атой  балюстрадой поднялся  высокий шпиль, доктор  Дисмас
закрыл двери башни для публики, предпочитая использовать для аптеки комнату,
выходящую окнами  на  берег реки.  Люди говорили,  что в башне он занимается
всякого  рода  черной  магией:  от  некромантии  до хирургических  опытов по
сотворению химер и прочих чудовищ. Болтали, что у него был гомункулус, отцом
которого стал  он  сам,  для чего  изувечил девушку,  похищенную из  племени
рыбарей. Гомункулус жил в соленой  воде  и мог  прорицать  будущее. В Эолисе
любой мог поклясться, что это правда, хотя, разумеется, своими глазами никто
ничего не видел.
     Когда Йама добрался до башни, солдаты уже начали осаду, а на безопасном
расстоянии уже собралась толпа,  чтобы позабавиться  зрелищем. Сержант Роден
стоял у дверей в подножии башни, шлем он засунул под мышку и  лающим голосом
зачитывал приказ. Эдил, выпрямив  спину,  сидел в паланкине под балдахином в
окружении  солдат  и  взвода  городской  милиции там,  где ни  выстрелы,  ни
возможная потасовка не могли его побеспокоить. Милиционеры  -- разношерстная
команда  в  плохо подогнанной амуниции,  вооруженная в основном самодельными
мушкетонами  и  ружьями,  --  были  построены  в  две ровные шеренги,  будто
приготовились участвовать в великолепном  спектакле.  Лошади эскорта  мотали
головами, их нервировала толпа и непрерывное шипение костра паровой повозки.
Йама взобрался  на выступ разрушенной стены в тылу у толпы, состоящей только
из мужчин. Женам не позволялось покидать гаремы. Люди стояли плечом к плечу:
кожа коричневатая или серая, тяжеловесные, плотные, на коротких  мускулистых
ногах, с голой  грудью,  одетые лишь  в  полосатые штаны или килты.  От  них
воняло потом, рыбой, застоявшейся речной водой; они  толкали и теснили  друг
друга, чтобы  лучше видеть происходящее. В воздухе витало радостное ощущение
зрелища, как будто заезжий театр ставил забавную пьесу. Давно пора отомстить
этому  колдуну,  говорили они друг другу, считая, что не так-то просто будет
эдилу выкурить его из гнезда.
     Разносчики вовсю торговали  шербетом, сладостями, жареными пирожками из
речных  водорослей, ломтями арбуза.  Кучка  блудниц дюжины различных  рас  в
коротеньких, ярко  раскрашенных  хитонах,  с набеленными  лицами и  конусами
фантастических париков расположились  на небольшом возвышении позади толпы и
смотрели  на  происходящее,  передавая  друг  другу маленький  телескоп.  Их
сутенер,   рассчитывая,   конечно,  на  легкую   прибыль,  когда  закончится
представление, бродил в толпе, перебрасывался шутками с мужчинами и продавал
сигареты с гвоздичным ароматом. Йама пытался высмотреть блудницу,  с которой
он провел  ночь перед тем,  как Тельмон ушел на войну, не нашел ее  и  густо
покраснел, встретившись взглядом с сутенером, который ему подмигнул.
     Сержант Роден еще  раз пролаял  приказ, но так и  не дождавшись ответа,
надел на свою бритую, иссеченную шрамами голову шлем и захромал назад, туда,
где оставались эдил и другие солдаты.  Он облокотился на край  паланкина,  и
они с эдилом о чем-то коротко посовещались.
     -- Надо  выкурить его  оттуда! --  закричал кто-то, в  толпе прокатился
одобрительный шум.
     Паровая  повозка  выбросила  облако черного дыма  и  двинулась  вперед;
солдаты спешились и пошли вдоль  толпы,  выбирая из  ее  рядов добровольцев.
Сержант Роден произнес перед  храбрецами короткую речь и  раздал монеты, под
его  руководством  они подняли с повозки таран и, сопровождаемые  солдатами,
потащили его к башне. Солдаты держали над головами круглые щиты, но из башни
не доносилось ни единого звука, пока добровольцы не приложились тараном к ее
дверям.
     Тараном  служил  ствол  молодой  сосны,  оплетенный стальной  спиралью,
который покоился в люльке из широких кожаных  полос с петлями для рук восьми
человек, довершал снаряжение стальной наконечник в форме  козлиной головы  с
мощными закрученными рогами. Толпа криками поддерживала смельчаков, пока они
со все нарастающей амплитудой раскачивали таран. -- Раз! Два!
     При  первом ударе дверь загудела,  как  барабан,  целое  облако летучих
мышей  выпорхнуло  из окон  верхнего этажа башни. Они  носились над головами
толпы,  с  сухим  треском  хлопая  крыльями,  люди смеялись  и подпрыгивали,
пытаясь их ловить. Одна из блудниц бросилась бежать по дороге, колотя обеими
руками по голове, чтобы прогнать  двух мышей,  запутавшихся  в  ее громадном
коническом  парике. В  толпе  захохотали.  Блудница  споткнулась,  упав вниз
лицом; тут подбежал милиционер, ножом полоснул одну из летучих мышей, вторая
наконец высвободилась  и взмыла в воздух, милиционер наступил на свою добычу
и растер ее в кровавое пятно. Остальная стая, будто сдутая ветром, поднялась
вверх и растворилась в голубом небе.
     Таран снова  и снова бил  в дверь.  Добровольцы  теперь  нащупали ритм;
толпа радостно колыхалась вместе с ритмичными ударами. Кто-то сказал рядом с
Йамой:
     -- Надо его выкурить.
     Оказалось, что это Ананда. Как всегда, он был в своей оранжевой мантии.
В руках у него был маленький кожаный мешочек с ладаном и елеем.  Он объяснил
Йаме, что его господин явился сюда,  чтобы  изгнать  из башни злых духов,  а
если  дело  обернется  плохо,  то  причастить  умирающих.  Он  до неприличия
радовался предполагаемому аресту доктора Дисмаса. Доктор Дисмас был известен
своей нечестивой верой в то, что судьбой человека правит случай, а вовсе  не
Хранители.  Он не посещал праздничных  служб,  хотя частенько наведывался  в
храм,  играл в шахматы  с отцом  Квином и  часами  спорил с  ним  о  природе
Хранителей  и  Вселенной.  Жрец  считал  доктора Дисмаса  блестящим  ученым,
которого еще можно спасти. Ананда же знал, что для этого доктор слишком умен
и слишком полон гордыни.
     --  Он  играет  с  людьми,  --  сказал  Ананда  Йаме,  -- ему  нравится
заставлять людей  считать  его  чародеем,  хотя на самом  деле он не владеет
такими силами. Никто не владеет, если только их не ниспошлют Хранители. Пора
его наказать. Он слишком долго гордился своей славой.
     -- Он что-то обо мне знает, -- сказал Йама, -- он  узнал это  в  Изе. Я
думаю, он пытается шантажировать моего отца.
     Йама описал события вчерашней ночи, и Ананда мягко сказал:
     -- Не  думаю, что доктор Дисмас вообще что-то нашел, но он, конечно, не
мог  просто вернуться и сказать об этом эдилу. Он блефовал, а  теперь должен
за этот блеф расплачиваться. Вот увидишь, эдил проведет следствие и допросит
его как следует.
     --  Ему надо  было  убить доктора на месте,  а он  не решился и  теперь
устраивает этот фарс.
     -- Твой отец осторожный и законопослушный человек.
     -- Слишком осторожный,  хороший  генерал  разрабатывает план  и наносит
удар прежде, чем противник укрепит свои позиции.
     Ананда возразил:
     --  Он не  мог  убить  доктора Дисмаса  на  месте  или даже просто  его
арестовать.  Это  было  бы  незаконно.  Он должен  провести  консультации  с
Комитетом Ночи  и Алтаря. В  конце концов, доктор Дисмас -- их  человек. Так
свершилось  бы  правосудие,  и  все  были бы удовлетворены.  Вот  почему  он
приказал выбрать  добровольцев из толпы.  Чтобы все оказались  втянуты в это
дело.
     -- Может, и так, -- согласился Йама, но все равно Ананда его не убедил.
Он чувствовал возбуждение и  одновременно стыд, что все эти  события связаны
каким-то образом  с тайной его происхождения. Ему хотелось, чтобы все скорее
кончилось, но другая часть его  личности, та сумасбродная часть, что мечтала
о пиратах  и  авантюристах, восхищалась демонстрацией силы; теперь  Йама был
более  чем  когда-либо уверен, что не сможет тихонько проводить  свои дни  в
какой-нибудь конторе в стенах Департамента Туземных Проблем.
     Таран все бил и бил, но не было никаких признаков, что дверь поддается.
     --  Она укреплена железом, --  сказал Ананда, -- на ней нет петель, она
сдвигается  в  сторону. В  любом  случае еще  долго  ждать, даже  когда  они
разобьют дверь.
     Йама заметил, что Ананда слишком уж сведущ в процедуре осады.
     -- Я уже видел такое, -- объяснил Ананда. -- В маленьком городке у стен
монастыря,  где меня воспитывали,  высоко в горах, выше по течению,  чем Из.
Банда  разбойников заперлась в  доме. В городе  был  только маленький  отряд
милиции, а Из находится  в двух днях пути -- пока солдаты добрались бы туда,
бандиты  легко могли скрыться под покровом темноты. Милиционеры решили  сами
схватить  разбойников.  Но  когда  они  хотели вломиться  в дом,  нескольких
человек убили, так что в конце концов  они сожгли весь дом и бандитов вместе
с ним. Это  нужно сделать и здесь,  иначе  солдатам придется искать  доктора
Дисмаса по всем  этажам. Он  сможет убить еще много  народу, прежде чем  его
арестуют, а представь себе, вдруг у него есть что-нибудь вроде  паланкина  и
он просто улетит?
     --  Тогда  мой  отец  бросится  за  ним  в  погоню.  -- Йама засмеялся,
представив такую  картину: доктор  Дисмас вылетает из  башни,  как  летающий
таракан, а эдил в своем богато украшенном паланкине устремляется за ним, как
голодная птица.
     Толпа  радостно  ахнула.  Йама  и Ананда, расталкивая  всех  локтями  и
коленями, пробрались вперед и увидели, что дверь раскололась снизу доверху.
     Сержант Роден поднял руку, и на миг установилась выжидательная тишина:
     -- Еще разок, ребята, вложите всю душу.
     Таран  ударил,  дверь  разлетелась  в  щепки  и выпала.  Толпа подалась
вперед, унося с собою Ананду и Йаму, солдаты оттесняли людей назад.  Один из
них узнал Йаму.
     --  Вам не следует здесь находиться, молодой господин, -- сказал он, --
отправляйтесь домой, будьте благоразумны.
     Йама отскочил прежде, чем солдат успел его схватить, и вместе с Анандой
вернулся к своему прежнему наблюдательному пункту на разбитом выступе скалы,
откуда им все было  видно над головами толпы и цепочкой вооруженных  солдат.
Группа  добровольцев  наносила  короткие быстрые удары по обломкам двери,  а
потом  отступила  в сторону,  пропуская  пятерку солдат  (позади них тащился
командир отряда милиции), которые подошли, держа наготове ружья и арбалеты.
     Во главе с сержантом Роденом команда  исчезла в  темном проеме.  На миг
стало тихо,  все чего-то ждали. Йама посмотрел на эдила, тот сидел, выпрямив
спину,  под  балдахином  паланкина  с мрачным выражением лица.  Белые перья,
опушающие  высокий  ворот  его  соболиной  мантии,  трепетали  от  утреннего
ветерка.
     Вдруг  раздался глухой  взрыв.  Оранжевый  дым повалил  из окон  башни,
волнами растекаясь в  воздухе. В толпе зашушукались,  не понимая, входит  ли
это в план атаки или же это отчаянный ход обороняющихся. Новые удары, теперь
дым валил уже из  всех  окон  и из  дверного  проема.  Спотыкаясь, из  башни
вывалились  солдаты,  последний  --  сержант   Роден,   тащивший   командира
милиционеров.
     Теперь к дыму,  рекой льющемуся из окон, примешивались  языки  пламени,
сам дым из оранжевого медленно приобретал голубой оттенок. Некоторые в толпе
встали на колени и прижали кулаки ко лбу, изображая знак Хранителей.
     Ананда сказал Йаме:
     -- Это дело рук демона.
     -- Я думал, ты не веришь в магию.
     -- Нет,  но  в демонов  верю.  В  конце  концов, именно демоны пытались
столетие назад уничтожить заведенный Хранителями  порядок. Возможно,  доктор
Дисмас -- как раз демон, замаскированный под человека.
     -- Демоны -- это  машины,  а не сверхъестественные  существа, -- сказал
Йама, но Ананда отвернулся  посмотреть на горящую  башню и, казалось, его не
слышал.
     Пламя  забиралось все  выше, кольцо огня охватило декоративный шпиль на
крыше  башни. Красный дым  туманил воздух,  сквозь него, кружась, опускались
крупные  хлопья белого пепла.  Пахло  серой  и чем-то неприятно сладковатым.
Потом вновь раздался взрыв,  и громадный  язык  пламени метнулся из дверного
проема. Шпиль башни разлетелся на куски. Горящие  ошметки пластиковой фольги
дождем посыпались на головы толпы, и люди кинулись бежать в разные стороны.
     В первых рядах возникла паника, сзади  напирали, десятки  людей полезли
через стену, и Йама с  Анандой потеряли друг друга. Одна из лошадей подалась
назад, ударив копытом человека, который  хотел взять ее под  уздцы.  Паровая
повозка пылала.  Водитель  выскочил  из  горящей кабины и стал  кататься  по
земле,  чтобы затушить тлеющую  одежду;  он  вскочил  на ноги как раз  в тот
момент, когда взорвались заряды в кузове, обратив его в раскаленный пепел.
     Осадные ракеты  полетели во  всех направлениях, волоча за собой горящие
хвосты веревок. Взорвалась бочка с напалмом, став маслянисто-огненным  шаром
и выбросив в небо  грибовидное облако кипящего дыма. Пламя выплевывало языки
так далеко, что люди  искали любого укрытия, которое только  могло защитить.
Йама упал на землю и закрыл голову руками, а вокруг падали горящие обломки.
     Потом наступила  поразительная тишина. Йама поднялся на  ноги, в ушах у
него  шумело,  тут  чья-то тяжелая  рука  легла  ему  на  плечо  и заставила
обернуться.
     -- Мы с тобой еще не закончили, -- сказал Лоб.  За его спиной, выставив
клыки, ухмылялся Луд.

        6
        ТАВЕРНА БУМАЖНЫХ ФОНАРЕЙ

     Луд взял  нож Йамы  и  заткнул его себе за  пояс, рядом  с  собственным
кривым лезвием.
     -- Не  вздумай звать  на помощь, -- предупредил  он, --  или мы отрежем
тебе язык.
     Люди вокруг поспешно  двигались в сторону городских  ворот.  Лоб и Луд,
схватив Йаму за руки, тащили его в толпе. Яростный огонь  пожирал башню, эта
мощная гигантская  труба  выбрасывала в воздух  густой красный дым,  который
смешивался с копотью горящей  повозки и дымом бесчисленных мелких  пожаров и
застилал солнце.  Несколько лошадей,  сбросив всадников,  носились  бешеными
кругами. Сержант  Роден  метался среди огня  и  дыма,  пытаясь  организовать
контрмеры:  несколько  солдат  и  милиционеров  уже сбивали мокрыми одеялами
огонь там, где загорелась трава.
     Толпа разделилась на два потока  вокруг Ананды  и жреца. Они  стояли на
коленях около лежащего человека, смачивая его  лицо маслом и читая  отходные
молитвы.  Йама обернулся  и попытался  перехватить  взгляд  Ананды,  но  Луд
зарычал, силой повернул его голову и потащил дальше.
     Дым  горящей  башни висел  над  тесно сомкнутыми крышами городка. Вдоль
старого берега лодочники заворачивали товары в одеяла. Торговцы и приказчики
закрывали  окна  ставнями  и становились  у дверей  на страже,  вооружившись
ружьями и секирами. Народ уже громил дом, где у доктора Дисмаса была аптека.
Люди тащили мебель на веранду второго этажа и выбрасывали ее на улицу; книги
летели  вниз,  как птицы  с  перебитыми  спинами,  кувшины  с  ингредиентами
лекарств  раскалывались об  асфальт, над  ними взлетали облака  разноцветных
порошков. Какой-то человек методично разбивал окна тяжелым молотком.
     Лоб  и  Луд  протолкнули Йаму  сквозь  бесконечную  толпу и повернули в
переулок -- скорее  замощенную тропу над зеленой  водой канала.  Одноэтажные
домишки, теснившиеся  вдоль  канала,  были сложены  из  камня,  добытого  из
древних величественных  зданий,  и  потому  высокие узкие  окна  окаймлялись
разномастными  кусками  полустертой резьбы или осколками каменных панелей со
следами  текстов на давно  забытом языке.  Покатые  настилы  вели  к грязной
пенной воде;  в этой части города жили  одинокие батраки, личные купальни им
были не по карману.
     Сначала Йама решил, что братья  притащили  его в этот убогий незаметный
переулок, чтобы здесь рассчитаться с ним за его  вмешательство в ту забаву с
отшельником. Он собрался с духом, но его все еще толкали вперед. Наконец они
с улицы  вошли  в таверну: Луд впереди,  а Лоб замыкающий; над головой у них
поскрипывала и шуршала на вонючем ветру цепочка древних бумажных фонариков.
     Половину  помещения  занимал  бассейн,  подсвеченный  изнутри  зелеными
подводными лампочками. Стертые ступени вели к луже светящейся воды. В центре
бассейна  на  спине  плавал  чудовищно толстый  человек,  тени  метались  по
галереям,  окружающим комнату  с  трех  сторон.  Когда Лоб и  Луд  шли  мимо
бассейна, человек засопел и пошевелился.  Лоб бросил  монету. Толстяк поймал
ее   подвижными  пухлыми   губами  подковообразного  рта.  Нижняя  губа  его
вывернулась и монета исчезла в утробе. Он снова засопел и закрыл глаза.
     Луд уколол Йаму концом ножа и толкнул мимо кучи бочек к узкому проходу,
приведшему их  в  маленький  дворик. Здесь,  под стеклянной  крышей в пятнах
водорослей  и  черной  плесени,  находилось  нечто  вроде  клетки  из  витой
проволоки, занимающей почти все пространство между белеными стенами: с обеих
сторон оставалось  лишь с  ладонь свободного  места.  А  внутри клетки,  под
проволочным потолком  сидел, согнувшись за шатким столиком, доктор Дисмас  и
читал  книгу.  В  костяном мундштуке  дымился окурок сигареты  с  гвоздичным
ароматом.
     -- Вот он, -- сказал Луд. -- Мы его привели.
     -- Давайте его сюда, -- сказал аптекарь и нетерпеливо захлопнул книгу.
     Забыв страх,  Йама окаменел.  Луд отпирал дверь в  клетку, а Лоб  грубо
обхватил  Йаму  сзади,  потом  его  втолкнули внутрь, дверь захлопнулась, за
спиной щелкнул замок.  -- Нет, --  усмехнулся доктор Дисмас,  -- я далеко не
мертв, хотя мне  и пришлось заплатить немалую цену за  спасение. Закрой рот,
мальчик, а то ты похож на лягушку. Ты ведь любишь охотиться на лягушек?
     С той стороны Лоб и Луд толкали друг друга в бок.
     -- Ну, давай, -- бормотал один.
     -- Лучше ты.
     Наконец Луд решился и сказал доктору:
     -- Вы должны нам заплатить. Мы сделали, что вы сказали.
     --  В  первый  раз у  вас не вышло, -- ответил  доктор Дисмас, --  я не
забыл.  Это еще не вся работа, если я  заплачу  вам сейчас, вы все пропьете.
Сейчас уходите. Вторую часть мы выполним через час после захода солнца.
     Снова посоветовавшись с братом, Луд сказал:
     -- Мы  подумали,  может быть,  вы  заплатите за  одно это,  а  потом мы
сделаем другое.
     -- Я  сказал,  что  заплачу, если  вы  приведете  мальчишку  сюда. И  я
заплачу. И заплачу еще  больше, если вы поможете мне доставить его человеку,
который меня послал. Но если не  все будет сделано до конца,  как я  сказал,
денег не будет вообще.
     -- Может, мы сделаем одно, -- стал канючить Луд, -- а второе не будем?
     Доктор Дисмас резко ответил:
     -- Когда я сказал вам начинать вторую часть дела?
     -- На заходе, -- со злостью буркнул Лоб.
     -- Через час после захода. Запомните это. И мне,  и вам будет одинаково
плохо, если работа окажется  сделана  не  так, как надо.  В первый раз у вас
сорвалось. Смотрите, чтобы это не повторилось.
     Луд злобно пробормотал:
     -- Мы же его привели, разве нет?
     Лоб добавил:
     -- Мы бы  его и  в ту  ночь  поймали,  если бы не попался этот  вонючий
старик с палкой.
     Йама смотрел на  братьев-близнецов через ячейки сетки. Они избегали его
взгляда. Он сказал:
     -- Выпустите меня.  Я скажу, что вы спасли меня в давке. Я не знаю, что
обещал вам доктор Дисмас, но отец заплатит за мое спасение вдвое больше.
     Луд и Лоб хмыкнули, хлопая друг друга по ребрам.
     -- Ну и чудик! Прямо настоящий маленький джентльмен.
     Лоб рыгнул, его брат заржал. Йама обернулся к доктору Дисмасу.
     -- То же самое относится и к вам, доктор.
     --  Мой  дорогой  мальчик,  не  думаю, что моя цена  устроит эдила,  --
ответил доктор Дисмас,  -- я  был счастлив в своем доме с  моими  книгами  и
опытами. -- Он  приложил руку  к своей узкой груди и вздохнул. У  него  было
шесть пальцев с заостренными ногтями.
     -- Теперь  все  пропало благодаря  тебе.  Ты  мне  много  чего  должен,
Йамаманама,   и   я   собираюсь   все   получить   сполна.   Мне   не  нужна
благотворительность эдила.
     Йама  почувствовал странную смесь возбуждения и страха.  Он был уверен,
что доктор Дисмас обнаружил его расу, а может быть, нашел и семью.
     -- Значит, вы и правда  узнали, откуда я родом. Вы нашли мою семью, ну,
то есть мою настоящую семью...
     -- Кое-что получше, куда лучше,  -- сказал доктор Дисмас, -- но  сейчас
не время об этом говорить.
     Йама упрямо сказал:
     --  Я  хочу  узнать  прямо  сейчас,  я заслужил.  Доктор  Дисмас  вдруг
разозлился:
     --  Я  тебе  не прислуга,  мальчишка.  --  Он протянул руку  и нажал на
какую-то точку на руке Йамы. Голова Йамы наполнилась  вдруг яркой, как свет,
болью. Он упал на колени на сетчатый пол клетки, а доктор Дисмас обошел стол
и взял Йаму за подбородок длинными холодными костлявыми пальцами.
     --  Теперь ты мой, --  сказал  он, -- не забывай  об этом.  -- Он снова
повернулся к близнецам: -- Почему вы все еще здесь? Вы уже получили приказ.
     -- Мы вернемся вечером. Смотрите, заплатите тогда.
     -- Конечно, конечно.
     Как только  близнецы  ушли,  доктор  Дисмас сказал  Йаме  доверительным
тоном:
     --  Честно  говоря,  я бы  предпочел  работать  один,  но  едва  ли мог
позволить  себе бродить  в  толпе, когда все  считали,  что я в башне. -- Он
просунул руки Йаме под мышки и поднял его.
     --  Пожалуйста,  сядь, будь любезен. Мы  цивилизованные люди.  Ну  вот,
так-то лучше.
     Йама  присел  на краешек хлипкого металлического  сиденья  и  некоторое
время просто дышал, пока боль не свернулась, превратившись в  теплый комок в
мышце плеча. Наконец он сказал:
     -- Вы знали, что эдил собирается вас арестовать.
     Доктор Дисмас  вернулся на свое место с другой стороны стола. Вставив в
мундштук новую сигарету, он произнес:
     --  Твой  отец  слишком серьезно  относится  к  своим  обязанностям.  В
соответствии  с правилами  он  сообщил о  своих намерениях в Комитет Ночи  и
Алтаря. Один из его членов -- мой должник.
     -- Если  между вами и моим отцом есть какие-то проблемы,  я  уверен, их
можно решить,  но  пока вы держите меня  в плену,  ничего не  получится. Как
только пожар в башне утихнет, начнут искать тело, не найдут  и станут искать
вас. А город у нас маленький.
     Доктор Дисмас выпустил струю дыма в проволочный потолок клетки.
     -- Как хорошо научил тебя логике  Закиль. Довод вполне убедительный, но
они найдут тело.
     -- Значит, вы с самого начала планировали сжечь свою башню, и нечего за
это винить меня. Думаю, что, уходя, вы унесли свои книги.
     Доктор Дисмас не стал отрицать. Он спросил:
     -- Кстати, как тебе понравилось представление?
     -- Некоторые верят, что вы колдун.
     -- Колдунов не бывает. Те, что называются колдунами, обманывают и себя,
и своих клиентов. Мое маленькое пиротехническое представление создано просто
несколькими   аккуратно   смешанными  солями,   которые   воспламенились  от
электрического  детонатора  при  замыкании  цепи,   когда  какой-то  бегемот
наступил на пластину, спрятанную  под ковриком. Примитивный фокус. Его может
показать любой  ученик аптекаря, достойный этого звания, но,  конечно,  не в
таких масштабах.
     Доктор Дисмас ткнул в Йаму пальцем, и тот с трудом удержался,  чтобы не
отшатнуться.
     --  Все  из-за тебя.  Ты --  мой должник,  Йамаманама.  Дитя  реки, это
правда, но  вот  какой  реки, хотелось  бы  мне знать. Уверен, что не  нашей
Великой Реки.
     -- Вы что-то  знаете  о моей семье!  --  Йама не  мог  сдержать жадного
любопытства, и  оно прозвенело в его  голосе, поднимаясь  и раздуваясь в его
душе -- он хотел смеяться, петь, танцевать. -- Вы знаете о моей расе.
     Доктор Дисмас  сунул  руку  в карман  своего  длинного сюртука и достал
пригоршню пластмассовых соломинок. Он  посчитал их в своей длинной костлявой
ладони и  бросил  на  стол.  Он  хотел  принять решение, обращаясь  к методу
случайных чисел; Йама уже слышал об этой  его  привычке от  Ананды,  который
сообщил о ней возмущенным тоном. Йама спросил:
     -- Вы решаете, сказать мне или нет, доктор?
     --  Ты  смелый  мальчик,  раз   спрашиваешь  о  запретных  знаниях,  ты
заслуживаешь какого-то ответа.
     Доктор Дисмас стряхнул с сигареты пепел.
     -- Быки и верблюды, антилопы, ослы и лошади, -- все работают в ярме под
надзором мальчишек  не старше тебя, и  даже моложе, а  вооружены  они только
свежесрезанной  хворостиной  -- больше  им  нечем грозить своим  подопечным.
Почему так  происходит? Потому что та часть  существа этих животных, которая
рвется к свободе, была сломлена и заменена привычкой. Чтобы поддерживать эту
привычку, достаточно  хворостины,  ничего больше. Даже если освободить  этих
животных  от  грузов и  упряжи,  они  окажутся  слишком  изломанными,  чтобы
вообразить,  что  можно  уйти  от хозяев. Большинство  людей похожи на  этих
животных, дух их изломан страхом перед фантомами  религии и  власти. Я много
трудился,  чтобы сломать привычку. Надо  быть непредсказуемым -- только  так
можно обмануть тех, кто считается хозяевами людей.
     -- Я думаю, вы не верите в Хранителей, доктор.
     -- Я не  ставлю под сомнение их существование. Разумеется, они когда-то
существовали. Наш мир -- тому доказательство;  Око Хранителей, упорядоченная
Галактика -- это все доказательства. Но  я ставлю под сомнение великую ложь,
которой жрецы гипнотизируют население, что Хранители наблюдают за  нами и мы
должны соответствовать  их требованиям, чтобы заслужить воскрешение и вечную
жизнь после смерти. Как будто существа, определяющие траектории звезд, могут
думать о том,  бьет ли человек свою жену, или о том, дразнит ли один ребенок
другого.  Это  хлыст, который  удерживает людей на своих  местах, чтобы  так
называемая цивилизация могла катиться по накатанной дороге. Плевать я на это
хотел!
     Тут  доктор Дисмас  и  правда  сплюнул,  деликатно,  как  кот,  но Йама
все-таки был поражен.
     Аптекарь снова  пристроил свой сигаретный мундштук во рту, вцепившись в
него крупными тупыми зубами.
     Когда  он улыбался, не выпуская  мундштука, бляшки на скулах  выглядели
как рельеф древесины. Доктор Дисмас продолжал:
     -- Хранители создали нас, но теперь они ушли. Они мертвы, и это дело их
собственных  рук. Они  создали Око  и провалились за его  горизонт  со всеми
своими мирами.  А почему?  Потому что они  отчаялись.  Они  трансформировали
Галактику и  могли переделать  Вселенную,  но у них не выдержали  нервы. Они
оказались трусливыми дураками, и каждый, кто верит, что они  все еще за нами
следят, еще худший дурак.
     На  это  Йама  ответить не  мог.  Не  было нужного ответа. Ананда прав.
Аптекарь  -- это монстр, не желающий  служить  никому и ничему, кроме  своей
чудовищной гордыни. Доктор Дисмас сказал:
     -- Хранители ушли, но машины остались, они по-прежнему следят за нами и
управляют  миром   по  устаревшим   рецептам.   Разумеется,   они  не  могут
одновременно следить за всем,  вот они и строят модели, чтобы прогнозировать
поведение  людей,  а потом  следить  только  за  отклонениями  от  нормы.  В
большинстве случаев  и  с большинством людей это  срабатывает, но существуют
люди, которые, подобно  мне, не поддаются прогнозированию, потому что отдают
важные решения на  волю случая. Машины не в состоянии отследить произвольные
пути в каждый  отдельный момент, и  потому мы  становимся  невидимками.  Но,
конечно, клетка вроде этой тоже помогает  от них  спрятаться. Она экранирует
контрольные тесты машин. Поэтому я ношу шляпу, в ней подкладка из серебряной
фольги.
     Йама  засмеялся: доктор на полном  серьезе признавался  в своей смешной
привычке.
     -- Значит, вы боитесь машин.
     --  Вовсе нет. Но  они  меня очень  интересуют. У  меня есть  небольшая
коллекция деталей машин, извлеченных из раскопок на развалинах в пустынях за
срединной точкой мира -- одна, почти целая, настоящее сокровище.
     Доктор  Дисмас вдруг резко сжал  голову,  сильно тряхнул ею и подмигнул
Йаме:
     -- Но не следует говорить об этом. Не здесь. Они могут услышать, даже в
этой клетке. Одна из причин, почему я приехал сюда, -- это активность машин,
здесь  она выше,  чем  где-либо во всем Слиянии, даже  в  Изе.  И вот я, мой
дорогой Йамаманама, нашел тебя.
     Йама показал на соломинки, разбросанные  по  столу. В сечении они  были
шестиугольными,  а  вдоль  граней  виднелись  красные  и  зеленые  иероглифы
какого-то неизвестного языка. Он спросил:
     -- Вы  отказываетесь  признавать  власть  Хранителей над людьми, а сами
следуете указаниям этих кусочков пластмассы.
     Доктор Дисмас ответил хитрым взглядом:
     -- Но именно я решаю, какой задать  вопрос. У Йамы в голове  был только
один вопрос:
     -- В  Изе вы узнали  что-то о моей расе и сообщили отцу то, что узнали.
Если вы не хотите рассказать мне всего,  пожалуйста,  расскажите хотя бы то,
что сказали ему. Может быть, вы нашли там мою семью?
     -- Чтобы найти твою семью,  нужно смотреть дальше Иза, мой мальчик,  и,
вероятно,  у  тебя будет  такая возможность. Думаю,  эдил по-своему неплохой
человек,  но это лишь означает,  что он всего только  скромный  чиновник, не
способный  ни  на  что  большее,  кроме  как  управлять  маленькой  хиреющей
провинцией, ни для кого не представляющей  интереса. В его руки попал  приз,
способный определять судьбы всех народов  Слияния, более того -- всего мира,
а  он   ничего  не  предпринимает.  Такой  человек   заслуживает  наказания,
Йамаманама. А что  касается тебя, в  тебе таится огромная опасность,  потому
что ты не ведаешь, кто ты.
     -- Мне бы  очень хотелось узнать. -- Йама и половины не  понял из того,
что говорил  доктор  Дисмас. С замиранием сердца он  подумал, что, вероятно,
этот человек -- сумасшедший.
     -- Невинность -- не оправдание, -- сказал доктор Дисмас, но,  казалось,
он говорит сам с собой.
     Длинными костлявыми  пальцами он шевелил на  столе соломинки, как будто
пытаясь изменить свою судьбу. Он зажег следующую сигарету и стал смотреть на
Йаму не отрывая взгляда. Йама почувствовал себя неуютно и отвернулся.
     Доктор Дисмас засмеялся, вынул вдруг небольшой кожаный футляр и раскрыл
его на  столе.  Внутри  находились стеклянный  шприц,  прижатый  эластичными
петлями,  спиртовая  горелка,  изогнутая  серебряная  ложка,  вся  в  темных
разводах,  маленькие  пестик  и  ступка,  а  также   несколько  бутылочек  с
резиновыми пробками. Из одной бутылочки доктор Дисмас достал сушеного жука и
положил  его  в  ступку,  из  другой  добавил  несколько  капель  прозрачной
жидкости, наполнившей комнату  резким  запахом абрикосов.  Доктор  Дисмас  с
величайшим тщанием растер жука в кашицу и  переложил  ее,  выскребая все  до
капельки, в ложку.
     -- Кантарид, -- сказал он, как если бы это  все объясняло. -- О, ты еще
слишком молод и не поймешь,  что временами для такой тонкой  натуры,  как  у
меня, мир становится слишком невыносимым.
     -- Мой  отец  говорит, что это  навлекло на  вас  неприятности  в вашем
Департаменте. Он говорит...
     -- Что я поклялся, что перестану его употреблять? Ну разумеется. Я  так
сказал. Если бы не сказал, они не позволили бы мне вернуться в Эолис.
     Доктор Дисмас зажег фитиль спиртовой горелки от огнива и подержал ложку
над  голубым  пламенем, покуда паста не  превратилась в жидкость и не начала
закипать. Запах абрикосов усилился,  в нем  появился  металлический привкус.
Доктор  Дисмас наполнил жидкостью шприц и постучал  по стеклу, чтобы лопнули
пузырьки на стенках.
     -- Не надейся убежать, -- сказал он, -- у меня нет ключа.
     Он   положил  левую  руку  на  стол,  потер  складку   кожи  большим  и
указательным  пальцем,  нащупал вену  и воткнул иглу,  затем оттянул поршень
шприца  -- в  бледно-коричневом  растворе  появились  красные  струйки  -- и
надавил на поршень до отказа.
     Доктор резко вдохнул и  распростерся на стуле. Шприц упал на стол. Ноги
доктора  заскребли по  проволочному полу, выбивая  на нем чечетку, потом  он
расслабился  и глянул  на  Йаму  из-под  полуопущенных век.  Его  зрачки  --
расплывчатые  крестики  на  желтых  склерах  --   сжимались  и   разжимались
произвольно, сами собой. Он хихикнул:
     -- Если ты пробудешь у меня подольше... о, я тебя научу...
     -- Доктор?
     Но доктор  молчал.  Взгляд его  рассеянно бродил  по  клетке и  наконец
остановился   на  заляпанном  стекле  крыши  над   двориком.  Йама  потрогал
металлические ячейки  сетки, погнуть  эти  мелкие  шестиугольники он мог, но
разорвать -- нет, все они были сплетены из единого куска, а  дверь подогнана
так хорошо, что Йаме не удалось даже палец просунуть в щель.  Над стеклянным
потолком дворика  появилось  солнце, дворик  наполнился  золотистым  светом,
солнце постояло и начало свой обратный путь вниз.
     В конце концов  Йама решился дотронуться до вытянутой руки доктора.  Он
ощутил  податливую дряблую кожу,  под которой ходили пластинки  неправильной
формы. Доктор  Дисмас  не пошевелился. Голова его была закинута назад,  лицо
купалось в солнечном свете.
     Йама обнаружил только один карман в длинном черном сюртуке аптекаря; он
был  пуст.  Когда Йама осторожно убирал свою руку, доктор вдруг пошевелился,
схватил его за кисть и с неожиданной силой привлек к себе:
     --  Не сомневайся, -- пробормотал он. Дыхание его отдавало абрикосами и
металлом. -- Сядь и жди, мальчик.
     Йама  сел  и  стал  ждать.  Вскоре  вдоль коридора  прошаркал  давешний
толстяк, которого Йама видел в общем бассейне таверны. Он  был совсем голый,
только синие резиновые  шлепанцы  на  ногах, а в  руках прикрытый  салфеткой
поднос.
     -- Отойди, -- сказал он Йаме, -- нет, еще дальше, за доктора.
     -- Отпустите меня. Обещаю, вы получите награду.
     -- Мне  всегда платят, молодой господин, --  сказал  толстяк. Он  отпер
дверь, поставил поднос и снова закрыл дверь. -- Поешь,  молодой господин. Не
гляди на доктора, ему ничего не нужно. Никогда не видел, чтобы он ел. У него
есть наркотик.
     --  Отпустите  меня!  --  Йама  заколотил  кулаками  по  двери  клетки,
выкрикивая угрозы вслед удаляющемуся толстяку,  потом сдался и  заглянул под
салфетку, накрывающую поднос.
     Тарелка  жидкого супа,  в котором  плавали рыбьи глаза  и кольца сырого
лука,  ломоть  черного  хлеба,  плотного,  как  кирпич, и  почти  такого  же
жесткого, стакан слабого пива цвета старой мочи.
     Суп оказался приправлен маслом чили и оттого почти съедобен, а вот хлеб
был настолько соленым, что  Йама,  откусив  первый кусок,  больше  съесть не
смог. Он выпил кислое пиво и, кое-как устроившись на шатком стуле, задремал.
     Разбудил его  доктор  Дисмас. У Йамы  страшно  ломило голову, а  во рту
ощущался  отвратительный  металлический   вкус.  Двор  и  клетка  освещались
спиртовым  фонарем, свисающим с  плетеного  потолка, воздух  над  стеклянной
крышей двора был темным.
     -- Поднимайся, молодой  человек, -- сказал  доктор Дисмас.  Он весь был
налит  кипучей энергией, перепрыгивал с ноги  на  ногу, сплетал и  расплетал
свои негнущиеся пальцы. Тень доктора  на беленых  стенах внутреннего дворика
повторяла его движения.
     -- Вы меня усыпили, -- глупо сказал Йама.
     -- Чуть-чуть забвения в твое пиво. Чтоб жизнь твоя была красива.
     Доктор Дисмас застучал в металлическую сетку и прокричал:
     -- Эй!  Хозяин!  --  Потом  повернулся к  Йаме и  сказал: -- Ты проспал
дольше, чем думаешь. Этот маленький  отдых  --  мой  дар  тебе,  чтоб в тебе
проснулось твое истинное "Я".  Ты не понимаешь? Но  это и не важно. Вставай!
Вставай!  Гляди  веселей!  Просыпайся!  Просыпайся!  Ты  пускаешься  в  путь
навстречу судьбе. Эй! Хозяин!

        7
        ВОИН

     В   темноте  за   дверями  таверны  доктор  Дисмас  натянул  на  голову
широкополую  шляпу  и  обменялся  несколькими  словами с  хозяином,  который
аптекарю  что-то передал, постучат  себя  по лбу  и захлопнул тяжелую дверь.
Цепочки фонарей  над дверью поскрипывали на ветру, освещая тусклым мерцанием
только  самих себя.  Остальная часть улицы  тонула во тьме, несколько  лучей
света, сияющих меж закрытых ставен домов на другой стороне  широкого канала,
разрезали  ее  словно  лезвия.  Доктор  Дисмас  включил  маленький  фонарь и
направил  узкий  луч  на Йаму,  который  оторопело заморгал,  в  голове  его
оставалась тяжесть и сонная одурь -- наркотик продолжал действовать.
     --  Если  тебя будет рвать, -- сказал доктор  Дисмас, -- наклонись и не
испачкай одежду и обувь. Ты должен выглядеть прилично.
     -- Что вы со мной сделаете, доктор?
     -- Дыши, мой дорогой мальчик, дыши медленно  и глубоко. Посмотри, какая
прекрасная  ночь! Говорят, объявлен комендантский  час. На нас некому  будет
пялиться. Смотри! Знаешь, что это?
     Доктор Дисмас показал Йаме предмет, который передал хозяин таверны. Это
оказался энергетический пистолет, серебристый и  обтекаемый, с тупым  дулом,
выпуклой камерой и рукояткой из мемопласта, который, плавясь, принимал форму
рук почти всех существующих в мире рас. Красная точка тускло светилась сбоку
на камере, означая, что он полностью заряжен.
     -- Вас могли сжечь на костре только за это, -- сказал Йама.
     --  Значит, ты знаешь, на что он способен.  -- Доктор Дисмас сунул дуло
под  правую лопатку Йамы. -- Я установил его на  самый слабый разряд, но все
равно одним  выстрелом можно  поджарить твое сердце. Мы  отправимся к новому
причалу, как два старых друга.
     Йама  сделал, как  ему сказали. Он все  еще пребывал в полудреме. Кроме
того, сержант Роден учил его, что  в случае похищения он не должен  пытаться
бежать, разве только в  том случае, если это не опасно  для жизни. Он думал,
что солдаты гарнизона должны сейчас его искать. В конце концов, его  не было
целый день. Они могут показаться из-за угла и найти его в любой момент.
     Доза кантарида  сделала доктора Дисмаса разговорчивым. Казалось,  он не
думает,  что ему  может грозить опасность. Пока они шли,  он рассказал Йаме,
что раньше таверна была мастерской, где делали эти фонари, то было в славные
дни Эолиса.
     --  Фонари на вывеске  таверны --  это  лишь грубое  подражание  идеалу
прошлого. Сейчас их делают из покрытой лаком бумаги. Настоящие фонарики были
круглыми лодочками, сделанными из пластика, с длинным килем,  уравновешенным
так, чтобы они не кренились, и шариком надутого нейлона  вместо паруса, куда
вдували светящийся  газ. Такие призрачные фонарики пускали  по  Великой Реке
после каждых похорон, чтобы бесприютный дух заблудился и не вернулся к своим
живым родственникам. И в  этом, как ты скоро увидишь, есть аналогия с  твоей
судьбой, мой дорогой мальчик.
     Йама сказал:
     -- Вы якшаетесь с идиотами, доктор. Хозяина таверны сожгут за соучастие
в моем похищении -- такое наказание мой отец назначает простым людям. Луда и
Лоба тоже, хотя их глупость служит им оправданием.
     Доктор Дисмас засмеялся,  его нездоровое сладковатое дыхание  коснулось
щеки Йамы. Он спросил:
     -- И меня тоже сожгут?
     --  Это все во власти моего отца.  Скорее всего вас отдадут  на милость
вашего Департамента, а от этого никто еще не выигрывал.
     -- А вот тут ты ошибаешься. Прежде всего я забрал тебя не для выкупа, а
чтобы  спасти  от  заурядной  судьбы,  которую  предназначал  тебе  отец.  А
во-вторых, разве ты видишь, что кто-то спешит тебе на помощь?
     Длинная  набережная, освещенная оранжевыми бликами  газовых  ламп, была
пустынна. Таверны, склады торговцев, два  публичных дома -- все было закрыто
и  потонуло  во   тьме.   На  двери  трепыхались  листовки   с   объявлением
комендантского  часа,  на  стенах намалеваны  лозунги  грубыми литерами расы
Амнанов.  У  стальных дверей  большого  склада, принадлежащего  отцу  Дирив,
навалена куча  мусора и  плавня. Она  еще тлела, но видно, огонь не причинил
особого вреда: обгорела лишь краска на дверях. Несколько контор более мелких
торговцев были  разграблены,  а здание,  где у доктора  Дисмаса была аптека,
сгорело  дотла. Черные  головешки так едко  дымились,  что у  Йамы  защипало
глаза.
     Доктор Дисмас вполне открыто вел Йаму вдоль нового причала, который шел
к  входу в  бухту между  поросшими полосатой  травой-зеброй лугами и топкими
отмелями, рассеченными неглубокими каналами  со стоячей водой. Широкая бухта
смотрела в низовья реки.
     С  той стороны, где  находился Край Мира, на небе  светилось  трехосное
колесо Галактики, окаймленное  с  одной  стороны  обрывом, на  котором стоит
замок эдила, а с другой -- трубами пеониновой мельницы. Оно было так велико,
что, глядя  на один  ее  конец, Йама  не  мог  видеть другой. Десница  Воина
поднималась выше арки Десницы Охотника; Десница Стрельца извивалась в другом
направлении,  ниже  Края  Мира, до  следующей зимы  ее  и  видно  не  будет.
Скопление под названием Синяя Диадема,  Йама узнал это, изучая  Пураны, было
облаком  из пятидесяти тысяч  сине-белых  звезд,  при  этом каждая превышала
своей массой светило Слияния в сорок раз; оно выглядело сверкающим пятнышком
света, словно капля воды соскользнула с  Десницы Охотника. Меньшие  звездные
скопления составляли длинные цепи концентрированного света на фоне  молочной
мягкости слияния галактических рукавов. Там были полосы, нити, шары и облака
звезд,  растворяющихся   в  общем  нежном  свечении,  которое  через  равные
интервалы пересекали темные полосы. Центр Галактики, разрезанный горизонтом,
был словно  соткан  из таких оболочек:  это  звезды  концентрическими слоями
окружали ядро Галактики, будто слои сверкающей фольги -- новогодний подарок.
Перед  лицом  этого древнего величия  Йама чувствовал,  что его  собственная
судьба столь же незначительна, как