ачал головой. Да, вот он, ведуньин потайной росчерк - черная нить среди серых прядей, черная, как женская душа. Это Учителя слова, но вот тут Твердислав с ним как раз и не согласен. С чего это ради женскую душу "черной" потребовалось называть? Джейана бы за словом в карман не полезла, ответила б за всю женскую братию (или "сестрию", правильно будет?). Но так или иначе - Ведунья здесь. А это значит, что без доброй драки не обойтись. И притом не только на копьях и прочем - придется потягаться в магии. - Буян! Стойко! Ставич! Домой да живо! Джей-ане скажете - Ведунья рядом кружит. Дим, Джиг, Лев! На север пойдете до Пэкова Холма. Если все чисто - вернетесь, Джейане доложитесь. Если чего увидите - не связывайтесь, Обереги - в дело и уходите. Чарус и остальные - со мной. На юг по следу пойдем. Молодцы ребята. Никто не пикнул, звука лишнего не издал. Народ бывалый и тертый, шрамов у каждого на добрую дюжину хватит; так что все без лишних слов схватывают. Ну и, конечно, никто не стал ни возражать, ни пререкаться, когда Твердислав назначал кому куда идти и что делать. Обычным-то порядком крику было бы - не оберешься, а теперь нет. Разделились. Буян повел Стойко и Ставича к дому; по правде говоря, там и одного бы вполне хватило, но Твердислав решил - нельзя Джейану вовсе без старших сейчас оставлять. Дим, Лев и Джиг повернули на полночь; опасное как будто бы дело, да только вождь клана знает - Ведуны по двое не ходят и свита их всякую дикую тварь так распугает, что по лесу идти можно едва ли не так же спокойно, как по родному становищу. Ну а остальные - сам Твердислав, неотлучный Чарус (куда ж без него?), силач Кукач (молодой копьерост без магии одной рукой выдергивает; из дальних кланов приходили на такое чудо поглазеть) да двое братьев-близнецов Гарни и Тарни (все их вечно путают, хотя, на Твердиславов взгляд, как же тут спутать-то возможно? У одного мысли всегда светлые, чистые, все больше о цветочках там или стрекозках, словно девчонка, - Гарни всякую мирную тварь любит зачаровать и потом, пока та смирно сидит, нарисовать, а вот Тарни - ох, охальник! Девчонкам прохода не дает, и как на след его мысли посмотришь, так срамно становится. Нет, не от того, что Твердислав мысли читать умеет, - на такое одна Джейана способна, да и то не всегда, - а вот след такие помыслы оставляют - будь здоров. Сам волей-неволей о том же думать начинаешь). Вот и вся команда. Лучшие из клана. Если до драки дойдет - никакой Ведунье не поздоровится. Припасов вот маловато. От Ведунов да их тварей все живое разбегается, но да ничего - мы свою добычу не упустим. По ясному, четкому следу - и двух дней не минуло, как прошли здесь Ведунья со свитой - двинулись на юг. Если и не покончить со злонесущи-ми, так по крайней мере не дать им разгуливать тут безнаказанно. x x x Буян, Стойко и Ставич пробирались густым мелколесьем. В здешних лесах никто назад той же дорогой не возвращается - это даже самые мелкие малявки наизусть зазубрили. Не любят такого Лес-няни, и ничего с этим не поделаешь. Закружат, спутают тропы да так, что целую седмицу меж трех ко-пьеростов проблуждаешь. И потому Буян, едва расставшись с Твердиславом, повел свой крошечный отрядик на юго-запад, где вокруг Буревой Рощи, на старых гарях, уже поднялась настоящая стена молодых сосен, почти заглушившая другие, полезные для рода деревья, навроде зеленников (без выжимки из их листьев не сохранить до весны заложенные по осени запасы) или игольников, с которых все девчонки добывали себе иглы для рукоделия. Дивные иглы: есть такие, что и шкуру пап-ридоя проткнут, а иные - лишь самый тонюсенький холст, из которого шились наряды травяным щелкунчикам. Эх, не доглядели, сокрушался хозяйственный Буян, не досмотрели, и вот вам - зеленников почти не видно, игольников - раз, два и обчелся. А ведь на каждом игольнике - от силы по десятку игл, это ж вам не та же бесполезная сосна. - Стойко! - Не принято пользоваться в лесу словами, тем паче если Ведунья рядом прошла, но от мысленной речи у Буяна все начинало плыть перед глазами, кружилась голова, а потом резко наваливалась дремота. Чужие слова он разбирал хорошо, а вот самому так говорить... Ну и пусть, зато ему многие боевые заклятия удаются, как никому. Даже Твердислав его хвалит; и хотя неуместно ему, Буяну, что уже в Старшем Десятке ходит, радоваться похвале вожака, точно какому-нибудь малолетке, все равно приятно. Стойко ответил как должно, беззвучной речью. И верно - она ему едва ли не привычнее слов. : Чего тебе?: - Чего, чего! Будто не знаешь? Давай-ка, вперед, на дозор во-он к той расщепленной сосне. Ежели все тихо - нас позовешь. Тоже правильно. Здесь, в мелколесье, где сосны перевиты жгучими лианами (эти твари обычно питаются мошкарой, но при случае не преминут плюнуть ядовитой ловчей слюной и в человека. Случалось, после такого руку отнимать приходилось), кроме этих лиан, обычно обитают и их хозяева, мелкие, зловредные и довольно-таки опасные. Направляйся сюда весь десяток во главе с Твердиславом - эти б твари и головы поднять бы не осмелились, а так - чует Буяново сердце! - обязательно попытаются поквитаться за прежние обиды. : Хорошо :, флегматично отозвался Стойко. : Здесь подождите :. Раз, два - и исчез в зарослях. Точно и не было его - даже ветка не шелохнулась. Ставич и Буян остались ждать сигнала. Молчали. В лесу если уж говорить - так беззвучно. Про Буянову слабость знали все; и добряк Ставич (который отроду никому слова поперек не сказал) помалкивал. Зачем Буяна обижать? Сам же Буян считал про себя. Что-то Стойко молчит. Давно бы уж пора объявиться! Даже если встретил кого не следует - тем более себя показать бы должен. Парень покосился на Ставича. Да, а этому увальню все хоть бы хны. Сидит себе и в ус не дует. Ему-то небось и не пришло в голову секунды считать. Когда, по подсчетам Буяна, истекла пятая минута, он встревожился уже всерьез. - Ставич! Да очнись ты! Со Стойко неладно что-то! : Ага, молчит он что-то... Стой, да я его и вовсе не чую!: Буян вскочил на ноги. Ставич разом отбросил предательски подползшую дремоту, вырвал из-за обмотки короткий нож. "Стой, Буян, сделай все как должно. Иначе Джейана тебя живьем сварит и правильно сделает. Ну, ну, заклятие на поиск!" В этом искусстве с Буяном и впрямь мало бы кто сравнился, кроме разве что самого Твердислава с Джейаной. По жилам привычно промчалась короткая жгучая судорога. Вызвав образ Стойко, парень послал мыслепризрака вперед, сквозь непроглядное сгущение тонких сосновых стволов и веток - по следу родовича. И разом увидел такое, отчего из груди рванулось постыдное и жалкое "Ой, мама!" : Ты чего ?: вытаращил глаза Ставич. Вместо ответа Буян яростно сгреб его за ворот куртки, прижал к земле. : Он там мертвый лежит, Стойко. Понял ?!: Ну уж если даже Буян заговорил без слов... Разинув рот, Ставич смотрел на коротышку Буяна. Тот весь аж позеленел, глаза закатились, дыхание пресеклось, но когда он наконец выдохнул и резко рубанул ладонью воздух, от прижавшихся к земле мальчишек в глубину густороста грянула слепящая молния, настолько сильная и яркая, что от грохота Ставич едва не оглох, а от блеска - едва не лишился зрения. Забушевал, взъярился огонь - самая верная защита от любой нечисти. Пробитая молнией просека окуталась дымом. Буян резко вскочил на ноги. - Бежим! - выкрикнул не таясь, уже не боясь, что услышат. И, очертя голову, ринулся в дымную мглу. Не раздумывая, Ставич рванулся следом. Это было самое сильное Буяново колдовство. Заклятие, к которому Джейана, обнаружив у Буяна к нему дар, строго-настрого запретила прибегать - не иначе как при смертельной опасности, когда иного пути к спасению уже нет. "Да почему же?" - возмутился тогда Буян (в ту пору ему только-только четырнадцать минуло); в ответ глаза Джейаны зло блеснули. "Потому что тебя, олуха, - да простят меня Учитель и Великий Дух! - только на три таких заклятия и хватит, ежели подряд. Два кинешь, а третье не раньше, чем через месяц! А коли раньше - то все. И тогда тебя от Порога даже я оттащить не сумею". Диковинное дело, вдруг подумалось Буяну, сколько тогда самой Джейане-то было? И шестнадцати ведь не стукнуло! А уже и тогда никто слова поперек сказать не смел! Обугленные ветки скользнули над самой головой. Разгораясь, рядом весело гудел огонь. Поваленные и переломанные стволы молодых сосен дали пламени обильную пищу - но Буян не замечал ни дыма, ни жара. Перед глазами застыло скорченное, все какое-то изломанное тело Стойко с нелепо вывернутой шеей и бессильно откинутой рукой. И Буян точно знал, что такая шея бывает только у мертвецов. Ставич тяжело топал рядом, сжав в кулаке бесполезный сейчас нож. Молния Буяна смела на пути все - и сосны, и лианы, и их зловредных хозяев; но вот склонившееся над распростертым Стойко существо она уже не одолела. Откуда она взялась, эта тварь, никто не смог бы сказать. Еще миг назад ее не было - а теперь она здесь, во всей злодейской красе, и черная слюна капала на дымящуюся хвою. Больше всего бестия походила на громадного, вставшего на задние лапы кособрюха. У нее тоже имелось шесть лап, однако ходила она на задних. Две другие пары, верхняя и средняя, напоминали человеческие руки, только вместо пальцев зловеще сверкали начищенные до блеска стальные крючья. Уродливая серая башка, вытянутая, с громадной пастью, с мощными челюстями, какими удобно дробить любые кости, три здоровенных круглых глаза без зрачков; все тело покрыто серой, матово поблескивающей чешуей. О такой твари никто никогда не слышал, не говоря уже о том, чтобы видеть. И не существовало никаких заклятий, ни обманных, ни отводных, чтобы сладить с эдаким страхом... Прежде чем безоружный Буян успел глазом моргнуть, бесхитростный Ставич сделал то единственное, что ему оставалось в последние краткие мгновения отпущенной Великим Духом жизни: это метнуть свой верный источенный нож прямо в среднюю буркалку чудовища. Оледенев от необорного ужаса, чувствуя, что стали мокрыми портки, Буян видел, как из пробитой глазницы брызнула густая кровь, такая же ярко-алая, ярче человеческой, как и у всей здешней нечисти. Тварь с хриплым ревом вздернула лапу к пронзенному глазу; лезвие ушло в череп по самую рукоятку, однако мозг твари, верно, располагался слишком глубоко. "Эх, Гилви бы сюда!"- Застыв, точно в столбняке, медленно (как казалось ему) думал Буян. Из-под черных вьющихся волос по пересеченному рубцами лбу стекал пот. "Гилви бы с ее даром..." Дар у Гилви, той самой Гилви, был и впрямь редким. Ее коронное заклятие крушило любую преграду, будь то самый толстый череп зверя, столетний домашник или даже гранитный окатыш с нее ростом. Ставич тонко взвизгнул - и неожиданно бросился к распростертому на земле Стойко, зачем-то потянул на себя. В дьявольских глазах твари Буян увидел злобное торжество. Не обращая внимания на обильно кровоточащую рану, оно усмехалось всеми шестьюдесятью четырьми зубами, и от этого зрелища, наверное, стало бы не по себе и самому Твердиславу. "Ну, Буян! - вдруг подумалось ему. - Ну чего же ты медлишь? Сейчас эта тварь прикончит Ста-вича. Потом - тебя. Потом сожрет всех вас. Такого еще не было, но ведь что-то да обязательно случается впервые. У тебя еще две молнии. Бей!" Ставич легко, точно пушинку, оторвал от земли мертвое тело Стойко, одним движением взвалил на плечо. Тварь все еще глупо склабилась в жутком подобии улыбки. Оно и понятно - Буян только теперь разглядел, какие у нее здоровенные лапы. Они складывались в коленях почти так же, как и у кузнечи- ка; суставы задирались высоко вверх. "На таких ножищах оно нас в два счета настигнет. И деться некуда. И ни копья, ни меча. И как это Твердислав мог нас в лес безоружными вывести?!" Сейчас Буян уже не помнил, что на охоту за папридоем серьезного оружия никто и никогда не брал. "Молнию!" - Буяну показалось, что он слышит голос уже мертвого Стойко. "Молнию!" - умолял Ставич, уже возле кромки зарослей. Тварь наконец-то соблаговолила пошевелиться. Не обращая никакого внимания на впавшего в столбняк Буяна, неспешно потрусила следом за Ставичем, столь невежливо упершим ее, твари, законную добычу. Длинная лапа неожиданно легко сграбастала Ставича за воротник грубой лесной куртки, и это наконец вывело Буяна из оцепенения. Чувство было такое, словно он сам вытягивает из себя внутренности. Его трясло и корежило, не хватало воздуха, резкая боль полоснула по левому межреберью, Буян хватал ртом воздух, точно рыба, вытащенная на песок. Тугой комок огня сгустился перед глазами и, повинуясь его воле, распластался белой молнией, прянув в голову бестии, в то время . как та, деловито сбив с ног Ставича, методично свертывала ему голову, явно не собираясь удовольствоваться одним только Стойко. Воздух вокруг чудовищной морды вспыхнул и застонал, точно от нестерпимой боли. Серая чешуя расплавилась, омывая вниз грязными каплями; проглянули отвратительно-розовые нутряные слои, перевитые бешено пульсирующими, чудовищно вздутыми жилами. Глаза лопнули и вытекли; нож Ставича, все еще торчащий из средней глазницы, раскалился добела, деревянная обкладка ручки вспыхнула. Тварь выпустила еще живую, дергающуюся и трепыхающуюся добычу, развернулась и, пошатываясь, побрела прямо на Буяна, вытянув вперед все четыре лапы со здоровенными когтями. Она была слепа - от глаз остались только заполненные кровью и искрошенным мясом провалы, но Буян знал, что чудовще видит его так же четко, как если бы имело все свои зыркалки целыми. "Молнию бы надо, - проплыло где-то в дальней дали. Так далеко, что и не разберешь почти. - Все равно ж умирать, так хоть, быть может, тварь добью". Ноги Буяна сделались вдруг предательски мягкими, совсем как та душистая ночь-трава, которой девчонки набивают себе подушки, уверяя, что она помогает отгонять дурные сны. И только теперь он сообразил, что чудовище передвигается далеко не так быстро, легко и мягко, как вначале. Только теперь он заметил, что по серому панцирю обильно стекает кровь, что тварь шатается, что страшные когти ощутимо дрожат. У него был шанс! И вместо того, чтобы ударить по бестии третьей, последней, гибельной и для себя и для нее молнией, Буян с неожиданной быстротой порскнул в заросли - только его и видели. Оглушенный Ставич тяжело завозился, пытаясь подняться на ноги. Нестерпимо болела шея; в глазах метались травянисто-рдяные круги. Подняться. Вытащить Стойко. Это неправда, что он мертв. Мало ли что Буяну с перепугу померещилось. Джейана выходит. Он все еще повторял про себя "Джейана выходит", все еще дергал мертвое тело Стойко, когда жуткие когти ударили сзади ему в шею, вонзились, раздирая плоть, и вышли наружу из-под кадыка. Буян, без памяти мчавшийся куда глаза глядят, внезапно замер, точно оглушенный. Виски буравила боль, глаза горели, словно под веки насыпали полную пригоршню песка. Он своими ушами слышал последний, предсмертный хрип обливающегося кровью Ставича и мерзкий хруст пополам с чавканьем, что сопровождали отвратительную трапезу бестии. Ноги у Буяна подогнулись, и он без сил, где стоял, грохнулся прямо на землю. Хотелось сразу же, немедленно, покончить с собой. Пусть это даже и великий грех перед Духом, Дарителем Жизни. Только теперь до Буяна дошло, что друзей его нет в живых, что их не вернет теперь даже Джейана, ну а он сам превратился в отверженного, в изгоя, хуже самого мерзкого Ведуна, презреннее самого ничтожного могильного червя. Потому что он струсил и бросил товарищей на гибель. Хотя мог бы спасти. И кто знает, вдруг Джейана нашла бы способ вытянуть Стойко? Забыв обо всем, Буян завыл, мотая головой, точно дикий мах. Сейчас парню стало уже все равно, слышит его кто-нибудь или нет. Даже хорошо, если услышат. Пусть приходят, вот он я, берите!. Он еще выл, вопил и бился головой о землю, когда за его спиной выросла серая бестия. Кровь в глазницах уже запеклась, и казалось, что в череп чудовища вделано три дивных самоцветных камня, какие иногда попадаются в добыче горных кланов. Тварь ослепла, но чуяла все по-прежнему отлично. На окровавленной морде медленно двигалась громадных размеров челюсть. Зубы доканчивали пережевывать добычу. На опущенных вдоль тела лапах мелко, словно в сладком предвкушении, подрагивали покрытые темно-алым стальные когти. Тварь стояла и, почти комично склонив уродливую башку набок, смотрела пустыми глазницами на корчащуюся двуногую сыть. Этот холодный, смерть обещающий взгляд Буян ощутил затылком, шеей, лопатками - всем телом, до кончиков пальцев на ногах. Мелкий напуганный зверек внутри у него зашелся в истошном беззвучном вопле. Мало не разрываясь, мускулы бросили тело вперед, в сплетение веток, лиан, всего чего угодно - Буян не чувствовал боли от едких укусов. Словно живой таран, он пробил зеленую стену и, завывая, помчался прочь, сам не ведая куда, в слепом и давящем ужасе, напрочь забыв и про недавний горький стыд, когда сам катался по земле и торопил смерть-избавительницу. Тварь его не преследовала. И если бы Буян смог увидеть в этот миг ее жуткую морду, он разглядел бы на ней нечто, смутно напоминающую зловещую, ехидную ухмылку. Глава третья С самого начала день пошел вкривь и вкось. А к подобному Джейана не привыкла. Если кто-то начинает наседать на твой род - этот кто-то должен захлебнуться в собственном дерьме, не меньше. Сперва в дерьме, а потом и в крови. Так и только так. Око за око. Зуб за зуб. Кособрюх изувечил Миха, Гилви рядом с домиком травниц сидит рыдает - и не успокоишь. Тверди слав со старшими ушел за папри-доем - и как сгинул. Ни вести, ни гонца. Что, пап-ридой их всех затоптал там, что ли? Да нет, нет, чушь это все, конечно! Просто... Не бывает ничего "простого", резко оборвала она сама себя. Тоже мне, клуша, нашла чем себя утешать! Как маленькая, пра-слово! Нет, Джейана, не юли. Беда пришла. И немалая. Кто-то ополчился на клан Твердиславичей - и притом посильнее обычных Ведунов, равно как и иной, привычной напасти. В конце концов, что там Ведуны - от них и откупиться можно. Подумаешь, потом пояса придется потуже затягивать! Не впервой. А вот теперь... И Джейана немедля начала действовать. А когда Джейана действовала, да еще и в отсутствие Твер-дислава - это значило, что в клане наступало форменное светопреставление, как говаривал в таких случаях Учитель. Мирная картина - мальчишки ползают по сви- Джейана скинула сандалии, вошла по щиколотку в мелкую воду. Пятку немедленно пощекотал шкодливый водяной пузырник, но, присмотревшись, понял, с кем имеет дело, побелел от ужаса и так дунул в своем серебристом пузырьке-коконе прочь, что казалось - волна побежала. Повторным взглядом Джейана его не удостоила. Слова вбивались в податливую плоть реки, точно тяжелые сваи в дно. Джейана звала, звала низким горловым зовом, и Гилви с компанией, что слышали слабый отголосок этого зова, невольно втягивали головы в плечи, поеживаясь от страха. И почему Твердислав - вожак всем другим кланам на зависть - себе такую жуткую ведьму выбрал? Нет, не уродину - красива Джейана, очень красива, это даже завистливые соперницы признают - но такую злющую да еще и с такой Силой! Что, других пригожих девчонок под боком не было? Да помани он - любая бы побежала, только пятки б засверкали! Даже скромница Фатима. Джейана звала, обратив всю себя в этот Зов. По жилам струилась не кровь - огненная влага; голова кружилась, девушка задыхалась, но не останавливалась. Начав обряд, смертный назад отступить уже не может. Все в заклятие подчинено строгим законам. "Структурировано", как говорит Учитель, но этого слова Джейана не любит. Как и многих других, что порой срываются с окаймленных седой бородой и усами губ наставника. Чужие они, эти слова. Колкие какие-то, кусачие. Неуютные. Их даже языку произносить неприятно. Словно кусок тухлятины во рту. Науку плести даже самые сложные заклинания Джейана познала в совершенстве. И Учитель ей почти не требовался. Старик только и мог, что поражаться - с какой быстротой Джейана схватывала все, о чем он толковал. Заклятия - это команды. Те, кто их исполняет, сильны, но тупы. Иначе бы не исполняли. Поэтому все зависит от того, насколько четко ты им все объяснишь. На словах ничего сложного, а вот вызвать для защиты становища водяного духа из всего клана способна одна Джейана. А вот Фатима, сколько Джейана с ней ни бьется, никак повторить не может. Девушка быстро и четко вбросила в Зов все выкладки. Назубок прошлась по всему, что есть суть водной стихии, перечислила все законы, что ею управляют. И, несмотря на черноту в глазах, с торжеством увидела, как поверхность Ветелы вспухла, взбугрилась, как надулся чудовищный пузырь и как, разорвав изнутри его прозрачные стенки, на волю выбралось невиданное создание, все словно бы из туго свитых водяных струй. Оно имело голову и руки; туловищем же и ногами ему, очевидно, служила вся Ветела. -- Что тебе, дочь Тверди? - с претензией на торжественность прогудел булькающий переливчатый голос. - Спасибо, что явился на мой зов, Юм-Чак. - Джейана поклонилась. - Тем знанием твоего естества, что сейчас повторила я, заклинаю тебя и прошу встать здесь на стражу. И держать здесь дозор три дня и три ночи. Потом я отпущу тебя и поставлю кого-нибудь тебе на замену. - Будь по-твоему, дочь Тверди. Во имя того знания, коим владеешь ты, я исполню сказанное тобой. Но помни - ровно через три дня и три ночи моя служба кончится, и не скоро сможешь ты призвать меня вторично. Совет тебе - заранее позаботься о надежном стороже. Джейана не успела поблагодарить неожиданно разговорившееся существо. Водяной горб на поверхности Ветелы опал, и минуту спустя ничто уже не напоминало о случившемся. Но Джейана знала - там, в глубине, в черной донной яме, покорный ее воле дух заступил на неусыпную стражу. Теперь за русло можно не волноваться. Три дня и три ночи здесь не проскользнет ни ходячая, ни плавающая, ни летающая тварь. А там мы еще что-нибудь придумаем. - Здорово это у тебя выходит, - задумчиво проронила Фатима, мелко семеня рядом с широко шагающей Джейаной к Ближнему Валу. - Слушаются они тебя, словно меня - травяные силы. - А знать надо, чего хочешь, и идти до конца, - не поворачивая головы, бросила Джейана. Фатима, самая способная в клане, ее порой просто бесила. Нюня, размазня, всех жалеет, глаза вечно на мокром месте! И сейчас - не столько в ее, Джейаны, заклятия вникала, сколько за нее, Джейану, боялась. Дуреха, слова другого нет. - Ты мне лучше скажи - повторить сумеешь? - Джейана в упор взглянула на спутницу, и нежная Фатима тотчас потупилась. Прядь смоляных волос упала на глаза. - Все ясно, - процедила Неистовая. - Сколько тебе, глупой, можно твердить - ежели со мной что случится, ты первой чародейкой станешь! Кроме тебя, больше некому. А ты даже водяного стража вызвать не можешь! Вот и ответь мне - как на тебя клан оставлять? Под яростным взором Джейаны Фатима потупилась, съежилась, втянула голову в плечи, словно нашкодившая девчонка-малолетка, которой вот-вот предстоит отведать Джейаниного волшебства (седьмицу будут неотвязные кошмары одолевать, скажем) или простой немудреной розги. Неистовая и ею не брезговала. - Не гожусь я для такого, Джей, - еле слышно пролепетала Фатима. - Ну никак не гожусь, хоть плачь. Ты - другое дело, в тебе душа огненная, она все может, уж ты мне поверь, я-то вижу. Другого кого возьми вместо меня, а? Что, девчонок с Силой мало? Хоть та же Гилви! - Гилви соплячка еще. Над ранами рыдает, крови боится. Оплеухами в чувство приводить приходится, - жестко отрезала Джейана. - А мне сроку уже немного осталось. Год - и за нами с Тверди-славом Корабль придет. На кого я клан оставлю, а? Кроме тебя - некого. Иришка - травница от Великого Духа, и нечего ей в кровавую ворожбу лезть. Не получится. Дженнифер - лекарка, а больше ничего не умеет, хотя, - она критически оглядела Фа-тиму, - покрепче тебя духом-то будет. Остальные - либо молоды еще, как Гилви или, скажем, Линда с Олесей, либо силы должной не имеют, ну вот хотя бы Светланку возьми. Есть, конечно, среди малышни кое-кто. Лиззи, например. Настоя-щеей Ворожеей станет, точно говорю! Но мы-то ждать не можем. Сейчас на клан беда движется, понимаешь, Фати, сейчас! Я ее, эту беду, всей шкурой чую! - Я тоже, - робко вставила Фатима. - И ты? Ну вот, тем более! - Джейана досадливо дернула плечом. - Вот ты сейчас тут ноешь - "не надо меня, не надо, другую возьми", а я тебе так скажу: клану нужно будет - я кровавым потом изойду, но ты у меня колдовать станешь. Потому что клан должен жить, и баста. Жить, пока я здесь, и жить, когда меня не станет. Фатима быстро и мелко закивала. - Только реветь не вздумай, - презрительно бросила Джейана. - Слез твоих мне только теперь и не хватало! Ладно, подруга, сделаем так - иди к своему Дэвиду, можешь с ним побыть. До вечерней зорьки даю тебе отпуск. - Ой, правда? - Фатима потупилась и покраснела. Там, где другие девчонки успевали погулять с тремя-четырьмя парнями, черноглазая волшебница оставалась неизменно верна раз и, похоже, навсегда выбранному Дэвиду. Слезы мгновенно высохли. - Правда, правда, - усмехнулась Джейана. - Давай, давай, поторапливайся! За таким делом время, знаешь ли, быстро бежит. Уф, как от этой слабачки отделалась, так даже дышать легче стало, пра-слово. На Ближнем Валу Неистовую встретило тревожное молчание. То, что Джейана послала в передовую стражу не следующий по старшинству десяток парней, а всех, кто умел разить скорее магией, нежели копьем, яснее ясного сказало - враг рядом, и этот враг не обычные зловредные твари, с коими привыкли иметь дело. Нет, на сей раз откуда-то из глубины лесов наползало иное, неопределенно-смутное, но куда как более страшное, Джейана молча обошла Вал, пристально поглядела в глаза каждому из защитников. Хорошо смотрят, твердо. Даже Гилви взгляда не отвела. Это правильно. Добрая Ворожея из нее со временем получится. Если доживет, конечно. Ближний Вал был хорош. Высотой почти в пол-~ора человеческих роста да прибавь перед ним еще и ров той хе глубины. Нет, не зря гонял Твердислав всех по весне поправлять оплывшие скаты, подумалось Джейане. Как чувствовал любый. В сердце ворохнулась острая игла тревоги, так что Джейане пришлось вонзить ногти в ладони, чтобы не застонать. Держись! Держись! На тебя весь клан смотрит, все родовичи, Учитель, а сверху сам Великий Дух пристально наблюдает - как-то Его даром отмеченная своими силами распорядиться сумеет? Не до тревоги о любимом сейчас. Это девчонки. у кого парни с Твердиславом ушли, могут красные от слез глаза кулачками тереть, а она, Джейана, по прозвищу Неистовая, и малейшей своей слабости показать не имеет права. Потому что тогда клан дрогнет и перестанет быть. Исчезнет, растает, растворится без следа и без памяти. Ничего страшнее Джейана не могла даже вообразить. - Слушайте меня, Твердиславичи. Кто на нас идет, я пека сказать не могу. Не время сейчас гаданья совершать. Ночью я все справлю. А пока - к худшему готовьтесь. К тому, что на нас Неведомое выйдет. Кто-то из девчонок ойкнул и тотчас зажал себе рот. - Не ныть! - Джейана сверкнула глазами и даже ногой притопнула. - Выдюжим. А может, нас и вовсе стороной минет. Не знаю. Одно мне только точно ведомо - если видишь дым, готовься пожар тушить. И хвали Великого Духа, если огонь сам под дождем погаснет. Ночью сегодня я к вам приду - как только с гаданием все справлю. Кто чего спросить хочет? - Джейана, а где Твердислав? На лице Неистовой не дрогнул ни единый мускул. - Папридоя они гнать ушли, разве не знаешь, Олеся? Как смогут - вернутся. Вот и все. А ни о чем ином чтобы и думать не могли! Постояла, для внушительности подержав над головой сжатый кулак. Зубы стиснула - аж захрустели, потому что ничего так не хотелось сейчас, как в голос взвыть. Что, ну что с ним случиться могло? Нет ни такого зверя, ни такого Ведуна, ни твари ведуньей такой, чтобы с ним совладала бы так запросто! Если гон не так пошел или в лесу что-то встретилось - непременно бы гонцов прислал. А так майся, терзайся, не зная, что и подумать. Поневоле всякая чушь в голову лезет. Та самая, о которой прочим сама и думать запретила. Потому что если не то Не ведомое, каждый шаг которого болью во всей Джейа-ниной душе отдается - что еще могло остановить Тверди слава и его десяток? Что?! Разве что целая рать Ведунов. Да только откуда ж этой рати взяться? На Пэковом Холме стража стоит, во все глаза смотрит. Ребята надежные, зоркие, не сони, не из тех, что в облаках витают. Что, и они уже? И их уже?! Да нет, нет, нет! Сейчас, сейчас. Доберусь домой, все как положено справлю. x x x Четкий и ровный Ведуньин след вел Твердисла-ва с товарищами на юг. Ведунья не плутала. Не выделывала хитрых петель, не наводила обманных мороков - словно шла не по землям одного из сильнейших кланов, а по своим корневым владениям - тем, что за Лысым Лесом. Сейчас Твердислав уже горько жалел, что с ними нет оружия. Не любят ни Ведуны, ни Ведуньи холодного железа. Когда приходится вести поединок одной лишь магией - куда как тяжелее. Но ничего. И на ведуньины хитрости у нас управа найдется. Жаль, конечно, что от гор они далеко - там можно было бы гномов поднять. Они всегда помогут, хоть и небескорыстно. Зато в долг легко верят и скорой отдачи не требуют. А все знают, что Твердислав своего слова еще ни разу не нарушил. Шли молча. Все давно сговорено. Каждый знает, что ему делать, если впереди внезапно возникнет затянутая в латаный черный плащ длинная тощая фигура с непременной железной косой на длинной рукоятке. Натиск свиты примут на себя близнецы и Кукач, а Твердиславу с Чарусом достанется сама злодеица. Ведуны никогда не оставляли клан Твердислава в покое на сколько-нибудь долгое время. И летом, и зимой они то и дело подступали к окружавшим становище скалам. Иногда их удавалось остановить еще на Пэковом Холме, порой они прорывались на подступы к Ближнему Валу; и в этом году, собравшись с силами, Ведуны дважды серьезно атаковали - и от них пришлось откупаться. Твердислав дернул щекой - вспоминать об этом было и больно, и стыдно. Спасибо разумной Джейане, охоло-нула, привела в себя, сама говорила с нечистью - и выкуп удалось изрядно скостить. Он, Твердислав - недаром имя такое! - на подобное не способен. Он скорее бросился бы в драку без надежды победить, чем стал бы говорить с отродьем Змеиного Холма. Это плохо. Вожак клана на то и вожак, чтобы уметь, когда надо, говорить камнями и стрелами, а когда надо - льстивыми обманными речами. Если б не Джейана, Твердиславичам пришлось бы худо. Ох, не похвалит, не похвалит за такое Великий Дух, когда, возлетев на Летучем Корабле, он, Твердислав, предстанет перед Его грозными очами и будет держать ответ по всей строгости за все сделанное, а паче того - за несделанное. К югу от обычных охотничьих угодий клана Твердиславичей, густых смешанных лесов, пересеченных сухими увалами, начиналась Речная Страна. Голубая, обогнув лесистые взлобки и завершив широкую'петлю почти в три дня пути, разливалась по обширной низине, образуя бесчисленные рукава, протоки, старицы и озерца. Высокие лесные островины перемежались долгими нудными болотами, покрытыми зарослями стрелок, темно-венчиковых матрасников и уткопрятов. Черная вода медленно-медленно струилась по бесчисленным жилам этой земли; места считались не слишком опасными, самых вредных зверей владычествующие здесь кланы давно повыбили и за небольшую мзду в перелетный сезон разрешали охотиться тут всем соседям. Клан Твердислава не был исключением. И сам вожак, и Чарус, и Кукач, и близнецы бывали здесь не раз и не два. Местность они знали - пусть не так хорошо, как здешние старожилы, но вполне нормально для продолжения погони. На быстром совете, созванном утром второго дня преследования, Кукач предложил повернуть. Ясно было, что Ведунья прошла мимо клановых владений, так что пусть теперь с ней разбираются Джой и Лайк. Совет звучал вполне резонно. - Ты что скажешь, Тарни? - Весь разговор велся, конечно же, беззвучно. Тарни, веселый, с ярко-желтыми солнечными волосами, задорным курносым носом и бесчисленными веснушками, только пожал плечами. - А што? Кукач дело толканул. Мы свое сделали. Можно и назад вертаться. Но вот только я бы весть Лайку подал. Нехорошо. Соседи все ж таки. - Знаю я все, знаю, - ехидно вплел Чарус. - Из-за той темноглазой небось. - А хоть бы и так! - не стал отпираться Тарни. - Все равно сказать надо, - поддержал брата молчаливый обычно Гарни. - Не по-людски промолчать. Кукач поспешил согласиться. - У Тарни, конечно, не башка, а один сплошной охал, но сейчас он и впрямь верно сказал. Темноглазая там или нет - не знаю и знать не хочу. Но с кланом Лайка мы всегда в ладу были - так что негоже их оставлять в неведении, - закончил Твер-дислав. Сообща решили идти дальше. Джейана волноваться не должна - все же трех гонцов назад отправили! Через спокойные места давно уже добрались. Ничего, переживет род несколько дней без вожака. Джейана не хуже все сумеет управить. Глава четвертая Когда Буян пришел в себя, уже смеркалось. Он лежал на дне какой-то заросшей ямины, уже не поймешь - то ли начатого и недостроенного логова ко-рогрызов, то ли следа охотничьих раскопок корнееда. Яма оказалась глубокой, сухой и чистой. Ни тебе ядовитой травы, ни зловредных лиан, вообще ничего. - А дело-то твое, парень, дрянь, - вдруг произнес тонкий, противненький голосок. - Кто тут?! - Буян ошалело подскочил. Сверху, над ним, на самом краю, в развилке выпершего из земли древесного корня, удобно устроился щелкунчик. Не травяной, не из знакомых. Как бы дикий - на нем не девчонками клана сшитая одежка, а какой-то серый флер. - Я, я. Не скачи так, - щелкунчик неприятно усмехнулся. - Не пугайся, не съем. Тебя другие и без меня съедят. Шутка. - И, видя перекошенную от ужаса физиономию Буяна, вновь разразился тонким, мерзким и злорадным смехом. - Чего тебе? - прохрипел Буян. Рука его помимо воли искала что-нибудь потяжелее - запустить в наглеца! Обычно щелкунчики были неприкосновенны, и даже Неистовая не дерзала с ними связываться; но сейчас, когда он, Буян, уже не родович, а... - Правильно, изгой, - вдруг кивнул щелкунчик. Распустил флер, потрепетал крылышками и назидательно закончил: - А вот кидаться в меня я бы тебе не посоветовал. Плохо будет. - А мне уже терять нечего, - прорычал Буян, сжимая кулаки. - Ну, это ты не прав. У тебя еще жизнь осталась, - заметил щелкунчик. - И я, собственно говоря, хотел совет тебе дать. - Какой-такой совет? - Ты, Буян, теперь изгой. Клан тебя отринет, не сомневайся. Твердислав-то, может, еще бы и простил, а вот Джейана никогда. Она тебя самолично на съедение кособрюху отдаст. Так что возвращаться тебе, прямо скажем, теперь некуда. А в лесу 1 ты один сгинешь. У тебя даже ножа не осталось. Речи щелкунчиков обычно - один сплошной писк; однако ж этот умудрялся чуть ли не вещать, причем - проникновенно. И голос его уже не казался Буяну ни смешным, ни писклявым. - А тебе-то что с того? - Меня просили тебе помочь. У тебя есть один выход. - Это какой же? - скривился Буян. Внутри все стало как-то донельзя мерзко и гнусно. - И кто это в наших краях взялся такой добренький мне помогать? - Кто взялся помогать - сам скоро поймешь. Мне об этом тут речи разводить недосуг. А вот что тебе теперь делать - скажу. Ступай на север. Обогнешь ваше становище. Будь осторожен - Джейана землю и небо местами перевернет, чтобы тебя схватить. Я тебе проводника дам. Оглянись, да только, - в голосе щелкунчика вновь зазвенела насмешка, - не слишком пугайся. Буян осторожно повернул голову. Великий Дух! Так и есть! Ну и ну! У него разом вспотели ладони. Вслед за Учителем этих существ называли "ламиями", хотя тот же Учитель всегда оговаривался, что "настоящие" ламии, мол, совершенно не такие. Здешние же почти ничем не отличались от людей, имея вид девчонок лет пятнадцати-шестнадцати, только чуть поменьше ростом и притом очень, очень, очень "соблазнительных". Появлялись они только летом, одетые более чем легко - в какие-то полупрозрачные драпировки из трав, так что очень даже полные груди едва не вываливались из вырезов, что же до длины - если л амия присядет, так "срам один", как говорила Фатима. Среди мальчишек, только-только начавших мучиться этим самым, - шепотом пересказывались истории о "добрых ла-миях", которые, ежели их изловить, отнюдь не отбрыкиваются и не отбиваются, а очень даже хорошо... Правда, ламии слыли созданиями редкими. Иногда они попадались среди свиты Ведунов и Ведуний, и тогда, ежели ламия оказывалась в руках клана, пощады ей ждать не приходилось - девчонки и девушки, твердо уверенные в том, что от этих ведуньиных потаскух их парни дуреют, теряют рассудок и прочее, попросту разрывали пленницу в клочья. Или сжигали живьем. Или закапывали в землю. Поэтому с девичьей стражей ламии бились насмерть, зачастую сами лишая себя жизни, если путей к спасению им не оставалось. Другое дело, если пленителями оказывались парни. После этого ламия частенько оказывалась на свободе, а вернувшиеся в становище воины в разговорах с подругами отчего-то ни словом не упоминали о том, какая им попалась добыча. Разумеется, наслушался подобного и Буян. Представшая ему ламия была невысокой, по плечо далеко не великану Буяну, рыженькой (совсем, как Гилви), с задорными зелеными глазами. При одном взгляде на вырез ее платьица парень невольно сглотнул. Ламия многообещающе улыбнулась. - Она тебя проводит, - закончил свою речь щелкунчик. - Проводит до того места, которое вы, Твердиславичи, по недомыслию, именуете Змеиным Холмом. Ручаюсь тебе, змей там куда меньше, чем в тех лесах, что вы почитаете своими. - Змеиный Холм? - Все мысли о ламии разом вылетели у Буяна из головы. Змеиный Холм! Логово Ведунов и Ведуний! Который уже год шли разговоры о том, чтобы объединить силы всех ближних и дальних кланов с заката, восхода, полудня и полуночи - с тем, чтобы раз и навсегда покончить с рассадником кровожадной нечисти, однако еще ни разу разговоры эти не воплотились ни во что реальное. - Это что ж, - пролепетал Буян. - Это что ж, мне к Ведунам идти? Да лучше я сам в болоте утоплюсь! - Вот дурак! - покачал крошечной головой щелкунчик. - Не утопишься ты. Сил не хватит. Испугаешься перед Великим Духом своим предстать. А к Ведунам придешь - они тебя из-под его власти выручат. Знаю, знаю, что ты сейчас думаешь - небось превратят в слугу своего? Ошибаешься, милок, ошибаешься. Это ты сейчас у Джейаны в слугах ходишь, хотя уже и усы пробились и все такое. Это она тобой вертит как захочет. Ей и Твер-дислав не указ. А про Ставича со Стойко ты не думай. Что ты сделать-то мог? Молнию последнюю метнуть? Не округляй глаза, я не только это про тебя знаю. Ну, метнул бы ты ее - и сам бы помер. А прикончила бы она тварь, что на вас напала, не прикончила бы - того ты знать не можешь. Я тебе по секрету скажу, чтобы ты не мучился, - не добил бы ты ее, даже если бы жизнь отдал, в последнее заклятье вложив. - Правда? - выдохнул Буян. Очень, очень, очень, просто до одури хотелось поверить щелкунчику! - Ну конечно, правда! - пропела сладким голоском ламия, взмахнув, точно веером, длинн