нно сказал он. Дидерих, избегая встречаться с ним глазами, делал вид, что рассматривает голландер. В заключение, как бы подбадривая Фишера, он сказал: - Значит, договорились. Вы устанавливаете эту штуку, я вам плачу сверхурочные с надбавкой в двадцать пять процентов, и давайте поскорее загрузим машину. Вот и увидим, какой подарочек нам преподнесли. - Уж, наверное, из ряда вон, - сказал механик, явно желая угодить хозяину. Дидерих, не думая о том, что делает, схватил его за плечо: Наполеон Фишер был другом, спасителем. - Пойдемте-ка, дорогой мой... Его голос звучал растроганно. Он повел Наполеона Фишера к себе, велел фрау Геслинг налить механику стакан вина; не поднимая глаз, сунул ему в руку пятьдесят марок. - Полагаюсь на вас, Фишер, - сказал он. - Если бы не вы, завод, вероятно, здорово околпачил бы меня. Две тысячи марок я уже выбросил на ветер. - Они обязаны вернуть их, - поддакнул механик. - Ведь и вы того же мнения, не правда ли? - не унимался Дидерих. На следующий же день Наполеон Фишер в обеденный перерыв занялся голландером и вскоре доложил своему хозяину, что новое приобретение гроша ломаного не стоит. Масса не движется, без мешалки не обойдешься, как в любом голландере самой старой системы. - Стало быть, надувательство! - воскликнул Дидерих. - Кроме того, голландер требует больше двадцати лошадиных сил. Это противоречит договору! Неужели мы будем молчать, а, Фишер? - Ни в коем случае, - решил вопрос механик и провел узловатыми пальцами по заросшему черными волосами подбородку. Дидерих в первый раз прямо взглянул ему в лицо. - Значит, вы можете засвидетельствовать, что голландер не отвечает условиям заказа? Наполеон Фишер чуть заметно усмехнулся в свою бороденку. - Могу, - сказал он. Дидерих заметил усмешку. Тем энергичнее распрямил он плечи и направился к дверям. - В таком случае эти господа еще услышат обо мне. Он тотчас же в весьма категорическом тоне написал письмо фирме "Бюшли и Кo" в Эшвейлер. Ответ пришел с обратной почтой. Его претензии, говорилось в нем, вызывают удивление; новый патентованный голландер системы Майер установлен и испытан уже на многих бумажных фабриках, список коих прилагается. Посему не может быть и речи о том, чтобы завод согласился принять голландер обратно, а тем более - вернул полученный задаток в сумме двух тысяч марок; напротив того, господин Геслинг благоволит немедленно уплатить остаток суммы, указанной в договоре. Дидерих написал вторично, в еще более решительном тоне, пригрозив обратиться в суд. Теперь "Бюшли и Кo" старались его урезонить, предлагая еще раз испытать машину. - Поджали хвост, - скаля зубы, проговорил Наполеон Фишер, которому Дидерих показал письмо. - Судебный процесс им сейчас не с руки, их голландер еще мало известен. - Правильно, - сказал Дидерих. - Молодчики у нас в руках. И, заранее торжествуя победу, он наотрез отказался от полюбовной сделки и от предложенной ему скидки. Ответа не было довольно долго, и Дидерих уже встревожился. А вдруг они ждут результатов обращения в суд? Или сами строчат на него жалобу? Взгляд его часто обращался на Фишера, и тот отвечал ему взглядом исподлобья. Они больше не разговаривали друг с другом. И вот как-то утром, в одиннадцать часов, когда Дидерих сидел с домашними за вторым завтраком, горничная подала ему визитную карточку: Фридрих Кинаст, доверенный фирмы "Бюшли и Кo" в Эшвейлере; и пока Дидерих вертел карточку и так и этак, гость уже вошел. Переступив порог, он остановился. - Прошу прощения, - сказал он. - Произошла, как видно, ошибка. Меня направили сюда, я же прибыл исключительно для деловых переговоров. Дидерих опомнился. - О, это ничего не значит, прошу вас, пройдите. Доктор Геслинг, - представился Дидерих. - А это моя мать и сестры Эмми и Магда. Гость подошел к столу и раскланялся с дамами. - Фридрих Кинаст, - пробормотал он. Это был высокий мужчина с русой бородкой, в коричневой пиджачной паре. Все три дамы самозабвенно улыбнулись. - Можно поставить для вас прибор? - спросила фрау Геслинг. - Конечно, мама, - поспешил сказать Дидерих. - Господин Кинаст ведь позавтракает с нами, не так ли? - Не смею отказаться, - ответил представитель фирмы "Бюшли и Кo", потирая руки. Магда положила ему на тарелку копченой рыбки; он не успел поднести ее ко рту, как уже похвалил. - Полагаю, что в трезвом состоянии вы неохотно занимаетесь делами? - спросил Дидерих с простодушным смешком. - Занимаясь делами, я всегда трезв, - так же шутливо ответил Кинаст. - В таком случае мы с вами, пожалуй, столкуемся. - Вопрос только в том, как... - с плутовато-задорным видом сказал Кинаст, бросая взгляд в сторону Магды. Она покраснела. Дидерих налил гостю пива. - Вероятно, в Нетциг вас привели и другие дела? - Там видно будет, - сдержанно ответил Кинаст. - У Клюзинга в Гаузенфельде вам вряд ли удастся что-либо сделать, - на всякий случай сказал Дидерих. - У него застой. И так как гость промолчал, Дидерих подумал: "Вся суть в голландере. Процесс им сейчас некстати". Вдруг он заметил, что Магда и гость одновременно пьют из своих бокалов, глядя друг другу в глаза. Эмми и фрау Геслинг сидели как деревянные. Дидерих, громко сопя, наклонился над своей тарелкой; и вдруг принялся превозносить прелести семейной жизни. - Вам повезло, господин Кинаст, второй завтрак - это отраднейшие минуты дня. Когда оторвешься от работы и поднимешься к себе, тогда только замечаешь, что ты, так сказать, тоже человек. А это необходимо. Кинаст подтвердил, что действительно необходимо. На вопрос фрау Геслинг, женат ли он, Кинаст, глядя на склоненную голову Магды, ответил отрицательно. Дидерих встал из-за стола и щелкнул каблуками. - Господин Кинаст, - рявкнул он, - я к вашим услугам. - Господин Кинаст еще только выкурит сигару, - попросила Магда. Она собственноручно поднесла ему огня, он многообещающе улыбнулся и выразил надежду, что еще увидит дам. Но едва вышли во двор, как он резко переменил тон. - Какие старые, тесные бараки, - заметил он холодно и презрительно. - Жаль, что вы не видели наших заводских корпусов. - В таком заштатном городишке, как Эшвейлер, не шутка развернуться, - так же презрительно ответил Дидерих. - А здесь - как вы снесете этот массив домов! Он повелительно крикнул механику, чтобы тот запустил новый голландер. Механик не сразу вышел, и Дидерих ворвался в цех. - У вас что, любезный, уши заложило? Но, увидев Фишера, он сразу перестал кричать и, тараща глаза, сказал приглушенным голосом: - Я вашей работой, Фишер, очень доволен, поэтому решил с первого числа повысить вам заработную плату до ста восьмидесяти марок. Наполеон Фишер коротко, с видом заговорщика, кивнул, и они расстались. Дидерих снова расшумелся. Рабочие курят! Ему возразили, что это дым его собственной сигары. Представителю "Бюшли и Кo" он сказал: - Вообще-то говоря, я застрахован, но дисциплина прежде всего. Безупречное производство, верно? - Устарелое оборудование, - сказал Кинаст, равнодушно оглядывая машины. - Сам знаю, уважаемый, - насмешливо отпарировал Дидерих. - Но уж никак не хуже вашего голландера. И, пропустив мимо ушей возражение Кинаста, он разразился упреками по адресу отечественной промышленности. Надо съездить в Англию, вот тогда он переоборудует фабрику. Он человек большого размаха. С тех пор, как он возглавил свое предприятие, производительность неизмеримо возросла. - А возможности еще далеко не исчерпаны. - Дидерих сымпровизировал: - У меня договоры с двадцатью газетами окружного масштаба. От берлинских универсальных магазинов отбоя нет... - Вероятно, сегодня как раз все отгрузили, нигде почему-то не видно готовой продукции. Дидерих возмутился. - Могу вам сказать, милостивый государь, что я только вчера разослал всем своим мелким заказчикам циркулярное письмо: до окончания переоборудования фабрики прием заказов прекращен. Механик позвал их в цех. Новый патентованный голландер был наполовину загружен, и все-таки движение массы оказалось настолько слабым, что подсобный рабочий подталкивал ее мешалкой. Дидерих взглянул на часы. - Ну вот. Вы утверждаете, что масса оборачивается в вашем голландере за двадцать - тридцать секунд, а я уже насчитал пятьдесят... Механик, спустите массу... Что там такое? Это тянется целую вечность! Кинаст наклонился над чаном, выпрямился, потом проницательно усмехнулся: - Само собой, если вентили законопачены... - И пристально взглянув Прямо в забегавшие глаза Дидериха: - А какие там еще фокусы проделаны с машиной, я наспех установить не могу. Дидерих вспыхнул и густо покраснел: - Это что - намек? Вы хотите сказать, что я с моим механиком... - Я ничего не сказал, - решительно возразил Кинаст. - Я заранее категорически протестую! Дидерих метнул испепеляющий взор. На Кинаста это, видимо, не произвело впечатления. Глаза его оставались холодными, он ехидно улыбался в расчесанную на две стороны бороду. Сбрей он бороду и закрути до самых глаз кончики усов, он походил бы на Дидериха, как родной брат. Это была сила! Тем внушительнее наступал на него Дидерих. - Мой механик социал-демократ: смешно даже думать, что он захочет оказать мне услугу. А помимо того, я - офицер запаса. Помните, что подобные намеки чреваты последствиями. Кинаст вышел во двор. - Бросьте вы это, господин доктор! - холодно сказал он. - В делах я трезв, как уже докладывал вам за завтраком. Мне остается лишь повторить, что мы доставили вам голландер в безупречном виде и о возврате его нечего и думать. - Посмотрим, - бросил Дидерих. - "Бюшли и Кo" считают, вероятно, что судебный процесс будет хорошей рекламой для новой машины? А в специальных журналах я еще особо отрекомендую ваш голландер! Кинаст в ответ: шантажом его не запугаешь. Дидерих: невежу, которого даже на дуэль не вызовешь, попросту выставляют вон. Вдруг в воротах показалась Магда. На ней был меховой жакет, который она получила к рождеству; она вся сияла розовыми улыбками. - Вы все еще заняты, господа? - спросила она лукаво. - Погода чудесная, перед обедом хорошо прогуляться. Кстати, - продолжала она скороговоркой, - мама спрашивает, не отужинает ли с нами господин Кинаст? Кинаст сказал, что благодарит, но, к сожалению, прийти не сможет. Она улыбнулась и произнесла настойчивей: - А мне вы тоже откажете? Кинаст горько усмехнулся: - Я-то не отказал бы, но не знаю, как ваш уважаемый брат?.. Дидерих засопел, Магда взглянула на него с мольбой. - Господин Кинаст, - выжал он из себя, - весьма буду рад. Быть может, мы все же поладим с вами. Кинаст ответил, что он и сам не потерял надежды. Повернувшись к Магде, он галантно предложил сопровождать ее. - Если брат не возражает, - сказала она скромно и не без иронии. Дидерих и на это дал свое согласие, а потом с изумлением смотрел, как она выступает рядом с уполномоченным "Бюшли и Кo". Откуда только все это взялось? Придя домой к обеду, он услышал в гостиной сердитые голоса сестер. Эмми бранила Магду за непристойное поведение. - Так же нельзя. - Конечно! - кричала Магда. - Я забыла спросить у тебя разрешения! - Не помешало бы. И вообще на очереди я. - А, вот что тебя волнует! - Магда язвительно рассмеялась. Вошел Дидерих, и она сразу замолчала. Дидерих грозно поводил очами. Но фрау Геслинг зря заламывала руки, прячась за спинами дочерей: он считал ниже своего достоинства вмешиваться в женскую свару. За обедом говорили о госте. На взгляд фрау Геслинг, он производил впечатление солидного человека. Эмми прокомментировала: еще бы приказчику не быть солидным. Разговаривать с дамой он совершенно не умеет. Магда раздраженно возражала. И так как все ждали решающего слова Дидериха, он после некоторого колебания сказал: лоска ему, конечно, не хватает. Академическое образование, как ни вертись, ничем не восполнишь. - Но что он прекрасный делец, в этом я убедился. Эмми потеряла терпение. - Если Магда собирается выйти за этого субъекта, то заявляю: больше я с вами ничего общего не имею. Он ест компот с ножа! - Она сочиняет! Магда зарыдала. Дидериху стало жаль ее. Он напустился на Эмми: - Выходи, сделай милость, за наследного принца и оставь нас в покое. Эмми положила нож и вилку и кинулась вон из комнаты. Вечером, перед самым закрытием фабрики, Кинаст явился к Дидериху в контору. Он облачился в сюртук и держался так, точно пришел на чашку чая, а не по делу. Оба, словно сговорившись, болтали о пустяках, пока старик Зетбир не убрал свои бумаги. Когда он удалился, бросив недоверчивый взгляд на хозяина и гостя, Дидерих сказал: - Старик выдыхается. Наиболее важные дела я решаю сам. - Ну, а насчет нашего дела что вы решили? - спросил Кинаст. - А вы? - вопросом на вопрос ответил Дидерих. Кинаст заговорщицки подмигнул: - Мои полномочия не столь широки, но, так и быть, беру это на себя. Верните голландер на завод. Какой-нибудь изъян уж найдется. Дидерих понял. - Конечно, найдется, - пообещал он, - будьте покойны. - За нашу уступчивость, - деловым тоном сказал Кинаст, - вы обязуетесь впредь все оборудование заказывать у нас. Минутку! - попросил он, увидев, что Дидерих так и взвился. - Кроме того, вы возмещаете нам расходы по доставке плюс мои дорожные издержки - суммой в пятьсот марок, которую мы удержим из вашего задатка. - Но, послушайте, это уже ростовщичество! - Чувство справедливости громко заговорило в Дидерихе. Однако Кинаст тоже повысил голос: - Господин доктор... Дидерих спохватился и овладел собой: он положил руку на плечо Кинасту: - Теперь пойдемте наверх. Дамы ждут нас. - В общем, договорились, - сказал Кинаст примирительно. - Остались мелочи, все уладится, - пообещал Дидерих. В квартире Геслингов носились праздничные ароматы. Фрау Геслинг блистала своим черным атласным платьем. Сквозь кружевную блузку Магды просвечивало больше, чем она имела обыкновение показывать в семейном кругу... Только у Эмми и платье, и лицо были серыми и будничными. Магда указала гостю, куда сесть, и опустилась на стул по правую руку от него; не успели все как следует рассесться и откашляться, как она выпалила, подняв на гостя лихорадочно блестевшие глаза: - Надеюсь, господа, что с вашими глупыми делами покончено? Дидерих подтвердил, что они превосходно столковались. "Бюшли и Кo" весьма предупредительны. - Вполне естественно, ведь предприятие-то гигантское, - пояснил доверенный. - Тысяча двести рабочих и служащих, целый городок, собственная гостиница для заказчиков! - Он пригласил Дидериха: - Приезжайте, поживете у нас с комфортом и без всяких издержек. Увидев, с каким вниманием слушает его Магда, он наговорил с три короба о своей должности, о своих полномочиях, о вилле, где он пока занимает одну половину. - Но как только женюсь, я получу и вторую. Дидерих оглушительно захохотал: - Чего же проще - женитесь! Ваше здоровье! Магда потупилась, и Кинаст переменил тему. А понятно ли Дидериху, почему он так быстро пошел на уступки? - Я по вас, господин доктор, сразу увидел, что впоследствии мы будем ворочать большими делами. Пока ваша фабрика еще очень скромно оборудована, но это ничего не значит, - покровительственно сказал он. Дидерих хотел заверить гостя в широте своего размаха и потенциальной мощи своего предприятия, но Кинаст пресек все попытки прервать ход его мысли. Знание людей, продолжал он, на этом он специализировался. Человека, с которым ведешь дела, надо прежде всего увидеть в его домашней обстановке. И если дом у него ведется так превосходно, как этот... Тут на стол подали аппетитно пахнущего жареного гуся; фрау Геслинг, которая тайком оглядывалась на дверь, с тревогой дожидаясь его, быстро придала своему лицу совершенно обыденное выражение, словно гусь у них не в диковинку. Тем не менее господин Кинаст сделал благоговейную паузу. Фрау Геслинг спрашивала себя, действительно ли взгляд гостя прикован к гусю или же сквозь пряные пары устремлен на ажурную блузку Магды. Но вот господин Кинаст вышел из оцепенения и взял в руки бокал. - Вот почему я поднимаю тост за семью Геслингов; за почтенную мать семейства, за ее цветущих дочерей. Магда выпятила грудь, стараясь показать, как она пышно цветет. Эмми рядом с ней казалась совсем плоскогрудой. Кинаст чокнулся сначала с Магдой. Дидерих ответил на его тост. - Мы, - сказал он, - немецкая семья. Кого мы принимаем в свой дом, тому раскрываем свои сердца. - На глазах у него показались слезы, а Магда опять покраснела. - И пусть это скромный дом, но зато сердца - верные. Он поднял стакан за гостя, и тот немедленно заверил, что всегда был сторонником скромности, особенно в семьях, где есть молодые девушки. В разговор вступила фрау Геслинг. - Вот именно! Иначе как же решиться молодому человеку... Мои дочери шьют себе все сами. Эти слова дали повод Кинасту склониться над блузкой Магды, чтобы по достоинству ее оценить. На десерт Магда очистила Кинасту апельсин и в его честь пригубила токайское. Когда переходили в гостиную, Дидерих, обняв за талии обеих сестер, остановился с ними на пороге. - Да, да, господин Кинаст, - сказал он проникновенно. - Перед вами картина мирной семейной жизни, вглядитесь в нее хорошенько! - Магда приникла к его плечу с видом самозабвенной преданности. Эмми старалась вырваться, но ее ткнули кулаком в спину. - Так и проходит наша жизнь. Целый день я тружусь на благо сестер и матери, а вечером мы собираемся вокруг лампы. Посторонними людьми, так называемым обществом, этой кликой, мы стараемся не интересоваться; нам достаточно того, что мы черпаем в самих себе. Эмми наконец удалось высвободиться из нежных объятий; слышно было, как где-то в коридоре хлопнула дверь. Зато Дидерих и Магда, усаживаясь за стол, мягко поблескивающий серебром, являли собой трогательную картину. Кинаст мечтательным взором следил за фрау Геслинг, которая с кроткой улыбкой несла к столу огромную чашу с пуншем. Пока Магда наполняла гостю бокал, Дидерих разливался соловьем; он, мол, довольствуется этим тихим семейным уютом, но зато надеется дать за сестрами хорошее приданое. - Мои деловые успехи - прямая выгода для сестер, ведь они совладелицы фабрики, не говоря уже о приданом наличными. А если один из моих будущих зятьев пожелает вложить капитал в дело, то... Но Магда, увидев, что господин Кинаст озабоченно хмурится, перевела разговор. Она спросила, живет ли он в семье, с родными? Неужели он совсем одинок? Гость, взглянул на нее растроганным взором и придвинулся поближе. Дидерих сидел рядом, пил и вертел большими пальцами. Время от времени он пытался вставить слово в разговор Магды и Кинаста, которые словно забыли о его присутствии. - Свой год военной службы вы, разумеется, уже благополучно отбыли? - покровительственно спросил он, с удивлением поглядывая на фрау Геслинг, которая делала ему за спиной гостя и Магды какие-то знаки. Наконец она незаметно выскользнула за дверь, и только тогда Дидерих понял. Захватив свой бокал с пуншем, он направился в соседнюю неосвещенную комнату, где стояло пианино. Он взял несколько аккордов, сам того не замечая, заиграл студенческую песню и во все горло запел: "Черта с два они знают, что свободой зовется". Кончив, он прислушался к тому, что делается рядом: там было так тихо, точно все заснули; и как ему ни хотелось налить себе еще пуншу, сознание долга пересилило, и он затянул новую песню: "Сижу в глубоком погребке..." Только он дошел до середины куплета, как в гостиной упал стул и вслед за этим раздался звук, происхождение которого было вполне ясно Дидериху. Он бросился в гостиную. - Ого! - простодушно крикнул он. - У вас, как видно, серьезные намерения. Кинаст и Магда отстранились друг от друга. - Я не говорю - нет, - сказал Кинаст. Дидерих вдруг очень взволновался. Глядя в глаза Кинасту, он одной рукой тряс его руку, другой привлекал к себе Магду. - Вот это сюрприз! Господин Кинаст, сделайте же мою сестренку счастливой! Во мне вы найдете доброго брата, каким я всегда и был. Думаю, я вправе это сказать. - И, утирая глаза, он крикнул в дверь: - Мама, у нас событие! Фрау Геслинг почему-то оказалась тут же, за дверью, но в первую минуту от полноты чувств не сразу совладала с подкосившимися ногами. Опираясь на Дидериха, она кое-как вошла, упала Кинасту на грудь и разразилась потоком слез. Дидерих тем временем стучался к Эмми: дверь оказалась запертой на ключ. - Выйди, Эмми, у нас событие! Наконец она рывком распахнула дверь, вся красная от злости. - Чего ради ты поднимаешь меня с постели? Воображаю, что это за событие! Уж меня-то, пожалуйста, избавьте от ваших непристойностей! И она захлопнула бы дверь, если бы Дидерих не вставил ногу в щель. Он сурово отчитал Эмми, сказал, что за такое бессердечие она навек останется старой девой, и поделом. Он не дал ей даже одеться и, как она была, в ночной кофте и с распущенными волосами, поволок за собой. В коридоре она вырвалась от него. - Ты делаешь из нас посмешище, - прошипела она и вошла в гостиную первая, высоко вскинув голову, меряя обрученных насмешливым взглядом. - Неужели нельзя было подождать до утра? - спросила она. - Впрочем, счастливые часов не наблюдают. Кинаст поглядел на нее: ростом она была выше Магды, и порозовевшее лицо ее, обрамленное распущенными волосами, длинными и пышными, казалось теперь полнее. Кинаст задержал ее руку в своей дольше, чем полагалось; она ее выдернула, и он, явно колеблясь, перевел взгляд на Магду. Эмми метнула в сестру победную улыбку, повернулась и, расправив плечи, быстро вышла. Магда испуганно уцепилась за руку Кинаста, но в это время подошел Дидерих с полным бокалом пунша и предложил своему будущему зятю выпить на брудершафт. Утром он зашел за Кинастом в гостиницу и пригласил его распить вместе утреннюю кружку пива. - До обеда, будь любезен, умерь свою тоску по "вечно женственному". Нам предстоит чисто мужской разговор. В пивной Клапша Дидерих разъяснил Кинасту, как обстоит дело. Двадцать пять тысяч наличными в день свадьбы - с документами можно в любое время ознакомиться - и пополам с Эмми четверть прибылей с фабрики. - Следовательно, только одна восьмая, - уточнил Кинаст. - А ты что же, хотел, чтобы я даром жилы из себя тянул? Оба недовольно помолчали. Дидерих попытался подогреть остывшие чувства. - За твое здоровье, Фридрих! - За твое, Дидерих! - ответил Кинаст. Вдруг Дидериха осенила блестящая идея. - Ты имеешь полную возможность расширить свою долю - вложи капитал. Ведь у тебя, надо думать, немалые сбережения? При твоем-то великолепном окладе! Кинаст заявил, что в принципе не возражает. Но срок его договора с "Бюшли и Кo" еще не истек. А кроме того, ему пообещали в этом году значительно повысить жалованье, и было бы преступлением против самого себя заявить теперь об уходе. - Если же я вложу деньги в предприятие, я должен войти в него компаньоном. При всем доверии, которое я питаю к тебе, дорогой Дидерих... Дидерих согласился с ним. У Кинаста была своя идея: - Округлил бы ты цифру приданого до пятидесяти тысяч, и Магда отказалась бы от своей доли. Однако Дидерих решительно отклонил предложение будущего зятя. - Это было бы нарушением воли покойного отца, а она для меня священна. При моем размахе доля Магды через каких-нибудь два-три года в десять раз превысит сумму, которую ты сейчас требуешь. Я никогда не соглашусь с тем, что может оказаться убыточным для моей бедной сестренки! Кинаст скептически ухмыльнулся. Родственные чувства Дидериха, сказал он, разумеется, делают ему честь, но на одном размахе далеко не уедешь. Дидерих с нескрываемым раздражением заявил, что он, слава богу, ни перед кем, кроме господа и самого себя, не обязан держать ответ. - Двадцать пять тысяч наличными и одна восьмая чистой прибыли, это все. Кинаст побарабанил пальцами по столу. - Не знаю, решусь ли я в таком случае взять за себя твою сестру, - сказал он. - Последнее слово я оставляю за собой. Дидерих пожал плечами. Допили пиво. Кинаст отправился обедать вместе с Дидерихом, который уже опасался, не улизнет ли он. К счастью, Магда приняла все меры, чтобы казаться еще обольстительнее, чем вчера. "Будто знала, что сегодня все решится", - подумал Дидерих, глядя на нее с изумлением. К тому времени, когда подали пирожное, она так распалила Кинаста, что он пожелал отпраздновать свадьбу не далее как через месяц. - Это твое последнее слово? - спросил, поддразнивая, Дидерих. Вместо ответа Кинаст вынул из кармана обручальные кольца. После обеда фрау Геслинг на цыпочках вышла из комнаты, где сидели жених с невестой, Дидерих тоже хотел удалиться, но обрученные решили пойти погулять и пригласили его с собой. - Куда же мы направимся? А что мама и Эмми? Эмми отказалась пойти с ними, поэтому и фрау Геслинг осталась дома. - Пойдем, Дидель, иначе, знаешь, как-то некрасиво будет, - сказала Магда. Дидерих согласился с ней. Он даже стряхнул пыль, приставшую к ее меховому жакету, когда она заходила на фабрику. Он проникся к Магде уважением, - ведь она одержала победу. Прежде всего они направились к ратуше. Пусть на них поглазеют, это не мешает, не так ли? Правда, первый, кто попался им навстречу еще на Мейзештрассе, был всего лишь Наполеон Фишер. Он оскалил зубы, приветствуя жениха и невесту, и кивнул Дидериху, как бы говоря, что ему все ясно. Дидерих густо покраснел: остановить бы этого субъекта и тут же, на улице, задать ему хорошую взбучку, - но мог ли он позволить себе это? "Какая оплошность, что я связался с ним, с коварным пролетарием, доверился ему! И так все обошлось бы! Теперь он все время вертится здесь, старается напомнить, что я у него в руках! Еще и шантажировать вздумает". Но, слава богу, он, Дидерих, договаривался с механиком без свидетелей, и пусть Наполеон Фишер болтает что угодно, - все можно объявить клеветой. Дидерих посадит его за решетку! Он так возненавидел механика за сообщничество, что, несмотря на двадцатиградусный мороз, его бросило в жар и пот. Он оглянулся по сторонам. Неужели на голову Наполеона Фишера ниоткуда не свалится кирпич? На Герихтсштрассе Магда решила, что их прогулка уже оправдала себя - у одного из окон в доме члена суда Гарниша стояли Мета Гарниш и Инга Тиц. Магда не сомневалась, что при виде Кинаста лица у обеих беспокойно вытянулись. На Кайзер-Вильгельмштрассе, к сожалению, ничего интересного не случилось, разве что майор Кунце и Гейтейфель, направлявшиеся в "Гармонию", издали проследили за ними любопытным взглядом. Зато на углу Швейнихенштрассе произошла совершенно неожиданная для Дидериха встреча: впереди, в нескольких шагах от них, шли фрау Даймхен и Густа. Магда тотчас же прибавила шагу и принялась болтать еще оживленнее. Расчет оказался точным. Густа оглянулась. Это был превосходный случай сказать: - Фрау Даймхен, позвольте вам представить моего жениха господина Кинаста. Жениха осмотрели с ног до головы; по-видимому, он понравился, так как Густа, которая шла с Дидерихом позади, не без почтительности спросила: - Где вы его откопали? - Не всякой посчастливится, как вам, найти своего суженого рядом, под рукой, так сказать, - отшутился Дидерих. - Зато наш посолидней. - Вы опять за свое? - воскликнула Густа, впрочем, без запальчивости. Их взгляды на мгновение встретились, и она слегка вздохнула. - Мой Вольфганг бог весть где носится. Чувствуешь себя словно вдова какая. Она задумчиво посмотрела на Магду, шедшую впереди под руку с Кинастом. - О мертвых нечего горевать, - многозначительно сказал Дидерих, - займитесь лучше живыми. Он наступал на Густу, оттесняя ее чуть ли не к стенам домов и настойчиво заглядывая в глаза. И вот на какой-то миг в этом милом пухлом лице что-то раскрылось ему навстречу. К сожалению, перед ними уже высился дом номер семьдесят семь по Швейнихенштрассе; мать и дочь попрощались и скрылись в подъезде. За Саксонскими воротами уже ничего привлекательного не было. Повернули обратно. Магде захотелось подбодрить Дидериха. Опираясь на руку жениха, она сказала: - Ну, что ты думаешь на этот счет? Дидерих вспыхнул и засопел. - Что уж тут думать! - пробормотал он, и Магда рассмеялась. По безлюдной улице, в сгущающихся сумерках, кто-то шел им навстречу. - Уж не Бук ли это? - нерешительно спросил Дидерих. Человек приближался: толстый, несомненно, молодой, в мягкой широкополой шляпе, одетый не без изящества. Он загребал на ходу ногами. - И в самом деле Вольфганг Бук! - Дидерих был разочарован: "А послушать Густу, так он на краю света. Я ее отучу лгать". - Ах, это вы! - Бук крепко пожал руку Дидериху. - Очень рад! - И я также, - ответил Дидерих, досадуя на Густу, и познакомил своего будущего зятя со старым школьным товарищем. Бук принес свои поздравления и, присоединившись к Дидериху, пошел за четой обрученных. - Вы, вероятно, направляетесь к невесте? - спросил Дидерих. - Она дома. Мы только что проводили ее. - Да? - протянул Бук и пожал плечами. - К ней я всегда успею, - прибавил он флегматично. - А сейчас я рад, что мы с вами снова встретились. Наша беседа в Берлине - единственная беседа - была крайне интересной. Дидериху и самому так казалось, хотя в свое время этот разговор вызвал у него только раздражение. Он необычайно оживился: - Я очень виноват перед вами - так и не ответил на ваш визит. Но кому-кому, а вам-то хорошо известно, что в Берлине всегда что-нибудь да помешает. Здесь, конечно, времени сколько угодно! Тоска, верно? Неужели можно прожить здесь всю жизнь? Трудно себе представить, право! - Дидерих показал рукой на серый ряд домов. Вольфганг Бук поморщил с легкой горбинкой нос, втянул воздух и пошевелил губами, как бы пробуя его на вкус. Взгляду придал глубоко задумчивое выражение. - Прожить жизнь в Нетциге... - медленно проговорил он. - Да, этого нам не миновать. Наш брат не в состоянии обеспечить себе жизнь, достаточно богатую сенсациями. Впрочем, они и здесь бывают. - Его улыбка насторожила Дидериха. - Сенсация с часовым достигла весьма высоких сфер. - Ах, так... - Дидерих выпятил живот. - Вы опять брюзжите. Предупреждаю, что в этом деле я целиком на стороне его величества. Бук махнул рукой. - Оставьте. Знаю я. - А я еще лучше вас, - настаивал Дидерих. - Кому довелось во время февральских беспорядков оказаться с ним в Тиргартене один на один, кому довелось видеть эти глаза, испепеляющие своим взором, глаза великого Фридриха{197}, тот - я глубоко убежден в этом - верит в наше будущее. - Верит в наше будущее, потому что... испепеляющий взор. - Уголки губ и щеки у Вольфганга меланхолически опустились. Дидерих громко сопел. - Знаю, знаю, вы отрицаете выдающуюся роль личности в наше время. Иначе вы стали бы Лассалем или Бисмарком. - А что же - мог бы! Не сомневаюсь. С таким же успехом, как и он... Хотя и не в столь благоприятной обстановке. - Голос его окреп, в нем зазвучала убежденность. - Для каждого из нас не так уж важно многое перестроить в этом мире, главное - выработать в себе жизнеощущение, будто ты это действительно делаешь. Для этого необходим талант, а талант у него есть. Дидерих беспокойно озирался по сторонам. - Мы, правда, здесь одни, эта пара занята обсуждением более важных дел, но все же... - Напрасно вы думаете, что я имею что-либо против него. Да он, уверяю вас, антипатичен мне не более, чем я сам себе. Будь я на его месте, я точно так же, как он, принял бы всерьез ефрейтора Люка и нашего нетцигского часового. Власть не власть, если у нее нет врагов. Только и чувствуешь свою силу, когда против тебя бунтуют. Что стало бы с ним, если бы выяснилось, что социал-демократия вовсе не в него метит, что в самом крайнем случае она имеет в виду более разумное распределение доходов? - Ого! - воскликнул Дидерих. - Верно ведь? Это вас возмутило бы. И его тоже. Стоять вне течения событий, не управлять ходом вещей, а быть лишь одним из звеньев общей цепи, - да можно ли такое стерпеть?.. Сознавать себя неограниченным самодержцем - и в то же время не быть в состоянии даже ненависть возбудить чем-либо иным, кроме слов и жестов. Ибо что дает пищу зоилам?{198} Что особенного произошло? Ведь и дело Люка только жест. Рука опустилась, и опять все как было: но и актер, и публика получили сильное ощущение. Вот чего, собственно, все мы жаждем, дорогой мой Геслинг. Поверьте, тот, кого мы имеем в виду, сам был бы изумлен больше всех, если бы война, призрак которой он непрерывно призывает{198}, или революция, которую он столько раз мысленно пережил, стали бы действительностью. - Этого не придется долго ждать! - воскликнул Дидерих. - И вы увидите, что все истинные немцы верой и правдой послужат своему кайзеру. - Разумеется. - Бук все чаще пожимал плечами. - Вот стереотипная фраза, продиктованная им самим. Вы употребляете слова, которые он вам диктует, а образ мыслей никогда так превосходно не был отрегулирован сверху, как сейчас. Но деяния? Наше время, милейший мой современник, отличается неспособностью к деяниям. Для того чтобы много пережить, надо прежде всего жить, а всякое деяние сопряжено с риском для жизни. Дидерих выпрямился. - Вы собираетесь, быть может, свой упрек в трусости бросить по адресу?.. - Я не выносил никакого морального приговора. Я говорил лишь о факте из истории Германии нашего времени, касающемся всех нас. Впрочем, мы заслуживаем снисхождения. Тот, кто действует на сцене, в жизни уже не действует, ибо свою действенность он изжил там. Чего, в самом деле, требует от него действительность! А знаете ли вы, кого история назовет типичным героем нашего времени? - Кайзера, - сказал Дидерих. - Нет, - сказал Бук. - Актера. Дидерих ответил таким взрывом хохота, что шедшие впереди жених и невеста отскочили друг от друга и оглянулись. Но здесь, на середине Театральной площади, бушевал ледяной ветер, и все поспешили дальше. - Ну конечно же, - выговорил наконец Дидерих. - Удивительно, как это я сразу не сообразил, откуда у вас вся эта несусветная чушь! Ведь вы тесно связаны с театром. - Он похлопал Бука по плечу. - Сами-то вы еще не заделались актером? В глазах у Бука вспыхнул неспокойный огонек: резким движением он сбросил с плеча руку Дидериха, и тот даже решил, что это не по-товарищески. - Я? Нет, не стал, - ответил Бук. В сердитом молчании дошли до Герихтсштрассе. И только тут он возобновил разговор: - Да, вы, конечно, еще не знаете, что привело меня в Нетциг. - Вероятно, желание повидать свою невесту. - Разумеется, и это. Но, главное - я взял на себя защиту своего зятя Лауэра. - Вы выступаете?.. В процессе Лауэра? - У Дидериха перехватило дыхание, он остановился как вкопанный. - Ну да, выступаю, - сказал Бук и пожал плечами. - Вас это удивляет? Я недавно внесен нетцигским судом в списки адвокатов. Вам отец не говорил? - Я теперь редко вижу вашего почтенного батюшку... Я почти нигде не бываю. Мои обязанности по фабрике... Эта помолвка... - невнятно бормотал Дидерих. - Тогда, значит, вы часто... Или вы уже совсем сюда переехали? - Временно, надеюсь. Дидерих овладел собой. - Признаться, я не всегда понимал вас. А теперь и вовсе перестал понимать. Вы гуляете со мной по Нетцигу... Бук, прищурившись, посмотрел на него: - Хотя я завтра выступаю защитником на процессе, где вы являетесь главным свидетелем обвинения? Да ведь это чистая случайность. Могло быть и наоборот: все зависит от распределения ролей. - Благодарю покорно! - вскипел Дидерих. - Каждый занимает свое место. Если вы не питаете никакого уважения к своей профессии, то... - Уважения? Что это значит? Я с радостью взял на себя защиту, не отрицаю. Вот уж отведу душу, об этом долго будут помнить. В ваш адрес, господин доктор, наговорю кучу неприятных вещей. Не взыщите, мне это нужно для эффекта. Дидериху стало страшно. - Позвольте, господин адвокат, как же так? Разве вам неизвестны мои показания? Они не так уж неблагоприятны для господина Лауэра. - Это уж мое дело! - На лице Бука появилось ироническое выражение, не сулившее ничего хорошего. Они вышли на Мейзештрассе. "Процесс!" - думал, громко сопя, Дидерих. В сутолоке последних дней он совсем о нем забыл, а теперь его обуял такой страх, точно завтра ему предстояла ампутация обеих ног. Густа - притворщица, дрянь, с умыслом, значит, ничего не сказала, - пусть, мол, в последний момент его ошарашит. Он простился с Буком, не доходя до дома. Только бы Кинаст ничего не заметил! Бук предложил зайти куда-нибудь в пивную, посидеть. - Вас, по-видимому, не очень-то тянет к вашей невесте? - сказал Дидерих. - В настоящую минуту меня больше прельщает рюмка коньяку. Дидерих язвительно засмеялся: - Она, кажется, всегда вас прельщает. - Из опасения, как бы Кинаст не заподозрил недоброе, он пошел провожать Бука. - Видите ли, моя невеста, - неожиданно заговорил Бук, - это тоже один из вопросов, которые я оставляю судьбе. - Как вас понять? - спросил Дидерих, и Бук продолжал: - Если я останусь в Нетциге, то Густа Даймхен вполне на своем месте. Но кто знает? Мало ли какие обстоятельства могут вторгнуться в мою жизнь. Вот на этот случай у меня есть в Берлине другая связь... - Я слышал: актриса! - Дидерих покраснел за Бука, который с таким цинизмом признавался в этом. - Простите, - пробормотал он, запинаясь, - я ничего такого не думал. - Значит, вам это известно, - заключил Бук. - Ну, так вот. Я там еще не свободен, а потому не могу уделять Густе столько внимания, сколько следовало бы. Не примете ли вы участие в этой славной девушке? - спокойно, почти наивно спросил он. - Чтобы я... - Так сказать, немножко помешивать варево, которое стоит у меня на огне... Пока я не развяжусь там, Ведь мы питаем друг к другу симпатии. - Благодарю, - холодно сказал Дидерих. - Так далеко, во всяком случае, мои симпатии к вам не идут. Поручите это кому-нибудь другому. Я все-таки серьезнее отношусь к жизни. И он, не простившись, ушел. Помимо отсутствия моральных устоев, Дидериха возмущала в этом человеке его беспринципная фамильярность, и это после того, как сию минуту вновь подтвердилось, что они и по убеждениям, и по образу жизни противники. Как несносны подобные люди, в них ни черта не поймешь! "Какой же сюрприз этот субъект мне готовит?" Дома он дал волю своему раздражению. - Не человек, а медуза. А самомнение! Сохрани бог нашу семью от подобной все разъедающей беспринципности. Это симптом вырождения! Ему сообщили, что Кинаст вечером уезжает. - Не жди в письмах от Магды каких-нибудь потрясающих новостей, - неожиданно сказал он Кинасту и рассмеялся. - Весь город может ходуном ходить, я дальше своей конторы и дома - ни шагу. Но едва Кинаст вышел за дверь, как Дидерих остановился перед фрау Геслинг: - Ну? Где повестка из суда? Ей пришлось сознаться, что она спрятала зловещее письмо. - Я не хотела, чтобы оно испортило тебе праздничное настроение, дорогой мой сын. Но он не желал никаких подслащиваний! - Заладила одно: дорогой сын, дорогой сын. А что стол становится все хуже за исключением тех дней, когда бываю