Иван Алексеевич Бунин. В деревне
----------------------------------------------------------------------------
Иван Алексеевич Бунин. Избранные произведения.
Верхневолжское книжное издательство, Ярославль, 1974
OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------
Когда я был маленьким, мне всегда казалось, что вместе с
рождественскими праздниками начинается весна. "Декабрь - вот это зима", -
думал я. В декабре погода, по большей части, суровая, серая. Рассветает
медленно, город с утра тонет в сизом, морозном тумане, а деревья одеты
густым инеем сиреневого цвета: солнца целый день не видно, и только вечером
замечаешь след его, потому что долго и угрюмо рдеет мутно-красная заря в
тяжелой мгле на западе... Да, это настоящая зима!
Я с нетерпением ждал святок. Когда в конце декабря я бегал по утрам в
гимназию, видел в магазинах сотни блестящих игрушек и украшений,
приготовленных для елок, видел на базаре целые обозы с этими зелеными
загубленными для праздника елочками, а в мясных рядах - целые горы мерзлых
свиных туш, поросят и битой, ощипанной птицы, я с радостью говорил себе:
- Ну, теперь уж близко праздник! Скоро настоящая зима кончится, и дело
пойдет на весну. Я на целые две недели уеду в деревню и буду там встречать
начало весны.
И мне казалось, что только в деревне и можно заметить, что начинается
весна. Мне казалось, что только там бывают настоящие светлые, солнечные дни.
И правда, ведь в городе мы забываем о солнце, редко видим небо, а больше
любуемся на вывески да на стены домов.
И вот, наконец, наступал давно желанный, радостный день. Вечером вдруг
раздавался звонок в сенях нашей квартиры, я стремглав бежал в прихожую и
наталкивался там на высокого человека в большой енотовой шубе. Воротник этой
шубы и шапка на голове высокого человека были в инее.
- Папочка! - взвизгивал я в восторге.
- Уйди, уйди, я - холодный, - говорил отец весело, и действительно, от
него так хорошо пахло морозной свежестью, снегом и зимним воздухом.
Весь этот вечер я не отходил от отца. Никогда я не любил его так, как в
эти вечера, никогда не засыпал так сладко!
Я засыпал, упоенный мечтами о завтрашнем путешествии в деревню, и
правда - это было веселое путешествие! Поезд быстро бежит среди ровных
снежных полей, вагон озарен утренним солнцем. Белый дым волнующимися клубами
плывет перед окнами, плавно упадает и стелется по снегу около дороги, а по
вагону ходят широкие тени. Свет солнца от этого то будто меркнет, то снова
врывается в окна яркими, янтарными полосами... Даже весело то, что в вагоне
так много народу, так тесно и шумно!
Но вот и одинокая, знакомая станция среди пустынных полей. Тихо-тихо в
полях после грохота поезда! Откинешься в задок саней, прикроешь глаза - и
только покачиваешься и слышишь, как заливается колокольчик над тройкой,
запряженной в протяжку, как визжат и постукивают на ухабах полозья. Коренник
сеет иноходью, передние поджарые лошади, пофыркивая, несутся вскачь, комья
снегу бьют в передок, а около саней, быстро-быстро, как змея, вьется длинный
кнут кучера. Обернешься - и кажется, что полоса дороги выскальзывает из-под
полозьев, бежит назад, в ровное снежное поле...
А потом - шагом по занесенным вьюгами лугам, под обрывами с нависшими
тяжелыми снегами! Огромными раковинами завиваются внутрь гребни снеговых
навесов. Ясно и резко отделяются их чистые, холодные изваяния от фона неба:
небо снизу кажется темно-темно-синим! Пристяжные играют, на ходу хватают
губами и отбрасывают снег...
- Балуй! - грозно кричит кучер, щелкает кнутом, - и опять постукивают
сани на ухабах, и звонко заливается колокольчик под мерно качающейся
дугою...
А между тем уже догорает короткий день; встали лиловые тучи с запада,
солнце ушло в них, и наступает тихий, зимний вечер. Над посиневшими снегами
залегает к востоку морозная мгла ночи. Сливается с нею вдали снежная дорога,
и мертвое молчание царит над степью. Только полозья тихо скрипят по снегу, и
задумчиво позванивает колокольчик: лошади идут шагом. Овсянки бесшумно
перелетают перед ними по дороге... Мужик на розвальнях пристал за нами
где-то на перекрестке, и заиндевевшая морда его шершавой, низенькой и
бокастой лошадки, которая трусит рысцой за нашими санями, равномерно дышит
теплым паром в мой затылок.
- Не наезжай! - раздается иногда голос нашего кучера среди мертвого
молчания поля.
И мужик тоже что-то покрикивает, соскакивает на раскатах и снова
бочком, на бегу, вваливается в свои дровни.
А кругом все темнеет и темнеет, и уже ночью въезжаем в знакомое село.
Ночь темная, но звездная; мелкие звезды содрогаются острыми синими
огоньками, крупные блещут переливчатым блеском разноцветных камней. На селе
еще краснеют кое-где оконца в смутно чернеющих избах... В чистом, морозном
воздухе звонко отдаются скрип порот или лай собачонки...
И чувство глубокого довольства и покоя наполняет душу, когда, наконец,
медленно въезжаешь на сугроб перед крыльцом освещенного и теплого
"деревенского домика!
- Но где же весна-то? - спросите вы.
А разве не весеннее радостное чувство наполняло душу на весь этот
веселый, солнечный день нашего путешествия в деревню? Разве не с весенним
чувством открывал я глаза, проснувшись на другое утро в детской?
В больших комнатах нашего старинного дома с утра всегда стоял синий
полусумрак. Это оттого, что дом был окружен садом, а стекла окон сверху
донизу зарисовал мороз серебряными пальмовыми листьями, перламутровыми,
узорчатыми папоротниками. Еще до чаю я успевал обегать все комнаты,
осмотреть все эти рисунки, сделанные морозом за ночь, и даже - побывать в
сенцах, где стоят лыжи.
- Папа, я пойду покатаюсь немного, - робко говорил я отцу тотчас после
чаю.
Отец пристально смотрел на меня и с улыбкой отвечал:
- Ах ты, дикарь этакий! Настоящий вогул! Ведь еще холодно, нос
отморозишь.
- Я только на минутку...
- Ну, если так, - беги!
- Я вогул, я вогул, - кричал я, подпрыгивая от радости и поспешно
снаряжаясь в путь.
Резкий, морозный воздух так и охватит всего, когда выйдешь из дому. За
садом еще холодно краснеет заря. Солнце только что выкатилось огнистым шаром
из-за снежного поля; но вся картина села уже сверкает яркими и удивительно
нежными, чистыми красками северного утра. Клубы дыма алеют и медленно
расходятся над белыми крышами. Сад - в серебряном инее... Туда-то мне и
нужно! И, став на лыжи, окруженный гончими, я спешил забраться в самую чащу,
где можно с головой утонуть в снегу.
- Я вогул! - кричал я собакам, пробираясь по пушистому снегу к пруду
под садом.
Там, на старых ракитах, до полудня держится густой, махровый иней.
Весело отряхать его и чувствовать, как он осыпает лицо своим холодным пухом!
А еще веселее смотреть, как на пруде работники прорубают проруби и баграми
вытаскивают из воды огромные льдины. Словно квадраты светлых горных
хрусталей, сияют они на солнце, играя зеленоватыми и синими переливами...
К обеду солнечный день окончательно разыгрывается. С навеса крыльца
падают капели. Как слоновая кость, блестят по деревенскому выгону
отшлифованные ухабы дороги.
"Весна, весна близко!" - думаешь, прикрывая глаза под лаской солнца.
И весь день не хочется уходить со двора! Все радует. Забредешь ли на
двор, где около яслей дремлют, изредка глубоко вздыхая и раздувая бока,
меланхоличные коровы, бродят похудевшие за зиму лошади и жмутся в кучу овцы;
пройдешь ли на гумно и слышишь по дороге, как возятся и трещат воробьи в
кустах акаций, как они вдруг снимаются всей своей шумной стаей и дождем,
сыплются на крышу риги, - все радует... А на гумне, в затишье скирдов и
соломенных валов, забитых снегом, особенно уютно. Хорошо полежать под
солнцем в омете, в соломе, которая так резко пахнет мышами и снегом!
И весь праздник проходил у меня в этом очаровании солнечными днями, в
светлых грезах о близкой весне. Забудешь, бывало, об уроках, забудешь даже
лыжи, и все сидишь в освещенной солнцем зале, все глядишь на далекие,
снежные поля, которые уже блестят по-весеннему золотистою слюдою крепкого
наста.
- Ну, не скучай смотри, - говорил отец, когда, наконец, меня снова
снаряжали в город. - Теперь и не увидишь, как наступит весна. Каких-нибудь
два месяца, а там и святая, и лето. Приедешь тогда, - жеребчика верхового
тебе подарю, будем верхом вместе ездить, за перепелами ходить...
Мне было очень грустно покидать родной дом, но я вполне соглашался с
отцом: теперь уж скоро весна!
- А ведь правда, папа, совсем весной пахнет! - говорил и я, когда утром
мы садились в сани, переваливались в воротах через высокий сугроб, набитый
вчерашней метелью, и глубоко вздыхали свежим ветром с запахом молодого
снега.
- А ты любишь весну? - спрашивал отец с улыбкой.
- Люблю, папа! Очень люблю!
- А деревню любишь?
- Конечно, люблю...
- Это хорошо, - прибавлял отец. - Когда ты вырастешь, ты поймешь, что
человек должен жить поближе к природе, любить родные поля, воздух, солнце,
небо... Это неправда, будто в деревне скучно. Бедности в деревне много - вот
это правда, и, значит, надо делать так, чтобы было поменьше этой бедности, -
помогать деревенским людям, трудиться с ними и для них... И хорошо можно
жить в деревне!
- "Правда, правда! - думаю я. - В городе даже весною не пахнет. А вот
тут пахнет. И проруби вон уже почернели, оттаивать стали...".
Мы проезжаем по большому селу над рекою, и я спешу наглядеться на все
деревенское.
Кругом чернеют среди сугробов грязные избы; но скоро сугробы растают, и
даже эти бедные избы станут чистенькими и веселыми. Да и теперь весело в
них, особенно в тех, кирпичных, где живут зажиточные семьи. И с каким
удовольствием входил я в такую избу, когда мы останавливались покормить
лошадей!
В кирпичных избах у богатых мужиков всегда сырой угар зеленоватым паром
стоит в теплом воздухе, на полу - мокрая солома, но всегда аппетитно пахнет
хлебами, народу много, и все за работой: кто отрывисто гудит тетивой,
которая бьет и вздымает пушистую белую "волну"; кто чинит хомут, с внезапной
решительностью раздергивая в разные стороны пропущенную в кожу дратву; а
бывалый человек, портной, в жилетке, утыканной иголками, и с мотком ниток на
шее, забавляет всех россказнями. Сидя на конике, скорчившись, - одна нога
под себя, а колено другой поднято почти к самому лицу, - и ухитряясь держать
большим пальцем босой ноги край сукна иди овчины, он пристально шьет, но
говорит не смолкая и при этом задумчиво улыбается веселыми, умными глазами,
встряхивая со лба волосы и вдевая на свет нитку в иголку. И все глядят на
него дружелюбно. Он везде свой человек, Даже для детей, которых он нянчит по
вечерам на руках, дает им брать себя за бороду, а потом вдруг щелкнет
зубами, гамкнет, как собака, и схватит ртом детскую ручонку, отчего ребенок,
с замиранием сердца ждавший, шутки, радостно взвизгивает и заливается
смехом.
Я уже не раз видал его, и теперь смотрю на него с большим любопытством.
Но пора ехать. Мы прощаемся с хозяевами и выходим на крыльцо. Хозяин,
который пас провожает, стоит на крыльце в шапке, но в одной рубахе, смотрит
на меня и, улыбаясь, говорит:
- Что ж, барчук, теперь, значит, до весны в город?
- До весны, - говорю я, - да ведь весна скоро!
- Скоро, скоро! - соглашается мужик.
Мы опять едем мимо черных сельских изб, по буграм, с которых катаются
мальчишки на ледяшках, по лугам, где на высоких лозинах качаются грачиные
гнезда, а около горбом наросших краев проруби бабы бойко полощут белье в
темной студеной воде и звонко переговариваются...
Но уже и село кончилось. Впереди только поле, белая пелена пушистого
снега. Сколько его набило за ночь в лощинах!.. В поле опять стало ветрено;
ветер заносит в сторону гривы и хвосты лошадей, дорога тяжкая; но лошади
застоялись, они как будто рады ветру и простору полей и быстро несут нас
вперед... Небо сплошь закрыто облаками, вдалеке чернеет лесок.
"Оттепели начались", - думаю я.
И мне представляется, как теперь надолго пойдут эти серые дни, когда на
межах в пустой степи уныло качается прошлогодняя полынь от ветра. Но
все-таки весна близко! Этот же ветер скоро станет теплее, а когда наступит
март, - шумно и весело пойдет он по березовым лесам в блеске весеннего
солнца, пробуждая природу от зимнего сна. А потом загремят по оврагам полые
воды, налетят с далекого юга птицы, зазеленеют поля...
Хорошо в полях!
1897
Last-modified: Tue, 18 Jun 2002 20:58:24 GMT