ичем не уступал другим многочисленным Вселенским потопам, которые
засвидетельствованы в библиях всех народов.
В конце концов ковчег взмыл высоко в воздух и причалил к вершине
горы Арарат - в семнадцати тысячах футов над уровнем долины. Его живой
груз выбрался на волю и спустился с горы.
Ной насадил виноградник, и выпил вина, и совсем осовел.
Он был избран из всего земного населения потому, что лучше никого не
нашлось. Ему предстояло положить начало новому человечеству на новой
основе. Вот это и была новая основа. Предзнаменование оказалось
скверным. Продолжать опыт значило подвергаться большому и совершенно
напрасному риску. Настала минута поступить с этой публикой так же мудро,
как и с их предшественниками, - утопить их. Каждый, кроме Творца, понял
бы это. Но он не понял. То есть, может быть, не понял.
Утверждается, будто с начала времен он предвидел все, чему суждено
было произойти в мире. Если это правда, значит, он предвидел, что Адам и
Ева съедят яблоко; что их потомство будет из рук вон скверным и его
придется утопить; что потомство Ноя в свою очередь окажется из рук вон
скверным и что со временем ему самому придется покинуть свой престол на
небесах, спуститься на землю и подвергнуться распятию, чтобы еще раз
спасти это надоедливое человечество. Спасти целиком? Нет. Часть его? Да.
Какую же часть? Сотни раз миллиард людей, составляющий одно поколение,
будет, уступая место новому поколению, отправляться на вечную гибель -
весь миллиард, за исключением примерно десяти тысяч избранников. Эти
десять тысяч придется подбирать из ничтожной кучки христиан, но и в этой
кучке шанс на спасение будет лишь у каждого сотого: только у тех
католиков, которым повезет заручиться в смертный час священником, чтобы
он прочистил наждачком их душу, да у двух-трех пресвитериан. Все
остальные спасению не подлежат. Все остальные прокляты. Оптом по
миллиону.
Неужели вы согласитесь, что он предвидел все это? Так утверждает
церковь. А ведь тем самым она утверждает, что их бог в интеллектуальном
отношении - Первый Нищий во вселенной, а в нравственном отношении стоит
где-то на уровне царя Давида.
ПИСЬМО ДЕСЯТОЕ
И Ветхий и Новый заветы очень интересны - каждый по-своему. Из
Ветхого мы узнаем, каким был бог этих людей до того, как он обрел
истинную веру, а Новый показывает, каким он стал после этого. Ветхий
завет рисует главным образом кровопролития и сладострастные сцены. Новый
посвящен спасению душ. Спасению с помощью огня.
Когда бог в первый раз сошел на землю, он принес жизнь и смерть;
когда он сошел вторично, он принес ад.
Жизнь была не слишком ценным даром - в отличие от смерти. Жизнь была
бредовым сновидением, слагавшимся из радостей, испорченных горем, из
удовольствий, отравленных болью,- кошмаром, где краткие и судорожные
восторги, экстазы, блаженства, мимолетные минуты счастья перемежались
бесконечными бедами, печалями, опасностями, ужасами, разочарованиями,
горькими неудачами, всяческими унижениями и отчаянием; жизнь была
страшнейшим проклятием, какое только могла придумать божественная
изобретательность. Но смерть была ласковой, смерть была кроткой, смерть
была доброй, смерть исцеляла израненный дух и разбитое сердце, дарила им
покой и забвение, смерть была лучшим другом человека - когда жизнь
становилась невыносимой, приходила смерть и освобождала его.
Однако со временем бог понял, что смерть - это ошибка; ошибка
потому, что в смерти чего-то не хватало; не хватало потому, что, хотя
она была великолепным орудием, чтобы причинять горе живым, сам умерший
находил в могиле надежный приют, где его уже нельзя было больше
терзать. Это бога не устраивало. Следовало найти способ мучить мертвых и
за могилой.
Бог безуспешно ломал над этим голову в течение четырех тысяч лет,
но, как только он сошел на землю и стал христианином, его озарило и он
понял, что надо сделать. Он изобрел ад и широко оповестил об этом мир.
Тут мы сталкиваемся с одной очень любопытной деталью. Принято
считать, что, пока бог пребывал на небесах, он был суров, упрям,
мстителен, завистлив и жесток; но стоило ему сойти на землю и принять
имя Иисуса Христа, как он стал совсем другим, то есть кротким, добрым,
милосердным, всепрощающим - суровость и злоба исчезли и их заменила
глубокая, исполненная жалости любовь к его бедным земным детям. А ведь
именно как Иисус Христос он изобрел ад и объявил о нем миру.
Другими словами, став смиренным и кротким Спасителем, он оказался в
тысячу миллиардов раз более жестоким, чем во времена Ветхого завета, -
о, несравненно более свирепым, какими бы ужасными ни казались нам его
прежние поступки.
Смиренный и кроткий? Со временем мы исследуем эти ходовые эпитеты
при свете изобретенного им ада.
Однако, хотя пальма первенства в злобности должна быть присуждена
Иисусу, изобретателю ада, он обладал поистине божественной жестокостью и
бессердечием еще задолго до того, как стал христианином. Насколько можно
судить, ему ни разу даже в голову не пришло, что в дурных поступках
человека повинен он, бог, поскольку человек поступает лишь в согласии с
натурой, которую он же ему навязал. Нет, он наказывал человека вместо
того, чтобы наказать самого себя. И наказание, как правило, бывало
гораздо строже, чем того заслуживал проступок. И очень часто наказывался
не преступник, а кто-нибудь другой - старейшина, глава общины, например.
"И жил Израиль в Ситтиме, и начал народ блудодействовать с
дочерями Моава...
И сказал Господь Моисею: возьми _всех начальников народа_ и повесь
их Господу перед солнцем, и отвратится от Израиля ярость гнева
господня". {5}
Справедливо ли это, как по-вашему? Насколько можно судить,
"начальники народа" в блудодействе не участвовали, а повесили все-таки
их, а не "народ".
Если это было честно и справедливо тогда, это должно быть честно и
справедливо и теперь, ибо церковь учит, что правосудие божие вечно и
неизменно и что бог - источник всякой морали и мораль его вечна и
неизменна. Отлично. Следовательно, мы должны верить, что, если народ
Нью-Йорка начнет блудодействовать с дочерьми Нью-Джерси, будет только
честно и справедливо воздвигнуть перед ратушей виселицу и вздернуть на
ней мэра, шерифа, судей и архиепископа, хотя бы они даже не попробовали
этого удовольствия. Мне лично это справедливым не кажется.
Однако, можете не сомневаться, ничего подобного не произошло бы.
Люди этого не допустили бы. Они все-таки лучше своей библии. Ничего бы
не случилось - просто, если бы скандал не удалось замять, кто-нибудь
подал бы в суд, требуя возмещения убытков; и даже на Юге они не тронули
бы тех, кто не блудодействовал, там взяли бы веревку и пошли бы искать
соучастников, а не найдя их, линчевали бы какого-нибудь негра.
Что бы там ни твердили с церковных кафедр, со времен Всемогущего
положение заметно улучшилось.
Хотите поближе познакомиться с нравственными принципами этого бога,
с его характером и поведением? И помните, что в воскресных школах
детишек всячески уговаривают любить Всемогущего, почитать его,
восхвалять, видеть в нем образец для подражания и по мере сил следовать
его примеру. Ну,так читайте:
"1. И сказал Господь Моисею, говоря:
2. Отомсти Мадианитянам за сынов Израилевых, и после отойдешь к
народу твоему...
7. И пошли войной на Мадиама, как повелел Господь Моисею, и убили
всех мужеского пола;
8. И вместе с убитыми их убили царей Мадиамских: Евия, Рекема, Цура,
Хура и Реву, пять царей Мадиамских и Валаама, сына Веорова, убили мечом.
9. А жен Мадиамских и детей их сыны Израилевы взяли в плен, и весь
скот их, и все стада их, и все имение их взяли в добычу,
10. и все города их во владениях их и все селения их сожгли огнем;
11. и взяли все захваченное и всю добычу, от человека до скота;
12. и доставили пленных и добычу и захваченное к Моисею и к Элеазару
священнику и к обществу сынов Израилевых, к стану, на равнины
Моавитские, что у Иордана, против Иерихона.
13. И вышли Моисей и Элеазар священник и все князья общества
навстречу им из стана.
14. И прогневался Моисей на военачальников, тысяченачальников и
стоначальников, пришедших с войны.
15. И сказал им Моисей: (для чего) вы оставили в живых всех женщин?
16. Вот они, по совету Валаамову, были для сынов Израилевых поводом
к отступлению от Господа в угождение Фегору, за что и поражение было в
обществе Господнем;
17. Итак убейте всех детей мужеского пола, и всех женщин, познавших
мужа на мужеском ложе, убейте;
18. А всех детей женского пола, которые не познали мужеского ложа,
оставьте в живых для себя;
19. И пробудьте вне стана семь дней; всякий, убивший человека и
прикоснувшийся к убитому, очиститесь в третий день и в седьмый день, вы
и пленные ваши;
20. И все одежды, и все кожаные вещи, и все сделанное из козьей
шерсти, и все деревянные сосуды очистите.
21. И сказал Элеазар священник воинам, ходившим на войну: вот
постановление закона, который заповедал Господь Моисею...
25. И сказал Господь Моисею, говоря:
26. Сочти добычу плена, от человека до скота, ты и Элеазар священник
и начальники племен общества;
27. И раздели добычу пополам между воевавшими, ходившими на войну, и
между всем обществом;
28. И от воинов, ходивших на войну, возьми дань Господу, по одной
душе из пятисот, из людей и из крупного скота, и из ослов, и из мелкого
скота...
31. И сделал Моисей и Элеазар священник, как повелел Господь Моисею.
32. И было добычи, оставшейся от захваченного, что захватили бывшие
на войне: мелкого скота шестьсот семьдесят пять тысяч,
33. Крупного скота семьдесят две тысячи,
34. Ослов шестьдесят одна тысяча,
35. Людей, женщин, которые не знали мужеского ложа, всех душ
тридцать две тысячи...
40. Людей шестнадцать тысяч, и дань из них Господу тридцать две
души.
41. И отдал Моисей дань, возношение Господу, Элеазару Священнику,
как повелел Господь Моисею...
47. Из половины сынов Израилевых взял Моисей одну пятидесятую часть
из людей и из скота и отдал это левитам, исполняющим службу при скинии
Господней, как повелел Господь Моисею... {6}
10. Когда подойдешь к городу, чтобы завоевать его, предложи ему
мир...
13. И когда Господь Бог твой предаст его в руки твои, порази в нем
весь мужской пол острием меча;
14. Только жен и детей и скот и все, что в городе, всю добычу его
возьми себе и пользуйся добычей врагов твоих, которых предал тебе
Господь Бог твой;
15. Так поступай со всеми городами, которые от тебя весьма далеко,
которые не из числа городов народов сих.
16. А в городах сих народов, которых Господь Бог твой дает тебе во
владение, не оставляй в живых ни одной души..." {7}
Библейский закон гласит: "Не убий!" {8}
Закон бога, вложенный в сердце человека в миг его рождения, гласит:
"Убей!"
Глава, которую я привел выше, показывает вам, что библейское
установление вновь оказывается бессильным. Оно не может одолеть более
могучий закон природы.
Эти люди верят, что сам бог сказал им: "Не убий!"
В таком случае ясно, что он сам был не в силах соблюдать свои же
заповеди.
Он убил всех этих людей - весь мужской пол.
Они чем-то оскорбили бога. Мы сразу можем угадать, каков был этот
проступок - то есть, что это был какой-нибудь пустяк, мелочь, на которую
никто, кроме бога, и внимания не обратил бы. Более чем вероятно, что
кто-нибудь из мадианитян последовал примеру некоего Онана, которому
велено было: "войди к жене брата своего", - что он и исполнил, но вместо
того, чтобы доводить дело до конца, "изливал на землю". Господь умертвил
его, так как Господь терпеть не мог плохих манер. Господь умертвил
Онана, и по сей день христианский мир не может понять, почему он
ограничился одним Онаном, а не перебил всех жителей на триста миль в
окружности - ведь они были ни в чем не повинны, а именно безвинных-то он
и имея обыкновение умерщвлять. Таково было его извечное представление о
справедливости и честной игре. Если бы у него был девиз, девиз этот
гласил бы: "Пусть ни один невиновный не останется безнаказанным!" Вы,
вероятно, еще не забыли, что он сделал во время потопа. Вспомните о
бесчисленном множестве младенцев и маленьких ребятишек - они не
причинили ему никакого зла, что он отлично знал, но их близкие его
оскорбили, и этого было для него достаточно: он смотрел, как вода
поднимается к их кричащим ротикам, он видел безумный ужас в их
глазенках, он видел отчаянную муку и мольбу на лицах их матерей, которая
тронула бы любое сердце, но только не его, поскольку он специально
охотился на безвинных. И он хладнокровно утопил всех этих бедных крошек.
И вспомните также, что _все_ миллиарды потомков Адама безвинны -
никто из них не участвовал в его проступке, - но бог и сейчас считает их
виноватыми. Единственный способ увильнуть от наказания - это признать
себя соучастником Адама: менее вопиющей ложью тут не обойдешься.
Какой-то мадианитянин, вероятно, сделал то же, что в Онан, и тем
навлек эту страшную беду на весь свой народ. А если божью щепетильность
возмутила не подобная невоспитанность, то я уже не ошибусь, назвав
другую причину его гнева: какой-нибудь мадианитянин помочился к стене. Я
убежден в этом, потому что такую неприличность Источник хорошего тона
никогда никому не спускал. Человек мог мочиться на дерево, он мог
мочиться на свою мать, он мог обмочить собственные штаны - и все это
сошло бы ему с рук, но мочиться к стене он не смел, это значило бы зайти
слишком уж далеко. Откуда возникло божественное предубеждение против
столь безобидного поступка, нигде не объясняется. Но во всяком случае мы
знаем, что предубеждение это было очень велико - так велико, что бога
могло удовлетворить лишь полное истребление всех, кто обитал в области,
где стена была подобным образом осквернена.
Возьмите историю Иеровоама. "Я истреблю у Иеровоама каждого
мочащегося к стене" {9}. Так и было сделано. И истреблен был не только
помочившийся, но и все остальные.
То же случилось и с домом Ваасы {10}: уничтожены были все -
родственники, друзья и прочие, так что не осталось ни одного "мочащегося
к стене".
История Иеровоама дает нам блистательный пример привычки бога не
ограничиваться наказанием виновных - все невинные тоже пострадали.
Злосчастный дом Иеровоамов был "выметен", "как выметают сор, дочиста".
Это включает и женщин, и девушек, и маленьких девочек. И все они были ни
в чем не виноваты, так как не могли мочиться к стене. Лица их пола
вообще не способны это проделать. Такой выдающийся трюк по силам лишь
представителям противоположного пола.
Странный предрассудок. И он все еще существует. Родители-протестанты
все еще держа г библию на самом видном месте в доме, чтобы дети могли ее
изучить, и маленькие мальчики и девочки, едва научившись читать, узнают,
что им надлежит быть праведными, святыми и не мочиться к стене. Эти
тексты они изучают с наибольшим прилежанием, если не считать тех,
которые подстрекают к мастурбации. Такие места они старательно
выискивают и тщательно штудируют в уединении. Нет протестантского
ребенка, который не мастурбировал бы. Это искусство - один из первых
даров, которым наделяет мальчика его религия. И из тех, которыми она
наделяет девочку.
Библия имеет перед всеми остальными книгами, которые учат хорошему
тону и манерам, то преимущество, что она попадает к ребенку первой. Он
знакомится с ней в самом впечатлительном и восприимчивом возрасте -
остальным же книгам по этикету приходится дожидаться своей очереди.
"Кроме оружия твоего должна быть у тебя лопатка, и когда будешь
садиться _вне стана_, выкопай ею и опять зарой испражнение твое". {11}
Это правило было создано в давние дни потому, что "Господь Бог твой
ходит среди стана твоего".
Пожалуй, не стоит тратить время и труды на то, чтобы точно
установить, почему были истреблены мадианитяне. Но одно можно сказать
твердо: преступление их было невелико. В этом нас убеждают истории
Адама, Потопа и осквернителей стены. Может быть, один из мадианитян
оставил дома свою лопатку, от чего и произошла вся беда. Да впрочем, это
и неважно. Главное - сама беда и та мораль, которую она предлагает в
поучение современным христианам, дабы возвысить их души.
Бог начертал на каменных скрижалях: "Не убий!" И еще: "Не
прелюбодействуй!"
Апостол Павел, повинуясь божественному внушению, рекомендовал вообще
отказаться от всякой половой жизни. Со времен мадианитского инцидента
божьи взгляды явно претерпели значительное изменение.
ПИСЬМО ОДИННАДЦАТОЕ
Человеческая история всех веков обагрена кровью, запятнана
ненавистью и осквернена зверствами, но в послебиблейские времена в ней
все же заметны кое-какие ограничения. Даже Церковь, которая, насколько
известно, пролила со времени установления своего господства больше
невинной крови, чем ее было пролито во всех политических войнах, вместе
взятых, все же себя ограничивала. Немного, но ограничивала. Однако
заметьте - когда Господь Бог. Повелитель небес и земли, обожаемый Отец
человека, отправляется воевать, он не признает никаких ограничений. Он
начисто лишен милосердия - он, которого называют Источником милосердия.
Он убивает, убивает, убивает! Всех мужчин, весь скот, всех мальчиков,
всех младенцев, а также всех женщин и девушек, за исключением
девственниц.
Он не различает правых и виноватых. Младенцы были безвинны, скот был
безвинен, многие мужчины, многие женщины, многие мальчики, многие
девушки ни в чем не были повинны, и все же их покарали наравне с
виновными. Безумному Отцу нужны были кровь и горе, а чьи - значения не
имело.
И самое тяжкое наказание пало на тех, кто уж никак не заслуживал
столь ужасной судьбы - на 32 000 девственниц. Их обнажали и исследовали,
чтобы убедиться, цела ли девственная плева; а после этого
унизительнейшего осмотра их увезли из родной страны, чтобы продать в
рабство - в самое гнусное и позорное рабство, обрекавшее их на
проституцию; они становились наложницами, обязанными возбуждать похоть и
удовлетворять ее своим телом, бесправными рабынями любого покупателя,
окажется ли он порядочным человеком или грубым и грязным негодяем.
И такой чудовищной и незаслуженной каре обрек этих осиротевших
беззащитных девушек их Отец, только что у них на глазах истребивший всех
их близких. А они, наверное, молились ему в те минуты, ища у него помощи
и спасения? Несомненно.
Эти девушки были "добычей", военным трофеем. Он потребовал свою долю
и получил ее. А зачем ему-то были девственницы? Ознакомьтесь с его
дальнейшей историей, и вы узнаете.
Его священники тоже получили свою долю этих девственниц. А зачем
понадобились девственницы священнику? Ответ на этот вопрос вы найдете в
тайной истории католической исповеди. Во все века существования Церкви
главным развлечением отца-исповедника было совращение исповедующихся
женщин. Отец Гиацинт показал, что из ста исповедывавшихся ему
священников девяносто девять с успехом использовали исповедальню для
совращения замужних женщин и молодых девушек. Один священник признался,
что из девятисот женщин и девушек, чьим исповедником он был, его
похотливых объятий избежали только старые и уродливые. Официальный
список вопросов, которые священник обязан задавать во время исповеди,
наверняка возбудит любую женщину, если только она не параличная.
Во всей истории варварского и цивилизованного мира не найти войны
столь безжалостной и истребительной, как кампания, которую Источник
милосердия вел против мадианитян. Официальный отчет о ней не сообщает
никаких подробностей об отдельных эпизодах, не сообщает никаких
частностей, он информирует нас только в общем - _все_ девственницы,
_все_ мужчины, _все_ младенцы, _все_ живые души", _все_ дома, _все_
города. Этот отчет развертывает перед вами одну гигантскую картину
пожарищ и запустения, а ваша фантазия добавляет глухую тишину, жуткое
безмолвие - безмолвие смерти. Но ведь были и отдельные эпизоды. Где же
их найти?
В истории недавних лет. В истории, начертанной американским
индейцем. Он повторил труды Господни, точно следуя примеру бога. В 1862
году индейцы Миннесоты, безжалостно угнетаемые и предательски обманутые
правительством Соединенных Штатов, восстали против белых поселенцев и
истребили их - истребили всех, кто попал к ним в руки, не щадя ни
стариков, ни женщин, ни младенцев. Ознакомьтесь с одним эпизодом:
Двенадцать индейцев ворвались на заре в дом фермера и захватили
всю семью - самого фермера, его жену и четырех их дочерей, младшей из
которых исполнилось четырнадцать лет, а старшей - восемнадцать. Они
распяли родителей, то есть поставили их обнаженными в углу гостиной и
прибили их руки гвоздями к стене. Затем они сорвали одежду с дочерей,
бросили их на пол перед родителями и по очереди изнасиловали. Затем они
распяли и девушек напротив родителей, отрезали им носы и груди, а
потом... но я не стану рассказывать об атом. Всему есть предел.
Существуют гнусности настолько страшные, что перо отказывается их
описывать. Когда два дня спустя подоспела помощь, один из несчастных был
еще жив - отец.
Вы ознакомились с одним эпизодом миннесотской резни. Я мог бы
привести вам еще пятьдесят. Они исчерпали бы все жестокости, которые
способно изобрести человеческое зверство.
И эти примеры достоверно показывают вам, что происходило под личным
руководством Источника Милосердия во время его кампании против
мадианитян. Кампания в Миннесоте была всего лишь точной копией
мадианитской, И вторая дает нам полное представление о первой.
Нет, это не совсем так. Индеец был более милосерден, чем Источник
Милосердия. Он не продавал девушек в рабство, чтобы они ублажали похоть
убийц своих близких, пока не оборвутся их грустные дни; он насиловал их,
а затем милосердно прекращал их страдания, даря им желанную смерть. Он
сжигал дома - но не все. Он угонял безвинный бессловесный скот - но не
убивал его.
И можно ли было ждать, что вот этот бессовестный бог, этот моральный
банкрот станет вдруг проповедником морали, кротости, смирения,
праведности, чистоты? Это кажется нелепым, невероятным, однако
послушайте его. Вот его собственные слова:
"Блаженны нищие духом; ибо их есть Царство небесное.
Блаженны плачущие; ибо они утешатся.
Блаженны кроткие; ибо они наследуют землю.
Блаженны алчущие и жаждущие правды; ибо они насытятся.
_Блаженны милостивые;_ ибо они помилованы будут.
Блаженны чистые сердцем; ибо они Бога узрят.
_Блаженны миротворцы;_ ибо они будут наречены _сынами Божьими_.
Блаженны изгнанные за правду; ибо их есть Царство небесное.
Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно
злословить за Меня".
Уста, изрекшие эти чудовищные насмешки, эти лицемернейшие обещания,
были теми же самыми устами, которые повелели полностью истребить
мадианитских мужчин, младенцев и скот; спалить все дома и все города;
обречь всех девственниц -на грязное, невыразимо гнусное рабство. Это
говорит тот самый бог, который обрек мадианитян дьявольским жестокостям,
подробно воспроизведенным индейцами Миннесоты восемнадцать веков спустя.
Мадианитский эпизод доставил ему живейшую радость. И миннесотский тоже -
иначе он не допустил бы его.
Эту часть Нагорной проповеди следует читать в церкви одновременно с
вышеприведенными главами Книги Чисел и Второзакония, дабы прихожане
могли всесторонне обозреть нашего Отца Небесного. Однако мне не
доводилось слышать, чтобы хоть один священник это сделал.
Перевод Т. Озерской
АРХИВ СЕМЕЙСТВА АДАМА {2_2}
ДНЕВНИК АДАМА
_Фрагменты_
*Понедельник*. - Это новое существо с длинными волосами очень мне
надоедает. Оно все время торчит перед глазами и ходит за мной по пятам.
Мне это совсем не нравится: я не привык к обществу. Шло бы себе к другим
животным... Сегодня пасмурно, ветер с востока, думаю - мы дождемся
хорошего ливня... Мы? Где я мог подцепить это слово?.. Вспомнил - новое
существо пользуется им.
*Вторник*. - Обследовал большое низвержение воды. Пожалуй, это
лучшее, что есть в моих владениях. Новое существо называет его
Ниагарский водопад. Почему? Никому не известно. Говорит, что оно _так
выглядит_. По-моему, это еще недостаточное основание. На мой взгляд, это
какая-то дурацкая выдумка и сумасбродство. Но сам я теперь лишен всякой
возможности давать какие-либо наименования чему-либо. Новое существо
придумывает их, прежде чем я успеваю раскрыть рот. И всякий раз - один и
тот же довод: это _так выглядит_. Взять хотя бы додо, к примеру. Новое
существо утверждает, что стоит только взглянуть на додо, и сразу видно,
"что он вылитый додо". Придется ему остаться додо, ничего не поделаешь.
У меня не хватает сил с этим бороться, да и к чему - это же бесполезно!
Додо! Он так же похож на додо, как я сам.
*Среда*. - Построил себе шалаш, чтобы укрыться от дождя, по не успел
ни минуты спокойно посидеть в нем наедине с самим собой. Новое существо
вторглось без приглашения. А когда я попытался выпроводить его, оно
стало проливать влагу из углублений, которые служат ему, чтобы созерцать
окружающие предметы, а потом принялось вытирать эту влагу тыльной
стороной лап и издавать звуки, вроде тех, что издают другие животные,
когда попадают в беду! Пусть! Лишь бы только оно не говорило! Но оно
говорит не умолкая. Быть может, в моих словах звучит некоторая издевка,
сарказм, но я вовсе не хотел обидеть беднягу. Просто я никогда еще не
слышал человеческого голоса, и всякий непривычный звук, нарушающий эту
торжественную дремотную тишину и уединение, оскорбляет мой слух, как
фальшивая нота. А эти новые звуки раздаются к тому же так близко! Они
все время звучат у меня за спиной, над самым ухом - то с одной стороны,
то с другой, а я привык только к такому шуму, который доносится из
некоторого отдаления.
*Пятница*. - Наименования продолжают возникать как попало, невзирая
на все мои усилия. У меня было очень хорошее название для моих владений,
музыкальное и красивое: Райский сад. Про себя я и сейчас продолжаю
употреблять его, но публично - уже нет. Новое существо утверждает, что
здесь слишком много деревьев, и скал, и открытых ландшафтов, и
следовательно - это совсем не похоже на сад. Оно говорит, что это
выглядит как парк, и только как парк. И вот, даже не посоветовавшись со
мной, оно переименовало мой сад в Ниагарский парк. Одно это, по-моему,
достаточно убедительно показывает, насколько оно позволяет себе
своевольничать. А тут еще вдруг появилась надпись:
ЗДДДДДДДДДДДДДДДД┐
│ТРАВЫ НЕ МЯТЬ! │
ЮДДДДДДДДДДДДДДДДЫ
Я уже не так счастлив, как прежде.
*Суббота*. - Новое существо поедает слишком много плодов. Этак мы
долго не протянем. Опять "мы" - это его словечко. Но оно стало и моим
теперь, - да и немудрено, поскольку я слышу его каждую минуту. Сегодня с
утра густой туман. Что касается меня, то в туман я не выхожу. Новое
существо поступает наоборот. Оно шлепает по лужам в любую погоду, а
потом вламывается ко мне с грязными ногами. И разговаривает. Как тихо и
уютно жилось мне здесь когда-то!
*Воскресенье*. - Кое-как скоротал время. Воскресные дни становятся
для меня все более и более тягостными. Еще в ноябре воскресенье было
выделено особо, как единственный день недели, предназначенный для
отдыха. Раньше у меня было по шесть таких дней на неделе. Сегодня утром
видел, как новое существо пыталось сбить яблоки с того дерева, на
которое наложен запрет.
*Понедельник*. - Новое существо утверждает, что его зовут Евой. Ну
что ж, я не возражаю. Оно говорит, что я должен звать его так, когда
хочу, чтобы оно ко мне пришло. Я сказал, что, по-моему, это уже какое-то
излишество. Это слово, по-видимому, чрезвычайно возвысило меня в его
глазах. Да это и в самом деле довольно длинное и хорошее слово, надо
будет пользоваться им и впредь. Новое существо говорит, что оно не оно,
а она. Думаю, что это сомнительно. Впрочем, мне все равно, что оно
такое. Пусть будет она, лишь бы оставила меня в покое и замолчала.
*Вторник*. - Она изуродовала весь парк какими-то безобразными
указательными знаками и чрезвычайно оскорбительными надписями:
К водопаду
на козий остров
к пещере ветров
Она говорит, что этот парк можно было бы превратить в очень
приличный курорт, если бы подобралась соответствующая публика. Курорт -
это еще одно из ее изобретений, какое-то дикое, лишенное всякого смысла
слово. Что такое курорт? Но я предпочитаю не спрашивать, она и так
одержима манией все разъяснять.
*Пятница*. - Теперь она пристает ко мне с другим: умоляет не
переправляться через водопад. Кому это мешает? Она говорит, что ее от
этого бросает в дрожь. Не понимаю - почему. Я всегда это делаю - мне
нравится кидаться в воду, испытывать приятное волнение и освежающую
прохладу. Думаю, что для того и создан водопад. Не вижу, какой иначе от
него прок, - а ведь зачем-то он существует? Она утверждает, что его
создали просто так - как носорогов и мастодонта, - чтобы придать
живописность пейзажу.
Я переправился через водопад в бочке - это ее не удовлетворило.
Тогда я воспользовался бадьей - она опять осталась недовольна. Я
переплыл водоворот и стремнину в купальном костюме из фигового листа.
Костюм основательно пострадал, и мне пришлось выслушать скучнейшую
нотацию, - она обвинила меня в расточительности. Эта опека становится
чрезмерной. Чувствую, что необходимо переменить обстановку.
*Суббота*. - Я сбежал во вторник ночью и все шел и шел - целых два
дня, а потом построил себе новый шалаш в уединенном месте и постарался
как можно тщательнее скрыть следы, но она все же разыскала меня с
помощью животного, которое ей удалось приручить и которое она называет
волком, явилась сюда и снова принялась издавать эти свои жалобные звуки
и проливать влагу из углублений, служащих ей для созерцания окружающих
предметов. Пришлось возвратиться вместе с ней обратно, я снова сбегу,
лишь только представится случай. Ее беспрестанно занимают какие-то
невообразимые глупости, почему животные, называемые львами и тиграми,
питаются травой и цветами, в то время как, по ее словам, они созданы с
расчетом на то, чтобы поедать друг друга, - достаточно поглядеть на их
зубы. Это, разумеется, чрезвычайно глупое рассуждение, потому что
поедать друг друга - значит, убивать друг друга, то есть, как я понимаю,
привести сюда то, что называется "смертью", а смерть, насколько мне
известно, пока еще не проникла в парк. О чем, к слову сказать, можно
иной раз и пожалеть.
*Воскресенье*. - Кое-как скоротал время.
*Понедельник*. - Кажется, я понял, для чего существует неделя: чтобы
можно было отдохнуть от воскресной скуки. По-моему, это очень правильное
предположение... Она опять лазила на это дерево. Я согнал ее оттуда,
швыряя в нее комьями земли. Она заявила, что никто, дескать, ее не
видел. Для нее, по-видимому, это служит достаточным оправданием, чтобы
рисковать и подвергать себя опасности. Я ей так и сказал. Слово
"оправдание" привело ее в восторг... и, кажется, пробудило в ней
зависть. Это хорошее слово.
*Вторник*. - Она заявила, что была создана из моего ребра. Это
весьма сомнительно, чтобы не сказать больше. У меня все ребра на
месте... Она пребывает в тревоге из-за сарыча, - говорит, что он не
может питаться травой, он ее плохо воспринимает. Она боится, что ей не
удастся его выходить. По ее мнению, сарычу положено питаться падалью.
Ну, ему придется найти способ обходиться тем, что есть. Мы не можем
ниспровергнуть всю нашу систему в угоду сарычу.
*Суббота*. - Вчера она упала в озеро: гляделась, по своему
обыкновению, в воду, и упала. Она едва не захлебнулась и сказала, что
это очень неприятное ощущение. Оно пробудило в ней сочувствие к тем
существам, которые живут в озере и которых она называет рыбами. Она
по-прежнему продолжает придумывать названия для различных тварей, хотя
они совершенно в этом не нуждаются и никогда не приходят на ее зов, чему
она, впрочем, не придает ни малейшего значения, так как что ни говори, а
она все-таки просто-напросто дурочка. Словом, вчера вечером она поймала
уйму этих самых рыб, притащила их в шалаш и положила в мою постель,
чтобы они обогрелись, но я время от времени наблюдал за ними сегодня и
не заметил, чтобы они выглядели особенно счастливыми, разве только, что
совсем притихли. Ночью я выброшу их вон. Больше я не стану спать с ними
в одной постели, потому что они холодные и скользкие, и оказывается, это
не так уж приятно лежать среди них, особенно нагишом.
*Воскресенье*. - Кое-как скоротал время.
*Вторник*. - Теперь она завела дружбу со змеей. Все прочие животные
рады этому, потому что она вечно проделывала над ними всевозможные
эксперименты и надоедала им. Я тоже рад, так как змея умеет говорить, и
это дает мне возможность отдохнуть немножко.
*Пятница*. - Она уверяет, что змея советует ей отведать плодов той
самой яблони, ибо это даст познать нечто великое, благородное и
прекрасное. Я сказал, что одним познанием дело не ограничится, - она,
кроме того, еще приведет в мир смерть. Я допустил ошибку, мне следовало
быть осторожнее, - мое замечание только навело ее на мысль: она решила,
что тогда ей легче будет выходить больного сарыча и подкормить свежим
мясом приунывших львов и тигров. Я посоветовал ей держаться подальше от
этого дерева. Она сказала, что и не подумает. Я предчувствую беду. Начну
готовиться к побегу.
*Среда*. - Пережить пришлось немало. Я бежал в ту же ночь - сел на
лошадь и гнал ее во весь опор до рассвета, надеясь выбраться из парка и
найти пристанище в какой-нибудь другой стране, прежде чем разразится
катастрофа. Но не тут-то было. Примерно через час после восхода солнца,
когда я скакал по цветущей долине, где звери мирно паслись, играя, по
обыкновению, друг с другом или просто грезя о чем-то, вдруг ни с того ни
с сего все они начали издавать какой-то бешеный, ужасающий рев, в долине
мгновенно воцарился хаос, и я увидел, что каждый зверь стремится пожрать
своего соседа. Я понял, что произошло: Ева вкусила от запретного плода,
и в мир пришла смерть... Тигры съели мою лошадь, не обратив ни малейшего
внимания на мои слова, хотя я решительно приказал им прекратить это. Они
съели бы и меня, замешкайся я там, по я, конечно, не стал медлить и со
всех ног пустился наутек... Я набрел на это местечко за парком и
несколько дней чувствовал себя здесь вполне сносно, но она разыскала
меня и тут. Разыскала и тотчас же назвала это место Тонаунда, заявив,
что это так выглядит. Правду сказать, я не огорчился, когда увидел ее,
потому что поживиться здесь особенно нечем, а она принесла несколько
этих самых яблок. Я был так голоден, что пришлось съесть их. Это было
противно моим правилам, но я убедился, что правила сохраняют свою силу
лишь до тех пор, пока ты сыт... Она явилась задрапированная пучками
веток и листьев, а когда я спросил ее, что это еще за глупости, и,
сорвав их, швырнул на землю, она захихикала и покраснела. До той минуты
мне никогда не доводилось видеть, как хихикают и краснеют, и я нашел ее
поведение крайне идиотским и неприличным. Но она сказала, что я скоро
познаю все это сам. И оказалась права. Невзирая на голод, я положил на
землю надкушенное яблоко (оно и в самом деле было лучше всех, какие я
когда-либо видел, особенно если учесть, что сезон яблок давно прошел),
собрал разбросанные листья и ветки и украсился ими, а затем сделал ей
довольно суровое внушение, приказав принести еще листьев и веток и
впредь соблюдать приличие и не выставлять себя подобным образом напоказ.
Она сделала, как я ей сказал, после чего мы пробрались в долину, где
произошла битва зверей, раздобыли там несколько шкур, и я приказал ей
соорудить из них костюмы, в которых мы могли бы появиться в обществе.
Признаться, в них чувствуешь себя не слишком удобно, но зато они не
лишены известного шика, а ведь, собственно говоря, только это и
требуется... Я нахожу, что с ней можно довольно приятно проводить время.
Теперь, лишившись своих владений, я испытываю одиночество и тоску, когда
ее нет со мной. И еще одно: она говорит, что отныне нам предписано в
поте лица своего добывать себе хлеб. Тут она может оказаться полезной.
Руководить буду я,
*Десять дней спустя*. - Она обвиняет меня: говорит, что я виновник
катастрофы! Она утверждает, и как будто вполне искренне и правдиво, что,
по словам змеи, запретный плод - вовсе не яблоки, а лимоны! Я сказал,
что это только лишний раз доказывает мою невиновность, ибо я никогда не
ел лимонов. Но змея, говорит она, разъяснила ей, что это имеет чисто
иносказательный смысл, ибо под "лимонами" условно подразумевается все,
что мгновенно набивает оскомину, как, например, плоские, избитые
остроты. При этих словах я побледнел, так как от нечего делать не раз
позволял себе острить, и какая-нибудь из моих острот действительно могла
оказаться именно такого сорта, хотя я в простоте душевной считал их
вполне острыми и свежими. Она спросила меня, не сострил ли я невзначай
как раз накануне катастрофы. Пришлось признаться, что я действительно
допустил нечто подобное, хотя не вслух, а про себя. Дело обстояло так. Я
вспомнил водопад и подумал: "Какое удивительное зрелище являет собой вся
эта масса воды, ниспровергающаяся сверху вниз!" И тотчас, подобно
молнии, меня осенила блестящая острота, и я позволил себе облечь ее
мысленно в слова; "А ведь было бы еще удивительнее, если бы вся эта вода
начала ниспровергаться снизу вверх!" Тут я расхохотался так, что едва не
лопнул от смеха, - и в то же мгновение вся природа словно взбесилась,
вражда и смерть пришли в долину, а я вынужден был бежать, спасая свою
жизнь.
- Вот видишь! - сказала она с торжеством. - Так оно и есть. Именно
подобные остроты и имела в виду змея, когда сказала, что они могут
набить оскомину, как лимон, потому что - ими пользуются с сотворения
мира.
Увы, по-видимому, во всем виноват я! Лучше бы уж мне не обладать
остроумием! Лучше бы уж эта блестящая острота никогда не приходила мне в
голову!
*На следующий год*. - Мы назвали его Каин. Она принесла его в то
время, как я был в отлучке - расставлял капканы на северном побережье
озера Эри; Она, как видно, поймала его где-то в лесу, милях в двух от
нашего жилища, а то и дальше, милях в трех-четырех, - она сама нетвердо
знает где. В некоторых отношениях это существо похоже на нас и,
возможно, принадлежит к нашей породе. Так, во всяком случае, думает она,
но, по-моему, это заблуждение. Разница в размерах уже сама по себе
служит доказательством того, что это какое-то новое существо, отличной
от нас породы. Быть может, это рыба, хотя, когда я для проверки опустил
его в озеро, оно пошло ко дну, а она тотчас бросилась в воду и вытащила
его, помешав мне, таким образом, довести эксперимент до конца и
установить истину. Все же я склонен думать, что оно из породы рыб, но
ей, по-видимому, совершенно безразлично, что это такое, и она не
позволяет мне попытаться выяснить это. Я ее не понимаю. С тех пор как у
нас появилось это существо, ее словно подменили - с безрассудным
упрямством она не желает и слышать о каких бы то ни было экспериментах.
Ни одно животное не поглощало так все ее помыслы, как эта тварь, но при
этом она совершенно не в состоянии объяснить почему. Она повредилась в
уме - все признаки налицо. Иной раз она чуть ли не всю ночь напролет
носит эту рыбу на руках, если та подымает визг - просится, по-видимому,
в воду. Она пошлепывает рыбу по спине и издает ртом довольно нежные
звуки, стараясь ее успокоить, и еще на сотню ладов проявляет свою о ней
заботу и по-всякому ее жалеет, а из углублений, которые служат ей для
того, чтобы созерцать окружающие предметы, у нее опять начинает течь
влага. Никогда я не видел, чтобы она обращалась так с другими рыбами, и
это внушает мне большую тревогу. Когда мы еще не лишились наших
владений, она, случалось, таскала на руках маленьких тигрят и
забавлялась с ними, но то была просто игра. Она никогда не принимала так
близко к сердцу, если у тигрят после обеда делалось расстройство
желудка.
*Воскресенье*. - По воскресеньям она теперь больше не работает, а
лежит в полном изнеможении и позволяет рыбе кувыркаться через нее, и это
явно доставляет ей удовольствие. Она издает ртом какие-то нелепые звуки,
чтобы позабавить рыбу, и делает вид, будто кусает ее конечности, а рыба
смеется. Я еще никогда не видел, чтобы рыбы смеялись. Это наводит меня
на размышления... Я теперь тоже полюбил воскресные дни. Поруководишь
целую неделю, а потом чувствуешь себя физически совершенно разбитым.
Нужно было бы устроить побольше воскресных дней. Прежде я их терпеть не
мог, а теперь оказалось, что они наступают чрезвычайно вовремя.
*Среда*. - Нет, это не рыба. Я так и не могу установить, что же это
такое. Когда оно чем-нибудь недовольно, оно производит такие странные
звуки, что моро