой.
     - Пошли Юра, тоже умоемся, - махнул мне рукой Туркмен.
     После того как мы немного умылись, я обратился к Уралу:
     - Слушай, Татарин, ты еще не забыл, где ловушки стоят-то?
     - Да вроде нет, - ответил Урал.
     -  Давай  готовься, сейчас покажешь нам места, не будем  же  мы  целыми
днями БТР охранять.
     - А че готовиться, пошли покажу.
     - Хасан, буди Сапога, пусть он чай готовит. Пойдем сейчас с Уралом,  он
нам покажет, где ловушки стоят, - крикнул я Хасану.
     - Ну так и разбуди его сам, - ответил Хасан.
     Из люка показалась заспанная физиономия Сапога.
     - О, Сапог,  а  мы тебя будить собрались. Ну как ты, нормально, или еще
летаешь после вчерашнего? - спросил я Сапога.
     - Да вроде нормально, - промямлил Сапог.
     -  Давай  готовь  чай,  Хасан  вон  костер  уже распалил,  а  мы пойдем
прогуляемся.
     - Только под  БТР не ссать, отойдите вон в сторону,  - крикнул Туркмен,
увидев, как Урал пристраивается к колесу.
     -  Да пошли, по дороге  отольем, - обратился я к пацанам,  и  не  спеша
направился в сторону оврага.
     -  Юра,  куда ты поскакал  вперед  всех, взлететь  на воздух  хочешь? -
крикнул мне Хасан.
     - А че  такое?! Татарин, вы разве возле БТРа гранат натыкали? - спросил
я удивленно.
     - Да не слушай ты этого Таджика. Иди-иди, там они, дальше, - махнул мне
рукой Урал.
     Мы  стали  приближаться  к оврагу,  я замедлил  шаг и,  поравнявшись  с
пацанами, вопросительно посмотрел на Урала.
     - Так, готовьтесь, скоро будет первая, - ответил Урал и, прибавив  шаг,
вышел вперед.
     Тут мне  приспичило  по маленькому,  и  я  отошел  немного  в  сторону.
Расстегивая   ширинку,  я  по  привычке  посмотрел  под  ноги,  и  вдруг  от
неожиданности  чуть  не обоссался. Рядом с моими ногами, сантиметрах в пяти,
на земле лежала веревка, она была не натянута как обычно, а  просто  лежала.
Посмотрев в сторону, я  увидел торчащую из земли чеку от гранаты Ф-1, а к ее
кольцу  был привязан конец этой самой  веревки, мне на мгновение показалось,
что  волосы  мои  встают дыбом,  а может быть они  и действительно  вставали
дыбом, в Афгане такое не редкость. Я отпрыгнул назад и закричал:
     - Стойте все! Татарин, сука! Я тебя сейчас пристрелю, козел!
     Все резко остановились и посмотрели на меня.
     - Ну х...ли ты на меня пялишься, мудило?! Че это такое? Е... твою мать!
-  я  тыкал  палцем  в  сторону  поставленной  ловушки, а  сам тем  временем
напряженно смотрел на Урала.
     Урал аж побледнел от страха и, заикаясь, произнес:
     - Ю-ю-ра - Юра, осторожней! Я  совсем забыл, черт возьми, это Сапог там
поставил последнюю ловушку, она последняя оставалась, мы  не  знали, куда ее
воткнуть, хотели обратно унести, но потом я сказал ему, "давай ставь здесь".
Юра, извини, я совсем забыл.
     Я смотрел на  Урала, от стресса у меня тряслись руки,  и  сердце бешено
колотилось. А  Урал все  оправдывался, но  я его уже  не  слушал.  Туркмен с
Хасаном перепугано  смотрели  то  на  меня,  то  на  Урала,  они  ведь  тоже
находились  недалеко от гранаты, метрах в трех-четырех, не больше. У меня же
в данный момент было сильное желание взять свой автомат за ствол и со  всего
размаху наеб...уть им Татарина по башке, но каким-то чудом я сдержался.
     - Да ну его на х...й! Я дальше не пойду,  да нахрена мне такое надо!  -
кричал Хасан, размахивая руками, потом он схватил  Урала  за грудки и  начал
трясти, крича ему в лицо:
     - Ну ты че, козел еб....нный, ох...ел ваще?! Я тебе сейчас  эту гранату
в жопу запихаю!
     Туркмен стоял и ничего не говорил, но по нему было  видно, что дать  по
башке Уралу он  тоже был бы не против. Понаблюдав немного,  как Хасан трясет
Урала, Туркмен схватил его за плечо и дернул со словами:
     - Ну, все, хватит! А то сейчас друг-друга передолбим. Брось  его Хасан,
он сам перепугался, может даже больше чем мы.
     Я начал немного приходить в  себя, трясучка прошла, хотя сердце все еще
колотилось  в бешеном  ритме. Успокоившись, я осторожно подошел к гранате  и
разогнул  концы шплинта,  чтоб  случайно  не вылетело кольцо, после  чего  я
натянул веревку, завязав ее за колышек, потом, подойдя к гранате,  аккуратно
выпрямил концы шплинта.
     - Ну, ты  даешь,  Урал, если б еще шаг... Ну а натягивать веревку через
жопу ты научил Сапога? - спросил я, глядя на перепуганного Урала.
     -  Да не знаю, я сам проверял,  как  он ставит ловушки, только  вот эту
последнюю он сам ставил,  мы уже возвращались и он по быстрому ее забацал, -
ответил Урал.
     -  Ну че, так и будем стоять как дураки? Пошли дальше смотреть, не знаю
как вы, а я лично вот эту запомнил хорошо. Ну, давай, Урал, веди нас дальше,
- сказал я, глядя на Урала.
     - Только на этот раз мы пойдем за тобой цепочкой, - заявил Хасан.
     Через  несколько  метров  Урал   остановился  и   показал   пальцем  на
расставленные ловушки.  Мы взглянули в сторону, куда показывал Урал, ловушки
были натянуты в два  ряда  вдоль оврага. Потом  он показал на край  склона и
произнес:
     - Первые две вон там,  а последние возле  того куста, - Урал показал на
видневшийся метрах в ста от нас небольшой куст.
     - Урал,  здесь  точно  все,  или  есть  еще  где-нибудь?  -  спросил  с
недоверием Туркмен.
     - Да, да, на этот раз точно, - ответил Урал.
     - Может, ту  снимем вообще,  нахрен она  там стоит?  -  спросил  Хасан,
показывая в сторону ловушки, на которую я чуть не нарвался.
     - Да пусть стоит, че она тебе мешает, что ли? - ответил я Хасану.
     -  Ну  ладно, пусть торчит.  Пошли обратно,  чай  наверно уже  готов, -
предложил Хасан и направился к БТРу.
     Мы тоже не стали задерживаться и молча пошли вслед за Хасаном.
     Подойдя к БТРу, мы уселись в  тени, Сапог в это время засыпал заварку в
котелок.
     - Сапог! Я на  твоей тупорылой ловушке чуть не подорвался, -  крикнул я
Сапогу.
     Сапог вопросительно посмотрел на меня.
     - Ловушку помнишь, которую ты через жопу поставил?
     - А да, я торопился, и не успел веревку натянуть, - ответил Сапог.
     - Ну ты нашел место, куда ее воткнуть, - промолвил Хасан.
     -  Да  мы  ее не  хотели  вообще ставить,  а потом  Урал сказал, "ставь
здесь", и сам пошел к БТРу, ну я по быстрому ее и поставил.
     - Жрать будем? - спросил Хасан.
     - Я не хочу, - ответил Туркмен.
     - Я тоже не буду, чай попьем с  сахаром и сухарями. Чем тебе не жратва?
- сказал я, глядя на Хасана.
     - Ладно, погрызем сухари, я не против, - ответил Хасан.
     Сапог разлил чай в кружки и поставил их возле нас, потом спросил:
     - Консервы открывать?
     -  Нет, мы не будем,  если хочешь  жрать, то открой себе, - предложил я
Сапогу.
     - Нет, я тоже не буду, - ответил тот.
     - Тогда тащи сахар и сухари, - попросил я Сапога.
     Сапог исчез  в отсеке и через минуту показался с двумя пакетами сухарей
и пачкой быстрорастворимого сахара. Мы,  разобрав  сухари и сахар, принялись
за чай, хорошая штука этот  чай,  с  одной стороны жажду утоляешь, с  другой
кайф ловишь. Через несколько минут мы прибалдевшие сидели и  весело болтали,
даже Сапог, который в недавнем прошлом от  кайфа замыкался, сейчас понемногу
разговорился. Мы еще с часик  перекинулись в картишки, за  это  время солнце
поднялось  выше  и  стало  ощутимо  припекать,  понемногу  разгулялся  ветер
"афганец".  Туркмен с Хасаном спустились в капонир под брезентом, который мы
вырыли, Урал, расстелив одеяло, завалился в тень от  БТРа и собрался по всей
вероятности немного поспать, а я и Сапог остались сидеть, где сидели.
     - Я наверно отойду и немного  постреляю по горам  из автомата, - сказал
Сапог, посмотрев на меня.
     - Иди, если делать нехер. Только отойди подальше, чтоб не тарахтеть под
боком, пацаны, вроде, дрыхнуть собрались, не обламывай их, - ответил я ему.
     Сапог  взяв автомат и подсумок,  побрел куда-то в сторону, а я, посидев
немного, встал и решил сходить к арыку простирнуть ХБшку, которая стояла как
кол  от  пота  и пыли.  Закинув в карманы пару гранат от подствольника, пару
РГДшек  и одну эФку, я  пристегнул  к автомату связку из  двух  магазинов и,
захватив кусок мыла, направился вниз по склону в сторону арыка. Поравнявшись
с капониром, я негромко окликнул пацанов:
     - Туркмен, Хасан, вы спите?
     - Да, спим, чего зря спрашивать, - промямлил Туркмен.
     - Я пойду хэбэшку простирну. Вы не хотите, заодно искупнемся?
     - Не, потом, лучше под вечер, - опять ответил Туркмен.
     - Юра, ну че доеб....лся, иди куда шел, - начал возмущаться Хасан.
     В это время в стороне раздались две короткие очереди из автомата.
     -  Ну кому там делать нех...й!?  Поспать ни хрена  не дадут! - закричал
Хасан.
     - Хасан, че ты орешь - дубина!? Стрельбу первый раз услышал? Ты - сука,
больше спать мешаешь своим криком, - отвязался на Хасана Туркмен.
     -  Это  Сапог  по горам лупит,  пускай постреляет,  заодно привыкнет  к
автомату, - сказал я и, прикурив сигарету, пошел дальше вниз по склону.
     - Юра, зелени нарви! - крикнул мне вдогонку Хасан.
     - Ладно! - ответил я и направился дальше.
     Внизу росла высокая,  густая трава, листья ее доставали почти до колен.
Приятно было идти по этой траве после надоевших скал и песка. Пройдя немного
по этой траве, я забрел на брошенные огороды, они тоже были заросшие травой,
но не так густо, и местами среди травы попадались стебли лука кустики укропа
и так называемой петрушки,  "на  обратном  пути надо  не забыть нарвать этой
зелени к обеду" - подумал я. Сразу за  полосой огородов был прорыт  арык, по
нему текла вода, арык был шириной метра полтора-два, метров триста от  арыка
протекала речка, но саму  речку отсюда  видно  не было,  виднелся лишь  край
обрыва  противоположного берега. Подходя  к  арыку,  я  почувствовал  легкую
прохладу, исходящую от воды,  хотелось завалиться в эту траву рядом с арыком
и лежать так целыми днями, один хрен на блоке больше делать нечего. На блоке
стоять все же лучше чем болтаться  по Афгану,  трясясь в БТРе, вдобавок  еще
глотая эту проклятую пыль, которая  будто сквозь  броню просачивается, и нет
от нее нигде спасения.  Мало того, еще и  постоянно опасаешься нарваться  на
засаду, или, скрипя песком на зубах, проводить эти чертовы прочески, которые
без трагических приключений  редко когда обходятся. На блоке конечно тоже не
безопасно, особенно ночью, но все же здесь более или менее поспокойнее.
     Поначалу мне так и хотелось сделать,  постиравшись, завалится в траву и
пару часиков  поспать, но я кроме духов  еще боялся  всяких  ядовитых змей и
насекомых, которых в траве было навалом, и это отбивало соблазн поваляться в
прохладной траве. Змеи и всякие твари, конечно, это  не самое  страшное, что
есть в Афгане, но  я  почему-то  не  переваривал  органически  этой  заразы,
особенно пауков. Скорпионы,  те хоть  под  камнями сидят, а  фаланги шмыгают
везде  и всюду.  В  полку на вечерней  проверке,  когда стоишь на  улице под
фонарем да еще в тапочках, то постоянно  ногами дергаешь как дурак, чтоб эта
тварь под  штанину  не залезла, эти  суки на свет быстро  сбегаются. Бывало,
спишь в палатке,  и вдруг чувствуешь сквозь сон,  что какая-то тварь по телу
или морде  промчалась,  я  в таких случаях подпрыгиваю так,  что чуть второй
ярус кровати  не сшибаю,  аж вся  палатка от  моего крика просыпается, потом
слушаю кучу матов  в  свой адрес от сонных  пацанов.  Порой мне кажется, что
если, проснувшись, я  увижу над собой живого  духа с  кинжалом,  то  так  не
испугаюсь,  как этой твари.  Укус  фаланги, конечно не опасен для  жизни, но
ощущение все же неприятное.
     Я снял с себя всю одежду вплоть до  трусов, которые тоже стояли от пота
не меньше чем ХБ, сложил все  содержимое карманов на кучу рядом с автоматом,
который  всегда  лежал в подобных случаях на  расстоянии  вытянутой руки,  и
приступил к стирке.
     Закончив  стирку, я залез  в  арык, воды  в нем было по пояс и для того
чтоб искупаться, вполне хватало. Поплескавшись минут пять, я вылез и оделся,
после  чего накинул на плече автомат  и  распихал весь арсенал по  карманам,
только сигареты оставил в руках чтоб не намокли. Специально сушить одежду не
было смысла, от палящего солнца она и на теле высыхала минут за десять.
     Немного постояв, я решил сходить к речке и посмотреть,  что она из себя
представляет,  может, удастся глушануть гранатами нескольких рыбешек на уху.
Перейдя через арык, я направился к речке, с  другой стороны  арыка тоже были
брошенные огороды, они располагались двумя полосами по обеим сторонам  этого
арыка.
     Речка  была небольшая, метров пятнадцать-двадцать  шириной, но  течение
было сильное,  глушить рыбу  при  таком течении  бесполезно,  все  равно  не
успеешь выловить.
     Я подошел к краю  обрывистого берега и огляделся  по сторонам, речка за
горой сворачивала  вправо. Мне стало любопытно, что же там за горой,  обычно
на поворотах речек  бывают небольшие плеса или заводи, в таких заводях можно
гранатами глушить рыбу. Бывает, что попадаются  и речные  крабы, при разрыве
гранаты  они  выползают  на берег,  и если  успеешь,  можно  несколько  штук
поймать. Я смотрел вдоль  речки  и думал,  "сходить что ли, посмотреть",  до
места,  где  речка  сворачивала, было примерно  с пол километра, одному идти
было  как-то  страшновато. Я закурил сигарету и сел  на край  обрыва, свесив
ноги,  обрыв  над речкой  был  метра  три  высотой,  вдруг глина  подо  мной
обвалилась, и я полетел вниз. В воду я к счастью не залетел, между обрывом и
берегом  реки  было  расстояние  метра  два, сильно тоже  не ушибся,  только
испачкался  весь  в  глине,  которая  полетела  мне  на  голову,   когда   я
приземлился. Я встал и, отряхиваясь,  посмотрел вверх,  самому взобраться на
трех метровую  высоту возможности не было, даже если  удастся  зацепиться за
край  обрыва, то  он все  равно  обвалится,  надо теперь идти вдоль речки  и
искать место, где можно вылезти. Было  два направления, идти вверх по реке в
сторону блоков там безопаснее,  или  идти вниз  по реке и заодно посмотреть,
что там за  горой, но  туда идти страшновато.  Немного подумав, я передернул
затвор автомата  и,  повесив  его на  грудь,  побрел  вниз по речке. Я брел,
задавая себе  вопрос,  "куда, черт возьми, я  прусь,  к  тому  же  сам"?  Но
все-таки продолжал идти, по  ходу поглядывал на обрыв, в надежде, что где-то
он закончится,  или может  коряга попадется, хоть  за нее зацепиться, но как
назло  ни  того,  ни  другого  видно не  было.  Я прошел  уже  довольно-таки
приличное расстояние, по крайней мере, мне так  казалось, но поворота  речки
все  не было. Местами  берег речки  доходил  под самый  обрыв и  приходилось
пробираться по воде, мокрая и вязкая глина прилипала к сапожкам, было трудно
шагать,  часто приходилось штык-ножом счищать  глину с подошв.  Я  уже хотел
развернуться обратно, как вдруг заметил впереди что-то  похожее на расщелину
в обрыве  и прибавил  шаг. Это и точно  оказалась не  большая  расщелина,  я
заглянул  в нее, держа автомат наготове, оказалось, это был тот самый овраг,
который находился не  далеко от  нашего блока, ближе к речке он сужался, и у
речки заканчивался этой небольшой расщелиной. Я залез в  эту  расщелину, она
была  не широкая  метр  не больше, упираясь ногами в обе стенки, я взобрался
наверх, торец горы, возле которой мы стояли находился как раз напротив меня.
Ну, вот вроде  и  все,  теперь  можно  возвращаться на блок, но меня  мучило
любопытство,  хотелось  все-таки  узнать,  "что  же  там  за  горой  и  куда
сворачивает речка?" Не зря же я перся по этой липкой глине, да еще вывозился
весь. Я постоял, огляделся и,  закурив сигарету, пошел дальше  вниз по реке,
только на  этот  раз я шел над обрывом, сверху было видно,  где  сворачивает
речка, к тому же до ее поворота было не так далеко.
     Дойдя до поворота, я убедился, что никакой заводи здесь нет, но то, что
я увидел, поразило меня,  такой красоты я еще не видел в Афгане. Моему взору
открылась ложбина похожая на огромный котлован, она находилась  между горой,
у подножия которой находился я, и грядой  гор простирающихся вдоль границы с
Ираном. В низине виднелось  озеро  окруженное  зеленкой,  речка,  извиваясь,
спускалась вниз и впадала в это озеро. Скалы противоположных гор полукольцом
окружали эту впадину, озеро находилось почти у их подножия, от этого озера и
до места, где  находился  я, зеленым ковром  стелилась трава, в Афгане много
зелени встречается не  часто  ,  но  здесь  ее было в  изобилии.  Ветром эта
местность не продувалась, в низине стояла тишина, хотя наверху ветер свистел
во всей своей красе,  и пыль с песком  стояла столбом. Я оглядывал впадину и
подножье  гор, в надежде  обнаружить  какой-нибудь  кишлак, в  таких  местах
обязательно  должно было  быть поселение,  ведь где  вода,  там и  жизнь. Но
сколько я  ни вглядывался,  ничего  похожего  на  постройки  видно не  было.
Расстояние  до  противоположных гор было  большое, километра три,  а может и
больше, ведь когда смотришь на горы, они всегда  кажутся ближе, чем есть  на
самом деле, да  и кишлаки духи строят так, что их издалека трудно обнаружить
среди  гор, они как  бы сливаются  с этими горами. Я стоял и думал, "неплохо
было  бы спустится к этому озеру, давно я уже не видел красивой природы", но
только не в этой желтой "пещанке", которая была на мне надета, в ней на фоне
травы я буду заметен на большом расстоянии, "надо будет взять в БТРе зеленый
маскхалат и прийти сюда еще раз, я все таки туда схожу,  чего  бы мне это не
стоило", продолжал я размышлять. Еще немного постояв,  я развернулся и пошел
обратно к БТРУ.
     Наверху  пыльная буря  разыгралась  не на  шутку, и как назло ветер дул
прямо в  лицо, я шел с натянутой на глаза панамой, временами поворачиваясь к
ветру спиной, при таком ветродуе не зарулить  бы куда-нибудь не туда, я взял
примерный ориентир, и  продолжил движение. До своего БТРа я все же добрался,
правда, с большим трудом.
     На  этом закончилось  мое небольшое ознакомление  с районом,  в котором
находился наш блок.




     Когда я  вернулся, рядом с БТРом никого не было, я спустился в капонир,
там сидели Туркмен, Хасан и Урал.
     - Юра, где ты лазишь? Мы думали тебя уже духи хапнули, - сказал Хасан.
     Я рассказал, где меня носило, и предложил им сходить к озеру.
     - А далеко это озеро? - спросил Туркмен.
     - Километра три примерно, - ответил я.
     - Да ну, гонишь что ли, или тебе больше делать нехер? Лично я на дурака
не похож, - возмутился Хасан.
     - Ну не хочешь, не ходи, я не уговариваю. Красиво там, я ох...ел, когда
увидел, такое здесь я первый раз вижу, - пытался я убедить пацанов.
     -  Да еб...л  я  эту  твою  красоту, я жить  еще хочу,  -  опять  начал
возмущаться Хасан.
     - Да живи, кто тебя сдохнуть просит, - сказал я Хасану.
     - Я  лично  тоже не горю желанием далеко от  блока отходить,  на  речку
искупаться  еще  сходить можно. Там чуть  в стороне к блоку  взводного  есть
брод, туда духи баранов на водопой водят, - объявил Туркмен.
     - Каких еще баранов, откуда они? - спросил я, глядя на Туркмена.
     - Кишлак там  есть  за БТРом  Грека,  километра  два отсюда, -  ответил
Туркмен.
     - Откуда ты знаешь? - опять спросил я.
     - Пацаны по  рации сказали.  Они уже  ходили  на речку купаться, правда
комбат увидел и пи....ды им вставил,  сказал,  если  кого увидит возле речки
вы...бет, - добавил Хасан.
     - Нас он не увидит, тут можно по оврагу пойти, он  ведет прямо к речке,
а там до ложбины с озером не  далеко. Давайте сходим к озеру, рыбу поглушим,
духов там нету.
     - Откуда ты знаешь, что нету? - спросил Хасан.
     - Да я торчал там полчаса, если б духи были, они б меня давно усекли.
     - Нет, если хочешь - сам иди, а нас не агитируй, - сказал Туркмен.
     - Ну, не хотите не надо, а я после обеда пойду. А Сапог где?
     - В БТРе сидит. Что его хочешь убазарить? - спросил Урал.
     - Да нет, если вы не хотите, то его и подавно не заставишь. Сам пойду.
     - Дурак ты, Юра, - ляпнул мне Хасан.
     - Да не дурней тебя, - ляпнул я в ответ.
     - Зелени ты, конечно, не принес? - спросил Хасан.
     - Да пошел ты со своей зеленью,  мне было не до нее. Сапога вон  пошли,
или сам сходи, - ответил я.
     В капонир залез Сапог  и сообщил, что  в сторону  нашего  блока  пастух
гонит отару  баранов к  речке. Мы все вылезли наружу и  направились к  БТРу,
ветер наполовину  стих, и пыль уже не гнало сплошной стеной, местами немного
мело небольшой поземкой. Изредка порывы ветра поднимали облако, потом  снова
ветер стихал, его порывы были похожи  на огромные и ленивые воздушные волны,
а  это  значило, что  "афганец" скоро утихнет,  правда, неизвестно на  какое
время, бывало, что затишье продолжалось несколько дней.
     - Где бараны? - спросил Хасан.
     - Залезь на броню, оттуда видно, - ответил ему Сапог.
     Хасан запрыгнул на броню и крикнул:
     -  Вон они, скоро будут напротив нас!  Пошли Юра, лучше урвем у пастуха
одного барана, чем по озерам шляться.
     Хасан  спрыгнул  с  брони  и пошел  в сторону  отары,  теперь уже  и мы
заметили баранов, их было около сотни, позади  баранов  шел пастух. Я догнал
Хасана,  и мы быстрым шагом направились в сторону отары. Минут через пять мы
настигли  баранов  и остановились, поджидая пока  чабан поравняется с  нами.
Бараны  не спеша проходили мимо, на первый взгляд они неплохо выглядели, все
были крупные и с большими курдюками.
     -  Сейчас  я  выберу   заеб...тельского  барана,  -  довольным  голосом
проговорил Хасан.
     -  Да  они здесь  все заеб...тельские, - спокойно ответил я,  глядя  на
проходящих баранов.
     - А я выберу самого заеб...тельского.
     - Пусть хоть какого-нибудь даст.
     - Кто!? Да я ему,  душаре  вонючему  башку отрежу!  Он сейчас  мне всех
баранов отдаст и еще спасибо скажет! - возмутился Хасан.
     - Потом сам будешь наблюдающим ночью стоять.
     - Да не ссы ты, Юра. Кто он такой?
     - Кто бы ни был, а убивать его не стоит.
     - Да кто собирается его убивать,  если  он  по хорошему барана даст, то
пусть живет себе спокойно.
     - А если не даст?
     - Даст, жить захочет - даст.
     Пока  мы болтали, пастух  уже  оказался напротив  и, не  обращая на нас
внимания, продолжал идти дальше с таким видом, будто нас  не замечает. Хасан
окликнул его, пастух остановился. Хасан махнул  ему рукой, чтоб тот подошел.
Чабан постоял немного, потом медленно направился в нашу сторону, судя по его
поведению, особой радости  от встречи с  нами  он  не испытывал.  С виду  он
казался  дряхлым   стариком,   но  как  часто  таких  вот  дряхлых  стариков
приходилось встречать в горах с буром или гранатометом, и  бегали эти  дедки
по скалам не хуже горных козлов.
     Одет  он был в выцветшие шаровары и сарбосовский китель, на голове была
намотана чалма.
     Хасан  обратился  к  нему  на  таджикском  языке,  чабан  начал  что-то
возбужденно  отвечать, показывая  рукой в сторону Грековского блока.  Хасан,
перебив чабана, стал на него кричать, а я стоял и наблюдал за ними. Мне было
тревожно за  Хасана,  в таком возбуждении  он мог вытворить все  что угодно.
Вдруг  Хасан  резко  вытащил  штык-нож  из  сапожка и приставил его  к горлу
чабана. Вот этого я  и боялся и,  подскочив к ним, схватил Хасана за руку, в
которой он держал нож.
     - Э, Хасан, ты че делаешь, оставь этого деда в покое.
     - Юра, уйди нах...й! Не лезь, я сам разберусь с этим чертом. Он ох...ел
ваще.
     -  Да знаю я твои разборки, сейчас завалишь  его, а потом жди подлян от
этих духов.
     Бараны  в  это время продолжали идти дальше, и отошли от нас  метров на
пятьдесят, приближаясь к спуску в низину.
     Хасан  что-то крикнул чабану в  лицо и, убрав нож  от его  горла, резко
оттолкнул его, старик  сделал пару резких шагов назад и чуть было  не сел на
задницу. После чего Хасан  заткнул нож на место, вскинул автомат, передернул
затвор  и  выпустил очередь  по отаре  баранов.  Несколько  крайних  баранов
повалились на землю, остальные с криком побежали дальше к  речке. Я заметил,
что два барана лежали и трепыхались в пыли, два лежали без движения, а один,
прихрамывая на заднюю ногу, с криком бежал за отарой.
     - Хасан, ты че делаешь - придурок!? - воскликнул я.
     - Я бля сейчас все стадо перестреляю, и этого придурка пристрелю.
     - Да объясни ты, че происходит?
     - Не хочет давать по-хорошему, говорит, "на вас баранов  не напасешься,
если  каждому  давать, то  баранов на всех не  хватит", жалуется,  что  Грек
одного барана забрал у него.
     "Ну слава богу", подумал я, хоть  пастуха  Хасан не пристрелил. Чабан в
это время что-то кричал, размахивая руками, постоянно вспоминая Аллаха.
     - Че он кричит? - спросил я Хасана.
     - Наверно хочет,  чтоб я его  застрелил,  - сказал  Хасан и ткнул  дуло
автомата в лицо пастуху.
     Тот мгновенно заткнулся и уставился перепуганным взглядом в Хасана.
     - Хасан только не убивай его, ну тебя нахер.
     -  Это  будет  от него  зависеть,  он  кричит,  что  пожалуется  нашему
командиру на то, что мы издеваемся над  мирными жителями и грабим их. Сейчас
я ему пожалуюсь, рожа ох....евшая.
     Сзади послышались шаги, я обернулся и увидел Туркмена. Теперь  я был за
Хасана спокоен, Туркмен не даст ему напороть глупостей.
     - Что за стрельба у вас тут!? - крикнул, приближаясь к нам, Туркмен.
     - Да вон, Хасан рога мочит, - ответил я.
     - Хасан, че такое? - спросил Туркмен.
     - Че такое, че такое! Козел этот ох...ел ваще. По-хорошему барана  дать
не хочет, да и еще угрожает - душара вонючий. А откуда я знаю, может он дух,
может он специально  тут ходит и высматривает наши блоки, - рассуждал Хасан,
тыкая чабана в грудь стволом автомата.
     - Вон кто-то уже к  нам едет, - сказал  я пацанам,  показывая на полосу
пыли.
     - Если это пьяный комбат, то  пиз...ы  получим, если замполит, то будем
слушать лекцию о  мародерстве среди советских военнослужащих, - выразил свою
мысль Туркмен.
     - Пусть уж лучше пьяный комбат, чем этот проповедник, - сказал я.
     - А если это командир? - спросил Хасан.
     -  Не, командир  не приедет, у  него  без нас делов хватает, -  ответил
Туркмен.
     -  Черт, смотрите,  там  два БТРа, сейчас и пиз...ы  получим, и  лекцию
послушаем, - сделал я заключение.
     -  Я потом  этого урода точно пристрелю, когда он обратно будет идти, -
не унимался Хасан.
     - Слушай Хасан,  хорош  париться!  Тебе  же говорят, что потом  духи из
этого кишлака  подляны нам начнут строить,  и блок Грека пострадает в первую
очередь, они ближе всех к кишлаку стоят. Че, хочешь  мужиков подставить, да?
- пытался я убедить Хасана.
     - Да ладно,  пошел он нах...й этот дух, не буду я его трогать, - ляпнул
Хасан.
     - Да уж сделай одолжение, - сказал с издевкой Туркмен.
     БТРы подъехали ближе, и стало видно,  что первым ехал  комбат, а за ним
ротный. Чабан, заметив на БТРах офицеров, немного успокоился.
     - Ротный с комбатом едут, - сказал Хасан.
     - Без тебя видим, - ответил я.
     Мы стояли  в ряд и ждали  приближающиеся машины, пастух стоял немного в
стороне, и поглядывал то на нас, то на подъезжающие БТРЫ.
     Вот подкатил  БТР комбата и, развернувшись к нам боком, остановился, за
ним подъехал БТР ротного. Комбат к нашему счастью,  был трезв как стеклышко,
он спрыгнул на землю и спросил:
     - Ну, что у вас здесь за ху...ня?
     -  Да вот,  пастуха  остановили, товарищ  майор,  пытался пройти  через
блоки, - ответил Хасан.
     - А что за стрельба? - опять спросил комбат.
     Тут  подбежал  чабан,  он  остановился  между нами и комбатом,  и начал
что-то  возбужденно говорить,  показывая на Хасана, потом он стал изображать
жестами  стрельбу  и  показывать  пальцем  в   сторону  отары,  которая  уже
спустилась в низину и подходила к реке. Хасан что- то крикнул чабану, но тот
продолжал  тараторить  и  размахивать  руками,  всем  видом  показывая  свое
недовольство по отношению к нам.
     - Гараев, скажи ему, пусть заткнется! - крикнул с брони ротный.
     Хасан стал что-то объяснять чабану, но тот ни как ни унимался.
     - Да  у...би ты ему прикладом по башке, наконец! - не выдержав, крикнул
комбат.
     Хасан  откинул приклад и  сделал шаг  к  чабану,  который,  моментально
сообразив, в чем дело, сразу заткнулся.
     - Баранов вы пох...ярили? - спросил Комбат.
     - Да, товарищ майор, - ответил негромко Хасан.
     -  Мудаки, вашу мать.  Савин, разбирайся сам со своими долбае....ами! -
крикнул комбат, после чего запрыгнул на броню, что-то сказал своему водиле и
показал пальцем в сторону валяющихся баранов.
     БТР комбата отъехал, а мы стояли и наблюдали за ним.
     - Комбат сам за баранами приехал, - сказал я.
     - Всех, я думаю, не заберет, - отозвался Туркмен.
     -  Вы, товарищ старший  лейтенант, тоже за бараном приехали? -  спросил
Хасан.
     - Приехал может и не за бараном, но уеду с бараном, - ответил ротный.
     Машина комбата остановилась, из люка выскочил водила и закинул на броню
пару баранов, после чего они спокойно укатили.
     - Так, разбираться с вами не х...й, все равно до вас дураков  ни  черта
не доходит. Гараев, сколько баранов прибил? - спросил ротный.
     - Четырех, - буркнул Хасан.
     -  Одного я  забираю,  а  один  вам останется, это вам  за  проявленную
инициативу. Пастуха не трогайте. Гараев, ты понял, что я сказал?
     - А че сразу Гараев? - возмутился Хасан.
     - Заткнись,  и  не выводи  меня.  Я еще  раз  повторяю для долбое...ов,
пастуха не трогать. Гараев, ты меня понял?
     - Да понял я все, - огрызнулся Хасан.
     - Ну вот и молодец, а сейчас забирайте своего барана и валите  на блок.
Нурлан, проследи за  этим долбаем, чтоб он пастуха  не  трогал, а то я этого
придурка знаю, - сказал напоследок ротный и показал Петрухе двигать вперед.
     Петруха, показав нам язык, нырнул в люк, и они тоже  укатили,  не забыв
между тем прихватить по пути третьего барана.
     - Молодец, Хасан, всем угодил, кроме  чабана, но он не в счет, - сказал
Туркмен, хлопая Хасана по плечу.
     - Ну че, так и будем здесь стоять? Пошли, заберем этого дохлого барана,
которого нам оставили шакалы и сваливаем отсюда, - предложил я.
     - У сука! - замахнулся Хасан на чабана, и мы пошли за бараном.
     Чабан  шел молча за нами. Мы подошли  к барану, отара в это время давно
уже стояла у реки и бараны, толпясь у берега, утоляли жажду. Хасан, поглядев
на убитого барана, сказал:
     -  Комбат сука,  двух живых захапал, ротный  из  двух оставшихся выбрал
барана  пожирнее  и  поцелее,  а  этот -  самый задроченный  и размоченный -
остался нам, и все из-за этого урода.
     Хасан со злостью посмотрел вслед уходящему пастуху, который,  постоянно
оглядываясь, спешно перебирал ногами, направляясь к отаре.
     - А  чего тебе не нравится? Хороший жирный баран, правда, ты ему  кишки
разворотил,  а так, я бы не сказал, что он такой уж задроченный, -  сделал я
заключение, разглядывая барана.
     - Да нормальный баран, давай,  хватаем его и потащили, - сказал Туркмен
и, наклонившись, схватил барана за заднюю ногу.
     Хасан взялся за переднюю, и они потащили барана к  блоку, а я пошел  за
ними.
     - Юра, на,  забери наши стволы,  болтаются и мешают  тащить,  один хрен
порожняком идешь, - обратился ко мне Хасан.
     Хасан  с  Туркменом  остановились  и,  положив барана  на  землю, сняли
автоматы.
     - Ни хрена блин, тяжелая туша, килограмм за пятьдесят потянет, - ляпнул
Хасан, вытирая пот со лба.
     - А ты боялся, что тебе мяса не хватит, половина еще пропадет, - сказал
я, подойдя к ним.
     - Не пропадет, будет  лишнее -  отдадим на  блок взводного, - предложил
Туркмен.
     - Х...й вот этому взводному, - возмутился Хасан.
     - Там не один  только взводный, так  что  не жмись, - сказал Туркмен  и
добавил: - Ну пошли давай, время идет а я жрать хочу.
     Я забрал автоматы и  повесил их на плечо, после чего мы продолжили путь
дальше.
     Подходя к  блоку,  мы  увидели, как навстречу нам  вышел  Урал.  Увидев
барана, он расплылся в довольной улыбке.
     - О,  Татарин появился, а довольный какой, он чует мясо  за километр, -
сказал я.
     - А че стреляли? - крикнул нам Урал.
     - Саид, почему седло в говне? Стреляли! - подколол я Урала.
     - Че, комбат приезжал, да? - опять спросил Урал.
     -  И  комбат  приезжал,  и  ротный  приезжал, всех баранов  разобрали и
свалили, - ответил Хасан.
     - Пи...ды вам не дали?
     - Говорят  же тебе,  баранами  откупились.  Дрова готовьте  с  Сапогом,
барана жарить будем, Хасан сейчас нам его разделает, - сказал я Уралу.
     - Какой базар, все будет на мази! - воскликнул Урал.
     - Я  сейчас вам такое  блюдо забацаю из этого  мяса, пальцы проглотите,
главное разделать  эту  тушу, а  дальше  дело  техники, - воскликнул Хасан с
довольным видом.
     - Сейчас бы кишмишовки к такому  обеду, или браги накрайняк, - сказал я
вздохнув.
     - Неплохо бы, да нету, - добавил Туркмен с сожалением.
     Хасан  в это время  приспосабливал барана к разделке. Он подвешивал его
за ноги к передку БТРа, и был полностью увлечен  этим делом, напевая чего-то
себе  под нос, а Сапог рыл яму под бараном, чтоб потом закопать в ней кишки.
Урал готовил дрова, разбирая  ящики из-под боеприпасов.  Я взялся  разжигать
костер, чтоб вскипятить воду для чая, а Туркмен сидел возле переднего колеса
и о чем-то думал.
     - Слушай, Туркмен, есть идея, - оторвал я Туркмена от мыслей.
     - Ну, говори.
     - Залезь на волну,  пробей,  у кого бухалово есть, поменяем на мясо или
на чай.
     -  Да ну  Юра, ты че? Блоки стоят друг  от  друга на  полкилометра. Кто
пойдет?
     - А зачем ходить, съездишь.
     - Кто - я?
     - Ну, хочешь, я смотаюсь.
     - Спалят же.
     - Да ты придумай  чего-нибудь,  ну давай я скажу, что  пулемет  у  меня
заклинило  и надо в ремроту  сгонять. Ты че, не знаешь, как  шакалам по ушам
проехать?
     -  Ну х...й  с ним, попробую,  а то действительно,  такая хавка  и  без
пойла, - сказал Туркмен подымаясь.
     -  На Грека  блок  попробуй  пробиться,  и  с  ним побазарить,  у  него
наверняка есть.
     - С Греком сам базарить будешь, вы же с ним корешитесь.
     - Позовешь, если они на связи будут, я сам побазарю.
     Туркмен запрыгнул в люк, а я продолжил дальше готовить чай. Время шло к
обеду, солнце  висело над головой, и жара стояла невыносимая, да  еще костер
рядом, хотя было  непонятно, откуда больше палит, или сверху от  солнца, или
от костра напротив.
     Я вскипятил  чай, кинул в котелок заварки и  потушил костер,  потом сел
перекурить в тень от БТРа. Хасан в  это  время снял шкуру с барана и вынимал
из него  внутренности; Урал,  наломав дров крутился возле Хасана и давал ему
советы.
     - Печень, сердце,  легкие  оставляй, заделаем  каордак,  - говорил Урал
Хасану.
     - Какой еще камурдак? - спросил Хасан.
     - Это вареные внутренности, каордак называются.
     - Да  пошел  ты нах...й  со своим  кардаком, я сам знаю,  что делать  с
бараном.
     Я подошел  к ним  и стал смотреть, как Хасан  орудует ножом, у него был
дукановский нож-складешок, хороший нож, ручной работы. Видно было, что Хасан
не новичок в разделке баранов, орудовал он быстро и ладно.
     -  О, уже мухи появились. Откуда только эти суки берутся? Вроде не было
их, и вдруг появились, - удивился я.
     - Жрать тоже хотят, - ответил Урал.
     - Нет, я понимаю,  что они жрать хотят, но ведь нет  вокруг  поблизости
ничего, ни кишлаков, ни помоек. Откуда они берутся?
     В это время из люка вылез Туркмен.
     - Ну че, пробил что ни будь? - спросил я Туркмена.
     - У танкистов есть кишмишовка, и брага тоже есть, они согласны обменять
на мясо.
     - Во заеб...сь! А где они стоят? - спросил я обрадовавшись.
     - Далеко, ехать надо.
     - Ну так поехали, какой базар, - сказал я и обратился  к Хасану: - Тебе
еще долго?
     - Да нет, ху...ня осталась, сейчас потащим мыть в арык.
     - Я сам смотаюсь, если  что, скажу -  движок барахлит, в ремроту еду за
деталью, да, в общем, найду, что сказать. Мяса мне отрежьте.
     - Сколько они хотят? - спросил Хасан.
     - Да ляжку заднюю отметель и хватит им.
     - А у кого там кишмишовка? - спросил Хасан.
     - У земы твоего, у кого же еще, - ответил Туркмен.
     - Вот сука, а мне сказал, что нету.
     - За просто так, конечно нету, - сказал я Хасану.
     Хасан отрезал  ляжку от барана и передал Туркмену,  потом они с Сапогом
сняли барана с БТРа и потащили к арыку мыть, Туркмен укатил к танкистам, а я
взял лопату и стал закапывать яму с кишками.
     - А как будем жарить? - спросил Урал, подойдя ко мне.
     -  А  х...й  его  знает,  Хасан вон  грозился приготовить, пусть сам  и
думает.
     Закопав яму, я подошел к котелку и налил себе немного чая.
     - Татарин, чая хочешь?! - крикнул я.
     - Налей немного.
     Налив еще в одну кружку чая, я протянул ее Уралу. Мы уселись на ящики с
патронами и молча попивали чай, поджидая остальных.
     Примерно  через  полчаса  появились   Хасан   с  Сапогом,  они  промыли
разделанную  тушу барана и нарвали зелени.  Мы с Уралом слегка раскумаренные
от  чая  сидели  и наблюдали,  как  Хасан собирается приспосабливать барана.
Урал,  немного  посидев, встал  и  пошел в  капонир,  а  у  меня под  кайфом
появилось желание поболтать с кем-нибудь, и я начал приставать к Хасану.
     - А как ты его жарить  собрался,  целиком  или  по кускам? - спросил  я
Хасана.
     - На две части разрежу.
     - А на че ты их насадишь?
     - На х...й!
     - Че ты подкалываешь, я серьезно ведь спрашиваю.
     - Свяжу проволокой три монтировки и привяжу к ним полтуши.
     - Ты смотри, умный таджик, я б не догадался. Ну, давай готовь.
     - Костер лучше разведи, - обратился ко мне Хасан.
     - Костер  не  проблема, ты барана приделай  сначала.  А вторую половину
куда денем?
     - Завтра зажарим.
     - Мясо до завтра пропадет. Ты че, Хасан?
     - Не пропадет, мы его в воду опустим.
     - Куда, в бак что ли?
     -  В  арык,  дубина.  Юра, отъеб....сь, не  мешай  готовить,  -  сказал
напоследок Хасан, ковыряясь в мясе.
     - Тебе чаю не налить, Хасан? - предложил я.
     - Не надо, я косяк курнул.
     - А че так?
     - От чая расслабуха, его лучше пить, когда делать нечего.
     Послышался  гул  моторов  и  показался наш БТР, Туркмен заехал  на свое
место и заглушил движки.
     - Ну че, взял? - спросил я у появившегося из люка Туркмена.
     - Конечно, взял.
     - Сколько? - опять спросил я.
     - Две фляжки полутора литровые.
     - Чего, браги?
     - Да браги.
     - А кишмишовки, че, не взял что ли? - спросил Урал, подойдя к нам.
     - У них одна бутылка  кишмишовки  была,  я полбутылки вылил во фляжки с
брагой,  чтоб  крепче  была,  а  то  брага еще не совсем  готовая, - ответил
Туркмен и спрыгнул с брони.
     - Ну и правильно сделал, - сказал я.
     Хасан в это время лазил по отсеку БТРа, и гремел какими-то железяками.
     - Че он там ищет? - спросил меня Туркмен.
     - Монтировки.
     - Нах....я?
     - Барана на них насадить хочет.
     - Я трубу привез, у ремротовских взял, на броне вон лежит.
     Хасан вылез из десантного люка, держа в руке две плоские монтировки.
     - Хасан брось эти монтировки, я трубу привез, специально для этого.
     - Где труба? - спросил Хасан.
     - На броне вон лежит.
     Хасан запрыгнул на броню и взял трубу.
     - О, как раз что надо! - воскликнул он и спрыгнул на землю.
     -  Надо  только   расплющить  ее   немного  в  середине,  чтоб  она  не
проворачивалась, когда барана жарить будем, - предложил я.
     - Да я знаю,  что делать, ваше дело жрать, а уж как приготовить это мое
дело, - сказал Хасан.
     Хасан,взяв  Сапога  в  помощь,   отправился  готовить   барана,  а  мы,
завалившись в  тень БТРа,  стали ждать, когда приготовится мясо. Меня начало
клонить в сон, и я не противясь этому, мирно уснул.
     Проснулся я от звука летящих вертушек, в нос  мне ударил запах жареного
мяса, и тут же начал проявляться голод.  Я  лежа смотрел  в небо: со стороны
границы с Ираном, как раз оттуда, где я утром обнаружил  озеро,  летели  две
вертушки. Это были "крокодилы", шли  они на низкой высоте и, пролетев чуть в
стороне от  нашего блока,  взяли  направление в  сторону, где  находился БТР
командира. Я  огляделся вокруг себя,  пацаны все  столпились вокруг костра с
жарившимся мясом и о чем-то болтали. Поднявшись на ноги, я направился к ним,
Сапога среди них не было, "наверное, спит", подумал я.
     -  О,  Юра проснулся,  а тебе мяса не досталось,  - сказал Урал, первым
заметивший меня.
     - Что за вертушки? - спросил я, подсев к остальным.
     - А х...й их знает, - ответил Хасан.
     - А Сапог где? - спросил я пацанов.
     - Пошел за солью к Греку, - ответил Хасан.
     - А че, у нас соли нету?
     - Есть, но мало.
     -  Когда готово  будет,  может уже пора? - спросил я  Хасана,  и достав
штык-нож, ткнул им в жарившееся мясо.
     - Не трогай, еще не готово, и ваще, руки помой сначала, - ответил Хасан
и убрал мою руку.
     - Блин, вот обожремся сегодня мяса, - довольным голосом заявил Урал.
     - А ты Татарин, давно уже свежего барана не хавал? - спросил я.
     - Уже забыл, когда в последний раз это было.
     - А в прошлом году, на блоке под Гератом? Не  помнишь что ли? - спросил
его Туркмен.
     - Меня тогда не было.
     - А, точно, ты же в госпитале валялся.
     Пока мы  болтали, вернулся Сапог,  он  подошел к нам и  протянул Хасану
пакетик из бумаги. Хасан взял у него из рук пакет и спросил:
     - Там уже сожрали барана?
     -  Нет еще, когда я подошел,  они только начинали. Там  взводный сидит,
брагу с Греком квасят.
     - Тебе хоть дали мяса попробовать? - спросил я.
     - Да, немного дали.
     - А браги налили? - спросил Хасан.
     - Нет, не налили, - улыбаясь, ответил Сапог.
     - А кто барана у них готовил?
     - Не знаю, - ответил Сапог.
     - Грек сам, наверное, готовил, больше там некому, - сказал я.
     -  Так, ну можно сказать, что почти готово. Солите мясо сами, - объявил
Хасан.
     - Сапог, тащи флягу с брагой и батоны, - попросил я Сапога.
     Мы достали штык-ножи и принялись отрезать кусочки  от  жареного барана.
Сапог,  расстелив кусок брезента, положил на него батоны  и разлил бражку  в
кружки  - роскошный обед  начался. Мы выпили по  кружке браги и принялись за
мясо, нахваливая Хасана. Мясо  было  хорошо прожарено, к тому же Хасан полил
его жидкостью  из  разогретой свиной  тушенки. В прикуску с зеленью это мясо
казалось для  нас  самой  вкусной едой на свете, если еще учесть то, что  мы
были  изрядно  голодные,  потому  как  утром не  позавтракали.  Вдруг  рядом
послышался  гул моторов, мы по быстрому убрали брагу  с поля зрения и  стали
ждать гостей, жуя мясо с батоном.
     - Сапог, налей в кружки чая, быстро, а то брагой прет, - сказал я.
     Сапог сбегал за котелком и плеснул всем по полкружки чая. Спустя минуту
из-за  нашего БТРа выехала машина ротного, сам ротный сидел на броне, мы все
как по команде повернули головы в сторону подъехавшего БТРа.
     - Почему на рации ни кого нет?! - крикнул ротный.
     - А что такое случилось? - спросил я.
     -  Ни х...я  ни кого нет на рации, мотаюсь как  дурак по блокам,  е....
вашу мать!  Готовьтесь по быстрому, сейчас выходим в горы.  Вертушки засекли
караван,  направляется  из  Ирана  и  движется  в  нашу  сторону,  надо  его
перехватить. Ну, давайте, заканчивайте свою пирушку и готовьте оружие.  БТРы
с водилами останутся  на  блоках,  пойдет только наша  рота. Бл...дь,  еще к
Греку  ехать, тоже  них...я ни кого на рации  нет!  - крикнул  ротный, и они
укатили, так же быстро, как и появились.
     - Ну я х...ею! - крикнул, вставая, Хасан с набитым ртом.
     На  ходу толкая в  рот  куски мяса, мы, матерясь и проклиная весь белый
свет, начали готовиться к выходу,  а Туркмен запрыгнул  в люк слушать эфир и
ждать дальнейших  команд. Облом был капитальный, но нам было не привыкать  к
подобным кайфоломкам.  Мясо  мы  решили доесть,  когда  вернемся обратно,  а
сейчас надо было по быстрому затариваться боеприпасами и ждать команды.
     Что  ни  говори,  а  мы тут были не на курорте,  и  поэтому  все  давно
привыкли к тому, что в любой момент может прерваться все - отдых, сон,  обед
и даже жизнь.




     Начались  спешные сборы,  каждый  из  нас суетился,  готовил  оружие  и
боеприпасы к выходу. Все было  везде разбросано в беспорядке, бронежилеты  и
"лифчики" валялись в отсеке БТРА,  цинки  с патронами валялись  вокруг БТРа,
фляжки  под  воду, вообще не понять где находились. Но как бы там  ни  было,
через минут десять мы все же собрались и были готовы к выходу.
     - Туркмен, выуди что-нибудь из эфира! - крикнул я в люк, взобравшись на
броню.
     -  Да  не пойму  ни хрена. Летчики точно  не знают, караван это был или
просто  банда, видели  какое-то передвижение  людей  с  верблюдами,  человек
пятнадцать примерно.  Пытались их атаковать,  но  те обстреляли вертолеты  и
скрылись в ущелье, - ответил Туркмен, высунувшись из люка.
     - Уж лучше караван, чем банда, - сказал я, разглядывая автомат.
     - А еще  лучше, знать наверняка, караван  это  или  банда,  - промолвил
Туркмен и, надев шлемофон, опустился на сидение.
     - Мужики, надо боеприпасов побольше взять, - обратился я к пацанам.
     - А че такое? - спросил Хасан.
     -  Возможно,  это не  караван,  а банда. Ты же знаешь,  из  Ирана к нам
забрасывают не просто духов с бурами. Есть вероятность  напороться спецов, и
выход этот может надолго затянуться, - ответил я.
     Хотя мы  изрядно затарились,  но  лишнее взять  с собой  не  мешало.  Я
дополнительно нацепил  на  себя подсумок от РПК, закинул в него  шесть пачек
патронов для автомата и несколько гранат для подствольника. Немного подумав,
я взял еще пару гранат Ф-1 и засунул их в карманы штанов, гранаты эти мешали
в  карманах,  но то, что лишними  они не будут, это я  знал точно. Я еще раз
проверил  снаряжение,  вроде  все  на  месте,  и  тут  мой  взгляд  упал  на
целлофановый мешок с  чаем, лежащий возле водяных баков на броне БТРа. Я еще
на гражданке слышал, что зеки на этапах, где нет возможности запарить чифир,
жуют сухой чай, сглатывая слюну. Я залез на броню, достал листок, свернул из
него кулек и насыпал в него заварки.
     Хасан, затарившись  сам, снаряжал Сапога, он проверял его боекомплект и
давал какие-то наставления, потом, увидев меня на броне, спросил:
     - Юра, чего ты там копошишься?
     - Воду набираю во флягу, - ответил я.
     Мне не хотелось пока говорить Хасану, что я чай беру, потом подрочу его
при случае.
     Из люка показался Туркмен:
     - Готовьтесь, сюда едут четыре БТРа с нашей роты.
     - Мы готовы. Татарин возьми РПКа на всякий случай! - крикнул я Уралу.
     - Так к нему "магазинов" нету,  вы же  их на свои автоматы разобрали, -
ответил с возмущением в голосе Урал, уставившись на меня.
     - Возьми автоматные. Какая на х...й разница?! - ответил я ему.
     - А где они?
     -  В пи....де!  Ты че, Урал, с  неба свалился?!  Кроме своей  еб....ной
"трубы" больше ни  хрена  не  знаешь. В отсеке валяются два полных подсумка.
Давай быстрее, вон машины наши сюда ломятся. И ночной прицел зацепи по ходу,
может заночевать в горах придется! - крикнул я.
     Урал,  не  долго думая, исчез в  отсеке. В  нашу сторону на  всех парах
летели  четыре  БТРа,  бойцы  и  офицеры сидели  на броне.  Это были  машины
ротного, Грека,  нашего  взводного и один БТР с  третьего взвода.  Погибшего
командира  третьего  взвода  прапорщика  Приходько  замещал  замполит  роты,
молодой лейтенант по фамилии Кашкин, мы все называли его Пупсик, у него было
лицо ребенка, как на картинке из детского питания "МАЛЫШ". Подъехав к нашему
блоку БТРы остановились, все,  кто сидел на броне, спрыгнули на землю. К нам
подошел ротный:
     - Вы готовы? - спросил он.
     - Да, готовы, - ответил я и спрыгнул с брони.
     -   Выдвигаемся!  -  крикнул  ротный  и,  махнув  рукой,  легким  бегом
направился в сторону оврага.
     Все  остальные двинулись за ним. Мы, выстроившись цепочкой, направились
за ротным, всего нас было двадцать четыре человека.
     - Ни пуха вам! - крикнул нам Туркмен.
     Я махнул ему рукой и побежал вслед за ротным.
     - Командир,  там у оврага ловушки, надо спуститься к  реке, там как раз
овраг заканчивается и можно его перепрыгнуть, -  предложил я, подбежав ближе
к ротному.
     - Давай вперед, - ответил ротный и слегка подтолкнул меня за плечо.
     После чего ротный подозвал к себе нашего взводного,  Грека и Пупсика, и
на ходу выложил им обстановку:
     - Надо быстрее продвинуться  к горам,  там возле  озера есть  небольшой
кишлак, за кишлаком тропа ведет на ту сторону гор, а дальше Иран. Тропу надо
перекрыть, тропа эта одна, дальше влево и вправо сплошные горы, поэтому духи
попытаются  пройти именно  здесь. Летчики  видели духов в пяти километрах от
этой тропы, так что надо их опередить.
     Мы подбежали к оврагу и, перепрыгнув его, побежали друг за другом вдоль
речки. Ротный, обогнав меня,  побежал  впереди, за ним  пристроился радист с
радиостанцией на спине, за мной бежали Хасан  с Сапогом. Это было как раз то
место, где я недавно лазил, дальше был спуск в долину.
     - Вон озеро, - показал пальцем ротный в виднеющуюся внизу гладь  воды с
зеленкой, - а выше, у подножия гор, должен быть  кишлак. Сейчас направляемся
к озеру.
     Ротный  показал  три  пальца  и  махнул  рукой,  показывая  вперед.  Мы
разделились на три группы по  взводам, продолжая  спускаться вниз  к  озеру.
Ротный в  таких случаях всегда  оставался с первым взводом, то  есть с нами.
Высокая трава хлестала  по коленям, но  она  не мешало нам  бежать, это куда
лучше, чем бежать по песку, где  ноги вязнут, и кажется,  будто не бежишь, а
ползешь как черепаха.
     -  Юра,  ты  же  хотел  к озеру смотаться.  Как тебе,  -  нравится  эта
прогулка? - крикнул, поравнявшись со мной, Хасан.
     - Я безумно рад.  Вот  только я собирался туда не  бегом,  и без  этого
железа, - ответил я, хлопнув рукой по бронежилету.
     Дальше мы  бежали молча,  потому как разговаривать  во  время бега было
тяжело.  В  данный  момент  я больше всего не завидовал нашим чижам. Мосейко
бежал самый последний, он с вываленным языком тащил на горбу АГС, а взводный
бежал  рядом и подгонял его. "Сука,  лучше б  помог, чем материть салабона",
подумал я. Закирчик  бежал чуть  спереди, ему было тоже  нелегко  тащить  на
горбу станину, на шее автомат и две коробки с гранатами в руках. Я подождал,
пока Закирчик поравняется со мной и,  протянув руку, попросил у него коробки
с гранатами.
     - Да нет, я сам, - запыхавшись, проговорил он.
     - Давай сюда эти коробки, и не вы...бывайся. Лучше помоги, вон, Масейке
АГС тащить, а то он скоро ноги протянет.
     Я забрал  у  Закирова два ящика с гранатами и побежал вперед, поближе к
Хасану  с  Уралом. Подбежав  к  ним, я  оттолкнул  плечом  в сторону Сапога,
который как всегда хвостом бежал возле Хасана, чуть ли не тычась головой ему
в спину. Поравнявшись с Хасаном, я протянул ему одну коробку с гранатами.
     - Че эт такое? - удивился Хасан.
     - Не видишь что ли, гранаты от АГСа.
     - Да на хер они мне нужны!
     - Бери давай, а то я зае....ался уже.
     - Отдай тому, где взял.
     - Хасан, сука! Бери ящик! - крикнул я на него.
     Хасан  не  стал  дальше спорить и со  злостью  выхватил  у меня из руки
коробку.
     Мы спускались уже около получаса, но до озера было еще далеко, а до гор
еще дальше, это мне сверху казалось, что озеро рядом. Приближаясь к озеру, я
заметил, будто бы  в  озере кто-то  плещется,  а  по  берегу  бегает  то  ли
пацаненок, то ли  девочка.  Они нас по всей  вероятности не замечали, потому
что солнце светило как раз из-за  нашей спины, да к тому же берег был покрыт
растительностью,  а чуть  в стороне находилась зеленка.  Чуть дальше к горам
был  заметен и кишлак, его дувалы были  разбросаны у подножия гор, чуть выше
тоже виднелись дувалы, они были кучнее,  и  со стороны  похожи на  ступеньки
ведущие вверх. Сразу же  за  кишлаком виднелась расщелина, которая уходила в
глубину гор. Ротный тоже  заметил плескание в озере, он жестом показал  всем
остановиться,  подняв руку вверх,  мы остановились.  Ротный достал бинокль и
посмотрел в сторону озера.

     - Это дети из кишлака. Пошли дальше, - сказал спокойно ротный  и махнул
рукой.
     Мы двинулись дальше.  Поравнявшись с озером,  ротный  подозвал  к  себе
Грека и Пупсика, потом меня и Хасана.
     - Лейтенант, берешь своих  бойцов и дуешь по быстрому в кишлак. Гараев!
Пойдешь  с третьим взводом, может, понадобится переводчик в кишлаке. Саня, -
обратился ротный  к  Греку, - ты  со своими  обойдешь кишлак  вон оттуда,  -
ротный показал  пальцем  на  сопки слева от кишлака, -  потом тоже войдете в
кишлак и  будете ждать нас там, следите за вон той расщелиной, возможно духи
появятся  оттуда.  Бережной, сходи  к  озеру  и  посмотри,  нет ли  там  еще
кого-нибудь, только осторожней там. А мы  пока прочешем зеленку. Ну, давайте
пошли быстрее, - закончил ротный.
     Грек с Пупсиком, взяв своих бойцов,  побежали дальше, а я  отдал ящик с
гранатами Закирову и, не торопясь, направился к озеру.
     Подходя  к озеру  я  пригнулся  и,  прячась в  густом  кустарнике, стал
пробираться к берегу. Метрах  в  ста в стороне раздавались  всплески  воды и
смех. По кустам, растущим у берега, я начал  пробираться  ближе к купающимся
детям, держа автомат наготове. Вполне возможно, что  какой-нибудь старикан с
буром сидит  неподалеку, и охраняет детей. В кишлаке наверняка знают, что мы
стоим  на блоке, пусть и не так близко от  них, но наше присутствие у мирных
жителей всегда вызывает определенную тревогу и опасение.
     Подобравшись поближе,  я  раздвинул кусты и  обалдел  от увиденного.  В
озере  голышом купалась девушка,  на  ребенка  она похожа не была, на вид ей
было лет 17-18, и была эта девка довольно таки симпатичная на первый взгляд,
хотя на лицо я не  смотрел, мой взгляд был прикован  немного ниже ее головы.
Она в  этот  момент стояла боком  ко мне, находясь  по пояс в воде, и махала
рукой своей подружке или сестренке, которая стояла на берегу.  Той - другой,
на  вид  было лет  10-12  не  больше,  они  что-то кричали  друг  другу,  не
подозревая,  что  за ними следят. А  я,  обалдевший  и с отвисшей  челюстью,
пялился на эту девку, думая про себя - "хоть бы она вышла на берег". Я голых
баб лет сто уже в глаза  не  видел,  а тут такое  перед глазами, и я напрочь
забыл, зачем  сюда  приперся. Я  еще минуты  три любовался верхней частью ее
тела, чувствуя как оттопырилась ширинка на моих штанах, после чего она зашла
поглубже, и  из воды стала видна лишь ее голова. Я очнулся от увиденного  и,
еще  немного прокравшись  вдоль берега, встал во весь  рост  и  направился к
девчонке  стоявшей на  берегу. Она некоторое  время не замечала меня, потом,
повернув голову в мою  сторону, завизжала и,  отбежав в  сторону, присела на
корточки, глядя на  меня перепуганными глазами.  Я подошел к одежде, лежащей
на берегу. Место это было похоже на маленький песчаный пляж, метров десять в
окружности, от него в сторону кишлака вела истоптанная тропинка.
     Я прищурившись  взглянул  на девушку, которая купалась  в озере. Солнце
слепило мне глаза,  и я ни как не мог разглядеть  ее  лицо, а заметил только
длинные черные волосы заплетенные в тонкие косички.
     - Ну, чего уставился?! - на чисто русском языке крикнула мне девушка из
воды.
     Я от удивления разинул рот, если б я точно не знал, что она азиатка, ни
за что не поверил бы в это.
     - Отвернись, дай мне выйти и одеться! - опять крикнула она.
     Я как по команде повернулся кругом и молча стал ждать. Сзади послышался
легкий всплеск, и я первый раз в жизни пожалел о том, что у меня нет глаз на
затылке. Я,  конечно,  мог  бы  повернуться и  посмотреть на нее, и что  она
смогла бы  сделать, эта слабая и беззащитная девчонка, но  что-то сдерживало
меня от этого поступка, я не скажу, что я был ярым джентльменом, но и наглым
дикарем я тоже не был. Единственное, чего я испугался, так это того, что эта
мусульманка воткнет мне нож в шею, пока я  стою к  ней  спиной. Я вытащил из
кармана гранату и, выдернув кольцо, поднял руку вверх.
     - Только не  вздумай чего-нибудь учудить, красавица. Если  что, взлетим
на воздух вместе! - громко сказал я.
     -  Не бойся, шурави, я  не такая  уж дура, как  ты думаешь, - услышал я
голос за спиной.
     -  Откуда  русский так хорошо  знаешь?  -  спросил я  и, опустив  руку,
засунул шплинт от гранаты на место и положил ее обратно в карман.
     - Закончила русскую школу в Ташкенте, - ответила она.
     Сзади послышалось  шуршание одежды, а я стоял как пень и, стиснув зубы,
рисовал в мыслях похабные картины,  смысл которых я описывать не буду, и без
того не трудно догадаться, о чем я думал в данный момент.
     - А здесь как оказалась? - снова спросил я.
     - Долгая история, это из-за отца. При Андропове в  Узбекистане начались
преследования тех, кто входил в окружение Рашидова, и нашей семье пришлось в
спешке бежать из Союза сюда, - ответила она, продолжая одеваться.
     -  А, ну  понятно, слышал про эту историю с  Рашидовым  в  Союзе. А это
подружка твоя?
     - Сестренка. Ну что, мы пойдем? А то вон твои товарищи идут.
     Я  повернулся, девушка, прикрыв  лицо  рукой, промелькнула мимо меня, я
успел заметить ее спину и длинные, мокрые косички. На ней была одета широкая
рубаха пестрой расцветки  и шаровары, мне приходилось  бывать  в Ташкенте, и
там часто попадались женщины в таком одеянии.
     - Как тебя зовут, красавица? - крикнул я ее вслед.
     - Лейла!  -  ответила она,  не  оборачиваясь  позвала сестренку, и  они
быстрым шагом направилась в сторону кишлака.
     Я несколько минут стоял и смотрел им вслед,  хоть я и не разглядел лица
Лейлы,  но ее голос мне показался  очень приятным. Оно и  понятно, я уже два
года не слышал  девичьего  голоса, одни лишь приказы,  крики,  маты и грохот
канонады.
     - Бережной! Ну ты чего, уснул там что ли? - услышал я  голос ротного и,
очнувшись от мечтаний, обернулся назад.
     Ротный с бойцами шли вдоль берега.
     - Ну как, все нормально? - опять спросил ротный, подходя ко мне.
     - Да нормально,  это девчонки  из кишлака купались здесь.  Может,  тоже
окунемся? - предложил я ротному.
     - Некогда купаться, пошли давай быстрее.
     И мы всем взводом направились в сторону кишлака.
     "Эх, не  было  бы на мне  этого  железа, можно было б  окунутся в озеро
прямо в одежде, а то может уже никогда не придется этого сделать", с грустью
подумал я.
     Находясь  в Афгане,  где  каждый миг может  стать  последним,  поистине
ценишь  каждый  приятный   момент,  произошедший  с  тобой,  даже  самый  не
значительный. Хотя в мирной жизни такие  вот незначительные моменты я просто
бы не заметил.



     Мы приближались  к кишлаку,  внутри его было  видно  передвижение наших
бойцов, судя  по  спокойному их  поведению и отсутствию стрельбы, было ясно,
что вошли они туда без происшествий.
     Когда  мы  приблизились к крайним  дувалам,  к  ротному подошел Грек  и
доложил:
     - Все спокойно командир, я расставил бойцов на подходе к расщелине.
     - Хорошо,  что все спокойно, всегда б так. Надо прощупать эту расщелину
до темна, - ответил ротный.
     После  чего мы направились вглубь кишлака. Мирные жители попадались нам
редко, в основном это были дети, женщин почти не было видно, за  исключением
одной старухи, которая  чего-то колдовала возле самодельной глиняной  печки,
расположенной  во  дворе  одного из  дувалов. Иногда попадались старики, они
были похожи на одиноких призраков; завидев нас, они останавливались и угрюмо
смотрели, как бы говоря: "ну вот, явились гости незваные, провалиться бы вам
всем сквозь землю". А мы спокойно шли по кишлаку, как у себя дома, и болтали
о  всякой  ерунде. Я  искал взглядом  Хасана, но его  не  было  видно.  "Вот
чертила, наверное, засел  в  каком-нибудь  дувале и жрет, или чилим долбит",
подумал я.
     Ко мне подбежал какой-то баченок лет пяти и, протянув руку, пролепетал:
     - Патлона, шулави?
     - Я те щас дам патрона. А ну вали отсюда! - крикнул я ему.
     Он отбежал и скорчил мне гримасу, я скорчил такую же рожицу ему в ответ
и пошел дальше.
     Пацаны  разбрелись по кишлаку, большинство из них направилось в сторону
двух небольших дуканов. Дуканы  эти были расположены  в  стороне,  метрах  в
трехстах  от меня. Я тоже было хотел  заскочить в дукан, но потом передумал,
чего там толпиться, успею еще, никуда они не денутся.
     Пройдя  немного вглубь  кишлака, я увидел  Ивана  со  Степаном  -  двух
земляков из-под  Тулы, мы  называли их Пряник с Самоваром, родом они были из
одной деревни. Иван  был маленьким  и  щуплым, потому  и  кличка его была  -
Пряник, Степан был толстым как колобок, и потому его обозвали Самоваром. Оба
они  были "дедами", постоянно везде ходили вместе.  Я  даже не помню случая,
когда кто-нибудь из них где-то появился один без другого. Ездили они в одном
БТРе, и кровати в палатке у них стояли рядом, и в наряды их ставили вместе.
     Они  оба сидели в тени под  стенкой дувала и болтали о чем-то,  добивая
косяк. Я направился к ним.
     - Хасана видели? - спросил я.
     - В районе верхних дувалов недавно был. Они там с Пупсиком со стариками
трепались о чем-то, - ответил Степан и протянул мне косяк.
     - Не, я не буду, сами добивайте. Вошли как, нормально?
     - Да  нормально,  мы  еще  со  стороны  заметили,  что  жители  кишлака
шарабохаются по нему.  А из этого следует,  что духов в кишлаке нет. Я верно
мыслю, Юра? -  заявил Иван,  он поднял  указательный палец вверх и застыл  в
этой позе, вылупив на меня обдолбленные очи.
     - Ты  еще в состоянии мыслить - чудило? - сказал я ему, и махнув на них
рукой побрел дальше, в сторону верхних дувалов.
     Жара стояла невыносимая, я снял панаму  и вытер рукавом пот со лба. Идя
по кишлаку, я озирался вокруг, заглядывал во все дворы, в надежде встретить,
где-нибудь Лейлу, хотя понимал, что это маловероятно, но мало ли.
     Взвод Грека  расположился, по  всей видимости,  у  расщелины,  а третий
взвод шарахался по кишлаку.
     На первый  взгляд, кишлак казался не  тронутым  войной, все дувалы были
целыми,  и если повнимательней  посмотреть, то не видно было  даже следов от
пуль,  не говоря  уже  о взрывах. В тех кишлаках, где наши частенько бывали,
жители были хоть и не приветливы, но  менее пуганы, так как привыкли к нашим
частым визитам.  А здесь наверно  думают, что мы сейчас начнем  их грабить и
убивать. Оно и понятно, в пяти километрах отсюда, недалеко от  наших блоков,
находился  наглухо разгромленный  кишлак. Судя  по  разрушениям, пахали  его
добросовестно, а жители этого кишлака были очевидцами этого месива.
     Как  я и предполагал,  кишлак этот был  почти не заметен, даже с малого
расстояния. Дувалы его сливались со склоном гор,  у подножия  которых кишлак
был  расположен. Караваны из Ирана через него, наверное,  шастали частенько,
да разве ж все дыры позаткнешь по этим чертовым горам.
     Где-то сзади послышался крик ротного:
     - А ну быстро все собрались, и бегом наверх к расщелине!!!
     Я обернулся назад, ротный находился где-то в районе дуканов, потому как
большинство бойцов находилось именно там. Мне волноваться было не о чем, я и
так направлялся  к  расщелине,  и  был уже  на полпути к  верхним дуканам, в
районе которых она находилась.
     Наконец-то на  горизонте показался Хасан, рядом с ним стояли  - Пупсик,
братья близнецы и  Бача. Я поспешил к ним,  ускорив шаг. Хасан, увидев меня,
замахал руками:
     - Юра, где ты лазишь? Иди сюда быстрее! - крикнул  он, и направился мне
навстречу.
     - Че случилось? - спросил я.
     - Ротный где?
     - Там сзади, остатки роты собирает. Сейчас расщелину чесать пойдем.
     - Я со стариками базарил, они не советуют туда лезть.
     - А че ты предлагаешь?
     - По рации саперов вызовем, пусть минируют эту дыру.
     - Ну скажи это ротному, че ты мне говоришь. Вон ротный бежит с бойцами.
     - Щас я с ним побазарю.
     - Че еще эти деды сказали?
     - Говорят, что  им проблемы не нужны, ни с нами - ни с духами. Караваны
иногда ходят  по этой  тропе, но жители  кишлака к  ним  отношения не имеют.
Говорят, что их сыновья у сарбосов служат.
     - А ты не спросил, сколько ихних сыновей в бандах служат? Ты же знаешь,
как они  делают, любой  нормальный декханин  отдает одного сына в  армию,  а
другого в банду.  Мы придем, они говорят, что сыновья  мои в  амии служат  и
защищают революцию. Духи придут, они говорят,  что их сыновья в банде, воюют
за свободу,  и оказывается,  что они  везде  как бы  молодцы. Суки  -  одним
словом.
     Пока мы болтали, рядом появился ротный с  Греком. Ротный приказал Греку
взять оставшихся бойцов и идти к расщелине, а сам подошел к нам.
     - Ну, чего стоите? Пошли.
     Мы  направились  вслед за ротным, выходя  на окраину  нижних дувалов, я
почувствовал под  ногами  каменистую  почву,  подъем  стал еще круче,  часто
попадались огромные  камни торчащие из земли, которые  приходилось то и дело
обходить.
     -  Командир,  старики  говорят, чтоб мы  туда не лезли, - сказал  Хасан
подойдя к ротному.
     Ротный повернулся к Хасану и, сделав удивленное лицо, сказал:
     - А не пошли бы они нахрен, эти твои старики.
     - Я не знаю, но они так говорят.
     - А ты не узнал, чего это они так пекутся о нас? - спросил я Хасана.
     - Они не о нас пекутся, а  о себе. Говорят,  если начнется перестрелка,
то  достанется  кишлаку. С  тем разъеб...ным кишлаком,  возле которого  наши
блоки стоят, такое  уже было.  Два года назад  наши с  духами там сцепились,
духи после боя ушли по оврагу, а наши вертушки кишлак разбомбили, - закончил
Хасан.
     - Может, вызовем саперов и заминируем эту расщелину  к чертям.  Для нас
ведь главное  -  караваны не пропустить, а не за духами  по  горам бегать, -
внес я предложение.
     -  Для нас главное приказы выполнять,  а не пиз...еть языком. Довожу до
вашего  сведения, что наш легендарный замполит, приказал банду уничтожить, -
ответил ротный.
     - А причем здесь замполит? - спросил я удивившись.
     -  Командир  улетел в  Шиндант, а временно  командовать полком  оставил
замполита, - ответил ротный со злостью.
     - Лучше б он Турана (главарь банды в провинции Герат) за  себя оставил,
- ляпнул Хасан.
     - Гараев, заткнись, и без тебя тошно! - крикнул ротный на Хасана.
     - И что теперь? Как  мы  будем брать  духов в засаде?  -  обратился я к
ротному.
     - Каком кверху! Понял как? - ответил язвительно ротный.
     -  Пусть замполит  придет  сюда,  и  покажет,  как  это  сделать, а  то
пиз....ть со стороны я тоже могу, - сказал Хасан.
     -  Ну все, хорош мне голову еб...ть!  Бегом за остальными, а  то  время
идет! - крикнул нам ротный, и мы побежали догонять остальных.
     Слева  от  нас  виднелось нагромождение дувалов, а  за  ними  скалы. До
расщелины  оставалось примерно полкилометра, все уже  собрались на подходе к
ней и ждали нас. Через несколько минут мы были на месте.
     Второй взвод расположился  полукольцом  на  подходе  к  расщелине,  они
наблюдали  за этой расщелиной, Мосейко с Закировым тоже находились возле них
с развернутым АГСом. Наш  взводный  о  чем-то болтал  с Пупсиком, остальные,
разбившись  на  небольшие группы,  сидели, спрятавшись от палящего солнца за
каменные  валуны,  которых у  подножья  было  навалом.  Мы  с  Хасаном  тоже
собрались  припасть за какой-нибудь  валун  и отдохнуть от жары.  Я увидел в
стороне  Урала с Сапогом,  и  махнув  Хасану  направился  к ним. Примерно  в
трехстах метрах от нас  находились высокие отвесные скалы, но  от солнца они
не закрывали, так как оно палило с другой стороны.
     - Бережной, Гараев, идите сюда, - окликнул нас ротный.
     Мы развернулись и направились к ротному, он в это время  рассматривал в
бинокль расщелину, она была небольшая, метров десять в  ширину, и со стороны
похожа была на трещину в скале.
     Ротный опустил бинокль и посмотрел на нас.
     - Где ваши каски? - спросил ротный.
     - В БТРе остались,  - ответил я,  и взглянул  на  кепку ротного. Мне не
терпелось сказать, "вы ведь тоже без каски", но я промолчал.
     - Почему бронежилеты  Б-2? - ротный  стукнул тыльной  стороной  руки по
моему бронежилету.
     - Других не было, - ответил Хасан.
     - Гараев,  в полк вернемся, я на твою шею пять штук Б-4 напялю, и ты до
самого дембеля будешь в них ходить. Понял?
     - У вас же тоже Б-2, - негромко сказал Хасан ротному.
     - Старшим в жопу не заглядывают! - ротный в упор посмотрел на Хасана.
     - Все-все, молчу, товарищ старший лейтенант, - проговорил Хасан.
     -  Дембеля,  е...  вашу  мать. Дембель  должен  надевать  на  себя  три
бронежилета и две каски на голову, потому что скоро домой. Расщелину видите?
     - Да, видим, - ответил я.
     - Коридор  примерно метров двести, дальше  не  видать  ни  хрена.  Если
нарвемся  на  засаду,  нас  как  щенков перешлепают.  Надо  бы  из  вертушек
прох...ярить этот коридор, а уже потом лезть.
     - Может, все же заминируем эту  дыру, и  ну ее нахер, - опять предложил
я.
     -  Да  че  ты заладил,  заминируем-заминируем,  очко что  ли  играет? -
подколол меня ротный.
     - Да просто знаю я, чем все это кончится. Не нравятся мне эти походы.
     - Мы пойдем  туда, нравится это вам или нет, - сказал спокойно ротный и
крикнул:
     - Где этот мудило с антенной?!
     В то же мгновение из-за камня выскочил радист и бегом направился к нам,
пробежав немного, он споткнулся и упал,  автомат его  отлетел в  сторону, он
тут же поднялся, подобрал автомат и прихрамывая подбежал к ротному.
     - Только разбей мне  рацию  - сучара, я тебя убью сразу.  Тебе же  было
сказано, постоянно находись рядом со мной. Неужели не понятно?
     -  Все  понятно,  - ответил радист, и  посмотрел  на ротного виноватыми
глазами, поправляя каску.
     -  Сюда давай рацию, тормоз, -  ротный  взял радиостанцию  и  попытался
вызвать на связь комбата.
     Мы  с  Хасаном  присели на корточки  и закурили по сигарете. Настроение
было  хреновое, глядя на эти скалы, душу скребла какая-то  тревога. Я всегда
боялся этих проклятых гор, духи здесь чувствовали себя как рыба в воде. Если
мы  уходили  в  горы,  то  возвращались  обратно   не  все,  это  стало  уже
закономерностью. Проческа кишлаков меня так не пугала, как эти скалы, идя по
ним,  чувствуешь себя  как  в каменном  мешке. В горах  духи  запросто могут
устроить обвал, они прекрасно маскируются среди скал, и  поэтому,  устраивая
засады, духи  почти всегда  имеют преимущество  над нами. И если им угрожает
опасность, то духи  очень грамотно уходят от погони. Горы - это их стихия, и
поэтому, находясь там, нам  нужно быть предельно  осторожными. Без прикрытия
авиации есть огромная  вероятность, что  бой в  горах может закончиться не в
нашу  пользу.  Зная  все это,  мы  все  равно шли в  горы,  шли с тревогой и
страхом, не теряя надежды на возвращение.
     После некоторых  усилий ротному удалось соединиться с комбатом. Услышав
его ответ, ротный сел на корточки и начал громко говорить:
     -  Я Березка, нужно подтянуть бронетехнику  к кишлаку, пару танков хотя
бы, на случай если ничего не выйдет с расщелиной, установим здесь блоки. Как
поняли?
     Комбат что-то отвечал ротному,  но я толком ни чего не  мог  разобрать.
Наша  радиостанция  вообще  работала плохо, часто  прерывалась,  и  в  эфире
постоянно стоял треск. К  тому же духи  часто пеленговали наш эфир, и что бы
мы ни предприняли, они уже были в курсе всех дел.
     Выслушав комбата, ротный снова стал кричать в рацию:
     - Там есть овраг возле крайнего блока, чуть ниже  к речке он  сужается,
пусть тягач  с  лопатой засыплет  его,  и тогда  можно  будет пройти танкам.
Высылайте пару вертушек, надо прострелять вход в расщелину, потом пойдем мы.
И пусть они пролетят вдоль расщелины,  может, засекут  там  чего-нибудь. Как
поняли? Как поняли?! Тфу, бляха-муха. Что за рация, е... твою мать! - ротный
махнул рукой и встал,  потом потянулся и сказал зевая: - Если вертушки через
десять минут не появятся, выходим.
     -  Ага, а когда мы в расщелину войдем, они появятся и ракеты пустят нам
вдогонку. Нормально будет, спереди духи влупят, а сзади наши их поддержат, -
высказал свое мнение Хасан.
     - Молчи, таджик, если  через десять  минут  их не будет,  значит  их не
будет вообще, - ответил ему ротный.
     К нам подошел Пупсик, и с ним наш взводный. Пупсик, как и наш взводный,
был весь на стреме, и рвался на подвиги.  У  Пупсика это был второй выезд на
боевые  действия.  Первый  рейд  с  его  участием,  помню, был  беспонтовый,
помотались в пригороде Герата и вернулись обратно. А  молодому лейтенанту не
терпелось  проявить  себя, он еще не до конца  осознавал, что значит  иди  в
горы, чтоб найти и уничтожить банду.
     Замполит,  оставшись за  командира, тоже  не  прочь  был очко  срубить,
дескать,  под его  четким  руководством  была уничтожена  банда,  пытавшаяся
проникнуть из Ирана на территорию Афганистана. Он уже представлял, наверное,
как  будет  рапортовать комдиву,  и как загорится на  его  груди алый  орден
Красной Звезды.  А если операция  провалится, то  он, как бы,  не причем, он
только лишь  на  время исполнял обязанности. Но как бы там ни было, лезть  в
эти проклятые скалы придется нам.
     - Ну что, когда выходим? - спросил Пупсик.
     - Не терпится что ли? Успеешь еще  свинца  глотнуть, - ответил спокойно
ротный.
     - Да я не о том, время идет, - сказал Пупсик, присаживаясь на камень.
     - Хватит время, не волнуйся.
     Со  стороны  блоков показались  две вертушки,  они  держали курс в нашу
сторону.
     - Вон вертушки, - сказал я, показывая в их сторону.
     -  Ну  вот  и прекрасно, -  тихо  сказал ротный,  после  чего  крикнул:
- Готовьтесь, сейчас выходим! Саша, иди сюда! - позвал он Грека.
     Грек подошел к ротному, за ним подошли Урал с Сапогом.
     - Значит, сделаем так,  мы пойдем  первыми, ты, Саня, со своими пойдешь
слева и  чуть сзади нас, ты, Каша, со своими  будешь идти справа. Если вдруг
засада, вы нас прикрываете, пока мы не отойдем. Каша, и никаких  геройств не
проявлять,  слушать  только мои  команды. Тебя это  тоже касается,  - ротный
посмотрел на взводного и добавил: - Держаться будешь рядом со мной. Понял?
     - Понятно, - браво ответил взводный.
     - Если что со мной, командовать  остается за меня прапорщик Евстафиади.
Всем ясно?

     Взводный с Пупсиком молчали, на лице их отражалась обида, как никак они
офицеры, а ротный после себя отметил прапорщика.
     Вертушки  тем временем  подлетали  к нам, они  с  гулом пронеслись  над
нашими головами и одна за другой выпустили ракеты в расщелину. Пара ракет не
попали в расщелину,  они ударились в скалы рядом с ней, раздались взрывы, мы
все попадали на землю, прячась за камни. Расстояние до расщелины было метров
триста, и нас вполне могли зацепить  осколки  от  ракет. Вертушки между тем,
описав круг, пальнули еще раз в расщелину.
     - Выпустите  кто-нибудь сигнальную ракету, а  то они весь  вход завалят
нах...й! - крикнул ротный.
     С  обоих  боков  от нас один  за другим раздались шипения,  и несколько
сигнальных ракет взлетели в воздух. Вертушки,  прекратив бомбить  расщелину,
поднялись вверх и скрылись за горами.
     Мы  все  встали  из-за  камней  и,  матерясь  в  адрес летчиков,  стали
поправлять на себе арсенал с обмундированием.
     Я подошел к Хасану Сапогом.
     - Сапог, держись постоянно рядом с Хасаном, - предупредил я Сапога.
     -  Юра,  нахрена  такое базаришь, он и  так меня заеб...л,  постоянно в
спину тычится, а теперь ваще на шею залезет.
     - Ну все, пошли, делаем как договорились! - крикнул ротный.
     Мы  выдвинулись  в сторону  гор, над расщелиной стоял черный  дым после
взрывов. Ротный  побежал первый,  рядом  ним  бежали  радист и  взводный. Я,
Хасан, Сапог и Урал  бежали  рядом друг с другом, за нами ковыляли Мосейко с
Закировым, неся на себе АГС, две коробки с гранатами Закирчик всучил Сапогу.
     Второй и третий взвод, разделившись на две группы, бежали чуть сзади.
     Урал бежал и матерился поправляя  РПК, который  с  непривычки мешал ему
бежать,  за  спиной  у  него  болтался  ручной  гранатомет, а  на поясе  как
погремушки  висели  гранаты к  гранатомету  и  подсумок с парой  магазинов в
придачу, два других магазина, перетянутые изолентой, торчали в  пулемете.  Я
только  сейчас  заметил, как  Уралу  было тяжело  и не удобно  во  всем этом
арсенале, если еще учесть его маленький  рост, к  тому же  бронежилет на нем
был  Б-3, который  весил  12 килограммов.  Мы  пробежали  всего  лишь метров
двести, а бедный Урал был уже весь  в мыле, каска его  при  беге съезжала на
бок, и он то и дело ее поправлял.
     -  Татарин  давай сюда РПК, -  предложил я  ему,  пожалев  о  том,  что
заставил его взять этот пулемет.
     Урал молча снял с шеи пулемет и протянул мне, я взял у него из рук РПК.
     - А где ночной прибор? - спросил я Урала.
     - Выкинул в овраг, потом подберу.
     - Нах...я!
     - Да че я тебе, верблюд что ли. Может, еще башню от танка мне на голову
оденешь, - возмутился Урал.
     Приблизившись вплотную к расщелине, ротный остановился.
     - Подождем пока дым рассеется, - сказал он.
     В проеме между скалами стоял  дым, ветра не было,  и поэтому  дым стоял
сплошной стеной.  Дым был не густой,  но видимость  все равно  была не очень
хорошая. Постояв несколько минут, ротный быстрым шагом направился в коридор,
мы двинулись за ним. Ротный  замедлил шаг, видимость  была в радиусе  десяти
метров.
     Рядом со мной откуда-то взялся Пряник.
     - Сейчас из дыма выйдем, а там ДШКа нам в харю, - ляпнул он.
     - Ты че здесь  делаешь - сухарь с глазурью, где ваш взвод? - спросил я,
повернувшись к нему.
     - Да он наверно заблудился в дыму, - сказал Хасан.
     - А где Самовара потерял? - спросил я его.
     - Да здесь мы рядом идем, коридор-то узкий, вон они сзади.
     - Хорош там пизд...ть! Идите молча, - прикрикнул на нас ротный.
     Дым почти  рассеялся,  и уже хорошо было видно, что  творится  впереди,
чуть  дальше расщелина становилась шире  и сворачивала немного в бок. Ракеты
ни  чуть  не  повредили  скалы,  только  дыму   напустили.  С  обеих  сторон
возвышались  каменные  стены, между  которыми  виднелась узкая полоска неба,
стены эти были высотой примерно с пятиэтажный дом. Ноги постоянно натыкались
на острые  края  камней, торчащих из земли,  идти было трудно.  Я передернул
затвор РПК и передал  его Уралу, потом приготовил к  стрельбе свой автомат и
повесил его на шею, или, как говорят, наперевес.
     Мы шли, озираясь по сторонам, периодически бросая взгляд под ноги, чтоб
не нарваться на  растяжку,  или  не  наступить  на  противопехотную  мину  -
"лепешку", которую трудно заметить среди камней.
     Вверху послышался шум винтов, он, удаляясь, растворился где-то впереди,
это наши вертушки делали  облет  вдоль расщелины. Вдруг  впереди послышались
несколько  разрывов, потом несколько  коротких очередей, предположительно из
ДШК, они эхом пронеслись  по  горам.  Мне показались  странными, эти очереди
вроде из ДШКа, а вроде и  не из ДШКа, обычно с такой частотой лупит зенитка.
"Наверное,  показалось",  -  подумал  я.  Расстояние  до  стрельбы  на  слух
определить было невозможно, вроде где-то рядом, но из-за эха не разберешь.
     - Вертушки наверно засекли банду, - сказал ротный, повернувшись к нам.
     - Да, вроде того. Но вот где они? - спросил Взводный.
     -  Слышали  разрывы? - спросил Грек,  подбежав  к нам,  за ним появился
Пупсик.
     - Так, судя по  времени,  если  прикинуть,  когда  над  нами  пролетели
вертушки, то это где-то рядом. Если духов летчики  засекли, это нам на руку.
Давайте быстро  вперед,  нам  нельзя терять  время,  -  скомандовал ротный и
быстрым шагом направился вперед, а мы все двинулись за ним.
     Метров  через  двести  коридор  круто  свернул  вправо,  и  перед  нами
раскрылась площадь. Правда площадью ее можно назвать не совсем, так как была
она не ровная, везде по сторонам  торчали глыбы огромных  камней,  это была,
если точнее сказать - открытая местность среди скал.
     Ротный резко остановился и, сделав несколько шагов назад,  спрятался за
каменной  стеной,  и  показал нам  жестом,  чтобы мы не высовывались. Потом,
повернувшись к нам, произнес:
     - Впереди виден столб черного дыма, обычно так горит подбитая вертушка.
Что ж там такое  -  черт побери?  Неужели  вертушка горит? Собирайте АГС,  и
заправляйте  в него ленту. Готовый потащите. -  обратился ротный к Масейке с
Закировым.
     Те быстро развернули станину, и стали крепить на нее гранатомет. Ротный
повернулся к взводному и сказал:
     - Пусть  они будут постоянно  рядом с тобой,  АГС должен  быть в  любой
момент готов к стрельбе.
     - Хорошо, понял, - ответил взводный.
     Ротный посмотрел в бинокль.
     - Ни черта не видно, надо подойти поближе. Саня, обойдете с того  края,
-  ротный  показал  рукой вправо.  -  Каша, ты  со  своими останешься здесь,
следите  за этим пролетом, особенно, откуда подымается  дым.  Когда  я махну
рукой, двигайтесь за нами, мы попробуем подойти к источнику дыма. АГС несите
рядом со мной.
     - Товарищ старший  лейтенант, комбат на  связи,  -  обратился к ротному
радист.
     - Попозже я сам выйду на связь, сейчас докладывать не о чем, и некогда,
- ответил ротный, он махнул нам рукой, и пригнувшись побежал  вперед, за ним
сразу двинулся радист. Я, Хасан и Сапог побежали за  ними, а сзади нас, неся
АГС  и спотыкаясь, бежали "чижи",  рядом с  ними пристроился  Урал. Пробежав
метров двести, ротный махнул  рукой Пупсику, и они двинулись следом. Грек со
своим взводом передвигался по правую сторону от нас.
     Мы  подбежали к небольшой  скале и,  обогнув ее,  выскочили на открытую
местность. Впереди  был  крутой спуск,  я  и  ротный первыми выскочили из-за
скалы. В километре по спуску находились две горы, между ними  что-то горело,
извергая черный дым, рядом с факелом мелькали две фигуры,  это были духи. Мы
с ротным  заскочили обратно за скалу, с автомата конечно можно было достать,
но вероятность попадания была не велика.
     - Давайте сюда АГС - быстро, - негромко сказал ротный.
     - Да зачем АГС, с пулемета достанем. Татарин давай сюда РПК - быстрее.
     Я выхватил у Урала пулемет и выбежал из-за скалы.
     Два духа крутились на том же месте, пока я вскинул пулемет, две фигурки
замерли, наверное, засекли  меня, еще секунда - и они смоются. Я, не целясь,
выпустил  в них  длинную  очередь, один  дух согнулся,  а  другой метнулся в
сторону и упал. Ну надо же! Я  сам с себя  удивился, бывает,  что целишься и
промахиваешься, а  тут не целясь, и сразу двоих, да еще с такого расстояния.
Ротный взглянул на меня и  сделал жест рукой, мол, все  ништяк - базара нет,
после чего крикнул:
     - Быстро вниз!
     И мы начали быстро спускаться, перепрыгивая и оббегая камни.
     Я бежал  первым,  держа в руке РПК, другой рукой я  на бегу переставлял
магазин, он был на тридцать патронов, и поэтому за одну очередь вылетел весь
магазин.
     Вскоре стало видно, что это горела вертушка, духи сбили таки одну, а те
двое, наверное,  проверяли, остались  ли  в живых летчики, и  можно ли снять
что-нибудь с этой вертушки.
     По всему  было  видно, что  летчики  погибли,  вертушка  вся  полыхала,
горючее и боекомплект, скорее всего, взорвались сразу.
     Когда мы подбежали  к горящей вертушке, раненый дух пытался уползти, но
у него была прострелены нога и плечо, он барахтался как паук в банке, стеная
от боли. Я подбежал к этому духу, и пинком заехал ему в простреленное плечо,
дух  завыл и упал на спину, закрывая лицо рукой. Это был молодой дух, на вид
ему  было лет  двадцать, как и  мне, наверное, у него  была  молодая  редкая
бородка и такие же редкие  усы.  "Пацан еще",  - подумал  я. Потом подбежали
ротный и Хасан, а за ними все остальные.
     Второй дух лежал с простреленной головой, пуля попала  ему  в затылок и
вылетела  между  глаз, это был зрелый  дух, лет  сорок  на вид, у  него была
черная  густая борода и гнилые  зубы, которые торчали из  полуоткрытого рта,
лицо было залито кровью.
     Ротный, подбежав, крикнул:
     - Стоп - Юра!  Не убивай его пока.  Гараев, спроси этого  духа, сколько
человек в банде и далеко ли они сейчас.
     Хасан начал что-то говорить духу, убрав его руку от лица, но дух ничего
не  отвечая,  плюнул  в  Хасана.  Я с  размаху  заехал этому  духу по  зубам
прикладом  от  РПК,  он харкая  кровью  перевернулся  на  бок,  и  скрутился
калачиком. Я  передал  пулемет Уралу  и,  схватив духа  за шкварник  халата,
поволок  его к горящей вертушке, дух  брыкался и  упирался, издавая  хриплые
стоны. Подойдя поближе к огню, я, поднатужившись приподнял его двумя руками,
и  с силой  швырнул  в  огонь,  мое  лицо обдало жаром, я  отпрыгнул  назад,
закрываясь рукой. Дух был худой и не  тяжелый,  и  поэтому  залетел  в самое
пламя.
     Все остальные, стояли и молча  наблюдали  за моими действиями, никто не
проронил  ни  слова,  каждый   понимал,  что  дух  заслужил   такую  смерть,
расплачиваясь за сгоревших летчиков.
     - На, сука,  почувствуй то, что чувствовали наши летчики, -  прошипел я
сквозь зубы, глядя как он, кувыркаясь в огне, кричит и корчится от боли.
     Дух поначалу дико  завыл, пытаясь вскочить на ноги, схватился  рукой за
раскаленный метал, но  моментально  одернул руку  и упав на колени согнулся,
пряча лицо от огня, одежда его полыхала. Потом  он резко разогнулся и, издав
протяжный  стон,  упал на  спину. Он отчаянно  дергал ногами  и махал руками
перед собой, как бы отгоняя огонь, но вскоре затих, объятый пламенем горящей
вертушки и собственной одежды.
     Я  же тем  временем стоял как завороженный, и  не  отрываясь смотрел на
муки этого молодого духа, совсем еще пацана. У меня  не было к нему ни капли
сожаления, я стоял перед ним как палач. Хотя, почему как, я в  данный момент
и  был самым что ни  на есть палачом, смотрящим, как от  моих рук  умирает в
страшных муках жертва.
     Я опомнился и  отошел  в сторону  лишь тогда, когда почувствовал  запах
жареного мяса.
     На войне мы порой совершали  жестокие поступки, не свойственные психике
нормального человека.
     Подчас, не задумываясь над тем, что руки наши запачканы кровью, которую
отмыть мы уже не сможем никогда, так и  будем нести это в себе  до конца.  И
как бы  не  оправдывались наши  действия: войной,  обстоятельствами, или еще
чем-нибудь,  все  это  лишь  повод  для  оправдания. И как-нибудь, оставаясь
наедине  с собой, задумываешься, что  в некоторых случаях  ты был в жизни не
прав. И самое страшное в том, что себя ведь не обманешь.




     - Ну что, Бережной, налюбовался зрелищем? - услышал я голос ротного.
     - Да, налюбовался.
     - Садист ты, Бережной, - ляпнул ротный. Но сказал он это не с укором, а
так, к слову.
     - Бывает командир, - спокойно ответил я.
     В глазах все  еще мелькал образ  извивающегося в  огне духа. В сознании
начали  всплывать  жуткие картины одна  за  другой, Пипок с дыркой в  глазу,
Приходько с оторванным  куском черепа, Мамед с оторванной рукой и много  еще
всяких жутких моментов, которых за два года в Афгане накопилось немало.
     Мы все боялись попадать  к духам в плен,  и поэтому всегда  держали при
себе  один патрон  в  запасе,  для себя.  У  меня  и у Хасана были штык-ножи
разведчика, с пистолетным патроном в рукоятке,  застрелиться вполне хватало.
Но  и духи попадать  к нам в руки живыми желания особого тоже не испытывали.
Хотя самоубийц среди них я не наблюдал, за исключением одного случая.
     Это произошло  год назад  в горах, в  районе Герата. Мы зажали банду  в
кольцо и стеснили ее к  обрыву, сзади них  была пропасть. Сопротивлялись они
отчаянно,  хотя  положение  у  них было  безвыходное.  Но  в  плен  духи  не
сдавались, так  и  умирали  от наших  пуль.  И  вот  когда  вся  банда  была
уничтожена,  я заметил одного раненого духа у края обрыва, оружия  у  него в
руках не  было.  Я  направился к нему, но когда стал подходить,  дух  что-то
выкрикнул  в мой адрес, и два раза перекатившись со спины на живот, свалился
в пропасть.  Вот это единственный случай самоубийства среди духов, который я
видел своими глазами.
     Как известно, афганцы  народ очень  религиозный, а по религии им нельзя
лишать себя жизни,  чтоб не попасть в ад. Мы же, советские, ада не  боялись,
потому как считали, что в данный момент мы в нем и находимся. А что касается
рая, то для нас он был по ту сторону речки, то есть, в Союзе.
     Я  осмотрелся вокруг себя. Второй взвод занял оборону, остальные стояли
и  смотрели,  кто на меня, кто  на горящую вертушку. Пупсик  с  бойцами тоже
стоял здесь.
     - А нельзя ли было просто пристрелить? - спросил язвительно Пупсик.
     -  Нет,  нельзя. Мне  хотелось,  чтоб он  живьем сгорел,  -  с  той  же
интонацией в голосе, ответил я.
     - Где ты набрался столько жестокости? - не унимался Пупсик.
     - Уж точно не на политзанятиях.
     - Перестань умничать, сержант, - со злостью в голосе сказал Пупсик.
     - А вы бы лучше сидели у себя в штабе, и не учили нас, как обращаться с
духами.
     - Вот с такими как ты потом на гражданке появляются проблемы, - стиснув
зубы, прошипел Пупсик.
     - А с такими как вы они появляются в армии, - не уступал я.
     - Ну все, хватит! Нашли место выяснять отношения, - перебил нас ротный,
и мы оба заткнулись.
     Я увидел в руках у Сапога два духовских автомата.
     -  Сапог, дай-ка сюда  духовский арсенал, - я подошел к Сапогу и взял у
него один автомат. - Китайский ширпотреб, - сказал я разглядывая оружие.
     Это был  АКМ  китайского  производства,  калибр  7.62,  приклад у  него
откидывался снизу. Я передернул затвор и выпустил по горам короткую очередь.
     - Ху...та! - вынес я вердикт.
     Китайцы  хоть  и  копировали  наши автоматы один  к  одному,  но все же
разница чувствовалась, стреляли  они как-то  жестко.  А  стволы  у  них были
вообще дерьмо, быстро нагревались и начинали плевать пулями. Хотя АКМ сам по
себе неплохой автомат, правда, если это наш - советский.
     - Куда их? - спросил я ротного.
     - В костер, куда же еще. Неужели мы будем с собой таскать это железо.
     Я отстегнул "магазин" от духовского автомата, и швырнул  его в огонь, а
"магазин" выбросил в сторону.
     Сапог отстегнул магазин от другого духовского автомата, и тоже выбросил
автомат в огонь.
     - Ну, что будем делать? - спросил Грек, подойдя к нам.
     - Гадать, где духи находятся, - ответил ротный.
     - Духи, наверно, не думали, что  мы здесь окажемся, иначе не бродили бы
так спокойно возле горящей вертушки, - сделал умозаключение Хасан.
     - Считай, что уже думают, - ответил я.
     - Надо  идти дальше. Интересно, чем же  они  вертушку сбили? - произнес
задумчиво ротный, и подозвал к себе радиста.
     Ротный вызвал на связь  комбата и  доложил ему о сбитой вертушке. После
чего попросил  связаться  с летчиками и узнать,  где находятся духи.  Только
ротный договорил, как со  стороны второго  взвода,  который  занял  оборону,
раздались выстрелы. Не успели мы отреагировать  на  это, как прогремел взрыв
рядом с горящей вертушкой, и горящие ошметки полетели в разные  стороны. Все
моментально  рассыпались  по  сторонам,  кто куда.  Я заскочил за  ближайший
камень, рядом со мной  приземлился Урал с пулеметом, за ним следом подскочил
Сапог.  Глыба, за которой  мы спрятались, была  приличных  размеров, за  ней
свободно могли укрыться пять-шесть человек.
     - Че такое? - спросил Урал.
     - Откуда я знаю, - ответил я, озираясь вокруг.
     Справа я заметил Пупсика с Бачей и братьями-близнецами, они прижались к
стенке  скалы, за  горящей вертушкой.  Слева  под откосом, у  подножия горы,
лежали взводный и "чижи" с АГС. Ротного с Хасаном поблизости  видно не было.
Впереди, где располагался второй взвод, продолжалась стрельба из автоматов.
     - Саня, откуда стреляют?! - раздался голос ротного.
     - Духи за горой, слева от нас! - крикнул в ответ Грек.
     Я высунул  голову из-за камня, ротный с радистом лежали метрах в десяти
от  камня, за которым сидели мы. Хасана не было видно, "Где же этот таджик?"
подумал я, и повернул голову влево. Мне показалось, что сверху  промелькнули
какие-то тени,  я взглянул на  вершину горы, и заметил две фигуры,  в тот же
миг пули  просвистели  над моей  головой, я  нырнул обратно,  несколько пуль
ударились о  камень,  как раз  в том месте,  откуда я только что выглядывал.
Справа  кто-то вскрикнул, я резко высунулся, и не целясь выпустил очередь из
автомата по духам, после чего снова заскочил за камень.
     - Бача ранен! - крикнул Урал.
     Я повернулся и  увидел, как Бача стоит на  коленях, он  то сгибался, то
разгибался,  стеная  от боли, и держался за  кисть левой руки, прижав  ее  к
животу. К нему подбежал Серега, и схватив Бачу  за шкварник, потащил куда-то
в сторону. Пупсик в это  время кричал что-то невнятное, стреляя из  автомата
непонятно куда.
     - Серега, тащи Бачу сюда! - крикнул я.
     - Где духи?! Кто-нибудь видит, где духи?! - крикнул ротный.
     - Сверху, над нами, на горе! - ответил я ротному.
     - Держите их там, не давайте спуститься, я ко второму взводу! - крикнул
ротный.
     Со стороны второго взвода  велась  интенсивная стрельба, судя по всему,
духи напирали на них капитально. Пупсик с бойцами тоже начали перемещаться в
район второго взвода.
     Серега потащил Бачу к нам, пули снова засвистели над нашими головами, и
легли  как  раз  в том месте,  где недавно сидел  Бача.  Вокруг  раздавалась
стрельба, пули  свистели со всех сторон,  то  и дело  ударяясь об камень, за
которым мы сидели. По нам долбили с двух сторон, сверху с горы, и со стороны
второго взвода. Второй взвод залег в небольшой ложбине, которая находилась в
ста метрах впереди нас. Духовские пули пролетали у них над головами и летели
в нашу  сторону.  Над  камнем, за  которым  мы  сидели,  с гулом  пронеслась
граната, выпущенная из гранатомета, и взорвалась где-то сзади нас.
     -  Татарин, пизд...ни  из трубы по  вершине горы, заеб...ли они  уже! -
крикнул я Уралу.
     Урал,  бросив  пулемет,  стал готовить трубу к  стрельбе. Серега  в это
время затащил за наш камень Бачу, как оказалось, у него кроме кисти была еще
простреляна нога чуть ниже колена.
     Серега с Сапогом взялись перевязывать Бачу.
     Взводный с чижами  в это время усердно поливали из АГСа  соседнюю гору,
хотя духи находились  как раз у них над головами, но духи их не видели из-за
крутого откоса под горой, естественно, и те не видели духов.
     - Куда стреляют эти долба...бы?! - услышал я голос Хасана за спиной.
     - А ты откуда взялся? - удивился я.
     - Да здесь я рядом был, сзади вас.
     - Духи на горе, - сказал я Хасану.
     - Да знаю я, - ответил  Хасан. Он швырнул патрон от автомата  в сторону
взводного, чтоб привлечь их внимание, и крикнул, показывая пальцем вверх:
     - Сверху духи! Сверху!!!
     Вдруг раздался хлопок, и струя огня  от выхлопа гранатомета ударила мне
в ботинок.
     - Татарин, ты че оху...л!!! - крикнул я и отскочил в сторону.
     Запахло  горелой  тряпкой, это от  моих штанов. Я по  быстрому  затушил
тлеющую штанину, и замахнулся автоматом на Урала.
     - Сам же сказал, еба...и по горе из "трубы", - стал оправдываться Урал.
     -  Смотри,  куда  "трубу"  направляешь, так и  рожу кому-нибудь  можешь
поджарить.
     И тут я увидел, как Масейко с  Закирчиком оттаскивают  АГС  от  горы, а
взводный, сидя под  откосом, указывал  им направление.  У меня шары  на  лоб
вылезли, чижы с гранатометом лезли под перекрестный огонь духов.
     - Куда  вы, е... вашу  мать! Назад! Назад! - я  кричал и  махал руками,
высунувшись из-за камня.
     Но  чижи не обращали  на меня внимания, они продолжали тащить станину с
АГСом. Я схватил РПК, быстро перекинув рожки со своего автомата на  пулемет,
выкатился из-за камня и выпустил длинную очередь по вершине горы, и сразу же
заскочил  обратно, через секунду  сзади  меня  засвистели  пули.  Заскакивая
обратно, я мельком заметил духа с  ручным гранатометом и одного автоматчика,
они  держали  на прицеле  камень,  за которым мы  сидели, заскочи я  секунду
позже, из меня бы сделали решето. Хасан с Сапогом пытались стрелять по духам
с другой стороны камня, но у духов было преимущество, они находились сверху,
и стоило нам  высунуться из-за камня, как  мы попадали под прицельный огонь.
Урал пытался выстрелить из гранатомета, высунувшись сверху камня, но роста у
него не хватало, тогда он подпрыгнул и с криком "Внимание, залп!" пальнул из
"трубы", после чего свалился на задницу.
     - Ну че, в гору-то хоть попал? - спросил я, глядя на Урала.
     - Да хрен его знает, - ответил Урал, вскакивая на ноги.
     - Пизд...ц этим двум чижам! - крикнул Хасан.
     Я  выглянул  из-за камня, Закирчик с Мосейкой, оттащив АГС подальше  от
горы, крутили его, пытаясь как можно круче поднять ствол вверх. В это  время
дух с гранатометом стоя на одном колене целился в них.
     - Уйдите оттуда!!! -  заорал я во всю глотку, и выкатившись из-за камня
выстрелил очередью из РПК в духа с гранатометом.
     В духа я не попал, и он успел выпустить гранату, в тот же миг я услышал
хлопок  от выстрела,  это Урал выстрелил из гранатомета.  Граната взорвалась
рядом  с  духом,  и тот упал,  но  его  не  убило взрывом,  а ранило, и  дух
попытался уползти, но Хасан достал его из автомата. Куда делся второй дух, я
не заметил, но на горе его видно не было.
     Мосейко, услышав мой  крик, бросился в  сторону,  и это  спасло  его, а
Закиров  остался возле  АГСа. Духовская  граната  взорвалась  под  станиной,
гранатомет  подлетел  в воздух, коробка  с лентой  гранат,  отлетела в  одну
сторону, сам АГС в другую, станина в третью, а Закиров раскинув руки, рухнул
на  спину.  Мосейко, отскочив  сторону,  упал  плашмя на  землю,  после чего
вскочил и бросился под гору, где сидел взводный.
     От нас, до места, где лежал Закиров, было метров тридцать.
     - Хасан, там  где-то дух был на  горе с автоматом, он может  появиться,
смотрите за ним, а я вытащу Закирчика, - обратился я к Хасану.
     Я выскочил  из-за камня и, пригнувшись, побежал к лежащему Закирову. На
бегу я взглянул вверх на гору, духа с автоматом там видно не было.  Подбежав
к Закирову, я  первым  делом  проверил  его пульс, сердце билось, значит, он
жив.  Лицо Закирова  было залито кровью, каска  съехала, закрыв ему  верхнюю
часть лица.  Я снял с него  каску  и  отбросил ее в  сторону, потом, став на
колени, я положил  его голову себе на ноги и стал разглядывать лицо, пытаясь
определить,  куда он  ранен. Проведя по  его лицу рукой, я с ужасом заметил,
что  чуть выше левой  брови у него  со лба содрана кожа и проломлена лобовая
кость. Плюс ко всему, все лицо  его  было  побито осколками,  и кровь лилась
отовсюду, я натянул панаму Закирову на брови,  чтоб хоть немного  остановить
кровь,  которая  лилась из пробитого лба  ручьем, хотя  толку от этого  было
мало. За ту минуту, пока я с ним возился, меня всего залило кровью.
     Подняв глаза, я встретился взглядом со  взводным, они с Мосейко  сидели
под откосом, метрах в пятидесяти от меня.
     -  Это на  твоей совести, лейтенант! Ты понял -  да?!  - крикнул  я  со
злостью на взводного.
     Я еще много чего хотел высказать в адрес взводного, но времени  не было
изливать свою злость, раненый терял много крови, я продел ремень  от РПК под
мышки Закирову, и приготовился его тащить, но тут подбежали Хасан с Сапогом,
мы втроем схватили раненого за руки и ноги, побежали в укрытие.
     - Он живой? - спросил Хасан.
     - Пульс есть, но у него проломлен лоб, - ответил я, и тут же спросил: -
А где все наши, что-то выстрелы далеко слишком?
     -  Спустились  чуть  ниже,  духи  вроде отошли немного, и  тот  душара,
который на горе был, тоже вроде съеб...лся.
     - Летеха  - козел, чижей заслал под  обстрел,  а сам остался под горой.
Если б ротный это видел, он бы убил этого салабона.
     - Я ротному скажу, что этот козел чижей подставил, - сказал Хасан.
     - Не надо Хасан, это будет выглядеть как подляна. Ты же ведь не козел.
     И тут  я увидел на ногах Хасана кроссовки синего цвета,  я поначалу  не
понял, у Хасана не было раньше таких кроссовок.
     - Хасан, откуда красы?
     - С духа снял.
     - Когда ты успел?
     -  Возле  горящей  вертушки,  когда ты того  духа  жарил,  я со второго
"колеса" стянул. Размер точно как у меня, сороковой. Ну, как они тебе?
     - Мне они никак,  это тебе они как раз. Как это я не  заметил их раньше
тебя, - произнес я с досадой.
     Мы затащили раненого Закирова за камень.
     - Сапог,  быстро  перевяжи Закирова, только  осторожней  -  у него  лоб
проломлен, и оставайся тут с  ранеными, а  мы пошли за своими.  Только  сиди
здесь и не куда не уходи. Понял?
     - Да, понял, - ответил Сапог, осторожно снимая с Закирчика панаму.
     - Бача, ты как?
     - Х...ево! Не видишь что ли?! - кривясь от боли, выкрикнул Бача.
     - Ну, ты  хоть осознаешь это. А вот Закирчику действительно  х...ево, -
сказал  я  Баче,  и  обратился  к  Уралу: - Может, тоже  останешься,  Сапогу
поможешь, да и мало ли чего?
     -  Не,  я  пойду, чего  здесь  толпой  делать. А гранатомет  может  там
пригодится.
     К нам подбежали взводный и Мосейко:
     -  Ну, как  он?  - спросил  виновато  взводный,  присев  возле раненого
Закирова.
     -  Ну, ты че, лейтенант? Нахрена так делать?! - закричал  на  взводного
Хасан.
     Взводный молчал, опустив голову. Он понимал,  что это случилось по  его
вине, и он очень не хотел, чтоб об  этом узнал ротный, или еще кто-нибудь из
командования.
     - Мужики, мне очень  жаль,  я  виноват, не буду спорить.  Вы только  не
говорите никому об этом, я же не специально.
     - Хули толку с  твоих извинений! Пацана - вон, покалечило из-за тебя, и
еще  неизвестно,  чем это  для  него  закончится, -  высказал  я  взводному,
срываясь на крик.
     - Да  ладно, что толку орать  теперь.  Пошли быстрей к нашим, - перебил
меня Хасан.
     -  Моська,  останешься здесь  вместе  с Сапогом. АГС найди обязательно,
главное ствол найди, остальное ху...ня. Понял? - обратился я к Мосейко.
     - Да, да, конечно, - ответил Мосейко, испуганно  глядя на то, как Сапог
перевязывает раненого Закирова.
     -  Сапог,  поглядывай на  гору, этот  душара может  появиться  в  любой
момент, - сказал я Сапогу.
     - Хорошо,  Юра, я понял. Ну,  давайте, мужики, ни пуха вам, -  высказал
напутствие Сапог.
     И мы один за другим двинулись в  сторону выстрелов, которые раздавались
за горой. Я и Хасан бежали первыми, за нами пристроился взводный и Урал.
     Спускаясь вниз  по  склону,  мы  заметили наших бойцов,  они  залегли у
подножия горы и отстреливались  от духов.  Ротный и Грек сидели под обрывом,
рядом с ними валялась рация, но радиста рядом видно не было. Я, Хасан и Урал
направились к ним,  взводный побежал к Пупсику, который находился  немного в
стороне за  небольшим бугорком, там же находились братья близнецы и Пряник с
Самоваром.
     - Ну, что здесь? - спросил Хасан ротного.
     -  За  горой открытая местность, духи залегли с той стороны,  и не дают
нам высунуться отсюда,  вот так и сидим, - ответил ротный, набивая "магазин"
патронами.
     - Что будем делать? - спросил я.
     -  Я  уже почти  не командир,  спроси вон у Каши! - воскликнул  ротный,
криво улыбаясь.
     - Не понял. Как это не командир? - удивленно спросил я.
     - Я отказался нахрапом брать эту банду, передал по рации замполиту, что
если  дальше полезем, то зря людей  положим. Попросил в  поддержку вертушки.
Замполит ответил,  что вертушек нет, шинданские на перевале  зашиваются, всю
авиацию задействовали там. Так что придется своими силами разьеб...ваться. А
если  я откажусь  выполнить приказ, то  он отстранит  меня  от  командования
группой и  назначит на мое  место лейтенанта  Кашкина.  Понятно?! -  ответил
ротный.
     - Ну, ни х...я себе дела. А летеха об этом знает? - спросил Хасан.
     - А ты хочешь,  чтоб он узнал об  этом? Тогда иди и передай ему. Он тут
же поднимет  всех  в  атаку, - прокомментировал ротный, и  пристегнув рожок,
передернул затвор автомата.
     - Значит, будем выполнять приказ замполита?  - спросил я ротного, и сел
на землю, бросив рядом автомат.
     Хасан  тоже  приземлился  рядом со мной  и, положив автомат  на колени,
уперся в него лбом.
     - Мои приказы будете выполнять! Ясно?
     - Яснее не бывает, - ответил я.
     - Бережной, ты че, ранен? - взглянув на меня, спросил ротный.
     - Нет, это не моя кровь, Закирова дух подорвал.
     - Насмерть?
     - Вроде живой, но безнадежный. АГС разнесло нахер, - ответил я.
     - Спасибо, обрадовал. Еще какие новости?
     - Бача ранен, нога простреляна и левая кисть. С ранеными остались Сапог
и Мосейко.
     - Ну, бля, дела, - произнес с досадой ротный.
     - А тут как, радист-то где? - спросил я.
     -  Радиста слегка осколком  задело, ловушку зацепил,  хорошо, что  хоть
успел  за камень запрыгнуть. Рацию повредило, то ли взрывом, то ли радист ее
долбанул, когда падал, короче, без связи остались, - ответил Грек.
     - А как с ранеными-то быть? Закиров долго  не протянет. - Обратился я к
ротному.
     - Говорят же  тебе, связи нет,  придется самим  выносить.  Всем уходить
нельзя, духи нам выйти все равно  не дадут. Зашли кого-нибудь, пусть вынесут
раненых к кишлаку, туда должны подойти наши танки  и БТРы, скорее  всего они
уже там, - сказал ротный.
     - Где Соломон? - спросил я.
     Соломон - это Денис Толстов,  наш радист.  Он  был  родом  из сибирской
деревни,  и  хорошо  эмитировал голоса зверей,  животных  и птиц, поэтому  и
прозвали его - Соломон.
     - Там он, со вторым взводом где-то, - ответил Грек.
     - Соломон!!! Давай бегом сюда! - крикнул я.
     Спустя минуту появился Соломон, у него была перебинтована шея.
     - Ты как, нормально? - спросил я его.
     - Да нормально, осколком немного шею чиркнуло.
     - Там сзади  наши пацаны сидят за камнем, Сапог  и Мосейко.  Пойдешь  к
ним, и поможешь вынести раненых к кишлаку, рядом с кишлаком должны быть наши
танки или БТРы.
     - Кто ранен? - спросил Соломон.
     - Закиров и Бача. Закиров тяжело. Там сам увидишь. Давай дуй быстрее.
     -  Свяжешься  по рации  с комбатом,  передай, что банду засекли,  пусть
вышлют в  подмогу еще людей, скажи -  связь у нас не работает, так что рация
тоже нужна, - добавил ротный.
     - Хорошо, я понял, - ответил Соломон и отправился выполнять приказ.
     -  Каша!  За  горой  смотрите, духи  могут сверху  появиться! - крикнул
ротный.
     Пупсик показал бойцам, чтоб следили за верхушкой горы, а сам направился
к  нам. Он  бежал не  торопясь,  почти шагом, слегка пригнувшись. Со стороны
духов раздалась короткая очередь из ДШКа, и несколько пуль врезались в землю
в нескольких метрах от Пупсика. Тот  от неожиданности подпрыгнул, после чего
рванул во весь опор, петляя на бегу. В мгновение ока Пупсик оказался с нами,
присел  на  корточки  рядом  с  ротным, резко выдохнул  и  тряхнул  головой.
Взводный тоже, было, кинулся вслед за  Пупсиком, но  после духовского залпа,
он остановился и вернулся обратно.
     Я  глянул  на ошарашенного Пупсика,  потом  опустил  голову,  с  трудом
сдерживая смех.
     - Ну ты,  Каша, сиганул. Прям как ракетница,  да еще с таким нарезом, -
подколол Пупсика ротный, смеясь и крутя пальцем, изображая спираль.
     Грек  с  Хасаном  не  выдержали  и  заржали,  я  тоже,  глядя  на  них,
рассмеялся.  Один  Урал  смотрел  на  нас  и  не  мог   понять,  с  чего  мы
прикалываемся, он до этого сидел спиной к нам и ковырялся в своей "трубе".
     - Д-да пошли вы все! - крикнул заикаясь Пупсик.
     - Да ладно не психуй, успокойся. Забыл,  где находишься? Пиз...уешь как
проспекту, - сказал ему ротный.
     - Вам не кажется, что духи притихли? - объявил Грек.
     Со стороны духов стрельба  прекратилась,  наши же продолжали  короткими
очередями стрелять в сторону духов, иногда хлопая из подствольников.
     - Хорош палить без толку! Андрей беги сюда! - Крикнул ротный, и  махнул
взводному.
     Спустя минуту к нам подбежал взводный, сел на землю рядом с Пупсиком и,
глотнув воды из фляги, произнес.
     - Что делать будем?
     - Что  вы все заладили, что делать будем, что делать будем. Разобраться
надо сначала. До темноты еще далеко, так что время у  нас предостаточно. Ну,
давайте думать, как быть дальше, - обратился к нам ротный.
     - С другой стороны нельзя обойти эту гору? - спросил Грек.
     -  Нет,  там  крутой  откос, взбираться  на него  нет смысла, - ответил
Хасан.
     - Духи притихли, это не  к добру. Надо  теперь ждать  от  них  падляны.
- Произнес Хасан.
     - Не каркай, таджик, - перебил его ротный.
     - А че, не так что ли?
     - Так  или не так,  а  надо разобраться  в  этой ситуации.  Сколько там
духов, и что  они намерены делать дальше, мы не знаем. Судя по тому, как они
нас встретили, в их планы не входило нарываться на  нас. Иначе ситуация была
бы намного хуже. Скорее всего, им нужно было  просто  прощупать тропу,  чтоб
провести  караван. Теперь, убедившись, что путь им закрыт, они уйдут обратно
в Иран, - высказал свое предположение ротный.
     - Но в бой они все же ввязались, - сказал Грек.
     - А что  им  оставалось делать, мы же засекли их. Они нас  задержали на
какое-то время небольшой группой, а сам караван, скорее всего, ушел обратно.
Гоняться  за  ним нет  смысла, Иранская  граница рядом. Нам надо попробовать
продвинутся дальше, чтоб убедится, ушли духи,  или нет. А то  не хотелось бы
выходить отсюда, не зная, есть духи за спиной или нет. Разделимся как обычно
на три  группы  и попробуем  проскочить  этот  пустырь.  Саня, ты  со своими
заляжешь  за тем бугорком и будешь прикрывать нас. Каша, пойдешь со своими с
той стороны, будете передвигаться параллельно с нами.  Идти будем цепочкой с
двух  сторон.   Выдвигаемся  по  моей   команде,   -  скомандовал  ротный  и
повернувшись к взводному сказал:
     - Ты, Андрей, как всегда идешь за мной.
     - Да, хорошо, - ответил взводный.
     Грек  отправился в  ложбину к  своим  бойцам,  Пупсик  побежал готовить
своих.
     - Где этот Мамай с гранатометом? - спросил ротный.
     - Я здесь, командир! - выкрикнул Урал.
     -  Чего орешь  -  блин,  как  в  лесу. Приготовь гранатомет, пойдешь за
командиром взвода.
     -  А  так  как  больше  никого  нет с нашего взвода, мы  с тобой  будем
замыкающие, - сказал я, глядя на Хасана.
     - Выходит так, - ответил Хасан, вставая.
     Жара стояла сумасшедшая, солнце находилось прямо у нас над головой, пот
постоянно стекал со лба, и ел  глаза. Во рту пересохло, я отстегнул флягу  и
глотнул воды, вода нагрелась, и была теплая. Потом я достал носовой платок и
засунул его под панаму над бровями, чтоб пот не заливал глаза. От  этой жары
нигде  не было спасения, даже  тень не помогала, сам воздух был  раскален до
предела, и что в тени находишься, что на  открытом солнце, один хрен. Вокруг
были  сплошные  горы,  куда  ни  кинь взгляд  - везде  скалы, эти проклятые,
раскаленные голые скалы.
     Эх,  глотнуть  бы  сейчас  холодного  пивка, и  окунутся  в  прохладный
бассейн, за  минуту такого  наслаждения  я бы  сейчас  отдал  жизнь, даже не
задумываясь.
     Хотя,  если  честно  признаться,  в  данный  момент  наша жизнь в  этих
проклятых горах и гроша ломаного не стоила.




     Когда  все были  готовы к выходу, ротный махнул  рукой  и мы  не  спеша
направились за ним. Передвигались мы вдоль откоса  горы.  Пупсик  с  бойцами
тоже  выдвинулись  по сигналу  ротного, они шли  с  другой стороны. Дойдя до
конца откоса, ротный поднял руку, и все  остановились, чуть слева находилась
открытая  площадка  метров  двести  в  длину. Ротный,  взглянув  на Пупсика,
показал двумя пальцами  на свои глаза и  указательным пальцем  вперед.  Мол,
видишь  что-нибудь?  Нет,  замахал  головой  Пупсик.  Ротный  дал  нам  знак
двигаться, и мы один за другим направились дальше.
     Через минуту перед нами возникла  открытая местность, ротный сбавил шаг
и  на  ходу  стал разглядывать в  бинокль горы,  которые  были  вокруг  нас.
Состояние у всех было напряженное, мы шли  молча, озираясь вокруг. Если духи
здесь устроили засаду, то мы были прекрасной мишенью, спрятаться было негде.
Единственное спасение,  это  броситься обратно  за  горы, из-за  которых  мы
вышли,  но  нам  надо  было  идти  дальше.  С  середины  площадки  местность
суживалась, как бы клином, и в конце виднелась небольшая щель в скале, вот к
ней  и надо было  добраться, как  можно быстрей.  Вскоре стало  понятно, что
духов здесь нет, им негде было устроить засаду, слева и справа были отвесные
скалы,  взобраться  на которые  человек  был не в состоянии. Если  даже духи
засели  в этом  узком  проходе,  который  находился впереди  нас,  то  и нам
прострелять  этот проход особого  труда не  составляло, и  мы, заметив  это,
немного успокоились.
     Дойдя до середины, нам стали попадаться стреляные гильзы от автомата, и
стало  ясно, что духи обстреливали нас отсюда. Ротный  остановился,  и  стал
внимательней   осматривать  в  бинокль  местность.  Пупсик  со  своими  тоже
остановился, и уставился на ротного, в ожидании дальнейших действий.
     - Духи были здесь, - сказал Хасан.
     - Вижу, - ответил я и обернулся назад.
     Моему  взору предстал холмик,  за которым  находился Грек с  бойцами, а
дальше  вверх  по  склону  видна  была  глыба,  за которой  мы прятались, но
расстояние до  нее было большое, с полкилометра  примерно.  Но стоило отойти
немного в  сторону к подножию скал, как холмик, за которым был Грек, исчезал
за горой.
     - Духи скорее всего  прятались  там, - ротный показал пальцем в сторону
скал,  - они  периодически  выскакивали  сюда, и обстреляв нас,  заскакивали
обратно к скалам, исчезая из зоны обстрела.
     - Но интересно, как они умудрялись обстреливать нас из ДШК? Неужели они
бегали туда-сюда с этим станком? - спросил я, посмотрев на ротного.
     -  Да хрен его знает,  стреляных  гильз  от ДШК  здесь вроде  не видно.
Может, где-то в другом месте станок стоял, - ответил ротный.
     - Но где? - удивленно спросил я, проводя рукой вокруг.
     -  Да  че ты прикопался?!  Откуда я знаю?  Мамай,  пусти  для  верности
гранату, вон в ту дыру, - ротный показал пальцем на щель между скал.
     Урал  положил трубу на плечо  и  прицелившись выстрелил, внутри прохода
мелькнула вспышка.
     -  Ну,  пошли,  -  скомандовал  ротный,  и  мы  направились  в  сторону
расщелины.
     -  Командир, странную позицию выбрали духи, стоило нам выскочить метров
на  пятьдесят  вперед, и мы бы оказались  перед  духами,  как гладиаторы  на
арене, - промолвил Хасан.
     -  Да, таджик, ты  прав,  рисковые ребята, эти духи. Десантуру бы здесь
выкинуть с вертушек, они бы в шесть секунд накрыли духов, - сказал ротный.
     - Духи  прекрасно знали, что мы  не десантура, а пехота, поэтому и вели
себя соответственно, - сказал я.
     - И еще они знали, что в лобовую атаку мы не пойдем,  - добавил Хасан и
прикурил сигарету.
     В тот же  миг мой нос уловил  чуть  заметный  запах  чарса. Я уже давно
перестал удивляться приколам Хасана,  но каждый раз  он выкидывал что-нибудь
новое. Но вот какого хрена ему понадобилось обдолбиться именно сейчас? Тут и
без того весь на изменах, идешь, и каждого камня шарахаешься, а этот долбай,
плюс ко  всему,  умудряется  еще  и  обкуриться. Иногда  я  Хасана просто не
понимал, у меня в голове не укладывались его выходки.
     "У него  что, все сигареты  чарсом забиты? Хотя, черт его  знает, может
оно так и есть на самом деле, надо как-нибудь проверить", - подумал я.
     Я обернулся  и  посмотрел  на  Хасана,  тот вздернул  брови,  мол, чего
пялишься? Я  покрутил пальцем у виска, Хасан глубоко затянулся и махнул  мне
рукой, мол, иди дальше.

     - Гараев, а ну выкинь  косяк - сука! Или хочешь, чтоб я тебе его в жопу
засунул?! - раздался голос ротного.
     Хасан резко бросил сигарету под ноги и быстро  затоптал ее, сделав  при
этом удивленную мину.
     -  Командир, я  не  курю.  Какой косяк?  -  возмутился  Хасан, в спешке
выдувая дым и размахивая ладонью перед лицом.
     Ротный остановился, потом подошел к Хасану и взял его за шкварник.
     - Ты че, за долба...ба меня считаешь?
     - Извиняюсь  командир,  виноват,  больше  не  повторится, - затараторил
Хасан, стараясь меньше выдыхать.
     При  разговоре  изо  рта  Хасана  выходили  остатки  дыма,  он  пытался
задержать этот дым  в  себе,  судорожно  сглатывая  и  отворачивая лицо,  со
стороны это выглядело прикольно. Я, Урал и взводный давились со смеху, глядя
на Хасана.  Я из-за  спины ротного показывал  Хасану,  крутя  пальцем вокруг
своей шеи, мол, вешайся. Хасану - же было  не до смеха, он  отворачивался  и
щурил глаза,  ожидая, что ротный заедет ему по роже. Ротный поймал Хасана за
подбородок и, развернув его лицо к себе, сказал, твердо и с расстановкой:
     - Если  еще  раз  увижу  обкуренным на задании. Гараев,  ты  ведь  меня
знаешь?
     -  Да  командир, знаю,  я  понял, - выдавил Хасан, и в это время у него
вдруг отрыгнулся воздух с дымом, которого он наглотался.
     - Фу-ууу, драконище,  - произнес ротный, и  положив свою пятерню Хасану
на лицо, оттолкнул его от себя.
     Ротный прекрасно знал Хасана и понимал, что заставлять Хасана не курить
гашиш дело бесполезное. Хасан вырос в таком месте,  где курили гашиш испокон
веков и  не считали  его наркотиком. Прадед  Хасана курил  гашиш, дед курил,
отец курил, и естественно, что курит его и  Хасан.  В обычной непринужденной
обстановке  ротный закрывал глаза на эти слабости Хасана. Ротный также знал,
что не только Хасан  имел слабость к чарсу, и был в курсе, что  мы и бражкой
частенько  балуемся.  Но   когда  мы  находились  на  задании,   или  еще  в
каких-нибудь экстремальных ситуациях, тут у ротного мнение было однозначное:
никакого кайфа, и не дай бог попасться ему на этом деле. Ну а Хасану на этот
раз просто крупно повезло.
     Пупсик с бойцами, находясь напротив, наблюдали за нами, они видели, как
мы смеемся, но не могли понять, над чем.
     -  Ну  все,  посмеялись и  хватит. А ты  таджик,  помни, о чем  я  тебя
предупредил.  Тебе, таджик,  в  последнее время и  так  все прокатывает.  Но
смотри,  ты у меня когда-нибудь отгребешь,  мало не покажется. Поверь мне на
слово, -  сказал ротный, он вернулся  на  свое место, и  мы продолжили  свой
путь.
     По глазам Хасана, было видно,  что он с трудом верил, что его пронесло.
Он облегченно выдохнул и негромко сказал:
     - Ну и нюх у ротного.
     - Таджик, ты чем-то не доволен? - услышали мы голос ротного.
     - Ну и слух, - почти шепотом произнес Хасан.
     -  Это  у него  после  контузии  чувства прорезались,  -  прошептал  я,
повернувшись к Хасану.
     - А по  роже-то как он бьет после контузии? Ты ведь недавно испытал,  -
так же шепотом спросил Хасан.
     - Жаль, что тебе не обломилось, а то бы понял разницу, - ответил я.
     Дальше мы шли молча, постоянно наблюдая за  щелью между скал. Ротный не
выпускал бинокль из  руки, он  шагал не спеша, и через  каждые два-три  шага
оглядывал в бинокль местность. Это на первый взгляд казалось, что духи здесь
не в состоянии устроить засаду. На самом деле, от духов можно ожидать всего,
они могут замаскироваться на видном месте, как не  раз  уже бывало. Так  что
подобная  уверенность  не  раз  оборачивалась для  нас  трагически,  поэтому
осторожность ротного была для всех нас понятна.
     Взять, к примеру, духовских снайперов, эти черти вообще  являли  чудеса
маскировки.  Сидит  в  скалах  этакий  душок  с  "буром",  накинув  на  себя
мешковину, и щелкает  преспокойно нашего брата. Если со стороны  посмотреть,
то на вид он ничем не отличается от обычного камня. Щелкнет разок, и  замрет
на месте, а звук  от выстрела разносится эхом по горам, так  что  на слух ни
хрена не определишь, откуда лупит этот гаденыш. Может он  и не далеко сидит,
а черта с два  его увидишь, а если представить, что он не один? Снять такого
снайпера можно  только  случайно,  когда  долбишь из  автомата куда  попало,
обстреливая горы вокруг себя.
     Мы  приближались к расщелине, я посмотрел на  часы,  они показывали три
часа  десять  минут. "До  заката еще  далеко,  так что палево это  не  скоро
закончится" - подумал я и глянул на небо, солнце  все еще висело высоко  над
головой, хотя уже заметно начало склоняться в сторону заката.
     Вот мы уже приблизились к проходу, он  был  узкий, метра два  в ширину,
далее в глубь он изгибался,  поэтому выхода  из него видно не было. Пупсик с
бойцами тоже подошли к  проходу и  оказались рядом с нами.  Ротный  стоял  в
раздумье, он не мог решить, идти дальше или нет.
     - Надо заминировать эту щель, - вынес предложение взводный.
     -  Чем  заминировать? Саперов с нами нет. А ловушки ставить толку мало,
для духов это семечки, они их поснимают в шесть секунд. Для них даже обычные
противопехотки не проблема, - ответил ротный.
     - "Охоту" сюда надо, - ляпнул Хасан.
     - Еще один умник нашелся, - произнес ротный.
     - Может, Грека  со своими подозвать. Чего они  там  зря сидеть будут? -
предложил я.
     -  Пусть  сидят  там.  Еще  не хватало, чтоб  духи нас  с  двух  сторон
захлопнули, как крыс в ловушке.
     - Тоже верно, - согласился я.
     -  Ладно,  хватит ерунду молоть. Короче так, лезем  в  эту дыру. Оружие
всем держать  наготове,  заходим по двое, - сказал ротный, и  скомандовал: -
Все за мной.
     Ротный с Пупсиком пошли первыми, за ними пошли взводный с Уралом, потом
мы с Хасаном, за нами  пристроились Пряник с Самоваром,  и так далее. Шли мы
медленно, в  полшага, вполне могло  оказаться,  что проход этот заминирован.
Пройдя  немного дальше,  я заметил, что щель немного сузилась, разрыв  между
скалами  стал  полтора  метра.  Состояние  у меня было, мягко выражаясь,  не
ловкое. Мы находились как бы в  каменных  тисках, и все время казалось,  что
тиски  эти  вот-вот  сомкнутся  и  раздавят нас  в  лепешку.  Хотя  реальная
опасность, конечно же, не в том, что скалы эти сомкнутся, а совсем в другом,
но на данный момент меня посетила именно эта бредовая мысль.
     - Стоп, всем стоять! - услышали мы голос ротного.
     Мы  резко  остановились,  Пряник ткнулся мне в спину, сзади послышались
возмущения.
     -  Качан - падла, куда ты ломишься, урод, - возмущался  Андрей, один из
братьев близнецов.
     Качан,  это  кличка  парнишки с нашей  роты,  он был  одного призыва  с
Сапогом, звали его Володя, по нации он был  лезгин. Сам Качан был небольшого
роста, зато нос у него был шедевром природного мастерства, он был не  просто
большой, его нос был огромный  и горбатый. Когда он попал к  нам в роту, все
падали со смеху, смотря на  его нос,  особенно смешно его  голова смотрелась
сбоку. Качан на  первый  взгляд  казался  немного  чудаковатым, он,  бывало,
отвечал не впопад, задавал глупые вопросы, доходило до него как до жирафа, а
иногда  поговоришь с ним  - вроде не глупый пацан. Его не  поймешь, то ли он
прикалывается,  то ли он такой в натуре, но как бы там ни было, в нашей роте
Кочан был ходячим приколом.
     -   Что  там  такое?  Урал,  дай  посмотрю,  -  сказал  Хасан   и  стал
протискиваться между взводным и Уралом, я тоже полез за ним.
     - Куда вы, блин, лезете? - с возмущением спросил нас взводный.
     -  Ловушка! Отойдите немного  назад. Не дотрагивайтесь до стен. Слышите
меня, отойдите от стен, - услышали мы голос ротного.
     Я посмотрел через плечо Пупсика, но кроме сидячего на корточках ротного
ничего не было видно. Я протиснулся между Пупсиком и взводным, и оказался за
ротным.
     -  Че там  такое?  - послышался голос  Андрея, который находился позади
цепочки.
     - Растяжка, - ответил ему Самовар.
     Ротный  сидел и внимательно разглядывал духовское сооружение. Я заметил
под  левой стенкой скалы  гранату  Ф-1, она была  прижата двумя  камнями, от
кольца этой гранаты, сантиметрах в двух  от земли, тянулась нитка,  идущая к
противоположной  стенке. Как  мне  на  первый  взгляд  показалось,  это была
обыкновенная  ловушка, вроде  ничего особенного.  Я  сначала не  понял в чем
дело, почему ротный так долго разглядывает ловушку и не снимает ее? Растяжку
снять легко, главное ее заметить вовремя.
     - Командир, почему не снимаем растяжку? - спросил я ротного.
     - Потому что она хитрая, - ответил ротный.
     - Как это понять? - удивился я.
     - А так, если попытаемся ее снять, взлетим на воздух, причем все сразу.
     - Не понял?
     - Смотри сюда, - ротный показал пальцем на кольцо от гранаты.
     И тут я увидел, что от кольца  вдоль стенки скалы ответвляются в разные
стороны  две нитки, идущие вверх по диагонали,  одна  вперед,  другая назад.
Нитки  были  темно-серого  цвета  и  гладкие, на фоне  скалы  они были  едва
заметны, такое ощущение, будто бы обычные конопляные нитки,  из которых шьют
мешки, смазали солидолом. Конопляные нитки почти незаметны на земле,  но  на
фоне скал они заметней, наверно, поэтому духи и смазали их солидолом или еще
чем-то, чтобы сделать эти нити невидимыми. Духи вообще щепетильны во всякого
рода тонкостях, чтобы они не делали,  все как-то замысловато  и  коварно,  в
военной хитроумности с ними тягаться тяжело.
     - Может, оставим так как есть,  перешагнем и пойдем дальше, - предложил
я.
     -  А  вдруг за  нами кто  пойдет,  мы  же  подмогу  вызвали, или  Греку
вздумается за  нами  пойти. Да  и  что впереди, неизвестно,  может, придется
ломиться обратно  со всех ног. Уж лучше  сейчас снять,  а то потом жалеть об
этом поздно будет, - разъяснил мне ротный.
     - Че там такое? - спросил Хасан.
     - Нитки  вдоль  стены натянуты, скажи задним,  чтоб до этой  стенки  не
дотрагивались, - ответил я.
     - Где нитка? - опять спросил Хасан, разглядывая стенку скалы.
     - Вот она, вверх идет по диагонали, - я показал пальцем на нитку.
     - Стойте все здесь  и  не двигайтесь. Гараев,  проверь вторую  нитку, -
сказал  ротный  и,  перешагнув  через  ловушку,  не  спеша  пошагал  вперед,
разглядывая, куда ведет нитка вдоль скалы.
     -  Отойдите подальше от  стенки,  -  обратился  Хасан  к  остальным,  и
направился вдоль нитки, натянутой в противоположном направлении.
     - Э-э Хасан,  че такое, а? Ты че, камни разглядываешь? - раздался голос
Качана.
     -  Качан, стой и не рыпайся, потом объясню. Один хрен ты с первого раза
не въедешь, - ответил Хасан.
     - Каша, подойди сюда! - крикнул ротный.
     Пупсик перешагнул  через  нитку и  направился к ротному,  который стоял
метрах в пятнадцати от нас и смотрел куда-то вверх.
     - Что там такое? - спросил я ротного.
     -  Еще  одна граната лежит на выступе,  я сам не  дотянусь до нее, надо
чтоб кто-то на плечи мне залез, - ответил ротный и спросил: - Третью нашли?
     - Хасан пошел по нитке, пока молчит, - ответил я.
     - Нашел, вон она торчит, но я не смогу ее достать! - крикнул Хасан.
     -  Татарина  на  шею  посади,  он  легкий,  - посоветовал я  Хасану,  и
обратился к Уралу: - Пошли, Татарин, снимем эту канитель.
     - Осторожней там, гранаты  на выступе еле держатся! - услышали мы голос
ротного.
     Мы с Уралом направились к Хасану, все остальные стояли на месте и молча
наблюдали за происходящим.
     - Залазь мне на шею, снимешь вон ту гранату, - Хасан показал пальцем на
"эфку" наверху.
     - Давай я залезу тебе на шею, я меньше Урала, - предложил Качан.
     - Качан, тебе учебную гранату  в руки давать  опасно, не  говоря уже  о
боевой, - сказал я Качану.
     - Юра, ты че думаешь...
     - То, о чем я думаю, еще страшнее того, что говорю, - перебил я Качана.
     - Да ладно, Юра, - сказал обижено Качан.
     - Качан, стой  и молчи, а то сейчас начнешь туфту городить, - ответил я
ему.
     Урал в это время уже сидел на плечах Хасана и рассматривал гранату.
     - У нее кольца ни хрена нету, - сказал Урал.
     - А че там тогда? - спросил Хасан.
     - Граната вокруг обмотана веревкой на пару витков,  она слегка держится
на углу выступа, если б мы попытались снять ту ловушку, эта граната упала бы
и пизд...нула.
     - Ты снимай давай, потом расскажешь, а то я уже запарился тебя держать.
Какая у тебя здоровенная жопа, Татарин.
     - А говна в ней еще больше, - добавил Качан.
     -  Осторожней же надо, это вам  не шляпу с вешалки  снять, -  рассуждал
Урал, копаясь с гранатой.
     -  Ты  там с  веревкой осторожней,  а  то  та, что внизу,  шарахнет,  -
предупредил я Урала.
     - Ну что у вас там? - раздался голос ротного.
     - Сейчас, уже снимаем, - ответил я.
     - Все готово, опускайся, - сказал Урал Хасану.
     - Ну наконец-то, у меня уже шея  затекла, - проговорил Хасан,  медленно
опуская Урала на землю.
     - И что теперь  с  ней делать? - спросил Урал, держа в руке гранату без
кольца.
     - Ну, воткни туда чего-нибудь, проволоки кусок например, -  посоветовал
Андрей.
     -  А  где  я  ее  тебе  возьму?  На,  возьми  гранату,  и  воткни  туда
чего-нибудь, если ты такой умный.
     - Да на хрена она мне, сам снял, сам и держи.
     - Когда выйдем отсюда, выкинешь, - посоветовал ему Хасан.
     -  А  сколько  держать-то?  Может,  мы  до  вечера  по  этому  коридору
шарахаться будем, рука ведь устанет, - не унимался Урал.
     К нам подошли ротный с Пупсиком, в руке у ротного  была граната, снятая
внизу, она была с кольцом, а Пупсик, как и Урал, держал гранату без кольца.
     - Обмотайте пока веревкой, чтоб не держать в руке, - предложил ротный.
     -  Во,  блин, точно,  а  я думаю, что  с ней делать, -  сказал Урал,  и
потянулся за веревкой.
     Они с Пупсиком, как и велел ротный, примотали веревкой чеки к гранатам.
     - Да бросьте их  здесь, чего с ними таскаться, не дай бог, еще рванет у
кого-нибудь. Идти уже пора, мы и так здесь задержались, - сказал ротный.
     Урал  с Пупсиком  положили  гранаты под стенку скалы,  и  привалили  их
камнями. Мы отправились дальше, по ходу разглядывая стены  скал, нет ли  там
ниток или еще каких-нибудь хитроумных заморочек. Духи всегда нас озадачивают
чем-нибудь,  они  не  дают расслабиться нигде. Надо отдать им  должное,  они
научили нас ведению партизанской войны, а мы оказались способными учениками,
хотя заплатили за этот опыт дорогую цену.
     Командование  наше  со временем поняло,  что манера греметь железом  не
всегда дает должный эффект в этой войне, для того чтобы  раскрыть  замыслы и
уловки душманов,  нужен изворотливый ум. Бывало,  что разработанный накануне
план  действий  рассыпался  на  первой   его  стадии,  и  тогда  приходилось
действовать при  сложившейся  ситуации, или  как  говорится, действовать  по
обстановке. И  тут  уж  исход  операции зависел  не  от штабных  командиров,
которые разработали  ту или иную комбинацию  и дали добро на  ее проведение.
Исход операции уже зависел от молодого старлея или лейтенанта, мало того, от
него еще  зависело, все ли вернутся назад. Бывали,  конечно, у  командиров и
промашки, которые приводили  к трагическим исходам. Но тот, кто не имел дело
с  душманами, не имеет право судить офицеров, допустивших  эти промашки, эти
офицеры не  были  трусами  или глупыми,  просто  иногда душманы  оказывались
хитрее.
     Если честно признаться, душманы были отличными воинами, мало  того, они
навязали  нам свои правила игры, и мы их принимали.  Нередко  бывало, что мы
даже переигрывали их, в  ихней же игре, а  бывало, что и ошарашивали  своими
отчаянными выходками. К примеру, когда израненный солдат остается прикрывать
отход взвода  или  роты,  и отстреливается  до последнего патрона,  а  потом
подрывает  себя  гранатой,  прихватив  с  собой  нескольких  духов,  -   это
заставляло  их  относится  к нам  по  иному.  Без  преувеличения  скажу:  мы
заставили душманов, уважать советского солдата.
     Пройдя еще метров тридцать по этому коридору, мы вышли из него. Это был
конец  караванной  тропы,  перед  нами  открылась  долина.  Направо и налево
простиралась цепь гор с отвесными скалами. Ротный долго разглядывал долину в
бинокль, но душманского каравана видно  не  было.  Вероятнее  всего они ушли
вдоль гор. Но вот  в какую сторону? Горы ведь  не  забор, вдоль которого все
видно.
     - Ну  вот и пришли.  Дальше Иран, можете взглянуть на Иранскую землю, -
сказал ротный, и в полголоса добавил: - Хотя для кого-то это не впервой, - и
многозначительно посмотрел на Хасана.
     - Воды бы  где-нибудь набрать,  командир, - промолвил  Хасан, облизывая
губы и прикинувшись валенком.
     - Я ссать хочу! - выкрикнул Качан.
     - Качан, я тебе сейчас нос отрублю по самую шею, - ответил ему Хасан.
     Ротный еще раз осмотрел местность в бинокль, после чего немного постоял
в раздумье и, повернувшись к нам, сказал:
     - Пошли обратно,  здесь нам делать больше нечего. Духи  давно скрылись,
пока мы  с  этой  мудреной  ловушкой  возились.  Ну,  а  в общем, задание мы
выполнили, а там пусть решают, что делать с этой тропой.
     Мы, развернувшись, медленно пошли обратно, эта жара всех  нас измотала,
вода была на  исходе, у многих фляжки были пусты, зато боеприпасов  было еще
достаточно.
     Да,  действительно,  задание  мы  выполнили,  тропа разведана, а дальше
решение  за командованием. Ее или капитально заминируют, или завалят проходы
взрывчаткой, но нас это уже не касается.
     -  Может, посидим,  перекурим.  Ноги  уже  подкашиваются,  -  предложил
взводный, когда мы вошли в коридор.
     - А  может,  ночевать здесь останемся? -  спросил  с  издевкой  ротный,
продолжая идти дальше.
     От слов, "ночевать здесь", у меня мурашки по коже  пробежали. Оказаться
ночью в  горах,  это  кошмар  особенный, в  подобной  ситуации про сон, даже
думать забудь. Ночь в горах, это царство духов. Кто коротал ночь в афганских
горах,  по  соседству  с духами,  тот  ощутил не  только холод,  но и постиг
чувство  настоящего  страха.  Страх  бывает  разный, бывает неожиданный,  от
прогремевшего вблизи  взрыва, или от просвистевшей  рядом пули,  но подобный
страх, как  неожиданно  приходит,  так же быстро и уходит, это  скорее всего
даже не  страх, а  испуг. А бывает  страх  продолжительный, леденящий душу и
разум,  он как туман  обволакивает  тебя. Этот страх  надвигается  как ночь,
медленно и неизбежно, ты осознаешь, что вырваться из его объятий невозможно.
Время  будто останавливается,  и каждая  минута  кажется  вечностью. В такие
минуты  поистине вдаришься в бога, молясь в  душе и Аллаху и Иисусу, лишь бы
только  дожить до рассвета. То  и дело судорожно  сжимаешь холодный автомат,
вглядываясь в  ночную пропасть,  вздрагивая при каждом  шорохе, и  постоянно
озираешься  вокруг,  напряженно  вслушиваясь в  тишину.  Каждую  минуту тебе
мерещится  дух с  кинжалом, вот  он уже подкрался  к тебе и сейчас перережет
глотку,  ты  с  ужасом проводишь  ладонью  по горлу,  и  представляешь  себя
лежащего в  луже  крови.  И это  не  какой-нибудь  напускной  страх, который
чувствует  ребенок под одеялом  после страшной  сказки.  Все, о чем думаешь,
может обернуться для тебя роковой реальностью в любой момент.

     "Охота".  Сам  я  эти  мины  не  видел,  но  слышал  о  них: "Охота-1",
"Охота-2",  - противопехотные мины, которые срабатывают только  на человека.
На зверей и животных эти мины не реагируют. При приближении  к ней человека,
мина выпрыгивает из земли на уровень живота  и взрывается, ее еще называют -
"лягушка". Разминировать ее невозможно,  через определенное  время, примерно
через год, мина  самоуничтожается.  Мины эти строго секретные, и применяются
по особому  распоряжению. Для душманов эти мины были огромной проблемой. Для
НАТО  -  огромный  секрет,  за  разгадку  которого  они  готовы  были  щедро
заплатить. За время своей  службы я лично ни разу не слышал, чтобы хоть одна
такая мина ушла налево.



     Мы  шли  полностью расслабившись,  напряжение  спало, все,  вроде,  уже
позади, и  вот  тут только навалилась усталость,  которую  до этого  момента
никто не  замечал.  Все  шли молча, каждый думал о  чем-то своем,  жара была
невыносимая, я  не завидовал тому, у  кого  были бронежилеты  Б-3,  да еще и
каски впридачу.  Бедный  Урал еле ноги волок, он  тащил свою "трубу" на шее,
две гранаты к ней болтались у  него на поясе, а  через плечо  висел на ремне
РПК.
     -  Татарин, дай пулемет, а то ты свалишься скоро, - предложил я Уралу и
протянул руку.
     Урал молча снял пулемет с плеча и протянул его мне, я взял у него РПК и
повесил себе на плечо, и мы молча пошагали дальше.
     - Юра, вода есть? - услышал я голос Хасана.
     - Че, сушняк долбит?
     Я отстегнул ремень, снял флягу и протянул ее Хасану со словами:
     - Всю не выхлебай, я тоже воды хочу.
     -  А горячая -  падла, хоть чай заваривай, - промолвил Хасан, отхлебнув
несколько глотков из фляги.
     -  А че ты хотел? У  меня нет  на жопе холодильника, - ответил  я, беря
флягу у него из рук.
     Выйдя из коридора,  мы  заметили впереди своих, они шли нам  навстречу.
Подойдя  поближе,  стало  видно, что  это  бойцы  из  первой  роты,  человек
пятнадцать, примерно,  во главе этой команды был прапор по фамилии Притуляк,
рядом  с ним шел радист.  Этот прапор  в данный момент был у них за ротного,
куркуль  жуткий, но командир опытный, по второму кругу в Афгане был, в общем
счете четвертый год воевал. Сколько  он из Афгана  вещей вывез,  одному богу
известно.
     - Чего так долго ходите? - спросил ротный у прапора, когда мы подошли к
ним.
     -  Как нам передали, так мы и пришли. А я чего-то не вижу здесь бурного
сражения.  Грек  со  своими  вообще  лежит -  загорает,  -  ответил  прапор,
улыбаясь.
     - Подольше надо было ходить. Теперь пошли обратно.
     - Ну как прогулка? - спросил прапор ротного.
     - Да никак,  караван ушел, а дальше ходить нам нельзя,  там уже Иран. А
контингент  у  нас  ограниченный,  если  мне  память  не изменяет.  Пришлось
вернуться.
     - Что, духи сильно потрепали?
     - Да так себе, постреляли слегка, духов было не очень много, да и в бой
с нами ввязываться  они явно  не планировали. Им надо было караван провести,
но  они  еще  с  той стороны на наши вертушки  напоролись,  обстреляли  их и
рассыпались. Основной караван, скорее всего, у  входа  остался,  а небольшая
группа  вышла  прощупать  тропу. Мы попросили  летчиков  еще раз просмотреть
местность, но духи спалили одну вертушку - мы уже были на подходе, когда они
ее  сбили.  Нескольких  мы успели  положить,  остальные  смылись, но  и  нас
потрепали  немного.  Я  не пойму,  чем  они вертушку так зацепили,  что  она
рухнула вниз, как камень. Неужели с ДШКа так приложили?
     -  Как  это  не  поймешь,  чем сбили. Там  под  скалой гильзы  от шилки
валяются, - сказал Притуляк, глядя на ротного.
     - Где? - удивился ротный.
     - Да вот здесь, недалеко. Можешь сходить посмотреть, если не веришь.
     - Пизд. шь хохол! - ляпнул ротный, недоверчиво глянув на прапора.
     -  Да ты  че,  за салабона меня  принимаешь?  Я ведь  не первый  день в
Афгане, за  три  с лишним года  я кое в чем научился разбираться, - произнес
Притуляк с легкой обидой в голосе.
     -  Каша,  ты стреляные  гильзы от  шилки не  видел? -  спросил  ротный,
обращаясь к Пупсику.
     - Нет, - ответил Пупсик.
     - Да как вы смотрели?
     - Не было там никаких гильз.
     - Спали на ходу? Мудаки х... евы!
     - Ну не заметили, наверное.
     - Я видел несколько гильз в стороне, но не подумал  ничего такого, мало
ли всяких гильз по горам валяется, - отозвался Андрей.
     -  Ты  так  когда-нибудь  ловушку  загребешь,  если не будешь  под ноги
смотреть, - сказал с укором ротный, глядя на Пупсика.
     -  Да  ладно, чего  вы тут  развели  базар, из-за  какой-то  ху...  ни.
Правильно, вон, боец говорит,  мало ли  тут всякой  дряни валяется, - сказал
Притуляк.
     - А как же они эту дуру сюда  заперли? - спросил ротный, не  переставая
удивляться.
     - Элементарно, верблюд  и тачка сзади, да эту херню и ишак  утащит. Мне
приходилось и не такие вещи  здесь встречать, - ответил  Притуляк, которого,
казалось, мало чем можно удивить.
     - Я же  говорил, что это не  ДШК  работает, частота выстрелов не  та, -
сказал Хасан.
     -  Скоро  духи против  нас  бронетехнику  будут  в горах  применять,  -
недоумевал ротный.
     - Там боец ваш скончался. Пока вертушка прилетела, он в резиновый мешок
перекочевал, - негромко произнес Притуляк.
     Ротный  ничего  не ответил, он опустил голову  и  пошел  дальше. Ротный
вообще не одобрял, когда брали "чижей"  в рейды, он говорил, "солдат минимум
полгода  должен прослужить в  подразделении, прежде чем  выезжать на  боевые
задания".  Но не  один  ротный был  такого  мнения,  командование  тоже  это
прекрасно понимало, однако ситуации складывались  так, что  людей всегда  не
хватало.
     Притуляк не стал ротному больше ничего говорить, он махнул своим бойцам
и,  засунув руки в карманы, пошагал вслед  за ротным,  тихонько  насвистывая
себе под нос.
     - Не выжил-таки Закирчик, - произнес я негромко.
     - Че ты говоришь? - спросил Хасан.
     - Закирчик, говорю, не выжил.
     - Да, жаль пацана, первый рейд и...
     Грек  с  бойцами  сидели в  тени  под  скалой  и  ждали  нас.  Когда мы
поравнялись, они встали  и пристроились позади.  Подбитая вертушка полностью
сгорела, и  лишь слегка дымилась,  от нее практически ничего не осталось. Мы
молча проходили мимо  нее, обнажив головы,  от летчиков не осталось  ничего,
даже пепла не собрать.
     Примерно через час мы вышли к подножию гор, перед нами предстал кишлак,
а дальше виднелась долина, за которой стояли наши блоки.
     Ну, вот и все, наш поход  окончен, теперь осталось  добраться до своего
БТРа, снять с  себя все железо, и спокойно отдохнуть от  этого изматывающего
лазанья по горам, от этой проклятой жары и подлянистых духов.
     Спускаясь  к кишлаку, я заметил  на окраине  БТР,  а чуть дальше, возле
озера стоял танк.
     - Наши че, блоки передвинули? - обратился я к Хасану, показывая на БТР.
     - А вон в кишлаке еще один БТР, - раздался голос Урала.
     -  Надо спросить  у  пацанов  с первой роты,  чей это БТР,  - предложил
Хасан.
     - Зуля!!! - крикнул я, увидев знакомого пацана с первой роты.
     Зуля обернулся и вопросительно посмотрел на меня.
     - Че за машина в кишлаке?!
     - Комбата!
     - А на окраине? - спросил Хасан.
     - Ваш БТР!
     - С нашей роты, что ли?! - крикнул я.
     - Ваш БТР, Туркмен там стоит! - ответил Зуля и пошел дальше.
     - Во, ни фига себе, наш БТР возле кишлака, - удивился я.
     - А че он там делает? - спросил Хасан.
     - Сейчас узнаем.
     Мы  прибавили  шаг, обрадовавшись, что не надо пешком лишние  несколько
километров пилить. Проходя  по кишлаку, мы увидели, как возле машины комбата
собралась толпа местных жителей, в основном это  были старики, они оживленно
беседовали с комбатом. Мы  не стали выяснять,  в чем там дело, а направились
дальше, у Туркмена узнаем, что тут за ерунда творится, решили мы.
     Ротный с остальными направились к машине комбата.
     Подходя к своему БТРу, мы заметили костер,  возле  костра сидел  Сапог.
Туркмен,  вышел нам на встречу, мы обнялись по братски, Туркмен  не  скрывал
своей радости, увидев нас живыми и здоровыми.
     - Ну, как вы? - с довольной улыбкой спросил он?
     - Да вот, как видишь, живые пока, - ответил я.
     - Сапог мне рассказал тут немного. Про Закирова слыхали?
     - Да, прапор с первой роты нам поведал, - ответил Хасан.
     - Ну, пошли, мы с Сапогом увидели, как вы вышли, и стали сразу готовить
мясо, сейчас похаваете, отдохнете. А то вид у вас не свежий.
     - Чай заварили? - спросил Хасан.
     - Да, заварили, Хасан, конечно, заварили, дорогой. Я же понимаю, что ты
там,  бедный,  целый день  без кайфа  маешься, - проговорил  Туркмен, хлопая
Хасана по спине.
     - Да-да, конечно, маялся он там без кайфа. Сейчас расскажу, как он чуть
по башке от ротного не получил за это дело, - сказал я.
     - А че наш БТР здесь делает? - спросил Хасан.
     - Стоит, как видишь, - спокойно ответил Туркмен.
     - Я вижу, что стоит. Почему стоит здесь?
     - Командир приказал растянуть блоки до кишлака. Пошли, сейчас я все вам
расскажу, - ответил Туркмен, и мы все вместе направились к БТРу.
     - Нас опять поставили на самом интересном месте, - возмутился Хасан.
     - Как всегда, - ответил я.
     Мы  подошли к  БТРу, Сапог  помахал нам рукой,  он поджаривал на костре
барана,  которого нам так  и не удалось поесть до  обеда, рядом возле костра
подогревались два котелка с чаем.
     - Сапог, ну что там? Давай готовь на стол! - крикнул Хасан.
     Возле БТРа в тени был расстелен кусок брезента, снятого  с капонира, на
нем  лежали батоны  в вакуумной упаковке, зелень,  и  полуторалитровая фляга
браги, которую мы не допили.
     Мы  начали снимать  с себя  амуницию,  бросая  все это в кучу, рядом  с
БТРом.  Я снял с себя пропотевший  насквозь и испачканный  в крови комбез, и
остался в одних трусах и тельнике.
     - Неужели мы дома, - пропел я, и подложив под голову бушлат, развалился
на краю брезента.
     - Бля буду, если опять нас обломают, я не знаю что сделаю,  - промолвил
Хасан, крутясь вокруг так называемого стола.
     - Не напоминай, Хасан, при одной только  мысли об этом,  все настроение
падает. И не  мелькай  перед глазами.  Не ужели ты  не  заеб... ся по  горам
бегать? Ляг вон, полежи лучше, - сказал я.
     - Да не волнуйтесь вы, завтра саперы  разнесут этот  проход в скалах, и
полк сразу возвращается, - обнадежил нас Туркмен.
     - Дай бог, дай бог, - сказал я, массируя затекшие ноги.

     Урал с  Хасаном  тоже скинули с себя ХБ и разлеглись по  краю брезента.
Сапог принес  мясо и котелки с чаем. Понюхав  запах жареного  мяса, мы сразу
подскочили и  похватали  штык-ножи, я  моментально ощутил дикий  голод,  все
остальные, судя по поведению, ощущали то же самое.
     Сапог налил всем  по полкружки  браги, мы взяли кружки  в руки, всем не
терпелось поскорее выпить и накинуться на мясо, запах которого сводил с ума.
     - Помянем Закирчика, - промолвил Туркмен, и мы молча выпили.
     Поставив  пустые кружки, мы принялись за мясо. Немного подкрепившись, и
выпив  по второй, мы  постепенно разговорились. От  выпитой бражки  в голове
появился легкий  кайф, от  которого стало клонить на  сон. Но спать еще было
рано,  хотелось немного поговорить,  к тому  же в котелках  стоял нетронутый
чай.
     - Закирчик-то как скончался? - спросил я Сапога.
     -  Мы  его до  прохода донесли,  все было  нормально,  мы пульс  щупали
постоянно, потом он начал хрипеть,  мы его перевернули лицом вниз, а у  него
кровь изо рта потекла.  Бача-то нормально, его Соломон только поддерживал, а
так он на  одной ноге сам прыгал. Когда вышли, я увидел  БТР  возле кишлака,
выпустил  ракетницу, к  нам  комбат  подъехал.  Мы  на броню запрыгнули  и к
медикам помчались, по ходу вертушку вызвали по рации. Довезли, он  еще живой
был,  а ему,  как  после оказалось, осколком еще и горло перебило.  Постояли
возле палатки  медиков минут пять, потом Туркмен  подъехал.  Когда  вертушка
подлетела,  медики мешок резиновый из  палатки выносят, и говорят, что  все,
мол,  скончался  ваш раненый,  кровью захлебнулся, поздно,  говорят,  вы его
доставили.  А  как раньше-то?  Мы  и  так почти бегом  его  тащили. Бача еще
уперся, "не полечу, хоть убейте", комбат его еле затолкал в вертолет.
     - АГС нашли?
     - Да, нашли, треногу разнесло, а так он целый.
     - Гранаты не разорвались?
     - Нет, но мы их не стали тащить, бросили там, нам не до них было.
     - А как же вы перли этот аппарат?
     - Соломон тащил на горбу, у него морда здоровая.
     Мы рассказали  про свои похождения, про то, как  Хасан залетел ротному,
про хитрую ловушку.
     - Где еще наши стоят? - спросил я Туркмена.
     - Взводного БТР стоит там, сзади, вверху у подножья гор, ротного машина
у  оврага  возле речки, Грека БТР  остался на  месте,  один танк возле озера
поставили, а за танком на берегу речки стоит БТР с первой роты.
     - А комбат что делает в кишлаке? Там возле него весь кишлак собрался.
     -  Старики  просят не  заваливать  проход, кишлак живет этой  тропой  к
Ирану.  Если проход завалят,  кишлак погибнет,  они живут  этими караванами,
говорят, что тут в основном мирные - торговые караваны ходят.
     - Да кто их будет слушать, пошли они нахер.  Вертушку нашу тоже  мирный
караван еб... нул? А нас обхерачили тоже  мирные духи? Завалить к чертям эту
дыру  и кишлак  снести  к ибени матери.  Да  какого хера  комбат  вообще  их
слушает, - возмутился Хасан.
     - Да ладно, Хасан,  не разоряйся, там без тебя решат, что делать с этим
кишлаком. Все равно будет так, как скажет командир, - успокаивал я Хасана.
     - Ага, решат, а духи сегодня ночью  придут и  бошки нам отх... ярят. Мы
тут как раз у них под боком, далеко ходить не надо, - не унимался Хасан.
     - А командир здесь? - спросил я Туркмена.
     - Да,  прилетел час назад.  Шиндандтские, вроде,  закончили операцию. Я
слышал, что духи их хорошо потрепали, один взвод в  капкан зажали и положили
весь, потеряли два МИГа и три вертушки.  Хотели уже "газухи" (газовые бомбы)
применить, но в последний момент передумали.
     -  Да, "газухи" это  серьезно,  видно,  жарко там было.  Х... й с этими
МИГами, на них сарбосы летают, а вот на вертушках наши мужики, - произнес  я
с сожалением.
     Послышался гул моторов, Хасан залез на броню.
     - Че там? - спросил я.
     - Два БТРа, один, по-моему, саперский.
     -  Ну  вот, а ты  боялся,  да они эту дыру  сейчас завалят, - сказал  я
Хасану.
     - Тогда пусть блок отсюда снимают, я тут спать не останусь.
     - Тебя никто и не спросит.
     Хасан спрыгнул с брони и лег на свое  место,  он повернулся к Сапогу  и
произнес:
     - Сапог, тащи чай, хоть побалдеем напоследок.
     - О, Хасан уже себя хоронит, - сказал Туркмен.
     - Умирать, так с кайфом. Да Хасан? - добавил я.
     - Ты угадал, - ответил Хасан.
     Сапог поднес котелки и разлил чай по кружкам. Мы приступили к чаепитию,
не  спеша  хлебая горячий  напиток.  Минут через  десять мы все наслаждались
приятным и легким кайфом.
     Ко всем  вернулось настроение, сон  и  усталость  как рукой сняло, жара
казалась уже не такой палящей, а мир вокруг не таким ужасным.




     В  стороне  от нас проехал  БТР, на броне сидела толпа,  там  были наши
мужики и бойцы с первой  роты,  наверное, поехали на свои  блоки. Я на броне
заметил  взводного и  Грека, ротного  не  увидел, слишком  много  народу там
сидело. Машины  комбата  и  саперов остались  в кишлаке, скорее  всего,  они
решили сегодня что-то решить с этой дырой.
     - Сапог, слетай к машине комбата, узнай у пацанов,  что там решают наши
командиры. И смотри,  не залети  там, а то глаза у тебя блестят как фары.  К
шакалам не  подходи  лучше, а то вычислят.  Особенно ротного обходи  десятой
дорогой, а то нам из-за тебя достанется. Хотя ротный, скорее всего, уехал на
свой  блок,  но мало ли чего, вдруг  он остался  там, - проинструктировал  я
Сапога.
     - Да,  точно, не  мешало  бы  узнать, как  ночевать  сегодня  будем,  -
подтвердил Хасан.
     Я поднялся  и  прошелся туда-сюда  вдоль  БТРа.  Урал и Туркмен  лежали
молча, наслаждаясь  кайфом, Хасан допивал  чай, который  он уже  успел  себе
добавить с котелка.
     - Мужики, может сходим на озеро, искупнемся, заодно и  ХБшки постираем.
Я сейчас в дукан слетаю, возьму винограду и попить чего-нибудь.
     - Кишмишовки что ли? - спросил удивленно Хасан.
     - Да какой кишмишовки! Гонишь что ли? Соку какого-нибудь, если есть.
     - Да,  Юра,  сходи, сходи.  Купи  чего-нибудь,  купи. А потом  на озеро
пойдем, искупаемся,  постираемся. Ты  правильно решил,  ты верно мыслишь, ты
просто гений, - промямлил Хасан, растянувшись в тени БТРа.
     - Хасан, я надену твою песчанку, а то мой комбез в крови весь?
     - Надевай, жалко что ли.
     Я одел ХБэшку Хасана и напялил на ноги его кроссовки, которые он снял с
убитого духа.
     - Насчет "колес" мы не договаривались, - услышал я голос Хасана.
     - Этого духа я убил, так что молчи, а то я вообще их тебе не отдам.
     - Ладно-ладно, надевай на здоровье. Только не забудь вернуть обратно.
     Я уже, было, собрался идти, как вдруг заметил, что со стороны кишлака к
нам направляется фигура в военной форме;  я положил автомат обратно на место
со словами:
     - К нам в гости кто-то прется.
     - Кто там, шакалы? - спросил Хасан.
     - Да нет, не похоже, кто-то из бойцов.
     - С нашей роты? - опять спросил Хасан.
     - Да фиг его  знает. Хотя нет,  подожди. Во черт! Это же Качан.  Какого
хрена он по кишлаку болтается?
     - В дукан, наверное, ходил за жратвой, он  же вечно голодный, - ответил
Хасан, зевая.
     - Прячьте мясо, - посоветовал Урал.
     - Да пусть  жрет, мы уже наелись, а до завтра оно пропадет, - сказал  я
Уралу и сел на землю, облокотившись на колесо БТРа.
     Через  пару минут  Качан  уже сидел возле мяса, и с  довольной  улыбкой
ковырялся в нем своим ножом, он вообще скромностью никогда не страдал.
     -  Слушай  ты,  абрек  херов,  разрешение  надо  спрашивать.   В  горах
воспитался, что ли?  Пришел, уселся молча, и с наглой рожей жрешь наше мясо,
- возмутился я.
     -  А тут  и  спрашивать  почти  нечего,  сожрали  все  мясо, одни мослы
остались.
     - Во, ни хрена себе, он еще и  недоволен, ему  проглоту еще  и мало. Да
там мяса хватит всему полку обожраться, - возразил Хасан.
     Качан же, не обращая ни на кого внимания,  продолжал  поглощать жареное
мясо, орудуя штык-ножом.
     - Качан, что хорошего в дукане есть? - спросил я.
     - Да ни х...я там нету, - набитым ртом ответил Качан.
     - Ну что-то же есть.
     - Да он сожрал, наверное, все, - подколол Хасан.
     - Мура там всякая, рис, мука, сушеные фрукты, - ответил Качан.
     - Виноград есть?
     - Да есть, этой фигни там навалом.
     - Ты был  возле комбатовского БТРа, что там шакалы  решили? - спросил я
Качана.
     - Насчет чего решили? - спросил Качан.
     - Да-а, Качан, с тобою все ясно, - махнул я рукой.
     - О чем ты, Юра? - переспросил Качан, чавкая.
     -  Да  так,  ни  о   чем.  Ты,  Качан,   хавай,  хавай,  это,  пожалуй,
единственное, что у тебя хорошо получается.
     -  А че  чай не сладкий, дайте  сахара,  -  невозмутимо произнес Качан,
отпивая чай из котелка.
     -  Может тебе еще морду вареньем намазать?! - выпалил я,  поражаясь его
наглости.
     - Э-э, поставь котелок на место, рожа носатая,  это мой чай, - раздался
голос Хасана.
     -  Да тебе  че,  воды жалко?  - возмутился Качан, продолжая отхлебывать
чай.
     - Дай сюда мой чай, кочерыга х...ева! - крикнул Хасан и,  подскочив к
Качану, забрал у него из рук котелок.
     -  Да на-на  бери,  че ты из-за  какого-то  чая повелся, -  недовольным
голосом произнес Качан.
     -  Если хочешь  пить, возьми из  бака  воды, а чай не  трогай. Понял? И
ваще, вали отсюда на свой блок, тебя взводный давно ищет.
     - Не гони, Хасан, я взводного  только  что видел, он  уехал на  БТРе  с
саперами.
     - А ты че не уехал? - спросил я.
     -  Да этот кишкоблуд в  дукан ходил, чтоб  пожрать без "хвостов".  Куда
только ему столько хавки лезет? Такой маленький,  тощий, а жрет, как свинья,
- продолжал напирать Хасан.
     - Да  че ты  разорался?  Если мяса  жалко, то так и  скажи, -  обиженно
произнес Качан, отодвигаясь от мяса.
     - Да забирай ты это мясо и вали отсюда. Дай спокойно отдохнуть, в полку
от тебя покоя нет, так ты и здесь уже все мозги выебл, - разошелся Хасан.
     Мы  с Туркменом посмотрели друг на друга и  рассмеялись. Нам было ясно,
из-за чего Хасан  так разоряется. Хасана, конечно, понять можно,  Качан  тип
такой, если он надыбает что-нибудь в чае,  то завтра весь полк про это будет
знать. Об этом, конечно, рано или поздно станет известно, в армии такие вещи
долго в тайне не  удержишь, но язык  Качана может все это дело очень  сильно
ускорить.
     - Ну ладно, ладно, успокойся ты, наконец, я уже ухожу, - буркнул Качан,
пытаясь отрезать кусок мяса побольше.
     - Да забирай все, пацанам на блок отнесешь, - предложил я Качану.
     - Ага, конечно, оставит он,  по  дороге все сожрет и кости проглотит, -
не унимался Хасан.
     Качан  бесцеремонно  снял мясо с трубы  и,  искоса взглянув на  Хасана,
направился в сторону своего блока, продолжая  на ходу отрезать куски мяса  и
запихивать их себе  в рот. Качан хоть и был глубокий пофигист, но спорить  с
Хасаном  он все  же не стал. Из всех бойцов с нашей роты подкалывать  Хасана
могли только я и Туркмен, все остальные злить этого чокнутого Таджика как-то
не решались.

     - Хоть бы спасибо сказал, грач голодный, - крикнул ему вдогонку Хасан.
     - Ну тебя, Хасан, и понесло, - сказал я, когда Качан скрылся за БТРом.
     - Да пошел нахер этот балабол, ему ничего нельзя доверить, щас разнесет
по всем блокам, а там  шакалы прознают, и в конечном счете, пиз...ец нашему
чаю, - объяснил Хасан.
     -  Да Хасан,  я  прекрасно понимаю твое  беспокойство.  Дай  котелок, я
хлебну  чаю и  пойду, куда  недавно  собирался,  - я взял  у  Хасана из  рук
котелок.
     Допив чай в котелке, я поднял автомат,  проверил патроны в магазинах и,
повесив автомат на плечо, направился в сторону дукана.
     Зайдя  в глубь кишлака,  я  заметил  на  окраине маленькую  мечеть, она
стояла  на бугре, и хорошо была  заметна. Мне никогда не  приходилось бывать
внутри  подобных  заведений,  я не  был  ни  в  мусульманских  мечетях, ни в
христианских церквях, ни  в каких либо  еще  религиозных  заведениях, и  мне
очень захотелось заглянуть внутрь этой мечети. Немного постояв и  подумав, я
направился к ней.
     Мечеть была не больше обычного дувала. Единственное, что отличало ее от
дувала, так это  сделанная куполом крыша  с  торчащим из нее  полумесяцем  и
арочный вход,  расписанный  замысловатыми восточными узорами и  надписями на
арабском языке.
     Подойдя поближе, я остановился в раздумье,  рядом с  мечетью никого  не
было  видно. Эту  мечетьку,  конечно же,  не сравнить  с  большой мечетью  в
Герате.  Мечеть  в Герате -  это действительно мечеть в  полном смысле этого
слова,  находясь  рядом с ней, поистине  ощущаешь красоту  и  величие  этого
сооружения.
     Я хоть и относился скептически ко всякого рода вероисповеданиям, но все
же при виде божьей обители у  меня где-то глубоко в душе появлялась какая-то
непонятная  тревога:  что ни говори,  а  ведь  не  безгрешен.  К  тому же мы
находились в таком месте, где в любой момент можно  загреметь на тот свет, а
когда тебе смерть  постоянно  дышит  в  затылок, мысли  про жизнь  загробную
иногда  будоражат сознание.  Не знаю, кто как,  а  у меня  лично  рука бы не
поднялась  разрушить  мечеть  или  церковь.  Я  придерживался мысли  "нельзя
опровергать то,  о  существовании чего, ты не знаешь", а я не знал, есть бог
или его нет, и поэтому однозначные выводы  на  сей счет делать не торопился,
но  и серьезно  о подобных вещах я тоже как-то  не задумывался. А ко всякого
рода  священнослужителям  я  относился сугубо отрицательно,  я им  просто не
верил, они прежде всего люди, а людям свойственно врать.
     Немного постояв у входа в мечеть, я, было, уже решился  войти вовнутрь,
как  вдруг услышал  рядом голос, прозвучал он не громко,  но  довольно  таки
твердо:
     - Шурави, не оскверняй святое место своим присутствием.
     Я  вздрогнул, и резко развернувшись  вскинул автомат, в одно  мгновение
сняв  его с  предохранителя. Метрах в пяти от  меня, на  углу  мечети  стоял
какой-то старик. Солнце, заходящее за  макушки гор, слепило  мне  глаза, и я
толком не мог разглядеть этого деда. "Откуда он взялся? Ведь никого рядом не
было"  - подумал  я,  отходя  немного  в  сторону, при этом  не  отводя дуло
автомата  от  его  фигуры.  Отойдя  от   слепящего  глаза   солнца,  я  стал
разглядывать старика, держа его на прицеле. Это был сухой,  древний старикан
с седою  бородой  и морщинистым  лицом, одет он был в длинный халат,  из-под
которого торчали  черные сапоги с загнутыми вверх  острыми носами, в руке он
теребил  бусы, так называемые четки. Судя по виду,  это,  скорее  всего, был
местный мулла. Я молча смотрел  на  него, держа автомат  наготове, а старик,
между тем, молча смотрел на меня. На его лице не было  никаких эмоций, будто
б  у меня  в  руках  был  не  автомат,  а  черенок  от лопаты,  а я  был  не
обдолбленный советский солдат, у которого "каша" в  голове,  а обычный милый
юноша в  военной  форме. Никакого страха  при виде наведенного на него  дула
автомата этот старик не испытывал. Его  тусклый взгляд не  выражал ничего, и
походил  этот  старик  на  безжизненную  мумию, лишь рука, теребящая  четки,
выдавала в его фигуре что-то живое.
     Со  стороны  этот  дедок  выглядел  как-то  нереально,  от  него  веяло
непонятной, наводящей легкую тревогу  таинственностью. А может  это  мне,  с
мозгами затуманенными  кайфом,  все  вокруг казалось таким неестественным  и
неправдоподобным. Возникло такое ощущение,  будто в  этом мире уже ничего не
существует, только  лишь  я  с  автоматом, и  этот  загадочный  мулла  возле
маленькой мечети, расположенной на фоне бескрайних и могучих афганских гор.
     - Чем это я оскверняю это место? - нарушил я молчание.
     - У тебя оружие, и руки в крови, - спокойно ответил он.
     Я машинально взглянул на свои руки, не сразу поняв смысл сказанного.
     - Да не понимай  все так буквально,  глупый человек, - сказал старик, с
еле заметной усмешкой в голосе.
     Говорил он на русском довольно-таки сносно и грамотно, хотя  и с хорошо
заметным  восточным  акцентом.  Хорошо  говорить на русском,  вообще-то,  не
свойственно старцам отдаленных  кишлаков Афганистана. Даже в наших азиатских
республиках не  все старики из аулов  так хорошо владеют русским,  как  этот
духовский мулла.
     - Откуда на русском так хорошо говоришь? - спросил я.
     -  Я  родился и  долго  жил в Самарканде,  и большинство  жителей этого
кишлака  тоже  выходцы  из советской Азии.  Автомат-то  опусти.  Или ты меня
боишься?
     "Да действительно, чего это я,  как  дурак  вцепился в этот  автомат" -
подумал я и, щелкнув предохранителем, опустил свой АКС.
     - А почему оказался здесь? - опять задал я вопрос.
     - Длинная история, да и тебе она ни к чему, - ответил старик.
     - Ты ведь мулла?
     - Считай, что да.
     - Как это?
     - В Самарканде я принял ислам, и какое-то  время проповедовал его среди
советских мусульман, за что и был объявлен врагом советской власти.
     - Наверное, поэтому ты здесь и оказался? - высказал я свою догадку.
     - Отчасти, да.
     - Значит, есть еще причины? - поинтересовался я.
     - Я  ведь  уже  сказал, тебе  это  знать ни к  чему, -  твердым голосом
ответил мулла, дав понять, что на эту тему он говорить не хочет.
     Ну что ж, не хочет этот мулла говорить, почему он здесь оказался, и  не
надо. Мне вообще-то  хотелось поговорить с ним совсем о другом,  и  поэтому,
воспользовавшись случаем, я задал ему интересующий меня вопрос:
     - Ну, раз ты мулла,  тогда ответь мне, бог вообще существует,  или  это
сказки, которыми вы людям парите мозги?
     - Твой вопрос такой же глупый, как и ты  сам, - спокойно ответил мулла,
продолжая теребить четки.
     Довольно дерзко отвечал этот мулла, но его слова у меня обиды почему-то
не вызывали,  может  потому, что  говорил он  без злобы и презрения, чего не
скажешь  о  большинстве  местных афганцев. Ну и я в свою очередь  тоже решил
говорить все, что думаю о всякого рода вероисповеданиях.
     - Ну, хорошо, пусть я глупый. Но раз ты такой  умный и веришь в Аллаха,
тогда скажи мне, если аллах существует, то почему все это вокруг происходит,
почему война, почему убивают людей. Неужели он не может остановить  все это?
Насколько мне известно, Аллах ведь всемогущ!
     - Не спрашивай о том, чего понять не сможешь.
     - А ты попробуй объяснить, может и пойму.
     - Ничего я не буду объяснять, все объяснения тебе - неверующему, пустая
трата времени.
     - Почему ты решил, что я не верю в бога?
     - Если бы в тебе была хоть капля веры, ты не задавал бы таких вопросов.
     -  Наверное,  думаешь,  что  тебе,  праведному, рай  уготовлен,  а  мы,
неверные, все в аду будем гореть?
     - Каждый получит то, что заслужил, - ответил негромко мулла.
     - Вы, проповедники,  всегда говорите одну и ту же ерунду. Попроси  еще,
чтоб я покаялся в грехах своих, скажи, бог милостив, и если я покаюсь, то он
меня простит.
     - Наивно полагаешь, что судить тебя будет бог.
     -  А  кто же  тогда?  Или,  может,  в священные  писания  что-то  новое
добавили? - спросил я с издевкой.
     - Тебя будет судить твоя совесть, а прощать свои  грехи ты будешь  себе
сам.  И  до  тех  пор, пока ты сам себя  не  простишь,  никакой бог тебе  не
поможет. Запомни это.
     - А не слишком ли простой это выход для грешника, судить самого себя?
     - Гораздо  проще надеяться на милость бога и на  его прощение. А самого
себя простить намного тяжелее. Ты еще молод и много чего не понимаешь.
     - Вообще-то я простой солдат, и здесь нахожусь не по своей воле. Или ты
не знаешь, как у нас  призывают в армию?  -  сказал я,  как бы  оправдываясь
перед этим стариком.
     - Все мы  в этом мире по воле Аллаха. Совершает человек зло,  или же он
творит  добро, все это не зависит от  обстоятельств и от места, в котором он
пребывает, - спокойно ответил старик.
     -  Я  не  убиваю  мирных,  а воюю  с  душманами, -  снова  попытался  я
оправдаться, сам не зная, зачем это делаю.
     - Кого ты пытаешься обмануть, шурави, меня или себя?
     После  этих слов я виновато  опустил глаза, вспомнив горящие кишлаки  и
крики мирных жителей, пытавшихся спастись от пуль и взрывов.
     Я больше не стал ни о  чем спрашивать этого  муллу, а немного помолчав,
развернулся,  и  молча  побрел  обратно. Пройдя  несколько  шагов,  я  вдруг
остановился и резко обернулся назад, старика возле мечети не было,  а  может
все это мне под кайфом померещилось, и никакого муллы и  вовсе не было, хотя
какое это имеет значение.
     Постояв несколько секунд, я пошел дальше, а перед глазами стояли жуткие
картины:  трупы детей стариков и женщин, лязг танковых гусениц, наматывающих
кишки на траки, хруст человеческих костей под натиском многотонной махины, а
вокруг кровь, огонь, и бессмысленная пальба. Я в такие моменты пребывал  как
в трансе,  боясь  даже  думать  о  том,  что  все  происходящее  вокруг меня
существует на самом деле. Психика после пережитого восстанавливалась быстро,
следующие  события захлестывали предыдущие,  а служба продолжалась, оставляя
за собой кровавый след, о котором будешь помнить всю оставшуюся жизнь.
     И прав,  наверное, этот  призрачный мулла,  самый страшный  судья - это
твоя совесть, от которой никуда не спрячешься, и уж тем более, ничего от нее
не  скроешь.  И  когда  человек  приходит  в  храм  молиться,  до  конца  не
раскаявшись в душе, то молитвы эти - пустая трата времени.

     А что значит раскаяться? Может быть, это и есть простить самого себя.









     На  полпути к блоку я  вдруг вспомнил, что собирался вообще-то в дукан,
но  немного  подумав, решил  вернуться на блок.  До темноты  надо  было  еще
сходить  на  озеро,  постираться  и искупнуться, а  в дукан, если что, можно
заслать и Сапога.
     Я еще раз обернулся и посмотрел на мечеть, надеясь  увидеть рядом с ней
знакомую  фигуру  муллы, но  там  никого не  было,  мечеть  так  же  одиноко
возвышалась  на холме, как и в тот  момент, когда  я  ее первый  раз увидел.
"Наваждение какое-то" - подумал я, и отправился дальше в сторону блока.
     В стороне я заметил девичью фигуру, лицо этой девушки прикрывала чадра,
на голове был повязан платок, одета она была в длинное до пят платье. Увидев
меня, она остановилась, я тоже остановился и посмотрел на нее.
     - Это  ведь  ты  был  возле озера?  Я тебя  узнала, - раздался знакомый
девичий голос.
     - Лейла, это ты? - удивился я этой неожиданной встрече.
     - Да, я.
     - Куда собралась? - спросил я, расплывшись в улыбке.
     - Домой иду. А ты что здесь делаешь?
     - В дукан  собирался, но  набрел на  вон ту мечеть, мулла  мне какой-то
странный  попался,  появился из ниоткуда, потом пропал  куда-то. Пока  с ним
болтал, и  забыл куда шел, а теперь не хочу обратно возвращаться. Что это за
мулла? Он говорит, что из Самарканда.
     - Да, он странноватый немного, живет как отшельник в своей мечети, мало
с кем общается. Его  видят только во  время  молитвы, а  потом он  уходит  к
подножью гор, и там сидит все время. Я  слышала, что в  Узбекистане он долго
сидел в  тюрьме,  потом сбежал  в Афганистан. Здесь в кишлаке,  он появился,
примерно год назад.
     - А сама ты давно здесь?
     - Полтора года. Но дедушка мой, уже давно живет в Афганистане.
     - А остальные твои родственники, тоже все здесь?
     -  Мама, сестренка  и дедушка,  здесь. Брат  где-то  в Иране,  пытается
заработать деньги, от него уже полгода нет никаких вестей, мы даже не знаем,
жив ли он вообще, - негромко ответила Лейла.
     - А отец где?
     Девушка опустила  голову  и ничего не ответила.  Я, конечно, догадался,
где мог быть ее отец, и поэтому не стал больше ничего спрашивать о ее семье,
сменил тему разговора.

     - Ну и как тебе в Афгане, нравится жить?
     Лейла молча помотала головой, глядя себе под ноги, большим пальцем ноги
она теребила камешек.
     Мимо  нас прошла  какая-то старуха, она искоса посмотрела  на  меня,  и
шипящим  голосом  что-то произнесла  на  своем языке.  Лейла ей ответила,  и
старуха побрела дальше, что-то бормоча себе под нос.
     -  Что  она хотела? По ее  лицу  видно,  что она  чем-то не довольна, -
поинтересовался я.
     - Ей  не  понравилось  то, что  я с тобой здесь стою и  разговариваю, -
подавленным голосом сказала Лейла.
     - Да, Лейла, я тебя прекрасно понимаю.
     Девушка  резко  подняла  голову  и  посмотрела  на  меня,  на ее глазах
блестели слезы.
     -  Да ничего ты  не понимаешь! У тебя  хотя  бы есть  надежда вернуться
домой,  а я уже никогда  не  увижу  Ташкент.  У меня там  остались  друзья и
одноклассники, я хочу учиться,  хочу ходить в кино, на  танцы, хочу  слушать
музыку. Мне каждую ночь снится наш дом в Ташкенте, когда я просыпаюсь, я все
время плачу. А здесь одни запреты,  это нельзя, то  нельзя, туда не ходи, то
не делай,  лицо не показывай, с  мужчинами  не  разговаривай.  Я не хочу так
больше жить, не хочу! Понимаешь?!
     Я стоял и молча слушал, а Лейла с трудом сдерживая рыдания, продолжала:
     -  Моя  мама за эти  полтора года постарела,  а  раньше она была  такая
красивая и веселая, она в Ташкенте была директором музыкальной школы.  Папа,
когда  приходит,  всегда  старается  нас  успокоить,  "потерпите",  говорит,
"заработаем немного денег, и переедем в Иран".  А  я не хочу в  Иран, я хочу
домой - в Ташкент!
     Лейла последние  слова почти прокричала,  после чего  не  выдержала,  и
разрыдавшись  убежала прочь. А я стоял и смотрел  ей вслед, через  минуту ее
фигура скрылась за дувалом, а я продолжал стоять в раздумье.

     Такие бедолаги, как Лейла,  в Афганистане чужие, в Иране их  тоже никто
не ждет, и в Союз им  дорога закрыта, одним  словом - несчастные  люди. Тем,
кто родился  в Афганистане, намного проще, они не знают другой жизни,  кроме
той, что здесь.  И права Лейла, у меня есть хотя бы надежда вернуться домой,
а у нее даже этого не осталось.
     Под  мышкой  у меня  что-то  щелкнуло,  и  послышался  топот,  я  резко
обернулся, машинально схватившись  за  автомат, и  тут  же  заметил,  что  в
автомате нет магазина, а от меня в сторону дувалов убегает мальчишка, на вид
лет  6-7ми от роду. Я, было,  кинулся его  догонять, но куда там, бежал этот
змееныш очень быстро.
     - Вот баченок, вот сученок! -выругался я в отчаянии.
     У меня  даже  мелькнула  шальная мысль садануть  ему пулю  вдогонку  из
патрона, что остался в патроннике. Но как  бы там ни  было, не стрелять же в
ребенка, да к тому же  я сам виноват, не фиг было хлебалом щелкать. Магазины
вот жалко, были бы они от автомата, тогда черт с ними, а  то ведь от РПК, на
45 патронов, просто так в оружейках не валяются, их достать трудно.
     "Ну что вот теперь делать, и где искать эту сучару? Какой же я все-таки
лопух, черт  возьми! Расскажи  кому ни будь, засмеют  нахер" - сокрушался я,
размахивая руками.
     И тут я заметил возле дувала еще двух бачат, они сидели возле забора, и
смеялись, тыча  пальцами в мою сторону. Я направился  к ним, намериваясь  со
злости надрать уши этим наглым щенятам. И тут мне в голову пришла одна идея,
- я решил через этих бачат вернуть украденные рожки, главное, их надо как-то
заинтересовать  в этом  деле,  все афганцы, с мала до велика, очень падки на
деньги, это у них в крови.
     Я на  ходу начал шарить по карманам, Хэбэшка  была Хасана, и я не знал,
где и что у него лежит. Во внутреннем  кармане, рядом с пачкой  "Охотничьих"
сигарет, мне  удалось нащупать целлофановый  пакет, я вытащил его,  в пакете
лежали деньги, там были афгани вперемешку с чеками, это было как раз то, что
надо. Я вытащил две купюры по  сто  афганей, зажал их в кулаке и, повесив на
лицо добродушную улыбку,  подошел к бачатам.  Одному из них  на вид было лет
восемь от силы, младший выглядел лет на пять.
     - На русском говоришь? - обратился я к старшему.
     - Бакшиш давай, шулави, - сказал младший, протягивая руку.
     -  Патроны  мои  принесите,  - я протянул автомат, показывая на  пустое
место от магазина.
     Бачата уставились на меня, делая  вид, будто не понимают, о чем  это я,
хотя оба они прекрасно видели, как их дружок упер мои патроны.
     - Ну, хорошо, а как насчет этого? - я разжал ладонь, показав им деньги.
     Бачата одновременно потянулись за деньгами, я снова сжал ладонь в кулак
и убрал руку.
     - Нет, не угадали, сначала патроны принесите.
     - Обманешь шурави, - хитро улыбнувшись,  сказал старший и прищурил один
глаз.
     -  А если я дам вам деньги, обманите  вы, - я тоже прищурил один глаз и
состряпал хитрую улыбку, как бы показывая им свое недоверие. Некоторое время
мы  молча смотрели друг на друга, я первый прервал молчание, и  изложил свой
вариант выхода из этой ситуации:
     - Даю  для начала сто афганей, а  если принесете мои патроны,  получите
еще сто.
     Баченок, что постарше, показал мне два пальца, со словами:
     - Двести давай, и двести потом.
     - Сто сейчас, и триста потом, - предложил я.
     Про себя  я подумал, "пусть  только  принесут мои патроны,  а там видно
будет, сколько им дать денег, и давать ли вообще", хотя я прекрасно понимал,
что деньги им отдать придется, этих чертят просто так не проведешь. Странная
ситуация получается, у  меня украли патроны, и мне  еще приходится  покупать
свои же патроны, за свои же деньги, это наглость с их стороны.
     - Не-е, шурави, давай сейчас денга, - с недоверием сказал баченок.
     - Как тебя зовут? - спросил я старшего.
     - Сайдулла, - ответил он.
     - Слушай Сайдулла,  если я сейчас вам дам двести афганей, то вы уйдете,
и не вернетесь вообще, - высказал я свое подозрение.
     - Не-е, двести давай, потом ты обманешь,  патрона заберешь, а деньга не
дашь. Давай двести, - не уступал баченок.
     - Вот упертый душманчик, - буркнул я себе под нос, и протянул им двести
афганей со словами:
     - Нате деньги, и быстрее тащите сюда мои патроны.
     Сайдулла  выхватил  у  меня  из  ладони  помятые  афошки,  и   они  оба
направились в сторону дувалов, за которыми недавно скрылся воришка.
     - Быстрее давайте! - крикнул я им вслед.
     Бачата не оборачиваясь прибавили шаг, а я, с сожалением вздохнув, полез
в карман за остальными двухстами афошками.
     - Ну вот и прекрасно, меня сначала обокрали, а теперь еще и "обкатали",
- сказал я сам себе, усаживаясь на землю и закуривая сигарету.
     Не успев  до конца выкурить одну сигарету, я  заметил, как из-за дувала
показались бачата. Сайдулла тащил в руке какой-то предмет, похожий на связку
магазинов. "Ну ни хрена себе  оперативность", - подумал  я,  такое ощущение,
как  будто  этот  третий воришка специально  сидел за дувалами  и ждал своих
приятелей, а  может, так оно и  было.  Мне вообще-то  было наплевать,  каким
образом  они вернут магазины, лишь бы вернули, а  четыреста афганей не такая
уж и большая сумма, жаль только, что  отдавать эти деньги  приходится за то,
что сам так глупо лопухнулся.
     - Шурави, давай еще двести, - сказал Сайдулла, подойдя ко мне, магазины
он держал за спиной.
     - Покажи магазины. Откуда я знаю, может, в них уже нет патронов.
     Сайдулла отошел  назад на пару  шагов и  показал  мне связку, сначала с
одной стороны, потом с другой.
     - Покажи дырочки, может они неполные, - не унимался я.
     - Шурави, давай денга, все патрона здес. Если нет, я даю денга обратна.
     - Ну ладно, на афошки, -я протянул Сайдулле две сотенных бумажки.
     Сайдулла подошел, и осторожно взяв деньги, протянул мне  связку рожков.
Я  встал,  и пристегнув  магазин  к  автомату,  направился  на  блок. Пройдя
несколько  шагов я обернулся, Сайдулла  со своим дружком  стояли  на месте и
смотрели мне вслед, я остановился, и, повернувшись к ним, спросил:
     - Сайдулла, ты Лейлу знаешь?
     - Да,  знаю. Что, красивый девушка, нравитца, да?  -  сказал  Сайдулла,
хитро улыбаясь.
     - Не знаю, я не видел ее лица,  а все остальное вроде ничего, - ответил
я улыбнувшись, вспоминая встречу на озере.

     -  Лейла очень красивый девушка,  Лейла  девушка Сафара,  она будет его
жена.
     - А кто такой Сафар? - спросил я.
     - Сафар  воин, Сафар сильный,  смелый  воин. Он тебе,  шурави, за Лейла
башка отрежит.
     -  Плевать  я  хотел  на  вашего Сафара, пусть  он  лучше за свою башку
беспокоится. А что, Лейла сама хочет стать его женой?
     - Лейла никто спросит, у Сафара многа денга, он платил калым, - ответил
Сайдулла.

     Я  больше  не стал попусту тратить время на болтовню, и оставив  бачат,
направился к своему блоку. Времени до темноты оставалось совсем немного, а у
меня сегодня еще были дела.
     Подходя  к  блоку, я  заметил БТР, стоящий рядом с нашей  машиной. "Вот
черт! Опять "шакалы" привалили, сейчас снова  куда-нибудь запрягут", подумал
я  и  замедлил шаг.  А когда  подошел  поближе, то увидел,  что  это  машина
Качи-вачи  с первой роты. Сам грузин сидел  возле нашего БТРа, рядом  с  ним
сидел Хасан в трусах и тельнике. Туркмен в шлемофоне  сидел на броне, свесив
ноги в водительский люк, больше никого рядом с БТРами видно не было.
     Хасан, увидев меня, закричал, размахивая руками:
     -  Юра, ну где ты лазишь? Я Сапога послал  в дукан, чтоб он тебя нашел.
Напялил мои шмотки и пропал с концами.
     - А че случилось? - спросил я.
     - Да ничего не случилось, просто ты ушел и пропал,  мало  ли чего может
случиться с тобой в кишлаке.
     -  Ты,  небось,  за  свои  кроссовки  и  хэбэшку  волнуешься.  Подумал,
наверное,  что если вдруг меня духи хапнули, то накрылись твои шмотки, да? -
начал я подкалывать Хасана.
     - Юрка, опять подъе...ваешь? Хрен больше получишь мои шмотки, раз такое
базаришь, - обиженным голосом произнес Хасан.
     - Да ладно, Хасан,  завязывай кислячиться, я ведь шучу, ты же знаешь, -
успокоил я его.
     Я подошел и поздоровался с Качи-вачи:
     - А ты, грузин, что здесь делаешь? - спросил, подсев к нему.
     - Чай пью, нэ видишь что ли, - ответил Качи-вачи заплетающимся языком.
     -  Хасан, как это ты  допустил такое, почему первая рота  кайфует нашим
чаем? - спросил я, изображая удивление.

     - Да у нас уже полмешка  растащили, пока ты  по  кишлаку шарахался, уже
почти все  про  чай прознали,  - с раздражением  в голосе  высказался Хасан,
присаживаясь рядом.

     - Вай-вай Хасан, как я тебе бедному сочувствую, вот-то тебя обсосали, -
произнес я певучим голосом, поглаживая Хасана по голове.
     - Ага, жди,  обсосешь ты этого  таджика, он наш чай куда-то затырил,  и
теперь все  стрелки  на  Петруху  переводит.  Машину  ротного уже  зае...али
клиенты.  Ротный весь на изменах, ни хрена понять  не может, чего это все за
чаем приезжают. В общем,  ротный в  эфир прокричал, если кто еще  приедет за
чаем, по е...альнику получит, - высказался Туркмен, спрыгивая в брони БТРа.
     - А  ротный случайно не въехал, что это за чай? - спросил  я, посмотрев
на него.
     - Не ссы, не въехал.  Он  там с прапором брагу  квасит, им не до чая, -
обнадежил меня Туркмен.
     - Хасан, а куда ты чай дел? - спросил я Хасана.
     - Закопал навэрно, - промямлил Качи-вачи.
     - И ловушек вокруг понаставил, - добавил я.
     - Юра, где ты лазил? -теперь уже поинтересовался Туркмен.
     - Да так, встретил  возле мечети муллу какого-то странного, поболтали с
ним немного.
     - О чем это  интересно ты с муллой мог болтать. Не о вере ли? - спросил
удивленно Хасан.
     - И о вере, и о жизни, и  ваще.  Неглупый дедок,  этот мулла. В кишлаке
мне сказали, что он в Союзе на зоне сидел.

     Я  встал  и начал снимать с себя Хасана  шмотки, после  чего подошел  к
своему танкачу, и повернувшись спиной к Хасану, достал из кармана  четыреста
афганей, незаметно сунув их в карман Хасановского ХБ. Про случай с крадеными
магазинами я пока решил не рассказывать, во избежание подковырок со  стороны
пацанов.
     - Я прэдставлаю,  как этот мулла малытву читает по фэне, вэсь такой  на
пантах, - Качи-вачи раскинул пальцы как урка и произнес с растяжкой: - Аллах
велык в нату-у-рэ!
     - Качи-вачи, ты че, Аллаха ваще не боишься? - перебил я грузина.
     - А чего я его боятса буду.
     - А ты не мусульманин что-ли? - спросил я, протягивая хэбэшку Хасану.
     - Юра, гонишь да? Я хрэстьянин.
     - Да ну, ни п...зди.
     - Грузины не мусульмане, Юра, ты  че  паришься, - поправил меня  Хасан,
беря у меня из рук свои шмотки.
     -  Да это вы  мне  мозги парите! Цаца  мне недавно  втирал, что он ярый
мусульманин, - недоумевал я.
     - Да, Цаца мусульманин, только он абхазец, - поправил меня Качи-вачи.
     - А какая нахрен разница? - спросил я.
     - Как какая, балшая разница, - ответил Качи-вачи.
     - Да хрен вас поймет, там татарин не татарин, тут грузины не грузины.
     -  Панимаешь Юра, абхазец, это савсэм  другой националность,  а грузын,
это...
     - Вон БМПшка разведчиков в нашу сторону едет, - прервал грузина Хасан.
     Мы  повернули головы,  со  стороны  гор,  мимо  блока взводного в  нашу
сторону направлялась БМПшка.
     - А чего это они в горах делали? - спросил я, привставая.
     - А хрен его знает. Сейчас подъедут, и узнаем, - пояснил Хасан.
     Через  пару минут к нам подкатила БМПшка разведчиков,  она остановилась
рядом с нашим БТРом, потом резко развернулась к нам боком и заглохла.
     На броне находился Артиков, он сидел на башне, под ногами у него лежало
что-то похожее на тело человека.
     -Артик, откуда вы?! - выкрикнул Хасан.
     -С  гор спустились, бакшиш везем комбату, в виде духовского снайпера, -
ткнув ногой лежащее на броне тело, ответил Артиков, закуривая сигарету.
     Сверху БМПшки почти одновременно открылись два люка, из люков вынырнули
Семен с Царевым.
     -С чем пожаловали, ваше величество? - подколол я Царева.
     -Урод  этот Бабтиста  ранил, - ответил Царев, и не оборачиваясь показал
большим пальцем через плечо, в сторону башни, за которой лежал пленный дух.
     - Тяжело ранил? - спросил я, подходя к БМПшке, чтоб посмотреть на духа.
     Все остальные тоже поднялись и последовали за мной.
     -  Пуля  разворотила  Баптисту челюсть и  пробила  плечо, - отозвался с
башни Артиков.
     Баптист - это парнишка по имени Илья, водила со второй роты. Он был мой
земляк,  из   Казахстана.  По   национальности  тоже   русский,   но  строго
придерживался какой-то непонятной  веры, и его прозвали Баптистом. Хотя Илья
был против такого прозвища, он говорил: "Я к баптистам никакого отношения не
имею, я отношусь к уральцам староверам, а баптисты это совсем другое". Но мы
нифига  не  разбирались в этих верах, староверы - нововеры, нам  было на это
наплевать. Просто  слышали, что  есть в  союзе какая-то  запрещенная секта -
баптисты, поэтому и прозвали  Илью - Баптистом. Илья отслужил полтора года и
считался  "дедом", он  не курил, не пил, не матерился,  и за время службы  в
Афгане ни разу не выстрелил из оружия, так как  это  противоречило его вере.
Комбат  считал  это дурью,  и  поначалу  пытался выбить из  головы  Ильи эти
сектантские заморочки, но ничего не добившись, плюнул, и посадил его водилой
на  БТР.  К  тому же Илья был  всегда  послушным, исполнительным и работящим
парнем, и никогда не нарушал дисциплины, а такое  поведение  среди советских
солдат было большой редкостью.
     Я подошел к БМПшке и глянул на лежащего духа. Голова его была рассечена
чуть  выше  лба.  Руки  и  ноги  духа  были  связаны  каким-то  проводом.  Я
приподнялся  на  цыпочки и  заглянул  ему  в  лицо,  оно было  наполовину  в
запекшейся крови вперемешку с пылью.
     - Он хоть живой? - спросил я, взглянув на Артикова.
     - Еще какой  живой,  падла, - отозвался Артиков и, ткнув носком сапожка
духу в лицо, добавил:
     - Правда, Семену пришлось огреть его автоматом по башке. У-у, сучара, а
ну  открывай  глаза, собака!  А  то еще раз по черепу схлопочешь,  - Артиков
замахнулся на духа автоматом.
     -  Нехрен было кусаться, душара  вонючий.  Во  рту полтора зуба, а руку
чуть насквозь не прох...ярил -  урод, не дай бог еще заражение пойдет от его
вонючей пасти, - возмущался Семен, разглядывая запястье.
     - Артик, а ну, подвинь его рожу сюда, - попросил я.
     Артиков нагнулся  и, схватив  за грудки  лежащего духа, подвинул его на
край брони, голова духа свисла вниз.
     Мне  показалось,  что я этого  духа где-то уже видел, хотя эти  духи  в
большинстве  своем все  на одну рожу, особенно старики, но вот одежда его не
вызывала сомнений, это  был тот самый пастух, у которого мы  совсем  недавно
позаимствовали нескольких баранов.
     - Хасан, ты  не  поверишь! Посмотри, кто здесь  лежит! -  воскликнул я,
тыча пальцем в морду духа.
     Хасан с  Туркменом  подскочили  к БМПшке,  и уставились в лицо лежащему
духу. Дух пошевелил  свисшей  головой,  тихо  простонал,  и  медленно открыл
слипшиеся от крови глаза. У Хасана от  удивления вытянулось лицо. Он  в упор
посмотрел сначала на меня, потом на Туркмена.
     -  Ну что я вам говорил, а! Ну,  чего вы  шары вылупили? Говорил я вам,
что  надо было грохнуть этого пастуха. Говорил,  а?! Я жопой  чуял, что  это
дух!
     - Хасан, может ротного позвать? Неплохой момент слегка рисануться.  Это
ведь ротный приказал тебе не убивать этого духа, - решил я подколоть Хасана.
     - Юра, а ты ваще молчи. Ты больше всех меня тормозил, - ляпнул  Хасан в
мой адрес.
     Все остальные с непониманием и легким удивлением смотрели на нас троих.
     - Э, мужики, о чем это вы там? -  спросил Артиков, глядя  то на нас, то
на духа.
     -Да   это  пастух,  который  гонял  отару  на  водопой.  Я   хотел  его
заеб...нить, но вот эти  два кадра  не дали мне этого сделать, - Хасан ткнул
пальцем сначала в меня, потом в Туркмена.
     - Ну  ладно,  Хасан,  хорош разоряться.  Теперь можешь резать хоть всех
пастухов,  я  тебе слова против не скажу, только успокойся, а то у тебя  уже
пар  со лба идет от напряжения,  - успокаивал я Хасана, легонько  похлопывая
его по плечу.
     - А что если я его сейчас зарежу?  -Хасан достал штык-нож и стал водить
им возле шеи духа.
     - Сначала  я ему викалю гляз, - произнес Качи-вачи, и тоже, достав свой
штык-нож, стал целится острием в глаз духа.
     - Э-э, а  ну  отойдите  от  него!  Комбат сказал  живым  его довезти! -
крикнул Семен и стал вылезать из люка.
     - Ну ладно, пусть пока поживет. Без меня его не убивайте, я потом приду
и сам его зарежу, - произнес Хасан, пряча штык-нож.
     Качи-вачи же продолжал  целится  духу в глаз, его рука,  держащая  нож,
качалась как маятник, из стороны в сторону.
     - Грузин, отойди от духа! - снова крикнул Семен.
     - Я только гляз викалю, - пролепетал Качи-вачи.
     - Я потом тебе глаз выколю! - с раздражением в голосе произнес Семен и,
прыгнув на край брони, отодвинул духа в сторону.
     Качи-вачи не стал больше дразнить Семена и, спрятав свой штык-нож, взял
в руки котелок с  недопитым чаем, а Семен вернулся на  место и сел на броню,
свесив ноги в люк.

     - А как вы его вычислили? - спросил Туркмен.
     -  Комбат засек  его в бинокль.  Первый раз  он лупанул,  но мимо, пуля
попала по броне комбатовского БТРа, чуть не попала в водилу. А второй раз он
попал  в Баптиста,  а  комбат  в это  время горы  в  бинокль просматривал  и
случайно засек этого стрелка, - рассказал Царев.
     - Это х...ня, вы посмотрите, с чего стрелял этот придурок. Я специально
захватил  этот мушкет, для прикола, - Артиков нагнулся и поднял  с брони так
называемую духовскую снайперку.
     Это было что-то невообразимое, этакая двухметровая шестигранная труба с
привязанной к ней палкой  типа  приклада. Недаром говорят, "дай духу  в руки
палку, и он будет с нее стрелять".
     -  А  ну-ка, дай сюда эту железяку, -  обратился я к Артикову, протянув
руку.
     Артиков подал мне эту трубу со словами:
     - Хорошо держи, а то тяжелая, падла.
     Я взял в  руки  трубу  и  стал ее разглядывать, ко  мне подошли  Хасан,
Туркмен,  Качи-вачи  и  Урал,  и   тоже   с  удивлением  уставились  на  эту
горе-винтовку. К этой трубе ржавой проволокой был прикручен  небольшой кусок
доски,  спиленный  под конус. Шестигранный  ствол, судя  по  виду,  когда-то
служил  для  чего-то стреляющего,  наверное,  он  был  от кремневого мушкета
времен первой афгано-английской войны. У основания ствола видна была канавка
для пороха с дырочкой в конце, типичный "поджиг". Афганцы  с древних  времен
воевали,  и не удивительно,  что здесь можно встретить оружие  всех времен и
народов.
     -  Ну  надо  же,  е... твою мать!  Я  х...ею! С  кем  мы воюем?!  -  не
переставал я удивляться, вертя в руках духовский ствол.
     - Где он только откопал эту хреновину? - спросил Хасан.
     -  Досталась  по  наследству  от  Александра  Македонского,  -  пошутил
Туркмен.
     - Или в музее спи...дил, - добавил Урал.
     - Татарин, ты лучше ночной прицел  иди  найди, а  то ротный нас за яйца
подвесит, - обратился я к Уралу.
     -  Да хрен с ним, с прицелом этим, пусть духам в наследство остается, -
ответил безразличным тоном Урал.
     -  А духи  из этого прицела смастерят ружье, и будут по нам стрелять, -
ляпнул Хасан, заглядывая в ствол духовского мушкета.
     -Вы там осторожней с этой дурой, она затрамбована, е...анет еще, не дай
бог,. - предостерег нас Царев.
     - А где он  тарился,  этот дух? - спросил Хасан, отводя в сторону ствол
мушкета.
     -  Вон на той горе, рядом  с тем местом, где  до  этого стоял ваш блок.
Если бы ваш БТР там стоять остался, то этот чертила кого-нибудь из вас точно
бы завалил, - объяснил Царев.
     Я посмотрел в сторону, где мы до этого стояли, и произнес:
     - Там же где-то наш ротный стоит.
     -  Машина вашего  ротного  вон  там,  в низине, почти  возле  речки,  -
поправил меня Царев.
     -  У  него  там  нырка  была конкретная, между двух  камней, хрен сразу
заметишь. И как только комбат умудрился его выпасти? - говорил Артиков.
     - Значит, блок ротного возле  водопоя  стал. Наверное, баранов надеются
дождаться.  А пастух  здесь  валяется  с разбитой башкой, -  промолвил я,  и
посмотрел на Семена.
     Семен немного подался вперед и, тряся рукой, громко произнес:
     - Блин, мы там на ваши ловушки напоролись! К оврагу стали подъезжать, и
вдруг как пи...данет сбоку,  потом с другого. Мы чуть не ох...ели  в БМПшке,
думали - на мину напоролись, Царь чуть из люка не выпрыгнул.
     Услышав подколку в свой адрес, в разговор встрял Царев:
     -  Ты бы на себя  посмотрел, дергал за рычаги, как дурак, чуть опять  в
овраг не улетели.
     Но  Семен, не обращая внимания на выпад Царева и даже не взглянув в его
сторону, продолжил рассказ, активно жестикулируя:
     - А когда брали его, ваще прикол. Я подкрался, из-за  камня выглядываю,
а  дух  этот  сидит  на своем  мушкете,  как на метле  и шомполом орудует, я
поначалу подумал, что он  дрочит, потом смотрю, а у  него между колен  ствол
зажат. Подскакиваю к нему и хватаю за ствол, и в это время он, сученок, меня
зубами за  руку цапнул, пришлось двинуть  его по балде автоматом, - закончил
Семен, громко смеясь.
     -  Что,  оставить  вам  на память  этот  мушкет?  - предложил  Артиков,
наблюдая за тем, с каким интересом мы его разглядываем.
     - Да нахрен он нам  нужен, комбату подарите,  пусть глянет на духовскую
артиллерию, - ответил я, и бросил ствол на броню БМПшки.

     Царев спрыгнул с брони и подошел к нам.
     -  Качи-вачи, дай  попить, - Царев взял из  рук грузина котелок и допил
чай.
     - Царь, оставь чаю попить! - крикнул Семен, выбираясь из люка.
     - Нету уже, - помахав котелком ответил Царев.
     - Да  сейчас поставим, какие проблемы,  - ответил Урал и, взяв  из  рук
Царева котелок, отправился готовить чай.
     - Да  у  нас время  в  обрез, комбат ждет, -  сказал Семен, спрыгивая с
брони.
     Узнаете, что это за чай, ночевать здесь останетесь, - заявил Туркмен, и
крикнул Хасану:
     - Хасан, тащи заварку, пусть мужики чайку хапнут!
     Хасан молча встал и отправился за заваркой, даже не возмутился, как это
обычно с ним бывает. Туркмен подмигнул мне, показывая на уходящего Хасана, я
кивнул и улыбнулся.
     -  Мы вообще-то краем уха слышали про какой-то волшебный  чай из  вашей
роты. Петруха его на сахар вроде меняет? - спросил Семен, глядя на Туркмена.
     -  Не знаю, на что его там  Петруха меняет, но к ним лучше  за чаем  не
ехать, иначе от ротного по еб...лу получите, - пояснил Туркмен.
     - А причем тут ваш ротный? - удивился Семен.
     - Ну как это причем. Едут же один за другим, покоя не дают. Ротного эта
езда  уже  заеб...ла.  Так что лучше попейте его  здесь,  пока мы добрые,  -
ответил я Семену.
     Через пару минут появился Хасан с кульком заварки в руках, и спросил:
     - Ну что, подождете, пока чай закипит?
     - Да нет, мы и так у вас задержались. Солнце уже зашло, скоро стемнеет,
да и батя разорется, - ответил Царев.
     - Царь, бери заварку, и поехали быстрей! - крикнул Семен и, запрыгнув в
люк, запустил движок.
     Царев взял у Хасана кулек с заваркой, передал его Артикову и, запрыгнув
на броню, махнул нам  рукой. БМПшка разведчиков развернулась на пол-оборота,
постояла на месте пару секунд, после чего, дернувшись пару  раз, тронулась с
места и быстро набирая скорость удалилась.





     Я  подошел к БТРу, поднял с  земли  свой пыльный и  запачканный  кровью
танкач,  посмотрел  на  него:  кровь  давно  уже  засохла,  превратившись  в
серо-бурые  пятна.  Застирывать  кровь  было уже  поздно,  надо  было  сразу
замочить  шмотки  в холодной  воде,  но что поделаешь,  придется по  приезду
выбрасывать  куртку вместе со штанами.  Да и  стираться сегодня  уже поздно,
солнце зашло за  горы, жара  спала, начало веять прохладой, а в сырой одежде
не очень-то уютно себя чувствуешь в холодную ночь. Я напялил на себя грязный
комбез и уселся возле колеса БТРа.
     "Искупнуться бы  конечно  не помешало,  а  то  я  и сам  не чище  этого
комбеза, ну  да ладно, завтра схожу",  - подумал я про  себя и, посмотрев на
шатающего туда-сюда грузина, крикнул ему:
     - Качи-вачи, а ты че здесь шара...бишся, тебя наверно уже давно ищут?!
     - Нычево, падаждут, -  махнул рукой Качи-вачи, и повернулся к Хасану: -
Хасан, насыпь чая, я пацанам отвэзу.
     - Заеб...ли вы уже! Здесь вам че, чайхана? - возмутился Хасан.
     - Да ладно, не пантуйса. Пацаны абижятса будут.
     Грузина  от  кайфа  слегка  покачивало, "плыл"  он капитально.  Я  сидя
наблюдал за грузином и  думал, "интересно, как  он поедет за  рулем в  таком
состоянии, или кому-то из нас  придется его везти до блока на его же БТРе. В
общем, надо его сбагрить отсюда,  пока он еще  на ногах держится". Видя, что
Хасан упорно не хочет удовлетворять просьбу грузина, я встрял в их разговор:
     - Хасан, да насыпь ты ему заварки, че жмешься, свои же пацаны.
     - А-а, ладно, - Хасан махнул рукой и направился за заваркой, бормоча на
ходу:
     - Свои, не свои, тут все свои, на всех х...й не напасешься.
     Качи-вачи, немного постояв, отправился вслед за Хасаном.
     -  Бля, а  где  Сапог? Где он  сука лазит? Не хватало еще его искать по
кишлаку, - забеспокоился Туркмен.
     - Давно он свалил? - спросил я Туркмена.
     -  Да  не так давно,  но  пора бы уже  и  вернутся, - ответил  Туркмен,
вглядываясь в сторону кишлака.
     Раскинув руки, я завалился на спину со словами:
     -  Хасан  его послал, пусть сам теперь и ищет, я лично не пойду,  и так
уже налазился.
     - Жрать когда  будем? Скоро уже стемнеет. Как потом костер разжигать? -
подал голос Урал.
     - Ну так разводи, чего тупые вопросы задаешь, - промямлил я зевая.
     - Ну ладно, я пакатыл. Спасыба за чай, - послышался голос грузина.
     - Ну, давай, кати, привет там всем от нас, - напутствовал я его.
     Качи-вачи  засунул за пазуху кулек  с  заваркой, после  чего с  большим
трудом и не без помощи Туркмена вскарабкался на броню, и кое-как втиснулся в
водительский  люк. Примерно с минуту БТР  не подавал  никаких звуков, мы все
молча  смотрели на машину, ожидая, когда  же хотя бы  запустятся движки; БТР
молча стоял, мы молча  наблюдали, никому из нас не хотелось везти грузина на
блок,  а грузин  все никак не мог сориентироваться в  пространстве. Туркмену
первому надоело ждать, и он, стукнув по броне автоматом, крикнул:
     - Ты че, уснул там?!
     - Нэ-нэ-нэ! - донеслось из люка.
     - Может  тебя  отвезти?!  -Предложил Туркмен, и сделал  при  этом такое
выражение лица, на котором было отчетливо написано, "нахрена я это сказал".
     - Нэ-нэ-нэ! - опять послышалось из люка.
     - Хули ты нэнэкаешь? Заводи давай свою кошару! - крикнул я.
     Туркмен подошел  к БТРу  и уже, было,  собрался  залезть на  броню, как
вдруг заработал стартер и движки  загудели. Качи-вачи несколько  раз усердно
газанул, и наконец-то тронулся с места, его БТР медленно пополз вперед.  Еще
некоторое время,  мы  понаблюдали за  отъезжающим БТРом и,  убедившись,  что
Качи-вачи  с  управлением  каким-то  образом все-таки  справляется,  немного
успокоились.
     Туркмен с  облегчением  вздохнул,  и  уселся  на расстеленный  брезент,
бросив рядом  свой  автомат, а  я опять улегся  на спину и натянул панаму на
глаза.
     - Заеб...л этот грузин,  тяжелый как верблюд. Да  еще  своими  грязными
"копытами" всю хэбэшку мне  измазал.  И  где он только грязь здесь  нашел? -
возмущался Туркмен, отряхиваясь от глины.
     -  Ну так  надо  было  его через  десантный люк  запихать, -  запоздало
посоветовал Урал.
     - Ага, он бы до утра по отсеку ползал, - ляпнул в ответ Туркмен.
     - Хасан, вали Сапога искать. Нахрена его в кишлак заслал? - пробормотал
я подошедшему Хасану и, приподняв с глаз панаму, посмотрел на него.
     -  Нафига его искать,  вон  он  прется,  -  ответил спокойно  Хасан  и,
усевшись рядом, резко хлопнул меня по животу ладонью.
     От неожиданности я подскочил.
     - Ну ты  че,  ох...ел ваще! -  выкрикнул я  и, сорвав  с головы панаму,
швырнул ею в Хасана.
     - Хорош спать, жрать сейчас будем, Чайку  хапнем, а то  ты весь нервный
какой-то, - засмеялся Хасан, отскакивая от меня.
     - Панаму подай, придурок!
     - Держи, - Хасан носком кроссовки поддел мою панаму и подбросил.
     Я поймал ее на лету и, отряхнув от пыли, надел на голову.
     -  Пойду-ка я искупнусь.  Может,  тоже  сходишь  за  компанию,  у  меня
появилось дикое желание утопить тебя в озере? - обратился я Хасану.
     - Не, Юра, на этот раз утопить меня не получится, я уже ходил на озеро,
- ответил Хасан.
     - Ну, тогда готовьте жрать, воины ислама, а я пошел купаться.
     Я  поднялся,  взял свой автомат  и,  повесив его на плечо, направился к
озеру. Урал сидел сзади БТРа и возился с дровами, разжигая костер.
     - Как вода? - спросил я его, проходя мимо.
     -  Нормально, возле  берега  теплая, а дальше  ледяная,  родников внизу
навалом. Ты там только не долго, скоро жрать будем.
     - Да я недолго, нырну пару раз и обратно.
     Пройдя  немного, я обернулся и  увидел Сапога,  он как раз  подходил  к
БТРу,  в руках он тащил вещмешок. Только  я открыл рот,  чтоб окликнуть его,
как Сапог сменив направление, уже зашагал в мою сторону.
     - Юра, ты здесь? А я тебя ищу везде, - промолвил  Сапог, растянувшись в
улыбке.
     - Куда я нах...й денусь. Че ты там в мешке тащишь?
     - Виноград, Туркмен попросил.
     - Дай я немного возьму, с Туркменова разрешения.
     Я запустил руку в вещмешок, и вытащил оттуда небольшую кисть винограда,
Урал заметив у меня в  руках виноград, тоже подошел к Сапогу,  и, молча взяв
из мешка кисть винограда, отправился дальше разводить костер.
     - Сапог, когда ты ходил к "шакалам" в кишлак, че они там решили?
     - Остаемся пока, старики убазарили командира расщелину пока не трогать.
Но командир их предупредил, если духи пройдут в кишлак и при этом пострадает
хоть один военный, то пиз...ец и кишлаку и этой дыре.
     - Ну что ж, звучит  убедительно. Раз  старейшины обещали, значит  так и
будет, а если  аксакалы не сдержат обещание, то командир свое слово сдержит,
в этом можно не сомневаться, - пробубнил я себе под нос:
     - Че ты говоришь? - спросил Сапог, не расслышав мои слова.
     - Да это я так, про себя. А на блок, туда никого не поставили?
     - Хотели нас туда перекинуть и один танк, но потом передумали.
     - Ну, то, что нас бы туда загнали, в  этом я не сомневаюсь, наш БТР как
затычка. Сапог, ты Мамедовский автомат разбирал?
     - Нет, а что?
     - Почисть его и смажь, а то Мамед за ним не следил ни хрена. За оружием
надо всегда  следить,  если откажет  в неподходящий момент,  можешь  в  цинк
сыграть, как  нех...й делать.  А то со мною раз был один  подобный случай, и
этого  было  достаточно, чтобы  понять,  как  это хреново,  когда отказывает
оружие во время боя.
     Сапог взглянул на меня с интересом.
     - Может, помнишь тот  случай, когда  вы чижами  только в полк приехали?
Нас тогда  еще по тревоге  подняли, духи  обстреляли  из зеленки  "точку", и
колону с горючкой?
     - А, да, помню, я тогда глухо испугался, нихрена понять не могу, куда я
попал. Мы  ведь только с Союза прилетели, прапор нас привел в подразделение,
и вдруг  крики  такие. Рота - тревога!  И тут все сразу сорвались с места, и
ломанулись  куда-то. А мы стоим как дураки,  и  не  знаем, что  делать:  или
бежать, или прятаться, я от страха чуть под кровать не залез.
     - Сапог,  прекращай  раздавать  виноград!  Кто тебя  за ним посылал?! -
крикнул Туркмен.
     - Ну ладно, Сапог, тащи Туркмену виноград, а то он уже разоряется.
     Сапог торопливо зашагал к БТРу отдавать Туркмену вещмешок, а я не спеша
побрел дальше в сторону озера, жуя на ходу виноград.
     В памяти  моей пронесся тот случай с  заклинившим автоматом,  я  помнил
его,  как  будто  это  произошло  вчера.  Стрессовые  моменты  очень  сильно
врезаются  в память,  и  впоследствии тебя преследуют не  только  зрительные
образы,  но и пережитые  чувства,  а отчетливей  всего  запоминается чувство
страха.
     Случилось это в августе 86-го,  наша рота  стояла на пятнадцатиминутной
готовности, как раз  привезли "чижей" из Шинданда, и старшина пошел отбирать
клиентов в нашу роту. Рота  только пришла с обеда,  и  мы сидели  в палатке,
ожидая, когда же старшина приведет чижей: первый приход "чижей" в роту - это
событие  знаменательное.  Не  успел старшина с новобранцами зайти в палатку,
как раздался крик дневального: "Рота - тревога!"
     Мы все подскочили и ринулись к  выходу, старшина резко отпихнул "чижей"
в сторону, чтоб мы не посшибали их.
     После того, как наши машины  выдвинулись  из расположения полка, ротный
объявил,  что "духи" из зеленки  обстреляли сторожевую  заставу. А когда  мы
приблизились к  этой заставе, оказалось, что  духи уже долбят из зеленки  по
колонне машин с "горючкой", которая двигалась по бетонке в сторону Шинданда.
На бетонке уже  горели  два "КАМАЗа"-бензовоза и БТР сопровождения, водители
из  колонны,  залегли  за  бетонкой  и  отстреливались  от "духов".  Ротный,
моментально оценив обстановку, оставил второй взвод держать  бетонку, а  все
остальные, обогнув  сопку, должны  были зайти с другой стороны зеленки, чтоб
не дать духам уйти в горы.
     Машины  мы  оставили  за сопкой,  не  доезжая  зеленки,  чтоб  духи  не
раздолбали их с гранатометов. Здесь  же стояли несколько "КАМАЗов", успевших
выскочить из зоны  обстрела.  Я  чего-то  замешкался возле  БТРов  и  бежал,
немного отставая от  своих,  и тут меня окликнул какой-то прапор из  колонны
наливлиников:
     - В зеленку?! - спросил он, высунувшись из открытой двери КАМАЗа.
     - Да! - крикнул я в ответ, пробегая мимо машины.
     - На, держи, браток, в зеленке пригодится! - снова раздался голос этого
прапора.
     Я на секунду остановился и обернулся. Прапор кинул мне какой-то зеленый
сверток. Я поймал на лету этот сверток и взглянул на прапора.
     - Это масхалат, накинь его. Ну, давайте мужики, ни пуха!
     Я махнул  ему  рукой  и побежал  дальше,  догонять  своих. Тормознув на
несколько  секунд, я в спешке развернул масхалат и надел его поверх хэбэшки.
Масхалат был  еще  новый,  видно, недавно со склада, от  него  исходил  едва
уловимый запах свежей краски.
     Я еще тогда не подозревал,  что этот самый масхалат впоследствии спасет
мне жизнь.
     Бежали мы на пределе, жара как раз достигла своего пика, солнце чуть ли
не плавило камни, а мы в полной бое укладке отмахивали километры, не чуя ног
под собой. Вот тут-то  я и проклял  тот  день, когда  первый раз взял в зубы
сигарету. Было такое  ощущение,  что вот-вот  разорвет дыхалку  на  части, я
бежал, хватая ртом  раскаленный воздух,  то и  дело смахивая панамой со  лба
едкий и соленый пот, который бежал с меня градом и резал глаза.
     Обогнув сопку, мы растянулись  цепью и  заскочили в зеленку.  На бегу я
споткнулся о какой-то пенек и плашмя упал в траву, прямо на автомат, который
висел  на  груди; от боли  я  чуть не взвыл, плюхнувшись  лицом в прохладную
траву,  испытывая облом и кайф одновременно. Кое-как  отдышавшись,  кряхтя и
отхаркиваясь, я перевернулся на спину, из  затвора автомата торчала какая-то
ветка.  Выдернув  ветку из  затвора,  я  перевернулся  обратно на  живот,  и
попытался  передернуть затвор, чтоб проверить. Затвор  подался чуть  назад и
заклинил, и ни туда, ни обратно не двигался.
     - Черт, кусок от ветки, застрял внутри. И нахрена я его дергал, автомат
то взведенный,  надо было  нажать на спуск, возвратом от выстрела,  может, и
раздробило бы эту херовину, - бормотал я себе под нос.
     А  тут еще  "душара" из-за деревьев выскочил с "мухой" в руках, шагах в
тридцати от меня. Смотрел этот дух,  как раз, туда, где лежал я. Мне даже на
мгновение  показалось,  что  взгляды  наши встретились. Я  медленно  опустил
голову и  зажмурил глаза, на меня  накатил  жуткий страх, все  тело пробрало
мелкой дрожью, сердце билось так, что это биение, наверное, слышал даже этот
дух. Тот, кто смотрел в глаза вооруженному душману, наверное, меня поймет.
     Я лежал, уткнувшись лицом  в траву и затаив дыхание, отсчитывал секунды
в  ожидании  выстрела. Мне так  сильно  не хотелось умирать, что  я чуть  не
разрыдался от этой нелепой безысходности.
     В голове пронеслась мысль, "ну вот и  все, пиз...ец, отвоевался, сейчас
как уеб...т из этой пушки, и полетит моя труха почву удобрять, разнесет так,
что в цинк нечего будет собрать".
     Время шло,  но  выстрела не  последовало,  а я все лежал с зажмуренными
глазами  и  боялся  их  открыть. Где-то сбоку раздалась автоматная  очередь,
потом еще одна, и началась стрельба. Я  открыл  глаза и  глянул на то место,
где несколько секунд назад находился дух  с "трубой", - его там не было! Мне
крупно повезло, я остался жив. Может дух меня не заметил, может его спугнули
выстрелы или еще  что-то, я не знаю, но  думаю, что он, скорее всего, просто
меня не заметил, в противном случае, выстрелить  этот "дух" успел бы, в этом
можно было не сомневаться. Меня спас масхалат, который одолжил мне прапор. Я
хотел  после боя  встретится  с этим прапором, поблагодарить его  и  вернуть
масхалат. Но  когда мы  вышли к бетонке, колоны наливников там уже не  было.
Рядом  с бетонкой дымились  два  сгоревших  КАМАЗа  и  БТР, их  столкнули  с
бетонки, чтоб расчистить проезд.
     С тех пор я всегда вожу этот масхалат с собой.
     До  озера было не далеко, поэтому  путь  мой  много времени не занял. Я
приблизился  к  озеру метрах в ста от небольшого пляжа,  того  самого, где я
первый раз повстречал Лейлу. Там стоял танк. Танкисты сидели рядом с ним и о
чем-то оживленно болтали, горел костер, судя по всему, они готовили ужин.
     Танкисты заметили меня и обернулись, я махнул им рукой.
     - Привет, Хохол! - крикнул мне Бауржан Абаев.
     Бауржан  был  мой земляк,  казах  по национальности.  Меня  он  называл
хохлом, он всех славян из Казахстана называл хохлами.
     - Здорово, Бабай! - крикнул я ему в ответ.
     Я называл его Бабаем, если взять первую букву его  имени и приставить к
фамилии, получалось Бабаев, отсюда и кликуха "Бабай". Он по началу обижался,
когда я его так называл, но потом смирился, я же не со зла это делал. Азиаты
вообще-то  обижаются,  когда их называют  Бабаями, они воспринимают это, как
оскорбление национальности.
     - Рыбу пришел глушить?! - спросил Бауржан.
     - Нет! Искупнуться решил, пока не стемнело!
     - Смотри, чтоб крабы яйца не  отгрызли! - крикнул Бабай, и все танкисты
громко засмеялись.
     - А тебе че, уже отгрызли?! - подколол я в ответ.
     - Да, отгрызли, сейчас как раз их и жарим!
     - Смотрите, не  обожритесь, а  то  за два года  без бабы их,  наверное,
раздуло, как арбузы!
     - Подходи потом, рыбы печеной похаваешь!
     Танкисты, наверное, наглушив гранатами  рыбы, запекали ее в глине. Мы в
рейдах,  частенько  так  готовили свежую  рыбу,  если  выпадало  счастье  ее
раздобыть. А метод добычи один, глушили рыбу в речке гранатами.
     А готовится рыба так: берешь свежую рыбу, обмазываешь ее толстым  слоем
густой, вязкой  глины,  и  бросаешь  в костер. Глина  на  костре твердеет  и
раскаляется, а рыба внутри запекается, как картошка, потом разламываешь этот
комок глины с  запекшейся внутри рыбой. Чешуя со  шкурой прилипает к стенкам
глины, и остается только мясо, для нас это был деликатес.
     - Подойду обязательно! - крикнул я в  ответ танкистам, и стал снимать с
себя одежду.
     Раздевшись догола,  я подошел  к  воде и окинул взглядом озерную гладь,
поверхность озера напоминала огромное зеркало, в  котором  отчетливо, как на
картине, отражалось голубое небо, высокая прибрежная трава,  и  макушки гор.
Полюбовавшись  с минуту этой красотой, я  вошел  по пояс  в воду.  Дно  было
пологое, приятно было не  спеша идти по песчаному дну, погружаясь медленно в
воду.  Когда вода  достигла уровня  груди, я, слегка оттолкнувшись,  нырнул.
Проплыв  под  водой,  насколько хватило  воздуха  в легких,  я  вынырнул  на
поверхность.  Возле  берега  вода была  еще  теплая, но  стоило  мне немного
отплыть  подальше  к  середине, как  я почувствовал ступнями  ледяную  воду,
примерно в полутора метрах от поверхности. Да, прав был Татарин, родников на
дне было в изобилии. Даже палящее афганское солнце за длинный июльский  день
не в  состоянии было  обогреть воду в озере.  Плавать я научился  с  раннего
детства,  и чувствовал  себя в воде,  как  рыба,  мог  хорошо плыть  в любом
положении. Перевернувшись на спину, я не торопясь поплыл  к противоположному
берегу озера, лениво работая ногами и кистями  рук, стараясь плыть как можно
медленнее.  Вокруг было тихо,  лишь  всплески  от ступней  моих ног  изредка
нарушали  эту тишину. Где-то  на блоках, вдалеке от озера, иногда доносились
одиночные выстрелы  или  короткие очереди,  порой пробивался отрывистый смех
танкистов, но эти  звуки  были где-то там, вдалеке и в  стороне,  как  будто
доносились они из какой-то другой жизни.
     Как приятно было, вот так плыть, глядя в бездонную синеву неба, слушать
эту редкую  тишину  и  ощущать всем телом  приятную  прохладу воды.  В  моем
сознании  воцарилось абсолютное спокойствие  и гармония, куда-то пропали все
тревоги  и  страхи, было такое  ощущение,  как  будто  я  оказался  в центре
вселенной  и растворился в ней  весь без  остатка.  Куда-то  на второй  план
отодвинулось все, война, смерть, жара и лишения, оставались только, я, вода,
и небо. Хотелось навсегда остаться в  этом состоянии, раствориться в  нем, и
ни когда не возвращаться в эту жестокую реальность.
     Что ни говори, а все-таки приятно осознавать, что даже в таком кошмаре,
как война, иногда бывают подобные минуты блаженства.







     Блаженство мое  продолжалось не долго, его  нарушил негромкий  всплеск,
очень  похожий  на  брошенный  в воду  камешек.  Я  резко приподнял  голову,
озираясь по сторонам, было такое ощущение, будто оборвался приятный сон.
     На берегу стоял Бабай, он махнул мне рукой и крикнул:
     - Давай вылезай, баня закрывается!
     Все  волшебные  грезы  мгновенно улетучились,  и  я  снова  оказался  в
реальном мире, куда совсем недавно мне так не хотелось возвращаться.
     - Бабай, сука. Откуда ты взялся? - прошипел я сквозь зубы.
     Бауржан, присев на корточки, продолжал бросать в воду камешки.
     Преодолевая злость и досаду, я крикнул ему:
     - Бабай, нафига кайфоломишь?! Че, делать больше нех...й?!
     -  Хасан там  на рации сидит, просил передать,  чтоб ты пулей летел  на
блок. Комбат вызывает.
     -  Пусть  не пиз...ит!  Какой  еще  комбат?  Придумал  бы,  чего-нибудь
посмешнее, - возмутился я, и не торопясь поплыл к берегу.
     -  Ну, я не знаю, че  там  у вас, как мне сказали, так  я и  передаю, -
высказался Бауржан, когда я подплыл поближе.
     - Жрать,  наверно зовут.  Ладно, передай,  что  иду  уже, - ответил  я,
вылезая из воды на берег.
     - Мы там пару рыбешек тебе оставили. Заскочишь?
     - Обязательно,  от печеной рыбы не откажусь. Думаю, Хасан не сдохнет  с
голоду, если я задержусь у вас на пять минут.
     Немного обтершись от воды тельником,  я стал одеваться. Бауржан встал с
корточек, потряс ногой, сначала одной, потом другой, разминая их по очереди,
после чего не спеша направился в сторону своего блока.
     Бауржан отошел от меня примерно шагов на десять, я в это  время как раз
заканчивал  одеваться, и  застегивал  пуговицы  на  куртке, как  вдруг сзади
послышался   до  боли  знакомый   свист  летящей   гранаты,  выпущенной   из
гранатомета.   Сомнений  не  могло  быть  -  это  граната.  Мне  приходилось
неоднократно  слышать этот  страшный свист. Но чтоб  вот так, когда  граната
летит  не  мимо,  а прямо  на  тебя,  и с каждой  долей секунды этот  звук с
устрашающей силой нарастает, такое со мной происходило в первый раз.
     Я не успел ничего толком сообразить, не успел  даже испугаться,  только
инстинктивно пригнулся  от  неожиданности, и  весь  напрягся. Справа от меня
мелькнула вспышка,  и в  то же  мгновение  прогремел  взрыв, я  почувствовал
глухой удар в голову в районе затылка,  и меня отбросило в сторону. Каким-то
образом  я оказался  на коленях, то  ли вскочил  на колени в горячке,  то ли
сразу упал, я  не знаю.  В голове  страшно  гудело, в  ушах стоял непонятный
перезвон. По шее потекло что-то теплое, я  провел по ней ладонью и посмотрел
на  руку, ладонь была вся в крови. Земля  подо мной сначала качнулась, потом
накренилась на один бок, как палуба корабля во время  шторма.  Единственное,
что  я успел сообразить в последнюю секунду, так это  то, что граната летела
не со стороны кишлака, а почему-то оттуда, где располагались наши блоки.
     - Но почему? - прошептал я и, теряя равновесие, вытянул руку в сторону,
чтоб опереться  о землю, перед глазами поплыли мутные красно-желтые круги, а
дальше все оборвалось, я провалился в пустоту.

     Придя в сознание,  я  сразу  открыл  глаза: вокруг  кромешная  темнота,
где-то  вдалеке  слышны  взрывы и  стрельба.  Первым  ощущением,  которое  я
испытал, был  панический страх: "Где я? Что со мной? Может  в гробу! Может в
морге!  Может  в аду! Хотя нет, если что-то соображаю, значит жив. А вот цел
ли?" Я пошевелил руками и  ногами, вроде все на месте, ощупал голову, голова
забинтована,  в затылке какая-то тупая боль,  будто по нему шарахнули обухом
топора.  Шея  туго  замотана бинтами, они сдавливали  горло,  и  было трудно
дышать.
     "Да  где  же  я, черт возьми?!"  Мысли путались  в  голове,  я  пытался
восстановить  картину  происшедшего.  Помню,  плавал  в  озере, потом  свист
гранаты и взрыв, а дальше как отрезало. Сколько прошло  времени с тех пор, я
не знал. Для меня  будто бы никакого промежутка времени с  момента взрыва не
было вообще. Казалось, что я отключился, и тут же очнулся.
     "Но почему  вокруг темно?" Я  попытался приподняться, но острая боль за
ухом, заставила меня  обратно лечь на место. Страх снова подкатил  к  горлу.
"Не у духов ли я, в каком  ни будь подвале?! Нет, нет, это не духи,  духи не
перевязали бы раны", - я в панике отгонял от себя эти страшные мысли.
     Пошарив вокруг руками, я нащупал под собой толстую материю,  похожую на
брезент, и какие то  две трубы по бокам, расположенные вдоль тела. "Черт! Да
это  же  медицинские  носилки!  -  обрадовался я, - это  полевой  госпиталь!
Значит, я нахожусь у своих! Ну, слава богу", - вздохнул я с облегчением.
     Глаза потихоньку привыкли к темноте, и я начал различать некие контуры,
а немного оглядевшись, догадался, что нахожусь в небольшой палатке.
     Где-то рядом с палаткой послышались голоса и шаги.
     - Есть здесь кто? - выдавил я подобие звука, и закашлялся.
     Я не узнал свой собственный голос, это  был скорей не голос, а какое-то
хрипящее  шипение.  Немного  откашлявшись,  я  снова  попытался  кого-нибудь
окликнуть:
     - Есть кто?! Черт побери!
     На  этот раз  голос был более или менее похож  на человеческий.  Во рту
сушняк, как после чарса, и  ужасно  хочется  пить.  Все  тело,  как  свинцом
налито,  чувствовалась  сильная слабость, как  будто я целый  день  мешки  с
песком  таскал.  Я  осторожно приподнял  голову  и повертел  ею,  сначала  в
стороны,  потом  вверх-вниз,  рана за ухом  уже  не так отдавала болью как в
первый раз, но все еще болела, боль пульсировала в такт биению сердца.
     "Зачем же так туго перевязали горло?" - подумал я, ни в шее, ни в горле
боли не ощущалось.
     - Вроде, раненый боец очнулся. Вадим, иди проверь, как  он, - услышал я
чей-то голос рядом с палаткой.
     Сбоку  послышался  шелест  палаточной  занавески,  я повернул  голову и
заметил силуэт человека.
     - Ну что, оклемался? - спросил меня вошедший.
     Я узнал этот голос, он принадлежал капитану медиков, который принимал у
нас раненого Качка. В полку мне приходилось несколько раз встречаться с этим
капитаном, он полгода назад перевелся  в наш полк из Шинданда. Я слышал, что
капитан  этот служит  в Афгане с самого ввода войск. Естественно, что врачом
он был профессиональным, и знал, как обходиться с ранеными.
     - Да вроде живой, - негромко ответил я.
     - Да-а, повезло тебе мужик,  ты  даже не представляешь как. Лежал ты  в
двух метрах от  воронки, редко кому  удается выжить  в подобной ситуации.  Я
даже  не знаю... Провидение какое-то.  Ты,  наверное, в бронежилете родился.
Самочувствие-то как?
     - Нормально. Пить только охота. Вода есть?
     - Сейчас принесу.
     Капитан вышел из палатки,  и  через пару  минут  вернулся  обратно.  Он
присел на корточки и протянул мне фляжку с водой.
     - На, держи.
     Я взял у него из рук флягу и медленно приподнялся,  опираясь на локоть.
Выпив не торопясь несколько глотков, я протянул флягу капитану.
     - Положи рядом  с собой, может  за ночь еще пить  захочешь, - предложил
капитан, и сунул мне в руку пробку.
     Я завернул пробку на место, и  положил флягу рядом с собой. Я попытался
еще раз припомнить все подробности произошедшего, но в голове все путалось.
     - Что со мной, капитан? - спросил я, после небольшой паузы.
     -  Ничего страшного, осколок полоснул по шее, и  застрял за  ухом. Рана
сама  по  себе  неглубокая,  так что  не  переживай, до  свадьбы заживет,  -
успокоил меня капитан.
     - Еще затылок почему-то болит, и слабость какая-то, аж голова кружится.
     - По затылку тебя чем-то садануло,  но черепок вроде цел. А слабость от
потери крови, - ответил капитан, и добавил с  сожалением в  голосе: - А  вот
приятелю твоему не повезло.  Ему осколок выбил  глаз,  и застрял  глубоко  в
голове. Когда мы подъехали, он  был еще в сознании, ребята сказали, что даже
до танка сам дошел. К сожалению,  спасти его не удалось, условия  не те  для
подобных операций.
     И тут в памяти начали всплывать детали, я вспомнил, что в момент взрыва
рядом был Бауржан.
     - Кто, Бауржан? Бауржан погиб?! - произнес я, не веря своим ушам.
     - Фамилию не помню, на вид вроде узбек, - произнес капитан.
     - Казах, Абаев его фамилия, - уточнил я.
     - Тут друг твой дюже разорялся. Ваш ротный с водилой еле его угомонили.
     - Гараев наверно, больше не кому, - произнес я, слегка улыбнувшись.
     -  Ну, я  не знаю, как его там, но пацан нервный. Размахивал автоматом,
какого-то "козла" хотел пристрелить, и, судя по всему, этот "козел" не дух.
     - А кого именно? - проявил я любопытство.  Мне стало  интересно, кого и
за что Хасан собрался порешить.
     -  А  вот кого,  я так и  не  понял,  но  настроен  этот ваш Гараев был
серьезно. Кричал,  если ты не выживешь, то все, пизд...ц этому "козлу". Нас,
медиков облаял ни за х...й собачий.
     - А вы то ему чем не угодили?  -Поинтересовался я.  Хотя о причине, мне
догадаться  было  не  трудно,  если  Хасан  разозлится,  то ему  все  вокруг
виноваты.
     - А  поди спроси.  Ему объясняешь,  что  все  нормально, мол,  с  твоим
товарищем, раны  не  серьезные, просто он без  сознания. А  тот  ни в какую,
уперся рогом,  вы  все  пизд...те,  говорит, и точка.  Пульс твой  щупал раз
десять, все никак поверить не мог,  что ты живой. Пока  ваш ротный подъехал,
он нам тут все мозги выеб...л.
     - Ну, на Хасана это похоже, - произнес я в полголоса, и спросил:
     - А че там за пальба?
     - Кишлак молотят.
     - Какой кишлак? - удивился я.
     - Да тот самый, откуда тебя подстрелили.
     - Подождите! Как это так? Стреляли  же  не с кишлака.  С блоков граната
летела. Зачем кишлак то утюжат? - недоумевал я.
     - Не знаю, я там  не был. Но командиру в эфир доложили,  что стреляли с
кишлака. Командир тут же отдал приказ артдивизиону и танкистам открыть огонь
по кишлаку  и готовить  пехоту на  проческу. Около  часа пахали артиллерией,
потом разведка с пехотой его прочесали.
     - А какая рота была на проческе?
     -  Первая  рота и  разведчики. А вторая и  третья,  взяли в  полукольцо
дальний кишлак.
     - А кто передал командиру, что стреляли с кишлака?
     - А я откуда знаю.
     Мне стало как-то не по себе.  Что же  это такое происходит?  Кишлак тут
вообще не  причем. Неужели танкисты чего-то там напутали и передали в  эфир,
будто стреляли с кишлака?
     - Не  было  духов  в кишлаке. Понимаете? Не  было, и быть  не могло,  -
произнес я с сожалением.
     - Этот ваш Гараев уже пытался всех убедить, что стреляли не из кишлака.
Он и  командиру по рации об этом докладывал. Да  и танкисты подтвердили, что
граната летела с другой стороны.
     - И что?!
     -  А  ничего.  Поздно  уже  было,  что-либо менять. К тому же  поступил
сигнал, что духи с гор обстреляли наши блоки, ну и пошло-поехало.
     - Товарищ капитан,  может, вызовете по рации 472-ю машину, да отпустите
меня к своим, - попросил я, хотя прекрасно понимал, что это бесполезно.
     -  Ага,  ща-ас! Тебе  отлежаться  надо, крови много потерял. В ушах  не
звенит?
     - Да  нет,  не звенит, все  нормально. Утром  наверно  борт прилетит за
грузом?
     - Обязательно.
     - Вы меня не отправляйте, ладно?
     - Тебе сейчас не помешало бы хорошо выспаться. Так что давай, спи. Если
что надо  будет,  позовешь, наша палатка  здесь, рядом, - разъяснил капитан,
проигнорировав мою просьбу.
     - Так вы меня оставите?  - не унимался я. Мне совсем не хотелось завтра
лететь в Шинданд, и ложиться в госпиталь, да еще перед самым дембелем.
     - Завтра  видно  будет,  - неопределенно ответил  капитан  и  вышел  из
палатки.

     Ну  надо  же такому  случится! Какой-то  пьяный или  обдолбленный дурак
выстрелил гранату куда попало. А что в итоге:  Абаев погиб, я  ранен, кишлак
громят, духи с гор спустились и обстреляли блоки, теперь весь полк на ушах.
     Из рассказа капитана, я понял, что  Хасан наверняка знает, кто выпустил
эту бедовую гранату, а перевели все стрелки на кишлак.
     Первое, на кого я  подумал,  это на блок взводного, только оттуда могла
прилететь граната. Хотя могли быть и другие варианты.
     Единственное, во что  мне совсем не верилось, так это в то, что гранату
выпустили духи. Граната летела со стороны блоков, и духов в том районе никак
не могло быть.
     Я стал прикидывать в уме, откуда еще могла прилететь эта граната. Могли
выпустить из нашего блока, но это вряд ли, блок наш стоял недалеко от озера,
и все знали, что я пошел туда купаться. Урал не настолько идиот, чтоб палить
из трубы в сторону озера.  Из блока Грека граната прилететь не могла, мешала
гора.  Блок ротного тоже отпадает,  он находился слева, а граната  прилетела
сзади. Значит, все-таки из блока взводного, других вариантов просто нет.
     Черт!  Хоть бы Хасан  дров не наломал, у  него со взводным и  без  того
отношения не  очень клеятся.  Но буду  надеяться, что  Туркмен  с ротным  не
позволят Хасану напороть глупостей.
     Предаваясь размышлениям, я даже не заметил, как уснул.
     Мне  опять снился все  тот же  сон  -  девушка-мусульманка  с  длинными
черными волосами. Я снова пытаюсь разглядеть ее лицо, но безрезультатно, оно
расплывчато, как туман.  Только на этот  раз, мне известно, кто эта девушка,
ее зовут Лейла. Я  приближаюсь  к  ней, пытаюсь выкрикнуть ее имя, но голоса
своего  не слышу,  а она, как  и  прежде,  отдаляется  от меня, ее звонкий и
знакомый смех разносится эхом в горах. Я замечаю впереди все ту же пропасть,
и вижу, что  Лейла приближается  к ней. Только  на этот  раз  я почему-то не
боюсь, что она упадет в  эту пропасть. Я  быстро и решительно подхожу к этой
пропасти, и останавливаюсь у самого ее  края. А Лейла как  силуэт  парит над
бездной, отдаляясь от меня дальше и дальше. Непонятно откуда рядом с  Лейлой
появился  Хасан,  он улыбается и манит  меня рукой. Мне кажется, что, сделав
шаг вперед,  я  не  упаду в пропасть,  а буду  парить над ней,  как Лейла  с
Хасаном.  И  я  уже собираюсь  сделать  этот шаг, как  вдруг мне  становится
страшно,  и причина этого страха не пропасть.  Такое чувство, что, шагнув, я
переступлю  какую-то запретную черту, которую  переступать  нельзя,  не знаю
почему, но ощущаю всей своей сущностью, что мне туда нельзя. Я оборачиваюсь,
и вижу свой БТР, рядом с ним стоит Туркмен и пристально смотрит мне в глаза,
у него какой-то подавленный взгляд, осунувшееся лицо и очень грустные глаза,
со стороны он похож на старика. Туркмен молча смотрит на меня, в его взгляде
я слышу отчаянный крик: "Юра,  не делай этого!". И в тоже время, я отчетливо
слышу сзади голос Хасана: "Юра  не  бойся,  пошли  с  нами.  Ну,  чего же ты
ждешь?".
     Отведя взгляд от  Туркмена,  я посмотрел  сначала в пропасть,  потом на
Хасана  с  Лейлой,  и  не  задумываясь шагнул  вперед. Но  не  воспарил  над
пропастью, как мне думалось, а камнем сорвался вниз, осознавая, что совершил
что-то ужасное.
     Падая в пропасть, я проснулся, весь в холодном поту.
     Оглядевшись вокруг,  я понял, что это был всего лишь сон, хотя легче от
этого не  становилось. Сон  прервался, но  чувство чего-то ужасного витало в
воздухе. Я медленно  приподнялся  и сел, обхватив  голову руками,  этот  сон
отчетливо запечатлелся в моем  сознании. Не хотелось думать ни о чем плохом,
но вряд ли я смогу обмануть свое предчувствие. Пророком себя не считаю, но в
том,  что произошло что-то страшное,  или  вот-вот  произойдет,  -  в этом я
почему-то был уверен.

     Наша судьба  - загадка,  мы  все марионетки в  ее  руках. Возможно  ли,
изменить свою судьбу? Не знаю.
     Я уже пытался поиграть с судьбой, если вспомнить тот случай, с миной на
дороге. Тогда не получилось,  значит не  судьба. А что будет дальше, покажет
время.
     "Не  горюй о минувшем:  что было, то сплыло. Не горюй о грядущем: туман
впереди..." - писал Омар Хайям.




     Очнулся я от наплывших на  меня  думок  по причине какой-то  непонятной
суеты снаружи  палатки. Был  слышен топот,  обрывки  фраз,  звучали короткие
команды, в смысл которых,  я как ни прислушивался, но  все равно  понять  не
мог. Продолжалось это минуты две-три, потом все стихло.
     "Какого  хрена  там медики  разбегались? "Обломаться"  что ли, да выйти
посмотреть, или подождать, пока все само прояснится?" - рассуждал я в гордом
одиночестве.
     Пошарив по карманам, я  убедился,  что все вроде на  месте,  после чего
достал сигарету и прикурил, кутаясь в одеяло, которым медики меня накрыли на
ночь. Поправляя штанину, я нащупал в голенище штык-нож.
     "Во блин, даже нож на месте!"
     Штанины  были  не  заправлены в  сапожки,  поэтому  медики штык-нож  не
заметили,  а  иначе  бы прибарахлили,  это ведь  не типовой штык-нож,  а нож
разведчика. Его я выменял за бакшиши у одного прапора из разведвзвода, когда
тот  в Союз заменялся. За  эту "пику" мне  пришлось отдать кроссовки  "Пума"
стоимостью в пятьдесят чеков  и  ручные электронные часы. Кроссовок  было не
жаль, я  их спер, когда помогал разгружать товар в полковой магазин,  а часы
вообще мелочь, их в любом дукане за полтора червонца взять можно.
     Когда  Хасан  у  меня  этот нож увидел,  он  бедный всю ночь  не  спал,
выпрашивать его у меня он  не пытался, потому что знал - это бессмысленно, я
такую  вещь  не отдам ни за  что. Хасан наутро весь полк оббегал,  все искал
такой же, и нашел-таки, купил у  какого-то дембеля из разведроты. Да я и  не
сомневался в том, что Хасан найдет  себе такой же нож: если этот таджик вбил
себе в голову чего-то, то добьется этого любым путем.
     Я задрал штанину, вынул нож из  ножен и, немного повертев  его в  руке,
заткнул обратно.
     "Патрон  в  рукоятке   имеется,  так  что   накрайняк  хоть  будет  чем
застрелиться", -  пытался я  пошутить. Хотя в  данный момент  настроение мое
было не расположено к шуткам.
     Сколько времени прошло с  того момента, как я проснулся, не знаю. Время
вообще понятие неопределенное, бывают моменты, когда оно летит быстрее пули,
иногда  время  тянется нескончаемо долго, а  порой, его просто не замечаешь.
Все зависит от ситуации. Говорят, что  времени  не замечают лишь счастливые,
но, оказывается, это не всегда так.
     Послышался гул  мотора  и  лязг гусениц,  судя по  звуку, это  подъехал
медицинский тягач, или так называемая "таблетка".
     Я  сбросил  с себя одеяло  и  поднялся на ноги,  намериваясь  выйти  из
палатки. Мне захотелось узнать, что же там  такое происходит. Головокружение
и усталость в  теле были заметно меньше, чем вчера  вечером. В затылке  и за
ухом все еще болело, но  не сильно, правда, немного  поташнивало,  наверное,
получил  небольшое  сотрясение. А  так, в  общем,  если  брать  в расчет мое
положение,  то чувствовал я  себя  на данный момент вполне сносно, я  имею в
виду  физическое состояние. А вот  что  касается моральной стороны, то тут я
себя чувствовал сугубо хреново.
     А ведь совсем недавно плавал в озере, тащился как удав, чувствовал себя
на седьмом  небе  от  счастья, и  вдруг такой облом. Слава богу, хоть  живой
остался. А может,  и не слава богу, может, наоборот было бы и лучше, запаяли
бы меня в консерву, и  валяйся себе спокойно в этой цинковой банке, ни забот
тебе,  ни  хлопот.  А теперь вот сиди как дурак, и думай. Че ваще  за  херня
происходит, и во сне, и наяву? Ни черта, понять ничего не могу.
     Где вот сейчас, этот таджик? Дрыхнет, наверное, как  сурок.  Бегал тут,
когда  не  надо было, лучше бы  сейчас  прискакал,  чайку бы прихватил,  или
накрайняк косяк с  ним пыхнуть. Чарс у меня есть, а че толку, самому  как-то
не прет. Бля, как все надоело.
     Слегка пошатываясь, я медленно побрел к выходу. Когда вышел из палатки,
рядом с ней уже никого не было, от скрывшейся за сопкой "таблетки" виднелось
лишь облако пыли. Я огляделся вокруг, блоков не видно, они находились где-то
за сопками. "Сколько же время, черт возьми?" - подумал я, и глянул на  руку,
где должны быть часы, но часов на руке не оказалось.
     - Вот черт! Уже где-то "котлы" проеб...ть успел, - выругался я вслух, и
еще раз огляделся вокруг.
     Слева невдалеке  виднелась полевая  кухня,  далее за  кухней на равнине
располагался  артдивизион. САУшки  выстроились ровно  в ряд, стволы их  были
приподняты и  развернуты  предположительно в  сторону  того  самого безвинно
виноватого  кишлака,  который   они  вчера  вечером  интенсивно  забрасывали
снарядами.
     Справа стояли несколько ремротовских летучек (передвижные мастерские) и
тягач, рядом  с которыми вяло слонялся боец-наблюдающий. Дальше за ремротой,
на возвышенности,  был расквартирован командный пункт, его можно было узнать
по БТРу  без  башни  и  с навороченной антенной, этот БТР принадлежал нашему
командиру. Рядом с машиной командира стояли еще несколько БТРов и два танка.
В  районе командного  пункта наблюдались  какие-то  движения, но  разглядеть
что-либо  не  представлялось возможным, слишком большое расстояние, примерно
километр с лишним. Видно, что вокруг машин мелькают фигурки людей. А что там
происходит - хрен его знает, но, судя по всему, происходит что-то серьезное.
Сходить и спросить у ремротовкого наблюдающего, что за фигня творится с утра
пораньше? Да он, скорее всего, тоже нихрена не знает, как и я. Зря только по
холоду промотаюсь.
     Солнце еще не  взошло, и снаружи было холодно. В  палатке тоже было  не
тепло, но спасибо медикам за одеяло, а то  бы точно дуба дал. Поежившись  от
холода,  я  направился  к  палатке  медиков  в надежде застать  в  ней  хоть
кого-нибудь, и спросить, что  за суета тут творится. В это  время обычно все
нормальные люди  спят,  а  не  бегают,  службу  в  это  время  тащат  только
наблюдающие.
     Появилось чувство, что чего-то не хватает. Я по привычке провел ладонью
возле правого  бедра, в том месте, где должен был находиться  ствол висящего
на плече автомата. Ствола,  естественно,  там не  оказалось, так  же  как  и
самого автомата.
     -  Тьфу, черт,  без автомата как без  рук, -  произнес я  с досадой,  и
потряс правым плечом, чувствуя там некое неудобство.
     "Да чем же это куртафан сзади запачкан? Да еще шею замотали, х..й башку
повернешь," - недоумевал я.
     Остановившись, я попытался повернуть голову направо, насколько это было
возможно, и искоса глянул на свое плечо - оно было в засохшей крови.
     Короче,  весь танкач угандошен  капитально.  Штаны в  крови,  куртка  в
крови. Будто меня из шланга кровью поливали.
     Я  представил себя как бы  со стороны, в окровавленных шмотках, башка в
бинтах,  да плюс ко всему  еще и  морда небритая. Портрет классный, смотри и
любуйся.
     - Неплохо бы сфоткаться на память в  этом кошмарном виде, - пробормотал
я себе под нос.
     После  чего  вытянул перед  собой руку  и,  размахивая ей,  тожественно
произнес:
     -  И  фотографию  подписать,  примерно  так: "Советский воин!  Защитник
апрельской революции!" А потом отослать эту фотку вместе с надписью в газету
"Правда", потому как это и есть правда.
     После чего, добавил, плюнув под ноги:
     - Революционеры, бля.
     Подойдя к палатке  медиков, я заглянул внутрь - палатка  была пуста, на
расстеленном брезенте валялись одни лишь одеяла и бушлаты.
     Так и не обнаружив никого поблизости, я  побрел за палатки, чтоб отлить
по малому. Облегчившись и дрожа от  холода, я засобирался обратно в палатку,
чтоб опять закутаться в одеяло, пока ваще не околел нафиг.
     -  А может,  съеб...ться отсюда  на свой блок,  пока нет  никого.  А то
бросили  здесь одного, и свалили куда-то. Правда,  до блока "пилить" дох...я
придется.  Да и где  щас  наш блок? Хрен его  знает. А-а, ладно, подожду еще
немного. Может пацаны попожжа прикатят, - рассуждал я вслух.
     И тут на глаза мне  попались аккуратно сложенные ящики из под снарядов.
Сверху на  ящиках лежало что-то  накрытое  брезентом. Было видно, как из-под
брезента вырисовывался  контур  лежащего на спине человека. На мирно спящего
это было  совсем  не  похоже. Первая догадка, что пришла на  ум: это мертвый
Абаев, больше некому.
     Я подошел к ящикам и заглянул под брезент, приподняв его край.
     - Так и есть, Абаев, - произнес я шепотом.
     Откинув край  брезента, я поглядел на мертвое лицо Абаева.  Левый  глаз
был прикрыт  куском бинта,  сложенным в несколько слоев. На лбу и щеке видны
были засохшие темно-коричневые размазы от небрежно вытертой крови вперемешку
с  глазной  жидкостью. Губы его были слегка приоткрыты, из-под  них виднелся
кончик языка, прикушенный передними зубами.
     Я почувствовал, некую неловкость, было  какое-то неприятное ощущение от
увиденного. Не  то  чтобы это  было  противно или  страшно,  совсем  нет,  -
исковерканных трупов за  два года я насмотрелся вдоволь. Неприятные ощущения
исходили  оттого,   что  совсем  не  давно,   всего  лишь  вчера  вечером  я
разговаривал с  этим  пацаном, мы шутили друг  с  другом,  а теперь он лежит
передо  мной  мертвый, с  выбитым глазом. Я смотрел в  лицо Абаеву, а  перед
глазами стоял образ Пипка, с дыркой вместо глаза. Два похожих случая, хотя и
разные  ситуации,  а суть все равно одна. И заключается эта  суть в том, что
погибают  молодые пацаны, погибают глупо  и нелепо,  погибают  ни за  что, в
чужой стране, за чужие идеи.
     Кончиками пальцев я подцепил край бинта  и  приподнял его.  Под бинтом,
вместо глаза, была дырка, из которой торчал кусок окровавленной ваты.

     -  Ну и раздолбали  же  тебе  "фару",  Бауржан, -  тихо произнес  я,  и
аккуратно опустил бинт на место. - А ведь эта граната предназначалась мне, а
не тебе! Она  ведь рядом  со мной  рванула,  а ты был  в  стороне от взрыва.
Только я вот отделался  несколькими царапинами, хотя по идее должен был быть
весь  в дырках, как  решето.  А  тебе  достался всего  лишь  один  маленький
осколок, который, как назло, оказался смертельным. Ну почему так получилось,
скажи? Молчишь, да? Вот и  я тоже не знаю. И никто  не знает,  и хрен  когда
узнает. Напишут  родным, что-то  типа,  "погиб,  выполняя  интернациональный
долг",  и   точка  на   этом.   И  выдумали  же  формулировку  -   "выполняя
интернациональный долг", под какую ситуацию ее не приткни, везде  проканает.
И главное - долг. Какой нахер  долг?  Никому, вроде, ничего не должен. А вот
если со мной подобное случится, то эта бумажка мне будет до  пи...ды, у меня
ведь нет никого. Так  что, если я погибну, то пусть они прилепят  ее себе на
жопу.
     Со стороны выглядело странным то, что я беседую с мертвым, как будто он
может меня понимать и слышать. Но мне в данный момент было на это наплевать.
     - Слушай, Бауржан, а давай  с тобой обдолбимся на пару? У меня тут есть
немного чарса,  щас забью, если  что, - предложил я,  и поглядел на мертвого
вопросительно.
     - Молчание - знак согласия.
     Я вытащил  из кармана  пластинку гашиша и  пачку сигарет с  зажигалкой.
Усевшись на землю возле ящиков и облокотившись  на них спиной, я не торопясь
стал  делать  "ракету" (иногда  мы называли  так  сигарету, забитую чарсом).
Оторвал от  пачки полоску бумаги, и  скрутил из нее "гильзу". Выпотрошил  из
сигареты часть табака, и засунул  в нее гильзу. Чиркнув зажигалкой, я нагрел
край пластинки и  размял чарс. Смешав чарс наполовину с табаком, я заколотил
это все в сигарету, ну вот  и  все, "ракета" была готова к пуску. Я прикурил
косяк и, затянувшись несколько раз, произнес:
     - Ну что, Бауржан, курнешь? Или тебе  кажется дурацким мое предложение?
Ну, это  еще что. А ты помнишь,  как в прошлом году в  рейде, один долбай из
саперной  роты  показывал  командиру,  как  надо чарс курить? Тебе  никто не
рассказывал? Ха! Вот тогда был прикол. Это не мертвецу косяк предлагать.
     Я сделал еще пару затяжек.
     -  Прикинь.  Сапер -  дурак  этот,  накуренный  в  доску, залез  в  БТР
командиру,   уселся   перед   ним.   Достал  чарс   с   сигаретой,  и  начал
преспокойненько мастырить косяк, при этом он еще и "грузил" командира,  мол,
все солдаты курят чарс, а косяк забивается вот так, и давай ему показывать и
рассказывать.
     Прервавшись,  я  еще пару раз затянулся,  и  почувствовал,  что  начало
торкать по  мозгам. По запарке я даже протянул  косяк мертвому  Бауржану, но
после опомнился, и продолжил рассказывать:
     - Мне этот случай пацаны из командирского экипажа рассказывали. Они там
ох...евали все, думали, что все, у пацана крышу снесло. Потом этот приколист
"взорвал"  косяк  и  стал курить его, даже предлагал  курнуть командиру,  но
командир  вежливо отказался.  Ты,  Бауржан, наверное, спросил бы - а что  же
командир? Так и молчал? А вот представь себе,  молчал. Он сидел, и терпеливо
ждал, пока тот выкурит весь косяк до конца. А после спокойно так, не повышая
голоса, предложил этому  в говно  обкуренному саперу идти тихонько к себе  в
роту, даже  помог ему вылезть из люка. А уже потом вызвал  к  себе старлея -
командира  саперной  роты. И  вот этому старлею он  пи...дюлей навставлял от
души. Ты же нашего командира  знаешь, он мужик конкретный и с понятием.  Что
ни говори, а с командиром нам повезло. За такого и умереть не грех.
     Под конец рассказа язык мой начал ощутимо заплетаться, появился сушняк.
Я затушил наполовину недокуренный косяк и, подняв его над головой, произнес:
     - Бауржан,  может возьмешь с собой на тот свет этот косяк? Господь тебя
за такой "план", в рай на руках отнесет.
     Я бросил недокуренный косяк на землю.
     - Ты на меня не обижайся, Бауржан. Это я так, гоню сам по себе. Да ты и
сам все понимаешь.
     Меня стало заносить в  нейтральные воды,  между  реальностью и тем, что
находится за ее пределами.
     Я  встал  и повернулся к  мертвому  Бауржану,  все  вокруг  приобретало
странный и до  боли  знакомый смысл. Смысл бестолковости и  нелепости нашего
земного бытия. Я стоял и пристально вглядывался в это мертвое лицо. В памяти
я представлял Бауржана живого,  его взгляд, то, как он смеется.  Со временем
мне стало  казаться, что лицо это уже не такое мертвое,  в моем сознании оно
стало приобретать  чуть  уловимые,  живые  оттенки.  На  мгновенье мне  даже
показалось, что губы его  дрогнули,  и  он  вот-вот  заговорит. Но  с другой
стороны,  я  отчетливо осознавал,  что  чудес  не  бывает,  и это всего лишь
иллюзии под кайфом, на самом деле Бауржан, конечно же, мертв, это факт, и он
неоспорим.
     Я  подумал  про себя, что  если я еще немного вот так, молча постою, то
заговорит уже мертвец.
     - Бауржан, а может, ты все-таки  меня слышишь, хоть мертвый, а слышишь?
Тогда  скажи.  Ну  как  там,  в  царстве  мертвых?  Наверно,  уже  встретил,
кого-нибудь  - бога,  черта или  совесть свою, а может,  там  нет  ни хрена?
Ответь мне, Бауржан? А то мне недавно один  мулла  талдычил про какой-то суд
совести. А где же совесть тех, кто нас сюда посылает?  Или, может, у них нет
ваще этой совести?
     Я огляделся вокруг себя, и громко произнес:
     - Ну, где же ты,  мулла?! Появись и объясни. Скажи, кто же будет судить
их. Может, та самая совесть, которой у них и в помине нет. Или все-таки бог,
если конечно,  он  вообще есть?! Ах, да, совсем  забыл! Ведь  для нас  всех,
оказывается,  партия  - совесть, а еще она,  и ум, и честь. А вместо бога  -
Ленин. Если живой останусь, съезжу в Москву и схожу в мавзолей, а то ни разу
не видел своими глазами господа нашего. А если честно сказать, то ну их всех
к черту,  мозги  поласкают всякой ерундой. Одни  орут,  что  партия главнее,
другие, что бог всемогущ. Одни послали  нас на смерть, а другой сидит где-то
сверху и палец о палец не стукнет, чтоб остановить этот бардак. Ну  и где же
тут правда? И в кого теперь верить. В бога, или в партию? Скажи,  Бауржан. В
кого? Хоть верь тут, хоть не верь, а исход все равно для всех один - смерть,
а дальше неизвестность.
     Я ходил  вдоль ящиков, то туда, то  обратно, жестикулировал, нес всякий
бред. Если б кто-нибудь меня тогда увидел, то подумал бы, что я свихнулся. А
может  быть,  в тот момент так и  было на  самом  деле,  просто  я этого  не
замечал. Сумасшедшие ведь  не  знают о том, что  они сумасшедшие.  Пусть все
это, на первый  взгляд, и  покажется  бредом, но мне надо было перед  кем-то
высказаться, или,  точнее,  излить душу. А больше было не  кому,  потому как
замполиту такое не выскажешь, он бы меня просто не понял. А бог мой бред или
не  слышал,  или  не  слушал. Вот  я  и  высказывал  все  мертвецу,  он  был
единственный, кто выслушает тебя молча, поймет, и не осудит.
     Окончательно продрогнув, я начал осознавать, что зря сотрясаю воздух, и
что  надо  наконец-то  вернуться  в  палатку.  Взглянув   последний  раз  на
безжизненное лицо Абаева,  я  накрыл  его  откинутым углом брезента,  и  тих
сказал:
     - Прощай  Бауржан. Тебе уже  все  равно, а я задубел как  собака. Ты не
волнуйся,  скоро прилетит вертушка,  а дальше, ты сам наверно знаешь: оденут
тебя в цинковый фрак, вручат зеленую "ксиву", погрузят в "черный тюльпан", и
полетишь ты в родной Казахстан.
     Развернувшись,  я  медленно побрел в палатку. Пройдя  несколько  шагов,
остановился и, не оборачиваясь, произнес напоследок:
     - Пипку  привет  передавай.  Ну,  и всем остальным, кого там встретишь.
Скажи, что мы, живые,  всегда будем помнить о вас.  Если бога там встретишь,
напомни ему о нас, а то он наверно забыл про Афган.
     Грудь  сдавила  жуткая тоска, хотелось волком выть, провалиться  сквозь
землю,  исчезнуть  из этой жуткой жизни, и не возвращаться сюда никогда, как
исчезли из нее те, кого уже с нами нет.
     Я  резко  нагнулся,  рывком  выдернул нож  из  ножен  и,  тяжело  дыша,
приставил торец рукоятки ко лбу. Постояв так несколько секунд, я заткнул нож
обратно, после чего  достал сигарету, и дрожащими руками прикурил  ее. Страх
смерти, оказался сильнее, чем кратковременный порыв. Смерть - это слишком уж
легкий выход, намного тяжелее жить и сохранить рассудок.
     Что-то защекотало щеку,  как будто по  ней скатилась  слеза.  Я  провел
тыльной стороной ладони по давно не бритой  щеке, и посмотрел на руку, так и
есть - слеза, редкая, скупая солдатская слеза. И уронил я  эту слезу, скорее
всего, от жалости к себе самому.
     Мы в то время еще  не умели оплакивать погибших. Нас  мучила лишь боль,
иногда вырывавшаяся в стон, и внутри кипела злость. А что касается слез,  то
они придут потом.








     Вернувшись в палатку, я сел на носилки и укутался в одеяло. Время опять
остановилось.  В памяти  крутился  недавний сон. Меня  преследовало  чувство
непонятного страха. Я еще могу  понять страх от чего-то реального,  но когда
боишься того, чего не знаешь, это как-то жутковато.
     "К чему это все? К чему? Почему во сне Хасан  оказался рядом с  Лейлой?
Этот странный взгляд Туркмена, будто он хотел меня от  чего-то предостеречь.
Почему  в этих снах я  постоянно  срываюсь в пропасть и просыпаюсь от ужаса,
после которого комок в горле?  Почему?"  Такие  вопросы я  мысленно  задавал
себе, и не находил на них ответы.
     Что-то должно  произойти, не знаю - что, и не знаю - когда, но этот сон
не может повторяться  бесконечно,  все  равно  настанет момент, когда  он во
что-то выльется, так было уже не раз.
     "Подожду еще немного, если  никто не появится, пойду пешком искать свой
блок,  а  то с ума можно  сойти, оставаться  наедине с  собой становится уже
невыносимым".
     Я закурил сигарету, и в тот же момент услышал, как мимо палатки с ревом
пронесся  медицинский  тягач  и  остановился  где-то  рядом.  Через  секунду
раздались голоса  и топот, поведение  медиков ничего хорошего не предвещало.
Похоже, что привезли откуда-то раненых  или  убитых. Но  откуда?  Ночь вроде
прошла тихо,  стрельбы похожей на перестрелку  слышно не было. Я поднялся  с
носилок, и направился к выходу. Снова послышался гул моторов, судя по звуку,
подъехал БТР. И тут я услышал голос Туркмена.
     - Бережной где лежит? - крикнул он, обращаясь к медикам.
     В этот момент я уже  вышел из палатки.  Наш БТР стоял метрах в двадцати
от меня.
     - Туркмен! - выкрикнул я.
     Нурлан, услышав окрик, обернулся и, спрыгнув  с брони, направился в мою
сторону.  Шел он не спеша, опустив глаза, и глядел себе  под ноги, как будто
боялся споткнуться на  ровном месте. В его  походке и опущенном вниз взгляде
было что-то необычное, тревожное, не похожее на поведение  Туркмена, это был
не  тот  Туркмен,  которого я привык  обычно видеть с  радостной  улыбкой  и
блеском  в  глазах.  Приблизившись,  он посмотрел на  меня,  мы  встретились
взглядами. Я в  тот же  момент понял: что-то  случилось.  Туркмен  изобразил
подобие улыбки, во взгляде его не было той знакомой мне радости от  встречи.
Он обнял  меня  за  плечи, а я все не сводил с него взгляда,  ожидая, что он
сейчас сообщит что-то неприятное.
     - Как  ты? А  то видок у  тебя  какой-то  неважный,  -  поинтересовался
Туркмен.
     - Я-то нормально, хрен на  этот видок. Вы сами как? - задал я встречный
вопрос.
     Туркмен промолчал, он то и  дело  отводил взгляд  в сторону, как  будто
рассматривал что-то в стороне.
     -  Туркмен, что случилось?  Где остальные? Где  Хасан, где пацаны? -  я
слегка потряс его за плечо.
     - Пошли зайдем  в  палатку, посидим  и  поговорим  спокойно. Много чего
случилось, за раз не скажешь.
     Мы вошли в палатку.
     - Проходи, садись, - предложил я Туркмену, и сам сел на носилки.
     Туркмен присел рядом.
     - Дай сигарету, - попросил Туркмен и протянул руку.
     Я  машинально достал из  кармана  начатую пачку "Охотничьих" и протянул
ему, но потом осекся:
     - Нурлан, ты че? Ты ж не курил?
     -  Да это я так, не всерьез. Просто  не знаю, с  чего  начать. Ну давай
сигарету, че ты дергаешь эту пачку туда-сюда, - произнес Туркмен, после чего
вытащил из пачки сигарету и жестом попросил огня.
     Я  пожал  плечами,  достал из  кармана  спички и  протянул Туркмену, он
прикурил сигарету.
     Поведение  Туркмена меня все больше удивляло и беспокоило.  За два года
службы  я ни разу не  видел  Туркмена  с  сигаретой,  он был ярый  противник
курения,  хотя  и  баловался чарсом.  Но чтоб  он закурил  обычную сигарету!
Значит,  произошло  что-то  "из  ряда  вон  выходящее".  Туркмен  между  тем
продолжал молча курить, разглядывая спичечный коробок.
     - Давай не еби мне нервы, рассказывай. Хули мнешься?
     Молчание Туркмена начало меня слегка раздражать.
     - Ты не хипишуй, Юра. Пока не успокоишься, я говорить ничего не буду.
     -  Я спокоен. Давай,  говори,  -  сказал я, уже  умеренным  голосом. На
Туркмена наседать бесполезно, его этим не проймешь.
     Туркмен сделал несколько затяжек и  бросил сигарету под ноги, растоптав
ее носком сапожка.
     - Кто тебя подстрелил, знаешь?
     - Догадываюсь.
     -  Молодец, что догадливый такой. Но вот, что было потом, ты, наверное,
вряд ли знаешь?
     - Что  было  потом, я ни хрена не  знаю, мне капитан-медик  рассказал в
общих  чертах обстановку, а дальше  можно только догадываться. Единственное,
что я знаю точно, так это то,  что убили  Бабая,  я своими глазами видел его
мертвого.
     -  Взводный баловался  с  ручным  гранатометом, не знаю, че там у  него
случилось, но гранату он  запулил прямо на  озеро,  как  раз туда, где стоял
блок танкистов. Как он потом говорил, получилось это у него случайно.
     Выбросив  окурок, я  тут  же достал еще  одну  сигарету и,  прикуривая,
процедил сквозь зубы:
     - Доверили дураку стеклянный х...й...
     - Слушай дальше, - перебил меня Туркмен.  - Танкисты тут же закричали в
рацию, что блок обстреляли, один убит, а одного  ранило. Они думали сначала,
что это тебя насмерть,  Бауржан  еще живой  был, он сам до блока  доковылял.
Взводный наш перешугался,  и  пи...анул  командиру по  рации, что  танкистов
обстреляли из кишлака. Ну и завертелась карусель.
     - Козел блядь!
     -  Не спорю, - подытожил Туркмен, и добавил: - Да  еще Хасан во всю эту
канитель с дуру плеснул керосину.
     Я вопросительно посмотрел на  Туркмена.  Туркмен,  гоняя во рту спичку,
глянул в потолок, потом себе под ноги и, нервно сплюнув спичку, продолжил:
     - Хасан лазил по броне, и увидел, как взводный стрелял  из гранатомета,
он заметил, как граната  полетела в сторону озера. А когда в  эфир передали,
что  двоих  накрыло, и  один из них ты,  Хасан  схватил  автомат и  разрядил
магазин по БТРу  взводного, к счастью никого не задел. Прокричал, что  убьет
этого урода, и  кинулся поначалу к  блоку взводного. Я, было,  бросился  его
догонять, Хасан ведь  в таком состоянии мог  кучу дров наломать, но он резко
развернулся и побежал к озеру.
     - Слушай, Туркмен, а че Хасан с тобой не приехал?
     - Да подожди ты, дай рассказать до конца! - гаркнул Туркмен.
     Я вздрогнул от неожиданного выкрика.
     - Хули ты орешь, как дурак!  Не надо орать  на меня, говори спокойно, я
слушаю.
     -  Не  перебивай  меня.  Понял?  - сказал  Туркмен  уже  спокойным,  но
довольно-таки твердым голосом.
     Туркмен  очень редко раздражался, а если такое  случалось, то он быстро
отходил.  И  я  вообще  не  припомню  случая, когда  он  последний  раз  так
"вспыхивал". Да к  тому же,  как  мне показалось, причин для гнева на данный
момент  вроде бы не  было.  И все же  я  решил  больше не доставать Туркмена
вопросами и приготовился молча его выслушать.
     Туркмен, немного помолчав, продолжил:
     -  Тут  у взводного на  блоке  поднялся переполох.  В эфире послышались
крики. Нас  обстреляли!  Нас  обстреляли!  Мне  пришлось  сказать,  что  БТР
обстреливают  с  гор,  не  говорить  же,  что  это Хасан об...ячил взводного
машину. Ну, естественно, эта  запарка тоже добавила накалу к общему бардаку,
а командир ведь обещал,  если один  выстрел  из кишлака прогремит, то кишлак
разнесут к чертям.
     - М-да, бля. Ну мы и воюем, - процедил я.
     - Не удивляйся, это только начало. После поступил приказ оттянуть блоки
за овраг,  танкистов  с озера  тоже сняли.  И  начался  обстрел  кишлака  из
артдивизиона,  а пехоте  сказали  готовиться  к  проческе.  Жители  поначалу
кинулись  к  расщелине,  но  подход  к  ней был  заминирован,  и  они начали
подрываться на минах, после чего бросились обратно в кишлак. Нам сверху было
видно,  как  они  мечутся  по кишлаку среди взрывов.  Дальше вообще началась
х...ня непонятная, все мирные, оставшиеся  в  живых, бросились прямо на наши
блоки. Мы все ох...ели! Что делать?! И тут какой-то дурак влупил из пулемета
по толпе, и все остальные начали палить по мирным.
     - Что, всех положили?
     - Нет, не всех, основная часть  все  же  вышла,  и то  благодаря нашему
ротному. Своим, нашим и БТРом взводного он прикрыл мирных от обстрела, и дал
им  возможность уйти по оврагу в соседний  кишлак. Но положили тоже дох...я.
Потом первая рота по  приказу комбата ринулась на проческу, а нас оттянули и
расставили на блоки на подходе к дальнему кишлаку.
     - А  командир-то  наш какого хрена  всю  эту  бойню  затеял? Никто  ему
сказать не мог, что кишлак здесь не причем?
     - Командиру другую информацию дали.  А кто  правду скажет? Взводный что
ли расколется, что  он двух бойцов  подорвал? Или я  должен был сказать, что
Хасан БТР взводного обх...ячил? Ты сам бы как поступил?
     - Не знаю, - я пожал плечами.
     -  Хасан  поначалу  пытался  справедливость качать,  но его  уже  никто
слушать не хотел, процесс, как говорится, пошел, да  и эфир в момент забился
командами, все  забегали  засуетились, началась пальба. Мы сразу  поехали  к
палаткам медиков, проверить, жив ты там, или как, нам  то хули  этот бардак,
мы прекрасно знали, что духов кишлаке нет. По дороге узнали у танкистов, что
Бабай скончался.
     -  Ну  а  что? Могли  бы ведь  смотаться к командному пункту и доложить
командиру, что это бойня не по делу, - не унимался я.
     - Да что ты  заладил -  не  могли  передать,  не  могли доложить... Что
толку-то  от  этих передач и докладов,  кишлак уже во  всю  громили!  Слушай
дальше и не спрашивай всякую ерунду.
     - Ну ладно, ладно, рассказывай, я слушаю внимательно.
     - Хасан как  увидел  тебя на носилках, не поверил,  что ты живой, начал
щупать пульс, тормошить.  Медики Хасана оттаскивают, пытаются ему втемяшить,
что  ты  просто без  сознания,  а  он  не верит,  кричит, что вы медики  все
пиз...те. Да я и сам уже начал сомневаться, ты больше на  труп смахивал, чем
на живого, руки раскинуты, вся рожа в крови. А  Хасан, как еба...утый бегает
вокруг тебя, и материт всех медиков.
     Туркмен  говорил  быстро и возбужденно,  сопровождая рассказ жестами. Я
сидел и молча слушал.
     - Потом Хасан вдруг вскинул автомат и передернул  затвор, меня холодным
потом пробило,  я  уж было подумал,  что он сейчас медиков начнет косить. Но
Хасан бросился к БТРу, прокричал, что убьет козла взводного. Я его еле успел
перехватить  возле  БТРа,  но   попробуй  его  удержи,  он  как  сумасшедший
вырывается, да еще автоматом бьет меня по рукам.  Слава богу, ротный вовремя
подоспел, отобрал  у этого  психа автомат  и загнал Хасана в  свой БТР.  Так
Хасан  и  катался  рядом  с  ротным,  пока этот  бардак  не  закончился. Дай
сигарету! - выпалил Туркмен, прервавшись.
     Я шустро  вынул  пачку  из  кармана  и,  достав  сигарету, протянул  ее
Туркмену со словами:
     - Там в БТРе, в моем вещмешке "Ростов" есть. Может сходить?
     - Да не надо никуда ходить, мне курево без разницы, просто  успокоиться
надо немного. Спички дай!
     -  А  че  ты беспокоишься-то, я вот живой  вроде  пока,  с  остальными,
наверное,  тоже  все  в  порядке.  Иначе  ты бы  сказал.  Так  чего  ты  так
забеспокоился, а,  Туркмен?  -  Я попытался взглянуть ему в  глаза, наклонив
голову.
     У  меня складывалось  такое  впечатление,  что Туркмен своим  рассказом
оттягивает время, боясь сказать главное и,  судя  по всему, что-то очень для
меня неприятное.
     - Да я беспокоюсь, потому что я еще не все тебе  рассказал,  -  ответил
Туркмен, нервно прикуривая сигарету.
     - Да, кстати. А ротный  что, тоже ничего  не знает про эти заморочки? -
задал я вопрос.
     - Поначалу  догадывался, а сейчас уже  знает, Хасан ему  все выложил, и
даже про то, как взводный чижей подставил, когда вы в расщелину ходили. Я не
знаю, что там  ему  ротный втирал,  но когда  Хасан вернулся обратно, то был
спокоен, и про взводного больше не вспоминал.
     - Да уж, наш ротный мастер убеждать.
     -  Хасан  рассказал, что  ротный  отметелил взводного,  рожу набил  ему
капитально, и дал сутки сроку, чтоб тот сразу после рейда перевелся из полка
куда угодно - в Шиндант, на точку, только подальше от полка. И если взводный
за сутки из полка не съеб...тся, то ротный сам его пристрелит.
     Туркмен опять замолчал и, резко смяв в кулаке горящую сигарету, с силой
швырнул ее на землю, после чего закрыл лицо руками, и замер в этой позе.
     Я некоторое время смотрел на него, после чего тихо спросил:
     - Нурлан, что случилось?
     Туркмен убрал  руки  от  лица,  и  посмотрел  мне  в глаза.  Я  уже  не
сомневался, что произошло что-то страшное, и где-то в  глубине сознания даже
догадывался, с кем произошло это страшное, но боялся даже представить такое.
Про себя я молился, чтоб Туркмен объявил  все что угодно, но только  не это.
Мы несколько секунд смотрели друг на друга, Туркмен никак не решался сказать
мне  то, о  чем  я  уже и так в глубине  души догадывался, но все же  боялся
услышать. Я глядел на Туркмена,  а в моем  сознании крутился  этот проклятый
сон.
     Между сном и реальностью есть большая  разница, любой сон заканчивается
пробуждением  в реальности, а реальность  заканчивается смертью, пробуждения
из которой нет.
     - Что случилось, Нурлан? - повторил я свой вопрос.
     - Мне ротный  вообще  запретил  к  тебе приезжать,  и тем более  что-то
рассказывать, - произнес Туркмен.
     - Рано или поздно я все равно обо всем узнаю. Что толку скрывать.
     - Ротный собирается с вертушкой отправить тебя в госпиталь в Шиндант, а
оттуда на дембель.
     - А вот х...й он угадал. Никуда я  не полечу, и никто меня не заставит!
- воскликнул я, и негромко добавил: - Говори Туркмен, что с Хасаном?
     - Он у духов, - еле слышно произнес Туркмен.
     - Как! - я подскочил и уставился на Туркмена.
     - Ночью духи были на блоке Грека. Качан и близнецы спали  в БТРе, их не
тронули,  Хохлу горло перерезали,  а Грека и  Хасана  забрали с  собой,  они
снаружи были, к тому же загашенные.
     - Ну ладно, блок Грека это одно,  а причем здесь Хасан?! - Я  заметался
туда-сюда  по  палатке, у  меня  в голове  не укладывались  слова  Туркмена,
казалось, что он несет чепуху.
     -  Грек привез кишмишовки  из  Шинданта, когда  они  мотались  туда  за
боеприпасами и сухпаем, ну и позвал Хасана к себе в  компанию. Они там, ясно
дело, вмазали ништяк,  а Хохол, скорее всего, стоял в это время наблюдающим,
ну и наверно после того, как Грек с  Хасаном вырубились, Хохол допил то, что
осталось,  и уснул. Это я так думаю, а на  самом деле хрен его  знает, что у
них было. Ясно одно, Хохлу перерезали горло, а Грек с Хасаном пропали, а это
значит, что они у духов.
     Я подошел  к Туркмену и присел перед ним на корточки, положив руки  ему
на плечи.
     - Нурлан, ты  ведь знаешь, раз Хасан у духов, значит, он мертв, они  же
убьют  их, они же суки будут  над ними издеваться, и замучат до смерти. Духи
отыграются на них за разъе...анный кишлак.  Ведь ты же понимаешь это не хуже
меня?
     Я смотрел  Туркмена с  надеждой, Туркмен был рассудительным пацаном,  и
говорил  всегда правильные  вещи. Мне  хотелось,  чтоб он  хоть как-то  меня
успокоил,  мне  это  было  необходимо, иначе  в  данный  момент "крыша"  моя
находилась на гране срыва.
     - Если б духи хотели их  убить,  убили бы сразу.  Раз не убили, значит,
для чего-то они им нужны, - спокойным голосом произнес Туркмен.
     -  Может, обменять их хотят на пленных духов? У нас  же есть двое, этот
снайпер полудохлый, и тот, что у ротного.
     - Уже один остался. Того, что был у ротного, летеха с разведки замочил.
     - Как замочил? Когда замочил?!
     - Когда мы на блок становились,  летеха выпросил его у ротного. А после
они с нашим взводным браги нахлебались, ну и летеха его забил до смерти, как
бы мстя за Пипка. Пипок же был  его любимчиком. Хорошо что еще  пастух живой
пока, он в БТРе комбата сейчас.
     - Бля, "шакалы" тупорылые! Ну нахрена ротный отдал этому долбаю  духа?!
Теперь  пи...ец, даже если  духи  подпишутся поменять  кого-нибудь на чабана
этого,  то это,  скорее всего,  будет  Грек. Командир на сто  процентов  так
решит, ведь они же с Греком кенты. Так ведь? - я потряс Туркмена за плечо.
     - Не знаю, - ответил Туркмен и отвернулся, уставившись в окно палатки.
     - Бля, да они че, дураки что ли?! Нашли кого наблюдающим поставить. Эти
"деды" припухшие  - уроды,  да и Грек хорош. О чем  он думал,  когда  бухать
садился?! Хохол же за рулем на ходу спит, он сука вечно спит.
     - Теперь уж точно, навечно заснул, - безразлично проговорил Туркмен.
     - Поехали отсюда, хули мы тут сидим? - предложил я Туркмену.
     - Куда?
     -  На  блок,  куда же еще. Че,  ждать пока меня в  вертушку запихают? Я
отсюда никуда не улечу. Пока я не увижу Хасана живого или мертвого, я вообще
из Афгана никуда не полечу, даже на дембель. Поехали  давай, чего ты сидишь.
Ну, чего ты сидишь, Туркмен?!
     - Ну поехали, - Туркмен встал и не спеша направился к выходу.
     Я вышел  вслед за Туркменом, на ходу  разматывая  бинты,  которыми меня
обильно обмотали медики.
     -  Э-э, бляха!  - Я со злостью разматывал и рвал эти бинты,  не обращая
внимания на боль в шее и затылке.
     -  Юра, че  ты  делаешь? - спросил Туркмен остановившись,  когда мы уже
подошли к БТРу.
     - Да  ну  их нах...й  эти  тряпки,  зае...ли  они  уже. Там, бля  буду,
царапина какая-то доморощенная, а замуровали как фараона.
     - Дай я размотаю, а то ты сейчас башку себе оторвешь.
     Туркмен  подошел  ко мне, и  стал  не  торопясь,  аккуратно разматывать
бинты.
     - Тут кровь засохшая ша шее, бинты прилипли. Не больно?
     - Да  рви, е...ть  эту шею. Давай быстрее и поехали. -  Я стал помогать
ему, нервно отрывая окровавленный бинт от раны.
     - Да у тебя рубец здесь, как будто саблей полоснули, и шишка ох...енная
на затылке. Кровь вон сочится. Может замотать немного? - предложил Туркмен.
     - Нах...й заматывать. -Я нагнулся и, взяв пригоршню пыли, швырнул ее на
рану. -Все, поехали быстрее отсюда.
     Я  залез на броню и нырнул  в  командирский люк, плюхнувшись  в кресло.
Сознание отказывалось понимать происходящее.  "Ну как же так, Хасан у духов,
этого просто не может быть. Да что же происходит?"
     Туркмен неторопливо опустился на водительское сидение, запустил движки,
и мы тронулись  с места. Туркмен молчал, я тоже. Вид у Туркмена был какой-то
отрешенный, взгляд безразличный, я, наверное, тоже выглядел не лучше.
     - Туркмен, я пойду в кишлак. Пойду один,  - твердым голосом произнес я,
показывая свою решимость.
     Эта мысль  мне  пришла  в голову  неожиданно, как бы -  вдруг.  Туркмен
посмотрел на меня и произнес спокойным голосом:
     - Застрелись прямо здесь, чего в такую даль ходить.
     - Я не шучу, Туркмен.
     - Что, воевать с духами собрался?  - спросил  Туркмен, глядя  в лобовое
окно.
     - Нет, я пойду без оружия.
     Туркмен  снова  взглянул  на меня, будто  хотел еще  раз убедиться,  не
свихнулся ли я.
     - Я возьму пару гранат в карманы, и пойду один. Буду говорить с духами,
если они не отдадут Хасана, я подорву себя и их.
     - Юра, ты не  спеши с ума сходить, предоставим это  дело  командиру. Он
уже  объявил в кишлак - если не вернут людей, то кишлак будет уничтожен. Так
что давай подождем.
     - Ну да, конечно! А духи-долба...бы сидят в кишлаке и ждут, когда же мы
придем  их уничтожать. Да там в кишлаке, уже  давно никого нет, ни духов, ни
мирных. Ты че Туркмен, за дураков что ли духов считаешь!?
     - Посмотрим, - своим привычно спокойным голосом ответил Туркмен.
     Это спокойствие Туркмена меня бесило, хотелось взять,  и придушить его.
Я с силой сжал кулаки и что есть силы стукнул себя по коленям.
     - Юра, успокойся. Время покажет. Ты только успокойся. У меня тоже нервы
не железные, но я ведь стараюсь держать себя в руках. Иначе конец, иначе все
мы еб...немся в этой проклятой стране.
     -  Да  мы и так уже все давно еб...нутые, осталось только документально
это подтвердить.
     - Не волнуйся, подтвердят,  влепят штамп в военник - "проходил службу в
ДРА", этим и будет все сказано.
     -  И  "желтую  карточку"  для  комплекта, -  произнес я,  и  еле слышно
добавил: - Кому желтую, а кому и зеленую.
     Я открыл лобовой щиток,  и  через  выбитое  стекло  в  лицо  мне ударил
прохладный  поток воздуха. Вдалеке показались  наши  блоки. Дальше  мы ехали
молча,  думая  каждый о своем,  а задуматься  было над  чем. Я бы, наверное,
свихнулся,  если бы  не  было той мизерной надежды, что еще не все потеряно,
что еще  можно каким-нибудь  образом  спасти  Хасана.  Я изо всех  сил хотел
верить, что еще увижу друга живым, иначе на кой черт эта никчемная жизнь.







     - Глянь  вон  на  раздолбанный  кишлак,  - предложил  Туркмен,  нарушив
длительное молчание.
     Я  откинул верхний люк  и  высунулся  из него. Диск восходящего  солнца
показался из-за  макушек гор. Наступало  утро. В низине виднелось  озеро,  а
чуть в стороне  клубились редкие струйки черного дыма, разглядеть,  что-либо
подробней  было трудно, кишлак находился  далеко.  Я  опустился на  сидение,
захлопнув за собой люк.
     - Да там не видно ни хрена, так, дымок еле заметный вдалеке.
     - Вчера он вовсю полыхал, распахали не хуже того, что возле речки.
     - Только и можем, что кишлаки распахивать, - пробубнил  я себе под нос,
и спросил: - Наш блок опять крайний?
     - На этот раз нет, крайний  у  самого оврага, поставили блок Грека, наш
стоит рядом.
     Мы снова  замолчали. Прошло примерно минут десять, как  мы катили вдоль
оврага, точного времени я не знал, так как потерял свои часы.
     - Что, приехали уже? - спросил я, когда БТР остановился.
     - Да, - ответил Туркмен и откинулся на спинку сидения.
     - А где пацаны?
     -  Возле машины ротного, вон он стоит - слева от нас. Сейчас ротный мне
по башке настучит за то, что я привез тебя от медиков.
     - Как это понять -  привез, я что вещмешок что ли? Я сам  сел в  БТР  и
приехал. К тому же ты вовремя появился, я уже собирался пешком на блок идти.
Где мой автомат, вы его забрали с озера?
     - Забрали, не  волнуйся, там  он,  в  отсеке  валяется.  А  зачем  тебе
автомат, ты же вроде с гранатами в кишлак собирался?
     Я злобно глянул на Туркмена,  его слова походили  на насмешку. Но вид у
Туркмена был все  такой же подавленный, и никакой иронии  в его глазах  я не
уловил.
     - Подъе...ываешь?!
     - Нет,  просто пытаюсь  угадать,  что ты  попробуешь  отмочить в  таком
состоянии. Мне всегда казалось, что это Хасан непредсказуем, но  оказывается
наоборот, Хасан-то как раз и предсказуем. Я  всегда мог заранее предугадать,
как  Хасан поведет себя в тот или  иной момент, что от него можно ожидать. А
вот как быть с тобой, я не знаю.
     - Туркмен, ты о чем?
     - А о том, что ты,  Юра, куда более не предсказуем, чем Хасан. Поэтому,
мне страшно за тебя. Терять друзей одного за другим мне будет не под силу.
     Было видно, что Туркмен тоже начинает терять самообладание. Чуть ранее,
когда я надеялся на его моральную поддержку, то не подумал об этом. А каково
же Туркмену самому? И правильно он выразился, "если не держать себя в руках,
то мы  все  е...немся  в  этой проклятой стране".  И я решил держать себя  в
руках, насколько было возможно, хоть это и нелегко давалось.
     - Туркмен, опомнись, - твердо произнес я, - Хасана мы еще  не потеряли,
я пока  еще  живой,  и пацаны все  целы, -  и спокойным  голосом  добавил: -
Успокойся, Нурлан, ничего я не "отмочу".
     После чего перелез через сидение  в  отсек  и,  открыв  пару  десантных
люков, чтоб добавить освещение, начал шарить по отсеку, ища свой автомат.
     - Под своим мешком посмотри, - раздался голос Туркмена.
     Я приподнял свой вещмешок, и взял автомат.
     - Нашел? - спросил Туркмен.
     - Да, нашел, - ответил я, и вылез через десантный люк наружу.
     Шиферный  от засохшей  крови  воротник  больно  тер  рану, за шиворотом
чувствовалась  мокрота. "Наверное,  кровит  рана", - подумал  я, и  легонько
провел ладонью по шее.
     - Точно, падла,  так и есть. А  хер на нее, - прошептал я,  и махнул на
эту мелочь рукой.
     Сзади послышался шум моторов, я обернулся и увидел, как  к нам подкатил
БТР взводного. Взводный сидел на пулеметной башне, держа на коленях автомат.
Он взглянул в мою сторону, и тут же отвел глаза, опустив голову. Во мне в ту
же секунду вскипела злость. "А ведь вот он, тот, который был виноват во всем
произошедшем, по его вине погибли пацаны, по его  вине случилась эта нелепая
бойня! Из-за  него сейчас Хасан у духов, и вполне возможно, что уже мертв, а
может, духи Хасана  сейчас  пытают!". При этой  мысли,  дикая ярость  внутри
нарастала с неимоверной силой, меня начало колотить при виде этого  урода. И
где уж  тут  было удержать  себя в  руках,  я  с  такой  силой стиснул ствол
автомата, что послышался хруст в пальцах.
     - Бережной, по  приезду в полк  представлю тебя  к награде, -  произнес
взводный не поднимая головы, и не глядя в мою сторону.
     Ох, уж  лучше бы он этого не говорил. Это было последней каплей, дальше
контролировать  себя  не было уже  сил.  Я  изо всех  сил  дернул  за  ствол
автомата, заметив краем взгляда, как выскочил  из люка Туркмен,  спрыгнув на
землю; он безнадежно остановился  и замер на месте,  понимая, что  не успеет
помешать мне, расстояние  между нами было метров  пятнадцать.  На  одно лишь
мгновение я глянул  в сторону  Туркмена,  и  как молния  пронесся в сознании
эпизод из сна,  мне не надо было задерживать на нем взгляд, образ Туркмена я
отчетливо помнил  из этого кошмарного сна, но  остановить меня уже ничто  не
могло. Машинально  щелкнув  предохранителем, я передернул  затвор,  направив
ствол в  сторону сидящего на  башне  БТРа взводного, и  с  силой надавил  на
курок. Почти одновременно с прогремевшей очередью, но может на какие-то доли
секунды раньше, я  ощутил  удар  по стволу, и вдруг какая-то сила рванула за
автомат,  вырвав его  из  моих  рук. Я  успел только заметить  переполненные
ужасом  глаза взводного,  и то, как он  в мгновение  ока спрыгнул с брони на
другую  сторону БТРа, пули прошли над его головой. И тут перед моими глазами
возник ротный. Откуда он взялся, и как сумел так  быстро подскочить и выбить
из  моих рук автомат за  доли секунды до выстрела,  это, наверное, останется
загадкой даже для него самого.
     - Что ты делаешь,  дурак?! -  крикнул  ротный, держа в руке вырванный у
меня автомат, лицо его было  бледным, я  заметил, как  слегка  дергается его
правое веко.
     Ротный схватил меня за грудки, и так тряхнул, что голова еле удержалась
на плечах.
     -Что ты делаешь, дурак е...нутый, - еще раз повторил ротный,  глядя мне
в глаза, и вдруг выкрикнул: - А ну, быстро запрыгнул в БТР!
     Я, шатаясь, развернулся кругом и машинально, как робот, не совсем четко
координируя свои движения,  залез  через десантный люк в отсек  БТРа.  После
чего,  тяжело  опустился на  сидение.  У меня  слегка  кружилась  голова  от
пережитого стресса. Ротный залез следом и присел рядом со мной.
     -  Нурлан, оставь  нас.  Я  хочу  с глазу  на  глаз  поговорить с  этим
стрелком,  -  обратился  ротный к  Туркмену,  который уже успел запрыгнуть в
водительское кресло, и с ошарашенным видом смотрел на нас, не веря до конца,
что все обошлось.

     Туркмен молча приподнялся,  и  не спеша, вылез  из люка наружу. Ротный,
захлопнув десантный люк, обратился ко  мне,  не повышая голоса. Видно  было,
что  он еле сдерживается, чтобы  не надавать мне  по роже, но понимает,  что
этот метод сейчас не подействует, а только усугубит ситуацию.
     - Я  как жопой чуял, когда увидел, как  подкатил к вам Андрюхин БТР. Да
что же вы  все, как будто сговорились, один  бесился, еле угомонил, и тут на
тебе, опять! Ну ты че, Бережной, совсем что ли свихнулся?
     - Мне уже все равно, - произнес я безразличным голосом.
     - Зато мне не все равно, я за вас отвечаю. Загреметь захотел? Если б ты
застрелил лейтенанта, то даже самый  легкий выход,  такой, как  неосторожное
обращение   с   оружием,   обернулся   б  для  тебя  парой  лет  в  "дизеле"
(дисциплинарный батальон).  И  покатил бы ты вместо  Алма-Аты на пару лет  в
Отар "дизилить".  О худшем и говорить не стоит - червонец "зоны", не меньше,
ты не хуже  меня знаешь,  что такое  военный трибунал. Ну и закидоны у тебя,
Бережной! Тебе что, взрывом  все мозги вынесло  что ли? Ты же чуть всю жизнь
себе не загубил, дурак.
     - Плевать мне на свою жизнь.
     - А как же насчет чужой?
     -  Товарищ старший  лейтенант,  вы же знаете,  что все  случилось из-за
этого... - я запнулся и потряс  ладонью, подыскивая  подходящее слово, чтобы
обозвать взводного.
     - Да знаю, - перебил меня ротный.  - И  что теперь, стрелять друг друга
начнем,  на  потеху духам? Или ты думаешь, я не понимаю того, что происходит
вокруг? Я же уважаю вас, пацаны, вы же лучший экипаж. Мне ведь тоже не легче
от  того, что Гараев с Греком оказались у  духов. Сейчас ты  чуть не напорол
беды, потом Нурлан "слетит с катушек". И что дальше?
     - Хасан мой друг, у меня в жизни никого не  было  ближе, чем он. У меня
нет никого, один Хасан,  и того уже  почти нет. Осталась мизерная надежда на
его возвращение, и та тает с каждой минутой. Вы понимаете это? - Я дрожащими
руками достал пачку сигарет и закурил.
     - Юра, я тебя прекрасно понимаю. У каждого убитого в Афгане солдата или
офицера  есть друзья, есть матери. У меня ведь тоже был друг.  А ты хоть раз
смотрел в глаза матери убитого  друга? Если  б ты видел эти глаза, ты бы сто
раз подумал, прежде чем поднять автомат и выстрелить. Мне очень жаль, что ты
этого не понимаешь, - с досадой произнес ротный, и замолчал.
     Я посмотрел  на ротного, и заметил блеск в его глазах,  не  трудно было
догадаться, что это  были  еле  заметные слезы. Ротный изо всех сил старался
сдержать  свои эмоции, но  горькая  память годичной  давности  давала о себе
знать.
     Я помнил эту историю, и знал, что у ротного был друг, который погиб.
     Чуть  больше  года назад  два  лейтенанта  перевелись  в  наш  полк  из
Шинданта, один попал  к нам  в роту, и был назначен ее командиром, а другого
распределили  в  саперную  роту.  Ротный  был  веселым,  бравым,  тогда  еще
лейтенантом,  в  глазах  его  всегда поблескивал  задорный такой  огонек, ну
типичный гусар.  А  друг  его  -  Степан,  из  саперной  роты, был добрым  и
спокойным парнем, с грустными такими глазами. Они дружили с детства, жили на
одной  улице, учились  в одном  классе,  вместе пошли в  военное  училище, и
одновременно попали в Афган.  В полку их часто видели вместе, то ротный  наш
сидит у саперов, то наоборот, Степан торчит в нашей роте.
     Год  назад в  дивизионном рейде, Степан  подорвался  на  мине, во время
разминирования моста, его разнесло на куски. Наша рота стояла колонной перед
мостом, и мы видели, как все это произошло. Ротный бросился в сторону моста,
но Степану помочь уже никто не  мог,  все,  кто наблюдал  за разминированием
моста, видели,  как  во  время взрыва  куски человеческого  тела  вперемешку
кусками бетона подлетели в воздух.  Ротный сам собрал останки друга на кусок
брезента и, аккуратно завернув, принес в свой  БТР.  Во время рейда он почти
не  вылезал  из машины. После рейда  несколько  дней не  появлялся  в  роте.
Цинковый  гроб  друга ротный сам  сопровождал  в Союз.  Когда он вернулся  с
похорон, его было не узнать, в черных волосах появилась заметная проседь. Он
уже  не  был тем веселым балагуром,  навсегда  пропал  задорный огонек в его
глазах.
     Да, прав ротный,  я  не  знал, чего стоит войти в дом убитого  друга, и
первым сообщить  матери о гибели сына, видеть ее глаза. Наверное, это адская
мука. Ротному пришлось испытать это на себе.
     Я  только теперь  стал осознавать, что  чуть-чуть не  совершил  ужасную
глупость, которую никогда бы  себе  не простил.  От  этой  пропасти  и хотел
предостеречь меня сон,  и если б не ротный, то лететь мне в эту пропасть, не
во сне, а уже наяву.
     - Товарищ старший лейтенант, спасибо вам. Я чуть не совершил глупость.
     В это время в люк заглянул Туркмен и обратился к ротному:
     - Товарищ старший лейтенант, вас командир вызывает.
     - Где он? - спросил ротный.
     -  Здесь  рядом, машина  комбата  тоже  здесь,  они  привезли  пленного
пастуха, наверно собираются договориться об обмене.
     Ротный открыл десантный люк и, прежде чем  вылезти, посмотрел на  меня,
мы встретились взглядами. Я  осознал нелепость своего поступка, и ротный это
понял.
     -  Я  думаю, все  обойдется.  Андрей про этот  случай будет  молчать, я
позабочусь, - сказал напоследок ротный и выпрыгнул из отсека.
     Немного  посидев, я тоже вылез  наружу.  Метрах в пятидесяти  от нашего
БТРа стояли  машины командира и  комбата.  Командир  что-то говорил ротному,
рядом  стояли комбат  с  замполитом, там же недалеко  стояли  Туркмен, Урал,
Сапог и пацаны с машин командира, комбата и ротного. Некоторое время  спустя
комбат махнул  рукой  и один из бойцов его БТРа побежал  к машине и вывел из
нее пленного чабана. Пастух этот, судя по всему, уже оклемался, он подошел к
командиру уверенной, твердой походкой. Ротный взял  его за  локоть и повел в
сторону своего БТРа, они проходили  мимо  меня,  потому как  машина  ротного
стояла с другой стороны.
     -  Вы  поедете  в кишлак менять духа?  - спросил  я ротного, когда  они
приблизились.
     - Да, я поеду.
     - С духами уже связывались?
     - Они  сами  с нами связались, иначе, чего бы я туда  поехал, - ответил
ротный, проходя мимо меня.
     - Кого вызволять будете, Грека? - задал я вопрос вдогонку.
     - Почему ты так решил? -ротный остановился, повернувшись в мою сторону,
продолжая держать духа за локоть.
     - Да я уверен на сто процентов, что командир вам так сказал.
     - Плохо ты думаешь о командире. Он просил спасти, кого смогу.
     -Ну  а вы  сами-то как решите? -  не унимался  я, хотя понимал, что это
глупый вопрос,  разве может ротный сказать, кого  он выберет, если, конечно,
такой выбор у него вообще будет.
     - Кого духи отдадут, того и придется забрать, там  не базар, -  ответил
ротный, коротко и ясно.
     - А может духам предложить бакшиши какие-нибудь, чтоб двоих отдали?
     -  Перепробовали  все, но с  той стороны  заявили  конкретно,  одного и
точка. И то благодаря  тому, что этот  дед доводится родственником одному из
членов банды, а иначе бы они не отдали никого.
     - А где духи, в кишлаке?
     -  Нет, не думаю, хотя обмен  произойдет в кишлаке. Ну ладно  Юра,  нам
пора,  потом все узнаешь. Ты успокойся немного,  чайку своего похлебай,  мне
сдается, что  он  помогает  в  подобных  ситуациях,  - загадочно  проговорил
ротный, и дернул духа за  локоть, они пошли дальше, а  я  стоял и смотрел им
вслед.
     Последние слова ротного меня слегка озадачили. "Неужели он все знал про
чай? Если знал, то это значит, что я не совсем  хорошо знаю ротного". Но мне
сейчас было не до этого, знает там ротный чего, или нет, поэтому  я  тут  же
выкинул эту мысль из головы.
     Ротный с духом залезли  в БТР, их  было только двое;  ротный сам сел за
руль и повел машину, а я еще долго смотрел им вслед, пока они не скрылись за
сопкой.  В  данный момент  мне не хотелось  общаться с кем-либо, а  хотелось
побыть одному. Да и пацаны не спешили ко мне подходить, скорее всего, ротный
или Туркмен сказали им, чтоб те какое-то время не тревожили меня.
     Сейчас  оставалось только ждать, и прав был  механик  из фильма "В  бой
идут одни старики" - тяжелее всего  - ждать. И тяжесть ожидания усугубляется
еще  тем,  что  ждешь  не автобус  на остановке,  и не  "чижа"  с пайкой  из
столовой, а ждешь, когда из плена вернется друг, где варианты благополучного
исхода пятьдесят на пятьдесят, а может и того меньше.
     В моей памяти  возник  мулла,  говорящий  про суд  совести, его видение
стояло перед моими глазами, как будто я встречался с ним пять минут назад. И
еще  вспомнился давнишний,  забытый  разговор  с  Баптистом. Илья в то время
только недавно попал  из учебки в Афган, но все уже  знали о его религиозных
наклонностях,  "солдатский  телефон" работал быстро. Помню, как-то сидели  с
ним в  курилке на лавочке,  и я спросил его,  так просто, для прикола. Я как
раз в тот момент был накуренный, как удав:
     - Илья, вот ты веришь в Бога, а ты его видел?
     - Нет, - ответил он.
     - Я вот, например, никак не могу прикинуть. Ну как ты можешь так уперто
верить в то, чего не видел?
     - Не обязательно Бога видеть, главное верить.
     -  Ну  ладно, тогда  скажи мне, а  почему Бог этот,  ну, не появится, к
примеру,  и не покажется людям, раз он есть, может, тогда все люди и поверят
в него? Он че, до этого додуматься не может, что ли?
     Илья загадочно так улыбнулся, и сказал:
     - Бог появиться не может, он внутри каждого из нас.
     Илья  встал  и ушел, а я остался  сидеть  в раздумье,  и  никак не  мог
понять, как же Бог может быть внутри нас?
     И только сейчас до меня понемногу  стал доходить смысл  этих слов. Прав
Илья, бог внутри нас, но кроме бога, там сидит  еще и дьявол. Всю жизнь идет
бесконечная борьба между этими двумя противоположностями, которые мы несем в
себе. А все, что вокруг происходит, есть результат этой борьбы.
     Я стоял как истукан, предаваясь воспоминаниям и размышлениям,  в то  же
время не отводя глаз смотрел на сопку.  В голове периодически возникала одна
и та же мысль: "Кого же ротный привезет, Грека или Хасана? Прапора и офицеры
у духов ценится больше, чем срочники,  а значит,  еще есть надежда, что духи
отдадут Хасана". Пусть Грек простит меня за эти мысли, но я ни чего не мог с
собой поделать, Хасан мне все-таки ближе.
     Прошло  примерно  около часа,  хотя  мне  показалось,  что прошла целая
вечность. Я даже не  заметил, как подошел Туркмен, он молча  стоял  рядом, а
остальные пацаны сидели на земле,  расположившись рядом с машинами командира
и комбата, и о чем-то оживленно беседовали. О чем  они говорили,  догадаться
было не трудно, тема была сейчас одна - обмен пленными. Комбат с  замполитом
сидели на броне командирского БТРа,  самого  командира видно не было, скорее
всего, он сидел на  связи. Машины взводного я тоже рядом не заметил, укатил,
наверное, от греха подальше. Тут к БТРу командира подкатила "таблетка", и из
нее вылезли знакомый мне капитан, и еще  пара каких-то медиков, которых я не
знал, они уселись под гусеницу тягача, и тоже стали ждать вместе со всеми.
     - Давно здесь стоишь? - спросил я Туркмена.
     - Только что подошел.
     - Странно, почему ротный один поехал, без прикрытия?
     - Почему без прикрытия, три БМПэшки стоят рядом с кишлаком.
     - О чем там треплются большие  командиры, ничего интересного не слышал?
- поинтересовался я.
     Туркмен  был пацаном внимательным, с посторонними  болтал  мало, больше
предпочитал слушать. А меня сейчас интересовал  один  вопрос,  может, ротный
неправду мне сказал, может, на самом деле они хотят вытащить Грека.
     - Много  я  там  интересного услышал, рассказать -  хрен поверишь. Я  с
водилой  командира поболтал по  душам,  мы  с  ним  вместе  в  учебке  были.
Рассказал он мне, конечно же, не все, но достаточно, чтоб охеть от этого.
     -  Чего  он тебе рассказал? - я оторвал взгляд от сопки, и уставился на
Туркмена.
     -  Ротного  не спроста  заслали  провернуть  обмен,  против  него  духи
наверняка подлян не будут делать.
     - Это еще почему?
     - Он  спас много мирных из кишлака, я тебе рассказывал, и духи об  этом
знают, хоть они и враги, но добро все же помнят.
     - Откуда  духи могут об этом знать? - у меня начал пробуждаться интерес
к рассказу Туркмена.
     -  Духи  пеленгуют наш базар  по  рации,  поэтому  основные  приказы  о
проведении  операций полкач доводит командирам  подразделений  лично,  когда
вызывает  их к себе,  а  по  радиосвязи уже  идет  второстепенный  треп, или
что-нибудь экстренное, когда нет возможности передать устно.
     -  Интересно,  а мы еще удивлялись, нахрена  командир всех "шакалов"  к
себе постоянно дергает, можно ведь  и по рации  сказать. Оказывается вон оно
что.
     - Так вот, оказывается,  если не считать потери,  то, не смотря на весь
бардак, наш полк завершил операцию успешно. Как тебе это?
     - Ты шутишь?
     - Да какие там шутки.  Уничтожить этот кишлак - это и  была изначальная
цель операции. Кишлак этот примерно год был союзным, они регулярно оповещали
наших о проходе через расщелину духовских караванов.
     - И че, духи не могли этот кишлак "расколоть"?

     -  Ну, наши тоже  не дураки, они, я думаю, не сразу громили караваны, а
пасли  их  до  определенного  места,  а  после  разведка,   якобы  случайно,
нарывалась на караван и его брали.
     - Ну и на...я тогда размочили кишлак?
     -  Предположения  такие,  что  кишлак  начал  работать в пользу  духов.
Недавно в районе  Шинданта  появились "стингеры", начались потери в авиации,
отсюда следует, что караваны проходили  через эту тропу, а из кишлака ничего
не сообщали. К  тому же недалеко  от  этой  расщелины,  на территории Ирана,
появилась духовскае базы. Шинданские как раз и бучкались с наемниками, когда
мы сюда на блоки  вставали. Опять же решили,  что наемники  прошли через эту
расщелину.  Так  что,  у  нас  с самого начала была  задача  уничтожить этот
кишлак, и  завалить  расщелину.  Что мы  и  сделали. А эти  запарки, которые
произошли, только добавили поводу для разгрома кишлака. Вот такие вот дела.
     - Ну так  и разх..ярили бы этот кишлак сразу, чего было  ждать, пока не
случится вся эта херня. И ваще, как это операция, могла стать успешной, если
столько  потерь?  Нехило мы преуспеваем.  Я думаю, что  этот кишлак с самого
начала работал  на  два фронта, а  до наших  это только  сейчас  доперло,  -
высказал я свое предположение.
     - Юра... Мне  вот  кажется, что  взводный  выстрелил  из  гранатомета в
сторону озера не  спроста, я думаю, что кто-то  дал ему  такое указание. То,
что вы там с Бабаем шарахались, он, конечно же, не знал, но выстрел все-таки
был не случайным.
     - Ты хочешь сказать, что нужен был повод, чтоб разхячить этот кишлак?
     - Все может быть. А то, что случилось после, это просто случайность.
     - Ну ни хя себе случайность! Духам и воевать с нами не надо,  мы одними
случайностями перехярим друг друга.
     Разговаривая с Туркменом, я немного отвлекся от тяжких ожиданий.
     Вдруг кто-то из пацанов выкрикнул:
     - Бэтэр едет!
     Это был Петруха, водила ротного, он показывал рукой  в сторону кишлака.
Все как по команде  глянули сначала на него, потом туда,  куда он показывал.
Вдалеке виднелась полоска пыли, сомнений не  было, это машина ротного. Все в
одно мгновение  замолчали  и замерли в ожидании,  командир  выскочил из люка
своего  БТРа,  комбат  с  замполитом  спрыгнули с  брони.  Минут  через пять
томительных ожиданий  БТР  ротного подкатил,  и резко  тормознул между нашей
машиной и БТРом командира. Через пару секунд  откинулся  водительский люк, и
оттуда высунулся ротный, вытирая рукавом пот со лба, за ним следом откинулся
командирский люк из него показался Хасан.
     - Хасан! - выкрикнул я, и бросился  к БТРу, за мной подбежал Туркмен, с
двух  сторон в ту  же  секунду нарисовались  Сапог с Уралом,  а за ними  все
остальные. Все пацаны были рады возвращению Хасана, и не скрывали этого.
     Когда Хасан спрыгнул  с брони,  мы  все окружили его, вид  у Хасана был
мрачный, в глазах не видно было радости от благополучного исхода.
     - Хасан с тобой все нормально? - я тряс его за плечи, разглядывая с ног
до головы. - Они ни чего с тобой не сделали? С тобою все нормально?
     - Они Греку башку отрезали  на моих глазах, как  барану. И после трясли
этой башкой у меня перед мордой, и говорили, что сейчас с тобой будет  то же
самое. Мне несколько раз запрокидывали голову и приставляли нож к горлу. Как
ты думаешь Юра, со мною все нормально? - выговорил хриплым голосом Хасан.
     - Пошли в машину, Хасан, - предложил я.
     Все пацаны расступились, и мы  с Хасаном зашагали к  своему БТРу,  чтоб
там не  произошло, но  я  был  безумно рад  встречи с другом. За нами следом
последовали Туркмен, Урал и  Сапог. Я оглянулся, ротный  в  это время что-то
говорил командиру, рядом стояли комбат и замполит.  Когда я пригнулся, чтобы
залезть в  десантный люк, то  заметил, как из машины ротного медики вытащили
тяжелый мешок и переложили в "таблетку", я приостановился  и, развернувшись,
посмотрел в сторону отъезжающей "таблетки".
     - Прощай, Грек, хороший ты был  мужик, - шепотом произнес я,  и залез в
БТР.
     Протиснувшись  в   отсек,  я  присел  рядом  с  Хасаном,  напротив  нас
расположились Сапог с Уралом, Туркмен плюхнулся  в водительское и повернулся
к нам, в отсеке стояла гробовая тишина, все моча смотрели на  Хасана.  Через
минуту послышалась команда комбата:
     - По машинам!
     В командирском люке появилась голова ротного.
     - Ну как мужики, все нормально?
     - Да, командир, мы в порядке, - ответил я.
     - Ну и прекрасно, рад видеть вас вместе.
     - Куда на этот раз покатим? - спросил Туркмен.

     - Все кончено, уходим, - отрезал ротный.
     - А что, кишлак громить не будем? - поинтересовался я.
     - Нет, оставим в  покое, духи отдали тело Саши в  залог того, что мы не
будем громить этот кишлак. Да и смысла нет, кишлак пустой. Хватит уже, и так
достаточно здесь погромили.
     - Обратно едем так же? - спросил я.
     - Нет, сейчас едем в Шиндант, а оттуда по бетонке домой. Давай, Нурлан,
готовьтесь, колонна уже выстраивается.
     Голова  ротного  исчезла,  Туркмен  запустил  движки,  и мы тронулись с
места.  Пристроившись за БТРом ротного, Туркмен остановил машину, и мы стали
ждать, пока  вся  техника выстроится в одну  колонну.  Минут  через двадцать
тронулись. Мы еще долго молчали, слушая лишь гул моторов.
     Сапог сидел напротив меня, - наблюдая  за  ним, я  заметил,  как  Сапог
изменился. Он  больше  не опустится,  и не  даст себя в  обиду. Он кое что в
жизни понял.
     -  Юра, тебе  подсказать,  или,  может,  сам догадаешься?  - неожиданно
раздался голос Хасана.
     -  Хасан, какой базар, уже делаю! - с  радостью отозвался я,  и быстрым
движением достал из кармана пачку сигарет и чарс.
     Мы все обрадовались и оживились после траурного молчания, которое, если
честно признаться, всем изрядно поднадоело.
     - Чего зря убиваться, ведь дембель  неизбежен, как крах империализма, -
произнес Хасан.
     Хотя сказал он это без радости и улыбки  до ушей, как он  обычно  делал
раньше, но все-таки чувствовалось, что Хасан выходит из стрессового ступора.
     -  Да, но  пока существует  империализм,  наш дембель  в  опасности,  -
дополнил Туркмен излюбленную фразу советского солдата.
     Все  возвращалось  на круги  своя -  раз Хасан  захотел курнуть, значит
перед нами все тот же Хасан, а это значит, что мы снова вместе.






Last-modified: Tue, 08 Mar 2005 07:10:29 GMT

Оцените этот текст: