тка Нелл. Понимаете, что я имел в виду? Честно говоря, вот во что выливаются все эти вечеринки. Все веселье кончается за входной дверью. Некоторые начали танцевать, но я не хотел к ним присоединяться, потому что, либо они делали эту бальную штуку с "раз - два, раз - два" и были похожи на билетерш на их ежегодном собрании, либо, когда они танцевали джайв, они вели себя как сумасшедшие, словно физкультурный парад людей с коликами. Необязательно так изнурять себя, ибо джайв - это когда извиваются всем телом, а не руками и ногами. Надо сказать, что несколько цыпочек пытались втянуть в это и меня, но я попросил прощения и пошел в аллею. Там я сделал несколько снимков своим Роллейфлексом, чтобы держать себя в форме. - Я бы хотел иметь несколько их этих снимков, если они выйдут удачно, - сказал джентльмен, стоящий позади меня. Этот тип, одетый в костюм из Бирмингема, был единственным исключением из того, что я сказал раньше, т. е. что все, включая и меня, были кучкой паразитов и сутенеров: я хочу сказать, что выглядел так, будто полагался только на себя - ну, знаете, состоятельный и не тратящий все моментально. Оказалось, что так оно и было, ибо он сказал мне, что он бизнесмен, владелец автозавода, и, поверьте, я получил настоящий кайф от знакомства с ним, потому что, на самом деле, никогда не встречал раньше бизнесменов. Даже не верил, что они существуют, хотя понимал, что где-то же они должны быть. - Повезло вам, председатель! - сказал я, пожимая его бизнесменскую руку. Если хотите знать, вы, коммерческие коты - единственные, кто удерживает нашу нацию от того, чтобы она скатилась вниз на собственной заднице. - Вы так думаете? - спросил меня чувак с "улыбкой умиления" на лице, которой всегда пользуются пожилые, когда абсолютный новичок говорит что-то умное. - Конечно, я так думаю, - сказал я, - если я это только что сказал. - Немногие согласились бы с вами, - сказал он, начиная схватывать мою концепцию. - Вам не нужно объяснять мне это! Включите свой телик или радио, и разве вы хоть что-нибудь услышите про бизнесменов? Пишут ли про них книги в мягких обложках? Но разве мы не живем за счет того, что делаете вы? Без вас нам было бы нечем платить за квартиры. - Вы льстите, - сказал этот индустриальный чувак. - О, говно! - воскликнул я. - Неужели никто не принимает мои идеи серьезно? Этот продукт финансов начал успокаивающе смеяться, поэтому я схватил его за лацкан танцевального пиджака, сшитого семейным портным, и сказал: - Послушайте! Англия была империей, так? Теперь она таковой не является, да? Так что все, чем ей остается жить, это мозги и труд, т. е. ученые, инженеры, бизнесмены и толпы честных тружеников. Кот выглядел удивленным и довольным. - Кстати, - добавил я, чтобы не так уж возносить его, - я не хочу сказать, что заниматься бизнесом трудно. Я не думаю, что трудно ковать бабки, если ты заинтересован в этом, если это твоя страсть номер один. - Я не против всего того, что ты сказал, - ответил парень из конторы. - Большинство из нас думают, что интересуются зарабатыванием денег, но на самом деле это не так, мы хотим лишь присвоить чьи-то чужие. Он одобряюще посмотрел на меня, как будто моментально хотел пригласить на должность главного разносчика чая в своем двенадцатиэтажном блоке офисов. - А как дела с торговлей машинами? - продолжил я. - Не говори ни единой душе, - сказал он, оглядываясь вокруг. - Она процветает. - С ума сойти! - сказал я. - Но, естественно, вы знаете, - продолжил я, - что вы - производители машин, кучка убийц? - О да? Ты сказал бы так? - спросил он, вновь "снисходительно" улыбаясь. - Ну, в некотором смысле это так. Вы читаете статьи про бойни на магистралях? - Я пытаюсь забыть их. А что нам делать? Этот авто-парень все еще выглядел "развеселившимся", но я видел, что затронул больное место. - В конце концов, - сказал он, - если завтра же убрать все машины с дорог, вся экономика развалится. Ты это учитывал? - Нет, - сказал я. - И кстати, индустрия экспорта, благодаря которой, как ты сказал, живет эта страна, нуждается в нормальном домашнем потреблении, чтобы поддерживать ее. - Вот видите! - Так что смерть на дорогах - это цена, которую мы платим за то, чтобы товары двигались по кругу, и за заморскую валюту. Я посмотрел на кота. - Вы сказали все это, - сказал я ему, - вчера на собрании аукционеров. - О небеса, нет! - ответил чувак. - Если честно, сынок, я говорю это только себе. - Ну что же, - сказал я этому индустриальному вождю, - вы, как и я, отлично знаете, если водите машину, - а я подозреваю, что водите: за рулем сидят кучи клоунов, и им нравится мысль о том, что они могут скосить какую-нибудь жертву. - Я подождал, но он промолчал. - Акселератор и тонна металла, - продолжил я, - будят в каждом из нас Адольфа Гитлера. Все знают, что они в безопасности, сидя внутри этого танка, и если они совершат убийство, их никто не повесит. Парень начал выглядеть встревоженным - не из-за моих идей, а из-за меня, - что происходит всегда, когда ты высказываешь свои соображения. - Вождение машины, - сказал я ему, поворачивая нож в ране, - это лицензированное убийство современности. Раньше были дуэли и резня на улицах, теперь убивают машинами. Я понял, что пора заканчивать давить на него, мы же, в конце концов, на вечеринке, поэтому я похлопал его по пиджаку, как и он меня, и пробрался, оттеснив Зови-Меня-Приятелем, к экс-Деб. - Прошлого-Года, чтобы пофлиртовать с ней. Но Приятель сказал "Эй, дружище, повежливей" и увел экс-Деб за пределы досягаемости, и все, что я получил за свою попытку - это ее извиняющееся лицо через бычьи плечи австралийца. - Аборигинал! - сказал Отсеянный Пикантный Парень. Этот Пикантный, подошедший ко мне сзади, был второй после меня и последний тинэйджер, присутствовавший на пикничке, и я не подходил к нему пока по двум причинам. Во-первых, потому что хотел занять у него пять фунтов и выжидал момент, во-вторых, потому что этот Отсеянный П. П. слишком внезапно ворвался в мир, с тех пор, как я впервые познакомился с ним, и я не хотел показывать, что я был впечатлен. Но на самом деле я был впечатлен. В далекие времена, на заре цивилизации, когда тинэйджерская штука была в эпохе Эдема, юный Пикантный пел по барам и кафе, и прославился тем, что был самым отвратительным певцом в округе - ну что ж, найдите себе другого. Но - вот в чем вся штука - те песни, что он пел, их слова и гармонии были его собственного сочинения, придуманные им самим в гараже в Пекхэме, где он трудился дни напролет, а потом дремал в старом Бугатти. И хотя Пикантный поймал все необходимые американские обертоны, чтобы переадресовать их подросткам, слушавшим его, слова, сочиненные им, были действительно про Лондонских тинэйджеров. То есть не просто "Я люблю тебя, о, да", это могло быть про кого угодно, а номера вроде Уродливая Уборщица, или Цикорий Для Моей Цыпки, или Джин, что с твоими Джинсами! или Неприятный Нарцисс из Ньюингтона, перекликавшиеся с местами и персонами, известными каждому парню из трущоб. Но чем дальше, тем хуже, ибо никто не был заинтересован в творческих усилиях Пикантного Парня, особенно в том, как он предлагал их - пока один из юных круто взлетевших тирольцев не вспомнил Пикантного и не продал его (и его песни) своему Персональному Менеджеру, и своему Заведующему Артистами и Репертуаром, и своему Консультанту по Рекламе, и Агентству по Ангажементу, и я не знаю, кому еще. И вот! Пикантный Парень выбросил свою гитару, бережет голос для полоскания горла и нормальной речи, сочиняет для топ-поп-канарееек и зарабатывает кучи, - я имею в виду буквально: кучи - монет от письменных, грампластиночных, радио-, теле-, и даже кино-гонораров. Это настоящая сказка "из-грязи-в-князи": вчера Отсеянный П. П. с благодарной гримасой подбирал медяки посреди плевков и собачьего дерьма, сегодня его водворили в тот же самый Найтсбридж с секретаршей и бухгалтером, добавленными в список его штата взрослых. - Эти австралийцы! - сказал он. - Они приехали сюда ради резни. Ты в курсе, что в стране их 60 000? А видел ли хоть одного на стройке? Я не ответил (не считая мудрого кивка), потому что сейчас для меня самой важной была мысль о пяти фунтах, а о просьбе взаймы и одалживании (и в том, и в другом я набрался достаточно опыта) я могу рассказать несколько золотых правил. Первое, начинайте сразу с дела - подходить издалека подобно смерти, ибо ваш избранник учует ваши дьявольские намерения и успеет построить баррикады. Поэтому я сказал: - Мне нужна пятерка, Пикантный. Пикантный Парень, со своей стороны, чему я был рад, усвоил главное правило одалживания - говорить "да" или "нет" сразу же: если ты будешь долго думать, тебя возненавидят в случае отказа, и не будут благодарны, если ты согласишься. Он вытащил бумажку, сказал "Когда угодно", и сменил тему разговора. Кстати, в этом случае мы оба знали, что это был подарок, потому что в его Золушкины дни я довольно часто давал Пикантному Парню деньги на сигареты, а так как шиллинг в те времена значил для него, как фунт сейчас, это было просто уплатой долгов. И я могу добавить, - раз уж мы остановились на этой теме, - что если вы оказались в позиции дающего в долг, два типа людей, которых вам нужно опасаться - это не, как вы ожидаете, добрые старые друзья по детству с аллеи Парадизо, а любые новые знакомые (ибо берущие взаймы тянутся к новым людям) или те, кому вы только что сделали услугу (потому что берущие взаймы считают, что там, где растет кукуруза, должен расти и сахарный тростник). - Э? - сказал я Пикантному П., ибо из-за этих медитаций я не уследил за нитью разговора. - Я сказал, что Дидо жаждет крови этой ночью. Она воткнула иглу в Вендиса, ибо он больше не покупает рекламного пространства в ее рыбной газетенке, и она теряет свое место на развороте. - Плохо, - сказал я, уставившись на чувака, о котором шла речь, того самого, что я встретил у двери. Он стоял под аркой, накрывавшей аллею, освещенную скрытыми лампами, так что там было лишь отражение света, и книгу там читать было невозможно, если предположить, что ты хотел ее там читать. - Чем он занимается, этот Вендис? - спросил я Пикантного Парня. - И это имя дали ему при рождении? Пикантный Парень сказал, что да, это его собственное имя, и что работа фирмы "Вендис и Партнеры" где-то на лесах одного из тех рекламных агентств, захвативших Мэйфер, превратив его в дорогостоящую берлогу. - И почему же "Партнеры"-сводники забрали заказы из ежедневной туалетной бумажки Дидо? - спросил я у Пикантного Парня. - Возможно, из-за падения Дидо, или из-за падения газеты, а может быть, из-за того, что все в наше время попадает в жирные лапы королей джинглов. - Интересно, почему Дидо не устроит быструю рокировку и не приземлится на какого-нибудь теле-магната? - А разве она смогла бы? Разве может журналист заниматься чем-то другим? - Я понимаю, о чем ты. Пришло время немного польстить маленькому Моцарту. - Я слышал вчера вечером одну из твоих арий, - сказал я ему. - Разделенные Сепаратисты, если я правильно запомнил. Очень мило. - Кто из мальчиков-рабов пел ее? Успешный Вандал? Безвольный Лесли? Изголодавшийся По Насилию? - Нет, нет... по-моему, это был Гранит в Мягких Носках... - А, этот. Паренек из Дэгенхэма. Он самый новый. - Он так и звучал. Но мне понравился текст песни и ритм. Пикантный Парень стрельнул в меня парой натренированных в Пекхэме глаз. - Да? - сказал он. - Я точно говорю, мужик. Без всякой лести. - Комплимент принят. Я видел, что кот был доволен. - Ты слышал, мне дали мой первый Золотой Диск? - спросил он настороженно. - О, я восхищен. За Когда Я Умру, Меня не Станет, не так ли? Миллион пластинок, Господи - только подумать! Как бы испортить удовольствие Отсеянного? - Как долго все это продлится, на твой взгляд? - спросил я у него. - Кто знает, приятель! Два года назад я рассчитывал на один год. А они все идут и идут - исполнители, и, что самое главное, спонсоры. - Все еще сплошные мальчики-певцы? Грудастых соловьих не видать? - Мы пробовали парочку, но детки плевать хотели. Пока что им подавай только мужской пол. - А все эти мальчики из Дэгенхэма, Хокстона, откуда бы то ни было. Ты специально учишь их петь по-Американски? - Нет, они все схватывают на лету - когда поют, ноты у них глубоко в носу.... Хотя когда они начинают говорить, даже посреди выступления, - все тот же Дэгенхэм. - Странная игра, не правда ли? - Странная! Дитя, я скажу тебе вот что - она жуткая! Знаете, когда что-то портится, начинает принимать дурные обороты, все замечают это гораздо раньше, до того, как прекратят делать то, что они делали - пить, танцевать, говорить и т. д. - что в данный момент и происходило, ибо развивалась склока между нашей хозяйкой и чуваком из "Партнерс". Вскоре мы все превратились в зрителей шоу гладиаторов, ибо никто не может устоять пред подслушиванием горячей беседы по телефону. Они начали приглушенно, играя в ту английскую игру, которой учат в Оксфорде или Кембридже, короче говоря, в одном из этих летних лагерей для педиков, и в момент, когда я подключился, Дидо говорила: - Я не сказала "у блюда", я сказала "ублюдок". - Меня не беспокоит твое произношение, Дидо, - сказал кот с авторскими правами, - меня волнует то, что ты имела в виду. - Хорошо, я беру назад свои слова, - ответила Дидо, - и скажу, что ты просто шлюха. - Знаешь, дорогуша, честно говоря, я не считаю, что я - женщина. Кстати, я даже не раз доказывал тебе обратное... - Всего лишь навсего, Вендис, всего-навсего, - сказала она. И так далее, гость и хозяйка, оба очень спокойные, говорили, что ужасало больше всего, безо всяких эмоций - и друзья, стоят, смотрят, слушают с такими ухмылками, словно толпа в муниципальных банях глазеет на драку за приз. Где-то в глубине души я, наверное, жеманный, ибо такие вещи меня просто шокируют, не ссоры и драки, естественно, а это методичное пускание крови. И, наверное, я сноб, потому что действительно считаю, что когда образованный английский голос принимает стервозные интонации, звучит это довольно неприятно, а, кроме того, чертовски глупо и надоедливо. Поэтому я почувствовал сильное облегчение, когда в самый разгар всего этого вошел жених Хенли с моей Сюз. Когда это произошло, я находился рядом со стереосистемой, поэтому я поставил Бэйси, сделав звук погромче и, отвесив низкий поклон Хенли, схватил девчонку. Среди множества тех штучек, что Сюз набралась от Пиков, выделяется умение танцевать как ангел и наслаждаться этим. Да я и сам, быть может, небезупречно, но натренировался на твердых полах клубов и ресторанов и ночами на частных квартирах, кроме того, мы прекрасно знали все движения друг друга от начала до конца - и от конца до начала. Так что, не медля ни секунды, мы переплелись, будто пара ростков, соединенных невидимой упругой проволокой, пока, наконец, не достигли самого великолепного момента в танце, такие моменты случаются не слишком часто, только когда вы немного рисуетесь перед толпой. То есть танец сам начинает это делать, вы уже толком не понимаете, что к чему, просто стараетесь шевельнуть нужной конечностью тела, и весь ваш чертов мозг, секс и личность становятся этим танцем, они и есть этот танец - это божественно! В ту же секунду, когда мы вошли в этот электрический клинч, я спросил: - Где ты ужинала? Он сводил тебя в какое-нибудь милое местечко? А она сказала: - Ах, он! Боже! Можете этому поверить? Она именно так и сказала! Итак, когда мы были вновь на секунду близки, и Каунт чудесно звучал у нас в ушах, и вся эта тусовка Ламент, окружавшая нас, удалилась миль на тридцать, я прокричал ей "Неужели ты создана для него? На самом деле, для него? " И Сюзетт сказала "Нет, для тебя! Но я выйду замуж за него! " И в этот момент музыка остановилась, потому что пластинку я поставил с середины от волнения. Так что я пожелал всем спокойной ночи, приятных сновидений, поблагодарил за гостеприимство и вышел из дома в лондонский восход. Это и был восход, честно говоря, он уже наступил; или, вернее, тот самый момент, когда ночь борется с днем, но у тебя нет ни малейшего сомнения в том, кто одержит триумф. Проезжавший мимо кэб вежливо притормозил, но я не хотел тратить пятерку Пикантного Парня, а также хотел прокрутить в своей голове слова Сюз около 10 000 раз, поэтому я пошел пешком через весь город к себе домой, в Неаполь. В Июле ПРЕДСТАВЬТЕ МЕНЯ по колено в грязи на берегу мелкой речки, пытающегося сфотографировать Хоплайта и экс-Деб. на выброшенной на берег барже. "Не нервируй нас", говорил Хоплайт, и экс-Деб-Прошлого-Года повторяла "Давай живее". Именно так все и было. События прошлого месяца убедили меня в том, что единственный путь, дававший мне надежду быстро сколотить капиталец, был фото-рэкет крупного масштаба, - т. е. сделать несколько снимков, оказавшихся бы настолько сенсационными, что я прославился бы в газетах и журналах, и даже (это было моей тайной мечтой) умудрился бы устроить где-нибудь фешенебельную выставку, куда все мои разнообразные знакомые привели бы своих богатых друзей. Если все хорошенько обдумать, чем я занимаюсь дни напролет, то, в конце концов, становится ясно, что это вовсе не столь дикая идея, как кажется. Ведь детки в наше время делают огромные деньги, как я уже объяснял, а что касается фотографии - сейчас стало очень модным относиться к фотографам как к кинозвездам. Причина этому, я подозреваю, в том, что стервятники культуры получают от фотографий весь этот эстетский кайф, хотя понять эти снимки чертовски легко, - а также, добавлю, и произвести на свет. Но, как и во всем остальном, мне нужно было найти свой подход, свою точку зрения, свой ракурс. И после долгих раздумий я выработал план, и, насколько я видел, он не мог потерпеть крах. Все очень просто - развернуть историю вокруг двух современных персонажей, интересных всем, - т. е. тинэйджера и дебютантки. Врубаетесь? Тинэйджер из бедной семьи - Прекрасный Принц наоборот - неожиданно сталкивается с Бедной Маленькой Богатой Девочкой. Папаша и Папка не одобряют (как и Мамаша и Мамка), поэтому Тинэйджер Том и Диана Дебютантка встречаются тайно в различных местах столицы (подобранные мной самим, руководствуясь критерием безумной красочности), и вся коллекция, будучи законченной, отобразит застывшую современную жизнь. Главной сложностью был подбор моделей на две главные роли, ибо хоть я и знаком с кучей тинэйджеров и одной-двумя дебютантками, мне были нужны те, кому я мог бы доверить секрет, и кто мог бы уделить мне много времени, и не требовал бы при этом моментальной оплаты, и, что самое главное, выглядел бы сенсационно, запечатленный для потомков моим Роллейфлексом. Экс-Деб я взял на главную женскую роль по вполне очевидным причинам, так как ее внешность, на мой взгляд, правда, ничего не стоящая, просто великолепна, - то есть она настолько чудесна, что совершенно нереальна, - но главное в том, примет ли она мое предложение? Ну что ж, благодаря Дину Свифту, она приняла. Потому что экс-Деб, хоть ее и нельзя назвать наркоманкой, залезает на иглу, когда ей надоедает быть красивой, а Дин, когда я свел их, мог помочь ей в смысле доставки товара. Если вы собираетесь сказать мне, что неэтично приглашать ее таким путем, я с удовольствием соглашусь с вами, но пожалуйста, поймите, что вся эта ситуация с Сюз требовала безотлагательного решения. Что касается парня, очевидным выбором был Уиз - или кто угодно в рамках этого возраста, но не Великолепный Хоплайт. Но Уиз, к сожалению, в этот момент был не самым моим лучшим другом, поэтому я выбрал Хопа. Причиной послужило то, что, хоть Хоплайт вовсе и не считает себя настоящим тинэйджером, и к тому же Прекрасным Принцем, он экстремально красив, сладок и фотогеничен, и у него всегда куча свободного времени, лежащая тяжкой ношей на его плечах. Эта сделка была довольно паршивенькой, потому что я отклонил с его стороны то, что в судах называют определенного рода предложением, и уладил с ним, пообещав взамен шикарный альбом с фотографиями Хопа в классических позах, который он сможет предложить своему Американо в качестве подарка на день рождения. Если вы когда-нибудь попробуете собрать в одном месте таких колоритных персонажей, как Хоплайт и экс-Деб, несколько раз и на продолжительное время, вы поймете, с чем мне пришлось столкнуться за последние две недели. В частности, чтобы передать настоящую атмосферу Лондона, мне пришлось залезть вместе с ними на танкер в доках Сюррея, в террариум в зоопарке, потом в карету скорой помощи и на катафалк (это было не так сложно, как кажется), а также внутрь конюшен, где игрушечные солдатики нашей нации ухаживают за своими зверьми - этот день я не забуду никогда. - Нет, нет, нет, нет, - проорал я с берега, потому что экс-Деб и Хоплайт просто повернулись ко мне спинами. - Что значит "нет"? - прокричала моя героиня, теребя свои кудри и принимая отработанную позу, в которой она предстает на всех своих выдающихся фотографиях. - Ты и впрямь так суетишься, - опять сказал Хоплайт, вставая, чтобы привести в порядок свои брюки, будто из рекламы "Вы заросли сорняками? Делайте, как я! " Я подошел поближе и воззвал к их высоким натурам. - Послушайте, любители! - прокричал я. - Я вам плачу за ваши анфасы - те части тела, где у вас есть хоть какое-то выражение. - Он нам платит, этот ребенок, - сказала главная женская роль. - Если тебе нужно выражение..., - добавил Хоплайт. - К тому же, ты прервал милую беседу. Я знал, о чем она была. Хоп всегда готов слушать о сделках на рынке дебютанток, и без конца болтал об этом с главной актрисой, особенно когда я просил его сделать героическое или изъеденное горем выражение лица. - Еще один раз, - умолял я, - и, пожалуйста, вспомните сценарий. Ситуация такая - Лорд Майр собирается выпороть поедателя сердца своей дочки, и она сообщает ему вести о том, что папочка со своей командой уже в пути. - Как мило, - сказал Хоплайт. - В наше время выпоротыми оказываются папочки, - сказала экс-Деб. В довершение представьте себе всю сцену. Там, на причале, стояла пузатая машина экс-Деб и Веспа М. Пондорозо (да, Микки П. доставил обещанный товар), и кучка наблюдателей с пригласительными билетами, а на мосту, над нами, суетились граждане Сити. Мужчины были похожи на деловых школьников со своими портфелями и зонтиками, женщины бежали на работу так быстро, будто как только они доберутся до нее, их отпустят домой, а по течению плыли какие-то хитрецы, как водный цирк с Пикадилли, а в болоте стоял я и этот темпераментный дуэт. На самом деле было очень сложно сконцентрироваться, потому что вся эта панорама была такой классной, а солнце отражалось от воды стеклянными треугольниками, лето было в самом разгаре, превращая мысль о тех далеких, коротких, темных холодных днях просто в кошмар. Так что мы решили сделать паузу для dejeuner. И мы отправились в кафе на набережной Темзы по никогда раньше не виданной мной улице, хотя прибережные запутанные переулки я выучил наизусть, как вены на своих руках, но в конце концов, а кто знает Лондон? Мы нашли кафе, следуя за какими-то речными тружениками, и, когда мы вошли туда, это вызвало небольшую сенсацию (присвистывания, взгляды, грязные комментарии), потому что, конечно же, Хоп и Деб в любом окружении выглядят как экзотический спектакль, тем более здесь. Но они оба отнеслись к этой ситуации спокойно, их не раздражали неморгающие взоры, и они, несмотря на всю свою изысканность, ни капельки не были снобами - я имею в виду социально - это одна из причин, почему они мне нравятся. Так что Деб, в перерыве между своей соленой говядиной, брюквой и клецками болтала со всеми, кто заговаривал с ней, и даже станцевала танго с одним опоясанным здоровяком, когда кто-то бросил монету в джук-бокс. А Великолепный, окруженный гигантскими потными работягами, мастерски заимствовал соль, перец и многочисленные соусы со всех столов с присущим ему остроумием, покуда один исключительно кислый постоялец не поинтересовался у него, как идет торговля. Все немного притихли, и Великолепный спросил у постояльца, почему он спрашивает? - Я подумал, что понравился тебе, - сказал баламут, оглядываясь в ожидании аплодисментов, так им и не полученных. - Ты? - сказал Хоплайт, уставившись на монстра. - Именно это я и имел в виду, - ответил кот. - Ну, хорошо, - сказал Хоплайт настолько громко, чтобы было слышно всем. - Я на самом деле так не думаю, нет, я не думаю, что ты бы мне подошел. Но если ты бы привел сюда свою жену, или бабушку, или сестру, я осмелюсь сказать, что ты увидишь - они предпочтут даже меня чему-либо, что они получили от тебя. - Предпочтут пидора? - спросил чувак. Хоплайт улыбнулся всем в помещении в поисках поддержки. - Неужели я первый, кого ты видишь? - спросил он у типа. - Тогда тебе нужно быстро пойти домой и рассказать матери, что ты видел одного, пока она поменяет тебе штаны. Это вызвало смех, кот ничего не смог ответить, и все сменили тему, ибо говорите что хотите, но, хоть я и знаю, что английские рабочие грубы до предела, они могут быть очень воспитанными, когда чувствуют нужду в этом, в смысле поведения. Морской волк в бейсболке и с татуировкой на голой груди, гласившей "Молись за Меня, Мать", сказал экс-Деб., что его судно еженедельно ходит в Скандинавию, и почему бы ей не прокатиться с ним - все на судне были бы польщены, он заверил ее. Экс-Деб. сказала, что обязательно подумает над этим предложением (и я уверен, что сказала она это серьезно), а Хоп спросил, может ли он записаться в матросы для такой поездки, и все морские чуваки сказали, что ему больше пойдет кочегаром. И вся эта болтовня о море и мореходстве, и о кораблях, уходящих из Лондона, навела меня на мысли о том, что, черт, это просто смешно - я, почти девятнадцатилетний, никогда не покидал город, где я родился, и я принял прямо там решение, что первым делом достану себе новый паспорт. Когда помещение немного опустело, мы решили перебраться в другое место, и я предложил чайную террасу открытого бассейна, и чтобы Хоп объяснил дебютантам метод искусственного дыхания. Я видел, что Хоплайт, несмотря на свою маленькую победу, был немного расстроен происшедшим ранее, поэтому я сказал: - Это пустяки, Хоп, маленькие люди живут в маленьких мирах. - Правда? - сказал Хоплайт. - Честно говоря, - откликнулась экс-Деб., - и я могу ошибаться, потому что у меня нет никаких моральных качеств - или, по крайней мере, так мне говорят все брошенные мной мужики, - я думаю, что эта игра в разделение всех, кого ты видишь, на определенные сексуальные категории - просто полный абсурд. - Обуза, что ни говори, - предложил я. - Нет, просто абсурд. Я хочу сказать, - продолжила экс-Деб., вороша грациозными пальцами свои роскошные кудри, - если целая жизнь каждого, двадцать четыре часа в сутки, снималась бы на пленку, остался ли бы хоть один нормальный человек? - Я бы им не был, это точно, - подчеркнул Хоплайт. - Ни ты, дорогуша, ни кто-либо другой, - сказала экс-Деб. - То есть, где начинается нормальность и где она кончается? Я бы рассказала тебе про одного-двух нормальных мужчин, если бы была склонна к этому, - добавила она. Хоплайт учтиво принял сигарету с близлежащего столика. - Мир, где создаются заповеди и законы, - сказал он всем нам, - находится слишком высоко над моей бедной детской головой. Но все, что я хочу знать, это вот что: есть ли другой закон в Англии, который нарушают еженощно тысячи счастливых индивидуумов, и никто ничего не делает с этим? То есть, если бы закон знал бы, что тысячи преступлений другого рода совершаются лицами, чьи адреса, имена и др. им известны, неужели они не приступили бы к жестким мерам? Но в нашем случае они отлично знают, что происходит - кто, в конце концов, не знает? Об этом известно все, и это такая скука - за исключением убогих скоплений в парках и классических маневров с мальчиками из хора, против которых искренне выступит любая уважающая себя сука. Игнорируется закон, а чтобы придать ему силу, было затрачено немало денег. - Иногда, - напомнил я Хопу, - выбираются несколько важных жертв... - О, да... одно или два дела вынимают из кучи, случайно, повторяю, но почему-то кажется, что выбирают тех, чья карьера дальше стремительно взлетает вверх, вместо того, чтобы окончательно рухнуть, и даже этот вид наказания встречается с каждым днем все реже и реже... Мы проглотили это. - Скажу тебе, Хоп, - проговорил я, если когда-нибудь закон и изменят, то 9/10 вашего голубого братства моментально завяжут с этим. Он посмотрел на меня своими хорошенькими томными глазами. - О, конечно, дитя, - сказал он. - С таким законом, как сейчас, быть педиком - постоянное занятие для стольких милых старых королев. Они полностью захвачены этим. Они чувствуют себя такими плохими мальчиками, сидя в своих тоскливых маленьких клубах и в гостиничных номерах. О, небеса, я знаком с этим! Несмотря на летнюю жару, Хоплайт содрогнулся. Экс-Деб. вытянула свои восемь извивающихся рук и поцеловала Хоплайта, что он перенес достойно. - Не сдавайся, красавец, - сказала она. - Не сдамся! - ответил Хоплайт, вставая. Я подвез его на своей Веспе, но высадил его там, откуда он не смог бы увидеть, куда я направляюсь, потому что это был глубоко личный и, в принципе, довольно странный случай, а именно - моя ежегодная прогулка с Папашей посмотреть дневной спектакль Передник На Службе Его Величества. В далекие, далекие времена, задолго до стереосистем "хай-фай" и долгоиграющих пластинок, Папаша держал в нашем кислом доме на Хэрроу роуд приспособление, сделанное им самим из старых велосипедных частей, будильников и жестянок из-под крема. На нем он проигрывал всем желающим, а таковыми являлись мы, дети, коллекцию пластинок, которые он умудрялся откуда-то доставать, на большинстве из них не было ни одной дорожки, и невозможно было различить, какой инструмент играет, не говоря уже о мелодии, если у вас не было чутких ушей и большого количества опыта. И среди этой коллекции, хранившейся в запертом железном сундуке под столом в подвале, была пачка пластинок Г. и С., мы все ее обожали и могли спеть все слова, те, что удавалось разобрать. Итак, до того, как Верн и я выросли и стали ненавидеть друг друга, и до того, как я узнал от парней, что весь этот Г. и С. слащав и старомоден, мы пели дуэтом с моим полубратом, а иногда даже старый Папаша присоединялся к нам, и получалось трио, или он пел части припева, казавшиеся нам скучными или слишком сложными для понимания. Все это происходило, надо сказать, в то время, когда Ма не было дома, или когда она была слишком занята. Этот Передник всегда был самой любимой вещью у меня и у Папаши, я думаю, в основном из-за удивительного начала - дружелюбного, милого, веселого и полностью сумасшедшего - и множество раз мы пели вместе партию Капитана и его команды, даже когда я вырос и стал мужчиной, и даже когда мы с ним идем в какие-нибудь публичные места. Так что каждый год, когда наступает день рождения Папаши, мы идем на дневной концерт, конечно, Папаша держит это в тайне, и сидим, поглощая в восторге шоколад и мороженое, окруженные другими любителями Г. и С. Даже если вы уже видели этих котов, вы ни за что не поверите, что они на самом деле существуют. Самое главное в них - это, несмотря на то, что живут они где-то в столице, вы ни разу не видели кого-нибудь, похожего на них, пока этот праздник Г. и С. не собирает их всех вместе, заставляя их выбираться из своих лежбищ. Штука в том, что хоть никого из них нельзя назвать отжитком прошлого, среди них нет ни одного, кто бы выглядел принадлежащим сегодняшнему дню. Их одежда, если быть точным, не старомодная, а домашнего производства. И хотя они ведут себя, судя по их аплодисментам, очень оживленно, выглядят они полностью нейтральными, я могу назвать это только так. Они, конечно, выглядят, хорошо, но только потому, что никто никогда не говорил им, что есть такая вещь, как "плохо". В принципе, если подумать, они почти, как мой Папаша: он отлично вписывается в эту компанию. Когда я посмотрел вокруг, то увидел, что его лицо светится и улыбается, и его губы составляют никому не слышные слова - иногда и слышные, особенно когда дело доходит до вызова на "бис" или воодушевляющих припевов. И когда Капитан пел эту великолепную мелодию со своей командой, я знал, что самая великая мечта моего старого Папаши - быть рядом с ним на этих шканцах; да, именно здесь и прямо сейчас мой бедный старик потрясающе веселился. Во время антракта я спросил у Папаши, есть ли какие-нибудь новости о Маме и Верне. - Твоя мать, - сказал он, - продолжает говорить, что хочет с тобой встретиться. - Она знает мой адрес, - сказал я. - Я думаю, что она хочет, чтобы ты пришел к ней. - Ясное дело. Ну, что ж, скажи Ма, что Главное Почтовое Управление предоставляет отличные услуги, и открытка будет стоить ей 3 пенни. - Не будь так жесток со своей Мамой, сынок. - И это говоришь ты? - Да, сынок, я. Мне не нравится, когда ты много себе позволяешь по отношению к своей матери. - Позволяю! Она дьявольски много позволяла себе по отношению к нам все эти годы! Этот небольшой спор с Папашей вспыхнул довольно неожиданно, как всегда и случается, особенно между родственниками, и я понимал, конечно, что старый бедный Папаша никогда не мог бы согласиться со мной в том, что Мама была стервой, ибо он и сам наделал множество ошибок, так что при этом он пожертвовал бы своим достоинством. Также Папаша очень любит традиции и иногда ведет себя, как отец, или очень сильно старается, и его трудно переубедить. Так что возникла пауза, и мы наблюдали за любителями Г. и С., восхищенно болтавшими вокруг нас. - А Верн? - спросил я довольно скоро. - Он нашел себе работу. - Да ладно! - В пекарне, ночами. - С этого дня я прекращаю есть хлеб. Папаша улыбнулся, и тоненькая пленка льда растаяла. - А постояльцы? - спросил я его. - Кое-что изменилось, - аккуратно сказал Папаша. - Мальтийцы уехали. У нее вместо них теперь какие- то киприоты. - Мама действительно предана Империи. Это прошло, и Папаша очень обдуманно проговорил: - Киприоты - джентльмены. Я спросил у него, почему, и он сказал: - Они не презирают тебя, как мальтийцы. По их поведению сразу видно, что они настоящие люди, а не какое-то племя. Я хотел подойти к вопросу о здоровье Папаши, но это было сложно, ибо нет человека более скрытного, чем мой папка, и к тому же, как я мог сделать это так, чтобы он не догадался, что я опасаюсь? - А как ты сам, Па? - это было все, что я смог придумать. - Как я сам? - Да. Я имею в виду, как твое самочувствие? Папаша уставился на меня. - Как всегда, - сказал он, что бы это ни означало. На самом деле, после разоблачения Мамы я вынашивал план, касающийся Папаши. Вот какой. Год назад, будучи почти ребенком, я отравился едой. Это то, что со мной случилось, - но не то, что сказали врачи. По их словам, у меня было все, что угодно, кроме отравления. Поверьте мне, я ничего не выдумываю. Когда местный хирург-эксперт сделал свое заключение, меня отправили в государственную клинику, где трое врачей брали у меня анализы, давали мне таблетки, делали инъекции, и выписали меня, как здорового. Несколько дней у меня была температура, и каждый час я блевал. Именно тогда я чуть было не вернулся домой, к Маме с Папой, потому что мне стало по-настоящему страшно. Потом меня осенило. Все знают, что на Харли-стрит занимаются делами лучшие врачи, поэтому я подумал - почему бы им не заняться мной? Я пошел туда однажды и решил, что выберу номер дом по числу месяца этого дня, позвоню в дверь, а дальше будь что будет. Проблема оказалась в том, что там было шесть дверных звонков, так что я позвонил во все. Если вы не верите таким сказкам, не забывайте, что меня лихорадило, я ничего не соображал, и мне было плевать, что будет дальше; все, чего я хотел, это найти кого-нибудь, кто бы знал. На все шесть звонков ответил один человек, а именно какая-то медсестра-секретарша, и мне не пришлось выбирать между шестью медиками, потому что я скорчился на мраморном полу, и Др. А. Р. Франклин сам выбрал меня. Это был кот-медик, вылечивший меня. Когда я встал, вновь блюя, и сфокусировал свой взгляд на нем, я увидел серьезного высокого моложавого человека, попросившего меня рассказать все о том, что со мной случилось, что я и сделал. Он час исследовал меня, и потом сказал, "Ну что же, я не знаю, что с тобой стряслось, но мы должны это выяснить". Я не могу передать вам, как потрясли меня эти слова Д-ра Ф. Потому что все остальные парни из Скорой Медицинской Помощи убеждали меня в том, что они точно знают, в чем дело (хотя детали они разъясняли весьма расплывчато). Но Д-р А. Р. Франклин с Харли-стрит сказал, что он не знает - и вызвал машину, и привез меня в одну из тех клиник "восемь-гиней-в-неделю", где вам прокалывают уши, или меняют пол за трехзначную сумму - не упоминая о том, кто будет платить сколько и кому. В двух словах, пихая на протяжении двух дней всякие штуки в каждую дырку в моем теле, он нашел гнойник, проколол его, и температура спала, и на этом все закончилось, правда, мне пришлось остаться в больнице еще на неделю, что мне не очень понравилось, из-за медсестер. Я знаю, что медсестры великолепны и все такое, но они любят распоряжаться. Они знают, что любой мужчина помнит, что в детстве им распоряжались женщины, и когда ты лежишь на этом резиновом матрасе, между простынями, накрахмаленными так сильно, что они становятся похожими на игральные карты, и под вечно короткими одеялами, медсестры пользуются этими воспоминаниями о детстве, и пытаются заставить тебя почувствовать, что ты снова в этой уютной маленькой колыбельке, тебя качают женщины, вталкивают тебе в рот бутылки, в общем, не очень-то с тобой церемонятся. Но я выдержал это. И каждый день Д-р А. Р. Франклин заходил сказать "Хай", и относился он ко мне, по сравнению с этими медсестрами, как будто я министр или еще кто, - то есть он был чудовищно вежлив. Если сопоставить, кем был он и кем был я, уверен, что у него самые милые манеры, и я никогда не должен забывать этого. Но в тот день, когда меня выпустили, он вообще не пришел, чем лишил меня возможности поблагодарить его и задать хитрый вопрос о том, как оплачивать весь этот лечебный шик. Я написал ему, естественно, но хоть он и прислал довольно милое письмо в ответ, в нем он никак не затронул этот аспект. Тогда я сделал так. Пока меня держали в этом месте, я развлекался со своим Роллейфлексом в скучные моменты, и некоторые снимки, сделанные мной, были довольно интимными и забавными, поэтому я отобрал лучшие, увеличил, собрал их в альбом и отнес на Харли-стрит, и он написал мне письмо, где говорилось, что если я когда нибудь вновь попаду к нему, чего, он искренне над