-- История с вашей девушкой забавна. Но такое и в Америке бывает. Не можете ли вы что-нибудь рассказать о более глубинном характере русской женщины. -- Кому как не мне, Думающему о России, знать глубинные тайны русской женщины. Вот история одной из них. {562} Все это началось в конце двадцатых годов. Она была из хорошей интеллигентной семьи, которая относилась к советской власти примерно как к победившей чуме. И вдруг их единственная дочь-красавица влюбляется в лихого большевика. Влюбилась -- и все! Родители всеми силами пытались удержать ее от замужества, но она вырвалась и порвала навсегда с родителями, чтобы выйти за него замуж. Он был, видимо, обстоятельный мужик, хотя и малообразованный, но с бешеной энергией и хорошими организаторскими способностями. Он сделал карьеру, стал директором завода. Однако этот лихой большевик оказался еще более лихим выпивохой и сердцеедом. Всю жизнь она боролась с его любовницами. Одних драла за косы, других, войдя в союз с их мужьями, общими усилиями выволакивала из-под своего богатыря. Иногда он уходил от нее, и тогда она обращалась в партком с неизменной просьбой: "Верните мне моего мужа". И партком всегда возвращал его, и он на некоторое время затихал. Потом начиналось все сначала. А у них уже было двое детей. Но она его так любила, что все прощала. Однажды она сидела на заводе в его кабинете и туда вдруг влетела не заметившая ее молодая смазливая секретарша: "Лгник, ты что же..." -- обратилась она к ее мужу. "Какой он тебе Лгник!" -- закричала она и швырнула в секретаршу графин с водой. Но та увернулась, видимо, с привычной ловкостью. Скандал кое-как удалось уладить. И вдруг он тяжело заболел. В больнице она сама ухаживала за ним, оставив детей соседям. Однажды, будучи без сознания, в бреду он пробормотал: "Аннушка, любимая, единственная, спаси меня!" И это ее потрясло. Ее звали Анна. И она наконец почувствовала себя победительницей всех его любовниц! Значит, в глубине души он любил только ее и в бреду обращался к ней! И она ему все окончательно простила: мол, баловство! Радостная, счастливая, окрыленная, она не спала ночами, она выходила его, поставила на ноги, и он снова стал ездить на свой завод. А через некоторое время она узнает, что его последнюю любовницу тоже зовут Анна. И она поняла, к кому он обращался! И тут она не выдержала! Сама прогнала его из дому, оставшись с двумя детьми. Она все ему прощала наяву, но измену в бреду не могла простить. И кстати, сам он после этого покатился вниз. Она все-таки держала его в каких-то рамках. А тут его пьянки-гулянки, {563} наконец, надоели парткому, ему припомнили и жалобы жены и перевели его в рядовые инженеры. После этого, то ли раскаиваясь, то ли потому, что его вторая Аннушка мгновенно покинула его, когда он потерял пост директора, он стал приходить к своей бывшей жене и, грохаясь на колени, умолял ее простить его и начать новую жизнь. Но нет, сколько он ни просил, она не могла ему простить ту измену в бреду! Он окончательно рухнул, спился, а она поставила своих детей на ноги, день и ночь, тайно от фининспекторов обшивая своих знакомых и их друзей. С какой радостью ее любимые родители теперь, когда она прогнала его, приняли бы ее в свои объятия. Но, увы, о том, что случилось, она могла рассказать им только на их могилах! -- Да, вот это история. Значит, все прощала, но бред его не могла простить. А что, если он в бреду и в самом деле звал именно ее, жену? -- Нет, конечно. Тут нашла коса на камень! Там есть еще много подробностей. Эта вторая Аннушка во время гулянок заставляла его становиться на четвереньки и лихо ездила на лихом большевике! -- Однако, я вижу, нравы у вас довольно свободные. А та ваша девушка, студентка, была феминисткой? -- Да что вы! Она и слова такого не слыхала! Феминизм -- это половой сальеризм. Кстати, год назад я в Москве познакомился с одним американским социологом. Большой чудак! У нас с ним был бизнес. -- Какой бизнес? -- Я вам напоминаю, что о своем бизнесе я вам расскажу в конце нашей беседы. Так вот. Идем мы с ним по улице. Он так же, как вы, хорошо говорил по-русски. -- А кстати, вы знаете английский? -- Я знаю английский настолько, что англичане в моем присутствии не могут меня обмануть. Но и я их не могу обмануть на английском языке. Высшее знание языка -- это умение правдоподобно обманывать на этом языке. Так вот, значит, идем мы с ним по тротуару одного из московских переулков. Впереди нас какая-то пара пожилых людей бродяжьего вида. Они ругаются. Через некоторое время мужчина, видимо исчерпав словесные аргументы, начинает лупить женщину. Я подбегаю к ним, а мой американец, пытаясь удержать меня, кричит: "Не вмешивайтесь! Это некультурно!" {564} Ничего себе некультурно, когда мужик бьет бабу, хотя она и пытается отбиваться. Я подскочил, схватил его за руки и крепко держу: "Подлец! Как можно бить женщину?!" Он вырывается, кроет меня матом. Я продолжаю его крепко держать. И вдруг несколько увесистых ударов обрушиваются на мой затылок. Это женщина стала лупить меня, приговаривая: "Муж с женой спорят! Третий лишний!" Я его отпустил, и они, перестав драться, пошли дальше. Оба полупьяные, я это чувствую по запаху. Но он оценил, что она за него вступилась. "Вот видишь, -- говорит мой американец, -- я тебя предупреждал. Я сразу понял, что она феминистка". "Какая она феминистка, -- говорю, -- это просто пьяные бродяги". "Феминистка, феминистка, -- утверждает он, -- настоящие феминистки и бродяжничаньем занимаются. У них принцип: ничто мужское нам не чуждо". "Да какая она феминистка, -- пытаюсь я достучаться до здравого смысла, -- у них у обоих похмельное раздражение. Вот они и подрались. У мужчины, который, вероятно, больше выпил, было большее похмельное раздражение. Он и пустил первым в ход кулаки". "Феминистка, -- настаивает он, -- я феминисток за километр узнаю. Она как феминистка и в выпивке старалась не отставать от мужа". "Да при чем тут феминизм, -- кричу я уже, -- они просто пьяницы!" "Россия -- родина феминизма, -- объясняет он мне, -- я по этому поводу и приехал сюда. Роюсь в архивах. Хочу написать большую работу об этом". "Какая там еще Россия -- родина феминизма, -- отвечаю я ему, -- у нас своих проблем по горло хватает". "Россия -- родина феминизма, -- повторяет он, -- и вы можете этим гордиться! Екатерина Великая была феминисткой, знаменитая Керн была феминисткой, жена Чернышевского была феминисткой, даже возлюбленная Ленина, Инесса Арманд, была феминисткой". "У вас получается, что ни шлюха -- то феминистка", -- говорю. "Ничего подобного, -- отвечает он, -- принципиальная разница. Вольные отношения с мужчинами у них следствие феминизма, а не феминизм -- следствие вольных отношений. Совсем другая причинно-следственная связь! Да вы знаете, что Февральская революция, в сущности, была феминистической революцией?! А Октябрьская революция была контрреволюцией мужского шовинизма! Это мое открытие, и я его никому не отдам. Готовлю большую работу". {565} Я с ума схожу. "Да почему Февральская революция была феминистической?!" -- кричу. "Правительство Керенского и сам Керенский были феминистами, -- продолжает он, -- тут много тонкостей, еще не известных вам. Но вы же знаете, что от речей Керенского дамы приходили в неистовство. Иногда даже падали в обморок от восторга. Вы же знаете, что только женский батальон пытался защитить Зимний дворец. Неужели это случайно? Подумайте сами -- законное правительство защищает только женский батальон! И даже легенда, что Керенский бежал из Зимнего дворца в женской одежде, подтверждает мою мысль. Но Россия была слишком патриархальной страной. И мужской шовинизм победил. Однако феминистические настроения были еще настолько сильны, что Ленин вынужден был бросить лозунг: "Кухарку научим управлять государством!". "Да что вы говорите, -- пытаюсь я его переубедить, -- Ленин хотел сказать, что простой, безграмотный человек может управлять государством. Что и случилось!" "Нет, -- отвечает он, -- Ленину надо было утихомирить феминисток. Иначе бы он сказал: "И повара научим управлять государством!" Первым Ленина раскусила Инесса Арманд. Она поняла, что Ленин говорит одно, а делает совсем другое. На этом основан их трагический разрыв и впоследствии загадочная смерть Инессы Арманд". Забавный чудак. Мы весь вечер спорили, иногда взбадриваясь выпивкой. Я его проводил до его, кстати, скромной гостиницы, когда уже было далеко за полночь. Дверь в гостинице была заперта. И он вдруг с такой яростью руками и ногами стал барабанить в дверь, что я понял -- несмотря на увлечение феминизмом, а нем еще слишком сильно мужское начало. Я даже испугался, что получится политический скандал, и я первый как Думающий о России от этого пострадаю. Но ничего. Обошлось. Сонный швейцар открыл дверь и впустил его. -- Да, у нас в Америке феминизм иногда принимает безобразные формы. Но Америка всегда была слишком мужской страной. Кстати, вы бывали в Америке? -- Да, я был в Америке. -- Что вас больше всего удивило в Америке? -- Америка меня больше всего удивила еще до того, как моя нога ступила на ее землю. В одном европейском аэропорту жду самолета в Америку. Рядом со мной большая группа американских старушек. Они возвращаются домой. Одна из них неустанно что-то рассказывает, а остальные хохочут. При этом одна из {566} старушек особенно громко хохочет, выхохатываясь из общего хохота. Потом она, не переставая хохотать, садится рядом со мной на скамейку. В брюках. На вид крепкая восьмидесятилетняя старушка. Закуривает и, лихо поставив одну ногу на скамейку, продолжает прислушиваться к рассказу, перехохатывая остальных. Поза со вздетой на скамейку ногой -- вульгарна. Но какой жизненной силой веет от нее! Старушка-хохотушка! Закроешь глаза -- расшалившиеся студентки! Откроешь -- вздрогнешь! Скажите, это старушки так хохочут, потому что за ними могучая страна, или страна могуча, потому что там старушки могут так хохотать? -- Боюсь, что эти старушки-хохотушки загубят Америку. От нечего делать они во все вмешиваются. Смешливость не столько признак чувства юмора, сколько признак здоровья. А что в самой Америке вас больше всего удивило? -- Больше всего в Америке меня удивило то, что американцы с такой жадностью пожирают лед, как будто они мстят всем айсбергам за гибель "Титаника"! -- Да, мы, американцы, любим лед. Для нас лед даже средство гигиены, как для старушки Европы кипяток. А чем еще вас удивила Америка? -- Чуть не забыл самое главное. В Америке я встретил человека, в прошлом Думавшего о России, а теперь превратившегося в Думающего об Америке. Любопытная метаморфоза. В Нью-Йорке я несколько дней жил у своих друзей. К ним в гости пришел известный в прошлом русский диссидент, неоднократно выступавший у нас с протестами по поводу нарушения властями собственных законов. Его посадили. Но он и в тюрьме продолжал отстаивать права заключенных, которые нарушались. За это он был неоднократно бит стражниками и неоднократно зашвыривался в карцер. И, наконец, его выслали из страны, Он вошел в квартиру с овчаркой. Среднего роста, яростно-веселый крепыш. Прекрасно говорит по-английски. Когда-то в России, находясь в какой-то провинциальной тюрьме, он ухитрился дозвониться в Москву своим друзьям. У нас заключенным не разрешают пользоваться телефоном. Потрясенные друзья решили, что он бежал из тюрьмы и этим звонком выдаст место своего пребывания. Но он звонил из тюрьмы. Как он это сделал, было непонятно и по российским условиям абсолютно фантастично. Может быть, думаю я, во время {567} допроса следователь вышел из кабинета, а он воспользовался его телефоном. Не знаю. Сам он не стал объяснять, как именно он оказался у телефона, только мимоходом сообщил, что нужно было знать код, при помощи которого соединяют с Москвой, и подделать голос под голос начальника тюрьмы, чтобы телефонистка ни о чем не догадалась и соединила его с Москвой. Так оно и получилось. После этого звонка в тюрьме произошел великий переполох, некоторых работников выгнали, а его самого заслали в один из самых суровых сибирских лагерей. "Зачем тебе овчарка?" -- спросил я у него. "В Нью-Йорке, -- отвечал он весело, -- овчарка незаменимый друг. Недавно прохожу по одной глухой улице. Смотрю, на спинке скамьи, стоящей перед сквером, сидит негр и пьет пиво из банки. Выпил пиво и бросил банку прямо на тротуар, хотя урна рядом. А я терпеть не могу, когда нарушается порядок". "А ну, подыми банку и положи ее в урну", -- говорю ему. А он презрительно скалится и ничего не отвечает. Несколько раз повторяю ему, а он продолжает презрительно скалиться. "Джим, возьми его!" -- крикнул я и отпустил собаку. Она прыгнула на него, но он с необыкновенной ловкостью перевернулся и упал на плотные кусты сквера по ту сторону ограды. Собака тык-мык, не знает, как взять негра. (Почему она прямо не последовала за негром, он не стал объяснять. Возможно, следя за порядками в Америке, он приучил собаку к тому, что ограду перелезать нельзя.) Собака сначала заметалась, но потом побежала вдоль ограды, нашла вход в сквер и выбежала на негра. Но покамест она добежала до него, он вновь взгромоздился на спинку скамьи. Собака выбежала из сквера, долетела до негра и прыгнула. Но он опять успел перевернуться и рухнуть на кусты сквера. Собака опять побежала к выходу. И так несколько раз. "Что вы делаете! -- вдруг закричала какая-то сердобольная американка, оказавшаяся рядом. -- Вы травите негра собакой! Я позвоню в полицию!" Я показал ей на банку и объяснил, в чем дело. "Безобразие, -- кричит она, -- я сейчас позвоню в полицию!" "А я сейчас спрошу у Джима, как он к этому относится", -- отвечаю я. Я посмотрел на Джима, после чего Джим внимательно посмотрел на женщину. Женщина испугалась и пошла дальше. Собака снова взялась за негра. На этот раз, пока она бежала в сквер, негр выскочил на улицу, поднял банку из-под пива и зашвырнул ее в урну. Скорбно уселся на спинку скамьи. В глазах {568} тысячелетняя тоска. Но порядок был восстановлен, и я против него больше ничего не имел. Я надел на собаку поводок и пошел дальше. На другой день прохожу по той же улице и вижу: несколько негров стоят за стеклянной дверью кафе. Среди них мой. Показывает на меня и что-то говорит своим друзьям, таким же пьянчужкам. Однако пока я не прошел с собакой, они не осмелились открыть дверь кафе. Был бы я без своего верного Джима, неизбежно предстояла бы драка. Может быть, пырнули бы ножом. А так не осмелились. Так Думающий о России превратился в Думающего об Америке и наводящего в ней порядок при помощи овчарки. Америка -- практичная страна. А нам, Думающим о России, как-то и в голову не приходит заводить овчарок. -- Пожалуй, ваш знакомый слишком активно наводит порядок в Америке. А что вам больше всего понравилось в Америке? -- Я заметил, что если где-нибудь в метро или в магазине случайно останавливаешь взгляд на американце, он в ответ тебе дружелюбно улыбается. А у нас, если на тебе кто-то случайно останавливает взгляд, ты внутренне сжимаешься в ожидании хамства. Какая уж тут улыбка. Дьявольская разница. Общее впечатление от Америки -- неряшливое благополучие. У нас -- нервная нищета. -- Оторвемся от политики. Лучше скажите, что думают Думающие о России о природе женственности? Или они об этом не думают? -- Думающие о России думают обо всем, что связано с будущим России. А правильное понимание природы женственности имеет отношение к будущему России. Основа женской поэтичности -- робость. Женщина должна преувеличенно бояться за судьбу своих близких, должна преувеличенно бояться темноты, грозы, крыс, тараканов, плохих снов, тревожных предчувствий. Трепет робости -- основа ее поэтичности. Татьяна, Лиза, где вы? Это возбуждает в мужчине влечение к ней, мужество и чувство ответственности. Разве вы не замечали -- у мужей смелых женщин всегда растерянные лица. Нарушен баланс природы, хотя сами они могут этого не понимать до конца своих дней. Они растерянны и от этого делаются робкими, а их смелые жены от этого делаются еще смелей и нахальней, от чего их мужья окончательно теряются. Беда стране, где слишком много смелых женщин. Робкая женщина может быть героична, как ласточка, защищающая своего птенца! {569} Наш знаменитый поэт сказал о русской женщине: "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!" Робкая женщина как раз вбежит в горящую избу, спасая своего ребенка. А смелая женщина, бросив своего ребенка, побежит коня на скаку останавливать. А какого черта его останавливать! Кто тебя просил лезть под коня! Конь -- мужское дело! -- Хорошо, что вас не слышат наши феминистки. Они бы вас разорвали! Как вы думаете, секс связан с душевной расположенностью партнеров друг к другу? Я этот вопрос никак не могу решить. Иногда кажется -- связан, иногда -- нет. -- Секс вообще никак не связан с душой. Я вам буду отвечать притчей. Вот что рассказывал один мытарь. У него была добрая, верная, набожная жена. Но она была некрасива. У этого неутомимого мытаря была также любовница. Очень красивая, но со стервозным характером. Когда мытарь спал с женой, он воображал на ее месте свою красивую любовницу, и это придавало ему дополнительную пылкость. Когда же он спал со своей стервозной красавицей, он пытался представить, что у нее добрая, боголюбивая душа его жены. Но, к его удивлению, он этого никак представить не мог, и на его пылкости это никак не отражалось. Обо всем этом поведал мне сам мытарь. Из его опыта следует, что чувственное воображение влияет на секс, а нравственное воображение никак не влияет. Душа на секс не влияет. Точно так же наш ум не влияет на наш образ мыслей. -- Почему это? -- Ум только выполняет задание души. Я, например, считаю, что душа человека намного выше ума. Этим самым я унижаю ум, но все доказательства преимущества души логизирую через ум. Ум не обижается на свое унижение, он честно выполняет мой заказ. Но точно так же все человеконенавистнические идеи логизирует ум. Ум -- что-то вроде самогонного аппарата. В его змеевике охлаждаются и превращаются в жидкость виноградный алкоголь или алкоголь, добытый из любого дерьма. Ум всего лишь машина логизации того, что вибрирует и закипает в нашей душе. Точно так же секс -- машина логизации нашего чувственного стремления. Вмешательство душ и только мешает сексу. Секс даже требует отупения. Как гениально сказал наш Тютчев, "угрюмый и тусклый огонь сладострастья". Тут особенно точное, особенно яркое слово -- тусклый. {570} Помню, студентом на комсомольских собраниях, забившись где-нибудь в угол, я слушал отупляющие речи и, отупев от них, нередко чувственно просыпался: ложный сигнал отупения. И обратите внимание -- человек в момент наибольшего напряжения сексуальных сил может разрыдаться, но не может расхохотаться. Серьезное дело! К этому я могу добавить только то, что неаппетитная добродетель не допускается к состязанию добродетелей, поскольку неясен источник ее добродетельности. И на этом мы закрываем тему. -- Однако Думающие о России, я вижу, думают не только о России! -- Попутно прихватываем. -- Вото чем мы еще не говорили -- о религии. Один мой друг так объяснял свой атеизм. "Как-то неприятно думать, -- говорил он, -- что кто-то, хоть и с неба, за тобой следит, следит, следит. Утомительно." -- Остроумно. Но не хватает гибельной веселости. Мне тоже один мой знакомый говорил: "Вот я крестился, а с похмелья все так же тяжело. Зачем же я крестился?" То, что вера плодотворней неверия, это сейчас ясно всякому мыслящему человеку, Но чувство Бога, соприкосновение с его духом -- большая редкость. Я его недавно испытал. В тот день я беспрерывно думал о России. И весь вечер, до того как лечь, думал о России. И мне стало совершенно ясно, что не думать -- грех. Большинство человеческих грехов происходит оттого, что человек не думает и не понимает, что не думать -- грех. И я невольно сказал себе перед тем, как лечь спать, сказал с не поддающейся сомнению искренностью: "Господи, благодарю Тебя за этот день!" И было мне хорошо, а когда я сказал себе это, стало мне еще лучше. И я понял в тот вечер, что услышан Им и одобрен Им. Во всяком случае, за этот день. Вера -- неистребимая потребность человека в высшей благодарности и в высшей жалобе. Неистребимость этой потребности в веках и тысячелетиях доказывает естественность веры в Бога. Кроме того, есть и чисто житейские преимущества веры. -- Вот о них я и хотел бы услышать. Мы, американцы, пламенные поклонники прямой выгоды. Ничто так не убеждает, как выгода. -- Расчетливые люди плохо считают, но это выясняется на том свете. Вот житейское преимущество веры. {571} Верящие в Христа, Магомета, Будду стараются быть достойными учениками. Им и в голову не приходит сравняться с Учителем или тем более превзойти его. А неверующий человек всегда создает себе кумира, с которым надеется сравняться, а если повезет, и превзойти его. И это развивает два разных человеческих качества. Недостижимость Учителя -- источник сдержанности и восхищения всем недостижимым для верующего человека. Вечная мечта сравняться с кумиром или превзойти его -- развивает в человеке наглость. -- Что такое гордость? -- Гнев, скованный презрением. -- Что такое скромность? -- Очень терпеливая гордость. -- Что такое зависть? -- Ложное чувство, что другой украл нашу судьбу, и одновременно неприятная догадка о неправильности нашей жизни. -- Безвыходное положение? -- Это когда человек пьет от застенчивости, а лечится от пьяного буйства. -- Что такое антисемитизм? -- Вот вам метафизика антисемитизма. Евреи старше нас и якобы могли нас спасти, пока мы были маленькими, но не спасли и при этом имеют наглость выглядеть не старше нас. -- Может быть, вы знаете, что такое шутовство? -- Тайная целомудренность истины. -- Кто пользуется наибольшим авторитетом? -- Наибольшим авторитетом пользуется тот, кто не пользуется своим авторитетом. -- Тогда скажите, что такое христианское терпение? -- С христианским терпением я недавно оскандалился. Я ночевал на даче. Перед тем, как заснуть, как всегда думал о России. Но какой-то упорный комар мне и заснуть не давал, и думать о России мешал. Он то зудел надо мной, то садился на меня. Как я ни пытался его прихлопнуть -- не удавалось. И вдруг я увидел картину своей борьбы с комаром в истинном свете. Человек, царь природы, могучий психологический аппарат, заставляет свое тело находиться в ложной неподвижности, чтобы перехитрить комара. Какой позор! И я решил: пусть комар сядет на меня, напьется крови, я потерплю, а он, напившись, улетит. Я замер. Он позудел, позудел надо мной, а потом сел на мое тело. Угомонился. Воткнул в меня свой хоботок и начал пить {572} кровь. Потерпи, говорю я себе. Но что-то ему вкус моей крови, видимо, не очень понравился, и он добровольно слетел с меня. Неужто, думаю, так быстро напился? Слышу, опять зудит, капризно выбирая место, где бы ему сесть. Я опять замер. Думаю, теперь-то он напьется. Сел, немного поерзал и снова вонзил в меня свой хоботок. Терпи, говорю я себе, теперь-то он напьется. Отвалил, но почему-то не улетает. Снова зудит надо мной. Долго выбирал место. Сел, лапками сучит. Успокоился. Снова вонзил в меня свой хоботок. Пьет. Неужто комар знает о нашей крови больше нас, думаю. Может, и в самом деле кровь в разных местах нашего тела имеет разный вкус? А он все выбирает. После пятого раза я не выдержал! Забыв про христианское терпение, я навалился на него и раздавил, как взбесившаяся бочка своего дегустатора! "Да будет то же самое с паразитами России", -- подумал я и, постепенно успокоившись, уснул. Как сказал один человек, тоже Думающий о России, убивая комара, мы проливаем собственную кровь. -- После комара самое время поговорить о паразитах России. Как все это могло случиться в России? В стране Пушкина, Толстого и Достоевского? -- Наш знаменитый философ Бердяев как-то сказал: в русском человеке есть что-то бабье. Я бы сказал -- бабья доверчивость последнему впечатлению. Знаменитое изречение Ницше: "Падающего толкни". Предположим, это становится государственным законом. Сколько непадающих толкали бы. "Он же не падал, почему ты его толкнул?" "А мне показалось, что он падает". Марксизм -- в сущности, ницшеанство, только без его поэзии. В роли сверхчеловека -- диктатор. Его главный лозунг: "Буржуазное общество падает -- толкни его". И толкали как могли. В результате развалились сами, при этом без всякого внешнего толчка. Это лишний раз напоминает нам о том, что каждый человек в отдельности и каждое общество должны быть озабочены собственной устойчивостью. Сосредоточившись на мысли о чужой неустойчивости, мы поневоле забываем о собственной устойчивости. Но как они победили? Кроме насилия, есть один психологический эффект, который использовали большевики. Человек, разрушающий свой собственный дом, по меньшей мере, кажется безумцем. Человека, разрушающего все дома на улице, мы склонны воспринимать как проектировщика новой, более {573} благоустроенной улицы. Человеческий мозг отказывается признавать тотальное безумие и ищет ему рациональное оправдание. Такой особенностью человеческого сознания всегда пользовались творцы всех великих переворотов. У наших предков в свое время не хватило духу признать безумие безумием, хотя Думающие о России и тогда предупреждали, что все это кончится катастрофой. -- Но сегодня что делать? Все сходятся на том, что вы стоите перед пропастью. -- Думающие о России разработали несколько вариантов выхода из катастрофы. Я лично обдумал самый тяжелый случай: как вести себя, падая в пропасть. Мы сейчас с вами разыграем этот случай. Представьте, что мы с вами летим в пропасть. -- А я при чем? Я американец. -- Но мы же пока теоретически разыгрываем этот вариант. Значит, мы с вами летим в пропасть, имея возможность разговаривать друг с другом. Спросите что-нибудь у меня. -- Что я должен спрашивать? -- Включайтесь в этот пока теоретический эксперимент. Выше голову, мы летим в пропасть и разговариваем. Спросите что-нибудь у меня, а я буду отвечать, как здесь. Все время спрашивайте у меня что-нибудь! -- Что-то я не пойму. Мы еще летим или уже там, на дне? -- Еще летим. На дне не поговоришь. -- Значит, нам конец там, на дне? -- Не обязательно. Мы можем ногами пробить дно и полететь дальше. -- А разве можно ногами пробить дно? -- Можно. Еще Пушкин сказал: вышиб дно и вышел вон. Дно наше. А раз у нас все прогнило, значит, и дно прогнило. Пробьем ногами дно и полетим дальше. Только ноги надо держать параллельно. Не забывайте! -- И будем лететь до следующего дна! -- Да, до следующего. Следующее дно тоже наше. Значит, оно прогнило. Пробьем его ногами и полетим дальше. -- А по-моему, в русском языке нет множественного числа от слова дно. Мы обречены остаться на первом дне. -- Ошибаетесь! В русском языке все есть. Множественное число от слова "дно" -- "донья". Все предусмотрено. Да здравствует великий и могучий русский язык! -- Странное слово -- "донья", я его никогда не слыхал. {574} -- Но вы никогда и не летели на дно. Еще не такое услышите! -- Вы считаете, что мы пробьем ногами и второе дно? -- Уверен. Если у нас все прогнило, значит, и все донья прогнили. Пробьем ногами. Только нам на время полета придется стать сыроедами. Склоны пропасти довольно плодородны. Попадаются черника, ежевика, грибы, кизил. Только не хлопайте глазами. На лету цап рукой и в рот! Теперь я понимаю, почему у нас в стране многие сыроедством стали заниматься. Предвидели! Ох и хитер наш народ! -- Выходит, хорошо, что у вас все прогнило. Это сохранит нам жизнь. -- Да, выходит. Если уж гнить, то до конца! -- Как хорошо, что есть донья! Да здравствуют донья! Но ведь и доньям когда-нибудь придет конец? -- Есть шанс, что мы когда-нибудь плюхнемся в рай. Представляете -- радость-то какая! Здравствуй, мамочка! Здравствуй, папочка! А вот и я! -- А если плюхнемся в ад? -- Еще лучше! Я все обдумал, я об этом мечтал всю жизнь. Там мы встретим всех вождей революции. Я им крикну: "Учение Маркса всесильно, потому что оно суеверно!" Я так мечтал встретиться с ними. Увидев Сталина, я скажу: "А с вами, товарищ Сталин, я хотел бы продолжить дискуссию о языкознании!" Но он скорее всего мне ответит: "Тэбэ не по рангу". Тут из своего адского кабинета выскочит уже навеки бодрый Ленин. Он воскликнет: "Ходоки из России? А вы, товарищ, из Коминтерна? Превосходно. Там у вас кухарки управляют государством, как я предсказывал? Очень хорошо! А мы опять в эмиграции. Архидикая страна! Далековато им до Швейцарии! Азиатчина! Какие-то странные аборигены. Никакой агитации не поддаются. При этом утверждают, что именно для нас, как для родственного племени, создали почти кремлевские условия. Ничего себе кремлевские условия, чай и то пахнет серой. Кругом горячие реки! В них купаются какие-то ревматики, и день и ночь кричат, по-видимому, от болезненного удовольствия. Я их вождям говорю: "Горячие реки! Надо тепловые электростанции ставить. Коммунизм -- это советская власть плюс электрификация всего ада!" Как только начинаю их вождям говорить об этом, они делают вид, что не понимают языка. Я уж с ними и по-русски, {575} и по-французски, и по-немецки! Они на все отвечают: "Моя твоя не понимай! Бесы и черти -- братья навек!" Чушь какая-то! На днях прямо вывели меня из себя, и я закричал: "Папуасы проклятые! Я вам не Миклуха-Маклай! Я Ленин! Я прикажу Феликсу Эдмундовичу вас расстрелять!" Нервишки пошаливают. Это, конечно, можно истолковать как шовинизм. Получается, что русские выше папуасов. А мы, большевики, всегда утверждали, что все народы равны. Особенно перед расстрелом! Придется извиниться перед товарищами. Извиниться и расстрелять! Диалектика! А тут еще Коба продолжает свои интриги. Он считает, что по моему тайному указанию гроб с его телом вынесли из Мавзолея. Бред какой-то! И это при том, что мой труп без моего разрешения поместили в Мавзолей. Архиглупость! Вообще Коба относится к своему трупу с недопустимым для большевика пиететом. Помесь идеализма с язычеством. Не стыдно, Коба? Я могу этот вопрос поставить перед ЦК. "Труп трупу рознь, -- угрюмо надувшись, ответит Сталин. -- У меня труп генералиссимуса". "И вот этого интригана, -- воскликнет Ленин, -- местные аборигены считают главным теоретиком партии! И это затрудняет мою работу! Невежество немыслимое!" И тут я им врежу всю правду. Об этом я мечтал всю жизнь. Я крикну: "Вот вы все здесь вожди революции. Скажите, есть ли во всей вашей истории хотя бы один благородный поступок?" И тут они сначала загалдят со всех сторон, заспорят, а потом придут к единомыслию и станут кричать: "Голодный обморок Цурюпы! Голодный обморок Цурюпы!" -- Кто такой Цурюпа? Я что-то не слыхал о нем. -- Был такой деятель, он заведовал всеми продуктами Советской республики и действительно однажды упал в голодном обмороке. "А где же сам Цурюпа? -- спрошу я. -- Что-то я его не вижу". "А его направили в рай, -- вмешается Калинин, поглаживая бородку, -- к нему приводят делегации ангелов и показывают на него: вот большевик, который заведовал всеми продуктами страны, а сам упал в голодный обморок. Святой Цурюпа! И ангелы плачут от умиления, глядя на Цурюпу. А мы, между прочим, уже налаживаем связи с Цурюпой. С его помощью мы переберемся в рай и взорвем его изнутри". "Знаю я этот ваш голодный обморок Цурюпы, -- вмешается тут вечно завистливый Сталин, -- я его попросил выдать из складов ЦК дюжину бутылок {576} кахетинского. Гостей ждал. А он мне отказал. Тогда я на него так посмотрел, что он в обморок упал. Вот вам и голодный обморок Цурюпы". "Коба опять клевещет, -- вмешается Ленин, -- голодный обморок Цурюпы подтвержден всеми кремлевскими врачами. А то, что в раю его признали, -- тоже неплохо. Иногда признание врагов служит лучшим доказательством нашей правоты. А кстати, среди сегодняшних ваших вождей бывают голодные обмороки?" "Среди вождей не слыхал, -- отвечу я, -- но среди шахтеров и учителей случаются". "Подвиг заразителен! -- воскликнет Ленин. -- Народ подхватил голодный обморок Цурюпы! Я всегда стоял за монументальную пропаганду!" -- Боже, какой кошмар! Но, может, мы пролетим мимо ада? -- Все может быть! Летим себе, пробивая донья! Наговоримся всласть и разрешим все неразрешенные русские вопросы. Видно, их надо было разрешать на лету. А мы пытались на своих кухнях под чай или под водочку их разрешить. Не получилось. А ведь недаром какой-то мыслитель сказал: движенье -- все. Цель -- ничто. -- Но что толку разрешать ваши вопросы, когда вы ничего не можете передать наверх, своим. -- Зачем наверх? Наши все будут внизу. -- Все? -- Все, кто долетит. -- Долетит до чего? -- Вот этого я не знаю. Главное -- долетит. -- Так вы считаете, что не все долетят? -- Конечно, не все долетят. Но те из нас, кто долетит, поделятся своими мыслями с согражданами. -- Так вы считаете, что мы все-таки долетим? -- Все так считают. -- И те, кто не долетит, тоже так считают? -- Конечно. -- Мне жалко их. Но ведь у нас шансов больше? -- Конечно. У меня опыт прыжков с парашютом. Я увлекался парашютным спортом. Но потом все парашюты у нас отобрали и засекретили. Уже тогда можно было догадаться, что дело плохо, но я не догадался. Доверчивый. -- Так ведь мы летим без парашютов? -- Но у меня большой опыт приземления. Делайте, как я. Кстати, ноги у вас опять ножницами. Держите их параллельно! Привыкайте! {577} -- Тогда начнем обсуждать: кто во всем этом виноват и где выход? -- Сейчас поздно обсуждать, мы приближаемся ко дну. Пробьем его ногами и начнем обсуждать. -- А если не пробьем? -- Тогда тем более было бы глупо сейчас это обсуждать. -- Как выдумаете, начальство перед падением прихватило с собой парашюты? -- Не думаю, а уверен! Недаром они сперва засекретили парашюты, а потом разворовали. Но как раз из-за этого их ожидают полные кранты. -- Почему? -- Мягкая посадка. Они никак не смогут пробить ногами дно. Так и останутся на первом дне -- ни вверх, ни вниз. С голоду перемрут. -- Но, может, им будут гуманитарную помощь спускать на парашютах? -- Не смешите людей! Никто же не будет знать, где они. Они сами во всем виноваты. Оторвавшись от народа, они решили, что дно окончательно. А народная мудрость гласит, что нет дна, но есть донья. -- А что дает эта мудрость? -- Все! Народ уверен, что ничего дном не кончается, потому что есть донья, а не дно. И вся жизнь продолжается между доньями. Народ, падая, живет, потому что верит в донья. И потому народ -- бессмертен. А начальство не верит в донья и потому, падая, гибнет. -- Да здравствуют донья! Да здравствуют донья! Все-таки странное слово. В нем есть что-то испанское. -- А разве вы не слышали о всемирной отзывчивости русской души? Революция, инквизиция, гражданская война. У нас с испанцами много общего. -- А где Франко? -- Долетим, будет и Франко. -- Как вы думаете, он уже летит? -- Летит. Даже с опережением. -- А что если он с парашютом летит? -- Не такой он дурак. Когда будем пролетать первое дно, мы мельком увидим начальство всех мастей. Одни будут кричать: "Остановитесь, мы уже в коммунизме!" Другие будут кричать: "Остановитесь, у нас полная демократия!" А мы {578} пролетим и крикнем: "Привет от Цурюпы! Да здравствуют донья!" Пусть они там сами выясняют отношения друг с другом. А мы пролетим мимо них и ногами пробьем дно! Только ради этого стоило лететь! Мы приближаемся к первому дну. Ноги параллельно! Глубже дышите! -- Привет от Цурюпы! Да здравствуют донья! -- Привет от Цурюпы! Да здравствуют донья! Будем надеяться, что мы пробили первое дно. Те из нас, кто долетит, узнают, наконец, в чем спасение России... В это время к ним подходит какой-то парень. -- Купите полное собрание сочинений Ленина и Сталина? -- Боже мой, последние национальные богатства уплывают! И сколько они стоят? -- Пятьдесят долларов собрание сочинений Ленина и столько же Сталина. -- А где они у вас? -- В машине. -- Прямо как балетные девочки! Но как же у вас получается -- полное собрание сочинений Ленина, кажется, пятьдесят пять томов. А Сталина -- всего десять томов. А цена одна. -- А когда начали запрещать Сталина? Еще при Хрущеве! А Ленина фактически никогда не запрещали, хотя и не переиздавали. Поэтому собрание сочинений Сталина -- редкость. Его начали раскупать еще при первых запретах. -- А где вы их достаете? -- У внуков и правнуков старых большевиков. -- Ну и как покупают? -- Неплохо покупают. Марксистские кружки и иностранцы. -- Что, опять марксистские кружки?! Я этого не вынесу! А на таможне не отбирают сочинения Ленина и Сталина? -- Даю гарантию! Не отбирают! Есть тайный приказ правительства поощрять вывоз марксистской литературы из России. Особенно в Америку. -- А что это дает? -- Наивняк. Они думают, что марксистская литература мешает реформам. Они думают, что и коммунисты покинут страну вслед за марксистской литературой. А коммунистам нужна власть, а не сочинения Ленина и Сталина. Сам я демократ... {579} Я вижу, что вы иностранец. Берите собрание сочинений Сталина -- всего пятьдесят долларов. -- Нет, вы знаете, я этой литературой мало интересуюсь. -- Даю в придачу к собранию сочинений Сталина бесплатно два тома Ленина с письмами к Инессе Арманд. Берите, не пожалеете! -- Нет, спасибо, обойдусь как-нибудь без писем к Инессе Арманд. -- Боже, что я слышу! Ленина бесплатно в придачу к Сталину! Ленин перевернется в гробу, если, конечно, то, что в гробу, это он! Впрочем, это месть истории. В последние годы жизни Ленина он уже был в придачу к Сталину. А если купить собрание сочинений Ленина, можно в придачу бесплатно получить два тома Сталина? -- Нет: Сталин -- дефицит. Его еще при Хрущеве стали запрещать, поэтому почти все раскупили. Редкость. Так вы купите что-нибудь или мы будем время терять? -- Нет, молодой человек, таких книг мы ни при какой погоде не читаем. -- Ну, ладно. Я здесь похожу. Если передумаете, дайте знать. -- Мы уже и так все передумали. И молодой человек отходит. -- Однако, я вижу, личных машин в Москве стало гораздо больше. В прошлый свой приезд я этого не заметил... -- Да, личных машин стало больше... Боже, как грустна наша Россия! Марксистские кружки! Это меня убивает, даже если он врет! -- Кстати, что вы думаете о Ленине как о мыслителе? -- Ленин -- мировой рекордсмен короткой мысли. Если вы увидите документальное кино с его участием, то вы заметите, как он бесконечно жестикулирует. Все люди, у которых короткие мысли, пытаются удлинить их при помощи жестикуляций. Они думают, что мысль при помощи вытянутой руки удлиняется. У Ленина была жесткая душа, а монета мысли лучше всего отпечатывается на мягкой душе. -- Но ему никак нельзя отказать в последовательности. -- Последовательное безумие и есть самое подлинное безумие. -- Интересно, был он суеверен хоть в чем-нибудь? -- Не думаю. Суеверие -- следствие неуверенности во внутренней правоте. Суеверие бывает свойственно очень простым {580} и очень сложным людям. Пушкин был суеверен, но человек с гипертрофированной уверенностью в своей внутренней правоте не бывает суеверным. Ленин не мог сказать: "Понедельник -- тяжелый день. Нельзя начинать революцию в понедел