Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     Пер. с англ. Н.Кузнецовой
     "Неман", 1970,  No 1,2,3
     OCR: Книжная полка Несененко Алексея, март 2002
---------------------------------------------------------------



     На   лице  человека,  сидевшего  за  письменным  столом,  не  было   ни
задумчивости, ни рассеянности, оно просто  ничего не выражало. Он был бледен
той особой  бледностью,  какая  бывает у людей, которым  приходится  большую
часть суток проводить при искусственном освещении.  Возраст  его трудно было
определить - он выглядел ни старо,  ни  молодо.  Лицо  гладкое,  без морщин,
только в глазах страшная усталость.
     Второй  человек,  находившийся в этом  же  кабинете,  был темноволос  и
энергичен,  даже  сейчас он  не  мог  спокойно сидеть, поминутно  вскакивал,
расхаживал взад и вперед, бросая отрывистые замечания.
     -  Донесения! -  в его  голосе  была горечь.  -  Донесения,  сообщения,
доклады и еще раз донесения! И ни в одном из них ни черта нет!
     На столе  в  беспорядке  лежали  бумаги. Одна  из  служебных  карт была
озаглавлена: "Беттертон,  Томас Чарльз".  Рядом  с этим  именем был начертан
огромный вопросительный знак. Сидящий за столом покачал головою.
     - Итак,  полковник Вартон, вы изучили все эти донесения и считаете, что
там нет ничего заслуживающего внимания?
     Второй пожал плечами.
     - Кто может сказать наверняка?
     - Вы  правы. Кто может сказать наверняка! Тогда опять заговорил Вартон.
Его речь напоминала пулеметную очередь:
     - Донесения из  Рима, донесения из Турина. - То  его видели на Ривьере,
то  засекли  в  Антверпене, опознали  по  приметам  в Осло,  затем видели  в
Биарице... Сообщают о  его подозрительном поведении в Страсбурге... Доносят,
что видели на побережье в Остенде с очаровательной блондинкой... Установили,
что  он  прогуливался  по улице Брюсселя  с борзой!  В зоологическом  саду в
обнимку с зеброй его еще не видели, но боюсь, что скоро мы узнаем и такое!
     -  Мы должны все выяснить, -  продолжал  Вартон. - Первая наша задача -
найти четкие  ответы на все  эти как, почему  и где.  Мы не можем допустить,
чтобы  каждый  месяц  исчезал  какой-нибудь  известный  ученый,  а  мы  даже
представления не имели бы, почему это происходит и куда они все деваются! Вы
читали секретное досье на Беттертона, которое пришло из США, Джессеп?
     Человек за столом утвердительно кивнул.
     - Обычные левые настроения того периода, ими переболели  там почти все.
Ничего такого  серьезного, насколько  нам  удалось установить.  До войны  он
работал  в  области звука,  но,  в  общем-то,  безуспешно.  Когда  известный
Маннхейм  эмигрировал  из  Германии  в  США,  Беттертона  пригласили к  нему
ассистентом, это кончилось его женитьбой на дочери  Маннхейма.  После смерти
Маннхейма  Беттертон  продолжал самостоятельно работать  и  сделал блестящие
успехи.  Известность  ему принесло  открытие, которое произвело переворот  в
науке, а именно ZE-расщепление. Беттертон  достиг вершины славы. Все  сулило
ему блестящую карьеру. Но жена Беттертона вскоре после свадьбы умерла, и это
его страшно потрясло.  Он вернулся в Англию и последние полтора года работал
здесь, в Харвелле. Полгода назад он женился вторично - на этот раз на дочери
местного нотариуса.
     ZE-расщепление, - зло  произнес Вартон. -  Вся эта  терминология просто
убивает меня. -  В его голосе  слышалась  брезгливость. - Я человек  старого
поколения. В жизни мне  не  удалось  разглядеть  ни  одной  молекулы!  А они
теперь, видите  ли, расщепляют  самое Вселенную!  И этот Беттертон - один из
главных,  как  их  там,  расщепителей!  Кстати,  а  как  отзываются о нем  в
Харвелле?
     - В  атомном  центре  Беттертона  характеризуют вполне  положительно. -
Собеседники перебрасывались словами почти автоматически.
     - Целых  полтора года,  с самого дня его приезда, он был перед нами как
на ладони... И все было в порядке.
     - Все наши меры по обеспечению  безопасности ученых  обычно давят на их
психику,  вы  же  знаете.  Такое  чувство,  будто постоянно  находишься  под
микроскопом. Тут-то и  возникают идеи о каком-то идеальном мире -  свобода и
братство, работа на  благо всего человечества. Люди становятся податливыми и
представляют собой отличный материал для всяких проходимцев.
     Джессеп устало улыбнулся:
     -  А мы занимаемся делами совсем другими, мы - народ скромный. Спасение
мира отнюдь не входит  в нашу задачу. - Он побарабанил пальцами  по столу. -
Эх, знать  бы  нам побольше о Беттертоне. Мне нужны самые повседневные вещи.
Например, каким шуткам он смеялся,  что могло рассердить его, каких людей он
любил, каких ненавидел.
     Вартон взглянул на собеседника с любопытством:
     - Послушайте, Джессеп, а что его жена, вы уже допрашивали ее?
     - Несколько раз.
     - Она может помочь?
     - Кажется, нет.
     - Как вы думаете, она что-нибудь знает?
     - Она  утверждает,  что ей ничего неизвестно. И  все эмоции,  требуемые
ситуацией, налицо - беспокойство, горе, отчаяние. Кстати, она выдвигает свою
версию, она считает, что Беттертона похитили.
     - И вы ей верите?
     - У меня страшный  недостаток. Я никогда никому не верю... Обыкновенная
женщина, одна из тех, что вы ежедневно встречаете за игрой в бридж.
     - Понятно, - отозвался Вартон, - тогда это только затрудняет дело.
     -  Оливия Беттертон уже  в  приемной  и  ждет  вызова.  Опять  придется
начинать с самого начала.
     - Видимо, это  единственный путь...  - Вартон поднялся  с кресла. -  Не
буду вас задерживать. - Он поклонился и вышел. Джессеп взял трубку одного из
стоящих на столе телефонов.
     - Проводите ко мне миссис Беттертон.
     Оливия  Беттертон  была  высокая изящная  женщина лет  двадцати  семи с
необыкновенно  красивыми  светло-каштановыми  волосами. Под  этой  роскошной
золотой шапкой хорошенькое лицо ее сильно  проигрывало. Серо- зеленые глаза,
светлые ресницы. И никакой косметики.
     Последнее, как ни странно, навело Джессепа на мысль, что изящная миссис
Беттертон знает больше, чем  говорит. Он знал по опыту своей тяжелой работы,
что, если у женщины горе, она  отнюдь не пренебрегает  косметикой. Наоборот,
любая  женщина  знает, что несчастье  оставило следы  на ее лице,  и  всегда
постарается  это  скрыть  доступными  средствами.  Не  сознательно  ли  жена
Беттертона именно таким  образом старалась получше  сыграть роль отчаявшейся
жены?
     - О, мистер Джессеп! Надеюсь, есть какие-нибудь новости?
     Джессеп отрицательно покачал головой и мягко сказал:
     - Мне  очень  жаль,  миссис  Беттертон, но  я  вынужден был просить вас
прийти сюда еще раз. Ничего определенного, однако, сообщить мы не можем.
     Оливия быстро перебила его:
     - Я знаю, вы написали об этом в письме,  но  я думала,  может... с  тех
пор... Я  с радостью и надеждой шла сюда. Сидеть дома и теряться в догадках!
Что может быть хуже! Это так ужасно, когда не знаешь, чем помочь!
     - Надеюсь, вы не станете возражать, если я опять вернусь к прежней теме
и  задам  вам те же самые вопросы?  Знаете, иногда  выступают незначительные
детали...  Что-нибудь  из того,  что вы  упустили  прежде или  посчитали  не
стоящим внимания.
     - Да. Я понимаю. Пожалуйста, спрашивайте обо всем, что
     вас интересует.
     - Последний раз вы видели мужа двадцать третьего августа. Не так ли?
     - Да.
     - Это было в день его вылета в Париж для участия в конференции?
     - Да.
     Джессеп быстро перешел к следующему вопросу:
     -  Так  вот,  первые два  дня мистер Беттертон был  на конференции.  На
третий день он не появился. Случайно, нет  ли, но  он сказал одному из своих
коллег,  что  собирается  покататься на  речном теплоходе по  Сене.  Это  не
удивляет  вас? - Тон  Джессепа  стал резким. -  Это что, в характере  вашего
мужа?
     В ответе Оливии Джессеп уловил нотку сомнения.
     - Видите  ли, мне  показалось... Томаса  очень интересовала предстоящая
конференция.
     - Возможно. Но сейчас  мы говорим именно об этом дне.  Может, он просто
решил денек отдохнуть?.. Но не кажется ли вам, что такое поведение просто не
свойственно мистеру Беттертону?
     Оливия только покачала головой.
     - Дальше, - продолжал Джессеп. - В ту ночь мистер Беттертон не вернулся
в  гостиницу.  Мы можем  утверждать, что  за границу он тогда  не выехал, во
всяком  случае, под  собственным именем.  Как  вы  думаете, у него  мог быть
второй паспорт на какое-либо другое имя?
     - Конечно, нет! Зачем ему это?
     Джессеп внимательно наблюдал за своей собеседницей.
     -  Значит,  вы  никогда  не  видели  у него  второго  паспорта,  миссис
Беттертон?
     - Нет, не  видела.  И я  не верю  этому.  Я ни на минуту не  могу этому
поверить. Он не  мог уехать куда-то добровольно, как вы все здесь стараетесь
представить. С ним что-то  случилось, а может быть... может быть... он вдруг
потерял память?...
     - До сих пор его здоровье было в порядке?
     - Да. Но Томас очень много работал и иногда чувствовал себя чрезвычайно
утомленным.
     - Скажите, он не проявлял какого-нибудь  беспричинного беспокойства, не
был чем-то угнетен?
     - У него не  было никаких  причин для беспокойства или подавленности. -
Трясущимися пальцами  Оливия открыла сумочку и достала носовой платок. - Это
все так  ужасно! -  Голос женщины дрогнул. - Я не могу поверить всему этому.
Он никогда бы  не уехал,  не  предупредив меня. С  Томасом что-то случилось.
Наверно,  его  похитили  или  просто на  него было  совершено  нападение.  Я
стараюсь  не  думать  об  этом, но временами чувствую,  что  произошло самое
ужасное...
     - Но позвольте, миссис Беттертон, пока нет никаких оснований для такого
предположения. Если бы он был мертв, то его тело давно бы обнаружили.
     -  А  если он утонул, или его  столкнули  в  канализационный колодец? Я
знаю, в Париже все может случиться.
     - Уверяю вас, миссис Беттертон, в Париже очень хорошая полиция...
     - Я знаю, о чем вы думаете, - гневно перебила Оливия Джессепа, - но это
не так! Томас никогда не продаст секретов  и никогда их никому не выдаст. Он
чист, как стеклышко, вся его жизнь, как открытая книга!
     -  Расскажите  мне  о  политических  взглядах  вашего  супруга,  миссис
Беттертон.
     -  В США, я думаю,  он был  демократом,  здесь, в  Англии, голосовал за
лейбористов. Впрочем, его совершенно не интересовала политика. Он был ученым
до мозга костей. Блестящим ученым, кстати, - в ее тоне слышался вызов.
     - Да, - согласился Джессеп, - он  был блестящим ученым. В этом-то и вся
суть дела. Может,  ему сделали какое-нибудь  интересное  предложение,  и  он
уехал в другую страну?
     -  Это  неправда!  -  Оливия и не  старалась скрыть  свой  гнев. -  Так
пытаются  представить  все  газеты, так  думаете и вы. Но  это неправда!  Он
никуда бы не уехал, не предупредив
     меня...
     - А  он действительно ничего вам не сказал? - Джессеп пристально следил
за лицом Оливии Беттертон.
     - Ничего. Я не знаю, где  он. Я думаю, что его похитили или,  как я уже
говорила, его нет  в живых. Но если  Томас  умер, я  должна знать об этом. Я
должна знать!  Я не могу больше томиться в этой страшной неизвестности. Я не
ем и не сплю, теряю последние силы. Неужели вы не можете мне помочь?
     Джессеп поднялся и обошел вокруг стола.
     -  Я  очень  сожалею,  миссис  Беттертон.  -  В  его  голосе  слышалось
сочувствие. - Очень. Позвольте заверить вас, что  мы делаем все, что в наших
силах. Мы ежедневно получаем сообщения из различных мест...
     - Различных мест?.. - прервала его Оливия. - Что же там говорится?
     Джессеп покачал головой.
     - Все это надо еще изучить, проверить, проанализировать.  Единственное,
что я могу сказать, - там нет ничего определенного.
     - Я должна знать правду, мистер Джессеп! - Оливия умоляюще  смотрела на
своего собеседника. - Я больше так не могу.
     -  Я  понимаю  вас...  Простите,  но я  должен задать вам один  вопрос.
Скажите, вы не ссорились с мужем?
     - О, нет!
     - Не было ли у вас когда-нибудь раздоров из-за какой-то
     другой женщины?
     - Нет, конечно! Я же говорю вам, мы только в прошлом апреле поженились!
     -  Пожалуйста, не  подумайте, что  я считаю  это возможным. Просто  нам
следует  принимать  во внимание все, что могло заставить его так  неожиданно
уехать. Значит, вы утверждаете,  миссис Беттертон, что в последнее время ваш
муж не был подавлен или озабочен? Не проявлял нервозности?
     - Нет, нет и нет!
     - На  такой работе,  как у вашего мужа, люди порой становятся нервными.
Это  вполне  естественно  для  нормального  человека -  нервничать  в  таких
условиях, -  улыбнулся Джессеп.  - Он любил  свою  работу? Говорил ли с вами
мистер Беттертон о служебных делах?
     - Нет, никогда, это все очень... я бы сказала, специальное.
     - Не замечали ли вы у мужа состояния неудовлетворенности своей  научной
работой? С учеными это часто бывает.
     - Я никогда не слышала от него ничего подобного.
     - Видите ли, миссис Беттертон. -  Джессеп слегка наклонился вперед, вся
его  недавняя пассивность бесследно исчезла.  -  Я  стараюсь нарисовать себе
портрет вашего мужа, хочу выяснить, что он за человек. А вы в некотором роде
не хотите мне помочь.
     - А  что же еще я  могу  сказать или  сделать? Я  ответила на  все ваши
вопросы!
     - Да, вы  действительно  ответили на все мои вопросы, но на большинство
из них вы ответили отрицательно. Я хотел бы услышать что- нибудь позитивное,
что помогло  бы  мне  получить представление  о  нем,  как  о  личности.  Вы
понимаете,  что я имею в виду? Человека гораздо легче  искать, когда знаешь,
что он из себя представляет.
     Оливия некоторое время размышляла.
     - Я  понимаю, вернее, мне кажется, что я вас понимаю... Томас был очень
веселый, добродушный. И умный, конечно. Джессеп улыбнулся.
     -  Вы  перечислили  его  качества.  Теперь  давайте  поговорим   о  его
наклонностях. Ну, например, читал он много?
     - Да, очень.
     - А какую литературу?
     - Вы  знаете...  ну, эти, биографии, всякие  там  рекомендации Книжного
общества. Когда уставал, брался за детективы.
     - Чему от отдавал предпочтение - ну, например, шахматы, карты?
     - Он играл в бридж. Обычно мы играли у Эвансов раза два в неделю.
     - У вашего мужа было много друзей?
     - Нет, видите ли, друзей у него не было. Томас  родился в Канаде, долго
жил в Штатах, а здесь мало кого знал.
     Джессеп заглянул в один из лежащих перед ним документов.
     -  Недавно,  насколько  нам  известно,  его  посетили  три человека  из
Соединенных Штатов. Больше ни с кем из иностранцев он  за последнее время не
встречался. Поэтому именно эти  трое привлекают наше особое внимание. Первый
- Уолтер Гриффите. Он как-то навестил вас в Харвелле.
     - Это  верно. Гриффите был проездом в Англии и  заглянул  к нам,  чтобы
повидаться с Томасом.
     - А как его встретил ваш муж?
     - Томас был очень удивлен,  но тем  не менее искренне обрадовался.  Они
очень дружили в Штатах.
     -  Что вы можете  сказать об этом Гриффитсе?  Каким  он вам  показался?
Опишите его.
     - А зачем? Вы, наверное, и без меня знаете о нем все.
     - Это верно. Но меня интересует, что о нем думаете вы.
     - Ну, что ж... -  Оливия помедлила. -  Гриффите  был  очень  любезен со
мной,  бурно  радовался  встрече  с  Томасом,   оживленно  рассказывал,  что
произошло с тех  пор, как Томас уехал в  Англию.  Но мне это было  совсем не
интересно, я же не знала этих людей.
     - Они говорили о политике?
     - Вас интересует, не коммунист ли он? Нет, ничего похожего. Гриффите на
правительственной   службе,  где-то  в  окружном  суде.   Когда  Томас  стал
высмеивать  пресловутую  "охоту  за  ведьмами",  тот  обиделся  и  заносчиво
объявил, что мы тут, в Англии, многого не понимаем. Совершенно ясно, что  он
не коммунист.
     - О, пожалуйста, миссис Беттертон, не надо так нервничать!
     - И Томас тоже не был коммунистом, раз который я повторяю это, а вы все
не верите!
     - Нет, почему  же, я  верю... Вторым, кто приезжал к мистеру Беттертону
из Штатов, был  некий  доктор Марк Лукас. Вы встречались с ним  в Лондоне, в
"Дорсете". Помните?
     - Правильно. Как-то после спектакля мы зашли поужинать  в "Дорсет". Там
к  нам  подошел этот  самый Лукас и  поздоровался. Он  занимается  какими-то
исследованиями  в области  химии  или что-то в  этом  роде.  Лукас -  бывший
германский подданный, принявший американское гражданство.
     - Скажите, а ваш муж очень удивился, когда Лукас подошел к вам?
     - Да, очень.
     - Он обрадовался?
     - Кажется, да...
     - Но вы не уверены в этом?
     - Видите ли, Томас как-то не  очень был расположен к  Лукасу, он сказал
мне об этом позднее.
     - Значит, встреча была случайная? Они не договаривались о новой?
     - Нет, нет, это был случайный знакомый.
     -  Хорошо... Третий человек  из-за границы, с которым встречался мистер
Беттертон, - женщина. Некая Кэрол Спидер, тоже из Штатов. Расскажите о ней.
     - Когда-то она была связана с ООН, если я не ошибаюсь. Спидер позвонила
и предложила, чтобы мы с Томасом как-нибудь позавтракали вместе с ней.
     - И вы пошли?
     - Нет.
     - Вы не были, а ваш муж был.
     - Не может быть! - воскликнула Оливия.
     -   Подождите,  -  удивился  Джессеп,   -  разве  мистер  Беттертон  не
рассказывал вам об этом?
     - Нет.
     Оливия  была  явно  смущена  и   расстроена.  Джессеп  чувствовал  себя
несколько виноватым перед ней, но иначе поступить не мог. Впервые за все это
время интуиция подсказала ему, что он на верном пути.
     -  Я  ничего  не  понимаю,  -  произнесла Оливия нерешительно. -  Очень
странно, что Томас не нашел нужным сказать мне об этом.
     -  Итак, в четверг, 12 августа, они завтракали вместе в  "Дорсете", где
останавливалась миссис Спидер.
     - 12 августа?
     - Да.
     - Она действительно  в  середине августа была  в  Лондоне. Но  Томас не
говорил  мне об этом... завтраке. - Оливия прервала  сама  себя  неожиданным
вопросом: - Скажите, мистер Джессеп, а как выглядит Кэрол Спидер?
     -  О,  она  не из тех, кто может очаровать, миссис  Беттертон.  Деловая
женщина лет сорока,  даже  не привлекательная. Никаких сомнений, что  ничего
интимного  между  ней и  мистером  Беттертоном  не  было. И  именно  поэтому
странно, что он не рассказал вам об этой встрече.
     - Да, действительно...
     -  Теперь  подумайте,  миссис  Беттертон,  постарайтесь  вспомнить,  не
замечали ли вы в те дни каких-либо перемен в вашем муже?
     -  Нет,  я  ничего  не  замечала. Нечего  была  замечать...  -  Джессеп
вздохнул. Зазвонил внутренний аппарат. Он взял трубку.
     - Тут пришел один человек, - сообщили по телефону. - Он говорит, что по
делу Беттертона, сэр.
     - Как его имя?.. - Джессеп записал. - Попросите обождать.
     - Хорошо, сэр.
     Джессеп  взглянул на  Оливию. Та сидела  в позе  какого-то совершенного
отчаяния.
     -  Известен ли вам человек, носящий такое имя? -  спросил  он спокойно,
протягивая листок.
     Глаза женщины расширились, Джессепу на минуту  даже показалось, что она
испугалась.
     - Да, знаю, - услышал он тихий ответ. - Этот человек писал мне.
     - Когда?
     -  Вчера. Он брат первой  жены Томаса. Только что приехал в Англию. Его
очень   волнует  исчезновение  мужа.  В  письме  он  спрашивал,  имею  ли  я
какие-нибудь сведения о нем. Он выразил мне глубокое сочувствие.
     - А прежде вы о нем слышали? Оливия отрицательно покачала головой.
     - Ваш муж когда-нибудь упоминал о нем?
     - Нет.
     - А может быть, он вовсе и не родственник вашего мужа?
     -  Не  знаю, я не  думала об  этом.  - Миссис Беттертон выглядела очень
испуганной, голос ее упал. - Но какую тогда цель он преследует?
     - Это один  из тех вопросов, которые нам чаще всего приходится задавать
самим себе, - усмехнулся Джессеп.
     -  Я больше не могу переносить  все это, - Оливия Беттертон откинула со
лба золотые пряди. - Я бы лучше уехала куда-нибудь - за  границу,  например.
Где меня не станут осаждать репортеры, а  люди  на  улицах не будут смотреть
мне вслед. То и  дело мне звонят друзья и спрашивают,  есть  ли какие-нибудь
новости. - Она помолчала, а затем заговорила опять. - Я просто боюсь сойти с
ума. Я старалась крепиться, но не  могу с собой справиться... Кстати,  и мой
врач не возражает, он даже настаивает, чтобы я  уехала недели на три-четыре.
Вот  у  меня его  письмо,  я  могу показать  вам. А  как вы считаете, могу я
уехать?
     -  Конечно,  миссис Беттертон! Почему  бы  вам  и не  поехать. -  Брови
Джессепа от удивления поползли вверх. - Почему бы и нет?
     - Я думала, что у вас будут возражения.
     - Возражения? Почему? Это ведь ваше право. Сделайте только так, чтобы я
мог с вами без труда связаться - в случае, если будут какие- нибудь новости.
     - О, конечно.
     - А куда вы думаете поехать?
     - Туда, где много солнца и мало англичан. В Испанию или Марокко...
     - Замечательно. Думаю, поездка пойдет вам на пользу.
     - Благодарю вас. О, как я вам за все благодарна!

     Джессеп поднялся,  пожал протянутую руку и приказал дежурному проводить
миссис Беттертон. Затем попросил майора Глидера.




     - Майор Глидер?
     - Мистер Джессеп?
     - Да, Джессеп - это я.
     Посетитель глядел на него с интересом.
     - Я много слышал о вас, - наконец произнес он.
     - Действительно? - вяло полюбопытствовал Джессеп.
     Глидер  держался  уверенно  и  спокойно,  и  уже  это  было  необычным.
Большинство   из   тех,  кому  доводилось   появляться   здесь,  нервничали,
волновались или же просто испытывали страх.
     Этот  человек с непроницаемым лицом  прекрасно владел собой. Такие люди
всегда знают, чего хотят. Они не скажут больше того, что считают нужным.
     - Чем могу быть полезен? - вежливо полюбопытствовал Джессеп.
     -  Меня  интересует,  есть  ли у  вас какие-нибудь  сведения  о  Томасе
Беттертоне?  Ведь  не всегда можно верить газетам. Мне  кажется, что у вас я
мог бы получить заслуживающую доверия информацию.
     - Очень сожалею, но пока ничего определенного нет.
     -  Я  думал, может,  его  послали  за  рубеж  с каким-нибудь  секретным
поручением...
     -  Дорогой  сэр! -  воскликнул  уязвленный  Джессеп.  -  Ведь Беттертон
всего-навсего ученый, а не дипломат и не секретный агент!
     -  Беру свои слова  назад.  Хотя если  говорить правду,  то  не  всегда
наклейка соответствует  содержимому. Теперь о  главном. Разрешите объяснить,
чем вызван этот мой интерес: Беттертон - мой родственник.
     - Да, знаю. Вы - племянник покойного профессора Маннхейма?
     - О, вы хорошо осведомлены!
     - Кое-кто иногда заходит сюда и кое-что рассказывает... Здесь была жена
Беттертона. Эти сведения от нее. Вы писали ей?
     - Да, выразил свое сочувствие и спросил, нет ли новостей.
     - Вы поступили правильно.
     - Видите ли, мистер Джессеп, дело в том, что моя мать была единственной
сестрой  профессора Маннхейма,  они были очень привязаны друг  к  другу, и я
много времени проводил в доме профессора. Его дочь Эльза была мне как родная
сестра.  После смерти моих  родителей я стал жить с дядей  и его дочерью, их
дом стал моим домом,  это было счастливое время. А затем началась война, дни
трагедий и ужасов... Дядя с Эльзой уехали в Штаты, а я остался  в  Польше, в
подпольной группе Сопротивления.  Однажды после войны мне удалось съездить в
Штаты - я хотел повидаться с родными. Увы, это было наше последнее свидание.
Когда  моя  работа  в Европе кончилась, я  решил встретиться  с Маннхеймом и
Эльзой, но... - Глидер развел руками, - я  приехал в США, чтобы узнать об их
смерти. Тот же, кого  сестра называла своим мужем, перебрался в Англию,  где
женился вторично. И вот я потерял семью во второй раз. А сейчас я  узнал  об
исчезновении Томаса Беттертона и хочу выяснить, что  можно сделать. - Глидер
умолк, вопросительно глядя на Джессепа.
     Тот безучастно смотрел куда-то мимо посетителя.
     - Почему он исчез, мистер Джессеп?
     - Это именно то, что и нам хотелось бы знать, - ответил Джессеп.
     - А может, вы знаете это?
     Джессеп  с некоторой  долей  любопытства следил за тем, как легко они с
Глидером  меняются  ролями.  В  этом  кабинете  обычно  задавал вопросы  он,
Джессеп, а люди отвечали. А тут спрашивал незнакомец.
     - Простите, - начал Джессеп, - я не совсем понимаю, чем вызван этот ваш
интерес. Ведь  Беттертон в сущности и не родственник вам.  Вы даже не были с
ним знакомы.
     - Это верно,  - согласился Глидер,  - но  для нас,  поляков,  фамильная
честь дороже всего. Существуют, видите  ли, определенные обязательства. - Он
встал  и начал откланиваться.  -  Очень  сожалею,  что отнял  у  вас  время,
благодарю за любезный прием. Если я вам понадоблюсь, со мной можно связаться
через американское посольство.
     Проводив посетителя, Джессеп взял телефонную трубку.
     - Попросите ко мне  полковника Вартона.  Когда Вартон  вошел в кабинет,
первые слова Джессепа были:
     - Ну, лед тронулся наконец!
     - Каким образом?
     - Миссис Беттертон выразила желание поехать за границу.
     Вартон слегка присвистнул:
     - К муженьку?
     - Надеюсь.  Она пришла  с  заготовленным письмом  от своего врача.  Тот
настоятельно рекомендует ей переменить обстановку и отдохнуть.
     - Неплохо придумано!
     -  А может,  это и  правда, - попытался  охладить  горячность  товарища
Джессеп. - Должен признаться, миссис Беттертон довольно убедительно  сыграла
свою роль. Ни малейшей опечатки.
     - Ничего нового от нее не удалось узнать?
     - Кое-что. Про эту Спидер, с которой Беттертон завтракал в "Дорсете".
     - Что же?
     - Оказывается, Беттертон ничего не сказал жене о встрече.
     - Так... Вы считаете, это имеет прямое отношение к делу?
     - Во всяком  случае, может  иметь.  Одно время Спидер вызывали в США  в
комиссию по расследованию. Ей  удалось оправдаться, но все  равно ей здорово
потрепали  перья.  Возможно,  это  и есть  ниточка. Единственная, которой мы
располагаем по  делу Томаса Беттертона.  Еще сегодня  у меня был брат первой
жены Беттертона майор Глидер. Интересуется подробностями.
     - Вы, конечно, приказали за ним следить?
     - О, да. Я дважды нажал кнопку звонка, - усмехнулся Джессеп.
     - Так куда же она собирается? - вернулся Вартон к прежней теме.
     - В Испанию или Марокко. Единственные страны, где Беттертона не видели.
     -  Да...  -  Вартон сердито  постучал  пальцами  по  папке с секретными
донесениями.
     - Если мы не справимся с этим делом... Один бог знает, что будет.
     Джессеп откинулся в своем кресле.
     - Что-то давно я не отдыхал, -  произнес он медленно, - надоела мне эта
контора. А не прогуляться ли и мне за границу?




     - Рейс 108, на Париж, Эр Франс. Сюда, пожалуйста!..
     Пассажиры,  сидевшие  в  зале ожидания  аэропорта  Хет  Роу,  при  этом
сообщении   заволновались.   Хилари   Крейвен   подхватила  свой   небольшой
крокодиловой кожи чемоданчик и вместе со всеми направилась к выходу.
     Резкий  ветер показался ей холодным. Хилари плотнее  закуталась в шубу.
Наконец-то она оставит все эти туманы, холода, все это беспросветное, жалкое
существование.  И поедет к солнцу,  голубому небу, к новой жизни. Впервые за
многие  месяцы  Хилари почувствовала,  что  тяжесть,  которая  сковывала  ее
сердце, начала понемногу ослабевать.
     Загудели моторы. Хилари  откинулась  в  кресле  и прикрыла  глаза.  Она
оставляла Англию, где  у нее  было  столько горя,  оставляла  воспоминания о
неудавшейся любви, оставляла маленький грустный холмик - последнее прибежище
Бренды...
     До аэродрома  Орли  Хилари  проспала.  Здесь  она  пересела  в самолет,
следующий до Касабланки.
     Не  успела Хилари ступить  на касабланскую землю, как  один из служащих
обратился к ней с поздравлениями:
     - Вам здорово повезло, мадам, что вы не летели предыдущим рейсом!
     - А  почему? Что там  случилось? - равнодушно поинтересовалась  Хилари.
Служащий оглянулся кругом, но  новость так и выпирала из него. Он наклонился
к Хилари и понизил голос:
     -  Ужасное происшествие. Самолет разбился при  посадке. Пилот и штурман
погибли. Троих пассажиров в тяжелом состоянии отправили в больницу.
     Первое, что  почувствовала Хилари, услышав это, была досада. Почему там
не было  ее!  Сейчас бы уже  ничего не существовало - ни ноющего  сердца, ни
всех ее несчастий. Она бы погибла, и все кончилось.
     И в гостинице Хилари ясно осознала,  что бегство из  Англии - далеко не
избавление.  От самой себя ей не  убежать.  Вспоминалось странное  поведение
врача, когда она попросила прописать  ей снотворное.  Тот отказался. Неужели
он предполагал, что дело дойдет до этого?
     Хилари вышла на улицу, на поиски аптеки.
     ...Достав из сумки четыре маленьких пакетика, которые  с трудом удалось
раздобыть  в  нескольких аптеках, Хилари развернула  их. В это  время кто-то
негромко, но настойчиво постучал. Она решила не  отвечать. И  вдруг глаза ее
расширились от удивления - ручка двери стала медленно  поворачиваться, дверь
открылась, и на пороге возникла мужская фигура.  Хилари  сразу  узнала этого
человека  с  сонным  лицом - только  что он покупал  в аптеке  зубную пасту.
Незнакомец закрыл за собой дверь, подошел к столу, за которым сидела Хилари,
и сел напротив.
     - Мое имя Джессеп, - представился он.
     Изумленной  Хилари  все  это  казалось по меньшей мере  неуместным, она
покраснела от возмущения и, едва сдерживая гнев, резко спросила:
     - Хотелось бы мне  знать,  что вы тут делаете? Джессеп спокойно смотрел
на нее.
     -  Странно. Это тот самый вопрос, который я хотел задать вам. Для этого
я и пришел. - И он жестом указал на лежавшие на столе таблетки.
     - Не понимаю, о чем вы говорите, - ответила Хилари.
     - О,  нет. Вы  меня  прекрасно  понимаете. Хилари замолчала, подыскивая
слова для ответа. Однако почему-то спросила, указывая на дверь:
     - Как вам удалось ее открыть?
     По лицу  Джессепа  пробежала мальчишеская улыбка, оно сразу оживилось и
помолодело. Он вытащил из кармана отмычку.
     - А, понимаю. Вы - взломщик? - спокойно поинтересовалась Хилари.
     - Нет, миссис Крейвен, будьте  ко мне справедливы. Ведь я стучал. Разве
взломщики имеют обыкновение стучать? Когда я  понял, что вы мне не откроете,
мне пришлось прибегнуть к этому инструменту.
     - Зачем же?
     Взгляд Джессепа опять скользнул по столу.
     - На вашем месте я бы не стал этого делать.
     - Меня ничто не привязывает к жизни, - вырвалось вдруг у Хилари. - Муж,
которого  я  любила,  бросил  меня,  мой единственный  ребенок скончался  от
менингита, у меня нет ни близких друзей, ни родных... никакого призвания или
любимой работы... ничего! Ясно? Может быть, теперь вы оставите меня в покое?
     -  Пока еще нет. Я  хотел бы знать,  что  кроется за всем этим. Значит,
жизнь вас  не интересует и вы хотите покончить с ней. Так или иначе,  но вы.
думаете о смерти?
     - Да.
     -  Понятно.  Теперь все становится более или менее  ясным.  Перейдем  к
следующему вопросу. Это обязательно должно быть снотворное?
     - Что вы имеете в виду?
     - Смерть от  снотворного не  так романтична, как это  кажется на первый
взгляд.  Выбрасываться из окна тоже не особенно приятно - человек умирает не
сразу.  Бросаться под  поезд  -  это  опять-таки  имеет  свои  отрицательные
стороны. К чему я веду? Есть другие пути.
     - Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите!
     - Естественно!  Ведь я  еще  ничего не  сказал. Для этого мне  придется
изложить целую историю. Не возражаете?
     Хилари не возражала. И Джессеп начал в своей обычной
     медлительной манере:
     -  Видимо,  вы  относитесь к тем  женщинам,  которые  читают  газеты  и
находятся, так сказать, в курсе событий. Вы, конечно,  знаете,  что время от
времени  в разных странах исчезают ученые. Год  назад  бесследно  исчез один
итальянский физик, а вот у нас месяца два назад куда-то исчез молодой ученый
Томас Беттертон.
     Хилари кивнула:
     - Да, помню, я читала об этом.
     - Видите ли,  в жизни  происходит значительно  больше того, чем об этом
сообщается в печати. Я хочу сказать, что исчезает много народу.  И не только
физики.  Бесследно  исчезают  химики,  медики,  биологи,  пропал  даже  один
адвокат.  Так обстоит  дело почти во всех странах,  и мы обязаны установить,
почему эти  люди  исчезли. Сделали они это по доброй воле или нет? Может, их
похитили?  Какая  организация  тут  действует и каковы  ее  цели?  В  общем,
вопросов множество. И  мы хотим ответить на них.  А вы... может быть, именно
вы и могли бы помочь нам в этом.
     Хилари с изумлением смотрела на собеседника.
     - Я? Каким образом? Почему именно я?
     - Теперь я подхожу к конкретному делу, - невозмутимо продолжал Джессеп.
- Два месяца назад в Париже пропал Томас Беттертон. В Англии у него осталась
жена.  Ее  это очень огорчило или  во  всяком случае она  сделала  вид,  что
огорчена. Миссис Беттертон клялась нам, что не имеет никакого представления,
куда делся муж, как и почему это могло  произойти. Может быть, это правда, а
может быть, и нет. Некоторые, и я в том числе, считают, что это ложь.
     Хилари слушала, боясь пропустить хотя бы слово, рассказ Джессепа помимо
воли заинтересовал ее.
     -  Мы  установили  негласное наблюдение за миссис Беттертон. Две недели
назад она сообщила нам, что врачи предписывают ей поездку  за границу, чтобы
переменить  обстановку   и  отдохнуть.  Вчера  она  вылетела  из   Англии  в
Касабланку.
     - Понятно. Вернее, непонятно, при чем тут я?
     - Тут  дело  даже  не  совсем в  вас,  миссис Крейвен.  Ваши прекрасные
волосы...
     - При чем тут мои волосы?
     - Во внешности миссис Беттертон самое примечательное - это  ее  волосы.
Может  быть,  вы слышали, что самолет,  который летел  на  три  часа  раньше
вашего, разбился  при посадке? В этом самолете была жена Томаса Беттертона -
Оливия.  Она не  погибла, но  ее в  тяжелом  состоянии увезли  с аэродрома в
больницу. Врачи утверждают, что  Оливия не дотянет до завтрашнего  утра. - В
глазах Хилари Джессеп видел немой вопрос. - Да, именно так, - подтвердил он.
- Теперь вы понимаете, какой вид самоубийства я вам предлагаю? Я хочу, чтобы
супруга  Томаса Беттертона продолжала  свою поездку.  Я предлагаю вам  стать
миссис Беттертон.
     -  Но  это невозможно! - воскликнула  Хилари. - То есть, я имею в виду,
что они сейчас же поймут, что  это не она. Джессеп задумчиво склонил  голову
набок.
     -  Это,  конечно, зависит от  тех, кого  вы подразумеваете  под  словом
"они". Кто эти "они"? Мы не знаем.
     Расшифровывая популярно слово "они", мы можем  допустить, что это люди,
которые  в целях  собственной  безопасности работают очень  узкими группами.
Если поездка миссис Беттертон  имеет конечную цель,  и заранее запланирована
ими,  то  те,  кто  отвечает  за  эту  поездку, в назначенное  время  должны
связаться  с определенной  женщиной  в определенном  месте. Посмотрите,  вот
приметы  миссис Беттертон, записанные в  ее  паспорте. Рост пять футов  семь
дюймов,  волосы  золотистые,  зеленовато-голубые глаза, рот обычный.  Особых
примет нет. Неплохо?
     - Но местные власти. Они, конечно... Джессеп улыбнулся.
     - С  этим все  в  порядке.  Французы  сами потеряли нескольких  молодых
ученых. Они с нами сотрудничают. Все предполагается  сделать таким  образом.
Миссис  Беттертон  с  контузией,  полученной  в  результате  авиакатастрофы,
привозят  в больницу.  Вторую  пассажирку,  а именно  Хилари  Крейвен,  тоже
помещают в больницу. Через  пару  дней миссис  Крейвен умирает в больнице, а
миссис  Беттертон   выздоравливает.  У  нее,  правда,  останутся  неприятные
последствия контузии,  но, тем  не менее,  она  будет в состоянии продолжать
свое  путешествие. Катастрофа  действительно  была, а контузию диагностируют
врачи. Контузией, кстати, можно объяснить множество вещей, например, провалы
памяти,  поведение миссис Беттертон, если  оно почему-либо покажется кому-то
странным.
     - Но это же чистейшее безумие! - воскликнула Хилари.
     - Что ж, - согласился Джессеп, - похоже на это. Но если наши подозрения
подтвердятся, вы ведь поймете их. Видите, я совершенно откровенен с  вами. Я
вижу,  вы сами  готовы уличить их. Так  вы  беретесь  за  это  дело,  миссис
Крейвен?
     - Пожалуй, почему не попробовать!
     -  В  таком   случае,  -  проговорил  Джессеп,  вскакивая  со  стула  с
неожиданным приливом энергии, - нельзя терять ни минуты.




     Хилари Крейвен сидела  на  твердом железном  стульчике около больничной
койки,  на  которой  с  забинтованной  головой  лежала без  сознания  Оливия
Беттертон. Еще в палате находились сестра и Джессеп.
     -  Если  она  придет в сознание,  -  тихо сказал  Джессеп,  обращаясь к
Хилари, - нам необходимо получить  от нее какие-нибудь данные, какой- нибудь
пароль, условный  знак -  ведь должно  же  хоть что-то  быть... И она скорее
скажет все это вам, чем мне.
     - Мистер Джессеп, мы скажем ей, что она умирает?
     - Я еще не знаю, это надо обдумать.
     Хилари  кивнула. Она  испытывала глубокое сострадание  к лежавшей здесь
молодой  женщине.  Оливия должна  была  встретиться  с  человеком,  которого
любила. Или все это неправда?
     И  она  приехала сюда только  за  тем,  чтобы  рассеяться  и  дождаться
каких-нибудь сведений о его судьбе?.. Размышления Хилари прервал равнодушный
голос сиделки:
     -  Кажется,  мадам,  она  кончается,  пойду позову доктора.  - С  этими
словами она вышла. Джессеп "отошел в угол и стал так,  чтобы Оливия не могла
его увидеть.
     Светлые ресницы  вдруг  вздрогнули, голубовато-зеленые глаза пристально
посмотрели в лицо Хилари.
     - Где я?..
     В  эту минуту в палату стремительно вошел врач. Он взял руку больной  и
стал считать пульс.
     - Вы в больнице, мадам, - произнес он. - Ваш самолет потерпел аварию.
     - Самолет?.. - Голос Оливии был чуть слышен,  дышала она с трудом, едва
разжимая бескровные губы.
     - Хотели бы видеть кого-нибудь здесь,  в Касабланке, мадам? Может быть,
вы  хотите  кому-нибудь что-либо сообщить?  Глаза умирающей  остановились на
лице врача.
     - Нет. - Вдруг она увидела Хилари. - Кто... кто вы?
     - Я тоже  из Англии, прилетела самолетом, - Хилари говорила сбивчиво. -
Если я могу чем-нибудь помочь вам, говорите...
     - Нет, ничем... ничем...
     -  Послушайте,  - сказала Хилари, -  мне,  может  быть, удастся увидеть
вашего мужа. Что ему передать?
     -  Передайте ему...  скажите,  чтобы был осторожен... Борис... Борис...
Это опасность...
     - Скажите мне еще что-нибудь, помогите мне связаться с вашим мужем.
     - Снег.
     - Что?.. Снег? - в  замешательстве повторила Хилари. Хилари наклонилась
ближе и услышала тихий шепот Оливии:
     - Да снег... на землю упал... - И Оливии Беттертон не стало.
     Последующие   пять   дней   для   Хилари  Крейвен   были  необыкновенно
напряженными.  В  больнице ее поместили в особую  палату,  где она засела за
работу. Все подробности жизни Оливии Беттертон, мельчайшие детали - все, что
удалось установить, Хилари должна была вызубрить наизусть. Каков дом, где та
жила,  его  обстановка,  внешность  и  имя  домашней  прислуги,  имена  всех
родственников, клички любимых собак, имя канарейки. Надо  было запомнить все
подробности жизни Оливии  с Томасом в  течение шести месяцев их супружества.
Свадьба, туалеты приглашенных...  А  вкусы  Оливии,  ее времяпрепровождение,
друзья и знакомые, любимые  блюда  и  напитки.  Все это должно  было слиться
воедино, в образ Оливии Беттертон.
     Однажды Хилари спросила у Джессепа, может ли все это пригодиться?
     - Может, и пригодится, а может, и нет, - ответил спокойно Джессеп.
     Описание внешности Хилари и Оливии в их паспортах абсолютно  совпадало.
В  действительности  Оливию  можно  было  назвать  просто  хорошенькой,  что
касается Хилари, то в ее глазах светился живой ум, необычный овал подбородка
говорил о характере. Скульптор, видимо, нашел бы ее лицо интересным.
     - Вот вы говорите, - опять вернулась Хилари к прежнему разговору, - что
ни у кого не возникнет сомнений, что я - Оливия Беттертон. Вы полагаете, что
они не знают, как она выглядит. Какие у вас основания утверждать это?
     Джессеп пожал плечами.
     -  Абсолютно  уверенным нельзя  быть  ни в чем.  Однако у нас есть кое-
какие  соображения  о  преступном существовании международной организации, и
нам кажется,  что связь у них несовершенная. Отсюда мы делаем вывод, что они
плохо осведомлены о деятельности различных звеньев. Каждый знает только свой
участок. Оливия  Беттертон  как  личность никого не  интересовала, она всего
лишь  пешка  в большой игре.  Их  задача,  видимо, заключалась  в том, чтобы
доставить ее к мужу. А уж какова причина,  мы можем только  догадываться. То
ли  он  просил об  этом, то ли там, где он находится, считают, что  работа у
Беттертона  пойдет лучше, если жена будет  рядом. Вам не следует  забывать и
того, что идея подменить Оливию возникла неожиданно, и то только потому, что
произошла это  воздушная катастрофа.  Мы  предполагали просто  установить за
миссис Беттертон наблюдение, чтобы выяснить, куда и каким путем она  поедет,
с кем будет встречаться в дороге и так далее.
     - Значит, теперь вы установите наблюдение за мной?
     - Естественно. Но вам об этом лучше не знать. То, чего вы не знаете, вы
не расскажете.  Но с вами  ничего не должно случиться, вы способная ученица,
Хилари!
     -  Ну,  хорошо.  А  что будет со  мной, когда я достигну  конечной цели
путешествия?
     - Что вы имеете в виду?
     -  Я имею  в  виду тот момент, когда я встречусь с Томасом Беттертоном.
Джессеп помолчал.
     - Что ж, это опасный момент, - наконец сказал он. - Единственное, что я
могу вам сказать сейчас, - если все  пойдет хорошо,  то защита у  вас будет.
Если все  будет  так,  как  мы рассчитываем, я  хочу сказать... Надеюсь,  вы
помните, в самом начале я предупреждал, что задание само по себе будет очень
опасным, шансов остаться в живых не так уж много.
     -  Хорошо,  -  Хилари опять вернулась к  практической стороне дела. - А
если кто-нибудь узнает меня как Хилари Крейвен?
     - Вряд ли. Вы будете жить под именем миссис Оливии Беттертон, носить ее
туалеты,  вам  сделают такую же прическу, какую носила она. Кроме того, пара
наклеек  пластыря  также  изменит вашу  внешность.  Врачам придется  немного
поработать
     над  вашим  лицом.  Под местной анестезией, разумеется. Это не  больно.
Надо же вам иметь настоящие следы катастрофы.
     -  Да, вы все  предусмотрели, - отозвалась задумчиво  Хилари.  - Мистер
Джессеп, почему вы не спрашиваете, что сказала Оливия перед смертью?
     - Я знал, что вы скажете мне об этом сами.
     - Это было  что-то вроде:  "Скажите  ему,  чтобы  он  был  осторожен  и
опасался Бориса..."
     - А-а, это тот корректный иностранец, майор Борис Глидер.
     - Мне показалось, что Оливия говорила о нем с каким-то испугом. Опишите
мне Глидера, чтобы я могла при случае узнать его.
     - Что ж, может,  это и пригодится. Рост шесть футов, плечи широкие, вес
сто шестьдесят  фунтов, волосы светлые, лицо  бесстрастное,  глаза  светлые,
хорошие  манеры,  говорит на  правильном английском  с  небольшим  акцентом,
военная   выправка.  Глидер   был  у  меня  с  рекомендательным  письмом  из
американского  посольства.  Наблюдение  за ним ничего не дало,  он  вернулся
прямо в посольство. Может  быть, Оливия права, и майор  Глидер действительно
представляет какую-то опасность.




     Миссис  Оливии Беттертон врачи  разрешили покинуть больницу ровно через
пять  суток после катастрофы.  Санитарная  карета  доставила ее  в гостиницу
Сан-Луи. Бледная измученная  женщина  с  перевязанной  головой  и наклейками
пластыря  на  лице  вызвала  глубокое  сочувствие  управляющего  гостиницей,
который сам проводил ее в приготовленный для нее номер.
     - Ах, это так ужасно! Так ужасно, мадам, - непрестанно восклицал он.
     Хилари так  вошла в роль,  что чувствовала слабость  во всем теле - как
если бы она действительно возвратилась из больницы после тяжелой болезни.
     Наутро  Хилари приняла  решение  - если  сейчас  же  не  будет  никаких
известий, то  она закажет билеты в Фец и Марракеш. Ни писем, ни телеграмм не
было, по  телефону тоже никто не звонил и  сна отправилась в агентство Кука.
Ждать ей пришлось  довольно  долго, так как там  было  много  народу.  Когда
наконец очередь дошла до нее, клерк удивленно взглянул поверх очков:
     -  Мадам  Беттертон,  не так  ли? Все в порядке,  билеты  для  вас  уже
заказаны.
     - Но это было давно, я боюсь,  что  все сроки уже  прошли. Видите ли, я
лежала в больнице...
     - О мадам! Я все знаю.  Разрешите поздравить вас с чудесным  спасением.
Но билеты для вас перезаказаны по телефону.
     Хилари  почувствовала,  как  сильно  забилось  сердце.  Значит,  кто-то
предусмотрительно  позаботился, чтобы Оливия Беттертон могла продолжать свое
путешествие.
     - Я не была уверена, что вам позвонят, - нашлась она.
     -  Не  беспокойтесь,  все в  порядке, мадам.  Я  могу показать вам ваши
билеты.
     На следующий день, сделав предварительно кое-какие покупки, Хилари села
в поезд, который направлялся в Фец.
     Погода стояла  прекрасная, солнечная, и Хилари с удовольствием смотрела
в окно. Ее соседом по  купе оказался небольшого роста французик, выглядевший
обычным коммивояжером. Предложив  огня  для сигареты,  попутчик  не замедлил
начать разговор. Он рассказал  о тех  местах, мимо которых  они проезжали, и
показался умным и занятным собеседником.
     -  Вам необходимо  побывать в  Рабате, мадам, - посоветовал  он.  - Это
будет колоссальным упущением, если вы не заедете туда.
     -  Я попытаюсь,  но  у меня  очень мало  времени.  Кроме того, - Хилари
улыбнулась, - не так уж много денег. Ведь вы знаете,  за границу можно взять
с собой только определенную сумму.
     - Ну, это пустяки, надо только иметь здесь друзей.
     - Боюсь, что в Марокко у меня их нет.
     -  Когда  вы  приедете,  мадам,  в  следующий  раз,  поставьте  меня  в
известность.  Я все устрою для вас. Мне часто приходится бывать в Англии,  и
там вы сможете возместить эту сумму. Это же так просто!
     - Благодарю вас за любезность, мосье.
     - Это  такая приятная  перемена,  не правда ли,  мадам,  -  не унимался
пассажир,  - приехать  сюда  из Англии  с ее холодами, туманами. Там ведь не
очень уютно?
     - Да, здесь совсем другое дело.
     - А какая погода была в Англии, когда вы уезжали?
     - Туман!
     - Да, это как раз время туманов. А снег? Был ли снег в этом году?
     - Нет,  -  ответила  машинально Хилари,  -  снега не было. "Странно,  -
подумала она, - этот француз ведет явно английский разговор - о погоде..."
     Только к вечеру они прибыли в Фец.
     Хилари  стояла смущенная  среди толпы  кричащих людей,  каждый  из  них
что-то предлагал свое, чьи-то руки уже тянулись к ее чемоданам. Поэтому  она
с благодарностью приняла предложение попутчика.
     - Вы  в  гостиницу  Палас-Джамаи?  Я  угадал?  Это в  восьми километрах
отсюда, в Старом городе. Сейчас я посажу  вас в такси. -  Он что-то  крикнул
по-арабски,  и  через  несколько минут Хилари  вместе  с ее  чемоданами была
водворена в машину.
     - Вы очень добры ко мне, - повернулась она к французу.
     - Вот  моя  карточка,  мадам.  Если  я смогу быть  чем-нибудь  полезен,
пожалуйста,  сообщите  мне об  этом.  Ближайшие  четыре дня я  буду в Гранд-
отеле. - Он приподнял шляпу и ушел. На карточке стояло: "Мосье Анри Лорие".
     Не представлял  ли этот мосье Лорие.  ту  организацию, которая вынудила
Томаса Беттертона бросить работу, дом, жену?.. Хилари забилась в угол такси.
     Вот  наконец  и Палас-Джамаи.  Портье сообщил, что  обед  начинается  в
19.30, и  Хилари, приведя  себя в порядок и переодевшись, спустилась вниз. В
ресторан все время входили новые люди, но Хилари так  устала, что  у  нее не
было сил смотреть на них. Однако один человек все  же привлек  ее  внимание.
Пожилой, с желтоватым лицом и козлиной бородкой, этот посетитель пользовался
особым расположением официантов. Они ставили перед ним тарелки и убирали их,
стоило ему слегка кивнуть головой; он только приподнимал бровь, как официант
стремглав мчался к его столику.
     - Скажите, кто этот пожилой мосье - там, около  стены? - обратилась она
к своему официанту.
     - О!..  -  ответил  официант. -  Это  мосье Аристидис. Говорят,  что он
сказочно богат.
     Эта  высохшая мумия, это подобие человека...  Аристидис  поднял  глаза,
пристально  взглянул на нее  и тотчас  отвернулся.  Но взгляд  был  живой  и
умный...




     - А сейчас, дорогие друзья, - назойливо жужжал голос гида, -  я  покажу
вам еще одно очень интересное заведение.
     Это был особнячок в восточном стиле. Хилари вместе с  другими туристами
провели  в гостиную,  где  усадили  за маленький кофейный  столик.  А затем,
подойдя к Хилари, гид произнес с каким-то озабоченным выражением лица:

     - Вот эта девушка проводит вас в дамскую комнату...
     - Да,  прошу вас,  мадам, -  сказала девушка.  - У нас здесь  прекрасно
оборудованная дамская  комната - совсем как в отеле "Риц" или, скажем, как в
Нью-Йорке или Чикаго. Вы сами увидите.
     Улыбаясь,  Хилари отправилась за  ней.  В  дамской комнате она  увидела
человека,  который  сидел  на низеньком диване и  курил.  Это был  маленький
французик, ее бывший попутчик. Мосье Анри Лорие.
     Лорие  не  потрудился  встать,   чтобы  поздороваться.  Только  холодно
произнес: "Добрый день, миссис Беттертон".
     Несколько мгновений  Хилари  не  могла  прийти  в  себя  от  изумления.
"Действуй так, как  поступила  бы  Оливия",  - сказала  себе Хилари.  И  она
решительно подошла к Лорие.
     - У  вас есть новости  для  меня?  Вы  пришли  помочь  мне? Тот покачал
головой и укоризненно произнес:
     -  Я нахожу, что в поезде вы были  настолько непонятливы, мадам. Или вы
привыкли к беседам о погоде?
     - О погоде? - Хилари смотрела на него, широко раскрыв глаза. "Он что-то
говорил о погоде, там  в поезде... Холод? Туман? Снег? Да,  да. Снег. Именно
это слово произнесла умирающая Оливия". И Хилари  вспомнила: - Да,  да, снег
упал на землю...
     -  Теперь правильно. Почему ж вы тогда не поступили  так, как  вам было
приказано?
     - Разве вы  не  понимаете почему?  Я ведь болела,  лежала в  больнице с
контузией после  катастрофы. Иногда  у  меня бывают провалы в  памяти, такие
провалы... -  Голос ее  дрожал вполне естественно.  Хилари  прижала  кончики
пальцев к вискам.
     - Да. Эта авиакатастрофа помешала нам, -  отозвался Лорие. Его  тон был
по-прежнему  сух  и холоден. - Вы  должны  набраться терпения  и мужества  и
продолжать путешествие.
     - Конечно! - воскликнула Хилари. - Я  поеду дальше. Мой муж... ее голос
прервался.
     Он улыбнулся какой-то скользкой улыбкой. Кошка, играющая с мышью.
     - Ваш  супруг, я  полагаю, ждет  вас  с  нетерпением. - О!  Вы  даже не
представляете, что я пережила с тех пор, как он уехал!
     - Как вы думаете, английские власти имеют представление  о том, что вам
известно, а что - нет? Хилари развела руками:
     - Откуда же я могу знать?  Мне казалось,  что  они  удовлетворены моими
ответами. Хотя, знаете, у меня все время такое чувство, будто за мной кто-то
следит. Я не могу указать на какое-то определенное лицо, но с тех пор, как я
уехала из Англии, это ощущение меня не оставляет.
     -  Все  правильно, другого мы  и не  ожидали. Теперь,  мадам, запомните
дальнейшие инструкции.
     - Пожалуйста.
     - Послезавтра вы едете в  Марракеш. Еще через  день на ваше имя  придет
телеграмма  из  Англии.  Ее содержания я  не  знаю, но вы немедленно начнете
собираться обратно в Англию.
     - Я должна буду вернуться домой?
     -  Пожалуйста, не  перебивайте  меня.  Вы  закажете  билет на  самолет,
который должен будет вылететь из Касабланки на следующий день.
     - А если все места окажутся распроданными, и я не смогу достать билет?
     -  Для  вас  уже  оставлено  место.  Все   предусмотрено.  Вам  понятны
инструкции?
     - Да.
     -  Тогда возвращайтесь в зал,  где вас ожидает гид. Вы достаточно долго
были в дамской комнате. Кстати, в пути вы познакомились с одной американкой.
Ее имя Кэлвин Бейкер.
     - Я поступила опрометчиво?
     - Да нет. Пожалуй, это  даже к лучшему.  Прощайте,  мадам. Вряд ли мы с
вами еще когда-нибудь увидимся. - В его голосе звучало безразличие.
     - Прощайте, мосье Лорие.
     В  ожидании  обеда Хилари  сидела в  Палас-Джамаи, задумчиво  глядя  на
стоящую перед  нею  лампу. Как странно все то, что происходит с ней. Вот она
уже  в Марокко, сидит в ресторане, одна... Если  потереть эту  лампу,  может
быть,   появится  и   джин  из   сказки?..   Неожиданно  ее   мысли  как  бы
материализовались  - из-за  лампы  выглянуло морщинистое  желтоватое  лицо с
козлиной бородкой.
     - Разрешите, мадам? - и Аристидис присел к  ее  столику. - Я слышал, вы
попали в воздушную катастрофу в Касабланке?
     - Да.
     - Я завидую вам, мадам.
     Хилари посмотрела на него с удивлением.
     -  Да,  да. Вам  надо  завидовать. Ведь с  вами  произошло  необычайное
приключение.  Как бы  я хотел, чтобы со мной  случилось нечто подобное. Быть
так  близко  от смерти,  а затем  избежать ее. Вы чувствуете,  что  стали не
такой, как все остальные люди?
     -  Да,  чувствую, но  в худшую сторону, -  усмехнулась Хилари.  - Из-за
контузии меня часто мучают головные боли...
     -  Ну, это  еще не  так  страшно, - махнул рукой  Аристидис.  - Зато вы
подверглись испытанию духа.
     - Да,  -  коротко согласилась  Хилари. - Я  выдержала испытание духа. -
Сейчас она мечтала только о стакане воды и порошке тройчатки.
     - А вот у меня в жизни не было ничего такого. - В голосе ее собеседника
звучала неудовлетворенность. - Многое случалось, а вот такого не было. Всего
хорошего, мадам. - И он ушел.




     "Как  похожи друг  на  друга все  аэропорты мира",  - думала Хилари. Ей
предстояло лететь в  Марракеш вместе  с Кэлвин  Бейкер, которая тоже выбрала
этот маршрут.
     В самолете миссис Бейкер тараторила без умолку, не замечая,  что Хилари
отвечает ей чисто механически. К  счастью, та вскоре перенесла свое внимание
на двух других  пассажиров, которые  сидели рядом  с  ней. Это  были молодые
светловолосые  мужчины,  один -  с  широкой веселой улыбкой - американец,  и
второй - сдержанный, несколько даже чопорный - норвежец или датчанин.
     Американец не скрывал радости от встречи с соотечественницей.
     Миссис Бейкер вскоре представила их обоих Хилари.
     - Эндрю Питере, друзья зовут меня просто Энди, - улыбнулся американец.
     Второй поднялся, несколько натянуто поклонился и представился:
     - Торквил Эрикссон.
     - Итак, мы теперь все знакомы, - миссис  Бейкер прямо сияла от счастья.
- И мы все, конечно, направляемся в Марракеш? Моя приятельница впервые летит
туда...
     - Я тоже никогда там не был, - произнес Эрикссон.
     - И я, - отозвался американец.
     Кроме них, в  самолете было  еще двое пассажиров  - худощавый француз и
женщина.
     -  Послушайте, кажется,  мы идем  на посадку! -  раздался вдруг веселый
возглас миссис Бейкер.
     И действительно, самолет, делая  круги,  снижался.  Внизу  простиралась
самая настоящая  пустыня. Никаких признаков жилья - ни селений, ни отдельных
домиков. Приземление совершилось в самом сердце неизвестности.
     "Что-то с мотором", - подумала Хилари.
     В салон вошел пилот, темнокожий молодой парень.
     - Пожалуйста, - приветливо улыбнулся он, -  выходите. Он открыл дверцу,
спустил коротенький трап и стал у выхода.
     Недоумевающие люди  сгрудились,  вздрагивая  от  холодного  ветра.  Они
находились в  гигантской котловине, окруженной горами с белоснежными шапками
вершин. Пилот выпрыгнул вслед за ними.
     - Все здесь? -  обратился  он к ним по-французски. - Прошу прощения, но
вам придется  немного подождать. Несколько минут, не больше. А! Вот он едет!
- Он указал вдаль - там двигалась едва заметная точка.
     - Послушайте, а зачем мы здесь  сели? - Голос Хилари дрожал. - Долго ли
мы еще тут будем? И вообще, что случилось? Мотор испортился?
     - Ну, что вы! Мотор в  порядке! - улыбка  Энди была ободряющей. - Хотя,
наверное, что-нибудь в этом роде они и сотворят.
     Хилари молчала. Подавленная. Непонимающая.
     Большой автомобиль быстро  приближался  к  ним.  Водитель  выскочил  из
машины  и подбежал  к пилоту, который тут  же набросился на  него с  бранью,
видимо, недовольный этим опозданием.
     К удивлению Хилари, миссис Бейкер вмешалась в разговор.
     - Нечего терять  времени, -  раздался  ее повелительный голос,  -  ваши
споры пользы не принесут. А мы хотим поскорее выбраться отсюда.
     Водитель,  молча  пожав  плечами,  направился  к  автомашине  и  открыл
багажник. Там лежал  необычайно длинный ящик. Судя  по тому, с каким  трудом
четверо мужчин вытащили его, он был очень тяжелым.
     Когда  пилот и  водитель  стали открывать  крышку  этого ящика,  миссис
Бейкер положила свою руку на руку Хилари:
     -  Не стоит  смотреть,  дорогая,  это ужасное  зрелище. - И она  отвела
Хилари в сторону. Питерс и француз подошли к ним.
     - Что это они затеяли? - поинтересовался француз.
     - Доктор Баррон? - прервала его миссис Бейкер. Француз кивнул.
     -  Рада вас видеть. -  Она протянула  ему  руку  с видом хозяйки  дома,
принимающей гостя.
     - Я  ничего не понимаю. Что  в этом ящике? Почему лучше не смотреть?  -
послышался растерянный голос Хилари.
     Энди  Питерс внимательно посмотрел  на  нее. "У  него хорошее  лицо,  -
внезапно подумала Хилари. - На нем написаны честность и независимость..."
     - Я знаю, что там, - сказал Питере, - мне говорил пилот. Видимо, это не
очень хорошо. Но это необходимо. Там тела, - добавил он спокойно.
     - Тела? - Хилари в ужасе смотрела на собеседника.
     - Нет, нет, вы не пугайтесь, никто никого не убивал. Ничего похожего, -
он  ободряюще улыбнулся.  - Их достали вполне легальным  путем.  Знаете, как
берут для медицинских исследований...
     - Я не понимаю, - прошептала Хилари, не сводя с него глаз.
     -  Здесь  заканчивается  наше путешествие, миссис Беттертон. Первый его
этап, имею в виду.
     - Заканчиватся?
     - Да. Пилот внесет эти мертвые тела в самолет, сделает все,  что нужно,
и,  когда наш  автомобиль  будет далеко от этого  места, мы  увидим огромный
взрыв.  Еще  один  самолет потерпел  аварию  и  взорвался при  посадке.  Все
погибли! Никто не выжил!
     - Но зачем все это? Это так фантастично!
     - А вы знаете, куда нас повезут? - вмешался доктор Баррон.
     - Конечно, знает, - усмехнулась миссис Бейкер. - Она только не ожидала,
что это будет так скоро.
     Потрясенная Хилари молчала, с трудом приходя в себя.
     - И туда поедут все,  кто находится  здесь? - Она  оглядела  одного  за
другим всех пассажиров.
     - Да, мы с вами - попутчики, - отозвался Питерс. Эрикссон утвердительно
кивнул головой.




     -  Вам нужно ехать, - сказал своим недавним пассажирам  пилот.  - И как
можно скорее. Нам тут еще много нужно сделать, - а мы выходим из графика.
     Хилари вздрогнула, судорожно прижала пальцы  к  горлу.  Нитка  жемчуга,
которую  она  носила, порвалась,  и  она едва  успела  подхватить  несколько
бусинок и сунуть их в карман.
     Один за другим все  пассажиры сели в машину. На длинном сиденье  справа
от  Хилари  устроилась  миссис  Бейкер,  а  слева -  Питерс. Повернувшись  к
американке, Хилари спросила:
     - Так вы... вы... как офицер связи, не так ли миссис Бейкер?
     - Да,  пожалуй, это  будет самое точное определение. И хотя про себя не
очень удобно говорить, но офицер  связи высокой квалификации. Путешествующая
американка. Кого это может удивить?
     Миссис  Бейкер улыбалась  так же, как и  прежде, но Хилари чувствовала,
что  в  ней  произошла  какая-то перемена.  Обходительные  манеры,  показная
вежливость  - все  это  исчезло.  Перед  Хилари  сидела  деловая  и, видимо,
жестокая женщина.
     - Представляю, как ухватятся газетчики! Вот это сенсация! - проговорила
миссис Бейкер с каким-то странным смешком. - Я имею в виду вас, моя дорогая.
"Бедняжку постоянно преследовал злой рок. Она едва уцелела  при катастрофе в
Касабланке, а тут все-таки погибла". Звучит?
     Только теперь Хилари поняла, как тщательно был продуман весь план.
     - А все эти люди, - пролепетала она, - те ли они, за кого себя выдают?
     -  А  почему  же нет! Доктор  Баррон,  я  надеюсь, бактериолог,  мистер
Эрикссон  -  очень  одаренный  молодой   физик,   мистер  Питерс  занимается
исследованиями  в области химии, фрейлен Нидхейм, - она указала на молчавшую
все  время  пассажирку в одежде  монахини,  - эндокринолог. Я,  как вам  уже
известно,   офицер  связи.   К  этой  научно-исследовательской  ораве  я  не
принадлежу. - И она опять усмехнулась.
     Автомашина мчалась через пустыню. Хилари удалось взглянуть  в небольшое
окошко, и она  увидела  сзади  огромное  пламя.  Потом донесся  приглушенный
расстоянием и шумом мотора взрыв. Питерс засмеялся:
     - Итак,  самолет,  направлявшийся в Марракеш,  потерпел  аварию,  шесть
человек погибло!
     - Послушайте, но ведь это... я бы сказала... очень страшно... - Дыхание
у Хилари прерывалось.
     - Путь в Неизвестность, не так  ли? - опять  раздался голос Питерса. На
этот раз  он говорил серьезно. - Да, все это именно так.  Но  другого выхода
нет. Мы прощаемся  с  Прошлым и идем  навстречу Будущему. Мы  избавились  от
старого страшного мира безумия. Ото всех этих коррумпированных правительств,
этих поджигателей войны. Мы идем к новому миру  - миру науки,  где нет места
всяческой накипи и плесени.
     Хилари глубоко вздохнула.
     -  Это те самые слова,  которые любил  повторять мой  муж, -  осторожно
произнесла она.
     - Ваш муж? - Питерс искоса взглянул на нее. -  А-а,  это вы говорите  о
Томасе Беттертоне? Хилари кивнула.
     - То, что он сделал, -  превосходно, - сказал Питерс. - Мне не довелось
встречаться  с ним  в Штатах. ZE-расщепление - одно из  величайших  открытий
века. Я  снимаю шляпу перед Беттертоном. Он работал  со стариной Маннхеймом,
не так ли?
     - Да.
     -  А правду говорят, что  он был женат на дочери  Манн-хейма?  Хотя вы,
конечно...
     - Я его вторая жена, - произнося эти слова, Хилари слегка покраснела, -
Эльза умерла в Америке.
     - Да.  Припоминаю. Затем  он  уехал в Англию  и  работал там. И  вскоре
огорошил всех этим своим исчезновением. - Питерс  неожиданно расхохотался. -
Ушел с конференции в Париже прямо в Никуда. - И, помолчав, он пробормотал: -
Да, черт возьми! Нельзя сказать, что это было плохо организовано!
     Хилари  полностью  была согласна  с ним. Она,  как никто, понимала, что
организовано  все   было   действительно   превосходно.   И  сознание  всего
происходящего  острой, холодной болью пронзило все ее существо. Планы, коды,
знаки - все, что было так тщательно подготовлено, все теперь шло насмарку  и
становилось  бесполезным. С  ней никто не сможет  связаться.  Все  участники
этого рокового путешествия направлялись в Неизвестное Место Нааначения, куда
раньше уехал  и  Томас  Беттертон. И  не останется  никаких следов.  Ничего.
Только сгоревший самолет да обуглившиеся тела в нем. Догадаются ли Джессеп и
его помощники,  что Хилари среди  этих тел нет?  Вряд ли.  Ведь инсценировка
была проведена так убедительно и умно.
     - Интересно, куда мы направляемся? -  Это опять заговорил Питерс. В его
голосе  звучал  мальчишеский  восторг.  Для   этого  человека,   видимо,  не
существовало никаких сомнений, никаких оглядок на прошлое, в нем жило только
стремление к I тому, что было впереди. [
     "Если будет проводиться расследование, - напряженно думала Хилари, - то
обязательно  найдется  человек,  видевший автомобиль  с  шестью пассажирами,
похожими на людей, попавших в катастрофу..."
     Хилари обратилась  к миссис Бейкер,  постаравшись придать своему голосу
ту же детскую восторженность, которая звучала в голосе молодого американца:
     - Куда же мы направляемся сейчас? Что будет потом?
     - Увидите, - отрезала миссис Бейкер.
     Они все ехали и ехали. Настала ночь.  Дорога была безобразной  - шофер,
видимо, умышленно держался в стороне от больших дорог. Иногда казалась,  что
автомашина катит прямо по целине.
     Наконец Хилари укачало, и, измученная, она погрузилась в тяжелый сон.
     Ее разбудил Питере, осторожно дотронувшись до ее руки.
     -  Проснитесь, кажется, мы  куда-то  приехали. Пассажиры  выбрались  из
автомобиля,  все  чувствовали  себя  разбитыми   и  утомленными.  В  темноте
вырисовывались  очертания домика, окруженного  пальмами.  Вдали  можно  было
различить  какие-то  тусклые  огоньки: там,  наверное,  находилась  деревня.
Освещая  себе дорогу  фонариком, проследовали  в  домик.  Сидевшие  там  две
туземки с любопытством уставились на Хилари и миссис Бейкер; фрейлен Нидхейм
в своем костюме монахини не вызвала у них никакого интереса.
     Путешественниц проводили в небольшую комнату на мансарде.  Там прямо на
полу были приготовлены три матраса, рядом лежало несколько одеял.
     - У меня все тело одеревенело, - заявила миссис Бейкер. - Да, проделать
такой путь - не шутка!
     - Какое значение имеют все эти неудобства! - отозвалась монахиня. Голос
ее звучал хрипло, тон был вызывающий.
     - Что ж, вы ведь привыкли к этому, - усмехнулась миссис Бейкер, - я так
и представляю вас в монастыре - коленопреклоненная на каменном полу в четыре
часа утра.
     Нидхейм высокомерно усмехнулась.
     - Христианская религия оглупляет женщину, - изрекла  она. - У язычников
женщины  сильны!  Они  наслаждаются,  и они покоряют! Чтобы  покорять, можно
перенести любые неудобства. И тогда никакие трудности не страшны.
     - Что касается меня, - зевнула  миссис Бейкер, - то я  бы хотела быть в
моей постели в Палас-Джамаи в Феце. Что вы на это скажете, миссис Беттертон?
Держу пари, после этой тряски вы также чувствуете себя неважно?
     - Нет, ничего, - ответила Хилари.
     - Сейчас они должны принести нам что-нибудь перекусить, затем я дам вам
порошок аспирина, и постарайтесь как можно скорее уснуть.
     На   следующий  день   спали  очень   долго,  так   как  миссис  Бейкер
предупредила,   что  путешествие  возобновится  только  вечером.  Когда  все
проснулись,  миссис  Бейкер  указала  на три охапки  одежды,  которую кто-то
услужливо принес и оставил у дверей.
     - Следующий этап, - объявила она.  - Мы надеваем  туземное платье, нашу
одежду снимаем и оставляем здесь.
     Вскоре изящный  костюм американки,  твидовое  пальто  Хилари,  а  также
монашеская одежда  Нидхейм  смешались  в одной  общей куче. Все происходящее
вызывало у Хилари странное ощущение чего-то нереального.
     Она с  растущей  антипатией  приглядывалась  к немке. Это была  молодая
женщина, видимо моложе  Хилари.  Бледный цвет лица, короткие руки с толстыми
пальцами, выпуклые  холодные глаза, которые загорались каким-  то фанатичным
огнем.  Говорила она высокомерным, не допускающим возражений тоном. К Хилари
и миссис Бейкер она относилась с каким-то нескрываемым пренебрежением, как к
людям, недостойным  ее  общества. Ее поведение  возмущало  Хилари.  А миссис
Бейкер, казалось, ничего не замечала.
     Что  касается  миссис Бейкер,  то  для  Хилари  с  каждой  минутой  она
становилась все большей и большей загадкой. С
     жестокой немкой ее  нельзя было сравнить, миссис  Бейкер казалась самой
заурядной  женщиной.   Светские  манеры   делались   все   более   и   более
механическими, как у  хорошо  запрограммированного  робота.  Ее высказывания
продолжали оставаться обыденными, не выходящими за обычные рамки.  Но Хилари
утверждалась в своем подозрении, что все  это было лишь фарсом, в котором та
участвовала  уже  сотый  раз.   И   видно  было,  что  действительная  роль,
исполняемая миссис Бейкер, очень далека от нынешней.
     "Кто же она  на самом деле? - Хилари не переставала задавать себе  этот
вопрос. -  Может быть, она тоже  фанатичка? Мечтает о создании нового  мира?
Активный  противник  существующей  капиталистической системы?  И  нормальную
человеческую жизнь принесла в жертву  своим политическим убеждениям?" На все
эти вопросы ответить было нелегко...
     Поздним   вечером   путешествие  продолжили.  На  сей  раз   пассажиров
разместили в открытом автомобиле туристского  типа. Все  были в национальной
одежде берберов.
     -  Как вы  себя чувствуете, миссис Беттертон? -  с улыбкой спросил Энди
Питерс.
     - У меня такое состояние, будто все это снится, - проговорила Хилари.
     - Да, во всем этом есть что-то фантастичное.
     - А все-таки, где мы сейчас? Энди Питерс пожал плечами.
     - Этого никто не знает. Разве только миссис Бейкер.
     - Какая пустынная страна!
     - Конечно, ведь это настоящая пустыня. Так все и было задумано.
     - Чтобы не оставить никаких следов?
     -  Конечно. Вы понимаете,  вся эта штука тщательно разработана. Ни один
этап нашего путешествия не должен быть  связан с другим.  Самолет уничтожен,
он сгорел.  Старая автомашина  с  огромным багажником движется через пустыню
под  покровом  ночи. Если кто и заметит  ее, то решит,  что это какая-нибудь
археологическая  экспедиция, одна  из  тех,  что вечно  ищут  что-то в  этих
местах. На следующие сутки  появляется  туристский автомобиль, переполненный
берберами, - самое  обычное зрелище на этих дорогах. А  затем... - Он  опять
пожал  плечами. -  Кто  знает,  что  последует затем!  - Энди Питерс тряхнул
головой. - И спрашивать совершенно бесполезно. Увидим  сами... А  что это за
четыре свободы,  о  которых  говорят в  вашей  стране?  Свобода от бедности,
свобода от страха... - Питерс явно хотел сменить тему разговора.
     - Свобода от  дураков,  -  с горечью сказал доктор Баррон, подсевший  к
ним. - Вот чего  хотелось бы мне. Вот что необходимо для  моих исследований.
Свобода  от бюрократии!  Свобода ото всех  этих изводящих  нас  ограничений,
которые мешают работе!
     - Вы бактериолог, не так ли, доктор Баррон?
     - Да. Я бактериолог. Вы  даже не представляете себе,  дорогой друг, что
это за замечательнейшая из наук! Правда, тут требуется терпение, опыты и еще
раз опыты, и, конечно, - деньги, много денег. Без оборудования, помощников и
сырья ничего  не сделаешь. А если  будет все,  что необходимо,  то нет таких
вершин, которых нельзя было бы достичь!
     - Счастья, например? - спросила Хилари.
     Баррон улыбнулся ей, улыбка была теплая, человечная.
     - Вы истинная женщина,  мадам!  Только  женщина во  всех случаях  жизни
говорит о счастье.
     - А достается оно ей  редко, - грустно  сказала Хилари. Баррон согласно
кивнул головой.
     - Может быть, и так.
     -  Личное счастье  не имеет значения, -  начал Питерс серьезно.  - Надо
думать  о  счастье  для  всех,  о  братстве  духа.  Трудящиеся  свободные  и
объединенные,  в  руках которых находятся  средства производства. Свобода от
поджигателей войны, от жадных ненасытных людей, которые все захватили в свои
руки. Наука! Наука для всех, и никакой подозрительности между государствами!
     - Именно! -  отозвался  с восхищением Эрикссон. - Господствовать должны
ученые.  Это  они  должны  контролировать  и управлять. Они и  только  они -
супермены!  Только супермен что-то значит! К рабам можно относиться терпимо,
но они всего лишь рабы!
     Под  утро,  на  восходе  солнца,  шофер  остановил  машину  и  позволил
пассажирам размять ноги.
     - У вас несколько ошеломленный вид, - шепнул Энди насмешливо Хилари.
     - Конечно, доктор Баррон прав. Я всего только женщина.  Я не занималась
никакими  исследовательскими  работами. У  меня,  я полагаю,  нет  блестящих
способностей, Я ищу всего лишь счастье, как любая другая глупая женщина.
     - Ну и что же в этом плохого? - отозвался Питерс.
     -  Видите ли,  здесь  я чувствую  себя  не  в своей  тарелке.  Я только
женщина, которая стремится встретиться с мужем.
     - И этого  вполне достаточно, -  ответил  ее  собеседник, - вы выразили
самую суть.
     - Мне очень приятно, что вы все это понимаете...
     - Да, это действительно так. Скажите, - Питерс снова понизил голос, - а
вы очень беспокоитесь о своем муже?
     - Разве я оказалась бы здесь, если бы все было иначе? - ответила Хилари
вопросом.
     -  Думаю,  что  нет.  Вы  разделяете  его взгляды?  Хилари  постаралась
избежать прямого ответа:
     -  Вам  не кажется, что разговор  о  политических взглядах внутри нашей
небольшой группы как-то несколько курьезен?
     - Да, - произнес задумчиво  Питере,  -  пребывание с этими  людьми кое-
чему научило нас...
     - Я не думаю, - продолжала Хилари, - что у доктора Баррона  вообще есть
какие-нибудь политические  убеждения. Единственное, что ему нужно, это чтобы
кто-то субсидировал
     его научные  эксперименты. А  вот фрейлен  Нидхейм  говорит, как  самая
настоящая фашистка. Что касается Эрикссона...
     - Интересно, что вы можете сказать об Эрикссоне?
     -  В  нем есть что-то отталкивающее, это  самый опасный  тип людей, они
одержимы  какой-то  одной идеей... Он напоминает  мне  безумного ученого  из
кинофильма...
     -  Почему же? И  я верю в Братство народов. Вы,  например,  займете там
место любящей супруги, а миссис Бейкер... Гм, какое место вы отведете ей?
     - Не знаю. Ее еще труднее понять, чем кого-либо другого.
     - Я бы этого не сказал. Все очень просто.
     - Как же?
     - Я думаю,  что  ее  бог - деньги, и только деньги.  А она - всего лишь
маленький, хорошо оплачиваемый винтик во всем этом большом механизме.
     - Она тоже чем-то пугает меня, - призналась Хилари.
     - Чем же? В ней ведь нет ничего от безумного ученого.
     -  Она пугает меня своей  обыденностью. Самая ординарная женщина, таких
тысячи, и вот именно она принимает участие во всем этом.
     - Хозяева  смотрят на вещи реально. На эту  службу берут только лучших.
Как мужчин, так и женщин. - Голос Питерса стал суровым.
     - Разве можно считать лучшими  тех, для  кого существуют только деньги?
Ведь такие люди могут легко перейти на другую сторону.
     - Это  было  бы очень рискованно, -  проговорил Питерс  спокойно, -  но
миссис Бейкер - женщина разумная. К чему бы ей так расковать?
     Хилари вдруг вздрогнула.
     - Что? Вам холодно?
     - Да, я немного продрогла.
     - Давайте походим.
     Они стали прохаживаться  взад и  вперед. Вдруг Питерс нагнулся и поднял
что-то с земли.
     - Смотрите! Это вы потеряли. Хилари протянула руку:
     -  Да, это жемчужина. У  меня  порвались  бусы.  Это было позавчера или
вчера. Кажется, что с тех пор прошла вечность!
     - Это что, настоящий жемчуг?
     - О, нет, - улыбнулась Хилари.
     - Прошу вас!
     Хилари взяла предложенную Питерсом сигарету.
     - Какой странный у вас портсигар. И какой тяжелый!
     - Это сувенир военного времени. Сделан из осколка  снаряда, которому не
удалось убить меня.
     - Выходит, вы участвовали в войне?
     -  Да,  я из тех парней, что работали  в секретных отделах,  что всегда
следили из-за кулис, чтобы представление не сорвалось. Но  не будем говорить
о войне.
     - Куда же мы все-таки направляемся? - вернулась к  прежней теме Хилари.
- Мне никто ничего не говорит. Должны ли мы...
     Питерс прервал ее:
     - Вольнодумство здесь не поощряется. Вы поедете  туда,  куда  вам будет
сказано, и будете делать то, что вам прикажут.
     - Вам нравится  ходить  по  чужой указке,  слушаться  приказов, не имея
права сказать то, что думаете! - возмутилась Хилари.
     - Я готов  подчиняться, если в этом есть необходимость. В данном случае
дело обстоит  именно  так.  Мы  должны  добиться  Всеобщего  Мира, Всемирной
Дисциплины и Всемирного Порядка.
     - А это возможно? Этого можно добиться?
     - Все что угодно - лучше, чем тот Беспорядок, в  котором мы жили. Разве
вы не согласны?
     На  одну только минуту,  поддавшись  чувству  усталости, одиночества  и
странной красоте здешнего  раннего утра, Хилари захотелось громко закричать:
"Нет!"
     Она хотела сказать: "Почему  вы  так  осуждаете тот мир,  в котором  мы
жили? Там есть хорошие люди. Я бы предпочла мир добрых человеческих существ,
имеющих какие-то недостатки,  миру суперменов-роботов, не знающих, что такое
жалость, взаимопонимание и сочувствие".
     Но Хилари вовремя сдержалась.
     -  О, конечно,  вы  правы! Я  просто устала,  - проговорила  она. - Нам
действительно следует подчиняться и идти вперед.
     - Вот так-то лучше, - усмехнулся Эндрю Питерс.




     Путешествие  во сне.  Да, таким оно представлялось Хилари,  и с  каждым
днем явь все больше и больше напоминала сон. Ей казалось, что всю свою жизнь
она едет  с  этими так  странно подобранными  попутчиками,  которые сошли  с
привычного жизненного пути, чтобы кануть в Неизвестность.
     "Но этих людей  трудно назвать беглецами,  - размышляла  Хилари.  - Все
поступили как будто свободно и по доброй воле".  Насколько ей было известно,
никто  из  них  не  совершал  никаких преступлений, никого  не  преследовали
полицейские власти. И все  же почему-то прилагались огромные  усилия,  чтобы
уничтожить все их следы. Хилари терзалась над этой загадкой. Все происходило
таким  образом, будто они постоянно  превращались в каких-то других людей. С
ней самой обстояло  именно  так. Из  Англии она  уехала как  Хилари Крейвен,
затем стала  Оливией Беттертон,  и, может быть, именно поэтому ее ежеминутно
преследовало ощущение  какой-то нереальности. Однако  с  каждым  днем Хилари
спокойнее  реагировала на бойкие политические лозунги своих попутчиков.  Она
чувствовала, что становится  серьезнее и  выдержаннее,  находит в себе  силы
противостоять их влиянию.
     Хотя именно теперь Хилари совершенно точно осознала, что она боится их.
Никогда  раньше ей  не приходилось  встречаться  с высокоодаренными  людьми.
Здесь  же  она   вступила   в   непосредственное  соприкосновение  с   самой
гениальностью. Гениальностью, которая уже граничила с отклонением от нормы и
доминировала над обычным человеческим разумом и чувствами.
     Все эти пятеро  во многом отличались друг от друга. Для доктора Баррона
все  заключалось в страстном желании возобновить лабораторные исследования и
работать, не испытывая никаких ограничений ни в финансах, ни в материале для
опытов. А для чего все  эти его труды? Хилари сомневалась, чтобы бактериолог
задавал себе этот вопрос. Как-то он заговорил с ней о  силе,  которую мог бы
обрушить  на  огромный континент. Он сказал, что вся эта громадная  страшная
сила умещается в одной маленькой ампуле.
     - И  вы могли бы сделать это?! Вы  действительно могли бы развязать эту
силу?! - изумилась Хилари.
     И  доктор  Баррон,  взглянув   на  нее  с  легким  удивлением,  ответил
утвердительно.
     - Да, - сказал он, - конечно, да, если возникнет необходимость.
     Эти слова он произнес несколько  небрежным тоном. И продолжал развивать
свою мысль.
     -  Вы знаете,  было  бы так захватывающе интересно увидеть  все  это  в
действии. - И затем добавил с глубоким вздохом. -  Понимаете, еще  так много
нужно сделать открытий, так много нужно узнать.
     И тогда Хилари поняла. Она поняла,  чего хочет  этот человек, одержимый
одной-единственной,  пожирающей все  его существо идеей.  Его цель - научные
открытия, а то, что они принесут смерть миллионам  человеческих  существ, не
имеет никакого значения. Это была его точка зрения, и доктор Баррон не видел
в ней ничего плохого.
     К   фрейлен  Нидхейм  Хилари   чувствовала   еще   большую   неприязнь.
Высокомерие, проявлявшееся в ее обращении с окружающими, возмущало 'Хилари.
     К   Питерсу  Хилари  относилась  с  симпатией,   правда,  временами  ее
настораживал  и пугал  фанатический  блеск,  неожиданно появлявшийся  в  его
глазах.
     Как-то Хилари сказала Питерсу:
     - Мне кажется, вы вовсе не стремитесь к созданию какого-то нового мира.
Вас может радовать только уничтожение старого.
     - Вы ошибаетесь, Оливия. Что такое вы говорите!
     - Нет, я не ошибаюсь. В вас живет  ненависть. Я чувствую ее. Ненависть.
Стремление к разрушению.
     Эрикссон тоже был для нее совершенно непонятной фигурой. Хилари считала
его мечтателем. Ей казалось, что он еще более далек от действительности, чем
француз, но  менее обуреваем  страстью к разрушению, чем Питерс. Видимо, это
был какой-то странный фанатичный идеалист.
     -  Мы должны  овладеть всем миром, - говорил  он.  - И  тогда мы  будем
господствовать.
     - Кто это - мы? - спросила Хилари.
     Он склонил голову, в глазах была холодная решимость.
     - Мы - прекрасное меньшинство, мозговой трест. В этом вся суть.
     "Куда мы  идем, -  думала Хилари, - к чему это все может  привести? Эти
люди безумны, но каждый из них безумен  по-своему. У каждого своя цель, свои
видения.  Да, да,  именно видения".  Мысли  Хилари вновь обратились к миссис
Бейкер. В той не было  ни фанатизма, ни ненависти, ни определенной  цели, ни
надменности,  ни  стремлений.  "У этой  женщины, - думала  Хилари, -  нет ни
сердца, ни  совести. Она просто  послушное орудие в руках какой-то  огромной
неизвестной силы".
     Третий  день  путешествия  был  на  исходе.  Они  прибыли  в  крошечный
городишко и  остановились в местной гостинице. Здесь выяснилось, что следует
вновь надеть европейское платье. Эту ночь Хилари спала в маленькой, лишенной
какой бы то ни было мебели, чисто выбеленной комнатушке,  которая напоминала
келью. Чуть забрезжил рассвет, миссис Бейкер разбудила Хилари:
     - Мы отправляемся прямо сейчас. Самолет ждет.
     - Самолет?
     - Конечно,  дорогая. Мы, слава господу,  возвращаемся  к цивилизованным
средствам передвижения.
     Через  час  езды  на автомобиле  путешественники  подъехали к небольшой
взлетной площадке, где  стоял самолет. Видимо, это был один  из  заброшенных
военных  аэродромов.  Пилот сказал по-французски,  что лететь  они будут над
горами.
     Около полудня самолет сел на оборудованной в горах посадочной площадке.
Неподалеку высилось белое здание.
     Миссис Бейкер неторопливо направилась к нему.  Около здания стояли  две
автомашины. Это был какой-то частный аэродром  особого назначения, поскольку
не было видно никакого обслуживающего персонала.
     -  Ну  что  ж, -  бодро  возвестила  миссис Бейкер, - наше  путешествие
закончено.  Теперь мы все пойдем умоемся и  почистимся  с дороги. Затем  эти
машины отвезут вас куда следует.
     -  Путешествие закончено, вы говорите? -  удивилась  Хилари. - Но... но
ведь мы не пересекли ни одного моря?
     -  А вы этого  ожидали? -  Замечание Хилари, видимо, развеселило миссис
Бейкер. Хилари смутилась.
     - Вообще-то, да. Я, действительно, думала... - Она замолчала.
     Миссис Бейкер покачала головой.
     - Знаете, именно  так думает  большинство.  Тысячи  глупостей говорят о
каком-то железном занавесе. Что до меня, то мне кажется, этот самый железный
занавес может быть опущен в любом месте. Люди как-то не понимают этого.
     Пассажиров обслуживали двое арабов. Перекусили сэндвичами, бисквитами и
кофе. Потом миссис Бейкер взглянула на свои часы:
     - Ну, что ж, теперь все. Здесь я с вами прощаюсь.
     - Вы возвращаетесь в Марокко? - с удивлением спросила Хилари.
     - Да  нет, это не подходит мне,  "погибшей при авиационной катастрофе".
Нет, теперь у меня будет другая работа.
     - Но ведь вас же кто-нибудь может узнать, - не успокаивалась Хилари.  -
Я имею в виду тех, кто встречался с вами в гостиницах Феца и Касабланки.
     - Очень  может  быть, только  они ошибутся, и  все тут. Теперь  у  меня
другой  паспорт. Кроме того,  ведь вполне достоверна версия,  что моя сестра
миссис  Кэлвин Бейкер погибла при воздушной катастрофе.  А она была очень на
меня похожа. И  вообще, для  тех постояльцев,  которыми  обычно  переполнены
гостиницы, все путешествующие американки средних лет - на одно лицо.
     "Да, -  подумала  Хилари, - именно так  оно и есть. Во внешности миссис
Бейкер  не  было ничего примечательного  -  скромно  одетая,  подтянутая,  с
аккуратно уложенными  седыми буклями". Что касается ее внутреннего мира,  то
миссис Бейкер  или очень хорошо маскировалась, или  у нее  просто ничего  не
было за душой.
     -  Какая же вы  на самом деле,  миссис  Бейкер? -  неожиданно  спросила
Хилари.
     - Зачем вам это?
     -  Да,  вы правы. Зачем!..  Но ведь мы вместе  проделали такой  большой
путь, да еще в таких трудных  условиях, и мне кажется странным, что я ничего
не знаю о вас. Ничего из того, я имею в виду, что составляет ваше "я", - что
вы чувствуете, что думаете, что для вас важно, а что не имеет значения.
     - Я и  не предполагала,  что  у вас такие  следовательские наклонности,
дорогая, - проворковала в ответ миссис Бейкер.  - Послушайтесь моего совета,
искорените их в себе.
     -  Я  даже не  знаю, из какой  части  Штатов вы приехали,  - продолжала
настаивать Хилари.
     -  Это также не имеет  ровно никакого значения. Я давно порвала с  моей
страной. Есть причины, по которым я никогда не смогу туда вернуться. Если бы
я  могла  расплатиться  с Америкой  за все те неприятности,  которые она мне
доставила, я бы сделала это с удовольствием.
     На какую-то секунду на лице миссис Бейкер прорвалась ненависть. Но  она
снова перешла на свой бодряческий тон:
     - Итак, прощайте, миссис Беттертон! Я надеюсь, что вы скоро встретитесь
со своим супругом. На что Хилари жалобно ответила:
     - Я понятия не имею, где нахожусь, даже не знаю, в какую часть света вы
меня завезли.
     - О, это совсем просто. Теперь уже нет никакого смысла
     делать из  этого тайну.  В атласе  обозначена  удаленная  от всего мира
точка.  Она находится неподалеку от...  -  Миссис Бейкер недосказала фразы и
как ни в чем не бывало отошла от Хилари. Пилот уже стоял у трапа, ожидая ее.
     Хилари стало  страшно. Все-таки эта  американка  была последним звеном,
которое связывало ее с внешним миром. По-видимому,  Питере, стоявший рядом с
Хилари, понял, что она переживала.
     - Страна, откуда не возвращаются, - произнес он тихо. -  Думаю, что  мы
попали именно туда.
     Ей показалось, что голос доктора Баррона донесся откуда-то издалека:
     -  Будьте  мужественны,  мадам.  Или  вам  хочется  побежать  за  вашей
американской  приятельницей? Мечтаете забраться в самолет и вернуться назад,
в тот мир, который вы покинули?
     - А могла бы я вернуться, если б захотела? Француз пожал плечами:
     - Кто знает!
     -  Может  быть,  окликнуть миссис  Бейкер? Еще не  поздно, -  предложил
Питерс.
     - Конечно, нет! - Голос Хилари звучал резко.
     -  Здесь нет места для людей  со слабой волей, - презрительно  вставила
все время молчавшая фрейлен Нидхейм.
     -  Что вы! Этого  нельзя  сказать  о миссис  Беттертон, - вставил мягко
Баррон, - просто она, как каждая мыслящая женщина, задает себе вопросы. - Он
сделал  ударение на слове "мыслящая", как бы  противопоставляя Хилари немке.
Но на Нидхейм тон  Баррона  не произвел никакого  впечатления, она презирала
всех   французов   вместе  взятых  и  пребывала  в  счастливом   заблуждении
относительно оценки собственной персоны.
     Раздался высокий нервный голос Эрикссона:
     -  Как может человек, достигнувший наконец свободы, раздумывать - ехать
обратно или нет!
     -  Но если возвращение невозможно, если даже выбор невозможен, то какая
же это свобода! - с возмущением воскликнула Хилари.
     В это время к группе спорящих пассажиров подошел один из слуг:
     - Прошу вас, автомобили поданы.
     Действительно,  их ожидали  два "кадиллака". Хилари попросила, чтобы ее
посадили впереди, вместе с шофером. Свою просьбу  она объяснила  тем, что от
длительной езды  на машине  у нее начинается тошнота, и объяснение  это ни у
кого  не  вызвало подозрений. Пока  ехали,  Хилари  время  от времени делала
какие-нибудь  замечания  -  то  восхищалась погодой,  то  "кадиллаком".  Она
неплохо говорила по-французски, и шофер  отвечал ей  вполне благожелательно.
Казалось, что его расположение не было наигранным.
     - Нам долго придется ехать? - спросила она.
     - От аэродрома до больницы? Часа два, мадам.
     Больница. Это было что-то новое. Хилари  почувствовала,  что ее ожидают
какие-то новые  неприятности. Она  еще раньше  заметила,  хотя и не  придала
этому   большого   значения,  что  фрейлен   Нидхейм  на  последней  стоянке
переоделась в платье, которое  носят медицинские сестры. Теперь  она связала
это со словами шофера.
     -  Расскажите  мне  о вашей  больнице, -  попросила  Хилари  как  можно
равнодушнее.
     Шофер с удовольствием откликнулся на ее просьбу:
     -   О,  мадам!   Наша   больница   замечательная!   Самое   современное
оборудование!  Сюда  приезжают  со  всех концов  света  врачи  -  и  все  не
нахвалятся. Все это сделано в гуманнейших целях.
     -  Да,  да, должно быть, это так. Именно  так, - машинально проговорила
Хилари.
     - Эти несчастные,  -  продолжал шофер, - раньше их просто выслали бы на
какой-нибудь  отдаленный остров, и  там они погибли бы медленной  смертью. А
здесь  их лечат  новым  препаратом  доктора  Колини,  и, знаете, большинство
больных излечивается. Даже те, у кого болезнь запущена.
     - Мне кажется, что это слишком уединенное место для больницы, - пустила
пробный шар Хилари.
     -  Это  именно  то, что  требуется.  Так  настаивали  власти.  А  здесь
чудесный, целебный воздух. Смотрите, мадам, отсюда уже видно, куда мы едем!
     Они  приближались к небольшой цепи гор, образующей котловину, в которой
находилось очень длинное сверкающее белизной здание.
     - Какое  достижение!  - восторгам  шофера, казалось, не будет конца.  -
Возвести здесь такое!  Деньги затрачены, конечно, баснословные. О, мадам, мы
очень  обязаны  богатым  филантропам мира сего.  Это не  то  что всякие  там
правительственные мероприятия, проводимые на нищенские  суммы.  Здесь деньги
лились, как вода. Наш патрон, говорят, один из  самых богатых  людей во всем
мире.  И вот здесь он построил это замечательное учреждение, цель которого -
облегчить человеческие страдания!..
     Вскоре автомашины остановились у высокой железной ограды, неподалеку от
ворот.
     -  Здесь  вам  придется  выйти,  мадам,  -  услышала Хилари.  -  Нам не
разрешают въезжать в ворота. А наши гаражи находятся в километре отсюда.
     Путники вышли из автомобилей. На воротах был прикреплен огромный замок.
Но никто из приехавших не успел до  него дотронуться:  ворота стали медленно
открываться. Человек в белой одежде с черным  улыбающимся лицом поклонился и
знаком пригласил войти. Они медленно вошли в  ворота, которые тотчас же были
заперты.  Первое,  что   бросилось  в  глаза,   -   это  проволочная  сетка,
отгораживающая часть двора. Там прогуливались  взад  и вперед какие-то люди.
Потом они столпились и с любопытством стали разглядывать  приехавших. Хилари
вдруг издала крик "ужаса.
     - Смотрите! Да ведь это прокаженные! - ее губы тряслись. - Прокаженные!
- Ужас охватил все ее существо.
     Главах
     За  путешественниками со  скрежетом закрылись железные  ворота,  и  они
оказались в лепрозории. "Оставь надежду, всяк сюда  входящий..." - вспомнила
Хилари.
     Да, это  конец,  думала  она, конец всему.  О каком побеге может теперь
идти  речь!..  Ставкой  Хилари  была  смерть,  и  Хилари  проигрывала.   Она
представляла себе Беттертона, который говорит:  "Послушайте,  это совсем  не
моя жена!" И тогда все поймут, кто к ним пробрался...
     А может, еще до того, как Беттертон  успеет  спросить:  "Кто вы?" -  ей
сказать первой: "Вы  не мой муж?" Притвориться, разыграть возмущение, ужас и
сделать это так, чтобы у них появилось сомнение -  тот ли человек Беттертон,
за  кого  себя  выдает?  Не подослан ли вместо  него  другой  ученый,  иными
словами, шпион? Это будет непорядочно по отношению к Беттертону,  но ведь он
продает секреты своей страны...
     Приехавших вышел встречать высокий красивый человек.
     - Рад вас видеть, дорогой доктор! - сказал он Баррону по- французски. И
затем, повернувшись к Хилари, проговорил уже по- английски:
     - О! Миссис  Беттертон! Мы очень рады приветствовать вас  здесь. У  вас
была такая долгая  и трудная поездка.  Ваш  супруг  чувствует себя хорошо и,
естественно, с  нетерпением  ждет вас. - И он сдержанно  улыбнулся.  Но  его
глаза оставались холодными.
     Хилари почувствовала,  что у  нее  начинает кружиться  голова.  Питере,
который стоял рядом, поддержал ее.
     - Вы, наверное, не знаете, - обратился Питерс к встречающему,  - Миссис
Беттертон попала в авиационную катастрофу  в  Касабланке. А  теперь  еще эта
дорога  -  Хилари  с  удивлением  уловила  какую-то  теплоту  в  его голосе.
Головокружение не проходило. Как ей хотелось  поддаться соблазну и  упасть в
обморок, любым  способом  отсрочить хоть на некоторое время ту минуту, когда
ее разоблачат. Но ведь Беттертон может  сам  прийти сюда,  любой  муж пришел
бы... Хилари попыталась взять себя в руки.
     Что ж,  если  это конец, то пусть он будет достойным.  Да, она пойдет к
Беттертону,  и, когда он  откажется  от нее, Хилари пустит  в  ход последний
козырь - она скажет ему уверенно и бесстрашно:
     -  Вы правы. Конечно, я не ваша жена. Мне очень горько, но ваша жена...
простите за  это ужасное известие... умерла.  Я была  в больнице, когда  она
умирала. Так  случилось, что я поклялась найти  вас  и передать ее последние
слова.  И  я  очень  стремилась  выполнить  данное  ей слово.  Видите  ли, я
сочувствую  всему,  что вы здесь делаете, вашим  политическим взглядам.  Мне
хотелось чем-то помочь вам. Но все это очень неубедительно...
     -  Нет,  нет!  Я должна видеть Томаса, - сказала она  твердо. -  Я хочу
сейчас же идти к нему! Сию же минуту! Пожалуйста!
     - Конечно, конечно, миссис Беттертон,  я вполне понимаю ваше состояние.
А! Вот и мисс Дженнсон!
     Вошла худая девица в очках и стала рядом с ним.
     -  Познакомьтесь, мисс Дженнсон! Это миссис Беттертон, фрейлен Нидхейм,
доктор Баррон, мистер Питере, доктор  Эрикссон.  Проводите их, пожалуйста, в
Отдел  регистрации.  Но  сначала  предложите  им  что-нибудь  выпить.  Через
несколько  минут я к вам присоединюсь. Только провожу миссис Беттертон к  ее
мужу. Следуйте за мной, миссис! Прошу вас!
     Перед тем,  как свернуть в коридор, Хилари оглянулась: Питерс глядел ей
вслед.  У него  был  какой-то растерянный и  очень огорченный  вид. И Хилари
подумала,  что, может  быть, видит его  в последний  раз... И  она  помахала
Питерсу рукой.
     Ее спутник не прекращал оживленно болтать.
     -  Сюда,  пожалуйста, миссис Беттертон.  Сначала вам  покажется,  что в
нашем здании трудно ориентироваться.  Здесь огромное число  коридоров, и все
так похожи один на другой...
     "Как  дурной  сон,  -  думала  Хилари,  -  когда снятся  длинные  белые
лабиринты, и ты не можешь найти дорогу назад..."
     - Я что-то не разберу, где  мы находимся,  - сказала она.  -  Это  что,
больница?
     - Нет, конечно,  нет!  Вы, видимо,  вообще ничего не можете  понять, не
правда  ли? У вас был, как они говорят, "слепой полет"... Между прочим, меня
зовут Поль Хейдем. Поль Ван Хейдем.
     - Это все как-то странно... и довольно страшно, -  с трудом проговорила
Хилари. - Эти прокаженные...
     -  Да,  да,  конечно.  Картина  неприглядная.  И  пугает  именно  своей
неожиданностью. Это  очень действует  на вновь прибывших.  Но вы привыкнете.
Да, да, со временем привыкнете.
     Ван Хейдем остановился около какой-то двери, постучал, подождал немного
и затем открыл ее.
     -  Эй, Беттертон! Вот  наконец  и  мы.  Вот  ваша жена!  - И  несколько
театрально он отступил назад.
     Хилари  вошла в комнату, готовая ко всему. У окошка в полуоборот  к ней
стоял мужчина. Очень красивый. Она это отметила с большим удивлением. Совсем
не таким  представляла она себе Томаса Беттертона. Он совсем не был похож на
человека с фотографии Джессепа...
     Хилари шагнула  к  Томасу, но тотчас сделала  резкое  движение назад, к
двери. Раздался ее испуганный, изумленный голос:
     -  Но... но  ведь  это  не  Томас!  Это  вовсе  не мой  муж!  -  Хилари
чувствовала,  что  у  нее совсем  не плохо  вышла  эта  сцена.  Но драматизм
драматизмом, а только бы не
     переиграть.  И она посмотрела Ван Хейдему прямо в  глаза, в ее  взгляде
был вопрос.
     И тогда  раздался громкий смех. Это смеялся Томас  Беттертон. Спокойно,
весело и как-то самодовольно.
     - Вот  здорово!  Не  правда ли, Ван  Хейдем?  Даже собственная жена  не
признает меня!
     Он быстро приблизился к Хилари и обнял ее.
     -  Оливия,  дорогая! Разве ты  не узнаешь меня? Я твой Томас, но у меня
теперь не такое лицо, какое было прежде.
     Беттертон  крепко  сжимал ее в объятиях, его  губы касались  ее уха.  И
неожиданно Хилари услышала:
     - Не портите игру, ради бога. Кругом опасность.
     Он разжал руки, взглянул в ее лицо и затем снова привлек к себе.
     -  Дорогая! Кажется, прошли  годы, как мы  расстались. Но наконец-то ты
здесь!
     Она  чувствовала,   как   его   пальцы   сжимают   ее   руку,   посылая
предупреждение.
     Хилари  ничего  не  понимала, она  просто  не могла понять.  Но то, что
происходило, было чудом, посланным небом.  И теперь еще увереннее продолжала
играть свою роль.
     - Томас! - воскликнула Хилари. - Скажи мне, что произошло с...
     -  Ничего особенного! Пластическая операция.  Доктор  Герц  из Вены. Он
живет и работает здесь. Это необыкновенный человек! И, пожалуйста, не говори
мне, что тебе жаль мой старый сломанный нос!
     - Время тянулось так  медленно, - пробормотала  Хилари, - я совсем... -
она покачнулась. - Можно я сяду? Беттертон поспешно усадил ее в кресло.
     - Конечно, дорогая. Все  уже позади. Это твое ужасное путешествие,  эта
катастрофа. Господи! Какое счастье, что ты уцелела!
     - Но, знаешь, милый, это сильно отразилось  на мне,  - на  губах Хилари
появилась виноватая улыбка,  -  моя бедная голова... я  часто забываю разные
вещи, все путаю, у меня бывают дикие головные боли. А теперь вот встретилась
с  тобой,  но  ты  так выглядишь!  Совсем  незнакомый человек! Прости  меня,
дорогой, я совсем смешалась. Мне так не хочется быть тебе в тягость!
     - Ты? В тягость? Никогда! Ты просто не  должна принимать все это близко
к сердцу!
     Ван Хейдем неслышными шагами направился к двери.
     - Я оставлю вас, - сказал он. - Но через некоторое время проводите вашу
жену  в  Отдел  регистрации,  Беттертон. И он  вышел. Беттертон бросился  на
колени перед Хилари.
     - Дорогая,  дорогая...  -  И  опять она  почувствовала, что его  пальцы
слегка сжали ее плечо  как-то  предупреждающе. - Продолжайте, продолжайте! -
прошептал он. - Здесь может быть микрофон. Никогда не знаешь...
     Хилари  положила руки на  плечи Беттертону. Она внимательно смотрела на
него, на губах ее блуждала счастливая улыбка. (Вполне вероятно, что их могли
не только подслушивать, но и наблюдать.)
     Спокойно и холодно оценивала  она человека,  сидящего перед ней. У него
красивое  нервное лицо, лет ему  около тридцати.  Видимо,  этот человек  был
чем-то страшно напуган,  чувствовалось, что его нервы  взвинчены до предела.
Наверное, он  приехал  сюда  полный  надежд,  а теперь  дошел до  такого вот
состояния.
     -  Скажи, Томас, здесь... хорошо? Ты доволен?  - Вопрос был  необходим.
Какая жена не задаст своему мужу такой вопрос.
     - О, да, здесь чудесно! -  Беттертон  расправил плечи и поднял  голову.
Губы его  улыбались, а глаза  были испуганные и несчастные. -  О, здесь есть
все возможности. Не жалеют никаких затрат. Прекрасные условия для  работы. А
сама Организация! Это что-то грандиозное!
     - Томас, сюда все приезжают таким же путем, как и мы?
     - Здесь не полагается говорить об этом, прости меня, дорогая...
     - А прокаженные? Тут действительно лепрозорий?
     -  Да.  У  нас  работает большая  группа  врачей.  Но это  просто умная
маскировка.
     - Понятно. - Хилари огляделась вокруг. - Это наша квартира, Томас?
     - Да. Гостиная, ванная, а там спальня. Пойдем, я покажу тебе.
     Хилари поднялась и  пошла вслед за Беттертоном через красиво отделанную
ванную комнату в просторную спальню, где стояли две кровати.
     -  Не представляю, что  я  туда  повешу,  - заметила она  с  улыбкой  и
показала на большой платяной шкаф. - Все, что у меня есть, - на мне.
     -  Здесь  ты  сможешь  заказать  себе все,  что захочешь.  У  нас  есть
специальный Отдел фасонов и мод, там - все необходимое для женщин, вплоть до
косметики. Все самое лучшее, разумеется, что производится на белом свете.
     Хорошо оборудованная  клетка...  Только  подумать,  ради  чего все  эти
совершенно несхожие между собой люди  бросили свою страну, родных, привычный
образ жизни! Доктор  Баррон,  Энди Питере, Эрикссон с его сонным лицом,  эта
надменная Нидхейм. Знали ли они, что найдут здесь? Согласились бы они тогда?
Обретут ли они то, что хотели?..
     - Нам пора идти в Отдел регистрации, - неловко сказал Беттертон.
     - А что это такое?
     - Каждый, кто приезжает сюда, должен пройти через него.  Там записывают
состояние здоровья,  зубов,  кровяное  давление,  группу крови,  психические
реакции, вкусы, аллергены и так далее и тому подобное.
     - Это что-то военное или скорее медицинское?
     - И то, и другое, - ответил Беттертон. - Все вместе. Это Организация...
О, она замечательная!
     -  Я так  и  думала!  - Хилари  постаралась  вложить  как  можно больше
энтузиазма в свои слова.
     -  Тебе еще  предстоит  во  многом  разобраться,  - медленно проговорил
Беттертон. - И лучше  всего  не  стараться делать  это  тотчас же и в полном
объеме.
     Он опять поцеловал  Хилари. Со стороны этот поцелуй показался бы нежным
и страстным, хотя на самом деле был холоден.




     Отдел регистрации представляла женщина, всем  своим  видом напоминавшая
строгую бонну.
     -  Так!  -  воскликнула она,  одобрительно  блеснув  стеклами  делового
пенсне, когда чета Беттертонов появилась  на пороге ее кабинета.  - Остались
только вы, миссис Беттертон.
     По-английски она  говорила  без  ошибок,  но  ее  речь  была  настолько
стерильно-правильной,  что   Хилари  не  без  оснований  заподозрила  в  ней
иностранку. Та действительно оказалась шведкой.  Она указала Хилари на стул,
открыла шкаф, который стоял  около нее, и, вытащив оттуда кипу анкет, начала
что-то быстро писать.
     - Ну, ладно, Оливия, я пока пойду, - смущенно сказал
     Беттертон.
     -  Да,  пожалуйста,  доктор  Беттертон.  А  нам  лучше  всего  поскорее
покончить со всеми этими формальностями.
     Томас вышел,  осторожно  прикрыв за собой  дверь. Робот, так Хилари про
себя назвала эту женщину, продолжал писать.
     -  А теперь, - обратилась она к  Хилари  необычайно  деловым  тоном,  -
начнем. Прошу вас, назовите  ваше полное имя, возраст, место рождения, имена
родителей, какими серьезными  болезнями вы болели, ваши вкусы, есть ли у вас
какое-нибудь хобби, перечислите,  где и кем работали, какую степень получали
в университете, что предпочитаете из еды и напитков.
     Казалось,  перечень вопросов был  неисчерпаем.  Хилари  отвечала легко,
почти  не задумываясь. Да, теперь она с  благодарностью вспоминала занятия с
Джессепом. Когда они покончили  с  последним пунктом,  робот  удовлетворенно
произнес:
     - Хорошо. У  меня все. Теперь  мы передадим вас доктору Шварцу, который
проведет медицинское обследование.
     - Вот как? - изумилась Хилари. - И все это необходимо? Ерунда какая-то!
     - О, миссис Беттертон! Мы любим, чтобы все  было зафиксировано  у нас в
анкетах. Уверяю  вас, что доктор  Шварц вам очень  понравится. А от  него вы
пройдете к доктору Рабеку.
     Доктором  Шварцем  оказалась   светловолосая  приятная   женщина.   Она
осмотрела Хилари и отправила ее к доктору Рабеку.
     -  А  кто такой  этот  доктор Рабек?  -  спросила Хилари.  -  Еще  один
терапевт?
     - О нет. У него другая специальность. Он психиатр.
     - Я не хочу к психиатру! - воскликнула Хилари. - Я не люблю психиатров!
     - Не расстраивайтесь, миссис Беттертон. Никто  не собирается подвергать
вас какому  бы то  ни  было  лечению.  Вам  предложат  тест  на  определение
умственных способностей и только.
     Доктор Рабек,  высокий  меланхоличный  швейцарец  лет  сорока,  вежливо
поздоровался  с Хилари, затем взглянул на карту, которую передала ему доктор
Шварц, и одобрительно кивнул головой.
     -  Я рад, что со здоровьем  у вас все в порядке,  - проговорил он. - Вы
ведь недавно пережили авиационную катастрофу? Не так ли?
     - Да, - подтвердила  Хилари,  - в Касабланке я лежала в больнице  около
четырех или пяти дней.
     -  Четыре  или  пять  дней -  срок  явно  недостаточный.  Вам следовало
полечиться подольше.
     - Но я не хотела оставаться там, мне надо было продолжать поездку.
     - Да,  конечно, вас  можно  понять. Но все же вам необходим  длительный
отдых.  Вы  можете  выглядеть вполне удовлетворительно  и  чувствовать  себя
нормально,  а последствия контузии,  тем  не  менее,  могут сказаться.  Вот,
например, нервные  рефлексы  у вас  не совсем такие, какими должны быть. Это
можно  объяснить отчасти переутомлением  после тяжелой  дороги,  а отчасти и
контузией. У вас случаются головные боли?
     -  Да,  очень сильные.  Начинает  кружиться  голова,  и у меня какие-то
провалы памяти, никак не могу вспомнить, что было раньше.
     Хилари понимала, что ей следует особенно подчеркивать этот момент.
     - Да, да, пожалуй. Но это должно пройти.
     Хилари сначала нервничала.  Но оказалось, что все идет  нормально. Тест
был  самый  обычный. Доктор Рабек делал  карандашом какие-то пометки в своих
бумагах.
     - Знаете, - заявил он наконец, - это  большое удовольствие иметь дело с
человеком, который  не  является гением ни  в каком аспекте! Надеюсь,  мадам
правильно поймет меня и не обидится на мои слова.
     Хилари рассмеялась.
     - О, конечно, я не отношусь к гениям!
     -  Ваше  счастье,  - вздохнул  доктор Рабек.  - Уверяю вас,  _что  ваше
существование  здесь  будет  намного  спокойнее,  чем  других  людей.  -  Он
помолчал. -  Понимаете,  я имею дело  с выдающимися личностями.  Они  обычно
очень  реактивны  и легко выходят  из  равновесия, а  эмоциональная нагрузка
переносится ими  тяжело.  Человек  науки,  мадам, это отнюдь  не  спокойный,
холодный  индивидуум, именно  о нем  следует писать романы. Если говорить об
эмоциональной уравновешенности, то
     между  первоклассным  теннисистом,   оперной  примадонной  и   физиком-
атомщиком очень незначительное различие.
     - Быть может, вы и  правы,  -  ответила Хилари,  вспомнив,  что она уже
несколько  лет  живет  в  тесном  общении  с  ученым  миром.  -  Да,  ученым
свойственно проявление определенного темперамента.
     - Да  вы не поверите,  - воскликнул  доктор,  разведя  руками,  - какие
страсти  разгораются здесь! То  ссоры, то ревность, то обиды!  А  мы  должны
принимать всяческие  меры, чтобы все это улаживать. Что касается вас, мадам,
-  он  улыбнулся,  -  вы  окажетесь  в  группе,  составляющей незначительное
меньшинство. Счастливая группа - если можно так сказать.
     - Я не совсем понимаю вас. Что это за меньшинство? - удивилась Хилари.
     -  Это  жены, -  ответил доктор  Рабек. - Здесь  их  мало,  ведь только
немногим разрешили  приехать. Так  вот, на них почти не отражаются  те вещи,
которые мучат других.
     - А чем  занимаются здесь жены? - поинтересовалась Хилари и прибавила с
извиняющейся ноткой в голосе: - Это все так ново для меня. Я, честно говоря,
пока еще ничего не понимаю.
     -  Естественно,  что  не понимаете. Совершенно естественно.  Это особый
случай... Что  же, вы выбираете себе какое-то  хобби,  занятие, развлечение,
проходите особые  образовательные курсы.  Человеку  предоставляется  широкое
поле деятельности. Я думаю, что вы сочтете здешнюю жизнь вполне приемлемой.
     - А вы находите ее такой?
     Это  был довольно дерзкий вопрос, и Хилари уже  стала сомневаться, умно
ли было задавать его.
     Но доктора Рабека ее вопрос всего-навсего развеселил.
     - Да, мадам, - сказал доктор. - Мою жизнь я нахожу крайне интересной.
     - Скажите, доктор, вы никогда не жалеете, что покинули
     Швейцарию?
     - Нет, по дому  я не скучаю. Отнюдь. Это  частично можно объяснить тем,
что прежде я жил в очень плохих условиях. Жена и семеро детей. А я, мадам...
я не создан  для семейной жизни. Нет, жизнь для меня стала бесконечно  более
приятной.  У  меня  тут  неограниченные  возможности  для  изучения  психики
одареннейших  людей.  Я  пишу о  них книгу.  Здесь я  свободен  от всяческих
домашних  работ.  Никаких огорчений,  никаких  помех.  Все  это  меня вполне
устраивает.
     - А куда мне  теперь идти?  - спросила Хилари, когда  Рабек  поднялся и
дружелюбно пожал ее руку.
     - Теперь - к мадемуазель Ларош. Она вас проводит в Отдел фасонов и мод.
Результаты вашего посещения, я уверен, будут замечательными.
     После суровых  особ  женского  пола, похожих на роботов, очаровательная
мадемуазель Ларош вызвала приятное удивление.
     - Я счастлива, мадам, познакомиться с вами, -  любезно улыбнулась та. -
Надеюсь, что смогу помочь вам. Поскольку вы только что приехали и, наверное,
очень устали,  я  рекомендую вам выбрать лишь самое  необходимое. Завтра  вы
сможете познакомиться со всем, что у нас есть,  и  сделать заказ. Итак, если
не возражаете, я предлагаю вам сейчас белье, обеденное платье и костюм.
     - Это  чудесно! - воскликнула Хилари.  - Даже  не могу сказать вам, как
это ужасно, когда не имеешь ничего, кроме зубной щетки!
     Мадемуазель  Ларош весело рассмеялась, затем  провела Хилари в огромное
помещение, где в стенных шкафах висела  одежда самого разнообразного фасона,
размера и назначения. Хилари выбрала лишь самое необходимое, и  Ларош повела
ее в  косметический отдел, где  был самый разнообразный выбор крема, пудры и
других предметов туалета. Все то, что отобрала Хилари, было вручено одной из
помощниц Ларош,  девушке с лоснящимся темнокожим лицом - с указанием отнести
на квартиру Беттертонов.
     -  Надеюсь  в  скором времени  опять  видеть  вас здесь, -  проговорила
мадемуазель Ларош  гостеприимно.  -  Я с огромным  удовольствием помогу  вам
подобрать  туалеты.  Между  нами  говоря,  моя   работа  приносит  мне  одни
огорчения. Эти ученые дамы так мало внимания обращают на свою одежду. Только
полчаса назад у меня была ваша попутчица...
     - Фрейлен Нидхейм?
     - Да. Так, кажется, ее имя. Если  бы она хоть немного следила за собой,
то  не  выглядела  бы так безобразно. Она из тех женщин,  на которых мужчина
второй раз не посмотрит.
     В эту минуту в салон вошла мисс Дженнсон, тощая девица в очках, которая
встречала пассажиров с Хейдемом.
     - Вы все тут закончили, миссис Беттертон? - спросила она сухо.
     - Да, благодарю вас.
     -  Тогда прошу пойти со мною, вас хочет  видеть  Заместитель Директора,
доктор Нельсон.
     Хилари попрощалась с мадемуазель Ларош и отправилась вслед за энергично
шагавшей Дженнсон.
     - А в какой области  мистер Нельсон доктор? Медик или физик? - спросила
Хилари.
     - О нет, миссис Беттертон, он не медик и не физик. Он  административный
работник. Все жалобы,  например, направляются ему. Он,  так сказать, главное
административное  лицо нашего  учреждения.  После сегодняшнего  посещения, я
думаю, вам не придется  с  ним больше  встречаться,  разве только произойдет
что-нибудь исключительное.
     - Понимаю,  -  отозвалась  Хилари  кротко.  Ее развеселило,  как  резко
поставила ее на место мисс Дженнсон.
     Чтобы  попасть к  Нельсону,  нужно  было  пройти через  две  комнаты, в
которых  работали  стенографистки. Наконец  Хилари  и  ее спутница попали  в
кабинет, где за огромным письменным столом  восседал доктор Нельсон. Это был
крупный,  цветущий  мужчина  с  хорошими манерами.  По его речи Хилари сразу
определила, что он - уроженец Штатов.
     - А! - воскликнул  доктор Нельсон, вставая и выходя из-за своего стола.
- Рад приветствовать вас здесь, миссис Беттертон! Мы все надеемся, что вам у
нас  будет  хорошо.  Выражаю вам  сочувствие  по  поводу  катастрофы.  Какое
счастье,  что  все  благополучно  кончилось.  Ваш  муж  ждал  вас с  большим
нетерпением. Надеюсь,  что вы устроитесь как  следует и  будете  счастливы с
нами.
     - Благодарю вас, доктор Нельсон.
     Хилари села на стул, который Нельсон пододвинул ей.
     - У  вас есть ко  мне вопросы? - Доктор Нельсон  наклонился вперед, вся
его фигура выражала ожидание.
     - У меня столько вопросов, что я не знаю, с чего начать.
     -  Я  понимаю  вас. Но  послушайтесь  моего  совета  и  ничего пока  не
спрашивайте. Просто  привыкайте, осмотритесь.  Поверьте мне, что это  лучший
путь.
     - Все здесь, я бы сказала, так неожиданно... - проговорила Хилари.
     - Для меня в свое время это также было большой неожиданностью... Видите
ли, мы мало говорим  о себе заранее  и делаем это сознательно. Человек может
проявить  неосторожность  и  что-нибудь сболтнуть,  а для нашей  Организации
благоразумие  имеет  немалое  значение.  Вам  здесь  будет  хорошо,   миссис
Беттертон, вот увидите. Вы получите все, что пожелаете, стоит только сделать
заказ.  Например,  если  заказ касается  искусства -  скульптуры,  живописи,
музыки, - вам поможет специальный художественный отдел.
     - Боюсь, что я лишена каких-либо художественных талантов.
     - Ну что ж, тогда можно  заняться другим. Игры,  например, или спорт. У
нас прекрасные  теннисные корты.  Могу вас уверить, что не  пройдет  и  двух
недель  как  вы  найдете  себе  занятие. Так  обычно  обстоит  со всеми, кто
приезжает сюда, в особенности с  женами.  Видите ли,  ваш муж поглощен своей
работой, и вы наверняка сойдетесь с другими женщинами, далекими от науки. Вы
меня понимаете?
     - Скажите, мы все время должны находиться здесь?
     -  Как  это  -  находиться  здесь?  Я  не совсем  понимаю  вас,  миссис
Беттертон.
     - Я спрашиваю, мы должны остаться  здесь или поедем еще  куда-нибудь, -
настаивала Хилари.
     Взгляд доктора Нельсона стал каким-то отсутствующим.
     - А! - отозвался он наконец. -  Это зависит от вашего  супруга. Да, да,
это в большой  степени зависит от него. Имеются возможности,  и различные, я
бы сказал... Но, право, сейчас лучше не входить во все эти подробности.
     - Значит, отсюда совсем нельзя выйти?
     - Выйти?
     - Я имею в виду выйти за высокую железную ограду. За ворота.
     -  Это  вполне  естественный  вопрос,  -  задумчиво  проговорил  доктор
Нельсон. Благодушие  его  как  рукой сняло.  -  Видите  ли, одним из условий
существования нашей Организации является ее изолированность. Все, что внутри
ограды, составляет наш мир. А там - дальше - только пустыня и ничего больше.
Я  пока  ни в  чем  не  упрекаю  вас,  миссис  Беттертон.  Большинство людей
чувствовало себя по  приезде точно так же. Это вроде клаустрофобии  - боязни
замкнутого  пространства. Так, во всяком случае, объясняет доктор Рабек. Но,
уверяю  вас,  это  пройдет. Если  можно  так выразиться,  это -  наследство,
оставшееся вам от того мира, который вы покинули. Скажите, миссис Беттертон,
приходилось ли вам когда-либо наблюдать жизнь муравейника?  Очень интересное
зрелище и,  я  бы  сказал, поучительное.  Тысячи  маленьких черных насекомых
спешат  в  разных  направлениях.  Они  поглощены  своим  занятием,  они  так
настойчивы,  так  целеустремленны,  а  в общем все  это  составляет огромный
Беспорядок. Так вот  это и есть модель  того самого скверного старого  мира,
который вы оставили. Вы увидите, что здесь,  у нас, есть досуг, определенная
цель и время. Уверяю вас, - улыбнулся он, - это рай на земле.




     Хилари  возвратилась  в квартиру Беттертона, которая стала теперь  и ее
квартирой. Вещи, которые она выбрала, уже были принесены и лежали в спальне.
     Для Хилари продолжался фантастический  кошмар. Зачем  она здесь, почему
должна  делить кров  с  чужим для нее человеком?  Чувство неопределенности и
нависшей опасности не покидало Хилари.
     - Знаешь что? - обратился к ней Беттертон. - Мы должны опять привыкнуть
друг к другу. Давай вести себя так, как если бы были у себя дома.
     Это было мудрое предложение, и Хилари оценила его.
     Ощущение  нереальности  всего  происходящего  будет   существовать  еще
некоторое время,  думала  она.  Сейчас  не  время  говорить с Беттертоном  о
причинах, заставивших его покинуть Англию, о его надеждах  и разочарованиях.
Сейчас они играют каждый свою роль, и им обоим угрожает опасность.
     -  Ты  знаешь,  мне  пришлось   выполнить  кучу  формальностей.  Пройти
медицинский осмотр и все такое прочее, - Хилари была сама естественность.
     -  Здесь  обычно  так  и  делается. Я  полагаю, что  это  необходимо, -
отозвался Томас.
     - А тебе тоже пришлось пройти через все это?
     - Более или менее, - неопределенно ответил Томас.
     - Затем меня повели к этому... ну, как его - к Заместителю Директора.
     -  Очень   способный  человек,  блестящий  организатор.  У  него  чисто
административные функции.
     - Он, наверное, не самый главный?
     - О, нет! Существует, кроме того, сам Директор.
     - Я увижу его?
     -  Рано  или поздно.  Он  появляется  не  очень часто. Время от времени
выступает перед нами. Это необыкновенная личность!
     Тон   Беттертона  был  восторженным,  но  лицо  приняло  такое  мрачное
выражение, что Хилари сочла за лучшее переменить предмет разговора.
     Через некоторое время Томас взглянул на часы.
     - В двадцать часов у нас  обед. Если  ты  готова, нам  лучше спуститься
вниз. - Он говорил так, как будто они жили в гостинице.
     Хилари  переоделась   в  новое  платье.   Серо-зеленый   цвет   красиво
гармонировал с  золотом  ее  волос. Нитка  бус на шее  дополняла туалет. Они
спустились  по лестнице, затем прошли по каким-то коридорам и наконец попали
в большой обеденный зал. Мисс Дженнсон встала им навстречу.
     -  Я  заказала  большой  стол  для  вас,  доктор, -  обратилась  она  к
Беттертону. - С вами будут  обедать  попутчики  миссис  и, конечно,  супруги
Мэрчисон.
     Они  направились  к указанному столу.  Там  уже сидели  Эндрю Питерс  и
Эрикссон,  которые встали, когда Томас и  Хилари  подошли.  Хилари ничего не
оставалось, как  представить им своего "мужа".  Вскоре к ним  присоединилась
еще одна пара. Беттертон представил их как доктора и миссис Мэрчисон.
     - Симон и я работаем в одной лаборатории, - сообщил Беттертон.
     Симону Мэрчисону, худому, анемичному мужчине, было всего около двадцати
пяти. Супруга его была итальянка, ее звали Бианка.
     - Если хотите, я завтра  буду вашим гидом, - сказала Бианка. - Надеюсь,
вы не относитесь к миру ученых?
     - Боюсь, - улыбнулась Хилари, - что  моего образования не хватит, чтобы
быть ученым. До замужества я служила всего лишь секретарем.
     - А Бианка изучала экономику и торговое право. Иногда читает лекции  по
этим вопросам. Но все равно у нее остается очень много свободного времени, -
сказал доктор Мэрчисон.
     Бианка капризно повела плечами:
     - В  конце  концов я приехала  сюда,  чтобы быть с тобою, Симон. Но мне
кажется, что  здесь кое-что  должно  быть  организовано лучше.  Может  быть,
миссис Беттертон, поскольку она не будет заниматься научной работой, поможет
мне?
     Хилари поспешила дать свое согласие.
     -  У  нас прекрасные  условия  для  исследований,  - обратился  Симон к
Питерсу, - никто не мешает и, что самое главное, новейшее оборудование.
     - А вы чем занимаетесь? - полюбопытствовал Питерс.
     Начался специальный  разговор, настолько  густо  пересыпаемый  научными
терминами, что Хилари не могла за ним следить. И она обернулась к Эрикссону,
который сидел молча, с совершенно отсутствующим взглядом.
     - О чем вы задумались? О доме?
     Эрикссон взглянул на Хилари с холодным удивлением.
     - Мне не нужен дом,  - медленно  и  раздельно  произнес  он, - все  эти
пустяки  -  дом, привязанности, родители,  дети - величайшая  помеха.  Чтобы
работать  плодотворно, человек должен  быть абсолютно  свободен от  подобных
пут.
     - А вы считаете, что будете свободны?
     - Еще трудно что-нибудь сказать, можно только надеяться.
     - После обеда, - услышала Хилари обращенный к ней голос Бианки, - можно
кое-чем заняться, выбор у  нас  огромный  - специальные комнаты  для  игры в
бридж,  кинозал,  три  раза  в  неделю  театральные  представления  и  почти
ежедневно танцы.
     Эрикссон осуждающе нахмурил брови:
     - Все это лишнее. Развлечения - удел горемык, не способных к мышлению.
     - Это  не  касается нас, женщин. Нам все это необходимо, как воздух,  -
прощебетала Бианка.
     Эрикссон ничего не ответил, но во взгляде, который он бросил на Бианку,
читалась откровенная неприязнь.
     -  Вряд ли я  сегодня  смогу  смотреть  фильм  или  играть в  бридж,  -
улыбнулась Хилари. - Мне хотелось бы пораньше лечь спать.
     - Да,  конечно, дорогая,"- подхватил  с  готовностью Томас. - Тебе ведь
необходимо отдохнуть.
     Когда они выходили из столовой, Томас сказал:
     - Здесь вечерами чудесный  воздух. После обеда мы обычно немного гуляем
на крыше, у нас там сад. Если хочешь, пойдем туда.
     И они поднялись на лифте, который обслуживала очаровательная темнокожая
девушка в белом одеянии.
     Хилари поразила  необыкновенная  красота  разбитого  на крыше  сада, на
сооружение которого, -видимо, были затрачены колоссальные средства. Тут было
что-то  от  волшебных  сказок "Тысячи  и  одной  ночи":  плеск воды, высокие
пальмовые и  банановые деревья, разные  тропические растения; дорожки, вдоль
которых росли персидские цветы, были посыпаны толченым цветным кирпичом.
     - Невероятно! - воскликнула пораженная  Хилари.  - И это в самом сердце
пустыни!
     Мимо них,  прогуливаясь, прошла  чета  Мэрчисонов. Беттертон нежно взял
Хилари за  руку,  подвел ее к перилам. Сверкали  звезды, воздух  пустыни был
прохладным и каким-то живительным и бодрящим. Они были совсем одни.
     Хилари присела, Беттертон стоял перед ней.
     -  Ну,  а  теперь...   -  начал  он  приглушенным  голосом,  в  котором
чувствовалось нервное напряжение, - кто вы такая, черт возьми?
     Несколько секунд Хилари смотрела на  него.  Прежде чем  ответить на его
вопрос, она сама хотела кое-что выяснить.
     - А почему вы встретили меня как свою жену? - спросила она.
     Они молча смотрели друг на  друга. Никому не  хотелось отвечать первым.
Это  была  как  бы  дуэль двух  разных людей.  Но Хилари,  видимо, оказалась
сильнее. Заговорил Томас:
     - Это было... Ну, как импульс. Наверное, я круглый дурак. Я  вообразил,
что вас послали, чтобы вызволить меня...
     - Значит, вы хотите выбраться отсюда?
     - Бог мой! И вы еще спрашиваете?
     - Как вы попали сюда из Парижа? Томас невесело усмехнулся:
     - Никакого похищения не было. Ничего похожего на это. Я поехал по своей
собственной воле, полный энтузиазма и желания работать.
     - Вы знали, куда едете?
     - Мне  намекали на  другое.  Я даже  не представлял себе, что окажусь в
Африке, если вы это имеете в виду. Меня  поймали на обычную приманку. Мир на
земле,  свободное  распределение  секретной научной информации между лучшими
учеными  мира, уничтожение  капиталистов  и  поджигателей  войны -  все  эти
знакомые фразы. Парень, который приехал с  вами, Питере, он  тоже попался на
этот крючок.
     - А когда вы приехали сюда, разве все это оказалось неправдой?
     -  Сами увидите.  - Томас  горько усмехнулся. - Это совсем не то, что я
себе представлял! Я не получил главного - свободы!.. - Томас сел рядом. - Вы
знаете,  что угнетало меня дома? Ощущение, что за тобой  постоянно следят. Я
был ограничен  в своих  поступках,  в  выборе друзей.  Конечно,  такие  меры
обеспечения  безопасности ученых  необходимы,  но все это страшно давит... И
когда предлагают  на первый  взгляд что-то  интересное, избавляющее тебя  от
слежки, то... И вот чем это все кончилось.
     - Значит, вы попали в те же условия, от которых бежали? За вами следят,
шпионят точно так же, как и там? - Хилари медленно выговаривала слова, следя
за выражением лица Беттертона.
     Томас нервным жестом откинул волосы со лба.
     - Честно говоря, я  не  уверен  в  этом.  Может  быть,  это только  мое
воображение. Я не знаю, следят за мной или нет. А по сути зачем им это? Ведь
фактически я и так в тюрьме.
     - А почему же все-таки у вас возникла такая мысль?
     -  Все  очень  странно. Условия для работы здесь прекрасные, есть любая
аппаратура. Можно работать днями,  можно не бывать в  лаборатории  вообще. В
сущности,  здесь  есть  все  -  питание, одежда,  развлечения.  Но  меня  не
оставляет сознание, что я все-таки нахожусь в тюрьме.
     - Понимаю  вас. Я не  могу забыть  ужасного  ощущения,  когда  за  нами
закрылись эти огромные железные ворота. - Хилари содрогнулась.
     - Ну, ладно. - Видно было, что Беттертон старается взять себя в руки. -
Я ответил  на вопросы.  Теперь ваша очередь.  Зачем  вы появились  здесь под
именем Оливии?
     - Оливия... - Хилари замолчала, подыскивая подходящие
     слова.
     - Что с Оливией? С ней что-то случилось? Что вы хотели
     сказать?
     Хилари с жалостью смотрела на его взволнованное нервное
     лицо.
     - Я не осмеливаюсь сообщить вам это...
     - С ней что-то случилось?
     - Мне очень жаль, ужасно  жаль,  но... ваша жена умерла. Она  спешила к
вам, но самолет разбился. Ее забрали в тяжелом состоянии в больницу, и через
два дня она скончалась.
     Томас смотрел куда-то в сторону. Лицо  его ничего не выражало,  оно как
бы окаменело.
     - Значит, Оливия умерла?
     Наступило долгое молчание. Наконец Беттертон повернулся к Хилари.
     - Ладно. Продолжим. Итак, вы заняли ее место и приехали сюда. Зачем?
     Ответ  у  Хилари  был  заготовлен  давно.  Но  обстоятельства несколько
изменились  - Беттертон  считал, что ее  послали "вызволить" его отсюда. Это
следовало принять в расчет,  однако было ясно и то, что  нервы его напряжены
до предела. В любую минуту он мог сорваться. Открыться ему в данных условиях
было бы чистейшим безумием.
     - Я находилась  в больнице,  когда умирала ваша  жена. Она очень хотела
вам  кое-что  передать, и я предложила,  что  займу  ее  место и  постараюсь
встретиться с вами.
     Томас нахмурился.
     - Но, конечно... -  Хилари поспешно заговорила снова, пока Беттертон не
разобрал, как слаба ее аргументация. - Это  не так невероятно, как кажется с
первого взгляда.  Видите ли, я очень  сочувствую всем этим идеям.  Вы только
что  так хорошо говорили о  них. Научные  секреты, которые свободно передает
одна  страна  другой,  новый  Всемирный  Порядок. Это меня очень увлекает. А
затем еще... мои волосы.  Поскольку здесь ждут женщину с такими же волосами,
как у Оливии, и такого же возраста, я и решила попробовать добраться до вас.
Я не представляла себе, что так влипну.
     - Да, - взгляд  Томаса скользнул по ее волосам, - у вас точно  такие же
волосы, какие были у Оливии.
     - Ваша жена настоятельно просила передать вам...
     - Передать? Что передать?
     - Чтобы вы были осторожны, очень осторожны... Что вам  грозит опасность
со стороны, как его... Бориса.
     - Бориса? Бориса Глидера?
     - Да. Вы знаете его? Томас покачал головой:
     - Никогда не  встречал. Знаю только по имени. Глидер - родственник моей
первой жены. Я слышал о нем.
     - А чем он опасен?
     - Что?
     Мысли Томаса были где-то далеко. Хилари повторила свой вопрос.
     - Ах, это! Право, не знаю, чем он может быть для меня опасен. Говорили,
что  он вообще опасный человек...  Он относится  к  идеалистам такого  типа,
которые могут умертвить  половину  человечества, если  по  каким-то им одним
известным причинам будут считать, что это для пользы дела.
     - Я знаю, о каком типе людей вы говорите.
     - А Оливия видела его? Что он ей говорил?
     - Больше  я ничего не знаю. Это все, что она просила передать. Да,  еще
она сказала: "Я не могу этому поверить".
     - Поверить? Чему поверить?
     - Не знаю. - Хилари поколебалась секунду и  затем добавила: - Ведь  она
умирала...
     - Понимаю, понимаю... Я  привыкну к этому со  временем. -  Гримаса боли
исказила лицо Томаса. - Никак не  доходит до сознания...  Но что же  такое с
Борисом? Какую опасность он может представлять для меня, если я  здесь, а он
в Лондоне? Я полагаю, он виделся с Оливией в Лондоне?
     - Да.
     - Черт знает, что все это значит! Живешь в  этой проклятой Организации,
окруженный роботами...
     - Именно такими мне показались почти все люди...
     - А выбраться отсюда невозможно. - Он сжал кулаки. - Невозможно!
     -  Нет! Можно! - воскликнула Хилари. Беттертон с изумлением взглянул на
нее.
     - Что вы такое говорите, черт возьми!
     -  Мы должны  найти выход из положения, - спокойно  и уверенно ответила
Хилари.
     -  Моя милая девочка, - она услышала насмешливый смех  Томаса, - вы  не
имеете ни малейшего представления, против какой силы собираетесь бороться.
     - Во время войны людям удавалось бежать и  не из таких мест, - в голосе
Хилари  слышалось упорство.  Она  не собира-.  лась  впадать в  отчаяние.  -
Допустим, подземный ход или что-нибудь в этом роде.
     -  Как это  вы сможете прорыть подземный ход в  отвесной скале? И куда?
Ведь кругом пустыня, вас в два счета поймают.
     - Тогда остается "что-нибудь в этом роде".
     - Вы необыкновенная девушка! И сколько у вас уверенности в своих силах!
     - Выход всегда  может быть найден. Правда,  боюсь, что это займет много
времени.
     Лицо Беттертона опять омрачилось.
     - Время, - произнес он с какой-то странной интонацией, - время. Это то,
чего я не могу позволить себе.
     - Почему же? - удивилась Хилари.
     -  Я  даже  не  знаю, как  вам объяснить. Я не  могу  работать, не могу
думать.  Моя  работа  требует  необыкновенной  сосредоточенности.  Ведь  это
творческий процесс. А я как будто
     потерял здесь  стимул.  То, что я  сейчас  делаю,  может  делать  любой
грошовый инженеришка. Это далеко не  то,  чего  от  меня ожидают.  Они хотят
научных открытий, а я сейчас не способен на них. Чем больше я нервничаю, тем
меньше у меня шансов быть производительным ученым. Теперь вы понимаете?
     Теперь  она  понимала.  Хилари вспомнила рассуждения  доктора Рабека  о
примадоннах и ученых.
     -  Вы  знаете,  что  будет, если я не начну работать  как следует?  Они
просто уничтожат меня.
     - Нет! Этого не может быть!
     - Уничтожат. Тут не сентиментальничают.  Временную  отсрочку  дала  мне
пластическая  операция - нельзя  ведь ожидать,  что  человек в  этот  период
сможет результативно работать. Но теперь с этим уже покончено.
     - Зачем вы вообще ее сделали?
     - Операцию?  В  целях безопасности. Моей личной безопасности, я  имею в
виду. Делается это в том случае, если человека ищет полиция.
     - Выходит, вас ищет полиция?
     -  А  разве  вы  не  знаете?  Конечно,  я  полагаю, об этом не писали в
газетах. Может быть, и Оливия ничего не знала. Да, меня ищут.
     - А что вы натворили? Продали атомные секреты?
     Беттертон старательно отводил глаза.
     - Я  ничего не продавал. Просто  рассказал кое-что из  того,  что знал.
Рассказал безвозмездно.  Это,  собственно говоря,  одно из условий программы
Организации -  соединение воедино всех научных знаний. Скажите, вы понимаете
меня?
     Понять она могла. Энди Питерс говорил то же самое. Она видела Эрикссона
с  глазами  одержимого,  который   с  искренним  энтузиазмом  продавал  свою
собственную страну. И ей  очень  тяжело было видеть Беттертона, поступившего
таким же образом.
     Вдруг Беттертон нервно огляделся по сторонам и обратился к Хилари:
     - Все ушли. Не лучше ли нам... Хилари поднялась.
     -  Пойдемте.  Ничего особенного  в том, что  мы здесь засиделись,  нет.
Вполне естественно при встрече. Так подумает каждый.
     -  Послушайте!  -  Томас  выглядел  очень  смущенным.  - Ведь нам  надо
продолжать с этим... я имею в виду, что вы должны оставаться моей женой.
     - Конечно. А как же иначе?
     - Но ведь у  нас одна квартира, одна спальня...  Я  хочу  сказать,  все
будет в порядке, вы не должны беспокоиться. Я не...
     "Как он красив, - подумала Хилари, - и как мало меня это трогает".
     - Думаю, что все уладится. - Тон  Хилари был  бодрым. - Самое главное -
выбраться отсюда живыми.




     В  одном из  номеров отеля "Мамауниа" в Марракеше  Джессеп беседовал  с
мисс  Гезерингтон. Теперь она несколько отличалась от той  мисс Гезерингтон,
которая  жила в Касабланке  и  Феце одновременно с  Хилари: это была  живая,
умная  женщина,  выглядевшая гораздо моложе своих лет.  Третьим собеседником
был плотный черноволосый мужчина по имени Лебланк.
     - ...и, как вы знаете, - продолжал Джессеп, - они -  единственные люди,
с которыми Хилари разговаривала в Феце.
     -  Да, -  мисс  Гезерингтон  утвердительно  кивнула.  - Кэлвин  Бейкер,
американка, которую  мы уже встречали в  Касабланке. Откровенно говоря, я до
сих пор не  могу  разобраться,  что  она из  себя представляет. Она  из кожи
лезла, чтобы подружиться  с "Оливией Беттертон", а заодно и со мной. Но ведь
американцы вообще очень общительны и легко вступают в разговор в  дороге,  в
гостиницах...
     - Да,  пожалуй, - отозвался Джессеп,  - это чересчур  явно, чтобы  было
тем, что мы ищем.
     -  И помимо того,  - продолжала  мисс Гезерингтон, - Бейкер сама летела
тем же самым самолетом.
     - Я полагаю, - сказал Джессеп, - что гибель самолета была запланирована
заранее.
     - На месте катастрофы обнаружено семь трупов,  - пожал плечами Лебланк.
- Обгоревших, неузнаваемых, но семь. От этого никуда не денешься.
     - Хилари обменялась несколькими фразами  с богатейшим нефтяным магнатом
Аристидисом, - заметила мисс Гезерингтон.
     - А! - воскликнул Лебланк.  -  Это вообще какая-то сказочная  личность.
Знаете,  что сделал бы я,  будь у меня  такие  деньги, как у него? Держал бы
лошадей  и женщин, а  весь мир  приглашал бы к себе  в гости.  А этот старик
заперся в своем замке  в Испании и, говорят, собирает  памятники китай--ской
поэзии  какой-то  там  древней эпохи. Конечно,  нельзя  забывать, что ему по
крайней мере  семьдесят.  Пожалуй,  в его возрасте  только  и  остается, что
интересоваться подобными вещами.
     -  А вот китайцы считают, - усмехнулся Джессеп, -  что самые насыщенные
годы   -  это  после  шестидесяти  и  что  именно   тогда  человек  способен
по-настоящему оценить красоту жизни и ее радости... А с кем Хилари ездила  в
Старый город?
     -  С  одним из постоянных гидов.  Скорее  всего, там  с  ней  кто-то  и
связался.
     -  Так   или  иначе,  но  она  после  этой  поездки  неожиданно  решила
направиться в Марракеш. - Джессеп встал и начал прохаживаться по номеру взад
и  вперед.  -  Значит,  она  направилась в  Марракеш,  и  самолет  разбился.
Действительно ли  это  несчастный случай  или  все продумано  заранее?  Если
кому-то хотелось избавиться  от  Оливии Беттертон,  то для этого можно  было
найти более легкий способ!
     -  Как  знать,  -  возразил  Лебланк.  -  Иногда  бывает  проще  сунуть
взрывчатку  в брюхо самолета,  чем  темной ночью из-за угла пырнуть человека
ножом. А то, что погибнет еще шесть человек, это никого не беспокоит.
     - Чувствую, что остаюсь в меньшинстве, - проговорил Джессеп, - но я все
же думаю, что гибель самолета была инсценирована.
     Лебланк поднял голову и с любопытством посмотрел на Джессепа.
     - Вполне возможно, что самолет посадили и затем подожгли. Но нам никуда
не уйти от факта, что найдены обгоревшие трупы, - сказал он.
     - Все это я знаю. Здесь-то  и  лежит  камень преткновения. Конечно, мои
соображения несколько фантастичны, но если мы согласимся с вашей версией, то
это положит конец нашему расследованию. Мы прекратим дело за неимением улик,
за которые можно ухватиться. Скажите, а вы  обследовали территорию  в районе
места происшествия?
     - В течение двух дней там работали надежные ребята. Место, где разбился
самолет, удалено от населенных пунктов. Самолет явно шел не по курсу.
     - Это очень существенный момент, - вставил Джессеп.
     - Кроме того, - продолжал Лебланк, - все ближние деревни были тщательно
осмотрены, были изучены все следы прожекторов в этом районе. Франция так же,
как  ваша  страна,  мистер Джессеп, потеряла  большое  число лучших  молодых
ученых. Но  мне кажется, что легче осуществлять наблюдение  за  какой-нибудь
темпераментной  опереточной  певицей,  чем  за  ученым.  Одаренная  молодежь
неустойчива,  недисциплинирована и в результате этого недопустимо доверчива.
Они  думают, что достаточно их  собственной  неиспорченности  и стремления к
правде - и тогда наступит золотой век. Бедные ребята! Какие разочарования их
ждут!
     - Давайте еще раз просмотрим список пассажиров, - предложил Джессеп.
     Француз послушно вытащил листок бумаги, и оба склонились над ним.
     Миссис Кэлвин Бейкер, американка...
     Миссис Беттертон, англичанка...
     Торквил Эрикссон, норвежец...
     - Мне очень знакомо это имя, - задумчиво произнес Джессеп. - Кажется...
да, я абсолютно уверен, он выступал с докладом в Королевском обществе.
     - Затем ехала служительница культа, -  сообщил Лебланк. - Сестра Мария.
Впрочем, это могло быть  маскировкой. Потом Эндрю  Питерс,  тоже американец,
химик, и  доктор  Баррон. Очень  известное имя  у нас  в  стране. Необычайно
талантливый ученый, вирусолог.
     - Война бактериологическими средствами, - нахмурился Джессеп, - вот что
это означает...  м-да,  они отлично знают, кто  им нужен,  и  я убежден, что
катастрофы не было.
     Зазвонил телефон, и Лебланк взял трубку.
     - Алло!  Что?  Так! Срочно пришлите сюда, - закричал  он в трубку. Лицо
его неожиданно  оживилось.  - Докладывает  один из моих парней.  Они кое-что
нашли. О дорогой коллега, кажется, ваш оптимизм имеет под собой почву!
     Вскоре  в  номер  вошли двое: француз  в запыленном дорожном  платье  и
бербер в белом национальном одеянии.
     - Это наш друг. - Француз показал на бербера. - Его семья  и  соседи по
деревне  тщательнейшим  образом  обыскали  местность. Я  попросил,  чтобы он
принес находку вам лично.
     Лебланк повернулся к берберу.
     - Вы проделали колоссальную работу, - сказал он на местном наречии. - У
вас,  видно, глаза как  у  ястреба, отец. Покажите,  пожалуйста, то, что  вы
нашли.
     Старик  вытащил из складок своей одежды и, сделав  шаг вперед,  положил
перед Лебланком довольно крупную серовато-розовую жемчужину.
     - Вот. Точно такая, какие показывали нам.
     Джессеп протянул  руку и взял  жемчужину. Достал из коробочки  другую и
стал их сличать. Затем подошел к свету и принялся разглядывать находку через
сильную лупу.
     - Да! Правильно! - воскликнул он. - Здесь есть отметина! - В его голосе
звучало торжество. -  Умница, девочка! Молодец! Видите,  ей удалось-таки это
сделать!
     Лебланк засыпал бербера градом вопросов.
     -  Эта жемчужина была найдена приблизительно в полумиле  от того места,
где сгорел самолет, - перевел наконец Лебланк Джессепу.
     - И это говорит за то, - подхватил Джессеп, - что Хилари жива!
     - Мы его наградим, как было обещано, - сказал Лебланк, отпустив  своего
сотрудника и бербера. -  Теперь за жемчужинами будет охотиться все население
района.  У этих людей необыкновенное зрение, а  вознаграждение -  прекрасный
стимул. Главное, чтобы те не догадались.
     - Вряд  ли, - отозвался Джессеп. - Все это вполне естественно. У Оливии
неожиданно  порвалась  нитка  бус.  Такой  поддельный  жемчуг  носят  многие
женщины. Часть  ей удалось собрать, и  она сложила  их в  карман платья. А в
любом кармане может быть дырка...
     - Итак, мой капитан!  - Лебланк  смотрел  на Джессепа  с  торжествующей
улыбкой. - По вашему указанию был произведен тщательный осмотр отхожих мест.
В доме  Абдуллы Мохаммеда  нашелся кусочек жевательной резинки, к которой  и
была прикреплена жемчужина. Мы допросили Абдуллу и его  сыновей. Они сначала
утверждали,  что  им  ничего не  известно,  а  затем кое-что  вспомнили. Они
показали, что шесть человек из немецкой археологической экспедиции провели в
их доме ночь. Абдуллу заставили поклясться, что он никому ни слова не скажет
об экспедиции,  которая  якобы  проводит здесь  раскопки,  не  имея  на  это
официального разрешения. Ему была
     вручена  большая  сумма. Дальше. Ребятишки  из деревни  Эль  Кайф  тоже
принесли  две  жемчужины.  Теперь  мы  знаем, в каком направлении  двигалась
автомашина.  Это  уже  много,  не  правда  ли,  мистер  Джессеп?  Как  вы  и
предполагали, здесь была  использована  "Рука  Фатьмы" - арабы  часто малюют
этот  знак светящейся краской на своих повозках и автомашинах.  И делают это
только глубоко набожные мусульмане.
     -  Все  это  верно,  но  мы  должны  быть  очень  осторожны.  Если наши
противники что-либо пронюхают,  то пустят нас по ложному следу и предоставят
в  наше распоряжение несколько  грузовиков с фосфоресцирующими  символами на
борту, - угрюмо усмехнулся Джессеп.
     - Конечно,  -  подхватил  Леблаик.  -  Я  полностью  с  вами  согласен.
Осторожность и еще раз осторожность!
     На  следующее  утро улыбающийся  Лебланк  предъявил  Джессепу  еще  три
жемчужины. На  сей раз они были склеены жевательной резинкой в виде  фигуры,
напоминающей треугольник.
     - Это,  видимо, должно  означать,  что  следующий этап  путешествия был
проделан самолетом, - предположил Джессеп.
     - Совершенно верно! Их нашли на старом военном аэродроме, расположенном
в весьма отдаленном и уединенном  месте. - Лебланк пожал  плечами. - Самолет
неизвестного государства, -  с  расстановкой проговорил он, -  и опять место
назначения неизвестно. И мы опять в тупике...




     - Невероятно! - говорила  сама себе Хилари. -  Невероятно! Я уже десять
дней  здесь.  Самое  страшное  в  жизни  то,  что   человек  довольно  легко
приспосабливается к условиям, в которых он оказывается.
     Она  вспомнила, как однажды видела в  музее средневековое орудие пытки.
Это была всего-навсего  железная клетка, но человек не мог в  ней ни сидеть,
ни  лежать. Гид рассказал, что последний заключенный провел в этой клетке ни
много  ни  мало - восемнадцать  лет. Затем  его  выпустили на  свободу, и он
прожил еще двадцать лет до своей мирной кончины.
     Когда  Хилари  только попала  сюда, ее  не оставляло чувство  какого-то
безотчетного  ужаса,  мысли,  что  она навсегда заключена  в  тюрьму. А  вся
роскошь, которой маскировались эти режимные в сущности условия, делала жизнь
еще  страшнее.  И вот теперь - и это больше  всего пугало ее, - прожив здесь
около десяти дней, она, хотя и подсознательно,  но  принимала условия  новой
жизни как вполне естественные...
     - Вполне возможно, -  сухо отозвался Питере, -  здесь  не удивительно и
рехнуться.
     Не проходило, однако, и ощущение какого-то страшного, непрерывного сна.
Хилари казалось, что он длится  уже  долгие годы и никогда не кончится,  что
все свои оставшиеся годы она проведет  здесь, что это и есть жизнь, а ничего
другого не существует и в помине.
     Хилари  считала,  что  такая быстрая  приспособляемость  свойственна  в
основном женщинам. В этом их сила, и в этом их слабость.
     Фрейлен Нидхейм она почти не встречала, разве только иногда в столовой.
При встрече немка обходилась холодным кивком и ни в какие разговоры с Хилари
не  вступала. Кажется, она была вполне довольна. Она  относилась к тому типу
людей,  которые полностью поглощены своей  работой. Никакие мысли о братстве
народов, о мире во всем мире, о свободе ума и духа ее не  занимали.  Будущее
для  нее  было  простым  и  ясным  -  владычеством высшей  расы,  к  которой
принадлежит  и она;  все  остальные, если будут  вести себя  разумно,  могут
рассчитывать на приличное к  себе отношение  избранных.  Если люди  работают
хорошо, то они нужны,  а что  касается убеждений, то их можно изменять - так
считала немка.
     Хилари иногда  удавалось  немного поговорить  с доктором Барроном. Этот
человек, поглощенный своим делом, был полностью удовлетворен теми условиями,
в которые попал.
     -  Меня  отнюдь не угнетает этот тюремный  режим,  -  сказал  он как-то
Хилари со своей рассеянной улыбкой, -  а это  действительно самая  настоящая
тюрьма, хотя решетки и позолочены.  Говоря  откровенно, миссис Беттертон,  я
приехал сюда только ради денег.
     Хилари  смотрела  на   собеседника  с  улыбкой,  в  ее  голосе  звучало
удивление:
     - А какая вам польза от денег, если вы находитесь здесь, мистер Баррон?
     - Здесь мне  предоставлено  дорогостоящее лабораторное оборудование для
исследований,  и  мне  не  приходится оплачивать  все  это  из  собственного
кармана. А  кроме того, я могу служить делу науки. Я люблю  свою  работу, но
совсем   не   в  плане  служения  человечеству.   Я   испытываю   величайшее
интеллектуальное наслаждение от моей работы, и только это я считаю важным. А
что касается денег, то перед отъездом из Франции мне была  выплачена крупная
сумма  денег, которые  сейчас  находятся  в  одном из банков. Когда все  это
кончится, я смогу их получить и использовать по своему усмотрению.
     -  Вы сказали, когда все это  кончится? - изумилась Хилари. - А  почему
это должно случиться?
     - Надо иметь здравый смысл, - резонерски ответил  доктор Баррон.  - Все
течет, все  изменяется... Ничто не длится  вечно. Я пришел к заключению, что
во главе всей  этой Организации стоит безумный. А сумасшедшие, с  позволения
сказать, могут быть логичными... Но в конце концов, - он передернул плечами,
- все это меня вполне устраивает.
     Что касается Торквила  Эрикссона,  то  он  чувствовал  себя  прекрасно.
Хилари видела его очень редко и не  жалела об этом, ее всегда пугал какой-то
странный жестокий  взгляд  его  почти прозрачных глаз. Хилари была убеждена,
что  Эрикссон  относится  к  тем молодым  людям, которые могут умертвить три
четверти населения земного шара ради утопических идей воспаленного мозга.
     Легче всего ей было найти общий язык с Энди Питерсом. По мнению Хилари,
это  происходило потому, что Энди был всего лишь талантливым ученым и далеко
не гением.  Питерс тяготился  здешней  атмосферой  и, пожалуй,  в  такой  же
степени, как и Хилари, ненавидел ее.
     - Честно говоря, я не знал,  куда еду. Вернее, я думал, что  знаю, но я
ошибся.  Партия, к которой  я  принадлежу,  не имеет  ничего  общего  с этим
местом. И, конечно, Москва тут абсолютно  ни при чем.  Здесь какой- то фарс,
скорее всего фашистского толка, - говорил он Хилари.
     - Вам не кажется, - спросила Хилари, - что вы, так сказать, попались на
лозунги?
     -  Может  быть, вы и правы. Над этим  следует  поразмыслить.  Мы  часто
бросаемся словами,  не вдумываясь в  их сущность.  Одно  я  знаю  совершенно
точно: я хочу выбраться отсюда.
     - Это будет нелегко, - Хилари понизила голос.
     - Да! -  Голос Питерса был полон решимости.  - Это будет нелегко, но не
существует ничего невозможного.
     - Как я рада слышать это от вас! - проговорила Хилари. - Как я рада!
     - Вам надоело здесь? - Энди посмотрел на нее с сочувствием.
     - Очень. Но это еще не самое страшное. Я боюсь другого.
     - Другого? Чего же, например?
     - Боюсь привыкнуть ко всему этому.
     - Я  понимаю вас... Иногда  мне кажется, что  тут кое-что проделывают с
людьми.
     - Проделывают? Что вы имеете в виду?
     -  Говоря  откровенно, я думаю,  что  здесь дело в каком-то  наркотике.
Может быть, его добавляют в  еду или питье, а может, распыляют в воздухе. Им
нужны  послушные   гении.  Я   предполагаю,   что  здешние   организаторы  и
администраторы блестяще натасканы в гипнозе и психологии, и мы, сами того не
замечая, постоянно подвергаемся воздействию с их стороны.
     -  Но мы не должны стать послушными! - горячо вскричала Хилари. - Мы ни
на минуту не можем допустить мысль, что нам здесь хорошо.
     - Как себя чувствует ваш муж? - спросил вдруг Энди.
     - Томас? Я... я не знаю. Это так все трудно. Я... - Хилари умолкла.
     Как могла Хилари  рассказать  своему собеседнику о той странной  жизни,
которую она ведет уже несколько дней?
     Кем она была в сущности? Шпионкой, обманщицей, продолжающей играть свою
роль под личиной другого  человека. Беттертона она никак не могла понять. Он
казался ей  ужасным  примером  того,  во  что  может превратиться  блестящий
ученый, которому довелось  попасть в удушающую атмосферу Организации. Не раз
он повторял слова, произнесенные им во время их первого разговора:
     - Я не могу думать. У меня такое ощущение, будто мои мозги высохли.
     "Конечно,  -  думала  Хилари, -  Томас,  настоящий  гениальный  ученый,
нуждается в свободе больше, чем кто-либо другой.  Никакое внушение не  может
возместить ему  потерю  свободы. Только  в условиях полной свободы Беттертон
сможет вернуться к продуктивной научной работе".
     Что  касается  отношения самого Беттертона к Хилари,  то  он  просто не
обращал на нее  внимания. Он не смотрел на нее  ни как на женщину, ни как на
друга.  Хилари  казалось, что он даже не очень  страдал,  получив известие о
смерти Оливии. Томас был одержим одной мыслью. Он жаждал свободы.
     -  Я должен вырваться  отсюда, -  говорил он Хилари. -  Должен. Но как?
Как?
     Могла ли  Хилари  рассказать обо  всем этом Питерсу! Если бы только она
могла сказать: "Том Беттертон  вовсе не мой муж. Я  ничего о нем не знаю. Не
знаю,  каким он был раньше, и что он  из  себя представляет сейчас. И помочь
ему не могу ничем, ни словом, ни делом"! Но, к сожалению, Хилари должна была
тщательно выбирать слова, поэтому она только сказала:
     -  Знаете, мистер Питере, Томас стал мне совсем чужим. Подчас я  думаю,
что мысль о тех режимных условиях, в которых мы находимся, свела его с ума.


     - Добрый вечер, миссис Беттертон!
     - Добрый вечер, мисс Дженнсон.
     - Сегодня состоится общее собрание, - сказала шепотом мисс Дженнсон, ее
глаза беспокойно бегали за толстыми стеклами очков. - Сам Директор  выступит
с речью.
     - Вот это здорово! - обрадовался стоявший рядом Питерс. - Давно я хотел
хоть одним глазом взглянуть на этого самого Директора!
     Мисс Дженнсон бросила на Питерса уничижительный взгляд.
     - Директор, - проговорила она сухо, - более чем необыкновенный человек!
- И она направилась куда-то по одному из  этих немыслимых длинных коридоров.
Питерс посмотрел ей вслед и тихо свистнул.
     - Здесь что-то пели на мотив  "хайль, Гитлер" по  адресу Директора  или
мне показалось?
     - Да, действительно, похоже на это, - грустно согласилась Хилари.
     - Если бы я  только  знал,  что  меня  занесет сюда! Если бы я, покидая
Штаты с мальчишеской мечтой о добром Братстве народов, мог предположить, что
попаду в когти нового богоданного диктатора!..
     - Но ведь и сейчас вы еще ничего не знаете толком...
     - Нет, знаю. По запаху чувствую. Это носится в воздухе!
     - О, Питере! - вырвалось у Хилари. - Как я рада, что здесь есть вы!
     И она слегка покраснела под удивленным взглядом собеседника.
     -  Вы  такой милый  и  простой,  -  Хилари,  пытаясь выйти из неловкого
положения, все более запутывалась. Это, казалось, развеселило Питерса.
     - А вы, знаете, - улыбнулся он - там, откуда я приехал, слово "простой"
имеет иное значение, чем в Англии. Оно скорее означает "посредственный".
     - Но я совсем не это имела в виду! - пришла в полное отчаяние Хилари. -
Я хотела сказать, что с вами очень легко.
     --  Обыкновенный  человек,  вот  чего вы  жаждете,  да? Сыты  по  горло
гениями?
     -  А ведь  вы,  Питере,  переменились  с  тех  пор,  как приехали сюда.
Кажется, исчез налет ненависти... Лицо Питерса неожиданно стало суровым.
     - О,  нет!  На  это  не рассчитывайте.  Я все еще способен  ненавидеть.
Поверьте, есть вещи, которые надо ненавидеть.
     Общее собрание, пользуясь терминологией  мисс Дженнсон, началось поздно
вечером. Не были приглашены лишь лаборанты, артисты балета и ревю, различный
обслуживающий  персонал,  а также  хорошенькие  девицы  из  "дома  радости",
который  вполне  легально  существовал  для  удовлетворения  соответствующих
потребностей тех ученых, что жили здесь без жен.
     Хилари, сидевшая  рядом с Беттертоном, с нетерпением  ожидала появления
на  трибуне мифической  фигуры  Директора.  На  ее  многочисленные  вопросы,
касающиеся этого человека, Томас всегда отвечал как-то неопределенно.
     -  Там и  смотреть-то  не  на  что,  -  сказал он однажды.  - Но у него
необыкновенная  хватка.  Я видел его всего дважды.  Он не любит показываться
часто.  Он,  конечно, необыкновенная личность,  это  чувствуется  сразу,  но
почему, честное слово, не знаю.
     Мисс Дженнсон и другие  женщины говорили о Директоре с придыханием, и в
воображении Хилари  рисовалась  высокая фигура в  белом одеянии  -  какая-то
богоподобная абстракция.
     И  естественно,  что  она была безмерно удивлена, когда  присутствующие
встали,  приветствуя  плотного  небольшого роста  пожилого мужчину,  который
медленно взошел на трибуну. В его  внешности не было ничего необыкновенного,
он вполне мог сойти за дельца средней руки из Мидленда.
     Его национальность определить было  трудно. К аудитории он обращался на
французском,  немецком  и английском,  свободно  переходя с одного языка  на
другой и никогда не повторяясь.
     Когда  Хилари  пыталась  восстановить  в  памяти,  что же  он  все-таки
говорил,  ей никак не удавалось сделать  это. Видимо, эти слова имели силу и
смысл только в том случае, если их произносили вслух.
     Хилари вспомнила, что рассказывала ей одна знакомая, которой довелось в
довоенные  годы жить в Германии. Отправившись как-то на митинг только за тем
чтобы  взглянуть  на "бесноватого  фюрера", она  залилась  там  истерическим
плачем,   охваченная  непонятными  чувствами.  Она   говорила,  что   каждое
произнесенное  им  слово  казалось  ей   полным  какого-то   необыкновенного
значения.  А  когда  она,  придя  домой,  пыталась  все это  припомнить,  то
оказалось, что, кроме общих избитых фраз, ничего сказано и не было.
     Что-то в этом роде  происходило и  здесь.  Сама того не  желая,  Хилари
ощущала какой-то подъем. Директор говорил очень просто.
     - Концентрация капитала, престиж, влиятельные семейства - все это  было
силой прошлого. Сегодня же сила  в руках молодых химиков, физиков, врачей...
Из  лабораторий  грядет  сила  разрушения и  созидания.  Вы  можете сказать:
"Победить или погибнуть!" Этой силой не будет владеть какая- то одна страна,
ею будет обладать тот, кто ее создаст. Наша Организация - это сборный  пункт
молодых умов всего мира, у нас нет людей старше сорока пяти лет!
     Настанет день, когда мы создадим Трест. Мозговой Трест Мира. И тогда мы
будем управлять всем  сущим. Это  мы будем  диктовать  приказы капиталистам,
королям и армиям, мы подчиним себе мировую индустрию...
     Всей этой отравленной чепухи было произнесено гораздо  больше.  Но дело
было  даже  не  в словах.  Видимо, определенная  сила  ораторского искусства
сумела захватить эту обычно холодную и критически настроенную аудиторию.
     Речь свою Директор закончил лозунгом: "Мужество и Победа!"
     Хилари в смятенном состоянии поспешила в коридор.  На  лицах она видела
какое-то странное воодушевление.  Обычно  сонные глаза  Эрикссона  блестели,
голова была надменно закинута назад.
     - Пойдемте  на  крышу.  Глоток  свежего  воздуха  просто  необходим,  -
услышала она шепот Питерса, и он осторожно взял ее под руку.
     Они молча поднялись наверх.  На  небе  сверкали южные  звезды,  пальмы,
казалось, дышали прохладой.
     Питерс глубоко вздохнул.
     -  Да, - сказал он, это именно то, что нам сейчас нужно. Свежий воздух,
который развеет "дурман славы".
     Хилари молчала. Ей казалось, что все это она видела и слышала во сне.
     Питере дружески пожал ее руку.
     - Очнитесь, Оливия!
     - Но он говорил о прекрасных идеалах, - слабо возразила она.
     - Плюньте на такие идеалы! Разберитесь лучше в фактах. Что представляет
из себя эта талантливая молодежь? Безжалостная  эгоистка Нидхейм, не знающий
жизни мечтатель Эрикс-сон, доктор Баррон, готовый  продать родную  бабку  на
живодерню за новое оборудование для своих  опытов! А ваш собственный супруг,
наконец! Человек с изношенной нервной системой,  сходящий с ума  от  страха,
что  когда-нибудь настанет  возмездие... Я перечислил  только тех, кого мы с
вами знаем лучше других. Но, поверьте, все, с кем  я здесь встречался, ничем
не  отличаются. Когда вопрос касается их узкой специальности,  они  ходят  в
гениях,    но    быть   руководителями   Вселенной...   Это    же    смешно!
Сверхъестественная чушь! Мракобесы ловят  доверчивых  мальчиков  на  дешевой
религии. Ладно, хватит  об  этом...  Послушайте,  Оливия! Мне не  следовало,
наверное, приглашать вас сюда. Что скажет Беттертон?  Он  будет  прав,  если
найдет это странным.
     - Не думаю, - проговорила спокойно Хилари. - Сомневаюсь,  заметил ли он
вообще, что мы ушли вместе. Питерс вопросительно взглянул на собеседницу.
     -  Простите,  но вам,  наверное, очень тяжело...  ну, смотреть,  как он
катится вниз?
     Ответ Хилари был не совсем по существу.
     - Мы должны выбраться отсюда. Во что бы то ни стало.
     - Мы обязательно выберемся.
     - Вы и раньше говорили это, но мы и с места не сдвинулись.
     - Неверно. Я все это время кое-что  делал. Хилари с удивлением  подняла
на него глаза.
     -  У  меня  еще  нет  плана,  но  я  начал,  так  сказать,  "подрывную"
деятельность.  Среди членов Организации много  недовольных,  гораздо больше,
чем может предположить наш богоподобный герр Директор.  Еда, деньги, роскошь
и женщины - это еще не все. Я помогу вам выбраться отсюда, Оливия.
     - И Томасу?
     Лицо Питерса омрачилось.
     -  Оливия! Слушайте меня внимательно  и верьте тому, что я  скажу.  Для
Томаса лучше остаться здесь. Он... - в  голосе  Питерса слышалась  какая- то
неуверенность.  -  Видите  ли...  Он  здесь  будет  целее,  чем  за  стенами
Организации.
     - Целее? Какое странное слово!
     - Да. Целее. Я намеренно сказал именно это слово. Хилари нахмурилась.
     - Совсем не могу понять, что вы имеете в виду. Вы что,  предполагаете у
него психическое расстройство?
     - Ни в малейшей степени. Он так же нормален, как вы или я.
     - Почему же вы говорите, что здесь он будет целее?
     Питере отвечал медленно, с трудом подбирая слова.
     - Вы же знаете, что клетка - самое безопасное место.
     - Но ведь Томас мечтает вырваться отсюда любой ценой!
     - Он может и не знать, что для него лучше.
     - Томас должен бежать вместе с нами, - упрямо повторила Хилари.
     К  ее   удивлению,   в  голосе  Питерса  вдруг  зазвучало  неподдельное
огорчение.
     - Поступайте, как  знаете.  Я вас  предупредил. Хотелось  бы мне знать,
какого черта вы так беспокоитесь об этом парне!
     Хилари смотрела на Питерса с испугом. Слова уже были готовы сорваться с
ее  губ, ока едва не  сказала:  "Я  совсем не беспокоюсь о нем. Он ничего не
значит  для  меня.  Томас  был  мужем  другой  женщины,  и  я  просто   несу
ответственность  перед  ее  памятью. И  если  я вообще о  ком-то беспокоюсь,
глупый вы человек, то только о вас..."
     Когда Хилари вошла в спальню, Томас лежал на кровати и курил.
     - Ну,  как?  Развлекались  со  своим прирученным американцем? - Мы ведь
приехали сюда  в одной группе, -  возразила Силари,  слегка покраснев,  -  а
потом у нас много общих взглядов.
     - Я не упрекаю вас, - рассмеялся Томас. И вдруг смущенно пробормотал: -
Слушайте, Оливия, а вы, оказывается, хорошенькая!
     Взгляд Томаса был каким-то новым, оценивающим.
     - Да, -  проговорил он с каким-то удивлением, рассматривая Хилари, - вы
чертовски хорошенькая женщина. Я даже  не думал,  что еще способен  замечать
это!
     - Может, и не стоит этого делать? - сухо заметила Хилари.
     -  Я  абсолютно нормальный человек, во всяком случае, я был таким. Один
бог знает, во что я превратился.
     Хилари села рядом.
     - Что случилось, Томас?
     - Видите ли, я по-прежнему не  могу сосредоточиться. Как ученый я сошел
на нет. Это место...
     - Но ведь другие, во всяком случае большинство, не чувствуют себя, так?
     - Потому что это бесчувственное стадо, черт их возьми!
     -  Да  нет,  некоторые  из  них,  по-моему,  не  могут  пожаловаться на
отсутствие чувствительности, - сдержанно ответила  Хилари.  - О, Томас! Если
бы только у вас был здесь друг, настоящий друг.
     -  А что?  У  меня есть  Мэрчисон. Хотя он  скучнейшая личность. Затем,
последнее  время, я очень часто  встречаюсь  с Торквилом Эрикссоном.  У него
блестящая голова, хотел бы я иметь такую.
     - Странный он человек, - задумчиво проговорила Хилари, - меня он всегда
чем-то пугает.
     - Пугает? Торквил? Он же тихий как мышь. В некоторых вопросах он просто
ребенок. Совсем не знает жизни.
     -  Все  это хорошо, но  меня  он все-таки  пугает, -  упрямо  повторила
Хилари.
     - Видимо, ваши нервы тоже стали сдавать.
     -  Пока  еще   нет,  но  боюсь,  что  скоро  начнут.  Томас,   не  надо
устанавливать слишком дружеские отношения с Эрикссоном.
     - Но почему? - Беттертон с изумлением глядел на Хилари.
     - Сама не знаю. Просто, у меня какое-то нехорошее предчувствие.




     -  Послушайте,  господин,  поклянитесь,  что  все  будет  так,  как  вы
обещаете. Заправочная станция в Штатах, в Чикаго.
     -  Обязательно, Мохаммед, все  будет так,  как договорились, дай только
выбраться отсюда.
     - Все в руках аллаха!
     -   Будем   надеяться,  что  воля  аллаха  не  помешает  тебе  получить
заправочную станцию. А почему именно в Чикаго?
     - Господин! Брат моей жены уехал в Чикаго и  там стал хозяином станции.
Почему  же  я  должен жить  где-то на  краю  земного шара? Здесь  есть все -
деньги, еда, одежда, женщины... Но разве это жизнь!
     Питере задумчиво  всматривался  в  возмущенное лицо  араба.  Мохаммед в
своем  белом   одеянии  представлял   величественное  зрелище.   Никогда  не
предугадаешь, какие желания могут встревожить душу человека...
     -  Не знаю,  насколько все это благоразумно, -  проговорил  Мохаммед со
вздохом, -  но  пусть будет по-вашему. Если же им  станет известно...  -  он
улыбнулся, показав необычайно белые, красивые зубы, -  для меня это кончится
смертью, господин.
     - Мохаммед, ты помнишь, что должен делать?
     - Да, господин. Как  только стемнеет, я провожу вас на крышу. Еще  я  t
должен  положить  в вашей  комнате одежду,  которую носят  слуги. Нет, я  не
забыл, что надо делать.
     - Правильно. А  теперь выпусти-ка меня из лифта. Могут заметить, что мы
ездим вверх-вниз. Не стоит привлекать к себе внимание.
     ...Танцы были в разгаре. Энди Питерс танцевал с мисс Дженнсон. Он нежно
обнимал  свою партнершу  и  что-то  говорил  ей.  Когда они оказались  около
Хилари, Питерс перехватил ее взгляд и многозначительно улыбнулся.
     Хилари,   кусая    губы,   чтобы   не   рассмеяться,   отвернулась.   В
противоположном  конце  зала  Беттертон оживленно разговаривал  с  Торквилом
Эрикссоном. Хилари нахмурилась.
     - Юный Торквил  просто очарован вашим мужем. Он следует за ним повсюду,
- сказал Симон Мэрчисон.
     - Я  тоже заметила это, - ответила Хилари осторожно, - но никак не могу
понять, в чем тут дело.
     -  Торквил  весь начинен  сверхъестественными идеями,  и ему  необходим
терпеливый слушатель. Я, например, быстро устаю, а Томас, напротив, ничуть.
     Подошел Питерс и пригласил Хилари на следующий танец.
     - Видели, чем мне пришлось заниматься?
     - Это вы по поводу мисс Дженнсон?
     -  Да.  Кажется,  она поверила,  что я  теряю  из-за  нее голову.  Мисс
Дженнсон может быть нам очень полезна.  Она знает почти все, что  делается в
этих  стенах. Например, завтра  здесь  состоится  совещание.  Придут ученые,
правительственные чиновники и богатые патроны.
     - Энди! Вы думаете, что может представиться возможность?..
     -  Нет, пока  я этого не думаю.  Но следует принимать  во внимание все.
Сейчас мы должны выяснить, что  все это из себя представляет. А  когда такое
совещание  повторится,  может быть, мы кое-что и  предпримем. Эту Дженнсон я
уже приручил, так что необходимой информацией мы будем обеспечены.
     - А что могут знать те люди, которые приезжают сюда?
     -  О  нас?  Об  Организации? Ровным счетом ничего. Цель  у них  одна  -
ознакомиться с больницей  и медицинскими научно-исследовательскими работами.
А все это  здание построено так, что являет собой сплошной лабиринт, и никто
из  приезжающих  и представить себе не может  действительных  его масштабов.
Наша  часть здания в случае необходимости тайно изолируется  каким-то особым
образом, а помещения для лабораторий вырублены прямо в скале.
     - Это невероятно!
     -  Тем  не менее  дело обстоит  именно так. Слава богу,  что здесь  нет
детей. Во всяком случае, вы должны благодарить судьбу, Оливия, что у вас нет
детей.
     Он почувствовал вдруг, что вся она словно окаменела.
     - Простите, я, кажется, что-то не то сказал.
     Он провел Хилари в холл, где они сели.
     - Ради бога, простите меня. Я очень огорчил вас, Оливия?
     - Нет, ничего. Это не ваша вина. У меня был ребенок. Он умер...
     - У вас был ребенок? - удивился Питерс. - А я думал, что вы вышли замуж
за Беттертона только полгода назад.
     Оливия покраснела. Затем быстро проговорила:
     -  Да, это все  верно. Но я была замужем  раньше. Я развелась  с первым
мужем.
     - Понимаю...  Ужасно,  что  мы здесь  ничего  не знаем  друг о друге, и
говорим порою не то, что думаем. Ведь я совсем ничего не знаю о вас, Оливия.
     - Так же, как и  я о вас, - грустно улыбнулась  Хилари.  - Где и как вы
росли...
     -  Я  вырос  в  "строгой  научной  атмосфере",  -  усмехнулся  Энди.  -
Вскармливали меня чуть ли не из пробирки. Наука и только наука. Никто больше
ни о чем не думал и не  говорил.  Однако с уверенностью могу сказать,  что в
нашей семье вундеркиндом был не я.
     - Девочка. Сестра. Вот у нее были необыкновенные способности. Она могла
бы стать второй Кюри. Она могла бы совершить много выдающихся открытий.
     - Что же с ней случилось?.. Ответ Энди был краток:
     - Ее убили.
     Хилари решила, что Энди обвинял здесь последнюю войну.
     - Вы очень любили сестру? - спросила она участливо.
     - Больше, чем кого-либо на свете.
     Неожиданно Питерс прервал разговор и поднялся.
     - Хватит с нас и тех неприятностей, что есть сейчас. Взгляните лучше на
нашего норвежского приятеля. Кажется, будто  его вытесала из  дерева. А  его
полный изящества поклон! Наверное, Торквил проглотил аршин.
     - Он очень высокий и худой...
     - Он не так высок, как вам кажется. Моего роста, не больше.
     - Рост - вещь обманчивая!
     - Да, это как описание  внешности в паспорте. Вот, к примеру, Эрикссон.
Рост шесть футов, волосы светлые, голубые глаза, лицо продолговатое,  манеры
деревянные, нос средний, рот  обычный. Даже если  к  этому добавить то, чего
нет в паспорте, например: речь правильная, говорит медленно, слова подбирает
тщательно, - вы все равно не получите представления о том, как на самом деле
выглядит Торквил... Что случилось?
     - Нет, ничего.
     Хилари, слушая  Питерса, и через  холл и зал внимательно  вглядываясь в
Эрикссона,  вдруг подумала: да ведь это  же приметы  Бориса Глидера! Слово в
слово то,  что она слышала  от  Джессепа. Может, именно  поэтому  она всегда
чувствовала себя плохо в его присутствии.
     -  Но, я полагаю, что он  все  же  Эрикссон? Он  не  может  быть кем-то
другим?
     Питере с удивлением посмотрел на собеседницу.
     - Кем-то другим? Кем же? Что вы имеете в виду, Оливия?
     -  Я  думаю... мне  кажется...  я хотела спросить... мог бы он приехать
сюда под именем Торквила Эрикссона?
     -  Думаю, что нет. Это было бы невозможно  -  Эрикссон очень известен в
научном мире.
     - Но ведь никто из здешних не встречался с ним раньше.
     - Вы думаете, что Эрикссон ведет, так сказать,  двойную жизнь? - Питерс
покачал головою. - Нет, это маловероятно.
     - Конечно, - вдруг согласилась Хилари, - на это не похоже.
     Да нет,  вряд ли Эрикссон - это Глидер, подумала она. Но какие  причины
были у  Оливии Беттертон  так настойчиво  твердить  об  опасности,  грозящей
Томасу со стороны  Бориса  Глидера? Может, она откуда-нибудь узнала, что тот
направляется в Организацию? А  разве не мог человек, приехавший в Лондон под
именем  Бориса  Глидера, быть  на  самом  деле  Торквилом  Эрикссоном?  Ведь
описания  внешности абсолютно  совпадают.  И как  только он приехал сюда, то
сразу же обратил все свое внимание на Беттертона...
     У Хилари  была какая-то внутренняя уверенность,  что  Эрикссон  - очень
опасный  человек.  Трудно было понять, что скрывалось за сонным взглядом его
бесцветных глаз.
     Хилари вздрогнула. Ей опять стало страшно.
     - Оливия, в чем дело? Что такое, наконец?
     - Ничего. Смотрите. Заместитель Директора  собирается сделать какое- то
объявление.
     Доктор Нельсон, взобравшись на сцену, подошел к микрофону.
     -  Друзья  и коллеги! Завтра  вам всем предлагается остаться в Запасном
крыле. Просьба  собраться в  одиннадцать утра, будет произведена перекличка.
Чрезвычайное положение продлится всего лишь до двадцати четырех часов. Очень
сожалею, что у вас  возникнут некоторые неудобства.  С  подробностями можете
ознакомиться, они уже вывешены.
     Улыбаясь, он ушел. Опять заиграла музыка.
     - А теперь мне надо снова  пригласить Джекнсон, - со Вздохом проговорил
Питерс. - Она с таким нетерпением поглядывает в  мою  сторону. Надо  узнать,
что это за штука - "Запасное крыло".
     Перекличка  происходила  в  большом лектории.  Потом всех  построили  в
длинную  колонну  и  повели  по  одному из  коридоров. Хилари  шла  рядом  с
Питерсом, она  знала,  что у него  был крошечный компас,  так что можно было
установить, в каком направлении их уводили.
     В  конце коридора оказалась небольшая дверь. Перед ней пришлось немного
задержаться, так как она была заперта.
     Питерс  вынул из  кармана  портсигар, но в  ту  же  секунду  послышался
властный окрик Ван Хейдема:
     - Не курить! Вас ведь предупреждали!
     - О, простите сэр...
     Дверь вскоре открыли, и колонна снова двинулась вперед.
     - Как овцы, - возмущенно прошептала Хилари.
     -  Комнаты  для  дам  направо,  -  предупредительно провозгласила  мисс
Дженнсон.
     Мужчин повели куда-то в левую часть крыла.
     - Здесь все  очень  просто, - опять раздался голос мисс Дженнсон, - но,
тем не менее,  есть все необходимое.  В  вашем распоряжении  ванная комната.
Через эту дверь и дальше по коридору можно пройти в общую гостиную.
     Гостиная  - просторный  зал,  в  котором опять все собрались вместе,  -
напоминала зал ожидания в небольшом аэропорту.  Здесь был  бар с напитками и
стояли столы с  приготовленными  закусками. В другом конце  гостиной  Хилари
увидела ряд полок, забитых книгами.
     День прошел спокойно. На небольшом портативном экране было показано два
кинофильма.
     Искусственное освещение  возмещало отсутствие окон.  К  вечеру зажглись
другие лампы, от которых исходил мягкий свет.
     - Умно придумано! - одобрил  Питерс. - Все делается с  целью свести  до
минимума ощущение того, что мы замурованы заживо.
     "Как мы здесь беспомощны, -  подумала Хилари. -  Где-то совсем недалеко
находятся  люди, приехавшие из внешнего  мира.  А  связаться  с ними и,  тем
более, рассчитывать на их  помощь  невозможно. Все предусмотрено  с жестокой
тщательностью".
     От  неожиданного  прикосновения  чьей-то руки Хилари -вздрогнула. Резко
обернувшись, она увидела, что рядом с ней стоит высокий темнокожий слуга.
     - Прошу вас, мадам. Вам нужно идти, - шепотом проговорил он.
     - Идти? Куда идти?
     - Прошу вас, следуйте за мной.
     Несколько мгновений Хилари колебалась. Никто не замечал ни ее, ни слугу
или делал вид, что не замечает.
     - Прошу вас, мадам, следуйте за мной.
     Хилари  обратила  внимание, что ее  спутник был одет более богато,  чем
остальные слуги. Его платье было украшено золотым шитьем.
     Они  шли  необычайно  длинным белым коридором, и  Хилари казалось,  что
утром  их  привели  с противоположной  стороны.  Однако ничего  нельзя  было
утверждать наверняка, так похожи были все эти коридоры.
     Потом  слуга  остановился  и  нажал какую-то потайную  кнопку  в стене.
Неслышно растворились дверцы, за которыми была небольшая кабина лифта. Слуга
жестом пригласил войти, затем вошел сам, и лифт взмыл вверх.
     - Куда вы меня везете? - Хилари бил озноб.
     - К Господину, мадам. Это большая честь для вас.
     - К Директору, вы хотите сказать?
     - К Господину.
     Они остановились  перед  какой-то дверью. Провожатый постучал, и  дверь
тотчас распахнулась. И еще долго они шли  мимо белых одеяний, золотого шитья
и черных бесстрастных лиц.
     Наконец  Хилари  неожиданно  очутилась в  комнате,  обставленной  чисто
по-восточному.  Здесь  были  низкие  диваны,  кофейные столики,  стены  были
увешены необычайно красивыми коврами.
     На  диванчике  сидел  сгорбленный  старец,  Хилари  устремила  на  него
удивленный  взгляд. Это  было  невероятно:  она  встретилась с  насмешливыми
умными глазами мистера Аристидиса...




     - Прошу вас, мадам! - проговорил он приветливо.
     Аристидис поманил ее  рукой, похожей на обезьянью лапу.  Хилари подошла
ближе и села напротив. Аристидис тихо, как бы про себя, рассмеялся.
     - Вы удивлены, не так ли? Совсем не этого ожидали, а?
     - Конечно, - ответила, еще не придя в себя от изумления,  Хилари.  -  Я
никогда бы не подумала... я и представить себе не могла...
     И вдруг  все  ее удивление как рукой сняло. Весь этот нереальный мир, в
котором она жила последние недели, вдруг зашатался и рассыпался.
     Теперь она поняла, что  никогда  эта Организация и не была такой, какой
старались представить ее технические руководители.
     Взять   хотя  бы  Директора   с   его   "необыкновенными"   ораторскими
способностями. Это всего лишь подставная фигура, основное назначение которой
- скрывать  настоящее.  А  настоящее  было  здесь,  в этой потайной комнате,
обставленной в восточном вкусе. Во главе всего стоял мистер Аристидис, и все
приобретало  теперь  определенное  значение.  В  основе  лежала  жестокость,
практичность и... обыденность.
     -  Теперь я начинаю понимать, -  произнесла растерянно  Хилари, -  все,
все, что есть здесь, - это ваше, правильно?
     - Да, мадам.
     - А кто такой Директор? Так называемый Директор.
     - А что, он очень хорош! Я плачу ему большие деньги. Аристидис закурил,
Хилари молча смотрела на него.
     -  Около  вас  восточные сладости,  -  сказал он, - прошу  вас,  мадам,
угощайтесь. Опять наступила тишина.
     -  Видите ли,  мадам, - произнес наконец Аристидис,  - я  филантроп. Вы
знаете, что я очень богат. Я один из богатейших людей в мире, возможно, даже
самый богатый. И вот,  имея в своем распоряжения такое огромное состояние, я
считаю себя обязанным каким-то образом приносить человечеству пользу. Этим и
объясняется, что  здесь,  в этом удаленном от всего живого месте, я построил
лепрозорий,  большую  колонию   для  прокаженных,  и  основал  широкую  сеть
научно-исследовательских  лабораторий, где многочисленные  ученые  разрешают
проблему профилактики и лечения лепры.
     Известно, что  некоторые  виды  заболевания излечимы. Но  есть и такие,
которые лечению  не  поддаются.  Поэтому здесь повседневно, непрерывно  идет
исследовательская  работа,   и  мы  уже   получили   хорошие  результаты.  В
действительности, проказа не так заразна, как это принято считать.  Ветряная
оспа,  тиф,  чума  -  гораздо опаснее.  И  все  же,  если  произнесено слово
"лепрозорий", люди шарахаются в сторону.  Страх перед лепрой культивировался
долгие века. Вы можете прочесть об этом даже в библии... Поэтому я и основал
это учреждение здесь.
     - И вы создали его только из этих соображений?
     -   Да.   У   нас,   кроме  того,   работает   противораковый   научно-
исследовательский  отдел,   важная  работа  проводится  также   по  изучению
профилактики туберкулеза. Производятся  всякие вирусологические исследования
- все  это  только в  лечебных  целях.  Само собой  разумеется, что  о войне
биологическими средствами и разговора быть не может. Все в плане гуманности,
все законно  и  способствует укреплению моего авторитета. Время  от  времени
известные физики, хирурги  и  химики  приезжают сюда,  чтобы ознакомиться  с
результатами нашей работы. Вот, например, приехали они и сегодня. Здание это
построено в достаточной мере хитроумно, а многие помещения  устроены - прямо
в  недрах  гор.  Во всяком случае,  я  нахожусь вне всяких  подозрений. - Он
улыбнулся и простодушно добавил: - Видите ли, ведь я очень богат.
     - Но почему? Скажите мне, почему у вас такая тяга к разрушению?
     -  У меня нет никакой тяги к разрушению, мадам. Вы несправедливо судите
обо мне.
     - Но тогда я просто ничего не понимаю!
     - Видите ли, я бизнесмен, - еще более простодушно проговорил Аристидис.
- Кроме того, я коллекционер. Когда богатство начинает давить, единственное,
что   остается   -  это  что-нибудь   собирать.  В   течение  моей  жизни  я
коллекционировал разные  вещи. У  меня  лучшее собрание картин в  Европе.  Я
собирал  керамику,  увлекался филателией  -  моя  коллекция  марок  одна  из
известнейших в мире. Когда  надоест собирать  одно, переходишь  к другому. Я
стар,  мадам, и мне уже ничего не осталось. И вот последнее, к чему я пришел
сейчас: я коллекционирую мозги.
     - Мозги? - содрогнулась Хилари. Ее собеседник спокойно кивнул.
     - Да. Это самое  интересное из того, что  можно собирать. Мало-помалу я
соберу здесь все мозги мира. Моя коллекция - молодые ученые.
     Я привожу сюда только многообещающих молодых ученых, тех, которые могут
многого достичь в науке. Однажды опустошенные государства прозреют и поймут,
что  все их ученые постарели и  выдохлись, а самые молодые мозги  мира - все
врачи,  химики,  физики  -  все  находятся  в  моем  распоряжении.   И  если
какой-нибудь стране понадобится ученый, допустим, специалист по пластической
хирургии, она должна будет купить его у меня.
     -  Вы  хотите  сказать...  -  Хилари  наклонилась  вперед  и  испытующе
взглянула на  Аристидиса. - Вы утверждаете, что  это - всего лишь гигантская
финансовая операция?
     И опять Аристидис спокойно кивнул.
     - Да,  - медленно проговорил он,  - конечно. В ином  случае  все это не
имело бы никакого смысла. Не так ли? Хилари глубоко вздохнула.
     -  Пожалуй,  что  и  так,  - ответила  она.  - Что-то в этом роде  я  и
предполагала... Но...
     -  Видите ли, в конце  концов, это  моя  профессия, - Аристидкс говорил
извиняющимся тоном, - ведь я финансист.
     - И вы пытаетесь меня убедить, что все это не имеет под собой абсолютно
никакой политической подкладки? Что вы не стремитесь к мировому господству?
     - Отнюдь, - ответил он спокойно, - я совсем не стремлюсь стать богом, я
человек  религиозный,  - в  его  голосе  слышался  упрек. -  Такой  болезнью
поражены диктаторы, это они стремятся занять место бога.  Пока я этим еще не
заразился.  - Аристидис помолчал.  -  Хотя, это может прийти. Да, да,  может
прийти.  Но пока еще, к счастью,  этого нет...  Я покупаю ученых, мадам.  На
вольном  рынке.  Все  происходит, так при  любой другой торговой  сделке.  Я
покупаю  их  за  деньги.  Иногда  они  попадаются  на  какую-нибудь  идейную
приманку. Молодые  - всегда мечтатели.  Они начинены  разными  идеями. У них
есть   идеалы...  Попадаются  и  такие,   которых   можно  купить  гарантией
безопасности.
     - Это кое-что объясняет, - задумчиво проговорила Хилари. - Объясняет, я
хочу сказать,  одно удивительное обстоятельство, которое я отметила во время
нашей дороги сюда.
     - Вас что-нибудь удивило тогда, мадам?
     - Да. Меня поразило,  как различны цели у всех тех людей, которые ехали
со  мной.  Вот,   например,   американец  Энди  Питере,  у  него  совершенно
определенные  левые  взгляды. А возьмите  Эрикссона, он  -  фанатик, верящий
только в сверхчеловека.  У фрейлен Нидхейм настоящие  фашистские  убеждения.
Что касается доктора Баррона... - Хилари замялась.
     -  Вы хотите  сказать, что он  приехал сюда  только из-за денег? Доктор
Баррон образован и циничен в одинаково высокой  степени. У него нет иллюзий,
но своей работе он предан, как никто. Ему нужны были неограниченные денежные
средства, чтобы беспрепятственно проводить  свою  исследовательскую  работу.
Поэтому он здесь.
     И Аристидис добавил, не меняя интонации:
     - А вы умная женщина,  мадам. Это  я сразу заметил в Феце. Вы, конечно,
не  знаете, мадам, но в Фец я приехал  только затем, чтобы посмотреть на вас
или, если  говорить точнее,  велел  сделать так, чтобы  вас привезли  в  Фец
показать мне. Я рад вашему приезду  в Организацию. Поймите  меня  правильно,
здесь   мало   интересных  людей,  просто  не   с  кем  поговорить.   -   Он
пренебрежительно  махнул  рукой.  -  Все  эти ученые, эти биологи,  химики и
всякие  другие...  Они  могут  быть гениальными  в  своей  области,  но  как
собеседники  никуда  не годятся.  Их  подруги также скучны. Женам  некоторых
ученых я иногда разрешаю приехать сюда. И по одной-единственной причине.
     - Какая же это причина?
     Аристидис ответил как-то сухо и раздраженно:
     - Такое разрешение дается только в тех редких случаях, когда человек не
справляется со  своей  работой  из-за  тоски  по  жене.  Кажется, именно так
получилось  с  вашим  супругом.  Ученый  мир  знал Беттертона  как  молодого
гениального ученого. Тем не менее, все работы, которые он выполнил здесь, не
поднялись выше среднего уровня. Да, я разочаровался в нем.
     -  А  разве это  не обычное  явление? -  удивилась  Хилари. - Ведь  все
ученые, они же здесь просто как в тюрьме. Наверное, они как-то протестуют? В
самом начале хотя бы?
     - Да, - проговорил  Аристидис.  - Это вполне естественно,  и  этого  не
избежать. Так обычно бывает и с птицей. Но если в клетке достаточно воздуха,
если у нее есть все необходимое - супружеская половина, зерно, вода, ветка -
все, что нужно для  жизни, тогда эта птица в конце  концов забывает, что она
когда-то была свободна.
     Хилари содрогнулась.
     - Вы меня просто пугаете! Мне страшно слышать это!
     -  Постепенно  вы многое  поймете, мадам. Уверяю вас,  что  хотя  вновь
прибывшие ученые с  различными убеждениями поначалу и будут  протестовать, в
конце концов все они превратятся в оловянных солдатиков.
     - Как вы можете с такой уверенностью говорить это?!
     - В бренном нашем  мире  ни  в чем нельзя быть уверенным. С этим я могу
согласиться. Тем не менее я убежден, что будет именно так.
     Хилари смотрела на Аристидиса с ужасом.
     -  Это  кошмарно!  -  воскликнула  она.  -  Сборище  живых   автоматов,
автоматически  работающих  мозгов! Мозги-автоматы! Вот  во что  вы  мечтаете
превратить людей!
     - Абсолютно верно. Вам удалось подыскать более чем точное  определение,
мадам.
     -  И  этими автоматически работающими мозгами вы намереваетесь  однажды
начать снабжать тех, кто заплатит за них подороже?
     - Это, пожалуй, грубо сказано, но, тем не  менее,  именно  этот принцип
лежит в основе всего предприятия, мадам.
     - Но ведь вы не сможете отослать отсюда ученого так  же просто, как это
делается с настоящим автоматом.
     - Почему же?
     -  Как только ученый попадет в нережимные условия, он  может отказаться
от работы на нового нанимателя. Ведь он будет тогда свободным.
     -   До   некоторой   степени   вы  правы.  Но  ведь   предусматривается
осуществление некоторого, я бы сказал, вмешательства.
     - А это еще что за вмешательство?
     - Вы слышали что-нибудь о лейкотомии, мадам? Хилари нахмурилась.
     - Это какая-то операция на живом мозге?
     - Совершенно  верно. Сначала врачи предложили ее как средство излечения
от  меланхолии. Я умышленно избегаю  медицинских терминов, чтобы  вам  легче
было  меня   понять.  После  операции   больной   больше  не  покушается  на
самоубийство,   никогда  уже  не   испытывает  чувства  вины.  Он   делается
беззаботным, бессовестным и, в большинстве случаев, необыкновенно покорным.
     - Но вряд ли такое хирургическое вмешательство всегда проходит успешно.
     -  В  первое время были  неудачи. Но мы продвинулись в  изучении  этого
вопроса. У меня здесь есть три блистательных хирурга. Делая различного  вида
операции  на  мозге и  экспериментируя,  они постепенно добились  того,  что
теперь могут производить необходимые  изменения в  психике человека.  Причем
все это абсолютно не затрагивает качеств их пациентов как ученых.
     - Но это ведь ужасно! - воскликнула Хилари. - Ужасно!
     - Нет, -  спокойно поправил  ее Аристидис, -  полезно. Это  в некотором
смысле даже  благодеяние. Вот, послушайте. Пациент,  подвергшийся  операции,
всегда  пребывает в  хорошем настроении, он счастлив и не испытывает никаких
страхов, тоски или беспокойства.
     - Я просто  не могу  поверить,  что  это когда-нибудь  осуществится,  -
возмущенно сказала Хилари.
     - Простите меня, мадам, но вы недостаточно компетентны, чтобы обсуждать
подобные темы.
     -  Я только  хотела  сказать, что  не представляю себе, как  может всем
довольное,  покорное  животное   создать   что-нибудь   гениальное,  имеющее
настоящую ценность!
     Аристидис пожал плечами.
     - Что ж, вы женщина умная. Может быть, в ваших словах что-то и есть. Мы
не прекращаем опытов.
     - Опыты! На человеческих существах?
     - Конечно, как же иначе. Это - единственный практический метод.
     - Но... простите... где вы берете людей? Кто они?
     - Всегда есть какие-нибудь неудачники,  - спокойно ответил Аристидис. -
Обычно это те,  кто не может  привыкнуть к здешним условиям или отказывается
сотрудничать  с   нами.  Они  представляют   собой   хороший   материал  для
экспериментов.
     Хилари судорожно вцепилась в подушки  дивана. Это улыбчивое  существо с
желтым лицом наводило на  нее ужас своей жестокостью.  Доводы  он высказывал
сдержанно, с какой-то своей логикой и по-деловому, и  все это  вместе взятое
усугубляло ужас Хилари.
     Нет! Перед ней сидел отнюдь не сумасшедший, одержимый бредовыми идеями.
Просто это существо рассматривало все человечество всего лишь как подопытный
материал для его многочисленных лабораторий.
     - Разве вы неверующий? - с трудом проговорила она.
     - Нет, почему  же? Конечно, я верю в бога. - Аристидис поднял брови. Он
был обижен  вопросом. -  Я уже  говорил вам:  я человек  религиозный. Просто
господь бог благословил меня властью, то есть деньгами и возможностями.
     - Читаете ли вы библию?
     - О, конечно, мадам.
     - Вы  помните, что  Моисей и  Аарон  говорили  фараону? "Отпусти  народ
мой"...
     - Значит, фараон - это я? - Он усмехнулся. - А вы - и Моисей, и Аарон в
одном  лице? Вы это хотите сказать,  мадам? Отпустить всех  этих людей?  Или
вопрос идет о каком-то одном лице?
     - Я имела в виду всех, - ответила храбро Хилари.
     - Но  вы  же сами прекрасно знаете, что  такой  разговор - пустая трата
времени, мадам. Значит, вы не за мужа просите?
     - Но ведь от Томаса вам нет никакой пользы! Вы в этом сами убеждены!
     -  Да,  Томас  Беттертон  меня разочаровал. Я надеялся, что  ваш приезд
поможет ему. Но  я  обманулся.  Я говорю, основываясь на  докладах тех, кому
положено все это знать.
     -  Некоторые  птицы не могут петь  в неволе, - сказала  Хилари. - Вот и
запишите Томаса Беттертона в список своих неудач. А ему  разрешите вернуться
туда, откуда он приехал.
     -  Нет, из зтого ничего не получится,  мадам.  Я еще не  готов к  тому,
чтобы оповестить по радио весь мир о нашем существовании.
     - Вы можете взять с  него клятву - он будет молчать. Он поклянется, что
ни одним словом ни одной живой душе никогда не обмолвится ни о чем.
     - О да! Он может поклясться. Но он не сдержит слова!
     - Сдержит! Обещаю вам! - воскликнула в отчаянии Хилари.
     -  Но это говорите вы, его жена. Не могу же я  брать клятву с его жены.
Хотя, конечно, - он слегка выпрямился и сложил  ладони вместе, - конечно, он
мог  бы кое-что оставить  здесь в залог, и это заставило бы его попридержать
язык.
     - Что вы имеете в виду?
     -  Я  имею  в  виду  вас,  мадам...  Если Томас Беттертон уедет,  а  вы
останетесь в качестве заложницы, устроит ли вас это? Согласитесь ли вы?
     Хилари  смотрела  куда-то  поверх  головы  своего собеседника, на  едва
колеблющиеся  портьеры. Аристидис  не мог  знать, что для Беттертона  она не
представляет  собой  заложницу в  обычном  значении  этого  слова. Ведь  она
абсолютно  ничего не значила  для Томаса. Настоящая  жена, которую он любил,
умерла. Не поможет ли  освобождение Томаса Джессепу и его  друзьям вызволить
всех рабов Аристидиса...
     - Я согласна, - сказала она.
     - О,  вы смелы, мадам, в вас есть лояльность и преданность. Это хорошие
качества. Что же касается остального...  - Он улыбнулся.  - Об  этом мы  еще
поговорим как-нибудь в другой раз.
     -  О,  нет!  Нет!  -  Хилари  вдруг   закрыла  лицо  руками.  Ее  плечи
содрогались. - Это так бесчеловечно!
     -  Ничему  не придавайте большого  значения, мадам.  - Голос Аристидиса
звучал  мягко, почти утешительно. -  Мне  было очень приятно побеседовать  с
вами, мадам, и рассказать о моих  целях  и  надеждах. Я  с большим интересом
наблюдал, какое воздействие оказывает все это на разум, не  подготовленный к
восприятию  подобной  информации.  Именно  на   такой  разум,   как  ваш   -
уравновешенный, здоровый и, я бы сказал, интеллигентный. Вы пришли в ужас. У
вас  это  вызвало отвращение.  И  все же, мне кажется, что  подвергнуть  вас
такому испытанию было совсем неплохим делом.  Сначала вы мою  идею отвергли,
потом   вы   задумались,  а  в  конце  концов  она  показалась   вам  вполне
естественной, как если бы существовала всегда.
     - Нет, вовсе нет! - воскликнула Хилари.
     - Сейчас в вас говорят характер и любовь к противоречию, которая обычно
сопутствует  рыжеволосым, - усмехнулся Аристидис. - У моей  второй жены тоже
были рыжые  волосы.  Это  была очаровательная  женщина, и  она любила  меня.
Теперь это звучит странно, не правда ли? Я всегда обожал рыжеволосых женщин.
У  вас очень красивый цвет  волос, и  есть  еще многое,  что мне нравится, -
характер, мужество, собственное  мнение. - Он  вздохнул. - Но, если говорить
откровенно, женщины как  женщины меня давно почти  не интересуют. Здесь есть
две  девочки, с  которыми я иногда  развлекаюсь.  Но я  предпочитаю духовные
контакты.  Поверьте   мне,  мадам,  беседа  с  вами  подействовала  на  меня
освежающе...
     - А если все то, что вы мне сказали, я захочу передать... моему мужу? -
перебила его Хилари. Аристидис снисходительно усмехнулся.
     - Но сделаете ли вы это?
     - Не знаю. Я... я... не знаю.
     - А! - Аристидис внимательно смотрел на  сидящую перед ним Хилари. - Вы
мудрая. Если женщина  и знает что-то, она должна утаить. Но сейчас вы устали
и,  кроме того, расстроены. Время  от времени, когда  я буду приезжать сюда,
вас будут приводить ко мне, и мы сможем поспорить о многих вещах.
     - Разрешите мне уехать отсюда! - Хилари умоляюще протянула к Аристидису
руки. - О!  Позвольте мне  уехать! Можно, я поеду с вами? Пожалуйста! Я  вас
очень прошу!
     Аристидис  отрицательно  покачал головой. На  лице  было сочувствие, но
где-то там, в глубине его глаз, читалось осуждение.
     - Вы говорите совсем как ребенок, - проговорил он с  упреком. - Ну, как
я могу позволить вам уехать? Как я могу Допустить, чтобы рассказ о  том, что
вы здесь видели, облетел весь земной шар?
     -  Разве  вы  не поверите  мне,  если я дам  клятву  никогда  никому не
говорить об этом ни слова?
     - Нет, не поверю, - спокойно отозвался Аристидис. - Было бы очень глупо
с моей стороны, если бы я поверил заявлениям подобного рода.
     - Но я не  хочу  оставаться здесь! Не хочу  жить  в этой тюрьме! Я хочу
выйти отсюда!
     -  Подождите. Ведь у вас  здесь муж.  Вы специально приехали  к нему  и
сделали это по своей доброй воле.
     - Я ведь не знала, куда я попаду! Я и представления не имела!
     -  Правильно, - спокойно сказал Аристидис, - вы не имели представления.
Но  разрешите  заверить вас,  что  в  условиях, в  которые  вы  попали, куда
приятнее жить, чем  в мире, который вы покинули.  Здесь  у  вас  есть все  -
роскошь, прекрасные климатические условия, всевозможные развлечения...
     Он поднялся и легонько похлопал Хилари по плечу.
     -  Все уладится, -  произнес он доброжелательно. - Да,  да, рыжеволосая
птичка привыкнет к своей клетке. Хотя, возможно, - добавил он, подумав, - вы
уже не будете таким интересным человеком.




     - Телеграмма! - радостно вскричал Лебланк. - Наконец-то, телеграмма!
     Лебланк   поспешно   развернул   сложенный  вчетверо  лист   бумаги   и
взволнованно сказал:
     -  Донесение   одного   из   наших   летчиков.   Они   провели   ночную
рекогносцировку всей территории. Пилот  заметил вспышки, это были сигналы по
условному коду. Сигналы были повторены дважды. Вот текст.
     Перед Джессепом легла телеграмма: "ЛЕПРОЗ".
     - Лепроз?.. - сказал Джессеп.  -  Лепрозорий? Лебланк развернул большую
карту.
     - Действительно, в  предгорьях находится  очень  известное  медицинское
научно-исследовательское  учреждение.  Его   основал   и   субсидирует  один
богатейший филантроп.  Известно, что  там  проводятся очень важные работы по
профилактике  и  лечению  проказы.  Репутация  учреждения на  самом  высоком
уровне. Сам президент республики считается его патроном.
     -  Что ж,  - отозвался  Джессеп с  одобрением, - здорово  они  все  это
организовали!
     -  Доступ  государственным  инспекторам открыт в  любое время.  Медики,
итересующиеся их работой, там тоже частые гости...
     -  А  видят  они  только то, что  положено.  Не  больше!  Самая  лучшая
маскировка,  под  которой  можно  скрыть  сомнительную  деятельность,  - это
искусственно созданная атмосфера наивысшей респектабельности!
     -  А может, - предположил  Лебланк, -  там  создан  только перевалочный
пункт?
     - Вряд  ли...  Скорее там и  есть,  так  сказать,  Конечный Пункт.  При
современном  развитии  медицины  больных  проказой  подобным образом уже  не
изолируют.
     -- Так обстоит дело в развитых странах. А здесь - феодальные уклады.
     -  Пожалуй,  вы правы... Само  слово "проказа"  ассоциируется  у нас со
средневековьем,  когда  прокаженный   ходил  с  колокольчиком,  предупреждая
здоровых о  своем появлении. Да, за фасадом милосердия и благотворительности
можно делать  все,  что  угодно.  Кстати,  Лебланк! А кто владелец? Как  имя
филантропа, который создал это учреждение и субсидирует его?
     - Это  легко установить. Минутку! - Лебланк заглянул  в лежащий на  его
столе официальный справочник. - Учреждение частное.  Совладельцы - несколько
филантропов, во главе которых стоит  Аристидис. Вы, конечно,  о нем слышали.
Аристидис  баснословно  богат   и   всегда  великодушно  субсидирует  всякие
благотворительные мероприятия. Он основал больницы также в Париже и Севилье.
     - Понятно. Давайте подведем черту.  Итак,  это медицинское учреждение в
пустыне принадлежит Аристидису, -  задумчиво  проговорил Джессеп. - И тот же
Аристидис находился в Феце одновременно с Оливией Беттертон.
     - Аристидис! -  Лебланк  был в восторге. -  Клянусь, вот  где суть! Это
фантастично!
     - Безусловно...
     -   Вы   понимаете,  что  все  это  значит?!!   -  Лебланк  ожесточенно
жестикулировал.  -  Этот  Аристидис   всюду  успел.  Он  стоит  за  банками,
правительствами,   промышленностью,  вооружениями,  транспортом!   Время  от
времени он царапает в своем испанском замке несколько слов на клочке бумажки
и  швыряет  на  пол,  и секретарь,  ползая на коленях,  подбирает.  А  через
несколько  часов в Париже какой-нибудь  крупный  банкир  пускает себе пулю в
лоб. Вот как!
     - О! С каким необыкновенным  драматизмом вы описали все это, Лебланк! -
воскликнул Джессеп. - Теперь вопрос в том, что мы можем предпринять?
     Лицо Лебланка омрачилось.
     - Боюсь, что все  это  не так просто...  А вдруг мы ошибаемся? Об  этом
даже подумать  страшно! Если мы правы, то нам  еще нужно будет попотеть  над
доказательством...  Расследование по  приказанию свыше могут и  отменить. Вы
понимаете? Это  все будет очень и очень нелегко. Но, - он поднял свой желтый
от никотина палец, - мы раскроем все во что бы то ни стало!




     Четыре автомашины с трудом  одолели горную дорогу  и остановились перед
высокими   железными  воротами.  В  первой  сидели   французский  министр  и
американский  посол,   во   второй  расположились  английский  консул,  член
парламента, а также  шеф  полиции, третья машина  везла двух  членов  бывшей
Королевской  комиссии и двух известных журналистов. В  четвертой ехали люди,
малоизвестные широкой  публике,  но достаточно уважаемые  в своей среде. Это
были мосье Лебланк и мистер Джессеп. Безупречно вышколенные шоферы поспешили
выйти и открыть дверцы машин высоким гостям.
     -  Надеюсь,  -  пробормотал  министр с тревогой, -  что у нас  не будет
необходимости контактировать с ними.
     - Не беспокойтесь, мосье министр!  - заметил один  из сопровождающих. -
Приняты   все   необходимые  меры  предосторожности.  А  потом,  ведь  можно
инспектировать на расстоянии, не так ли?
     Огромные  ворота  со  скрежетом  открылись.   Несколько  человек  вышли
навстречу.
     - А как наш дорогой Аристидис? - спросил министр.
     -  Мистер  Аристидис  только  вчера  прилетел  из  Испании,  -  ответил
Заместитель Директора. - Мистер Аристидис  ожидает  вас в  здании. Разрешите
мне проводить вас к нему,
     Все последовали за Заместителем.
     Министр  с опаской  поглядывал  направо, где  за густой  сеткой  гуляли
прокаженные.
     Аристидис принимал своих гостей в роскошной гостиной. Начались поклоны,
комплименты, представления.  Темнокожие слуги, в  белых  одеждах и тюрбанах,
подавали аперитивы.
     - Прекрасное  место у вас тут, сэр! - обратился  один  из журналистов к
Аристидису.
     -  Я  горжусь им,  - с  чувством  проговорил  Аристидис,  прижимая  по-
восточному  руки  к  груди.  -  Это, так сказать, моя  лебединая  песня. Мой
последний дар человечеству. Я не пожалел никаких затрат.
     - Могу подтвердить, что  это действительно так, - раздался голос одного
из  врачей. - Лепрозорий - мечта  профессионального врача. У нас, в  Штатах,
например, научная работа на высоте, но то, что я увидел здесь, не идет  ни в
какое сравнение! И потом, мы получаем прекрасные результаты!
     Его энтузиазм оказался заразительным.
     -  Мы должны быть признательны  за  создание  на  частные деньги  этого
лечебного  учреждения,  -  проговорил  посол, вежливо поклонившись в сторону
Аристидиса,
     -  Господь бог милостив ко мне,  -  скромно ответил  Аристидис. - Прошу
оказать  мне  честь  и отведать приготовленный  для вас завтрак.  Доктор Ван
Хейдем будет выполнять роль хозяина, поскольку я уже на диете и вообще очень
мало ем. После этого вы сможете начать осмотр всего нашего здания.
     Еда была великолепна, и получила особое одобрение министра.
     - Мы довольствуемся нашими скромными удобствами, - сообщил Ван  Хейдем.
-  Свежие  фрукты и овощи  привозят  на самолетах  дважды  в неделю,  так же
обстоит  дело с  мясом  и птицей.  У  нас тут  работают  мощные  холодильные
агрегаты.
     К  каждому  блюду  подавалось  соответствующее  вино,  все  вина   были
превосходны. В заключение слуги подали кофе по-турецки.
     Затем было предложено  начать  инспекционный обход здания.  Все гости в
течение двух часов осматривали помещения.  Министр был несказанно рад, когда
обход  закончился.  Его  ошеломили  огромные  сверкающие  лаборатории и  эти
длинные белые коридоры, он был  подавлен  количеством  выданной  ему научной
информации.  Что же  касается некоторых других инспекторов, то они  задавали
довольно каверзные вопросы. Доктор Ван Хейдем охотно отвечал.
     Лебланк и Джессеп  прибыли сюда как официальные лица - первый состоял в
свите министра,  а второй  сопровождал английского  консула. Однажды, выбрав
момент, Джессеп и  Лебланк  немного поотстали. Англичанин посмотрел на  свои
старомодные, ужасно громко тикающие часы и засек время.
     - Никаких следов  тут нет. Никаких, - прошептал Лебланк взволнованно. -
Где мы найдем доказательства?.. О! Они ужасные скептики. Все они! И министр,
и американский посол, и английский консул в один голос утверждают, что такой
человек, как Аристидис, находится вне всяких подозрений.
     -  Спокойно,  Лебланк,  спокойно.  Сдаваться  еще  рано. Со мною  очень
чувствительный счетчик Гейгера.
     - Я в этом ничего не понимаю.
     -  И я не  больше.  Но этот счетчик  реагирует  на  малейшее  повышение
радиоактивности. Теперь я уверен, что они здесь. Здание построено так, чтобы
непосвященный  человек   запутался.  Все  коридоры  и   комнаты   одинаковы,
совершенно невозможно разобраться, где что находится.
     -  Неплохо было бы  пустить  в ход жемчужное ожерелье мадам, -  съязвил
Лебланк.
     - Наша игра в Ганса и  Гретель еще продолжается, - добродушно отозвался
Джессеп. - А счетчик работает, слышите?..
     - О боже! Скажите, Джессеп, и этого будет достаточно, чтобы их убедить?
     - Нет, наверное, нет, - задумчиво отозвался Джессеп.
     - Эти  люди не хотят нам верить. Они с самого начала с большой неохотой
отнеслись к этому  делу. Даже консул  очень  осторожен.  Ваше  правительство
кое-чем  обязано Аристидису. Я  уже  не говорю  о  нашем... - Он  передернул
плечами.
     - Нам не стоит полагаться на правительственных чиновников и дипломатов,
-  сказал  Джессеп,  -  у  них  связаны руки.  Однако  с  нами -  пресса.  У
журналистов превосходный нюх на сенсацию. Они-то и не дадут замять это дело.
Кроме  того, есть еще один человек, в  которого я верю. Вы заметили пожилого
джентльмена, который плохо слышит?
     - Конечно, я обратил на него внимание. Развалина какая-то.
     - Да.  Он  глухой и немощный. Но он заинтересован в  правде. Старичок -
бывший член  Верховного  суда.  Его ум так же  остр  и  наблюдателен,  как и
прежде. Этот человек тонко  чувствует  фальшь, для него улики служат основой
для доказательства.
     Гостям  были  снова  предложены  аперитивы.  Министр произнес  в  адрес
Аристидиса благодарственную речь. Затем он поспешно добавил:
     - А  теперь,  джентльмены,  настало  время  прощаться с  нашим радушным
хозяином.  Мы  видели  все,   что   только  можно   видеть.   -  Он   как-то
многозначительно  выделил  эти  слова.  -  И  все  здесь  замечательно!  Это
первоклассное  медицинское  учреждение.  Разрешите  выразить   благодарность
нашему  любезному   хозяину  за   гостеприимство,  .а   также  поздравить  с
блистательными успехами его людей.  Итак,  мы прощаемся  и едем. Правильно я
говорю или нет?
     Все,  что  говорил  министр,  вполне  укладывалось в  рамки  этикета  и
соответствовало  обстановке.  Взгляд,  которым  он  окинул  собравшихся,  не
означал,  казалось, ничего,  кроме учтивости. На самом  же деле в его словах
была просьба. На самом  деле слова министра следовало понимать  так: вы сами
видите, джентльмены, что здесь нет ничего того, что вы подозревали, и теперь
мы можем ехать со спокойной совестью.
     Вежливую  тишину вдруг нарушил громкий голос.  Это был спокойный  голос
Джессепа.
     - С вашего разрешения, сэр,  - сказал он, -  мне бы  хотелось попросить
вас об одном одолжении.
     - О,  конечно, конечно,  мистер...  э-э...  Джессеп! Пожалуйста! -  Это
отозвался Ван Хейдем.
     -  Мы  имели   удовольствие   встретиться  с   вашими   многочисленными
сотрудниками,  -  сказал он. -  Здесь находится и  мой  старый друг.  Мне бы
хотелось переброситься словечком и с ним. Нельзя ли это устроить?
     - Ваш друг? - участливо спросил Ван Хейдем.
     - Пожалуй, у меня  тут два  друга,  - поправился  Джессеп.  - Еще дама.
Миссис Беттертон. Оливия Беттертон. Я знаю, что ее муж работает здесь. Томас
Беттертон. Тот, который работал в Харвелле, а до этого жил в Америке. Мне бы
очень хотелось побеседовать с ними перед отъездом.
     Реакция  Ван  Хейдема  была  превосходной.  Он  широко  открыл глаза  в
вежливом удивлении. Затем он задумался, словно припоминая.
     - Беттертон... миссис Беттертон... Нет, боюсь, что  у нас нет никого  с
таким именем.
     -  Кроме того, - невозмутимо продолжал Джессеп, - здесь находится также
американец Эндрю Питерс.  Он, кажется,  занимается  исследованиями в области
химии? - Джессеп почтительно повернулся к американскому послу.
     Американский посол наряду с  дипломатическими способностями имел  еще и
твердый  характер.  Его  глаза  встретились  с глазами  Джессепа.  Дипломату
понадобилась почти целая минута, чтобы обдумать свой ответ.
     -  Да,  конечно,  -  прозвучал  наконец его голос. -  Правильно.  Эндрю
Питерс. Я бы тоже хотел повидаться с ним.
     Изумление Ван Хейдема росло. Джессеп мельком взглянул на Аристидиса. На
желтом  морщинистом  лице  нельзя  было ничего  прочесть - ни удивления,  ни
беспокойства.   Казалось,   Аристидиса  абсолютно  не   интересует  то,  что
происходит вокруг.
     - Эндрю Питере? Нет, сэр, боюсь, что вы располагаете неверными данными.
Здесь нет никого, кто носил бы такое имя. Я никогда и не слышал о человеке с
таким именем.
     - Зато имя Томаса Беттертона вы слышали. Не так ли?
     Секунду Ван Хейдем колебался. Он было  повернул голову, чтобы взглянуть
на Аристидиса, но вовремя спохватился.
     Один из журналистов быстро подхватил брошенный в воздух мяч.
     - Томас  Беттертон! О! Это была сенсация! Месяцев  шесть тому  назад он
куда-то исчез. Ну, да!  Аршинные заголовки  во всех европейских  газетах! Вы
хотите сказать, что он все это время находился здесь?
     -  Нет.  -  Голос  Ван Хейдема  зазвучал резко.  -  Боюсь,  что  кто-то
дезинформировал  вас.  Это,  видимо,  какая-то   мистификация!  Сегодня   вы
познакомились со всеми нашими сотрудниками. Вы видели всех и все!
     -  А  мне кажется, что  далеко  не всех, -  возразил Джессеп.  -  Здесь
находится также молодой ученый по имени Эрикссон, - добавил он,  помолчав. -
Доктор Луи Баррон и, возможно, миссис Кэлвин Бейкер.
     -  А!  - Казалось, на доктора Ван Хейдема нашло озарение. -  Вы назвали
имена  людей,  погибших  в  Марокко  при  авиационной  катастрофе.  Да,  да,
вспомнил.  Именно  тогда погибли  Эрикссон  и  доктор  Баррон.  О! Это  была
огромная  потеря  для  Франции. Такого ученого,  как  Луи  Баррон,  заменить
невозможно.  -  Он грустно  покачал головой. - Что  касается  миссис  Кэлвин
Бейкер, то  я ничего не  могу  сказать о ней. Да, это было  очень  печальное
происшествие. - Ван Хейдем вопросительно взглянул на Джессепа. - Право, я не
понимаю,  мосье,  почему  вы  настаиваете, что  эти  люди  находятся  здесь?
Возможно,  доктор  Баррон и говорил  когда-то, что надеется заглянуть к нам,
если  ему  доведется побывать  в  Северной Африка  Может, эти  его  слова  и
послужили причиной недоразумения?
     -  Вы утверждаете,  что я  ошибаюсь? И никого  из названных мною  людей
здесь нет?
     -   Но  каким  же  образом,  уважаемый  сэр,  они  могут  находиться  в
лепрозории, если они все погибли? Наверное, и тела были обнаружены?
     -  Обнаруженные   тела  были   до   такой  степени  обуглены,   что  не
представлялась  возможной  их  идентификация,  -  последние  слова   Джессеп
проговорил медленно.
     Сзади послышалась какая-то возня. И тонкий, очень слабый голос спросил:
     -  Правильно ли  я  вас  понял?  Вы  говорите,  что идентификация  была
невозможна?
     Лорд  Альверсток  в ожидании  ответа подался  вперед,  поднеся  руку  к
правому уху.  Из-под  густых  бровей  на Джессепа смотрели  маленькие острые
глазки.
     - Да,  ваша светлость, -  ответил  Джессеп. - И  у меня есть  основания
полагать, что эти люди не погибли при авиакатастрофе.
     - Полагать? - переспросил лорд Альверсток.
     - Я хотел сказать, у меня есть доказательства того, что I они живы.
     - Доказательства? Какого рода доказательства, мистер Джессеп?
     -  На миссис Беттертон были бусы из поддельного жемчуга. Одна  из  этих
жемчужин была обнаружена в полумиле от того места, где сгорел самолет.
     - А  почему вы утверждаете,  что найденная  вами жемчужина  принадлежит
миссис Беттертон?
     - Дело в том, что на все бусины был нанесен специальный знак, невидимый
невооруженным глазом. Его можно обнаружить только при помощи сильной лупы.
     - Кто накосил эти знаки?
     -  Это сделал  я,  ваша светлость,  в  присутствии моего  коллеги мосье
Лебланка.
     - У вас были причины помечать жемчужины?
     - Да, я надеялся, что путешествие миссис Оливии поможет навести на след
Беттертона,  которого мы разыскиваем...  Затем, - продолжал  Джессеп, - были
найдены еще  две жемчужины.  И обе  были обнаружены  на пути от места гибели
самолета к той точке, где мы сейчас находимся. От нескольких местных жителей
мы  получили  описания  шестерых путешественников, которые  были удивительно
сходны с описаниями шестерых людей, якобы погибших при катастрофе. Одного из
пассажиров мы  предварительно снабдили перчаткой с фосфоресцирующей краской.
Нанесенный им знак был  обнаружен на  автомашине, в которой  этих пассажиров
везли часть пути.
     - Это очень интересно. Это даже замечательно, - отметил лорд Альверстон
своим слабым голосом.
     В огромном кресле зашевелился наконец мистер Аристидис.
     - А где  последний  раз  были замечены следы этих пассажиров? - спросил
он.
     - На аэродроме, - сказал Джессеп. И дал точные координаты.
     -  Так  ведь  он  находится  за  много сотен  миль  отсюда,  - возразил
Аристидис. - На чем же основана ваша уверенность, что эти люди здесь?
     -  У нас  есть серьезные доказательства, сэр. Во-первых, одним из наших
разведывательных  самолетов было  принято сообщение,  что те, кого мы  ищем,
находятся в лепрозории.
     - Странно, -  ответил Аристидис. - Очень странно. Без сомнения, кто- то
умышленно  ввел  вас  в  заблуждение.  Этих  людей  здесь нет.  - Он говорил
медленно, спокойно и  твердо.  - Вам представляется полная свобода действий,
джентльмены, можете произвести обыск, если угодно.
     - Сомневаюсь, чтобы  нам удалось что-нибудь найти, - ответил Джессеп. -
Но я знаю, откуда надо начинать поиски.
     - Действительно? Откуда же? - любезность Ван Хейдема постепенно таяла.
     -  От  второй  лаборатории  нужно  отсчитать  четвертый  коридор. Затем
свернуть налево, после этого идти прямо до конца.
     Ван Хейдем сделал  резкое  движение.  Зазвенели бокалы, стоявшие  перед
ним. Джессеп, усмехаясь, пристально наблюдал на ним.
     - Как видите, доктор, мы неплохо информированы.
     -  Это   абсурд!  -  вскричал   Ван  Хейдем.  -  Чистейшая  ерунда!  Вы
предполагаете,  что  мы здесь содержим людей против их воли. Я категорически
отрицаю это!
     - Кажется, мы  зашли в тупик,  - пробормотал министр.  По-видимому,  он
чувствовал себя скверно.
     - Это интересное предположение. - Аристидис был абсолютно спокоен. - Но
это  всего лишь предположение. -  Он  взглянул  на часы.  -  Прошу прощения,
джентльмены, но  вам уже пора ехать. До аэродрома далеко, и если ваш самолет
запоздает, то может подняться тревога.
     Лебланк и Джессеп поняли, что Аристидис ввел в бой тяжелую артиллерию -
свой  удельный вес, свой  авторитет. Ни кто из  высоких гостей не  осмелится
действовать против его воли. Если бы кто-то и стал настаивать, это  означало
бы  открытое  объявление  войны.  Министр  давно  уже  сдался,  шеф  полиции
стремился только к одному - как бы не поссориться с министром.  Американский
посол явно был неудовлетворен ходом дела, но по дипломатическим соображениям
возражать не решался.
     И  Аристидис  понимал  это. Дипломаты  были в  его  руках, журналистов,
сколько бы они ни стоили, можно было купить.  Оставались Джессеп,  Лебланк и
лорд Альверсток. Этих не купишь, но в конце концов...
     - По-моему, - медленно проговорил вдруг лорд Альверсток, - нам вовсе не
следует  спешить  с отъездом,  поскольку  перед нами  дело, которое  требует
незамедлительного рассмотрения. Тут были высказаны  серьезные  обвинения,  и
справедливость  требует,  чтобы  была предоставлена  любая  возможность. Для
опровержения этих обвинений.
     - Тут были предъявлены глупейшие  обвинения, - также спокойно отозвался
Аристидис. - Причем они не подтверждается никакими доказательствами.
     - Нет, подтверждаются.
     Все обернулись на голос.
     Какой-то марокканец выступил  из толпы слуг. Он  являл собой колоритное
зрелище - белая,  расшитая золотом одежда,  белый тюрбан  на  голове, черное
блестящее лицо. Все присутствующие с изумлением смотрели на него.
     -  Я  свидетельствую, что  все  сказанное господами Аристидисом  и  Ван
Хейдемом - ложь. Они отрицают, что Эндрю Питерс,  Торквил Эрикссон, мистер и
миссис Беттертон,  а также  доктор Луи  Баррон находятся при лепрозории. Это
ложь. Все  эти  люди здесь,  и я говорю от  их имени.  -  Он сделал  шаг  по
направлению к американскому послу. - Видимо, вам будет трудно  узнать меня в
таком виде, сэр, тем не менее я - Эндрю Питерс.
     Аристидис  издал какое-то тихое, почти  змеиное шипение, но тут же взял
себя в руки, плотнее уселся в кресло и снова замер с совершенно бесстрастным
лицом.
     - Здесь находится  очень много ученых, - продолжал Питерс.  - Например,
доктор  Шварц  из Мюнхена,  Нидхейм,  известные английские ученые  Джеффри и
Дэвидсон,  Поль Вэйд из США,  сюда привезены итальянские ученые Рикочетти  и
Бианко, здесь работает доктор Мэрчисон. И всех их прячут тут, в этом здании.
Система дверей доведена до совершенства, простым  глазом  трудно определить,
где находится изолированная часть здания. Здесь создана целая сеть секретных
лабораторий. И помещения для них вырублены и отделаны в недрах скал...
     - О господи! - проговорил вдруг американский посол.
     Он все время внимательно вглядывался в величественную фигуру человека в
туземном одеянии. В конце концов посол не выдержал и громко расхохотался.
     - Не могу сказать, чтобы я узнал вас даже сейчас! - едва проговорил он.
     - Все очень просто. Инъекция парафина  увеличивает  губы, а лицо и тело
покрыты черной краской.
     -  Хорошо. Если вы действительно Питерс, назовите номер, под которым вы
числитесь в ФБР.
     - 813471, сэр!
     - Правильно. Теперь скажите мне инициалы вашего настоящего имени.
     - Б. А. П. Г., сэр!
     Посол удовлетворенно кивнул.
     - Этот человек - Эндрю Питерс.  Я подтверждаю это.  - И он повернулся к
министру. Тот, поколебавшись, спросил:
     -  Вы  утверждаете,  что  здесь  находятся  люди,  которых  задерживают
насильно, против их желания?
     - Да. Большая часть ученых содержится насильно.
     -  В  таком случае,  -  сказал  министр, - этим  делом следует заняться
соответствующим органам. - И он скосил глаза на шефа полиции.
     - Один момент, прошу вас! - Аристидис поднял руку. - Кажется, кое-  кто
злоупотребил моим доверием и в очень больших масштабах. - Его холодные глаза
уставились сначала  на Ван  Хейдема,  потом на Директора.  -  Основывая  это
медицинское   учреждение,  я  преследовал  только  одну  цель   -   развитие
научно-исследовательских работ. Я рекомендую  вам,  мосье Директор, если все
предъявляемые вам обвинения  основываются на фактах, показать немедленно тех
людей, которых вы задерживаете помимо их воли.
     - Но, мосье, это невозможно. Это... это...
     -  Похоже, что,  прикрываясь  моим  именем,  -  презрительно проговорил
Аристидис,  -  вы перешли  все границы  и  нарушили закон.  - Его  спокойный
повелительный взгляд скользил где-то над головами присутствующих.
     Аристидис...  Эта фигура, обладающая огромным  весом,  не  должна иметь
никакого отношения к афере. Конечно, ему удастся выйти сухим из воды, но все
равно  это  -   поражение.  Гибель  его  надежд,  провал   идеи  о  создании
людей-автоматов, от  продажи  которых  он  намеревался извлечь  колоссальные
прибыли.  И  мистер  Аристидис невозмутимо встретил  свое  поражение.  Такое
случалось с ним не однажды в течение его деловой карьеры. Он всегда принимал
все философски и шел дальше, готовя новый ход.
     - Я умываю руки, -  как всегда  четко проговорил Аристидис. -  Никакого
отношения ко всему этому я не имею. Шеф полиции засуетился.
     - Прошу мне не мешать, - сказал  он. - Мой долг  провести всеобъемлющее
расследование.
     Ван  Хейдем,  лицо  которого  покрыла  смертельная бледность,  выступил
вперед.
     - Если  вы потрудитесь пойти за  мной, - голос его дрожал, -  я  покажу
наше резервное помещение, мы его называем Запасное крыло...




     Хилари сидела с Томасом на веранде небольшой гостиницы в Танжере.
     Только утром нынешнего дня они прилетели сюда.
     - Неужели все это действительно было?  Не верю  сама себе, -  вздохнула
Хилари. - А где Эндрю Питере? - спросила она у подошедшего Джессепа.
     - Он скоро будет, - усмехнулся Джессеп, - у него тут кое-какие дела.
     -  Значит, Питерс  из ваших людей, - задумчиво проговорила  Хилари. - И
светящиеся знаки - это дело его рук?  И сигналы  летчику?..  Никогда  бы  не
подумала!
     -  Конечно,  - отозвался Джессеп.  -  Вы были  осторожны Друг с другом.
Вообще-то он не из моих парней. Питерс представляет США.
     - Вы его имели в  виду, когда говорили, что если  я доберусь до Томаса,
то буду иметь защиту? Вы имели в виду Эндрю Питерса?
     Джессеп кивнул.
     - Надеюсь, вы не упрекаете меня?
     - В чем?
     - В том, что я не смог обеспечить завершение ваших приключений желаемым
концом?
     - Каким концом? - Хилари непонимающе взглянула на Джессепа.
     - Не обеспечил, как обещал вам, наиболее интересный вид самоубийства.
     - Ах, вы об этом! - Хилари покачала головой. - Это сейчас кажется таким
же нереальным, как и все остальное. Я  так долго была Оливией Беттертон, что
мне даже как-то странно снова становиться Хилари Крейвен.
     - А вот и наш друг Лебланк,  - оживился Джессеп. -  Простите, я  должен
поговорить с ним. - Он встал и пошел навстречу Лебланку.
     - Послушайте, Оливия!  - взволнованно сказал вдруг Томас. - Могли бы вы
сделать еще кое-что для меня? Я по-прежнему зову вас Оливией. Привык...
     - Конечно. А что я должна сделать?
     - Пройдитесь со мной по веранде, а затем вернитесь назад и скажите, что
я поднялся  в  свою комнату  немного  отдохнуть.  Хилари  посмотрела не него
вопросительно.
     - Зачем? Вы собираетесь...
     - Я хочу бежать, дорогая, если только мне это удастся.
     - Бежать? Куда?
     - Куда глаза глядят...
     - Но почему?
     -  Сами  подумайте,  дорогая  моя  девочка!  Я  не  знаю,  какое  здесь
законодательство.  Танжер  довольно  странный  город,  он  не  подходит  под
юрисдикцию ни  одной страны. Я совершенно точно знаю,  что меня ждет, если я
вместе со всеми поеду на Гибралтар. Первое, что со мной  сделают, как только
я переплыву пролив, это арестуют.
     Хилари  с участием смотрела на Беттертона.  За  всеми треволнениями она
совсем забыла о личных неприятностях Беттертона.
     - Вы имеете в  виду, что вам придется отвечать за разглашение секретных
сведений  или  как  там  это  называется?  И вы  надеетесь,  что вам удастся
скрыться? Куда же вы можете уехать?
     - Я уже сказал вам. Куда-нибудь.
     - Но разве это реально в наше  время? Ведь  нужны деньги,  потом всякие
формальности...
     - С деньгами все в порядке. Они отложены там, где я смогу их получить.
     - Так вы все-таки взяли деньги?
     - Конечно. Я веял деньги.
     - Но ведь вас выследят.
     - Это будет трудновато. Неужели вы не понимаете? У меня новое лицо...
     Хилари посмотрела на него с сомнением.
     - Но вы  не  правы, - горячо сказала она. - Я уверена, что вы не правы.
Разве не лучше вернуться на родину  и понести наказание? В конце концов ведь
сейчас не военное время.
     Я думаю, вам присудят небольшой срок. Ведь это ужасно - всю жизнь нести
бремя!
     -  Вы не  знаете всего,  Оливия.  И  поэтому вам трудно меня  понять. А
теперь пошли. Нельзя терять времени.
     - А как вы собираетесь выбраться из Танжера?
     - Как-нибудь устроюсь. Не беспокойтесь обо мне.
     Хилари была погружена в свои мысли и как-то не очень  ясно воспринимала
окружающее. Обязательства по отношению к Джессепу и умершей Оливии Беттертон
она выполнила. С Томасом провела бок  о бок  несколько недель,  тем не менее
они так и  остались  чужими. Между ними  не возникли ни интимные,  ни просто
товарищеские отношения.
     Томас и Хилари дошли до конца веранды. Маленькая боковая дверь в  стене
выводила на узкую тропинку, которая спускалась вниз к порту.
     - Попробую проскользнуть тут, - сказал Беттертон. - Пока!..
     - Желаю вам успеха...
     Томас  поспешно открыл  дверь, но  тотчас  отпрянул  назад:  вперед ним
стояли трое мужчин. Двое вошли  на веранду,  третий остался снаружи. Это был
Питерс.
     -  Томас  Беттертон! -  сказал  один из вошедших. -  У нас ордер на ваш
арест. Вы  будете  содержаться здесь в заключении,  пока  не произведут  все
формальности по выдаче вас как преступника вашему правительству.
     Беттертон рванулся, но второй стал рядом с  ним с другой стороны. Тогда
Томас нервно рассмеялся.
     - Возможно, так и следует поступить, - сказал он, - но я вовсе не Томас
Беттертон.
     - О,  нет, - голос Питерса  был  суровым.  - Именно  вы  и  есть  Томас
Беттертон.
     - Последний месяц вы жили там,  где жил я, и слышали, как меня называли
Томасом  Беттертоном. Но все дело  в  том,  что я не Беттертон.  Я  встретил
Беттертона  в Париже,  и получилось так, что я занял его место. Спросите эту
даму, если не верите мне, - сказал Томас, указывая на Хилари. - Она приехала
в Организацию, выдавая себя за мою жену.  И я принял ее за  свою  жену.  Так
ведь?
     Хилари кивнула.
     -  Это,  - продолжал  Беттертон,  -  произошло  потому, что,  не будучи
Томасом Беттертоном, я естественно  не мог знать Оливии. Я думал, что Хилари
настоящая  жена  Томаса.  Потом  мне  пришлось выдумывать  всякие  небылицы,
которыми я пытался объяснить ей все это. Я говорю вам правду.
     - Так вот почему вы  притворились, что узнали меня, - вскричала Хилари.
- Но вы шепнули, чтоб я продолжала игру!
     Беттертон не переставал улыбаться.
     -  Нет,  нет.  Я  не Беттертон.  -  Голос  его  звучал  доверительно. -
Взгляните на любое фото Беттертона, и вы увидите, что я говорю правду.
     - Я видел фотографии Беттертона, - сказал Питерс. Это был  не тот голос
Эндрю  Питерса,  к которому Хилари привыкла  и который так хорошо  знала. Он
звучал  жестко  и  непримиримо.  -  И  я  согласен,  что  вы  не  похожи  на
изображенного там человека. Но вы все равно Томас Беттертон, и я докажу это.
     Он вдруг схватил Беттертона железной хваткой и сорвал с него пиджак.
     - У Томаса Беттертона на правой руке есть шрам в виде буквы Z. - Говоря
это,   он   закатал  рукав  рубашки  Беттертона.  -  Вот,  -  проговорил  он
торжествующе. - Два лаборанта в  США засвидетельствовали,  что видели шрам у
Томаса Беттертона.  На  суде они выступят свидетелями.  А я  знаю об этом от
Эльзы. Она написала  мне, когда  с вами случилось  несчастье, и вы  поранили
руку.
     - Эльза? - Беттертон с  изумлением смотрел на Питерса. Его била нервная
дрожь. - Эльза? Что вы сказали об Эльзе?
     -  А  вы  спросили, в  чем  вас обвиняют?  Полицейский  офицер выступил
вперед:
     -  Томас Беттертон обвиняется  в  убийстве. Вы  обвиняетесь в  убийстве
вашей жены Эльзы Беттертон.




     - Мне очень жаль, Оливия. Поверьте, мне очень жаль вас. Конечно, только
ради вас я готов был дать ему возможность спастись. Я предупреждал, что там,
в Организации, он будет в| большей безопасности. И это несмотря на то, что в
поисках! Беттертона я объездил полмира.
     - Я не понимаю. Я ничего не понимаю. Вы кто?
     - А я думал, что вы знаете. Я Борис Глидер, брат Эльзы. Меня послали из
Польши учиться  в США. Когда  в Европе начались  фашистские  перевороты, мой
дядюшка решил, что лучше будет, если я приму американское гражданство. Так я
стал Эндрю Питерсом.  Потом,  с началом  войны, я вернулся в  Европу.  Был в
Сопротивлении. Мне удалось перевезти дядюшку и Эльзу в Штаты. Эльза... Я уже
рассказывал вам о ней.  Она была одним из известнейших ученых современности.
Это она открыла ZE- расщепление.
     И  вот как-то у Маннхейма появился  новый помощник - канадец Беттертон.
Он должен был помогать дяде в его научной работе. Свое дело он знал,  но  не
больше. Беттертон,  преследуя корыстные  цели, стал ухаживать  за Эльзой.  В
конце концов  он женился на ней, чтобы быть в курсе  ее научных работ. Когда
опыты были близки  к завершению  и он понял, какие  грандиозные  возможности
несет открытие, он отравил ее.
     - О, нет! Не может быть!
     -  Да.  Так оно  и было.  В  то  время ни у  кого  не возникло  никаких
подозрений.  Беттертон  делал вид,  что он страшно потрясен утратой. И якобы
находит забвение в работе, в атмосфере своей лаборатории. А затем он объявил
о ZE-расщепле-нии. Открытие он приписал только себе. И это принесло ему все,
чего  он хотел,  - славу, деньги.  Но он счел  благоразумным уехать.  Так он
попал в Харвелл, где работал несколько лет. А меня после окончания войны еще
некоторое время держали в Европе, учитывая мое знание немецкого,  русского и
польского  языков. Большие подозрения вызвало у меня  письмо, которое  Эльза
прислала  незадолго до своей смерти.  Болезнь, которая  мучила ее и  в конце
концов явилась причиной смерти, казалась мне странной и необычной. Когда мне
удалось  наконец возвратиться  в  Штаты, я  попытался на  свой страх и  риск
провести расследование. Не буду вам  рассказывать  все  подробности,  но мои
предположения подтвердились. И мне удалось получить разрешение на эксгумацию
тела. В то время окружным прокурором сидел большой  приятель Беттертона.  Он
собирался в  туристскую поездку по Европе, и я думаю, что он, встретившись с
Беттертоном, как бы между  прочим сболтнул об эксгумации.  И Беттертон сразу
понял,  чем  это  ему грозит. Мне  думается,  что  тогда на него уже набрели
агенты  нашего общего  знакомого  Аристидиса.  Как  бы то  ни  было,  у него
оставался единственный выход, чтобы избежать ареста и суда за убийство. И он
принял предложение, поставив им условием полное изменение своей внешности.
     В действительности  же получилось  другое. Беттертон попал в  еще более
опасные для себя условия - он не мог выдавать продукцию,  научную продукцию,
так сказать. Ведь  таланта  настоящего ученого у него никогда  не  было. А с
бездарями  Аристидис  не  церемонился.  Ему  нужны  были  и  бездари  -  для
рискованных физиологических опытов. Беттертон это быстро понял.
     - И вы преследовали его?
     - Да. Я приехал в Англию, когда все газеты пестрели  сенсацией -  исчез
известный ученый Томас Беттертон. В это же время одного довольно  известного
физика, кстати,  моего хорошего знакомого, начала атаковать с  определенными
деловыми предложениями, то есть вербовать к Аристидису, некая миссис Спидер,
которая  формально  работала   в  ООН.  Мне   удалось  установить,  что  она
встречалась с Беттертоном. Я  нашел  возможность  познакомиться  с  ней,  мы
разговорились,  я высказал  довольно  определенные  левые взгляды,  а  также
несколько преувеличил оценку своих способностей как ученого. Спидер клюнула,
и меня повезли вслед за Беттертоном.
     Лицо Питерса исказила горькая гримаса.
     - Эльза была блестящим ученым, обаятельной и красивой женщиной. Ее убил
и ограбил человек,  которого она любила и которому беспредельно верила. Если
бы  только  представилась   возможность,  я  бы  задушил  Беттертона  своими
собственными руками.
     - Теперь я понимаю, - отозвалась грустно Хилари, - теперь мне ясно.
     - Я написал вам, -  продолжал Питерс, - как  только  приехал в  Англию.
Конечно, я подписался  моим польским  именем. В письме я изложил все  факты.
Видимо, вы не поверили мне. Ответа от вас я так и не получил. - Питерс пожал
плечами. - Мне ничего не оставалось, как  обратиться  в Интеллиженс  сервис.
Сначала я разыграл сцену: польский офицер, хорошие манеры, сдержан. Меня тут
же взяли на подозрение. Однако  в  конце концов мы  с  Джессепом поняли друг
друга. -  Он помолчал.  - Сегодня закончился  мой розыск. К Беттертону будет
применен  закон об экстерриториальности, его передадут американским властям,
и он  предстанет перед судом.  Если его и оправдают, то я сделал все от меня
зависящее. -  И угрюмо добавил:  - Но Беттертона  не оправдают. Против  него
слишком серьезные улики.
     Питерс умолк, глядя куда-то поверх облитых солнечными лучами садов.
     - Но случилось самое страшное: приехали вы.  Я встретил вас  и полюбил.
Это очень больно, Оливия. Перед вами  человек, который  приложил руку, чтобы
отправить вашего мужа на электрический стул. И никуда от этого не деться. Вы
никогда не простите мне и не сможете забыть. Вот и все. - Питерс поднялся. -
Я хотел, чтобы вы узнали обо всем от меня. Это наш последний разговор.
     - Подождите, - взволнованно сказала Хилари. - Подождите, Эндрю. Вы ведь
тоже не все знаете! Я вовсе не жена Беттертона.  Настоящая  его жена, Оливия
Беттертон, умерла в Касабланке. Джессеп уговорил меня поехать под ее именем.
     Глаза Эндрю удивленно раскрылись.
     - Вы не Оливия Беттертон?
     - Нет!
     - О господи, - пробормотал Эндрю Питерс. - Господи!
     - Меня зовут Хилари Крейвен.
     -  Хилари?  - переспросил Эндрю.  -  Я  должен буду  привыкнуть к этому
имени.
     Он взял руки Хилари в свои.
     На  другом  конце  веранды   Джессеп  обсуждал  с  Лебланком  различные
технические аспекты, возникшие в связи с делом Беттертоиа.
     - Мне  кажется,  -  говорил  Лебланк,  -  нам удастся возбудить процесс
против этой скотины Аристидиса.
     - О, нет! Нет! Аристидисы всегда выигрывают. Им всегда удается выходить
сухими из воды.  Он  потеряет приличную сумму денег, да что  из этого?..  Но
все-таки знаете, даже
     Аристидис невечен. Когда-нибудь ему тоже придется держать ответ...
     - Что так привлекло ваше внимание Джессеп?
     - А  эти  двое, -  усмехнулся Джессеп.  - Я послал  Хилари в длительное
путешествие.  И хотя место  назначения не  было известно, мне  кажется,  что
закончилось оно в тихой гавани с довольно точным названием.
     Лебланк с удивлением взглянул на собеседника.
     - А! Понимаю! Это все ваш Шекспир!
     - О, французы всегда так начитаны, - улыбнулся Джессеп.



     ББК 84.34 К82

     Текст  романа  А.  Кристи  печатается  по  изданию:  Кристи   А.  Место
назначения неизвестно //  Неман -  1970  -  No 1.- С.  108-136, - No 2.-  С.
92-110, - No 3.- С. 72-96.

     Кристи А.
     К82  Место  назначения  неизвестно  /  Пер.  с  англ.  Н.Кузнецовой.  -
М,:Прейскурантиздат, 1990. - 96с.
     ISBN 5-85230-004-7

     15 сентября  1990 г. весь  мир будет отмечать 100-летний  юбилеи  Агаты
Кристи.  Ее произведения  изданы на 103 языках народов мира тиражом около  2
миллиардов экземпляров.
     В   течение  многих  лет  Агата  Кристи  была  Президентом  Британского
детективного  клуба.  Из  литературы,  рожденной в  Британии, по  вселенской
популярности с Агатой Кристи может поспорить лишь Вильям Шекспир.
     За  почти шестьдесят  лет работы -  умерла  писательница в 1976 г. - ею
издано 68 романов, более сотни рассказов и 17 пьес.

     Итак, Вашему вниманию предлагается очередная загадка Агаты Кристи.


Last-modified: Sat, 02 Mar 2002 20:23:31 GMT

Оцените этот текст: