Лоис Макмастер Буджолд. Солдат-недоучка --------------------------------------------------------------- © Copyright Lois McMaster Bujold, "The Warrior's Apprentice", 1986 © Copyright Анны Ходош, ред. от 08.06.2001 Origin: http://lavka.cityonline.ru/bujold/index.htm │ http://lavka.cityonline.ru/bujold/index.htm "Барраярский" цикл. Четвертая книга Замечания о переводах Буджолд │ http://lavka.cityonline.ru/bujold/trans_acc.htm --------------------------------------------------------------- Лилиан Стюарт Карл посвящается ГЛАВА 1 Высокий, сурового вида унтер-офицер в парадном имперском мундире даже панель связи держал, словно маршальский жезл. Рассеянно похлопывая ею себя по бедру, он со сдержанным презрением окидывал взглядом группу стоящих перед ним молодых людей. Испытующе. Это тоже входит в правила игры, напомнил себе Майлз. Стоя на свежем осеннем ветерке в одних шортах и кроссовках, он старался не дрожать. Ничто так не выводит из равновесия, как необходимость стоять почти голым рядом с людьми, разодетыми словно на смотре у императора Грегора. Хотя, честно говоря, большинство присутствующих одето так же, как и он. Приглядывающий за испытаниями унтер-офицер, казалось, поспевал во все места одновременно - взвод из одного человека. Майлз присмотрелся к нему: интересно, что за позы или жесты - сознательные либо нет - он использует, чтобы добиться такого вида бесстрастного профессионализма? Тут есть чему поучиться... - Бежать будете парами, - распорядился унтер. Он вроде бы и не повышал голоса, но слышно его было в обоих концах строя. Еще один эффективный приемчик. Майлз вспомнил привычку своего отца - в ярости понижать голос до шепота. Внимание просто приковывает. - Запомните, как только закончится полоса препятствий, тут же пойдет отсчет времени бега на пять километров. - И унтер-офицер принялся выкликать пары. Отборочные испытания для поступающих в Императорскую Военную Академию растянулись на целую мучительную неделю. За спиной у Майлза было уже пять дней устных и письменных экзаменов. Самое трудное закончилось, говорили все. Среди молодых людей царил дух облегчения. Они болтали, шутили, преувеличенно жаловались на трудность экзаменов, коварство экзаменаторов, плохую еду, недосып, неожиданные помехи во время испытаний... Сетования победителей, которые могут себя поздравить - им удалось выдержать, уцелеть, выжить. На предстоящие экзамены по физподготовке они смотрели, как на игру. Или на каникулы. Самое трудное позади - для всех, кроме Майлза. Майлз выпрямился в полный рост - уж какой у него этот рост ни был - и вытянулся, словно пытаясь усилием воли распрямить свой искривленный позвоночник. Потом слегка вздернул подбородок, будто стараясь удержать в равновесии слишком большую голову - она была бы впору человеку ростом за метр восемьдесят, а он и до полутора недотягивает - и, щурясь, принялся разглядывать полосу препятствий. Начиналась она пятиметровой бетонной стеной с острыми металлическими штырями поверху. Взобраться на стену - не проблема, мышцы у него в порядке; опасения вызывал спуск. Кости, вечно эти проклятые ломкие кости... - Косиган, Костолиц, - выкрикнул унтер, проходя мимо. Майлз насупился, пронзив того взглядом, но тут же справился с собой и изобразил на лице выражение неопределенной озабоченности. То, что его фамилию произнесли без почетной приставки "фор", было не оскорблением, а лишь соблюдением правил. Нынче на императорской службе все классы равны. Это правильная политика, и его собственный отец с нею согласен. Дед, конечно, этим недоволен. Но старик так и не примирился с новшествами; он поступил на Имперскую Службу, еще когда главным родом войск была кавалерия, а каждый офицер сам обучал своих солдат. Обратись к нему кто-то тогда просто "Косиган", без "фора", и дело закончилось бы дуэлью. А теперь вот его внук пытается поступить в военную академию инопланетного образца, где обучают тактике боя с учетом энергетического оружия, входов в П-В туннелей и планетарной обороны. И стоит он плечом к плечу с мальчишками, которым в старые времена не разрешили бы чистить его меч. Ну, не совсем плечом к плечу, сухо отметил Майлз, украдкой кидая косые взгляды на соседей по строю справа и слева. Тот, с кем ему нужно будет бежать в паре - как его там, Костолиц? - заметил его взгляд и уставился на него в ответ с плохо скрываемым любопытством. С высоты своего роста Майлз имел превосходную возможность разглядеть здоровенные бицепсы этого типа. Унтер отдал команду "Разойдись!" всем тем, кому предстояло преодолевать полосу препятствий позже, и Майлз с напарником сели на землю. - Я всю неделю к тебе присматриваюсь, - начал Костолиц. - Что это за чертова штука у тебя на ноге? Майлз сдержал раздражение с легкостью, выработанной немалой практикой. Видит бог, он и правда бросается в глаза в любой толпе, а тем более в такой. По крайней мере Костолиц не делает в его сторону знаков от сглаза, как одна дряхлая старуха-крестьянка у них в Форкосиган-Сюрло. Кое-где в глухих и отсталых районах Барраяра, вроде глубинки в Дендарийских горах, в собственном округе Форкосиганов, младенцев до сих пор убивают даже за такой небольшой дефект, как "заячья губа", несмотря на отдельные попытки просвещенных властей искоренить подобное. Майлз кинул короткий взгляд на пару блестящих металлических стержней на своей левой ноге, от колена до самой щиколотки, - до сегодняшнего дня их скрывали брюки. - Накладки, - ответил он вежливо, но с неохотой. Костолиц продолжал на него пялиться. - А зачем? - Временно. У меня там пара хрупких костей. Накладки не дают им сломаться, пока хирург не убедится, что я больше не расту. Тогда вместо них поставят синтетику. - Странно чего-то, - заметил Костолиц. - Это болезнь такая или что? - Делая вид, что просто устраивается поудобнее, он слегка отодвинулся от Майлза. "Тьфу-тьфу-тьфу," с бешенством произнес про себя Майлз, "может, мне и колокольчик на себя нацепить, словно прокаженному?" Стоит сказать ему, что это заразно: мол, год назад во мне было метр восемьдесят... Он со вздохом отогнал соблазн. - Когда мать была мной беременна, она подверглась действию отравляющего газа. Сама она выздоровела, но все это повредило росту моих костей. - Ух ты! Тебя лечили? - Еще как. Мне досталось все лучшее, на что способна инквизиция. Поэтому и хожу на своих двоих, а то носили бы меня в ведерке. Теперь на лице у Костолица читалось легкое отвращение, зато он прекратил свои попытки украдкой пристроиться с подветренной стороны от Майлза. - А как ты прошел через медосмотр? Я думал, в правилах есть ограничение по минимальному росту. - Про него временно забыли до объявления моих результатов. - О-о, - это Костолицу требовалось переварить. Майлз опять сосредоточился на предстоящем испытании. Он мог бы отыграть немного времени, когда им придется по-пластунски ползти под лазерным огнем; хорошо - на пятикилометровой дистанции эти секунды ему пригодятся. Его придержит маленький рост, да еще хромота - левая нога, которую он ломал уж не помнит сколько раз, на добрых четыре сантиметра короче правой. Ничего не поделаешь. А завтра будет полегче - завтра испытания на выносливость. На старте это стадо долговязых, длинноногих парней, разумеется, обойдет его. Несомненно, на первых двадцати пяти километрах он будет в хвосте, на пятидесяти - вероятно, тоже, а вот после семидесяти пяти начнется настоящая боль, и тогда большинство из них скиснет. По боли я специалист, Костолиц, мысленно обратился он к своему сопернику. Завтра, где-то на сотом километре, я дам тебе возможность меня порасcпрашивать - если у тебя дыхалки хватит... Черт бы все побрал, о деле надо думать, а не об этом придурке. Пять метров высоты... может, лучше обойти стенку и не зарабатывать на ней очков? Но тогда и средний балл у него нормальный не наберется. Не хочется жертвовать без необходимости хоть одним очком, да еще в самом начале. Каждое очко для него - на вес золота. Если пропустить стенку, это съест весь его и без того небольшой запас... - Ты и вправду надеешься пройти тест по физподготовке? - спросил Костолиц, оглядываясь. - Ну, набрать больше пятидесяти процентов? - Нет. Костолиц был сбит с толку: - А тогда что за черт? - А мне и не надо набирать пятьдесят процентов; хватит просто пристойного результата. Костолиц вздернул бровь. - Интересно, чью задницу тебе приходится лизать за такой блат? Грегора Форбарры? В его голосе проскальзывали нотки зарождающейся классовой зависти. Майлз стиснул челюсти. Только бы разговор не зашел про родителей... - Так как же ты собираешься поступить, если не пройдешь? - прищурившись, продолжал допытываться Костолиц. Ноздри у него раздувались: чует запах привилегий, словно зверь - запах крови. Обычное дело в политике, напомнил себе Майлз. Политика, как и война, - это у тебя наследственное. - Я подал прошение, - терпеливо объяснил он, - чтобы мне вывели средний балл, а не рассматривали все предметы по отдельности. Надеюсь, отметки за письменные компенсируют завал на физподготовке. - Вот как! Черт, тогда там тебе нужна почти идеальная оценка! - Вот именно, - огрызнулся Майлз. - Косиган, Костолиц, - выкликнул их имена очередной военный инструктор. Они двинулись к старту. - Ты мне создаешь кое-какие проблемы, - недовольно заметил Костолиц. - Почему? Тебя это никаким боком не задевает. И вообще не твое дело, - подытожил Майлз. - Мы бежим в паре, чтобы задавать друг другу темп. Ну и как я смогу по тебе равняться? - О-о, ты же не обязан гнаться за мной, - промурлыкал Майлз. Раздосадованный Костолиц нахмурился. Их поставили на черту. Майлз оглядел парадный плац - вдалеке стояла кучка ждущих и наблюдающих людей: несколько имеющих отношение к экзамену военных и слуги немногих проходящих сегодня экзамены графских сыновей. В том числе пара сурового вида типов в сине-золотых цветах Форпатрилов; должно быть, кузен Айвен где-то поблизости. А вон и Ботари в коричневой с серебром ливрее Форкосиганов - высокий, словно башня, и тощий, как лезвие ножа. Майлз вздернул подбородок в едва заметном приветствии. Ботари уловил его жест на расстоянии ста метров; до этого он стоял по команде "вольно", а тут вытянул руки по швам. Пара офицеров-экзаменаторов, унтер-офицер и двое инспекторов, судивших на дистанции, собрались в отдалении, совещаясь. Жест, другой, взгляд в сторону Майлза - казалось, у них идет какой-то спор. Наконец они пришли к соглашению. Инспектора вернулись по местам, и один из офицеров вне очереди запустил на дистанцию пару ребят, которые должны были бежать позже. Унтер с каким-то неуверенным видом подошел к Майлзу и его напарнику. Майлз изобразил на лице спокойное внимание. - Косиган, - произнес унтер нарочито бесстрастным тоном. - Тебе придется снять накладки с ноги. На экзамене пользоваться никакими искусственными вспомогательными средствами нельзя. В голове у Майлза возникла добрая дюжина контрдоводов, но он промолчал. Этот унтер-офицер в некотором смысле его командир, а Майлз знал наверняка, что годность кандидатов сегодня оценивают далеко не по одним физическим навыкам. - Слушаюсь, сэр. Унтер капельку расслабился. - Разрешите передать их моему слуге? - Он угрожающе сверлил унтер-офицера взглядом - только скажи "нет", и я всучу их тебе и придется таскаться с ними целый день, то-то ты будешь бросаться всем в глаза... - Конечно, сэр. - ответил унтер-офицер машинально. Это "сэр" вырвалось невольно; конечно, унтер знал, кто он такой. По губам Майлза на мгновение скользнула еле заметная жестокая усмешка. Он сделал знак Ботари, и телохранитель послушно поспешил к нему. - Разговаривать с ним тебе нельзя, - предупредил унтер-офицер. - Слушаюсь, сэр, - отозвался Майлз, сел на землю и отстегнул ненавистный аппарат. Ну и хорошо: на целый килограмм меньше тащить на себе. Он кинул устройство Ботари - тот поймал его одной рукой на лету - и неловко поднялся. Ботари не помог ему встать - и правильно сделал. Рядом с Ботари унтер-инструктор внезапно показался Майлзу совсем не таким пугающим. Он стал выглядеть как-то ниже и моложе, даже слегка смягчился. Ботари был выше, жилистее, намного старше и куда уродливее, и смотрелся он гораздо неприятнее. К тому же Ботари уже сам был сержантом, когда этот парень пешком под стол ходил. Узкие челюсти, крючковатый нос, близко посаженные глаза неопределенного цвета; Майлз с любовной гордостью поднял глаза на лицо своего собственного ливрейного слуги. Он окинул взглядом полосу препятствий и снова посмотрел на Ботари. Тот поглядел туда же, поджал губы, поудобнее перехватил накладки и чуть качнул головой в направлении средней дистанции. Майлз дернул уголком рта. Ботари вздохнул и поспешил обратно к группе ожидающих. Значит, Ботари советует быть поосторожнее. Ну что ж, его работа - охранять Майлза, а не заботиться о его карьере... Нет, ты несправедлив, упрекнул себя Майлз. Когда шла подготовка к этой сумасшедшей неделе, не было человека полезнее Ботари. Долгими часами он, безраздельно захваченный страстной одержимостью своего воспитанника, тренировал Майлза, выжимая из того все - к сожалению, не так уж многое - на что было способно его тело. Мой первый отряд, подумал Майлз. Моя личная армия. Костолиц, вытаращив глаза, смотрел Ботари вслед. Похоже, он наконец-то узнал, чья это ливрея, потому что теперь уставился на Майлза с видом потрясенного озарения. - Так вот ты кто, - проговорил он завистливо-испуганно. - Не удивительно, что на экзаменах тебе сделали поблажку... На оскорбительный намек Майлз ответил скупой улыбкой. Его спина закаменела от напряжения. Он уже почти придумал достойный едкий ответ, но тут их поставили на стартовую черту. Костолиц явно напряг все свои мыслительные способности и язвительно добавил: - Так вот почему лорд-регент никогда не претендовал на власть в Империи! - На старт! - произнес инструктор. - Внимание! Марш! И они стартовали. На первых же метрах Костолиц вырвался вперед. Беги-беги, безмозглый ублюдок; если я тебя догоню, то прибью на месте... Майлз поспевал за ним изо всех сил, ощущая себя коровой на конных скачках. Эта стена, эта чертова стена... Когда Майлз добежал до нее, Костолиц уже пыхтел где-то посередине. Ну, по крайней мере сейчас он покажет этому герою-пролетарию, как надо лазать. Он взлетел вверх, словно крохотные опоры для пальцев рук и ног были широкими ступенями. Ярость подстегивала его мышцы сверх предела. К собственному удовольствию, наверху он оказался раньше Костолица. Майлз глянул вниз - и внезапно замер, осторожно присев между штырями. Инструктор внимательно наблюдал за ними. Раскрасневшийся от усилий Костолиц уже догнал Майлза. - Высоты боишься, а, фор? - выдохнул Костолиц, ухмыляясь через плечо. Он спрыгнул, ощутимо ударившись о землю, устоял на ногах и помчался дальше. Карабкаясь вниз, словно почтенная старушонка с артритом, он потеряет драгоценные секунды... может, если удастся после приземления уйти в перекат... инструктор все смотрит... Костолиц уже добрался до следующего препятствия... и Майлз прыгнул. Время словно растянулось, пока он камнем летел к земле, - растянулось специально ради того, чтобы он успел прочувствовать собственную ошибку. Майлз ударился о песок со знакомым треском ломающихся костей. Он сел на песок, не вскрикнув, оцепенело моргая от боли. "По крайней мере," язвительно заметил некий сторонний наблюдатель в глубине его сознания, " нечего винить накладки. В этот раз ты умудрился сломать ОБЕ ноги." Ноги начали опухать, покрываясь белыми пятнами вперемешку с кровоподтеками. Майлз подвинулся, выпрямляя ноги, и на мгновение, скорчившись, уткнул голову в колени. Лишь спрятав лицо, он позволил себе открыть рот в единственном безмолвном вопле. Он не ругался. Самые черные из известных ему проклятий совершенно не выразили бы то, что он сейчас чувствовал. Инструктор, до которого наконец дошло, что вставать Майлз не собирается, поспешил к нему. Майлз отполз в сторону, чтобы не мешать следующей паре, и терпеливо ждал Ботари. Теперь все время во вселенной было к его услугам. *** Майлз решил, что новые грави-костыли ему определенно не по вкусу, даже несмотря на то, что одежда их скрывает. Они делают его походку скользящей и неуверенной, словно у паралитика. Он бы предпочел старую добрую трость, лучше даже трость-клинок, как у капитана Куделки; тогда бы он на каждом шагу с добрым глухим стуком вколачивал ее в землю, словно пронзая копьем врага - Костолица, к примеру. Он остановился, желая полностью успокоиться прежде, чем направит свои шаги в Дом Форкосиганов. Крошечные сколы истертого гранита тепло искрились под утренним осенним светом, пробивающимся сквозь висящую над столицей индустриальную дымку. В дальней части улицы был слышен шум и грохот - там сносили старый особняк, который должен был уступить место новому, современному зданию. Майлз поднял глаза на другую сторону улицы - вдоль края крыши двигалась человеческая фигура. Пусть зубцов с бойницами больше нет, но часовые по-прежнему вышагивают по крыше. Ботари, молчаливой тенью следующий за Майлзом, внезапно нагнулся, поднял с тротуара потерянную кем-то монетку и аккуратно убрал ее в левый карман. В специальный карман. Майлз улыбнулся одним уголком рта, забавляясь: - Это тоже к приданому? - Конечно, - невозмутимо ответил Ботари. У него был глубокий бас, совершенно монотонный. Чтобы различать в этой бесстрастности какие-то оттенки, нужно было давно его знать. Майлз ориентировался в мельчайших колебаниях тембра этого голоса так же легко, как в темноте ориентируешься в собственной комнате. - Сколько себя помню, ты все экономишь каждую десятую марку на приданое Елене. Бога ради, все это давным-давно вышло из моды, еще вместе с кавалерией. Даже форы теперь женятся просто так. Нынче не Период Изоляции, - хоть это и была насмешка, Майлз произнес свои слова мягко, тщательно соразмеряясь с одержимостью Ботари. В конце концов, Ботари всегда относился серьезно к глупой мании самого Майлза. - Я хочу, чтобы все у нее было пристойно и как надо. - Да ты уже наверняка столько накопил, что хватит купить ей Грегора Форбарру, - заметил Майлз, подумав о том, как годами его телохранитель экономил на каждой мелочи ради приданого дочери. - Об Императоре не шутят, - твердо пресек Ботари эту случайную вспышку юмора. Майлз вздохнул и осторожно двинулся вверх по ступенькам, неуклюже двигая ногами, зажатыми в пластиковые шины. Действие болеутоляющих, которые он принял перед уходом из госпиталя, заканчивалось. Он чувствовал себя неописуемо усталым. Ночь он провел без сна, под местным наркозом, болтая и обмениваясь шутками с хирургом, пока тот как-то ужасно медленно и бесконечно долго складывал в одно целое крохотные кусочки его переломанных костей, будто особо трудный паззл. Хорошенькое представление ты устроил , уговаривал себя Майлз, испытывая страстное желание убраться со сцены и рухнуть где-нибудь в уголке. Осталось доиграть лишь пару актов. - И кого ты ей собираешься присмотреть? - тактично поинтересовался Майлз, останавливаясь передохнуть. - Офицера, - твердо произнес Ботари. Майлз криво улыбнулся. Значит, это - предел и твоих желаний, а, сержант? - Надеюсь, это случится нескоро. Ботари фыркнул. - Конечно, нет. Ей же всего... - Он помолчал, и складка между его бровями обозначилась резче. - Время-то как летит... - пробормотал он и замолк. Майлз благополучно одолел последнюю ступеньку и вошел в особняк Форкосиганов, собрав все силы для встречи с родными. Похоже, первой будет мать; тут без проблем. Леди Форкосиган спустилась по парадной лестнице в холл в тот самый момент, как одетый в мундир охранник Дома открыл перед Майлзом дверь. Женщина средних лет, огненно-рыжий цвет волос смягчает пробивающаяся седина, высокий рост скрадывает небольшую полноту; она слегка запыхалась - наверное, побежала вниз, лишь только заметила его в окне. Мать и сын крепко обнялись. Ее взгляд был печальным и понимающим. - Отец дома? - спросил Майлз. - Нет. Они с министром Квинтиллианом с утра в штаб-квартире, сражаются с Генштабом насчет бюджета. Отец велел передать тебе привет и сказать, что он попробует вернуться к обеду. - Он, э-э... он пока ничего не рассказывал деду про вчерашнее, а? - Нет, но полагаю, ты сам должен дать ему знать. Нынче утром мы были в довольно неловком положении. - Да уж, думаю. - он окинул пристальным взглядом лестницу. Его больным ногам не под силу преодолеть этакую высоту. Ладно, сперва разделаемся с самым неприятным. - Дед наверху? - Да, в своих комнатах. Хотя, рада тебе сообщить, сегодня утром он даже прогулялся в саду. - М-м... - Майлз приготовился одолеть путь наверх. - В лифт, - заявил Ботари. - Черт, да тут всего один пролет. - Хирург сказал, чтобы вы по возможности избегали лестниц. Мать наградила Ботари одобрительной улыбкой; тот признательно пробормотал в ответ вежливое "Миледи". Майлз неохотно пожал плечами и двинулся вглубь дома. - Майлз, - проговорила мать, когда он поравнялся с ней, - ты не... гм. Дед очень стар и не совсем в порядке, и уже много лет ему не приходилось никому уступать - просто принимай его таким, каков он есть, хорошо? - Ты же знаешь, я так и делаю, - он иронично ухмыльнулся, демонстрируя, насколько он намерен держать себя в руках. Губы матери дрогнули в ответ, но глаза ее оставались печальными. Елену Ботари он встретил на выходе из дедовых покоев. Телохранитель приветствовал свою дочь молчаливым кивком, она ответила ему довольно застенчивой улыбкой. В тысячный раз Майлз удивился, как этот урод мог породить такую красавицу? Каждая из его черт отражалась в ее лице, но совершенно преобразившись. В свои восемнадцать она была высокой, как и отец - добрых метр восемьдесят против его почти двух метров; но он был тощим и напряженным, как струна, а она - стройной и энергичной. Его нос, словно клюв - а у нее изысканный орлиный профиль; его лицо слишком узко - в ее лице чувствуется порода, словно у гончей или борзой с безупречной родословной. Наверное, различие прежде всего в глазах: глаза Елены темные, сияющие, внимательные - но не настороженно бегающие, как у отца. Или в волосах: его седеющая шевелюра подстрижена обычным армейским "ежиком", а у нее они длинные, темные, блестящие. Чудовище и святая - две скульптуры, высеченные одним резцом и глядящие друг на друга со стен какого-то старинного собора. Майлз стряхнул с себя оцепенение. Их глаза на мгновение встретились, и ее улыбка погасла. Он заставил себя выпрямиться, несмотря на усталость, и выдавил фальшивую улыбку - может, в ответ ему удастся выманить у нее искреннюю? Не так быстро, сержант... - О, здорово. Я рада, что ты здесь, - поздоровалась она с ним, - Ужасное было утро. - Он что сегодня, капризный? - Да нет, бодрый. Играл со мной в страт-О, и совершенно невнимательно - знаешь, я у него чуть не выиграла. Рассказывал свои военные истории, спрашивал о тебе - будь у него карта с твоим маршрутом, он бы втыкал флажки по дистанции, отмечая твое воображаемое движение... Мне оставаться не нужно? - Нет, что ты. Елена облегченно ему улыбнулась и двинулась прочь по коридору, кинув напоследок через плечо беспокойный взгляд. Майлз перевел дыхание и перешагнул порог апартаментов генерала графа Петра Форкосигана. ГЛАВА 2 Старик не лежал в кровати, а, чисто выбритый и одетый в дневной костюм, выпрямившись, сидел в кресле и задумчиво смотрел в окно на сад с задней стороны особняка. Нахмурившись, он быстро поднял взгляд - кто это там прервал его размышления? - узнал Майлза и широко улыбнулся. - А, мальчик, заходи... - указал он на кресло; Майлз подумал, что именно здесь совсем недавно сидела Елена. Старик улыбался, но к улыбке примешалось недоумение. - Ей-богу, неужели я где-то потерял день? Я думал, сегодня вы должны трусить свои сто километров по горе Сенселе - вверх-вниз... - Нет, сэр, вы не обсчитались, - Майлз опустился в кресло. Ботари поставил рядом еще одно и показал пальцем на его ноги. Майлз начал было устраиваться сам - но эту попытку сорвал особо беспощадный приступ боли. "Давай, подними-ка их, сержант" - устало согласился он. Ботари помог ему пристроить его проклятые конечности на кресле под правильным с точки зрения медицины углом и стратегически ретировался, вытянувшись по стойке "смирно" возле двери. Старый граф наблюдал за этой пантомимой, и болезненное осознание отразилось на его лице. - Что ты натворил, мальчик? - вздохнул он. Сделаем это быстро и безболезненно, как отрубают голову... - Спрыгнул вчера со стенки на полосе препятствий и сломал обе ноги. Засыпался на физподготовке подчистую. Остальное... ну, теперь это неважно. - И вот ты вернулся домой. - И вот я вернулся домой. - А-а, - старик побарабанил длинными, с распухшими суставами, пальцами по подлокотнику своего кресла. - А-а, - он неловко завозился в кресле, сжал губы и уставился в окно, не глядя на Майлза. Пальцы вновь застучали по ручке кресла. - И все вина этой проклятой ползучей демократии! - раздраженно выпалил он. - Куча инопланетного вздора. Твой отец сослужил Барраяру плохую службу, поощряя все это. У него была такая возможность ее изничтожить, будучи Регентом - а он, на мой взгляд, просто ее упустил... - он затих, и продолжил уже тише: - Влюбился в инопланетные идеи - и в женщину с другой планеты. Ты знаешь, во всем виновата твоя мать. Всюду она проталкивает эти глупости насчет равенства... - Да ну, брось, - Майлз был задет настолько, что решился возразить. - Мать настолько аполитична, насколько это вообще возможно для живого человека в здравом уме. - И слава богу. А то бы она нынче уже правила Барраяром. Я никогда не видел, чтобы твоей отец ей в чем-то перечил. Ну-ну, могло бы быть и хуже... - старик снова заерзал; душевная боль беспокоила его так же, как Майлза - физические страдания. Майлз лежал в кресле, не предпринимая больше никаких попыток в защиту собственного мнения. Очень скоро граф начнет спорить сам с собой, выдвигая аргументы за обе стороны сразу. - Думаю, мы должны меняться вместе со временем. Все мы. Вот сыновья лавочников - отличные солдаты. Бог свидетель, у меня было когда-то несколько таких под началом. Я тебе не рассказывал про одного парня? Мы тогда дрались с цетангандийцами в Дендарийских горах возле Форкосиган-Сюрло. Самый лучший лейтенант, какой у меня когда-либо был в партизанском отряде. А мне самому было не больше лет, чем тебе сейчас. В тот год он убил больше цетагандийцев, чем... Отец у него был портной. Да, портной - ведь тогда все кроили и шили вручную, горбатились над работой, старались над каждой мелочью... - он вздохнул по безвозвратно ушедшим временам. - Как же этого парня звали... - Тесслев, - подсказал Майлз. Он иронически уставился на собственные ноги. Может, мне тогда стать портным? Устроен я как раз для этого. Но только это такая же устаревшая профессия, как и граф. - Тесслев, да, вот как. Погиб он жутко: пошел на разведку, и их всех схватили. Храбрец он был, храбрец... - на какое-то время наступило молчание. - А экзамены проводились честно? - ухватился старый граф за последнюю соломинку. - Сейчас никогда нельзя знать - какой-нибудь плебей, у которого своя корысть... Майлз покачал головой, торопясь пресечь эти фантазии прежде, чем они успеют укорениться и расцвести. - Совершенно честно. Это все я сам. Дал сбить себя с толку, был невнимателен. Провалился, потому что был недостаточно хорош. И точка. Старик скривил губы в недовольном отрицании. Он гневно стиснул кулак - и безнадежно разжал его. - В старые времена никто не посмел бы сомневаться в твоем праве... - В старые времена моя неумелость могла бы стоить жизни другим людям. Нынешний порядок правильнее, - ровным голосом ответил Майлз. - Ну... - старик смотрел в окно, ничего не видя. - Ладно - времена меняются. Барраяр изменился. Он проходил через перемены и на моем втором десятке лет, и еще раз, от моих двадцати до сорока... Ничто не осталось прежним... Потом еще одна перемена, от моих сорока до восьмидесяти. Нынешнее поколение слабо - даже грехи у них какие-то разжиженные. Старые пираты времен моего отца могли бы съесть их на завтрак и переварить косточки до обеда... Я ведь буду первым графом Форкосиганом за все девять поколений, которому суждено умереть в постели, знаешь?... - он замолчал, уставившись куда-то неподвижным взором, и прошептал почти что самому себе: - Бог мой, как я устал от перемен... Одна только мысль о том, что придется приспосабливаться еще к одному миру, ужасает меня. Ужасает. - Сэр, - вежливо произнес Майлз. Старик вскинул взгляд. - Это не твоя вина, мальчик, не твоя. Ты просто попал в колеса судьбы и случая, как и все мы. Чистая случайность, что убийца выбрал для покушения на твоего отца именно этот яд. Он совершенно не целился в твою мать. А ты был молодцом вопреки всему. Мы... мы просто хотели от тебя слишком многого, вот в чем дело. И пусть никто не говорит, что ты не держался как надо. - Спасибо, сэр. Молчание сделалось невыносимым. Комната накалялась. Голова у Майлза болела от недосыпа, его подташнивало от сочетания голода и лекарств. Он неуклюже поднялся на ноги. - Если позволите, сэр... Старик махнул рукой, отпуская его. - Да, у тебя должны быть дела... - Помолчав еще, он недоуменно поглядел на Майлза: - Что же ты теперь собираешься делать? Мне это кажется таким странным. Мы всегда были форы, воины, даже когда война изменилось вместе со всем, что у меня оставалось... - В своем глубоком кресле дед выглядел маленьким, усохшим. Майлз собрал все силы, изображая жизнерадостность: - Ну, знаешь, всегда остается возможность прибегнуть еще к одному аристократическому роду занятий. Не могу тянуть армейскую лямку, так стану светским бездельником. Я собираюсь быть знаменитым эпикурейцем и женолюбом. Это забавнее, чем военная служба изо дня в день. Дед подхватил майлзову шутку: - Да, и я всегда завидовал этой породе - давай, мальчик... - Он улыбался, но Майлз чувствовал, что улыбка эта такая же вымученная, как и его собственная. В любом случае это неправда - "тунеядец" в устах старика всегда было ругательством. И Майлз сбежал из комнаты, прихватив с собой Ботари. *** Майлз сидел в потрепанном кресле, сгорбившись, закрыв глаза и задрав ноги. Окна маленького частного кабинета выходили на улицу перед их огромным старинным особняком. Этой комнатой редко пользовались; есть неплохой шанс, что здесь он сможет побыть один и невесело поразмышлять в покое. Никогда он не приходил к такому полному крушению, не чувствовал себя таким опустошенным, обессиленным, беспомощным до боли. Столько пыла растрачено ни на что, - на целую жизнь этого "ничего", бесконечно простирающуюся в будущее - из-за секундной глупости, неловкой злости... За спиной он услышал покашливание и робкий голос: - Эй, Майлз... Он широко распахнул глаза, неожиданно почувствовав себя чем-то вроде раненого зверя, скрывающегося в норе. - Елена! Ты же вчера вечером приехала вместе с мамой из Форкосиган-Сюрло. Заходи. Она пристроилась возле него на подлокотник второго кресла. - Да, она знает, какое удовольствие доставляют мне поездки в столицу. Порой у меня ощущение, как будто она моя мать... - Скажи ей об этом. Ее это порадует. - Ты правда так думаешь? - робко спросила Елена. - Абсолютно. - Он встряхнулся, придя в боевую готовность. Может, и не совсем пустое будущее... Она мягко прикусила нижнюю губу, ее большие глаза впитывали каждую черточку его лица. - А ты выглядишь абсолютно разбитым. Он не хотел бы выливать все это на Елену. Отогнав мрачность самоиронией, он вольготно откинулся на спинку кресла и ухмыльнулся: - В буквальном смысле. Более чем верно. Ничего, справлюсь. Ты, гм... полагаю, ты уже все слышала. - Да. Как... с милордом графом все прошло нормально? - О, разумеется. В конце концов, я у него единственный внук. Что ставит меня в превосходное положение - в любом случае я выхожу сухим из воды. - Он не спрашивал тебя о том, поменяешь ли ты имя? - Что? - вытаращился Майлз. - Дать тебе родовое имя по обычаю. Он говорил, что когда ты... - она осеклась, но Майлз полностью уловил смысл этого полу-откровения. - Ах, вот как. Когда я стану офицером, он намеревается уступить и позволить мне носить приличествующее наследнику имя? Как мило с его стороны. По сути, с опозданием на семнадцать лет... - Я никогда не могла понять, в чем вообще дело. - Ну, ведь мое имя - Майлз Нейсмит, по отцу моей матери, а не Петр Майлз, по обоим дедам? Все восходит к скандалу при моем рождении. Очевидно, когда родители оправились от солтоксинового газа и обнаружили, что зародыш пострадал - кстати, считается, что я этого не знаю - то дед настаивал на аборте. Он устроил крупную ссору с моими родителями - ну, полагаю, с матерью, а отец оказался меж двух огней. Когда отец ее поддержал, а дела осадил, тот обиделся и потребовал, чтобы мне не давали его имени. Потом он успокоился, когда обнаружил, что я не такое уж сплошное несчастье. - Майлз деланно ухмыльнулся и побарабанил пальцами по подлокотнику. - Значит, он размышлял над тем, как бы проглотить обиду и взять свои слова назад? Может, даже лучше, что я засыпался. Чего доброго, он бы ею подавился. - Он стиснул зубы; хватит желчи. Ему захотелось взять обратно свою последнюю тираду. Не стоит представать перед Еленой безобразней, чем он и так есть. - Я знаю, как ты упорно ты тренировался. Я... мне жаль. Он сделал попытку плоско пошутить: - И вполовину не так жаль, как мне самому. Эх, если бы ты сдавала физподготовку за меня. Из нас двоих вышел бы один отличный офицер. С ее губ вдруг внезапно сорвалось - с той непосредственностью, какая была присуща им обоим в детстве: - Да, но по барраярским стандартам я еще ущербнее тебя. Я же женщина. Мне даже не разрешили бы подать прошение о сдаче экзаменов. Он поднял брови, неохотно соглашаясь. - Знаю. Нелепо. Со всем, чему научил тебя твой отец, тебе надо только пройти курс по тяжелому вооружению - и ты безусловно задавишь девять десятых из тех парней, что я там видел. Подумай - сержант Елена Ботари. - Теперь ты меня дразнишь, - расстроилась она. - Просто говорю с тобой как один штатский с другим, - частично извинился Майлз. Она кивком выразила мрачное согласие, потом оживилась, вспомнив про цель своего прихода: - О, да. Твоя мама прислала меня привести тебя на обед. - А-а. - Он рывком поднялся на ноги, зашипев от боли. - Вот этого офицера никто не ослушается. Капитан адмирала. Этот образ вызвал у Елены улыбку. - Да. Она же была офицером у бетанцев, и никто не считает ее странной и не критикует за желание нарушить правила. - Наоборот. Она настолько странная, что никто и не думает попытаться загнать ее в рамки правил. Она просто постоянно делает все по-своему. - Хотела бы я быть бетанкой, - угрюмо произнесла Елена. - О, не впадай в это заблуждение - она странная и по бетанским меркам. Хотя, думаю, Колония Бета тебе бы понравилась - местами, - задумчиво произнес он. - Я никогда не попаду на другую планету. Майлз проницательно посмотрел на нее. - Что тебя мучает? Она пожала плечами: - Ну, ты же знаешь моего отца. Он так консервативен. Ему бы родиться лет двести назад. Ты - единственный из известных мне людей, кто не считает его ненормальным. Он просто параноик. - Знаю - но для телохранителя такое качество очень полезно. Его патологическая подозрительность дважды спасала мне жизнь. - Тебе бы тоже надо было родиться лет двести назад. - Нет уж, спасибо. Меня бы прирезали при рождении. - Ну да, верно, - признала Елена. - В общем, сегодня утром - как гром среди ясного неба - он затеял разговор о том, как бы устроить мое замужество. Майлз резко затормозил, вскинув на нее взгляд: - Неужели? Что он сказал? - Немного. - Она пожала плечами. - Просто упомянул об этом. Я хотела бы... не знаю. Вот если бы моя мама была жива... - А... Ну, есть еще и моя - если тебе нужно с кем-то поговорить. Или -- или есть я сам. Ты можешь рассказать мне, верно? Она благодарно улыбнулась: - Спасибо. Они дошли до лестницы. Она помедлила; он ждал. - Знаешь, н больше никогда не говорит про мою маму. Еще с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. А раньше обычно рассказывал мне про нее длинные истории - ну, для него длинные. Я подумала - может, он начал ее забывать? - Не думаю, что это так. Я вижу его куда больше тебя. Он никогда даже не глядел на другую женщину, - попытался ее утешить Майлз. Они двинулись вниз по лестнице. Ноющие ноги ступали неуклюже; ему приходилось преодолевать ступеньки, по пингвиньи шаркая. Он кинул на Елену смущенный взгляд и крепко вцепился в перила. - Почему бы тебе не воспользоваться лифтом? - вдруг спросила она, глядя, как неуверенно он ставит ноги. Если еще и ты примешься вести себя со мной, как с калекой... Он окинул взглядом уходящую вниз сверкающую спираль лестничных перил. - Мне сказали избегать нагрузки на ноги. Но не уточнили, как... - Майлз взобрался на перила и, обернувшись через плечо, послал Елене озорную ухмылку. На ее лице отразилась смесь изумления и ужаса. - Майлз, ты псих! Если ты свалишься оттуда, то переломаешь кости все до одной... Он заскользил вперед, быстро набирая скорость. Елена, смеясь, помчалась вниз вслед за ним; изгиб лестницы скрыл ее от него. Но усмешка испарилась, как только он увидел, что его ждет внизу. "Ох, черт..." Он слишком быстро двигается, чтобы успеть затормозить. - Что за... - Осторожно! Достигнув низа лестницы, он свалился с перил - прямо в судорожно ухватившие его руки коренастого, седовласого человека в парадной зеленой офицерской форме. Обоим удалось подняться на ноги, когда Елена, запыхавшись, сбежала с последних ступенек на выложенный плиткой пол входного вестибюля. Майлз почувствовал, как мучительно приливает к лицу жар - он знал, что сейчас оно стало пунцовым. Коренастый мужчина тоже выглядел смущенным. Второй офицер, высокий мужчина с тростью и с капитанскими нашивками на воротнике, издал короткий удивленный смешок. Майлз, оправившись от шока, вытянулся более-ни-менее по стойке "смирно". - Добрый день, отец, - невозмутимо произнес он. Он чуть задрал подбородок, бросая вызов любому, кто посмел бы критиковать его нетрадиционный способ прибытия. Адмирал лорд Эйрел Форкосиган, премьер-министр Барраяра на службе у императора Грегора Форбарры, а в прошлом - лорд-регент того же императора, одернул мундир и прочистил горло. - Добрый день, сынок. - Смеялись лишь его глаза. - Я... з-э... рад видеть, что твои травмы не слишком серьезны. Майлз пожал плечами, втайне радуясь, что на людях обошлось без более язвительных комментариев. - Обычные. - Подожди меня минутку. А-а, добрый день, Елена... Итак, Куделка, что ты там думал о цифрах адмирала Хессмана по стоимости кораблей? - Думаю, они получились слишком четкие, - ответил капитан. - Ты тоже так считаешь, а? - Полагаете, он в них что-то прячет?