сомневаюсь, что она ответила бы ему - Di quell`amor ch`e palpito. Стюарт: Вы слышали выражение - "информация стремится быть свободной"? Так говорят компьютерщики. Я приведу вам пример. Очень сложно избавиться от информации, которая хранится в вашем компьютере. То есть, вы можете нажать на делет и думать, что она стерта навсегда, но это не так. Она все еще там, на жестком диске. Она не хочет исчезать и хочет освободиться. В Пентагоне говорят, что надо переписать информацию на жестком диске семь раз, чтобы ее удалить. Но ведь существуют компании, занимающеся поиском данных, которые утверждают, что они могут вернуть данные, которые переписывались не менее двадцати раз. Тогда как вы можете быть уверенным в том, что уничтожили информацию? Я где-то читал, что правительство Австралии организует отряды здоровенных ребят , вооруженных кувалдами, для того, чтобы они уничтожали их жесткие диски. И обломки должны быть столь малы, что их можно пропустить сквозь что-то вроде сита с очень маленькими отверстиями. Только тогда правительство может успокоиться, что ничего не удастся обнаружить, что информация наконец уничтожена. Это вам ничего не напоминает? Мне напоминает. Им бы пришлось позвать здоровенных ребят с кувалдами и разбить мое сердце чтобы успокоиться. Вот что им пришлось бы сделать. Да, я знаю, это сравнение. Но у меня есть основания полагать, что так оно и есть. Утешение Джиллиан: Это случилось так. Оливер ухитрился подняться с постели незадолго до ужина. У него не было аппетита - у него сейчас вообще нет аппетита, и за едой он говорил очень мало. Стюарт приготовил piperade. Оливер отпустил какую-то далеко не безобидную шутку на этот счет, но Стюарт предусмотрительно не стал обращать внимания. Мы просто потягивали вино, Оливер даже не прикоснулся к своему бокалу. Потом он встал, осенил стол чем-то вроде крестного знамения, сказал что-то в своей манере и добавил: "Теперь я уползаю в свою нору, так что вы двое можете вдоволь посплетничать обо мне". Стюарт складывал посуду в посудомойку. Пока я смотрела, как он это делает, я выпила половину вина Оливера. Он аккуратно поправлял тарелки, которые уже загрузил в машину. Он всегда так делает. Однажды он сказал что-то насчет максимизации напора воды, и я попросила его больше никогда не повторять это слово в моем присутствии. Но я смеялась, когда я это говорила. Теперь он загружает машину с преувеличенно серьезным видом, хмурится и смотрит как получается. Это довольно забавно, если вы можете себе представить. "Он мастурбирует?" - неожиданно спросил Стюарт. "Даже не мастурбирует", - не думая ответила я. Да так или иначе, это было не такое уж и предательство, ведь так? Стюарт насыпал порошок, закрыл дверцу и с сожалением оглядел посудомойку. Я знаю, что он хотел бы купить мне новую. Еще я знаю, что он сдерживает себя, чтобы не заговорить на эту тему. "Ну, схожу посмотрю как там девочки", - сказал он. Он снял туфли и поднялся наверх. А я сидела, потягивая вино из стакана Оливера, и разглядывала туфли Стюарта, которые остались на кухне. Пара черных мокасин, немного под углом друг другу, так, словно он только что их снял. Хотя, конечно, так оно и было, он их только что снял - я хочу сказать, они выглядели так, как будто в них все еще была жизнь. Они не были новыми, они были уже поношены, с поперечными трещинками и в продольных морщинках. Все носят обувь по-разному, согласны? Поношеная обувь - это вроде отпечатков пальцев, или ДНК для полиции. И еще обувь - это как лицо, разве не так? Там, где кожа погнулась, образуются трещинки, углубляется сеточка морщинок. Я не слышала, как он снова спустился. Мы допили оставшееся вино. Однако мы не были пьяными. Ни он, ни я. Я говорю это не для оправдания. Вам нужны оправдания? Он первый поцеловал меня. Но это тоже не оправдание. Женщина всегда знает, как держаться подальше от мужчины, если она не хочет, чтобы ее поцеловали. Все же я спросила: "А Элли?" Он сказал: "Я всегда любил только тебя. Всегда". Он попросил, чтобы я его погладила. В этом не было ничего особенного. В доме было совсем тихо. Он начал ласкать меня. Его руки оказались у меня на бедрах, потом под колготками. "Сними их, - попросил он, - дай я тебя поласкаю как следует". Он лежал на диване, брюки спущены, его член стоял. Я стояла перед ним, все еще держась за трусы. Почему-то я не хотела их снимать. Его рука была у меня между ног, он мог почувствовать, что я вся взмокла, его пальцы были у меня на позвоночнике. Он не притягивал меня к себе, это сделала я. Я чувствовала себя так, словно мне лет двадцать. Я опустилась на его член. Я подумала - нет, в такие моменты это даже не мысль, это то, что вспыхивает в голове, то, за что ты вряд ли отвечаешь, - я подумала: я трахаюсь со Стюартом, но это неважно, потому что это Стюарт. В тоже время я еще подумала, что я трахаюсь не со Стюартом, потому что - если вы хотите знать, если вам обязательно надо знать, - мы никогда не делали это так, как сейчас - на кухне, как подростки, распаленные, полуодетые, наспех, что-то шепча. "Я всегда любил тебя", - сказал он. Он посмотрел мне в глаза и я почувствовала, что он кончил. Прежде чем уйти, он выключил посудомойку. Стюарт: Мне жаль тех, кто болен. Мне жаль тех, у кого нет денег и это не по их вине. Мне жаль тех, кто так сильно ненавидит свою жизнь, что совершает самоубийство. Мне жаль тех людей, которые жалеют себя, тех людей, которые слишком берегут себя, тех людей, которые преувеличивают собственные проблемы, тех людей, которые тратят впустую свое и чужое время, тех людей, которые считают, что ничего не делать, а лишь изо дня в день лить слезы, куда интереснее, чем то, что можно было бы сделать за это время. Я приготовил frittata. Джилли считает, что это piperade. Ингридиенты те же, но когда готовишь piperade, то помешиваешь все, пока оно готовится. Когда готовишь frittata, то оставляешь все равномерно прожариться, а потом запекаешь в духовке. Не надо ждать пока потемнеет верхушка, просто поджарить так, чтобы загустело, а потом, если повезет, если все сделано правильно, то омлет должен пропечься только до серединки. Точнее не до серединки, а до одной четверти или одной трети. В этот раз у меня все вышло как надо. Я приготовил frittata с побегами спаржи, зеленым горошком, молодыми кабачками, пармской ветчиной и маленькими кубиками жареной картошки. Я заметил, что уже первая ложка заставила Джиллиан улыбнуться. Но она не успела ничего сказать, потому что Оливер устало заявил: "мой омлет пережарен". "Он таким и должен быть", - ответил я. Он ткнул в него вилкой. "По-моему это выглядит так, словно здесь применили закон случайности". Потом он стал демонстративно выковыривать кусочки овощей из омлета и начал жевать их, изображая на лице отвращение. "Интересно откуда привозят горошек в это время года?" - спросил он тоном, который означал, что это ему совершенно безразлично. Он подцепил горошину и уставился на нее так, словно никогда раньше не видел ничего подобного. Лично я считаю, что он не столько болен, сколько ломает комедию. Больше ломает комедию. Просто от того, что у человека депрессия, он вдруг не станет правдивее, ведь так? "Из Кении". - ответил я. "А кабачки?" "Из Замбии". "А побеги спаржи?" "Как ни странно из Перу". Оливера передергивало от каждого ответа так, словно компании, занимающиеся авиаперевозками, организовали какой-то международный заговор, направленный лично против него. "А яйца? Откуда берутся яйца?" "Оливер, яйца падают из куриной задницы". По крайней мере это заставило его на время заткнуться. Джилл и я поговорили о детях. Я хотел было рассказать ей о том, что может скоро возьму нового поставщика свинины, но ради блага Оливера я решил, что лучше не говорить о делах. Софи и Мэри очень нравится в новых школах. Я должен сказать, что все эти перемены к лучшему. Может вы читали об инспекции по образованию, которую правительство послало в ту глушь, где они жили. Это не та же самая школа, в которой они учились, но даже так. Я бы не удивился, если бы их закрыли следующими. Это был просто тихий домашний вечер. Я убрал тарелки, на десерт был ревень. Я потушил его в апельсиновом соке с цедрой и приготовил столько, чтобы девочкам, если они завтра захотят, тоже хватило. Я как раз сказал что-то на этот счет, когда Оливер встал, оставив свой десерт нетронутым, и объявил, что он отправляется спать. Я так понимаю, что теперь это считается нормой. Он весь день ничего не делает, рано ложится спать, спит десять-двенадцать часов и просыпается усталым. Это похоже на замкнутый круг. Я закончил убираться и пошел взглянуть на девочек. Когда я спустился вниз, Джиллиан сидела все там же. Все в той же позе. По правде говоря, вид у нее был жалкий и внезапно я испугался, что она тоже впадет в депрессию. Я не знаю, проверенный ли это факт. Я знаю, что так бывает с алкоголиками: сначала один становится алкоголиком, а потом и другой, даже если он этому противится, даже если сама мысль об этом ему ненавистна. Может не сразу, но такой риск существует. Считается, что алкоголизм это болезнь, так что, так или иначе, я полагаю, вы понимаете о чем я. Почему бы не быть такому же с депрессией? В конце концов, должно быть ужасно тяжело общаться с кем-то, кто находится в депрессии, разве нет? Так что я обнял ее и сказал, ну точно не помню. "Не падай духом, милая", - или что-то в этом роде. Ведь в подобных обстоятельствах надо сказать что-то простое, так? Конечно, Оливер бы начал излагать сложно, но сейчас я и правда перестал считать, что Оливер смыслит хоть в чем-либо. Потом мы утешили друг друга. Ну, понятно как. А как еще? Оливер: Стюарт мне надоел. Джиллиан мне надоела. Я им надоел. Девочки мне не надоедают. Для этого они слишком невинны. Они еще не достигли того возраста, когда принимают решения. Вы? Не то чтобы надоели. Но от вас не много толку. Я вам надоел. Я прав? Все в порядке. Не надо притворяться из вежливости. Разве может еще один укол повредить лопнувшему шарику? Может я представляю интерес как прецедент, как поучительный пример. Посмотрите, что сделал Олли с собственной жизнью и не повторяйте того же. Мне раньше казалось, что в моем существовании есть смысл. Теперь я в этом не так уверен. Я чувствую себя обрюзгшим и глупым. Иногда мне кажется, что я сижу глубоко внутри, в кабине управления и все, что еще связывает меня с внешним миром, это перископ и микрофон. Нет, это звучит так, словно я функционирую так, как задумано. Так, словно я машина. Кабина управления - даже близко не похоже на правду. Знаете этот сон - когда снится, что ты едешь в машине, но руль не работает, точнее работает лишь настолько, чтобы создать впечатление, что он есть, тогда как на самом деле это совсем не так, и тоже самое с тормозами и с коробкой передач, так что каждый раз, когда дорога идет под уклон и скорость возрастает, крыша начинает давить на тебя, дверца машины вдавливает тебя внутрь, так что тебе едва удается повернуть руль или достать до педалей. Нам всем такое снилось, или что-то подобное, верно? Я мало говорю. Я мало ем. Ergo" я мало испражняюсь. Я не работаю. Я не играю. Я сплю. И я все время чувствую усталость. Секс? Напомните мне, что это такое, я кажется запамятствовал. Еще я кажется утратил обоняние. Поэтому я даже не могу себя обнюхать. Больные люди плохо пахнут, верно? Может вы могли бы меня обнюхать и сообщить мне как обстоят дела. Или я прошу слишком много? Да, понимаю, это слишком. Извините, что заговорил. Извините, что навязываюсь. Все это может ввести в заблуждение. Может вы думаете - если вам вообще есть дело - в конце концов, будь я на вашем месте, мне не было бы никакого дела до такого как я - но если вам есть дело, то вы могли бы заключить, что пока я способен описать свое состояние с относительной ясностью, то "все не так и плохо". Ошибаетесь, ошибаетесь! Кто это сказал - "его состояние безнадежно, но ничего серьезного"? Добавьте потерю памяти в список моих симптомов. Не стоит полагаться на то, что я не забуду сделать это сам. Нет, и в этом вся соль. Я могу описать лишь то, что поддается описанию. То, что я не могу описать - не поддается описанию. То, что не поддается описанию - невыносимо. И еще более невыносимо от того, что описать это невозможно. Согласитесь, я ловко обращаюсь со словами. Смерть души, вот о чем идет речь. Смерть души или смерть тела. Что бы вы предпочли? По крайней мере это простая загадка. Не то чтобы я верил в существование души. Но я верю в то, что что-то, в существование чего я не верю, может умереть. Я понятно выражаюсь? Если нет, то по крайней мере вы получите представление о той бессвязности, которая меня окутывает. Окутывает - слишком точный глагол для того состояния, в котором я нахожусь. Мне сейчас все глаголы кажутся слишком точными. Глаголы похожи на инструменты социальной инженерии. Даже "быть" звучит по-фашистски. Элли: Взрослые - настоящее дерьмо, верно? И еще - я ненавижу, когда они делают вид, что ты - одна из них, пока их это устраивает, а потом, когда их это не устраивает, ты для них больше не существуешь. Как тогда, когда я сказала Джиллиан, что Стюарт сходит по ней с ума, а она просто тихонько улыбнулась как бы про себя, словно меня и не было рядом. Урок закончен - все свободны. Я не могу оставаться в этом доме и работать, делая вид, что ничего не случилось. Как я сказала, это не проблема. Со Стюартом никогда не было серьезно. Но это еще не значит, что следующие несколько лет я хочу видеть, как он гарцует по дому в спецодежде декоратора. И я не хочу видеть, как она ходит, словно кошечка, которая вот-вот слижет сливки. Ведь вы бы не остались? Что ж, по крайней мере я научилась чему-то у Джиллиан. И, по крайней мере, я не влюбилась в Стюарта. Это утешает. Миссис Дайр: Вы видели, что он натворил? Должно быть это один из тех безответственных малых, о которых твердят повсюду. Он обещал починить калитку, починить звонок, срубить дерево и вывезти его. Он срубил его и оставил во дворе так, что я не могла открыть входную дверь и сказал, что сходит за фургоном. Он сказал, что ему придется найти фургон, потому что дерево оказалось больше, чем он ожидал, так что я дала ему денег, он ушел и больше не вернулся. Он не починил ни калитку, ни звонок. Он был очень приятный молодой человек, но оказался совершенно безответственным. Когда я позвонила в местный окружной совет, там спросили, о чем я думала, когда решила срубить дерево без их разрешения и их не удивит, если кто-нибудь захочет подать на меня в суд. Я ответила, что они могут подать на меня в суд в ином мире. Это единственное место, где я за все отвечу. Мадам Уатт: Я и сейчас хочу получить все то, что, как я сказала, я хочу получить. И я знаю, что не получу ничего из того, что мне хочется. Поэтому я довольствуюсь хорошо пошитым костюмом, туфлями, которые не жмут, книгой, которая написана хорошим языком и которая заканчивается хорошо. Мне все еще нравятся вежливые недлинные беседы, и я все так же хочу больше не для себя, а для других. И я всегда буду чувствовать горечь и боль от того, что то, что у меня когда-то было и то, чего я хотела бы снова, уже никогда не повторится. Терри: Кен отвез меня в Обрикис поесть крабов. Там тебе выдают маленький молоточек, острый нож, кувшин пива и мешок для мусора, который кладешь у ног. Я знала, что надо делать, но я все же позволила Кену мне все показать. Крабы - это удивительные создания, словно какая-то современная аллюминиевая банка, только изобретенная бог весть когда. Берешь из кучи верхнего краба, слегка ударяешь по нему молоточком, ищешь снизу что-то вроде выступающего сегмента, вставляешь туда ноготь, дергаешь за него и панцирь просто разваливается на части. Потом надо отломать клешни, постучать, чтобы вывалились потроха, разломить то, что осталось пополам, вставить нож, немного подвигать им, сделать надрез, а потом засунуть туда пальцы и есть. Мы с легкостью расправились с дюжиной крабов. Каждый съел по шесть штук - очень много выбрасываешь. Еще я взяла салат из лука, а Кен - мелкую рыбешку. Потом на десерт он заказал пирог с крабами. Нет, вы не знаете Кена. И вы можете больше за мне не беспокоиться. Если вообще беспокоились. Софи: Зашел Стюарт чтобы поцеловать нас на ночь. Мэри быстро уснула, а я притворилась, что сплю. Я прижалась лицом к подушке, чтобы он не почувствовал, что меня тошнило. Когда он вышел, я лежала и сожалела о том, что так наелась. Я думала о том, что я очень толстая и что превратилась в отвратительную свинью. Я ждала когда хлопнет входная дверь. Это всегда слышно, потому что ее надо как следует потянуть. Не помню как долго я лежала. Час? Или больше? Потом я наконец услышала, как она хлопнула. Должно быть они говорили о папе. Он стал совершенно не от мира сего. Только мне кажется надо называть это по-взрослому. Стюарт: Когда я сказал "мы утешили друг друга", возможно у вас сложилось неправильное представление. Что мы поплакались друг другу в жилетку как двое старичков. Нет, на самом деле мы вели себя как два подростка. Это было так, словно что-то, сдерживаемое долгие годы, вдруг освободилось. Это было так, как когда все только начиналось, когда мы в первый раз встретились, так словно мы начинаем все по новой, но теперь все иначе. Когда тебе тридцать, то тебе может казаться, что ты по-настоящему взрослый. Мы не были вполне еще взрослыми, сказать по правде. Мы были серьезны, у нас была любовь, мы вместе планировали свою жизнь - только не смейтесь - и все это перешло и на секс, если вы понимаете о чем я. Нет, не было ничего плохого в том, как мы тогда занимались сексом, но это было, как бы получше сказать, - ответственно. И вот что я хотел бы еще прояснить. Джиллин отдавала себе отчет в том, что происходит, с самого начала. Когда я снял туфли и сказал, что пойду поцелую девочек, то знаете что она мне сказала? "Если хочешь, можешь поцеловать всех трех девочек". И когда она это говорила, в выражении ее глаз было что-то особенное. Когда я вернулся, она выглядела скучной и притихшей, но я почувствовал, что внутри она вся взвинчена и взволнована, так словно как раз сейчас она не знает, что произойдет дальше. Мы выпили еще немного вина и я сказал ей, что мне нравится как она теперь убирает волосы. Она вплетает в них платок, но совсем не так, как это делают американки. И не носит как повязку. Это выглядит очень богемно, но в то же время не претенциозно, и - ну так как это Джиллиан - цвет платка подобран таким образом, что он прекрасно подчеркивает цвет ее волос. Когда я это сказал, она повернулась и, естественно, я потянулся, чтобы поцеловать ее. Она как-то приглушенно рассмеялась, потому что я уткнулся носом в ее щеку и сказала что-то о девочках, но я уже целовал ее в шею. Она повернулась, словно хотела сказать что-то еще, но когда она повернулась, ее губы оказались как раз рядом с моими. Некоторое время мы целовались, потом встали и посмотрели вокруг, словно не могли решить, что делать дальше. Хотя было совершенно ясно, чего мы оба хотим. Еще было ясно, что она хочет, чтобы я взял инициативу, вел себя как будто я тут босс И мне это понравилось, и еще это меня возбуждало, потому что раньше мы всегда занимались, не знаю как это назвать, сексом по обоюдному согласию. Чего ты хочешь? Нет, ты чего хочешь? Нет, чего ты хочешь? Все в рамках приличий, все честно и все такое, но настоящая чепуха, как я теперь считаю. То, что Джиллиан хотела сказать, это - давай же, давай займемся сексом по -другому. Я предполагаю, тогда я об этом не подумал, я был слишком занят происходившим, я предполагаю, что она думала, что если я возьму инициативу на себя, то она меньше будет чувствовать себя виноватой по отношению к Оливеру. Но в тот момент мне это не пришло в голову. А дальше я трогал ее, притягивал к себе и все время уговаривал. А она не то чтобы изображала недотрогу, но что-то вроде "убеди меня". Так что я убедил ее, повалив на диван, и, как я сказал, мы были как два подростка, копающихся с застежками, пытаясь одной рукой расстегнуть ремень, тогда как вторая занята, и все в таком духе. Немного возни и все то, чем мы никогда не занимались раньше. Например, мне нравится когда она кусается. Не сильно, вполне достоточно пару раз прикусить там, где мягко. В какой-то момент моя рука оказалась у нее во рту и я сказал - ну давай, укуси меня. И она укусила. Сильно. Потом я вошел в нее и мы стали трахаться. Но проблема с диванами в том, что они похоже рассчитаны на подростков. Особенно старые разбитые диваны, такие как этот. Так что какое-то время мы возились на нем как два подростка. Но любой, у кого хоть раз болела спина или кто просто привык к хорошей кровати, больше не сможет считать это удобной поверхностью. Так что немного спустя я обхватил Джиллиан и мы перекатились на пол. Она упала на пол с легким стуком, но я бы ее не отпустил, ни за что на свете. Так что мы оставались на полу пока не кончили. Кстати кончили вместе. Джиллиан: Все было не так, как я вам рассказала. Я хотела чтобы вы сохранили хорошее впечатление о Стюарте - если оно у вас было. Может быть это из-за того, что я все еще чувствовала себя немного виноватой перед ним. Я вам все описала так, как мне хотелось бы чтобы это произошло, если бы я знала что такое случится. Когда он спустился вниз, он сказал: "С девочками все в порядке". Потом он добавил: "Я заглянул в спальню к Оливеру. Он домастурбировался до того, что заснул". Стюарт сказал это несколько жестко, я должна была бы почувствовать жалость к Оливеру, но не почувствовала. Конечно мы были пьяными. Ну да, я немного перебрала. Сейчас я как правило выпиваю не больше одного бокала, но должно быть я выпила почти пол-бутылки к тому времени когда Стюарт потянулся ко мне и схватил меня. Я говорю это не для того, чтобы оправдаться. И не для того, чтобы оправдать его. Он схватил меня за талию и уперся носом мне в щеку так сильно, что у меня потекли слезы и я отвернулась. "Стюарт", - сказала я - "только без глупостей". "Это не глупости". Он прижал меня другой рукой и схватил меня за грудь. "А девочки?". Признаю, это должно быть было тактической ошибкой, словно девочки и есть главное препятствие. "Они спят". "Но Оливер". "Меня затрахал Оливер, просто затрахал. Кстати говоря - ты же не трахаешься с Оливером?" То, как он это сказал, было совсем непохоже на Стюарта - точнее непохоже на того Стюарта, которого я знала. "Это не твое дело". "Теперь мое". Он отпустил мою грудь и вцепился в мои колени. "Ну давай, давай же, в память о добром старом времени". Я хотела было встать, но немного пошатнулась, он воспользовался этим и неожиданно я оказалась на полу, голова прижата к ножке дивана, а Стюарт навалился сверху. Я подумала - это уже не похоже на розыгрыш. Он попытался раздвинуть мои ноги коленом. "Я закричу и кто-нибудь прибежит на помощь", - сказала я. "Они решат, что ты захотела потрахаться со мной, - ответил он, - Они решат, что ты захотела потрахаться со мной потому что ты больше не трахаешься с Оливером". Он был такой тяжелый, что я задыхалась и открыла рот. Не знаю, для того чтобы закричать или нет, но Стюарт заткнул мне рот ладонью. "Давай, кусай". Часть меня не воспринимала происходящее всерьез. То есть, так или иначе, это же был Стюарт. Стюарт и изнасилование - или что-то в этом духе - такое невозможно себе представить. Было невозможно себе представить. И в то же время я думала, что все это вроде избитого клише. Не то чтобы мне приходилось попадать в такое положение раньше. Но часть меня хотела сказать, хотела возразить ему, - слушай, Стюарт, просто потому, что я и Оливер сейчас не занимаемся сексом, не значит, что я хочу трахаться с тобой или с кем-то еще, если на то пошло. Если тебе двадцать и ты не занимаешься сексом, то ты думаешь о нем почти все время. Если тебе сорок и ты не занимаешься сексом, то ты перестаешь думать о нем и начинаешь думать о чем-то еще. И уж конечно ты не хочешь чтобы все было так. Он задрал юбку, стянул трусы и стал трахать меня, прижав голову к ножке дивана. Я чувствовала запах пыли. Он все время держал руку у меня во рту. Не было никакого смысла кусаться. Я не испытывала паники. И меня это ничуть не возбуждало. Мне было немного больно. Он ничего не повредил, просто изнасиловал меня против моей воли, я этого не хотела. Нет, я не кусалась, не царапалась, у меня нет синяков, могу показать лишь один - как раз над коленом, что ничего не доказывает. Не то чтобы мне надо было что-то доказывать. Я не собираюсь подавать в суд. Я так решила. Нет, я не считаю, что "была должна" Стюарту за то, как обошлась с ним десять лет назад. Нет, я не то чтобы испугалась. Я повторяла сама себе, что в конце концов это Стюарт, а не незнакомец в маске, который набрасывается на тебя в темном переулке. Я чувствовала отвращение и в то же время скуку. Я подумала - неужели это все, чего они все хотят? Даже те, кто производит приятное впечатление. Неужели это то, на что любой из них способен, независимо от того, кто ты. Да, я считаю это было изнасилование. Я думала, что так как это Стюарт, он извинится. Но он просто оставил меня лежать на полу, поднялся, застегнул брюки, отключил посудомойку и потом ушел. Почему я не рассказала вам этого раньше? Потому что теперь все иначе. Я определенно беременна. И это точно не от Оливера. Время задавать вопросы Стюарт: Я думаю, что может вы и правы. Конечно я готов рассмотреть это внимательно. Видите ли, когда органические вина только начали производить, они не отличались хорошим качеством. Они были немного капризными. Потом этот биодинамизм - что оказалось еще капризнее, отслеживание лунных циклов и тому подобное. Я думаю одна из проблем в том, что когда люди открывают бутылку вина, они меньше думают о здоровье, чем когда они покупают пучок морковки. Но виноделие во всех аспектах шагнуло вперед и сейчас уже появляется приличное органическое вино. Определенно я обдумаю это еще раз. Я приветствую все, что на пользу супермаркету широкого профиля. На пользу сети магазинов Лавка Зеленщика. Джиллиан: Вы просите меня вернуться назад на десять-двенадцать лет. Вы понимаете как случилось, что я полюбила Оливера, но вы не понимаете, как случилось, что я разлюбила Стюарта и разлюбила ли я его? Ну в самом этом вопросе уже есть половина ответа. Если вы понимаете, как я полюбила Оливера, то вы понимаете и как я разлюбила Стюарта. Одно исключает другое. Громкий звук заглушает тихий. Нет, давайте обойдемся без сравнений. Когда кто-то утверждает, что любит двух людей одновременно, то по моему мнению это означает, что он любит каждого лишь в пол-силы. Если вы полностью влюблены в одного, то второго вы не замечаете. Этот вопрос не возникает. Если вам случалось быть в моем положении, то вы поймете. Если нет - воспользуйтесь математикой. Разлюбила ли я его? - более любопытный вопрос. Стюарт никогда не обращался со мной плохо. Он пробовал помешать нашей свадьбе, но так или иначе это был сложный день. И даже хотя я сделала ему больно, он вел себя рассудительно и старался помочь, нет, даже был великодушен, в течение всего бракоразводного процесса. Настоял на том, чтобы я оставила себе студию. Не стал оспаривать развод, хотя мог бы. И так далее. Я никогда не видела в нем врага, он никогда не чинил препятствий. Всегда, когда я думала о нем, это вызывало во мне положительные чувства. Он был человеком, который любил меня и не причинил мне никакого зла. До того вечера. Я до сих пор не знаю, как относиться к тому, что произошло тем вечером. Это так сильно отличалось от всего, что я раньше думала о Стюарте. Оливер: Байрон. Джордж Гордон. Лорд. Неужели вы даже этого не узнали? "Ищу героя". Возможно - нет, точно - одно из самых известных вступлений в истории ... истории. Мадам Уатт: Почему вы так хотите знать о моем браке? Все это было очень давно. Как это сказать по-английски? Все забыто и травой поросло. Все это - выражение, которому меня научил Стюарт - кровь под мостом. Мне кажется, я уже забыла, как его звали. Как выразилась одна из ваших утонченных аристократок - "интромиссия не есть интродукция". У меня есть моя дочь. Да, она родилась не то чтобы в результате непорочного зачатия, но - нет, мне кажется, я уже забыла, как его звали. Элли: Конечно я не собираюсь рассказывать вам какой Стюарт в постели. Вы и его начнете расспрашивать обо мне. И пошло поехало. Так или иначе, секс не имеет к этому отношения. То есть отношения к тому, что остается помимо секса. Джиллиан: Почему я должны ревновать к Элли? Это полная бессмыслица. Стюарт: Нет, вряд ли можно сказать, что мы расстались друзьями. Но... нет. Это вас не касается. Мадам Уатт: Quelle insolence! Джиллиан: Да, я читала сценарии Оливера. Вообще-то они очень хороши. По моему мнению. Но мое мнение вряд ли может быть решающим критерием. Единственное, что мне не нравится - они слишком сложны. Знаете, так бывает, когда сочиняют мудреные песни - а ведь главное музыка, а не слова. Согласны? Один был о том, как Пикассо, Франко и Пабло Касалс принимают участие в pelota" как раз накануне Гражданской войны в Испании. Есть люди, которым этот сценарий очень понравился, но никто не сумел найти деньги. "А где же женщины?" - вот комментарий, который задел особенно сильно. Так что он написал "Чарли в горах" - сценарий, основанный на реальной истории о женщине, которая переоделась ковбоем. Но ему сказали, что истории не хватает блеска и тогда он сделал из него мьюзикл для нового тысячелетия - Красотка с Золотого Запада. А потом он написал приквел для Седьмой Печати". Впрочем, это ведь старая история. Софи: Ну около часа, может быть меньше. Я вам уже рассказала. Потом посудомойка остановилась, потом хлопнула входная дверь, потом я услышала, как мама поднялась на наверх и на цыпочках, чтобы не разбудить, прокралась мимо нашей двери. Нет, я не слышала ничего "необычного". Зачем маме плакать? Стюарт: Да, конечно, это правда насчет Скаллсплиттера. Я бы не стал такое придумывать. Его действительно делают на Оркнейских островах. Вы должны как-нибудь попробовать. Мадам Уатт: Вы очень внимательны. Да, меня зовут Мария-Кристина. Да, мой муж - это ничтожество, чье имя я забыла, - бросил меня ради девчонки, еще та шлюха, которую звали Кристина. И мою вторую внучку тоже зовут Мария. Но вряд ли кто-то кроме меня знает обо всем этом. И еще вас. Я думаю, это просто совпадение. Стюарт: Да, я думаю мои родители гордились бы мною. Но что об этом говорить? Они всегда ждали от меня чего-то большего, когда были живы, и, оглядываясь назад, я понимаю, что это не способствовало поднятию моей самооценки, когда я был ребенком. Они умерли, когда мне было двадцать. Так что для них немного поздно гордиться мной. Если у меня когда-нибудь будут дети, я сделаю все, чтобы не разрушить их веру в себя, как это было со мной. Я не думаю, что это их испортит, я думаю у них должно быть чувство собственной значимости. Уверен, это проще сказать, чем сделать, но тем не менее. Моя сестра? Довольно забавно, но я разыскал ее. Она вышла замуж за ушного врача и живет в Чешире. Как-то раз я заехал к ним, когда оказался в тех краях. Хороший дом, трое детей. Конечно она больше не работает. Мы нормально провели время. Почти как в детстве. Не плохо, не хорошо, просто нормально. И конечно я не стал рассказывать ей о том, что произошло в моей жизни за последнее время. Так что не имеет смысла ее расспрашивать. Джиллиан: Софи? Нет, с Софи все в порядке. Мадам Уатт: Софи? Ну что ж, она уже молодая леди, так? Теперь это начинает с десяти лет. Она очень честная девочка, она очень хочет понравиться. Это всегда было ей свойственно. Но разве можно устроять против молодости? Стюарт: Нет, я так и не повесил картину. Вообще-то я отнес ее назад в тот магазин, где купил. Они сказали, что не купят ее у меня. Ни за какие деньги. То есть - нам подвернулся один болван, который захотел ее купить, но вряд ли нам попадется еще один. Элли: Она была такой грязной, что сначала мне показалось это сцена рождения Младенца. Когда я ее почистила, то оказалось, что это пейзаж с фермой. Хлев, корова, осел, свинья. Как говорят - работа подающего надежды любителя, то есть - не стоит холста, на котором написана. Оливер: Но это же так избито! Это так тривиально, как vieux marron glace"! Нет, правда нет, однозначно нет. И мысли такой не было. Разумеется, никаких предрассудков, кое-кто из моих лучших друзей и все такое - вообще-то, если задуматься, то ни один из моих лучших друзей, если только - эй, вы ни на кого не намекаете? - Стюарт? - это только теоретически - то есть вы хотите сказать, что он оказался на "солнечной стороне улицы"", когда уехал в Штаты - или до того, как уехал - может в этом и есть смысл - два брака-однодневки - и еще он как-то особенно неловко себя вел, когда я пытался познакомить его с Элли. Так-так-так. Теперь, когда я смотрю в свое retroviseur, все складывается один к одному. Терри: Я умываю руки. Но в этот раз так решила я сама, а не Стюарт. Я вам ничего не должна, ребята. Разбирайтесь в этом сами. Доктор Робб: Я не знаю. Ничего не могу обещать. Это умеренная депрессия. Я понимаю, что это может быть серьезно. Но я не думаю, что он попытается совершить самоубийство. И ему не требуется госпитализация. Пока не требуется. Пока что мы продолжим дозировку в 75 миллиграмм, а потом посмотрим на результаты. Эта не та болезнь, когда можно что-то предсказать, особенно с таким пациентом как Оливер. Например на днях я пыталась его разговорить. Он лежал на спине и находился в довольно летаргическом состоянии, практически не отвечал, так что я снова заговорила о его семье - точнее о его матери - и тут он повернулся ко мне, неожиданно собрался и сказал с кокетством в голосе - "Доктор Робб, а ведь вы относитесь к намного более высокой категории риска, чем я". И это так - в развитых западных странах к повышенной группе риска относятся врачи, медсестры, юристы и люди, занятые в гостиничном и ресторанном деле. А женщины-врачи попадают в более высокую группу риска, чем мужчины. Но я действительно считаю, что у него нестабильное состояние. Мне не хочется думать, что может произойти, если на него свалится еще что-то. Джиллиан: Я понятия не имею, как умерла мать Оливера. Фактически я лишь однажды встречалась с его отцом и так как тогда этой проблемы не было, то разумеется я и не расспрашивала его отца об этом. Мне он показался довольно славным старичком, хотя, как и следовало ожидать, встреча прошла довольно натянуто. По словам Оливера я должна была увидеть чудовище и так как этого не произошло, то я естественно решила, что он намного лучше, чем наверное был на самом деле. Еще у меня сложилось впечатление, что Оливер если не хвастался мною, то по крайней мере пытался представить меня своему отцу с наилучшей стороны. Я думаю это нормально. Посмотри, какая у меня жена! - что-то в этом духе. Но его отец просто потягивал трубку и не клюнул на наживку, что, как я полагаю, было и к лучшему. Когда доктор Робб спросила меня, знаю ли я что-нибудь о матери Оливера, я пообещала поискать ее свидетельство о смерти в его архивах. Вообще-то "архив" - это слишком сильно сказано. У Оливера есть маленькая картонная коробка с надписью "Голос предков", которую я взяла после того как он лег спать. Это все, что у него осталось от его семьи. Несколько фотографий, томик "Избранного" издательства Палгрейв с именем его матери и числом - думаю школьный приз за художественное чтение, маленький медный колокольчик, о котором он мне как-то рассказывал, кожаная закладка с восточным орнаментом, сильно помятая игрушечная машинка Динки - двухэтажный автобус бордово-кремового цвета, если вам это так интересно, серебряная ложечка - возможно подарок на крестины, хотя Оливер никогда не говорил мне, что он крещен. Ну так или иначе, дело в том, что там нет ее свидетельства о смерти. Свидетельство о смерти его отца там есть, в конверте с пометкой - "Доказательство". Я думаю, что можно запросить в Сомерсет Хаус копию свидетельства, но чем это поможет? Часто самоубийства стараются скрыть, так что это необязательно будет ответ на вопрос. На самом деле это может нас запутать. А если там действительно написано, что причина смерти - самоубийство, это было бы слишком зловеще, разве нет? Да, вы правы. Если бы была вероятность самоубийства, то было бы проведено расследование, а по словам Оливера она была жива, а неделю спустя ее уже похоронили, так что когда бы они успели? Только вот ему было шесть, когда это случилось, а мы знаем, как произвольно Оливер обращается с датами. Так что это нам ничего не дает. Стюарт: Кто - я? Зачем мне рисковать и вмешивать налоговую полицию в дела компании? Джиллиан: Я не знаю. Я полагаю это зависит от состояния здоровья Оливера. Нельзя же чтобы Стюарт продолжал выплачивать деньги еще неопределенное время. И я не стану принимать благотворительность от Стюарта. Особенно теперь. Оливер: У меня есть вопрос для вас. Вы знаете сколько времени требуется для того, чтобы араукария выросла в большое дерево? Мне нужно дышло для моей необъезженной двухлетки. Мэри: Я собираюсь назвать его Плут. Оливер: Еще один вопрос. Что бы вы предпочли? Любить или быть любимыми? Вы можете выбрать только одно из двух. Тик-так-тик-так-бом! Пора принимать решение. Стюарт: Нет, разумеется я не покажу вам фотографию. Элли: Впрочем я расскажу вам кое-что о Стюарте. Помните где он живет? Все эти квартиры с гостиничным обслуживанием, узкие улочки и парковка только для тех, кто там проживает. Знаете что он сделал, когда я в первый раз осталась у него на ночь? После завтрака. Он дал мне пачку талонов для парковки, чтобы меня не оштрафовали. Должно быть у меня был удивленный вид, потому что он начал объяснять мне, как ими пользоваться. Берешь монетку, стираешь число и время прибытия, ла-ла-ла. Я это уже знала. Я не поэтому выглядела удивленной. Джиллиан: Нет, я не хочу "найти своего отца". Я не сирота. Он знал обо мне, он бросил меня. Оливер: Еще один вопрос. Я знаю, что это против правил. К черту правила. Джиллиан. Святая Джиллиан, свет моей жизни. Ясно, что она манипулировала мною все эти годы. Не говоря о мистере Черрибаме. Взять те же полки. Плутократ, наделенный душой. Дело вот в чем - вопрос в том, насколько она манипулирует и вами? Подумайте над этим. Терри: Да, Кен все еще звонит, если пообещал, что позвонит. Спасибо, что спросили. Спасибо, что не забыли. И спасибо, что не забыли его имя. Мадам Уатт: Неужели я так сказала? Неужели я сказала, что единственное непререкаемое правило брака состоит в том, что мужчина никогда не оставит свою жену ради женщины, которая старше ее? Что я думаю об этом сейчас? Понятия не имею. Не припомню, чтобы я так думала. В конечном счете я не уверена, что хорошо разбираюсь в жизни. Элли: Не кажется ли мне, что мною воспользовались? Что Стюарт мною воспользовался? И да, и нет. Любопытно, но мне больше кажется, что мною воспользовалась