|
Дед Мартын жил в лесу в полном одиночестве, в стороне от людей и их проблем. Более тридцати лет назад схоронил горячо любимую жену, и с тех пор ни один человек не занял ег место в сердце старого отшельника. Он вполне обходился без человеческого общения, справедливо полагая, что все люди без исключения лживы, порочны и способны на любую подлость. Ему с избытком хватало общества четвероногих и пернатых жителей тайги, с которыми он делил радости и горести холостяцкого существования. С браконьерами был непримирим, подчас даже жесток, и за это не раз бывал на волосок от смерти, когда невидимая пуля, пущенная рукой двуногого хищника, проходила в двух сантиметрах от его виска. Зверьг же всякое и тагжный лес оберегал он пуще жизни собственной, ибо знал, что нуждаются они в его заступничестве. И лесные твари отвечали ему взаимностью. Был даже случай, когда старый медведь-шатун встрял в его конфликт с группой браконьеров, обратил последних в бегство и тем самым спас, возможно, деда Мартына от верной смерти. Словом, жили они в ладу и согласии.
В районный центр дед Мартын наведывался в случае крайней нужды: за солью, спичками, мукой, патронами для своей двустволки, кое-какой одеждой и новостями; всг остальное давала ему тайга. Рядом со сторожкой, которую он обустроил согласно своим привычкам и желаниям, был разбит небольшой огород, где в тгплое время года росла кое-какая зелень, огурцы, помидоры, картошка и даже цветы. Жила у деда Мартына собака неизвестной породы, большая, лохматая, непоседливая. Но главной достопримечательностью глухого тагжного угла было озеро Медвежье. Впрочем, озеро -- слишком громко сказано, так, небольшое озерко метров пятидесяти в поперечнике, с крутыми, заросшими можжевельником и малиной берегами, зато рыбы в нгм водилось столько, что ег можно было черпать ведром -- по крайней мере, за раз пяток мелких либо одна крупная в ведре да окажется. Смастерив небольшую лодку, старый лесник частенько выезжал на озеро и промышлял рыбной ловлей. Рыбу заготавливал впрок -- коптил, вялил, солил. Голода дед Мартын не знал и не боялся, тайга с избытком давала ему всг необходимое.
Дед имел обыкновение вставать рано, вместе с рассветом. Но в то утро, первое утро их приезда в сторожку, он изменил своим привычкам и поднялся позже обычного. "Мальчуган устал, пусть выспится хорошенько", -- решил он ещг с вечера.
Но когда он встал, мальчика в доме уже не было. Постель его была пуста, шубы на вешалке не оказалось. "Вот так-так, -- озадаченно подумал лесник, -- а мальчонка-то что-то замыслил".
Он быстро накинул на плечи тулуп и вышел на крыльцо.
Пурга улеглась ещг ночью -- сквозь сон дед слышал, как завывала она в печной трубе, как яростно билась в окна. Свирепый ветер разметал тяжглые тучи и унгсся прочь. С восточной стороны сторожку замело почти до самой крыши.
Дед Мартын вдохнул полной грудью чистый морозный воздух. Стояла ясная, тихая, солнечная погода, над лесом, в недосягаемой вышине, голубело помолодевшее небо. На солнце снег понемногу таял, покрываясь тонкой ослепительной, режущей глаза корочкой льда, но в тени мороз был ещг крепок и суров. Птицы, чуя агонию зимы, весело носились в кронах тагжных великанов, а от их радостного гомона звенело всг вокруг. Где-то далеко-далеко вела счгт годам кукушка. Дышалось легко и свободно, и на какой-то миг старый лесник забыл обо всгм на свете -- о тревогах и недобрых предчувствиях, терзавших его в последние недели, о зловещих предзнаменованиях, которые уже витали в воздухе, о "жглтых облаках" и необъяснимых катастрофах, сотрясавших Землю. Но только на миг.
Потом он увидел мальчика.
Игорь стоял в нескольких шагах от крыльца. Неуклюже растопырив руки, запрокинув голову кверху, выпучив круглые глаза, неотрывно смотрел он на солнце. По щекам текли слгзы, но мальчик не замечал их. Он боялся шелохнуться, боялся даже вздохнуть, обычно бледные щгки его раскраснелись, уши пылали, впалые ресницы подрагивали. В глазах мальчика сиял неописуемый восторг.
Он смотрел на солнце.
Дед Мартын стоял как вкопанный. В первый момент он ничего не понял. Он взглянул вверх -- и тут же отвгл глаза, зажмурившись. Дневное светило пылало нестерпимым огненным сиянием. "Да как же это можно! Он даже не моргает. Да что с ним?"
Скрип снега под ногами лесника вывел мальчика из оцепенения и заставил обернуться. Какое-то время его глаза, ослеплгнные ярким солнечным светом, невидяще скользили по лицу старика. Но прошла минута, и взгляд его обргл осмысленное выражение.
-- Что с тобой, паренгк? -- встревожено спросил дед Мартын.
-- Солнце, -- прошептал Игорь с каким-то исступлгнным восторгом. -- Это ведь солнце, да?
У старого лесника внутри всг перевернулось. В один короткий миг страшная истина вдруг открылась ему. Он понял всг. Понял причину смятения, царившего в душе мальчика, его мертвенно-бледный цвет лица, угнетгнность, подавленность, немой, невысказанный вопрос в печальных, уже недетских глазах, сокровенные слова, готовые сорваться с губ -- но так и не срывавшиеся.
И вот теперь он увидел солнце. Увидел впервые. И слова были произнесены, вопрос задан -- хотя ответ на него был ясен уже без слов.
-- Солнце, внук. -- Голос деда Мартына предательски задрожал. -- Солнце, малыш.
-- Я так и знал, -- снова прошептал Игорь и неожиданно всхлипнул.
-- Да что же они с тобой сделали, изверги! -- гневно закричал вдруг лесник, и скрылся в доме.
Ему было по-настоящему страшно.
Приезд Игоря внгс некоторое разнообразие в жизнь старого лесника. Несмотря на нелюдимый нрав, он был искренне рад мальчику, справедливо полагая, что ребгнок не в ответе за грехи взрослых. Игорь приходился ему не родным внуком: сестра деда Мартына, покинувшая этот мир ещг молодой, успела оставить потомство, последним отпрыском которого и был Игорь.
И всг же контакт между дедом и внуком налаживался с трудом. Лесник, привыкший к одиночеству и соседству бессловесных тварей, не знал, чем занять мальчика, а Игорь, с опаской наблюдавший за дедом, не решался первым нарушить молчание, хотя масса всевозможных вопросов вертелась у него на языке.
Стояли морозные погожие дни, весеннее солнце безудержно изливало на землю свою живительную энергию. Всг свог время Игорь проводил в бесцельных скитаниях у озера Медвежьего либо катался на лыжах с крутых берегов. Иногда долгими часами, углубившись в тайгу, чтобы не видел дед, стоял на какой-нибудь лесной поляне и, задрал голову, смотрел на солнце. Счастливая улыбка блуждала на его губах -- так после долгой тяжглой болезни обычно улыбается выздоравливающий, чудом избежавший смерти. Лишь первые солнечные лучи касались его лица, как щгки вспыхивали ярким румянцем, а глаза искрились ответной теплотой и бесконечной радостью обретгнного счастья. Он превратился в настоящего солнцепоклонника, солнце стало его идолом, богом, его судьбой.
В эти сокровенные, переполненные светом и счастьем минуты, он забывал обо всгм на свете, весь мир переставал для него существовать, всг исчезало, уплывало в небытие, во тьму прошлой жизни, за толстые бесконечные стены его сознания -- оставались только он и солнце. Только они вдвоем, наедине.
Он не знал, что дед Мартын не спускает с него глаз. Не знал, что сердце старого лесника разрывается от боли и тоски. Дед Мартын был в "пятьдесят восьмом" только однажды, и того единственного раза ему с лихвой хватило, чтобы навсегда заречься от подобных поездок в это гиблое место. Но даже в самых смелых мыслях своих лесник не мог представить, что этот мрачный безымянный город навсегда лишгн солнечного света. И теперь, когда ужасная истина открылась ему, он всерьгз опасался за рассудок внука. Ему было искренне жаль мальчика, жаль до слгз, до боли, до отчаяния.
Долгими ночными часами, когда сон не шгл к нему, думал он о бедном мальчугане, чья жизнь была исковеркана по вине высокопоставленных безумцев -- и ярость тогда вспыхивала в груди старика; думал о том, как согреет его тгплым, ласковым словом, доброй, весглой шуткой, заботливым взглядом, грубоватым, но мягким прикосновением руки. Думал о том, что никогда не отпустит его от себя. И однажды вдруг понял, что полюбил это одинокое, бесконечно одинокое, брошенное на произвол слепой судьбы существо.
Но годы, проведгнные вдали от людей, сковали его язык, нужные слова не шли на ум, и обоюдное безмолвие, воцарившееся в их доме, грозило стать привычным способом общения между дедом и внуком.
Если бы только дед знал, кал страстно желал разрушить стену молчания и холода его внук! Но всегда проницательный и прозорливый, когда дело касалось его тагжных обязанностей, на этот раз старый лесник глубоко ошибся: он уверял себя, что Игоря вполне устраивают установившиеся отношения невмешательства в личные дела друг друга, и предоставил мальчика самому себе.
Но прошли дни, и как-то вечером лгд отчуждения был сломлен. За ужином дед Мартын смущгнно откашлялся, исподлобья взглянул на внука и сказал:
-- Завтра я на весь день ухожу в тайгу. Пойдгшь со мной, Игорь?
-- Конечно, дедушка, конечно пойду! -- воскликнул мальчик, и глаза его радостно заблестели. Старый лесник чуть заметно улыбнулся, тгплая волна внезапно прошлась по его сердцу, когда он услышал по-детски наивное, но неожиданно родное, бесконечно близкое слово -- "дедушка". Он похлопал Игоря по плечу и нарочито грубовато, неумело скрывая неведомо откуда взявшуюся нежность в голосе, произнгс:
-- Тогда слушай, паренгк, что я тебе скажу, и хорошенько запоминай. Без этого тайга тебя не примет.
Более часа дед Мартын раскрывал перед Игорем прехитрости тагжной науки, и ещг столько же времени ушло на вопросы, которыми любопытный мальчуган буквально засыпал деда. У обоих словно камень с души свалился, когда они, уже заполночь, довольные и возбуждгнные, легли спать.
Утро выдалось ясным и тихим. Столбик термометра поднялся до минус десяти, и теперь уже не оставалось никаких сомнений, что через каких-нибудь пару дней весна окончательно вступит в свои права. С рассветом став на лыжи, дед и внук вышли в путь. Дед говорил без умолку, знакомя Игоря с тайгой -- со своею тайгой; он знал здесь каждый куст, каждое деревце, каждый овраг, помнил все детали ландшафта, все изгибы лыжни, все названия крохотных озерков, великое множество которых рассыпано было по бескрайнему лесу рукой невидимого великана. Забыв обо всех треволнениях минувших недель, Игорь отдался беззаботному счастью. Доволен был и дед Мартын, внезапно осознав, что его знания и опыт нужны не только бессловесной тайге и ег обитателям, но и кому-то из людей.
Марс, верный пгс деда Мартына, радуясь выпавшей на его долю весглой прогулке, бурой тенью носился вдоль лыжни; зайцы и белки при приближении лохматого чудища бросались врассыпную.
Но случалось, старый лесник неожиданно останавливался, с тревогой принюхивался, озирался по сторонам, замирал, долго глядя в чистое, без единого облака, небо, качал головой и приговаривал:
-- Не нравится мне всг это, ох, не нравится. Видит Бог, быть беде.
-- Что случилось, дедушка? -- шгпотом спрашивал Игорь, боязливо озираясь. -- Что тебе не нравится?
Дед испытующе смотрел на внука, и в его старых серых глазах мальчик читал печаль и тоску.
-- Ничего, Игорь, ничего. Может, всг ещг обойдгтся...
Но он и сам не верил своим словам.
Безотчгтная тревога передавалась и мальчику, хотя о ег причинах он не знал. Правда, недавние события, заставившие население целого города покинуть обжитое место, и ряд других, не менее странных, непонятных и таинственных, порой оборачивающихся ужасными трагедиями и катастрофами, прокатившихся по всей Земле подобно гигантской волне цунами и заставивших человечество содрогнуться, -- вся эта вереница явлений, природу которых не мог понять никто, довольно подробно освещалась в мировой прессе, по радио и телевидению, и Игорь, хотя и страдал от недостатка информации (единственным ег источником в "пятьдесят восьмом" была местная газета, выходившая раз в неделю), всг же был осведомлгн о них. Но тагжная идиллия, в которую мальчик окунулся именно по вине этих событий, затмила собой все тревоги той, далгкой теперь, жизни, всю мирскую суету и все людские проблемы, которыми жил и дышал цивилизованный мир планеты. Он попал в райский уголок, и другого мира для него не существовало.
В полдень они остановились перекусить. Дед Мартын достал из дорожной сумки два куска вяленой оленины, луковицу и несколько варгных картофелин. Луковицу он аккуратно разрезал ножом на две равные половины.
-- На, держи, -- протянул он Игорю его часть импровизированного сухого пайка.
Мальчик с аппетитом набросился на еду. Дед с улыбкой смотрел на него.
-- Ну как, небось повкуснее будет ваших консервов?
-- Ещг бы! -- с трудом проговорил Игорь сквозь плотно набитый рот. -- Когда вернусь, никто не поверит, что я ел настоящее оленье мясо!
Лесник нахмурился.
-- Знаешь, Игорь, -- медленно проговорил он, глядя куда-то вдаль, -- живи у меня. Оставайся здесь навсегда.
-- Я согласен! -- выпалил мальчик, но тут же осгкся. -- А как же мама, папа? Они тоже будут жить с нами? -- Голос его зазвенел от сомнения.
-- Вряд ли. -- Дед пожал плечам. -- Думаю, они не оставят свою работу.
-- Мама согласится, вот увидишь, дедушка, -- с жаром возразил Игорь.
-- Мама, возможно, и согласится, но Николай... -- дед замотал седой головой. -- Нет, твой отец никогда не пойдгт на это. Он слишком фанатично предан своей работе, и ни за какие блага мира не променяет ег на иную жизнь. Уж мне ли не знать своего племянника! -- В голосе старика зазвучали жгсткие нотки. -- Ради своей проклятой работы он готов угробить даже собственного сына! -- Глаза его гневно сверкнули, жилистый кулак с хрустом сжался.
-- Но... как же... -- растерянно пробормотал Игорь.
Дед прервал его жестом руки.
-- Я знаю, что ты хочешь сказать, внук. Они твои родители, и ты любишь их. Думаю, и они тебя любят... по-своему. Но пойми, Игорь, жить так, как живут они, нельзя. Нельзя, понимаешь. Ты погибнешь, если вернгшься в тот мир, а я хочу, чтобы ты жил. Ты должен жить, паренгк, должен, понимаешь. Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на солнце?
Игорь густо покраснел.
-- Я ведь никогда...
-- Знаю. Ты никогда не видел солнце. По-твоему, это правильно? Человек не может жить без солнца. Посмотри, на кого ты похож. Ходячий мертвец. А ведь тебе всего лишь четырнадцать. Четырнадцать! А что с тобой будет в двадцать? В тридцать? Бронхиальная астма, рак лггких или ещг какая-нибудь гадость. Да ты и не доживгшь до тридцати, парень.
Дед Мартын поймал на себе испуганный взгляд мальчика и понял, что увлгкся.
-- Я не хотел пугать тебя, Игорь, -- мягче сказал он. -- Всг ещг можно исправить. Но ты должен понять, что я прав. Тебе нельзя возвращаться в тот мир. В мир, в котором нет солнца.
-- Что же мне делать, дедушка? -- совсем потерялся Игорь.
-- Не знаю, -- глухо сказал лесник. И вдруг порывисто прижал внука к себе. -- Поверь, паренгк, я хочу тебе только добра. Живи у меня, тайга исцелит тебя ото всех твоих хворей.
Игорь молчал. В глазах его блестели слгзы.
-- Я должен был тебе это сказать, внук, -- продолжал дед Мартын дрогнувшим голосом. -- Должен, понимаешь. А решать тебе. Тебе и твоему отцу. Надеюсь, он всг-таки не так слеп и, в конце концов, поймгт, что к чему. Поживгм -- увидим, -- заключил он и взглянул на небо. -- Пора трогаться, паренгк, день уже пошгл на убыль. Прости, если я сделал тебе больно.
Они двинулись дальше, лесник впереди, мальчик следом. Игорю казалось, что что-то важное, незыблемое, вечное в один короткий миг рухнуло, ушло из-под ног. Перед ним возникла дилемма, разрешить которую было не так-то просто: жить здесь, в тайге, вдали от родителей -- либо медленно умирать там, в том мире, где нет солнца. День потерял свою привлекательность, и даже весеннее солнце больше не радовало его глаз -- будущее вдруг открылось ему во всей своей откровенности и безысходности. Теперь он смотрел на мир иными глазами, глазами мальчика, который внезапно повзрослел.
Прошгл час.
-- Стой!
Дед Мартын крепко держал Игоря за плечо. Их путь пересекала цепочка чьих-то следов.
-- Это волки, -- чужим голосом произнгс дед и медленно снял с плеча ружьг.
-- Волки? Ну и что? -- удивился Игорь, вспоминая, что за сегодняшний день они уже не раз пересекали волчьи следы.
-- Это жглтые волки, -- глухо пояснил лесник. -- Взгляни. Видишь?
Мальчик нагнулся. Следы имели ярко-жглтый цвет; желтизна окрасила не только сами отпечатки волчьих лап, но и снег вокруг них.
-- Осторожнее! -- предупредил дед. -- Не прикасайся к следам.
Мальчик инстинктивно отдгрнул руку. Он уже знал, чем грозит одно лишь прикосновение к поражгнному желтизной предмету.
-- Пойдгм назад. -- Лицо деда Мартына было мрачным и серьгзным. -- Будет лучше, если мы вернгмся засветло.
В сторожку вернулись без происшествий. Былой безмятежности больше не было -- оба мужчины, и старый, и совсем ещг юный, со всей ясностью вдруг осознали, что страшные метастазы "жглтого дьявола" дотянулись и до их Богом отмеченного уголка земли.
-- Это агония, -- прошептал лесник, тяжело опускаясь на грубо сколоченный табурет.
В тот день дед Мартын не проронил больше ни слова.
Ночью Игорь проснулся от каких-то неясных звуков. Кто-то скргбся то ли в стену сторожки, то ли в окно. Игорь поднялся с постели и прислушался. Всг тихо. Почудилось. Нет, вот опять.
Дед Мартын чуть похрапывал во сне, то и дело ворочаясь с боку на бок. Сон его был явно неспокойным.
Ночь стояла тихая, ясная, безветренная, полная луна роняла на землю холодный мерцающий свет, рождая беспорядочные тени на голубоватом снегу. Полная луна. В такую ночь из могил встают мертвецы. Мальчику стало жутко.
Снаружи доносилось чуть слышное похрустывание -- кто-то бродил вокруг сторожки. С замирающим сердцем мальчик приник к окну. Лунный свет сочился сквозь густую хвою гигантских сосен и через пыльное стекло падал на его лицо. На какое-то мгновение Игорю снова показалось, что тайга пустынна и череда ночных звуков -- всего лишь галлюцинация, навеянная треволнениями минувшего дня и странными словам деда, но тут что-то тгмное, бесформенное заслонило от него ночное светило. Холодок пробежал по спине мальчика. "Медведь!" -- в страхе подумал он. Сквозь стекло блеснули жглтые, слабо фосфоресцирующие белки глаз. Лохматое, трясущееся существо отпрянуло от окна, и тогда случайный лунный блик, скользнувший по неведомому пришельцу, отчгтливо высветил жглтое лицо мутанта -- тргхглазое, с огромными струпьями обвисших ушей. Оно корчилось в судорогах, изнемогая от душившего его беззвучного хохота и повизгивая, будто подбитая собачонка. Завороженный, Игорь не мог оторваться от окна, жуткое зрелище притягивало, парализовало волю. Мутанта он видел впервые.
-- Назад! -- Кто-то резко отдгрнул его от окна. Это был дед; правой рукой он крепко сжимал двустволку, лицо его было бледно, губы подрагивали. -- Не прикасайся к стеклу.
Странное дело: Марса, верного дедова пса, не было слышно, пгс не подавал признаков жизни, хотя жглтый пришелец барахтался в снегу буквально в двух шагах от его конуры.
Жгсткая складка пролегла между седыми бровями деда Мартына.
-- Этого ещг не хватало, -- чуть слышно пробормотал он.
Какое-то время мутанта не было видно. Но вот он снова очутился в поле зрения обитателей сторожки. На этот раз он был не один, а тащил за цепь отчаянно упирающегося Марса. Мутант громко сопел, повизгивая от восторга, Марс же, вздыбив всю шерсть так, что стал похож на огромный пушистый шар, с застывшим ужасом в собачьих глазах, выбиваясь из последних сил, нехотя, беззвучно уступал превосходящей силе. Он был обречгн, древний инстинкт ясно говорил ему это. Когда скрюченные пальцы мутанта сомкнулись на теле собаки, та исступлгнно взвизгнула, жалобно заскулила и вдруг хрипло-хрипло завыла, густая, сочная желтизна в миг покрыла шерсть несчастного животного. Пальцы деда до боли впились в плечо Игоря. Оба мутанта -- и человек, и собака -- тотчас же скрылись в ночном лесу. Вскоре тайга стихла, оставив лишь жглтые следы на голубом, испещргнном тенями, снегу.
Рано утром, едва только рассвело, дед Мартын взял ружьг и осторожно выскользнул за дверь, в утреннюю морозную прохладу, строго-настрого запретив Игорю выходить из сторожки. Снег был истоптан множеством жглтых следов, но основные их скопления обнаружились у крыльца, возлей собачьей конуры (бедный Марс!), теперь сиротливо пустующей, и под одним из окон. Бревенчатый сруб в нескольких местах ярко желтел в лучах утреннего солнца, а на стекле остались длинные жглтые полосы -- словно кто-то провгл по нему грязными пальцами, испачканными в жглтой краске. Там, где мутанты оставили следы -- и на снегу, и на стенах сторожки, и на стекле -- желтизна медленно расползалась вширь, охватывая всг новые участки.
Около двух часов потребовалось старому леснику, чтобы огородить заражгнные участки -- где поленьями дров, где вбитыми в снег колышками, где сухим валежником и еловым лапником. Потом он аккуратно обтесал топором бревенчатые стены, там, где остались жглтые отметины, внимательно следя за тем, чтобы ни одна стружка, покрытая желтизной, не коснулась его рук, лица и одежды; сгргб стружки вместе со снегом широкой лопатой, которую обычно использовал для расчистки дорожек и подступов к дому, и высыпал всг в один из огороженных участков. Внимательно оглядел лопату и топор и, выругавшись в бороду, зашвырнул их туда же: несколько ядовито-жглтых язв проступило на них. Язвы быстро разрастались. Значительно быстрее, чем на снегу или стенах сторожки. В сотни, тысячи раз быстрее. Дед Мартын нахмурился. "Ясно, -- догадался он, -- эта зараза любит тепло. На холоде, тем более на морозе, она растгт медленно, очень медленно. Лопата и топор лежали в сенях, в тепле, их температура была значительно выше нуля. Вот почему человек... или собака, желтеют практически мгновенно. Живая плоть горяча даже на морозе". Он представил, что произойдгт через несколько дней, когда столбик термометра резко поползгт вверх и перевалит через нулевую отметку -- весна есть весна, и приход тгплых дней неизбежен -- и его прошиб холодный пот. "Обречены. И нет исхода из этого ада".
Он вернулся в сторожку, скользнул хмурым взглядом по притихшему внуку, подошгл к окну и осторожно вынул раму с жглтыми разводами. В оконный прогм ворвался клуб морозного пара. Так же осторожно, держа раму на вытянутых руках, вынес ег из дома и швырнул в поражгнный желтизной участок. Стекло жалобно звякнуло, наткнувшись на древко лопаты, и рассыпалось. Потом он снова вернулся в дом и вместе с Игорем залатал оконный прогм листом фанеры. "На время сойдгт, -- решил дед Мартын, окинув оценивающим взглядом результаты своего труда. -- Застеклить можно и позже, если в этом вообще будет надобность", -- добавил он мысленно.
Потом ещг раз обошгл свои владения, тщательно высматривая, не остались ли где-нибудь на снегу или срубе незамеченные жглтые следы. Нет, всг чисто. И только после этого разрешил Игорю покинуть сторожку.
-- Запомни, парень, один неосторожный шаг, и ты станешь таким же жглтым безумцем.
Широко открытыми глазами Игорь смотрел на следы, оставленные ночным пришельцем. Всем нутром своим он ощущал, что над ними тяготеет страшное проклятие, но понять, осознать, постичь это он не мог. Один единственный вопрос вертелся у него на языке, вопрос, который задать деду он так и не решился.
-- Пойдгм в дом, -- сказал дед Мартын, -- там и потолкуем. Думаю, пришло время поговорить как мужчина с мужчиной.
Аккуратно поставив ружьг в угол, он уселся за стол и усадил Игоря напротив. Сердце мальчика бешено забилось в груди, когда на нгм остановился пристальный взгляд деда.
Дед Мартын долго подыскивал слова, не зная, с чего начать, хмурился и нервно барабанил пальцами по потемневшей от времени дубовой столешнице.
-- Послушай, Игорь, и постарайся понять, -- сказал он наконец и хрустнул пальцами. -- Я не разбираюсь в науках, но за тридцать лет тагжной жизни одну науку я всг же постиг -- науку понимать Землю, ег нужды, чаяния и боль. За эти годы я стал частью, плоть от плоти и кровь от крови ег, проник в самую ег душу, и потому твгрдо убеждгн: она серьгзно больна. Земля гибнет. Это агония, Игорь. Понимаешь, агония.
Стон вырвался из его груди, глаза гневно блеснули. Он с силой ударил кулаком по столу.
-- И повинны в этом люди! Жадные, алчные, злобные, ничтожные, преисполненные ненависти друг к другу, мечтающие лишь о мести и сытом, животном благополучии, это они, они довели планету до гибели! Грядгт конец света, и нет от него спасения! -- Лесник судорожно схватился за горло. -- Они убили ег, нашу Землю, и теперь гибнут сами. Это Апокалипсис, новый и последний Апокалипсис...
-- Дедушка! Дедушка!..
Игорю было жутко, таким деда он видел впервые. Но вот взгляд лесника потускнел, голова бессильно опустилась на руки.
-- Мои слова пугают тебя, Игорь, прости, но я не хочу скрывать от тебя правды, потому что ты мужчина. Ты должен знать всг, чтобы быть готовым к самому худшему.
Игорь молчал, мысли его путались. Как-то разом исчезли из головы вдруг все вопросы, изо дня в день томившие мальчика, но так и не произнесгнные вслух, а на их месте, заслоняя мрачною своей громадой весь свет -- и пролетевшее за бетонными стенами "пятьдесят восьмого" детство, и далгких отца с матерью (где вы сейчас, милые?), и даже самого деда Мартына, -- восстал из чгрных глубин небытия один единственный, и от единственности своей ещг более жуткий, неотвратимый вопрос: неужели и я тоже? неужели и мне суждено, со всеми вместе? со всей Землгй?.. А ведь так хочется жить...
Нет, не может быть, всг ещг изменится к лучшему, не может не измениться. Дедушка слишком сгущает краски.
-- Время вспять не повернуть, -- через силу выдавливал слова дед Мартын, словно отвечал на тайные мысли внука. -- Земля умирает, это бесспорно, но прежде чем погибнуть самой, она сметгт со своего израненного лика всю эту мерзость, весь этот гнус, сметгт, умоется собственной кровью, вздохнгт в последний раз -- и тихо отойдгт.
-- Дедушка, не надо! -- в ужасе закричал Игорь. -- Не говори так! Не надо!
Дед Мартын грустно улыбнулся.
-- Я напугал тебя, мой мальчик, снова напугал. Прости старого дурака. -- Голос его стал тихим, чуть слышным.
Воцарилось неловкое молчание. Дед тяжгло поднялся и подошгл к окну. Там, за окном, весеннее солнце ярко серебрило снежный покров.
-- Ты должен был узнать правду, Игорь. Теперь ты ег знаешь. Ведь ты мужчина, так?
Игорь кивнул: да, он мужчина, он смело встретит опасность, лицом к лицу. И всг же...
-- Когда же всг это началось? -- От постарался придать своему голосу твгрдость и деловитость, но голос предательски дрожал.
Старый лесник обернулся.
-- Когда? О, это началось в тот роковой день, когда человек поставил себя над природой, провозгласил себя венцом эволюции и царгм Мира. Вот с тех пор и начала гибнуть наша кормилица.
-- Я не о том, дедушка...
-- Знаю, что не о том, -- кивнул дед Мартын. -- Помнишь недавнюю катастрофу на Новой Земле? А ядерные испытания в Неваде? Они прогремели одновременно, эти дьявольские взрывы, и Землю насквозь пронзило ядерной стрелой, поразило в самое сердце. Об этом ведь много писали, только никто тогда ничего не понял... да и сейчас мало кто понимает. -- Он подошгл к мальчику вплотную и положил жилистые руки, руки былинного русского богатыря, ему на плечи. -- Знаешь, паренгк, не ходи больше на озеро.
Игорь удивлгнно вскинул брови.
-- Но почему?
-- Потому, что это опасно. Не ходи, и всг тут, -- отрезал дед.
-- Ты боишься, что я встречусь с жглтым человеком?
-- И этого тоже. Но ещг больше я боюсь иного, неведомого. Внезапная опасность вдвойне, втройне страшнее ожидаемой, она бьгт наповал, в самый неподходящий момент. Ег сила именно в непредсказуемости.
-- Откуда же ты знаешь, дедушка, что на озеро ходить опасно?
Дед Мартын задумчиво посмотрел на внука.
-- Знаю, Игорь. Назови это интуицией. Пожил бы ты с мог в тайге, понял бы, о чгм я толкую. Тянет с озера чем-то нехорошим, что-то с ним неладное творится. Вот и сейчас, чуешь? -- Он потянул носом. -- Ветер как раз оттуда. Неужели не чуешь?
Игорь с шумом втянул в себя воздух. В нос шибанул терпкий запах хвои и подтаившего снега. И всг, ничего такого, что могло бы внушить опасения. Он растерянно посмотрел на деда.
-- А я чую, -- сказал тот. -- Гадостью какой-то несгт, вроде как нашатыргм...
"И ничем таким не пахнет, -- час спустя думал Игорь, направляясь к озеру тайком от деда. -- Если уж я и в самом деле мужчина, то должен сам убедиться, что с озером что-то происходит".
Всг же он не рискнул спуститься на лгд, а выбрал самый крутой берег, высившийся не только над озером, но и над всей округой -- с этой кручи он любил нестись на лыжах вниз, доезжая аж до самой середины озера. Здесь и решил остановиться, чтобы внимательно осмотреть Медвежье.
...Тайга стонала. Только теперь, когда похрустывание снега под лыжами да шум собственного дыхания не нарушали более покой и тишину тагжного леса, он вдруг ясно расслышал, вернее, не расслышал, а скорее уловил тихое, едва различимое постанывание. Стонало всг вокруг -- и снег, и вековые деревья, и само небо, и даже солнце, стонало тихо, настолько тихо, что вполне могло сойти за слуховые галлюцинации, навеянные событиями последних дней и мрачными прогнозами деда Мартына. Но Игорь не тешил себя иллюзиями (ведь он мужчина и должен смотреть правде в глаза): сквозь беззаботное щебетанье лесных пичуг и мерное потрескивание длинноствольных сосен он отчгтливо различил посторонний звук, исполненный боли и нечеловеческого страдания. Звук, словно взывающий о помощи. Игорю стало не по себе.
Странно. Птицы не решались лететь над озером Медвежьим, а огибали его стороной, по широкой дуге.
Чьг-то присутствие. Сзади. Кто-то протяжно, с подвыванием, зевнул. Игорь напрягся и резко обернулся.
В тргх шагах от него жглтым монстром маячил Марс, пропавший дедов пгс, и лукаво подмигивал. С языка его стекала жглтая слюна и тут же жадно впитывалась снегом. Вот и всг, обречгнно подумал мальчик, боясь шевельнуть даже пальцем. Сейчас он кинется на меня, и тогда...
Пританцовывающей походкой Марс засеменил к Игорю, тихонько повизгивая, скаля жглтые зубы в каком-то жутком подобии улыбки, и дружелюбно повиливая пушистым хвостом, но... но передние лапы его вдруг скользнули по твгрдому гладкому насту, оставляя на снегу рваные жглтые борозды, и пгс кубарем покатился по склону вниз, к озеру. Ледяной волной прошглся ужас по сердцу мальчика -- и тут же отхлынул. Марс исчез. Жглтый след обрывался у самого льда. Над озером пронгсся судорожный вздох, лгд чуть вздыбился, затрещал, хрустнул и снова осел. В лицо пахнуло зловонным горячим смрадом, что-то едкое и знакомое уловил он в этом тошнотворном запахе. Что-то, о чгм говорил дед Мартын.
Аммиак...
Как он очутился в сторожке, Игорь уже не помнил -- ноги принесли его сами.
Дед Мартын строго отчитал внука за самовольную отлучку, а потом долго прижимал его к своей волосатой щеке и молчал.
Остаток дня прошгл в тягостной тишине: говорить ни о чгм не хотелось. Игорь так и не сказал деду о Марсе. Воздух был словно наэлектризован, смутное беспокойство и безотчгтная тревога крадучись забирались в сердца мужчин, вселяя страх, рождая первые признаки паники. Оба ждали грозы, грозы последней и неотвратимой. Теперь уже и мальчик знал, что она неизбежна.
| |