- Завтра Ректор созывает Совет колледжа. Казначей ему: мол, время
неподходящее, а тот - созвать, и все тут. Ну, а им, понятное дело, не по
душе. Совсем не по душе. Кусок в горло не лезет. Еще бы, новый-то Ректор
каков наглец: ишь, всех поучает. А они думали, что к рукам его приберут.
Казначей сказал, что, мол, объяснил Ректору, что денег для перемен нет. А
тот вроде понял все, а потом - бац - звонит Казначею: созвать-ка мне Совет.
- Кто же это созывает Совет колледжа ни с того ни с сего? - встрял
Кухмистер. - Совет собирается в первый четверг месяца.
- Вот и Декан о том же, и Тьютор. Но Ректору все нипочем. Завтра - и
точка. Казначей звонит ему и говорит: Декан с Тьютором на Совет не пойдут, а
Ректору до лампочки: пойдут они там или нет, а заседание завтра будет. -
Артур покачал головой, раздосадованный упрямством Ректора. - Вон как
раскомандовался.
Кухмистер хмуро посмотрел на него и спросил:
- А Ректор обедал со всеми?
- Нет, - ответил Артур, - затаился у себя и знай себе названивает
Казначею, распоряжения отдает, - он кинул многозначительный взгляд на
коммутатор. Кухмистер задумчиво кивнул.
- Стало быть, Ректор на ходу подметки рвет, - заключил он. - А они
думали, что прибрали его к рукам? - Да, так и сказали, - уверил Артур. -
Казначей клялся, что Ректор даже не рыпнется, а он раз - и созывает Совет.
- А что же Декан? - спросил Кухмистер. - Сплотиться, говорит, надо
всем. А вообще сегодня он все больше молчал. Ходит как в воду опущенный. Но
насчет сплотиться - это он уже давно твердит.
- Наверное, Тьютор с ним не согласен, - предположил Кухмистер.
- Теперь они заодно. Это раньше Тьютор артачился, а как сказали на
Совет явиться, так и хвост поджал. Ой, не нравится ему такой поворот, ой, не
нравится.
Кухмистер кивнул.
- Ладно, уже кое-что, - сказал он. - Заодно с Деканом - как не похоже
на Тьютора. А Казначей с ними?
- Сам-то уверяет, что да, а там поди разбери его, - ответил Артур. -
Скользкий тип, я бы с ним в разведку не пошел.
- Бесхребетный, - заключил Кухмистер. Так, бывало, говаривал покойный
лорд Вурфорд.
- А, вот это как называется, - сказал Артур. Он взял пальто. - Пожалуй,
мне пора.
Кухмистер проводил его до двери.
- Спасибо, Артур, - сказал он, - ты мне очень помог.
- Завсегда рад, - ответил Артур, - да к тому же мне эти перемены нужны
не больше, чем вам. Стар я уже. Двадцать пять лет прислуживаю за
профессорским столом, а за пятнадцать лет до того я...
Кухмистер не стал слушать воспоминания старого Артура, захлопнул дверь
и снова уселся у газовой горелки. Итак, Ректор принялся осуществлять свои
планы. Что ж, совсем не плохо, что он созвал на завтра Совет колледжа:
впервые за многие годы Декан и Старший Тьютор сошлись на одном. Это уже
кое-что, ведь они с давних пор терпеть друг друга не могут. Вражда началась
после того, как Декан прочел проповедь на тему "Многие первые будут
последними" {Искаженная цитата из Евангелия от Матфея (19:30): "Многие же
будут первые последними, и последние первыми". }. Случилось это, когда
Тьютор впервые начал тренировать восьмерку гребцов Покерхауса. При этом
воспоминании Кухмистер улыбнулся. Тьютор вылетел из часовни грозный, словно
гнев Господень, его мантия развевалась по ветру. Он так круто взялся за
команду, что к майской регате спортсмены выдохлись. Помнится, лодка
Покерхауса трижды уступала соперникам, и в итоге колледж потерял первенство
на реке. Тьютор так и не простил Декану эту проповедь. С тех пор никогда с
ним ни в чем не соглашался. И вот Ректор восстанавливает обоих против себя.
Нет худа без добра. Ну, а если Ректор зайдет слишком далеко, у них в запасе
есть сэр Кошкарт, тот быстро наведет порядок. Кухмистер вышел на улицу,
запер ворота и отправился спать. За окном снова пошел снег. Мокрые хлопья
падали на стекло и ручейками стекали на подоконник. "Подл и Грязнер", -
пробормотал Кухмистер последний раз и уснул.
Пупсер спал урывками и проснулся еще до того, как зазвонил будильник.
Не было и семи. Он оделся, приготовил кофе и пошел в комнату для прислуги
нарезать хлеба. Там его и застала миссис Слони.
- Рановато вы сегодня поднялись. Для разнообразия, что ли? - сказала
она, протискиваясь в крошечную комнатку.
- А вы что здесь делаете в такую рань? - воинственно спросил Пупсер. -
У вас работа в восемь начинается.
В своем красном макинтоше миссис Слони казалась еще огромней. На ее
лице просияла улыбка.
- Когда захочу, начинаю, когда захочу, кончаю, - сказала она, сделав
совершенно ненужное ударение на последнем слове. Вторая часть фразы была
ясна Пупсеру без всяких комментариев. Он скорчился у раковины и беспомощно
таращил глаза, устремив взгляд прямо в недра ее улыбки. Словно гигантская
стриптизерша, она принялась медленно, одной рукой расстегивать макинтош, и
глаза Пупсера следили за каждым движением, от пуговицы к пуговице. Когда она
скинула плащ с плеч, груди под блузкой заходили, как живые. Пупсер буквально
обсасывал их пристальным взглядом.
- Эй, помогите же снять плащ с рук, - попросила миссис Слони и
повернулась к Пупсеру спиной. Какое-то мгновение он колебался, а затем,
подгоняемый страшной, неудержимой силой, устремился вперед. - Эй, - сказала
миссис Слони, отчасти удивившись такому неистовому желанию помочь. Удивило
ее и странное тихое ржание, которое издавал Пунсер. - Только с рук я
сказала. Нет, вы подумайте, что он делает. В этот момент Пупсер был не
способен не только думать, что он делает, но и вообще думать: руки блуждали
в складках ее плаща, а рассудок пылал непреодолимым желанием. Пупсер
бросился в пучину красного плаща, словно в геенну огненную. Но в этот момент
миссис Слони наклонилась, а потом резко выпрямилась. Пупсер отлетел назад, к
раковине, а миссис Слони выплыла в прихожую. На полу медленно затихал плащ,
ставший предметом столкновения. Он был похож на пластиковый послед -
результат каких-нибудь страшных родов.
- Господи ты Боже мой, - приходила в себя миссис Слони, - поосторожней
нельзя? Люди могут понять неправильно. Пупсер съежился в углу, тяжело дыша и
отчаянно надеясь, что миссис Слони как раз и относится к таким людям.
- Извините, - пробормотал он. - Поскользнулся. Не знаю, что уж мной
овладело.
- Удивляюсь, как вы еще мной не овладели, - прохрипела миссис Слони.
- Это ж надо так наброситься. - Она резко нагнулась, подняла макинтош и
чинно проследовала в другую комнату. Красный плащ волочился за ней и
напоминал мулету.
Пупсер проводил взглядом ее ботинки, и на него снова накатило
непреодолимое желание. Он заспешил вниз по лестнице. Теперь, как никогда,
назрела необходимость найти сверстницу и отвлечься от стремления обладать
служанкой. Нужно хоть как-то избежать соблазна, который представляют
прелести крупной миссис Слони, иначе он предстанет перед Деканом. Что может
быть хуже, чем вылететь из Покерхауса за попытку изнасиловать служанку? Или
еще хлеще. Не за попытку, а как есть за изнасилование. Тут дело пахнет
полицией и судом. Нет, чем терпеть такое унижение, лучше смерть.
- Доброе утро, сэр, - крикнул Кухмистер, когда Пупсер проходил мимо
сторожки.
- Доброе утро! - ответил Пупсер и вышел за ворота. До открытия
парикмахерских оставалось больше часа, и, чтобы убить время, он решил
прогуляться вдоль реки. На берегу беззаботно спали утки. Все-то у них в
жизни просто, позавидовать можно.
Миссис Слони привычным жестом заправила простыни на кровати Пупсера и,
слегка сдержав непомерную силу, почти нежно взбивала подушку. Она была
довольна собой. Не один год минул с тех пор, как мистер Слони преждевременно
отошел в мир иной из-за ненасытности жены, проявлявшейся не только в еде.
Еще больше времени прошло с тех пор, как она в последний раз слышала
комплимент. Неуклюжие заигрывания Пупсера не ускользнули от ее внимания. Да
и как не заметить очевидное: когда она работала, он ходил за ней по пятам из
комнаты в комнату и глаз с нее не сводил. "Бедный мальчик скучает по
мамочке", - подумала она сначала и отнесла замкнутость Пупсера к тоске по
дому. Но его недавнее поведение показывало, что он питает к ней чувства
более интимного свойства. Ведь не погода же так на него действует. В голове
миссис Слони тяжело и неуклюже заворочались мысли о любви. "Не будь дурой, -
осадила она себя, - ну что он в тебе нашел?" Но что-то глубоко засело в ее
душе, и миссис Слони решила вести себя соответствующим образом, несмотря на
всю нелепость ситуации. Она стала лучше одеваться, больше заботиться о своей
внешности, а расхаживая из комнаты в комнату и застилая одну кровать за
другой, даже давала волю воображению. Случай в комнате для прислуги
подтвердил самые лучшие подозрения. "Это ж надо, - удивлялась она. - Такой
симпатичный парнишка. Кто бы мог подумать?" Она посмотрелась в зеркало и
пригладила волосы тяжелой рукой.
В девять пятнадцать Пупсер сел в парикмахерское кресло.
- Только подровнять, - попросил он.
Мастер подозрительно посмотрел на его голову.
- Может, на затылке и висках покороче? - спросил он печально.
- Нет, спасибо, только подровнять, - повторил Пупсер.
Парикмахер заправил простыню за воротник Пупсера и сказал:
- А я-то думал, что всем молодым людям давно плевать на прическу. Эдак
мы из-за вас совсем разоримся.
- Ну работы-то у вас, наверное, хватает.
Вокруг ушей оживленно защелкали ножницы. Пупсер смотрел на себя в
зеркало и лишний раз поражался огромному несоответствию между своей невинной
наружностью и неуемной страстью, что бушевала внутри. Он скосил глаза на
полки и увидел ряды пузырьков, туалетную воду, средство от перхоти доктора
Линтропа, средство для роста волос, банку помады. И кто сейчас пользуется
помадой? Парикмахер тем временем, не переставая, болтал о футболе, но Пупсер
не слушал. Он рассматривал стеклянный шкафчик слева от себя. В углу,
кажется, и стояла та самая коробочка, из-за которой он, собственно, и пришел
стричься. Головой он двигать не мог, поэтому не был уверен, что именно там
было, но коробочка походила на то, что он искал. Но вот парикмахер подошел к
столику, чтобы взять ножницы. Пупсер повернул голову и увидел, что его
интерес вызвало вовсе не то, что требуется: это была просто-напросто пачка
лезвий. Он пробежался взглядом по полкам. Кремы для бритья, бритвы, лосьоны,
расчески - всего в изобилии, но хоть бы одна пачка презервативов!
Пупсер сидел сам не свой, а ножницы стрекотали возле шеи. Где же эти
распроклятые штуковины? Ведь должны же быть непременно. Где их и искать, как
не у парикмахера. Лицо в зеркале стало еще растеряннее. Парикмахер уже
закончил работу, пудрил ему шею и размахивал зеркальцем перед лицом. У
Пупсера не было настроения оценивать новую прическу. Он встал с кресла и
нетерпеливо отстранил щеточку, которой парикмахер стряхивал с него волосы.
- С вас тридцать пенсов, сэр, - сказал мастер и выписал квитанцию.
Пупсер порылся в кармане. - Еще что-нибудь желаете? Наступил долгожданный
момент. Открытое предложение. "Что-нибудь еще" лишь на первый взгляд
означало намек на целый сонм грехов. Но в положении Пупсера легко было не
понять этих слов - вернее, понять их превратно.
- Мне пять пачек презервативов, - сдавленно промычал Пупсер.
- Увы, ничем не могу помочь, - ответил парикмахер. - Наш хозяин
католик. Согласно условиям аренды, нам запрещено их хранить.
Пупсер расплатился и вышел на улицу. Он проклинал себя за то, что сразу
не посмотрел, выставлены ли презервативы на витрине. Он вышел на Роуз
Кресент и заглянул в аптеку, но там было слишком много женщин. Он заходил
еще в три магазина, но везде либо толпились домохозяйки, либо за прилавком
стояли молоденькие продавщицы. Наконец он вошел в парикмахерскую на
Сидни-стрит, где витрина не отличалась излишней строгостью вкуса.
Два кресла были заняты, и Пупсер неуверенно ждал в дверях, пока
парикмахер не уделит ему внимание. Вдруг входная дверь открылась, и кто-то
вошел. Пупcер посторонился и оказался лицом к лицу с мистером Тортом, своим
научным руководителем.
- А, Пупсер, постричься пришли? - Пупсер счел вопрос Торта за излишнее,
к тому же нескромное любопытство. Как хотелось ответить этому зануде, что
это не его собачье дело, но вместо этого он безмолвно кивнул и сел.
- Следующий, - объявил парикмахер. Пупсер прикинулся донельзя
услужливым.
- Прошу вас, - предложил он Торту.
- Вам нужнее, мой друг, - ответил тот, сел и взял в руки номер журнала
"Титбитс". Так второй раз за утро Пупсер оказался в парикмахерском кресле.
- Как вас постричь? - спросил мастер.
- Подровнять только.
Парикмахер накинул простыню Пупсеру на колени и заправил за воротник.
- Извините, что я лезу не в свое дело, сэр, - начал он, - но осмелюсь
заметить, что сегодня утром вас уже стригли.
В зеркале Пупсер видел, как мистер Торт оторвался от чтения, видел он и
свое лицо, покрасневшее, как помидор.
- Вовсе нет, - забормотал он. - С чего вы взяли? Но не договорив,
Пупсер уже пожалел о столь непродуманном замечании. Парикмахер принял вызов,
брошенный его наблюдательности, и продолжал:
- Ну, во-первых, у вас еще пудра на шее. - Пупсер вкратце пояснил, что
помылся, а потом пользовался тальком.
- Бывает, - язвительно заметил парикмахер, - но тут у вас еще маленькие
волоски, наверное...
- Послушайте, - перебил Пупсер, заметив, что Торт по-прежнему слушает с
большим интересом, - если вы не хотите меня стричь... - Он не договорил:
защелкали ножницы. Пупсер сердито смотрел на свое отражение и сокрушался:
почему он всегда попадает в щекотливое положение? Мистер Торт с необычайным
любопытством разглядывал затылок Пупсера.
- Мне-то что, - парикмахер отложил в сторону ножницы, - некоторым ох
как нравится стричься. - Он подмигнул Торту, и Пупсер это заметил. Другие
ножницы застрекотали вокруг ушей. Пупсер закрыл глаза, чтобы не видеть
собственного укоризненного взгляда в зеркале. Плохо дело. И угораздило его
влюбиться в слоноподобную служанку! Работал бы себе и работал, читал в
библиотеке, писал диссертацию и ходил бы на заседания различных
благотворительных организаций.
- Был у меня как-то клиент, - безжалостно продолжал парикмахер, - так
он ходил стричься три раза в неделю. По понедельникам, средам и пятницам.
Как часы. Вот походил он ко мне пару лет, я его как-то и спрашиваю:
"Скажите, мистер Шляпкинсон, зачем вам так часто стричься?" И знаете, что он
ответил? Что только здесь может думать. Что все самые блестящие идеи
приходят к нему в парикмахерском кресле. Представляете, номер? Вот стою я
здесь целый день, орудую ножницами, стригу, а прямо передо мной, под рукой,
можно сказать, бушуют всякие мысли, мне неведомые. Ну вот. За всю свою жизнь
я постриг сто тысяч человек, не меньше, а работаю я уже двадцать пять лет,
шутка ли - столько клиентов. Вполне вероятно, что у кого-то из них во время
стрижки появлялись весьма странные мысли. Тут небось и убийцы были, и
сексуальные маньяки. А как же? Столько народу перебывало. Вполне вероятно. -
Пупсер весь вжался в кресло. Мистер Торт вовсе потерял интерес к своему
журналу.
- Интересная теория, - поддержал он. - С точки зрения статистики вы,
наверно, правы. Я никогда не рассматривал эту проблему в таком разрезе.
Пупсер промямлил, что неисповедимы пути Господни. Эта избитая фраза была как
нельзя более кстати. Когда парикмахер закончил стричь, Пупсер отбросил
всякую мысль о презервативах. Он заплатил тридцать пенсов и, пошатываясь,
вышел из парикмахерской. Мистер Торт улыбнулся и занял кресло.
Было почти одиннадцать.
- 7 -
- Думаю, обойдемся без лишних формальностей, - начал Ректор. Он сидел
во главе длинного стола из красного дерева. По левую руку от него поигрывал
ручкой Казначей, а по правую Капеллан, получивший столь почетное место
благодаря глухоте, кивнул в знак одобрения. На лицах всех членов Совета
отражалось неудовольствие по поводу внезапно созванного заседания.
- Как мне кажется, - возразил Декан, - мы в последнее время и так уже
привыкли к бесцеремонности. Может, хоть немного будем считаться с
протоколом?
Ректор пристально посмотрел на него.
- Вооружитесь терпением. Декан, - сказал он, осознавая, что сбивается с
тщательно отрепетированной непринужденности на академическую стервозность.
Он взял себя в руки. - Я созвал это заседание, - продолжал он, злорадно
улыбаясь, - чтобы подробно обсудить перемены в колледже, упомянутые мной во
вторник. Я вас долго не задержу. Когда я закончу, можете пойти и подумать о
моих предложениях.
По рядам всех присутствующих прокатилась волна негодования: такой
наглости они еще не слыхивали. Особенно негодовал Декан.
- Кажется, Ректор не совсем правильно понимает роль Совета колледжа, -
сказал он. - Осмелюсь напомнить, что это управляющий орган колледжа. Нас
собрали, не предупредив заранее, нам пришлось менять свои планы на день...
Ректор зевнул.
- Да-да, ну, конечно, конечно, - пробормотал он.
Лицо Декана стало красновато-коричневым. Его, виртуоза
пренебрежительных реплик, явно посадили в лужу.
- Я считаю, - выступил на подмогу Старший Тьютор, - что Совет сам
должен решать, заслуживают ли предложения Ректора быть вынесенными сегодня
на обсуждение или нет.
И он елейно улыбнулся Ректору.
- Как хотите, - ответил сэр Богдер и посмотрел на часы. - Я здесь буду
до трех. Если после трех вам захочется что-то обсудить, придется обойтись
без меня. - Он помолчал и добавил: - Соберемся завтра или послезавтра. Я
буду свободен после обеда.
Он окинул взглядом присутствующих и, к своему удовольствию, заметил
покрасневшие лица. Как раз такая обстановка ему и нужна, чтобы объявить о
своих планах. Они заартачатся, станут возмущаться и скоро выдохнутся. А
потом, когда, казалось бы, победа не за горами, он угрозой сведет все их
протесты на нет. Ректор предвкушал свое торжество. Особенно приятно было от
мысли, что они все равно не смогут понять, что им движет. Куда им! Тупые,
недалекие людишки, для которых Покерхаус - это весь мир, а Кембридж -
вселенная. Сэр Богдер презирал их, чего, в общем, и не скрывал.
- Итак, если возражений нет, - продолжал он, не обращая внимания на
пыхтение Декана, который собирался с силами, чтобы выразить протест против
неучтивости Ректора и покинуть заседание, - позвольте в общих чертах
обрисовать задуманные мной перемены. Во-первых, как вам известно, репутация
Покерхауса значительно пошла на спад, начиная с... Кажется, полоса неудач
началась в 1933-м. Я слышал, что как раз в этом году в Совет понабрали кого
попало. Поправьте меня, если что не так.
Старший Тьютор застыл в кресле. Как раз в 1933 году его и избрали.
- Кажется, тогда успеваемость в колледже и начала падать. А уровень
знаний наших студентов всегда мне казался достойным сожаления. Я намерен
изменить положение дел. Отныне, с сего года от Рождества Христова, мы будем
принимать абитуриентов, учитывая только их успеваемость. - Он сделал паузу,
чтобы коллеги смогли переварить сказанное. Когда Казначей перестал ерзать в
кресле, он продолжил:
- Это первое. Во-вторых, со следующего учебного года в колледже будет
действовать система совместного обучения. Да, джентльмены, с начала будущего
года в Покерхаусе появятся женщины.
Присутствующие издали или, скорее, изрыгнули вздох изумления. Декан
закрыл лицо руками, а Старший Тьютор без сил оперся на край стола.
Молчание нарушил Капеллан.
- Я слышал, - замычал он, и лицо его сияло, словно озаренное божьим
откровением. - Я слышал. Вот здорово! Давно пора. - Он снова замолчал.
Ректор просиял.
- Спасибо за одобрение. Капеллан, - поблагодарил он. - Просто получить
поддержку от тех, от кого меньше всего ее ждешь. В-третьих...
- Я протестую, - взвился Старший Тьютор.
- Все протесты потом, - оборвал его на полуслове сэр Богдер, и Старший
Тьютор как подкошенный опустился в кресло. - В-третьих, мы упраздним обеды в
большом зале. Там будет столовая самообслуживания, управляемая
фирмой-поставщиком. Никаких профессорских столов. Все формы академической
дискриминации будут ликвидированы. Вы что-то хотели сказать, Декан?..
Но Декан и слова не мог вымолвить. Его лицо побагровело, он .пытался
было протестовать, но вместо этого бессильно обмяк в кресле. Старший Тьютор
поспешил к нему, а Капеллан, никогда не упускавший возможности
воспользоваться молчанием собеседника, уже ревел слова утешения в неслышащее
ухо Декана. Ректор же и бровью не повел.
- Надеюсь, это не фирменная болезнь Покерхауса, - сказал он Казначею
так, чтобы все услышали, и посмотрел на часы с умышленным безразличием.
Заметив откровенное равнодушие сэра Богдера к происходящей драме. Декан
начал подавать признаки жизни. Лицо приобрело обычный цвет, а дыхание стало
не таким хриплым. Он открыл глаза и устремил на Ректора взгляд, полный
ненависти и отвращения.
- Как я уже говорил, - продолжал сэр Богдер, подхватывая нить своей
речи, - предложенные мной меры позволят нам одним ударом преобразить
Покерхаус. - Он помолчал и улыбнулся. К месту он ввернул про удар.
Преподаватели не сводили глаз с Ректора, проявившего еще одну бестактность.
Даже Капеллан, обычно исполненный духом доброжелательности и глухой к
подлости окружающего мира, был поражен бездушием Ректора.
- Покерхаус снова займет принадлежащее ему по праву место среди
передовых колледжей, - снова начал Ректор, переходя на язык политиков. - Нам
подрезают крылья отжившие, устаревшие традиции и классовые предрассудки,
пережитки прошлого и цинизм настоящего, но мы, воодушевленные верой в
будущее, докажем себе, что достойны великого доверия, которое нам оказывают.
Он сел, вдохновленный вспышкой собственного красноречия. Было ясно, что
никто из присутствующих не разделяет его энтузиазм по поводу будущего.
Наконец Казначей нарушил тишину.
- Мне представляется, что на пути у этих... мм... преобразований
возникают кое-какие препятствия, - отметил он, - не то чтобы непреодолимые,
но упомянуть о них стоит, пока все мы не слишком увлеклись.
Слова Казначея вывели Ректора из задумчивости.
- Например? - кратко спросил он.
Казначей поджал губы.
- Если не брать во внимание уже сейчас предсказуемые трудности при
утверждении этого... мм... законодательства - вы понимаете, я намеренно
использую этот термин, - остро встает финансовый вопрос. Наш колледж
небогат... - Он замялся.
Ректор поднял бровь.
- Эти доводы мне знакомы, - вкрадчиво сказал он. - За время работы в
правительстве я слышал их слишком часто и поэтому глубоко убежден, что
ссылки на слабое финансирование - это обычная отговорка. На бедность, как
правило, жалуются именно богатые.
Казначей встрепенулся.
- Смею вас уверить... - начал он, но Ректор слышать ничего не хотел.
- Вспомните, что сказано в Библии: "Пускайте хлеб по водам"{Искаженная
цитата из книги Екклезиаста (11:1): "Отпускай хлеб свой по водам, потому что
по прошествии иных дней опять найдешь его".}.
- Не прикажете ли понимать буквально? - огрызнулся Старший Тьютор.
- Как хотите, так и понимайте, - огрызнулся в ответ Ректор. Члены
Совета смотрели на него с нескрываемой воинственностью.
- Как раз хлеба-то у нас и нет, - сказал Казначей, стараясь замять
дело.
Но Старший Тьютор шел напролом.
- Позвольте вам напомнить, - зарычал он на Ректора, - что Совет
является управляющим органом колледжа и что...
- Декан уже говорил об этом в начале заседания, - перебил Ректор.
- Я хотел сказать, что решения, касающиеся политики управления
колледжем, принимаются всем Советом в целом, - продолжал Старший Тьютор. - Я
бы хотел четко и ясно дать понять, что не имею ни малейшего намерения
принимать те преобразования, которые Ректор обрисовал в своих предложениях и
представил нам на рассмотрение. Это не только мое мнение, но и позиция
Декана. - Он посмотрел на онемевшего Декана. - Мы оба категорически против
каких бы то ни было перемен в политике колледжа.
Он сел. Прокатился одобрительный шепот. Ректор подался вперед и окинул
взглядом всех членов Совета.
- Если я правильно понял. Старший Тьютор выразил общее настроение
Совета? - спросил он.
Ученые мужи дружно закивали. Ректор напустил на себя удрученный вид.
- В таком случае, джентльмены, сказать мне вам больше нечего, - грустно
объявил он. - Столкнувшись с вашим сопротивлением переменам в политике
колледжа, мне ничего не остается, как уйти в отставку.
Он поднялся и собрал со стола бумаги. Члены Совета так и ахнули.
- О своей отставке я сообщу премьер-министру в письме - в открытом
письме, джентльмены, - в котором я объясню причины своего ухода с поста. А
именно: то, что я не могу оставаться Ректором колледжа, пополняющего свою
казну тем, что принимает абитуриентов без соответствующих академических
данных взамен на большие суммы в фонд подписных пожертвований. Колледжа,
продающего дипломы. - Ректор замолчал и обвел взглядом членов Совета. Его
заявление произвело ошеломляющий эффект. - Когда премьер-министр назначил
меня на эту должность, я и понятия не имел, что стану Ректором колледжа, где
процветают торгашеские нравы. Кто бы мог подумать, что я, человек
безгранично преданный законам чести, чем очень горжусь, на закате карьеры
окажусь причастен к финансовой афере национального масштаба. Я располагаю
фактами и цифрами, джентльмены, и приведу их в письме премьерминистру, а уж
он, несомненно, передаст их генеральному прокурору. Всего хорошего,
джентльмены.
Ректор гордо вышел из зала. Преподаватели Покерхауса сидели неподвижно,
как мумии. Каждый напряженно прикидывал, как глубоко лично он замешан в
скандале, который их всех погубит. Легко представить, какая буча поднимется
из-за отставки сэра Богдера и публикации его открытого письма. По стране
прокатится волна возмущения, другие колледжи Кембриджа предадут их анафеме,
а университеты помоложе выступят с осуждением. Да, представить такое
нетрудно - даже людям с таким скудным воображением, как преподаватели
Покерхауса. Их воображение рисовало и более страшные картины: требования
контроля со стороны общества, возбуждение дела в суде, даже исследование
источников и размера денежных средств колледжа. Что скажут на это колледжи
Тринити и Кингз? Члены Совета Покерхауса прекрасно понимали, какой позор их
ожидает за то, что они навлекут на себя общественное расследование. Из-за
него могут пострадать - наверняка пострадают - и другие колледжи, куда более
благополучные. От такой перспективы кровь леденела в жилах.
Тишину разорвал сдавленный крик Декана.
- Надо остановить его! - клокотал он.
- Выбора у нас нет, - сочувственно кивнул Старший Тьютор.
- Но как? - спросил Казначей, тщетно пытавшийся забыть, что именно он
необдуманно снабдил Ректора сведениями, которые тот теперь угрожает
обнародовать. Если коллеги узнают, кто предоставил сэру Богдеру материалы
для шантажа, жизнь его в колледже превратится в сплошной кошмар.
- Любой ценой нужно уговорить Ректора остаться, - решил Старший Тьютор.
- Публикация письма об отставке вызовет скандал. Нам нельзя этого допустить.
Прелектор мстительно посмотрел на него.
- Нам? - спросил он. - Я, знаете, не очень рвусь разделить с вами
ответственность за это позорное разоблачение.
- Что это значит? - спросил Старший Тьютор.
- Неужели непонятно? - ответил Прелектор. - Большинство из нас ничего
общего не имеет ни с управлением финансовыми делами колледжа, ни с
процедурой приема. На нас нельзя вешать ответственность за...
- Мы все отвечаем за политику колледжа, - взревел Старший Тьютор.
- За прием отвечаете вы, - закричал в ответ Прелектор. - И за выбор
кандидатур тоже. Это вы...
- Джентльмены, - вмешался Казначей, - давайте не будем пререкаться.
Мало ли, кто за что отвечает. Мы все как члены Совета отвечаем за управление
делами колледжа.
- Но некоторые из нас отвечают в большей степени, чем другие, - все не
унимался Прелектор.
- И все мы в равной степени разделим вину за ошибки прошлого, -
продолжил Казначей.
- Ошибки? Вот новости! Какие еще ошибки? - задыхаясь, спросил Декан.
- Я полагаю, в свете того, что сказал Ректор... - начал Старший Тьютор.
- К чертям вашего Ректора, - зарычал Декан. - Ко всем чертям. Хватит
долдонить про ошибки. Я сказал, надо остановить его. Я не предлагаю вам
уступить этой свинье.
Он вперевалку пошел к месту председательствующего. Дородный,
воинственный, упрямый, он смахивал на какую-то малиновую жабу, так же, как
эта тварь, приспосабливался к изменениям климата. Увидев, что в коллеге
снова заговорило упрямство, Старший Тьютор заколебался.
- Но ведь... - начал он.
Декан поднял руку, требуя тишины.
- Надо остановить его, - сказал он. - Возможно, на первое время мы
должны принять его предложения, но только на первое время. А пока будем
использовать тактику проволочек, но только пока.
- А что потом? - спросил Старший Тьютор.
- Нужно выиграть время, - продолжал Декан, - время, чтобы изучить его
собственную карьеру с той же обстоятельностью, с какой он изучил обычаи и
традиции колледжа. За каждым человеком, кто подвизался в политике, как сэр
Богдер, водятся грешки. Наша задача - разузнать, много ли у него слабых
мест.
- Не хотите ли вы сказать, что нам надо... - начал Прелектор.
- Я хочу сказать, что Ректор не беспорочен, - продолжал Декан, - что он
продажен и подвластен влиянию сильных мира сего. Тактика, которую он
использовал сегодня, тактика шантажа, - верный признак продажности. И
давайте не забывать о наших влиятельных друзьях.
Старший Тьютор поджал губы и кивнул.
- Вы правы. Декан. Как никогда.
- Да, Покерхаус по праву может гордиться. Многие выдающиеся люди
обязаны ему образованием. Предположим, Ректор отклонит наши протесты, но у
нас есть могущественные союзники.
- А мы тем временем должны проглотить эту горькую пилюлю и просить
Ректора пересмотреть вопрос об отставке, обещая, что примем предложенные им
перемены? - спросил Старший Тьютор.
- Именно. - Декан осмотрел сидящих за столом: нет ли у кого колебаний.
- Есть возражения против моего плана? - спросил он.
- Выбор у нас небогатый, - признал Казначей.
- Да его просто нет, - поправил Декан.
- А если Ректор откажется пересмотреть вопрос об отставке? -
предположил Прелектор.
- Какой ему смысл? - сказал Декан. - Я предлагаю прямо сейчас пойти к
Ректору в полном составе и просить остаться на своем посту.
- В полном составе? Стоит ли? Не будет ли это похоже на.. мм...
раболепие? - засомневался Старший Тьютор.
- Нашли о чем беспокоиться в такую минуту! - фыркнул Декан. - Для меня
главное - результат. Вы сами сказали: надо проглотить горькую пилюлю.
Отлично, если сэру Богдеру, чтобы взять назад угрозы, непременно нужно
угостить нас горькой пилюлей, мы ее проглотим и не поморщимся. А уж потом и
я ему поднесу пилюлю. Кроме того, я не хочу, чтобы он подумал, будто между
членами Совета разногласия.
Он свирепо посмотрел на Казначея.
- Да-да, абсолютно согласен, - уверил его Казначей.
- Хорошо, пойдемте, - сказал Декан и первым вышел из зала заседаний.
За ним стайка преподавателей потянулась на улицу. Стоял зимний морозный
вечер.
Кухмистер услышал их шаги этажом выше и слез со стула, на котором
стоял. В котельной было жарко и пыльно. Сухой горячий воздух щекотал ноздри.
Стоя на стуле, прижав ухо к трубе и слушая гневные голоса в зале заседаний.
Кухмистер едва удерживался, чтобы не чихнуть. Он стряхнул с рукава пыль,
расстелил на стуле старую газету и сел. Нехорошо, если увидят, как он
выходит из котельной сразу после заседания. Кроме того, он хотел подумать.
Трубы центрального отопления были не лучшим проводником звука и имели
склонность в самые важные моменты встревать со своим бульканьем. Но то, что
Кухмистер сумел услышать, испугало его не на шутку. Угрозу Ректора уйти в
отставку он воспринял с восторгом, продлившимся, однако, недолго, и злостный
выпад сэра Богдера встревожил его не меньше, чем членов Ученого совета. Он
подумал о своих "стипендиатах" и о том, какую угрозу представляет для них
разоблачение, обещанное Ректором. Сэр Кошкарт должен немедленно узнать о
вновь возникшей опасности. Но потом Декан предложил свое собственное
решение, и Кухмистер мгновенно его зауважал. "Старик еще повоюет", - сказал
он себе и тихо засмеялся. Согласится теперь Ректор остаться на своем посту,
хвать - а его уже обвели вокруг пальца. "Могущественные союзники". Декан,
поди, и сам не знает, какие среди них есть влиятельные люди и какую угрозу
для них таит в себе разоблачение, которым угрожает Ректор. Среди
"стипендиатов" Кухмистера есть и министры - члены кабинета, - да, даже
министры, государственные служащие, директора Английского банка, люди,
безусловно, очень влиятельные. Положение Ректора намного сильнее, чем он
думает. Публичное расследование студенческого прошлого столь многих
общественных деятелей будет иметь ужасающие последствия. А те могущественные
союзники, на которых полагается Декан, выступят против перемен Ректора чисто
символически. Не так уж они испугаются громкого скандала, в котором будут
трепать их имена. Не там Декан ищет союзников. Преждевременный оптимизм
Кухмистера сменился глубоким унынием. Этак к концу этого года в Покерхаусе
заведутся женщины. От этой мысли Кухмистер вскипел.
- Только через мой труп, - злобно пробормотал он и стал размышлять, как
расстроить интриги сэра Богдера.
- 8 -
Пупсер был пьян. Он исходил восемь пивных и в каждой выпил по кружке
темного пива. Это изменило его взгляд на жизнь. Сбросив бремя непреодолимого
желания, он воспрял духом, расправил крылья, оживился. Правда, после двух
визитов к парикмахеру волос на голове почти не осталось, и Пупсер на всю
оставшуюся жизнь почувствовал отвращение к племени парикмахеров. Но глаза
его искрились, на щеках заиграл густой румянец. Ему уже нипочем было
презрение домохозяек средних лет, будь их хоть целая сотня, и косые взгляды
продавщиц в аптеках. Плевать на них. Хватит, засиделся в девственниках.
Пришло время непорочного начатия. По счастью, на него снизошло озарение,
благодаря которому он нашел средство добыть искомое без лишнего шума.
Постригшись во второй раз, Пупсер шел по Сидни-стрит и неожиданно вспомнил,
что в уборной пивной, что в Бермондси, видел автомат, торгующий
презервативами. Анонимность - дело хорошее, но до Бермондси далековато, и
Пупсеру пришла в голову мысль, что и кембриджские пивные наверняка снабжают
не подсуетившихся вовремя любовников сими хитрыми принадлежностями. При этой
мысли Пупсер приободрился. Он зашел в первую попавшуюся пивную и заказал
кружку пива. Через десять минут он вышел оттуда с пустыми руками и зашел в
другую, где его тоже постигло разочарование. Побывав в шести пивных и выпив
шесть кружек темного, он был расположен указать барменам на досадное
упущение. В седьмой пивной он нашел то, что искал. Пупсер мучительно долго
ждал, пока два старика не закончат мочиться, шарил в кармане в поисках
мелочи, а затем сунул в автомат две монеты. Он уже собирался дернуть за
рукоятку, как в туалет вошел студент. Пупсер выскочил в зал и допил седьмую
кружку, недремлющим оком следя за дверью мужской уборной. Через две минуты
он вернулся обратно и изо всех сил дернул ручку. Ничего не вышло. Он и
дергал, и нажимал. Автомат - ноль внимания. Пупсер заглянул в "возврат
монет", но там было пусто. Наконец он кинул еще две монеты и снова дернул за
рукоятку. На этот раз автомат вернул деньги. Пупсер уставился на монеты. Ни
черта в этом автомате нет. Он вернулся к стойке и заказал восьмую кружку.
- Этот ваш аппарат в туалете... - заговорщически сказал он бармену.
- Что с ним? - спросил бармен.
- Пустой - вот что.
- Правильно, он всегда пустой.
- Он мои деньги проглотил, - пожаловался Пупсер.
- Не может быть.
- Еще как может.
- Джин с тоником, - заказал усач, стоящий рядом с Пупсером.
- Сию секунду, - сказал бармен. Пока он наливал джин с тоником, Пупсер
тихонько посасывал пиво. Наконец, когда усатый взял свой стакан и уселся за
столик у окна. Пупсер снова завел разговор о неработающих автоматах. Теперь
в его голосе зазвучали грозные нотки.
- Так кто мне деньги вернет? - спросил он. Бармен нахмурился.
- А может, вы надуть хотите.
- Как же я их надую? Автомат-то пустой.
- Очень смешно, - буркнул бармен. - Если есть жалобы на работу
автомата, обращайтесь к поставщикам.
Он нагнулся, достал из-под стойки карточку и вручил Пупсеру.
- Вот идите к ним и жалуйтесь. Они изделия поставляют. Я здесь ни при
чем. Понятно?
Пупсер кивнул, а бармен отошел к другому концу стойки обслуживать
очередного клиента. Сжимая в руках карточку, Пупсер вышел из пивной и
поплелся вниз по улице. Он нашел нужную контору на Милл-роуд. За прилавком
стоял молодой человек с бородкой. Пупсер вошел и положил карточку прямо
перед ним.
- Я из пивной "Единорог", - сказал он. - В автомате ничего нет.
- Что? Уже? - удивился молодой человек. - Да что ж такое творится,
глазом моргнуть не успеешь - и кончаются.
- Мне нужно... - заплетающимся языком начал Пупсер, но парень уже исчез
за дверью, ведущей в подсобку. Пупсеру стало не по себе. Ну и положеньице!
Этого ему только не хватало - стоять здесь и обсуждать закупки презервативов
с бородатым юношей.
- Вот. Двадцать четыре дюжины. Распишитесь, - сказал продавец и плюхнул
на прилавок две коробки. Пупсер уставился на них и собрался было объяснить,
что просто пришел за своими деньгами, но тут в контору вошла женщина. У
Пупсера подкосились ноги. Он схватил ручку, подписал бланк и, прижимая к
себе коробки, поковылял вон из магазина.
Когда он вернулся в "Единорог", пивная уже закрылась. Пупсер тщетно
колотил в дверь, но потом махнул рукой и побрел к себе в Покерхаус.
Пошатываясь, миновал он сторожку привратника и пошел через двор к своему
подъезду. Впереди, из зала заседаний, появилась цепочка фигур, закутанных в
черное. Торжественная процессия направлялась прямо на Пупсера. Во главе
вперевалку шествовал Декан. Пупсер икнул и попытался сосредоточить свое
внимание, что было очень трудно. Почти так же трудно, как остановить
вращение Земли. Он снова икнул. Когда колонна поравнялась с Пупсером, его
стошнило на снег.
- Прошу прощения, - сказал он. - Зря я это. Перебрал, понимаете.
Колонна остановилась, и Пупсер стал всматриваться в лицо Декана. Увы, оно то
теряло, то вновь обретало резкость.
- А вы... А вы... а знаете, какое у вас краснющее лицо? - спросил он
Декана, раскачивая головой во все стороны. - Разве так можно?
- Прочь с дороги, - отрезал Декан.
- Конеш-шно, - сказал Пупсер и сел на снег.
Декан грозно навис над ним.
- Вы, сэр, вы пьяны. Омерзительно пьяны, - сказал он. - Есть такое
дело, - ответил Пупсер. - Какой вы набле... набля... на-блю-дательный, вот.
Так вот сразу и угадали.
- Ваша фамилия?
- Попсер, шер, то есть Жупсер.
- Пупсер, на неделю вы лишаетесь права выходить за территорию колледжа,
- прорычал Декан.
- Ага, - обрадовался Пупсер, - лишаюсь на неделю. Ка-анешно, шер. - Он
с трудом встал на ноги, все еще не выпуская из рук коробки, а колонна
преподавателей двинулась по двору дальше. Пупсер кое-как доковылял до своей
комнаты и рухнул на пол.
Сэр Богдер наблюдал за делегацией ученых мужей из окна кабинета.
"Пришли-таки в Каноссу" {В 1076 г. папа Григорий VII, враждовавший с
германским императором Генрихом IV, объявил его низложенным и удалился в
Каноссу - замок в Северной Италии. Генрих