Колин МакИннесс. Абсолютные Новички --------------------------------------------------------------- © Copyright Колин МакИннесс, 1959 © Copyright перевод Илья Миллер (millermiller@mtu-net.ru), 1995-1999 --------------------------------------------------------------- Альфреду Бэрону В Июне С пришествием эры Лондонского Лори я понял, что весь эпос тинэйджеров неверной походкой движется к гибели. - Он абсолютный новичок, этот четырнадцатилетний, - сказал я Уизарду, когда мы случайно замешкались у секции грампластинок, чтобы послушать выступление Малыша Лори на его золотом диске. - С этой минуты, - сказал Уизард, - у него действительно Весь Мир В Руках. Мы слушали, как вращались гланды вундеркинда. - С каждым годом они покупают все более молодых из нас, - стонал я. - Ведь у Юного мистера Л. еще не сломался голос! Так кого же следующего попытаются похитить эти налогоплательщики? - Грудничков, - ответил Уизард. Мы забрались по белой лестнице в застекленный сад под крышей районного магазина, и нам открылась великолепная панорама, наше любимое r endezvous. Я должен разъяснить, что мы с Уизом никогда не приходили в этот магазин с целью что-нибудь купить, за исключением, как и сегодня, сэндвича с копченой семгой и кофе со льдом. Но, что самое важное, мы имели возможность увидеть новейшую мебель и ткани, словно у каких-то семейных пар - а так же великолепный вид Лондона, самый волшебный, насколько я знаю, во всем городе, и почти неизвестный, по сравнению с остальными надоевшими ценностями нашего времени, никому, кроме этих престарелых крестьянок из Челси, которые приходят перекусить сюда до полудня. Если смотреть на север, то многого не увидишь, это точно, а на западе весь вид закрывает здание, в котором ты находишься. Но, медленно поворачиваясь на своем высоком стуле у стойки бара, с востока на юг, как на кинораме, можно увидеть опрятные новые бетонные высотки, возвышающиеся, как фениксы, из старых английских площадей, затем эти пышные парки, с деревьями, похожими на французские салаты. Потом вновь жизнь в портах Темзы, этой великолепной реки, напоминающей нам, что мы находимся на эстуарии, а если честно, то прямо в устье реки. Бешеные чайки кругами поднимаются над ней и почти разбивают свои клювы о круглую стеклянную тарелку... а потом ты, сделав полный круг, возвращаешься к своей чашке ледяного кофе. - Лори Л. - это признак упадка, - сказал я. - Эта тинэйджерская штука разрастается на глазах. Уиз выглядел мудро, как одна из тех трех обезьянок. - В этом виноваты не налогоплательщики, - сказал он, - это вина самих парней, что покупают EP, которыми эти дряхлеющие подлецы подкупают соловьев-подростков, чтобы те растолстели. - Несомненно, - сказал я, так как знал, что без толку спорить с Уизардом, или с кем-нибудь другим, кто тащится от мыслей. Мистер Уиз продолжил, жуя свой сэндвич так, чтоб всем было видно. - Это самое подростковое веселье - палка о двух концах. Эксплуатация пацанов стариками-сенаторами и эксплуатация самих себя хитрыми маленькими абсолютными новичками. Что из этого вытекает? "Тинэйджер" превращается в грязное слово или, по любым меркам, недвусмысленное. Я улыбнулся Мистеру У. - Ну, расслабься, сынок, - сказал я, - потому что шестнадцатилетнему сперматозоиду вроде тебя еще нужно прожить немало подростковой жизни. А вот я, перевалив за свои восемнадцать лет, я скоро присоединюсь к старшим. Уизард смерил меня взглядом, как вылитый Сомерсет Моэм. - Насчет меня, парень, - сказал он, - я скажу тебе вот что. Так или иначе, но я не буду жалеть, когда ярлык подростка будет содран с заднего кармана моих сухих небесно-голубых джинсов. То, что сказал Уиз, было хоть и немного, но верно. Этот праздник подростков был действительно блистателен в те дни, когда парни узнали, что впервые за тысячелетия ожидания пришествия царства у них появились деньги. А до сих пор отрицалось, что это лучшее время, когда их можно использовать, то есть когда ты молод и силен, а так же до того, как газеты и телевидение ухватились за эту тинэйджерскую сказку и проституировали ее, как и все остальное, чего касались стариканы. Да, скажу я вам, этот праздник был действительно великолепен в те дни, когда мы обнаружили, что никто не сможет больше сидеть на наших лицах, потому что у нас были бабки, и мы наконец-то могли их тратить, и наш мир был нашим миром, таким, каким мы хотели, и мы не стояли на чьих-то ступенях, выклянчивая мед, наверное. Я встал со стула, пошел и встал возле окна этого дряхлого магазина, прижался к стеклу так сильно, что казалось, я был там, снаружи, подвешен в воздухе над городом, и я поклялся Элвисом и всеми святыми, что этот мой последний тинэйджерский год будет настоящим безумием. Да, черт возьми, что бы там ни было, этот последний год подростковой мечты я отдам кайфу и фантазии. Но мое спокойствие было нарушено шумом, доносившимся от Уизарда, спорившего с каким-то стариканом за стойкой бара. Я должен пояснить, что Уиз испытывает ко всем старикам такую же ненависть, какую психопаты испытывают к евреям, иностранцам или цветным, так оно и есть, он ненавидит всех, кто не тинэйджер, кроме сперматозоидов в коротких штанишках и девочек, которых, я думаю, он рассматривает, как расцветающих тинэйджеров. Уизу просто не нравились те, кому было больше двадцати, и он не упустил бы ни одного шанса, чтобы застыдитьстариков за крашеные корни их волос, и громко горланить гимн подросткового триумфа. Уиз обладал искусством зацепить бедных налогоплательщиков за живое. Даже с того места, где стоял я, было видно, что лицо бармена было бледным как бифштекс, и когда я подошел ближе, я услышал, как этот четкий, низкий, сухой голос Уизарда сверлил его. - О, я думаю, тебе недоплачивают тут, парень, вот в чем твоя проблема. Не нравится тебе работать тут с этими старыми клушами. - Вам бы лучше успокоиться и прекратить это, - сказал старикан. Уизард повернулся ко мне. - прекратить это! - говорит он, - только послушай! Этот раб говорит на настоящем старинном диалекте из Моей Прекрасной Леди. Тактика Уизарда заключалась в том, чтобы раздразнить врага до такой степени, чтобы тот ударил его, что всегда вызывает жалость у других стариков, в особенности прирожденных тетушек, которые становятся на его сторону и раскалывают анти-подростковый лагерь. Это из-за того, что Уиз маленький, и кажется таким слабым и юным. Часто у него это получается, потому что, скажу я вам, он совершенно бесстрашен, законченный, порочный, грязный кулачный боец, и терпит крах лишь иногда, когда над ним смеются, из-за чего он с ума сходит от злости. Этот спор, как я и ожидал, разгорелся из-за счета, который Уизард будет опротестовывать всегда, если он в духе - даже из-за чашки чая. И зачастую, даже если его карманы набиты деньгами, он будет вести себя, как скряга, и заявит им "ну, так, мол, и так, у меня нет денег, что вы будете с этим делать? " И это притом, что левый карман его пиджака Континентал набит банкнотами, и это видно окружающим, но его лицо столь свирепо, с выражением "иди-и-убей-меня", что оно пугает не только их, но даже и меня. Это обычно срабатывает, потому что ему говорят, чтобы он убирался к чертовой матери, что он и сам собирался сделать по собственному желанию. Как будто он только что съел обед из восьми блюд и заплатил за него, а не просто схитрил и увернулся от оплаты счета. Я расплатился за него, и Уиз не был против, просто смеялся своим ха-ха смешком, когда мы спускались по белоснежно-серебряной металлической лестнице . - Парень, - сказал он, - ты прирожденный взрослый, с твоей традиционной внешностью, ты ждешь не дождешься, когда заведешь семью. Я разозлился на него, но ответил: - Не будь таким, Уизард. Мы же знаем, что ты при бабках, так зачем ты устроил весь этот маскарад? Это действительно было так - я говорю о том, что он был при деньгах, - потому что Уиз, несмотря на свои нежные годы, был сутенером номер один среди своих сверстников в столице, гением сводничества объекта А с Б и vice versa. И если уж на то пошло, тов том случае, когда у кого-нибудь есть что-нибудь на продажу, а кто-то другой страстно хочет это получить, у Уиза был великолепный инстинкт, помогавший ему разыскать их обоих и свести друг с другом. Но, вы можете возразить, для этого существуют магазины, что в принципе верно. Однако существуют они не для обмена тем товаром, в котором заинтересованы клиенты Уизарда и который, как вы могли догадаться, был не таким уж легальным. И когда я говорю "товар", то я имею в виду услуги такого вида, из-за которых вы могли бы назвать Уиза сутенером, или, если хотите, сводником, хотя его это совершенно не волнует. Я удивлялся, как Уизард умудряется оставаться безнаказанным, потому что, в конце концов, он имеет дело с проститутками мужского и женского пола, которые должны быть опытнее его и, безусловно, сильнее. Но он справляется с ними отлично - так что даже гордится тем, что он почти ребенок. И занимается он этим, потому что понял довольно рано то, что большинству ребят не удается понять никогда и что я сам пытался понять несколько лет - на самом деле это не доходило до меня до прошлого года, когда уже было слишком поздно использовать свои знания, - а именно то, что молодежь имеет силу, такую божественную мощь прямо от самой матери-природы. Все старые налогоплательщики знают это, безусловно, потому что они вспоминают свои собственные чудесные подростковые дни, но они так завидуют нам, они скрывают этот факт и передают шепотом друг другу. А что касается мальчиков и девочек, милых молодых абсолютных новичков, я порой думаю, что если бы они только знали этот факт, этот очень простой факт, а именно, - сколько мощи у них есть на самом деле, тогда бы они смогли за одну ночь подняться и поработить старых налогоплательщиков, всю их чертову кучу, - даже если те исчисляются миллионами и сидят на важных местах. И я думаю, что из-за того, что Уиз понял это один, а не вместе со всеми остальными двумя миллионами тинэйджеров, которые, как говорят, существуют по всей стране, - именно из-за этого он и был таким кислым, как генерал над ленивыми отрядами, которые он сам не может вести в битву. "Он весь огромный мир прибрал к своим рукам! Он всех мерзких деревенских торговцев прибрал к своим рукам! Он... " Это Уизард напевал свою версию номера Лондонского Лори. А так как площадки лестницы были сделаны, наверное, из фанеры, то громкое и четкое эхо разлеталось вверх и вниз по пролетам, что изумляло крестьянок, которые несли свои покупки домой. - Спокойнее, - сказал я, кладя свою руку на плечо Уизарда. Он отбросил ее и уставился на меня, как будто я был тем, чем на самом деле являлся в тот момент - его смертным врагом. - Не трогай меня! - сказал он, если можно назвать это "сказал", потому что лучше всего подошло бы "просипел". - Ладно, парень, - ответил я, мысленно умывая руки. Мы вышли из стеклянных дверей, попав в абсолютно великолепный июньский день, какой бывает лишь у старой шлюхи Лондона, правда, совершенно случайно. Уизард стоял, глядя на меня, как будто размышляя - то ли оскорбить меня, то ли прекратить холодную войну между нами. - Пойми, Уиз, - сказал я ему. - По своей природе я не являюсь помехой, просто я думаю, что если ты будешь продолжать идти этим путем, то убьешь себя, о чем я сожалел бы. Похоже, ему это понравилось, и он улыбнулся. А когда малыш Уизард прекращает обороняться, это действительно чудесно, потому что на тебя смотрит на самом деле очаровательный мальчик без гримасы острого лезвия, хотя бы на мгновенье. Но он ничего не сказал мне. - Мне нужно пойти встретиться с Сюзетт, - сказал я ему. - Я слышал, что у нее есть клиент для меня. - Тебе должно нравиться это, - ответил Уизард, - после всего того, что ты потратил на оплату моих счетов. - Ты противное маленькое создание, Уиз, - сказал я. - Удивительно, что тебя не использовали для каких-нибудь экспериментов. - До встречи, - попрощался Уизард. - Пожалуйста, передай всю мою ненависть малышке Сюз. Он подозвал кэб, потому что Уиз ездит только в такси, и скорее будет идти пешком многие мили, чем использовать общественный транспорт, хотя я знаю, что иногда он ездит на автобусе по ночам. Он долго спорил с водителем, пока не сел в машину - кажется, Уизард пытался уговорить его оставить одну дверь открытой, чтобы летний ветерок мог развевать его натуральную светлую прическу под Марлона Брандо во время пути. Ноя не мог дожидаться, чтобы увидеть, добился он своего или нет, потому что, имея дело с Сюзетт, ты должен приходить точно в условленное время, потому что если она увидит хоть одного Пика, который ей понравится, она сразу же встанет и пойдет за ним вслепую, хотя я могу сказать о ней, что она сидит на месте так, будто ее задница приклеена к стулу, пока не подойдет назначенное время встречи, даже если мимо пройдет Гари Белафонте. Кстати, ее имя, Сюзетт, дали ей потому, что один ее любовник Пик назвал ее так, оглядывая голодным взглядом с головы до ног, особенно ног. Этот Пик, парень из Французского Габона, сказал ей: "Cherie, ты моя Crepe Suzette, я тебя съем". Что он, несомненно, и сделал. Дело в том, что эта сладкая семнадцатилетняя малышка Сюзетт помешана на Пиках. Я часто объяснял ей, что для того, чтобы показать, что ты - друг цветных, и ты свободен от расовых предрассудков и всей этой лажи, тебе не нужно приводить каждого Пика домой, и тащить его в постель. Но Сюзетт не испытывает по этому поводу никакого стыда, наслаждается жизнью и, что естественно, пользуется большой популярностью среди мальчиков. Она не делает никаких денег из своих поступков, потому что, даже если бы она и хотела этого, Пики не дают ей ничего. Не потому что у них нет денег или они прижимистые, а потому, что каждый Пик считает, несмотря на все доказательства обратного (а их куча), что любая женщина жаждет сопровождать его. Вот поэтому бедняжке Сюз, хоть она и является красавицей номер один на Балу Задавак, приходится каждый день усиленно трудиться в доме моды. Кстати, именно поэтому я и нуждаюсь в ней. Теперь я должен разоблачить источник своих доходов, довольно необычный. Не то чтобы я не пробовал работать на так называемой "постоянной работе", как физической, так и умственной, но каждая работа, которую я получал, даже хорошо оплачиваемые (онибыли физические), не соответствовала двум вещам, которые я рассматриваю как абсолютно необходимые для приятной жизни. Вытащите карандаш, пожалуйста, и запишите их: номер один - работать, когда захочешь ты сам, а не кто-то другой, и номер два, - даже если ты не можешь каждый день делать большие деньги, работа должна позволять делать их иногда. Другими словами, ужасно жить без надежды. Так что я фотограф: улица, праздничный парк, студия, артистические позы, а иногда, когда мне удается найти клиента, порнографические. Я знаю, это возмутительно, но наносит вред только психам, моим клиентам, а что касается парней, которых я использую в качестве моделей, они бы делали это просто так, для смеха, если бы я не платил им небольшой процент. Иметь такую работу, как у меня - значит, не принадлежать к обществу лохов: преобладающему большинству эксплуатируемых порядочных людей. По-моему, человечество делится на две половины: лохи и не лохи. Возраст, пол и цвет кожи здесь ни при чем - либо ты родился лохом, либо нет, и что касается меня, то, надеюсь, я принадлежу к последним. Теперь вы понимаете, почему я иногда трачусь на звонок Сюз. Ибо она во время работы в доме моды встречает кучу странных персонажей среди папиков или девчат, которые одеваются там, и ведет себя как мой агент, получая от них заказы на мои порнографические снимки, сдирая с меня комиссионные до 25 процентов. Так что знайте: Сюз - умная девчонка, и, без сомнения, это потому, что она не чистокровная англичанка, но частично и гибралтарка, частично шотландка и частично еврейка, из-за чего, наверное, я с ней и сошелся. Я полагаю, что во мне течет немного еврейской крови из вен моей матери - в любом случае, мне делали обрезание. Я нашел Сюз в кофейном баре Белгравии, прямо около места ее работы, одного из тех странных варьете, под названием Последние Дни Помпеи. Оно было создано так, чтобы именно это и изображать - каменные сиденья в затемненных углах, развалившийся колодец в центре и мумифицированный римлянин в стене для прикола, я осмелюсь так выразиться. Сюз давала остыть своему cappuccino и откусывала сливочный сыр и бутерброд с корнюшоном, ибо Сюз никогда не ест днем, так как онапредрасположена к полноте, что мне нравится. Однако она наверстывает упущеное огромной тарелкой курицы с бобами, которую она готовит для своих гостей Пиков. - Привет, дорогой, - сказала она. - Привет, милая, - ответил я. Мы слышали, что так приветствовали друг друга две кинозвезды в фильме, который мы смотрели вместе давным-давно, в те дни, когда у нас с Сюз были спокойные отношения. - Как мальчики? - спросил я ее, садясь напротив и касаясь ее своими коленямиподэтим крошечным столиком. - С мальчиками, - сказала она, - все в порядке. В порядке. - До сотого уже дошла? - спросил я ее. - Нет, до сотого пока нет, - ответила Сюз, - еще нет, нет, не думаю, ста нет. Я заказал себе мороженое-ассорти. - Ты когда-нибудь думала о том, чтобы выйти замуж за кого-нибудь из них? - спросил я ее раздраженно, как обычно соскальзывая на язвительный тон, захватывающий меня всегда, когда я начинаю разговор о личной жизни Сюз. Она выглядела сонно, хотя на самом деле просто подкрасила ресницы в стиле итальянской звездочки из кабаре. - Если я когда-нибудь выйду замуж, - сказала она, - я сделаю это исключительно для своей оригинальности. Это будет очень выдающийся брак. - Значит, не с Пиком. - Нет, не думаю. Она сделала маленькое гнездышко в белой пене своего cappuccino. - Кстати, у меня уже есть предложение. Или нечто, что можно рассматривать как предложение. Она остановилась и посмотрела на меня. - Продолжай, - сказал я. - От Хенли. - Нет! Она кивнула и опустила глаза. - От этого ужасного старого педераста! - простонал я. Я должен объяснить, что Хенли - дизайнер одежды, на которого работает Сюз, и он достаточно стар, чтобы быть ее тетушкой, и ничем другим, кроме тетушки. Сюз посмотрела на меня злым и обиженным взглядом. - Хенли, - сказала она, - возможно, и извращенец, но у него есть особенность, оригинальность. - Конечно, у него есть это! - закричал я. - О, конечно, у него с этим все в порядке! Она сделала паузу. - Наш брак, - продолжила она, - будет бесполым. - Еще бы! - проорал я. Я свирепо уставился на нее, подыскивая убийственную фразу. - И что скажет Мисс Хенли, - вновь закричал я, - когда тысячи Пиков, громко топая, придут в его особенную брачную спальню? Она улыбнулась с сожалением и не сказала ни слова. Я мог бы ударить ее. - Я не врубаюсь в это, Сюз, - стонал я. - Ты же секретарь, ты ведь не шикарная модель. Почему он хочет иметь в качестве своего главного женского алиби тебя? - Я думаю, он восхищается мной. Я сердито посмотрел на нее. - Ты женишься ради бабок, - воскликнул я. - С Пиками ты была просто шлюшкой, теперь ты будешь настоящей блядью. Она приблизила свое решительное, упрямое лицо к моему. - Я женюсь для оригинальности, - ответила она, - а этого ты никогда не смог бы мне дать. - Нет, этого бы точно не смог, - сказал я очень язвительно. Я встал из-за стола, сделав вид, что хочу поставить пластинку, застегнул свои три пуговицы, и к счастью, наткнулся на Эллу. Ее голос мог успокоить даже вулкан. Я подошел к двери лишь на миг, и действительно, жара начинала пропитывать воздух и ударять тебя. - Лето не может так продолжаться, - сказал мужик за Гаджой, вытирая свою потную бровь потной рукой. - О, конечно, может, папуля, - ответил я. - Оно может продолжаться до тех пор, пока календарь не скажет "стоп"! - Нет..., - сказал мужик, подло уставившись на темную синеву этого сочного июньского неба. - Оно может светить вечно, - прошипел я ему, наклонившись и попав в пар от его Гаджи. Потом я развернулся и пошел обратно, чтобы обсудить дела с Сюз. - Расскажи мне об этом клиенте, - сказал я ей, присаживаясь. - Скажи мне, кто, когда и даже, если тебе известно, почему. Сюз была со мной довольно мила, ибо уже пронзила мои легкие своей маленькойстрелкой. - Он дипломат, - ответила она, - или, по крайней мере, так говорит. Он представляет какую-нибудь страну? - Не совсем так, нет, он приехал сюда на какую-то конференцию, так она мне сказала. - Кто она? - Его женщина, которая пришла с ним к Хенли покупать платья. Я уставился на Сюзетт. - Пожалуйста, ответь мне на вопрос, который давно меня гложет. Как ты говоришь им об этом? - О чем? - О том, что ты мой агент. Сюз улыбнулась. - О, это довольно легко. Иногда, конечно, они знаю обо мне, я хочу сказать, по рекомендации других клиентов. А если не знают, я их подготавливаю и показываю кое-что из своей коллекции снимков. - Так вот запросто? - Да. - А Хенли, он знает? - Я никогда не делаю этого, когда он рядом, - сказала Сюз, - но подозреваю, что он знает. - Понятно, - сказал я, не обрадовавшись этому. - Понятно. А как быть с этим дипломатом? Как мне зафиксировать сделку? - Разреши?, - было, ответом Сюз, причиной этому служило то, что я сжал ее колено своими. Я отпустил ее и спросил: "Ну, так как? " Она открыла свою сумочку и дала мне бумажный квадрат, на котором было написано: Микки Пондорозо 12б, Уэйн Мьюз Уэст, Лондон (Англия), S. W. 1. Адрес был отпечатан, но имя вписали от руки. - О, сказал я, вертя эту штуку пальцами. - У тебя есть хоть малейшее представление о том, какие снимки ему нужны? - Я не вдавалась в подробности. - Не издевайся, Сюз. Ты ведь получаешь 25 процентов, не так ли? - А ты не можешь дать мне немного авансом? - Нет. Только не раздражайся. - Ну, тогда ладно. Я поднялся, чтобы уйти. Она последовала моему примеру довольно медленно. - Я пойду искать этого персонажа, - сказал я. - Проводить тебя до магазина? - Лучше не надо, - ответила она. - Нам не разрешается приводить ухажеров к зданию. - Но я больше не твой ухажер. - Нет, - сказала Сюзетт. Она быстро поцеловала меня в губы и побежала. Потом остановилась и скрылась из виду, идя медленным шагом. Поиски М-ра Микки П. я начал в Белгравии. И я должен сказать, что я тащусь от Белгравии: не от того, чего тащатся папики, живущие здесь, и что они называют головокружительной вершиной бешеных извращений. Я вижу Белгравию, как Старый Английский Продукт, такой, как Смена Стражи или Савильские костюмы для гребли на лодках, или сыр Стилтон в больших коричневых китайских банках, и все те вещи, которые рекламируют в журнале Esquire, чтобы заставить американцев посетить красочную Великобританию. Я хочу сказать, что в Белгравии есть ящики с цветами, и навесы над дверьми, и фасады домов окрашеныразличными оттенками кремового цвета. Великолепная жизнь среди красных и зеленых просторных площадей за окном, мяуканья и машин дипломатов, и все доставляют к дверям, и маленькие ресторанчики, где педиковатые создания в обтягивающих хлопковых брюках спортивного покроя подают авокадо за пять фунтов. Казалось, что все, чего не хватает для полноты картины - это Король Тед собственной персоной. И я всегда, проходя через этот район, думал, что это великолепный бело-зеленый театр комедии, которым я восторгался, как бы грустно это не было. Итак, я рыскал по Белгравии в своем новом римском костюме, что было подвигом первооткрывателя в Белгравии, где люди все еще носят пиджаки, свисающие ниже того места, которое портные называют "сидячим". А на шее у меня висел мой Роллейфлекс, его я всегда держу наготове ночью и днем, потому что неизвестно, когда может случиться катастрофа, например, самолет рухнет на Трафальгар-сквер, и ее я смогу продать ежедневным газетам, в которые заворачивают рыбу или жареный картофель. Либо какой-нибудь скандал, например, известные персоны с различными нелицеприятными женщинами, его очень выгодно продал бы маленький Уиз. Это привело меня к Уэйн Мьюз Уэст. Как и остальные тихие Лондонские заводи, это была вполне сельская местность, с мостовыми, клумбами, тишиной и запахом конского навоза повсюду. Я увидел мотороллер "Веспа", припаркованный возле недавно построенной конюшни, и сгорбившуюся над деревянной кадкой возле хромированной входной двери фигуру в шелковом розовато-лиловом тайском летнем костюме Я щелкнул пальцами, пытаясь обратить его внимание на себя. - Здорово, - сказал он, глядя вверх и улыбаясь мне. - Ты хочешь, чтобы я позировал для тебя возле моей "Веспы"? - Вам не могли выдать что-нибудь с четырьмя колесами? - сказал я. - Вы, наверное, из какой-нибудь испорченной маленькой страны? М-р Микки П. был не очень доволен. - Я разбил ее, - сказал он. - Это был Понтиак Конвертибл. - Это наше правило левой стороны такое неудобное. - Я знаю правила, в меня просто врезались. - Как всегда, - сказал я. - Что? - Стойте спокойно, пожалуйста, и улыбайтесь, если хотите такой снимок. Я щелкнул его несколько раз. Он стоял возле своего скутера, как будто это был арабский пони. - В вас всегда врезаются, - объяснил я. - Всегда вина лежит на другом. М-р Пондорозо прислонил свой скутер к стене Уэйн Мьюз Уэст. - Ну, я не знаю, - сказал он, - но в вашей стране очень много плохих водителей. Я перемотал катушку. - А в вашей стране они какие? - спросил я его. - В моей, - сказал он, - это не имеет значения, потому что дороги широкие, а автомобилей меньше. Я поглядел на него. Мне хотелось выяснить, откуда он, но я не хотел задавать прямых вопросов, что всегда мне казалось грубым путем разузнать вещи, которые при некотором терпении люди скажут тебе сами. К тому же, мы все еще были на подготовительной стадии, необходимой при встрече со взрослыми, неважно, какой расы. - Вы латиноамериканец? - спросил я у него. - Я родился там, да, но живу в Соединенных Штатах. - О, да. Вы представляете обе страны? На его лице появилась дипломатическая улыбка. - Я работаю в ООН. Пресс-атташе делегации. Я не спросил у него, какой. - Интересно, могу ли я спрятаться у вас дома от этого яркого света, чтобы поменять катушку? - Чтобы что? - Перезарядить камеру. Кстати, - сказал я, разглядывая его в галерее, - я думаю, что нам с вами надо поговорить о фотографии. Сюзетт прислала меня, вы ее встретили у Хенли. Он поглядел на меня осмотрительно и пустым взглядом, потом вновь вернулся к дипломатической улыбке и похлопал меня по плечу. - Заходи, - проговорил он, - я ждал тебя. Изнутри квартира выглядела клево и дорого - знаете, с покрытой стеклом белой металлической мебелью, американскими журналами, комнатными растениями и сифонами, но было ощущение, что ничто из этого не принадлежало ему, в чем я и не сомневался. - Выпьешь? - спросил он. - Спасибо, нет, я не буду, - сказал я ему. - Ты не пьешь? - Нет, сэр, никогда. Он уставился на меня, держа бутылку и стакан и казалось, что он впервые по-настоящему заинтересовался мной. - Тогда как же ты сдерживаешь себя? Мне так часто приходилось разъяснять это старшим собратьям, что это превратилось уже почти в рутину. - Я не использую кайф от алкоголя, - сказал я, - потому что весь нужный мне кайф я получаю от себя самого. - Ты вообще не пьешь? - Либо ты пьешь много, либо, как я, ты не пьешь вовсе. Ликер создан не для придачи энергии, а для оргий или для полного воздержания - это единственно мудрые отношения между мужчиной и бутылкой. Он покачал головой, и налил себе немного смертельного варева. - Так значит, ты - фотограф? Я понял, что мне нужно быть очень терпеливым с этим типом. - Так точно, - ответил я и продолжил, еще не подозревая, с какими странностями мне придется столкнуться. - Какие снимки вам нужны? Он выпрямился и напряг свой торс. - О, я бы хотел, чтобы ты сфотографировал меня. - Вас? - Да, это что, необычно? - Ну, да, немного. Мои клиенты обычно заказывают снимки с моделями, делающими то и се... Я пытался осторожно намекнуть ему на его странности. Но он сказал, - Я не хочу моделей, только себя. - Да я понимаю. А что вы будете делать? - Атлетические позы, - ответил он. - Только вы один? - Конечно. - Он видел, что я все еще был растерян. - В моей гимнастической форме, - добавил он. Он поставил стакан и бутылку и отправился в соседнюю комнату, пока я листал американские журналы, посасывая тоник. Потом он вышел одетый - клянусь, что ничего не выдумываю - в пару голубых баскетбольных кроссовок с белыми шнурками и черные трико. Его обнаженная грудь была покрыта густыми волосами, как рождественская открытка, а на голове у него была маленькая круглая купальная шапочка. - Можешь начинать, - сказал он. - Сколько поз вы хотите? - Около ста. - Серьезно? Это обойдется вам недешево... Вы хотите делать что-нибудь конкретное или просто позировать? - Я полагаюсь на твое вдохновение. - О" кей. Тогда просто ходите вокруг. Ведите себя естественно. Щелкая аппаратом, я продумывал основные вопросы, которые мог бы задать ему; мне было интересно, был ли он банкротом, или лунатиком, или у него были столкновения с законом, как у многих жителей столицей в эти дни. Этот сумасшедший латиноамериканец неуклюже бродил среди мебели в своих апартаментах, принимая нарциссические позы, будто он уже восхищался снимками этого огромного великолепного мужчины. Через какое-то время после этих движений в тишине - он потеет, я гоняюсь за ним, щелкая фотоаппаратом, словно профессор с сачком для бабочек, - он схватил свою выпивку, рухнул в белое, покрытое блестящей кожей кресло, и сказал: - Возможно, ты способен мне помочь. - Я тоже так думаю, М-р Пондорозо. - Зови меня Микки. - Как скажете, - сказал я ему, делая непоколебимый вид, и перезаряжая свой аппарат. - Дело вот в чем, мне нужно закончить исследование для своей организации о пути британского народа середины ХХ столетия. - Отлично, - произнес я, думая, как бы скорее добраться до сотни, и щелкая его сидящего, с животом, вываливающимся избалетных трико. - Я исследовал англичан, - продолжил он, - но у меня очень мало интересных идей насчет них. - Как долго вы их исследовали? - Недель шесть, думаю; я знаю, это не очень долгий срок. Но даже за это время я не увидел никаких перспектив. Микки П. вопрошающе глядел на меня в промежутках между глотками. - Даже погода неправильная, только взгляни в окно, - сказал он, - Английское лето должно быть холодным. Я понял, что он имел в виду. Старое солнце Сахары неожиданно вылезло на небо и перепекло нас в совершенно другую форму, отличающуюся от обычной сырой мягкотелой массы. - Попробуйте задавать мне вопросы, - проговорил я. - Ну, давай возьмем две главные политические партии, - начал он, и я сразу понял, что он подготавливается к большой речи. - Нет, благодарю, - выпалил я, - я не хочу быть задействованным ни в той, ни в другой. Его лицо немного вытянулось. - Они тебя не интересуют, в этом все дело? - А как же иначе? - Но ведь ваши судьбы разрабатываются по их инициативе... Я сфотографировал его небритое лицо ужасным крупным планом. - Если кто-либо, - перебил я его, - и разрабатывает мою судьбу, так это уж точно не эти парламентские чуваки. - Ты не должен презирать политиков, - возразил он мне. - Кому-то ведь надо заниматься домашним хозяйством. Здесь я отпустил свой Роллейфлекс, и начал бережно выбирать слова. - Если бы они занимались лишь домашним хозяйством и прекратили бы играть в Уинстона Черчилля и Великую Армаду, так как время оловянных солдатиков прошло, тогда бы их никто не презирал. Их бы просто не было заметно. М-р Пондорозо улыбнулся. - Я думаю, сказал он, - это бы подошло политикам. - Я надеюсь, - ответил я. - Тогда что ты скажешь о Бомбе? - спросил М-р П. - Что ты будешь делать с этим? Все понятно, я связался с настоящим зомби. - Послушайте. Никто во всем мире моложе двадцати лет ни капельки не заинтересован в этой вашей бомбе. - Ага, - оживился чудак-дипломат, его лицо при этом стало хитрым. - Вы, может и не заинтересованы - я имею в виду, здесь, в Европе, - но как насчет молодых людей в Советском Союзе и в США? - Молодые люди в Советском Союзе и в США, - процедил я ему сквозь зубы, - не дадут и маленького куска кошачьего дерьма за эту вашу бомбу. - Полегче, сынок. Откуда ты знаешь? - Мужик, это же только вы, взрослые, хотите уничтожить друг друга, и я должен сказать, говоря, как так называемый подросток - мневас вовсе не жаль. Разве что в процессе уничтожения друг друга вы убьете несколько миллионов нас, невинных ребятишек. М-р П. чуть раздражен. - Но ты же не был в Америке, не так ли? - прокричал он, - или в России, где ты мог бы поговорить с молодыми людьми! - А зачем мне ехать туда, мистер? Необязательно путешествовать, чтобы узнать, каково быть молодым - когда угодно и где угодно. Поверьте мне, мистер Пондорозо, молодежь интернациональна, как и старики. Мы все очень любим жизнь. Я не знал, сказал ли я сейчас чушь, или думает ли так же хоть кто-нибудь кроме меня во всей Вселенной. Однако, как бы там ни было, я верил в это, основываясь на своих собственных наблюдениях и разговорах со своим старым Папашей. М-р П., казалось, разочаровался во мне. Потом лицо его немного просветлело, он вопрошающе поднял брови и сказал: - Это оставляет нам лишь одну английскую тему, но очень важную... (при этих словах чудила в балетных трико поднялся и отдал честь)... И это Ее Величество Королева Британии! Я вздохнул. - Нет, пожалуйста, только не это, - сказал я ему очень вежливо, но уверенно. - На самом деле мы очень, очень, очень устали от этой темы. Я даже не имею на этот счет никаких соображений из-за полного отсутствия интереса. М-р Пондорозо выглядел так, будто он провел бесполезно все утро. Он поднялся, и его гимнастическая форма немного приспустилась, показав складку волосатого брюха оливкового цвета. Он пробормотал: - Значит, ты немного можешь рассказать мне о Британии и позиции, которую она занимает. - Только то, - сказал я, - что ее позиция в данный момент - это поиск своей позиции. Он не стал с этим спорить, поэтому, улыбнувшись мне, он ушел, чтобы вернуть себе респектабельный вид. Я поставил пластинку на его новехонькую стереосистему, выбрав Билли Х., от которой я тащусь даже больше, чем от Эллы. Но только когда я усталый и унылый, как в данный момент: от встречи с Сюз, тяжелой работы с Роллейфлексом и потом от этой идиотской беседы. А Леди Дэй столько выстрадал в своей жизни, что ты забываешь все свои невзгоды, и вскоре я вновь был весел, как котенок. - Хотел бы я иметь эту пластинку, - сказал я, когда появился М-р П. - Бери, пожалуйста, - просиял он. - Подождите, пока вы получите счет за те снимки, что я нащелкал, прежде чем дарить мне подарки, - предупредил я его. Он ответил мне, что было довольно мило с его стороны, тем, что положил пластику обратно в конверт и впихнул ее мне под мышку, как будто письмо в почтовый ящик. Я поблагодарил его, и мы вышли на солнцепек. - Когда вам надоест ваша Веспа, вы можете отдать мне и ее тоже. Верьте или нет, это сработало! - Как только починят мой автомобиль, - сказал он, похлопывая рукой по сидению, - эта игрушка твоя. Я взял его за руку. - Микки, - сказал я, - если ты имеешь в виду это, я - твой. А снимки, надо сказать, это просто любезность. - Нет, нет, - разгорячился он. - Это совершенно другое дело. За фотографии я заплачу наличными. Он поспешил в дом. Я посидел на сидении скутера, просто для того, чтобы почувствовать, каково это; когда он вышел из дома, на нем был его тайский серебряный пиджак. Он дал мне сложенный чек. - Благодарю, - сказал я, разворачивая его. - Но, знаешь, это не наличные. - О. Ты предпочитаешь наличные? - Не в этом дело, Микки - просто ты сказал "наличные", понимаешь? Давай посмотрим, где находится филиал банка. Остановка Виктория, это прекрасно. Я вижу, что это не одно из множества отвратительных неблагоприятных заведений, молодец. Я успеваю туда до закрытия, всего доброго. Я умчался, обдумывая, что насчет скутера он говорил абсолютно серьезно. И если я хотел действовать быстро и сделать снимки, чтобы держать с ним контакт и поднажать на его совесть, если она у него была, чтобы прибрать к рукам это средство передвижения, то я должен был скорее попасть домой, в свою темную комнату. Куда я и стремился, заскочив по пути в банк, который уже готовился к закрытию, когда я прибыл - на самом деле, клерк уже закрыл половину двери. Он осмотрел меня сверху донизу, мою Спартанскую прическу, мои подростковые шмотки и все прочее, и просто сказал, "Да? ". - Что "да"? - ответил я. - У вас здесь дело? - спросил он меня. - Да, - разъяснил ему я. - Дело? - повторил разбитый нищетой продавец из канцелярского отдела. - Дело, - сказал я. Клерк все еще держал дверь. - Мы закрываемся, - произнес он. - Если мои глаза меня не подводят, - ответил я, - часы над вашим столом показывают без четырех три, так что будьте любезны, вернитесь за свой стол и обслужите меня. Служащий ничего больше не сказал и прошел за свою стойку, потом поднял брови, и я дал ему чек М-ра Пондорозо. - Вы являетесь, - спросил он, изучив его так, будто это была какая-то штука, которую в банке раньше никогда не видели, - предъявителем векселя? - Кем? - Это, - сказал он медленно и с расстановкой, как будто имел дело с глухим китайским лунатиком, - ваше - имя - написано - на - чеке? - Jawohl, mein kapitan, это оно. Сейчас клерк выглядел дьявольски раздраженным. - И как, - поинтересовался он, - я узнаю, что это ваше имя? - А как вы узнаете, что оно не мое? Он прикусил губу, как пишут в дешевых романах, и спросил меня: - Есть ли у вас какой-нибудь документ, подтверждающий это? - Да, - ответил я. - А у вас? Он открыл и закрыл глаза и спросил: - Где документ? - Здесь, в кармане моих джинсов, на моей жопе, - сказал я ему, проворно хлопая по той самой части тела. - Я ношу с собой бумажник, где лежат мои водительские права, в которых написано, что дорожных правил я не нарушал; мой сертификат донора крови показывающий, что за этот год я сдал две пинты, и членские карточки бесчисленных джаз клубов и ночных баров с запрещенным алкоголем. Вы можете взглянуть на них, если вам сильно хочется, или вы можете привести сюда М-ра Пондорозо с завязанными глазами, или все-таки вы закончите играть в игры и, наконец, дадите мне десять фунтов, которые хочет заплатить мне ваш клиент, даже если в вашей кассе мало бабок. На что он ответил: - Вы еще не расписались на обратной стороне документа. Я накалякал свое имя. Он повертел чеком, начал писать на нем и, не поднимая глаз, сказал: - Я понимаю так, что вы несовершеннолетний? - Да, - ответил я, - если уж так, то да. Он все еще ничего не сказал и все еще