ами.
-- Не нужно, -- начал было Ранд, но она отмахнулась от его возражений,
одаряя монетой Ивина, а затем и Мэта, сжав ему руку точно так же, как и
Ранду.
-- Конечно, нужно, -- сказала она. -- Вы же не можете работать за
просто так. Примите это на память и храните у себя -- и будете помнить, что
согласились явиться ко мне, когда я попрошу об этом. Теперь между нами --
узы.
-- Никогда не забуду, -- пискнул Ивин.
-- Позже нам нужно будет поговорить, -- сказала она. -- и вы мне
расскажете все о себе.
-- Леди... я хотел сказать, Морейн... -- нерешительно начал Ранд, когда
она повернулась. Женщина остановилась и взглянула через плечо, и он
проглотил комок в горле, прежде чем продолжить: -- Зачем вы приехали в
Эмондов Луг? -- Выражение ее лица не изменилось, но Ранду вдруг захотелось,
чтобы он не задавал этого вопроса, хотя юноша и не понимал, почему у него
возникло такое ощущение. Поэтому он сам поспешил все объяснить: -- Прошу
прощения, я не хотел показаться невежливым. Просто дело в том, что в
Двуречье никто не приезжает, не считая купцов и торговцев, которые
появляются, когда снег не слишком глубок и можно сюда добраться из Байрлона.
Почти никто. И уж точно никто, кто был бы похож на вас. Люди из купеческой
охраны говорят порой, что здесь самая глухомань, и, по-моему, так и должно
казаться любому нездешнему. Мне просто интересно.
Улыбка Морейн медленно исчезла, будто она что-то припомнила. Минуту она
молча смотрела на Ранда.
-- Я изучаю историю, -- произнесла Морейн наконец, -- собираю старые
сказания. Место, которое вы зовете Двуречьем, всегда интересовало меня.
Когда могу, я посвящаю свое время изучению историй о том, что случилось
когда-то, здесь и в других местах.
-- Историй? -- сказал Ранд. -- Что вообще происходило в Двуречье, что
заинтересовало бы кого-то вроде... я хочу сказать, что могло здесь когда-то
случиться?
-- А как же еще называть наши места, если не Двуречьем? -- добавил Мэт.
-- Так всегда его называли.
-- Когда вращается Колесо Времени, -- сказала Морейн, наполовину про
себя и устремив взор вдаль, -- страны меняют множество названий. Человек
носит множество имен, множество лиц. Различных лиц, но всегда это один и тот
же человек. Однако никому не ведом Великий Узор, что плетет Колесо, даже
Узор Эпохи. Мы можем лишь наблюдать, и изучать, и надеяться.
Ранд изумленно уставился на нее, не в силах вымолвить ни слова, даже
спросить, о чем она сказала. Он не был уверен, что эти слова предназначались
для них. Как отметил про себя Ранд, Ивин и Мэт будто онемели, а Ивин
вдобавок стоял, разинув рот.
Морейн опять посмотрела на ребят, и все трое чуть встряхнулись, словно
проснувшись.
-- Мы побеседуем позже, -- сказала она. Никто не сказал в ответ ни
слова. -- Позже.
Морейн направилась к Фургонному Мосту, не ступая по траве, а словно
скользя над ней. Плащ ее раздался в стороны, словно крылья.
Когда она отошла, высокий мужчина, которого Ранд не замечал, пока тот
не шагнул от парадной двери гостиницы, последовал за Морейн, положив руку на
большую рукоять своего меча. Темное его одеяние имело серо-зеленый цвет, оно
сливалось с листвой или тенью, а его плащ, который трепал ветер, принимал
разные оттенки серого, зеленого, бурого цветов. Плащ этот временами,
казалось, исчезал, сливаясь с тем, что было за ним. Длинные волосы мужчины,
тронутые на висках сединой, были схвачены узким кожаным ремешком. На его
обветренном лице, словно высеченном из камня, -- сплошные грани и углы, --
морщин, вопреки седине в волосах, не было. Когда он двинулся, то Ранду он
сразу напомнил волка.
Проходя мимо троих ребят, он окинул каждого острым взглядом голубых
глаз, холодным, как зимний рассвет. Он словно оценивал их в уме, и ни одна
черточка его лица не выдала того, каким оказался итог. Мужчина ускорил шаг,
чтобы догнать Морейн, затем пошел у нее за плечом, наклонившись к ней и
что-то говоря. Ранд перевел дыхание, которое невольно сдерживал.
-- Это был Лан, -- хрипло, как будто тоже старался не дышать, произнес
Ивин. -- Готов поспорить, что он -- Страж.
-- Не будь дураком. -- Мэт засмеялся неуверенным дребезжащим смехом. --
Все Стражи -- в сказках. Так или иначе, у Стражей доспехи и мечи все в
золоте и драгоценностях, и они проводят жизнь на севере, в Великом
Запустении, сражаясь со злыми тварями, и все такое прочее.
-- Он может быть Стражем, -- упорствовал Ивин.
-- Ты что, видел на нем золото или драгоценные каменья? -- иронически
спросил Мэт. -- У нас в Двуречье водятся троллоки? У нас же овцы! Знать бы,
что могло такого интересного для нее случиться здесь.
-- Что-то да могло, -- медленно произнес Ранд. -- Поговаривают,
гостиница стоит здесь тысячу лет, а может, и больше.
-- Тысячу лет одни овцы, -- сказал Мэт.
-- Серебряная монета! -- воскликнул Ивин. -- Она мне дала серебряную
монету! Подумать только, что я могу купить, когда появится торговец!
Ранд разжал руку и увидел монету, которую ему вручила Морейн, и от
удивления чуть не выронил ее. Он не сразу узнал толстую серебряную монету с
выпуклым изображением женщины, удерживающей на высоко поднятой ладони язычок
пламени, но он не раз наблюдал за тем, как Бран ал'Вир взвешивал монеты, что
купцы привозили из дюжины стран, и имел представление о ее ценности. На
такую уйму серебра в Двуречье можно вполне купить хорошего коня, и еще
останется.
Ранд посмотрел на Мэта и увидел то же ошеломленное выражение, что
наверняка было сейчас и на его лице. Повернув ладонь так, чтобы монету мог
заметить только Мэт, но никак не Ивин, он вопросительно поднял бровь. Мэт
кивнул, и с минуту они обалдело глядели друг на друга.
-- Что за работу она имела в виду? -- в конце концов промолвил Ранд.
-- Не знаю, -- с твердостью в голосе сказал Мэт, -- мне все равно. И я
не истрачу ее. Даже когда появится торговец. С этими словами он засунул
монету в карман куртки. Кивнув, Ранд медленно сделал то же самое со своей
монетой. Он решил, что Мэт прав, хотя и не был уверен почему. Нельзя, раз
монета досталась от нее. Он не смог сообразить, на что еще может пригодиться
серебро, но...
-- По-твоему, я тоже должен сохранить свою? -- Муки нерешительности
ясно читались на физиономии Ивина.
-- Не должен, если не хочешь, -- успокоил его Мэт. Ивин всмотрелся в
монету, покачал головой и запихнул серебро в карман.
-- Я оставлю ее, -- печально произнес он.
-- Еще остается менестрель, -- сказал Ранд, и мальчишка встрепенулся.
-- Если он уже проснулся, -- добавил Мэт.
-- Ранд, -- спросил Ивин, -- менестрель здесь?
-- Увидишь, -- со смехом ответил Ранд, Ясное дело, Ивин все равно не
поверит, пока собственными глазами не увидит менестреля. -- Рано или поздно
он спустится из своей комнаты.
По ту сторону Фургонного Моста раздались радостные возгласы, и, когда
Ранд увидел, что послужило поводом для них, он уже засмеялся от всей души. К
мосту, сопровождаемый беспорядочной толпой деревенских -- от седовласых
стариков до только-только научившихся ходить малышей, -- двигался высокий
фургон, который тащила восьмерка лошадей. Округлый парусиновый верх был
увешан снаружи множеством узелков и котомок, смахивающих на гроздья
винограда. Наконец-то прибыл торговец. Чужаки и менестрель, фейерверк и
торговец. Судя по всему, намечался самый лучший Бэл Тайн из всех.
ГЛАВА 3. ТОРГОВЕЦ
Под перестук гремящих горшков фургон торговца прогрохотал по тяжелым
балкам Фургонного Моста. По-прежнему окруженный толпой деревенских и
пришедших на Праздник фермеров, торговец остановил лошадей перед гостиницей.
Со всех сторон к громадному фургону с большими, выше человеческого роста,
колесами стекался народ, все взоры были прикованы к торговцу, сидевшему с
вожжами в руках.
Человека в фургоне -- бледного, щуплого мужчину с костлявыми руками и
большим крючковатым носом -- звали Падан Фейн. Фейн, всегда улыбающийся и
смеющийся, словно над ему одному известной шуткой, каждую весну, сколько
помнил себя Ранд, являлся в Эмондов Луг со своим фургоном и упряжкой.
Дверь гостиницы распахнулась, едва только восьмерка, позвякивая сбруей,
остановилась, и, предводительствуемый мастером ал'Виром и Тэмом, появился
Совет Деревни. Члены Совета вышагивали нарочито медленно, даже Кенн Буйе в
сопровождении нетерпеливых воплей всех прочих, требовавших кто булавок, кто
кружев, кто книг или еще доброй дюжины видов всевозможных товаров. Толпа
неохотно расступалась, пропуская процессию, и тут же поспешно смыкалась за
нею. Адресованные торговцу возгласы не смолкали. Большинство сбежавшихся к
фургону требовало новостей.
С точки зрения жителей деревни, иголки, чай и тому подобное -- не более
чем половина груза в фургоне. Столь же, если не более важно любое слово
извне, известия из мира за пределами Двуречья. Одни торговцы просто
рассказывают, что знают, вываливая все сразу в одну кучу и предоставляя
деревенским самим в этой куче разбираться. Из других почти каждое слово
приходилось вытягивать чуть ли не клещами, они разговаривали нехотя и без
особой вежливости. Фейн, однако, говорил охотно, зачастую с подковырками, и
истории свои заводил надолго, делясь разнообразными подробностями, превращая
рассказ в представление, вполне сравнимое с представлением менестреля. Он
просто наслаждался всеобщим вниманием, расхаживая с гордым видом, словно
петух, ловя на себе взгляды слушателей. Ранду пришло в голову, что Фейну не
доставит особой радости узнать, что в Эмондовом Лугу оказался настоящий
менестрель.
Торговец, с нарочитой тщательностью занявшийся привязыванием поводьев,
уделил Совету и селянам одинаковое внимание, которое при всем желании вообще
трудно было назвать вниманием. Фейн небрежно кивнул всем и никому в
отдельности. Он улыбался, ничего не говоря, и рассеянным взмахом руки
приветствовал тех, с кем был особо дружен, хотя его дружеские отношения
всегда отличались необычайной сдержанностью и никогда не заходили дальше
похлопываний по спине.
Все громче становились просьбы рассказать о новостях, но Фейн не
торопился, перекладывая какие-то предметы у сиденья, пока напряженное
ожидание толпы не достигло такого накала, к которому он стремился. Лишь
Совет хранил молчание, в соответствии с достоинством, приличествующим его
положению, только облако табачного дыма выдавало нетерпение членов Совета.
Ранд и Мэт втиснулись в толпу, подбираясь к фургону как можно ближе.
Ранд наверняка бы застрял на полпути, не вцепись ему в рукав Мэт, который и
вытянул его прямо за спины членов Совета.
-- Я уж подумал, что ты весь Праздник проторчишь на ферме, --
перекрывая гам, выкрикнул Перрин Айбара. На полголовы ниже Ранда, курчавый
подмастерье кузнеца был коренастым, с широкой грудью, словно полтора
человека в обхвате, с могучими, под стать самому мастеру Лухану, плечами и
руками. Перрин легко бы протолкался через столпотворение, но это было не в
его характере. Он пробирался между людьми с осторожностью, не забывая
извиняться, хотя на него вряд ли кто обращал внимание -- оно целиком было
отдано торговцу. Но Перрин все равно извинялся и старался никого не
толкнуть, когда прокладывал себе дорогу сквозь толпу к Ранду и Мэту. --
Представляете, -- сказал он, когда наконец добрался до них, -- Бэл Тайн и
торговец, оба вместе. Держу пари, что и фейерверк будет.
-- Да ты и четверти всего не знаешь, -- засмеялся Мэт. Перрин
подозрительно оглядел его, затем вопросительно посмотрел на Ранда.
-- Это верно! -- крикнул Ранд, затем взмахнул рукой на увеличивающуюся
толпу и гаркнул во весь голос: -- Потом! Я объясню все позже... Потом, я
сказал!
В этот же миг Падан Фейн поднялся с сиденья фургона, и толпа сразу
притихла. Последние слова Ранда громом прокатились в полнейшей тишине,
застигнув торговца с поднятой рукой, в драматической позе и с открытым ртом.
Все изумленно воззрились на Ранда. Костлявый низенький человек в фургоне,
который уже приготовился своими первыми словами приковать к себе все взоры,
пронзил Ранда колючим, испытующим взглядом.
Ранд вспыхнул, ему страшно захотелось стать ростом с Ивина, чтобы не
возвышаться над толпой. К тому же его приятели неловко подались в сторону.
Всего год прошел с тех пор, как Фейн впервые стал признавать их за мужчин.
Обычно у Фейна не находилось времени для кого-то чересчур юного, чтобы
купить у него какой-нибудь товар по хорошей цене. Ранд надеялся, что в
глазах торговца он не скатится вновь до уровня детишек.
Громко откашлявшись, Фейн одернул тяжелый плащ.
-- Нет, не потом, -- заявил торжественно торговец, снова воздев руку.--
Сейчас я расскажу вам. -- Широким движением руки он словно разбрасывал слова
над толпой. -- Вы думаете, что у вас, в Двуречье, беды, разве не так? Что ж,
во всем мире беды: от Великого Запустения и к югу, до Моря Штормов, от
Океана Арит на западе до Айильской Пустыни на востоке. И даже дальше. Зима
оказалась куда более жестокой, чем вы даже можете вообразить, такой
холодной, что от мороза у вас кровь стыла в жилах и трещали кости? Да-а!
Зима оказалась холодной и жестокой везде. В Пограничных Землях вашу зиму
назвали бы весной. Но, весна не приходит, говорите вы? Волки убивают ваших
овец? Наверно, волки нападали и на людей? Дела обстоят именно так? А теперь
вот что. Весна запаздывает везде. Везде волки, алчущие любой плоти, в
которую можно впиться клыками, будь то овца, корова или человек. Но есть
вещи похуже, чем волки или зима. Есть те, кто был бы рад, если б ему грозили
только ваши маленькие неприятности.
Падан Фейн сделал драматическую паузу,
-- Что может быть хуже волков, убивающих овец и людей? -- спросил
громко Кенн Буйе. Остальные согласно Загудели.
-- Люди, убивающие людей! -- откликнулся торговец зловещим тоном. Его
ответ вызвал потрясенный шепот, который стал явственнее, когда он продолжил.
-- Я хочу сказать, что это -- война. В Гэалдане -- война, война и безумие.
Снег в Лесу Даллин красен от людской крови. Воронами и криками воронов полно
небо. Армии идут к Гэалдану. Государства, великие рода и великие мужи
посылают солдат на бой.
-- Война? -- Язык мастера ал'Вира с трудом справился с непривычным
словом. В Двуречье никто никогда не имел ничего общего с войной. -- Почему
они затеяли войну?
Фейн ухмыльнулся, и у Ранда появилось чувство, что тот насмехается над
жителями деревни, отрезанной от мира, и над их неведением. Торговец
склонился к мастеру ал'Виру, словно бы желая поделиться с ним некоей тайной,
но шепот его, предназначенный не только мэру, был услышан всеми:
-- Поднят стяг Дракона, и собираются войска, чтобы выступить против
него. Или поддержать его.
Один долгий вздох пронесся над всеми собравшимися, и Ранд невольно
вздрогнул.
-- Дракон! -- застонал кто-то.-- Темный свободен и в Гэалдане!
-- Не Темный, -- прорычал Харал Лухан. -- Дракон -- это не Темный. И
вообще, это -- Лжедракон!
-- Давайте послушаем, что скажет мастер Фейн, -- повысил голос мэр, но
не так-то просто оказалось утихомирить всех. Со всех сторон кричали люди,
мужчины и женщины, стараясь перекричать друг друга.
-- Ничем не лучше Темного!
-- Мир-то Дракон разломал?
-- Он все начал! Он -- причина Времен Безумия!
-- Ты пророчества знаешь? Когда возродится Дракон, худшие кошмары
покажутся тебе самыми нежными мечтаниями!
-- Он еще один Лжедракон. Он должен им быть!
-- Да какая разница? Вспомни последнего Лжедракона. Он тоже развязал
войну. Погибли тысячи, разве не так, Фейн? Он осадил Иллиан.
-- Злые времена! Двадцать лет никто не объявлял себя Возрожденным
Драконом, а теперь -- уже третий за последние пять лет. Злые времена! Одна
погода чего стоит!
Ранд обменялся взглядами с Мэтом и Перрином. Глаза Мэта сверкали от
возбуждения, но Перрин обеспокоенно хмурился. Ранд помнил истории о тех
людях, что называли себя Возрожденными Драконами. Даже если все они
оказывались потом Лжедраконами, погибая или бесследно исчезая, не исполнив
ни одного из пророчеств, все равно они успевали содеять немало зла. Войны
сокрушали целые государства, города и села предавались огню. Мертвые падали,
как листья осенью, беженцы забивали дороги, словно овцы маленький загончик.
Так рассказывали торговцы и купцы, и в Двуречье никто обладающий здравым
смыслом не сомневался в этом. Как говаривали некоторые, когда вновь родится
подлинный Дракон, миру настанет конец.
-- Прекратите! -- закричал мэр. -- Тихо! Хватит чесать языки и тешить
свое воображение. Пусть мастер Фейн расскажет нам об этом Лжедраконе.
Шум начал стихать, но Кенн Буйе молчать не намеревался.
-- Это на самом деле Лжедракон? -- спросил кровельщик угрюмо,
Мастер ал'Вир, опешив, заморгал, затем накинулся на Буйе:
-- Не будь старым дураком, Кенн! Но тот уже вновь распалил толпу.
-- Он не может оказаться Возрожденным Драконом! Да поможет нам Свет, он
не может им быть!
-- Ты старый дурак, Буйе! Тебе что, этих бед мало?
-- Следующим еще Темного назови! Да ты одержим Драконом, Кенн Буйе!
Хочешь на нас беду накликать?
Кенн вызывающе обвел взором стоящих вокруг себя, пытаясь смутить
взглядом сердито уставившихся на него, и возвысил голос:
-- Я не слышал, чтобы Фейн говорил о Лжедраконе. А вы слышали? Протрите
глаза! Есть где-нибудь всходы, что поднялись хотя бы до колена? Почему до
сих пор зима, когда с месяц как положено быть весне? -- Раздались гневные
возгласы, чтобы Кенн попридержал язык. -- Я молчать не буду! Хоть мне и не
по нраву этот разговор, но я не стану прятать голову под корзину, когда люди
из Таренского Перевоза придут резать Мне горло. И я не стану
попустительствовать забавам Фейна. Говори ясно, торговец. Что тебе известно?
А? Этот человек -- Лжедракон?
Если Фейн и был встревожен новостями, что он принес, или смущен ссорой,
причиной которой стал, то ничем этого не показал. Он лишь пожал плечами и
почесал нос худым пальцем.
-- М-м, насчет этого... кто может сказать, пока это не кончится и не
случится? -- На секунду он умолк, растянув губы в своей таящей секрет
ухмылке и обежав взглядом лица людей, столпившихся вокруг, будто раздумывая,
как на них подействует то, что он скажет, и найдут ли они это занятным. -- Я
знаю, -- произнес Фейн нарочито небрежным тоном, -- что он обладает Единой
Силой. Другие же -- нет. И он может ее направлять. Земля разверзается под
ногами его врагов, крепкие стены рушатся от его голоса. Молнии являются на
его зов и бьют куда он укажет. Вот что я слышал, и слышал от людей, которым
верю.
Воцарилось гробовое молчание. Ранд взглянул на своих друзей. Перрину
новости вовсе не нравились, но Мэт по-прежнему выглядел возбужденным.
Тэм, на вид лишь чуть-чуть менее спокойный, чем обычно, потянул мэра
поближе к себе, но не успел он ничего сказать, как прорвало Ивина Финнгара.
-- Он же сойдет с ума и погибнет! В сказаниях мужчины, которые
направляют Силу, всегда сходят с ума, а потом чахнут и умирают. Только
женщины могут управлять ею. Разве он этого не знает?
Ивин едва увернулся от затрещины.
-- Хватит тебе об этом, мальчишка! -- Кенн потряс узловатым пальцем
перед лицом Ивина. -- Выкажи надлежащее почтение старшим и оставь это дело
взрослым. Убирайся отсюда!
-- Полегче, Кенн, -- проворчал Тэм. -- Мальчик всего-навсего любопытен.
Незачем так кипятиться.
-- Не веди себя как ребенок, -- добавил Бран, -- и хоть сейчас вспомни,
что ты член Совета.
С каждым словом Тэма и мэра морщинистое лицо Кенна наливалось кровью,
пока наконец не стало почти багровым.
-- Да вы понимаете, о каких женщинах говорит этот сопляк?! Нечего на
меня хмуриться, Лухан, и ты не смотри так, Кро. Это порядочная деревня
приличного народа, и уже плохо то, что Фейн тут вещает о Лжедраконе, который
использует Силу, а тут еще этот одержимый Драконом мальчишка приплел сюда и
Айз Седай. Кое о чем вовсе не стоит говорить, и мне нет дела до того,
позволят или нет этому шуту-менестрелю рассказывать те сказки, что взбредут
ему в голову. Это и неуместно, и неприлично!
-- Никогда я не видел, не слышал и не нюхал ничего такого, о чем нельзя
было бы говорить, -- сказал Тэм, но Фейн еще не закончил свою речь.
-- Айз Седай уже в этом замешаны, -- громко заговорил торговец. -- Их
отряд поскакал из Тар Валона на юг. Если он владеет Силой, то никто, кроме
Айз Седай, не одолеет его, они с ним будут сражаться и попытаются его
одолеть, и в одной из битв одолеют. Если одолеют.
Кто-то в толпе громко застонал, и даже Тэм и Бран встревоженно
обменялись хмурыми взглядами. Толпа разбилась на тесные группки, а некоторые
поплотнев закутались в плащи, хотя ветер к этому времени уже стихал.
-- Конечно же, его одолеют! -- выкрикнул кто-то.
-- Да, их всегда в конце концов били, этих Лжедраконов.
-- Его должны победить, как же иначе?
-- А если не победят?
Тэм наконец, улучив момент, что-то стал тихо говорить мэру на ухо, и
Бран, время от времени кивая и не обращая внимания на гомон, выслушал его, а
потом рявкнул во весь голос:
-- Слушайте все! Успокойтесь и послушайте! -- Выкрики перешли в
приглушенное бормотание. -- Это уже не просто новости из внешнего мира. Это
должно быть обсуждено на Совете Деревни. Мастер Фейн, если вы не против
присоединиться к нам в гостинице, то мы хотели бы задать вам несколько
вопросов.
-- Добрая кружка горячего вина с пряностями оказалась бы для меня
сейчас кстати, -- усмехнувшись, ответил торговец. Он спрыгнул с фургона,
вытер руки о куртку и с готовностью оправил плащ. -- Вас не затруднит
присмотреть за моими лошадьми?
-- А я хочу услышать, что он скажет! -- раздался протестующий выкрик,
потом еще несколько.
-- Вы не можете так просто увести его! Меня жена послала за булавками!
-- Это заговорил Вит Конгар; он горбился под пристальными взглядами
остальных, но стоял на своем.
-- Мы тоже хотим задать вопросы! -- крикнул кто-то из глубины толпы. --
Я...
-- Тихо! -- гаркнул мэр, добившись испуганного молчания. -- Когда Совет
получит ответы на свои вопросы, мастер Фейн вернется и расскажет вам все
новости. И продаст вам горшки и булавки. Эй, Тэд! Уведи лошадей мастера
Фейна в стойла.
Тэм и Бран пошли рядом с торговцем, прочие члены Совета -- вслед за
ними, и вся процессия чинным шагом направилась к гостинице "Винный Ручей" и
скрылась за плотно закрывшейся дверью, которая захлопнулась перед носом у
тех, кто хотел проскользнуть вслед за Советом. На стук откликнулся лишь мэр:
-- Ступайте по домам!
Люди бесцельно кружили перед гостиницей, переговариваясь, обсуждая то,
что сказал торговец, и что это означает, то, о чем спросит Совет, и почему
им должны дать все услышать и задать свои собственные вопросы. Кое-кто
пробовал заглянуть внутрь через фасадные окна, а некоторые даже пытались
расспрашивать Хью и Тэда, но о чем они хотели узнать, им и самим было не
очень-то ясно. Два флегматичных конюха в ответ лишь бурчали и продолжали
методично распрягать лошадей Фейна, одну за другой уводя в конюшню. Когда
последняя лошадь оказалась в стойле, к фургону конюхи уже не вернулись.
Ранд не обращал внимания на толпу. Он присел на край древнего каменного
фундамента, завернулся в плащ и уставился на дверь гостиницы. Гэалдан. Тар
Валон. Сами названия городов и стран звучали необычно и волнующе. О тех
местах он знал только понаслышке, от торговцев и по историям, что
рассказывали охранники купцов. Айз Седай, войны, Лжедракон... сказки перед
камином поздним вечером, когда единственная свеча отбрасывает на стену
причудливые тени, когда за ставнями завывает ветер. Вообще-то Ранд считал,
что ему хватает волков и буранов.. Но там, за границами Двуречья, все должно
быть совсем по-другому, как будто живешь в сказаниях менестреля. В
приключении. В одном долгом приключении. Всю жизнь.
Жители деревни мало-помалу расходились, по-прежнему ворча и покачивая
головами. Вит Конгар приостановился, чтобы посмотреть внутрь оставленного у
гостиницы фургона, словно предполагал обнаружить другого спрятавшегося там
торговца. Наконец осталось всего несколько человек, одна молодежь. Мэт и
Перрин неспешным шагом подошли к Ранду.
-- Не понимаю, как менестрелю удастся его переплюнуть, -- возбужденно
сказал Мэт. -- Эх, знать бы, доведется ли хоть одним глазком увидеть этого
Лжедракона?
Перрин тряхнул лохматой головой:
-- Что-то мне не хочется смотреть на него. Может, где-нибудь в другом
месте, но не в Двуречье. Не здесь, если это означает войну.
-- Конечно, не здесь, если из-за этого тут появятся Айз Седай, --
добавил Ранд. -- Или ты позабыл, кто вызвал Разлом? Начать его мог и Дракон,
но ведь именно Айз Седай разрушили мир.
-- Я слышал однажды рассказ, -- медленно сказал Мэт, -- от охранника
купца, что закупал здесь шерсть. Он говорил, будто Дракон может возродиться
в час величайшей нужды в нем и спасет всех нас.
-- Что ж, значит, он глуп, если верит в такое, -- твердо сказал Перрин.
-- А ты был дураком, раз его слушал, -- В голосе его не было гнева; он редко
выходил из себя. Но иногда его сердили неуемные фантазии Мэта, и на этот раз
в тоне его проскользнула нотка раздражения. -- Сдается мне, потом он заявил
еще, что мы все живем в новой Эпохе Легенд.
-- Я не говорил, что поверил, -- возразил Мэт. -- Я всего-навсего
слышал это. И Найнив тоже слышала, и я подумал тогда, что она готова содрать
шкуру и с меня, и с охранника. Он сказал -- это я про охранника, -- что
многие люди в это верят, только боятся говорить вслух. Боятся Айз Седай или
Детей Света. После того, как на нас наткнулась Найнив, он больше ничего не
стал говорить. Она передала его слова купцу, и тот заявил, что для охранника
это была последняя поездка с ним.
-- Вот и хорошо, -- сказал Перрин. -- Дракон собирается нас спасать?
Звучит так, словно я с Коплином разговариваю.
-- Что за нужда должна быть, чтобы нам захотелось Дракона в спасители?
-- сказал задумчиво Ранд. -- Это почти то же самое, что просить помощи у
Темного.
-- Об этом он не говорил, -- смущенно ответил Мэт. -- И про новую Эпоху
Легенд -- ничего. Он сказал, что появление Дракона разорвало бы мир на
части.
-- Ага, наверняка это спасет нас, -- сухо отозвался Перрин. -- Еще один
Разлом.
-- Чтоб я сгорел! -- заворчал Мэт. -- Я лишь пересказываю то, что
говорил охранник.
Перрин покачал головой:
-- Я только надеюсь, что Айз Седай и этот Дракон, настоящий он или нет,
останутся там, где они сейчас. Может, Двуречье переживет и без них.
-- Ты думаешь, они на самом деле Друзья Темного? -- Мэт глубокомысленно
насупил брови.
-- Кто? -- спросил Ранд.
-- Айз Седай.
Ранд глянул на Перрина, тот пожал плечами.
-- Сказания... -- начал он медленно, но Мэт перебил его:
-- Не во всех сказаниях говорится, что они служат Темному, Ранд.
-- О Свет, Мэт, -- промолвил Ранд, -- они же вызвали Разлом. Чего тебе
еще надо?
-- Да я так, раздумываю. -- Мэт вздохнул, но в следующий миг снова
ухмылялся: -- Старый Байли Конгар утверждает, что их не существует. Ни Айз
Седай. Ни Друзей Темного. Говорит, что это все россказни. Он заявлял, что и
в Темного не верит.
Перрин фыркнул:
-- Коплинские разговоры от Конгара. Чего еще можно ждать?
-- Старый Байли называл Темного по имени. Держу пари, этого-то ты не
знал.
-- Свет! -- выдохнул Ранд. Ухмылка Мэта стала еще шире:
-- Это произошло прошлой весной, как раз перед тем, как гусеница озимой
совки появилась на его полях, и больше ни на чьих. Как раз перед этим все
его домашние слегли с желтоглазой лихорадкой. Я все слышал. Он по-прежнему
говорит, что не верит, но теперь, когда я как-то попросил его назвать
Темного по имени, он швырнул в меня чем-то тяжелым.
-- Ты в самый раз глуп для того, чтобы поступать так, да. Мэт Коутон?
-- Темные волосы в перекинутой через плечо косе Найнив топорщились от гнева.
Ранд смущенно поднялся на ноги. Стройная и едва ли по плечо Мэту, Мудрая на
миг показалась ему выше любого из них, и никакого значения не Имели ни ее
молодость, ни ее красота. -- Нечто подобное в отношении Байли Конгара я
подозревала, но мне думалось, что хоть у тебя окажется больше ума, чтобы не
насмехаться над ним таким образом. Может, для женитьбы ты уже вполне
взрослый, но, по правде говоря, Мэтрим Коутон, тебя нельзя отпускать от
материнского передника. Следующий номер, который ты выкинешь, -- тебе самому
взбредет в голову называть Темного по имени.
-- Нет, Мудрая, -- запротестовал Мэт, который готов был отдать все что
угодно, лишь бы оказаться сейчас подальше от этого места и от Найнив. -- Это
старый Байл... я хотел сказать, мастер Конгар, не я! Кровь и пепел, я...
-- Поменьше мели языком, Мэтрим!
Ранд выпрямился, хотя на него Мудрая и не посмотрела. Перрин выглядел
столь же сконфуженным. Позже кто-то из них почти наверняка будет возмущаться
вслух тем, что их отчитала женщина, да еще и не намного старше, -- так
поступали все после нагоняя от Найнив, но только если она не могла услышать,
-- однако разница в годах всегда превращалась в пропасть, когда ребятам
доводилось сталкиваться с нею лицом к лицу. Особенно когда Найнив бывала
сердита.
Своим посохом -- толстым с одного конца и гибким, словно прутик, с
другого -- она могла задать взбучку любому, кто, по ее мнению, поступал
глупо, -- по голове, рукам, ногам, -- невзирая на его возраст и положение.
Внимание Ранда было так поглощено Мудрой, что поначалу он и не заметил,
что она пришла не одна. Когда Ранд осознал свой промах, он решил было
потихоньку улизнуть, что бы потом ни сказала или ни сделала Найнив.
В нескольких шагах от Мудрой стояла Эгвейн и с живейшим интересом
наблюдала за происходящим. Ростом с Найнив и с такими же темными волосами,
она сейчас была воплощением настроения Найнив -- руки скрещены на груди,
губы плотно, неодобрительно сжаты. Капюшон мягкого серого плаща скрывал ее
лоб, в карих глазах -- ни смешинки.
По справедливости, думал Ранд, то, что он на два года ее старше, должно
бы давать ему преимущества, но все обстояло совершенно иначе. И в лучшие
времена у него никогда не был хорошо подвешен язык для болтовни с девушками
деревни, в отличие от Перрина, но, когда на него смотрела Эгвейн, смотрела
такими широко раскрытыми глазами, словно отдавая ему все свое внимание, все,
до последней капли, он совсем терял нить разговора и говорил что угодно, но
не о том, о чем хотел. Может, как только Найнив закончит с выволочкой, он
сумеет как-нибудь исчезнуть. Но Ранд понимал, что смыться ему не удастся,
хотя почему -- не понимал.
-- Хватит тебе глядеть как ополоумевшему ягненку, Ранд ал'Тор, --
сказала Найнив, -- и лучше расскажи мне, почему вы болтаете о том, о чем
вам, трем телкам-переросткам, должно бы держать рот на замке.
Ранд вздрогнул и отвел глаза от Эгвейн; та, когда Мудрая обратилась к
Ранду, наградила его улыбкой, приведя в полное замешательство. Голос Найнив
был резок, но на лице ее появилась понимающая улыбка... Но тут громко
засмеялся Мэт, и улыбка пропала, а Мэт, поймав взгляд Найнив, подавился
смехом, превратившимся в глухое карканье.
-- Ну, Ранд? -- потребовала Найнив.
Уголком глаза Ранд видел, что Найнив по-прежнему улыбается. Что такого
забавного она заметила?
-- Нет ничего необычного, что мы толкуем об этом, Мудрая, -- поспешил
объяснить Ранд. -- Торговец -- Падан Фейн... э-э... мастер Фейн -- привез
вести о Лжедраконе в Гэалдане, и о войне, и об Айз Седай. Совет счел своим
долгом расспросить его подробнее. О чем же еще нам говорить?
Найнив качнула головой:
-- Вот, значит, почему фургон торговца стоит словно брошенный. Я
слышала, как народ хлынул к нему, но я не могла уйти от миссис Айеллин, пока
у нее не прошел приступ лихорадки. Совет расспрашивает торговца о событиях в
Гэалдане, так? Насколько я их знаю, они зададут все неправильные вопросы и
ни одного правильного. Ладно, Кругу Женщин придется заняться этим, чтобы
выяснить хоть что-то полезное.
Решительно поправив плащ на плечах, Найнив скрылась в гостинице.
Эгвейн не последовала за Мудрой. Когда дверь гостиницы захлопнулась за
Найнив, девушка подошла и встала перед Рандом. Хмурое выражение исчезло с ее
лица, но от пристальных немигающих глаз Ранд чувствовал себя не в своей
тарелке. Он повернулся к приятелям, но те отошли в сторону, ухмыляясь во
весь рот.
-- Напрасно ты позволил Мэту втянуть себя в дурацкую болтовню, Ранд, --
серьезно, как сама Мудрая, сказала Эгвейн, затем вдруг хихикнула. -- Видел
бы ты себя со стороны. У тебя такой же вид, как в тот раз, когда Кенн Буйе
поймал вас с Мэтом на своих яблонях, вам тогда было по десять лет.
Ранд переступил с ноги на ногу и оглянулся на друзей. Те стояли в
отдалении, Мэт что-то говорил, оживленно жестикулируя.
-- Будешь танцевать со мной завтра? -- Это было вовсе не то, что хотел
сказать Ранд. Он не думал о танце с нею, но готов был отдать все, лишь бы не
чувствовать себя таким дураком едва ли не при каждом разговоре с Эгвейн.
Именно так он чувствовал себя и сейчас.
Эгвейн улыбнулась уголками рта.
-- В полдень, -- сказала она. -- С утра я буду занята.
Донесся возглас Перрина: "Менестрель!"
Эгвейн повернулась в его сторону, но Ранд взял ее за руку:
-- Занята? Чем?
Несмотря на прохладу, она откинула капюшон плаща и с напускной
небрежностью поправила волосы. Последний раз, когда Ранд видел Эгвейн, ее
волосы темными волнами ниспадали ниже плеч, и их удерживала красная лента;
теперь же они были заплетены в длинную косу.
Он уставился на косу, словно та превратилась в ядовитую змею, потом
украдкой глянул на Весенний Шест, который одиноко возвышался на Лужайке,
готовый к завтрашнему празднику. Утром незамужние женщины будут танцевать
вокруг Шеста. У Ранда комок застрял в горле. Ему как-то в голову не
приходило, что Эгвейн достигнет брачного возраста одновременно с ним.
-- Из того, что кому-то уже хватает лет, чтобы обзаводиться семьей, --
проворчал он, -- вовсе не вытекает, что они так и поступят. Тем более --
сразу же.
-- Конечно, нет. Или вообще никогда.
Ранд захлопал глазами:
-- Никогда?
-- Мудрая почти никогда не выходит замуж. Ты же знаешь, меня обучает
Найнив. Она говорит, у меня есть дар, так что я могу научиться слушать
ветер. Найнив говорит, не все Мудрые на это способны, даже если и заявляют,
что могут слушать ветер.
-- Мудрая! -- присвистнул Ранд. Он не заметил, как угрожающе блеснули
глаза Эгвейн. -- Да Найнив будет здесь Мудрой еще пятьдесят лет! А может, и
дольше. Ты что, собираешься провести у нее в ученицах всю жизнь?
-- Есть другие деревни, -- ответила запальчиво Эгвейн. -- Найнив
говорит, деревни к северу от Тарена всегда выбирают Мудрую из дальних мест.
Считается, что тогда у нее в деревне не будет любимчиков.
Изумление Ранда растаяло столь же быстро, как и возникло.
-- Не в Двуречье? Так я больше тебя не увижу...
-- А тебе это не нравится? Что-то в последнее время ты и виду не
подавал, что тебя волнует нечто подобное.
-- Никто никогда не покидал Двуречья, -- продолжал Ранд. -- Разве что
из Таренского Перевоза, но они там все с приветом. Мало чем схожи с народом
Двуречья.
Эгвейн раздраженно вздохнула:
-- Ладно, я, может, тоже с приветом. Может, мне хочется досмотреть
чужие края, те, о которых я только слышала. Об этом ты когда-нибудь
задумывался?
-- Конечно, задумывался. Иногда даже мечтал, но я понимаю разницу между
грезами и жизнью.
-- А я так -- нет? -- взбешенно бросила девушка и резко повернулась к
Ранду спиной.
-- Я не о тебе, я о себе говорил. Эгвейн!
Она рывком оправила плащ, словно отгородившись от юноши стеной, и
решительно сделала несколько шагов в сторону. Ранд расстроенно потер лоб.
Как так происходит? Уже не первый раз она находила в его словах тот смысл,
Который он в них никогда не вкладывал. В ее теперешнем настроении любая его
оплошность наверняка ухудшит положение, а он был совершенно уверен: почти
все, что он скажет, будет ошибкой.
Тут к Ранду подошли Мэт и Перрин. Эгвейн и бровью не повела. Парни
нерешительно посмотрели на нее, потом наклонились к Ранду.
-- Морейн и Перрину дала монету, -- сказал Мэт. -- Как нам. -- Он
помолчал, потом добавил: -- И он видел всадника.
-- Где? -- встрепенулся Ранд. -- Когда? Кто еще его видел? Ты
кому-нибудь говорил?
Перрин поднял большие ладони, останавливая поток вопросов:
-- По вопросу за раз. Я заметил его на краю деревни, когда он следил за
кузницей, вечером, в сумерках. У меня аж мурашки по коже забегали. Я сказал
мастеру Лухану, вот только, когда он посмотрел, там никого не было. Он
сказал, что меня обманули тени. Но пока мы гасили горн и убирали
инструменты, он свой самый большой молот держал под рукой. Раньше он так
никогда не делал.
-- Значит, он тебе поверил, -- сказал Ранд, но Перрин пожал плечами:
-- Не знаю. Я спросил, зачем ему молот, если мне померещилось что-то
среди теней, а он ответил что-то насчет волков, обнаглевших настолько, что
стали появляться в деревне. Может, он решил, что я видел именно их, хотя
мастер Лухан должен бы знать: я вполне могу отличить волка от человека
верхом на коне, даже в вечернем сумраке. Я знаю, что я видел, и никому не
заставить меня поверить в другое.
-- Я тебе верю, -- сказал Ранд. -- Я тоже его видел. Перрин
удовлетворенно хмыкнул, словно раньше не был уверен в этом.
-- О чем это вы говорите? -- неожиданно раздался требовательный голос
Эгвейн.
Ранду вдруг захотелось разговаривать шепотом. Знай он, что она их
услышит, он бы так и сделал. Мэт и Перрин, с глупыми улыбками до ушей,
наперебой принялись рассказывать Эгвейн о своих неожиданных встречах со
всадником в черном плаще, но Ранд хранил молчание. Он был уверен, что знает,
какие слова она скажет, когда его друзья закончат свои истории.
-- Найнив оказалась права, -- заявила Эгвейн куда-то в небо, едва двое
юношей умолкли. -- Ни одного из вас нельзя отпускать далеко от материнского
подола. Люди ездят верхом на лошадях, это вам известно. Но из-за этого они
не превращаются в страшилищ из менестрелевых сказок.
Ранд кивнул про себя -- именно такого ответа он и ожидал. Тут же
досталось от Эгвейн и ему:
-- А ты эти слухи распускаешь. Порой ты, Ранд ал'Тор, как будто вообще
ничего не понимаешь. Зима и так была страшной, а ты еще принимаешься пугать
детей.
Ранд состроил кислую гримасу:
-- Ничего я не распускаю, Эгвейн. Но я видел то, что видел, а видел я
вовсе не фермера, ищущего заблудившуюся корову.
Эгвейн набрала полную грудь воздуха, но что она намеревалась сказать,
никто не узнал: дверь гостиницы распахнулась, и из нее торопливо, будто за
ним гнались, выскочил седой взлохмаченный человек.
ГЛАВА 4. МЕНЕСТРЕЛЬ
Дверь, грохнув, захлопнулась за спиной седого худого мужчины, который
волчком крутанулся на месте и уставился на нее. Его можно было бы счесть
высоким, если бы он не сутулился, но двигался он с живостью, создававшей
обманчивое представление о его возрасте. Плащ мужчины выглядел лоскутным
одеялом, заплатки всевозможных размеров и очертаний трепетали от каждого,
даже самого легкого порыва ветра сотнями разноцветных пятен. На самом деле,
как успел разглядеть Ранд, плащ был достаточно толстым, что бы там ни
утверждал мастер ал'Вир: цветастые заплаты служили большей частью для
украшения.
-- Менестрель! -- взволнованно прошептала Эгвейн. Седой мужчина резко
развернулся, плащ взметнулся в воздух, открыв длинную необычную куртку с.
мешковатыми рукавами и большими карманами. Густые, такие же белоснежные, как
и волосы, висячие усы; угловатое его лицо наводило на мысль о дереве,
пережившем суровые времена. Мужчина высокомерно указал на Ранда и его друзей
чу