Найл приладил металлические полоски заново,  прижав контакты ко  лбу,
затем  закрыл  глаза  и   очистил  ум  от  мыслей.   И   снова  удивился
последовавшему за этим безмолвию,  будто он завис среди бездны.  На этот
раз Найл медленно обратился к Доне,  двоюродной сестре,  которую впервые
увидел  в  подземном  городе  Каззака.  Попытался во  всех  подробностях
воссоздать жилье,  где она жила вместе со  своей матерью Сефной.  Вместо
этого он очутился возле этой девушки на скамье детской, в городе пауков.
Теплым  был  солнечный  свет,  и  раздавалось  легкое  сипение  фонтана,
рассеивающего в  воздухе водяную пыль.  В  трех метрах на  лужайке сидел
брат Вайг и  рассказывал что-то увлекательное сестренкам Руне и Маре.  А
они  с   Доной  смотрели  друг  дружке  в  глаза,   осторожно,   ласково
соприкасаясь пальцами...
     Глядя на нее (сходство с настоящей просто невероятное), он ловил себя
на  мысли,  что было бы  великолепно,  имей Мерлью что-то  от кротости и
добросердечности Доны,  а  Дона  -  что-нибудь от  бойкости и  броскости
Мерлью.  Поскольку образ Мерлью он  наблюдал совсем недавно,  ему  легко
было воссоздать ее присутствие так, будто она все еще у него в объятиях.
Образ Мерлью на секунду оттеснил Дону;  пришлось его чуть "пригасить", и
он опять очутился рядом с Доной.  Получалось,  что он как бы находится в
двух  местах  одновременно,   а  в  сознание  с  равной  силой  пытаются
проникнуть оба  образа.  Причем  нельзя сказать,  чтобы  Дона  и  Мерлью
оттесняли одна другую,  оба образа сознавались вполне ярко. В единый миг
озарения до Найла дошло,  что все это происходит в  его сознании,  и что
продлить  или  оборвать  видение  всецело  в  его  воле.  Подчиняясь его
мгновенному спонтанному желанию,  образы Мерлью и  Доны  слились один  с
другим,  и  уже  нельзя было различить,  кто из  них кто.  Мерлью обрела
кротость Доны, Дона же вкрадчиво засветилась соблазнительностью Мерлью.
     Такой эффект вызывал растерянность.  Найл так привык к неустойчивости
воображения,   к  тому,   что  ум  неспособен  удерживать  образ  дольше
нескольких секунд,  что в  происходящее с трудом верилось.  Правда,  эта
новоявленная Дона-Мерлью не  смотрелась так  реально,  как любая из  тех
двоих;  ясно было,  что стоит потянуться и  взять ее  за  руку,  как она
распадется на  две  составляющие.  Тем  не  менее можно было  смотреть и
видеть,  как  изящная бледность Мерлью сливается со  смуглостью Доны,  а
синие  и  карие  глаза  обеих,  наложившись,  в  сочетании дают  зеленый
оттенок.  Смешалась даже одежда,  так  что новоявленная Дона-Мерлью была
теперь  облачена  в  синюю  тунику  наставницы  детской,  соблазнительно
облегающую формы.  Но что удивительнее всего, эта новая незнакомка, хотя
и не обладала собственной индивидуальностью, была по-своему неповторима.
Трудно  было  поверить,   что   она   попросту  вымысел,   творение  его
собственного ума.
     - Тебе,  вероятно,  сподручнее  будет  использовать это,-  послышался
голос старца.
     Открыв глаза,  Найл обнаружил,  что в  комнате никого нет,  а на ложе
возле лица лежит квадратная черная коробочка сантиметров восьми шириной,
на  лицевой стороне которой четырьмя рядами  расположены пронумерованные
кнопки.  К этому времени Найл был уже достаточно знаком с электроникой и
догадался, что это пульт дистанционного управления. А поскольку указаний
больше не следовало,  он решился нажать на первую кнопку.  Очевидно, это
была кнопка включения пульта.  Возбуждение и энергия немедленно схлынули
и  мир вокруг будто обрел твердость,  нормализовался.  Походило на некое
пробуждение.  Нажав  на  кнопку  снова,  Найл  ощутил легкое искажение в
чувствах,  от  которого  невольно закатились глаза;  но  это  продлилось
недолго,  и  он опять почувствовал тонкое покалывание,  вызывающее столь
странное  ощущение  сбывающегося любопытства.  Эффект  чем-то  напоминал
действие медальона,  полученного от  старца  в  первое  посещение башни.
Правда,  медальон усиливал сосредоточенность - с ним Найл словно смотрел
на  мир  через увеличительное стекло -  в  то  время как  это устройство
вызывало томный восторг; впечатление, что из-за тучи появилось солнце.
     Это чувство исчезло сразу же,  стоило нащупать вторую кнопку.  На сей
раз от  искажения наступила тошнота и  головокружение;  когда прошло,  в
теле образовался тяжелый,  мутный осадок.  А  еще  человек был ошеломлен
дремотностью,  от которой мир казался иллюзорным; Найлу казалось, что он
бодрствует и  спит одновременно.  Он  опять нажал на  кнопку,  но эффект
дремотности от  этого лишь усугубился.  Все вокруг подернулось рябью,  и
ощущение возникло такое,  будто он,  Найл,  безнадежно пьян.  Но  стоило
нажать  на  "стоп",  как  все  мгновенно  пришло  в  норму.  Невероятным
облегчением было воспринимать мир таким, какой он есть, и Найл, пожалуй,
впервые по-настоящему оценил, какая это роскошь,- быть нормальным.
     Но он уже вошел во вкус, и вскоре снова нажал на "старт". Затем ткнул
кнопку с цифрой "три".  Ничего не произошло. Отключил, попробовал снова:
опять ничего. Понятно, что надо было всего-то кликнуть Стигмастера, и он
бы  объяснил,  как быть.  Но  хотелось во всем разобраться самому.  Найл
озадаченно насупился,  глядя на  устройство у  себя  в  руке.  С  первой
кнопкой ясно,  это  "старт-стоп",  без  нее вторая кнопка не  сработает.
Может,  надо  вначале нажать  вторую,  и  тогда  сработает третья?  Найл
попробовал:  мимолетно коснувшись второй кнопки (он уже усвоил,  что чем
дольше  держишь  палец,  тем  сильнее эффект),  поспешил нажать  третью.
Наступившая следом  темнота  дала  понять,  что  догадка  верна.  Спустя
секунду он оторопело замер от птичьего пения и шума бегущей воды. Вместе
с  тем можно было обонять трудноуловимый,  но  вполне определенный запах
влажной травы и листьев.  Однако поскольку он так и лежал в темноте,  то
не было ясности,  где именно все это происходит.  И тут все вокруг будто
пришло в движение, и Найл заслышал сухой шорох колес по насыпной дороге,
и шарканье ног возниц. Не поднимая головы, он попытался представить, что
открывает глаза.  На этот раз сработало моментально, и он очутился между
матерью и братом Вайгом в повозке,  которую катили четверо гужевых.  Они
проезжали через лесистый участок.  Ветви деревьев смыкались над дорогой,
образуя зеленый тоннель. Просвечивающее меж ветвей небо было ярко-синим,
и различались отдельные облака,  висящие над отдаленными холмами.  Когда
миновали два  крутых  склона,  Найл  потянулся и  дотронулся до  влажной
травы.  Они только что прибыли в  край пауков,  и их везли в город Белой
башни.  Во время плавания из Северного Хайбада Найл спас жизнь бойцовому
пауку,  которого смыло за борт, вот почему к ним относились скорее как к
гостям, а не как к узникам. А Найл впервые за всю свою жизнь, прожитую в
пустыне, смотрел на обильно орошаемую дождем лесистую местность и слушал
пение дроздов. То было одно из самых памятных впечатлений в его жизни, и
переживая  теперь  его  снова,  он  блаженствовал  от  тихой  радости  и
ностальгии.  Хотя с  той поры не  прошлой года,  все теперешнее казалось
совершенно иным, а былое - ушедшим безвозвратно.
     Спустя секунду это воспоминание сменилось другим,  хотя и  косвенно с
ним  связанным.  На  этот  раз  Найл размашисто шагал по  залитой лунным
светом дороге с небольшим отрядом,  одетым под рабов. Фактически все это
были  молодые люди  из  города жуков,  отправившиеся на  дело куда более
опасное, чем сами себе представляли: отыскав старую крепость, пробраться
в нее и завладеть арсеналом оружия и боеприпасов.  Уллик,  Милон,  Йорг,
Мастиг,  Криспин,  Маркус, Гастур, Ренфред, Космин, Киприан. Всех пьянил
дух  приключения;  лишь  старший,  Доггинз,  сознавал  опасность.  Через
несколько часов  троим  из  них  суждено  погибнуть,  включая  Киприана,
шагающего сейчас за спиной.  Вместе с  тем Найл вдыхал холодную сладость
ночного  воздуха,  и  впитывал колдовство серебристого тумана;  какой-то
странный  внутренний свет  оптимизма подсказывал,  что  сегодняшняя ночь
круто изменит всю его жизнь...
     Тут  Найл  наконец  почувствовал,   что  до  него  начинают  доходить
некоторые   принципы   устройства  интерналайзера.   Вот   сейчас   одно
воспоминание повлекло за собой другое,  потому что общим у  них является
одни основной фактор -  не то,  что оба связаны с загородной природой, а
то, что оба вызывают одно и то же неизъяснимое чувство светлого восторга
и свободы.
     Он нажал четвертую кнопку. Снова темнота, но темнота, в которой можно
слышать  ровный  шум  стойкого  высокого  ветра,  и  чувствовать острый,
соленый запах моря.  Даже не пытаясь восстановить картину,  он знал, что
стоит  на  гребне  высокого  кряжа,  отделяющего пустыню  от  прибрежной
равнины Северного Хайбада, и впервые вдыхает запах моря. Сердце учащенно
билось от светлой, возвышенной радости. Спустя секунду он перевел взгляд
на  зеленую равнину с  ее  деревьями и  кустарником;  дальше  уходила за
горизонт синева моря.  Тут перед взором зарябило и потемнело, и вот Найл
уже  лежит  среди  ночного холода возле костра,  вдыхая древесный дым  и
слушая протяжную песню, которую тянут заунывным хором матросы. Он понял,
что находится все в  том же  Северном Хайбаде на  пути к  пещере,  чтобы
извлечь из нее тело отца,  и что отряд расположился лагерем среди той же
зеленой равнины, которую он озирал с высоты горного кряжа.
     И  вот в  этом месте произошло нечто странное.  Когда он,  лежа возле
потрескивающего костра,  задумчиво слушал пение,  его  вдруг  потянуло в
сон. И тут Найл осознал, что его прежнее "я", вероятно, в тот момент уже
отключилось,  и  он  заметил этот переход в  сумеречный мир  меж  сном и
бодрствованием.   И   вот   теперь   выявлялись   вызывающие   тревожное
замешательство  зыбкие,  нечеткие  образы,  призрачно  скользящие  перед
внутренним  взором  подобно  стеклянистым  облакам,   и   чужие  голоса,
произносящие бессвязные,  и вместе с тем странно осмысленные фразы: "Его
зелень будет  еще  упрямее,  когда отыщет свой  хвост...".  Затем голоса
будто бы превращались в воду, просачивающуюся в трещины бессознательного
ума  Найла,  и  сбегали в  некое  подземное озеро  тьмы.  На  Найла  это
подействовало так,  что подкатила тошнота и  голова закружилась,  а  все
вокруг словно утратило прочность.  Найл  резко  утопил на  пульте кнопку
"стоп" и  испытал несказанное облегчение,  когда  возвратился в  обычный
мир, словно дневной свет после ночного кошмара.
     Но  любознательность не  утихла,  и  Найл  коснулся  последней кнопки
нижнего ряда под цифрой "20".  Результат был столь же неожиданный, сколь
и тяжелый.  Найла вдруг пронзила безысходная мука и жалость, грянувшая с
внезапностью летней грозы или  жестокого удара.  Он  стоял возле входа в
пещеру,   глядя  на  безобразно  раздувшийся  труп  отца:  черное  лицо,
застывшие глаза  навыкате.  Рука  с  медным  браслетом вскинута,  словно
защищая лицо от клыков разозленного паука.
     - Тебе,  наверное,  надо  бы  выключить аппарат,  -  послышался голос
старца.
     Тот снова стоял возле ложа. Шок от случившегося отнял у Найла столько
энергии, что ему стоило труда нажать на "стоп".
     - Зачем ты это сделал? - спросил Найл плохо повинующимися губами.
     - Электрические импульсы  интерналайзера вызывают разрядку у  центров
памяти. Ты выбрал частоту, связанную с болезненными воспоминаниями.
     - Ну и  что в этом хорошего?  -  Найл понимал,  что говорит не совсем
разумно, но потрясение переплавлялось в гнев.
     - Гораздо больше,  чем ты думаешь, - голос у старца был так спокоен и
уравновешен,  что  гнев  испарился.  -  Я  бы  советовал тебе  повторить
эксперимент.
     - Зачем? - Найл нисколько не разуверился в Стигмастере, но сама мысль
вызывала дрожь.
     - Потому что можно избавиться от боли. Попробуй.
     Напрягшись словно в  ожидании удара,  Найл включил устройство и нажал
на кнопку "20". Опять нахлынула волна отчаяния при взгляде на искаженное
лицо отца;  на  этот раз он  обнаружил даже следы от укуса с  внутренней
стороны руки,  где  паук ввел яд.  Вместе с  тем он  осознал и  то,  что
жалость испытывает тот Найл,  что стоит у входа в пещеру, а уж нынешнему
Найлу чувство сейчас передается так, из вторых рук.
     - Еще раз,  -  голос старца звучал в общем сочувственно. И когда Найл
нажал  на  кнопку  и  память  возвратилась  к  началу,  еще  яснее  стал
сознаваться  разрыв  между  собою  теперешним  и  прежним.   Оцепенение,
охватившее Наила  прежнего,  служило  защитой  от  ошеломляющего прилива
эмоций;  теперь же эмоции отчасти утратили свою силу,  и Найл теперешний
перестал ощущать их во всей остроте.  Остались гнев,  жалость и  чувство
обреченности: отца больше нет, чему быть, того не миновать.
     - Еще раз.
     На этот раз даже гнев и жалость утратили силу.
     - Еще раз.
     - Теперь в душе уже только жалость.
     - Еще раз.
     Жалость остыла в печаль, с оттенком обреченности.
     - Еще раз.
     Теперь было видно,  что и печаль, и огорчение одинаково бессмысленны.
Ничего уже не воротишь.
     - Еще раз.
     Найл покачал головой.
     - Больше ни к чему.
     Он чувствовал себя на удивление спокойно и умиротворенно;  было еще и
странное  ощущение,  будто  он  за  эти  секунды  значительно прибавил в
возрасте.
     - Как это получилось у машины? - спросил он.
     - Машина здесь ни при чем.  Все это сделал твой собственный ум. Любую
отрицательную эмоцию можно стереть, дав ей выход.
     Найл,  к  удивлению,  поймал себя  на  том,  что  зевает.  Потрясение
уступило  место  приятной  расслабленности.  Но  в  мозгу  чувствовалась
усталость,  какая обычно возникает, если переусердствовать с медальоном.
Найл  на  секунду закрыл  глаза,  соблазняясь желанием соснуть,  но  тут
вспомнил, зачем сюда пришел, и стряхнул с себя сонливость.
     - Ты говорил, я могу узнать об убийцах Скорбо.
     - Ты желаешь попробовать непременно сейчас?
     - Да, если можно.
     - Можно,  но я бы все-таки не советовал. Тебе нужно получше освоиться
с интерналайзером. Я бы предложил по крайней мере другой день.
     Найл покачал головой.
     - Нет  времени.  Один из  них,  судя по  всему,  все  еще находится в
городе, и к утру может уйти.
     - Ну что ж, твоя воля. Ты отдаешь себе отчет об опасностях?
     - Опасностях? - переспросил Найл с темным предчувствием.
     - Из них ты уже столкнулся с худшей. Отрицательные эмоции.
     - Худшей? - Найл не мог сдержать в голосе нотку облегчения.
     - Не  следует  недооценивать отрицательные эмоции,  -  сказал  старец
неодобрительно.
     - Разумеется, если ты не возражаешь...
     - Я  не  могу  ни  возражать,  ни  одобрять.  Найл  в  очередной  раз
спохватился, что перед ним не человек, а компьютер.
     - Тогда объясни, что надо делать.
     - Прежде всего сосредоточься на  этом  человеке.  Попытайся отчетливо
его  представить.  Лучше,  если  будешь держать при  этом в  руке кулон.
Затем,  когда  почувствуешь,  что  готов,  нажми кнопку "2",  вводящую в
состояние  альфа,  а  затем  "9",  она  усиливает  краткосрочную  память
нескольких прошедших часов.  Тогда сможешь начать прием информации. Если
это не удастся, попробуй углубить состояние альфа.
     Найл вынул кулон из кармана и подержал его, вытянув на правой ладони.
Но что толку:  в конце концов,  не будет же он вот так же держать его во
время приема. Поэтому цепочку Найл повесил на шею, и кулон лег на грудь.
Затем коснулся второй кнопки. Дремотность возвратилась, в целом ощущение
было такое,  будто запрокидываешься на спину. Он закрыл глаза и вызвал в
памяти  лицо  мертвого:  большие  глаза,  нос-клюв,  покатый подбородок.
Секунду изображение было ясным,  затем подернулось рябью.  Он и тогда-то
не очень четко его запомнил,  а теперь и эта память потускнела, затертая
другими образами.  Чем  усерднее старался Найл восстановить все  детали,
тем менее отчетливыми они становились.  Он открыл глаза и тронул девятую
кнопку.  Результат получился ошеломляющий. Он опять стоял в захламленном
коридоре,  вдыхая специфический запах  отсыревшей штукатурки и  пыли,  и
смотрел в те странные,  темные глаза.  Найл напрягся,  зная,  что сейчас
должно произойти.  Действительно, ощущение как от жесткого удара в лицо.
Тем не менее,  поскольку Найл все это наблюдал со стороны,  то продолжал
пристально вглядываться в лицо ударившего,  и увидел,  что его сознанием
владеют неуверенность и волнение. Найл даже ощутил невольное сочувствие:
незнакомец  был   один-одинешенек  во   враждебном  городе,   окруженный
недругами.  Безопасность его зависела от того,  чтобы небыть узнанным, а
теперь его опознали. Он перестал быть охотником и стал добычей...
     Из-за  плеча человека было видно,  как через дыру в  потолке бесшумно
спускается паук-клейковик.  Человек заслышал,  как  лапы паука коснулись
пола,  и стал разворачиваться в его сторону.  Но не успел этого сделать,
как недвижно застыл под хваткой паучьей воли.  Через считанные минуты он
был пригвожден к  полу передними лапами,  и  в  лицо ему прыснула тонкая
струйка клея.  В  этот  же  момент перед  глазами у  Найла  прояснилось.
Понятно,  это  как  раз  когда над ним склонился Симеон и  стал помогать
подняться.
     Найл знал, что сейчас произойдет, и от этой мысли стало тошно. Он как
раз нажимал уже на  "стоп",  когда человек вскочил на  ноги и  нырнул за
ножом,  что был припрятан за пазухой;  миг, и видение исчезло, будто кто
щелкнул выключателем.
     - Ты выяснил то, что тебе нужно? - спросил старец.
     - Нет.
     - Тогда в чем дело?
     - Он  собирался совершить самоубийство,  а  мне  не  хотелось на  это
смотреть.
     - Ясно. От ровного, бесстрастного голоса стало за себя стыдно.
     - Я попробую еще раз.
     - Одну минуту.  - Палец Найла задержался над кнопкой. - Делая это, ты
всякий раз тратишь ментальную энергию. Чем сильнее утомление, тем меньше
у    тебя   шансов   что-либо   обнаружить,    утомленный   ум    теряет
наблюдательность.
     Что правда,  то правда,  Найл чувствовал в  голове унылую,  пустотную
тяжесть.
     - Я попробую всего лишь раз.
     - Прекрасно.  И вот что еще. Чем дольше ты держишь вторую кнопку, тем
глубже состояние альфа. Оно усиливает твою чувствительность, но и делает
тебя при этом более уязвимым.  Я думаю,  имеет смысл на всякий случай не
снимать пальца с кнопки "стоп".
     - Спасибо, я так и сделаю.
     Найл  закрыл  глаза  и   отрешился  от  мыслей,   намеренно  углубляя
расслабление.  Затем нажал на "старт" и  тронул вторую кнопку.  Реальный
мир поколебался;  дремотная,  ласкающая зыбкость напоминала погружение в
мягкую, шелковистую воду. Найл сознавал призрачное скольжение меж сном и
бодрствованием,  где приослабить внимание значит неминуемо провалиться в
сон.  Где-то  на  границе сознания грузно прогромыхал здоровенный воз  с
тесовыми оглоблями,  и  женский голос внятно произнес:  "В мире блох все
слоны выродки".  Усилием воли Найл выгреб назад в более светлую полосу и
утопил девятую кнопку,  палец на  которой уже  лежал.  И  тут  же  снова
очутился в  коридоре,  по которому впереди бежал этот,  одетый под раба.
Когда он схватил бегущего за плечо,  тот споткнулся и шарахнулся телом о
стену.  Как всякое сновидение, картина была чуть контрастной, а действие
разворачивалось  так  четко,  будто  происходило  в  замедленном  темпе.
Незнакомец обернулся,  и, заглянув в распахнутые глаза, Найл ощутил весь
его страх и отчаяние,  такие беспросветные,  что стало жаль беднягу. Тут
мгновенно ударило,  и  стало трудно дышать.  Но на этот раз Найл "видел"
приближение удара: сконцентрированная в луч агрессивная воля, специально
нацеленная в  центр нервной системы.  Затем его  ум  слился с  сущностью
убийцы,  словно  они  вдвоем  представляли  собой  одно  и  то  же.  Вся
подноготная  незнакомца  на  несколько  секунд  раскрылась,  можно  было
беспрепятственно ее изучать.  Увиденное потрясло и оттолкнуло Найла. Ему
опять стало тошно,  как от гнилостного запаха, и стало ясно, что это все
из-за некоей безжалостности и неуемной жестокости, составляющей сущность
незнакомца.  Взору  открылось  ошеломляющее  хитросплетение,  даром  что
основные черты различались достаточно ясно;  все  равно что  смотреть на
Землю из космоса. Требовалось время, чтобы изучить и разобраться во всем
этом.
     А незнакомец уже вскочил на ноги и нырнул к себе за пазуху. Пока Найл
давил на "стоп", рука с ножом уже изъявилась наружу.
     - Ну, что?
     - Это был специально подготовленный убийца, - сказал Найл.
     - Скорбо выслеживали особо, или он был убит случайно?
     - Специально выслеживали.
     - Откуда взялись убийцы?
     - Откуда-то... из-под земли.
     - Из Диры?
     - Нет, не из Диры. Откуда-то... из другого места.
     - А откуда, не выяснил?
     Найл закрыл глаза и попытался сосредоточить память, но не вышло.
     - Нет. Все произошло так быстро.
     - Ну, с нашими возможностями это исправимо. Что еще ты выяснил?
     - Ненависть...  Я  почувствовал ненависть.  Этот  человек был  кем-то
вроде дознавателя или палача. И было еще кое-что, чего я не понял... Это
был не совсем человек.
     - В каком смысле?
     - Не знаю. Просто как-то почуял.
     Последовала пауза. Затем Найл произнес:
     - Просто не  верится...  что может быть еще один подземный город.  Уж
тебе наверняка было бы о нем известно? Старец покачал головой.
     - Боюсь, наша система сбора информации не без погрешностей.
     - Но чтобы целый город...
     - А  знаешь,  есть-таки  одна  любопытная легенда,  берущая начало  в
двадцатом  веке.  О  космических  странниках  из  отдаленной  галактики,
остановившихся на  Земле,  когда  у  них  вышли  все  запасы.  Солнечная
радиация была для  них  смертельна,  поэтому они  основали поселение под
землей и создали развитую цивилизацию,  когда человечество еще обитало в
пещерах.  Но от тягот подземной жизни их численность все убывала. Многие
из тех,  что уцелели,  в некотором смысле подвинулись рассудком и потому
превратились в чудовищ.
     - Чудовищ?
     - Разум  изменил  им.   Кое-кто  начал  набрасываться  на  людей.  По
некоторым сведениям,  эти  люди  явились прототипами легенд о  вампирах,
вурдалаках, леших и прочей нечисти из подземного мира.
     - И что, это правда!
     Старец звучно усмехнулся.
     - Торвальд Стииг сказал бы,  что это абсолютный нонсенс. Но при этом,
пожав плечами,  добавил бы,  что во  всякой легенде есть неуловимая доля
правды.
     - Тогда как мы можем узнать о том подземном городе?
     - Пока  тебе  следует  надеяться в  основном  на  интерналайзеры.  Вы
контактировали лишь секунду,  тем не менее ты мог бы узнать куда больше,
чем сам полагаешь.
     Найл потянулся к пульту, но приостановился.
     - Ты говоришь, мне надо подождать до завтра?
     - Тебе решать. Если ты утомлен, результаты будут неважные.
     Голову ломило от усталости, но любопытство все-таки пересилило.
     - Попробую-ка я еще paз.
     Он  лег  закрыл  глаза  и   тронул  кнопку  "старт".   Головная  боль
рассосалась,  и появился невероятный соблазн уснуть. Однако Найл сдержал
себя и нажал на вторую кнопку. Еще труднее оказалось не поддаться волнам
уютной  расслабленности,  размывающим сознание.  Стремясь скорее с  этим
покончить, Найл коснулся девятой кнопки.
     Опять захламленный коридор,  пахнущий отсыревшей штукатуркой.  Только
на  этот  раз  ощущение такое явственное,  что  трудно усомниться в  его
достоверности.   Стены  смотрелись  монументально,   как   во   сне,   и
чувствовалась твердость пола под ногами. Подспудная усталость, казалось,
лишь обостряла ощущения,  придавая им  эффект замедленности.  Едва начав
погоню по коридору,  Найл уже мог различать паука-клейковика,  следящего
за происходящим из своей дыры в потолке;  ага,  значит,  прорисовываются
детали,  о которых раньше и не подозревал.  Как и в реальной жизни, Найл
мог переводить внимание на что угодно.  Вытянув руку,  чтобы схватить за
плечо  незнакомца,  он  обнаружил  несколько  звеньев  золотой  цепочки,
выбившейся из-под рубища.  Вот незнакомец споткнулся и  повернул голову.
Найлу подумалось, что это лицо знакомо ему ничуть не хуже, чем лицо отца
или матери.  Наизусть был известен заросший подбородок и  странно хищные
зубы.  Последовавший удар  походил  на  пинок,  расчетливо  нацеленный в
солнечное  сплетение.   Найл  с  любопытством  отметил,  что  незнакомец
использует своего рода  отрицательную эмоциональную энергию.  Получалось
так,  что ненависть во  взоре,  полоснув по  Найлу,  сама по себе обрела
осязаемую плотность и силу,  как сжатый кулак.  И это потому, понимал он
теперь, что удар нацелен в один из его эмоциональных центров.
     Когда  их   умы   соприкоснулись,   Найл  опять  почувствовал  острую
неприязнь,  желание отвернуться,  как от гнилостного запаха.  Но на этот
раз он не дался порыву,  решив понять по возможности больше из того, кто
он,  этот  убийца,  и  откуда взялся.  И  опять  голова пошла  кругом от
невиданного  хитросплетения,   такого,   что  ум  терялся,  не  в  силах
разобраться.
     И  вот тут изменилось главное:  качество восприятия.  До этой секунды
Найл сознавал,  что знакомится со своего рода записью, с зафиксированным
во времени архивом памяти. А теперь вдруг появилось любопытное ощущение,
что мозг находится в  контакте с  живым умом.  Что само по  себе абсурд,
поскольку человек мертв.  Вместе с  тем  ошибиться было невозможно между
считыванием и живым контактом была такая же пропасть,  как между холодом
трупа и теплом живого тела.
     От  внезапно пробившего острого страха все в  Найле опасливо замерло.
Он вдруг осознал,  что оба они,  и он и убийца,  стоят в тесной каменной
палате,  в кромешной тьме.  Веяло холодом.  В нескольких шагах впереди в
каменном кресле,  чем-то напоминающем трон, с которого венценосец Каззак
приветствовал гостей Диры,  сидел человек. Несмотря на мрак, сидящий был
различим совершенно отчетливо,  будто  не  зрением,  а  каким-то  другим
чувством.  Он  был  облачен в  длинное черное одеяние наподобие монашьей
сутаны с капюшоном,  скрывающим лицо.  Несмотря на способность проницать
темноту, взгляд не мог пробраться внутрь капюшона; смутно виднелись лишь
белки глаз, внушающие невольный трепет своей цепкостью.
     Из-под  сутаны  выглядывали  темные  башмаки  с  затянутыми  носками.
Единственное,  что еще проглядывало,  это Руки на  подлокотниках кресла.
Найлу показалось,  что они будто бы покрыты чешуей, как кожа ящерицы или
змеи,  хотя  цвет был  обычный,  человечий.  Пальцы соединяла меж  собой
полупрозрачная перепонка.
     В  тот миг когда Найл неожиданно очутился перед этим человеком,  тот,
очевидно,  наставлял убийцу Скорбо,  который стоял,  почтительно склонив
голову.  И когда Найл с тревожной настороженностью посмотрел на каменное
кресло,  убийца,  похоже,  уловил его присутствие;  спустя мгновенье его
обнаружил и сидящий в кресле.  Найлу показалось,  что глаза сузились,  и
когда обратились на  него,  ему стоило труда не отшатнуться:  во взгляде
сквозила  поистине  осязаемая  сила.  Бесплотное состояние Найла  словно
усугубляло  его  чувствительность,  и  взгляд  этих  глаз  действовал  с
необычайной силой.  Довольно странно, но во взгляде не было ни злобы, ни
жажды   смерти;   лишь   вседовлеющая,   схожая   со   слепотой   темная
одухотворенность.  Чувствовалось,  что этот не терпит ни пререканий,  ни
инакомыслия; любой несогласный - враг, подлежащий уничтожению.
     Сидящий поднял правую руку с  подлокотника и  уставил на Найла палец,
увенчанный не ногтем,  а  будто когтем,  как бы в  знак предостережения.
Уставил,  и  в  груди  у  Найла  нестерпимо зажгло,  будто какая козявка
припала и  начала въедаться,  буравя расположенными вкруговую коготками,
вроде тех,  что у  некоторых клопов и клещей.  Найл поперхнулся от боли;
тем не менее, когда пальцы потянулись отодрать, там ничего не было.
     Секунду спустя он  очнулся на  ложе в  Белой башне.  В  окно струился
безмятежный солнечный свет.  Облегчение сменилось ужасом,  который будто
намеревался проесть плоть до самого сердца.  Интерналайзер был выключен,
комната имела всегдашний,  привычный вид.  Тем не менее Найл по-прежнему
чувствовал на  себе взор суженных немигающих глаз,  и  грудь все  так же
жгло.  Найл полез рукой под тунику и  отчаянным движением рванул золотую
цепочку с  кулоном;  пролетев через комнату,  та  упала на  пол.  Тут же
пропала и боль, и ощущение на себе темных глаз.
     - В чем дело?
     Найл мотнул головой.  Он опять чувствовал себя разбитым и утомленным.
Только  на  этот  раз  усталость была  не  та,  что  обычно  следует  за
потрясением,  а такая, будто он только что подвергся такой нагрузке, что
можно и не выдержать.
     Найл указал на кулон, лежащий возле стены.
     - Эта штука чуть меня не доконала. Старец подобрал вещицу.
     - Не может быть. Это просто кусочек металла.
     Найл был так истощен, что не хватало сил спорить.
     - Это какой-то проводник,- выговорил он.
     Старец покачал головой.
     - Мой  анализ показывает,  что это сплав меди и  цинка,  с  небольшой
примесью  золота.   Структура  совершенно  инертная,  а,  следовательно,
проводником быть не может.
     - Мне наплевать,  что там показывает твой анализ,  -  от  усталости и
унылого  отчаянья  голос  у  Найла  звучал  сдавленно и  прерывисто.  Он
принудил  себя  держаться  спокойно,  и  опустился  головой  обратно  на
подушку.  Машина мира  тотчас завибрировала -  автоматическая реакция на
напряжение лежащего; мгновенно полегчало.
     - Прошу тебя,  отключи эту штуку.  -  Вибрация прекратилась.  -  Я не
желаю засыпать.  Хочу выяснить, в чем дело. - Найл глубоко вздохнул. - Я
очутился в  темной комнате бок о  бок с  убийцей Скорбо.  На  возвышении
вроде трона сидел старик в длинной черной мантии. И когда он уловил, что
там нахожусь я, полоснул по мне своим взглядом.
     - Как раз в  ту секунду я  понял,  что ты видишь кошмар,  и  нажал на
кнопку.
     - Это  мне не  привиделось!  -  Найл с  трудом сдерживался,  чтобы не
повысить голос. - Я уверен, что он существовал на самом деле.
     - Очень хорошо,  он существовал на самом деле,  -  ровный, сдержанный
голос вызывал глухую ярость. - А убийца Скорбо?
     - И он тоже. Он первым меня и обнаружил.
     - Тогда получается, он не умер?
     - Почему, умер, - голос у Найла звучал устало, плоско.
     - Разве такое возможно? Ты же сказал, что он был живой.
     - Я  сказал,  что  он  существовал.  Возможно,  имел  что-то  общее с
привидением.
     - Стигмастер  не  допускает  существования привидений,  разве  что  в
смысле психологии. Торвальд Стииг полагает, что привидение - примитивное
суеверие.
     - Мне  все  равно,  что  там  полагает Стииг,  -  проговорил Найл  не
открывая глаз.  -  Я  тебе  рассказываю все  как  было.  -  Машина  мира
включилась снова.  Когда расслабляющие волны пошли через тело,  Найл  не
устоял перед соблазном сгладить в себе усталость и отчаяние. Но что-то в
нем было против этого пассивного восприятия физического комфорта.
     - Выключи эту штуку,  -  велел он.  -  Мы  должны докопаться до самой
сути.
     - Разумеется. - Вибрация прекратилась. - Но прежде вдумайся в то, что
я  тебе  говорю.  Твое  описание  по  всем  своим  признакам сходится  с
кошмаром.  Ты  доказываешь,  что  это  происходило  на  самом  деле.  Но
забываешь, что психоскоп не имеет силы сон обращать в явь.
     Это  звучало в  высшей степени убедительно.  Найл вдруг осознал,  что
старец, видно, и в самом деле прав.
     - Но почему я после кошмара чувствую себя таким разбитым?
     - Вот почему я тебя и предупреждал: не стоит пользоваться психоскопом
при переутомлении.  Усталость создает отрицательные эмоции,  а психоскоп
их усиливает.
     - Но не до такой же степени, что потом чувствуешь себя полумертвым?
     - Обычно нет. Но уж это легко можно проверить.
     - Каким образом?
     - Измерив твое жизненное поле, - старец вышел у Найла из поля зрения,
и вскоре вернулся с двумя витыми растяжными шнурами, похожими на длинные
пружины.  На концах обоих виднелись присоски-раструбы. Один конец старец
протянул Найлу.
     - Ну-ка, приладь себе ко внутренней стороне бедра.
     Найл поднял тунику и прижал раструб к коже; тот мгновенно присосался.
     - А теперь будь добр, смочи нижнюю губу.
     Второй раструб старец приложил Найлу к губе;  чувствовалось,  как тот
плотно прихватил кожу.
     - Для чего это?
     - Замерять  жизненное поле,  обусловленное твоим  жизненным тонусом,-
старец скрылся за машиной. Несколько секунд слышалось жужжание.
     - Ну, как? - поинтересовался Найл.
     - Странно, - старец отсоединил присоски. - Показатель "лямбда" у тебя
снизился до восьми с половиной.
     - И что это означает?
     - Обычный показатель - между десятью с половиной и одиннадцатью.
     - Получается,  все  это  могло происходить на  самом деле?  -  внутри
оборвалось.  Как уютно было думать,  что этот, с перепончатыми пальцами,
был просто наваждением.
     - Не  обязательно.  Ты  забываешь,  что  твоя энергетика была пробита
ударом того  незнакомца,  да  и  психоскоп тоже поглощает довольно много
жизненной энергии.
     - У тебя нет какой-нибудь машины, чтобы ее восстановить?
     - А то как же,  - Найл посмотрел на старца с удивлением, подумав, что
тот  шутит.  -  В  машину  мира  встроен  аппарат Бенца  для  нагнетания
искусственного жизненного  поля.  По  крайней  мере  восстановится  твой
энергетический потенциал.
     Усталость переплавлялась в головную боль, отягченную тошнотой.
     - Она может сделать так, чтобы меня не тошнило?
     - Думаю, да.
     Матовая  панель  изнутри  ярко  осветилась синим,  послышалось тонкое
жужжание,  постепенно перешедшее порог слышимости.  Свет резал глаза,  и
Найл  плотно  зажмурился.   Когда  звук  утих,  ушла  и  головная  боль.
Одновременно  с   тем  Найл  почувствовал  в   себе  нарождающийся  свет
непонятного оптимизма.  Что  нелепее всего,  захотелось вдруг  смеяться.
Дыхание перехватило, будто в лицо только что плеснули ледяной воды. Найл
поперхнулся,  а  затем  глубоко втянул воздух;  вместе с  тем  усталость
перерождалась в  удовольствие,  близкое к  боли.  Ощущение полноты жизни
наполнило до краев.  От этого забавно защекотало в гортани; Найл звучно,
со смаком чихнул.  Синий свет тотчас померк, а блаженство уступило место
вполне нормальному состоянию; Найл будто проснулся. Он нашарил в кармане
носовой платок. В затылке, когда сморкался, заломило.
     Старец стоял  молча,  глядя на  цифровое табло.  Пауза затянулась так
долго, что Найл спросил:
     - Что-нибудь не так?
     - В твоем жизненном поле почему-то наблюдается брешь.
     Сердце кольнула тревога.
     - И что из этого?
     - Это означает,  что мы  имеем дело с  каким-то неизвестным фактором,
который я не могу объяснить.
     Найл  с   любопытством  наблюдал,   как  старец,   подобрав  кулон  с
разорванной цепочкой,  отнес  его  на  ту  сторону  комнаты и  опустил в
какой-то  цилиндрический предмет -  быть  может,  мусорную корзину -  из
медной сетки.
     - Что ты сделал?
     - Обычная мера  предосторожности.  Судя  по  прорыву в  биофизической
мембране,  ты был в контакте с какой-то враждебной сущностью.  Если этот
кулон - ее проводник, электромагнитное поле его нейтрализует.
     - Так ты считаешь, это в конечном итоге не было кошмаром?
     - Я  не  могу  судить.  То  первое  столкновение могло  поразить тебя
сильнее, чем ты думаешь.
     Он еще не успел договорить,  как Найл ощутил, что вызванная аппаратом
Бенца эйфория понемногу исходит, как воздух из продырявленного шара.
     - Этот ущерб восстановим?
     - Бесспорно. В должное время он восполнится сам, затянется, как рубец
или легкая рана. Но процесс можно ускорить аппаратом Бенца.
     Вторя  его  словам,   матовое  стекло  осветилось  изнутри  синим,  и
электрическое жужжание,  набирая  высоту,  постепенно вышло  за  пределы
слуха.  Свечение,  на этот раз не такое интенсивное, напоминало по цвету
бледно-голубое  зимнее  небо.  Менее  насыщены были,  соответственно,  и
ощущения,  но  головная боль  медленно развеивалась,  словно  на  слабом
ветру.
     И когда жизненная сила капля за каплей начала просачиваться,  будто в
иссохшую землю,  Найл со всей отчетливостью понял,  что человек в черной
мантии -  не наваждение,  и что его собственная жизнь теперь находится в
опасности.
     Когда Найл появился из башни,  уже стемнело, и температура опустилась
ниже  нуля.  Звезды в  холодном черном небе  казались кристаллами белого
льда Западный горизонт слабо светился, предвещая восход луны. Подтаявший
за день снег превратился в наст, корочка звучно хрупала под ногами. Окна
на главном проспекте светились, резкий ветер
     доносил  звуки  музыки.   Найл  всегда  с   тихой  радостью  наблюдал
освещенные окна,  особенно на верхних этажах. В дни рабства люди ютились
в  подвалах,  и  свет вменялось гасить сразу с наступлением сумерек.  Но
теперь Найлом владело нелегкое предчувствие,  и  казалось,  будто люди в
освещенных комнатах излишне уязвимы.
     Ясно  было одно:  время работает на  убийц.  Примерно год  назад было
посажено дерево,  прибившее Скорбо,  и среди его корней обнаружился знак
мести.  Если  надо,  они  могут  провести в  ожидании еще  год,  карауля
следующую жертву...  Тем не менее, дерево не смогло убить Скорбо, и один
из   мстителей   поплатился  жизнью,   пытаясь   устранить   оплошность.
Получается, оплошности бывают и у них.
     В  дворцовой парадной за  массивной каминной решеткой все так же ярко
полыхал огонь.  Возле него  стоял брат Вайг.  Одной рукой он  обнимал за
талию девицу и  что-то  с  вкрадчивым видом ей нашептывал.  Дверь громко
хлопнула,  и  заговорщики поспешно отстранились друг  от  друга.  Девица
тотчас  стыдливо  умчалась  на  кухню.   Найл  ее  узнал:   Нира,  самая
хорошенькая из кухарок,  и почувствовал укол зависти к брату,  не за его
любовные похождения, а за простоту жизни.
     - Как денек, брат, трудный? - веселым голосом спросил Вайг.
     - Длинный, - Найл протянул руки к пляшущим языкам огня.
     - Устроил бы себе выходной. Ведь ты, понимаешь, правитель.
     Шутливый тон Найл воспринял без обиды;  он понимал, в каком непростом
положении находится брат.  Сам Вайг всегда относился к  младшему брату с
нежной  привязанностью,   при   случае  и   заступался.   А   тут  вдруг
нежданно-негаданно стал  братом  правителя,  без  особого рода  занятий,
кроме разве что фланирования по городу да флирта с  красотками.  Человек
менее приветливый на его месте затаил бы зависть или обиду.  Вайг же был
для этого слишком благодушен. Но вместе с тем ему приходилось показывать
и свою независимость.
     Сверху с баллюстрады склонилась Нефтис.
     - Подавать на стол, мой господин?
     - Давай,  -  Найлу вспомнилось,  что с  самого утра во рту не было ни
крошки, и в желудке заурчало.
     - Ты ел? - спросил он Вайга.
     - Ел, но с тобой за компанию приму стаканчик вина.
     Уже  не  один месяц минул с  той  поры,  как братья сидели за  столом
вместе.  У  Найла невпроворот было  дел,  Вайг  же,  похоже,  решительно
наверстывал упущенное за все те годы,  что изнывал без прекрасного пола.
Он  и  теперь,  когда поднимался по лестнице следом за Нефтис,  изучающе
оглядывая стройные ноги под коротенькой туникой.
     В  палате Найла в  печи потрескивали дрова,  и  в воздухе стоял запах
дерева. Служанка Джарита уже накрывала на низенький столик.
     Нефтис указала на продолговатый сверток в  мешковине,  прислоненный к
стене возле двери.
     - Это тебе принесли.
     - А кто принес, не знаешь?
     - Знаю. Надсмотрщик, Дион.
     Положив сверток на  пол,  Найл развернул мешковину.  Там  был топор с
полутораметровой  рукоятью.   Тускло  поблескивающее  лезвие  в   пятнах
спекшейся крови. На лезвии выгравирован уже знакомый знак, символ мести.
     - Он сказал, где эту вещь нашли?
     - Сказал,  в саду среди кустов.  Вайг,  подхватив топор, крутнул им в
воздухе.
     - Центр тяжести выверен отменно. А острый - как бритва.
     - Осторожно. Этим топором был убит Скорбо.
     - Я понял,-  Вайг попробовал лезвие большим пальцем и отдернул руку.-
Острющее, дьявол!- с пальца стекла капля крови.
     - Беги вымой,  скорее!- у Найла перед глазами возник отравленный нож,
за две секунды сваливший убийцу Скорбо.  Вайг,  к ужасу,  лизнул палец и
сказал как ни в чем не бывало:
     - Ничего,  заживет.  От  сердца отлегло лишь  через  несколько минут,
когда стало ясно,  что Вайгу не становится хуже.  Найл поскорее завернул
топор обратно в мешковину и подал сверток Нефтис.
     - На-ка, убери.
     Вайг, развалившись на груде подушек, налил в два стакана зеленоватого
меда; напиток, недавно приготовленный, все еще играл пузырьками. Вытянув
одним глотком половину стакана, брат с блаженной улыбкой улегся.
     - М-да, кто бы там ни пристукнул Скорбо, поступил молодцом.
     Найл  укоризненно покачал головой,  бросив  предостерегающий взгляд в
сторону Джариты,  входящей в  столовую с блюдом жареных жаворонков Вайг,
подняв  брови,  обольстительно улыбнулся.  Со  своими  черными кудрями и
пронзительно синими глазами он  излучал такое очарование,  что обижаться
на него было решительно невозможно. Когда Джарита вышла, он спросил:
     - Ты ей что, не доверяешь?
     - Почему,  доверяю,  только  н