Юрий Коваль. Недопесок ------------------------------------------------------------------------ й Ю.Коваль, 1975, текст Изд. "Оникс 21 век" М., 2000 OCR & Spellcheck by RSI (rsi@sw.uz.gov.ua) 2002 ------------------------------------------------------------------------  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *  ПОБЕГ Ранним утром второго ноября со зверофермы "Мшага" бежал недопесок Наполеон Третий. Он бежал не один, а с товарищем -- голубым песцом за номером сто шестнадцать. Вообще-то за песцами следили строго, и Прасковьюшка, которая их кормила, всякий раз нарочно проверяла, крепкие ли на клетках крючки. Но в то утро случилась неприятность: директор зверофермы Некрасов лишил Прасковьюшку премии, которая ожидалась к празднику. -- Ты прошлый месяц получала. -- сказал Некрасов. -- А теперь пускай другие. -- Ах вот как! -- ответила Прасковьюшка и задохнулась. У нее от гнева даже язык онемел. -- Себе-то небось премию выдал, -- закричала Прасковьюшка, -- хоть и прошлый месяц получал! Так пропади ты пропадом раз и навсегда! Директор Некрасов пропадом, однако, не пропал. Он ушел в кабинет и хлопнул дверью. Рухнула премия. Вместе с нею рухнули предпраздничные планы. Душа Прасковьюшки окаменела. В жизни она видела теперь только два выхода: перейти на другую работу или кинуться в омут, чтоб директор знал, кому премию выдавать. Равнодушно покормила она песцов, почистила клетки и в сердцах так хлопала дверками, что звери в клетках содрогались. Огорченная до крайности, кляла Прасковьюшка свою судьбу, все глубже уходила в обиды и переживания и наконец ушла так глубоко, что впала в какое-то бессознательное состояние и две клетки забыла запереть. Подождав, когда она уйдет в теплушку, Наполеон Третий выпрыгнул из клетки и рванул к забору, а за ним последовал изумленный голубой песец за номером сто шестнадцать. АЛЮМИНИЕВЫЙ ЗВОН Песцы убегали со зверофермы очень редко, поэтому у Прасковьюшки и мысли такой в голове не было. Прасковьюшка сидела в теплушке, в которой вдоль стены стояли совковые лопаты, и ругала директора, поминутно называя его Петькой. -- Другим-то премию выдал! -- горячилась она. -- А женщину с детьми без денег на праздники оставил! -- Где ж у тебя дети? -- удивлялась Полинка, молодая работница, только из ремесленного. -- Как это где! -- кричала Прасковьюшка. -- У сестры -- тройня! До самого обеда Прасковьюшка честила директора. А другие работницы слушали ее, пили чай и соглашались. Все они премию получили. Но вот настало время обеда, и по звероферме разнесся металлический звон. Это песцы стали "играть на тарелочках" -- крутить свои миски-пойлушки. Миски эти вделаны в решетку клетки так ловко, что одна половина торчит снаружи, а другая -- внутри. Чтоб покормить зверя, клетку можно и не отпирать. Корм кладут в ту половину, что снаружи, а песец подкручивает миску лапой -- и корм въезжает в клетку. Перед обедом песцы начинают нетерпеливо крутить пойлушки -- по всей звероферме разносится алюминиевый звон. Услыхав звон, Прасковьюшка опомнилась и побежала кормить зверей. Скоро добралась она до клетки, где должен был сидеть недопесок Наполеон Третий. Прасковьюшка заглянула внутрь, и глаза ее окончательно померкли. Кормовая смесь вывалилась из таза на литые резиновые сапоги. ХАРАКТЕР ДИРЕКТОРА НЕКРАСОВА Цепляясь кормовым тазом за Доску почета, в кабинет директора вбежала Прасковьюшка. Она застыла на ковре посреди кабинета, прижала таз к груди, как рыцарский щит. -- Петр Ерофеич! -- крикнула она. -- Наполеон сбежал! Петр Ерофеич Некрасов вздрогнул и уронил на пол папку с надписью "Щенение". -- Куда? Прасковьюшка дико молчала, выглядывая из-за таза. Директор схватил трубку телефона, поднял над головой, как гантель, и так ляпнул ею по рогулькам аппарата, что несгораемый шкаф за его спиной сам собою раскрылся. Причем до этого он был заперт абсолютно железным ключом. -- Отвинтил лапкой крючок, -- забормотала Прасковьюшка, -- и сбежал, а с ним сто шестнадцатый, голубой двухлеток. -- Лапкой? -- хрипло повторил директор. -- Коготком, -- пугливо пояснила Прасковьюшка, прикрываясь тазом. Директор Некрасов снял с головы шапку, махнул ею в воздухе, будто прощаясь с кем-то, и вдруг рявкнул: -- Вон отсюдова! Алюминиевый таз брякнулся на пол, заныл, застонал и выкатился из кабинета. Про директора Некрасова недаром говорили, что он -- горячий. ДАВИЛО Горячий человек директор Некрасов был тощ и сухопар. Он ходил круглый год в пыжиковой шапке. На своем посту Некрасов работал давно и хозяйство вел образцово. Всех зверей знал наизусть, а самым ценным придумывал красивые имена: Казбек, Травиата, Академик Миллионщиков. Недопесок Наполеон Третий был важный зверь. И хоть не стал еще настоящим песцом, а был щенком, недопеском, директор очень его уважал. Мех Наполеона имел особенный цвет -- не белый, не голубой, а такой, для которого и название подобрать трудно. Но звероводы все-таки подобрали -- платиновый. Мех этот делился как бы на две части, и нижняя -- подпушь -- была облачного цвета, а сверху покрыли ее темно-серые шерстинки -- вуаль. В общем, получалось так: облако, а сверху -- серая радуга. Только мордочка была у Наполеона темной, и прямо по носу рассекала ее светлая полоса. Всем на звероферме было ясно, что недопесок перещеголяет даже Наполеона Первого, а директор мечтал вывести новую породу с невиданным прежде мехом -- "некрасовскую". Узнав о побеге, директор Некрасов и бригадир Филин кинулись к забору. Они мигом пролезли в дырку и сгоряча в полуботинках побежали по следу. -- Сколько раз я говорил -- заделать дырку! -- кричал на ходу директор. -- Так ведь, Петр Ерофеич, -- жаловался в спину ему Филин, -- тесу нету. Очень скоро они начерпали в полуботинки снегу и вернулись на ферму. Переобулись. Прыгнули в "газик", помчались в деревню Ковылкино. Там жил охотник Фрол Ноздрачев, у которого был гончий пес по имени Давило. Ноздрачева дома они не застали. -- Откуда я знаю, где он! -- раздраженно ответила жена. -- Он мне не докладывает. -- Гони в магазин! -- крикнул Некрасов шоферу. Охотник Фрол Ноздрачев действительно оказался в магазине. Он стоял у прилавка с двумя приятелями и смеялся. -- Товарищ Ноздрачев! -- строго сказал директор. -- У нас трагедия. Сбежал Наполеон. Срочно берите вашего кобеля и выходите на след. Охотник Фрол Ноздрачев лениво поглядел на директора и повернулся к нему левым ухом. Охотник имел свой характер, и характер этот шептал Ноздрачеву, что трагедия директора пока что его не касается. Характер Фрола Ноздрачева любил сидеть в теплом магазине с приятелями. -- Я человек занятой, -- недовольно сказал Ноздрачев, -- поэтому интересно, что я за это буду иметь? Какие привилегии? -- Немалые, -- ответил Некрасов. . Через полчаса русский гончий Давило -- огромный широкоплечий пес с печальными глазами -- был поставлен на след у забора. -- Давай! Давай! -- орал на него Ноздрачев, которому посулили премию. Давило обнюхал следы, и запах показался ему противным. Жесткий, железный. Нехотя, без голоса, побежал Давило по следу. СНЕЖНОЕ ПОЛЕ Пролезши сквозь дыру в заборе, песцы быстро побежали в поле, но уже через десяток шагов остановились. Их напугал снег, который был под ногами. Он мешал бежать и холодил пятки. Это был второй снег нынешней зимы. На поле был он пока неглубок, но все же доходил до брюха коротконогим песцам. Точно так напугала бы песцов трава. Раньше им вообще не приходилось бегать по земле. Они родились в клетках и только глядели оттуда на землю -- на снег и на траву. Наполеон облизнул лапу -- снег оказался сладким. Совсем другой, не такой, как в клетке, был этот снег. Тот только сыпался и сыпался с неба, пушистыми комками собирался в ячейках железной сетки и пресным был на вкус. На минутку выглянуло из облаков солнце. Под солнечным светом далеко по всему полю засверкал снег сероватой синевой и лежал спокойно, не шевелился. И вдруг почудилось недопеску, что когда-то, давным-давно, точно так же стоял он среди сверкающего поля, облизывал лапы, а потом даже кувыркался, купался в снегу. Когда это было, он вспомнить не мог, но холодные искры, вспыхивающие под солнцем, вкус снега и свежий, бьющий в голову вольный его запах он помнил точно. Наполеон лег на бок и перекувырнулся, взбивая снежную пыль. Сразу пронизал его приятный холодок, шерсть встала дыбом. В драгоценный мех набились снежинки, обмыли и подпушь, и вуаль, смыли остатки робости. Легко и весело стало недопеску, он бил по снегу хвостом, раскидывал его во все стороны, вспоминая, как делал это давным-давно. Сто шестнадцатый кувыркаться не стал, наверно, потому, что не вспомнил ничего такого. Окунул было в снег морду -- в нос набились морозные иголки. Сто шестнадцатый нервно зафыркал. Наполеон отряхнулся, будто дворняжка, вылезающая из пруда, огляделся и, наставивши нос свой точно на север, побежал вперед, через поле, к лесу. Сто шестнадцатый поспешил за ним, стараясь повыше выпрыгивать из снега. У стога, который высился на опушке, Наполеон Третий остановился. Снег был здесь изрыт. На нем отпечатались какие-то звезды, от которых пахло приятно и враждебно. Это были лисьи и песьи следы. Вдруг под снегом кто-то свистнул в тоненькую косточку. Недопесок прыгнул, прихлопнул снег лапой и вытащил наружу полевую мышь. В ЛЕСУ Мышей у стога оказалось полно. Попискивая, шныряли они в перепревшем сене, и Наполеон гонялся за ними, хлопал по снегу лапами и хвостом. Сто шестнадцатому тоже хотелось поохотиться на мышей, да больно уж непривычным было такое дело. Вдруг прямо из-под носа у него выскочила мышь. Сто шестнадцатый схватил ее, проглотил и подпрыгнул от ужаса. Перепуганные мыши спасались под стогом. Наполеон раскопал в сене пещерку, засунул туда нос. От крепкого сенного запаха закружилась голова. Пахло сено душными июльскими грозами, ушедшим летом. Мыши затаились, и песцы бросили охоту, побежали к опушке леса. Пересекли березняк, добрались до больших деревьев. Это были старые елки. На их макушках гроздьями висели зрелые медные шишки. У подножия, куда не навалило еще снегу, ярко зеленел мох, а толстые стволы облеплены были серыми звездами лишайника. Морозной смолой пахли подошвы деревьев, стволы опасно уходили вверх, сплетались там ветвями и вливались в небо высоко над головой. Вдруг сверху послышался тревожный и сильный стук. В красном грозовом шлеме на осине сидел черный дятел, долбил дупло. Заметив песцов, он крикнул пронзительно, расставил в воздухе бесшумные крылья, нырнул в еловый сумрак. На крик его прилетела сорока. "Страх-страх!" -- сварливо закричала она. Наполеон тявкнул в ответ, угрожающе взмахнул когтистой лапой. Но сороку это только раззадорило. С дерева на дерево перелетала она над песцами и кричала на весь лес: дескать, вот они, беглецы со зверофермы, лови их, держи! Под крик сороки песцы выскочили на вырубку, заваленную ломаными березками, выкорчеванными пнями. Здесь, под кучей еловых веток, спал заяц-беляк. Он гулял-жировал всю ночь и спал теперь крепко и спокойно. Шорох снега и сорочий крик разбудили его. Длинноухий, с выпученными глазами, он с треском выскочил из-под земли у самых ног Наполеона и пошел сигать по вырубке, перепрыгивая пеньки. Песцы замерли от ужаса, а потом дунули в другую сторону. Сорока растерялась. Не могла сообразить, что теперь делать, за кем лететь, над кем трещать. Она раздраженно уселась на ветку козьей ивы, закрутила зеленой головой. Настроение у нее совсем испортилось. Неподалеку, под елками, вдруг зашуршал снег, послышалось сопение, и на вырубку выбежал гончий Давило. Он равнодушно глянул на сороку, добежал до заячьего следа и тут оживился. Фыркнул вправо, влево, а после засунул нос свой, похожий чем-то на кошелек, прямо под кучу еловых веток. Задрожал от радости собачий хвост, и вылетели песцы из гончей горячей головы. Давило рявкнул басом и побежал по новому следу, с удовольствием вдыхая сладкий заячий запах. Загремел голос Давилы под сводами елок -- звонкой цепью потянулся по лесу, отмечая путь зайца. Недалеко протянулась цепь, дошла до опушки, заглохла на минутку, и тут на конце ее, как двойной колокол, ударил гром. Сорока слетела с козьей ивы и низом-чизом, незаметно, быстро и неторопливо скрылась из глаз. КТО СТРЕЛЯЛ? -- Что такое? Что еще такое?! Кто стрелял? Близкий, неожиданный выстрел ошеломил директора Некрасова, пыжиковая шапка вздрогнула на голове. Директор стоял на опушке леса в высоких сапогах-броднях, а на руках его были дворницкие рукавицы -- хватать в случае чего песцов. Выстрела директор никак не ожидал. Наполеон нужен был живым. -- Кто стрелял?! Кто стрелял, я вас спрашиваю?! -- грозно повторил директор. -- Ясно кто, -- угрюмо ответил бригадир Филин, который шевелился неподалеку в кустах, стараясь замаскироваться. -- Обормот Ноздрачев. Из лесу выскочил Давило. Он был радостно возбужден, шоколадные глаза его налились кровью. -- Ноздрачев! -- сурово крикнул директор. -- Это ты стрелял? -- Да я тут косого зашиб, -- послышался низкий, идущий из самой глубины души голос. Скоро и сам Ноздрачев вывалился на опушку. От него валил азартный охотничий пар. Заяц, который всю ночь гулял-жировал, болтался теперь у пояса. За три шага пахло от Ноздрачева кислым бездымным порохом "Фазан". -- Токо выхожу на просек, -- возбужденно стал объяснять Ноздрачев, -- косой чешет. Я ррраз через осинки... -- Где песцы? -- Песцы-то? -- растерялся охотник. -- Наверно, круги делают. Директор Некрасов всего секунду глядел на охотника Фрола Ноздрачева, но и за эту секунду взглядом успел многое сказать. Оправивши шапку, директор повернулся к охотнику спиной и направился обратно на звероферму. За ним поспешил бригадир. -- Погоди, погоди, -- вслед ему сказал Ноздрачев. -- Не волнуйся. Сейчас догоним. Я тут все кругом знаю, не уйдут. Звероводы даже не обернулись. По снежному полю уходили они от охотника, и вместе с ними уходила премия. Тут вспыхнул охотник Фрол Ноздрачев, и по лицу его пошли багровые полосы, похожие на северное сияние. Вспышки сияния никто, правда, не видел, зато услыхали директор и бригадир, как ругается охотник им вслед пустыми словами. Отругавшись, охотник потоптался на месте и пошел потихоньку туда, куда вел его собственный характер. -- Не волнуйтесь, Петр Ерофеич, -- говорил тем временем Филин, догоняя директора. -- Побегают, жрать захотят -- через недельку сами вернутся. -- Да за недельку они от голода помрут, -- недовольно сказал директор. -- А если кто-нибудь прихлопнет Наполеона? Что тогда? -- Вот это вопрос! -- подтвердил Филин. -- Что же делать? Директор закурил, напускал дыму в темнеющее постное небо. -- Надо попробовать Маркиза, -- сказал он. ВЕРЕЯ Серый денек еще посерел, сгустились на небе облака, предвечерний ветер погнал их на юг. К вечеру оказались беглецы в глухом овраге, на дне которого медленно замерзал черный ручеек. По оврагу, по оврагу, вверх по ручью добежали они до лесного холма-вереи. Здесь, на склонах вереи, были барсучьи норы. Барсуки селились на холме с давних времен, насквозь пронизали его норами. Приближающаяся ночь тревожила Наполеона, хотелось спрятаться от ветра, нагоняющего поземку. По можжевеловому склону поднялись песцы на вершину и заметили в корнях елки темную пещеру. Наполеон обнюхал снег вокруг нее, засунул внутрь голову. Из пещеры пахло сухим песком, смолистыми еловыми корнями. Это была барсучья нора, давно заброшенная хозяевами. Корни, которые оплетали ее потолок, медленно росли, шевелились и постепенно завалили ходы, ведущие внутрь вереи. Наполеон залез в пещеру, за ним -- Сто шестнадцатый, который сразу забился в угол. Недопесок свернулся колобком у входа, выставил наружу морду и глянул сверху на лес. Ого, как высоко забрались они! Далеко видны были темные леса, робкие деревенские огоньки за лесами, сизая над огоньками пелена. И совсем уж далеко, как маленький грибок, видна была кирпичная водокачка, отмечающая над деревьями звероферму "Мшага". Темнело. Из-за еловых верхушек взошла красная тусклая звезда, а за нею в ряд еще три звезды -- яркие и серебряные. Это всходило созвездие Ориона. Медленно повернулась земля -- во весь рост встал Орион над лесом. О Орион! Небесный охотник с кровавой звездой на плече, с ярким посеребренным поясом, с которого свешивается сверкающий звездный кинжал! Одною ногой оперся Орион на высокую сосну в деревне Ковылкино, а другая замерла над водокачкой, отмечающей над черными лесами звероферму "Мшага". Грозно натянул Орион тетиву охотничьего лука, сотканного из мельчайших звездочек, -- нацелил стрелу прямо в лоб Тельцу, в полнеба раскинувшему звездные рога. Зафыркал кто-то внизу, забурчал. Это выходили на охоту барсуки. Они спустились по склону вниз, пропали в овраге. Стало совсем тихо, откуда-то, наверно из деревни Ковылкино, прилетел человечий голос: -- ...Гайки не забудь затянуть... Затих голос, и нельзя было узнать, какие это гайки, затянули их или нет. БАРСУЧЬЯ НОЧЬ Всю ночь в овраге под вереей возились барсуки. Это была последняя, как видно, барсучья ночь перед зимней спячкой. Ворчание барсуков тревожило Наполеона, он никак не мог заснуть, то и дело открывал глаза, готовясь встретить незнакомого врага. Один ворчун, самый старый и такой седой, что даже полоски на носу его посветлели, подошел к пещере, в которой спали песцы. Наполеон каркнул на него, как ворон, красным цветом блеснули из пещеры его глаза. Уж на что стар был барсук, а не смог разобрать, что за зверь перед ним -- то ли пес, то ли лис, кто его разберет? Старик решил с ним не связываться, скатился в овраг, презрительно что-то бормоча. Он долго еще бубнил себе под нос, бранил Наполеона. И следы, собственные следы на снегу тревожили Наполеона. Они были частью его самого, тянулись по лесам и оврагам, словно гигантский хвост. Вот кто-то потянет за этот хвост и вытащит из норы, из барсучьей пещеры, притащит обратно на звероферму. Плохо спал в эту ночь и директор Некрасов, хоть и не бранили его барсуки, не бродили под окнами. Снились директору большие неприятности и убытки, которые принес звероферме сбежавший Наполеон. Дергался директор, метался под одеялом. -- Катя, -- говорил он во сне, -- дай кисельку клюквенного. И Прасковьюшка спала неровно, просыпалась, бормотала, била в подушку кулаками. Славно спал в эту ночь Фрол Ноздрачев, и снился ему теплый магазин, ящик с макаронами. Грозно, азартно, по-охотницки храпел Ноздрачев, так храпел, будто выговаривал фамилию знаменитого немецкого философа: "Фейеррр-бах! Фейеррр-бах!" Барсучья ночь тянулась долго, и высоко поднялся Орион, медленно наклонился набок, догоняя скрывающегося за горизонт Тельца. Под утро ушел Орион за край земли, только кровавая звезда с его плеча долго еще светила над елками, тусклая звезда с таким певучим и таким неловким, неповоротливым в наших лесах названием -- Бетельгейзе. Перед рассветом протопали барсуки по оврагу в последний раз. Сопя и кряхтя, залезли спать в свои норы. И как только самый старый барсук улегся, над далекими лесами протянулась брусничная полоса рассвета. Из оврага тем временем послышалось короткое тявканье, шорох увядших трав, припорошенных снегом. Кто-то бежал по следу песцов. Вот прохрустел сухим дудником у ручья и стал подниматься наверх. Наполеон ощетинился. Вздрогнул, зашевелился куст можжевельника -- и низенький, рыжеватый зверь выскочил прямо к пещере. Увидевши Наполеона, он миролюбиво заскулил. Это был самый старый песец со зверофермы, которого звали Маркиз. МАРКИЗ Наполеон хорошо знал этого рыжеватого Маркиза. Маркиз жил в клетке напротив и с утра до вечера дремал, накрывши нос пышным хвостом. Он никогда не метался по клетке, как другие песцы, и не грыз решетку. Целыми днями он мудро спал, а просыпался только лишь для того, чтобы покрутить пойлушку. Музыку предобеденную Маркиз очень любил и сам был неплохим музыкантом, умел выжать из своего незатейливого инструмента целый набор ликующих, а то и печальных, задумчивых звуков. Душа у него была, как видно, тонкая, артистическая. Недопесок терпеть не мог железную музыку. От визга пойлушек шерсть его вставала дыбом, он лаял, стараясь заглушить звон, но почему-то против воли и сам подкручивал миску -- не хотел, а она притягивала, заманивала. Появление Маркиза на барсучьей горе ни капли не удивило Наполеона. Он даже и не задумался, откуда здесь взялся Маркиз, которому полагалось дремать в данный момент на звероферме. Маркиз тем временем обнюхал Наполеона и Сто шестнадцатого, который тоже вылез из пещеры, утомленно зевая. И вход в пещеру, и подножие елки обнюхал Маркиз. Нанюхавшись барсучьих следов, он презрительно фыркнул. Маркиз был гораздо старше Наполеона. Уже пять лет крутил он на ферме свою пойлушку. Он был старше, сильней и властно прохаживался теперь по вершине холма и поглядывал на беглецов. Маленьким серым носиком обвел Маркиз голубые горизонты и нацелился на водокачку, отмечающую над лесами звероферму "Мшага". Недопеску это не понравилось. Он также оглядел горизонты, направил свой нос точно на север и, не раздумывая, стал спускаться с холма, но уже не в овраг, а в другую сторону, к сосновому лесу. Сто шестнадцатый потоптался на месте и потянулся за Наполеоном. Маркиз, однако, не растерялся, в три прыжка обогнал Наполеона, клацнул зубами у его уха, оттер плечом и возглавил бег. По силе, по возрасту, по всем правам Маркиз должен был стать вожаком. И в этот спор Сто шестнадцатый решил не вмешиваться, он бежал последним, и легко было ему на проложенных следах. Скоро осталась позади барсучья верея, поднялся над песцами бор, такой дремучий, что даже и синиц здесь не было. Седобородый глухарь заприметил беглецов, но не шелохнулся в еловом шатре, хоть и невиданными показались ему бегущие звери -- рыжеватый Маркиз, платиновый Наполеон и голубой Сто шестнадцатый. С полчаса бежал Маркиз на север. Он не оглядывался на своих спутников и не останавливался, уверенно перепрыгивал поваленные деревья, пересекал лесосеки и просеки. Третий раз в своей жизни оказался Маркиз на воле. В первый раз, так же как Наполеон, сбежал он и три дня мыкался по лесам. Голодный и ободранный, вернулся на ферму. Через год сбежал другой песец, по имени Рислинг. Дело было летом, и следов беглеца не могли найти. Тогда-то директор Некрасов придумал послать вдогонку Маркиза. Директор понимал, что Маркиз, хлебнувший вольной жизни, обязательно вернется на ферму. И верно, Маркиз вернулся к обеду, а за ним бежал измученный Рислинг. Сегодня Маркиз попал на волю в третий раз, но никогда еще так далеко в лес не забирался. И сам он, когда был беглецом, и Рислинг крутились рядом с фермой, таясь в кустах, слушали предобеденный звон. Маркиз по-прежнему бежал на север, но чувствовал, что пора уж поворачивать на юг. Огибая буреломы, выискивая будто бы лучшую дорогу, потихоньку, незаметно он загибал, загибал вправо и в конце концов обвел беглецов вокруг вереи, поставил их к северу хвостом. Наполеон понял, что Маркиз хитрит, но очень уж уверенно вел его вожак, а сзади поторапливал Сто шестнадцатый, который ни в чем не сомневался. Кончился сосновый бор, пошли перелески, осинники, и неожиданно небо раскрылось над головой, и прямо перед ними легло широкое белое поле. А за полем -- дощатый забор, редкие елки с обрубленными до самых макушек сучками и между ними огромный кирпичный гриб -- водокачка, отмечающая над черными лесами звероферму "Мшага". Близко, совсем близко послышалось тявканье песцов, кислый запах мерзлой кормовой смеси и пронзительный родной звук -- песцы играли на тарелочках. СТО ШЕСТНАДЦАТЫЙ РАЗРЫВАЕТСЯ НА ЧАСТИ У дырки в заборе Маркиз остановился. Он обернулся к спутникам, игриво вильнул хвостом в сторону зверофермы: давайте, мол, вернемся, ребята, пожрем, выспимся, а там видно будет. Сто шестнадцатый сразу обрадовался, запрыгал восторженно вокруг Маркиза, ударил по воздуху лапой, будто крутил пойлушку. Устал Сто шестнадцатый -- голубой двухлеток -- от этой бестолковой беготни и чувствовал себя сейчас путешественником, который после долгих странствий вернулся домой. А дома всегда хорошо. Дома ждет тебя уютная, в общем-то, клетка, сколько хочешь кормовой смеси, пойлушка, старые соседи, старые привычки, размеренная нормальная жизнь. Да, плохо тем, у кого нет своего дома. Толкутся эти вечные странники там да сям, то прибьются к одному берегу, то приткнутся к другому, а за душой нету ничего -- ни клетки, ни пойлушки. Звон предобеденный между тем стих, зато усилился запах кормовой смеси -- работницы начали кормить зверей. Из щелей в заборе слышались их высокие голоса. Звон, запах, голоса разбередили Наполеона. Поник вдруг Наполеон, и мех его платиновый обвис, обмяк, потускнел. Что же это такое, откуда снова взялась звероферма? Задумался недопесок Наполеон Третий, сел по-собачьи в снег. Ни капли не похож был он сейчас на гордого зверя, похож он был на дворняжку, которую пнули сапогом, чтоб не вертелась под ногами. Маркиз подскочил к Наполеону, весело куснул его за ухо и попятился к дырке в заборе. Сто шестнадцатый потянулся за ним. Когда уже голова Маркиза скрылась в щели забора, Наполеон жалобно тявкнул. Маркиз остановился. Оглянулся удивленно Сто шестнадцатый. В этот момент принял недопесок решение, тряхнул императорской головой и на глазах превратился из побитой собачки в настоящего песца. Платиновым своим бесценным хвостом повернулся Наполеон к ферме, а нос установил точно на север и побежал потихоньку обратно по своим следам. Сто шестнадцатый растерялся. Душа его разрывалась на части. С одной стороны, хотелось перекусить и выспаться, с другой -- тянул за собой недопесок, убегающий в открытое поле. О недопесок Наполеон Третий! Круглые уши, платиновый мех! Ваша величественная черная морда обращена точно на север, и, как стрелка компаса, рассекла ее ото лба до носа белая сверкающая полоса! Прекрасен, о Наполеон, ваш хвост -- легкий, как тополиный пух, теплый, как гагачий, и скромный, как пух одуванчика. Одним только лишь этим хвостом укутай свою шею, вечный странник, и валяй хоть на Северный полюс. О хвост недопеска! Ни лиса, ни соболь не похвастаются таким пышным хвостом цвета облака, которое тает в голубых небесных глубинах над березняком иль осинником. Торжественнейший хвост, формою похожий на дирижабль. Душа Сто шестнадцатого разрывалась на части. Одна так и хотела нырнуть в дырку забора, пожрать и выспаться, в другой же части его души зрело чувство товарищества: все-таки вместе с недопеском они бежали, вместе страдали. Виновато заскулил Сто шестнадцатый, будто извиняясь перед Маркизом, и, как собачка за хозяином, потрусил через поле вслед за Наполеоном Третьим. Маркиз не ожидал такого поворота. Он хотел было догнать беглецов, но уж сам приустал и боялся опоздать к обеду. Маркиз тоскливо завыл им вслед. На краю поля песцы остановились глянуть последний раз на Маркиза. Как маленькое рыжее пятнышко виден был Маркиз на светлом снегу, перед щербатым забором, из-за которого тянулся запах кормовой смеси и слышался алюминиевый звон. СЕРАЯ ЛИСА Песцы пересекли поле и попали на проселочную дорогу. Снег смешался здесь с грязью и песком, получился желтый кисель, но дорога шла точно на север, и Наполеону нравилось, что на ней почти не остается следов. Песцы долго бежали по дороге. Вдруг где-то сзади послышался чудовищный рев. Громыхая пустыми молочными бидонами, скрипя и визжа тормозами, их догоняла грузовая машина ЗИЛ. Недопесок прыгнул в кювет, затаился, а Сто шестнадцатый припал к земле и накрыл голову лапами. Машина остановилась. Шофер Шамов с изумлением глядел на пушистого зверя, пышным пластом лежащего на дороге. Из кабины видно было, как шевелит ветерок жемчужный мех. "Серая лиса! -- подумал Шамов. -- Что делать? " Он бестолково стал шарить под сиденьем в поисках чего-нибудь, чем можно было бы подшибить зверя. Рука нащупала гаечный ключ. Он вытащил его из-под сиденья, высунулся из кабины и швырнул изо всех сил. Но слишком много надежды вложил он в свой бросок -- гаечный ключ раскорякой запрыгал по дороге. "Перелет!" -- огорченно подумал Шамов. Больше гаечных ключей у него не было. Была отвертка, но для охоты на лису она не годилась. Пошарив под сиденьем, он вытащил огромную стальную рукоятку, которой заводят грузовик, и мощно метнул ее в серую лису. Заводило до лисы не долетело. Волнуясь, он скинул телогрейку и вылез из кабины. Развернул телогрейку, как огромное промасленное крыло, и стал подкрадываться к Сто шестнадцатому. Сердце у шофера билось отчаянно, боясь упустить такую редкую добычу. Но еще отчаянней стучало сердце Сто шестнадцатого. Оно стрекотало, как кузнечик. Не доходя двух шагов, Шамов прыгнул и накрыл песца телогрейкой, прижал коленом к земле. Сто шестнадцатый не дергался и не кусался. Он потрясенно смотрел на шофера Шамова и не мог понять, что же это такое. -- Серую лису поймал! Серую лису поймал! -- закричал Шамов. Уши его пылали от радости. Шапка подскакивала на голове. Он скинул брючный ремень, связал Сто шестнадцатого и вдруг подумал: "Да это ведь не лиса! Это, наверно, со зверофермы зверь". Тут в голове Шамова началась сложная работа: что делать -- затаить ли добычу или везти на звероферму как государственную собственность? "Затаю -- найдут, -- огорченно думал Шамов. -- Зря, дьявол, ключами кидался". Лениво нажал он на педаль, поворотил грузовик к звероферме. -- Эй, тетка, -- крикнул он сторожихе у ворот, -- где у вас начальник? Я тут какого-то зверя поймал. Не вашего ли выводка? Сторожиха глянула в кабину, ахнула, засвистела в милицейский свисток. И тут же началась вокруг Шамова кутерьма. Прибежал Некрасов, прибежал бригадир Филин, они хлопали Шамова по плечам, тащили его в кабинет, расспрашивали, где и как и не видал ли он Наполеона Третьего. Потом выдали ему премию -- двадцать рублей. Премия Шамова ошеломила. Он долго мял ее в руках и повторял однообразно: -- Ну как раз к праздникам! Да, повезло шоферу Шамову. Не искал он в жизни никаких чудес, сроду не гонялся за синей птицей и вдруг -- серую лису поймал. С тех пор шофер Шамов, катаясь по дорогам, всегда зорко глядел по сторонам и нарочно имел в запасе несколько гаечных ключей. Но больше никогда в жизни серая лиса ему не попадалась. КОЛПАКИ И КОЛиСА Когда грохот машины заглох, недопесок вылез из кювета и обнюхал место, где лежал Сто шестнадцатый. Куда делался его спутник, Наполеон не понял, но с дороги решил поскорей убираться. Пока он соображал, из-за поворота вынеслись два мотоциклиста. Они были в оранжевых колпаках, которые страшно горели над пасмурной землей. -- Смотри, -- заорал первый мотоциклист, -- лисенок! Второй не расслышал ничего за ревом мотора, а только весело махнул рукой и помчался по дороге. В последний момент Наполеон отпрыгнул в сторону -- мотоциклы промчались мимо. Не понимая ничего, Наполеон спрятался в кювет, упал на землю и закрыл глаза. Мотоциклисты вдруг заглушили моторы, слезли с мотоциклов и стали подкрадываться, растопырив длинные руки в зазубренных перчатках, похожих на огромных бабочек. Недопесок выскочил из кювета, побежал через поле в сторону от дороги. -- Догоняй! Уйдет! -- закричали мотоциклисты, завели моторы и дунули вдогонку. По корявому полю ехать им было трудно -- мотоциклы с ревом подпрыгивали на мерзлых кочках. Как тысячи пустых пойлушек, визжали в них стальные шестеренки, снежная грязь фонтаном била из-под колес. Вправо, влево кидался недопесок, то бежал изо всех сил, то припадал к земле, стараясь спрятаться от этого рева, разрывающего уши. Наконец один из мотоциклистов неловко поворотил -- мотоцикл грохнулся набок. Второй наехал на него, зацепился колесом, подпрыгнул и вылетел из седла -- заварилась на поле грохочущая каша из колес и колпаков. Страшная зазубренная перчатка соскочила с руки мотоциклиста и вдруг подползла к Наполеону, собираясь, видно, схватить его. Наполеон зарычал, укусил перчатку изо всех сил. С перчаткой в зубах он побежал к дороге и увидел, что под нею проложена какая-то труба. Недопесок нырнул в трубу и затаился. БОЙ С ДВОРНЯЖКАМИ Наполеон сидел в трубе и слушал, как ругались мотоциклисты. Они долго не уезжали, что-то подкручивали, подтягивали, стучали ключами. Искусанная мотоциклетная перчатка жалобно попискивала в зубах Наполеона -- звала, наверно, хозяина. Когда колпаки наконец уехали, недопесок вылез из трубы и побежал вперед, на север. Перчатку мотоциклетную он держал в зубах, и она слабо трепыхалась, пытаясь вырваться. Теперь недопесок бежал не по дороге, а вдоль нее и, заслышав машину, сразу прятался за какой-нибудь кочкой. Поле пошло в наклон, опустилось в овраг. За оврагом лежала деревня Ковылкино. Недопесок добежал до забора, не раздумывая нырнул в дыру и увидел другой забор и снова пролез через щель. Но не успел он пробежать и десятка шагов, как опять наткнулся на глухой забор. За ним чернел деревянный горб -- дом. Недопесок побежал было назад, потом -- в сторону, но всюду вокруг него были заборы и дома с какими-то нехорошими трубочками, свисающими с крыш. Неожиданно выбежал он к деревенскому магазину. Уже стемнело. Над дверью магазина зажглась электрическая лампа. Поднялся ветер, и лампа со скрипом раскачивалась на проволоке под железным колпаком. У крыльца стояла желтая дворняжка Дамка. Она поджидала своего хозяина, который уже битый час торчал в магазине. Увидев недопеска, Дамка злобно оскалилась и зарычала. Тут же из-под крыльца выскочила вторая дворняжка. Эта вторая была низенькая, ростом в полтабуретки, и напоминала чем-то поросенка. Недопесок перепугался, попятился назад, но Дамка стремительно кинулась к нему, разинула острозубую пасть. Наполеон махнул головой -- и мотоциклетная перчатка, как большая противная жаба, прыгнула Дамке в глаза. От ужаса Дамка пала на землю, а перчатка уселась на нее верхом. Но тут к Наполеону подскакала Полтабуретка, отвратительно затявкала и схватила его зубами за шиворот. Огромное количество меху набилось ей в пасть. Она вырвала клок, стала отплевываться и тут же завопила во все горло, потому что песец вцепился острыми когтями ей в морду и потряс хорошенько. -- Наших бьют! -- кричала Полтабуретка. Со всей деревни к магазину стали сбегаться дворняжки, и скоро у крыльца закипела собачья свара. На шум из магазина выскочил какой-то человек в резиновых сапогах. -- Ку! -- заорал он, расталкивая собак сапогами. -- Провались! Провались! Дворняжки разбежались. Только недопесок остался у крыльца на земле, а рядом с ним валялась на снегу изжеванная мотоциклетная перчатка. Человек поднял ее, примерил, и перчатка впору пришлась по левой руке. -- Какая дурацкая рукавица! Неуж из-за нее псы грызутся? -- сказал человек и поглядел по сторонам: не видно ли где второй перчатки? Этот человек был плотник Меринов. ХОРОШИЙ ПЛОТНИК МЕРИНОВ Меринов считался в деревне хорошим плотником. Он умел рубить избы, баньки, выстругивал ульи для пчел, делал березовые табуретки. Кроме того, он был ложечник, вырезал деревянные ложки, разукрашивал их цветами и птицами, а после возил на базар. Разглядевши недопеска, Меринов понял, что перед ним щенок. "Английский шпиц, -- подумал он. -- Наверно, его дачники бросили". Плотник Меринов в собаках мало разбирался, но относился к ним добродушно. Во дворе у него жила собака Пальма, которую плотник любил почесать за ухом. Потолкавши сапогом английского, как он думал, шпица, Меринов хотел идти домой, но шпиц застонал, уткнулся в плотницкий резиновый сапог. -- Что такое? -- удивился плотник. -- Чего скулишь? Ступай к своим дачникам! Шпиц английский к дачникам, однако, не пошел, а все, как мертвый, лежал на земле. Потерял Наполеон былую свою красоту и был похож теперь на самого ободранного в мире щенка, в котором нет ни толку, ни породы. Грязными клочьями торчал драгоценный мех, свалялся колтунами. И, глядя на него, никто бы, конечно, не мог подумать, что такие неважные звери выращиваются на зверофермах. -- Потрепали тебя, бедняга, -- говорил плотник. -- А в другой раз будь умнее -- не связывайся с дворняжками. Ну ладно, сейчас я тебя куда-нибудь пристрою. Он взял шпица за шкирку, будто котенка, и понес его в магазин. В магазине было шумно, народ толпился у прилавка, а на ящике с макаронами в уголке сидел охотник Фрол Ноздрачев. -- Кому щенка? -- закричал плотник. -- Английский шпиц! Его дачники бросили! Дрессированная собачка! Кушает конфеты "Озеро Рица"! В магазине засмеялись, зашумели. Продавщица Ася крикнула: -- Иди, Мерин, домой. Надо нам твоего щенка! Охотник Фрол Ноздрачев поглядел на недопеска туманными глазами и сказал: -- Это шпиц не чистокровный. У него хвост лисий. Брось его. Плотник Меринов покричал еще, предлагая щенка, потом купил махорки-крупки и пошел из магазина. -- Ладно, -- бормотал он, выходя на крыльцо, -- не хотите -- не надо. Отнесу его домой, Веруне в подарок. На, скажу, тебе, Веруня, подарок -- английского шпица. Пускай на дворе живет. Да и Пальме будет веселее. Плотник сунул недопеска за пазуху, а мотоциклетную перчатку в карман. Сухо и тепло было за пазухой у плотника. Пахло махоркой и столярным клеем. ПАЛЬМА Со звоном топая сапогами по мерзлой земле, плотник Меринов подошел к своему забору и остановился, докуривая цигарку. Хозяйка у него была строга, дома курить не велела. А плотник хозяйку свою уважал. Он постоял у забора, попыхтел дымом. Из цигарки сыпались на землю махорочные звезды. Затоптав огонь, плотник распахнул калитку и вошел во двор. -- Ну вот, -- сказал он, вытаскивая недопеска из-за пазухи. -- Вот мы и дома. Видишь этот дом? Это наш. И сарай наш. И вишни наши, шубинки. А Пальму не бойсь, она не тронет... Пальма! Свои!.. Плотник опустил недопеска на землю, вынул из кармана мотоциклетную перчатку, кинул на крыльцо, а сам пошел в дом. В открытую дверь блеснуло электрическим светом, и донесся на редкость приятный, сытный и жирный запах -- это хозяйка вынимала из печки вечерние щи. Добротный двор был у плотника Меринова. Дом он срубил из толстых сосновых бревен, наличники на окнах разукрасил травяным узором. Под окнами росли коренастые вишни-шубинки. С их веток свешивались длинные серые сосульки. Сбоку от дома был сарай, в котором тепло шевелилась мериновская корова Варя. У сарая стояли козлы и собачья конура, покрытая толем. Из конуры вылезла толстая рябая псина. Она зевнула и, заприметив недопеска, лениво гавкнула. Это и была Пальма Меринова. Она походила на сосновый чурбак, укутанный войлоком, а на голове у нее росли развесистые уши, которые и придавали сходство с пальмой в кадушке. Большим и мокрым, розовым даже в темноте носом обнюхала Пальма воздух и вобрала сразу все запахи, которые имелись в нем: вечерних щей, мотоциклетной перчатки, Наполеона Третьего и даже запах луны, выскочившей на минуту из холодного облака. Запах недопеска Пальме не понравился, очен