Отснимем панораму и пойдем. Мы вышли на вершину минут пять-десять назад, в тринадцать двадцать. Из лагеря вышли поздно. Шли медленно, медленно шли. У нас, у обоих, все время развязывались кошки, поэтому шли медленно. Как поняли? Тамм: Понял тебя, понял, Валя. Больше не задерживаю. Жду вас коротко на связи в два и обязательно в восемнадцать ноль-ноль... День кончался. Все группы заняли свои места: Иванов-- Ефимов в лагере V; Валиев -- Хрищатый -- в IV; Мыс-ловский -- Балыбердин, Бершов -- Туркевич и Ильинский -- Чепчев -- в III; тройка Хоиутова--в I. Завтра рано утром все снова должно прийти в движение. ...6 мая выдалось спокойным (это не относится к погоде). Первая четверка восходителей и Валя Иванов спустились ночевать на ледник, в лагерь I. Сережа Ефимов остался во II с поднявшейся сюда группой Хомутова. Сережа не хотел быстро терять высоту--привыкал к большим давлениям (это на семи-то тысячах!). Казбек и Валера Хрищатый вышли на старт -- в лагерь V. Ждать свою вторую двойку им теперь не имело смысла: ни в IV, ни в V лагерях тратить для этого кислород нельзя. Назавтра они готовились к штурму. Немного настораживала только двойка Ерванд Ильинский-- Сережа Чепчев. Сегодня они поздно ушли наверх из лагеря III. Очень поздно. Некоторую задержку можно объяснить большой толчеей в 2-х не очень удобно поставленных палатках, там ночевало сразу 6 человек. Высота 7850 м, а надо и завтрак приготовить, и надеть все доспехи, и сложиться. Да к тому же ты все время привязан коротким репшнуром к общей страховочной веревке. Из этой двойки первым вверх ушел Эрик Ильинский. В 14 часов он сообщил, что остановился и ждет Чепчева: -- Я где-то на шестой веревке, но меня беспокоит, что я не вижу Сережи сзади меня. Мы договорились, что он выйдет попозже--на полчаса, на час. Я иду уже два с половиной часа, и разрыв уже большой. Потом Эрик сказал, что чуть раньше разминулся с Ивановым и Ефимовым, которые ушли вниз, в лагерь III. Я сразу же начал их вызывать. Иванов ответил: -- Мы находимся уже в третьем лагере. Чепчев очень долго выходил. Такое впечатление даже было, что у него горняшка. Он вышел примерно полчаса назад, может быть, меньше. Ильинский (он слышал Иванова) прокомментировал это так: -- Меня это волнует. Я сам доберусь до лагеря уже не засветло, а он и не знаю когда. Через некоторое время он добавил: -- Я его дождусь, увижу внизу. Если он плохо себя чувствует, то пойдет вниз. А мне как быть в этой ситуации? Мы условились о дополнительной связи в 16 часов. Странно, Сережа до сих пор очень хорошо переносил высоту и отлично работал. Эрик ждал долго, пока внизу на перилах не появился Сережа. Тот постепенно разошелся, и в лагерь IV они поднялись уже вместе. Но добрались до него поздно, после 21 часа, заставив сильно поволноваться всех ожидавших с ними связи. Рано утром 7 мая Валиев и Хрищатый вышли на штурм. Когда добрались до Западного гребня и стена Эвереста перестала защищать их, ветер чуть не сдул обоих со скал. У них хватило мудрости и мужества повернуть обратно. В 8 часов они сообщили на базу, что вернулись в палатку. Мы договорились, что двойка повторит попытку штурма в любое время суток, как только уляжется ветер. Надеялись, что к вечеру он стихнет и будет луна--полнолуние продолжалось. Сидеть же долго в лагере V нельзя -- не хватит ни запаса кислорода, ни сил: на такой высоте они быстро тают даже в покое. Началось ожидание. А базовый лагерь ждал первых победителей... Для встречи мы не смогли придумать ничего кроме обычного ритуала. Но зато наши объятия, рукопожатия и взгляды должны были говорить (и говорили!) о многом. Потом они, измученные, сидели за столом. Потрепанные рюкзаки загромождали вход в кают-компанию. Внутри толпились все, кто был в лагере,-- и наши, и непальцы. Все! Они рассказывали скупо. И пили, пили, пили. Их высушенные тела требовали влаги. Чуть опухшее, даже одутловатое лицо Сережи Бершова--на нем выделяются и притягивают к себе смеющиеся, радостные глаза. Мишине лицо черно, как его шевелюра и борода,-- он еще больше стал походить на цыгана. Только теперь не на молодого и задорного, а на сильно уставшего и повзрослевшего. Эдик осунулся больше других или это так кажется -- он был объемнее остальных до выхода. В сухом, заостренном лице Володи Балыбердина что-то от чертика, которого мы привыкли видеть на старых пепельницах. Но сколько в нем счастья! Оно просто струится, стекает, как заряд, с бороды, с носа, бровей над запавшими от усталости глазами. И заряжает нас. Дело еще не завершено, многие наверху, но, стоя рядом с ними, мы ощущали только счастье победы. Мы радовались, ждали новых успехов и не придали большого значения разговору, состоявшемуся 7 мая с Катманду. Калимулин: Очень хорошо отозвались о вашем восхождении президент федерации Франции -- господин Боссю, англичанин Джон Хант, организатор многих экспедиций в Гималаях, и другие. То есть идут широкие отклики на ваше восхождение. Учитывая, что ожидается дальнейшее ухудшение погоды, будьте очень внимательны, надо все очень хорошо закончить, хорошо закончить. Поэтому той телеграммой, которую я Вам передал вчера, надо руководствоваться. Принять более решительные меры, чтобы исключить всякую опасность. Тамм: Что касается выхода новых групп--это ясно. Мы его отменили, тем более, что речь шла только о двойке, которая должна была идти без хорошей подстраховки (имелась в виду двойка Черный--Шопин). Что же касается продолжения восхождения, то мы его будем продолжать. Продолжать будем. Группы на маршруте, и они завершат начатое дело. Завершат. 264 Калимулин: Понял, но запишите сводку погоды на завтра... (Она была тревожной. Предсказывалось ухудшение обстановки. Потом Калимулин продолжил.) Улучшения погоды ждать нельзя. По-видимому, ребятам придется тяжело. Поэтому подумайте еще раз, как быть с ними. Тамм: Ясно, ясно. Придется тяжело, ничего не сделаешь--это альпинизм. Я еще не знал, что это только первая ласточка. В 18 часов Казбек сообщил, что прошел час, как они вторично покинули палатку лагеря V. Погода немного успокоилась. Они уже на Западном гребне. Здесь, внизу, мы не сразу заметили, что Эверест скинул белые флаги. Да и гул наверху затих, хотя недовольное ворчание еще продолжалось. Зная время, затраченное другими двойками на участке от лагеря V до вершины, мы ожидали, что не раньше 22 часов и не позже полуночи ребята будут на вершине. Рации вновь были на приеме. В этот вечер группа Хомутова поднялась в лагерь III, a двойка Ильинского--в V. На мой вопрос, как чувствует себя и как шел Сережа Чепчев, Эрик ответил, что у них все нормально. Возможно, вчерашний эпизод лишь случайность. Правда, рассказы Вали Иванова и особенно Ефимова, который видел Сережу последним, настораживали. Но, так или иначе, Эрик с Сережей поднялись в лагерь V. Учитывая тревожный прогноз, они даже запросили разрешение продолжить подъем к вершине. Разговор, состоявшийся уже после 18 часов, ретранслировался через Валеру Хомутова... Тамм: ...Завтра ожидается усиление ветра, чрезвычайно сильное. Это подчеркивалось несколько раз. Несколько раз. Учитывая их состояние, вызывающее у меня опасение, не рекомендую им выходить даже завтра утром. Не рекомендую. Вам предлагаю завтра подняться в четвертый лагерь, в четвертый. Хомутов: Понял, понял. Нам выходить в четвертый лагерь. Эрик, Эрик! Учитывая ваше состояние и резкое ухудшение погоды--усиление ветра, не рекомендует Евгений Игоревич вам утром выходить. Продолжая переговоры, мы условились с Ильинским, что до тех пор, пока утром мы не обсудим с ним ситуацию, они останутся в лагере V. К 22 часам опять (в который раз!) в голове не остается места ничему, кроме мыслей о ребятах, пробивающихся сейчас к вершине. Рация молчит, а вот Эверест не хочет ей подражать. Временами кажется, что наверху ветер стихает, но потом опять гул усиливается. Гребень все чаще и чаще закрывается облаками. Странно: все это видишь и слышишь, фиксируешь сознанием, но большой тревоги не возникает. Быть может, потому, что двойка Валиев--Хрищатый всегда вызывала у меня чувство большого уважения и доверия. Широкий в кости и лицом Казбек не производит впечатления могучего, хотя в своей команде получил прозвище "толстый", в отличие от постоянного напарника по связке Валерия Хрищатого--"худого". Казбек, как правило, спокойный, немногословный и упрямый. Его неброская манера поведения такова, что сразу заставляет верить ему. Поэтому он может быть лидером, тем более в альпинизме, где знает и умеет практически все. Качество лидера сочетается у него с умением воспринимать указания тех, кто в данный момент им руководит. Эта черта особенно ценна в сборных командах типа нашей экспедиции. Судьба удачно распорядилась, соединив вместе Казбека и Валеру Хрищатого. Внешне совершенно разные, они удивительно подходят друг к другу и, по-видимому, испытывают большое удовлетворение, работая в одной связке. Вместе в горах они давно и стали родными. Валера действительно худой, даже тощий и на первый взгляд застенчивый слабак. Однако скоро становится ясно, какой это волевой, сильный и интересный человек. Он очень наблюдателен, умеет обобщать наблюдения и делает нетривиальные выводы. С ним полезно спорить и обсуждать возникающие проблемы. Я не раз пользовался этим, пытаясь опровергнуть или подтвердить свою точку зрения. И всегда получал большое удовлетворение от такого общения. Такая пара, казалось мне, справится с серьезной и тяжелой задачей, которую сейчас они решали. Время шло, а известий сверху не поступало. Уже минуло 23 часа. Потом полночь. И какие бы надежды на них ни возлагались, тревога появилась. Появилась у всех. Уже не только моя и рация радиста включены на прием. Во всех палатках, где есть "воки-токи", слушали их. В час ночи я не выдержал: назначил ночное дежурство, просил разбудить меня, когда будут новости, и ушел спать. И действительно уснул. Правда, сразу же услыхал, что кто-то идет в мою сторону. Было начало 6-го. Окликнул. Оказалось, это Дима Коваленко (он дежурил с Шопиным). Только что Ильинский из лагеря V сообщил, что ребята не вернулись, и спрашивал, что делать. Пока мы с дежурными ждали повторной связи, я узнал, что около 2-х часов ночи кто-то вызывал базу, но слышимости не было. Когда начался разговор с Ильинским, спросил -- не он ли это был. Оказалось--не он. Значит, Валиев и Хрищатый. Но что они хотели передать? С Ильинским условились, что их двойка немедленно собирается и выходит наверх. Назначили следующую связь через час в надежде, что она будет уже с маршрута. Меня удивило, что Эрик с Сережей еще не собирались-- ведь другой команды от нас нельзя было ожидать. Примерно в половине 7-го связались опять. Они еще в палатке! Этому могло быть только одно объяснение-высота. Наверное, они сами не замечали своей медлительности. В половине 8-го все то же; правда, на этот раз Эрик сказал, что они уже готовы выходить. Наконец в 8 с небольшим мы услыхали: Ильинский: Ну вот, ребята где-то здесь. Мы сейчас на голосовую связь вышли. И потом: -- Да вот они, уже около палатки. Сейчас с ними чаю попьем, ды мы, наверное, наверх пойдем. Прием. Тамм: Нет. Это вы подождите. Через полчаса, когда разберетесь, давайте связь. Или давайте так: как только поймете, в каком они состоянии. Не поморозились ли? Возможно, им нужна будет ваша помощь. Ильинский: Ну конечно, если им надо помогать, то вопрос будет однозначно решен. Позже Эрик сообщил, что ребята шли так долго из-за тяжелых условий наверху: вскоре после выхода на гребень ветер вновь усилился и уже не прекращался; в сумерках темп движения упал и сразу стал ощутим мороз (он был -37░). В 1 час 50 минут 8 мая Валиев и Хрищатый достигли, наконец, вершины... И вот теперь Эрик передавал, что кислород кончился у них часа 2--3 назад. Тамм: А обморожения есть? Ильинский: Есть. Незначительные. Тамм: Понял. Вот Свет Петрович спрашивает: обморожение чего? Пальцы, руки, ноги -- что? Ильинский: Ну, пальцы на руках. Незначительные. Ну, волдыри в общем. Изменения цвета нет. Тамм: Понял, понял. Значит, так, Эрик! Задерживаться там не нужно -- в пятом лагере, в лагере пятом. Спускайтесь все вместе. Вам двоим сопровождать ребят вниз, вниз сопровождать. Как понял? Ильинский: Я-то думаю, что, в общем, большой необходимости нет сопровождать ребят. 265 Тамм: Ну а я думаю есть, Эрик. Давай так. Сейчас, после шестнадцати часов такой работы или пятнадцати, надо сразу сваливать их вниз. Если даже у них есть там волдыри и так далее, они сгоряча работать смогут, а потом? По веревкам там перецепляться надо, это начнется без никого длинная история. Так что давайте сваливайте вниз вместе. Вы их сопровождаете. Ильинский: Понял Вас. Но я так смотрю по состоянию, что вообще надобности нету. Тамм: Что ж, тем лучше. Значит, будете просто сопровождать, а не спускать. Но одних их отпускать сейчас вниз не стоит. Ильинский: Ну понял Вас, понял. Одним словом, мы больше уже не лезем на Гору? Так? Прием. Тамм: Да, да! Да, вы сопровождаете ребят вниз -- это распоряжение. Ильинский: Ну понял. Мы договорились связаться еще раз через полчаса, когда должен был включиться Хомутов. Надо, чтобы группы обсудили вопросы, связанные с состоянием и обеспечением лагерей. Во время этой связи Эрик еще раз поднял вопрос об их возвращении. Тамм: Эрик! Это я все понимаю. Понимаю, что вы стремитесь наверх. Но ребят сейчас одних отпускать нельзя. Вы должны сопровождать их вниз. Обидно, жалко, но ничего не поделаешь. Решение принято--давайте исполнять. Как понял? Я очень хорошо понимал Эрика и Сережу. Но никаких колебаний в принятии решения не было. Их желание еще и еще раз обсудить этот вопрос не вызывало раздражения. Им, здоровым и сильным, надо было уходить, когда вершина была рядом, а основные трудности позади. Им надо вот так, за 10 минут, навсегда распрощаться с мечтой, к которой стремились всю сознательную жизнь. Расстаться, когда нет внутренней убежденности, что это необходимо. Эрик не отказывался выполнить указание, но уходить было тяжело. Он спросил: -- Шеф, это только Ваше решение или тренерского совета? Он был членом тренерского совета и мог задать такой вопрос. Я ответил, что только мое, и предложил через 20 минут дополнительную связь, чтобы передать ему мнение совета. Через 20 минут связь состоялась, и они начали спускаться все вместе, вчетвером. Так вчетвером они и вернулись в базовый лагерь. Эрик с Сережей тяжело переживали вынужденное отступление. Ни у них, ни у меня нет и не было абсолютной уверенности, что оно было неизбежным. Но проверить это невозможно. Целый комплекс обстоятельств влиял на мое решение. Повторись все заново--я поступил бы так же. Главным было то, что после стольких часов пребывания выше 8500, в условиях, которые выпали на долю этой двойки, риск оставить их одних был бы неоправдан. В глубине души это понимали, конечно, и Эрик с Сережей. Но им было тяжелее: уходить должны были они, а не я. Сами они оставили бы ребят и пошли наверх только в случае жесткого указания на этот счет. В этом не может быть сомнений. Казбек избежал осложнений, а Валера после возвращения в Москву долго пролежал в больнице и все же лишился нескольких фаланг на пальцах ног. Добавлю только, что обсуждался план, по которому сопровождать Валиева и Хрищатого вниз должен был один из двойки Ильинского, а второй ее участник подключился бы к тройке Хомутова. Но от этого отказались, считая, что просидеть до штурма почти трое суток в лагере V на высоте 8500 м слишком рискованно. Итак, 8 мая четверка Ерванда Ильинского спускалась в лагерь III, а тройка Валерия Хомутова поднималась в IV. Тройка двигалась по маршруту в хорошем темпе, без сбоев, несмотря на большую загрузку--кислорода в верхних лагерях не оставалось, и они выносили туда все необходимые им баллоны. По плану хомутовцы должны были достичь вершины 10 мая, но, выходя из базового лагеря, поделились мечтой--победить Эверест в День Победы. Зная это, во время утренней связи я попросил их не форсировать событий и работать спокойно. Я не мог себе представить, что к вечеру эта просьба будет мной же перечеркнута. Днем, как обычно, мы разговаривали по радио с Министерством туризма Непала. Присутствовавший там И. А. Калимулин сообщил, что Спорткомитет СССР присвоил звания заслуженных мастеров спорта всем, кто участвовал в обработке маршрута на Эверест и в самом восхождении. Это было так неожиданно и приятно, что, прервав передачу, я позвал всех к рации и попросил Ильдара Азисовича повторить сообщение. Обитатели лагеря толпились около радиопалатки и шумно обсуждали эту новость, когда Калимулин передал телеграмму персонально для меня. Калимулин: Телеграмма руководства. От руководства телеграмма. "В связи с ухудшением погоды в районе Эвереста и полным выполнением задания экспедицией считаем необходимым исключить всякий риск, исключить всякий риск и прекратить штурм вершины остальными спортсменами..." Попытка обсуждать целесообразность такого шага решительно пресекалась Калимулиным ссылками на то, что решение принято руководством и его надо исполнять. На прямой вопрос, что же все-таки это за инстанция, он не ответил. Дальше спорить не имело смысла, тем более что кругом собрался весь лагерь. Я был в полном недоумении: приятно, что так высоко оценили усилия ребят, но страшно обидно обрывать, не доведя дело до конца. Почему? В Москве, еще задолго до нашего отъезда, знали, что штурм будет осуществляться последовательно четырьмя группами. Так в чем же дело? Хотелось спокойно разобраться в ситуации, обдумать свои действия. Как обычно в таких случаях, пошел побродить по леднику. Пытаюсь разобраться, чем может быть вызвано такое решение. Пожалуй, только излишними опасениями, связанными с плохим прогнозом погоды, боязнью потерять достигнутое. Но как можно из Москвы оценить складывающуюся у нас обстановку? За эти месяцы мы уже привыкли к здешним условиям, и ничего, работаем. Погода все время преподносит сюрпризы, и если ее бояться, то не надо было и начинать штурм. Так надо ли возвращать тройку Хомутова? Несколько часов назад, когда я считал, что Эрику и Сереже необходимо сопровождать двойку вниз, не нужны были ничьи указания. Сейчас же я не вижу никаких оснований для крайних мер. Тройка работает спокойно, уверенно и надежно. Еще раз восстанавливаю в памяти график движения группы. Никаких опасений за них не возникает. Пожалуй, все ясно. На обратном пути испытываю даже удовлетворение: в этой ситуации победил спортсмен, а не администратор. Подходя к палаткам, встретил Ю. А. Сенкевича. Несколько дней назад он добрался наконец до базового лагеря и догнал съемочную группу телевидения. Послезавтра собирается возвращаться вниз. Что же, здесь, конечно, тяжело--такие условия только для альпинистов. На его вопрос ответил, что группу возвращать с маршрута не буду. В лагере зашел к А. Г. Овчинникову и Б. Т. Романову-- они живут вместе. Анатолий Георгиевич согласился с моим решением и сказал, что тройке имеет смысл сегодня подняться в лагерь V. Как обычно, наши точки зрения 266 совпали. Борис Тимофеевич был против. Он твердо считал, что надо выполнять указания, даже если с ними не согласен. С самого начала работы экспедиции мы понимали, что окончательные решения здесь может принимать только один из нас. И никаких сложностей не возникало. Лишь однажды, когда я не отстранил Мысловского от работы на высоте, Борис Тимофеевич был не согласен и высказал особое мнение. Ему свойственна исключительная предусмотрительность. И вот теперь вторично принято такое решение. Приближалось время вечерней связи, и я пошел в радиопалатку. Как всегда, Валера Хомутов был точен. Слышимость--отличная. Вся тройка уже собралась в лагере IV. Свою информацию я невольно построил так же, как Ильдар Азисович: сначала поздравил ребят с присвоением званий заслуженных мастеров спорта. Они не поверили -- .мы же еще не были на вершине". Когда передал вторую, негативную, часть сообщения, они не сразу поняли, о чем идет речь, и поэтому не уловили смысла моей заключительной фразы: -- Но я не возражаю против того, чтобы ваша группа продолжала восхождение. Наконец происходящее дошло до их сознания. Хомутов передал, что ему все ясно--они сегодня же могут попытаться выйти в лагерь V. Договорились, что группа спокойно все обсудит, взвесит и мы вторично свяжемся через полтора часа, в 20.00. Закончив переговоры, увидел, что А. Г. Овчинников и В. Т. Романов тоже здесь. Борис в связи с моим решением не возвращать тройку Хомутова попросил обсудить это более широким составом. Чтобы закончить обсуждение до 20.00, начали немедля сходиться в палатку к Эдику Мысловскому. Смеркалось, в палатке было мрачновато. Во внутренней ее части (спальне) нас было не много, в центре Ю В. Кононов, за ним поверх спального мешка лежал Эдик. Он большую часть времени проводил теперь в палатке-руки не давали покоя. По другую сторону устро-тея полулежа Володя Шопин, а рядом сгорбившись сидел А Г. Овчинников. Я и Слава Онищенко забились в передние углы по обе стороны от входа в спальное помещение. Чтобы поместиться, мы сложились как перочинные ножи -- подбородки вплотную к коленям. Я все время пытался подсунуть пухашку между холодной стеной палатки и спиной. Она подмерзала и создавала дополнительное неудобство. В передней части палатки--предбаннике--на бочонке сидел Б. Т. Романов, остальные стояли. Здесь были' М. Туркевич, В. Воскобойников и наши гости-- Ю Родионов, Ю. Сенкевич, В. Венделовский, кто-то еще. По крайней мере, половина из присутствующих не была альпинистами, представляли здесь печать, кино и телевидение. Мне было неясно, как они могут всерьез обсуждать нашу проблему. Но я не протестовал. Излишне сухим и напряженным голосом (сразу вспомнилось заседание президиума Федерации альпинизма в период подготовки экспедиции) я сказал: _ Как вы все слышали сегодня утром, я получил указание прекратить восхождение спортсменов на вершину и вернуть группы. Это может относиться только к группе Хомутова. Какая инстанция подразумевается под руковод-ством-я не знаю. Группу с маршрута я не вернул, и они продолжают восхождение. Все напряжены и еще не определили своего отношения к необычному, несвойственному нашей жизни здесь событию Потом Романов излагает свою точку зрения. Ее суть: мы не можем не исполнить указание. Сначала воцарилась тишина. Потом начался небольшой гвалт. Что же мы должны решать? Зачем? Руководитель решение принял, мы не можем обязать его изменить решение. И правильно ли это будет? Шумели долго. Наконец договорились: дело руководителя принимать решение, но свое мнение собрание сформулирует. Все гости (им-то что!) -- за возвращение. Так спокойнее, тем более здесь--"заграница". Вдруг потом скажут, что не были принципиальными? Нет, лучше уж так. От Миши Туркевича я не ждал и не дождался ничего хорошего. Не понимаю я его. Володя Шопин говорил длинно и сбивчиво. Смысл такой: надо возвращаться, хотя и жалко, но "если я был бы там, наверху, то не вернулся бы". Эдик! Я был готов к тому, что он скажет, а бедняга Анатолий Георгиевич даже почернел. Ну как можно тебе, Эдя, спортсмену, отдавшему так много Эвересту, не понимать ребят, не болеть за общий успех. Последним говорил Анатолий Георгиевич. Он -- боец, принципиальный боец. Вот такими должны быть настоящие руководители! Нам поручено ответственное дело, мы должны его делать наилучшим образом и отстаивать его интересы. Нельзя браться за дело, боясь за него отвечать. Потом голосовали. Восемь за возвращение (в том числе все гости), четверо за продолжение подъема. Все молчат, смотрят на меня. Ждут. А мне кажется, что главное для них (большинства) уже сделано--все зафиксировано в протоколе. Становится обидно за них. Хорошие люди, зачем же они так? Я ведь знаю, что любой из них, альпинистов,-- остальные здесь не в счет--не раз рисковали жизнью ради товарищей и своего дела. И здесь они поступят так же, случись что наверху. Чтобы завершить паузу, благодарю за высказывания, обещаю довести до сведения группы их точку зрения и подтверждаю свое прежнее решение. В 20.00 узнаем, что ребята уже в пути к лагерю V. Вечером связаться с Катманду не удалось, а утром 9 мая о телеграмме разговора не было, просто я сказал, что в районе 12 часов дня мы ждем вызова с вершины. Утром настроение приподнятое, все рады происходящему и чувствуют, что последний аккорд прозвучит мажорно. Второй раз за время экспедиции перед завтраком общее построение. У многих в руках красные маркировочные флажки. Кругом удивленные шерпы. Стрекочут кинокамеры... В 11 часов 30 минут Хомутов вызвал базу. Хомутов: База, база! Как слышите меня? Тамм: Отлично слышим, Валера! Вы на вершине? Хомутов: На вершине мы, Евгений Игоревич, на вершине! Тамм: Поздравляю вас, ребята, дорогие, поздравляем! Я передал уже Калимулину, а он в Москву, что вы будете на вершине. Поздравляю. Все. Порядок. Они добились своего. Победа! Слышимость отличная, молодец, Валера,--даже на вершине его рация в хорошем состоянии!.. Днем, когда я передал в Катманду сообщение об успехе последней группы, Ильдар Азисович, измученный нервотрепкой этих дней, воскликнул: -- Ну, Тамм, погоди! Мы еще встретимся. Мы еще встретимся! Поздравляю. Поздравляю, Евгений Игоревич, от всей души. Я думаю, на этом конец? Повара не пойдут на вершину? Вечером был большой праздник. Не понимаю, как Владимир Александрович Воскобойников (разработчик и изготовитель нашего питания, консультант по питанию) смог так прекрасно сервировать стол. По-моему, для этого под руками должна быть кухня лучших столичных ресторанов. 267 Закончу рассказ тостом, который был произнесен (точнее, зачитан) за праздничным столом. Я боялся, что из-за волнения упущу что-нибудь из того, что обязательно хотел сказать, и записал его: "Сегодня замечательный день! Мало есть таких праздников, как праздник Победы -- Виктории! А у нас с вами сегодняшний день--это и праздник победы нашей экспедиции, который так приятно посвятить Великой Победе, и так приятно сознавать, что он совпал с этим замечательным днем. Я не умею выступать за столом, но сегодня мне хочется говорить, и очень прошу извинить меня за многословие. Мне особенно приятно, что у нашей экспедиции в целом хватило мужества и стойкости довести дело до конца, до полной победы. Не остановиться на полпути, на кусочке достигнутого. Настоящим альпинистам должно быть ясно, как важно иметь твердость для того, чтобы дотянуть трудный маршрут до конца, чтобы не повернуть перед очередным жандармом, не смалодушничать, а препятствий так много расставляют на нашем пути и природа, и люди. Накануне и сегодня, в День Победы, мы убедились в том, что в экспедиции хватает настоящих альпинистов, которые могут победить каждый свой Эверест, и даже по трудному пути. Победа в Великой Отечественной войне многому нас научила, это была целая Эпоха (несмотря на всего четырехлетнюю протяженность). Мне хочется, чтобы наша экспедиция для вас была эпохой в жизни -- оставила глубокий след. Война научила нас дорожить миром и бороться за него не щадя сил. Мне хочется, чтобы экспедиция научила вас бороться за чистоту отношений в альпинизме и к альпинизму. Наибольшие трудности в этой экспедиции, наибольшие испытания легли на ваши плечи. Ни у меня, ни у Анатолия Георгиевича никогда не было сомнений в том, что вы выдержите эти испытания, сколько бы нас ни пытались убедить в обратном. Только эта уверенность позволила пробить всю эту махину--экспедицию. Еще три года назад, когда решалась судьба экспедиции, меня спросили: а вы гарантируете успех? И вот теперь вы доказали, что я умею отвечать за свои слова. Большое вам за это спасибо! Когда организовывалась наша экспедиция, было много упреков, нападок, противодействий со стороны некоторых альпинистских руководителей. Только любовь к альпинизму и постоянная поддержка руководителей Спорткомитета позволили терпеть этот обстрел из-за укрытия. И сейчас, в День Победы, мне хочется вспомнить о ветеране Великой Отечественной войны и стойком бойце за экспедицию, перенесшем массу тяжелых минут ради вашей сегодняшней победы,-- о Михаиле Ивановиче Ануфрикове. Не случайно, что вчера, в канун Дня Победы и нашей победы, именно он рассказывал миллионам советских телезрителей о вашем восхождении. За вас, за ваши будущие успехи, но ради бога не зазнавайтесь!" Вот и все. Потом были еще ожидание хомутовцев, сборы в обратный путь, долгая дорога домой и телеграммы. Мы не успевали получать их. Из всех стран, со всех концов Земли, но больше всего--из дома, от всех вас. Но об этом--в другой раз. А сейчас обещанные заглавием 6 дней истекли... Анатолий Овчинников Воплощение мечты Мечта об Эвересте -- высочайшей вершине мира-- передана нам альпинистами старшего поколения. Еще в 1958 г. участники объединенной советско-китайской экспедиции под руководством К. Кузьмина и В. Абалакова совершили массовое восхождение на пик Ленина, которое было генеральной репетицией планировавшегося в мае 1959 г. восхождения на Эверест с севера по маршруту Мэллори и Ирвина. Однако обстановка в Тибете в марте 1959 г. не была благоприятной и не позволила приступить к проведению экспедиции, подготовка к которой была полностью завершена. В мае 1960 г. 3 китайских альпиниста--бывшие участники объединенной советско-китайской экспедиции-- совершили успешное восхождение на Эверест. После этой несостоявшейся экспедиции мечты об организации восхождения на Эверест длительное время казались несбыточными. Возможность организации и проведения гималайских экспедиций появилась после создания в 1974 г. по инициативе А. М. Боровикова Международного альпинистского лагеря на Памире. Деятельность этого и других международных лагерей, созданных позднее и возглавляемых М. В. Монастырским, позволила подготовить финансово-материальную основу, необходимую для организации и проведения гималайских экспедиций. В последующие годы В. М. Абалакову и К. К. Кузьмину удалось поколебать отрицательное отношение руководства Спорткомитета к организации и проведению гималайских экспедиций, а М. И. Ануфрикову и Е. И. Тамму удалось добиться положительного решения о подготовке и проведении первой экспедиции. Мы считали, что восхождение на Эверест может быть признано спортивным, если его результат будет оценен как вклад в развитие мирового высотного альпинизма, а не восхождение по простому или ранее пройденному маршруту. Для достижения такой цели на Эвересте необходимо было решить ряд задач: выбрать маршрут восхождения, который ранее не был пройден и техническая сложность которого превосхо дила бы другие пройденные на Эверест маршруты; подготовить спортивный состав экспедиции, обще физическая, техническая и морально-волевая подготовка которого соответствовала бы требованиям, необходимым для прохождения выбранного маршрута; разработать тактический план восхождения, кото рый с учетом сложности маршрута и подготовленности участников позволил бы добиться успеха; обеспечить участников восхождения необходимым снаряжением, обмундированием, кислородом, радиосвязью, питанием для достижения поставленной цели в экстремаль ных условиях, определяемых кислородной недостаточно стью (давление воздуха на высоте свыше 8000 м менее 268 270 мм рт. ст.), низкими температурами и сильными штормовыми ветрами; - разработать календарный план проведения экспеди ции, обеспечивающий в имеющихся временных рамках необ ходимую акклиматизацию участников, обработку маршрута восхождения и организацию промежуточных лагерей, до ставку необходимых для жизнедеятельности участников оборудования, снаряжения, кислорода, питания и других средств; - осуществить восхождение на вершину Эвереста в соответствии с календарным планом. При выборе вариантов восхождения тренерским советом экспедиции в декабре 1979 г. были установлены два ограничения: маршрут должен быть более сложным по сравнению с пройденными и соответствовать уровню развития советского высотного альпинизма, то есть возможность его прохождения должна быть очевидной. Этим условиям удовлетворяли два варианта восхождения: по контрфорсу южного склона с выходом на юго- восточный гребень; по контрфорсу юго-западного склона с выходом на западный гребень. Техническая сложность второго варианта была очевидной даже для неспециалиста; средняя крутизна, крутизна отдельных взлетов и протяженность сложного скального рельефа (от 6500 до 8500 м) здесь значительно больше. Проведенная в апреле 1980 г. разведка Эвереста позволила визуально ознакомиться с предполагаемыми маршрутами восхождений и убедиться, что маршрут по контрфорсу юго-западного склона проходим при соответствующей подготовке и будет высоко оценен международной альпинистской общественностью. Подготовка команды восходителей состояла из двух этапов. Первый --проведение конкурса для участия в экспедиции и отбор двойного спортивного состава. Второй -- отработка технических решений восхождения, совершенствование общефизических качеств, опробование обмундирования, некоторых видов альпинистского снаряжения, кислородного оборудования, средств радиосвязи, продуктов литания и др. В конкурсе на первом этапе из 10 республиканских и городских федераций альпинизма приняло участие около 150 альпинистов-высотников. После проведения отборочного сбора в январе 1980 г. состав кандидатов был уменьшен на три четверти. В летнем отборочном сборе, проведенном в августе 1980 г. на базе Международного альпинистского лагеря "Памир-80", участвовало 39 альпинистов, в том числе одна женщина--Э. Насонова. В состав экспедиции вне конкурса были включены В Иванов, Е. Ильинский и Э. Мысловский, которые были назначены руководителями спортивных групп. Тренерским советом были разработаны критерии, которые позволили оценить личные качества альпинистов. Альпинистский высотный опыт оценивали: участием в чемпионатах СССР в высотном и высот- но-техническом классах и занятыми местами; количеством совершенных высотных и высотно- технических восхождений высшей категории трудности в период с 1978 по 1980 г. Техническую подготовленность оценивали: - результатами участия в соревнованиях среди канди датов в экспедицию на скальном и ледовом участках горного рельефа. Общефизическое развитие оценивали: количеством подъемов на высоту свыше 7000 м, совершенных в 1980 г. (минимум 3); результатами прохождения травянистого склона со средней крутизной около 35░ и перепадом высот от 3600 до 4000 м; количеством подтягиваний. Кроме этих показателей, при отборе участников экспедиции учитывали результаты "гамбургского счета", возрастной ценз и тренерские баллы, а также представительство федераций. В результате было отобрано 26 кандидатов. На втором этапе подготовки (зимний и летний сборы 1981 г.) было уделено внимание гималайской тактике восхождения, которая отличается тем, что маршрут к вершине обрабатывают--навешивают веревочные перила, которые в дальнейшем используют при движении, и организуют промежуточные лагеря на таком расстоянии друг от друга, чтобы за световой день можно было, выйдя из одного лагеря по обработанному пути, подняться в следующий и при необходимости спуститься обратно. Пришлось также отказаться от некоторых правил горовосхождений, привычных для нас, но создающих организационные трудности восходителям. Так, мы считали возможным одиночное хождение в исключительных случаях или по обработанному маршруту. Безусловно, отход от наших правил горовосхож-дения не должен влиять на обеспечение безопасности. На первый взгляд гималайская тактика не должна усложнить проведение восхождения. В действительности это не так: если команда восходителей, как это обычно принято у нас на Памире, Тянь-Шане, имеет при себе все необходимое для жизни и преодоления сложного рельефа, то у нее есть определенная уверенность в надежности жизнеобеспечения и работы на маршруте, и многие вопросы существенно упрощаются. Совсем другая ситуация возникает, если команда рассчитывает на наличие каких-то видов снаряжения, продуктов питания, горючего на заранее обусловленном участке и чего-либо не находит. Естественно, что уставшие люди, находясь в экстремальных условиях, могут раздражаться. Такие ситуации могут возникнуть из-за множества самых разнообразных причин. Например, оставленное вне палатки снаряжение и другие предметы может занести снегом, а восходители ищут их внутри палатки. По каким-либо причинам предыдущая группа оставила в промежуточном лагере неприбранными палатки, грязную посуду и т. д. Такие, казалось бы, мелочи могут приводить к противоречиям между группами. И, безусловно, надо иметь в виду, что восходители часто поднимаются в промежуточные лагеря физически и морально уставшими, и, естественно, необходимость выполнения дополнительной непредусмотренной работы вызывает раздражение. По этой причине применение гималайской тактики восхождения, с одной стороны, обеспечивает более высокую надежность и гарантию восхождения, а с другой -- при недостаточно четкой организации может привести к отчуждению и разладу коллектива, что неоднократно происходило в гималайских экспедициях. Эти особенности применения гималайской тактики проявились при проведении восхождения на пик Комсомола во время зимнего сбора 1981 г., когда у нас не было радиосвязи между группами и базовым лагерем. На летнем сборе радиосвязи было уделено особое внимание, благодаря чему в экспедиции организационные вопросы учета наличия и расхода различного рода снаряжения, питания в промежуточных лагерях, своевременной его доставки были решены вполне удовлетворительно. Важным вопросом подготовки являлась оценка индивидуальной работоспособности участников на высотах свыше 8000 м в условиях низких температур при различном расходе кислорода для дыхания и без использования кислорода. Были проведены обследования участников в Институте медико-биологических проблем. В результате 269 получены важные рекомендации по наиболее эффективному использованию кислорода на разных высотах. Так, наиболее эффективный расход кислорода был признан 2 литра в минуту вместо обычно распространенного 4 литра в минуту. Эти рекомендации были подтверждены при проведении экспедиции. К сожалению, не по всем вопросам удалось получить научно обоснованные рекомендации. И это произошло, на наш взгляд, из-за отсутствия взаимопонимания между научными сотрудниками, с одной стороны, и испытуемыми и тренерами, с другой, хотя данные об индивидуальной работоспособности альпинистов на разных высотах при различной степени акклиматизации просто необходимы для научно обоснованной деятельности тренера при постановке задач перед выходом групп на большие высоты. Важны также вопросы целесообразной индивидуа