Александр Ромаданов. HTML Оригинал этой повести расположен в библиотеке "Хромого Ангела" http://kulichki.rambler.ru/XpomoiAngel/html/html.htm │ http://www.kulichki.com/XpomoiAngel/html/html.htm
 © Copyright (c) 1997-1998 Alexandre Romadanov Email: AlexRoma@concentric.net │ mailto:AlexRoma@concentric.net Home page: http://kulichki.rambler.ru/XpomoiAngel/ │ http://kulichki.rambler.ru/XpomoiAngel/ Date: 27 Mar 1998
Александр Ромаданов (Алексрома). HTML (роман о Сети, о жизни и жизни в Сети)  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *  1. На самом краю Земли На самом краю Земли, у кромки горизонта, там, где багровое небо сходится с голубыми льдами, в заснеженных джунглях Нью-Йорка родился мальчик по имени Листопад. Отец его был большой и сильный, покрытый густой бурой шерстью орангутанг Мики, а мать -- простая русская женщина Маша. На всю оставшуюся жизнь Листопад запомнил первый момент своего появления на свет: вот он вцепился тоненькими морщинистыми от сырости материнской утробы пальчиками в свалявшуюся шерсть отца, и над ним склонилось светящееся теплым добрым сиянием лицо матери: -- Как ты себя чувствуешь, Листик? -- протягивает она ему душистый мякиш свежеразжеванного ржаного хлеба. -- Хорошо, мама, ты только не волнуйся, пожалуйста! -- улыбается ей в ответ Листопад. Он рос в большом и шумном дворе среди множества друзей. Самым его лучшим другом была девочка Стелла с огромными голубыми глазами в пол-лица, длинными вьющимися волосами цвета пробивающегося сквозь грозовую тучу солнца и хорошо развитой грудью. Когда Листику было пять дней, Стелла подарила ему свою любимую куклу Барби и научила, как за ней ухаживать. Долгими зимними вечерами, в которые выход из небоскреба был завален нападавшим во время пурги снегом и выйти во двор к друзьям было нельзя, Листик часы напролет болтал о жизни со своей кукольной подружкой, а когда приходило время укладываться спать, он наполнял ванну горячей водой и напускал в нее пены, затем раздевал Барби, отводил ее в ванную комнату, усаживал попой в белые пенные сугробы и несколько часов кряду тер ей спину мочалкой, сделанной из коры молодого дуба -- так научила его Стелла. Разговаривать с Барби при этом уже было невозможно: она не переставала хихикать от удовольствия. Первое жизненное потрясение настигло Листика именно в такой момент: в один из вечеров в дверь ванной комнаты, служившей к тому же и туалетом, стал дубасить пьяный папаша: -- Открывай, гаденыш, ссать хочу! -- орал он звериным криком. -- Не отпирай ему, я боюсь! -- вцепилась ногтями в руку Листика дрожащая Барби. -- Видишь, по мне мурашки бегают... Она стряхнула с предплечья маленькую зеленую мурашку. Мурашка упала в пену и застряла в ней, беспомощно суча лапками воздух. -- Пока я рядом, тебе нечего бояться! -- ответил Листопад голосом матерого мужчины, который он слышал однажды по радио. Меж тем, папаша уже рубил дверь топором, и Листику приходилось отгонять от Барби колючие щепки. Она была еле живой от страха, но Листику было неведомо это чувство: его никто еще никогда в жизни не обижал, и ему даже не могло прийти в голову, что кто-то способен сделать что-то плохое ему или его друзьям. -- Опять ты с этой блядью! -- ворвавшийся в ванную свирепый отец схватил жилистой ладонью Барби за горло, в момент откусил ей голову и выплюнул в унитаз. Для бедного Листика это было так неожиданно, что в первый момент он ничего не понял, и в нем не было никаких чувств -- была только объемная картинка перед глазами: обезображенная Барби в розовой пене, плавающие в красной воде щепки и папаша перед унитазом с высунутым членом. Так Листопад впервые узнал, что в жизни кроме самой жизни бывает еще и смерть. Вместе со Стеллой они разрыли слой метрового снега во дворе под ледяной горкой, разбили ломами искрящуюся льдинками землю и похоронили Барби в слое вечной мерзлоты. Там же, на могиле своей верной подруги, Листик поклялся отомстить отцу, когда вырастет. Листопад был так безутешен в своем горе, что проплакал три года. Когда к концу третьего года матери наконец-то удалось его успокоить пустышкой, к нему подошел ненавистный отец. Вид у него был уже не такой свирепый, а скорее жалкий: к этому времени он успел сильно состариться. Он тяжело сел на табурет, бережно развернул на колене промасленную тряпку, вынул из нее что-то загадочно блестящее, протянул Листику и сказал примирительно: -- Ты это, сынок, не серчай, вот тебе новая игрушка. -- А что это? -- спросил Листик, завороженно глядя на отливающую холодной синевой сталь. Он еще не знал, что это такое и зачем оно нужно, но сразу почувствовал: это что-то настоящее! -- Это Магнум, сынок, настоящая игрушка для настоящего мужчины, -- обрадованно потрепал папаша Листика по вихрастой макушке, видя, что его подарок "попал в струю". -- Ты уже большой, скоро в школу пойдешь, там без этого никак нельзя. Листопад протянул было руку за подарком, но вдруг услышал страшный голос в своей голове: "ТЫ ДАЛ КЛЯТВУ!" -- "Ну и что? -- нашелся, что ответить Листик. -- Я дал клятву отомстить, когда вырасту, а я еще не вырос!". С этой спасительной мыслью он и принял ценный увесистый подарок от отца. В следующий месяц Листик крепко подружился с отцом. Все свободное от службы отца время (он служил начальником нью-йоркской полиции нравов) они практиковались в стрельбе из пистолета. Мама научила Листика заводить будильник на пять часов вечера, и строго по звонку он вынимал из-под подушки Магнум, не спеша и обстоятельно разбирал его на части, тщательно смазывал каждую деталь ружейным маслом, а потом так же не спеша собирал обратно. Папа сказал ему по секрету, что именно эта игра называется детский конструктор, а не какие-то там вонючие кубики. Кубики и правда нестерпимо воняли пластмассой, а от смазанного пистолета сладко пахло чем-то терпким и волнующим, как будто узнанным еще до рождения. В шесть часов с минутами приходил с работы отец, аккуратно и бережно вешал красивую черную форму с серебристыми петлицами на вешалку, съедал тарелку борща, запивал свой ужин золотистым виски из конфискованной у пиратов прямоугольной бутылки с черной этикеткой и неторопливо выкуривал душистую толстую сигару. Это все был как бы исполненный тайного смысла ритуал, без которого нельзя было попасть на пустырь, где они палили навскидку с двадцати шагов по самодельной фанерной мишени, прибитой столярными гвоздиками к одиноко стоящему щиту с выцветшей тарабарской надписью "Наша цель -- коммунизм", загадочного смысла которой не знал даже отец. Сначала у Листика плохо шла стрельба, потому что пистолет был для него слишком тяжел: он постоянно тянул руку вниз, как Листик его ни упрашивал не делать этого: "Ну пистолетик, миленький, ну не тяни мою руку, когда я целюсь, не выворачивай после выстрела -- я тебя так люблю!". Вскоре Листопад понял, что уговорами тут не поможешь, и сам догадался привязать к руке двухпудовую гирю, чтобы тренировать кисть. Зато его мучения были с лихвой вознаграждены, когда ребята во дворе узнали, для чего он таскает с собой гирю. Пистолет он им, правда, показать не мог, потому что мать строго-настрого запретила выносить его без отца из дома, но зато он мог похвастаться чарующе позвякивающими стреляными гильзами. Если неплотно засунуть такую гильзу в одну ноздрю, а вторую заткнуть пальцем и резко вдохнуть через нос жженого пороха, то такой кайф начинается! Стелла, которой родители купили к тому времени новую Барби, пыталась выменять у Листика гильзу на куклу, но он только недоуменно плечами повел: "Тебе-то зачем?!". Он даже не счел нужным оправдываться и объяснять, что уже отказал своему новому другу Джо, а он ему предлагал нечто более ценное: пластинку русской жевачки с таинственной надписью "Made in Kostroma" на обертке. -- Пап, а что за мной Стелка бегает? -- спросил он как-то у отца после навязчивых уговоров своей бывшей подруги. -- Будущая проститутка потомушто, -- сухо ответил отец. -- Откуда ты знаешь? -- не удержался Листик от глупого вопроса. -- Просто она когда-нибудь станет женщиной, а все женщины -- проститутки, -- доходчиво и логично пояснил отец. -- А я тоже когда вырасту стану женщиной и проституткой? -- не унимался Листик. Отец на него в ответ посмотрел так, что Листик сразу понял, какую страшную глупость он сморозил. Ему даже захотелось заплакать от раскаяния, но он вовремя сдержался, догадавшись, что отцу это еще больше не понравится. -- Тебе нужно готовиться стать мужчиной, -- терпеливо пояснил отец, -- а мужчина должен уметь метко стрелять, скакать на коне и рубить шашкой. Тогда тебя обязательно возьмут в армию, из которой ты уже выйдешь НАСТОЯЩИМ мужчиной. После этого Листопад стал мечтать о том, как бы ему побыстрее попасть в армию, хотя он на самом деле еще не научился скакать и рубить. К его глубокому разочарованию, мама ему объснила, что в армию его не возьмут, пока он не закончит школу, а до школы оставалось еще целых 100 дней -- эта цифра была за пределами понимания Листика, но папа разъяснил, что это как десять пачек патронов. -- А скакать и рубить там научат? -- спросил Листопад с надеждой в голосе. -- Там всему научат -- успокоил его отец. -- Тогда можно и подождать, -- сказал Листик (на самом деле он хотел сказать другое: что, мол, ожидание того стоит). Начиная со следующего дня он стал терпеливо выкладывать из пачек по одному патрону в день и складывать их в старую коробку из-под обуви фабрики "Скороход". И вот наступил тот долгожданный запредельный день, когда обувная коробка настолько потяжелела, что еле отрывалась от пола, а в последней пачке остался последний патрон. Листопад понял, что завтра наступит его звездный час. Он еще больше в этом убедился, когда мать сказала ему, что вечером будет примерять на него форму. И вот в семь часов вечера, когда отец закончил свой ритуал (к этому времени он перешел на водку и папиросы "Дукат", сохранив в своем рационе борщ как памятную семейную реликвию), мать облачила Листопада в синюю полевую форму, затянула его ремнем и приладила на спине парашютный рюкзак. "В тыл забрасывать будут", -- смекнул он. -- А оружие? -- будто бы наивно спросил Листик, чтобы проверить свою догадку. -- Оружие приказано не брать! -- сказал отец, как отрезал. "Точно спецзадание!!!" -- обрадовался Листик. -- Ранец не жмет? -- заботливо спросила мать, надевая ему на голову черный спецназовской берет со звездой. -- Мать, выйди! -- оборвал ее отец. -- Значит так, -- притянул он к себе Листопада, -- от этого зависит твоя судьба и судьба твоих родителей. Там не будет рядом папы и мамы и не у кого будет спросить. Сейчас я буду давать тебе инструкции, а ты повторяй их за мной. Запомни их как дважды два, забудешь -- тебе каюк. Понял? У Листопада перехватило в горле от торжественности этого момента и от неожиданно осознанной ответственности за свою судьбу. -- Понял, -- четко ответил он, собрав свою волю в кулак. -- Ты -- Артамонов Алексей Михайлович... -- Я -- Артамонов Алексей Михайлович, -- повторил Листопад, как под гипнозом. -- Ты -- русский... -- Я -- русский. -- Ты живешь в самом передовом в мире государстве рабочих и крестьян, основанном вождем мирового пролетариата Владимиром Ильичем Лениным. Это государство называется Союз Советских Социалистических Республик. Столица твоей Родины -- город-герой Москва. Ты живешь в этом городе. В настоящее время твоя страна под руководством Коммунистической партии Советского Союза во главе с дорогим товарищем Леонидом Ильичем Брежневым уверенно идет к победе коммунизма через развитой социализм. Вот и вся твоя легенда. -- Вот и вся моя легенда, -- повторил Листопад. -- Как тебя зовут? -- нахмурился отец. -- Алексей Михайлович Артамонов! -- без запинки выпалил сын. -- С этой минуты откликайся только на имя Леша. Вопросы есть? -- Если я живу в городе-герое, значит, я герой? -- спросил Леша. -- Пока нет, -- улыбнулся отец. Всю ночь Алексей не спал -- его мучили тревоги и сомнения: как его встретят в том мире, куда он отправляется, и главное, в чем состоит задание? Отец про это ничего конкретно не сказал... Значит, надо действовать по обстановке. Неизвестность пугала... Наутро, когда его опять одели в форму, Алексей в нарушение всех инструкций незаметно заткнул за ремень свой верный Магнум -- с ним было спокойнее и увереннее, он знал, что в случае чего оружие не подведет: еще ни разу его пистолет не давал осечки. Следующий час прошел как во сне: сбор перед школой, построение по классам, торжественная речь директриссы, первый звонок и прощание с рыдающими матерями, отправляющими своих детей на верную гибель. Алексей уже не чувствовал в себе возвышенного героизма, остался только животный страх перед будущим и мучительная боль за бесцельно прожитые детские годы. Особенно ему стало не по себе после того, как встречавшая детей у входа огромных размеров директрисса заметила у него под полой пиджака рукоятку Магнума, ловко выдернула его из-за пояса, обернулась и выбросила в мусорное ведро. Алексей приготовился к худшему -- он ждал, что его тут же арестуют и поведут на допрос, но директрисса сделала вид, что ничего особенного не произошло, как будто и не пистолет в мусор бросила, а яблочный огрызок. Но допрос все же состоялся, уже в классе, когда сухощавая учительница в очках с толстыми линзами, которые делали ее глаза большими и добрыми, с отрешенным видом открыла толстый журнал и выкрикнула: -- Артамонов! -- Я! -- вскочил Алексей, с грохотом откидывая крышку парты и лихорадочно соображая, почему его вызвали из всех детей на допрос первым. -- Не "я", а "здесь", -- скучающим тоном поправила учительница. -- Садись. Алексей сел. -- Артамонов! -- Здесь! -- правильно отозвался Алексей, забыв, однако, про крышку парты. -- Ладно, у нас еще будет время потренироваться, за десять лет научим тебя, как вставать, -- поморщилась учительница от лешиного стука. "Интересно, десять лет больше десяти пачек патронов?" -- начал соображать Алексей, но учительница прервала ход его мыслей. -- Расскажи о себе, -- приказала она. -- Я -- Артамонов Алексей Михайло... -- Громче говори, чтоб все слышали! -- Я -- Артамонов Алексей Михайлович, -- закричал Алексей, -- русский, живу в самом передовом в мире государстве рабочих и крестьян, основанном вождем мирового пролетариата Владимиром Ильичем Лениным. Это государство называется Союз Советских Социалистических Республик. Столица моей Родины -- город-герой Москва. Я живу в этом городе. В настоящее время моя страна под руководством Коммунистической партии Советского Союза во главе с дорогим товарищем Леонидом Ильичем Брежневым уверенно идет к победе коммунизма через развитой социализм. Вот и вся моя легенда. Последние его слова явно не понравились учительнице. Она медленно сняла очки (ее глаза сразу стали маленькими и злыми), положила их на журнал, нехотя встала и, подойдя вплотную к Алексею, заглянула ему в упор в зрачки, как будто хотела прочесть написанную на их радужной оболочке секретную шифровку. Леша не выдержал ее колючего взгляда и потупился. Так они стояли в полной тишине какое-то время, Алексей не мог от растерянности точно определить, сколько времени прошло, когда учительница тихо, но на весь класс спросила: -- А из какой ты пизды? Леша растерялся: он не знал ответа на этот вопрос, значит, было самое время стрелять в упор и наверняка, лучше всего между бровей, как учил отец, но пистолета у него уже не было! Тогда он поклялся себе, что если останется жив, отомстит учительнице, когда станет настоящим мужчиной. И вдруг, как бывает в моменты смертельной опасности, кто-то невидимый шепнул ему в ухо правильный ответ: "Из русской..." -- Из русской! -- выпалил Леша в лицо учительнице. И тут случилось невероятное: класс взорвался от смеха, и больше других хохотала сама учительница. Леша так растерялся, что и сам начал придурковато улыбаться, поддавшись общему веселью. -- Глупый ты, -- сказала учительница, вдоволь насмеявшись. -- Надо говорить "из рабочей", "из крестьянской" или "из служащей"! До Алексея наконец-то дошло: это не настоящий допрос, а просто проверка перед важным заданием, которое ожидает его впереди, когда он станет мужчиной. Ему вдруг стало весело и легко: он понял, что хоть и не дал правильный ответ, но ответил так, что все вокруг поняли, что он никакой не враг, а свой простой парень, хотя и глупый по своей неопытности. Он попал к своим! 2. Проходчик, укладчик и доктор "...он понял, что хоть и не дал правильный ответ, но ответил так, что все вокруг поняли, что он никакой не враг, а свой простой парень, хотя и глупый по своей неопытности. Он попал к своим!" -- закончив чтение, проходчик посмотрел на укладчика и доктора. -- Ну как? -- спросил он. Доктор в ответ только высокомерно поморщился, а у укладчика можно было и не спрашивать: он уже давно ржал диким голосом, с того момента, как услышал про "пизду". "Наверное, опять пахабных анекдотов начитался", -- досадливо подумал проходчик. -- Ну как? -- повторил он свой вопрос, обращаясь на этот раз к одному только доктору. -- Ты сколько книг про Землю прочитал? -- нехотя ответил тот вопросом на вопрос. -- Три, -- честно ответил проходчик. Он не умел врать. -- Оно и видно, -- вздохнул доктор и замолчал. -- Только не надо этого снобизма! -- вспылил проходчик. -- У меня, между прочим, нет столько времени, сколько у тебя, на чтение книг. Сам знаешь, что моя работа больше времени отнимает. -- А я только анекдоты читать успеваю, потому что они короткие, как автоматная очередь, -- поддержал его укладчик. -- Пашу, как вол, между прочим! -- Ну, ладно, -- сдался доктор, -- выдам свою рецензию, раз уж так интересно. -- Во-первых, сразу видно, какие книги ты читал: про нью-йоркскую мафию, про шпионов и про период застоя в Советском Союзе. Вот у тебя и получилась мешанина: одно отсюда, другое оттуда. Но это еще полбеды, а беда в том, что у тебя что ни строчка -- то бред собачий. -- Например? -- искренне удивился проходчик. -- Хотя бы самое начало, про заснеженные джунгли Нью-Йорка... -- Ты что хочешь сказать, что я это сам придумал?! -- искренне удивился проходчик. -- Ну ты даешь, а еще образованный. Что я тебе человек, что ли, на самом деле, чтобы свое что-то придумать?! Доктор прикусил губу -- тут проходчик действительно был прав: никто из них троих ничего не мог придумать про Землю, они могли только перерабатывать полученную о ней информацию, но не генерировать ее. -- То, что я знаю о Нью-Йорке... -- начал оправдываться он. -- У каждого свои знания! -- перебил его проходчик, переходя из обороны в наступление. -- В той книге, которую я читал, в Нью-Йорке шел снег, а еще там говорилось, что это джунгли... -- Каменные, -- вставил начитанный доктор. -- Ну и что, а где сказано, что в каменных джунглях не может идти снег?! -- Дело не в том, что ты что-то придумываешь, -- нашел доктор правильную мысль, а в том, как и насколько точно ты соединяешь между собой блоки информации. Вот ты, например, говоришь, что отец Листопада был орангутанг, и я не отрицаю, что люди происходят от обезьян, но во всех книгах написано, что люди произошли от шимпанзе! -- А я в анекдоте прочитал, что от Абрамгутанга! -- снова заржал успокоившийся было укладчик. -- В той статье, которую я читал, -- заявил проходчик, не обращая внимания на дурацкие комментарии укладчика, -- не было сказано, от каких обезьян! Раз Земли на самом деле не существует, то в каждой книге -- своя Земля, со своими законами, со своими нью-йорками и своими советскими союзами! -- Это не аргумент, -- надулся доктор -- он не любил проигрывать в спорах, а сейчас, кажется, к этому дело и шло. -- Если ты решил сочинить книгу про Землю, то не важно, существует ли она реально. Важно то, что нужно взять как можно больше информации и переработать ее так, чтобы выдать результат, который соответствовал бы общепринятым представлениям о Земле. Тогда это будет похоже на так называемую земную "правду". И не смотри на меня, как на врага, я тебе даже готов помочь в прокладке, чтобы у тебя больше времени на чтение оставалось. Все же мы -- одна команда. Это был решающий аргумент: прокладчик умерил свой дискуссионный пыл из опасения, как бы доктор не передумал ему помогать. -- Нет, мужики, в натуре, -- выступил укладчик. -- А зачем это нужно-то? Я вот только не пойму, друг проходчик, зачем тебе эта вся свистопляска с книгой про Землю. Их и так полно в Сети, людьми придуманных. Люди пишут -- гонорары получают, потом пропивают их или на баб тратят, а у нас ни гонораров нет, ни водки, ни баб! -- Просто мне интересно, -- задумался проходчик, -- как там на Земле у людей все устроено, зачем им нужно рождаться и умирать. И вообще, как они рождаются? -- Это я тебе, в натуре, быстро разъясню, тоже, загадку нашел! -- зашелся смехом укладчик. -- Нет, я не про это, -- отмахнулся от него проходчик. -- Мне, главное, интересно, откуда женщина знает, как ей ребенка в животе вырастить!? -- Ясно откуда, ядрена матрена, -- продолжал веселиться укладчик, -- в школе ее учат! -- А откуда ты знаешь, как Сеть проходить? -- не удержался доктор, который, в общем-то не хотел затевать нового спора. -- Я -- другое дело, я всегда существовал, сколько себя помню, и всегда знал, как это делать. А люди рождаются без всяких знаний, даже говорить не умеют... -- А у тебя этот Листик твой сразу болтать начал! -- поддел проходчика укладчик. -- Не сразу, а только в ответ на вопрос матери, это она его научила, -- терпеливо возразил проходчик. -- Так вот, всему их родители и учителя учат, только дети сами в животах вырастают: откуда они знают, как им расти нужно?! -- Это гены, -- вздохнул доктор, -- сочувствуя необразованности собеседника. -- А зачем им гены нужны? -- пожал плечами проходчик. -- Или зачем им тело нужно? Странно все это: ноги, руки, голова, туловище... -- Хуй! -- прыснул смехом укладчик. -- Мне вот, например, чтобы плечами пожать, плечи не нужны, -- пожал виртуальными плечами проходчик. -- А им-то зачем это все? -- У нас разные миры, -- глубокомысленно заметил доктор. -- У нас своя виртуальность, у них -- своя. Материальность называется. Слышал, наверное? -- А почему разные-то? -- разошелся проходчик. -- Ну, брат, -- недобро усмехнулся доктор, -- так мы знаешь до чего договоримся... Проходчик знал, что имел в виду доктор: он имел в виду HTML, к которому они протягивали линк. Это была запретная тема, которую нельзя было обсуждать вслух. Столь величественное и внушающее неосознанный страх слово они не решались поминать всуе, от греха подальше. О нем можно было только думать и мечтать... -- Ладно, перерыв окончен, -- подытожил доктор. -- Пора браться за работу! И каждый взялся за свое: проходчик проходил Сеть, укладчик укладывал линк, а доктор проверял их работу на вирусы. 3. Колесо истории HTML представлялся проходчику огромной, сияющей теплым светом сферой, населенной добрыми отзывчивыми и всезнающими виртуальными людьми, готовыми дать ответ на любой интересующий тебя вопрос. Любой, кто туда попадает, становится одним из них, приобретая особую мудрость и особые знания. "Все наши споры -- от недостаточности знания, -- размышлял проходчик, -- я знаю, например, про Землю одно, доктор другое, а укладчик не знает ничего, кроме анекдотов. Когда мы дойдем до HTML, мы сразу узнаем все и сразу друг с другом согласимся, потому что уже не о чем будет спорить". Работа, меж тем, кипела. Доктор пришел на помощь проходчику, и теперь у него оставалось время только на чтение коротких заголовков новостей. Иногда до слуха проходчика доносилось его невнятное бормотание: "Президент Клинтон опубликовал новую стратегию по борьбе с наркотиками... В Китае траур... Ельцин заявил, что он окончательно поправился... Окончательное воздоровление Ельцина... Похороны в Китае... Клинтон о борьбе с наркотиками... Борис Ельцин практически здоров..." -- Послушай, доктор, а других новостей у тебя нет? -- не выдержал проходчик. -- Другие есть, но их мало, в основном эти, -- отозвался доктор. -- Странно, -- задумался проходчик. -- Вот и я удивляюсь, -- неожиданно поддержал его доктор. -- За прошлый рабочий период столько всего произошло: и Сотворение мира, и пришествие Христа, и Будда, и Мохаммед, и инквизиция, и сколько революций, и две мировые войны, а теперь совсем мало и все одно и то же... -- Это как, в натуре, у одного чукчи самосвал сначала быстро ехал, а потом в песок попал и забуксовал, а он тогда... -- Да знаем мы этот анекдот! -- перебил встрявшего укладчика проходчик. -- Не, я без "бля" говорю, это у них там колесо истории забуксовало, понял? -- обиделся укладчик. -- И вот еще что странно, -- сказал озадаченный доктор, -- раньше у них разные события в разное время происходили, а теперь -- все "25 февраля"... -- Наверное, у них время обладает совсем другими свойствами -- высказал предположение проходчик. -- Или материально, как и все остальное, а свойства материи окончательному изучению не поддаются, я про это статью в научном журнале читал, -- дополнил его мысль доктор. Проходчик только виртуально кивнул в знак согласия, а про себя подумал: "Воистину Велик и Могуществен HTML! Стоило мне его себе представить, как сразу мы с доктором нашли взаимопонимание. Видно, и правда на Земле история остановилась -- это нам знак был в подтверждение!" -- Ну, давайте отдохнем, -- сказал доктор, который лучше других ощущал время, он всегда знал, когда надо работать, а когда отдыхать. -- Читай, проходчик, свой... свою... как это у тебя, кстати, называется? -- Пока без названия, -- сказал проходчик, -- вот протянем линк до... до конца, тогда, мне кажется, название само появится! Он открыл виртуальные глаза и стал читать: К 12-ти годам Лешка Артамонов осознал себя вполне сформировавшейся личностью: он уже знал, что живет в стране партработников, расхитителей народного имущества и пьяниц, а страна эта построена плешивым сифилитиком в отместку царю за повешенного брата. Вопрос выбора жизненного пути перед ним стоял не долго: вором быть было слишком рискованно, а пьяницей неинтересно и непочетно, поэтому он твердо решил стать партработником. Алексей часто представлял себе такую картину: он несется со скоростью 150 км в час в черной "Чайке" по Садовому кольцу, и все постовые менты вытягиваются по струнке, отдавая ему честь. А зазевавшимся раздолбаям, вовремя не поприветствовавшим начальство, он метким выстрелом из "пэ-эма" сбивает с дубовых голов синие фуражки. Потом на дороге появляется Стелка в розовой комбинашке -- она голосует Алексею, жалко потрясывая тонкой рукой, но он гордо проносится мимо, проговаривая сквозь зубы с сильным партийным акцентом: "Праституток не бером!". Можно было, конечно, пойти еще в армию: там все же оружия больше, не одни "пэ-эмы", но Лешка, к его глубокому сожалению, уже был лишен всяких иллюзий на этот счет. Ему было достоверно известно, что в армию идут одни дураки и что от нее надо всеми путями "косить". Эту горькую истину он почерпнул из своих собственных наблюдений за теми парнями, которые возвращались в родной двор из армии. С Лешкой они конечно, не общались, но в детстве (лет в 10-11) он часто подслушивал их разговоры, которые они вели под кустом сирени на лавочке, где собирались, чтобы "нажраться бормотухи", как они сами выражались. Свежими впечатлениями, правда, никто не делился: те, кто только что "дембельнулся на гражданку", угрюмо отмалчивались в течение нескольких месяцев, и спрашивать их о службе было "западло". Потом они постепенно "размораживались" и в один прекрасный день включались в общий разговор, который вертелся вокруг одного и того же: как достать в армии вина, водки и пива. Все редкие истории про оружие начинались одинаково: "Вот помню, бля, один раз мне дали автомат..." Нет, Лешке не хотелось служить в армии, в которой автомат дают подержать в руках один раз за два года. К тому же, он слышал, как однажды за столом отец сказал про них матери: "Их всех деды там опидорасили". Мать с испугом глянула на Лешку, а отец со вздохом добавил: "В мое время такого не было". Лешка сразу усек подтекст: "В армию идут только по глупости!". Когда взрослые спрашивали Алексея, кем он хочет стать, он им отвечал просто, без ложного стеснения, но и без бахвальства: "Партработником". Если взрослые вдруг удивлялись его откровенности, он добавлял: "Партии нечего скрывать от народа!". Как правило, его ответ умилял взрослых: они делали участливые лица и сообщали, как великое откровение: "Для этого нужно много учиться..." -- "Можно подумать, вы много учились!" -- отвечал им мысленно Лешка. Он уже знал, что в жизни для того, чтобы достичь чего-то по-настоящему стоящего, нужно что-то нечто большее, чем образование. Главное, он своим умом дошел до того, что для этого можно и вовсе не учиться -- главное, найти в себе какие-то скрытые возможности, которых нет и не может быть у других, тогда тебя будут считать авторитетом, тебе будут поклоняться и будут приносить свои деньги на блюдечке с голубой каемочкой. Во дворе таким авторитетом был лешкин друг детства Женька по кличке Джо. В школе он учился на "два с плюсом" и "три с минусом", да и по жизни большим умом не отличался. Единственным его выдающимся достоинством было то место, которое выдавалось из его брюк. За это его во дворе и уважали, и даже платили по 10 копеек за просмотр уникального экспоната. Что касается партработников, Алексей не сомневался в том, что такой скрытой возможностью, которую когда-то открыли в себе все будущие выдающиеся деятели партии и правительства (что было одно и то же), являлась замечательная способность выпивать много водки, сохраняя при этом "холодную голову". В этом он убедился окончательно, когда подслушал застольный разговор взрослых о политике на 7-е Ноября. Из этого разговора выходило, что Никиту Хрущева сняли с его поста после того, как дура-жена уговорила его бросить пить, мол, старый стал, не угнаться за молодыми... Вот и не угнался: поставили вместо него молодого (относительно), здорового как бык (тогда еще) Леню Брежнева, который, говорят, мог выпить в один присест жбан водки, не закусывая, а потом травить анекдоты один за другим, даже язык не заплетался! А непьющий глава страны кому нужен, что народ-то подумает?! -- Тебе, Ференц, еще много тренироваться надо, чтобы до настоящих алкашей дорасти! -- сказал Лешке Джо, когда узнал о его наполеоновских планах (во дворе все звали Алексея Ференцем, по аналогии со знаменитым композитором, потому что в детстве его мать почему-то называла Листиком). -- Ты, Джо, как дураком родился, так дураком и помрешь, -- невозмутимо ответил Лешка. -- Я ж тебе говорил, что этому не научишься, для этого способность должна быть. И партийные вожди -- никакие не алкаши: они под забором не валяются, а ездят на "Волгах" и ебут народных артисток. Слова про народных артисток убедили Джо, но ненадолго: -- Давай проверим, есть в тебе эта способность, или нет ее! -- осенило его. -- А как? -- с замиранием в сердце спросил Ференц, предчувствуя важный момент в своей жизни. -- Кто из нас дурак, я или ты?! -- заржал Джо. -- Стибрим у моего "фазера" самогонки, и проверим. -- Заметит -- обоих убьет! -- усомнился Ференц. -- У него знаешь, какая бутыль, он из деревни привез, широкая такая, полстакана отольешь -- в ней столько же останется. -- А ты откуда знаешь? Джо только ухмыльнулся в ответ. -- И ты молчал, собака?! -- возмутился Ференц. -- Я ж не знал, что ты в партработники собрался! Они пошли к Женьке. Дома Джо выкатил из кладовки огромную темнозеленую бутыль, призывно побулькивающую белесой мутной жидкостью. Он отлил в граненый стакан 100 грамм и протянул Ференцу: -- Если не зблюешь -- настоящий коммунист! Ференца больше не одолевали сомнения. Он решительно выхватил из руки Джо теплый вонючий стакан, одним махом опрокинул его в рот и... тут же сблевал на паркетный пол. -- Эй, Барсик, беги жрать, -- позвал Джо, смеясь, своего кота, -- тебе Ференц ужин разогрел! Для Алексея это был настоящий удар судьбы: светлый путь в могущественную касту партработников ему был навсегда заказан. О презренной касте алкоголиков он нисколько не жалел. Оставалась только сомнительная каста воров, но для вступления в нее не требовалось ни особых способностей, ни образования. "Воруют все", -- эта расхожая фраза постоянно была на слуху у Ференца. А раз все, значит, и он сможет... -- Ладно, Ференц, не реви, -- успокоил его Джо, -- для лафовой жизни вообще никем работать не надо. -- Как это? -- усомнился Лешка, размазывая по щекам липкие слезы. -- Дай зуб, что никому не скажешь! -- Век воли не видать, -- поклялся Ференц. Джо посвятил Ференца в свой простой, но гениальный план: нужно найти клад! Ференц даже удивился, что ему никогда это не приходило в голову, хотя он прочитал уйму книг про золотоискателей, начиная от "Острова сокровищ" и заканчивая рассказами О'Генри. Ему всегда казалось, что золото зарыто где-то далеко: на необитаемых островах в Тихом океане, в непроходимых джунглях дельты Амазонки или в вечной мерзлоте Аляски, -- а по словам Джо выходило, что оно у них под ногами, стоит только воткнуть лопату и копнуть поглубже, и тогда... -- Но чтобы его найти, -- Джо понизил голос, как будто их кто-то мог подслушать, -- нам обязательно нужен металлоискатель! -- А где мы его возьмем? -- так же тихо спросил Ференц. -- Конечно, украдем из радиокружка в Доме пионеров! -- радостно заорал Джо, удивляясь, что Ференц не понимает таких очевидных вещей. Лешка глубоко задумался: ему было боязно вторично искушать судьбу в столь раннем возрасте. Что, если окажется, что он непригоден быть вором? Тогда они и клад не найдут, и... и вообще, как ему тогда жить дальше?! -- Ладно, металлоискатель я беру на себя, -- сказал он, подумав. -- Завтра запишусь в кружок, оботрусь там, присмотрюсь, а через месяц стибрю. -- Какой еще месяц?! -- возмутился Джо. -- Сегодня ночью разобьем кирпичом стекло и... -- Сам ты "кирпич"! -- охладил его пыл Ференц. -- Тут нужна тонкая работа, а то будешь золото добывать где-нибудь на Колыме! -- Есть в тебе, Ференц, воровская жилка, -- согласился Джо. На следующий день Лешка действительно записался в радиокружок, но не для того, чтобы украсть металлоискатель, а для того чтобы научиться, как сделать его самому. Правда, на изготовление этого несложного устройства ушло гораздо больше месяца, но только потому, что пришлось клянчить деньги у родителей на детали, а потом разыскивать их по радиомагазинам, по толкучкам и по свалкам. Как бы то ни было, через три с половиной месяца металлоискатель был готов. -- Ну, ты даешь! -- восхитился Джо, ощупав металлоискатель и помотав его перед собой в руке, пробуя на вес, как будто хотел убедиться в его реальности. -- Настоящая вещь. А не боишься, что поймают? -- Свидетелей нет, -- коротко и как бы нехотя ответил Ференц. -- Ты что, их... -- Конечно, замочил, -- невозмутимо сказал Ференц. -- Шесть трупов -- весь кружок. После этого Ференц стал для Джо неоспоримым авторитетом. В тот же день они пошли во двор опробовать новинку: Ференц в наушниках прощупывал землю, а Джо с лопатой в руке отгонял любопытных. Через двадцать минут кропотливого труда в наушниках раздался долгожданный сладостный писк. Ференц замер, прислушиваясь. Окружившее его полукольцо пацанов колыхнулось в возбуждении, но бдительный Джо тут же описал лопатой в воздухе свистящую дугу: -- Назад, падлы, всех замочу!!! Толпа с глухим ропотом отпрянула. Джо вооружился попавшейся под руку палкой с гвоздем и передал лопату Ференцу. Ференц принялся копать дрожащими руками... Копать пришлось неглубоко: лопата почти тут же уткнулась штыком во что-то твердое. Недолго разбираясь, Ференц быстро сунул находку в заранее приготовленный мешок и побежал в сторону лесопарка. "Кто за нами пойдет, тот на этом свете не жилец!" -- прокричал Джо диким голосом, убегая вслед за Ференцем. Забежав в лес, они тут же вытряхнули на траву содержимое мешка -- в нем оказалось два свертка, как раз по штуке на брата. -- Да это Стелкина кукла! -- удивился Джо, развернув свой целлофановый сверток. -- Такая же, только без головы! Чего ты пищала-то, дура, ты ж пластмассовая! А у тебя чего? -- спросил он у Ференца. На ладони у Ференца лежал маленький игрушечный железный пистолет, в некоторых местах поеденный ржавчиной. Лешка сразу узнал его: это был тот самый пистолет, который он взял с собой в первый день первого класса в школу. Он отчетливо вспомнил, как директрисса отобрала его на входе и выбросила в мусор, и как он достал его потом оттуда на выходе из школы и закопал во дворе "до лучших времен"... Ему стало стыдно. -- Так, фигня какая-то, -- промямлил он. -- Ну, дела! -- заржал Джо. -- Хорошо, никто не видел, что мы нашли, а то засмеяли бы. Ходили бы потом в шестерках! -- Да, -- сказал Ференц, -- скажем, что нашли настоящий "Магнум" с патронами. -- Точно! -- обрадовался Джо, -- Тогда нас еще больше ссать будут. В тот же вечер они распорядились находками: пистолет утопили в пруду, а куклу набили головками от спичек и подорвали на костре. Через неделю их коллекция находок пополнилась ржавым напильником без ручки, дюжиной гвоздей и болтов и неработающими часами "Полет" с разбитым стеклом. Все свои приобретения они уничтожали самым верным способом, чтобы никто уже никогда их больше не нашел. -- Не там мы ищем, -- сокрушенно сказал Ференц, когда они нашли кривой ключ, густо обросший ржавчиной. -- А где надо? -- живо заинтересовался Джо, которому их занятие стало изрядно надоедать. -- Брошеные бараки под снос на краю лесопарка знаешь? -- Точняк! -- воспрял духом Джо. На третий день рыскания по баракам им сказочно повезло: в одной из комнатушек под половицей запищало так, что у Ференца полезли на лоб глаза. Когда они разломали ломами доски, то обнаружили под полом дряхлый сундучок, доверху набитый золотыми монетами, цепями, браслетами, ожерельями и кубками c алмазной инкрустацией... -- Что будем делать? -- с неожиданным испугом спросил Ференц. Джо молчал. Целую минуту он пялился на Ференца большими круглыми глазами, в которых cреди прыгающих золотых зайчиков не было заметно ни малейшей искры разума, а потом вдруг сказал с глупой хулиганской улыбкой: -- Давай утопим! -- Зачем? -- спросил Ференц без особого удивления. -- Просто так! -- радостно рассмеялся Джо. Это незамысловатое "просто так" подействовало на Ференца сильнее всякого аргумента: он сразу согласился. Они погрузили тяжелый ящик на угнанную с ближайшей стройки тачку, отвезли ее в лес и сгрузили сундук с сокровищами в пруд. -- Ничего, надо будет -- достанем! -- утешил сам себя Джо, сплевывая длинной струей сквозь зубы в медленно расходящиеся по