Оцените этот текст:


Пер. - Н.Любимова.




     Солнце было  теплым.  Через  закрытые  веки  он  ощущал  его  горячее
оранжевое дыхание. Оно было похоже на рассветную дымку на  планете  Фламм.
Как давно это было! И Дульчия, первая Дульчия шла к нему, улыбаясь, сквозь
клочья тумана.
     Что-то коснулось его щеки, он отмахнулся. Чертовы цветомухи. Придется
возбуждать отталкивающее поле, хоть он его чертовски не  любил.  Кости  от
него гудели, как от тяжелой работы.
     Свет его памяти померк. Мрачная, едва уловимая нота тревоги зазвучала
во сне. Существовало что-то, что он пытался выудить из своего мозга...
     Он вновь почувствовал прикосновение. Сон растаял. Глаза открылись, и,
скосив их, он увидел стройную длинноногую  молодую  блондинку  в  открытом
розовом купальнике с каким-то длинным  лохматым  стебельком  в  руке.  Она
склонилась над его креслом.
     - Черт возьми, Дульчи, ты уже слишком взрослая, чтобы ходить в  таком
виде, - проворчал он.
     - Еще нет, дедушка! Я еще только взрослею. Жаль, что ты не видел лицо
сенатора Бартоломью, когда я подошла к двери...
     - Этот дурак опять здесь?
     Капитан  Генри  закрыл  глаза.  Внезапно  возросло  чувство  тревоги.
Толстый Бартоломью, ныне сенатор Бартоломью, был совсем не дурак.  Или  по
крайней мере он не был дураком сорок лет назад, когда был молодым.  Генри,
который в то время уже входил в зрелый возраст, почти любил его временами.
     Теперь, конечно, он стал  сенатором  и  усвоил  современную  чопорную
манеру двигаться и говорить, неотделимую от политического  имиджа.  И  все
же... чувство тревоги стало сильным, как никогда прежде.
     - Отправь его обратно, девочка моя, - ответил Генри. - Ты знаешь, что
прерывать мой сон...
     - Он говорит, это очень важно, дедушка.
     - Важно для него, а не для меня! Я ему уже говорил, что я думаю о его
политике, его методах, его мозгах и его вкусах в области выпивки...
     Послышался  звук  притворного  покашливания.  Генри   оглянулся.   За
девушкой стоял высокий с огромным животом мужчина, кожа его лица  обвисла,
но черные брови были так же сердито сдвинуты, как сорок лет назад.
     - Я подумал, что лучше не скрывать  своего  присутствия,  капитан,  -
произнес сенатор.
     - Ты не услышал бы ничего такого, что я не сказал  бы  тебе  в  лицо,
Бартоломью,  -  парировал  Генри.  -  Что  на  этот  раз?  Ты  с  тем   же
предложением?
     Сенатор хмыкнул и сел на стул, предложенный Дульчией. На какой-то миг
девушка оказалась между Генри и солнцем, и он  снова  окунулся  в  сон,  в
котором ее  прабабушка  брела  сквозь  светившийся  туман  планеты  Фламм.
Девушка ушла со света, и Генри опять  очутился  лицом  к  лицу  с  тяжелой
действительностью и сэром Бартоломью.
     Капитан посмотрел  на  этого  средних  лет  человека  с  нескрываемой
неприязнью. Бартоломью вспотел в своем модном узком из  блестящей  зеленой
ткани пиджаке с короткими рукавами, открывавшими замысловатые манжеты,  на
которых красовались большие запонки с драгоценными  камнями.  Трехдюймовый
значок    с    лозунгом    предвыборной     кампании     "Голосуйте     за
среднестатистического человека!", приколотый к нагрудному  карману,  сразу
бросался в глаза. Агрессивно выпятив нижнюю  губу,  сенатор  посмотрел  на
старика.
     - Я надеялся, что ты передумал, капитан Генри. Так как ты не  ответил
на мой звонок...
     - Если бы хотел сказать что-либо новое, я бы как-нибудь доковылял  до
телефона... Я пока еще не прикован к постели!
     Бартоломью стянул с головы темно-бордовый  берет  и  помахал  им  как
веером.
     - Это дело всепланетной важности, капитан!  Коразон  -  перспективный
мир. Конечно, ты не позволишь себе из-за соображений личного характера...
     - Черта с два! - прорычал капитан Генри. - Я Пограничным  мирам  свое
отдал. Сто пятьдесят лет! Всего лишь десять  лет  в  отставке,  и  тут  ты
начинаешь докучать мне...
     -  "Докучать"  -  неверное   слово,   капитан.   Я   предлагаю   тебе
замечательную возможность. У тебя будет лучшее оборудование...
     - Я предпочитаю солнечный свет. Я знаю, что  ты  соорудил  крышу  над
своим городом, чтобы не пускать в него свежий воздух, но мне он нравится.
     - Я прошу всего лишь об одном: пройди курс омоложения еще раз, за мой
счет.
     Генри взглянул на толстяка.
     - Ага, за твой счет. Я прошел три курса. Мне сто тридцать пять лет, и
я ощущаю каждый прожитый месяц.  Ты  знаешь,  к  чему  приведет  четвертое
омоложение.
     - Но я видел последний медицинский  отчет  о  твоем  здоровье.  Ты  в
отличной форме для своего возраста. Лечение не сделает тебя снова  юношей,
но оно полностью восстановит твои силы...
     - Я буду казаться молодым, несколько месяцев. Через год я завяну, как
вчерашняя гардения, а через три буду дряхлой развалиной. И тогда мне будет
все равно, протяну я еще год или нет. - Он откинулся на  спинку  и  закрыл
глаза. - Вот так-то, сенатор. Тебе придется поискать другого мальчика  для
поручений.
     - Ты рассматриваешь все это поверхностно, капитан! Новый мир, который
будет открыт для переселенцев, - первый за шестьдесят лет! Это  поручение,
как ты его называешь, займет  только  несколько  месяцев  твоего  времени,
после чего ты не только будешь испытывать удовлетворение от того, что внес
ценный вклад в развитие Пограничья,  но  и  станешь  обладателем  славного
состояния!
     Генри открыл один глаз.
     -  Почему  бы  тебе  не  послать   одного   из   среднестатистических
кандидатов? Если он достаточно хорош для того, чтобы  быть  представителем
планеты в Совете, он, наверняка, в состоянии справиться с таким  ерундовым
заданием, как это.
     - Ты слишком  легковесно  говоришь  об  очень  серьезных  делах.  Наш
кандидат, будучи  представителем  средних  слоев  общества  Алдорадо,  без
сомнения,  подходящая   кандидатура,   воплощение   высочайших   принципов
демократического правления...
     - Опустим предвыборную речь, я не голосую за среднего человека.
     Покрытый сеткой жил нос сенатора потемнел. Бартоломью глубоко вдохнул
через раздувавшиеся ноздри.
     - Что касается обсуждаемого дела... - трезво проговорил он, - высокая
оценка  твоих...  ну...   специальных   знаний   перевесила   все   другие
соображения.
     Бегающие глаза сенатора остановились на Генри.
     Капитан отвел глаза в сторону. Некоторое время  он  смотрел  на  свое
собственное лицо, отраженное в спинке стула. Оно было  похоже  на  побитое
временем изваяние из древнего дуба.
     - Ну и какие специальные знания ты имеешь в виду?
     Рот Бартоломью искривился в напоминавшей улыбку гримасе.
     - Капитан,  ты  ведь  старый  волк,  тебе  известны  все  космические
переулки, своеобразные нравы  далеких  миров.  Ты  бы  не  спасовал  перед
бандитами, которых можно встретить на  Коразоне,  выпутался  бы  из  самой
сложной ситуации и взял, что хотел. Думаю, ты бы знал, что делать  дальше,
- добавил он, разглядывая носок своего туфля.
     - Ну ты-то знаешь, не так ли? - Генри изучал лицо своего собеседника.
- Мне осталось двадцать лет на то, чтобы нюхать цветочки.  Интересно,  что
могло бы заставить меня бросить это занятие и искать  гибели  у  черта  на
куличках?
     - Тебя интересует окись алюминия?  -  как  бы  между  прочим  спросил
Бартоломью.
     Внезапно чувство тревоги вернулось. Пожалуй даже, это была не  просто
тревога. Словно ледяные тиски сжали внутренности..
     - В форме, известной под названием корунд, - добавил сенатор.
     - К чему ты клонишь? - резко спросил Генри.
     Теперь настала очередь Бартоломью помолчать. Его  взгляд  остановился
на девушке, загоравшей у бассейна в нескольких ярдах от них.
     - Дульчи, пора завтракать, - крикнул капитан.
     Она подняла голову, взглянула в лицо Бартоломью, затем встала и пошла
через лужайку.
     - Ну? - произнес Генри ровным голосом, обращаясь к сенатору.
     Тот подвинул стул вперед, вытащил наркотическую палочку,  потом,  как
бы вспомнив о чем-то, предложил такую  же  Генри.  Капитан  махнул  рукой,
отказываясь.
     - Со времени своего открытия более века назад  Коразон  был  закрытой
планетой, - посетитель выдохнул в сторону капитана ароматный  дым.  -  Под
очень строгим карантином. Но ты ведь был там однажды...
     - Конечно. Во время независимого разведывательного полета  -  еще  до
того, как Карантинная Служба услышала об этом мире. А что?
     -  Ну...  -  глаза  Бартоломью  остановились   на   тлеющем   кончике
наркотической  палочки.  -  Только  то  твое  путешествие  было   возможно
закончено, а, возможно, и нет... Ты провел на планете несколько месяцев.
     - Ну и...
     - И кое-что нашел.
     - Ты рассказываешь или спрашиваешь?
     - Рассказываю, капитан, - ответил Бартоломью спокойно. - Я  тебе  еще
кое-что  расскажу.  Корунд   имеет   различное   применение.   Его   можно
использовать в производстве в качестве отличного шлифовального  материала.
Но он может принимать и более привлекательные  формы,  известные  нам  как
рубин, изумруд, сапфир, восточный топаз, аметист  и  так  далее,  -  голос
Бартоломью теперь напоминал мурлыканье. - Рынок сбыта натуральных  камней,
таких, как я однажды видел на твоей внучке, когда мой Лэрри  пригласил  ее
на выпускной бал, неограничен.
     Он сделал паузу. Генри наблюдал за ним  без  какого  бы  то  ни  было
выражения. В голосе Бартоломью послышались хриплые нотки.
     -  Я  знаю  о  твоей  карьере,  капитан,  фактически  все.  Последние
несколько недель только этим и занимался, - он выпустил  дым,  наслаждаясь
сложившейся ситуацией.
     Генри молча наблюдал за ним.
     Ты всегда жил скромно...  -  Бартоломью  обвел  рукой  сад,  бассейн,
старомодную стеклянную теплицу. - Но однажды  ты  был  богатым  человеком.
"Однажды" - вот главное слово.
     - Неужели?
     - Именно так, - подтвердил Бартоломью. - Ты жил согласно принципам, а
не соображениям выгоды. Капитан, любой  бизнесмен  скажет  тебе,  что  это
неправильно. И теперь у тебя  остались  только  этот  дом  и  доход,  едва
достаточный для того, чтобы ты, старик, мог посидеть на солнышке,  да  еще
кредит, предоставляемый тебе благодаря тем камням, что ты так  неосторожно
позволил надеть своей внучке. Я с точностью до пенни знаю, во сколько тебе
оценили эти камни.
     - Какое отношение имеет одно к другому? - прорычал Генри.
     - Эти камни являются наследством Дульчии, - ответил Бартоломью.
     - А тебе что с этого? Я их получил честным путем.
     - Что ты говоришь? Согласен, что ты никому не должен ни цента,  я  бы
знал об этом. Но ты владеешь камнями...  -  его  глаза  сузились  и  почти
исчезли в складках жира. - Случайно я узнал, что ты  был  на  Коразоне  по
крайней мере дважды уже после того, как было объявлено,  что  планета  под
карантином.
     Генри не шевелился, его губы искривились в холодной улыбке.
     - Это было очень давно, если вообще было. Более ста лет назад.
     - Закон о давности срока не распространяется на  случаи  контрабанды.
Речь ведь идет о последнем путешествии. Сто четыре года тому  назад,  если
быть точным, не так ли? Ты опоздал сюда на неделю, твоя  жена  умерла  без
тебя.
     Генри  резко  подался  вперед.  Его  взгляд  скрестился  со  взглядом
сенатора.
     - Оставь в покое мою жену, - проревел он.
     - В чем дело, капитан? -  Бартоломью  развел  в  стороны  свои  белые
толстые руки. - Ты ведь не мог не знать о том, что ты  ей  необходим.  Или
все же не знал? Конечно, жаль, что  ты  слишком  поздно  вернулся  сюда  с
камнями, которые  помогли  бы  оплатить  спасительную  для  нее  операцию.
Опоздал всего на неделю. Но твоя совесть не должна  тебя  мучить...  хотя,
думаю, тебе тяжело, учитывая, что рядом твоя правнучка - точная копия той,
кому ты позволил умереть...
     Генри шевельнулся. Совсем чуть-чуть. Просто  слегка  перенес  вес  на
левый  локоть  и  правый  кулак,  лежавшие  на  подлокотниках  кресла.  Но
Бартоломью внезапно замолчал. Его обвисшее лицо напряглось.
     - Полегче, капитан, - пробормотал он.
     - Никогда не говори о моей жене, - повторил Генри бесцветным голосом.
     - Да-да, конечно, - Бартоломью облизал губы.
     Генри  медленно  вернулся  в  прежнее  положение.   Сенатор   глубоко
вздохнул, его голос окреп.
     - В принципе, это не имеет значения, - сказал он. - Я хочу  вспомнить
о том, что произошло после того, как ты вернулся. Речь идет о Коразоне и о
твоем незаконном путешествии. Капитан, ты по-прежнему  герой,  по-прежнему
первый  и  величайший  из  старых  открывателей  Пограничья.  Лично   тебе
Карантинная Служба ничего не сделает.  Но  камни  конфискует,  если  вдруг
кто-нибудь шепнет им  на  ухо,  что  неплохо  бы  сравнить  их  с  другими
образцами минералов, добытыми на Коразоне.
     Он замолчал и взглянул в глаза Генри. Тот ответил на взгляд, губы его
презрительно искривились.
     - И этим человеком будешь ты. Ты это хочешь сказать?
     Сенатор не ответил, но его молчание было красноречивее всяких слов.
     - Не пойму тебя. Ты можешь нанять целую армию головорезов для  похода
на Коразон.
     Бартоломью сухо кивнул.
     - Но тебе нужен я, старый  потрепанный  космический  волк,  и  только
потому, что ты думаешь, будто мне кое-что известно?
     - Я отлично знаю, что тебе кое-что известно! - разозлился Бартоломью.
- Господи, да ведь на этом деле можно сделать состояние. Я  дам  все,  что
тебе необходимо. Если я буду  поддерживать  твое  вступление  во  владение
недвижимостью,  ты  сможешь  успешно  застолбить  участок  и  на  законном
основании владеть теми камнями, которые нашел более ста лет назад!
     Вдруг Генри  засмеялся  безрадостным  смехом,  от  которого  глаза  у
сенатора полезли на лоб.
     - Понятно, - произнес капитан. - И как ты собираешься делиться?
     - Учитывая риск и большие стартовые расходы...
     - Сколько?
     - ...И принимая во внимание то, что  мне  известно  твое  прошлое,  -
девяносто  процентов  мне,  а  десять   тебе.   -   Бартоломью   улыбнулся
обворожительной улыбкой и глубоко затянулся дымом наркотической палочки.
     Генри схватился за подлокотники узловатыми руками и рывком встал.
     - Вон! - крикнул он.
     Обвисшие щеки сенатора побледнели. Уронив наркотическую  палочку,  он
тяжело встал.
     - Не смей разговаривать со мной подобным образом... - начал было он.
     Генри сделал шаг вперед. Его горло жгло, словно вокруг бушевал огонь,
перед глазами стал сгущаться непрозрачный туман. Кровь в  висках  стучала,
словно били там-тамы.
     Бартоломью  отступил  назад,   еще,   еще...   и   остановился.   Его
расплывшееся лицо окаменело. В молодые годы он отличался немалым ростом  -
хотя и тогда был на полголовы ниже высоченного Генри и на целую треть  его
легче.
     - Ты бы убил меня, если бы счел это необходимым, не так ли,  капитан?
- произнес он тихо.
     Стоя рядом с  ним,  Генри  изо  всех  сил  сдерживал  себя,  подавляя
рвавшуюся наружу ярость.
     - Не дразни меня, Бартоломью, - хрипло ответил он.
     - Я тебе доверяю, - сенатор громко засмеялся.  -  Так  как  мы  здесь
одни, я тебе кое-что скажу. Я тоже могу убить, если  до  этого  дойдет.  Я
ухожу! - поспешно добавил он, когда Генри сделал шаг вперед. - Но  подумай
над моим предложением, я все-таки знаю кое-что о тебе, камнях и  Коразоне.
Время, оставшееся до отправки корабля, неумолимо  тает.  Подумай  о  своей
правнучке. Что ее ждет, если она останется без гроша и без надежды на  то,
что она с детства ждала. Ну разве что выгодный брак...
     - Например, с твоим щенком Лэрри! - проревел Генри, бросаясь вперед.
     Бартоломью повернулся и побежал. Генри сделал несколько шагов,  вслед
за ним, но остановился, тяжело дыша. Затем заковылял к бассейну, посмотрел
сквозь прозрачную воду вниз на разноцветный грот, из которого бил источник
минеральной воды, наполнявший бассейн.
     - Драгоценные камни! - пробормотал он, затем позвал: - Дульчия!
     ...И даже он не мог сказать наверняка,  была  ли  подошедшая  девушка
той, которая покинула его всего  несколько  минут  назад,  или  его  давно
ушедшей из жизни любовью.
     - Жаль, что ты не видел сенатора, дядя Амос, - сказала Дульчия.
     Она  налила  кофе  Генри  и  передала  бутылку  бренди  маленькому  с
индюшиной шеей человеку, который быстро осушил стакан,  шумно  вздохнул  и
налил еще.
     - Хм! Действительно жалко, что меня здесь не  было!  -  он  подмигнул
девушке и потянул себя за кончик уса. - Сенатор привык получать  то,  чего
добивается. Думаю, что впервые он получил отпор.
     Капитан Генри хмыкнул, взял старинную сигару  из  тяжелой  серебряной
коробки на столе. Девушка поднесла ему зажигалку. Аромат табака смешался с
запахом горевшего в камине дерева.
     - Этот чертов человек - настоящий дурак, - пробормотал он смущенно. -
Гладит меня против шерсти, щебечет,  словно  птичка  во  время  линьки,  и
говорит все не то, что надо.
     Девушка наполнила свою чашку и села.
     - Дедушка, а почему Бартоломью хочет, чтобы ты отправился на Коразон?
     Амос хихикнул.
     - Потому что он отлично знает, что  твой  прадедушка  -  единственный
человек в Алдорадо, который может открыто ступить на Коразон  и  вернуться
назад с головой на плечах, не говоря уже о том,  чтобы  отхватить  славный
участок.
     Генри выпустил облако дыма, откинулся назад, положив длинные ноги  на
стульчик, вырезанный из редкого дерева и обшитый  серой  шкурой  какого-то
зверя. Хотя поза его была расслабленной, в сузившихся глазах и в развороте
плеч чувствовалось напряжение.
     - С Пограничьем покончено. Коразон - последний вздох умирающего.  Это
суровый мир: скалы, лед и тундра. Там нет места, где бы мог жить человек.
     -  Но  ты  как-то  сказал,  что  для  человека,  имеющего  страсть  к
авантюрам, это последняя возможность.
     - Конечно, если бы он  был  хоть  немного  пригоден  для  жизни,  его
давным-давно бы заселили.
     - Не знаю... Я слышал, Карантинная Служба  набрела  там  на  какой-то
забавный минерал, поэтому-то они и закрыли его на сто лет.
     Темные птичьи глаза Амоса  неожиданно  впились  в  Генри  пристальным
взглядом.
     Генри спокойно встретил взгляд своего друга,  его  собственные  глаза
были невыразительными, как слова казенной бумаги.
     - Я припоминаю, - сухо проговорил  он,  -  времена,  когда  здесь,  в
Секторе, были новые зеленые миры. В чем беда сегодняшнего человека  -  так
это в среднестатистической чепухе. Нет новых границ, куда  можно  было  бы
отправиться повоевать.
     - Если только, - мягко вмешался Амос, - ты не учитываешь Коразон.
     - Это не для педерастов Партии Среднего Человека...
     - Вот он, мир, который можно занять, - Амос подбросил полено в огонь,
вернулся на свое место, потирая руки. - При помощи  новых  технологий  они
переделают его. Тридцать  миллионов  квадратных  миль  территории:  фермы,
шахты, порты, земля, на  которой  через  несколько  лет  вырастут  города,
открытая тундра, где можно выпасать миллионы голов северного скота, горы и
водопады, речные и морские пляжи... И  все  это,  ничье,  ждет  того,  кто
придет и приберет все это к рукам.  Да  ради  такой  ставки  любой  игрок,
пират, охотник за удачей и мошенник на сорок парсеков вокруг продаст  свою
надежду на то, что ему удастся избежать ада...
     - И мистер Бартоломью хочет, чтобы дедушка отправился туда?
     - Конечно, я помню первый поход, в котором мы с ним  были  вместе,  -
это было на Адобе, - Амос повернулся к девушке. - Мы заявили свои права на
наши законные сто квадратных миль - кусок выжженной пустыни, такой  крутой
с одной стороны, что ни один человек не смог бы  туда  взобраться.  Девять
дней я ставил его на кон в заведении Честного Мака на  Петраке  и  выиграл
почти полконтинента... а потом проиграл все Маку.
     Глаза Дульчии загорелись.
     - Это на вас похоже. А дедушка  принимал  участие  в  каких-либо  еще
походах?
     Амос кивнул своей лысой веснушчатой головой.
     - Ага, последний раз здесь, на  Алдорадо.  К  этому  времени  он  уже
поумнел, захватил славный кусочек земли,  прикрытый  горами,  с  лесом,  с
видом на море и с естественной бухтой, которая может принять любой лайнер.
     - Ну, дядя Амос, вы говорите об этом  самом  месте,  бухте  Тиволи  и
Молле.
     - Именно так, - кивнул он.
     Девушка повернулась к своему прадеду.
     - Но в таком случае ведь город должен быть твоим.
     Амос покачал головой.
     - Нет. В то время Генри был молодым. Это  было  еще  до  его  второго
омоложения. Здесь было полно людей, которые остались ни с чем, без  денег,
без земли, дети кричат и все такое. Твоему деду земля была не  нужна,  для
него все это было всего лишь забавой. И он отдал ее  им.  Единственное,  о
чем он попросил, - это маленький кусочек земли, дом и сад, чтобы было  где
обосноваться, когда ему захочется покоя.
     - Ты хочешь сказать, что все  эти  люди,  сенатор  Бартоломью  и  все
остальные обязаны целым городом и всем этим тебе, дедушка? И  после  всего
они... - она замолчала.
     - В основном их прадедушки, девочка моя, - сказал Генри. -  Эти  люди
мне ничего не должны. Я получил то, что хотел.
     - И все они пыхтят изо  всех  сил,  чтобы  выбрать  делегатом  своего
глупого статистического среднего человека. Почему бы им не  избрать  тебя,
дедушка? Ты для них сделал так много, как никто другой!
     - С чего бы мне вдруг захотелось  стать  делегатом,  Дульчи?  Я  хочу
сидеть на солнышке и греть свои старые кости...
     Он искоса взглянул на нее. Темные большие глаза... О боже, как сейчас
в свете камина она была похожа на свою прабабушку!
     - Ты думаешь о вечной жизни, - сказал он. - Забудь об этом...
     - Почему я должна об этом забыть! Ты сможешь  снова  быть  молодым  и
оставаться таким много-много лет - никто не знает сколько! Если бы  только
подобное лечение существовало тогда, когда ты открывал Пограничье,  ты  бы
получил право на него. За исключительные заслуги перед расой,  как  сейчас
получают исследователи и ученые.
     - Ну, - улыбнулся Генри. - Значит, я упустил свой шанс...
     - Но ты еще можешь получить его! Все делегаты получают такое лечение.
А тебе достаточно пошевелить  пальцем  -  и  тебя  выберут.  Здешние  люди
помнят...
     - Я не политик, Дульчи. И не хочу им быть. И не хочу  жить  вечно.  Я
прожил свою жизнь. Более чем достаточно. Я видел, как уходили мои  друзья,
- все, кроме Амоса. Они погибли, умерли от старости  или  просто  исчезли.
Вселенная уже не такая, какой она была в дни моей  юности.  Наступили  дни
статистически среднего...
     - Перестань, дедушка!
     - Нет-нет, девочка моя. Им я нужен такой, каким был, а не такой,  как
сейчас, старая развалина.
     - Старая развалина! - воскликнула Дульчи сердито.  -  Ты  по-прежнему
любого из них за пояс заткнешь.
     - Мягко говоря, дорогая, - вмешался Амос, - в  молодые  годы  он  был
самым беспринципным, самым диким, самым  сильным  дьяволом  в  космической
службе. Много раз я пытался обойти его. Но так и не смог. Он  оказывал  на
меня слишком большое влияние.
     - Это было давным-давно, - улыбнулся капитан Генри. - Мы  жили  одной
жизнью и ни о чем не жалели. А сейчас у нас есть кресло  у  камина.  Пусть
все так и останется.
     Амос налил себе еще, привычным жестом опрокинул стакан и уставился на
огонь.
     - В то время шла война. Твой прадедушка как раз заплатил за  чудесный
маленький пятидесятитонный грузовой катер, всегда уходивший от таможенного
патруля. Ну вот, Генри подписал контракт на продолжение  службы  во  время
войны. Его назначили  лейтенантом  запаса,  через  два  года  он  был  уже
капитаном действующей армии, а его суденышко - обгоревшей развалиной.
     - Дедушка! Ты мне никогда не рассказывал о том, что принимал  участие
в войне...
     - Попроси, пусть Амос как-нибудь тебе покажет свои медали.  Он  забыл
упомянуть о том, что я находился в той самой развалине, когда ее  подбили.
Он меня вытащил...
     - Ой, дедушка, как было бы замечательно, если бы ты прошел  еще  один
курс омоложения и показал бы им всем...
     Генри посмотрел на тлевший кончик сигары.
     - Ты что, хочешь, чтобы я принял предложение Бартоломью?
     - Нет, конечно, не хочу!  Я  хочу,  чтобы  ты  остался  здесь  и  жил
долго-долго. Я просто хотела сказать, что...
     - Ну ладно, я слегка преувеличил. Если я пройду еще один курс, может,
у меня и будет добрых пять лет... - он  замолчал,  посмотрел  на  часы  на
стене - память  о  старом  Марсе.  -  Уже  поздно.  Как  там  насчет  того
грандиозного бала, на который ты собиралась с молодым Бартоломью?
     - Я не пойду, - коротко ответила она.
     - Что? Сегодня утром ты так спешила  в  Молл  за  платьем,  что  даже
завтрак не доела...
     - Я не хочу идти.
     -  Погоди,  дорогая.  Из-за  того,  что  партия  Среднего   Человека,
возглавляемая Бартоломью, не хочет, чтобы я был делегатом, не стоит лишать
себя удовольствия...
     - Дело не в этом...
     - Гм... Какую  часть  нашего  разговора  с  сенатором  ты  подслушала
сегодня?
     - Я слышала, как он сказал, будто ты что-то украл!  Ему  должно  быть
стыдно.
     - Он назвал Генри вором и ему это сошло? Хотелось бы мне играть с ним
в паре, с его-то везеньем...
     - Итак, ты думаешь, что,  встретившись  с  этим  парнем,  ты  обидишь
старика? -  Генри  покачал  головой  и  улыбнулся.  -  Грехи  стариков  не
распространяются на детей. Надевай свое бальное платье  и  отправляйся  на
танцы, повеселись...
     - Сынок Бартоломью не  годится  для  такой  девушки,  как  Дульчи,  -
перебил его Амос. - Вечно прилизан, на руках ни царапины...
     - Заткнись, Амос. Лэрри не хуже остальных молодых  людей,  получивших
изысканное воспитание... - Генри нахмурился. - Сегодня юношей другого типа
не существует...
     - Лэрри и такая девушка, как Дульчи! Ты должен...
     - Иди, Дульчи. Мы с Амосом хотим немного поговорить, - капитан сделал
паузу, чтобы откусить кончик новой сигары и раскурить ее,  вдохнул  дым  и
строго взглянул на девушку. - Оставь драку нам,  старикам.  Думаю,  что  я
смогу справиться со старшим Бартоломью.
     Звук турбомобиля Дульчи  растаял  вдали.  Капитан  Генри  смотрел  на
огонь, покуривая сигару. Неожиданно он вынул ее изо рта и швырнул в камин.
     Амос искоса взглянул на него.
     - Какую взятку предлагает сенатор? - спросил он.
     Генри засопел.
     - Десять процентов от шахты с драгоценными камнями, которую я спрятал
у себя в рукаве.
     Амос присвистнул.
     - С кем он разговаривал?
     - Мне самому интересно было бы узнать.
     - Итак, сенатор считает, что тебе  кое-что  известно,  -  Амос  снова
присвистнул. - Слушай, а это идея, Генри...
     - Ты слишком стар для идей, Амос. Наливай  себе,  подставь  под  ноги
скамеечку и придвинься к огню - вот и все твои заботы.
     - Ты думаешь? В  том,  что  подсовывает  сенатор,  что-то  есть.  Эти
сегодняшние сосунки... В них нет того, что нужно. Посмотри на сенаторского
сынка: играющий в теннис желторотик, с лицом  младенца.  Он  и  недели  не
протянет в походе. А ты и я, Генри... - Амос  подался  вперед,  глаза  его
заблестели. - Мы могли бы отправиться туда и хорошо поживиться.
     - Сколько тебе лет, Амос? - неожиданно спросил Генри.
     - Что? Ну, я еще совсем мальчик - сто пятьдесят два.
     - А сколько времени прошло после последнего омоложения?
     - Сорок пять или сорок шесть... - глаза его по-прежнему горели.  -  О
чем ты говоришь, Генри. Мы  не  из  тех,  кто  отправляется  спать,  когда
вечеринка еще не кончилась. Осесть и считать дни до похорон - какая  чушь!
Я хочу рискнуть еще раз, капитан! Ясно, что я долго не протяну, но я  хочу
снова испытать чувство  голода,  снова  целовать  девушек  и  подраться  в
каком-нибудь баре...
     - Забудь об этом, Амос. Ты слишком стар. Омоложение убьет тебя.
     - Забыть! Как бы не так! Слишком стар! - Амос подскочил,  как  чертик
из коробочки, швырнул сигарету через плечо. - Я  достаточно  молод,  чтобы
предпринять еще одну попытку.
     - Успокойся. Если бы дело было только в силе духа, ты жил  бы  вечно.
Но в действительности все намного сложнее. Омоложение в твоем возрасте  не
подействует. И этого не изменишь.
     - Так ты собираешься сидеть здесь, в то время как горстка  безбородых
юнцов приберет к рукам Коразон?
     - Будь разумным, Амос. Мне не нужно  и  метра  на  Коразоне.  Я  имею
достаточно.
     - Да, конечно. А как же девушка? Как быть ей?
     - С ней все будет в порядке. Она умная девочка.
     - Конечно, конечно... Она умная. Выйдет замуж  за  такого  легковеса,
как мастер Бартоломью, и проведет остаток дней, стирая его шелковые носки,
в то время как он будет организовывать агитацию за статистически  среднего
человека. Ты этого хочешь?
     - Интересно, что привело тебя сюда сегодня, Амос? - Генри взглянул на
него, их глаза встретились.
     Казалось, почти забытое чувство  опасности  разбудило  сонный  воздух
сада.
     - Я стараюсь быть в курсе дел, капитан, - голос Амоса стал  другим  -
тверже, увереннее... - До меня доходят разные слухи. Я слышал, у  сенатора
появилась идея-фикс: уговорить тебя на еще одно омоложение, а потом нанять
для нового похода.
     - И что? - голос Генри был по-прежнему ровным и уверенным.
     - А то, что у старика Бартоломью есть секретарь. Он любит  выпить.  Я
угостил его пару раз, и он разболтался...
     - А не капнул ли ты пару капель чего-нибудь розового  в  его  стакан,
Амос? - Генри не скрывал иронии.
     - Мы не о том говорим, - сухо ответил Амос. -  Я  сказал  тебе,  этот
педик заговорил.
     - Что бы он ни сказал, - слова Генри звучали, словно удары молота,  -
это ничего не меняет!
     Их взгляды снова встретились. Амос глубоко вздохнул.
     - Генри, что там на Коразоне? - спросил он.
     Капитан долго не отвечал.  Затем  взял  еще  одну  сигару  и  яростно
откусил кончик.
     - Иди к черту!
     - Вот что, - ответил Амос холодным и ровным голосом. - Если  бы  речь
шла только о тебе, я бы сказал: ну и черт с твоей ненужной старой  шкурой.
Но этот педик сказал, что это связано с Дульчи...
     Генри выдернул сигару изо рта и запустил ее в камин.
     - Ты сегодня переводишь слишком много хорошего импортного  курева,  -
заметил Амос. - Ладно, больше ничего не скажу.  Только  мне  помнится,  ты
раньше умел улаживать дела и находить  компромиссные  решения.  Хотя  тебе
это, кажется, не приносило пользы до тех пор, пока ты не начал подходить к
решению сложных вопросов с позиции выгоды.
     Генри пристально посмотрел на собеседника.
     - Бартоломью не неуязвим, ты прекрасно это знаешь, -  тихо  продолжил
Амос. - Если  он  забросил  крючок  на  Дульчи,  может,  я  смогу  кое-что
разнюхать о его сыночке...
     Генри неожиданно выпрямился. Амос резко замолчал, его  горящие  глаза
следили за капитаном.
     - Коразон - настоящий ад, Амос, - задумчиво произнес Генри.
     - Конечно, - согласился Амос, - все Пограничные миры - это ад, но  мы
могли бы доставить себе удовольствие, усмирив его хоть чуть-чуть...  -  на
мгновение взгляд  Амоса  смягчился  и  стал  мечтательным...  -  Еще  одна
прогулка перед большой темнотой. Помнишь, капитан, что почувствуешь, когда
у тебя под  ногами  палуба,  а  ты,  несмотря  на  все  преграды,  мчишься
вперед...
     - Черт тебя бери, Амос, - тихо сказал Генри, и в его глазах  появился
какой-то новый свет; он встал, выпрямил спину. - Может,  мне  и  есть  что
сказать старому Бартоломью.
     Амос вскочил на ноги, громко расхохотался, похлопывая Генри по плечу.
     - Вот это мысль, капитан! Пусть он  напевает  мелодию,  слова  к  ней
придумаем мы!
     Генри черкнул короткую записку Дульчи,  положил  ее  на  стол.  Затем
приятели вышли через кухню  в  гараж.  Капитан  Генри  скользнул  за  руль
низкого черного лимузина, запустил двигатель, понесся по дороге. Ночь была
ясной, высоко в небе повисла Хоуп - большая луна, а бледный диск маленькой
Дрим только показывался над верхушками тополей.
     Генри  выехал  на   прибрежную   дорогу   и   помчался   по   пустому
гудронированному шоссе к светящимся башням Молла.
     Сенатор Бартоломью в расшитом блестками халате стоял в дверном проеме
и переводил глаза с Генри на Амоса.
     - Что случилось? - выдохнул он, остановив взгляд на высоком старике с
огрубевшим лицом и белыми  жесткими  коротко  подстриженными  волосами.  -
Сейчас полночь...
     - Сегодня ты приезжал ко мне, сенатор,  и  просил  сделать  для  тебя
какую-то работу. Я здесь, чтобы ответить на твой вызов.
     - Ты... согласен? - сенатор отступил назад, приглашая пришедших войти
и нервно приглаживая свои седеющие  волосы.  -  Это  просто  замечательно!
Здорово! Но почему, во имя порядка, ты не сказал об этом днем?..
     Генри  обвел  взглядом  слабо   освещенную,   роскошно   обставленную
гостиную.
     - Я делаю это не во имя порядка. Я делаю это просто,  чтобы  сделать.
Думаю, что я подремал на солнышке достаточно, чтобы продержаться некоторое
время, а может, перспектива видеть твою постную  физиономию,  каждый  раз,
когда мне что-либо необходимо в Молле,  показалось  мне  слишком  мрачной.
Какая разница? Я здесь.
     - Да... - Бартоломью кивал, потирая руки.  -  Замечательная  новость,
капитан. Я был уверен, что ты одумаешься, то есть я знал, что у тебя  есть
чувство товарищества.
     - Да, как в общественной бане! А  теперь,  прежде  чем  идти  дальше,
давай  проясним  некоторые  вещи.  Во-первых,  все  делится  пятьдесят  на
пятьдесят.
     Бартоломью подскочил, словно его чем-то кольнули.
     - Послушай, разговор шел о...
     - Половина моей правнучке, половина твоему сыну, - продолжал Генри.
     Тяжелые брови Бартоломью полезли на лоб.
     - Лэрри? - У него был ошарашенный вид.
     - Мне не нравится идея работать на тебя, сенатор, а  твой  банковский
счет и так перегружен.
     Бартоломью тяжело дышал.
     - Я с самого начала думал только о будущем  мальчика,  но  почему  ты
проявляешь интерес... - он неожиданно замолчал,  пристально  посмотрел  на
Генри, затем понимающе кивнул. - Ага, думаю, что понимаю. Твоя правнучка и
Лэрри.
     - Пожалуй, тебе лучше на этом остановиться, - произнес Генри  ледяным
голосом.
     Бартоломью подергал лацканы своего халата.
     - Очень хорошо, не будем болтать попусту. Но выгода будет  подсчитана
после всех расходов, имей в виду!
     - Отлично. Значит, соглашение достигнуто.
     Бартоломью подергал себя за губу.
     - Ты меня удивляешь, капитан. Я и не думал,  что  ты  неравнодушен  к
моему мальчику.
     - Он заслуживает своей доли, сенатор, он ее заработает.
     - Эй, Генри! - начал было Амос.
     - Заткнись, Амос, это мое дело.
     У Бартоломью перехватило дыхание.
     - Послушай, - пробормотал он. - Ты ведь не хочешь сказать...
     Капитан Генри кивнул.
     - Хочу, хочу, сенатор. Ты что думаешь, что я отправлюсь туда один?
     - Это что - дурацкая шутка?
     Глаза Генри блеснули под белыми бровями.
     - Ты хочешь, чтобы я отправился на Коразон. Я отправлюсь, но только в
том случае, если твой статистически средний сын отправится со мной.
     Бартоломью вытирал лицо огромным расшитым цветочками платком. Швырнув
его на пол, он повернулся к капитану.
     - Нет. Я тебе уже десять раз повторил. Бери любого другого  человека,
но не трогай моего мальчика!
     Генри повернулся к двери.
     - Пошли, Амос. Я еду домой, в кровать, там мое место...
     Сенатор бросился ему наперерез. Лицо его  было  пунцовым.  Он  поднял
палец и помахал им перед носом капитана.
     - Ты думаешь, когда на карту поставлено благосостояние планеты, можно
устроить  себе  развлечение,  выдвигая  фантастические  условия?  Что   за
безумные шутки... Ты... Ты...
     - Минуту назад ты называл  это  благородным  предприятием,  а  сейчас
говоришь о безумных шутках.
     - Я не это имел в виду! Ты перекручиваешь мои слова!
     - А ты не перекручивай моих, сенатор. Давай выясним раз  и  навсегда.
Ты рискуешь своим капиталом, я - своей шеей. Я вернусь - твой мальчик тоже
- с добрым куском Коразона, и это сделает нас всех слишком богатыми, чтобы
общаться с кем-либо.
     - Мне кажется, я понимаю. Тебе нужен заложник! Ты мне не доверяешь!
     - Может, дело и в этом, если ты хочешь откровенности.
     Бартоломью вытащил новый платок, промокнул лицо, вытер за ушами.
     - Мой мальчик не готов к подобным делам, - сказал он. - Он слабый, он
устал, работая на своей Территории...
     - Знаю-знаю, политик никогда не спит, но он  также  не  дышит  свежим
воздухом, не чувствует прикосновения прямых солнечных лучей к своей  коже,
не ест сырого мяса и не спит в носках. Он  получит  возможность  проделать
все это во время похода.
     - Капитан Генри, ты ставишь под  угрозу  чудесную  возможность  из-за
мстительности. В  этом  Секторе  уже  никогда  не  будет  другого  похода.
Ближайшие неколонизированные миры в сотнях лет пути от нас!
     Капитан посмотрел на сенатора Бартоломью. Длинное, бледное, обрюзгшее
лицо, несколько подбородков, влажные пухлые руки, выпирающее брюшко.
     - Твой сын, сенатор, - сказал Генри спокойно, - или я  не  двинусь  с
места.
     Бартоломью не сводил глаз с капитана, желваки так  и  играли  на  его
лице.
     - Хорошо, - прошептал он. - Мой сын полетит с тобой.
     - Ну а теперь, - деловито заговорил Генри, -  мне  нужен  новехонький
разведывательный катер - генди, класс инамората, он должен быть  доставлен
сюда в виде груза, независимо от расходов.
     - Но это будет стоить не  одну  тысячу...  -  Бартоломью  глотнул.  -
Согласен.
     - То же касается его снаряжения. Я составлю список -  и  не  задавать
никаких вопросов.
     Сенатор кивнул.
     - Нечего напускать на себя вид старой  девы,  соглашающейся  лишиться
своей девственности, - сказал Генри. - Это ради успеха предприятия. Позови
своих адвокатов, и мы подпишем бумаги сейчас же. И свяжись с  Клиникой  по
омоложению, скажи, что я направляюсь туда.
     - Да-да, конечно. Это первое, что я сделаю утром. Я  позвоню  доктору
Спренглеру, как только откроется его учреждение...
     - К черту завтра! Я уже готов. До завтра я могу умереть.
     - Умереть? Ты ведь не болен?..
     - Не волнуйся. Ночь я протяну.
     - Но уже перевалило за полночь.
     - Ну да, - вмешался Амос. - А в Антиподе уже четверть десятого  утра.
Если капитан хочет что-то сделать, он делает это немедленно!
     - Хорошо... - Бартоломью подергал пурпурные лацканы своего халата.  -
Вы наслаждаетесь ситуацией, но нет причины грубить.
     -  Есть,  -  рявкнул  Амос.  -  Мы  должны   поддерживать   репутацию
вспыльчивых старых задир. Это одно из немногих удовольствий,  которые  нам
остались.
     Сев в машину, Генри перешел на третий уровень и направился в  сторону
блестящего шпиля Медицинского центра.
     - Ну скажи, Генри, - спросил Амос, - что ты затеял с  этим  сосунком?
Для чего нам нужны эти шелковые подштанники?
     - Просто мне нужен член команды.
     - Что ты хочешь сказать? - голос  Амоса  охрип  от  возмущения.  -  Я
что...
     - Нет.  Ты  отлично  знаешь,  что  тебе  нельзя  проходить  еще  одно
омоложение. И я не уверен на сто процентов, что мне можно.
     - Ну подожди хоть секундочку, Генри!  Я  с  самого  начала  занимался
этим...
     - Извини, Амос, - более мягко произнес Генри. - Ты знаешь, что ты мне
нужен - но факты есть факты... К тому же путешествие может пойти  мальчику
на пользу.
     Какое-то время Амос сидел молча.
     - Так вот почему ты вдруг так легко поддался на уговоры, - сказал  он
наконец. - Полагаешь, что сможешь сделать из мальчика мужчину?
     - Возможно.  Тщательно  изготовленному  образцу  идеального  среднего
человека  Алдорадо  не  повредит   оказаться   за   пределами   города   с
искусственным климатом.
     - Ты делаешь ошибку. Молодой Бартоломью  все  свое  время  тратит  на
теннис и статистику. Он станет тебе обузой при первой же трудности.
     - Надеюсь, что нет. Из-за множества причин.
     Образ первой Дульчи задрожал перед ним. Казалось, она взвешивает  его
мотивы, глядя на него своими ясными серыми глазами.
     Под сине-белыми лампами Клиники омоложения  капитан  Генри  наблюдал,
как доктор нервно расставляет приборы.
     - Это самое нелепое из того, что я когда-либо слышал, - бросил он.
     Это был крошечный, похожий на птицу  человек  с  громадными  глазами,
прикрытыми затененными контактными линзами.
     -  Человек  вашего  возраста,  среди  ночи...  Надо  пройти   десяток
проверок, измерений, сдать химические  анализы,  побыть  по  крайней  мере
недели три на специальной диете - а я всего лишь проверил ваш пульс. И  вы
хотите, чтобы я поместил  вас  в  регенерационную  камеру  и  подверг  ваш
метаболизм семидесятичасовому глубокому шоку...
     - У меня всего три месяца,  чтобы  добраться  до  места  действий,  -
сказал Генри. - И мне нужны все мои лошадиные силы, чтобы успеть.  У  меня
нет трех лишних недель.
     - Я знаю веские причины для отказа, - Спренглер внимательно посмотрел
на Генри. - Речь идет о профессиональной этике.
     - Я дал расписку. В конце концов это моя шея.
     Доктор сердито схватил шприц, взял Генри за руку.
     - Отлично, но, что касается ответственности, я умываю руки. Я вам  не
гарантирую улучшения даже на двенадцать месяцев, - он  выпустил  жидкость,
швырнул инструмент на стол, нервно вытер руки.
     -  Ложитесь  на  стол,  капитан,  вы  почувствуете   действие   укола
мгновенно. Будь что будет. Обратного пути уже нет. - Казалось,  его  голос
раздавался откуда-то издалека. - Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что
делаете...



ПУШКИ, КРИКИ, ГОЛОСА ИЗ ПРОШЛОГО. БЫЛИ МОМЕНТЫ ОСТРОЙ БОЛИ, И ОН  БОРОЛСЯ,
НАПАДАЯ НА ВРАГА, КОТОРЫЙ ВСЕГДА БЫЛ ПЕРЕД НИМ.  СВЕТ  ОСЛЕПИТЕЛЬНО  СИЯЛ,
ЗАТЕМ НАСТУПИЛА ТЕМНОТА, ЧЕРЕЗ КОТОРУЮ ОН ПЛЫЛ ОДИН БЕЗ СКАФАНДРА. ПУСТОТА
КОСМОСА. А В ЕГО ТЕЛЕ УЖАСНАЯ БОЛЬ, НАКАТЫВАВШАЯСЯ НЕУМОЛИМЫМИ ВОЛНАМИ...

СЛОВНО ОГРОМНЫЙ НОЮЩИЙ ЗУБ. ПОД НИМ СГУЩАЛОСЬ ЧТО-ТО ТВЕРДОЕ.  НОГИ,  РУКИ
ПОКАЛЫВАЛО. ОН ПОПЫТАЛСЯ ВСПОМНИТЬ, ЧТО  ПРОИЗОШЛО,  НО  НЕ  БЫЛО  НИЧЕГО,
ТОЛЬКО ГОЛОС, РАЗДРАЖАЮЩИЙ ГОЛОС, КОТОРЫЙ ПРОБИВАЛСЯ, ВРЕЗАЛСЯ, ВЛАМЫВАЛСЯ
В ЕГО СОЗНАНИЕ...


     - Просыпайтесь! Просыпайтесь!
     Он открыл глаза. Над ним плавали расплывчатые  очертания  лица.  Лицо
было приятным, похожим на уже виденное в жизни или  во  сне...  Он  закрыл
глаза, окунувшись в благодатную темноту...
     - Он выходит! - теперь голоса звучали  резко,  они  врезались  в  его
нервы, словно пила.
     - Уходите, - пробормотал он.
     Внезапно он почувствовал, что во рту у него язык. Сухость  и  мерзкий
привкус...
     - Воды, - прохрипел он.
     Чьи-то руки подняли его, какие-то люди засуетились вокруг  его  тела.
Он почувствовал, как снимают ремни, затем холодное  прикосновение  шприца.
Он уже сидел, голова кружилась, но  глаза  осматривали  маленькую  светлую
комнату.
     - Вы заставили нас волноваться, капитан, - произнес высокий голос.
     Капитан попытался сосредоточиться, человек был ему знаком...
     - Сто восемь часов, - продолжал голос.
     Теперь он вспомнил. С ним был Амос...
     - Где Амос? - его вопрос прогремел в ушах.
     Генри глубоко вздохнул,  почувствовал  резкую  боль,  которая  быстро
прошла. Он затряс головой.
     - Мне нужен Амос...
     - Его... его здесь нет, капитан.
     - Он не дождался?
     - Мистер Эйбл... не перенес.
     - Не перенес чего? - У капитана росло чувство крайнего раздражения. -
Что вы за человек? Сюда его сейчас же!
     - Вы не поняли, капитан. Его организм не смог выдержать нагрузки...
     - Где он?.. - Генри, шатаясь, поднялся на ноги. - Подержите меня!
     - Он умер, капитан, - произнес худощавый человек. - Омоложение... для
него это слишком... Он умер четыре часа назад. Я сделал все, что смог.
     - Вы подвергли Амоса омоложению? Зачем, идиот чертов?
     - Но он сказал, что вы так  приказали,  -  Спренглер  сделал  жест  в
сторону накрытого простыней стола. - У меня даже не было времени...
     Генри сделал шаг  к  столу,  пытаясь  сохранить  равновесие,  оттянул
простынь. С воскового лица с тонким носом,  ввалившимися  щеками  на  него
глядели глаза, отрешенные, как у статуи фараона.
     - Амос... - капитан Генри растерянно посмотрел на врачей.  -  Он  был
моим партнером... с самого начала.
     - Он оставил... это для вас.
     Доктор протянул белый конверт. Генри вскрыл его.


ЗЕЛЕНЫХ ЮНЦОВ ВМЕСТЕ ВЗЯТЫХ. А ЕСЛИ НЕТ - ТОГДА  УДАЧНОЙ  ПОСАДКИ,  ГЕНРИ.
ЖАЛЬ, ЧТО МЕНЯ С ТОБОЙ НЕ БУДЕТ.


     Генри положил руки на плечо Амоса, через кожу и простыни почувствовал
кости.
     - Ты не дождался. Ты ушел вперед без меня...
     Через час капитан Генри стоял под ультрафиолетовыми, отфильтрованными
лучами в городе Молл. С одной стороны его поддерживала Дульчия, стройная в
своем облегающем светло-зеленом костюме,  подчеркивающем  золотистый  цвет
волос; с другой - нервно болтавший доктор Спренглер.
     - Отличный результат, капитан. Откровенно говоря, я  удивлен.  Думаю,
что не ошибусь, сказав, что мы достигли  индекса  старости  примерно  ноль
целых четыре десятых.
     - Дедушка, я так волновалась, - девушка чуть  не  рыдала.  -  Ты  так
слаб...
     - Он быстро восстановит силы, - Спренглер уверенно закивал.  -  Через
неделю он восстановит старую форму. То есть новую форму.
     Доктор засмеялся от собственного каламбура.
     К ним подкатила низкая широкая машина, сиявшая светло-серым  фарфором
и ослепительным хромом. Из нее выскочил высокий стройный юноша с короткими
вьющимися волосами, одетый в модный спортивный костюм.
     Он подошел к Генри, взял его за локоть.
     - Приятно увидеть вас таким бодрым, сэр, - проговорил он.  -  Дульчия
была сама не своя...
     - Дедушка, это низко,  уехать,  а  мне  оставить  только  записку!  -
вмешалась девушка.
     Юноша помог Генри сесть  в  машину,  обошел  ее  и  сел  на  переднее
сиденье; когда он обернулся, на его правильном лице была вежливая улыбка.
     - Я, конечно же, был рад, когда узнал, что вы согласились взять  меня
в это  путешествие,  капитан.  Я  уверен,  что  получу  от  него  огромное
удовольствие. С нетерпением жду старта.
     Генри  откинулся  назад,  чувствуя,  как  за  ухом  стекает  пот.  Он
посмотрел на парня тяжелым взглядом.
     - Чертовски сомневаюсь в том, что ты наговорил, сынок, - сказал он. -
Человек, который был  лучше  любого  из  нас,  умер  во  имя  этой  гонки.
Возможно, еще до того, как она закончится, ты пожелаешь себе того же.
     Улыбка сползла с лица молодого человека.
     - Дедушка! Какие ужасные вещи ты говоришь Лэрри.
     - Знаю, - ответил Генри. - Но сейчас не время для бодрящих разговоров
о том, как выгодно работать бригадой. У меня не то настроение. Я еду домой
и заваливаюсь спать на сорок восемь часов, а затем мы приступим к работе.
     - Хорошо, капитан, - сказал молодой Бартоломью. - Я ожидаю, что...
     - Боль делает с ним такие вещи, каких  не  ожидаешь,  -  оборвал  его
Генри. - Подтяни потуже пояс, мальчик, у нас  впереди  шестьдесят  тяжелых
дней, а потом будет еще тяжелее.





     Размахивая наркотической палочкой, сенатор Бартоломью  швырнул  листы
на стол перед капитаном.
     - Этот список фантастичен! - заорал он. - Ты тратишь тысячи,  тысячи,
слышишь! На что?
     Он хлопнул по бумаге влажной ладонью.
     -  Батарея  трехсантиметровых  беспредельных   усилителей,   огромный
всеволновой экран,  пульт  управления  огнем,  разработанный  для  боевого
корабля! Ты что, спятил? Ты отправляешься в мирное  путешествие,  а  не  в
десантную атаку...
     - О-хо-хо... - Генри весело рассмеялся в лицо пузатому финансисту.  -
Сделаю все, чтобы  оно  было  мирным,  сенатор,  даже  если  мне  придется
прорваться для этого через целую армию. Между прочим, у меня для тебя есть
новый список оборудования.
     Он похлопал по своим карманам, подошел к столу, заглянул в ящики.
     - Дульчи! - позвал он. - Где список,  который  мы  составили  сегодня
утром?
     В двери появилась голова девушки.
     - Лэрри забрал его  пару  минут  назад...  А,  доброе  утро,  сенатор
Бартоломью.
     Бартоломью фыркнул.
     - Теперь мой мальчик  служит  у  тебя  обыкновенным  посыльным,  так?
Полагаю, это твой способ отомстить мне за какую-то воображаемую обиду.
     - Ну что вы, сенатор. Лэрри сам вызвался. Он все равно ехал в Молл.
     - Не обращай внимания на замечания сенатора,  -  сказал  Генри.  -  У
него, наверное, что-то не в порядке с желудком. Давай выйдем  и  посмотрим
на корабль, я хочу тебе кое-что показать.
     - Послушай! Я притащился сюда, чтобы поговорить с  тобой!  -  рявкнул
Бартоломью.
     - Приходи, когда  будешь  чувствовать  себя  получше.  -  Генри  взял
девушку за руку, повел ее к машине.
     - В самом деле, дедушка. Ты не должен так выводить его из себя.
     - А ну его к черту. Сегодня слишком хороший день, чтобы дышать  дымом
от наркотика.
     Он повел машину под уклон в сторону серебристого  пикообразного  носа
корабля.
     - Он действительно красив, - сказала Дульчия. - Ты уже решил, как его
назвать.
     Генри остановил машину в тени пятидесятифутового судна, зависшего  на
четырех  стройных  опорах  среди  сложенных  в  кучу  ящиков.  Мужчины   в
комбинезонах прекратили работу и восхищенно  смотрели  на  девушку.  Генри
пошарил на заднем сидении и извлек завернутую в шуршащую бумагу бутылку.
     - В ответ на твой последний вопрос, - произнес он. - У меня есть  вот
что.
     Он сорвал бумагу с тяжелой бутылки  и  поднял  ее.  Этикетка  гласила
"Пайпер Хайдсик - экстра брют".  Так  что,  если  ты  согласишься  оказать
честь...
     - Ой, дедушка... - Девушка, хихикнув, взяла шампанское. - Сейчас  так
странно называть тебя дедушкой, ты такой... лихой...
     - Не волнуйся, девочка. Разбей ее о кормовые трубы и дай кораблю имя.
     - Ты действительно хочешь, чтобы я это  сделала?  Сейчас?  Когда  нас
только двое? Можно позвать Лэрри?
     - Конечно. Зови.
     Девушка возбужденно подошла к полевому экрану, нашла юношу  в  офисе.
Через  минуту  его  алый  спортивный  автомобиль  сорвался   с   места   у
административного здания. Он со скрипом затормозил у  их  лимузина.  Лэрри
Бартоломью вышел, поздоровался с Генри, улыбнулся Дульчи.
     - Какой торжественный случай, настоящее  шампанское...  -  он  слегка
нахмурился.
     - Не волнуйся, - сказал Генри. - Я сам за него заплатил! Ну,  вперед,
девочка моя, давай его окрестим.
     Дульчия подошла к кормовым трубам.
     - Дедушка, ты мне еще не сказал, как мы его назовем.
     - "Дегвелло".
     - "Дегвелло"? - повторила Дульчия.
     - Очаровательный выбор, - прокомментировал Лэрри, кивая. - Это старое
испанское слово, неправда ли?
     - Да, это так.
     Дульчия вздохнула, взяла бутылку за горлышко.
     - Я даю тебе имя "Дегвелло", - закричала она и швырнула бутылку.
     Стекло разбилось, вино запенилось,  золотой  ручей  побежал  вниз  по
ярким пластинам. Рабочие зашумели, к их голосам присоединился  рев  Генри.
Лэрри зааплодировал.
     - Ну, капитан, полагаю, мне лучше вернуться к своим...  обязанностям,
- сказал он, когда осколки были сметены.
     - Неплохая мысль, Лэрри. Тебе пора в спортзал.
     - Да, - Лэрри улыбнулся слегка натянуто.
     Направляясь  к  автомобилю,  он  помахал  Дульчи  так,  словно  давал
какой-то условный знак. Отвернувшемуся в сторону Генри показалось, что она
слегка подняла руку в ответ. Но  когда  он  повернулся  к  ней,  она  была
совершенно бесстрастна.
     - Лэрри выглядит намного  лучше  с  тех  пор,  как  ты  заставил  его
работать над собой...  и  выходить  под  открытое  солнце.  Я  думаю,  что
путешествие  пойдет  ему  на  пользу,  -  она  посмотрела  на  прадеда   с
неожиданной серьезностью. - Ведь будет не так опасно,  как  говорил  Амос?
Правда?
     - Это будет пикник, - сказал Генри весело, взяв ее за  подбородок.  -
Еще пару недель, и мы не будем тебе докучать.
     - Я не перестаю твердить  себе...  чем  скорее  вы  отправитесь,  тем
скорее вернетесь назад.
     - Не падай духом. Как насчет того, чтобы пообедать в Огненном Дворце,
а потом поплавать у Кастл Риф?
     Дульчия схватила его за руку.
     - Как здорово! Я должна с тобой кое о чем поговорить.
     - О чем?
     Он внимательно посмотрел на нее.
     Она  отпустила  его  руку  и  отошла   танцующей   походкой.   Слегка
озадаченный, он последовал за ней к машине.
     Обед в Огненном Дворце оказался отменным, какой и можно было ожидать.
После обеда они посидели  на  террасе,  глядя  на  сгущавшиеся  над  морем
сумерки, затем переоделись и спустились на пляж.
     С наступлением ночи, они поплавали, после чего Генри,  пребывавший  в
удивительно хорошем настроении, зажег огромный костер.  Сила  вернулась  к
нему, и ему доставляло  удовольствие  снова  схватить  руками  здоровенное
бревно, которое два обычных человека  едва  бы  подняли,  швырнуть  его  в
ревущий огонь и наблюдать, как во все стороны разлетаются гаснущие  искры.
Его опьянило возвращение бодрости, в избытке чувств  он  не  заметил,  как
затихла Дульчия. И только упав на песок рядом с ней, он  увидел,  что  она
сидит молча, обхватив руками колени, спокойная и задумчивая.
     Капитан пристально посмотрел на нее, девушка отвернулась, но он успел
заметить, что в ее глазах блестят слезы.
     - Дульчи, милая моя, - он обнял ее, но она покачала головой.
     - Не надо, дедушка, со мной все  в  порядке.  В  самом  деле,  все  в
порядке... Это от того, что ты так счастлив.  Дедушка...  расскажи  мне  о
ней...
     - О ней? - он нахмурился.
     - Ну ты знаешь... о моей прабабушке. Она действительно была похожа на
меня?
     - Я тебе тысячу раз говорил, что была.
     - Должно быть... -  она  по-прежнему  не  смотрела  на  него,  -  она
чувствовала себя  ужасно,  когда  ты  покидал  ее,  отправляясь  к  другим
планетам...
     Внезапно смертельный холод зашевелился в нем. Чувство  вины,  которое
дремало все эти годы, выползло из темных глубин его мозга и набросилось на
него. Но Дульчи - эта Дульчи, современная  молодая  девушка  -  продолжала
говорить:
     - Дедушка, я сказала тебе, что хочу тебе кое-что  рассказать,  -  она
наконец повернулась к нему. - Это касается Лэрри. Я люблю его.
     Холод теперь окутал его и снаружи, словно он был  заморожен  в  куске
льда.
     - Любишь?
     Она кивнула.
     - Теперь ты понимаешь. Существуют  только  два  человека,  которых  я
люблю, теперь, когда умер Амос, и оба  они  отправляются  в  этот  опасный
поход.
     - Дульчия... - язык не слушался его. - Я сказал тебе, что волноваться
не о чем. Не о чем...
     - Разве? Действительно не о чем? - Она  изучала  лицо  своими  серыми
глазами. - Ты мне  всегда  говорил  правду,  дедушка.  Но  сейчас  ты  мне
говоришь, что волноваться не о чем, а Лэрри  говоришь  совсем  другое.  Ты
знаешь, почему он отправляется с тобой, дедушка? Знаешь?
     - Ну, его отец посылает его...
     - Дедушка, перестань и подумай  немного!  -  она  говорила  почти  со
злостью. - Это для тебя Лэрри просто мальчик, а для самого себя,  сенатора
и всех на этой планете он мужчина, причем мужчина, который может  добиться
высокого политического поста. Отец Лэрри не может послать его  туда,  куда
он не захочет отправиться. Лэрри полетит с  тобой,  потому  что  он  хочет
этого, а ты даже не знаешь причины!
     Генри напрягся.
     - Какова же причина? - резко спросил он.
     - А как ты думаешь? Ты! -  она  посмотрела  на  него  одновременно  с
любовью и с отчаянием. - Ты не знаешь, никогда не знал, что о тебе  думают
люди. Разве ты не знаешь, что ты герой, живая легенда для людей  нашего  с
Лэрри возраста? Для их родителей ты, может, по-прежнему  простой  человек,
но для моего поколения ты  живая,  дышащая  страница  истории.  Теперь  ты
понимаешь, почему Лэрри даже и не подумал сомневаться, когда  отец  сказал
ему, что ты хочешь взять его с собой в поход на Коразон?
     Генри хмыкнул.
     - Но ты напугал его до полусмерти! - продолжала Дульчия. - По-твоему,
он ничего не может сделать так, как надо, и тебе придется все время за ним
присматривать. Он стал таким рассеянным, что наступает  себе  на  ноги,  в
разговоре вдвое чаще, чем обычно, употребляет эти глупые модные слова.  Но
он готов отдать свою руку, чтобы тебе угодить. Дедушка, я знаю!
     Генри растроганно посмотрел на нее. Где-то в глубине его мозга,  там,
где жила память о ее  прабабушке,  распахнулась  маленькая  дверь,  и  ему
захотелось поверить в то, что она только что сказала.
     Но тут неожиданно перед его внутренним взором возник образ  сенатора.
Толстый, обрюзгший человек с жестоким сердцем. Мальчик был плоть от  плоти
своего отца. Если в нем  есть  что-то  стояще,  то  оно  проявится,  когда
путешествие выбьет из него изысканные манеры и всякую чепуху. До  тех  пор
маленькая дверь в мозгу Генри будет закрыта.
     - Хорошо, милая, я буду помнить об этом,  -  проговорил  он,  ласково
похлопав ее по плечу.
     Капитан вскочил на ноги, как отпущенная пружина.
     - А теперь нам лучше домой. Завтра великий день.
     Они взяли полотенца и направились к лимузину. По дороге домой Дульчия
вдруг прервала молчание.
     - "Дегвелло", - сказала она неожиданно. - Когда я  крестила  корабль,
Лэрри сказал, что это староиспанское слово. Что оно означает?
     Вдруг Генри почувствовал, что она  внимательно  на  него  смотрит.  В
свете луны ее лицо казалось белым. И уже произнося слово,  он  понял,  что
его губы сжались, и услышал, словно эхо, мрачную ноту в  голодной  ярости:
"Головорез".
     Через окно Генри смотрел на белую полоску пляжа, извивавшуюся  вокруг
утеса и расширявшуюся  возле  блестящего  пузыря  Молла  и  прямоугольника
порта.  Стоявший  в  порту  корабль  отражал  яркие  лучи  солнца.   Внизу
копошились крошечные фигурки: сенатор Бартоломью и  его  Комитет  среднего
статистического, должно быть, уже начинали терять терпение.
     Капитан  повернулся,  посмотрел  в   длинное   зеркало.   Облегающие,
отделанные серебряным шнуром черные брюки были заправлены в видавшие виды,
но до блеска начищенные корабельные ботинки. Он взял  с  кровати  короткий
мундир, надел его поверх  белой  шелковой  рубашки.  Серебряные  пуговицы,
золотые галуны на манжетах сияли на фоне  королевского  синего  цвета.  Он
застегнул  широкий,  расшитый  серебром  пояс,  на  котором  сбоку  висело
надеваемое на торжественные церемонии оружие, и улыбнулся.
     Худощавое,  бронзовое  лицо  с  зелено-синими  глазами  и   короткими
светлыми с проседью волосами улыбалось ему в  ответ.  Он  открыл  дверь  и
пошел по коридору, потом вниз по лестнице в гостиную.
     Дульчия повернулась, ее глаза округлились.
     - Ой, дедушка!
     Он усмехнулся.
     - Пошли, дорогая, отправление через сорок минут.
     Они сели в лимузин, помчались  по  извилистой  дороге,  вдоль  пляжа,
напрямик через площадку у здания портовых служб, с визгом  остановились  у
корабля.
     У красной бархатной, преграждавшей подход к кораблю веревки толпились
в ожидании нарядно одетые горожане. На платформе служебной лестницы стояла
кучка официальных лиц.
     - Все здесь, - у  Дульчии  перехватило  дыхание.  -  Посмотри,  Глава
Совета... и...
     И у каждого в  запасе  речь,  но  боюсь,  что  я  не  смогу  их  всех
выслушать.
     Генри вышел из машины, подал руку Дульчии. Шум в толпе усилился. В их
сторону стали показывать пальцами, засверкали вспышки.
     -  Дедушка,  ты  намеренно  опоздал,  -  прошептала  девушка.  -  Это
нечестно, я хотела посмотреть, как все тебя приветствуют.
     - Где молодой Бартоломью?
     Они  пересекли  открытое  пространство,   поднялись   на   платформу.
Невысокий узкоплечий человек вышел вперед, протянул руку,  поднес  ко  рту
микрофон.
     - Мистер мэр, - начал он, его  усиленный  голос  гремел,  -  почетные
гости, граждане Алдорадо...
     Капитан Генри взял микрофон у него из руки.
     - Мы стартуем через двадцать одну минуту, - сказал он  сухо.  -  Всем
отойти за желтую линию. Где мистер Бартоломью?
     Внизу возникло движение. Лэрри пробрался сквозь  толпу,  поднялся  на
платформу. Он был упакован в  дорогой  корабельный  костюм  со  множеством
ремешков и пряжек.
     - А, капитан, я как раз прощался с...
     Капитан Генри прикрыл рукой микрофон.
     - Поднимайся на борт, Лэрри.  Начинай  отсчет.  Ты  знаешь,  как  это
делать...
     - Конечно, я знаю, - голос юноши  дрожал  от  напряжения.  Его  глаза
скользнули мимо капитана к Дульчии. - Но я не вижу...
     - Мистер, это приказ! - мягко сказал капитан Генри.
     Бартоломью покраснел, резко  повернулся  и  ступил  во  входной  люк.
Капитан Генри посмотрел на застывших с открытыми ртами официальных лиц.
     - Хорошо, джентльмены. Всем уйти. При запуске двигателя  опасная  для
жизни зона составляет сто ярдов в радиусе.
     Он повернулся к своей правнучке, обнял ее и небрежно поцеловал в лоб.
     - Девочка моя, лучше  убирайся  отсюда.  Поезжай  к  утесу  и  смотри
оттуда. Оттуда лучше видно.
     Она обхватила его шею руками.
     - Дедушка,  будь   осторожен...   и   возвращайся   назад   целым   и
невредимым...
     - Не возражаю, - ответил  он,  потрепал  ее  по  щеке  и  повернул  к
лестнице.
     Затем весело помахав толпе, закричал в микрофон:
     -  Стартовая  бригада,  отведите  опоры,   отсоединяйте   питание   и
прячьтесь...
     Внутри корабля Генри  вскарабкался  по  короткой  лестнице,  пахнущей
свежей краской, в  красиво  оформленный  центр  управления.  Лэрри  лежал,
пристегнутый ремнями, в  правой  люльке,  наблюдая  за  миганием  красных,
зеленых, желтых и голубых огоньков на пульте, занимавшем половину отсека.
     Он бросил на Генри укоряющий взгляд.
     - Капитан, у меня даже не было возможности помахать Дульчии...
     Стоявший в мигающем многоцветьи панели Генри  снял  с  себя  расшитый
галунами мундир, бросил тяжелый пояс  с  декоративным  оружием  в  стенной
ящик.
     - Лэрри, давай сразу же проясним некоторые вещи,  -  спокойно  сказал
он. - До сих пор мы развлекались и играли...
     Капитан достал из ящика простой черный костюм, стал его надевать.
     -  Но  игры  кончились,  -  продолжал  он.  -  Ты   отправляешься   в
путешествие, и, может  быть,  если  будем  очень  осторожны  и  нам  очень
повезет, мы вернемся домой. А  пока  давай  сосредоточим  каждую  клеточку
нашего мозга и усилия на ждущей нас работе - и будем надеяться, что  этого
достаточно.
     Бартоломью посмотрел на Генри с сомнением.
     - Вы явно преувеличиваете, капитан. Дело только в том, чтобы  выбрать
подходящий участок и застолбить его...
     - Все гораздо сложнее.  В  этом  мероприятии  задействованы  огромные
деньги. Из того, что мне удалось выяснить, я знаю, что некоторые из  самых
крутых ребят Сектора примут участие в гонке. На новую землю сегодня трудно
набрести; нам не получить своего без драки, - он достал  из  ящика  второй
костюм, кинул его Бартоломью. - Лучше  сними  свой  наряд  Микки  Мауса  и
надень это. У тебя есть пять минут до взлета.
     Бартоломью выбрался из люльки, принялся переодеваться.
     - Это очень дорогой костюм, - сказал он, аккуратно его  складывая.  -
Подарок от Совета Сектора...
     - Туфли тоже, - перебил Генри. - Прибереги  свои  бальные  туфли  для
вечеринок по случаю нашего возвращения.
     - Послушайте, капитан, мой отец  заказал  эти  туфли  специально  для
меня, они лучшие из тех, которые можно купить. Он  особенно  настаивал  на
том, чтобы я носил именно их...
     - Ну ладно, в конце концов, это  твои  ноги,  Лэрри.  Но  помни,  они
поведут тебя по некоторым очень странным местам.
     -  Вы  так  говорите,  что  можно  подумать,  будто  мы   сумасшедшие
самоубийцы...
     -  Конечно,  -  капитан  устроился  в  своей  люльке,   пристегнулся,
подсоединился к системе жизнеобеспечения. -  Все  самоубийцы  сумасшедшие.
Пристегивайся и готовься к старту.
     Экран засветился.
     - Ноль минус одна минута, -  раздался  голос,  -  стартовая  площадка
пуста, обратный отсчет.
     Послышались щелчки.
     - Минус пятьдесят секунд...
     Генри наблюдал за секундной стрелкой своих часов.
     - Сорок секунд. Тридцать секунд. Двадцать секунд. Десять секунд...
     Бартоломью прокашлялся.
     - Капитан... - начал он.
     - Теперь уже слишком поздно менять решение, Лэрри.
     - ...восемь... семь... шесть, - гремел голос.
     - У меня осенью важное предвыборное собрание, - сказал Бартоломью.  -
Я просто хотел спросить, когда мы вернемся.
     В глубине корабля послышался рев. Загудели реле.
     - Если повезет, через три месяца, - ответил Генри.
     - ...три... два... один...
     На заднем экране замигала розовая лампочка.  Послышался  глухой  гул.
Капитан Генри почувствовал  давление,  сначала  мягкое,  потом  сильнее  и
наконец яростное, отбросившее его назад.  Гул  усиливался,  превратился  в
мощный рев, который все нарастал  и  нарастал.  На  тело  словно  положили
свинцовую плиту.
     - А если нам не повезет, - прохрипел Бартоломью.
     Капитан Генри натянуто улыбнулся.
     - В этом случае, - с трудом произнес он, -  вопрос  о  сроках  вообще
отпадает.
     - Кажется, меня стошнит, - выдохнул Бартоломью.
     - Наверняка, - рассеянно проговорил капитан,  следя  за  показателями
приборов. - Главное, чтобы потом ты убрал за собой.
     - От этого меня тошнит еще больше...
     - Сейчас твой желудок должен быть пуст.  Почему  ты  не  сделал  укол
Ноль-Т?
     - Я слышал, от него потом... плохо себя чувствуют.
     Генри кинул ему белую капсулу.
     - Проглоти это. Через несколько минут ты будешь в порядке. А примерно
через час я введу корабль в режим вращения, надо только закончить проверку
последней мачты.
     Он спокойно проговорил это в микрофон, делая пометки на доске.
     Прошел час. Капитан Генри настроил  приборы,  снова  послышался  гул.
Тела слегка прижало к люлькам, потом давление усилилось.
     - Сейчас обычная сила тяготения, - весело сказал Генри. Он  отстегнул
ремни и выпрыгнул из люльки. - Через несколько минут тебе будет лучше.
     - Давление было ужасным, - вяло сказал Бартоломью. - Казалось, прошла
целая неделя...
     - Всего девять часов. Я не хотел подвергать тебя перегрузке более чем
двойной - и себя тоже. Он достал  из  ящика  какие-то  детали  и  принялся
собирать у одной из стен отсека маленький прибор, затем надел простой пояс
для оружия, вставил пистолет в кобуру, расставил ноги, резко выхватил его,
прицелился и нажал курок, на краю экрана загорелся яркий  огонек,  который
медленно угас. Капитан снова спрятал пистолет в кобуру, снова резко достал
его и произвел еще один беззвучный выстрел.
     - Что вы делаете? - свесился Бартоломью из своей люльки.
     - Практикуюсь в стрельбе. Два часа из каждых двенадцати каждый из нас
будет заниматься этим до тех пор, пока мы не научимся попадать десять  раз
из десяти. Лучше выбирайся оттуда и привыкай передвигаться  в  космосе.  Я
увеличиваю вращение на один оборот в час. До Коразона двадцать девять дней
пути. К тому времени,  как  мы  доберемся  туда,  мы  будем  работать  при
полуторной силе тяготения.
     - Для чего?
     - Полезно для мышц. А теперь за дело.  Когда  уберешь  за  собой,  мы
спустимся к двигателю, и я объясню тебе твои обязанности.
     - О Боже, капитан! Я ведь не кочегар какой-нибудь!
     - Пока нет, но будешь!
     - Капитан, я квалифицированный администратор. Я  думал,  что  в  этом
путешествии моими исключительными обязанностями...
     Генри повернулся к нему.
     - Начинайте драить палубу, мистер. А когда закончите, у вас  появятся
другие обязанности - и ни одна из них не является легкой или приятной!
     - Такова моя роль в этой миссии?  -  щеки  Бартоломью  порозовели.  -
Выполнять всю грязную работу?
     - Я поведу этот  корабль.  Я  буду  находиться  в  отсеке  управления
двадцать  часов  из  двадцати  четырех,  оставшиеся  четыре  часа  я  буду
восстанавливать свои рефлексы. Если у меня останется  свободное  время,  я
приму участие в повседневной работе. Если нет, ты будешь делать все сам.
     Поднимаясь по лестнице, капитан услышал наверху голос.
     Он тихо подошел к двери и увидел, что Бартоломью, высокий и  худой  в
черном костюме, стоит в дальнем углу отсека, его пояс с оружием  сполз  по
узким бедрам вниз.
     - Отличный негодяй, - пробормотал юноша.
     Он выхватил  учебный  пистолет,  выстрелил,  вспышка  зеленого  цвета
осветила отсек управления.
     Он вложил пистолет в  кобуру,  повернулся,  затем  резко  развернулся
назад.
     - Ага! - прошептал он. - Ты думал, что  сможешь  подобраться  ко  мне
незамеченным...
     Он вскинул пистолет, снова выстрелил... Вспышки не последовало.
     - Черт возьми! - Бартоломью поправил пояс,  снова  отвернулся,  затем
резко выстрелил через плечо. И был награжден вспышкой.
     - Ха! - произнес он.
     Он дунул в ствол пистолета и спрятал его в кобуру.
     - Неплохо, - сказал Генри, входя в  комнату.  -  Из  тебя  еще  может
получиться неплохой стрелок.
     Бартоломью подпрыгнул.
     - Я... просто тренировался... - он снял пояс, бросил его  в  ящик.  -
Хотя должен признаться, что не могу вообразить себе  ситуацию,  в  которой
потребуется подобный навык.
     - Она не заставит себя ждать,  когда  на  тебя  нападут  какие-нибудь
негодяи.
     Бартоломью покраснел.
     - Нужно же как-то развлекаться, чтобы убивать время.
     - Если тебе нравится,  называй  это  развлечением,  только  продолжай
тренироваться. В ближайшем будущем от этого может зависеть твоя жизнь.
     -  Вы,  несомненно,  преувеличиваете  опасность,  капитан.  Все   эти
разговоры о наемных убийцах и противниках были к месту на Алдорадо,  когда
вы расписывали трудности предприятия...
     - Если ты вообразил,  будто  поход  -  это  нечто  вроде  вылазки  за
яблоками, забудь об этом. Нам придется помериться силами с людьми, которые
привыкли брать то, что хотят, а о  последствиях  думают  позже  -  гораздо
позже.
     Лэрри нетерпеливо улыбнулся.
     - Ну, может быть, в старые времена, век назад, беспринципные личности
и совершали некоторые из зверств, о которых ходят слухи,  но  не  сегодня.
Сейчас другие времена. Правила, установленные Советом...
     - Правила, установленные  Советом,  просто  замечательные:  разожгите
костер, когда ваши дрова высохнут.
     Генри устроился в люльке лицом к Бартоломью.
     -  Коразон  -  пережиток  старой  эры.  Его  держали  под  карантином
семьдесят пять лет, по причине  какого-то  забавного  дела  с  исчезающими
вирусами и из-за бюрократической инертности. Дни расширения границ Сектора
в  прошлом.  Это  последняя,  единственная  возможность,  так  что  каждый
отчаявшийся тип в этом конце Галактики, который сможет выпросить, одолжить
или украсть корабль, ринется в этот район, стремясь оторвать  себе  кусок.
На Коразоне каждый будет сам за себя, и черт меня возьми, если я  промедлю
с выстрелом...
     - Но представители Совета - судьи...
     - Сколько их? Сотня? И ни один из них  не  хочет,  чтобы  его  убили.
Конечно, они зарегистрируют твою заявку  на  участок,  предоставят  карту,
проверят, нет ли взрывоопасных веществ в твоем кармане,  сделав  вид,  что
ничего не нашли.
     - Но, капитан, несколько здравомыслящих  честных  претендентов  могут
легко объясниться, создать отряд обороны и решать организационные проблемы
как разумные люди.
     - Ты не  найдешь  здравомыслящих  претендентов.  Здравомыслящие  люди
сидят дома и покупают драгоценные камни у предпринимателей после того, как
развеется дым от выстрелов.
     Бартоломью надулся. За две  недели,  прошедшие  со  дня  старта,  его
волосы отрасли и стали завиваться над ушами и на шее.
     -  Тогда  каким  образом  мы  собираемся  захватить  этот   рассадник
преступной деятельности и застолбить себе участки?
     - Вот это разумный вопрос. Я рад, что ты проявляешь интерес  к  таким
мелочам. Это позволяет мне надеяться, что ты успеешь проснуться  до  того,
пока будет слишком поздно, и начнешь принимать все это всерьез.
     Генри подошел к столу,  щелкнул  выключателем.  На  экране  появилась
карта.
     - Большое дело  -  знать,  что  ты  хочешь.  Официальные  карты  дают
очертания материков и отмечают некоторые горячие места, например, пустыни,
действующие вулканы и так далее. Остальное - забота покупателя.
     - Но  это  глупо!  Официальные  лица  наверняка  подробно  знакомы  с
территорией...
     - Да, но это лишает дело всякой романтичности. Смысл в том, чтобы все
партии имели одно и то же препятствие:  невежество.  Но  в  результате  на
Коразон  летают  последние  тридцать  лет,  производят  воздушную  съемку,
промеряют бухты, добывают минералы...
     - Невозможно! Карантинная Служба...
     - ...Состоит из людей. Смешных, ошибающихся,  подкупаемых  людей.  Не
все одинаковы, конечно. Даже не большая часть. Но нужно  подкупить  только
одного  служащего  Карантинной  Службы,  чтобы  очутиться  на  планете   и
выбраться с нее с добычей.
     - Но мы не сможем тягаться с теми, кто имеет подобную информацию...
     - Конечно, не смогли бы, если бы у нас не  было  хорошей  собственной
неофициальной карты.
     Бартоломью  посмотрел  на  карту  на  экране.  Генри  покрутил  ручку
увеличения  изображения.  Детали  укрупнились,  горные   хребты,   отметки
температуры, влажности, давления.
     - Вы имеет в виду... - задохнулся Бартоломью, -  что  это  незаконная
карта? У нас на борту контрабанда?
     - Угу, ты помнишь особую статью расходов,  двадцать  тысяч  кредиток,
которые я попросил на навигационное оборудование?
     - Вы хотите сказать, что эта карта...
     - Именно так. Это лучшая из существующих. Я провел у нее много часов.
Я наметил нашу начальную цель - и можешь быть уверен,  что  это  же  место
было выбрано другими.
     - Вы заплатили двадцать тысяч отцовских денег  за  эту...  ворованную
информацию?
     Генри кивнул.
     - Но вы даже не знаете, точна ли она!  Может,  это  просто  подделка,
фальшивка...
     - Нет. Я получил ее от  своего  друга,  старого  космического  волка,
который слишком стар, чтобы участвовать в гонке.
     - Но как он может быть уверен, что она подлинная -  даже  если  он  и
верит в это?
     - Абсолютно. Он ее составил. Он  хотел  воспользоваться  ею  сам,  но
Карантин продлился слишком долго. Так что он передал ее мне.
     - Но это неслыханно! О Боже, капитан, вы отдаете  себе  отчет,  какое
наказание предусмотрено за владение подобным документом?
     - Нет, но я знаю, какое наказание ждет того, у кого его нет.
     - Вы говорите так, словно речь идет о военной атаке!
     - Правильно! Основные правила гонки просты. Все участники сообщают  о
прибытии в район старта, а это  десятимильный  радиус  вокруг  Панго-Ри-И,
регистрируются. Затем мы ждем час "ноль" и отправляемся в путь.
     Ограничений на используемое оборудование нет. У нас в грузовом отсеке
есть вездеход Боло Майкор. Это получше, чем то, что будет против  нас,  но
ненамного. Будут и такие, кто побежит  на  своих  двух,  -  люди,  которые
потратили последние кредитки на то, чтобы добраться  до  Коразона.  Поверь
мне, когда они начнут грызться из-за добычи, добром это не кончится.
     - Наверняка места всем хватит...
     - Ты скажешь это человеку, который шел и день и ночь в течение недели
для того, чтобы застолбить  участок,  сведения  о  котором  он  получил  у
какого-то проныры, и обнаружил на этом месте еще трех других претендентов.
Все участники выступают на рассвете, это шесть часов по местному  времени.
Разрешается взять с собой любую еду, четыре  межевых  знака,  переговорное
устройство и легкое оружие - для охоты, как говорится в проспекте.
     Бартоломью покачал головой.
     -  Это  дело  крайне  глупо  организовано.  Было  бы  гораздо   проще
произвести съемку  планеты,  расставить  метки  на  координатной  сетке  и
распределить участки между участниками при помощи жребия.
     - Посмотри  на  дело  реально,  Лэрри.  Новые  земли  на  девственных
планетах нельзя  разделить,  как  кусочки  торта  на  церковном  собрании.
Галактический Совет  может  устанавливать  какие  угодно  правила,  но  на
Коразоне будет действовать только один закон,  самый  древний  из  законов
природы. И выживет не статистически средний  человек,  а  настоящий  сукин
сын, который окажется более крутым, чем те бандиты, которые будут на  него
охотиться. Может, Служба Наблюдения и не знает этого, а может, те, кто там
сидит, хитрее, чем мы думаем. Чужие миры нельзя покорить при помощи отряда
бюрократов.
     - Но такая организация - открытое приглашение к беззаконию.
     Генри кивнул.
     - И можешь мне поверить, желающих принять в нем участие будет много.
     - Но что можно сделать против людей такого сорта?
     - Не волнуйся, - ответил Генри. - Мы будем делать то же, что  и  они,
только сделаем это первыми.
     Шел семнадцатый день пути. Капитан Генри сидел за  чертежным  столом.
Он поднял голову, принюхался, встал, вышел на лестницу, снова  принюхался.
Схватившись за перила, прыгнул вниз и нырнул в  энергетический  отсек.  Из
прикрытого решеткой корпуса валил густой дым. Кашляя,  Генри  пробрался  к
аварийному щиту и  дернул  за  тяжелый  разъединитель.  Послышался  резкий
воющий  звук.  Дым  заклубился,   потянулся   к   стенным   вентиляционным
отверстиям. Генри выскочил в коридор, непрерывно кашляя.
     - Вы в порядке, капитан? - послышался  за  спиной  напряженный  голос
Бартоломью.
     - Еще не знаю, у нас что-то с гироскопом.
     Генри глубоко вдохнул и снова нырнул в дым. Воздух стал заметно чище.
Вой затихал, пока, наконец, совсем не смолк.
     - Подшипники полетели, - объяснил Генри  со  злостью.  -  Может,  нам
удастся заменить их, а может, и нет. Давайте-ка,  прыгайте  сюда,  мистер.
Каждая минута против нас! Хватай ключ и попробуй снять кожух!
     Генри  бросился  к  указателю  инструментов,  нажал  кнопки.  Замигал
зеленый огонек. Из-за панели послышался грохот. Он достал  из  окошка  два
тяжелых, запаянных в пластик диска, каждый восьми дюймов в  диаметре  и  в
три дюйма толщиной.
     - Откуда вдруг такая тишина?! - закричал юноша.
     - Я отключил воздушные насосы.
     Генри надорвал пластик; на фоне  серо-коричневой  упаковки  заблестел
полированный металл.
     - Мы задохнемся, - сказал Бартоломью. - В отсеке еще полно дыма.
     - Чувствуешь слабое дрожание под ногами, примерно каждые пять секунд?
- рявкнул Генри.
     - Да, но...
     - Продолжай работать! - Генри освободил от пластика второй подшипник.
- Этот корабль статистически уравновешенная конструкция. Она  вращается  с
частотой чуть больше одного оборота в секунду. Ось вращения и центр  массы
совпадают.  Имеет  значение  и  инерция  жидкости,  воздуха,  и   вода   в
резервуарах, цистерны со смазочными веществами. Я отключил  насосы,  чтобы
свести к минимуму эксцентрические толчки  -  но  это  не  сильно  поможет.
Раскачивание будет возрастать - и  чем  сильнее,  тем  быстрее  оно  будет
усиливаться. Это логарифмическая кривая, через несколько минут  мы  пойдем
по ней вниз, затем корабль начнет разваливаться. Картина  ясна?  А  теперь
снимай к черту эту проклятую крышку, и я посмотрю, проживем мы еще час или
нет...
     Побледневший Бартоломью набросился на зажимы. Генри подготовил второй
подшипник, кинулся, чтобы помочь  юноше  сдвинуть  крышку  в  сторону.  Из
гироскопа вновь повалил  густой  дым.  Генри  помахал  рукой,  чтобы  хоть
чуть-чуть его развеять, и стал всматриваться в почерневший вал.
     - Неудивительно, что он сгорел! - резко сказал капитан. -  Подшипники
работали всухую.
     Он повернулся к Бартоломью. Молодой человек, шумно сглатывая, смотрел
на него широко открытыми глазами.
     - Когда ты в последний раз делал профилактический осмотр, Лэрри?
     - ...Я... ну... сегодня утром...
     - Не лги мне! На этих подшипниках не  было  смазки  по  крайней  мере
часов тридцать шесть!
     - Откуда мне было знать, что случится такое?
     - Тебе было приказано снимать показания приборов каждые четыре часа и
поддерживать давление масла на уровне сто двадцать фунтов. Это был приказ,
а не предложение. Вчера или чуть раньше труба, по которой поступает масло,
забилась, и давление упало. А где были в это время вы, мистер?
     - Я подумал, что это типа учебной тревоги, - взорвался Бартоломью.  -
Я устал лазить вверх и вниз по этой лестнице! Я не знал...
     - Отлично. Вы не знали... - Генри хлопнул ладонью  по  валу  главного
гироскопа. - Давай заменим подшипники!
     Пол поднялся, съехал вправо, упал, сдвинулся влево.
     - Напряги ноги, и когда я скажу, вытаскивай этот конец.
     Генри схватился за ручку лебедки, подождал, пока Бартоломью  покрепче
ухватится.
     - Вверх и выбрасывай! - крикнул капитан.
     Его мышцы напряглись, мощные плечи выпрямились. Вал прошел над  краем
крышки, закачался и съехал в сторону. Генри опустил его на палубу.
     - Положение быстро ухудшается, - сказал Бартоломью.
     Один из старых подшипников, лежавший на  полу,  пронесясь  мимо  них,
врезался в переборку.  Генри  потянул  за  трос,  сервомотор  застонал  от
непривычной нагрузки, когда раскачивание корабля  закрутило  тяжелый  вал.
Позеленевший Бартоломью вцепился во второй конец вала.
     - Держись, когда корабль качнется...
     Казалось, стены кружатся в безумном танце. Подшипник снова заскользил
по палубе, с грохотом ударился о тяжелую крышку.
     - Надо было привязать эту заразу, - прохрипел Генри. - Не  давай  ему
раскачиваться.
     Толчок снизу отбросил Генри в сторону.  Он  поднялся,  вытянул  руки,
чтобы  удержать  раскачивавшийся  вал.   Подпрыгивая,   как   сумасшедший,
подшипник, стукнул Генри по руке, которой он держался за крышку.
     Бартоломью выпрямился, шумно дыша. Его взгляд упал на руку  капитана.
При виде окровавленной плоти  и  обнажившихся  костей  юноша  вскрикнул  и
бросился к Генри.
     - Оставь это, - выдавил сквозь зубы капитан. - Сейчас или никогда...
     Он схватился  за  трос,  раненая  рука  соскользнула,  он  выругался,
свирепо набросился на лебедку. Бартоломью повис на свободном  конце  вала,
на какое-то мгновение ноги оторвались от палубы, и его швырнуло на крышку.
Затем вал опустился немного, потом еще, еще и наконец стал на место. Генри
на секунду расслабился, пытаясь отдышаться.
     - Хорошо, Лэрри. Отцепись от вала и крепи крышку.
     Два часа спустя, вытянувшись в  люльке,  капитан  Генри  посмеивался,
любуясь своей забинтованной рукой.
     - Славненько, - сказал он. - Так как у  нас  на  борту  не  оказалось
лаборатории для калибровки гироскопа, мне придется настраивать его вручную
и наблюдать, наблюдать, в течение шести дней.
     - Рука сильно болит? - лицо юноши было совершенно белым.
     Генри покачал головой.
     Лэрри сглотнул. Он глубоко вдохнул и замер, словно пытаясь  собраться
с духом. Его лицо казалось еще белее.
     - Это моя вина, капитан, - произнес он с трудом. - Исключительно моя.
     Генри посмотрел на него с любопытством. Исходя из понятий, по которым
жил этот мальчик, для такого признания требовалось определенное  мужество.
На  какое-то  мгновение  в  памяти  всплыли   слова   Дульчии   о   Лэрри,
произнесенные на берегу в ночь перед стартом. Но он снова  отогнал  их  от
себя. Возможно, Лэрри просто хочет этим что-то показать -  пока  еще  рано
говорить.
     - Ты слышал когда-либо об ответственности на борту корабля? - сердито
спросил Генри. - Это вина капитана, если он  доверяет  человеку,  которому
нельзя доверять. Только полный дурак отправился бы теперь на  Коразон.  Ты
это знаешь,  не  так  ли?  Если  и  дальше  так  пойдет,  мы  нарвемся  на
неприятности.
     - Я больше  не  подведу  вас,  капитан,  -  мышцы  на  скулах  Лэрри,
казалось, были связаны в узлы. На бледном лице выступили капли пота. -  Вы
увидите.  Когда  мы  туда  доберемся,   вы   увидите,   что   мои   знания
бюрократических тонкостей помогут нам. Как чиновник...
     - Об этом я не могу судить, - грубо оборвал его Генри, глядя на  свою
забинтованную руку. - Но ты сделал хорошую повязку, это я говорю точно.
     Лэрри покраснел, открыл рот, словно собирался что-то  сказать,  затем
решительно закрыл его, отвернулся и вышел, не произнося ни слова.
     "Ладно, мальчик, - подумал Генри, глядя ему вслед.  -  Одна  ласточка
весны не делает. Тебе еще многому придется научиться - даже если  в  конце
концов окажется, что ты способный ученик."





     Последнее бормотание насосов стихло. Сидя перед экраном, Генри изучал
массивное белое здание Администрации порта Панго-Ри,  которое  приткнулось
до стены, ограждавшей место стоянки кораблей; за ней  на  пыльной  равнине
виднелся  похожий  на  гробницу  город,  с  хрупкими  сборными   домиками,
вздыбленными крышами и низкими деревянными хижинами. Еще дальше в дымчатом
дневном  небе  Коразона  прорисовывались  очертания  неуклюжих   строений,
безвкусно отделанных разноцветным пластиком.
     Генри изменил поле обзора. На экране  появилась  цепочка  космических
кораблей, вытянувшихся до пурпурной линии далеких холмов.
     - Все эти корабли прибыли сюда, чтобы участвовать в  гонке?  -  глаза
Лэрри широко раскрылись. - Но их здесь сотни, а то и тысячи.
     - Ага! И каждая из этих железок перебросит куда угодно,  может,  двух
человек, а может, целый взвод. Думаю, на этой  дешевой  распродаже  у  нас
будет примерно четверть миллиона соперников.
     - И все претендуют на эту землю? Я представлял, что мы будем  бродить
по безлюдным лесам, осматривать обширные  пустынные  территории,  выбирать
себе участок...
     - Лучше отправимся в штаб-квартиру Гонки и зарегистрируемся, а то  мы
будем бродить по безлюдному порту, после того как остальные стартуют.
     Бартоломью задумчиво нахмурился.
     - Очевидно, здесь подойдет  официальная  блуза  с  эмблемой  Парии  и
Статистически Среднего. Я не желаю  вызывать  благоговейный  трепет  среди
персонала. - Он взглянул  на  капитана  Генри.  -  Думаю,  с  карантинными
властями иметь дело лучше мне.
     - Мы оба будем иметь с ними дело, а пока - в хвост  цепочки.  Надевай
теплую одежду, в которой  тебе  не  жалко  было  бы  спать,  желательно  с
карманами: возьмем сухой паек. Нам ждать своей очереди часов двенадцать.
     Бартоломью вскинул брови.
     - Не думаю, что возникнет  такая  необходимость.  Стоит  мне  сказать
слово нужному чиновнику, и, считайте, что мы прошли все формальности.
     - Попробуй только влезть без очереди, и считай, что мы  получили  под
зад метлой. Пошли!
     Генри прошел мимо юноши.
     - Капитан, уж  не  думаете  ли  вы  предстать  перед  регистрационной
службой в замасленной робе? Смею предложить вам надеть мундир,  в  котором
вы вступили  на  борт,  вид  был  впечатляющий  -  во  всяком  случае  для
непрофессионалов.
     - А это идея, Лэрри, -  улыбнулся  капитан.  -  Это  помогло  бы  нам
сократить число участников. Часть из них умерла бы со смеху.
     Бартоломью пожал плечами и посмотрел на забинтованную руку Генри.
     - Как ваша рука? Наверно, лучше обратиться к врачу.
     Генри осторожно надел пару мягких кожаных перчаток, согнул пальцы.
     - С рукой дело не так уж плохо. Главное, не увлечься  и  не  стукнуть
кулаком.
     - Ее надо подвесить.
     -  Не  будем  давать  соперникам  ненужную  информацию,  Лэрри.   Мои
небольшие немощи останутся нашим секретом, - засмеялся Генри.
     Он достал из стенного ящика маленькую коробочку  и  сунул  Бартоломью
пулевой пистолет размером с ладонь.
     - Держи его там, откуда ты смог бы его легко и быстро выхватить.
     Бартоломью посмотрел на оружие, пистолет был матового серого цвета  и
имел форму отшлифованного водой камня.
     - Оружие? Для чего?
     Генри сунул себе в карман точную копию первого пистолета.
     - В том-то и дело, - сказал он. - Для чего...
     Крупнолицый мужчина со свернутой челюстью и  покрытой  шрамами  щекой
шлепнул огромную резиновую печать на формуляр синего цвета и смахнул его в
ящик. Он вскинул голову на капитана Генри.
     -  Ну  давай,  красавчик.  Шевели  ногами,  -  голос  его   напоминал
приглушенный рев.
     Генри положил перед ним кипу бумаг. Мужчина порылся  в  них,  вытащил
один лист и взглянул на Генри.
     - Где вы были, "Дегвелло"?  Это  старое  удостоверение.  Их  отменили
более девяти лет назад.
     Генри вынул из внутреннего кармана запаянную  в  пластик  карточку  и
положил ее перед служащим.
     - Может, это подойдет.
     Криволицый скосил глаза  на  карточку  и  быстро  перевел  взгляд  на
капитана.
     - Почему ты не сказал, что принимал участие в войне? - Подался вперед
он. - Добро пожаловать в сумасшедший дом, братишка.
     Голос его изменился.
     - Что привело  тебя  сюда  под  горячее  солнце  в  компанию  к  этим
отбросам? - он дернул головой в сторону людей, столпившихся  в  просторном
зале.
     - Земля, - ответил Генри.
     Он взял карточку, затолкал ее обратно в карман.
     Служащий кивнул.
     - О'кэй, я задал глупый вопрос. Скажи...  -  он  посмотрел  мимо  уха
Генри. - А ты не был в Лидпайпе, с эскадрой Хейла?
     - Во втором эшелоне. Мы ударили по флангу Стэппа в тот момент,  когда
взорвался "Белшаззар".
     - А знаешь, я был в нерегулярной армии Кулберсона,  прикрывал  Амори.
Мы вступили в бой через десять  дней,  когда  Стэпп,  из  рукава,  вытащил
откуда-то резервные силы. Слушай, как назывался его флагман?..
     -  "Аннигилятор".  Сто  сорок  тысяч  тонн,  шесть   крупнокалиберных
усилителей, девяносто семь человек команды,  во  главе  с  Кобленцом...  -
Генри тяжело оперся на стол неповрежденной рукой. - Я прошел проверку?
     - Ты меня неправильно понял, братишка, - мужчина посмотрел на Генри с
упреком.
     Бартоломью протолкался к столу и встал рядом с Генри.
     - Капитан, мне кажется, этот парень намекает на то,  чтобы  ему  дали
взятку, - проговорил он резко.
     Тяжелые брови  служащего  опустились.  На  лице  появилось  выражение
мучительного недовольства.
     - Назад, в очередь, ты, блюститель закона!..
     - Минутку! - сказал Лэрри строго.  -  Я  полномочный  территориальный
представитель Партии Статистического Среднего, я  стоял  в  очереди  более
четырнадцати часов, и не собираюсь поддаваться на  какое  бы  то  ни  было
вымогательство.
     - Не собираешься? - перебил его глухой голос. - Интересно, знаешь  ли
ты, что тех, кто лезет без очереди, дисквалифицируют...
     - Вы пьяны! - закричал Бартоломью.  -  Вы  и  говорить-то  связно  не
можете!
     - Угу! - кивнул служащий. - Вы правы. Я не так хорошо  говорю.  Но  я
мастерски избавляюсь от легковесов, которые договариваются до того, что их
не допускают к гонке.
     - Мистер Бартоломью хотел бы извиниться перед  вами,  регистратор,  -
вмешался Генри. - У него было тяжелое путешествие, к тому же ответственный
не он. Я прослежу, чтобы впредь он не распускал язык.
     - Этот котенок с тобой? - регистратор  уставился  на  Генри,  нацелив
палец на Бартоломью.
     Генри кивнул.
     Регистратор зашевелился.
     - Давай документы.
     Бартоломью вытащил бумаги, сунул их мужчине и  открыл  было  рот,  но
Генри двинул его локтем под ребро. Лэрри ухнул, схватился обеими руками за
бок.
     - Парню не повредит хороший тычок, - регистратор поставил  печать  на
документы и протянул их Генри. - Но на твоем месте я бы его продал и купил
пуделя.
     - Спасибо, приятель, - Генри крепко схватил Бартоломью за руки и увел
с собой.
     Молодой человек перевел дыхание.
     - Я сообщу о нем... Пьяный при исполнении обязанностей.
     - Угу, - Генри покачал головой. - Боевые  ранения.  Видел  шрамы?  На
челюсти и горле? Ожоги от бластера всегда имеют синеватый край.
     - Да? - Бартоломью вытащил руку. - Вы хотели сказать...  то,  как  он
разговаривал...
     - Ему поллица снесло! Врачи славно потрудились,  восстанавливая  его,
но язык тяжело нарастить...
     - О! Я...
     - Забудем об этом. Нас зарегистрировали. Впереди целый день до  того,
как прогремит выстрел. Давай  покушаем,  затем  пройдемся  по  палаточному
городку и посмотрим, кто сюда пожаловал. Это поможет  получить  нам  более
верное представление о том, чего ждать - выстрелов или ударов ножа.
     Они сидели в кабинке в низенькой, с грязным полом хижине.
     Перед ними на грубом дощатом столе стояли низкие захватанные пальцами
стаканы. Закурив наркотическую палочку, Генри рассматривал толпу.  В  баре
маленький человечек в тесном спортивном костюме и замасленной белой кепке,
из-под которой выбивались жесткие белые волосы, с ехидной  улыбкой  поднял
свой бокал за здоровье капитана. Сидящий  за  Генри  Бартоломью  кивнул  и
замахал руками. Маленький человечек поднялся, сказал что-то своему  соседу
и выскользнул из толпы.
     - Вижу, ты приобрел друга, - сказал Генри.
     - Я познакомился с ним, когда мы  занимались  снабжением,  -  ответил
Лэрри.
     - Что он продает?
     - Продает? Ничего. Он в отставке. Его зовут мистер Колумбия.  У  него
флот Грузовых кораблей. Здесь он для того, чтобы расслабиться. Он согласен
работать с нами вместе...
     Его зовут Джонни Зарагамоза. С тех  пор,  как  я  его  последний  раз
видел, он слегка поправился, но шляпа у него та же.
     Лэрри открыл было рот, затем с шумом захлопнул.
     - О! Только потому, что с ним познакомился я...
     Генри скосил глаза на юношу. Лэрри  начал  чувствовать  свою  силу  и
огрызаться, неужели?
     - Раньше он перевозил наркотики, хотя, конечно, он  мог  бросить  это
занятие и купить грузовую линию.
     - Только,  -  продолжал  Лэрри  сухо,  -  потому  что  это  было  мое
предложение...
     - Почему он ушел так поспешно, Лэрри?
     - Откуда я знаю?
     - Может, он забыл закрыть воду в одном из своих катеров?
     -  Капитан,  если  есть  возможность  заключить  выгодный  договор  о
партнерстве, вы не будете пренебрегать этим.
     - Единственный договор, который вы можете  заключить  с  Джонни,  это
договор о похоронах. А теперь  открой  глаза  и  посмотрим,  скольких  еще
проходимцев мы сможем вычислить.
     Они сидели в  очередном  притоне,  десятом  или  одиннадцатом.  Лэрри
облокотился об стол, глаза слезились от густого дыма.
     - Почти три утра, - констатировал он.  -  А  мы  ничего  не  сделали,
ходили по имеющим сомнительную репутацию  барам  и  распивали  запрещенные
напитки с небритыми грубиянами.
     - И нас еще не застрелили, не прирезали и не отравили. Мы делаем  все
правильно.
     Лэрри залпом осушил стакан, скривился.
     - Это время можно было использовать с пользой для дела,  разрабатывая
способ действия с другими порядочными участниками.
     - Согласен, что  напитки  отвратительные,  -  продолжал  Генри.  -  И
некоторые из ребят давно не  ходили  к  своим  брадобреям,  но,  болтая  с
бывалыми парнями, можно разнюхать что-нибудь ценное...
     - Пьяные кретины! - фыркнул Бартоломью. - Они похожи  на  отбросы  из
тюрем для неисправимых...
     - Некоторые из них таковыми и являются, и я думаю, что вышли  они  не
через  главный  вход.  Здесь  также  есть  вышедшие  в  отставку  военные,
уволенные  за  недостойное   поведение   полицейские,   бывшие   вышибалы,
телохранители,  спортсмены,  не  говоря  уже  о  налетчиках,   грабителях,
карманниках...
     Низенький худощавый мужчина скользнул в кресло рядом с Генри.
     - Двадцать лет тебя не видел, кэп! - сказал он. Его блестящие  глазки
перебегали с Бартоломью на Генри. - Я не ослышался, ты произнес мое имя?
     У него был крючкообразный нос,  густые  черные  волосы,  тонкие  губы
скривились в нервной улыбке.
     - Нет, но я собирался это  сделать.  Мистер  Бартоломью,  это  мистер
Минот - некоторым он известен как Луи Забор.
     - Здесь меня зовут  Луи  Туфель.  Словно  вернулись  старые  времена,
капитан. Я слышал, как ты бывал  здесь...  -  его  глаза  остановились  на
одетые в перчатки руки Генри. -  И  что  на  обратном  пути  у  тебя  были
небольшие неприятности...
     - Выпей, Луи, - Генри толкнул к нему бутылку. - Что еще ты знаешь?
     Минот налил себе, выпил, вздохнул, налил еще.
     - Ты пробыл здесь двенадцать часов. У тебя быстрая железка, за  тобой
стоят большие бабки, так что мелкие дельцы  присматривают  за  тобой.  Они
полагают, что за тобой следят. Ты перевозишь зеленый груз, - Луи  взглянул
на Бартоломью. - Но хорошие деньги говорят о том, что есть причины.
     Генри засмеялся.
     - Ты не осторожен, Лу. Твое любопытство слишком явное.
     Мужчина наклонился к Генри, осмотрелся по сторонам.
     - Говорят, - сказал он тихо, - ты  замахнулся  на  Большую  Четверку,
тебя нужно предупредить...
     - Боюсь, что я потерял  нить  разговора,  -  вмешался  Бартоломью.  -
Должен признаться, что этот профессиональный жаргон вне моего понимания.
     Луи Туфель окинул Бартоломью недоуменным взглядом.
     - Это твой первый выход, крошка?
     - И последний!
     Луи кивнул.
     - Может быть, - согласился он и повернулся спиной к Генри. - Они  все
на   борту   этого   крейсера,   капитан:   крутые   ребята,   бульдозеры,
бронетранспортеры. Три решительных группы сейчас  обрабатывают  палаточный
городок. Мой тебе совет: не ищи места получше; расставь свои межевые знаки
и убирайся прежде, чем гробовщики снимут с тебя мерки.
     Бартоломью печально покачал головой, задвинулся в свой угол и  сложил
руки на груди.
     Луи подмигнул ему, плеснул себе в рот то,  что  осталось  в  стакане,
вытер губы обрубком пальца.
     - Луи просто разминается,  -  сказал  Генри.  -  Он  выкладывает  все
сплетни на случай, если меня что-то заинтересует.
     - Сплетни - ерунда! - возразил Луи.
     - И одновременно пытается выудить ценную информацию у  нас,  -  Генри
снова наполнил стакан Минота.
     - Да? - губы Луи растянулись, обнажив дыру в ряду  желтых  зубов.  Он
придвинулся поближе. - Знай: Тяжелый Джо Саджо в городе.
     Генри на секунду замер с бутылкой в руке, затем наполнил свой стакан,
поднял его и отпил половину. Глаза его заблестели.
     - Ты не обманываешь старого приятели, Лу?
     Лицо Лу передернулось.
     - Он остановился в частной комнате в "Солнечной  короне"  и  как  раз
сейчас ведет деловые переговоры с командой мошенников с Кроани.
     - Не хочешь ли сказать, что ты положил руку на плечо Тяжелого  Джо  и
слышал, как он произнес мое имя?..
     Луи нервно улыбнулся.
     - Может быть, капитан. Насколько я помню, между вами были стычки.
     - Это было очень давно.
     Луи кивнул. И осушил еще один стакан.
     - Послушай, кэп, - заговорил он еще более тихим  голосом  и,  прикрыв
рот рукой, которой, казалось, просто протирал себе нос. - На этот  раз  за
Тяжелым Джо стоит сармачный синдикат из Алдо Цериз. Говорят,  это  ребята,
действующие по принципу -  "Бей  и  хватай".  Это  все,  что  мне  удалось
пронюхать. И держись подальше от кабака, который называется "Стелла".
     Генри сунул руку в карман костюма.
     - Не надо, - сказал Лу. - Это бесплатно. Спасибо за выпивку.
     Он встал. Генри вопросительно поднял бровь. Лу наклонился над столом.
     - У тебя паршивая память, кэп. Я  твой  должник.  Хочу  рассчитаться.
Сегодня оставь свои экраны открытыми...
     Он скрылся в толпе.
     Бартоломью покачал головой.
     - По-детски наивные усилия, - произнес он.  -  Полагаю,  он  вернется
позже и будет предлагать купить еще более свежие новости.
     - Может быть. Но думаю, что сейчас нам лучше  выметываться  отсюда  и
посмотреть, кто же на нас собирается прыгнуть.
     Капитан Генри и Бартоломью вошли в заведение под  вывеской  "Стелла",
поднялись по роскошным ступенькам и оказались в  широкой,  набитой  людьми
комнате с неровным  потолком,  наполовину  скрытым  густым  дымом.  К  ним
подошел низкорослый толстый  с  засаленными  волосами  официант  в  черной
жилетке, сунул потрепанное меню, скверно отпечатанное на  дешевой  винного
цвета бумаге.
     - Парни, что будем  заказывать?  -  заорал  он,  пытаясь  перекричать
грохот магнитофонной музыки и шум хвастливых  разговоров.  -  Что  скажете
насчет жареных водорослей и картофеля?
     - Мы хотим жаренного мяса, - сказал Генри. - И посадите нас за столик
в углу.
     - Да-да, конечно, но это будет стоить вам...
     Генри выудил из кармана жетон на сто кредиток, кинул его официанту.
     - И чтобы было вкусно, - добавил он.
     Бартоломью последовал за капитаном и официантом. Последний хлопнул по
столу  влажной  тряпкой  и  удалился  скользящей  походкой  привыкшего   к
невесомости человека. Из толпы  вышли  две  одетые  в  серебряно-пурпурные
платья  девицы  с  накрашенными  губами  и  веками  и  мелко  накрученными
волосами. На шеях у них болтались многочисленные нитки бус, а голые  груди
выпирали из корсетов. Девицы шлепнулись на пустые стулья рядом с  Генри  и
Лэрри.
     - Привет, ребята. Я Ренни, а она  Ники,  -  весело  сказала  та,  что
повыше. - Есть закурить? Ну и денек!
     - Да, - соглашалась Ники. - Ты видела того амбала, с которым я  была?
Дает мне какие-то гроши и хочет, чтобы я стояла рядом с ним всю ночь, пока
он будет играть в кости. Сказал, что я приношу ему удачу. Мальчик...
     Генри предложил им наркотические палочки.
     - Леди, вы уже обедали? - спросил он. - Если нет, пожалуйста,  будьте
нашими гостями.
     - Эй, - улыбнулась Ренни. - Вот и хороший парень, для разнообразия.
     Появился официант. Генри подал ему знак. Тот улыбнулся и скрылся.
     - Как тебя зовут, мечтатель? - мягко улыбнулась Ники Бартоломью.
     Он прокашлялся и сказал:
     - Лоуренс Х.Бартоломью.
     - Оу! Слишком много имен. Я буду звать тебя Барт. А как зовут  твоего
друга?
     - Ну, а... кэп...
     - Зовите меня Генри. Девочки, вы здесь работаете?
     Ренни закурила, выдохнула дым и покачала головой.
     - Не совсем. Мы вольные птицы. Хотя "Стелла" - хорошее местечко. Дела
идут. Танцуем?
     Она встала и дернула Генри за руку. Он  осмотрел  толпу  и  пошел  за
девушкой. Она двигалась в его руках - сильное, стройное,  молодое  тело  с
легким запахом экзотических цветов.
     - Вроде я тебя не видела раньше, красавчик, - сказала она.  -  Только
что вошел?
     - Угу.
     Темп музыки изменился. Зазвучала ритмическая музыка фламенко. Девушка
двигалась плавно и уверенно, послушная Генри.
     - Слушай, а ты хорошо танцуешь, - она посмотрела в сторону столика. -
Твой партнер очень молод, не так ли?
     - Все мы когда-то начинали.
     - Конечно.
     Ритм снова изменился.
     - Господи, как здорово встретить хорошего партнера, после  всех  этих
грузовых операторов, которые оттоптали мне все  ноги,  -  Ренни  выполнила
замысловатое па и посмотрела на Генри сияющими глазами.
     Он улыбнулся в ответ, сделал неожиданно грациозное движение, закружил
ее влево, затем вправо, почти опустил до самого пола,  подхватил  ритм  ее
движений. Она громко рассмеялась.
     - Ой, Генри, ты лучше всех! Как насчет этого?..
     Музыка  играла,  толпа  шумела.  На  фоне  танцевавших  людей  плавно
двигалось лицо девушки, оторванная от тела улыбка, глаза смотрели в  глаза
капитана.
     Неожиданно грузный мужчина толкнул Генри. Тот удержался, повернулся и
увидел покрытое шрамами лицо с широким носом и полузакрытыми глазами.
     - В следующий раз дунь в свисток, и я уступлю тебе дорогу,  -  сказал
Генри.
     Он стал было поворачиваться к Генри, но быстро развернулся и отбросил
в сторону руку, схватившую его за плечо.
     Ренни бросилась вперед, став лицом к лицу с грубияном.
     - Убирайся, обезьяна, - прошипела она. - Завянь! Подыши воздухом!
     Изуродованные шрамами губы  искривились  и  обнажили  щербатые  зубы,
квадратная волосатая рука потянулась  к  девушке.  Генри  отодвинул  ее  в
сторону, сделал шаг вперед, схватил толстое запястье. Через плечо человека
Генри заметил Бартоломью. Тот кивал человеку в тесной форменной блузе; это
был тот, кого Лэрри называл мистером Колумбия и с кем сейчас  доверительно
о чем-то разговаривал. Ники исчезла. Затем толпа сомкнулась и скрыла их.
     Широконосый попытался  освободить  руку.  Генри  натянуто  улыбнулся,
взглянул в лицо своему противнику.
     - Иди поиграй в другом месте, незнакомец, -  сказал  он  мягко.  -  А
здесь уже занято.
     Покрытое шрамами лицо побагровело.
     - Не становитесь у меня на пути, мистер, - он говорил хриплым  басом.
- Эта куколка со мной.
     - Любой может ошибиться, - сказал Генри. - Но  только  круглый  дурак
упорствует в ошибке.
     Он оттолкнул широконосого, тот отступил, зарычал и двинулся вперед.
     Левой рукой Генри блокировал удар, стал в стойку  и  провел  короткий
удар правой, прямо под ребра задире. Мужчина рухнул на Генри как раз в тот
момент, когда появился официант. Капитан передал ему тело.
     - Он отравился несвежим омаром. Выведите его на воздух.
     Когда он повернулся, девушки не было. Генри протолкался к  столу,  за
которым оставил Бартоломью. Стол был пуст.
     Подошел официант с подносом, опустил его на стол, снял две тарелки.
     - Леди... встретила старого приятеля, - сказал он, глядя мимо  левого
уха Генри.
     Затем он вытащил несвежую салфетку, уронил  ее  перед  Генри,  вторую
бросил  перед  пустым  стулом  Бартоломью.  Посмотрев  какое-то  время  на
салфетку капитана, он взял поднос и  скользнул  в  толпу.  Генри  прощупал
салфетку и достал из-под нее кусочек бумаги.


ПРОБЛЕМЫ.


     Генри пошел прочь от стола. На его пути возник старший официант.
     - Что-то не так? - его толстые губы искривились в недоброй улыбке.
     - Я получил хорошее предложение от мистера Колумбия и спешу к нему, -
ответил Генри. - Куда он направился?
     Рука человека потянулась к карману.
     - А как же счет?
     Голос его зазвучал очень высоко. На его лице виднелся похожий на  шов
шрам.
     - Заказ был выполнен неверно, - Генри  посмотрел  в  маленькие  серые
глазки официанта, глубоко сидевшие под выпуклыми надбровными дугами. -  Не
тот соус.
     Внезапно снаружи послышался  крик.  Генри  повернулся,  посмотрел  на
лестницу. Оттолкнув старшего официанта, он бросился вниз на  усиливавшийся
шум голосов.
     Внизу на тротуаре толкалась, размахивая бутылками,  ругалась  плотная
масса одетых в поношенные корабельные костюмы и залатанные робы мужчин  со
стеклянными глазами и открытыми ртами. На  раскачивавшихся  бедрах  висели
тяжелые пистолеты; ноги, обутые в тяжелые ботинки, громко топали,  хриплые
голоса выкрикивали приветствия, в страшных  угрозах  звучали  имена  богов
сотен миров. Над всем этим вспыхивали многоцветные надписи баров,  казино,
домов развлечений. На противоположной стороне, за  узкой  полоской  грязи,
которая  служила  улицей,  широкие  спины   образовали   плотное   кольцо.
Протолкавшись сквозь толпу, Генри добрался  до  переднего  ряда.  В  узком
проходе между хижинами,  сооруженными  из  упаковочных  щитов  с  надписью
"КАКА", лежало лицом вниз распростертое тело.
     - ...Повернулся и был таков, - грустно произнес кто-то.  -  Я  всегда
пропускаю самое интересное...
     Генри подошел к телу, перевернул его.  Лицо  было  залеплено  грязью.
Из-под левой ключицы торчал шестидюймовый конец тонкой стальной проволоки.
Это был Луи Минот, мертвый.
     Генри посмотрел на крупнолицего  мужчину,  который,  глядя  на  тело,
ковырял зубочисткой в квадратных зубах.
     - Вы видели? - спросил он.
     - Не-а, - улыбнулся тот. - Иду себе  я,  по  своим  делам,  тут  меня
кто-то толкает. Я чуть не проглотил зубочистку. Поворачиваюсь, и вот...
     - Кто вас толкнул?
     - А вам что до этого?
     Генри подошел поближе.
     - Вы абсолютно уверены, что ничего не видели? - мягко спросил он.
     Спокойное выражение исчезло с лица его собеседника.
     - Слушай, ты... - резкий короткий удар чуть не обрушился на капитана,
но тот быстрым движением схватил нападавшего за  запястье  и  заломил  ему
руку за спину.
     Широкий рот открылся, зубочистка выпала.  Генри  подтянул  мужчину  к
себе.
     - Как тебя зовут?
     - Пор Скэнди. А тебе какое дело? - рявкнул тот.
     - Давай, Пор, - сказал Генри.
     - Слушай, мне больно, - широколицый встал на цыпочки.
     Толпа, наблюдавшая за ними, вдруг стихла.
     - Тот человек был с усами, - прохрипел  широколицый.  -  У  него  был
большой живот, бородавки... да еще у него была парализована нога.
     - Ты забыл про длинную красную бороду, - Генри протянул руку, вытащил
из бокового кармана мужчины маленький пистолет и ткнул дулом в напрягшуюся
грудь.
     - Твое оружие? - спросил он.
     - Кто-то мне его подсунул.
     - Пистолет, стреляющий проволокой. Оружие для пыток. Надо  стрельнуть
тебе в колено.
     - Слушай, что за скотина... - лицо толстяка искривилось.
     - Где пацан, Пор? - тихо спросил Генри.
     Рот широколицего обмяк.
     - Отпусти меня, - прошипел он. - Я ничего не знаю.
     Генри выкрутил ему руку, треснул сустав.
     - Где пацан? - спросил он без какой-бы то ни было интонации.
     - Слушай, моя шея, цела, пока...
     Генри еще чуть-чуть крутанул ему руку.
     - Не будем тратить время зря, выкладывай и побыстрее.
     - Слушай, если бы  я  знал,  я  бы  все  выложил,  но  мне  никто  не
докладывает...
     Пот струился по его обвислым щекам.
     - Я знаю только, что за это  заплатили  пятьдесят  кредиток.  Старому
бродяге с больной рукой. Так сказал Джо...
     - Джо не понравится твоя сломанная рука. Похороны дешевле докторов.
     - Ладно, ладно, - хрипло прошептал  толстяк.  -  Идите  в  "Солнечную
Корону". Именно там была засада. Клянусь, это все, что я знаю.
     Генри оттолкнул его, повернулся и нырнул в толпу, которая  уже  стала
расходиться. Через мгновение на улице осталось только тело  Минота.  Генри
взглянул на еще не остывший труп.
     - Мне следовало говорить тише, - сказал он мягко. - И тебе тоже.
     "Солнечная Корона" пылала яркими огнями неоновых ламп.  Ослепительный
свет шел и из широкой двери, вырезанной в  гофрированном  металле  фасада.
Войдя в бар, капитан Генри  подошел  к  стойке,  заказал  выпивку  и  стал
осматривать толпу.
     - Вы ищите кого-то конкретно или я подойду? - раздался  рядом  с  ним
тихий голос.
     Капитан  повернулся  и  увидел  женское  лицо,  худое  и  измученное,
покрытое неровным  слоем  косметики.  Тонкая  рука  откинула  назад  прядь
мертвых волос.
     - Что за ночь, братишка, -  она  с  трудом  сфокусировала  взгляд  на
украшенном камнями перстне-часах, надетом на костлявый палец.  -  Еще  два
часа. Я здесь уже две недели и едва оправдала расходы...
     Она прислонилась к стойке, затем взобралась на табурет.
     - Джонни Зарагамозу не видела? - спросил Генри небрежно.
     Женщина придвинулась ближе. Генри почувствовал запах старой пудры.
     - Он что, твой друг? - голос ее хрипел, как дешевое радио.
     - Друг друга.
     - Тогда лучше твоему другу держать руку в кармане, не то Джонни будет
здесь раньше  него.  -  Она  улыбнулась,  обнажив  искусственные  зубы,  и
проглотила половину содержимого стакана,  который  бармен  поставил  перед
ней. Генри посмотрел на нее искоса.
     - У моего друга странное чувство юмора, - произнес он. - Но иногда он
заводит шутку слишком далеко.
     Женщина порылась в сумочке, вытащила наркотическую палочку, закурила,
выдохнув облачко фиолетового дыма.
     - До самых апартаментов Тяжелого Джо Саджо в "Мертвой собаке"?
     - Может быть, - ответил Генри. - Он довольно забавный парень.
     Женщина повернулась к  капитану,  открыла  сухие  ярко-красные  губы,
чтобы что-то сказать...
     Она долго и внимательно на него смотрела. Наркотическая палочка упала
на стойку бара, скатилась на пол. Женщина быстро наклонилась, подняла  ее,
и облокотившись о стойку, уставилась на ряд бутылок на стенке.
     - У меня для вас  послание  от  девушки  по  имени  Ренни,  -  быстро
проговорила она. - Ваш голубок хорошо  влип.  Джонни  использовал  розовые
капельки - много. Мальчик рухнул как подкошенный. Они  пытаются  заставить
его говорить. После того, как они выдоят его, - она заглотнула  оставшееся
в стакане. - Если он ваш друг... ну, лучше поспешите...
     - Где находится "Мертвая собака"? - выпалил Генри.
     - Это ночлежка в двух кварталах  отсюда,  плюс  несколько  комнат  на
задворках.
     - Покажите мне.
     Генри толкнул в сторону женщины жетон  в  сто  кредиток.  Худая  рука
накрыла его и смахнула со стола.
     - Послушайте меня, - сказала женщина напряженным голосом,  ее  пальцы
впились в руку Генри.  -  До  Гонок  осталось  меньше  двух  часов.  Брось
бедняжку, ты ничего не сможешь сделать.
     - Только заскочу к старому приятелю, - сказал Генри. - Я не  уйду  из
города, не сделав ответного хода.
     - Не будь идиотом! Что может сделать один человек... - Она замолчала.
- Слушай, твой катер, это тот новехонький, пятьдесят тонн.
     Генри кивнул.
     Она сжала его руку еще сильнее.
     - Боже мой, послушай! Они хотят навесить на тебя пиратские нападения.
Возвращайся на катер - быстро! Но будь осторожен. У ворот засада.
     Генри пристально посмотрел на нее.
     - Кто вы? Почему вы мне помогаете?
     - Меня зовут Стелла. Ренни сказала, что вы свой парень,  пусть  будет
так. - Она дернула рукав. Если ты пойдешь  туда  один,  тебя  убьют.  Будь
хитрым. Тебе надо спасать катер.
     Генри мягко снял ее руку со своей.
     - Мне придется рискнуть, Стелла, как ты думаешь?
     Ее тень растаяла в слабом свете улицы.
     - И ты рискнешь, не так ли? - донесся до капитана ее голос. -  Пошли.
Я покажу.
     Капитан Генри стоял в темном дворе, осматривая едва различимый проход
вдоль левой стороны полуразвалившегося двухэтажного здания. Пошел холодный
дождь, левая рука Генри болела под тесной перчаткой, он сунул ее под мышку
и прислушался. Тишина  звенела  в  ушах.  Вдали  послышался  пьяный  крик,
раздались торопливые шаги, которые  почти  сразу  же  стихли.  Прошмыгнула
ночная ящерица. Где-то за облупившимися стенами "Мертвой собаки"  приходит
в себя после наркотиков Бартоломью, удивленно смотрит на грубые лица, ждет
ударов тяжелых кулаков. Генри сухо улыбнулся, сжал  стрелявший  проволокой
пистолет и, прижавшись к стене, пошел вперед. Обойдя двор, он тихо подошел
к задней стене здания. Проход закончился листом перфорированного  металла.
Капитан взглянул вверх, увидел грубый навес, над которым зиял проем  окна.
Он прислушался, сунул пистолет в карман на бедре и полез вверх.
     От  металлической  стены  до  окна  было  далеко.  Генри  подтянулся,
протиснулся в окно, выпрямился в неосвещенной комнате. Откуда-то донеслись
приглушенные голоса.  В  воздухе  висел  запах  плесени.  Капитан  пересек
комнату, отодвинул в сторону плотные портьеры, наощупь прошел по неровному
полу, очутился у стены, к которой был прибит вертикальный железный трап  с
тяжелыми  перекладинами,  находящимися  одна  над  другой  на   расстоянии
восемнадцати дюймов. Это была парадная лестница "Мертвой собаки".
     Голоса были слышны по ту сторону стены. Генри  двинулся  вдоль  стены
влево, дошел до глухого угла. Двери  не  было.  Он  вернулся  к  лестнице,
проверил прочность перекладин,  затем  осторожно  полез  вверх.  Вытянутой
рукой капитан коснулся потолка, толкнул, крышка приоткрылась. В  лицо  ему
ударил холодный влажный  воздух.  Генри  выбрался  на  покатую  крышу.  По
пластиковым панелям крыши стучал дождь, через широкие  прорехи  пробивался
свет. Генри тихо подошел к ближайшей дыре, опустился на  колени  и  глянул
вниз на пустую комнату с продавленной кроватью, грубым тюфяком  и  грязным
одеялом. На столе стояла пустая  бутылка,  рядом  с  ней  стаканы.  Голоса
звучали громче.
     Капитан двинулся дальше по  крыше  вдоль  несущей  стены.  Перед  ним
засветилась прозрачная панель; внизу что-то монотонно бубнил низкий голос,
слов нельзя было расслышать. Генри согнулся,  прижался  лицом  к  узенькой
щели.
     Высокий, крепко сбитый мужчина с остатками кучерявых черных волос  на
голове мерил шагами комнату, размахивая желтой рукой, на которых  блестели
четыре перстня. За ним нервно следил низенький человечек с копной  жестких
волос. Лэрри Бартоломью со связанными сзади руками сидел на стуле. За  ним
виднелось квадратное лицо Пора Скэнди. Справа торчали чьи-то ноги.
     Генри приложил ухо к дыре в крыше.
     - ...остался час. Этот гад уже трезв. Мы должны кончать с ним, сейчас
же!
     - Когда мне понадобится твой  рот,  я  скажу  тебе,  о'кэй?  -  Голос
Тяжелого Джо Саджо походил на рев старого раздраженного медведя.
     - Может, он и прав...
     Раздался звук, напоминающий шлепок мертвой рыбы о причал.
     Саджо стоял, расставив ноги и сжав в руке пистолет. Лохматый тер свою
щеку, на ней уже выступила красная полоса. Скэнди передернул плечами,  рот
его искривился, он подошел к Бартоломью, протянул руку.  Саджо  кинул  ему
пистолет. Пальцы Пора обхватили оружие.
     Генри достал пистолет из кармана, снял  с  предохранителя,  встал  на
колени и тщательно прицелился через щель, выбрав  в  качестве  мишени  шею
Скэнди, чуть ниже линии волос.  Пальцы  его  нажали  на  курок.  Не  успел
пистолет грохнуть, как Генри перевел дуло на лохматого и снова  выстрелил.
Скэнди дернулся, упал на Бартоломью, свалился  на  пол.  Лохматый  выронил
пистолет и, согнувшись, схватился за бок. Генри прицелился  на  Саджо,  но
тот попятился и исчез из  поля  зрения.  Четвертый  человек  пересек  поле
обзора капитана прыжком. Свет погас.
     Генри спрятал пистолет,  быстро  отполз  и  вскочил  на  ноги,  затем
разбежался  и,  закрыв  лицо  руками,  прыгнул  на  тонкую,   только   что
светившуюся панель. Плотная ткань костюма затрещала, зацепившись за острые
края  пластика.  Шлепнувшись  на  пол  вместе  с  градом  осколков,  Генри
покатился, вскочил на ноги,  зажав  в  руке  пистолет.  Последний  кусочек
пластика звякнул о пол, и последовала тишина.
     В  противоположной  стене  Генри   увидел   тонкую   полоску   света,
очерчивающую контур двери. Возле нее что-то двигалось, прижавшись к  полу.
Это был человек на четвереньках.
     Посреди комнаты кто-то зашевелился. Бартоломью издал стон.
     - Еще одно движение и голубок получит свое, - прогремел низкий  голос
Саджо. Генри застыл, не издавая ни звука. Человек на четвереньках  подполз
ближе.  Капитан  мог  разглядеть  его  руки,  ощупывавшие  пол.  Это   был
четвертый, он пытался отыскать оброненный пистолет.
     - Я прикрываю твоего голубка, - проговорил где-то в темноте Саджо.  -
Я знаю, где он. Сейчас я выйду и оставлю  его  тебе.  Никто  не  стреляет.
Договорились?
     Генри дышал медленно, ртом, не шевелясь.
     - Я делаю шаг, - произнес Саджо, - не двигаться.
     Ползущий неожиданно повернулся, бросился через  комнату,  не  обращая
внимания на шум. Он дышал часто  и  неглубоко.  Треснула  доска,  щелкнула
дверная ручка, заскрипели шарниры.
     - Это все тебе... - Генри нажал курок в тот же момент, что  и  Саджо,
услышал, как слова сменились воплем боли. Дверь распахнулась и ударилась о
стену. Генри снова  выстрелил,  бросился  на  пол,  покатился,  выстрелил,
услышал пронзительное "А-а-а!", которое  тут  же  оборвалось.  Когда  звук
шагов нарушил наступившую тишину, он выстрелил еще раз.
     Капитан поднялся на ноги, чиркнул спичкой. Возле  стула,  на  котором
сидел Лэрри, лежал мертвый Скэнди. Проволока проткнула бледную грубую кожу
его шеи. Лохматый упал возле  плинтуса,  его  ноги,  обутые  в  аккуратные
туфли, вытянулись словно у ныряющего в  момент  свободного  падения,  руки
были прижаты к груди, рот открылся, рана на щеке алела на фоне  бледной  с
зеленоватым оттенком кожи. Восьмидюймовый конец  проволоки  еще  дрожал  в
деревянной раме двери.
     Генри сунул спичку в трещину на стене. В ее  тусклом  свете,  вытащив
карманный нож, освободил Бартоломью, поднял его на  ноги.  Юноша  обмяк  и
что-то забормотал. Из его разбитого рта струилась кровь.  Генри  встряхнул
его, затем шлепнул по  лицу  ладонью.  В  пустых  глазах  мелькнул  слабый
огонек.
     - Пошли, Лэрри, заставь свои ноги двигаться.
     Лэрри застонал, сделал попытку остановиться.
     - Прежде, чем вернется мистер Колумбия, - сказал Генри.
     Взгляд Бартоломью стал осмысленнее, ноги напряглись, он выпрямился.
     - Пошли, - Генри помог ему дойти до двери. В узком, с неровным  полом
коридоре было пусто и темно. Они дошли до  железной  лестницы.  Около  нее
лицом вниз лежал мужчина. Увидев тело, Бартоломью остановился.
     - Пусть мертвые тебя не беспокоят, - сказал Генри  мягко.  -  Тяжелый
Джо где-то внизу, он жив, хоть в нем и сидит кусок проволоки.  Думаю,  что
настроение у него паршивое. Уйдем через черный ход. Ты можешь стоять.
     Бартоломью слабо кивнул.
     - Мистер Колумбия, - сказал он глухо,  -  вытащил  что-то  из  своего
кармана...
     - Конечно, конечно.  Мы  обговорим  это  позже.  А  теперь  поработай
ногами.
     На улице Генри помог Бартоломью встать на ноги. Из темноты послышался
какой-то звук.  Скрипнула  невидимая  дверь.  В  открытый  проем  неуклюже
протиснулась высокая широкая фигура, одна рука ее была  прижата  к  плечу.
Человек постоял, потянулся к выключателю на стене.
     - Так и замри, Джо, - тихо сказал Генри.
     Саджо обнажил зубы в невеселой улыбке. У  него  были  большие  темные
глаза, бесформенный нос, квадратный, черный от щетины подбородок.
     - Энрико, крошка, - проревел он. - Я где-то слышал, что ты стар,  уже
сжег свой порох и ни на что не годишься. Мне следовало бы знать лучше...
     - Слухами земля полнится, Джо, не расстраивайся. Повернись и войди  в
дом. Сделай это без глупостей.
     Саджо отступил в тень. Толстым языком он облизал  казавшиеся  черными
губы.
     - Чего ты ждешь, Энрико? Возможно, я никогда больше не окажусь у тебя
на макушке.
     Он выпрямился. Чувствовалось, что немного расслабился.
     - Ты не хочешь убивать меня, и, может  быть,  пара  моих  ребят  тебя
выследят...
     Генри нажал на спусковой крючок. Проволока впилась в  дерево.  Голова
Саджо инстинктивно дернулась, глаза  расширились,  но  он  не  двинулся  с
места.
     - Лучше иди, Саджо, - сказал Генри.
     Неожиданно Саджо улыбнулся и кивнул.
     - О'кэй, Энрико, крошка.  -  Он  повернулся,  остановился,  оглянулся
назад.
     - Словно в старые времена, да,  Энрико?  Как-нибудь  увидимся,  -  он
быстро ушел, как уходит человек, внезапно вспомнивший о важном деле.





     В  широком  холле  Административного  Здания   Порта   Генри   подвел
Бартоломью к стойке для проверки.  Знакомое,  изуродованное  шрамами  лицо
нахмурилось при виде Бартоломью.
     - Привет "Дегвелло". А что случилось с Младшим?
     - Он упал, - ответил Генри. - С ним все будет в порядке.
     Криволицый склонился вперед, принюхался и скосил глаза на Генри.
     - Розовая водичка, правда? Он все выложил?
     - Они перестарались. Он спал во время допроса.
     -  Какие-то  шустрые  ребята  перехитрили  сами  себя,  -  криволицый
пропечатал бумаги и махнул рукой в сторону дальнего угла холла.
     - Идите напрямик. Осталось  тридцать  минут  до  того,  как  запустят
красную ракету. А вы ловко  все  устроили  с  лишним  членом  экипажа.  Он
поднялся на борт полчаса назад.
     Генри внимательно посмотрел на говорившего.
     - Он был один?
     - Ты что хочешь затолкать в свой Боло целый взвод? Там и троим  будет
тесно.
     - Ага. Спасибо за все.
     - Удачи, на твоем месте я бы все-таки отделался от этого мечтателя.
     - Не могу. Он владелец катера.
     Генри прошел через турникет, провел Бартоломью через холл  к  высокой
стеклянной стене, за которой  находилась  площадка  для  кораблей,  и  где
стояла спущенная с "Дегвелло" массивная бронированная  машина,  казавшаяся
карликом на фоне сияющих силуэтов переделанных грузовых кораблей,  древних
катеров сопровождения, помятых лайнеров. Бартоломью  качало,  дыхание  его
было тяжелым и шумным.
     - Как твоя голова, Барт? - спросил Генри.
     - Отвратительно. Ноги, как свинец. Я не помню...
     - Забудь  об  этом.  Попробуй  продержаться  на  ногах,  пока  мы  не
поднимемся на борт. Там ты поспишь.
     - Думаю, я вел себя, как дурак.
     - У тебя было много помощников.
     На востоке небо слегка окрасилось в серый цвет. Заработал энергоблок,
запах озона и выхлопных газов повис над  кораблями.  Люди  бегали  взад  и
вперед, отбрасывая на гудроновое покрытие по три тени  каждый.  Рассветный
воздух был наполнен ожиданием.
     В поле зрения  появилась  тележка,  она  объезжала  побитый  космосом
корабль. Генри окликнул водителя. Завизжали  изношенные  шины,  и  тележка
остановилась.
     - Мне нужен Декон. Поможете?
     Усталого вида человек в белом  комбинезоне  посмотрел  на  Генри  без
особого выражения.
     - Птички мои, вы всю ночь пьете, а потом вдруг вспоминаете, что у вас
нет разрешения на полет. Если бы это зависело от меня, я бы сказал: "Идите
к черту..."
     - Конечно, - Генри сунул ему жетон в десять кредиток. - Извините, что
побеспокоил. Я думал еще кое о чем.
     Он показал на Боло, стоявшего в сотне футов от них.
     - О'кэй.  Так  как  это  всего-навсего  машина,  думаю,  мне   хватит
времени...
     Водитель поставил тележку в нужное положение, приладил шланги.  Генри
опустил Бартоломью на землю, подошел к панели, находящейся  сбоку  тяжелой
машины. Вокруг нее были следы от инструментов, она открылась,  как  только
Генри к ней прикоснулся. Внутри лежали куски  разбитого  замка.  Кнопка  с
надписью "Порт: "Открыто"  была  нажата.  Генри  нажал  кнопку  "Закрыто",
услышал, как вверху щелкнул механизм.
     Рабочий запустил насос. Его поначалу тихое гудение переросло в мощный
рев. Прошло несколько минут. Бартоломью растянулся  на  спине  и  засопел.
Генри поднял его на ноги и стал ходить с ним, пока Лэрри  не  смог  стоять
сам.
     Водитель заглушил насос, отсоединил шланги,  собрал  их  и,  запустив
свой двигатель, поехал прочь.
     Генри помог Бартоломью взобраться на машину.
     - Я заболею, - сказал юноша.
     - Давай поднимемся на борт, там ты мне все расскажешь.
     Генри открыл люк, и они оба забрались внутрь. В воздухе все еще стоял
слабый запах циана. Бартоломью прикрыл рот.
     - Зачем... еще Декон? Мы  сделали  это...  перед...  -  он  замолчал,
уставившись на тело человека, лежавшего вниз головой в  коротком  проходе.
Глаза его остекленели, рот был широко открыт, так,  что  виднелся  толстый
язык. Лицо было свинцово-пурпурного цвета.
     - Боже праведный! - Бартоломью  зашатался.  -  Здесь  был  человек...
когда...
     - Да. Пошли.
     Генри протащил своего обмякшего помощника мимо трупа, уложил в люльку
и  пристегнул  ремни.  Затем  щелкнул  переключателем  обратного  отсчета,
поставил часы.
     - Вы знали... что этот человек... на борту, - выдохнул Бартоломью.
     - Спи, Лэрри,  -  сказал  Генри.  Он  пристегнулся  к  сиденью  перед
панелью,  принялся  нажимать  кнопки.  На  панели  засветилась   лампочка,
указывающая  на  готовность  к  старту.  Часы  громко  тикали,  отсчитывая
секунды.
     - Внимание, - раздался голос. - Ноль минус две минуты...
     Вдруг послышался громкий храп Бартоломью.
     Генри запустил двигатель, осмотрел  приборы,  глянул  на  специальные
экраны широкого обзора.
     - Десять... девять... восемь... - считал голос.
     Генри отпустил сцепление, ускорил мощные двигатели Боло.
     - ...три... два... один... - Боло выехал из тени "Дегвелло".
     - Она ваша, - раздалось из динамика. - Идите и возьмите.
     Они неслись вперед по неровному полю, перемахивая  через  препятствия
или сметая их, как обезумевший дьявол. Многочисленные  огни  других  машин
постепенно исчезали с экранов, разлетевшись по всем направлениям  компаса.
Слева в миле от Боло мчался массивный,  весом  в  десять  тонн,  вездеход.
Справа по курсу с расхождением в две мили  неслись  две  машины  поменьше.
Взгляд Генри переместился на панель  контроля  работы  двигателя.  На  ней
весело горели зеленые буквы "ХОД". Капитан улыбнулся  сам  себе,  увеличил
скорость еще на пятьсот  метров  в  минуту.  Пришло  время  оторваться  от
противников.
     Рядом, пристегнутый к своей мягкой люльке, спал Лэрри.
     После двадцати миль десятитонник ("Генди, последняя модель", -  решил
Генри), не уступая Боло в скорости, по-прежнему шел в полумиле от них. Два
транспортных средства поменьше остались позади и превратились в  маленькие
яркие крапинки на экране. Генри щелкнул переключателем: на  щите  замигала
розовая надпись "БАТАРЕЯ НАВЕДЕНА НА  ЦЕЛЬ"  -  сигнальное  устройство  со
спасенного  истребителя.  Он  увеличил  скорость  еще  на  полкилометра  в
секунду. Боло рванул вперед, рассекая густой кустарник пустыни.
     Через сорок шесть минут после старта в сорока милях от Панго-Ри Генри
настроил направление движения на  юг,  ввел  монитор  слежения  за  курсом
программы  отклонения  от  случайных  встреч.  Боло  подпрыгнул  и   резко
развернулся, люлька  под  Генри  закачалась.  Генди  шел  за  ним  следом,
выдерживая дистанцию. Генри присвистнул. "Хорошо идет малыш, - подумал он,
- и железка у него хорошая".
     Вдруг загудела аварийная сирена. Генри  прочитал  данные  на  экране.
Предмет весом в сорок килограммов, приближался со скоростью тысяча футов в
секунду: легкая ракета. Капитан нажал кнопку перехвата и ответного  удара,
почувствовал, как дернулся Боло,  когда  ушли  ракеты.  Лампочки  мигнули,
показывая,  что  новые  ракеты  заняли  освободившееся  место.  На  экране
появились две крошечные ракеты, едва заметные желто-белые точки на  черном
фоне, движущиеся в сторону атакующей ракеты.
     Экраны вспыхнули, когда приближающаяся ракета превратилась в пылающее
облако жесткой радиации.
     Бартоломью заворочался и открыл глаза.
     - Что происходит? - выдавил он.
     - Какая-то беспринципная личность только что в нас выстрелила, - сухо
ответил Генри. - Спи дальше.
     - Выстрелила? - Сон Бартоломью, как рукой сняло.  -  Вы  сообщили  об
этом?
     - Я слишком занят...
     - Но это запрещено законом! Разве нельзя ничего сделать?
     - Конечно, можно. Мы  можем  произвести  ответный  выстрел  из  нашей
запрещенной законом батареи.
     - Капитан, мой отец...
     - Заткнись! Я занят...
     Десять минут две боевые машины бок о бок неслись на север,  их  курсы
неуклонно сходились.
     - Чуть ближе, - пробормотал Генри. - Подойди чуть ближе, крошка.
     - Что вы делаете? - спросил Лэрри.
     - Я позволяю ему засунуть свою голову  подальше  в  петлю,  -  сказал
Генри. - Если я приближусь к нему, он может  испугаться,  но  так  как  он
играет круто...
     - Может быть, он просто хочет с нами переговорить! - выпалил Лэрри.
     - Мы перехитрим его, начав переговоры первыми,  -  произнес  Генри  и
нажал на кнопку "ОГОНЬ". Вокруг Боло вспыхнуло  сияние,  которое  унеслось
вверх. Экраны неуверенно замигали. Мчавшийся за ними  Генди  шарахнулся  в
сторону,   слишком   поздно   осознав   свою   неосторожность.   Он    еще
разворачивался, когда его изображение превратилось в  белое  пятно.  Экран
стал желтым, потом  красным,  поблек,  на  нем  появились  длинные  полосы
струящейся во все  стороны  жесткой  радиации,  посыпались  темные  мелкие
точки, - обломки машины, и наконец стало разрастаться кольцо дыма с яркими
языками пламени.
     Затрещал экран связи с Центром Управления Гонки.
     - "Дегвелло", что там у вас происходит? Недавно я зафиксировал  возле
вас два взрыва, а теперь  засек  меньше,  чем  в  миле  позади  вас  яркую
вспышку. И еще очень повышенную радиацию. Теперь с  неделю  с  неба  будет
сыпаться раскаленное железо! С вами все в порядке?
     - "Дегвелло" сообщает Центру, - Генри подбрасывало,  когда  несущаяся
вперед машина преодолевала препятствия. - У меня все прекрасно.  Наверное,
кое-кто из ребят паршиво водит машину.
     - Если бы я не знал, что на катере не было оружия, у  меня  могло  бы
сложиться впечатление, что вы провезли сюда контрабанду, "Дегвелло"! Вы бы
не сделали ничего подобного, не так ли?
     - Боже правый, это было бы незаконно.
     - На этом и порешим. Может  вам  лучше  заявить  о  своих  проблемах,
"Дегвелло"?
     - Центр, я терпеть не могу законников. Я рискну.
     - Смотрите, это ваше дело. Но будьте осторожны, кто-то догоняет вас в
квадрате 2-7-0. Всего хорошего. До связи.
     Загудела сирена. На экране появилась маленькая  машина,  показавшаяся
из клуба пыли (все, что осталось от Генди). Она помчалась в сторону Боло.
     - Похоже, у него была с  собой  запасная,  -  пробормотал  Генри.  Он
нахмурился, ждал, палец замер  на  кнопке  "ОГОНЬ".  Машина  проскочила  в
какой-то сотне ярдов от Боло, настолько близко, что Генри  смог  прочитать
надпись на борту.
     В последнее мгновение она осветилась яркой вспышкой.  Палец  капитана
нажал на кнопку. Боло накренился. Экраны обзора почернели. Генри попытался
справиться с управлением. Вцепившись в свою люльку, Бартоломью смотрел  на
все это широко открытыми глазами.
     - Ловко, - проскрежетал Генри. - Дистанционное управление. Но  думаю,
что мы стреляли лучше.
     - Кто они, - спросил Бартоломью. - Что все это значит?
     Генри изучал карту местности. К северу от Панго-Ри протянулся длинный
полуостров, он исчезал за горизонтом - полторы тысячи миль гор, пустынь  и
льда.
     - Это значит,  что  в  настоящее  время  наш  путь  свободен.  Вполне
вероятно, что мы потеряли их навсегда,  если,  конечно,  нам  удастся  все
время быть впереди. Но держись,  Лэрри,  следующие  несколько  дней  будут
слегка беспокойными.
     Прошло три дня и три ночи.  Генри  и  Лэрри  сменяли  друг  друга  за
рычагами управления. Боло несся на север. Теперь на экране переднего  вида
маячили  тяжелые  ледяные  скалы,  за  ними   были   видны   нагромождения
разбившегося льда. В энергетическом отсеке  Боло  словно  кого-то  душили.
Генри боролся с управлением, пытаясь притормозить мчавшуюся вперед машину.
     - Мы не  можем  здесь  остановиться,  -  заорал  Бартоломью,  пытаясь
перекричать шум. - Здесь только лед и разбитые скалы!
     - Левая гусеница цепляет! - крикнул  Генри.  -  Посмотрю,  что  можно
сделать!
     - Низкие,  похожие  на  кустарник,  деревья,  пронеслись  мимо  Боло.
Вездеход заскользил, отстрелились аварийные ракеты, затем машину занесло в
сторону, из-под гусениц на сто футов во все стороны полетела ледяная пыль.
Боло налетел на гребень скалы, шлепнулся в  глубокий  снег,  пролетел  еще
сотню ярдов и замер после сокрушительного удара  среди  обломков  скалы  и
льда.
     Бартоломью выполз из люльки. Разбитая голова  кровоточила.  Удушающий
черный  дым  все  еще  струился  из-под  панели.  Лэрри  закашлялся,  стал
пробираться к экрану обзора.
     - Где мы? - выдохнул он,  вглядываясь  в  бесцветную  белую  пустыню,
которая виднелась за передней частью вездехода наполовину скрытой в снегу.
     - По моим оценкам, примерно в двенадцати  сотнях  миль  к  северу  от
Панго-Ри, - Генри оттолкнул в сторону смятую коробку с едой,  поднялся  на
ноги, прижимая к груди левую руку. На жесткой  черной  перчатке  выступила
кровь. - Нам повезло, что мы об этом говорим. Этот последний  удар  должен
был бы нас прикончить.
     - Вы ударили руку, - сказал Бартоломью.
     Под  глазами  у  него  появились  темные  круги,  а  лицо   приобрело
зеленоватый оттенок.
     - Со мной все в порядке, - Генри взглянул на Лэрри.  -  Как  ты  себя
чувствуешь?
     - У меня все болит, - ответил тот. - Я рассек губу.
     Он облизал языком рану на губе.
     Генри  отбросил  в  сторону  коробку  передач,  принялся  осматривать
панель.
     - Давай поглядим, насколько плохи наши дела...
     Он резко замолчал, когда  его  взгляд  упал  на  прибор  на  все  еще
дымящейся панели. Капитан с чувством выругался.
     - Что там?
     - Справа у  нас  на  хвосте...  Выбросить  сорок  тысяч  кредиток  за
антирадарное устройство и вот  тебе!  Тяжелый  случай  -  пятнадцатитонная
машина, примерно в пятидесяти милях от нас.
     - Вы хотите сказать, что где-то неподалеку другая машина? - промямлил
Бартоломью.  -  Слава  богу.  Дайте  им  сигнал!  Попробуйте  переговорное
устройство!
     - Успокойся, Барт. Может, это просто совпадение,  но  не  поставлю  и
пару своих старых запонок, что это так.
     - Но, капитан, это невероятный подарок судьбы...
     - Если эта машина нанесет нам визит, это  будет  самый  тяжелый  удар
судьбы. Нам надо отсюда выбираться и побыстрее. Пошли. Готовь рюкзак!
     - Бросить машину? Но это наше единственное убежище!
     Генри пропустил его слова мимо ушей, затолкал еду в рюкзак,  проверил
заряд в своем бластере.
     - Мы не нуждаемся в убежище, Лэрри. Нам  требуется  расстояние  между
нами и ними.
     - Но они наша единственная надежда на помощь!
     - Не стоит скулить из-за такой  мелочи,  как  тысячемильная  прогулка
назад в порт. У нас есть более насущные заботы. Принеси аптечку.
     Генри взял набор рамок и пластиковый  ящик  с  официальными  межевыми
знаками, которые они получили в Панго-Ри,  затем  открыл  люк  и  выглянул
наружу. В лицо ударил колючий снег, порыв ледяного ветра полоснул его, как
ножом.
     - Капитан, - Бартоломью вылез из машины и дрожал на холодном воздухе.
- Вы в самом деле думаете, что они могут на нас напасть?
     - Угу...
     - Но они не могут этого сделать. Должен же существовать закон.
     - А он и существует. Закон выживания  наиболее  приспособленных,  так
его называют. Возможно, он не совсем демократичен, но все еще действует.
     - Но это безумие! - Лэрри трясло. - Это насилие, это беззаконие.  Они
же цивилизованные люди.
     - Только не эти ребята. Они собираются нас убить. Но в мои  планы  не
входит разрешить им это  сделать,  если,  конечно,  я  в  состоянии  этому
помешать. - Генри спрыгнул в мягкий снег.
     Оглянувшись на теплую кабину, Бартоломью последовал за ним.
     - Но оставить вездеход и, уйти в метель - как мы можем знать, удастся
ли нам вообще выжить.
     - А мы и не знаем, - сказал Генри. - И в этом вся прелесть.
     Через час Лэрри и Генри опустились  с  испещренных  трещинами  крутых
скал на галечную косу, уходившую в замерзшую реку.
     Со вздохом облегчения Лэрри сбросил тяжелый рюкзак.
     - Есть проблемы? - с усмешкой спросил Генри.
     Лэрри поднял на него глаза.
     - Ноги болят, - ответил он и посмотрел на свои ладони. - Я уже сорвал
мозоли на руках, пытаясь приподнять лямки с плеч. А как вы?
     - Я в порядке. С тобой тоже все будет хорошо. Нужно только привыкнуть
к мысли о том, что ты не умрешь от небольшого неудобства.
     Лэрри прикусил нижнюю губу.
     - Здесь вы командуете, - проговорил он. -  Но  думаю,  будет  честным
сказать вам: я не уверен в том, что было необходимо покидать машину и  все
находящееся в ней дорогое оборудование. И моим долгом, когда мы  вернемся,
будет сообщить об этом факте отцу, который финансировал это дело.
     - Не стоит волноваться, он не оценит такой юмор,  -  Генри  замер  на
полуслове, оглянувшись назад, в ту сторону, откуда они пришли. Послышалось
тихое урчание, на фоне свинцово-серого неба мигнул слабый свет.
     - О! Компания уже здесь, - он вскочил на ноги. - Надеюсь, это развеет
последние  затянувшиеся  сомнения  относительно  того,  что  мы   являемся
предметом чьего-то внимания.
     - Но если они действительно гонятся за нами, почему же  не  пошли  по
нашему следу? Мы прошли всего две или три мили.
     - Может быть, они немного перестраховываются. Я сделал все, что  мог,
чтобы отбить у них охоту связываться с нами еще в Панго-Ри.
     - А что все-таки там произошло? Там что  имело  место...  насилие?  -
Лэрри поплелся вслед за  Генри,  когда  тот  направился  вверх  по  склону
навстречу сбивающему с ног ветру.
     - Думаю, ты выбрал правильное слово.
     - Кого-то ранили?
     - Ну, тебе разбили губу.
     - Я имею в виду серьезно.
     - Не думаю.  Пара  ребят  осталась  лежать  в  проходе,  с  приступом
головной боли, а у Тяжелого Джо застряла в  руке  проволока  из  пистолета
Пора Скэнди, но они очухаются...
     - Но почему тогда вы так уверены...
     - Конечно, я убил четверых из них.
     Бартоломью остановился как вкопанный.
     - Вы убили четырех человек?
     - Помнишь парня, которого мы  нашли,  когда  поднялись  на  борт.  Он
получил излишнюю дозу крысиного яда...
     - Кажется, помню, лицо... вниз головой...
     - Да, это он. Ты к тому времени стал приходить в себя.
     - Но вас осудят за убийство...
     - Кто?
     Бартоломью следовал за ним, все еще натягивая на плечи лямки рюкзака.
     - Правоохранительные агентства планеты...
     - Только не здесь. Здесь нет законов, нет полицейских, нет судов...
     - Тогда Карантинная Служба...
     -  Она  занята  организацией  Гонки.  Их   не   особенно   интересуют
неудачливые участники.
     - Но когда мы вернемся к цивилизации...
     - Мы вне юрисдикции Алдорадо. Единственный закон здесь - это то,  что
ты делаешь, продвигаясь вперед. Тяжелый Джо послал за мной своих парней, я
их перебил, а могло бы быть наоборот.
     - Но, капитан, как вы могли это сделать? Убить человека,  такого  же,
как вы?
     - Возможно, ты будешь знать ответ на этот вопрос  еще  до  того,  как
вернешься домой.
     Они шагали дальше молча почти час. Пронизывающий  ветер  вгрызался  в
открытую кожу их лиц и рук, крупинки сухого снега секли, словно песчинки.
     - Что мы будем  делать,  когда  наступит  ночь?  -  нарушил  молчание
Бартоломью. - Уже сейчас много ниже нуля, но температура упадет еще.
     Яркая вспышка на мгновение осветила снег перед идущими. Под их ногами
задрожала земля. Послышался глухой грохот, откликнулся эхом и затих.
     - Прощай, Боло, - сказал Генри.
     Он оглянулся на оставленные ими следы. Видневшиеся на покрытой  льдом
скале отпечатки быстро заполнял коричневого цвета снег.
     - Он заслуживал лучшей участи...
     - Они взорвали нашу  машину?  -  В  ослабевающем  свете  пожара  лицо
Бартоломью выглядело совершенно измученным.
     - Ты по-прежнему думаешь, что это бригада технической помощи?
     Бартоломью обвел глазами серые, изрезанные льдом скалы.
     - А если они поедут за нами и нападут на нас здесь?
     - Ну тогда мы покойники. Нужно добраться до гор, может быть,  там  мы
найдем место, где можно спрятаться.
     - А что потом? Батарей, обогревающих наши костюмы, надолго не хватит,
мы замерзнем - даже если они нас не убьют...
     - Мы еще живы. Давай подождем, пока преследователи совершат ошибку.
     - Послушайте, - Лэрри насторожился. - Это не звук моторов?
     - Может быть. Думаю, мальчики собираются отыскать нас.
     - Скольких... скольких, - выдохнул Лэрри, прижимаясь к  скале,  -  вы
убили?
     Генри мрачно улыбнулся.
     - Тебе нравится месть в качестве мотива? - он покачал головой. -  Тут
совсем другое. Они тратят слишком много денег,  охотясь  на  нас.  Чувства
здесь ни при чем.
     - Капитан, вы ничего не замечаете?  -  Лэрри  замер,  поднял  голову,
принюхался. -  Я  чувствую...  какой-то  свежий,  зеленый  запах  -  очень
слабый...
     Он кивнул вперед, в сторону следующей полосы гор.
     - Оттуда...
     - Правда? - Генри повернулся и странно  посмотрел  на  юношу.  -  Ну,
неожиданное всегда требует объяснения. Давай поспешим вперед и посмотрим.
     Через десять минут они стояли на вершине холма  и  смотрели  вниз  на
закрытую со всех сторон горами долину, за которой виднелась  в  прозрачной
дымке гряда высоких белых скал. В четверти мили от  них  раскинулось  море
темной листвы.
     - Боже мой, капитан, - Бартоломью не мог оторвать глаз от увиденного.
- Там внизу деревья.
     - Точно. Теперь у нас есть  убежище,  но  они  среди  этого  гладкого
снега, как мухи на свадебном торте.
     Лэрри и капитан  побрели  вниз  через  снежное  поле.  Впереди  стала
вырисовываться  группа  деревьев.  Густой,  с  бледной  корой  древовидный
папоротник, пятьдесят  футов  высотой.  Мужчины  осторожно  осмотрелись  и
подошли поближе. Казалось, тенистая роща дышит  теплом.  Они  ступили  под
деревья. Мягкий ветерок шевелил лохматыми листьями на низких ветвях.
     - Капитан, смотрите, под ногами трава! И этот ветер!  Он  теплый.  Он
идет оттуда... - Бартоломью направился  к  холму  рыхлой  земли  в  центре
рощицы, который был почти скрыт  разросшимся  плющом.  Генри  наблюдал  за
юношей,  не  двигаясь  с  места.  Лэрри  остановился,  сорвал   крошечный,
бледно-желтый цветок замысловатой формы.
     - Невероятно! Этот оазис...
     Он  не  договорил.  Послышался  какой-то  звук.  Крошечное   крылатое
существо выскользнуло из земли, пронеслось мимо шарахнувшегося  в  сторону
Лэрри. Оно полетело дальше и упало на снег за  деревьями.  Какое-то  время
лежало, хлопая прозрачными крыльями, но скоро затихло.
     - Капитан, - Лэрри оторвал взгляд от заросшего плющом холма. - Оттуда
идет сияние.
     Генри подошел и стал с ним рядом. Из-под ажурного покрывала  дрожащих
листьев пробивался зеленоватый свет.
     - Там внизу что-то вроде  трещины  -  какая-то  щель,  -  возбужденно
воскликнул Лэрри. - Воздух идет оттуда.
     Генри сделал шаг вперед, отгреб в  сторону  густой  плющ,  скрывавший
гладкую,  похожую  на  скалу,  поверхность.  Она  была  абсолютно  ровной,
матового серо-черного цвета с отверстием шириной в пять футов и высотою  в
три дюйма.
     - Да это же сделано человеком, - пробормотал Лэрри.
     Генри кивнул. Он почти непроизвольно вытащил свой пистолет. Было тихо
и спокойно, чувствовалось только легкое колебание воздуха,  поднимавшегося
из отверстия.
     - Плита кажется старой, -  прошептал  Бартоломью.  -  Но  свет...  Вы
полагаете?
     - Никого нет дома - теперь надолго, - Генри  спрятал  пистолет,  стал
продираться через заросли плюща. Его ноги провалились в рыхлый перегной. -
Давай уберем все это и заглянем внутрь.
     Полчаса спустя нож Генри перерезал последнюю из сплетенных в сплошную
сеть ветвей. Плющ упал, открыв отверстие. Струя теплого воздуха  вырвалась
наружу, сдувая опавшие листья и раскачивая свисающие усики растений. Генри
заглянул в лежащую под ними прямоугольную комнату со стенами  в  пятьдесят
футов, голую, без каких бы то ни было украшений. Пол ее был покрыт толстым
слоем нанесенной пыли и засохших листьев, из-под которых во многих  местах
пробивались крошечные зеленые ростки и белые  кнопки  грибов.  На  дальней
стене виднелась тяжелая из сплошной металлической плиты  дверь.  Она  была
слегка приоткрыта.
     - Если мы еще чуть-чуть расчистим эти  заросли,  мы  сможем  пролезть
сюда, - сказал Генри. - Затем, если нам удастся выключить свет, то считай,
что мы заняли классную оборонительную позицию.
     - Разумно ли поступать таким образом, капитан? - На  лице  Бартоломью
играли зеленые тени. - Может, это своего рода ловушка.
     Генри покачал головой. Его глаза блестели в призрачном жутком свете.
     - Мальчики-ловкачи, ничего не скажешь, они отыскали нас в сотне  миль
от наезженного пути. Но я абсолютно уверен, что они не  стали  бы  мчаться
вперед и готовить нам ловушку. Никто не смог бы этого сделать.
     Он разгреб рыхлую землю и освободил проход, затем повернулся и съехал
по уклону на пол захороненной комнаты. Свет шел из раскрытой двери. Дальше
просматривалась еще одна комната, очень похожая на первую, но длиннее. Она
была ярко освещена сиянием, исходившим из еще одного  дверного  проема.  В
центре комнаты на полу  мужчины  увидели  орнамент  из  мелких  предметов,
напоминавших разбросанные палочки.
     Бартоломью спустился вниз, подошел к Генри.
     - Что это такое, как вы думаете?
     Генри наклонился, поднял причудливой формы  предмет  из  красноватого
металла. К нему прицепился клочок серой ткани. Капитан разворошил  палочки
пальцем.
     - Это скелет, - сказал он.
     - Скелет? Но чей?
     - Чего-то такого, что носит одежду.
     - Одежду?.. Но это не имеет ничего общего с человеком.
     - А кто сказал, что это был человек? - хрипло и тяжело, словно  слова
резали ему горло, проговорил Генри.
     Он повернулся и пошел в сторону ярко освещенной двери.  До  нее  было
примерно двадцать футов. В  прямоугольном  проеме  дрожала  слабая  дымка,
словно  горячий  воздух,  поднимающийся  над   местом   взрыва.   За   ним
простирались невысокие зеленые холмы, с рощицами тонкоствольных  деревьев,
кроны которых были похожи  на  сельдерей.  Вдали  под  небом,  глубиной  и
чистотой своей напоминавшим зеленое стекло, проступали очертания  покрытых
лесом гор.
     - Что... - Лэрри запнулся. - Что это? Как?
     Но Генри его уже не слышал. Он  шел  к  похожему  на  мираж  пейзажу.
Нестихающий теплый ветер дул ему в лицо, неся с собой запах весны.
     На какое-то  мгновение,  когда  он  проходил  через  дверь,  давление
усилилось, как бывает, когда рассекаешь, ныряя, воду на поверхности пруда,
и Генри очутился среди качающих головками диких цветов. Он  наполнил  свои
легкие теплым воздухом, словно человек, который наконец добрался  домой  и
внутри него освободилось что-то закрытое там  давным-давно,  и  о  чем  он
совсем забыл.
     Затем Генри вернулся к действительности. Заставил себя повернуться  и
сделать шаг назад в  комнату.  Лэрри  смотрел  на  него  широко  открытыми
глазами.
     - О Господи! - мягко сказал юноша. Лицо его было  совсем  бледным.  -
Что это  такое,  капитан?  Что  все  это  значит?  Почему  вы  не  бросили
что-нибудь, прежде чем самому туда ступить? С вами  могло  случиться  все,
что угодно, когда вы прошли через эту... эту дыру в мире...
     - Давай вернемся наверх и замаскируем отверстие, - оборвал его Генри.
- Затем снова спустимся сюда, и ты сам посмотришь на это.
     Вдали послышался и затих рокот турбодвигателя.
     - Они быстро нас догоняют, - сказал Генри. - Последнюю  полумилю  или
что-то вроде этого мы оставляли за собой очень хороший след. Когда они  на
него наткнутся, счет пойдет на минуты.
     - Мы сделали все, что смогли, - проговорил Лэрри, задыхаясь. -  Когда
мы съедем вниз, я заткну  отверстие  плющом,  а  затем,  если  мы  закроем
внутреннюю дверь, света не будет видно.
     -  Да,  -  сказал  Генри.  Только  часть  его  мозга  думала  о   тех
оборонительных  приготовлениях,  которыми  они   занимались.   И   добавил
рассеянно: - ...А если они нас найдут, им все равно проходить через  дверь
по одному.
     Двое мужчин снова спустились в комнату, пристроили клубок  сплетенных
растений над отверстием. Войдя во вторую комнату, капитан и Лэрри толкнули
дверь, через которую вошли. Она плавно захлопнулась. Генри  повернулся  ко
входу.
     - Капитан, этот скелет, - заговорил следовавший за ним  Лэрри.  -  Он
принадлежит какому-то негуманоидному существу - но во всех мирах, открытых
нами, не было ничего, превосходящего интеллектом насекомых.
     - Марсианские пирамиды, - бросил Генри.
     - Но они оказались природным образованием.
     - Может быть, - Генри был почти у входа. - А с другой стороны,  может
быть, тот, кто построил это убежище, посещал и некоторые другие места.
     Лэрри схватил его за рукав, пытаясь остановить.
     - Капитан! Вы ведь не собираетесь вот так просто  пройти  через  этот
проход снова, не проверив... - Генри стряхнул руку юноши.
     - Оставайся в комнате, если хочешь, - проревел он и пошел на  свет  к
солнцу, цветам и траве. Проходя через дверь,  он  ощутил  на  лице  легкое
покалывание и в следующий момент его ноги  ступили  на  мягкую  податливую
почву. Теплый влажный запах чистой земли окутал его. За стеной он  услышал
обрывок фразы.
     - ...воздух!
     Он повернулся: за аккуратно вырезанным в камне дверным проемом, глядя
на него во все глаза, скрытый тенями стоял Лэрри.
     - Иди сюда, Лэрри, - позвал Генри.  -  Нам  надо  установить  межевые
знаки.
     -  Капитан,  -  Лэрри  смотрел  на  него  очень  странно,  -  у  меня
впечатление, что вы знаете это место; что вы бывали здесь раньше.
     - Правда? - произнес Генри, отвернулся и пошел  вперед,  по  мягкому,
как губка, торфу.





     На берегу ручья, в полумиле от низкого, с каменным  порталом  здания,
Генри опустил ящик с вехами.
     - Ладно, - произнес он. - Давай устанавливать указатель.
     Лэрри открыл легкий футляр, вытащил из  него  шестидюймовый  цилиндр,
заостренный с одного конца, и передал его капитану.
     - Эти указатели, - сказал Генри, - пробивают в  твердой  породе  себе
дорогу на сорок футов вниз, затем запаивают за собой  дыру  и  даже  через
тысячу лет они будут издавать непрерывный сигнал.
     - Это, конечно, очень интересно, - пробормотал Бартоломью.  Лицо  его
побледнело, и Лэрри казался больным. Каждые пять секунд он бросал взгляд в
сторону дома, словно ждал, что оттуда вот-вот появится враг  и  раздадутся
выстрелы. Генри не обращал на  его  волнение  ни  малейшего  внимания.  Он
вставил цилиндр в отверстие в легкой рамке, лежащей  на  земле,  защелкнул
зажимы.
     - Давай спрячемся: через несколько секунд гранит начнет  превращаться
в пар... - Он отошел на тридцать футов и укрылся  за  бревном.  Бартоломью
поковылял за ним, прихрамывая на обе ноги.
     Генри нажал на детонатор. Из рамки брызнул белый  огонь  и  раздалось
низкое "Бумп!". Несколько минут над залитым солнцем лугом сиял белый свет,
обрисовывая контуры деревьев. Земля под ногами задрожала, мимо них  поплыл
запах горячего камня. Во все стороны полетела грязь.
     Генри вручил Бартоломью ярко-красный  пластиковый  диск,  который  он
снял с указателя перед тем, как установить его.
     - Он уже сидит в земле, но это нам ничего не даст, если мы не  сможем
предъявить бирку, когда потребуют, - поэтому береги ее.
     - Почему я?
     - В случае, если противники меня поймают. Я не  могу  отдать  им  то,
чего у меня нет.
     - А если они поймают меня?
     - Ты ни во что не вмешивайся и  не  пытайся  помочь  мне,  если  меня
схватят. Спрячься, замри, до тех пор, пока не сможешь открыто выйти, затем
попытайся вернуться в Панго-Ри.
     - Послушайте, капитан. Я думал... насчет  той  второй  машины.  Центр
контроля в Панго-Ри, должно быть, узнал, что с нами не  все  в  порядке  и
выслал...
     - Слишком все быстро. Они оказались там через несколько минут.  Да  и
как насчет взрыва, который мы слышали?
     - Сигнал.
     - Какой сигнал? Скорее они зажгли бы костер.
     - Но того, о чем вы говорите, не бывает. Мой отец...
     - Посмотри по сторонам, Лэрри... -  медленно  сказал  Генри,  -  ...и
скажи еще раз "такого не бывает"...
     Лэрри посмотрел на траву, далекие деревья и  зеленое  небо  и  слегка
задрожал.
     - Я... не зна...
     - Это славная страна, Лэрри. Признай это.
     - Да... в этом я с вами согласен... - спина юноши выпрямилась, в  его
голосе зазвучала слабая нота энтузиазма, которую Генри до этого никогда не
слышал. Затем он резко повернулся к капитану.
     - Но мы не можем сидеть здесь бесконечно, когда за нами охотятся там,
наверху и когда приближается зима. Мы могли бы  задержаться  здесь,  может
быть, мы смогли бы прийти к соглашению с теми, кто преследует нас...
     - У тебя всепрощающая и забывчивая душа.  Расслабься.  Нам  еще  надо
установить остальные указатели, затем  подождем  двадцать  четыре  часа  и
попробуем выглянуть наружу.
     Сияние звезд осветило широкий летний луг, словно полная луна.
     - Это Йота Ориона, все правильно, - сказал Генри. Лежа на спине он ел
ложкой омлет из банки. - Но черт меня дери, если я смогу найти  хоть  одну
из остальных звезд Ориона.
     - Невероятно, - сказал Лэрри. - Учитывая такое смещение созвездия, мы
должны находиться более чем в тысяче световых лет от Зеленого Сектора - но
это невозможно.
     - Мы здесь, - сказал Генри. - Лучше делай вид, что веришь в это...
     Он наблюдал за юношей. При свете костра лицо Лэрри было  удивительным
и взволнованным, ЖИВЫМ, каким оно ДО ЭТОГО никогда не было.  "Я  НЕ  ХОТЕЛ
ПРИВОДИТЬ ЕГО СЮДА, Дульчия... - мысленно сказал Генри своей давно умершей
жене... - Я и сам не думал приходить сюда снова или мне казалось, что я не
думал...".
     Затем вдруг он подумал о долге, который так и  остался  невыполненным
более ста лет назад. Генри тихо встал и ушел. Когда через некоторое  время
он вернулся, Лэрри вопросительно посмотрел на него.
     - Что случилось, капитан?
     Генри покачал головой и, стряхивая с ладоней  пыль,  снова  присел  к
костру.
     - Похоронные мелочи, - ответил он кратко.  -  Вот  и  все  те  кости,
которые мы увидели, когда вошли.
     - Вы похоронили тот чужеродный скелет.  Но...  -  Лэрри  замолчал  на
полуслове, его брови задумчиво сдвинулись, когда он посмотрел сквозь пламя
на Генри. - ...Конечно, капитан. Вам лучше знать...
     Он снова обратил лицо к звездному небу.
     - Я наблюдал, как движутся звезды, - продолжал он  странно  спокойным
голосом. - Я  наблюдал,  как  движется  весь  небосвод  с  вращением  этой
планеты. И я думал. Вы знаете, что значит то, капитан, что мы здесь нашли.
Нам придется исследовать всю Вселенную заново. Мы  сто  лет  находились  в
застое:  без  гиперсветовых  путешествий,  никогда  не  было   бы   нового
Пограничья, где человек мог бы испытать себя в неблагоприятных  ситуациях;
мы бы успокоились, создав мир Статистически Среднего, -  я-то  думал,  что
наступит золотой век. Но теперь я вижу, что все будет  по-другому!  Теперь
мы будем изучать эту штуку, разбираться в том, как она работает... А когда
мы все поймем, капитан, тогда нам откроется вся Галактика!
     Он резко повернулся и посмотрел через огонь на Генри.
     - Вы понимаете, что я имею в виду?
     Капитан молча смотрел в огонь. Выражение  его  лица  заставило  Лэрри
замолчать.
     А глядевший на тлеющие огни Генри  почувствовал,  как  в  его  голове
пробудились старые слова. Он думал, что забыл их давно сто лет  назад,  но
сейчас они вернулись и  звенели  также  отчетливо,  как  тогда,  когда  он
впервые бродил по чужой земле, смотрел на чужое небо,  -  звенели  до  тех
пор, пока он не опьянел от них и от новой вселенной, открывшейся  ему,  до
тех пор, пока он не забыл свой  дом,  свой  народ,  даже  первую  Дульчию,
ждавшую его на планете Фламм, одинокую с ребенком под сердцем, не  имевшую
никого, к кому можно было обратиться в трудную минуту.
     О, Дульчия. Если бы я только вернулся к тебе, как пообещал. Но передо
мной лежал  целый  новый  мир  -  целая  новая  вселенная.  Я  должен  был
посмотреть. Ты понимаешь, что я чувствовал, не так ли, девочка моя?
     Первые слова, слетевшие с его языка, прозвучали странно и хрипло,  но
он продолжал говорить и голос его постепенно зазвенел и обрел силу...

                 Мне все твердили: "Дальше нет пути.
                 Здесь твой предел. Здесь край цивилизаций.
                 Построй амбар и дом, зерно расти.
                 Здесь сытый рай ты можешь обрести.
                 Лишь укрепи границу у акаций".
                 Но глас в ночи рождался, как порыв:
                 "Неведомое скрыто за пределом..."
                 Как совесть, слаб, но властен был призыв:
                 "Отправься в путь, раба в себе изжив.
                 Преодоленью быть твоим уделом".
                 Так дней лихих открылась череда...
                 Коня и груз я потерял в дороге,
                 Не раз еще ждала меня беда,
                 И удалялась горная гряда,
                 Но, изнуренный, встал я на пороге.
                 И марш за маршем брал я высоту,
                 Глотку воды, пучку травы был рад я -
                 Но все ж презрел запретную черту.
                 Я вызнал тайну, я догнал мечту,
                 И горный воздух стал моей наградой.
                 Вот ваши крики: "Дальше нет пути!"
                 Для отрицанья пут я избран ныне.
                 Я пересек ухабы и хребты.
                 Мне ветер шепчет: "Это сделал ты!"
                 И Бог один простит мою гордыню.
                                [Перевод Н.А.Маковец]

     Он продолжал читать, огонь  старой  поэмы  наполнял  его  вены  своим
светом, унося вверх к  незнакомым  звездам.  Он  забыл  прошлое,  столетие
раскаяния и грусти, забыл даже о присутствии Лэрри, который  не  произнося
ни звука, во все глаза смотрел на  него  сквозь  скачущие  языки  пламени.
Древний призыв, манивший его к мирам, на которые не ступала нога человека,
с того момента, как он впервые  обрел  свою  силу,  сейчас  звучал  в  нем
подобно музыке. Последняя строфа поэмы слетела с его языка как гимн...

                 Вот ваши крики: "Дальше нет пути!"
                 Для отрицанья пут я избран ныне.
                 Я пересек ухабы и хребты.
                 Мне ветер шепчет: "Это сделал ты!"
                 И Бог простит мою гордыню.

     Генри медленно приходил в себя после водопада чувств и  воспоминаний,
вызванных древними словами, и сейчас он ясно видел себя:  впервые  за  сто
лет он стоял лицом к лицу с самим собой и  видел,  что  пламя  никогда  не
покидало его. Оно оставалось в нем, все это время, это пламя освещало  ему
путь вперед, только вперед,  всегда  вперед  к  новым  мирам.  Благородный
огонь, так он всегда думал, - но во имя него совершались преступления.
     - Дульчи, - пробормотал он вслух. - О, Дульчи.
     Он  покачал  головой,  как  человек,  стряхивающий  остатки  сна,   и
посмотрел на костер.
     На противоположной стороне сидел ошеломленный Лэрри,  по-прежнему  не
сводя с него глаз. Худощавое молодое лицо его было настолько  неподвижным,
что, казалось, юноша окаменел.
     - Это стихотворение, - сказал Генри,  -  называется  "Первопроходец".
Старый землянин по имени Редьярд Киплинг написал его еще в 1800 году нашей
эры или примерно в то время.
     - Думаю, я почти понимаю, капитан, - сказал Лэрри.
     Генри резко засмеялся.
     - Мальчик, кто из нас что-либо понимает?  -  проворчал  он,  и  чары,
которые связывали двух мужчин на мгновение, рассеялись...  Но  не  совсем,
так как Лэрри по-прежнему смотрел на Генри глазами  человека,  увидевшего,
как ожила и обрела плоть легенда.
     - Капитан... - прошептал Лэрри. - Вы никогда не умрете.
     - Ложись и поспи, - пробормотал Генри, укладываясь. - На рассвете  мы
уходим.
     На рассвете они выбрались через заблокированный проход на холод,  под
серым ледяным небом.
     - Ночь была длинной, - сказал Лэрри. - Похоже, что здесь  сейчас  уже
за полдень.
     Генри дошел до конца долины и посмотрел на снег.
     - Отпечатки ног и следы гусениц, но сейчас нет никаких следов  жизни.
Похоже, что они сдались и убрались отсюда.
     - Что мы теперь будем делать?
     - Сначала проведем разведку местности, может,  где-нибудь  поблизости
валяются какие-то полезные куски от Боло. Затем отправимся в путь.
     - Пешком? - посмотрел на него Лэрри.  В  Панго-Ри?  Двенадцать  сотен
миль.
     - У тебя есть другие идеи?
     - Нет, я... - юноша заколебался. - Я подумал, может, нам дать  сигнал
о помощи. Соберем что-то вроде коммуникатора. Не обязательно экран,  любой
передатчик сгодится.
     - Мы ничего не будем делать, - ответил Генри. - Нас могут перехватить
не те люди и явиться сюда. Нет, - он покачал головой. - Это исключено.  Мы
пойдем пешком. Давай осмотрим остатки машины, пока совсем не  стемнело,  и
будем искать след. Ночью мы будем не так заметны.
     Они прошли по почерневшему снегу, добрались до линии холмов,  ступили
в район скал и льда.
     Генри остановился, прислушиваясь и вглядываясь прищуренными глазами в
сгущающиеся сумерки.
     - Возможно, я был слишком оптимистичен, - сказал он.
     - Оптимистичен? - Худое лицо Лэрри напряглось.
     - Турбодвигатели! - рявкнул Генри. -  Ты  слышишь?  Здесь  мы  должны
разойтись. Пользуйся компасом, иди на  юг,  я  присоединюсь  к  тебе,  как
только собью этих гончих со следа.
     - Вы хотите сказать, я должен идти один, - в голосе  юноши  зазвучали
панические нотки.
     Генри кивнул.
     - Сейчас я жалею, что втравил тебя в это дело, Лэрри.  Но  ты  здесь.
Возьми бластер... - он протянул ему оружие. - И помни, я сказал тебе,  что
сам буду решать свои проблемы. Удачи тебе.
     - Подождите! Я не могу...
     - Лучше иди, Лэрри. Расходимся! - он повернулся и быстрым шагом пошел
в сторону возвышенности. Сжав бластер в руке, Бартоломью стоял  и  смотрел
ему вслед.
     Со стороны нависшей карнизом над хребтом  плиты  послышался  шум.  На
фоне красного вечернего неба возник силуэт  крепкого  с  лохматой  головой
мужчины. Генри упал на живот. В поле  зрения  показались  контуры  низкого
гусеничного вездехода. Послышался треск, затем усиленный громкоговорителем
голос произнес:
     - Успокойтесь и будьте умницами, и никто ничего не  потеряет.  Я  вас
честно предупреждаю. У меня двадцать человек. А вас всего  двое.  Так  что
давайте договоримся:  вы  по-хорошему  сдаетесь,  мы  с  вами  по-хорошему
обращаемся. Бросьте оружие и вставайте так, чтобы были видны обе руки.
     Генри сунул руку в накладной карман, достал из него зеленую  капсулу.
Он проглотил ее, затем вынул из кармана пистолет, отполз немного,  прячась
за большими каменными глыбами. Раздались грубые  голоса.  Слева  от  Генри
замигал свет, матовый бело-голубой кинжал, рассекающий густеющие  сумерки.
Луч изменил направление, поиграл на покрытой  скальными  обломками  земле,
метнулся вверх по склону, отбрасывая на лед красно-черные тени. Когда свет
чуть не коснулся его головы, Генри вжался в камень, попятился назад. Снова
послышались крики. Вспыхнул  второй  луч.  Из  вездехода  вниз  по  склону
посыпались люди, растягиваясь  цепью,  чтобы  окружить  свою  жертву.  Луч
задвигался, его ноги отбросили плотную тень.
     Лежа плашмя  среди  нагромождений  валунов,  скатившихся  к  подножию
возвышающейся над деревьями скалы,  Генри  прислушивался  к  крикам  своих
преследователей. Если бы ему удалось добраться до вершины, может быть он и
ушел бы от них...
     Капитан двинулся вперед, стараясь пригнуться как  можно  ниже.  Перед
ним в каменной стене зияла расщелина. Генри скатился в нее, напряг  спину,
схватился за выступ вверху,  стал  подтягиваться.  Раненую  руку  пронзила
острая боль, по запястью потекла кровь, горячая, как расплавленный свинец.
Генри  выругался,  сделал  еще  одну  попытку;  мокрая  от  крови   ладонь
соскользнула. Капитан бросился вперед, промахнулся и с  грохотом  упал  на
камни. Рядом кто-то закричал. Затопали ноги, и  в  поле  зрения  показался
человек.
     - Не двигаться! - голос его был похож на  нож,  врезающийся  прямо  в
кость. Раздался пронзительный свист. Со всех сторон Генри обступили  люди,
заблестели  стволы  пистолетов.  Окружавшая  его  картина   стала   словно
отдаляться. Начала действовать проглоченная  им  капсула.  Послышался  рев
турбодвигателей. Вездеход подъехал ближе, ему в лицо ударил  свет.  Машина
остановилась. С нее спрыгнул человек, подошел к нему. На фоне ослепляющего
света он казался просто черным силуэтом.
     - Это он, Таскер? - спросил кто-то.
     - Конечно, он, ты что надеялся увидеть здесь какую-нибудь толстуху из
цирка? - ответил силуэт низким голосом и ткнул Генри рукой.
     - Эй, деревенщина, где твой сосунок? Вы заставили меня поволноваться,
пропали, как сквозь землю провалились. Где вы были?
     Генри ничего не отвечал;  молча  он  произносил  слова  самовнушения,
которые будут усилены гипнотическим наркотиком: "Я не могу говорить, я  не
могу говорить...".
     - Я с тобой разговариваю, скотина! - рявкнул здоровяк  и  сделал  шаг
вперед. - Я тебя спросил, где твой щенок.
     Генри смотрел, как тяжелый кулак сжался, качнулся назад...
     Капитан ловко увернулся и изо всех сил двинул  противника  прямо  под
ребро. Тот согнулся пополам, и Генри нанес ему удар прямо в голову.  Плоть
под его кулаком показалась ему такой же нематериальной,  как  дым.  Кто-то
завопил. Тяжелый удар по шее заставил его  упасть  на  колени.  Он  увидел
замахнувшуюся для удара ногу и успел отвернуть лицо. Острые обломки  скалы
впились ему в колени, но капитан уже начинал чувствовать пока  еще  слабое
действие наркотика.
     Грубые руки подняли его. Здоровяк стоял перед ним, прижав одну руку к
животу и вытирая рот другой.
     - Как я пропустил твой удар, - сказал он  сквозь  сжатые  зубы.  -  А
теперь к делу. У тебя есть бирки от межевых знаков, давай их мне.
     Генри молча покачал головой. Несколько мужчин держали  его  сзади  за
руки. Здоровяк размахнулся и ударил его тыльной  стороной  ладони.  Голова
капитана качнулась.
     - Обыскать его, - заорал Таскер.
     Грубые руки обшарили Генри, вывернули его  карманы.  Голова  капитана
гудела от наркотика и полученных ударов. Из раны на лбу стекала кровь.
     - При нем ничего нет, Таскер...
     - Давай по-хорошему, скотина! - сказал Таскер. -  Ты  думаешь,  мы  с
тобой всю ночь будем возиться?
     - Что с ним такое? - произнес тонкий голос. - Он слова не проронил.
     - Да. Они называют это психологией. Ребята, считающие  себя  крутыми,
думают, что так легче: если не начинать говорить, не нужно  будет  следить
за тем, где остановиться. - Он ударил Генри еще раз. - Конечно, этот умник
знает, что все не так просто. Он  знает,  что  у  нас  есть  кое-что,  что
заставит произнести речь даже железную обезьяну. Он просто  изображает  из
себя этакого непробиваемого...
     Еще один удар обрушился на капитана.
     - Мне это нравится, - добавил Таскер, - это помогает мне отвлечься от
боли в желудке.
     - Слушай, Таскер, мы теряем время. Где пацан? - заорал кто-то.
     - Наверное, прячет где-то свою задницу. В темноте он далеко не уйдет.
Когда мы обработаем этого умника, у нас будет  достаточно  времени,  чтобы
отыскать щенка. А пока почему бы нам немного не развлечься?
     - Да, этот гад пробуравил Пора из его же собственного пистолета...
     - К черту Скэнди, этого вонючего скунса. Эта сволочь свалила  меня...
- Таскер расставил ноги и нанес капитану удар сначала левой, потом  правой
в желудок.
     Боль от ударов казалась Генри такой же размытой, как  звук  на  плохо
чувствительной  ленте.  Его  язык   был   огромным,   тяжелым,   послушным
аутогипнотическому  воздействию.  Что-то  мягкое  подняло  его  руки   над
головой. Пульсация в голове и груди казалась не более чем далекими ударами
барабана. Капитан заморгал, увидев перед глазами тяжелую челюсть Таскера.
     - Этот сукин сын ведет себя как-то не так, Гас, - заревел он.
     Невысокий человечек с темными губами и белыми волосами подошел ближе,
внимательно посмотрел на Генри.  Затем  оттянул  ему  веки,  наклонился  и
понюхал.
     - Ага! Ну и хитрец! Босс,  он  по  уши  накачан  наркотиками.  Думаю,
что-то угнетающее центральную нервную систему и оказывающее  гипнотическое
действие, - он перевел глаза на Генри. - Это так, крошка?
     Генри  посмотрел  на  коротышку.  Его  зрение  пока  еще  не   сильно
ухудшилось. Он шевелил пальцами и мог контролировать свои  движения.  Если
представится случай, будет приятно двинуть Таскера еще раз.
     Его ударили по лицу подушкой.
     - Не имеет  смысла  его  бить,  он  ничего  не  чувствует,  -  сказал
коротышка.
     - Влей в него немного своих капелек, Гас!  -  рявкнул  Таскер.  -  Он
запечатался. Ладно. Я знаю, как срывать печати.
     - У меня нет ничего,  что  могло  бы  нейтрализовать  этот  наркотик.
Придется ждать, пока он не перестанет действовать.
     - Ждать! Черт возьми! - прорычал  Таскер.  -  Я  должен  действовать.
Сейчас!
     - Конечно, он слышит все, что мы говорим, - глаза  коротышки  изучали
лицо Генри. - Скажи ему, что ты переломаешь ему  ноги,  разрежешь  его  на
кусочки. Конечно, он не почувствует этого - но будет знать, что вы делаете
и, если очень  постарается,  то  сможет  сбросить  гипнотическое  внушение
молчать.
     Лицо Таскера приблизилось.
     - Ты все слышал, не так ли, умник?  Как  тебе  нравится  идея  насчет
того, чтобы немного поработать над тобой ножом? Или сломать  тебе  парочку
костей? Вот так, например... -  Он  оскалил  зубы,  поднял  руку  вверх  и
рубанул ею с  ужасной  силой.  Генри  услышал,  как  хрустнула  ключица  и
несмотря на наркотик, почувствовал боль.
     - Будь осторожен. Так можешь свалить его... - коротышка схватил Генри
за запястье.
     - Пульс нормальный, - прокомментировал он. -  У  него  очень  крепкое
телосложение, но можно попробовать легкое принуждение.
     - Принуждение... Ну ладно, - проговорил  он.  -  У  тебя  вроде  есть
скальпель, правда, Гас?
     - Гм... Хорошая идея, - коротышка ушел.
     Глаза Таскера сузились до щелочек и были похожи  на  ножевые  раны  в
трупе.
     - К черту щенка, - сказал он мягко. - Где шахта? - Он  ждал,  раскрыв
рот, дыша на Генри перегаром. - Я  ползал  по  этой  земле,  как  муравей,
говорю тебе откровенно, умник. Но не видел ни одной шахты, и в  мои  планы
не входит ждать...
     "Если бы он подошел ближе", - подумал Генри.
     - Так что, родной, лучше выкладывай. Это твой последний шанс...
     Генри дернул ногой. Таскер отскочил назад. Вошел Гас и  сунул  ему  в
руку короткий нож с блестящим, острым, как бритва, лезвием.  Таскер  отвел
руку так, что  на  него  упал  свет.  Блеск  металла  отразился  в  глазах
капитана.
     - Ну ладно, умник, - произнес он мурлыкающим голосом...
     Генри  повис  на  веревках,  сеть  боли  опутала  его  тело,   словно
раскаленные добела провода. Сердце стучало о  ребра,  как  будто  работала
какая-то сломанная машина.
     - Придется тебе остановиться, -  сказал  Гас.  -  Действие  наркотика
кончается. Он потерял очень много крови.
     - Светает, - прокричал кто-то. - Послушай, Таскер, нам надо разыскать
щенка.
     - Ты что, думаешь, я забыл об этом? - проревел верзила. - Что это  за
человек? Я делал все, разве что кишки не выпускал, а он не издал ни звука.
Где эти чертовы бирки, ты, сын  одноногой  проститутки?  -  Перед  глазами
Генри появился окровавленный кулак, сжимающий скальпель. - Слушай меня!  У
меня есть обезболивающее средство. Оно действует  быстро.  Как  только  ты
скажешь, где бирки, я тебе его дам.
     Голос, доносившийся до Генри, вызывал всего лишь легкое  раздражение.
Его мысли были далеко, они бродили по  залитому  солнцем  берегу  пруда  с
драгоценными камнями.
     -  Хорошо,  умник,  -  Таскер  был  совсем  близко,  глаза  его  были
безумными. - У меня в запасе есть кое-что.
     Он поднес скальпель к лицу капитана.
     - Я устал от этих игр. Говори сейчас же, или я выну  твой  глаз,  как
ложку с кашей из тарелки.
     - Лучше дай мне заклеить некоторые из его ран, - сказал Гас. -  Кроме
того, мне нужен доктор, тип О, плюс, альфа три. Иначе он умрет.
     - Хорошо, только поторапливайся,  -  Таскер  повернулся  к  мужчинам,
расположившимся на поляне.
     - Эй, ребята, рассыпьтесь и отыщите пацана.  Слим,  возьми  машину  и
отправляйся на восток. А ты, Гриз, - на запад. Остальные - на юг...
     Генри  почувствовал  прикосновение   пальцев,   провода   натянулись.
Казалось, его зубы - это электроцепь, которая замыкалась каждый раз, когда
вздымалась его грудь.
     Заревели турбодвигатели, вездеходы на  высоких  колесах  двинулись  в
разные  стороны.  На  небе  появились  розовые  пятна.   Генри   вздохнул,
почувствовал, как в бок впились стальные крючья: это  двигались  сломанные
ребра.
     Коротышка  насвистывал  какую-то  однообразную  мелодию,   накладывая
скобки при помощи блестящего инструмента,  напоминающего  щипцы  дантиста.
Его острые концы пронзали кожу  Генри  с  резкой  болью,  сопровождавшейся
странным ощущением, похожим на прикосновение птичьего пера.  Рядом,  ворча
себе что-то под нос, стоял мужчина. Его кровь стекала в банку, висевшую на
низкой ветке.  Гас  закончил  накладывать  скобки,  повернулся  к  донору,
вытащил длинную иглу, всадил ее в руку Генри, обнажив в улыбке почерневшие
зубы.
     - Он все чувствует, Таскер. Он почти готов...
     На площадке было тихо. Бормотала спросонок ранняя говорящая  ящерица.
На фоне жемчужно-серого неба проступали темные очертания  деревьев.  Вдруг
стало очень холодно. Генри задрожал. Словно тупая стальная спица пробивала
себе путь вдоль его позвоночника к основанию черепа,  подгоняемая  ударами
сердца.
     - Где ты спрятал бирки? - Таскер поднял скальпель.
     Генри почувствовал, как  металл  прикоснулся  к  его  веку.  Давление
усилилось.
     -  Последний  шанс,  умник,  -  лицо  Таскера  почти  коснулось  лица
капитана. - Где твой щенок?
     Генри попытался отстраниться, но его  голова  была  словно  впаяна  в
свинец. Таскер зарычал. В левом глазу Генри вспыхнул  свет,  фонтан  огня,
который жег, жег...
     - Смотри, он теряет сознание, -  голоса  стали  затихать,  удаляться,
смешались с ревом, в котором Генри  поплыл,  словно  корабль  в  штормовое
море, кружась, погружаясь все ниже и ниже в черноту.
     Перед левой стороной лица Генри повисло  красно-черное  покрывало.  В
жемчужном тумане двигались неясные тени. Резкие голоса смолкали,  прогоняя
окутывающий, как вата, сон.
     - ...Я нашел его, - говорил  Гас.  Его  голос  звучал  настойчиво.  -
...Вон там... Спрятался за твоим вездеходом...
     Ему что-то ответили, но слишком  тихо,  чтобы  можно  было  разобрать
слова.
     - Тебе незачем волноваться. Мы твои друзья, - продолжал Гас.
     - Мои ребята бегают по всей округе,  разыскивая  тебя,  -  проговорил
Таскер сердечно, - думаю, ты все это время прятался где-то здесь, правда?
     - Где капитан? - голос Бартоломью напоминал писк.
     - Не надо о нем волноваться. Скажи, бирки случайно не у тебя?
     - Где он, черт возьми? - взорвался Бартоломью.
     Генри безжизненно висел  на  веревках,  которыми  его  запястья  были
привязаны к борту вездехода. Двигая здоровым глазом,  он  смог  разглядеть
фигуру Таскера, который стоял к нему  спиной,  широко  расставив  ноги,  и
положив руки на бедра. Бартоломью видно не было. Слева от Таскера  капитан
увидел Гаса.
     - Эй, юноша, проследите за своим  языком,  -  заревел  Таскер.  -  Мы
здесь, чтобы тебе помочь, тебе, как я уже говорил... - он двинулся  вперед
и исчез из поля зрения.
     - Оставьте меня в покое, -  приказал  Бартоломью.  Голос  его  слегка
дрожал.
     - Послушай-ка меня, храбрец. Мне кажется, ты не совсем понимаешь, что
к чему, - проговорил Таскер. - Мы здесь, чтобы  помочь  тебе.  Мы  отвезем
тебя в Панго-Ри, где ты зарегистрируешь свою заявку...
     - Я хочу видеть капитана Генри. Что вы с ним сделали?
     - Конечно... - проговорил Таскер послушно. - Он здесь...
     По  покрытому  жестким  снегом  хребту  заскрипели   шаги.   Появился
Бартоломью, высокая фигура, рассекающая стелющийся под  нависшими  скалами
туман. Увидев Генри, он резко остановился. Его рот  открылся.  Он  прикрыл
его ладонью.
     - Эй, не принимай все так близко к сердцу, -  доброжелательно  сказал
Таскер. - Ты что, раньше никогда не видел крови?
     - Вы... вы... невероятное чудовище... - выпалил Бартоломью.
     - Слушай, я тебя уже однажды просил не разговаривать  со  мной  таким
образом. Интересно, как ты думаешь, зачем мы здесь, от нечего делать? Этот
парень упрямится, не хочет сотрудничать. Я сделал  то,  что  вынужден  был
сделать. Ты  можешь  сказать  своему  предку,  что  мы  перепробовали  все
способы. А теперь отдавай бирки и будем убираться отсюда.
     - Боже мой... - Бартоломью не сводил глаз с Генри: больные  глаза  на
бледном лице.
     - Что, животик слабоват? Тогда не смотри на него, я позову ребят и...
     - Пес вонючий... - спотыкаясь, Бартоломью отошел.
     - Эй ты, ничтожная прилизанная комнатная собачонка! -  Голос  Таскера
превратился в рев. - У меня приказ доставить тебя  целым  и  невредимым  к
твоему папочке - но это не значит,  что  я  не  могу  выпороть  тебя,  как
следует...
     В поле зрения  появился  Гас,  который  сзади  быстро  приближался  к
Бартоломью.  Грохнул  выстрел.  Коротышка  споткнулся,  упал  лицом  вниз,
дернулся разок и замер.
     На мгновение повисла мертвая тишина. Затем раздался рев Таскера.
     - Ну ты, безмозглый маменькин сынок, явился и пристрелил  лучшего  из
когда-либо продававших наркотики врачей. Ты что спятил или?..
     - Освободите его, - услышал Генри голос Бартоломью. - Я хочу  отнести
его в вашу машину. Там будет палата...
     - Слушай, ты, негодяй, - заскрипел Таскер. - Тот факт, что эта птичка
жива, меня как раз не устраивает, ты понял? Ты, наверное,  совсем  сдурел.
Твой старик...
     - Перестань упоминать моего отца в своей вонючей болтовне... О такого
мерзавца, как ты, он и ноги не стал бы вытирать...
     - Не стал бы,  ага...  Слушай,  ты,  придурковатый  сосунок,  как  ты
думаешь, кто нас сюда послал?
     - Что вы хотите сказать?
     - Я хочу сказать, что с нашим мальчиком немного круто обошлись  из-за
его же доброты. Он твоего папашу раскрутил на половинную дележку и  хорошо
прижал его, заставив  послать  сюда  своего  щенка,  подстраховываясь.  Но
старик не привык быть добреньким с теми,  кто  выкручивает  ему  руки.  Он
приказал нашему умнику застолбить участок, а после этого  мы  должны  были
отнять у него бирки и привезти их ему, а заодно и тебя прихватить вместе с
ними. И я должен сказать, крошка, тебе чертовски повезло, что твой  старик
тот, кто он есть, иначе я привязал бы тебя рядышком с этим типом!
     - Вы говорите, вас послал сюда мой отец?
     - Именно так, юноша. Твой старик хороший деляга.
     - Вы лжете! Он не мог сказать вам, куда идти, я сам не знал...
     - Ты многого не знаешь, сынок. Например, о маячке, который  поместили
в те замечательные  ботинки,  которые  на  тебе.  Умник  обыграл  ребят  в
Панго-Ри. Ладно, это ничего не изменило. Твой левый каблук  стал  посылать
сигнал, едва ты продырявил атмосферу, - он  хихикнул.  -  Что  ты  на  это
скажешь, мальчик?
     - Я тебе покажу, - проговорил Бартоломью. Он появился в  поле  зрения
Генри, высокая, стройная фигура с пистолетом в руке.
     - Эй, стой... - начал Таскер.
     Бартоломью поднял пистолет и выстрелил Таскеру в лицо.
     Генри лежал на земле, глядя вверх на бледный свет, посеребривший небо
на востоке. Заработали турбодвигатели, завыли, набирая обороты. Бартоломью
спрыгнул с машины, наклонился над ним.
     - Капитан, вы меня слышите?
     Генри сделал глубокий вдох и попытался пошевелить языком.  Во  рту  у
него находилось пять фунтов мертвого мяса. По всему телу  ползли  огненные
муравьи, впиваясь в его  плоть.  Глубоко  внутри  разбухала,  разрастаясь,
боль. Он попробовал еще раз, раздалось что-то похожее на хрюканье.
     - Вы серьезно ранены, капитан.  Я  сейчас  попытаюсь  втащить  вас  в
машину.
     Генри  почувствовал  под  собой  руки  Бартоломью.  Раскаленные  ножи
пронзили тело. Затем он понял, что его ноги волочатся  по  земле.  Тяжелое
дыхание Бартоломью резало ему слух.
     - Я должен попытаться поднять вас на борт, капитан.
     Он почувствовал под своей грудью плечо  юноши,  его  поднимали.  Боль
разбухала, взорвалась, превратилась  в  облако  мелкой  пыли,  заполнившей
Вселенную...
     Он снова лежал на спине, чувствуя под  собой  люльку  вездехода.  Она
подпрыгивала, подпрыгивала. Небо было водянисто-серое, тяжелое от снега.
     - Мы скоро будем там, капитан, - говорил Бартоломью. - Уже  недалеко.
Мы скоро будем там...
     Машина неслась на высокой скорости, турбодвигатели ревели, меняя тон,
когда земля резко уходила вверх.
     - Еще чуть-чуть, капитан, - сказал Бартоломью, - и с вами все будет в
порядке.
     Теперь машина ползла, увязая в глубоком снегу. Вдруг тряска,  которая
наполняла  Вселенную  с  начала  времен,  прекратилась,  словно  беззвучно
разбился огромный  кристалл.  Во  внезапную  тишину  хлынула  боль.  Генри
чувствовал, что в лицо ему бьет снег.
     Голос проткнул его, как нож.
     - Я вернусь через минуту, надо расчистить вход.
     Холод  обжигал  ему  лицо,  словно  замерзшее  лезвие  топора.  Какие
глубокие удары  наносил  падающий  топор!  Но  удары  становились  слабее,
стихали, словно останавливался маятник на древних часах...
     Генри заморгал. Его левый глаз  склеился.  Казалось,  на  мозг  давит
тяжелый груз. Вдали послышался тихий гул,  переросший  в  непрекращающийся
рев. Он напомнил Генри о водопаде, который он видел однажды на  планете  с
низкой силой тяжести. Галатея, так она называлась. Широкая река извивалась
по равнине и падала в узкое ущелье, рассыпаясь в окрашенный всеми  цветами
радуги занавес, вас окутывали мельчайшие капельки, мягкие и теплые.
     Но сейчас капли были холодными, и они секли его, словно град...
     Бартоломью стоял над ним. К его  щекам  прилипли  хлопья  снега,  они
таяли, стекали струйками с подбородка. Его корабельный костюм намок, плечи
замерзли.
     - Я снова буду вас поднимать, капитан...
     Движение, боль, запах какого-то растения.
     - Будете в порядке, капитан... - говорил Бартоломью, - в порядке...





     Сон звал в свои объятья, но сначала нужно  было  что-то  сделать.  Он
пытался вспомнить, что.  Казалось,  сознание  легко  ускользает  от  него,
возвращается в мягкий далекий сон...
     Генри снова напрягся, заставляя себя думать о чрезвычайно важном.


МИЛЯХ ОТСЮДА, ЕСТЬ ВЫСОКИЕ МОРСКИЕ УТЕСЫ...

МОЛЧАЛИВЫЕ ПОД ВЫСОКИМ СОЛНЦЕМ.

     - ...отрезаю питание  передатчика...  -  говорит  Бартоломью.  -  Они
последуют за нами и найдут наше убежище...
     Генри видел лицо Бартоломью, бесцветное,  небритое,  щеки  ввалились,
губы казались черными. Бедный мальчик. Он так  и  не  понял,  против  чего
пошел...
     - Капитан, мне придется избавиться от вездехода. Поеду на восток.  На
карте показано побережье - всего в нескольких милях.  Может,  мне  удастся
спихнуть его в воду...
     Генри почувствовал, как на лице дернулись мышцы.
     - Умница, - сказал он четко, но потом во внезапном приступе  отчаяния
понял, что его губы не шевелились. Он пытался вдохнуть...
     Какая-то голодная хищная птица схватила  его,  унесла  в  пронизанную
красными пятнами темноту. Гнилое бревно, внутри  которого  бушевал  огонь,
взорвалось, и искрящиеся  личинки,  извиваясь,  глубоко  впивались  в  его
плоть, а время текло медленно, как застывающий воск...
     -  Капитан...  Он  перевернулся.  Падая  вниз,  ударился  о   выступ,
отскочил... Затем упал в воду и утонул. Не думаю, что  он  будет  подавать
какой-либо сигнал. Но они могут пойти по следу... Снег...
     Голос звучал и звучал, как эхо в огромном зале. Лекция была  скучной.
Генри пытался устроиться поуютнее и  заснуть.  Но  стул  был  твердым.  Он
врезался в тело. И кто-то его тряс. И  холодно.  Ему  совсем  не  хотелось
завтракать, он был болен. Скажите им... слишком болен...
     - Я спас винтовку  и  немного  провода,  аптечку,  небольшой  ящик  с
продуктами... и брезент. Мне придется  оставить  вас  здесь  на  несколько
минут, попытаться отыскать место...
     ...Что-то двигалось в темноте  среди  звезд.  Это  был  странный,  со
стрелообразным носом, корабль. Последовала вспышка  -  и  его  собственный
корабль подпрыгнул и задрожал. Противник улетел. Но траектория его  полета
была в следящем устройстве.
     Корабль мчался домой к пустынной планете, обозначенной на картах как,
Коразон. Он бросился вслед. Тонкий луч света ударил в сторону его корабля.
Металл вспыхнул и сгорел.
     Генри продвигался через темноту пешком, паля из пистолета в  странную
длинноногую фигуру, одетую в  блестящий  черный  костюм.  Он  заставил  ее
отступить к своему кораблю, затем к порталу, строительство которого и было
целью посадки. Дверь была забаррикадирована и заперта, но капитан вышиб ее
выстрелом из бластера. Войдя внутрь, он столкнулся  с  существом  лицом  к
лицу.
     Оно было крупнее, но он был сильнее.  Наконец,  оно  упало  замертво.
Капитан посмотрел вниз на странно мирное  лицо  в  металлической  комнате.
Лицо и тело, скрывавшее кости, которые он похоронил...  Когда?  Вчера?  Но
когда же они сражались?
     Но злобы не было. Они оба были чужеземцами, посланцами своего народа,
открывателями новых земель, претендующими на новые миры. Оно  нанесло  ему
поражение в космосе, когда столкнулись  их  корабли,  но  когда  на  земле
столкнулись их тела, он победил и убил его.  Развязке  суждено  было  быть
такой.
     ...Оно закончило строительство портала, когда Генри  его  нашел.  Ему
стало интересно, и он сначала просунул руку, а затем и  сам  прошел  через
дверь в новый мир с зеленым небом...
     И почти забыл вернуться назад...
     Музыка  была  веселой,  юная  Дульчия  танцевала  с  ним  в  Огненном
Дворце... Дульчи, девочка моя, нет причины волноваться, говорил он ей...
     Нет причины... Он бы не оставил ее, беззащитную, этим волкам, это  уж
в его силах. Если молодого Бартоломью можно было спасти... Если в нем есть
то, благодаря чему можно было сделать из  него  мужчину...  Гонка  покажет
это, и Генри возвратится с ним домой. Если нет, и он окажется  неспособным
заботиться о Дульчии, когда Генри не станет, тогда он не  вернется.  Генри
об этом позаботится. А она не узнает. Бог ему судья, но Дульчия никогда не
узнает.
     Мальчик был плоть от плоти своего отца. Если он настроен  идти  таким
образом, каким пошел его отец, то он никогда больше  не  увидит  Алдорадо.
Время покажет. Время... И гонка...
     Музыка была веселой. Дульчия улыбалась ему,  хрупкая,  золотоволосая,
тоненькая в серебряном платье  с  длинной  юбкой,  сшитом  в  стиле  давно
минувших дней. Ткань шуршала, что-то  нашептывая.  Она  была  холодной  на
ощупь. Лицо Дульчии тоже было холодным. На мертвых губах не  было  улыбки.
Как неподвижно она лежала под ослепляющими лампами!
     - Мы пытались связаться с вами, капитан. Я  не  знал,  дадите  ли  вы
согласие на операцию, пятьдесят тысяч кредиток, в конце концов,  здесь  не
благотворительный...
     Из бледного жирного лица текла  кровь.  Ладони  на  его  плечах  были
похожи  на  бумагу.  Он  крошил  камни  руками,  пока  между  пальцами  не
заструилась кровь, и на мгновение ему показалось, что сами рубины  исходят
кровью...
     Он швырнул их на белоснежный стерильный пол,  они  запрыгали,  бросая
красные, зеленые, синие блики. Камни...
     - Вот ваши проклятые пятьдесят тысяч кредиток! Почему вы не спасли ей
жизнь!?
     Под ярким светом мерцали на фоне мертвой  плитки  драгоценные  камни.
Каким холодным было ее лицо...  Они  попытались  увезти  его,  он  кого-то
ударил, но ему связали руки, сломали кости, и боль заполнила его, ревущего
от ярости.
     Прошла вечность. Горы поднимались из морей,  по  их  склонам  стекала
грязь, унося бесчисленные трупы микроскопических мертвых  существ.  Штормы
разбивались  о  вершины,  реки  искрились,  пробивая  себе  путь.   Прибой
накатывался  на  низкие  пляжи,  купающиеся  в  белом   солнечном   свете.
Образовавшийся лед разбивался с грохотом, напоминавшим отдаленный пушечный
выстрел.
     Он лежал в ледяном прибое,  раскачиваемый  волнами,  которые  тащили,
тащили его за собой, не переставая.
     - ...Надо проснуться, капитан. Не умирайте.

БЫ МОЖНО БЫЛО ОБЪЯСНИТЬ, ЧТО ОН ЗАМОРОЖЕН ВО ЛЬДУ, МАЛЬЧИК БЫ  ПОНЯЛ,  ЧТО
ЛЕД НЕЛЬЗЯ РАЗБИВАТЬ, ИНАЧЕ СНОВА НАХЛЫНЕТ БОЛЬ...
     Генри моргнул.  Увидел,  как  посветлело  лицо  Бартоломью.  Мальчику
досталось. Генри вздохнул, он хотел сказать ему... Но голоса не было.
     Его язык - о Боже,  неужели  Таскер  отрезал  ему  язык?  Судорожными
усилиями Генри толкал, кусал...
     Появилось пятно боли, словно пламя свечи на фоне обгоревшего  дерева.
Грудь его задвигалась от того, что можно  было  назвать  призраком  смеха.
Какая разница, есть ли у трупа язык!
     Что-то коснулось его руки.
     - У меня здесь аптечка. Этот препарат должен снимать боль. Надеюсь он
поможет, капитан.

ДВИГАЯСЬ. ПОНИМАЕШЬ, ЛЭРРИ, Я НАХОЖУСЬ  ВНУТРИ  ЭТОГО  ПИРОГА  ИЗ  ТЕПЛОГО
ЛЬДА...

ПРОЯСНЕНИЕ ТВОЕГО СОЗНАНИЯ  ПЕРЕД  КОНЦОМ...  НЕ  ПОГАНЬ  ЕГО  ФАНТАЗИЯМИ.
БЕДНЫЙ МАЛЫШ! КАК, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ОН ВЕРНЕТСЯ НАЗАД? ИДТИ  ДАЛЕКО,  ДВАДЦАТЬ
СОТЕН МИЛЬ, ГОРЫ, ПУСТЫНИ, ТРЯСИНЫ... И ПРИБЛИЖАЮЩАЯСЯ ЗИМА. У  НЕГО  ЕСТЬ
ОДИН ГОД - КОРОТКИЙ  ГОД  КОРАЗОНА  -  ДЛЯ  ТОГО,  ЧТОБЫ  ЗАРЕГИСТРИРОВАТЬ
ЗАЯВКУ.
     Лицо Бартоломью напряглось.
     - Я попробую зафиксировать кости, капитан. Я смогу сделать  это,  мне
так кажется. Я прошел курс в Государственном Институте.

НАВЕРХУ, В ЛЮБОЙ МОМЕНТ. ОНИ УВИДЯТ СЛЕДЫ. МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ВОЙДУТ, КАК МЫ,
МОЖЕТ, НЕТ. УЖАСНО, ЕСЛИ ЭТИ МЕРЗАВЦЫ ПРИБЕРУТ К РУКАМ ЭТО...

ПИТАТЬСЯ? МОЖЕТ БЫТЬ, ЕСЛИ ТЫ ОТПРАВИШЬСЯ НАЗАД СЕЙЧАС ЖЕ,  ПОКА  СНЕГ  НЕ
ЗАПОЛНИЛ КОЛЕИ... НО ТАМ, СНАРУЖИ, ХОЛОДНО.  НАЧИНАЕТСЯ  БУРЯ.  ОНА  МОЖЕТ
ПРОДЛИТЬСЯ НЕДЕЛЮ - ИЛИ ДВЕ. ЗДЕСЬ НЕЧЕГО ЕСТЬ, НО ЕСЛИ ТЫ УЙДЕШЬ, ВЕТЕР И
СНЕГ ДОБЕРУТСЯ ДО ТЕБЯ. НЕ  БЕСПОКОЙСЯ  О  БИРКАХ,  ОНИ  БОЛЬШЕ  НЕ  ИМЕЮТ
ЗНАЧЕНИЯ. СЛИШКОМ ПЛОХО. С ДУЛЬЧИЕЙ ВСЕ БУДЕТ В ПОРЯДКЕ. ОНА УМНИЦА...

СТАРЫЙ ПИРАТ... ОДУРАЧИЛ МЕНЯ...
     - Ладно, капитан. Я начинаю.
     И появилась настоящая боль. Она продолжалась  и  продолжалась.  Через
какое-то время Генри забыл о ней. И забыл о сломанных костях и новом мире,
найденном и снова потерянном,  о  буре,  ревевшей  за  порталом,  о  людях
наверху, охотившихся за ними, и о безграничной пустыне, отделявшей  их  от
Панго-Ри. Он забыл обо всем этом и о многом другом, словно ничего  никогда
не было, только он один в темноте среди звезд.
     Потом он начал вспоминать.  Сначала,  конечно,  боль,  затем  причину
боли...
     Второе было немного  труднее.  Он  получил  приказ  выйти  из  боя  и
отступить к  Лидпайпу.  Его  катер  подбили...  Грубая  посадка.  Огонь...
Амос...
     Амос был не  такой.  Его  лицо  все  в  морщинах,  его  рыжие  волосы
исчезли...
     Амос был мертв. Что-то, связанное с  садом,  драгоценными  камнями  и
девушкой Дульчи, но не Дульчией. Только что-то в ее улыбке, в линии  щеки,
когда она сидела у огня...
     Старик Бартоломью. Не доверяй ему. Он хочет...
     Гонка. Молодой Бартоломью с ним; дым и сгоревшие подшипники...
     Нет, с  этим  все  в  порядке.  Только  рука.  Но,  может  быть,  они
забрались...
     Он открыл глаза.
     Только один раз. Это сделал нож. Но это был сон. Боже мой, какой сон!
Пусть он уйдет, потеряется в ночных тенях... Как хорошо снова оказаться  в
своей кровати, вот только матрац слишком твердый. Где Дульчия?
     - Капитан...
     Генри различил  размытую  фигуру,  наклонившуюся  над  ним.  Это  был
мальчик Лэрри. Имя пришло к нему непонятно откуда. Что он здесь делает?
     - Я приготовил  вам  немного  супа,  -  голос  Лэрри  дрожал.  Фигура
исчезла. Свет стал ярче. Лэрри вернулся. Его лицо было похоже на обтянутый
кожей череп. И у него была накладная борода, в полдюйма длиной.  Это  было
нелепо. Генри  захотелось  рассмеяться.  Не  настоящее  лицо  на  какое-то
мгновение обмануло его.
     Его губ коснулось что-то теплое: неописуемо  восхитительная  жидкость
заполнила его рот. Он почувствовал,  как  болезненно  сжалось  горло.  Еще
немного теплой жидкости. Она огнем стекала в желудок.
     Генри ел с жадностью, забывшись в экстазе утоляемого голода...
     Потом Бартоломью вернулся.
     - Я соорудил что-то вроде койки из  брезента,  чтобы  поднять  вас  с
земли. Капитан, я ужасно волновался. Почти неделя. Я боялся, что вы умрете
с голоду. Я оставил консервы вам...
     Лэрри говорил и говорил. Это была длинная  история.  Генри  удивился,
почему он так много говорит. И о чем?..
     - ...Я поднимался наверх трижды. И  не  обнаружил  никаких  признаков
того, что они там были. Я видел следы животных. Я собираюсь отправиться на
охоту...
     Иногда он  задумывался  над  тем,  кто  такой  Лэрри,  и  каждый  раз
всплывал, чтобы спросить, но это было  слишком  трудно,  и  он  погружался
снова, а Лэрри наклонялся над ним, глядя на него полными тревоги  глазами.
Потом комната растворялась, и он снова брел по огромным пустынным долинам,
продуваемым не затихающими ни на минуту  ледяными  ветрами,  взбирался  на
одинокие  утесы,  вершины  которых  терялись  в   тумане,   идя   на   зов
заблудившихся голосов, всегда раздававшихся из-за следующей гряды скал.
     Он смотрел на руку - сломанная клешня, перекрученная, вся в пурпурных
шрамах, резко бросающихся в глаза на фоне белой кожи.
     Серый свет едва пробивался через узкую трещину в каменной стене.
     Снежные хлопья залетали внутрь, кружились,  оседали,  таяли,  образуя
длинную лужу. На полу были разбросаны  лохматые  шкуры  животных.  Струйка
дыма поднималась над кучей углей, белая на фоне почерневшей стены.  А  еще
он увидел связку темных поленьев, две грубых  глиняных  тарелки,  огромный
горшок, горку нарубленной зелени и кусок пурпурно-черного  мяса.  Это  был
странный сон - почти явь.
     Генри шевельнулся, пытаясь сесть. Груз давил ему на грудь,  не  давая
оторвать спину. Капитан сцепил зубы, приподнялся на один локоть. В воздухе
висел запах древесного дыма, от невыделанных шкур  шла  густая  дурманящая
вонь. На его бедрах лежал мех с грубой  шерстью.  Генри  потянулся,  чтобы
сбросить его. Голова зазвенела от удара, когда он упал. Черт возьми, что с
ним такое? Может, наркотики?
     Его взгляд упал на пистолет Марк IX, рядом с ним стояла пара ботинок,
покрытых засохшей грязью и какими-то более темными пятнами.
     Его ботинки. Внезапно он вспомнил.
     Таскер и коротышка Гас. Он принес скальпель.  Они  подвесили  его  на
веревках и разрезали на куски. Он умер и попал в ад.
     А теперь он здесь, живой.
     Странно.
     Кровь застучала  в  висках  Генри,  как  молот  о  наковальню.  Лэрри
Бартоломью  убил  Таскера  и  Гаса.  Вот  так  пацан!  Да,   жизнь   полна
неожиданностей. Он же притащил его сюда - каким-то образом - и не дал  ему
умереть.
     Генри зашевелился, перевернулся лицом вниз, подсунул под  себя  руки,
оттолкнулся  и  сел.  Левая  рука  -  совсем  бесполезная,  замерший  узел
сломанных пальцев. Но правая - она удержит пистолет.
     Неизвестно,  сколько  времени  потратил  мальчик,  возвращая  его   к
призрачной полужизни. Кормя супом изломанное тело, которое должно было  бы
умереть.
     Он мог дотянуться до бластера, один выстрел - и агония закончится.  И
Лэрри сможет отправиться в Панго-Ри.  Генри  пополз,  чувствуя  под  собой
холод грубого  влажного  пола.  Отдыхал,  прижимаясь  лицом  к  камню.  Он
заметил, что у него отросла борода. Он коснулся ее  левой  рукой  -  более
полудюйма; прошел, по крайней  мере,  месяц.  Черт!  Потерянный  месяц,  и
вот-вот наступит зима. Если бы мальчик пустился в путь, как только он убил
Таскера...
     Он дотянулся до пластмассового  футляра,  вытащил  из  него  бластер.
Поставил на узкий луч, подтягивая вверх, пока холодное дуло не надавило на
пульсирующую жилку над ухом - и нажал на курок.
     Ничего не произошло. Бластер с грохотом упал. Генри  лежал  обмякший,
коротко, отрывисто дыша.
     Он  никогда  раньше  не  совершал  самоубийства.  Это  было   тяжелое
испытание. Даже когда оно не удавалось.
     Лэрри пользовался бластером для охоты и израсходовал весь заряд.  Вот
и нет у него легкого выхода. Теперь ему придется  выползти  наружу  -  как
только пройдет слабость.
     Бартоломью присел на корточки рядом с ним.
     - Успокойтесь, капитан. Успокойтесь. Вам лучше! Вы проползли все  это
расстояние - но ради всего святого, зачем вы это  сделали?  Здесь  наверху
холодно...
     Генри смотрел на  склонившегося  над  ним  Бартоломью,  укутанного  в
лохматую шкуру какого-то животного. Лицо его повзрослело,  кожа  огрубела,
обветрилась, покрылась сетью красных жилок.  У  него  была  густая  черная
борода, скрывавшая рот и сраставшаяся возле ушей с копной отросших  волос.
На щеках обозначились морщины. Он держал в  руках  два  грязных  существа:
полукроликов, полуптиц.
     - Я сварю их, капитан. Они должны быть вкусными. Вам,  наверное,  уже
можно есть что-нибудь более существенное.
     Бартоломью засуетился возле горшков.
     - Капитан, после еды вы почувствуете себя  еще  лучше.  У  меня  есть
несколько кочанчиков какого-то растения - я называю его ледяной куст - они
неплохие. Я здесь уже все попробовал. Кроме мяса  вам  нужны  какие-нибудь
свежие овощи. Наверху охотиться все труднее и труднее.  А  здесь,  кажется
нет никакой дичи... - он кивнул в сторону блестящей стены.
     Он говорил, подбрасывая в огонь поленья, устанавливая горшки, потроша
маленькие тушки  карманным  ножом.  Он  зажарил  животных  целиком,  затем
отрезал лучшие куски и стал кормить Генри. Рот Генри заглатывал их, словно
автоматический мусоросборщик, как будто его аппетит жил  отдельно  от  его
тела.
     - Капитан, скоро вы окрепнете и сможете  говорить,  нам  надо  многое
обсудить - составить множество планов.
     С огромным усилием Генри оттолкнул пищу, покачал головой.  Бартоломью
уставился сначала на него, потом на кусок мяса в руке.
     - Но вы должны есть, капитан...
     Генри снова покачал головой,  откинулся  назад,  тяжело  дыша,  глядя
прямо в глаза Бартоломью.
     - Что случилось, капитан? - Бартоломью отставил в  сторону  горшок  с
мясом, склонился над Генри.
     - Что-то не так?
     Его выражение резко изменилось.
     - Капитан, вы меня СЛЫШИТЕ?
     Генри заставил себя кивнуть головой.
     - И вы достаточно сильны, вы ели довольно легко. Капитан,  почему  вы
не говорите?
     Генри почувствовал, как кровь застучала у него в висках. Он вдохнул и
сконцентрировал всю до капельки энергию на том, чтобы выговорить слово...
     Хрип...
     - Вы ЗНАЕТЕ меня, правда, капитан? Я - Лэрри...
     Генри кивнул.
     - Тогда почему вы не говорите?
     Грудь Генри поднималась, опускалась, поднималась, опускалась. Струйка
пота потекла вниз по щеке.
     Лицо Бартоломью окаменело. Рука упала с плеча Генри.
     - О Боже, капитан... - он осекся. - Вы не  говорили,  потому  что  не
можете. У вас пропал голос. Вы немой!..
     - Ничего страшного, - проговорил Лэрри. - Это, должно  быть,  шок.  Я
слышал о подобных вещах. Со временем голос к вам вернется. А пока  я  буду
задавать вам вопросы, а вы кивайте и качайте головой. Хорошо?
     Генри кивнул. Бартоломью устроился, обернул  плечи  шкурой,  поправил
издающее дурной запах покрывало Генри.
     - Вам удобно? Не холодно?
     Генри нетерпеливо кивнул, наблюдая за лицом Бартоломью. К  ЧЕРТУ  ВСЕ
ЭТО! СПРОСИ МЕНЯ О ПОГОДЕ, О ГОРАХ, О ЗИМЕ...
     - Вы помните... что случилось? - заволновался Бартоломью.
     Генри кивнул. Бартоломью глотнул.
     - Вы... конечно, вы были правы, капитан. Я... никогда не представлял,
что такие люди действительно существуют...
     Генри поднял голову. ПОЧЕМУ БЫ ТЕБЕ НЕ ПОКОНЧИТЬ С ЭТОЙ ЕРУНДОЙ И  НЕ
ПЕРЕЙТИ К ВАЖНЫМ ДЕЛАМ?
     - Я занялся охотой и сбором дерева для костра.  Вечером  я  снимал  с
животных шкуры, пытался их очистить и сшить вместе... -  он  потянул  свою
накидку; зеленая шкура затрещала. - Боюсь, я не слишком хорошо сделал это.
А еще я делал горшки из глины - брал ее возле реки... - он замолчал.
     - Но это, конечно, неважно, капитан. Как вы думаете,  они  пошлют  на
поиски спасательные группы?
     Капитан покачал головой.
     - Они не станут нас искать... - тихо проговорил Бартоломью.
     Генри открыл глаз. ТЕПЕРЬ ОНИ ПЕРЕЙДУТ К ДЕЛУ...
     - В общем-то я это знал... Целый мир, в котором можно потеряться.  Но
у нас кончается еда. Охота все реже бывает удачной - думаю из-за  холодов.
Я не отважился попробовать что-нибудь... оттуда... -  Бартоломью  поднялся
на ноги.
     - Вы устали, капитан. Вам лучше поспать. Мы поговорим завтра...
     Генри попытался сесть, качая головой и глядя в лицо Лэрри.
     - Но я принесу вам поесть и буду поддерживать огонь. Вот  увидите!  С
нами все будет в порядке, капитан. И вы скоро поправитесь, скоро...
     По лицу Бартоломью потекли слезы. Он  вытер  глаза  тыльной  стороной
руки - Вы должны поправиться, капитан.

БЕСПОКОИЛО ЕГО...
     - Думаю, что понимаю, капитан. Вы думаете, что задерживаете меня, что
вы бремя, обуза. Чепуха! Мы подождем здесь, пока не кончатся самые сильные
холода, а к тому времени вы будете...
     Генри покачал головой.
     - Вы думаете о заявке? О сроке...
     Генри покачал головой.
     - Тогда вы думаете, что зимой мы не сможем пробиться...
     Генри кивнул, ожидая следующего вопроса.
     Генри пожевал губу.
     - Тогда вам придется поспешить и выздоравливать, капитан...
     Генри устало покачал головой.
     - Да-да, вы обязательно поправитесь, капитан. Я не уйду без вас.
     Генри сердито кивнул.
     - Вы чувствуете, что нам скоро придется  уходить  -  пока  погода  не
стала еще хуже. Очень хорошо, я понимаю. Мы выйдем, как только  вы  будете
готовы - и не надо качать головой - без вас  я  не  уйду.  Так  что,  если
хотите, чтобы я вернулся  в  Панго-Ри  и  оформил  заявку,  придется  вам,
капитан, очень постараться и поправиться. Вы понимаете меня, не так ли?
     Генри посмотрел на Бартоломью. Под глазами у юноши были черные круги:
недели без сна, переутомление  и  холод  оставили  свой  след.  Его  глаза
пристально смотрели в глаза Генри.
     Генри  открыл  рот.  Лэрри  сунул  ему  зажаренный  кусочек.  Капитан
вздохнул и лег, закрыв глаза и жуя вонючее, жесткое мясо.





     - Вы уже очень хорошо сидите,  капитан,  -  улыбнулся  Бартоломью.  -
Может быть, завтра вы попробуете встать.
     Генри покачал головой. Он отставил в сторону миску,  попытался  найти
руками выступ в стене, возле которой сидел.
     - Не думаю, что вы должны делать это  сегодня...  -  Бартоломью  взял
Генри за руку. - Но мне кажется, вы настроены решительно...
     Генри ухватился за плечо Лэрри и  почувствовал,  какое  оно  крепкое.
Охота, рубка дров, лазанье по веревке наполняли хрупкого от природы  Лэрри
силой. Капитан отпустил Бартоломью, прислонился к стене.
     То, что он стоял,  или  почти  стоял,  вызывало  странное  чувство  -
сколько... времени прошло? Уже шесть недель? Ноги его были, словно  гнилые
деревяшки.
     - Капитан, это просто замечательно, а теперь вам лучше снова лечь...
     Генри продолжал стоять, собрав  все  силы,  чтобы  передвинуть  левую
ногу: она висела вялая, мертвая. Он сцепил зубы, напрягся, нога дернулась.
Ладно, по крайней мере, нога не парализована. А теперь правая...
     - В самом деле, капитан...
     Генри боролся, сосредоточившись на ноге.  Перебитое  колено  неудачно
вывернуто. С правой ногой дело было совсем плохо.  Он  перебросил  вес  на
левую ногу, пальцы скрюченной правой едва касались  пола.  Голова  у  него
кружилась - а ведь  ему  удалось  всего  лишь  только  встать  на  ноги  и
прислониться к стене.
     Бартоломью хотел помочь ему.
     - Осторожно, капитан, вы не можете позволить себе упасть...
     Генри покачал головой, оттолкнулся локтями  от  стены,  зашатался.  О
ГОСПОДИ, КАК ДЕТИ ВООБЩЕ УЧАТСЯ СОБЛЮДАТЬ РАВНОВЕСИЕ! Он выставил короткую
ногу вперед и подпрыгнул. Нога его словно была сделана  из  мягкой  глины.
Бартоломью стоял, кусая губу, готовый ринуться ему на помощь...
     Снова правая нога, еще один прыжок.  СМОТРИ-КА,  НА  ЭТОТ  РАЗ  ПОЧТИ
НОРМАЛЬНО.
     -  Замечательно,  капитан.  Пока  довольно.  Давайте  я  помогу   вам
вернуться назад, - он подошел, потянулся к его руке. Генри  отодвинул  его
назад.
     СНАЧАЛА ЕЩЕ ОДИН ШАГ. Он сделал вдох, почувствовал, как глухо  стучит
сердце. К ЧЕРТУ БОЛЬ! ЭТО ЕРУНДА. ПЕРЕСЕЧЬ КОМНАТУ - ЭТО  ВСЕГО  ЕЩЕ  ОДИН
ШАГ. И ЕЩЕ ОДИН, И ЕЩЕ...
     - Капитан, мне не нравится этот  ветер.  Вам  не  следовало  пытаться
делать это сегодня. Завтра он, наверное, стихнет. Прошло два месяца, какую
роль играет еще один день, - в глазах Лэрри было беспокойство.
     Укутанный  в  жесткое  меховое   одеяние,   Генри   натянул   капюшон
покалеченной левой рукой, схватился за палку правой. Удивительно,  сколько
всего можно сделать рукой, если сухожилия не перерезаны, хотя  три  пальца
сломаны и неподвижны.
     Он двинулся ко входу  своей  подпрыгивающей  походкой,  прижав  левый
локоть к боку. Плохо сраставшиеся ребра болели под тугой  повязкой.  Шрамы
на лице ныли под двухдюймовой бородой  -  сбившийся  узел  седых  и  белых
волос.  Капитан  зашатался,  когда  через  дыру  ворвался  ледяной  ветер.
Бартоломью вылез и вытащил его наверх, в  секущий  туман  летящего  снега.
Генри прищурился от холода, который резал на части, словно  огромный  нож,
капюшон слетел и хлопал по спине. Казалось, дыхание застревает в горле. Он
сделал шаг, Бартоломью был рядом, поддерживая его под руку.
     - Будьте осторожны, капитан. Ветер довольно сильный.
     Бартоломью подтянул лямки  рюкзака  Генри.  Тот  пошевелил  пальцами,
почувствовал, как от левой стороны идет тупая боль. Плащ, который сшил ему
Лэрри, сейчас казался намного удобнее,  ботинки  лучше  сидели  на  ногах:
меховые отвороты затолкали внутрь.
     - Капитан, вы действительно считаете, что не стоит ждать до завтра?
     Генри покачал головой, неуверенно пошел через долину к  опушке  леса.
Лохматые самодельные башмаки Лэрри сметали снежную пудру  с  черных  скал,
которые вели вверх по крутому склону среди  нагромождения  валунов.  Генри
пробивался вверх, отталкиваясь одной  рукой  и  локтем,  нащупывая  дорогу
ногами, похожими на старые ботинки, заполненные ледяной водой.
     Перед ним было лицо Лэрри, рука его протянулась, чтобы помочь,  голос
Лэрри произнес: "Начало положено. Мы в пути".

МИЛЬ.
     Генри наклонил голову, пряча лицо от  ветра,  и  отправился  вниз  по
заметаемому снегом склону. ЗАБУДЬ О БОЛИ. ИДИ, БУДТО ТЫ ЗНАЕШЬ, КАК  ИДТИ.
В КОНЦЕ КОНЦОВ, ЧТО ТАКОЕ БОЛЬ. НЕБОЛЬШОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ  ПРИРОДЫ.  ЛАДНО.
МЕНЯ ПРЕДУПРЕДИЛИ. ЗАСТАВЛЯЙ НОГИ РАБОТАТЬ И НЕ ДУМАЙ НИ О ЧЕМ ДРУГОМ, ВОТ
И ВСЕ.
     Считать шаги было тяжело. Десять, затем пятнадцать.  Затем  двадцать.
Пять раз по столько и будет сто. ЕЩЕ ДЕВЯТЬ СОТЕН И БУДЕТ ТЫСЯЧА. ЕЩЕ ПАРА
ТЫСЯЧ - И Я ПРОЙДУ МИЛЮ.


ДВА КРАБЬИХ ШАГА ОТ КОСТРА. ГОСПОДИ, КАК ЖЕ ВСЕ БОЛИТ!
     Рука Бартоломью поддерживала его.
     - Вы прекрасно идете, капитан, -  ему  пришлось  кричать,  чтобы  его
слова можно было расслышать сквозь свист  ветра  и  окутывающий  уши  мех.
Мальчик проделал неплохую работу. Он убивал животных, снимал с них  шкуры.
Неплохо для того, кто никогда в жизни не гонял ни за чем более живым,  чем
статистика. Лэрри смог бы сделать это, случаются и  более  странные  вещи.
Если бы он не паниковал. Если бы  ему  везло  на  охоте.  Если  бы  он  не
заблудился. Если...
     Если бы он имел ковер-самолет, он мог бы полететь назад  в  Панго-Ри.
Если бы, да кабы...
     Черт возьми! Он опять сбился со счета. ПУСТЬ БУДЕТ ПЯТЬДЕСЯТ. А Я ВСЕ
ЕЩЕ НА НОГАХ. ПРАВДА, ОНИ НЕМНОГО НЕМЕЮТ, НО ВСЕ РАВНО ХОРОШО.  Я  УЖЕ  НЕ
ЧУВСТВУЮ ВЕТЕР. А МОРОЗ МЕНЬШЕ ВСЕГО МЕНЯ ВОЛНУЕТ. ПЯТЬДЕСЯТ  ПЯТЬ.  СЛАВА
БОГУ, ЗЕМЛЯ ЗДЕСЬ РОВНАЯ, НЕ НАДО ПЕРЕБИРАТЬСЯ ЧЕРЕЗ ОВРАГИ. ПРОСТО  СТАВЬ
ОДНУ НОГУ И ПРЫГАЙ, СТАВЬ  НОГУ  И  ПРЫГАЙ.  ЛЕГКО.  ПРОСТО  ПРОДЕЛАЙ  ЭТО
ДОСТАТОЧНОЕ КОЛИЧЕСТВО РАЗ И ТЫ СМОЖЕШЬ ОТДОХНУТЬ. ЛЕЧЬ В ЭТО  ПРЕКРАСНОЕ,
БЕЛОЕ, ЧИСТОЕ ВЕЩЕСТВО, И  СОН  УНЕСЕТ  ТЕБЯ  ТУДА,  КУДА  УХОДЯТ  ЗАБЫТЫЕ
ВОСПОМИНАНИЯ. А ЛЭРРИ ПУСТЬ ЗАНИМАЕТСЯ ВЫЖИВАНИЕМ...
     Он почувствовал руку Бартоломью на своем плече.
     -  Полмили,  капитан.  Боюсь,  дальше  идти  будет  немного  труднее.
Растрескавшаяся земля и куски скал...
     Нога Генри натолкнулась на выступ, он споткнулся,  попытался  напрячь
ноги, они согнулись. Капитан осел, повиснув на руках Бартоломью.
     - Извините, капитан! Мне уже давно следовало остановиться для отдыха,
но вы двигались вперед так хорошо...
     Генри повалился в снег. Грудь его горела, правое колено пульсировало,
как  огромный  кипящий  котел,  вот-вот  готовый  взорваться.  Его  бок  -
проклятые ребра, они будто бы и не начали зарастать, острые концы  терлись
друг о друга...
     - Несколько минут отдыха... Вы будете  себя  чувствовать  лучше...  -
Бартоломью порылся в  своем  чудовищных  размеров  мешке,  что-то  достал,
повозился немного...
     В нос Генри ударил запах горячей говяжьей тушенки, его слюнные железы
принялись за работу и словно горячая игла пронзила кусок плоти, лежащей за
зубами.
     - Капитан, я сохранил это для перехода...
     Затем он жевал и глотал. Еда. Лучше, чем  отдых,  лучше,  чем  тепло,
лучше, чем самые изысканные удовольствия, изобретенные в гаремах султанов.
Генри закончил еду, сел, подобрал под себя ноги. Лэрри помог  ему  встать.
Он стоял, все еще ощущая вкус удивительного тушеного мяса.
     - Теперь смотрите под ноги, капитан, - Бартоломью подхватил  его  под
руку. Генри оперся о него, попытался  сделать  шаг.  Получилось.  Впереди,
полускрытый в тумане летящего снега,  простирался  серый  пейзаж.  Он  был
немного похож на жизнь - туманная аллея, по которой вы торопились вперед и
вперед, а когда прошли, сколько смогли  и  упали,  и  снег  покрыл  вас  -
неизвестная цель была также далека, также недосягаема, как всегда...
     С коленом было хуже всего. Лицо отлично обезболивал холод,  а  бок  в
конце  концов,  стал  походить  на  глухой  взрыв,   который   пульсировал
попеременно с огнем в легких, а чередование подтяни - подпрыгни, подтяни -
подпрыгни стало привычным, как дыхание, и  казалось,  происходит  само  по
себе. Но колено... Наверняка в нем застряли осколки кости, которые  теперь
кромсали плоть на мелкие кусочки. Боль поднялась к бедрам и  опустилась  к
ступне.
     Они  остановились.  Генри  оглянулся,  но  не  увидел  ничего,  кроме
бескрайнего снега.
     - Мы преодолели полторы мили, капитан. Остановимся,  чтобы  чуть-чуть
отдохнуть? - В голосе Бартоломью раздражение смешалось с  равными  частями
агонии и терпеливости. Генри покачал головой: он сделал шаг, на  мгновение
закачался, затем снова вошел в ритм.
     Он сделал глубокий вдох. Это была ошибка - огонь взвился вверх,  чуть
не удушил его, медленно вернулся назад, в уютную  постель  из  раскаленных
углей. Это было неплохо. Это согревало его. Но колено... Как  долго  может
идти человек на сломанной  ноге?  Существовал  только  один  способ  найти
ответ.
     Потом он  сидел,  повернувшись  спиной  к  метели,  подперев  больное
колено. Боль стучала далекими глухими ударами, словно резиновый  молоточек
врача по деревянному протезу. Бартоломью что-то делал с его ногой. Капитан
почувствовал острую боль от укола.
     Красный снег рассекали черные тени высоких деревьев.
     - Мы сделаем здесь привал, здесь можно хоть как-то укрыться, - сказал
Бартоломью. Он поджаривал на крошечном костре покрытое чешуей  причудливое
существо с клювом и мясистым хвостом.
     - Это какой-то родственник тех кроликоподобных  животных,  которых  я
застрелил еще возле портала. Я уверен, оно окажется съедобным.  Жаль,  что
оно пахнет, как горящий бутадион.
     Генри, не отрываясь, смотрел на маленькие голубоватые язычки пламени.
Это был запоминающийся день. Он шел, падал, поднимался, шел...
     - По-моему, готово,  капитан,  -  Бартоломью  снял  тушу  с  вертела,
отрезал кусок, передал его Генри. - Думаю, с охотой  теперь  все  будет  в
порядке, этих ребят здесь будет полно. Я убил трех, хочу их заморозить про
запас.
     Умница. Продолжай заниматься пропитанием. Двадцать тысяч футов -  это
четыре мили, если напрямик. Учтем, что угол подъема в  среднем  составляет
тридцать  градусов...  а  в  квадрате  плюс  в   квадрате,   назовем   это
девятимильным  переходом  к  перевалу.  Ну  что  ж,  это,  может  быть,  и
получится. Все  будет  зависеть  от  глубины  снега,  ветра,  незамеченных
расщелин, лавин, снежной слепоты и маленьких неприступных скал,  всего  на
несколько дюймов выше того, что может перепрыгнуть человек...
     Лучше сказать ему, что надо сделать несколько кошек - из чего? И  как
ему сказать? Вытаптывать буквы на снегу?
     Мясо было хорошим - немногим похожим не черепаху, только нежнее. Соли
не было, не было сливочного масла, серебра,  салфеток,  тонкого  стекла  и
фарфора, не было свечей и вина...
     - Еще, капитан? Довольно вкусно, правда?  Интересно,  легко  было  бы
разводить этих животных с целью продажи? Просто загадка,  чем  они  живут.
Здесь ничего нет, кроме скал и льда...
     Бартоломью болтал и болтал.  Генри  слушал  его  вполуха,  мысли  его
разбрелись в разные стороны. Старик Бартоломью, соблюдет ли он соглашение,
если Лэрри все-таки вернется с заявкой на участок? Как плохо, что там  нет
Амоса, он бы отстаивал интересы Дульчии. Он так сильно  хотел  отправиться
сюда. Бедный Амос. А может быть, ему в этом повезло. Его  смерть  не  была
легкой. Но несколько последних недель оставили Генри  такие  воспоминания,
без которых можно было бы обойтись.
     - Сейчас нам пора укладываться спать. У нас длинный день впереди.
     Генри  кивнул,  сумел  сдвинуться  с  места,  проползти  три  фута  к
крошечной палатке. Бартоломью помог ему забраться внутрь. Господи, как она
воняла! Но палатка  ослабляла  силу  ветра  и  преграждала  дорогу  снегу.
Капитан натянул свое меховое одеяло,  улегся.  ТАК  ВОТ  КАКОВ  КОНЕЦ!  ТЫ
ОБЕДАЕШЬ И ЛОЖИШЬСЯ СПАТЬ... Генри закрыл глаза. ТАК ОНО И БЫЛО...
     Пахло жженой резиной, и на мгновение Генри снова оказался в городе на
маленькой окраинной планете, которая называлась  Нортроян...  Он  стоял  в
тенистом дворе кабачка и смотрел, как рабочий наваривает новые покрышки на
изношенные колеса маленького, двухместного красного автомобиля, на котором
он и Дульчия приехали из порта...
     - Капитан, завтрак почти готов, - силуэт Бартоломью проступал на фоне
бледного света, проникавшего через прорезь в палатке. Холод вцепился в нос
Генри, как щипцы. Он шевельнулся, острая боль пронзила каждую мышцу.

НА ОТКРЫТОМ ВОЗДУХЕ; БЛАГОДАРЯ ИМ ОН ПОЙМЕТ,  КАК  ЧУВСТВУЕТ  СЕБЯ  МУМИЯ,
КОТОРУЮ РАЗВЕРНУЛИ В МОРОЗИЛЬНОЙ КАМЕРЕ.
     Он лежал, прислушиваясь  к  ударам  своего  сердца,  своему  хриплому
дыханию. Итак, все еще жив. Генри сделал пробное движение  ногой.  Свежая,
отчетливая боль взметнулась вверх. О да, он  действительно  жив.  Это  шло
вразрез с  программой.  Когда  человек  почти  мертвый  и  у  него  больше
полузалеченных ран, чем в среднем бывает из-за несчастных случаев  за  год
по городу, недоедающий и плохо одетый, проводит целый день, перенапрягаясь
при минусовой температуре, а затем ложится в снег  спать,  предполагается,
что он, по крайней мере, замерзнет.
     А вместо этого он жив, проснулся, и по-прежнему мертвым грузом  висит
на шее Бартоломью, тогда как время, которого  едва  достаточно  для  того,
чтобы здоровый человек успел пройти такой путь, иссякает.
     Генри  сделал  глубокий  вдох,  грудь  послушно  откликнулась  острой
мучительной болью. Он подсунул под себя руки,  сел.  На  мгновение  голова
пошла кругом; огонь в груди вспыхнул с  новой  силой.  Капитан  покатился,
выбрался из палатки, и сразу же ледяные пальцы порывистого утреннего ветра
вцепились в него. Еда пахла  получше;  он  начал  привыкать  к  зловонному
запаху. Помогало то, что Генри знал, какова она на вкус; как  в  случае  с
сыром. Капитан набрал полный рот снега, подождал пока он  растает,  стечет
по горлу вниз. Бартоломью протянул ему кусок мяса.  Генри  впился  в  него
зубами. Мясо было подгоревшим и застывшим внутри. Он жадно съел его.
     - Я спал на ломтях, приготовленных  для  завтрака,  -  весело  сказал
Бартоломью. - Не хотел, чтобы они  замерзли.  Мы  рано  выступаем.  Солнце
взойдет только через полчаса.
     Жизнь чертовски извращенная штука. Если  бы  сразу  же  за  следующим
подъемом его ждала награда: хорошенькая девушка, банковский счет,  отпуск,
оплата всех расходов...
     Он бы рухнул замертво в сотне ярдов от пещеры.
     Но единственное, что было впереди, это двенадцать сотен миль пустыни,
ну, может быть, сейчас только одиннадцать сотен и  девяносто  пять.  А  он
сможет продержаться еще час или два, или три, растягивая угасающую жизнь.
     - Ветер дует нам в спину, - сказал Бартоломью. - Конечно, это немного
поможет, но мне кажется, что он принесет более холодную погоду.  По-моему,
уже сейчас около тридцати градусов мороза. Думаю, что еще пара градусов не
имеет большого значения.

ШАГАМИ; УБЬЕТ ОБНАЖЕННУЮ КОЖУ БЫСТРЕЕ, ЧЕМ ДЮЖИНА НЕОСЛАБЛЕННЫХ  МЕГАКЮРИ.
НО, ВОЗМОЖНО, ЭТО УПРОСТИТ ДЕЛО; БЫСТРАЯ СМЕРТЬ ВСЕГДА БЫЛА  ВЕСЕЛЕЕ,  ЧЕМ
ЭТО ПОДДРАЗНИВАНИЕ.
     Бартоломью сложил палатку, надел на плечи  свой  мешок  и  подошел  к
Генри.
     Этот чертов дурак еще скалится.
     - Сегодня у нас будет хороший денек, капитан. У меня предчувствие.
     Он взял Генри под руку, тот оттолкнул его и сам встал на ноги. Какого
черта мальчик должен тратить силы, поддерживая его, сохраняя  ему  остатки
убывающей жизненной энергии? Как будто он вовсе не хочет умирать...
     Позже он понял, что так и было. И не  то,  чтобы  появилась  какая-то
надежда: количество миль  было  бесконечным;  с  холодом  состоялось  лишь
поверхностное знакомство. И если  бы  сейчас  им  встретился  какой-нибудь
водонепроницаемый Св.Бернард с ожерельем из чудес вокруг шеи...
     Он все  равно  остался  бы  немым,  одноглазым  калекой,  безжалостно
изувеченным, с ужасными шрамами,  потерявшим  много  необходимых  органов.
Человек в таком состоянии не захотел бы жить, даже если бы он и не зависел
ни от кого. Это достаточно ясно. Почему же тогда  он  шел  и  шел  вперед,
опустив голову и надвинув на лицо вонючий капюшон, сцепив  от  боли  зубы,
почему мысли о еде, теплой постели и  блаженном  отдыхе  мучили  его,  как
насмешливые бесята?
     Время утратило свое значение. Существует бесконечность бесконечностей
внутри бесконечности; и бесконечность вечностей внутри вечности.  Вечность
прошла,  пока  он  выздоравливал;  потом  он  лежал  в  снегу,  одурев  от
усталости, затем краткое, острое ощущение пищи, затем снова вечность.
     Солнце стояло высоко, бледный диск в сияющем небе; потом  оно  висело
на западе, разбрасывая холодный свет без малейшего намека на тепло, и было
меньше, чем ему следовало бы и слегка не того цвета. Бартоломью  суетился,
разводил костер, болтал.
     - ...по моим оценкам добрых двенадцать миль. А  горы  ближе,  чем  мы
думали. Воздух непрозрачный. Из-за этого кажется, что все дальше,  чем  на
самом деле. Мы почти добрались до  подножия,  последний  час  мы  уже  шли
немного в гору.
     Голос включался и выключался.
     - ...вы согласны, капитан?
     Мальчик все еще задавал  вопросы  оракулу  -  хромому,  изувеченному,
полуслепому оракулу, умирающему у него на глазах.

     Генри глотнул, поднялся на ноги, сердито вырвался,  когда  Бартоломью
попытался помочь ему надеть рюкзак. Юноша двинулся вперед, проваливаясь  в
глубоком снегу. Генри последовал за ним.
     Вершина маячила над ними, закрывая  небо.  Ветер  снова  изменился  и
теперь дул с запада, поперек склона, неся с собой острые градины.  Сугробы
здесь были глубже, сухие, как из пудры,  расплывавшиеся  под  ногами,  как
пыль в пустыне; каждый шаг отправлял вниз маленькую лавину.
     Впереди шагал  Бартоломью,  длинноногий,  высокий,  он  взбирался  на
склон, как олень, и ждал, пока Генри дотащится до него.
     - Капитан, мне не нравятся тучи, -  крикнул  он.  -  У  них  какой-то
желтоватый оттенок. Боюсь, что это к  сильному  снегу...  И  очень  быстро
темнеет...
     Генри поравнялся с ним и пошел вверх, не  останавливаясь.  Перед  ним
лежал длинный склон, белый,  гладкий,  в  пятнах  голубых  теней,  стрелой
поднимавшийся к вершине перевала. К чему тратить время на пустые разговоры
о погоде? Просто иди вверх, вверх, в холод, в разреженный воздух, не думая
ни о чем, кроме того, что, либо ты дойдешь до вершины, либо умрешь здесь.
     Он  упал,  Бартоломью  стал  тянуть  его  за  руку.  Генри  встал  на
четвереньки, с трудом поднялся на ноги. Нельзя  допускать,  чтобы  мальчик
тратил силы попусту. Он  должен  идти  вперед...  Так  долго,  как  только
сможет... идти, пока не разорвется выскакивающее из  груди  сердце.  Может
быть, в один прекрасный день их тела найдут, глубоко вмерзшими  в  голубой
лед, отлично сохранившиеся, молчаливое воспоминание о старых днях,  давних
временах, когда люди голыми руками пытались укротить чужой мир...
     Он снова упал. Руки Бартоломью потянулись к нему.  Ветер  выл,  унося
слова юноши. Генри покачал головой, тяжелый, мокрый снег залепил ему  рот,
зрячий глаз. Он оттолкнулся ногами от выступа, прополз еще фут.  Так  было
легче. Уклон был крутым. Он вытянул руку и искалеченную  клешню,  подобрал
под себя ноги. Еще фут. Где теперь Лэрри? Умница. Больше  не  тратит  силы
попусту. Ушел вперед... Теперь можно отдохнуть...
     Бартоломью  вернулся,  потянул  его  за  руку.   Опять   за   свое...
По-прежнему намерен тащить мертвеца через гору.  Нельзя  допускать,  чтобы
мальчик изматывался из-за него... Умирай, тело... Умирай и дай  нам  обоим
отдохнуть.
     Он не мог вспомнить, зачем была необходима операция. Она длилась  уже
так  долго.  Действие  обезболивающего   средства   заканчивалось   и   он
чувствовал, как врезается в него скальпель, врезается в глаз...
     Нет, в колено. Они вырезали его,  а  теперь  на  его  место  наварили
стальной сустав. Идиоты. Нельзя наваривать сталь на плоть. И газ,  которым
он дышал: от электрода вспыхнул огонь;  газ  горел  и  он  вдыхал  бледное
пламя, голубой огонь, который выжигал ему грудь...
     Черт знает что, а не похороны.  Его  несли  вниз  головой,  даже  без
гроба. Человеку необходим гроб. Когда ты мертв, без  ящика,  сдерживающего
ледяной ветер, холодно. К тому же они раздели тело. И кто-то  отрезал  ему
ступни и кисти...
     Обрубки болели, но не так  ужасно,  как  колено.  Они  и  его  хотели
отрезать, но было слишком трудно. Потому что оно сделано из стали...
     Взрыв вернул Генри к жизни. Конец мира. Через мгновение другие  тела,
которые подняло в воздух на кладбище, обрушатся вниз...
     - ...сожалею, капитан...
     Вот и одно из них. Хотя это не тело. Но говорит.
     А что этот человек сказал? "Сожалею".
     О да, как жалеют, когда все закончено.  Жалеют  обо  всех  утраченных
возможностях, обо всех жестоких словах, обо всех неиспробованных радостях,
обо всех обманутых ожиданиях.
     - ...но нельзя... дальше... - услышал Генри.

     - ...минута... попробуем снова...
     Попробовать снова. Если бы только человек мог. Самое ужасное в смерти
- это барьер, который встает перед тобой и всеми теми делами, которые тебе
следовало бы сделать когда-то, давным-давно, когда ты был еще жив.
     Но если бы тебе удалось прорваться через барьер...
     Может быть, если бы ты попробовал...
     Существовало нечто такое, чего кто-то хотел. Это была какая-то совсем
простая вещь, если бы только он мог вспомнить...
     - Пожалуйста, капитан. Просыпайтесь! Просыпайтесь!
     Он вспомнил. Он должен проснуться. А это значило открыть глаз...
     Нет, это было слишком трудно. Легче было притвориться, что он  жив  -
кто заметит разницу? Это была разумная мысль.  Генри  хотелось  засмеяться
вслух. Он притворился, что он проснулся. Он пошевелил ногами - это  важно,
откуда-то он это знал, и руками...
     Одной руки не было. Да, кто-то ее когда-то отрезал.  Но  другая  была
при нем. Она оканчивалась стальным крюком, и он вытянет ее,  ухватится  за
что-то, подтянется, затем вытянет снова...
     Зазвенели голоса, громко, ясно - и быстро оборвались. Генри подождал,
прислушиваясь. Он слышал вой ветра, стук крови в висках и больше ничего.
     Он был на горе - он помнил это. И он ясно помнил похороны.
     Но кто-то кричал.  Он  был  один  здесь,  на  горе,  куда  взбираются
мертвецы, и все же крик прозвучал где-то впереди.
     Его рука - железный  крюк.  Он  выбросил  ее,  зацепился  за  что-то,
подтянулся. Это был нелегкий способ передвигаться, но он почему-то казался
правильным. Генри подтянулся, снова выбросил руку, но ничего не  коснулся.
Странно. Он оттолкнулся ногами, распрямился...
     Мир перед ним  закачался.  Повиснув  в  воздухе,  он  какое-то  время
удерживал равновесие, затем стал падать - затем шок, мгновение разрывающей
на части боли - и бесконечная мягкость, окутавшая  его  в  тишине,  сквозь
которую, издалека, позвал его голос.
     Пахло дымом и горячей едой. Генри приоткрыл один глаз. Он полусидел -
полулежал, прислонившись спиной к покрытой мехом каменной стене.  Над  ним
висел карниз, заканчивающийся занавесом из звериных шкур. Рядом  с  ним  у
маленького  костра,  подкладывая  дрова  в  огонь,  сидел   на   корточках
Бартоломью.
     - Как раз время обедать, - прокаркал  он.  На  огрубевшем  лице,  над
черной, покрытой инеем, бородой блестели глубоко запавшие глаза.
     - Я выкопал вас из сугроба, он прервал ваше падение.
     Руки  Генри  болели.  Он   поднял   одну,   посмотрел   на   горящие,
темно-красные пальцы.
     - Ваши руки сильно замерзли, но я отмассировал их у костра; думаю,  с
ними все будет в порядке. Я тоже немного обморозил ноги.
     Генри перевел  на  него  взгляд,  увидел  окровавленные  куски  меха,
обернутые вокруг ступней Бартоломью.  Капитан  откинулся  назад  и  закрыл
глаза.
     - Вы поняли, капитан, не так ли? - прохрипел Бартоломью. - Мы  прошли
через горы, преодолели перевал.  Еще  пара  сотен  футов  вниз  по  южному
склону. Мы дойдем, капитан! Мы дойдем...





     Капитан Генри стоял на проталине. Он прижал онемевшие  пальцы  правой
руки к бедру, боль прострелила его до локтя.  Он  нажал  сильнее.  Суставы
неохотно поддались - пальцы согнулись на четверть дюйма.
     Со  стороны  леска  послышался  звук  шагов.   Появился   Бартоломью,
бородатый,  широкоплечий,  на  его  поясе  болтались  полдюжины  тощих,  с
выпуклыми глазами, зверьков. Он бросил их  на  пол,  снял  лук  и  колчан,
присел у огня, достав нож с  коротким  лезвием,  которым  всегда  потрошил
животных.
     - Паучьи крысы, - сказал он, - ничего другого нет.
     Генри неуклюже поднял лук, критически осмотрел его, затем показал  на
добычу и кивнул.
     - Я становлюсь довольно метким, - продолжал  Лэрри.  -  Последнего  я
подстрелил более, чем с тридцати ярдов.
     Генри неуклюже вытащил из кобуры бластер, сомкнул вокруг него большой
палец и мизинец и попробовал положить указательный палец на курок.  Оружие
упало на землю. Генри сердито покачал головой, с трудом наклонился, поднял
его, сунул в кобуру и снова принялся разрабатывать пальцы.
     - Я видел следы от другого костра, - сказал Бартоломью. -  Прошло  не
более недели.
     Генри  поднял  палку,  разгладил  грязь  ботинком,  нацарапал  слова.
Бартоломью склонил голову и прочитал:



     Бартоломью кивнул. Он вытянул руку вверх, ухватился  за  трехдюймовой
толщины ветку, потянул, она с треском упала. Лэрри оборвал засохшие листья
и сломал ее о колено. Его кожаная куртка треснула на боку  несколько  дней
назад, через дыру Генри увидел, как играют  под  рубашкой  крепкие  мышцы.
Лицо юноши почернело от солнца, мощная линия шеи поднималась над широкими,
сильными плечами. Его мускулистые, сильные руки загорели. За эти последние
месяцы похода он изменился.
     Под деревьями что-то шевельнулось, Бартоломью вскочил, натянул лук  и
одним движением приладил стрелу. Генри вытащил из кобуры  бластер.  Пальцы
неуклюже сжались. Из рощицы выскочило  длинноногое,  длинношеее  существо,
стало карабкаться вверх по склону,  выбивая  копытами  перегнившую  траву.
Генри поднял бластер, нащупал курок. В стволы ближайших  деревьев  ударила
короткая вспышка.
     Тетива лука зазвенела. Раздался свист стрелы.  Животное  споткнулось,
упало, покатилось, брыкаясь, и затихло. Его  причудливо  сочлененные  ноги
спутались.
     Мужчины пошли вверх.  Стрела,  пущенная  Бартоломью,  торчала  из-под
лопатки животного; очищенная от коры ветка белела на  фоне  гладкой  серой
шкуры.
     Над  стволом  дерева,  развороченного  неудачным   выстрелом   Генри,
поднималась струйка дыма.
     Бартоломью вытащил нож и принялся  за  работу.  Генри  взял  в  более
здоровую руку пустую бутылку для воды и пошел вниз. Пройдя сотню футов, он
резко остановился  и  замер,  вглядываясь  через  подлесок  в  хижину  под
деревьями.
     Она представляла собой кособокое сооружение, собранное из пластиковых
панелей. Вокруг нее было тихо. В стене, обращенной к нему,  виднелись  два
маленьких окна; темные, пустые квадраты  из  прозрачного  пластика.  Сбоку
лежала куча  сухих  листьев,  принесенных  ветром;  дикие  весенние  цветы
пробивались из груды полусгнившего мусора.
     Генри бесшумно вернулся назад к прогалине, где Бартоломью  поджаривал
над огнем ломти мяса. Юноша поднял глаза и Генри махнул головой в  сторону
хижины. Лук мгновенно очутился у него в руке.
     Генри повернулся, пошел по глубокому слою  перегноя.  Мужчины  обошли
хижину, подкрались  поближе.  Через  четверть  часа  они  стояли  у  двери
покинутого сооружения. На сморщенной пластиковой панели виднелся  след  от
бластера. Дверь была распахнута, замок сломан. Генри шагнул внутрь. В  нос
ему ударил запах плесени и разложения. В  углу  лежал  скрюченный,  сильно
разложившийся труп. Стоя за спиной Генри, Бартоломью смотрел на  уродливое
лицо. Генри подошел к покрытому пятнами комоду,  выдвинул  ящик:  из  него
выпрыгнул двенадцатиногий паук и заспешил прочь.
     - Они намеренно уничтожили все, прежде чем покинуть  это  место...  -
Бартоломью открыл  стенной  шкафчик.  На  крючках  висела  покрытая  пылью
одежда.  Он  сдернул  покрытый  плесенью  корабельный   костюм,   проверил
контроль; ткань потеплела.
     - Вот капитан, теперь вы будете спать в тепле.
     Покрытое шрамами лицо  Генри  исказила  кривая  улыбка.  Он  принялся
срывать с себя гниющий мех.
     Бартоломью взял с полки коробку, открыл ее.
     - Они оставили нам кое-какие полезные вещицы! Господи, разве  это  не
чудо - вымыться и избавиться от этих ужасных бакенбард?
     Генри посмотрел в зеркало: из-под седых бровей на него  смотрел  один
яркий глаз, вправленный в лицо из древней, покрытой шрамами, кожи.  Прямые
белые волосы падали на плечи. Сзади щелкал ножницами Бартоломью. Он поймал
в зеркале взгляд капитана.
     - Капитан, я не знаю - шрамы... Я хочу сказать, ваша борода,  на  мой
взгляд, очень примечательная!
     Губы Генри удивительно изогнулись. Он кивнул.
     - Я только подстригу ее немного...  -  Бартоломью  осторожно  обрезал
косматую гриву Генри, затем придал форму трехдюймовой бороде и принялся за
собственные черные кудри.
     Он коротко подстриг волосы,  срезал  бороду,  затем  намылил  лицо  и
побрился старым лезвием.
     - Так намного лучше, - он взглянул на себя в потрескавшееся  зеркало.
- Я изменился, капитан. Не знаю, узнал бы я себя...
     Генри наблюдал, как Лэрри натягивает корабельный костюм,  застегивает
змейку; он как влитой сидел на его массивной груди и крепких плечах.
     - Одежда многое меняет,  -  сказал  Лэрри.  -  Я  вдруг  вспомнил  об
удобствах, без которых мы обходились сто девяносто дней.
     Он бросил резкий взгляд в сторону капитана Генри.
     - По моим подсчетам, мы прошли  более  одиннадцати  сотен  миль.  Нам
осталось немного.
     Генри сухо кивнул. Он  вышел  из  хижины,  выбрал  место,  где  землю
устилал мягкий папоротник, и растянулся на нем. Бартоломью последовал  его
примеру.
     - А это мысль, капитан. Отдохнуть немного, - он пододвинулся к Генри.
- Прошло более шести стандартных  месяцев  с  тех  пор,  как  мы  покинули
Панго-Ри, - сказал он задумчиво. - Они  уже  совершенно  забыли  про  нас.
Когда мы доберемся до порта, думаю, вы пойдете готовить  наш  отлет,  а  я
зарегистрирую бирки.
     Генри поднял на него глаза.
     - Конечно, на оба наших имени, - добавил Лэрри. - Любой из нас  может
подать заявку, если одного убьют. Выживший получит все.
     Глаза Генри прищурились. Он не сводил глаз с лица Лэрри.  Луч  солнца
упал  на  него,  подчеркнув  волевой  подбородок,  грубость  черт.   Генри
нахмурился. Лэрри нахмурился в ответ.
     - В чем дело? Вы думаете, будут какие-то проблемы?
     Генри слабо улыбнулся.  Сейчас  глаза  юноши  были  настороженными  и
недоверчивыми. Под взглядом Генри их выражение стало  жестким  и  суровым.
Впервые Генри заметил, что черные брови над этими  глазами  стали  гуще  и
начали напоминать темные и сердитые брови старшего Бартоломью.
     Гонка делает человека жестким, но такой человек может  стать  как  на
сторону добра, так и на сторону зла. Лэрри еще предстоит показать, в какую
сторону события, произошедшие здесь, на Коразоне, повернут его - станет ли
он тем, кто подойдет Дульчии, или окажется "достойным" сыном своего  отца.
Если последнее, то сейчас его мысли заняты ценностью их участка...
     - Ладно, сейчас не будем об этом говорить, - сказал  Лэрри  резко.  -
Давайте хорошо выспимся. Поговорим утром.
     Солнце светило Генри прямо в глаза,  и  он  проснулся.  Рядом  с  ним
ржавым кухонным ножом, найденным в хижине,  был  прижат  к  земле  кусочек
бумаги. Капитан развернул его.

     Я ОТПРАВЛЯЮСЬ ВПЕРЕД В ПАНГО-РИ. ОДИН Я СМОГУ ДОБРАТЬСЯ ТУДА БЫСТРЕЕ.
ЕСЛИ БУДУТ КАКИЕ-ТО ПРОБЛЕМЫ, ТО МНЕ ЛЕГЧЕ ИХ УЛАДИТЬ,  ЧЕМ  ВАМ.  К  ТОМУ
ВРЕМЕНИ, КАК ВЫ ДОЙДЕТЕ ДО ПАНГО-РИ, ЗАЯВКА БУДЕТ ЗАРЕГИСТРИРОВАНА. И  МОЙ
ВАМ СОВЕТ - БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ ПРИ ВХОДЕ В ГОРОД.


     Генри яростно скомкал бумагу, отшвырнул ее в сторону.  Затем  схватил
свой рюкзак, быстро затолкал в него еду, оставленную Лэрри, натянул его на
спину и, взглянув на солнце, направился на юг.
     Два дня спустя он ступил на раскисшую немощеную дорогу, всю в ямах  и
бороздах, рассекающую густой лес, как ножевая рана.
     Через час в поле зрения  появился  грузовик,  двигавшийся  с  севера.
Из-под его воздушных подушек во все стороны летели широкие струи грязи. Он
затормозил, шлепнулся в грязь. Из кабины высунулся краснолицый мужчина.
     - У тебя впереди долгая  дорога,  парень,  если  ты  направляешься  в
Панго; до него сто тридцать миль. Лучше запрыгивай на борт, - он посмотрел
на Генри и проговорил более  тихим  голосом.  -  Что  с  тобой  случилось,
братишка?
     Генри забрался на борт, одарил водителя быстрой улыбкой.
     - Осторожничаешь? Ну ладно. Не могу сказать, что я на тебя обижаюсь.
     Он отпустил сцепление, - грузовик рванул вперед, сопровождаемый  воем
изношенных турбодвигателей.
     Через  пять   часов   Генри   соскочил   с   грузовика   на   окраине
разрастающегося  нового  города,  который  возник  вокруг  гудящего  порта
Панго-Ри. Водитель помахал ему рукой.
     - Удачи тебе, парень. Хоть ты и не ахти  какая  компания,  но  я  все
равно тебе это скажу - от разговора с тобой ухо не отвалится...
     Грузовик помчался вперед. Генри подождал, пока он скроется  из  виду,
затем быстро, как только позволяло изувеченное  колено,  пошел  в  сторону
убогих башен, выросших на том месте, где прежде был Палаточный Городок.
     Толпа из "Солнечной Короны" была другой. Торопящиеся женщины улетели,
горластые оптимисты  исчезли;  пьяные  искатели  приключений  нашли  более
веселое окружение для своих развлечений.
     Сейчас возле ободранной стойки  бара,  за  которой  неопрятного  вида
барменша с крашенными волосами наполняла стаканы из  захватанной  пальцами
бутылки, сидело с каменными  лицами  несколько  водителей  грузовиков.  За
дальним столиком угрюмого  вида  мужчины  потягивали  напитки  из  больших
стаканов. Шум, доносившийся с вечерней улицы, казался очень далеким. Генри
занял место в кабинке  посреди  комнаты  и  дал  официанту  знак  принести
закупоренную бутылку, налил в стакан на дюйм жидкого желтоватого напитка и
стал ждать. Один из мужчин поднялся  из-да  столика,  прошел  мимо  Генри,
бросил на него резкий взгляд и вышел через боковую дверь.
     Генри допил налитое, плеснул еще. Вышедший  мужчина  вернулся,  снова
посмотрел на Генри. Капитан внимательно рассматривал  содержимое  стакана.
Прошли три медленных часа. Вдруг резко распахнулась входная дверь и в  нее
проскользнул узкоплечий седоволосый мужчина с близкопосаженными глазами  и
сжатыми губами. Он быстро прошел к столику  в  конце  зала,  наклонился  к
рыжему, с грубой шеей, громиле, и что-то прошептал. Рыжий прошептал что-то
в ответ. Генри уловил кусочек фразы "...он похож..."
     Под столом Генри нащупал бластер, вытащил  его  из  кобуры,  неуклюже
обхватил непослушными пальцами, положив указательный на курок.
     Коротышка  отошел  от  стола;  рыжий  встал  и  направился  к  двери,
остальные трое последовали за ним. Тяжелые  бластеры  покачивались  на  их
бедрах. Когда они поравнялись со столиком  Генри,  он  поднял  пистолет  и
навел его на квадратную пряжку на поясе, перетянувшем  внушительный  живот
рыжего.  Громила  замер,  его  веснушчатая  рука   потянулась   к   бедру,
остановилась, упала вниз.  Шедший  за  ним  третий  присел,  схватился  за
бластер...
     Генри сдвинул свой пистолет на дюйм в сторону, пристально посмотрел в
глаза присевшему. Тот медленно выпрямился, опустил руки.
     Генри повернулся к столу, бросив беглый взгляд на  мужчин  у  стойки.
Они согнулись над своими стаканами, не замечая происходящего.
     - Что это за игра, дедушка? - проскрипел рыжий.
     Генри едва повернулся, не сводя глаз с лица громилы. Бесцветные глаза
того прищурились под густыми рыжими бровями.
     - Тебе что, жизнь надоела? - начал было он,  но  выражение  его  лица
быстро изменилось.
     - Хоуд! - рявкнул он. Стоящий за ним человек осторожно вышел  вперед,
впился взглядом в лицо Генри.
     - Ты его видел раньше?
     - Нет, я... - Хоуд осекся, рот его открылся... - Господи Иисусе...
     - Угу... - сказал рыжий. - Ладно, папаша. Кто знает, может  ты  и  не
выстрелишь...
     Он медленно отступил, его люди за ним.  Медленно  они  сели  на  свои
места. Генри наблюдал за ними, положив бластер на стол и  нацелив  его  на
грудь рыжего.
     Сидя за своим столиком,  Генри  отлично  видел  и  входную  дверь,  и
четверых в конце комнаты.  Медленно  тянулись  минуты.  Мужчины  о  чем-то
шептались. Хоуд встал, осторожно подошел к Генри,  посмотрел  на  бластер.
Его язык вывалился изо рта, облизал верхнюю губу.
     - Слушай, - начал он.  У  него  был  слабый,  хриплый  голос,  как  у
человека, которого когда-то слишком сильно придушили. - Расти сказал... Он
хочет заключить сделку...
     Генри взглянул на него одним глазом.
     - Сделка эта - что-то купли-продажи. У  тебя  есть,  что  нужно  нам,
понимаешь? А у нас есть то, что нужно тебе.
     Генри сидел в темной кабинке, не  убирая  пальца  с  курка  бластера,
нацеленного на грудь Хоуда, и молча ждал.
     - Ты отдаешь  Расти  бирки  и  получаешь  ее  назад  -  в  целости  и
сохранности.
     Глаза Генри сверкнули из-под седых, косматых бровей.
     - Она у нас, вот так-то, - сказал Хоуд. Он попятился к своему  столу,
не сводя глаз с Генри. - Слушай, я только  передаю  послание.  Я  не  тот,
кто...
     Он порылся в кармане, извлек из него маленький предмет, завернутый  в
клочок грязной бумаги. Через мгновение Генри увидел  в  его  руке  золотую
цепочку, на которой висел большой фиолетовый камень в  оправе  из  золотой
проволоки.
     - Расти сказал, что когда ты это увидишь, то поймешь...
     От качающегося камня разлетались цветные блики. Это был  превосходный
аметист,  сорок  карат,  который  отполировали,  сохранив  при  этом   его
природную форму. В последний раз Генри видел его на шее Дульчии...
     Он встал, порывисто вышел из кабины. Хоуд снова облизал губу.
     - Так что, ты не будешь ничего делать, или...
     Генри изо всех сил ударил Хоуда по ключице стволом  бластера,  тот  с
пронзительным воплем отшатнулся, упал  на  спину.  Капитан  размахнулся  и
двинул его ногой под ребра. Хоуд встал на четвереньки,  заполз  под  стол.
Мужчины, сидевшие у бара,  стали  поворачиваться,  их  рты  раскрылись  от
изумления. Генри подошел к столу, где его ждали Расти и  двое  его  людей.
Рыжий громила поднялся, шагнул в  сторону  капитана,  остановился  и  стал
ждать, засунув пальцы под ремень. Оставшиеся двое отодвинулись  назад,  не
спуская глаз с бластера.
     - Успокойся, папаша, - тихо проскрежетал Расти.  Когда  дуло  было  в
пяти футах от него, он сделал шаг назад. - Девочка у нас, ты  это  знаешь.
Так что лучше давай сотрудничать.
     Генри обошел вокруг и встал так, чтобы держать в поле зрения дверь  и
мужчин у стойки.
     - Опусти бластер, - сказал  Расти.  -  Теперь  тебе  не  придется  им
воспользоваться. Положи его вот сюда на стол и пошли  со  мной.  Я  отведу
тебя к девчонке.
     Прищурившись, он наблюдал  за  Генри.  Капитан  стоял,  не  двигаясь,
нацелив оружие на рыжего.
     - Ради всего святого, скажи хоть что-нибудь, - рявкнул  Расти.  -  Ты
ведь не хочешь, чтобы малышку убили из-за каких-то вшивых бирок...
     Генри сделал резкое движение. Расти  вздрогнул,  руки  его  дернулись
вверх.
     - Ну давай, черт тебя дери...
     Генри швырнул бластер на пол, повернулся и  пошел  к  двери.  За  его
спиной быстро зашептались. Расти, оттолкнув его, прошел к выходу, рука его
сжимала бластер. Он с ухмылкой распахнул дверь и сделал приглашающий  жест
пистолетом.
     - Дедуля, я уж было подумал, что  у  тебя  крыша  поехала.  А  теперь
пошли, повидаемся с человеком, у которого есть, что тебе сказать...
     Взгляд Расти переметнулся на мужчин у стойки,  которые,  открыв  рты,
наблюдали за происходящим.
     - А вы, придурки, ничего не видели, - рявкнул он. -  В  таком  случае
считайте, что вам повезло, поняли!
     Генри пошел  вслед  за  рыжим  на  улицу,  влез  на  пыльный,  старый
турбокад.  Мотор  заревел  и  машина  поехала  к  огням  громадных  башен,
возвышавшихся за портом. Когда они поворачивали за угол, взгляд Генри упал
на высокую фигуру Бартоломью. Он стоял на обочине и смотрел им вслед.
     Они приехали в грязный  отель,  комнаты  которого  были  нанизаны  на
кособокий каркас здания,  словно  картонные  бусины.  Войдя  внутрь  через
заднюю дверь, они прошли мимо переполненных мусорных корзин, поднялись  на
скрипучем лифте на десятый этаж, прошли по наклонному полу к двери,  перед
которой расположились,  сосредоточив  все  внимание  на  зубочистках,  два
неприятных типа в дешевой и яркой одежде. Их глаза впились в Генри.  Расти
прошел между ними, толкнул плечом дверь, не отнимая руки от бедра.
     - Я с тебя глаз не спускаю, папаша, - сказал  он  мягко.  -  Так  что
никаких выдумок!
     Убранство комнаты  было  кричащим.  Поляризованные  панели  испускали
пурпурный  свет,  падавший  на  сплетенные  из   ослепительно   блестящего
полиэтилена ковры. Стены были увешаны подлинными картинами,  изображавшими
сцены из ночной жизни на  экзотических  планетах.  В  каждом  углу  горела
затененная лампа.  На  обитом  желтым  плюшем  с  высокой  спинкой  кресле
восседал сенатор Бартоломью, на нем был  тесный  деловой  костюм  строгого
покроя, застегнутый на все пуговицы.
     Он  бросил  быстрый  взгляд  на  Генри,  глаза  его  округлились   от
изумления, рот непроизвольно открылся. Стоявший за спиной  капитана  Расти
хмыкнул.
     - Я вам говорил, что Таскер не предал вас,  его  вывели  из  игры,  -
сказал он. - Как-нибудь я попрошу папашу рассказать мне, как  ему  удалось
завершить свой поход.
     - Где... - глаза Бартоломью  смотрели  мимо  Генри.  Он  закрыл  рот,
впился пальцами в подлокотники. Лицо его побледнело. - Где мой мальчик?  -
хрипло проговорил он.
     - Папаша был один, - сказал Расти.
     Бартоломью неохотно посмотрел на Генри.
     - Где он? - Казалось, его голос вот-вот сорвется.
     - Папаша на особенно разговорчивый, - сказал Расти. - Может, ему надо
помочь...
     Он направился к Генри.
     - Нет! - поднял руку Бартоломью. - Он заговорит,  -  сенатор  уже  не
сводил глаз с лица Генри. - Где Лэрри? Он не причинил тебе зла. Отдай  мне
моего мальчика и...
     Он глотнул.
     - Я прослежу, чтобы тебя вознаградили за твои усилия.
     - Я сказал ему, что девчонка у нас, - перебил Расти.
     На лице Бартоломью появилось выражение безвольного отчаяния,  которое
тут же сменилось дикой яростью.
     - Ты... бестолковый идиот!
     Расти не спеша подошел к креслу,  посмотрел  вниз,  на  красное  лицо
сенатора.
     - Возможно, у себя на Элдерберри  или  где-нибудь  еще  вы  и  Мистер
Большая Шишка, но здесь командую я. Да,  я  упомянул  о  девчонке.  Я  был
вынужден это сделать, - он хрипло хохотнул.  -  Старик  направил  на  меня
бластер.
     Бартоломью вылез из кресла.
     - Где мой мальчик? - требовательно спросил  он.  Вытащив  из  кармана
надушенный платок, он промокнул лоб. Потом перевел глаза на  рыжего.  -  Я
должен знать! Где он?
     - Остыньте, сенатор. Я могу это выяснить, только леденцы я  раздавать
не собираюсь.
     -  Хорошо.  Делайте  то,  что  нужно  сделать.  -  Бартоломью   снова
погрузился в кресло и посмотрел на Генри.
     - Ты слышал это, дедушка... - Расти прищурился. - Я не люблю  обижать
калек, но дело есть дело...
     - Если хочешь увидеть девчонку живой - лучше говори,  -  перебил  его
Бартоломью.
     - Заткнитесь, сенатор, - проревел Расти. - Иногда из-за  вас  у  меня
возникает чувство, что я занимаюсь гнусным шантажом. Сенатор знает  все  о
корундовой шахте. Каждый год вы  подбрасывали  на  рынок  парочку  славных
камней для того, чтобы безбедно жить. Он  тебя  вычислил,  узнал,  где  ты
бывал, и пришел к выводу, что шахта - на  Коразоне.  Затем  уговорил  тебя
принять участие в гонке. Он потратил на это время и деньги, и хочет, чтобы
с ним рассчитались. Тебе это понятно, папаша? Так что давай. Где бирки?
     - Не в бирках сейчас дело, - вмешался Бартоломью. - Мой мальчик...
     - Ты послал парня в Отдел Регистрации, - продолжал рыжий. - Но он  не
дошел...
     - Он послал человека? Может, это Лэрри...
     - Нет, этот парень драчун. Он уложил двоих моих ребят  и  смылся,  но
никаких бирок не зарегистрировал. Наверное, это  какой-нибудь  бродяга,  с
которым папаша здесь познакомился и пообещал с ним поделиться.
     - Поделиться... Я ему поделю... -  Бартоломью  рванулся  к  Генри.  -
Теперь я понимаю, почему ты потребовал, чтобы доходы были разделены  между
тобой и Лэрри. Ты убил его - а теперь думаешь, что тебе удастся прибрать к
рукам все...
     Расти оттолкнул Бартоломью в сторону.
     - Вы сильно разволновались, сенатор. Идите присядьте. Это мое дело, -
он взглянул  на  Генри  и  вздохнул.  -  Лучше  отдавай,  старик.  Где  ты
познакомился со своим напарником? Где расположена шахта? И, между  прочим,
где сенаторское дитятко?
     - Почему он молчит? - завизжал Бартоломью.  -  Почему  он  ничего  не
говорит?
     - Наверное, вы действуете ему на нервы... - гавкнул Расти.
     - Я убью девчонку! - заорал Бартоломью. - Клянусь, я убью ее...
     - Не уроните свой парик, сенатор! Может,  этот  парень  и  не  убивал
вашего сынулю. Может быть, он просто  испытывает  естественную  страсть  к
камешкам. В конце концов, он их нашел...
     - Если Лэрри мертв, я убью ее! - Бартоломью ткнул  пальцем  в  тощего
мужчину, спокойно стоявшего у стены. - Приведи ее, я покажу ему, что я  не
просто болтаю...
     Тощий открыл дверь в смежный  номер  и  через  полминуты  втолкнул  в
комнату Дульчию. Ее руки были связаны широким ремнем, изо рта торчал кляп.
Она посмотрела на Бартоломью, потом на Генри. По ее щекам потекли слезы.
     За входной дверью послышался шум. Затем короткие  "бух"-"бух",  затем
упало что-то тяжелое. Рука Расти дернулась, он выхватил  двухмиллиметровый
нидлер и ринулся к двери.
     Генри быстро шагнул в  сторону,  выставил  ногу,  зацепил  рыжего  за
лодыжку, и когда тот стал падать,  сильно  ударил  его  сзади  по  шее.  В
противоположном углу комнаты завопил тощий, отскочил от  Дульчии,  потянул
руку к...
     Она наступила ему на ногу каблуком,  бросилась  на  него,  они  упали
вместе на пол. Когда Генри повернулся, Бартоломью нырнул под стол, пытаясь
выхватить пистолет...
     Дверь  распахнулась  настежь.  В  проеме  стоял  Лэрри  Бартоломью  с
бластером в руке. Тощий оттолкнул Дульчию, вскинул пистолет...
     Лэрри  выстрелил,  тощий,  раскинув  руки,  рухнул  на   пол.   Лэрри
повернулся к сенатору и оцепенел, увидев своего отца.
     Пистолет сенатора дернулся, глухой выстрел  эхом  отозвался  в  углах
комнаты. Лэрри отбросило в сторону к стене, из спины его  брызнула  кровь.
Потом он упал лицом вниз, испустив долгий выдох.
     - Стойте на месте, - сказал сенатор высоким, почти визгливым голосом.
- Вы видели, что я застрелил  этого  человека.  Я  убью  вас  обоих,  если
потребуется. А теперь отвечайте, или...
     За дверью щелкнуло ружье. Бартоломью вздрогнул и швырнул  пистолет  в
сторону. Выражение его лица изменилось, стало  отрешенным.  Он  наклонился
вперед, упал на желтое кресло, затем свалился с него на пол.
     Тяжелый Джо Саджо пропихнул  свою  тушу  в  дверь  и  остановился,  с
улыбкой оглядывая комнату. Увидев Генри, он нахмурился. Улыбка  исчезла  с
его лица. Толстый язык вывалился изо рта, стал облизывать губы.
     - Энрико, крошка. Я слышал, что тебе досталось.
     Из-за  его  спины  вышел  маленький  человечек  в  тесной  куртке   и
спортивной кепке, осмотрелся по сторонам.
     - Вот такие гостинцы я люблю, - сказал он гнусаво. - Никто не сует  в
твои дела свой нос, только из-за того, что палят пистолеты.
     Генри прошел мимо него, наклонился к Лэрри, перевернул его на  спину.
Сбоку в груди юноши зияла рваная рана. Его дыхание  было  поверхностным  и
шумным. Генри незаметно сунул руку в  нагрудный  карман  Лэрри  и  вытащил
красные бирки.
     - Что, малышу плохо? - Саджо стоял за спиной  Генри,  глядя  вниз  на
молодого Бартоломью...
     Капитан  встал,  покачал  головой,  подошел  к  Дульчии,   помог   ей
подняться, вытащил изо рта кляп.
     - Ой, дедушка, - она улыбнулась сквозь слезы. Он порылся  в  кармане,
непослушными пальцами вытащил нож,  разрезал  ремень.  Она  обхватила  его
руками за шею.
     - Мы... думали ты умер...  Прошло  столько  времени...  Затем  мистер
Бартоломью пригласил меня поехать с ним... попытаться тебя найти...
     На полу заворочался тощий, он сел и завыл.  Саджо  дернул  головой  в
сторону человека в кепке.
     - Позаботься об этих болванах, Джонни, и приведи врача для мальчика.
     - Послушайте, - захрипел тощий. - Я много  знаю,  понятно.  Приведите
мне врача, и обращайтесь со мной, как следует. Этот  старик  нашел  шахту,
сенатор знает о ней...
     Саджо подошел к Генри.
     - Я ничего не имею общего с этим, Энрико, ты знаешь, я в их  игры  не
играю...
     - Послушайте! - тощий продолжал  болтать,  отбиваясь  от  человека  в
кепке, пытавшегося  его  оттащить.  -  Это  корундовая  шахта,  вы  должны
выслушать! Камни с голубиное яйцо! Он знает, где она, клянусь...
     - О чем это он говорит? - Саджо подошел к тощему, нанес  ему  удар  в
висок. Тощий упал.
     - Выброси его на улицу.  Он  сумасшедший.  Затем  быстро  давай  сюда
врача, - Саджо  взглянул  на  Дульчию,  обнажив  в  улыбке  золотые  зубы,
поклонился.
     - Я слышал о твоей юной леди, Энрико, но я  не  знал,  что  она  твоя
правнучка. Иначе я бы давным-давно расправился с этим ничтожеством.
     - Дедушка, Лэрри... он... умер ТАМ?
     Генри мотнул головой  в  сторону  высокого,  широкоплечего  человека,
лежащего на полу. Взгляд Дульчии переместился  на  него.  Она  вскрикнула,
бросилась к юноше.
     - Лэрри! О, Лэрри... Дедушка, с ним все будет хорошо?
     Генри кивнул. Саджо поймал его взгляд.
     - Маленькая леди теперь в порядке, Энрико. Через минуту  здесь  будет
врач - для мальчика. Так что, думаю, пора перейти к делу, -  он  посмотрел
на пустую кобуру на бедре  капитана.  Затем  наклонился,  поднял  пистолет
Лэрри, сунул его в руку Генри.
     - Может, тебе нужно вот это?
     Генри сунул пистолет в кобуру. Дульчия подняла на него глаза.
     - Дедушка, куда ты идешь?
     - Все в порядке. Твой дедушка и я должны уладить одно дело,  -  Саджо
кивнул Генри. - Я присмотрю за ней.
     Генри кивнул. Саджо улыбнулся, но глаза его были холодными.
     - Скоро увидимся, Энрико-крошка...
     Генри вышел из гостиницы. Смеркалось.  Он  бросил  взгляд  на  улицу,
заметил светящуюся панель бара. Войдя внутрь, Генри знаком попросил подать
бутылку, взял ее и стакан, и сел за столик.
     Он налил себе, выпил, затем посмотрел  на  скрюченные  пальцы  правой
руки. Капитан попробовал их согнуть; они были словно из  ржавого  металла.
Он схватился за  рукоять  бластера,  пытаясь  сомкнуть  пальцы  как  можно
плотнее.
     - Все равно, что пытаться поднять кусок  льда  бумажными  щипцами,  -
подумал он.
     Генри сунул оружие в кобуру,  снова  выпил.  Затем  встал,  вышел  на
залитую электрическим светом  улицу  и  медленно  побрел  по  пластиковому
тротуару на запад, к площади.
     Широкая площадь была пуста, зловеще зияли темные рты пустынных  улиц.
Резкие квадраты света - окна Отдела регистрации - превращались  в  бледные
прямоугольники на залитом маслом тротуаре. В соседнем квартале  визжала  и
грохотала музыка, звенели голоса, здесь же,  на  безлюдной  площади,  было
тихо. Генри отошел от стены. На противоположной стороне шевельнулась тень.
Появился Тяжелый  Джо  Саджо,  подпоясанный  широким  ремнем,  на  котором
болтался тяжелый бластер.
     - Думаю, теперь мы в  расчете,  Энрико,  -  мягко  проговорил  он.  -
Однажды ты дал мне уйти, я же только что помог тебе... А здорово вот  так:
только ты и я, как в старые времена...
     Генри уверенно шел к светящейся двери,  находившейся  где-то  посреди
одной из сторон площади.
     - Этот мальчик, твой напарник, с ним все в порядке. Когда  я  уходил,
он мило беседовал с маленькой леди. Они славная пара,  Энрико,  ты  должен
гордиться.
     До двери было сто футов. Генри шел медленно, жалея колено.
     - Да, Энрико, твое появление  здесь  прошлой  осенью  было  настоящим
ударом. Я на старости лет совсем поглупел и не думал, что ты имеешь  здесь
интерес.  Корунды,  да,  Энрико?  Эти  драгоценные  камни  хороши.  Я   их
по-настоящему полюбил. На них приятно смотреть, правда. Не то, что грязные
деньги...
     Тяжело ступая, Саджо двинулся в его  сторону:  здоровенный,  плотный,
волевой человек, уже стареющий, но не ставший слабее...
     Он остановился в  пятидесяти  футах,  глядя  в  лицо  Генри.  Капитан
увидел, как его язык коснулся верхней губы, как блеснул золотой зуб.
     - А ты храбро сражался, Энрико. Я слышал,  ты  обыграл  Таскера.  Это
хорошо. Он мне никогда не нравился. И ты проделал большой поход назад. Эту
историю я буду  рассказывать  своим  внукам,  только  я  как-то  забыл  их
завести.
     Генри шел дальше, где-то вдалеке монотонно кричала ночная ящерица.
     - Послушай, Энрико, - ты поделишься сейчас, понял? Я слышал, там всем
хватит. У тебя есть право, а как же я? По очкам я выиграл, так ведь?
     Теперь их разделяли только  тридцать  футов.  Саджо  прищурился.  Его
плечи напряглись.
     - Пора решать,  Энрико,  -  прорычал  он.  -  Ты  не  очень-то  много
говоришь, крошка, ладно. Но сначала ты дашь мне ответ, а потом  войдешь  в
эту дверь. И предупреждаю тебя, Энрико, следующее мое  слово  будет  очень
важным. И последним... - рука Саджо потянулась к кобуре.
     Генри остановился, широко расставив ноги, готовый напасть.
     - Капитан!
     Генри резко повернулся. Сзади, с противоположного конца площади,  шел
Лэрри Бартоломью. Свежая бинтовая повязка  белела  под  открытой  курткой,
руки были расставлены в стороны.  От  пистолета,  болтавшегося  на  бедре,
отражался тусклый свет.
     - Назад, капитан, - крикнул  он  Генри.  -  Назад,  туда,  откуда  вы
пришли...
     Генри взглянул через плечо на Саджо.  Рука  его  коснулась  бластера.
Генри был зажат между ними. Он протянул негнущуюся руку к  своему  оружию,
снова посмотрел на Лэрри. На бегу, доставая  бластер,  Лэрри  обходил  его
справа.  Пистолет  Саджо  выстрелил  далеко  от  Генри  в  сторону  Лэрри.
Бартоломью остановился в семидесяти ярдах от  них,  держа  пистолет  перед
собой, и положив левую руку на  бедро.  Пистолет  Саджо  снова  выстрелил.
Бластер Лэрри дернулся, выстрелил в ответ.  Саджо  отпрыгнул  и  повалился
назад. Его оружие отлетело, он согнулся,  зарылся  лицом  вниз,  тело  его
обмякло.





     Солнце было теплым. Генри сидел, подставив лицо под его лучи. Рядом с
ним  на  бортике  бассейна  сидела  Дульчия  и  расчесывала  свои  длинные
светло-золотистые волосы. За ее  спиной  искрились  всеми  цветами  радуги
брызги фонтана.
     - Я так рада за твою руку,  дедушка,  -  проговорила  она.  -  Доктор
Спренглер сказал, что она почти здорова. Пожалуйста, позволь ему  заняться
твоим коленом...
     Генри покачал головой. Дульчия засмеялась.
     - Дедушка, нет необходимости разговаривать знаками. Твой голос совсем
как новенький.
     - Пустая трата денег, - хрипло сказал Генри. - Хотят  мне  пересадить
глаз. Зачем? Я и одним могу  видеть  всю  глупость,  какую  мне  захочется
увидеть.
     - Пожалуйста, не надо, дедушка. Ты должен так гордиться! Никто другой
не смог бы сделать то, что сделал ты  -  открыта  целая  новая  вселенная.
Адмирал Хейл в своем письме назвал его величайшим  открытием  тысячелетия.
Ты теперь Коммодор.
     - Посмертное повышение, - проворчал Генри. - Да и не  я  это  сделал.
Лэрри...
     - Лучше не будем говорить  о  Лэрри,  -  оборвала  его  Дульчия.  Она
отшвырнула щетку, взяла в руку яркий камешек и уставилась на него.
     - А куда, черт возьми, подевался этот мальчик? Почти не видел  его  с
тех пор, как мы вернулись.
     - Думаю, заключает новые сделки. Жаль, что ты не видел его, когда  мы
приземлились. Там были некоторые из тех ужасных людей, которые работали на
его отца - член Совета Хоггер подошел и начал  говорить  о  том,  что  они
лучшие друзья сенатора. Я хотела ему  сказать,  что  он  должен  стыдиться
этого. Я думала, Лэрри скажет, чтобы они отстали от него, что он не  хочет
иметь ничего общего со всеми этими бесчестными политическими делами, а он,
знаешь, что сделал?  -  Дульчия  возмущенно  посмотрела  на  Генри.  -  Он
принялся пожимать им руки и  говорить,  как  он  рад  вернуться  к  началу
большой  кампании  и  что  у  него  есть  идеи  относительно  кандидата  в
Галактический Совет.
     - Мальчика нельзя винить, политика - единственное, что он знает...
     - Теперь он должен знать намного  больше!  Дедушка,  Лэрри  провел  с
тобой на Коразоне почти год. И он видел, что на  самом  деле  представляет
собой его отец...
     - Дульчи, девочка моя, нельзя требовать, чтобы человек отвернулся  от
своего отца - что бы ни произошло.
     В доме раздался звонок. Дульчия подняла глаза. В  двери  стоял  Лэрри
Бартоломью,  высокий,  плечистый,  с  аккуратно  подстриженными  волосами.
Легкая улыбка играла на его  губах,  подчеркивая  правильные  черты  лица.
Крошечные, лопнувшие от мороза, кровеносные сосуды под кожей щек придавали
ему вид пышущего здоровьем человека. Он был одет по последней  моде,  а  в
руке держал ящик.
     Юноша пересек лужайку, пожал руку Генри, повернулся к девушке.
     - Дульчия, я хочу извиниться за свое невнимание в  течение  последних
нескольких недель. Я был связан...
     - Знаю. Политика, - резко сказала Дульчи.
     Лэрри вытащил ножки  маленького  переносного  экрана,  установил  его
перед Генри.
     - Будут передавать  результаты  выборов,  -  сказал  он.  -  Я  хотел
убедиться, что вы...
     Дульчия подскочила.
     - Ты знаешь, что дедушка думает о твоем Статистически  Среднем!  Нет,
Лэрри! Я скрываю все это от него! Я не хочу, чтобы он расстраивался!
     - Но сейчас идет окончательный опрос делегатов, Дульчия!  Это  важный
момент; первый делегат Алдорадо в Галактический Совет.
     - Меня это не интересует! Здесь так мирно...
     - Все в порядке, - мягко вмешался Генри, - мы не можем всю жизнь быть
отрезаны от мира. Включай, Лэрри.
     - Спасибо, капитан, - Бартоломью покрутил ручку настройки.
     - ...кандидат от новой партии  Статистически  Превосходного,  которую
возглавляет Лоуренс Бартоломью, сын покойного сенатора... - загудел голос.
     Лэрри убавил голос.
     - Капитан, последние семь недель были просто лихорадочными, -  сказал
Лэрри. - Я прибыл в критический момент.  Организация  моего  отца,  ожидая
моего возвращения, не прибегала  к  своему  главному  козырю.  Я  принялся
тратить деньги там, где они помогли  бы  сделать  то,  что  надо,  быстрее
всего.
     Дульчия пристально посмотрела на Бартоломью.
     - Тебе должно быть стыдно признаваться в том, что ты использовал свои
деньги, чтобы повлиять на результаты голосования?
     -  Почему?  В  конце  концов,  такова  система.  Я  узнал  от  твоего
прадедушки, что нет смысла размахивать флагами; если ты во что-то  веришь,
добивайся этого - любым способом, каким бы не пришлось.
     Дульчия отшвырнула яркий камень и пошла прочь.
     - Дульчия... - бросился за нею Лэрри.
     - Пусть идет, - сказал Генри. - Давай послушаем, что там происходит.
     Бартоломью прибавил звук. С маленького экрана продолжал орать человек
с огромным ртом и искусственными волосами.
     - ...список избранных делегатов от их сектора. А теперь влияние  всей
Северной  группы  будет  направлено  в  поддержку  кандидата   от   партии
Статистически Превосходного! Появление этой партии буквально  в  последнюю
минуту кампании  имело  потрясающий  эффект  -  результат  организационных
способностей и  напористости  молодого  Бартоломью!  Голосует  делегат  от
Сиорда, и... да! Демократы  склоняются  в  сторону  новой  партии!  Теперь
делегаты  торопятся  отдать  свои  голоса,  все  хотят   закрепить   успех
победителей...
     Громкая музыка поглотила крик диктора. Бартоломью переключил канал.
     - ...и теперь журналисты считают, что  голосование  за  кандидата  от
партии Статистически  Превосходного  идет  по  нарастающей,  делегация  за
делегацией закрепляют ошеломляющую победу "темной лошадки"...
     И вот, наконец! Провинциальный Президент Кродфоллер проиграл Лоуренсу
Бартоломью, кандидату  от  партии  Статистически  Превосходного.  Толпа  в
штаб-квартире выборов сходит с ума  от  восторга.  Теперь  Алдорадо  имеет
своего делегата в Галактическом Совете! Вот и все, ребята!
     Послышался какой-то шум у микрофона.
     - Слушайте все! -  снова  зазвучал  голос  диктора,  заикавшегося  от
волнения. - Краткое сообщение...
     - Марк Хенфорт, Председатель Галактического  Совета,  который  сейчас
заседает на Земле, только что оказал Алдорадо новую честь. Выступая  перед
Советом всего час назад, он, в  частности,  сказал:  "...Сейчас,  когда  в
Совет входит новая планета, подходящий  случай  отдать  дань  жителю  этой
планеты, у которого давно в долгу вся человеческая раса.  Уважаемые  члены
Совета, я имею в виду  Коммодора  Генри  с  Алдорадо,  который,  по  моему
мнению, заслужил титул и привилегии Гражданина  Расы  несколько  поколений
назад, но посчитал необходимым открывать еще  новые  миры,  которые  будет
осваивать человеческая раса, прежде чем нам, медлительным людям, напомнили
о необходимости воздать ему должное.
     ...Я предлагаю, следовательно, чтобы без промедления, в то же  время,
когда новый делегат с Алдорадо приступит к исполнению своих обязанностей и
пройдет процедуру обретения Вечной Жизни, обязательную для делегата, право
на ту же процедуру было предоставлено Коммодору Генри, так  как  он  давно
заслужил эту награду, посвятив свою жизнь будущему человеческой расы..."
     Диктор продолжал бубнить. Но дверь дома распахнулась, из нее выбежала
Дульчия с горящим от радости лицом и слезами на глазах.  Она  бросилась  к
старику.
     - Дедушка! Ты слышал? Теперь ты обретешь Вечную Жизнь и... и... - она
посмотрела на Лэрри. - Лэрри! Почему ты ничего не сказал?  Ты,  наверняка,
знал,  что  произойдет  нечто  подобное!  Президент  Совета  -   сторонник
расширения границ, как и твоя новая партия...
     - Он знал! - проворчал Генри, глядя поверх ее головы на Лэрри.  -  Он
все это и устроил, правда, мальчик  мой?  Хенфорт  никогда  бы  не  сделал
подобный жест, да еще в такой момент, если бы не было какой-то причины.
     Дульчия повернулась и пристально посмотрела на Лэрри, который  слегка
смущенно рассмеялся.
     -  Политика,  Дульчи,  -  согласился  он.   -   Экспансионистская   и
Консервативная стороны Совета были уравновешены. Новый делегат с  Алдорадо
неизбежно  должен  был  нарушить  это  равновесие.  Я  только  упомянул  о
капитане...
     - Значит, это награда  от  твоей  партийной  группировки!  -  рявкнул
Генри. - Очень мило. А тебе не пришло в голову спросить меня,  хочу  ли  я
быть Гражданином Расы?
     Лэрри посмотрел ему в глаза.
     - Капитан, - сказал он, - мне наплевать, хотите вы или нет. Я был  ни
на что не годен до тех пор, пока вы не взяли меня с  собой.  Именно  Гонка
сделала из меня мужчину. Но пребывание с  вами  на  Коразоне  имело  более
важное значение. Оно встряхнуло меня и научило правильно смотреть на вещи,
и не только те, что касаются меня, но и вас...
     - Меня? - заревел Генри, поднимаясь с кресла.
     - Сядьте, - спокойно сказал Лэрри. -  И  лучше  послушайте  меня.  Вы
можете огранить грубый белесый камень, превратив его в бриллиант,  который
ослепит вас - но с самого начала этот камень должен быть алмазом. Да, меня
надо было огранить, чтобы я засверкал так, как нужно, но я никогда не  был
алмазом, капитан. Может быть, так себе, средненький изумруд, но не больше.
Я - политик, и если  повезет,  то  с  помощью  Дульчи  когда-нибудь  стану
великим политиком, но я никогда не был капитаном Генри!
     - Почему ты думаешь... - перебил его капитан.
     - Я сказал, закройте рот и слушайте, - продолжал  Лэрри,  не  повышая
голоса. - Когда  я  закончу,  скажете  все,  что  хотите.  Я  говорю  вам,
существует только один капитан Генри. И я добился Вечной Жизни не для вас.
Я сделал это для себя, для Дульчи, для всех нас. Вы помните  стихотворение
Киплинга о первопроходце? То, что вы цитировали той ночью, когда мы прошли
через портал на Коразоне? Так вот, помните одну из строф,  ту,  в  которой
говорится:

                   Мне все твердили: "Дальше нет пути.
                   Здесь твой предел. Здесь край цивилизаций.
                   Построй амбар и дом, зерно расти.
                   Здесь сытый рай ты можешь обрести.
                   Лишь укрепи границу у акаций".
                   Но глас в ночи рождался, как порыв:
                   "Неведомое скрыто за пределом..."
                   Как совесть, слаб, но властен был призыв:
                   "Отправься в путь, раба в себе изжив.
                   Преодоленью быть твоим уделом."

     - ...Так вот, это вы, капитан! -  сказал  Лэрри.  -  Сотни  и  тысячи
хороших  людей,  которые  придут  "к  раю  цивилизаций"  и  последуют   по
продолженному вами пути. Это вы, и Господь  свидетель,  человеческая  раса
нуждается в вас!
     Лэрри сделал глубокий вдох.
     - Капитан, я как-то сказал вам, что вы никогда не умрете, - продолжал
он. - Так оно и будет, если это хоть как-то зависит от  меня.  И  если  вы
добровольно не согласитесь пройти процедуру Обретения Вечной Жизни, я  сам
буду держать вас, пока врач не воткнет в ваше тело первую иглу.  Так  что,
пока от меня хоть что-то зависит, я  вам  говорю,  мы  не  собираемся  вас
терять, - и это мое последнее слово!
     Он резко повернулся к девушке.
     - Пошли,  Дульчи...  Пусть  он  побудет  один,  может,  хоть  немного
здравого смысла просочится в эту непробиваемую, как алмаз, голову.
     Лэрри развернулся на каблуках и ушел. Дульчия подпрыгнула и  побежала
за ним.
     - Дульчи! - заревел Генри, в ярости от того, что она покинула его  по
команде этого дерзкого молодого человека. Продолжая реветь,  он  с  трудом
поднялся на ноги, но они уже входили в дом. Генри остался один у бассейна.
     Сердито фыркнув, он упал назад в кресло.
     - Держать меня! - зарычал капитан, побелевший от злости. - Почему...
     Он замолчал и как бы увидел себя со стороны: вот он ревет  и  хрипит,
как разъяренный морж. Постепенно до  Генри  дошла  юмористическая  сторона
этой истории, он отбросил голову назад и рассмеялся.
     Смех очистил его. Наконец-то он  протрезвел.  Конечно,  этот  молодой
нахал прав. И нужно быть самым  последним  идиотом,  чтобы  отказаться  от
возможности обрести бесконечную жизнь и принять участие во всех открытиях,
о которых только может мечтать человек. Генри снова засмеялся, на этот раз
тихо.
     Хейл сделал его Коммодором. Ладно, этим он  его  и  возьмет.  У  него
будет, созданный для полетов в глубоком космосе,  разведывательный  катер,
который протащат через портал кусочек за  кусочком  и  снова  соберут;  он
увидит, что лежит там, за далекими звездами.
     Генри наклонился, поднял яркий камешек, который отбросила  в  сторону
Дульчия.  Это  был  бледно-фиолетовый,  без  единого  изъяна,  аметист   в
двенадцать карат. Он бросил его в бассейн, посмотрел, как камень уютно лег
рядом со своими сверкающими собратьями, покачиваясь и искрясь от  движения
струи воды из природного ключа, которая и вынесла  их  наверх  из  залежи,
находящейся далеко внизу.
     Цветные камни. Из-за них тоже лишались жизни люди. И кто знает, какие
неведомые сокровища могут ждать на далеких планетах...
     Если бы только Дульчия была здесь. Но  человек  не  может  иметь  все
сразу. Жизнь состоит из равных частей радости и печали: весь фокус в  том,
чтобы наслаждаться той,  которую  переживаешь  в  данный  момент  -  и  не
позволять другой заставить тебя забыть, что раз жизнь уже была прекрасной,
она может быть прекрасной снова.
     Генри стоял, глядя в воду, а заходящее солнце окрашивало небо в цвета
драгоценных камней.

Last-modified: Thu, 18 Sep 1997 08:09:25 GMT

Оцените этот текст: