Глен Кук. Солдаты живут ЧЕРНЫЙ ОТРЯД - 10 Изд. АСТ (ast.ru) │ http://www.ast.ru Расселу Галену, в честь четвертьвекового юбилея. Это был не безупречный брак, но все это время с моего лица не сходила улыбка. Посмотрим, сумеем ли мы дотянуть до серебряной свадьбы. (Или бриллиантовой? Или как там называется пятидесятая годовщина?) 1. Воронье Гнездо. Когда никто не умирал Миновало четыре года, и никто не умер. Во всяком случае, насильственной смертью или по долгу службы. Масло и Ведьмак скончались в прошлом году естественной смертью от старости, один через несколько дней после другого. Пару недель спустя рекрут Там Дак погиб из-за своей юношеской самоуверенности. Он упал в расщелину, спускаясь на одеяле вместе со своими товарищами по длинному гладкому склону ледника Тьен Мюен. Припоминаю еще нескольких погибших. Но никто из них не пал от руки врага. Четыре года стали рекордом, хотя и не из той разновидности, что часто упоминается в этих Анналах. В столь длительный мир просто невозможно поверить. Настолько долгий мир убаюкивает, и чем дальше, тем сильнее. Многие из нас стары, усталы и утратили пылавший внутри юношеский задор. Но мы, старые развалины, уже не командуем. И хотя мы были готовы забыть ужас, ужас не собирался облегчить нам эту задачу. x x x В те дни Отряд был на службе у самого себя. Мы не признавали никаких хозяев. Мы считали военачальников Хсиена своими союзниками. А они нас боялись. Мы были существами сверхъестественными, многие - возвращенными из мертвых, истинными Каменными Воинами. Их приводила в ужас вероятность того, что мы можем встать на чью-то сторону в их грызне из-за костей Хсиена, этой некогда могучей империи, которую нюень бао называли Страной Неизвестных Теней. Более идеалистичные военачальники надеялись на нас. Тамнственная Шеренга Девяти снабжала нас оружием и деньгами и позволяла набирать рекрутов, надеясь, что мы когда-нибудь поддадимся на их манипуляции и поможем им восстановить золотой век, существовавший до тех пор, пока Хозяева Теней не поработили их мир с такой жестокостью, что их народ до сих пор называет себя Детьми Смерти. Мы ни за что не стали бы участвовать в их склоках. Но позволяли им надеяться, тешить себя иллюзией. Нам нужно было набраться сил. У нас имелась собственная миссия. Оставаясь на месте, мы даже создали город. Некогда хаотичный лагерь обрел порядок и получил имена. Те, кто пришел из-за равнин, называли его Форпост или Плацдарм, а с языка Детей Смерти его название переводилось как Воронье Гнездо. Город продолжал расти, в нем появились десятки постоянных зданий и структур, и его даже начали окружать стенами, а главную улицу вымостили булыжником. Дрема любила подыскивать дело каждому. Бездельников она на дух не выносила. И когда мы наконец уйдем, Дети Смерти унаследуют сокровище. 2. Воронье Гнездо. Когда поет баобас Бум! Бум! Кто-то молотил в мою дверь. Я взглянул на Госпожу. Она Почти не спала прошлой ночью, занимаясь своими исследованиями, и сегодня вечером рано заснула. Она твердо решила раскрыть все секреты хсиенской магии и помочь Тобо обуздать пугающе изобильные сверхъестественные явления этого мира. Хотя Тобо в такой помощи уже не нуждался. В этом мире имелось куда больше реальных фантомов и поразительных существ, которые прятались в кустах, за скалами, деревьями и в сумерках, чем смогли бы навыдумывать двадцать поколений крестьян на нашей далекой родине. И все они кучковались вокруг Тобо, словно он был кем-то вроде их ночного мессии. Или, возможно, их забавной ручной зверушкой. Бум! Бум! Придется-таки самому вылезать из постели. Путь до двери показался мне долгим и трудным. Бум! Бум! - Ну же, Костоправ, проснись! Дверь распахнулась внутрь, впуская незваного гостя. Легок на помине. - Тобо... - Разве ты не слышал, как поет баобас? - Я слышал шум. Твои приятели вечно поднимают гвалт из-за всякой ерунды. Я уже перестал обращать на него внимание. - Когда баобас поет, это означает, что кто-то вскоре умрет. И еще с равнины весь день дул холодный ветер, Большие Уши и Золотой Глаз страшно нервничали, и... Это Одноглазый, господин. Я только что зашел к нему поболтать, а его, похоже, хватил очередной удар. - Дерьмо. Дай только сумку прихватить. - Одноглазого хватил удар. Ничего удивительного. Старый хрыч уже много лет пытается втихаря смыться на тот свет. Жизнь почти потеряла для него смысл с тех пор, как не стало Гоблина. - Быстрее! Парнишка любит старого греховодника. Иногда мне кажется, что он хочет стать кем-то вроде Одноглазого, когда вырастет. И вообще, похоже, Тобо уважает всех, кроме собственной матери, хотя трения между ними уменьшились по мере его взросления. Со времени моего воскрешения он заметно возмужал. - Тороплюсь как только могу, ваша милость. Это старое тело уже не такое шустрое, как в свои золотые деньки. - Врачу, исцелися сам. - Уж поверь, парень, я бы так и поступил, коли мог бы. Будь на то моя воля, я оставался бы двадцатитрехлетним до конца жизни. То есть еще тысячи на три лет. - Тот ветер с равнины... Он встревожил и дядю. - Доя вечно что-то тревожит. А что говорит твой отец? - Он с мамой все еще в Хань-Фи, поехали к мастеру Сантараксите. В свои нежные двадцать лет Тобо уже стал самым могущественным чародеем во всем этом мире. Госпожа говорит, что когда-нибудь он, возможно, сравняется по возможностям с ней во времена ее могущества. Страшновато. Но пока у него еще есть родители, которых он называет папа и мама. Есть друзья, к которым он относится как к людям, а не как к предметам. И к учителям он относится с уважением, а не пожирает их, просто чтобы доказать, что он сильнее их. Мать хорошо его воспитала, несмотря на то, что ей приходилось делать это среди солдат Черного Отряда. И несмотря на его прирожденный бунтарский дух. Надеюсь, он останется достойным человеком, даже когда достигнет вершины колдовского могущества. Моя жена не верит, что такое возможно. В том, что касается характеров, она пессимистка и настаивает на том, что власть развращает. Неотвратимо. Но судить она может лишь по истории собственной жизни. И во всем видит лишь мрачную сторону. Но даже при этом она остается одним из наставников Тобо. Потому что несмотря на весь пессимизм, она все-таки сохранила ту глупую романтическую жилку, которая и привела ее сюда со мной. Я и не пытаюсь поспевать за парнем. Время, несомненно, сделало меня медлительным. И напоминает болью о каждой из тысяч миль, которое мое ныне потрепанное и ветхое тело некогда прошагало. И еще оно наградило меня стариковским талантом уклоняться от темы. Парень непрерывно трещал о Черных Гончих, фиях, хобах, хобайях и прочих ночных существах, которых я никогда не видел. И это меня вполне устраивало. Те немногие, что вертелись вокруг него и попались мне на глаза, все оказались уродливыми, вонючими, раздражительными и слишком охотно готовыми сношаться с людьми любого пола и сексуальной ориентации. Дети Смерти утверждали, что уступать их домогательствам - неудачная идея. Пока что дисциплина держалась. Вечер был холодным. Над головой висели обе луны, Малыш в фазе полнолуния. В совершенно безоблачном небе кружила сова, которой не давало покоя нечто вроде стаи летающих по ночам грачей. В свою очередь, за хвостом одного из грачей носилась более мелкая черная птичка, периодически его поклевывая и словно наказывая за нарушение каких-то птичьих законов. Или просто из вредности, как поступила бы моя свояченица. Скорее всего, никто из этих летунов не был настоящей птицей. Над ближайшим домом нависло нечто огромное - пофыркало и побрело прочь. Мне удалось разглядеть что-то похожее на голову гигантской утки. Первый из завоевавших эти земли Хозяев Теней отличался зловещим чувством юмора. А это большое, медленное и смешное существо было убийцей. Компания самых опасных его коллег включала гигантского бобра, восьминогого крокодила с руками и многочисленные вариации на тему смертельно опасного домашнего скота, лошадей и пони, многие из которых днем отсиживались в подводных логовах. Самых жутких существ сотворил безымянный Хозяин Теней, которого теперь называют Первый или Повелитель Времени. Его исходный материал состоял из Теней с Сияющей равнины, известной в Хсиене как Обитель Непрощенных Мертвецов. И вполне логично, что сам Хсиен называют Страной Неизвестных Теней. Ночь разорвал долгий львиный рев. Это, наверное, Большие Уши или его сестричка кошка Сит. Когда я подошел к домику Одноглазого, подали голос и Черные Гончие. Дому Одноглазого едва исполнился год. Его построили друзья колдуна-коротышки, когда возвели жилища для себя. До этого Одноглазый и его подружка Гота, бабушка Тобо, ютились в уродливой и вонючей хижине, кое-как сляпанной из обмазанных глиной прутьев. Новый же дом был построен из скрепленных цементом камней, имел отличную тростниковую крышу и четыре большие комнаты, в одной из которых стоял замаскированный самогонный аппарат. Пусть даже Одноглазый стал слишком старым и дряхлым, чтобы застолбить себе местечко на местном черном рынке, но я уверен, что он станет гнать самогон до того самого дня, когда душа покинет его сморщенную плоть. Упорства ему не занимать. Гота держала дом в идеальном порядке, прибегнув к древней схеме - она взвалила всю домашнюю работу на свою дочку Сари. Гота, которую наши ветераны все еще называли бабушка Тролль, стала такой же дряхлой, как и Одноглазый, разделяя при этом его страсть к крепкому пойлу. Тобо нетерпеливо выглянул из двери: - Быстрее! - А ты знаешь, с кем говоришь, мальчик? С бывшим военным диктатором всего Таглиоса. Парень ухмыльнулся - на него это произвело впечатления не больше, чем на любого другого в наши дни. Слово "бывший" нынче не стоит и сотрясения воздуха, когда его произносишь. Я склонен философствовать на эту тему и, наверное, слегка при этом увлекаюсь. Когда-то я был никем и не имел амбиций стать кем-то более значимым. Заговор обстоятельств вложил в мои руки огромную власть. Окажись у меня желание, я смог бы вырвать потроха у половины мира. Но я поддался другим навязчивым идеям и позволил себя увлечь. И вот я здесь, за полмира от того места, где начинал, почесываю раны, скриплю костями и записываю истории, которые, скорее всего, никто не прочитает. Только теперь я стал куда более старым и дряхлым. И похоронил всех друзей юности, кроме Одноглазого... Я вошел в дом старого колдуна. Там было убийственно жарко. Одноглазый и Года поддерживали в очаге огонь даже летом. Впрочем, лето в Южном Хсиене редко бывает жарким. Я уставился на Одноглазого. - Ты уверен, что с ним что-то не так? - Он пытался мне что-то сказать, - пояснил Тобо. - Я ничего не понял, поэтому и пошел за тобой. Я испугался. - Он. Испугался. Одноглазый сидел в колченогом кресле, которое сколотил сам. Он был неподвижен, но по углам комнаты копошились какие-то существа, обычно заметные лишь боковым зрением. Пол усеивали раковины улиток. Мурген, отец Тобо, называл их домовыми - как и маленький народец из сказок своей молодости. Их тут было около двадцати разновидностей высотой от пальца до половины человеческого роста. Они действительно делали свое дело, когда их никто не видел, и это Дрему просто бесило. Ведь это означало, что ей придется упорнее выдумывать всяческие работы, чтобы удерживать отрядных злодеев подальше от неприятностей. В доме Одноглазого стояла ошеломляющая вонь барды, из которой он гнал самогон. Сам дьявол походил на высушенную голову, которую чучельник не удосужился отделить от тела. Одноглазый всегда был человечком маленьким, даже в лучшие свои годы. И теперь когда ему стукнуло двести с чем-то лет, а обе ноги и минимум одна рука находились в могиле, он больше напоминал сморщенную обезьянку, чем человека. - Я слыхал, что ты снова пытаешься привлечь к себе внимание, старина, - сказал я, опускаясь возле него на колени. Единственный глаз Одноглазого открылся и уставился на меня. В этом отношении время оказалось к нему милосердно - зрение у него осталось хорошим. Он приоткрыл беззубый рот, откуда поначалу не донеслось ни звука. Попытался приподнять чернокожую руку с паучьими лапками пальцев, но у него не хватило сил. Тобо переминался с ноги на ногу и что-то бормотал существам в углах. В Хсиене обитает тысяч десять всяческих странных созданий, и он знает название каждого. И все они ему поклоняются. Для меня это взаимопересечение со скрытым миром стало наиболее тревожным последствием нашего пребывания в Стране Неизвестных Теней. Мне они нравились гораздо больше, будучи еще неизвестными. Снаружи заверещал скрипун, или Черный Панцирь, или еще какая-нибудь Черная Гончая. К нему присоединились другие. Шум и гвалт двинулись к югу, в сторону Врат Теней. Я велел Тобо сходить и узнать, в чем там дело. Он остался. Парень еще станет шилом в заднице. - Как там твоя бабушка? - спросил я, нанося упреждающий удар. - Сходил бы, посмотрел. - Готы не было в комнате. Обычно она находилась рядом, преданно стараясь ухаживать за Одноглазым, хотя и ослабела почти как он. Одноглазый издал какой-то звук, шевельнул головой, снова попытался поднять руку. Он увидел, как Тобо вышел, открыл рот и ухитрился выдавить мелкими порциями несколько слов: - Костоправ. Это.., последний... Мне хана. Я это чувствую. Смерть пришла. Наконец. Я не стал ни спорить с ним, ни расспрашивать. Моя ошибка. Мы уже раз десять разыгрывали эту сцену. Все его удары так и не оказались последними. Похоже, судьба уготовила ему какую-то особую роль в своих грандиозных планах. Как бы то ни было, он собирался сыграть свою сольную роль до конца. Предупредить меня насчет высокомерия, потому что до него никак не доходило, что я уже не только не Освободитель - военный диктатор всего Таглиоса, - но и отказался от Капитанства в Черном Отряде. После плена у меня перестало хватать рациональности для подобной работы. Да и мой заместитель Мурген не пережил такое без последствий, поэтому бремя командования Отрядом и лежит сейчас на плечиках Дремы. И еще Одноглазому полагается попросить меня присмотреть за Готой и Тобо. А потом неоднократно напомнить, чтобы я остерегался злобных проделок Гоблина, хотя мы потеряли Гоблина уже много лет назад. Я подозреваю, что если загробная жизнь существует, то эта парочка встретится секунд через шесть после того, как Одноглазый преставится, и продолжит свою вражду с того самого места, на котором прервали ее при жизни. Более того, я даже немного удивлен, что призрак Гоблина не преследует Одноглазого, чем тот неоднократно грозился. Может, Гоблин просто-напросто не может его отыскать. Некоторые нюень бао говорят, что испытывают чувство потери, потому что духи их предков не могут их здесь отыскать, чтобы присматривать за ними и давать советы, являясь во снах. Очевидно, Кинатоже не может нас отыскать. У Госпожи уже несколько лет не было кошмарных снов. А может, Гоблин убил Кину. Одноглазый поманил меня иссохшим пальцем: - Ближе. Встав перед ним на колени, я открыл лекарскую сумку. Я был близок к нему, как только мог. Я взял его запястье. Пульс у него оказался слабым, частым и нерегулярным. У меня не создалось впечатление, что он перенес удар. Он пробормотал: - Я не.., дурак.., который не знает.., где он.., и что случилось... Слушай! Берегись... Гоблина.., девчонки.., и Тобо. Я не видел его мертвым... Оставил его с... Матерью Обмана. - Дерьмо! - Такое не приходило мне в голову. Меня там не было. Я все еще был одним из Плененных, когда Гоблин ударил спящую богиню древком отрядного знамени. И видели это только Тобо и Дрема. А ко всему, что они видели, надо относиться с подозрением. Кина была богиней Обманников. - Хорошая идея, старина. Итак, что я должен сделать, чтобы поставить тебя на ноги и заработать выпивку? Тут я уставился на нечто, похожее на маленького черного кролика, выглянувшее из-под кресла Одноглазого. Такого я еще не видел. Я мог позвать Тобо - уж он точно знает, кто это такой. Тут бесчисленное количество всевозможных существ, огромных и крошечных. Некоторые безобидны, а многие определенно нет. Тобо их словно притягивает, но лишь в считанных случаях, когда речь шла о наиболее несговорчивых созданиях, он последовал совету Госпожи и связал их клятвой личной службы. Дети Смерти побаиваются Тобо. Страдая несколько сотен лет под игом Хозяев Теней, они приобрели нечто вроде паранойи по отношению ко всем пришлым чародеям. До сих пор военачальники вели себя разумно. Никто из них не хотел навлечь на себя гнев Солдат Тьмы, потому что в этом случае Отряд мог объединиться с их соперниками. Шеренга Девяти лелеяла и ревностно оберегала статус-кво и баланс сил. За свержением последнего из Хозяев Теней последовал жуткий хаос. Никто не желал возвращения этого хаоса, хотя Хсиен пребывал в состоянии, которое было не более чем слегка организованной анархией. Но и уступить хотя бы частичку власти другому тоже никто не желал. Одноглазый ухмыльнулся, показав темные десны: - Не получится.., перехитрить меня... Капитан. - Я уже не Капитан. Я в отставке. Я всего лишь старик, который цепляется за свои бумаги, как за повод задержаться среди живых. А командует сейчас Дрема. - Хреновый.., командир. - Вот надеру сейчас твою тощую старую задницу... - Я смолк. Глаз Одноглазого закрылся, и он демонстративно захрапел. Снаружи опять послышались рев и визг - и поблизости, и где-то вдалеке, ближе к вратам. Затрещали и зашуршали раковины улиток, и хотя я не заметил, что хотя бы одной из них что-либо коснулось, все они вздрогнули и развернулись. И тут я услышал рев далекого рога. Я встал и попятился к двери, не подставляя спину. Если не считать пьянства, у Одноглазого осталось единственное развлечение - ткнуть тростью зазевавшегося гостя. В комнату ворвался запыхавшийся Тобо. - Капитан... Костоправ. Господин. Я не правильно понял то, что он хотел мне сказать. - Что? - Он говорил не о нем. А о бабушке Готе. 3. Воронье Гнездо. Бескорыстный труд (любимое дело) Кы Гота, бабушка Тобо, умерла счастливой. Настолько счастливой, насколько могла умереть бабушка Тролль, то есть пьянее трех сов, утонувших в бочонке с вином. Перед кончиной она насладилась огромным количеством чрезвычайно крепкого продукта. - Если это сойдет за утешение, то она, наверное, ничего и не почувствовала, - сказал я парню. Хотя улики намекали на то, что она прекрасно понимала, что именно происходит. Мои слова его не обманули. - Она знала, что смерть близка. Здесь были грейлинги. Услышав его голос, за перегонным кубом кто-то негромко застрекотал. Как и баобасы, грейлинги тоже были вестниками смерти. Одними из множества в Хсиене. А некоторые из существ, что недавно завывали в темноте, тоже ими станут. Я произнес то, что положено говорить молодым: - Наверное, смерть стала для нее благословением. Она постоянно мучилась от боли, и я больше был не в силах облегчить ее страдания. - Сколько я помню старую женщину, собственное тело было для нее постоянным источником боли. И последние несколько лет стали для нее адом. Некоторое время Тобо был похож на грустного мальчика, которому хочется уткнуться в мамину юбку и от души поплакать. Но он быстро стал юношей, полностью владеющим собой. - Как бы она ни жаловалась, но все же она прожила долгую и полноценную жизнь. И семья признательна за это Одноглазому. Да, она жаловалась - часто и громко - кому угодно и на все подряд. Мне посчастливилось пропустить большую часть "эпохи Готы", когда я на пятнадцать лет оказался погребен заживо. Вот какой я умный. - Кстати, о семье. Ты должен отыскать Доя. И послать весточку матери. И как можно скорее сообщи нам о приготовлениях к похоронам. Погребальные обряды нюень бао кажутся почти непостижимыми. Иногда они своих покойников хоронят, иногда сжигают, а иногда заворачивают в саван и подвешивают на дерево. Правила тут смутные и неясные. - Дой обо всем позаботится. Не сомневаюсь, что община потребует чего-нибудь традиционного. А в этом случае мне положено местечко где-то в стороне. Община состоит из тех нюень бао, что прибились к Черному Отряду, но не вступили в него официально и еще не успели раствориться в таинственных просторах Страны Неизвестных Теней. - Несомненно. - Община гордится Тобо, но обычаи требуют, чтобы на него смотрели сверху вниз из-за смешанной крови и неуважения к традициям. - Остальным тоже нужно сообщить. Предстоит великая церемония. Твоя бабушка стала первой женщиной из нашего мира, скончавшейся здесь. Если не считать белой вороны. Мысли Тобо двигались под углом к моим. - Будет и другая ворона, Капитан. Всегда будет другая ворона. Среди Черного Отряда они себя чувствуют как дома. - Поэтому Дети Смерти и назвали наш город Вороньим Гнездом. В нем всегда есть вороны, реальные или неизвестные. - Они привыкли хорошо питаться. Сейчас нас окружали Неизвестные Тени. Я легко мог видеть их и сам, хотя редко четко и редко дольше, чем мгновение. Моменты сильных эмоций выманивали их из оболочек, куда Тобо приучил их прятаться. Снаружи возобновился гвалт. Комочки мрака возбужденно зашебуршились, потом рассеялись, каким-то образом исчезнув так ловко, что даже не продемонстрировали свою внешность. - Наверное, по ту сторону врат опять бродят лунатики, - предположил Тобо. Я так не считал. Кавардак сегодня вечером был совсем не таким, как в подобных случаях. Из комнаты, где мы оставили Одноглазого, донесся красноречивый крик. Значит, старикан все-таки притворялся спящим. - Схожу-ка я узнаю, чего он хочет. А ты иди к Дою. x x x - Ты мне не поверишь. - Теперь старик был возбужден. Он настолько рассердился, что не мог говорить четко, без сопения и пыхтения. Он поднял руку, и один из его черных скрюченных пальцев указал на нечто, видимое только Одноглазому. - Гибель приближается, Костоправ. Скоро. Может, даже сегодня. - Снаружи кто-то завыл, словно подкрепляя его аргумент, но он этого не услышал. Рука упала, полежала несколько секунд, вновь взметнулась. Теперь палец указывал на резное черное копье, покоящееся на колышках над дверью. - Оно готово. - Одноглазый мастерил это орудие смерти целое поколение. Его магическая сила была настолько велика, что, даже приближаясь, я ее ощущал. Обычно же я в этом смысле глух, нем и слеп. Зато женат на личном консультанте по магии. - Если встретишь... Гоблина.., отдай ему.., это копье. - Просто взять и отдать? - И еще мою шляпу. - Одноглазый беззубо ухмыльнулся. Все время, пока я в Отряде, он носил самую большую, уродливую, грязную и отвратительную черную фетровую шляпу, какую только можно вообразить. - Но ты должен.., сделать это.., правильно. - Значит, у него и сейчас была припасена грязная шуточка, пусть даже она предназначалась мертвецу, да и сам он будет мертв задолго до того, как шуточка удастся. В дверь поскреблись. Кто-то вошел, не дожидаясь приглашения. Я поднял голову. Дой, старый мастер меча и священник общины нюень бао. Вот уже двадцать пять лет при Отряде, но так в него и не вступил. Даже через столько лет я не доверяю ему полностью. Впрочем, похоже, я остался последним сомневающимся. - Мальчик сказал, что Гота... - Она там, - показал я. Дой понимающе кивнул. Я должен заниматься Одноглазым, потому что покойнице уже ничем не смогу помочь. Боюсь, Одноглазому я помогу немногим больше. - Где Тай Дэй? - спросил Дой. - Полагаю, в Хань-Фи. С Мургеном и Сари. - Я пошлю к ним кого-нибудь, - буркнул Дой. - Пусть Тобо пошлет кого-нибудь из своих любимчиков. - Так они не будут путаться у нас под ногами, а заодно это напомнит Шеренге Девяти, главному совету местных военачальников, что в распоряжении Каменных Солдат имеются необычные связи, которыми они с удовольствием пользуются. Правда, если они вообще сумеют заметить эти существа. Дой приостановился у двери в заднюю комнату: - Сегодня ночью с этими существами творится что-то неладное. Они ведут себя как обезьяны, заметившие леопарда. Обезьян мы знаем хорошо. Горные обезьяны, оккупировавшие развалины, расположенные в том месте, где в нашем мире находится Кьяулун, настырны и многочисленны, как стая саранчи. У них хватает ума и наглости, чтобы пробраться во что угодно, если это не заперто магически. И еще они бесстрашны. А Тобо слишком мягкосердечен, чтобы попросить своих сверхъестественных друзей нанести быстрый показательный удар. Дой проскользнул в дверь. Он сохранил ловкость и гибкость, хотя был старше Готы. Дой и сейчас каждое утро проводил обычный фехтовальный ритуал. По собственным наблюдениям я знал, что в упражнениях с учебными мечами он мог победить всех, кроме горстки своих учеников. Впрочем, подозреваю, что и эта горстка оказалась бы неприятно удивлена, если бы дуэль состоялась на боевых мечах. Тобо единственный столь же талантливый, как Дой. Но Тобо умеет делать все, всегда с изяществом и обычно с поразительной легкостью. Мы все считаем, что заслужили такого ребенка, как Тобо. Я усмехнулся. - Что? - буркнул Одноглазый. - Просто подумал о том, как мой малыш вырос. - И это смешно? - Словно рукоятка сломанной метлы, воткнутая в навозную кучу. - Ты должен.., научиться ценить.., космические.., шутки. - Я... Космос был избавлен от моего ехидства. Уличную дверь распахнул кто-то менее официальный, чем дядюшка Дой. Лозан Лебедь ввалился без приглашения. - Закрой дверь, быстро! - рявкнул я. - От твоей лысины отражается лунный свет, и он меня ослепляет. - Я не смог удержаться от искушения. Ведь я помнил его еще молодым блондином с роскошными волосами, смазливым лицом и плохо скрываемым влечением к моей женщине. - Меня прислала Дрема, - сообщил Лебедь. - Пошли слухи. - Останься с Одноглазым. А новости я сообщу сам. Лебедь наклонился: - Он дышит? С закрытыми глазами Одноглазый выглядел покойником. А это означало, что он залег в засаду и надеется достать кого-нибудь своей тростью. Он так и останется злобным мелким пакостником, пока не испустит дух. - Он в порядке. Пока. Просто будь рядом. И свистни, если что-нибудь изменится. Я сложил свое барахло в сумку. Когда я выпрямился, мои колени скрипнули. Я даже не смог встать, не оперевшись о кресло Одноглазого. Боги жестоки. Им следовало бы сделать так, чтобы плоть старилась с той же скоростью, что и дух. Конечно, кое-кто умер бы от старости через неделю. Зато стойкие духом могли бы тянуть лямку вечно. И я избавился бы от всех своих немощей и болей. В любом случае. Из дома Одноглазого я вышел прихрамывая. У меня побаливало сердце. Существа мелькали повсюду, кроме тех мест, куда я смотрел. И лунный свет мне ничуть не помогал. 4. Роковой перелесок. Песни в ночи Барабаны заговорили на закате, негромким мрачным рокотом обещая падение тени всех ночей. Теперь они смело грохотали. Ночь уже настала - кромешная, даже без осколочка луны. Мерцающий свет сотен костров заставлял тени танцевать. Казалось, что даже деревья выдрали корни из земли и тоже танцуют. Сотня возбужденных учеников Матери Ночи подпрыгивала и извивалась вместе с тенями, их страсть все возрастала. Сотня связанных пленников дрожала, рыдала и гадила под себя, и страх лишил мужества даже тех, кто считал себя героем. На мольбы о пощаде никто не обращал внимания. Из темноты показался огромный темный силуэт, влекомый пленниками, которые налегали на канаты в безумной надежде на то, что, ублажив своих похитителей, они получат шанс уцелеть. Силуэт оказался двадцатифутовой статуей женщины, черной и блестящей, как полированный эбен. У нее были четыре руки, рубиновые глаза и хрустальные клыки вместо зубов. С шеи свисали два ожерелья - из черепов и отрезанных пенисов. Каждая из когтистых рук сжимала символ ее власти над человечеством. Пленники видели только петлю. Ритм барабанов участился. Стал громче. Дети Кины запели мрачный гимн. Верующие пленники стали молиться собственным богам. Тощий старик наблюдал за всем этим со ступеней храма в центре Рокового перелеска. Старик сидел. Он уже давно не вставал без крайней на то необходимости, потому что кость его правой ноги не правильно срослась после перелома и ходить ему было трудно и больно. Даже стоя он мучился от боли. За его спиной виднелись строительные леса - храм восстанавливали. В очередной раз. Чуть выше него стояла, не в силах сохранять спокойствие, прекрасная юная женщина. Старик опасался, что ее возбуждение было чувственным, почти сексуальным. А такого быть не должно. Ведь она Дщерь Ночи и живет не для того, чтобы угождать собственным чувствам. - Я ощущаю это, Нарайян! - воскликнула она. - Оно приближается. И соединит меня с моей матерью. - Возможно. - Ее слова не убедили старика. С богиней уже четыре года не было связи, и это его тревожило. Его вера подвергалась испытанию. Вновь. А ее дитя выросло слишком упрямым и независимым. - А возможно, лишь обрушит на наши головы гнев Протектора. - Он не стал развивать тему. Они спорили об этом с того момента, когда она три года назад воспользовалась еще неокрепшим и совершенно нетренированным магическим талантом, чтобы на несколько секунд ослепить тюремщиков и сбежать от Протектора. Лицо девушки окаменело и на мгновение обрело жуткую непроницаемость, неотличимую от лица идола. И она произнесла то, что всегда говорила, когда речь заходила о Протекторе: - Она еще пожалеет о том, что так обращалась с нами, Нарайян. О ее наказании будут помнить и через тысячу лет. Нарайян успел состариться в бегах. Преследование стало нормой его существования. Он всегда стремился к тому, чтобы культ пережил гнев его врагов. Дщерь Ночи была юной и могущественной и обладала всей порывистостью юности и неверием в собственную смертность. Ведь она была дочерью богини! И власти этой богини вскоре предстояло утвердиться во всем мире, изменив все. А при наступившем новом порядке Дщерь Ночи сама станет богиней. Так чего же ей опасаться? Та безумная женщина в Таглиосе - ничто! Неуязвимость и осторожность всегда были непримиримыми противниками и столь же вечно неразделимыми. Дщерь Ночи искренне верила, что она - духовное дитя богини. Она обязана ею быть. Но рождена она мужчиной и женщиной. И чешуйка человечности пятнышком осталась на ее сердце. И ей нужно было иметь рядом кого-то. Ее движения стали более заметными, чувственными и менее контролируемыми. Нарайян поморщился. Ей нельзя выковывать внутреннюю связь между удовольствием и смертью. Богиня в одном из своих воплощений была Уничтожительницей, но отнятые в ее честь жизни отнимались не ради столь пустяковой причины. Кина не потерпит, что ее Дщерь поддается гедонизму. Она накажет ее, а самое тяжкое наказание, несомненно, падет на Нарайяна Сингха. Жрецы были готовы. Они волокли рыдающих пленников туда, где они исполнят высшую цель своей жизни - расстанутся с ней, сыграв свою роль в ритуале освящения храма Кины. Вторым ритуалом станет попытка связаться с богиней, которая лежит сейчас в оковах магического сна, чтобы Мать снова благословила Дщерь Ночи своей мудростью и даром предвидения. Делалось все, что следовало сделать. Но Нарайян Сингх, живой святой Обманников, великий герой культа душил, не был счастлив. Контроль слишком далеко уплыл из его рук. Девушка уже начала изменять культ, заставляя его отражать ее собственный внутренний мир. Нарайян опасался, что один из их споров не завершится примирением. Такое уже случалось с его настоящими детьми. Он поклялся Кине, что вырастит ее дочь правильно и что они вместе помогут ей начать Год Черепов. Но если она будет расти все более упрямой и эгоистичной... Девушка уже не могла сдерживаться. Она торопливо спустилась по ступенькам и вырвала шарф-удавку из рук одного из жрецов. А на ее лице Нарайян увидел выражение, которое прежде видел лишь на лице своей жены в моменты страсти, но уже так давно, что с тех пор, как ему казалось, Колесо жизни уже совершило полный оборот. Опечаленный, он понял, что, когда начнется следующий ритуал, она вполне может броситься туда," где жертв станут мучить. И она, в ее состоянии, может слишком увлечься и пролить их кровь, что станет таким оскорблением, которого богиня никогда не простит. Нарайян Сингх чрезвычайно встревожился. И тут же его тревога возросла еще больше, когда его непрерывно бегающий взгляд наткнулся на ворону, сидящую в развилке на дереве совсем рядом с тем местом, где проходил смертоносный ритуал. Но что еще хуже - ворона заметила, что ее увидели, и взлетела, издевательски каркая. По всей роще мгновенно откликнулись сотни других вороньих голосов. Протектор знала! Нарайян окликнул девушку, но та, слишком увлекшись, не услышала его. Когда старик встал, его ногу пронзила боль. Как скоро здесь появятся солдаты? Как сможет он снова убежать? Как сможет поддерживать живой надежду богини, когда его плоть настолько износилась, а вера настолько ослабла? 5. Воронье Гнездо. Штаб Форпост стал тихим городком из широких улиц и белых стен. Мы переняли местный обычай белить все, кроме тростниковых крыш и декоративных растений. По праздникам некоторые из местных белили даже друг друга. В прежние времена белый цвет стал великим символом сопротивления Хозяевам Теней. Наш город - искусственный и военный, одни прямые линии, чистота и тишина. За исключением ночей, когда приятели Тобо начинают лаяться между собой. Днем шум ограничен тренировочными полями, где очередная группа набранных из местных жителей будущих искателей приключений изучает, как Черный Отряд делает свое дело. Меня вся эта суета касалась лишь когда я латал случайные раны, полученные новобранцами во время тренировок. Никто из моей эпохи делами уже не занимался. Подобно Одноглазому, я теперь реликт из прошлого, живая икона истории, что делает нас уникальным социальным клеем, скрепляющим Отряд в единое целое. По особым поводам меня вызывают и поручают читать проповедь, начинающуюся словами: "В те дни Отряд был на службе у..." Стояла самая подходящая для привидений ночь, две луны освещали все вокруг, отбрасывая противоборствующие тени. А любимцев Тобо что-то чрезвычайно встревожило. Я даже стал замечать некоторых из них, когда они от волнения забывали о том, что им положено таиться и прятаться. И в большинстве случаев сожалел, что мне довелось их увидеть. Какофония звуков в районе Врат Теней то нарастала, то стихала. Теперь к ней присоединились и огни. Как раз перед тем, как я добрел до штаба, у врат мелькнуло несколько выпущенных огненных шаров. Это встревожило и меня. Штаб находится в двухэтажном строении в центре города, которое расползлось на целый квартал. Дрема наполнила его помощниками, служащими и функционерами, которые держат на учете каждую подкову и каждое зернышко риса. Она превратила командование в бюрократическое упражнение. И мне это не нравится. Разумеется - ведь я скрипучий старикан, еще помнящий, как все было в добрые старые времена, когда мы все делали правильно. То есть по-моему. Но я, кажется, еще не утратил чувство юмора. И вижу иронию в том, что превратился в собственного дедушку. Я отошел в сторону. Передал факел тому, кто моложе, кто более энергичен и умнее тактически, чем я был когда-либо. Но я не отказался от своего права участвовать, делать свой вклад, критиковать и особенно - жаловаться. Это та работа, которую кому-то надо делать. Поэтому я иногда раздражаю молодых. Что хорошо для них. Укрепляет характер. Я побрел сквозь деловую суматоху на первом этаже, с помощью которой Дрема отгораживается от мира. Днем и ночью здесь сидит дежурная команда, подсчитывающая те самые подковы и зернышки риса. Надо будет ей напомнить, чтобы она хотя бы иногда выходила в мир. Возведение барьеров не защитит ее от демонов, потому что все они уже внутри нее. Я уже достаточно стар, чтобы такие разговоры сошли мне с рук. Когда я вошел, на ее сухощавом, хмуром и почти бесполом лице отразилось раздражение. Она молилась. Не понимаю я этого. Несмотря на все пережитое, большая часть которого уличает веднаитские доктрины во лжи, она упорствует в своей вере. - Я подожду, покаты закончишь. Ее раздражало именно то, что я ее застукал. А смущал тот факт, что ей требовалась вера даже перед лицом фактов. " Она встала и сложила молитвенный коврик. - Насколько он плох на этот раз? - Слухи все переврали. Речь шла не об Одноглазом. А о Готе. И она скончалась. Но Одноглазого пугает нечто другое - то, что, как он считает, еще произойдет. А что конкретно - умалчивает. Приятели Тобо сейчас разгулялись больше обычного, так что вполне возможно, что Одноглазый ничего не выдумывает. - Надо послать кого-нибудь за Сари. - Тобо об этом уже позаботился. Дрема пристально уставилась на меня. Пусть она коротышка, но самоуверенности у нее хватает. - Что у тебя на уме? - Я отчасти разделяю чувства Одноглазого. А может, у меня прирожденная непереносимость длительных периодов мира. - Госпожа снова подначивала тебя возвращаться домой? - Нет. Ее встревожил последний разговор Мургена с Шевитьей. - И это еще мягко сказано. В нашем родном мире современная история обрела жестокость. Во время нашего отсутствия возродился культ Обманников, вербуя приверженцев сотнями. И одновременно Душелов принялась терзать таглиосские территории в безумных и по большей части бесплодных усилиях искоренить своих врагов - по большей части воображаемых, пока они с Могабой не создавали их своим рвением. - Она этого не сказала, но я уверен: она опасается, что Бубу каким-то образом манипулирует Душеловом. - Бубу? - не удержалась от улыбки Дрема. - Это твоя заслуга. Я наткнулся на это имя в каком-то из твоих текстов. - Она же твоя дочь. - Надо же ее как-то называть. - Не верю, что вы до сих пор не выбрали ей имя. - Она родилась до того, как... - Мне нравилось имя Чана. Оно пришлось бы по душе моей бабушке. Но Госпожа его отвергла бы. Оно звучало очень похоже на "Кину". И пусть даже Бубу была ходячим ужасом, она все же дочь Госпожи, а в родных краях Госпожи имя дочерям всегда дают матери. Всегда. Когда наступает правильное время. . Но для нас время никогда не будет правильным. Этот ребенок отрицает нас обоих. Она признает, что наша плоть породила ее плоть, но ее вдохновляет абсолютная убежденность в том, что она духовная дочь богини Кины. Она Дщерь Ночи. И единственный смысл ее существования - вызвать наступление Года Черепов, эту величайшую катастрофу для человечества, которая освободит ее духовную мать для того, чтобы она обрушила свое зло на мир. Или даже на миры, как мы обнаружили с тех пор, как мои поиски прародины Отряда привели нас в ветхую крепость на равнине Сияющего Камня, расположенной между нашим миром и Страной Неизвестных Теней. Мы с Дремой замолчали. Дрема долгое время была отрядным летописцем. Она пришла в Отряд молодой, и его традиции многое для нее значили. Как следствие, она сохраняла неизменную вежливость по отношению к своим предшественникам. Но я не сомневался, что мы, старые хрычи, ее раздражаем. Особенно я. Она никогда не знала меня хорошо. А я всегда отнимал у нее время, желая узнать, что происходит. Теперь, когда кроме писанины у меня других дел не осталось, я стал