вое громко крикнули ему:
-- Поздравляем с окончанием!
Он приветливо помахал им рукой. Его здесь все любили, особенно пожилые
служащие. Они, правда, не знали, что Рудольф -- консультант отдела кадров и
что во многом от него зависит как их прием на работу, так и их увольнение.
Дверь в кабинет Калдервуда была, как всегда, открыта нараспашку. Ему
нравилось наблюдать за тем, что происходит у него в магазине. Он сидел за
своим столом и писал авторучкой письмо. У него, конечно, был секретарь,
который сидел в своем кабинете рядом, но в его бизнесе были секреты, и он не
хотел разглашать их даже своему секретарю. Он обычно сам писал четыре-пять
писем от руки, запечатывал их, приклеивал марку и сам отсылал. Дверь в
кабинет секретаря была закрыта.
Рудольф, стоя на пороге, ждал, когда шеф кончит писать. Калдервуд не
любил, когда его отрывали от занятий.
Наконец он закончил последнее предложение, перечитал письмо и только
после этого поднял голову. Гладкое, болезненно-желтоватое лицо с длинным,
острым носом, редкие черные волосы на голове. Он перевернул на столе письмо.
С его большими, неуклюжими руками фермера ему было трудно обращаться с
мелкими или хрупкими предметами, такими, как листочки бумаги. Рудольф
гордился своими тонкими, холеными руками с длинными прямыми пальцами,
руками, как он считал, истинного аристократа.
-- Входи, Руди,-- пригласил его Калдервуд. Голос у него сухой,
безразличный, без особых интонаций.
-- Добрый день, мистер Калдервуд.-- Рудольф вошел в кабинет, в эту
голую комнату, в своем ладном голубом костюме. На стене висел выпущенный
Калдервудом отрывной календарь с цветной фотографией магазина. Другим
украшением в этом кабинете схимника была стоявшая у него на столе фотография
трех дочерей, которая была сделана, когда они были еще совсем маленькими.
К его великому удивлению, Калдервуд вышел из-за стола, подошел к нему и
пожал Рудольфу руку.
-- Ну, как все прошло?
-- Все хорошо, никаких сюрпризов.
-- Ну, ты рад, что закончил?
-- Вы имеете в виду ходить в колледж?
-- Да, само собой. Ладно, садись.-- Калдервуд снова сел за стол, на
свой деревянный стул с высокой прямой спинкой. Рудольф устроился на другом,
таком же деревянном, стоявшем рядом со столом, с края. В отделе мебели было
полно, целые дюжины обитых кожей стульев, но они предназначались только для
покупателей.
-- Думаю, что да,-- ответил Рудольф,-- то есть думаю, что рад.
-- Большинство людей, сколотивших себе громадные состояния в нашей
стране и которые продолжают в том же духе и сегодня,-- сказал Калдервуд,--
никогда не имели приличного образования. Тебе это известно?
-- Да, знаю.
-- Они покупают образование,-- продолжал Калдервуд, и в его голосе
послышалась угроза. Сам хозяин не окончил даже средней школы.
-- Постараюсь, чтобы мое образование не стало помехой на пути к
большому состоянию,-- сказал Рудольф.
Калдервуд засмеялся. Смех у него был, как всегда, сухим и коротким.
По-видимому, он экономил и на нем. Отодвинув ящик стола, он вытащил оттуда
ювелирную коробочку, с именем владельца магазина на ней, написанным
аккуратным женским почерком на бархатной крышечке.
-- Вот,-- сказал он, ставя коробочку перед ним на стол,-- наш подарок
тебе.
Рудольф открыл коробочку. Там лежали красивые, в стальной оправе
швейцарские ручные часы, с черным замшевым ремешком.
-- Как вы добры ко мне, сэр! -- сказал Рудольф, стараясь скрыть свое
удивление.
-- Ты их заработал.-- Он, смутившись, поправил галстук на белой
накрахмаленной рубашке. По-видимому, щедрость ему давалась нелегко.-- Руди,
ты славно потрудился в нашем магазине. У тебя хорошая голова на плечах и,
по-моему, у тебя природный дар, врожденное умение продавать товары.
-- Благодарю вас, мистер Калдервуд.-- Да, вот это действительно
существенное поздравление по случаю раздачи ученых степеней, подумал про
себя Рудольф. Это вам не вашингтонский вздор по поводу растущей кривой
повсеместного военного могущества или помощи, оказываемой Соединенными
Штатами нашим не столь счастливым собратьям во всем мире.
-- Я говорил тебе, что у меня есть для тебя одно предложение, не так
ли?
-- Да, сэр, я помню.
Калдервуд колебался, не зная, как продолжать. Потом, откашлявшись,
встал, вышел из-за стола, подошел к стене с висящим на ней отрывным
календарем. Казалось, что он сейчас стоит на высоком трамплине и, перед тем
как совершить потрясающий прыжок в воду, сосредоточенно повторяет в уме все
его детали. На нем, как всегда,-- черный костюм с жилеткой и высокие черные
ботинки. "Мои щиколотки должны чувствовать твердую опору",-- любил повторять
он.
-- Руди,-- наконец снова начал он.-- Не хотел бы ты работать в нашем
магазине, только полный рабочий день?
-- Это зависит...-- осторожно вымолвил Рудольф. Он, конечно, ожидал
такого предложения и даже уже решил про себя, на каких условиях согласится.
-- Зависит от чего? -- В голосе Калдервуда послышались задиристые
нотки.
-- От той работы, которую мне придется выполнять,-- закончил Рудольф.
-- То, что ты делал и прежде. Но, конечно, в большем объеме. Будешь
заниматься всем понемногу. Тебе что, нужна должность?
-- Все зависит от того, какая должность.
-- "Зависит, зависит", вот заладил,-- недовольно проворчал Калдервуд.
Потом засмеялся: -- Кто это когда-то высказал мысль о нетерпеливости юности?
Ну, что скажешь, если я предложу тебе должность помощника менеджера? Такая
должность тебя устраивает?
-- Нет, она для новичков,-- решительно отверг его предложение Рудольф.
-- Может, вышвырнуть тебя из моего кабинета? -- со злостью произнес
Калдервуд. Его водянистые глаза мгновенно покрылись ледяной коркой.
-- Я не хочу показаться вам человеком неблагодарным,-- твердо сказал
Рудольф,-- но не желаю оказываться в невыгодном положении. К тому же у меня
есть другие предложения...
-- Значит, ты хочешь удрать отсюда в Нью-Йорк, как и все эти молодые
глупцы? -- спросил рассерженный Калдервуд.-- Завоевать город в первый же
месяц, потом болтаться на всех веселых вечеринках?
-- Не совсем так,-- спокойно ответил Рудольф. Он и сам понимал, что
пока не созрел для Нью-Йорка.-- Хотя мне на самом деле нравится этот город.
-- Губа не дура,-- сказал Калдервуд. Он снова сел за стол, и теперь от
него до Рудольфа долетали какие-то странные звуки, похожие на легкие
вздохи.-- Послушай, Руди,-- снова начал он.-- Я уже далеко не молодой
человек. Доктор говорит, мне нельзя уже столько работать, пора снизить
рабочую нагрузку, не волноваться по пустякам. Передать помощнику всю полноту
ответственности -- так он выразился. Почаще отдыхать, если хочу продлить
свою жизнь. Ну, обычный врачебный треп, что от него возьмешь? У меня --
высокий процент холестерина. Это у них новая страшилка: пугать тебя высоким
содержанием холестерина в организме. В любом случае, в этом есть
определенный здравый смысл. У меня нет сыновей...-- Он бросил взгляд на трех
своих дочерей на фотографии. Трижды они предали его светлые надежды на
наследника.-- После смерти отца я все здесь сделал сам, своими собственными
руками. Кто-то должен мне помочь продолжить дело. И мне не нужны эти
высокомерные сопляки с большими связями, выпускники разных там бизнес-школ,
которые являются к тебе и начинают требовать доли в твоем деле после двух
первых недель работы.-- Опустив голову, он поглядывал на Рудольфа из-под
мохнатых черных бровей, словно снова и снова оценивал его.-- Начнешь со ста
долларов в неделю. Через год будет видно. Ну, справедливо это или
несправедливо? Как считаешь?
-- Справедливо,-- согласился с ним Рудольф. Он рассчитывал только на
семьдесят пять.
-- У тебя будет свой кабинет. В старой упаковочной на первом этаже. На
двери, как и полагается, табличка -- "Помощник менеджера". Но мне хотелось
бы почаще видеть тебя на торговых площадях во время работы. Ну, по рукам?
Рудольф протянул ему руку. Калдервуд пожал ее с такой силой, что никак
не скажешь, что перед тобой человек с повышенным содержанием холестерина в
организме.
-- Наверное, ты сейчас захочешь немного отдохнуть, взять отпуск,--
сказал Калдервуд.-- Не могу тебя за это осуждать. Сколько хочешь: две
недели, месяц?
-- Я буду здесь завтра, в девять утра.-- Рудольф поднялся со стула.
Калдервуд улыбнулся. Блеснули его протезы. По-видимому, он Рудольфу не
верил.
-- Остается только надеяться, что я не совершил ошибку,-- сказал он.--
Значит, увидимся завтра утром.
Когда Рудольф вышел из кабинета, он снова перевернул письмо и своей
большой рукой с квадратной мясистой ладонью поднял со стола авторучку.
Рудольф медленно шел по магазину, поглядывая на прилавки, продавцов,
покупателей. Теперь он по-другому смотрел на все и на всех -- оценивающими
глазами владельца. У выхода снял с руки свои старенькие часы, надел новые.
Брэд дремал на жарком солнышке за рулем, но открыл глаза, когда Рудольф
взялся за дверцу машины, и сразу выпрямился.
-- Есть новости? -- спросил Брэд, заводя мотор.
-- Старик сделал мне подарок.-- Рудольф поднял руку, показывая приятелю
часы.
-- У него доброе сердце, у этого старика,-- Брэд съехал с тротуара.
-- Стоят сто пятнадцать долларов,-- похвастался Рудольф.-- Сам видел в
отделе часов. Если оптом -- то пятьдесят.-- Он ничего не сказал Брэду о
своем обещании мистеру Калдервуду явиться на работу завтра в девять утра.
Собственность Калдервуда -- это вам не манящая, цветущая страна по названию
Оклахома.
Мэри Пиз Джордах сидела у окна, то и дело поглядывая на улицу. Она
ждала своего сына Рудольфа. Он обещал ей прийти домой сразу после
торжественной церемонии вручения дипломов, чтобы показать ей свой. Можно,
конечно, устроить по такому поводу вечеринку, но у нее на это не хватало
сил. К тому же она не знакома с его друзьями. Это вовсе не означало, что он
не пользуется среди них уважением и что они его не любят. То и дело в доме
звонил телефон, и молодые мужские голоса осведомлялись: "Говорит Чарли, Руди
дома?" или "Это -- Брэд. Можно позвать Руди?" Но почему-то он никого не
приглашал домой. Может, это и неплохо. Какой у них дом -- один срам. Две
крохотные темные комнатки над галантерейным магазином, на оголенной, без
единого деревца, стороне улицы. Кажется, судьбе угодно, чтобы она прожила
всю свою жизнь в квартирах над магазинами или лавками. Прямо напротив них
жила негритянская семья. Эти черные рожи все время торчат в окнах, в упор
разглядывают ее. Грязные негритосы, насильники. Она все узнала о них, когда
росла в сиротском приюте.
Мэри закурила сигаретку, неловко стряхнула пепел от предыдущих с шали.
Был теплый июньский день, но теплая шаль все же не помешает.
Ее Рудольф добился своего, несмотря на все невзгоды. Теперь он
выпускник колледжа, ничем не хуже любого другого. Слава богу, что у него
есть такой патрон, как Теодор Бойлан. Она, правда, никогда его не видела, но
Рудольф не раз рассказывал ей, какой он щедрый, интеллигентный человек.
Какие у него изысканные манеры, какой тонкий юмор. Людям нравилось помогать
ее сыну. Ну, теперь он вышел на столбовую дорогу. Хотя, когда она спросила
его, что он собирается делать в будущем, он ответил ей невнятно,
расплывчато. Но у него, конечно, есть свои планы. Она была в этом уверена.
Ее Рудольф и без планов на будущее -- такое просто невероятно! Только чтобы
его не охмурила какая-нибудь ушлая девица, не заставила жениться на себе.
Мэри Пиз передернуло от такой мысли.
Он -- хороший мальчик. Можно только мечтать о таком вдумчивом,
предупредительном сыне. Если бы не он, что бы стало с ней после того, как
утонул Аксель. Но стоит на горизонте появиться смазливой девушке, как все
парни тут же меняются, превращаются в диких животных, даже лучшие из них.
Они готовы ради нее принести в жертву все на свете, дом, родителей, карьеру
-- за красивые, ласковые глазки и тот многообещающий природный дар, что у
нее под юбкой. Мэри Пиз Джордах никогда не видела его Джулию, но знала, что
она поступила в университет Барнарда, знала о регулярных поездках Рудольфа в
Нью-Йорк по воскресеньям. Сколько миль ему приходилось проезжать, бедному,
мотаясь туда-сюда. Он приезжал домой поздно: бледный, с черными разводами
под глазами, беспокойный, немногословный. Его дружба с Джулией тянется вот
уже пять лет, и сейчас, когда он -- выпускник колледжа, пора найти себе
другую. Нужно будет поговорить с ним, убедить его в том, что пришло время,
чтобы не спеша повеселиться, поразвлечься вволю. Сотни девушек сочтут за
честь броситься в его объятья.
Ей, конечно, следовало бы отметить по-особенному этот незабываемый
день. Испечь пирог, купить бутылку хорошего вина. Но для этого нужно
спуститься по лестнице, потом подняться по ней, показаться на глаза
соседям... Нет, это не в ее силах. Рудольф все, конечно, поймет. Все равно
он сегодня вечером уезжает в Нью-Йорк, чтобы отпраздновать окончание
колледжа со своими друзьями. А ей, старухе, придется сидеть одной у окна,
подумала она с нахлынувшей на нее горечью. Так поступают даже лучшие из
сыновей.
Мэри Джордах увидела, как из-за угла на их улицу на большой скорости
выскочил автомобиль. Шины взвизгнули. В нем сидел ее сын Рудольф, красивый,
с развевающимися от ветра черными как смоль волосами, вылитый принц. Она
хорошо видела издалека, лучше, чем прежде. Вблизи -- совсем не то. Крупный
план -- не для нее. Она прекратила читать, чтобы не напрягать лишний раз
глаза. Зрение резко ухудшалось. Любые подобранные ей очки помогали лишь
несколько недель. Ее глаза, эти старые привереды. Ей еще нет и пятидесяти,
но, по-видимому, ее глаза умирали скорее, чем она сама.
Машина остановилась под окнами их квартиры, и из нее выпрыгнул Рудольф.
В прекрасном голубом костюме. У него замечательная фигура. На нем отлично
сидит любая одежда: стройный, широкоплечий, длинноногий. Мэри Джордах
отпрянула от окна. Рудольф ничего никогда не говорил ей, но она знала, что
он не любит, если она целый день торчит у окна, выглядывает на улицу.
Она с трудом встала. Вытерла глаза краешком шали, заковыляла к стулу
возле стола, за которым они с ним обедали. Услыхав его торопливые,
вприпрыжку, шаги по лестнице, она тут же загасила сигарету.
Дверь отворилась, и он вошел.
-- Ну вот, полюбуйся! -- Он развязал ленточку и развернул пергаментный
свиток на столе. Он осторожно разгладил его руками.-- Здесь, правда,
написано по-латыни.
Мэри Джордах смогла прочитать его имя, написанное готическими странными
буквами. От счастья у нее на глазах выступили слезы.
-- Жаль, что мне неизвестно местонахождение твоего отца. Я бы показала
ему этот диплом, пусть посмотрит, чего ты сумел добиться без его помощи.
-- Ма,-- мягко упрекнул ее сын.-- Он же умер.
-- Он хочет, чтобы люди поверили в его смерть,-- ответила Мэри.-- Но
меня не проведешь. Я-то знаю его гораздо лучше, чем кто-нибудь. Он не
утонул, он выплыл.
-- Ма,-- начал было снова Рудольф.
-- Сейчас посмеивается над нами. Ведь его тело не нашли? Разве не так?
-- Думай что хочешь,-- сказал Рудольф.-- А мне нужно собираться. Я
остаюсь на ночь в городе.-- Он пошел в свою комнату, бросил в чемодан
бритвенный прибор, пижаму и чистую рубашку.-- У тебя все есть, мама? Что у
тебя на ужин?
-- Не беспокойся,-- ответила мать.-- Открою банку консервов. Ты туда
поедешь на машине с этим приятелем?
-- Да,-- сказал Рудольф. -- Его зовут Брэд.
-- Это тот самый, из Оклахомы? С Запада?
-- Тот самый.
-- Мне не нравится, как он водит машину. Слишком безрассудно. Вообще я
никогда не доверяла этим западникам. Почему ты не едешь на поезде?
-- Для чего тратить на поезд деньги?
-- А какой прок в деньгах, если ты, не дай бог, разобьешься или же
окажешься под перевернутым автомобилем, как в ловушке?
-- Ма...
-- Теперь у тебя будет куча денег. Такой парень, как ты! И вот с
этим,-- она нежно разглаживала руками твердый листок с латинскими буквами.--
Что я буду делать одна, если с тобой что-нибудь случится? Это приходило тебе
в голову?
-- Со мной ничего не случится, не бойся.-- Он щелкнул замками чемодана.
Поскорее бы оставить ее одну у окна...
Он явно торопился, это сразу бросалось в глаза.
-- Они меня выбросят на помойку, как дохлую собаку,-- нудила мать.
-- Ма, успокойся, ведь сегодня такой торжественный день. Нужно только
радоваться.
-- Я помещу твой диплом в рамочку,-- сказала она.-- Ладно, повеселись
как следует. Ты вполне это заслужил. Где собираешься остановиться в
Нью-Йорке? У тебя есть кому позвонить, если вдруг возникнет что-то
непредвиденное?
-- Ничего непредвиденного не возникнет,-- пытался снова успокоить он
мать.
-- Но все-таки.
-- Позвоню Гретхен.
-- Ах, этой проститутке! -- воскликнула Мэри. Они никогда не говорили о
Гретхен, но она знала, что они время от времени видятся.
-- Ах, мама, ради бога!
Она, конечно, зашла сейчас слишком далеко, и она это понимала. Но все
равно, пусть знает ее отношение к дочери.
Наклонившись, Рудольф поцеловал ее, ласково попрощался, стараясь
загладить вину за невольно вырвавшееся восклицание "ради бога!". Она прижала
его к себе. От нее пахло туалетной водой, которую он купил ей на день
рождения. Ей очень не хотелось, чтобы от нее разило запахами заплесневелой
старухи.
-- Ты так ничего мне и не сказал о своих планах,-- напомнила она ему.--
Теперь твоя жизнь на самом деле только начинается. Думала, что ты уделишь
мне несколько минут, мы с тобой посидим, поговорим, и ты расскажешь, что мне
в будущем от тебя ждать. Хочешь, налью тебе чашку чая?
-- Завтра, мама, завтра. Я обо всем расскажу тебе завтра. Не
волнуйся.-- Он еще раз поцеловал ее, и мать выпустила его из своих объятий.
Через секунду Рудольф уже быстро спускался с лестницы, такой легконогий. Она
встала, доковыляла до окна, села снова в свое кресло-качалку, и снова та же
картина -- старуха у окна. Пусть смотрит.
Машина отъехала. Рудольф ни разу не обернулся.
Да, все они уезжают. Все. Даже самые лучшие из них.
"Шеви", натужно гудя мотором, взобрался вверх по холму. Знакомые
каменные ворота. Высокие тополя, выстроившиеся по обочинам дороги, ведущей к
дому, отбрасывали свои погребальные, черные тени, несмотря на яркий
солнечный свет. Особняк за пограничной полосой неухоженных цветов неслышно
поддавался тлену.
-- Падение дома Ашеров,-- пробормотал Брэд, сворачивая во двор. Рудольф
так часто здесь бывал, что уже не обращал внимания на внешний вид дома,
больше не высказывал своего мнения о нем. Для него -- это дом Тедди Бойлана,
и все тут.-- Кто здесь живет? Дракула?
-- Один друг,-- ответил Рудольф. Он еще никогда не рассказывал Брэду о
Бойлане. Бойлан заполнял другую нишу в его жизни.-- Друг семьи. Он помог мне
закончить колледж.
-- Бабки? -- спросил Брэд, останавливая машину и устремив критический
взгляд на обветшавшее строение, похожее на бесформенную кучу камней.
-- Да, немного,-- сказал Рудольф.-- Но мне хватило.
-- Неужели он не может пригласить к себе садовника? Не может себе
позволить?
-- Может, но его все это не интересует. Пошли, сейчас познакомишься с
ним. Там нас ждет бутылка шампанского.-- Рудольф вылез из машины.
-- Может, застегнуть воротник? -- спросил Брэд.
-- Да, пожалуй,-- ответил Рудольф. Ожидая, когда Брэд прекратит
возиться со своим воротником, затянул потуже свой галстук. Какая у него,
однако, толстая, короткая шея плебея, подумал Рудольф. Он это заметил
впервые.
Друзья пошли по усыпанному гравием двору к тяжелой массивной дубовой
двери. Рудольф позвонил. Он был рад, что на сей раз не один. Ему не хотелось
оставаться с глазу на глаз с Тедди Бойланом, ведь он привез для него
кое-какие вести. Где-то в глухой дали зазвонил звонок, словно звенящий
вопрос, обращенный к могиле: "Ты там живой?"
Дверь отворилась. На пороге стоял Перкинс.
-- Добрый день, сэр,-- поздоровался он. До них доносились звуки рояля.
Рудольф сразу узнал музыку: Тедди играл сонату Шуберта. Бойлан постоянно
водил его на концерты в Карнеги-Холл и часто ставил на проигрывателе для
него пластинки с симфонической музыкой. Он все с большим удовольствием
сознавал, что Рудольфу нравилось узнавать о музыке как можно больше и что он
так быстро научился отличать просто хорошую от поистине великой. Вероятно, у
него природный музыкальный дар.
-- Я уже хотел было вообще бросить играть, но, к счастью, появились
вы,-- как-то разоткровенничался с ним Бойлан.-- Ненавижу слушать ее в
одиночестве, ненавижу слушать ее с такими людьми, которые только
притворяются, что она их интересует.
Перкинс повел молодых людей в гостиную. Он шел впереди, шагов на пять,
а они -- за ним, друг за другом, и со стороны могло показаться, что это --
небольшая скромная процессия.
Брэд перестал горбиться, выпрямился и теперь шел не сутулясь, как
обычно, по-видимому, мрачный коридор оказывал на него свое магическое
воздействие.
Перкинс открыл дверь в гостиную.
-- Мистер Джордах с приятелем, сэр,-- громко объявил он.
Бойлан, закончив пассаж, остановился. На столе стояла бутылка
шампанского в ведерке со льдом и два рифленых стакана.
Бойлан встал навстречу им, улыбаясь.
-- Добро пожаловать! -- Он протянул руку Руди.-- Как приятно снова
увидеть тебя.-- Бойлан провел два месяца на юге и сильно там загорел. Волосы
его и прямые ресницы выгорели от жаркого солнца.
Пожимая руку Бойлану, Рудольф заметил какую-то легкую перемену в его
лице, и этот факт его тут же озадачил.
-- Позвольте представить вам моего друга, мистер Бойлан,-- сказал
Рудольф.-- Брэдфорд Найт. Мой сокурсник.
-- Как поживаете, мистер Найт? -- радушно поинтересовался Бойлан,
пожимая ему руку.
-- Очень рад познакомиться с вами,-- сказал Брэд, и его оклахомский
акцент стал вдруг еще более заметным, чем обычно.
-- Насколько я понимаю, сегодня можно вас поздравить тоже.
-- Думаю, что так. По крайней мере, теоретически так,-- широко
улыбнулся Брэд.
-- Нам нужен третий стакан, Перкинс,-- Бойлан жестом указал на бутылку
шампанского.
-- Слушаюсь, сэр,-- Перкинс во главе воображаемой им всю жизнь
процессии вышел из комнаты.
-- Ну, как показался этот демократ? Был ли он назидательным, как
всегда? -- спросил Бойлан, повертев в ведерке со льдом бутылку.-- Говорил ли
он о злоумышленниках, подрывающих великое наше благосостояние?
-- Нет, он говорил об атомной бомбе,-- ответил Рудольф.
-- Их изобретение, демократов. Сообщил ли он, на кого они собираются ее
сбросить в следующий раз?
-- Судя по всему, он не хочет ее ни на кого бросать,-- сказал Рудольф.
Почему-то ему сейчас захотелось встать на защиту члена кабинета.-- Вообще-то
он говорил о многих здравых вещах.
-- На самом деле? -- Бойлан вновь поворачивал бутылку кончиками
пальцев.-- Может, он в глубине души республиканец по убеждениям?
Вдруг Рудольф понял, какая перемена произошла в лице Бойлана: под
глазами нет мешков. По-видимому, он хорошо спал во время своего отдыха,--
подумал Рудольф.
-- Какой у вас здесь замечательный старинный уголок, мистер Бойлан,--
сказал Брэд, откровенно во время их разговора разглядывая все вокруг.
-- Да, старина сразу бросается в глаза,-- небрежно бросил Бойлан.-- Моя
семья приложила немало усилий, она была так привязана к этому дому. Если не
ошибаюсь, вы родом с юга, мистер Найт?
-- Из Оклахомы.
-- Однажды я проезжал там. Производит угнетающее впечатление. Вы
собираетесь сейчас туда?
-- Завтра,-- сказал Брэд.-- Вот, пытался убедить Руди поехать со мной.
-- Ах, вон оно что! -- Бойлан повернулся к Рудольфу.-- Ты едешь?
Рудольф покачал головой.
-- Нет,-- продолжал Бойлан,-- ты у меня как-то не вяжешься с
представлениями об Оклахоме.
Перкинс принес третий стакан, поставил его на стол.
-- Ну что ж! -- воскликнул Бойлан.-- Приступим! Он, ловко работая
пальцами, сорвал проволоку вокруг пробки. Мягкими движениями выкручивал
пробку из горлышка бутылки, пока она не выскочила оттуда с сухим шлепком.
Разлил пенящееся шампанское по стаканам, с видом большого знатока этого
дела. Обычно он доверял Перкинсу открывать бутылки. Рудольф понимал, что
сегодня Бойлан очень старается и наполняет все свои действия особым,
символическим значением.
Он передал один стакан Брэду, второй -- Рудольфу, поднял свой.
-- Выпьем за будущее,-- предложил он.-- За это такое опасное
грамматическое время.
-- Это, несомненно, лучше кока-колы,-- сказал вдруг Брэд.
Рудольф слегка нахмурился. Брэд, вероятно, нарочно разыгрывал здесь из
себя деревенщину, контрастируя явно не в свою пользу с манерной
элегантностью Бойлана.
-- Да, на самом деле! -- подхватил ровным тоном Бойлан. Он повернулся к
Рудольфу: -- Может, пойдем в сад, там и допьем бутылку? На солнышке? Когда
пьешь шампанское на открытом воздухе, на природе, это всегда способствует
праздничному настроению.
-- Нет,-- возразил Рудольф,-- у нас не так много времени.
-- Вот как? -- Бойлан недовольно поднял брови.-- А я-то думал, что мы
вместе пообедаем в "Гостинице фермера". Вас я тоже приглашаю, мистер Найт.
-- Благодарю вас, сэр,-- ответил Брэд.-- Пусть решает Руди.
-- В Нью-Йорке нас ждут,-- объяснил Рудольф.
-- Понятно,-- протянул Бойлан.-- Вечеринка, какие могут быть сомнения.
Молодежь...
-- Да, что-то вроде этого.
-- Ну что же, вполне естественно. В такой торжественный день,-- он
долил всем шампанского в стаканы.-- Ты там встретишься с сестрой?
-- Вечеринка в ее доме.-- Рудольф никогда не лгал.
-- Передай ей мои наилучшие пожелания,-- попросил Бойлан.-- Нужно не
забыть, послать какой-нибудь подарочек для ее ребенка. Кто у нее, напомни!
-- Мальчик.
Рудольф сообщил ему об этом, как только родился младенец.
-- Маленькую серебряную ложечку, чтобы он уплетал ею свою любимую
кашку. В моей семье,-- обратился Бойлан к Брэду,-- был обычай дарить
новорожденному пакет акций. Но это было в нашей семье, само собой
разумеется. Я, конечно, не могу сделать такой подарок племяннику Рудольфа.
Такой шаг с моей стороны могут расценить как какое-то особое отношение к
Рудольфу с моей стороны, хотя я и в самом деле с большим уважением отношусь
к нему. Из-за этого уважения я привязан и к его сестре, хотя в последние
несколько лет наши пути разошлись. Но никто из нас не был против этого.
-- Когда я родился, отец записал на мое имя нефтяную скважину,-- сказал
Брэд.-- Но она оказалась пустой,-- он весело засмеялся.
Бойлан вежливо улыбнулся.
-- Главное -- удачная мысль!
-- Только не в Оклахоме,-- возразил Брэд.
-- Рудольф, я думал, что мы за обедом обсудим кое-какие дела, но раз ты
сегодня занят, а мне вполне понятно твое желание побыть сегодня вечером с
молодыми людьми твоего возраста, то в таком случае, может, уделишь мне пару
минут...
-- Если хотите,-- прервал его Брэд,-- я пойду прогуляюсь.
-- Вы все так тонко чувствуете, мистер Найт,-- сказал Бойлан с острой,
как нож, издевкой в голосе,-- но нам с Рудольфом нечего скрывать. Не так ли,
Рудольф?
-- Не знаю,-- без всяких обиняков ответил Рудольф. Он не собирался
попадать в ловушку, которую, может, уготовил ему Бойлан.
-- Вот что я хотел тебе сказать,-- продолжал Бойлан, переходя на
деловой тон.-- Я купил тебе билет в круиз на пароходе "Куин Мэри". Пароход
отправляется в плавание через две недели, так что у тебя впереди еще много
времени, чтобы побыть с друзьями, оформить заграничный паспорт и все
остальные документы. Я составил для тебя небольшой маршрут тех мест, которые
просто необходимо посетить. Лондон, Париж, Рим, ну, как обычно. Закруглить,
так сказать, твое обучение. Оно, по сути дела, начнется только с окончанием
колледжа. Вы со мной согласны, мистер Найт?
-- Нет, я не поеду,-- отрезал Рудольф, поставив свой стакан.
-- Почему же? -- удивился Бойлан.-- Ведь ты всегда так восторженно
говорил о путешествии в Европу.
-- Может, позже, когда смогу себе такое позволить.
-- И это все? -- Бойлан добродушно фыркнул, показывая, что он с
пониманием относится к его гордыне.-- По-моему, ты меня не понял. Это тебе
мой подарок. Мне кажется, такое путешествие тебе многое даст. Оно несомненно
пойдет тебе на пользу. Немного пообтешешься, устранишь налет провинциализма,
если позволишь мне так выразиться. Думаю, в августе я тоже смогу туда
приехать, встретимся где-нибудь на юге Франции.
-- Спасибо, Тедди, но я не смогу. Просто не смогу.
-- Очень жаль,-- равнодушно пожал плечами Бойлан, соглашаясь.-- Мудрые
люди знают, когда следует принимать подарки, а когда отказываться от них.
Даже от пустых нефтяных скважин,-- кивок в сторону Брэда.-- Ну, конечно,
если у тебя есть лучшие предложения...
-- Да, мне нужно здесь кое-что сделать,-- признался Рудольф. Ну вот,
начинается, подумал он.
-- Можно поинтересоваться, что именно? -- Бойлан налил шампанского
только себе, не обращая внимания на их почти пустые стаканы.
-- Завтра утром я начинаю работать в магазине Калдервуда. Полный
рабочий день.
-- Несчастный,-- притворно пожалел его Бойлан.-- Какое ужасное скучное
лето ожидает тебя. Должен признаться, у тебя довольно странные пристрастия.
Предпочесть торговлю кастрюлями и сковородками, предлагая такого рода товар
неряшливо одетым домохозяйкам в маленьком городишке, путешествию на юг
Франции! Ну да ладно. Ты сам принял такое решение, и, по-видимому, для этого
должны быть убедительные резоны. Ну а что ты будешь делать после того как
пройдет лето? Ты будешь поступать на юридический факультет, как я тебе
предложил или попытаешься определиться на дипломатическую службу? Будешь
сдавать в МИДе соответствующие экзамены?
Вот уже целый год Бойлан постоянно настойчиво подталкивал Рудольфа,
чтобы он выбрал себе достойную профессию, безразлично какую, но сам Бойлан,
конечно, отдавал предпочтение юриспруденции.
"Для молодого человека, не обладающего значительными денежными
средствами или наследством, не имеющего за душой ничего, кроме своей
индивидуальности и здравого ума,-- писал ему Бойлан,-- юриспруденция --
единственный путь, ведущий к власти и исключительности. Наша страна --
страна адвокатов. Хороший адвокат становится незаменимым лицом для компании,
которая пользуется его услугами. Довольно часто он достигает командных
высот. Мы все живем в сложном, запутанном мире, который с каждым днем
становится все сложнее, все запутаннее. Адвокат, хороший адвокат, в конечном
итоге -- надежный проводник через все эти хитросплетения, поэтому и получает
солидное вознаграждение. Даже в политике... Обрати внимание на процентный
состав членов Сената. Сколько там юристов? Почему бы и тебе не завершить
там, в этом высшем органе законодательной власти США, свою карьеру? Страна
может использовать ум и прочие качества такого человека, как ты, в своих
интересах, и отказаться, наконец, от тех нечестных кривляющихся клоунов,
которые что-то там бормочут на Капитолийском холме. Бог -- тому порука. Или
взять дипломатическую службу. Нравится тебе это или не нравится, но мы,
Америка, хозяева мира, во всяком случае, должны ими стать. Поэтому мы просто
обязаны поставить своих лучших людей на такие места, где они смогут
оказывать свое влияние на наши действия, на действия наших друзей и врагов".
Бойлан -- большой патриот. Выброшенный в сторону от магистрального
течения в жизни из-за собственной лени, праздности или привередливости, он
все еще не растратил своих глубоко укоренившихся добродетельных взглядов на
управление обществом. Рудольф слышал, как Бойлан восхвалял только одного
человека в Вашингтоне -- министра военно-морского флота Джеймса Форрестола.
"Если бы ты был моим сыном,-- продолжал в своем письме Бойлан,-- я дал бы
тебе другой совет. На дипломатической службе ты не будешь получать больших
денег, зато будешь вести жизнь истинного джентльмена среди истинных
джентльменов и тем самым станешь всем нам оказывать великую честь. Ничто там
не помешает тебе заключить выгодный брак, и ты очень скоро получишь ранг
посла. Любую помощь, которая от меня потребуется, я с радостью окажу тебе. Я
не требую для себя никакого возмещения затраченных мной с этой целью усилий,
кроме одного -- одного приглашения на ланч в свое посольство в два-три
месяца. И тогда я с гордостью смогу говорить себе: в том, что он добился
такой блестящей карьеры, есть доля и моих заслуг".
Вспоминая слова Бойлана, лицо Калдервуда, грустно глядевшего на
фотографию своих трех дочурок, Рудольф чувствовал себя подавленным и
подумал: "Как странно, все хотят иметь сына". Но сына в своем личном,
своеобразном представлении.
-- Ну, Рудольф, я слушаю. Ты мне пока четко не ответил. Что ты
выбираешь -- юриспруденцию или дипломатическую службу?
-- Ни то ни другое,-- твердо произнес Рудольф.-- Я пообещал Калдервуду,
что останусь у него в магазине, по крайней мере, на год.
-- Понятно,-- холодно отозвался Бойлан.-- Целишь не очень высоко, как я
вижу?
-- Да, ты прав,-- сказал Рудольф.-- Хочу поступать по-своему, так, как
мне нравится.
-- Ну что же. Придется сдать билет на пароход в Европу. Больше не смею
вас задерживать. Поезжайте к своим друзьям, развлекайтесь. Было очень
приятно познакомиться с вами, мистер Найт. Если вам удастся когда-нибудь
покинуть дорогую для вас Оклахому, милости прошу ко мне, вместе с Рудольфом.
Бойлан, допив свой стакан с шампанским, вышел из комнаты. Его твидовый
пиджак безукоризненно сидел на его плечах, а намотанный на шею шелковый
красный шарф казался маленькой огненной вспышкой.
-- Ну и ну...-- протянул Брэд.-- Что все это значит?
-- Несколько лет назад у него что-то было с моей сестрой,-- объяснил
ему Рудольф. Он пошел к двери.
-- Невозмутимый подлец, да?
-- Совсем наоборот,-- возразил Рудольф.-- Далеко от этого. Пошли скорее
отсюда!
Когда они выехали за каменные ворота, молчавший до сих пор Брэд сказал:
-- Знаешь, есть что-то странное в глазах этого человека. Только никак
не могу понять, что это такое, черт бы его побрал! Кожа у него вокруг глаз
как... как...-- он никак не мог подыскать нужных слов для сравнения,--
словно затянута на "молнию" со всех сторон. Послушай, я тебе кое-что
скажу... Могу побиться об заклад... По-моему, он сделал себе пластическую
операцию на лице.
Конечно, подумал Рудольф. Вполне возможно. Ведь не ездил же он на юг,
чтобы там просто отоспаться.
-- Может быть,-- согласился он. От Тедди Бойлана можно ожидать чего
угодно...
Кто все эти люди, кто они такие? -- Гретхен задавала себе вопрос, глядя
на гостей.
-- Выпивка на кухне,-- весело сказала она, обращаясь к новой паре,
только что вошедшей в распахнутую настежь дверь.
Придется подождать до прихода Вилли, чтобы узнать, как их всех зовут.
Вилли пошел в бар на углу за льдом. В доме всегда полно виски, бурбона,
джина, красного вина в кувшинах емкостью в полгаллона, но льда, как правило,
всегда не хватает.
В гостиной уже набилось около тридцати человек, лишь половину из
которых Гретхен знала, но должны были подойти еще. Сколько именно? Кто
знает? Иногда у нее складывалось ощущение, что Вилли останавливает на улице
прохожих и приглашает их в ее квартиру. Мэри-Джейн приходила в себя после
крушения второго брака, и поэтому ее приглашали на все вечеринки, чтобы
немного отвлечь. Чувствуя себя объектом всеобщей жалости, Мэри-Джейн
старалась всем отплатить за заботу о ней своим трудом. Она готовила выпивку,
смешивала коктейли, мыла стаканы, выбрасывала окурки и пепел из пепельниц,
увозила к себе домой задержавшихся гостей и укладывала их в постель. На
какой же вечеринке можно обойтись без такой девушки?
Гретхен болезненно поморщилась, заметив, как какой-то тип спокойно
стряхивает пепел сигареты прямо на пол, и лицо ее исказила гримаса, когда он
как ни в чем не бывало бросил на ковер "бычок" и раздавил его каблуком. Как
же приятно находиться в этой комнате, когда в ней никого нет. Бледно-розовые
обои на стенах, аккуратно расставленные книги на полках, хрустящие,
накрахмаленные шторы, вычищенный камин, взбитые подушки, натертая до блеска
воском мебель.
Как она боялась, что Рудольфу ее вечеринка не понравится, хотя он не
подавал ни малейшего признака, что переживает. Воспитанный парень, ничего не
скажешь.
Как всегда, когда он оказывался в одной комнате с Джонни Хитом, они
удалялись с ним в уголок и там говорили. В основном говорил Джонни, а
Рудольф слушал. Джонни было всего двадцать пять, но он уже был партнером в
брокерской фирме на Уолл-стрит и, по слухам, сколотил себе целое состояние
на фондовой бирже. Привлекательный молодой человек с мягким голосом,
скромным, консервативным лицом и быстрыми, умными глазами. Она знала, что
время от времени Рудольф, приезжая в город, приглашает Джонни вместе
пообедать или сходить на спортивную игру. Когда ей удавалось иногда
подслушать их беседу, то ее тематика не поражала Гретхен разнообразием. Все
те же биржевые сделки, слияния компаний, образование новых, способы
уклонения от уплаты налогов -- в общем, для нее, Гретхен, сплошная дремучая
скука, а Рудольф, судя по всему, был всем этим увлечен, просто очарован,
хотя, конечно, он не мог сейчас заниматься игрой на бирже, не мог ни с кем
сливаться, или, тем более, организовать новую компанию.
Однажды, когда она спросила, почему из всех ее гостей он всегда отдает
предпочтение Джонни, Рудольф очень серьезно ей ответил: "Потому что он --
единственный из твоих друзей, который может меня чему-то научить".
Кто может до конца понять своего брата? Сегодня она хотела устроить
совершенно другую, не обычную вечеринку по поводу завершения учебы Рудольфа
в колледже. Вилли с ней согласился. Но, как это часто бывает, у нее ничего
не получилось. Вышло, как всегда. Правда, порой состав участников чуть
менялся, а вообще-то были одни и те же люди -- актеры, актрисы, молодые
режиссеры, журналисты, топ-модели, девушки, которые работали в концерне
"Тайм", радиопродюсеры, какой-то случайный обидчивый человек из рекламного
агентства; женщины, такие, как Мэри-Джейн, только что разведенные,
сообщавшие всем подряд, что их бывшие мужья -- педики; преподаватели из
Нью-йоркского или Колумбийского университета, пишущие романы, молодые люди с
Уолл-стрит, у которых был такой подозрительный вид, словно и здесь они
готовы были к обману и мошенничеству; ослепительная, поразительно
сексуальная секретарша, начавшая после третьей рюмки флиртовать напропалую с
Вилли; бывший пилот, друг Вилли с войны, который, загнав ее в угол, начинал
рассказывать о Лондоне; чей-то муж, разочарованный в жене, который приставал
к Гретхен уже ближе к ночи, но все же в конце концов незаметно ускользал с
Мэри-Джейн.
Оставались прежними лишь темы бесед. Те же споры по поводу России,
Элджера Хисса1 и сенатора Джо Маккарти2, интеллектуальные девочки, с пеной у
рта восхваляющие Троцкого...
-- Выпивка -- на кухне,-- весело сообщила Гретхен новой паре, такой
загорелой, словно они провели весь этот день на пляже.
Кто-то, только что открывший для себя датского теолога и философа
Кьеркегора или только что прочитавший французского писателя Жан-Поля Сартра,
спешил поделиться со всеми своими впечатлениями; кому-то, кто только что
побывал в Израиле или Танжере, не терпелось поскорее рассказать об этом.
Если бы все это в ее доме происходило раз в месяц, то она была бы не
против,-- ради бога. Даже два раза в месяц, лишь бы ее гости не разбрасывали
повсюду пепел и окурки. В основном это были красивые, образованные молодые
люди, у всех водились деньги, и они могли позволить себе хорошо и модно
од