Фредерик Браун. Марсиане, убирайтесь домой! --------------------------------------------------------------- Перевод Н. Гузнинова. Пер. с англ. - Н. Новгород: НПП "Параллель", 1994. - 544 с.: ил. Фредерик Браун. Персона грата: Фантастические повести и расказы. Библиотека "Артефакт" - http://artefact.cns.ru/library │ http://artefact.cns.ru/library --------------------------------------------------------------- ПРОЛОГ Если жители Земли оказались не готовы к появлению марсиан, то винить они должны только самих себя. События предыдущего столетия и особенно нескольких последних десятилетий должны были подготовить их к этому. Мне могут возразить, что подготовка длилась гораздо дольше - с тех пор, как люди узнали, что Земля вовсе не центр Вселенной, а всего лишь одна из планет, кружащих вокруг Солнца. Начались домыслы: а не могут ли остальные планеты быть населены подобно Земле? Однако подобные рассуждения из-за отсутствия доказательств pro и contra имели чисто умозрительный характер и напоминали дебаты о том, сколько ангелов может поместиться на кончике иглы или был ли у Адама пуп. Итак, можно принять, что подготовка всерьез началась со Скиапарелли и Лоуэлла. Особенно с Лоуэлла. Скиапарелли был итальянским астрономом, он первый обнаружил на Марсе canali, хотя никогда не говорил, что они искусственные. Использованное им слово canali означало просто водные артерии. Американский астроном Лоуэлл придал этому слову новый смысл. Именно Лоуэлл, внимательно изучив и зарисовав canali, возбудил сначала собственное, а потом и всеобщее воображение утверждением, что эти каналы наверняка искусственные. А значит, вот вам доказательство, что Марс обитаем. Надо сказать, что лишь немногие астрономы соглашались с Лоуэллом; одни отрицали само существование линейных образований или утверждали, что это просто оптическая иллюзия, другие считали их естественными образованиями, но ни в коем случае не каналами. Однако общественное мнение, обычно предпочитающее позитивные аргументы, отвергло возражения скептиков и стало на сторону Лоуэлла. Ухватившись за его утверждение, оно потребовало сведений о марсианах и получило о них миллионы слов и словес в виде научно-популярных книг и воскресных приложений. Затем тему с большим шумом подхватила научная фантастика. Это случилось в 1895 году, когда Герберт Дж. Уэллс опубликовал свою великолепную "Войну миров" - классический роман, описывающий вторжение на Землю марсиан, прилетевших в снарядах, выпущенных из пушек. Эта популярная книга не в малой степени помогла землянам подготовиться к вторжению. Помог этому и другой Уэллс, которого звали Орсон. В канун Дня Всех Святых 1938 года он передал радиопьесу (инсценировку романа Герберта Уэллса) и доказал, хоть и сам того не желая, что уже тогда многие из нас были готовы принять вторжение с Марса за чистую монету. Тысячи людей по всей стране, слишком поздно включив радио и пропустив объявление диктора, что все это выдумки, поверили, что марсиане и вправду приземлились и сразу же взялись истреблять человечество. В зависимости от характера одни из этих людей бросились прятаться под кровать, а другие с оружием выбежали на улицы, с намерением порешить злобных марсиан. Научная фантастика цвела и ветвилась; то же самое делала к наука, причем в такой степени, что все труднее становилось понять, где в научной фантастике кончается наука и начинается фантастика. Ракеты Фау-2, летящие через Ла-Манш на Англию. Радар и сонар. Затем атомная бомба. Люди окончательно уверились, что наука может сделать все, что захочет. Ядерная энергия. Экспериментальные космические ракеты уже выходили за пределы атмосферы над Белыми Песками в штате Нью-Мексико. Планировалась космическая станция на геоцентрической орбите. Затем на селеноцентрической. Водородная бомба. Летающие тарелки. Теперь-то мы, конечно, знаем, что это такое, но тогда многие свято верили, что они прибыли из Космоса. Атомные подводные лодки. Открытие метазита в 1963 году. Теория Барнера, доказывающая, что теория Эйнштейна ошибочна и что скорость света вовсе не предел. Случиться могло что угодно, и многие ждали этого. Это касается не только западного полушария. Повсюду люди были готовы поверить во все. Некий японец из Яманаши объявил, что он, де, марсианин, и позволил толпе, которая ему поверила, убить себя. Беспорядки в Сингапуре в 1962 году. Известно, что гражданская война на Филиппинах год спустя была вызвана таинственным культом моро, которые утверждали, будто они находятся в мистическом контакте с жителями Венеры и действуют по их указаниям. А в 1964 году произошел трагический случай с двумя американскими военными пилотами, совершившими аварийную посадку на опытном образце стратосферного истребителя. Они сели недалеко от южной границы США и, едва выйдя из самолета в своих комбинезонах и шлемах, были убиты возбужденными мексиканцами, принявшими их за марсиан. Да, мы должны были приготовиться. Но к тому ли облику, в котором они явились? И да и нет. Научная фантастика изображала их в тысячах видов - высокими голубыми призраками, микроскопическими ящерицами, большими насекомыми, огненными шарами, странствующими цветами... Фантасты старательно избегали банальностей, но действительность оказалась банальнее некуда: они были маленькими зелеными человечками. Однако с некоторым отличием... да еще с каким! К этому уж никто не мог приготовиться. Поскольку многие люди до сих пор думают, что это могло иметь какое-то значение, нужно заметить: 1964 год ничем особым не отличался от десятка предыдущих. Можно даже сказать, что он начался несколько лучше. Относительно небольшой спад начала шестидесятых кончился, и курс акций начал подыматься. Холодная война продолжала держать мир в ледяных оковах, но не было никаких признаков взрыва; во всяком случае, не больше, чем во времена китайского кризиса. Европа была более сплочена, чем когда-либо после второй мировой войны, а возрожденная Германия занимала былое место среди промышленных держав. В Соединенных Штатах бизнес переживал пору расцвета, в большинстве гаражей стояло по два автомобиля. Даже в Азии голодали меньше, чем обычно. Да, 1964 год начинался хорошо. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ЯВЛЕНИЕ МАРСИАН Время действия: ранний вечер 26 марта 1964 года, четверг. Место действия: двухкомнатный одиноко стоящий домик, почти два километра до ближайшего соседа - городка Индио, штат Калифорния, это километров двести на восток и немного к югу от Лос-Анджелеса. На сцене в момент поднятия занавеса Люк Деверо, он один. Почему мы начинаем именно с него? А почему бы и нет? Нужно же с кого-то начать. А Люк, как писательфантаст, должен быть подготовлен гораздо лучше, чем большинство людей, к тому, что вот-вот произойдет. Познакомьтесь с Люком. Тридцать семь лет, рост метр семьдесят пять, вес - на тот момент - семьдесят килограммов. Голова увенчана рыжей шевелюрой, не желающей спокойно лежать без помощи гребня, а Люк никогда не пользовался этим предметом. Под шевелюрой - бледно-голубые глаза, а в них довольно часто - рассеянное выражение; словом, та разновидность взгляда, когда нельзя сказать точно, видят ли тебя, даже если смотрят в упор. Еще ниже - длинный и узкий нос, разумно расположенный в самом центре умеренно вытянутого лица, не бритого сорок восемь часов, а может, и больше. Одет Люк в данный момент - а сейчас двадцать часов четырнадцать минут среднего западно-американского времени - в белую майку с короткими рукавами, украшенную красными буквами - эмблемой YWCA - а также потертые джинсы и пару изрядно поношенных мокасин. Пусть вас не вводит в заблуждение эмблема YWCA на майке. Люк никогда не был и никогда не будет членом этой организации. Майка принадлежала тогда, а может, и раньше, его жене Марджи, возможно, бывшей жене. У Люка не было уверенности относительно того, кем она ему приходится - Марджи разошлась с ним семь месяцев назад, но решение суда будет набирать законную силу еще пять месяцев. Покидая постель и кухню Люка, она, вероятно, оставила эту майку среди его собственных. Люк редко надевал их в Лос-Анджелесе, а эту нашел только в то утро. Она пришлась ему впору - Марджи была полновата, - и он решил, что живя один в этой глуши, может в ней походить денек, прежде чем разжалует в тряпки для полировки машины. Майка наверняка не стоила того, чтобы присвоить ее или отослать почтой, даже если бы они с Марджи оставались друзьями. Марджи рассталась с YWCA гораздо раньше, чем с ним, и с тех пор не надевала майку. Возможно, она сунула эту тряпку в его вещи нарочно, ради шутки, однако он в это не верил, памятуя настроение Марджи в тот день, когда она его бросила. Ну что ж, сегодня ему пришло в голову, что если она оставила майку шутки ради, то шутка не удалась, потому что он нашел ее, когда был один и действительно мог надеть. Если же она подкинула майку, чтобы Люк наткнулся на нее, вспомнил жену и почувствовал сожаление, то тоже обманулась в ожиданиях. С майкой или нет, он время от времени думал о Марджи, правда, без сожалений. Люк был влюблен в девушку, которая почти во всех отношениях являлась противоположностью Марджи. Звали ее Розалинда Холл и работала она стенографисткой в студии "Парамаунт". Он был без ума от нее. Просто рассудок потерял. Конечно, имело значение то, что он был один в доме, вдалеке от асфальтированных дорог. Домик принадлежал его другу Картеру Бенсону, тоже писателю. Время от времени, в относительно холодные месяцы года - вроде как сейчас - он пользовался хижиной по той же причине, что теперь Люк - в поисках одиночества, идеи для новой книги и средств к существованию. Это был третий вечер Люка здесь, и он тоже искал, но никак не мог найти ничего, кроме одиночества. Зато этого было в избытке: никаких телефонов, никаких почтальонов, Люк не видел другого человека даже вдалеке. Впрочем, именно в тот день у него появилась некая идея. Нечто туманное и пока слишком зыбкое, чтобы это можно было перенести на бумагу хотя бы в виде заметки; нечто столь же неуловимое, как направление мышления... и все-таки нечто. Люк истово верил, что это только начало и шаг вперед по сравнению с тем, как обстояли его дела в Лос-Анджелесе. Там он переживал самый глубокий кризис за всю свою писательскую карьеру и едва не спятил от того, что за много месяцев не написал ни слова. Хуже того: он чувствовал на затылке горячее дыхание своего издателя - то и дело приходили авиаписьма из Нью-Йорка. Тот просил сообщить хотя бы название, которое можно было бы включить в список, как его новейшую книгу, а также настоятельно интересовался, когда он ее закончит и они смогут поставить ее в план. В конце концов, имеют же они право знать это, раз уж дали ему двадцать пять сотен аванса? Наконец, подлинное отчаяние - а немного найдется более подлинных отчаяний, чем то, которое испытывает писатель, который должен творить, но не может - заставило его одолжить ключи от домика Картера Бенсона, и торчать там до тех пор, пока не высидит результата. К счастью, Бенсон только что заключил шестимесячный контракт с какой-то голливудской студией и не нуждался в домике, по крайней мере сейчас. Вот почему Люк Деверо приехал сюда и не собирался уезжать, пока не родит сюжет и не начнет писать книгу. Не обязательно заканчивать ее здесь; он знал, что если уж наконец начнет, то сможет продолжать работу в своем родном гнезде, то есть там, где не нужно будет больше отказывать себе в вечерах с Розалиндой Холл. И вот уже три дня кряду с девяти утра до пяти вечера он вышагивал по комнате, стараясь сосредоточиться. Трезвый, но временами близкий к безумию. Вечерами он позволял себе расслабиться, зная, что принуждение мозга к работе в позднее время принесет больше вреда, чем пользы. Это означало почитать и выпить несколько бокалов. Точнее говоря, пять - дозу, которая снимет напряжение, но не позволит упиться и утром не вызовет похмелья. Он делал между бокалами равные промежутки, чтобы их хватило на весь вечер, до одиннадцати часов. Ровно в одиннадцать наступало время отхода ко сну - по крайней мере, пока он жил в этом домике. Нет ничего лучше размеренного образа жизни... вот только до сих пор он не очень-то помогал. В восемь четырнадцать Люк налил себе третий бокал - его должно было хватить до девяти - и сделал небольшой глоток. Он попытался читать, но безуспешно, поскольку теперь, когда он старался сосредоточиться на чтении, его мозг предпочитал думать о сочинительстве. У них, у мозгов, такое часто бывает. И, вероятно, потому, что особо не тужился, Люк был сейчас ближе к идее новой книги, чем все последние дни. Он лениво размышлял, что если бы, к примеру марсиане... В дверь постучали. Прежде чем отставить бокал и встать с кресла, Люк удивленно уставился на дверь. Вечер был таким тихим, что никакая машина не могла бы подъехать неслышно, и уж наверняка никто бы не поперся сюда пешком. Стук повторился, на этот раз громче. Люк подошел к двери, открыл ее и выглянул наружу, на резкий яркий свет Луны. В первый момент он никого не заметил, но потом глянул вниз. - О нет... - простонал он. Это был маленький зеленый человечек. Сантиметров восьмидесяти росту. - Привет, Джонни, - сказал он. - Это Земля? - О нет... - повторил Люк Деверо. - Не может быть. - Почему не может? Должна быть. Смотри. - Пришелец ткнул вверх. - Одна луна и как раз нужных размеров. Земля - единственная планета Системы с одним спутником. У моей их два. - О Боже, - вздохнул Люк. В Солнечной системе есть только одна планета, у которой два спутника. - Слушай, Джонни, возьми-ка себя в руки. Земля это или нет? Люк молча кивнул. - Отлично, - сказал человечек. - С этим разобрались. А с тобой что такое? - Э-з-з... - сказал Люк. - Спятил ты, что ли? Так-то вот у вас встречают гостей? Ты даже не предложишь мне войти? - В-входи.. - сказал Люк и отступил в сторону. В доме марсианин осмотрелся и поморщился. - До чего паршивая нора, - заметил он. - Вы, люди, все так живете, или ты из тех, кого зовут белым отребьем? Какая омерзительная мебель! - Я ее не выбирал, - сказал Люк, оправдываясь. - Это все принадлежит моему другу. - Значит, ты плохо выбираешь друзей. Ты тут один? - Я как раз думаю над этим, - ответил Люк. - Еще вопрос, верить ли мне в тебя. Откуда я знаю, может, ты просто пьяная галлюцинация? Марсианин легко вскочил на кресло и уселся в нем, болтая ногами. - Знать ты этого не можешь, но если так думаешь, значит, и впрямь напился. Люк открыл рот, затем снова закрыл его. Он вдруг вспомнил о бокале и ощупью поискал его за спинкой, но вместо того чтобы схватить бокал, опрокинул его тыльной стороной ладони, и вся выпивка вылилась на стол и на пол. Люк выругался, но тут же утешил себя, что питье было не очень крепким, а для такого случая требовалось что-нибудь убойное. Он подошел к раковине, где держал бутылки с виски, и налил себе полстакана чистого. Сделав большой глоток, он едва не поперхнулся, но убедившись, что все попало в нужную дырку, уселся, держа стакан в руке и разглядывая своего гостя. - Ты что, глаз на меня положил? - спросил марсианин. Люк не ответил. Он положил на него оба глаза и пока не собирался их закрывать. Теперь он видел, что пришелец был гуманоидом, но не человеком, и это развеяло легкое подозрение, что кто-то из друзей нанял циркового лилипута, чтобы подшутить над ним. Марсианин или нет, гость решительно не был человеком. На карлика он не походил, ибо тело его было очень коротким и пропорциональным веретенообразным рукам и ногам, а у карликов тела длинные, а конечности короткие. Голова его была относительно большой и более сферичной, чем человеческая, причем, совершенно лысой. Не видно было никаких признаков щетины, и Люк подумал, что это существо отроду лишено волос. На лице у него имелось все, что должно иметь лицо, но не в привычных соотношениях. Губы в два раза шире губ человека, равно как и нос; глаза маленькие и живые, посаженные довольно близко. Уши тоже очень маленькие и без мочек. В лунном свете кожа марсианина казалась оливковой, а при искусственном освещении - изумрудной. Ладони имели по шесть пальцев. Это означало, что и на ногах марсианина их, вероятно, тоже по шесть, но поскольку он был обут, проверить это не представлялось возможным. Ботинки он носил темно-зеленые, остальная одежда - штаны в обтяжку и свободная рубашка, сделанные из одного и того же материала, похожего на замшу - была того же цвета. Шляпы не было. - Я начинаю в тебя верить, - удивленно сказал Люк и хлебнул еще раз. Марсианин рассмеялся. - Неужели все люди такие же тупые и такие же невежливые? Сами пьют, а гостям не предлагают? - Извини, - сказал Люк. Он встал и пошел за бутылкой и вторым стаканом. - Это не значит, что мне выпить невтерпеж, - продолжал марсианин. - Я вообще не пью. Мерзкая привычка. Но ты мог бы предложить. Люк уселся обратно и вздохнул. - Мог бы, - признал он. - Еще раз прошу прощения. А теперь начнем все сначала. Меня зовут Люк Деверо. - Чертовски глупое имя. - Может, и твое покажется глупым мне? Могу я спросить? - Конечно, о чем разговор. Люк снова вздохнул. - Как тебя зовут? - У марсиан нет имен. Дурацкий обычай. - Но полезный, когда к кому-то обращаешься. Например... ну-ка, ну-ка, разве ты не назвал меня Джонни? - Разумеется, назвал. Мы вас всех называем Джонни - или аналогами этого имени на языках, которыми владеем. Зачем запоминать имя каждого, с кем разговариваешь? Люк глотнул виски. - Гмм, - буркнул он. - Может, в этом что-то и есть. Однако, перейдем к более важным делам. Откуда мне знать, что ты действительно тут находишься? - Джонни, я уже говорил, что ты перебрал. - В этом-то и весь вопрос, - ответил Люк. - Так ли это на самом деле? Если ты действительно здесь сидишь, я охотно соглашусь с тем, что ты не человек, а если признаю это, то не вижу причин не верить тебе на слово, откуда ты взялся. Но если тебя здесь нет, то либо я упился, либо у меня галлюцинации. Вот только я не пьян: до того, как тебя увидеть, я выпил всего два бокала со льдом, а этого и киске не хватит. - Так зачем же ты пил? - Это не имеет значения для вопроса, который мы обсуждаем. Остаются две возможности - либо ты сидишь там на самом деле, либо я усосался. - А почему ты решил, что эти возможности исключают друг друга? Я здесь сижу наверняка, но не знаю, псих ты или нет. Впрочем, это меня совсем не волнует. Люк вздохнул. Похоже, потребуется много вздохов, чтобы совладать с марсианином. Или много выпивки. Стакан был пуст. Люк пошел и наполнил его виски, опять чистым, но теперь добавил несколько кубиков льда. Прежде чем он вернулся на свое место, в голову ему пришла одна мысль. Отставив стакан, он сказал: "Извини, я на минутку", и вышел. Если марсианин настоящий, где-то рядом должен стоять космический корабль. Но пусть даже он есть, разве это что-то докажет? Раз уж ему привиделся марсианин, почему не может привидеться и космический корабль? Однако никакого космического корабля не было, ни иллюзорного, ни настоящего. Луна светила ярко, а местность была ровной, и Люк видел далеко. Он обошел вокруг дома и стоящей за ним машины, так что мог взглянуть на все четыре стороны. Никакого корабля. Он вернулся в дом, сел в кресло и от души хлебнул большой глоток виски, а затем уличающе ткнул перстом в марсианина. - Нет никакого корабля. - Разумеется. - В таком случае, как же ты сюда попал? - Это не твое собачье дело, но я скажу. Я приквимил. - Что ты имеешь в виду? - А вот это... - ответил марсианин и исчез с кресла. Слово "вот" донеслось еще с кресла, а "это" - уже из-за спины Люка. Он повернулся. Марсианин сидел на краю газовой плиты. - Боже... - молвил Люк. - Телепортация. Марсианин исчез. Люк снова повернулся и снова обнаружил его в кресле. - Никакая не телепортация, - сказал марсианин. - Квимение. Для телепортации нужна техника, а для квимения только мозг. Ты этого не можешь, потому что недостаточно развит. Люк выпил еще. - И так ты проделал весь путь с Марса? - Конечно. За секунду до того, как постучал в твою дверь. - Ты приквимивал сюда раньше? Допустим... - Люк снова ткнул в него пальцем. - Держу пари, что довольно часто. Именно на этом основаны легенды о гномах и... - Вздор! - отмахнулся марсианин. - У вас, людей, проблемы с мозгами и этим вызваны ваши суеверия. Меня здесь никогда раньше не бывало. Никого из нас не было. Мы только что открыли принцип квимения на большие расстояния, а до сих пор могли перемещаться только по Марсу. Чтобы сделать его межпланетным, нужно севить хокиму. Люк еще раз ткнул перстом. - Тут ты и попался. Как же ты можешь говорить по-английски? Губы марсианина презрительно скривились. Эти губы превосходно подходили для того, чтобы презрительно кривиться. - Я говорю на всех ваших примитивных языках. По крайней мере тех, на которых идут радиопередачи, а все остальные могу изучить в течение часа каждый. Дешевка. А вот вам не изучить марсианского даже за тысячу лет. - Ну, знаешь ли! - воскликнул Люк. - Ничего удивительного, что вы презираете людей, если составили мнение о нас по нашим радиопрограммам. Признаться, большинство из них вообще ни к черту. - Значит, большинство из вас тоже ни к черту, иначе вы не пускали бы их в эфир. У Люка уже кончалось терпение и виски в стакане. Он уже начинал верить, что перед ним настоящий марсианин, а не плод его воображения или безумия. "А-а, - вдруг подумал он, - что мне терять? Если я спятил, ничего не поделаешь, но если это взаправду марсианин, нельзя упустить такую возможность". - Как там у вас, на Марсе? - спросил он. - Не твое собачье дело, Джонни. Люк еще раз глотнул из бокала, сосчитал до десяти и решил быть таким спокойным и рассудительным, как только возможно. - Слушай, - сказал он. - Сначала я вел себя грубо, потому что ты застал меня врасплох. Хочу перед тобой извиниться. Почему бы нам не стать друзьями? - А зачем? Ты принадлежишь к примитивной расе. - Потому что тогда наш разговор станет приятнее для нас обоих. - Не для меня, Джонни. Мне понравилось дразнить людей. Люблю ругаться. Если ты решил меня разжалобить, я пойду поговорю с кем-нибудь другим. - Подожди, не... - Люк вдруг понял, что выбрал неверную тактику, если хотел задержать марсианина. - Ну так вали отсюда, если уж собрался, - буркнул он. Марсианин широко улыбнулся. - Так-то оно лучше! Теперь можно и поговорить. - Зачем тебя принесло на Землю? - Это тоже не твое собачье дело, но я с удовольствием отвечу. Зачем на вашей паршивой планетке люди ходят в зоопарк? - И долго ты будешь здесь развлекаться? Марсианин склонил голову набок. - Настырный ты парень, Джонни. Я тебе не справочное бюро. Что я делаю и зачем - не твое дело. Скажу тебе одно - я прибыл не затем, чтобы преподавать в детском саду. Стакан Люка снова был пуст, и он снова наполнил его. Если гость желает поругаться, пожалуйста. - Ах ты, маленький зеленый прыщ, - сказал он, - какого черта я не подумал о том, чтобы... - Сделать что? Мне? Ты и кто еще? - Я с фотоаппаратом и вспышкой, - ответил Люк, недоумевая, почему не сообразил насчет этого раньше. - Я хочу сделать хотя бы один снимок. Когда я его проявлю... Он поставил бокал и бросился в спальню. К счастью, в аппарате была пленка, а во вспышке батарея: собираясь, он сунул их в чемодан, конечно, не для съемки марсиан, а потому, что Бенсон рассказывал о койотах, часто подходящих по ночам к дому. Люк рассчитывал снять одного из них. Вернувшись обратно, он быстро отрегулировал аппарат, поднял его одной рукой, держа в другой вспышку. - Хочешь, чтобы я позировал? - спросил марсианин. Он сунул большие пальцы в уши и замахал остальными десятью. Потом скосил глаза и показал длинный зеленовато-желтый язык. Люк так его и щелкнул. Вкрутив во вспышку новую лампу, он перевел кадр и еще раз поднял аппарат к глазам. Однако марсианина на месте не было, его голос доносился из другого угла комнаты. - Одного хватит, Джонни. Не докучай мне больше. Люк молниеносно повернулся и направил аппарат в ту сторону, но прежде чем он успел поднять вспышку, марсианин исчез. Голос из-за спины посоветовал Люку не выставлять себя большим идиотом, чем уродился. Сдавшись, Люк отложил аппарат. Худо-бедно, один снимок у него есть. Когда он его проявит, на нем будет или марсианин, или пустой стул. Жаль, что пленка не цветная, но всего иметь невозможно. Он вновь взял стакан и уселся, потому что пол под ногами начал слегка раскачиваться. Пришлось выпить еще, чтобы его успокоить. - Дерьмо... - сказал он. - Слушай, вы, значит, принимали наши радиопередачи. А как у вас с телевидением, отсталые космиты? - Что такое телевидение, Джонни? Люк объяснил ему. - Волны этого типа не доходят так далеко, - сказал марсианин. - И слава Аргесу. Даже просто слушать вас, людей, противно. Теперь, когда я уже повидал человека и знаю, как вы выглядите... - Ту-пи-цы, - отчеканил Люк. - Не изобрели телевидения. - А зачем? Нам оно не нужно. Если в нашем мире происходит такое, что мы хотим увидеть, мы просто квимим туда. Скажи, я случайно наткнулся на такую диковину, или все остальные люди такие же мерзкие, как ты? Люк едва не подавился виски. - Ах ты... слушай, думаешь на тебя приятно смотреть? - Для другого марсианина приятно. - Держу пари, что девчонки от тебя бьются в истерике, сказал Люк. - То есть, если у вас на Марсе есть девчонки. - Да, мы двуполые, но, слава Аргесу, не как вы. Неужели вы, земляне, действительно ведете себя так мерзко, как герои ваших радиопостановок? И чувствуете к вашим самкам то, что называете любовью? - Не твое собачье дело, - отшил его Люк. - Это ты так думаешь, - заметил марсианин. И исчез. Люк встал - не очень уверенно - и огляделся, чтобы проверить, не сквимил ли пришелец в другую часть комнаты. Не сквимил. Он снова сел и тряхнул головой, чтобы та прояснилась, а потом глотнул виски, чтобы снова ее затуманить. Слава Богу, или Аргесу, что он сделал фотографию. Завтра утром он вернется на машине в Лос-Анджелес и отдаст ее проявлять. Если на ней окажется пустой стул - сам отдастся в руки психиатра, и поскорее. Если же там будет марсианин... Что ж, тогда он решит, что делать, если еще можно будет что-то сделать. А пока самым разумным было поскорее напиться. Он и так выпил слишком много, чтобы рисковать и ехать на машине ночью, а чем быстрее заснет с перепою, тем быстрее проснется утром. Люк прикрыл глаза, а когда снова их открыл, в кресле перед ним сидел марсианин и широко улыбался. - Я заглянул в твою спальню, больше похожую на хлев, и прочел письма к тебе. Фу, что за бред! "Письма? Нет у меня с собой никаких писем", - подумал Люк, и тут же вспомнил, что есть. Три письма от Розалинды, написанные ему, когда он был в Нью-Йорке три месяца назад. Люк встречался со своим издателем, убеждая того заплатить дополнительный аванс за книгу, которую сейчас пытался начать. Он провел там неделю, главным образом для того, чтобы обновить знакомства с издателями журналов, и писал Розалинде каждый день, а она написала ему трижды. Это были единственные письма, которые он от нее получил. Люк бережно хранил их. В чемодан он их сунул, собираясь прочесть еще раз, если одолеет одиночество. - Клянусь Аргесом, экий вздор, - сказал марсианин. - И что за кретинский способ записывать свой язык. Я провозился не меньше минуты, прежде чем соотнес буквы со звуками. Подумать только - язык, в котором различные слова произносятся одинаково! - Черт возьми! - воскликнул Люк. - Ты не имеешь права читать мои письма! - Цып-цып, - сказал марсианин. - Я имею право делать все, что мне нравится, а ты не хотел рассказывать о ваших любовных обычаях. "Сокровище, дорогой, любимая"! - Так ты, значит, их прочел, ты, маленький зеленый прыщ! О, если бы... - И что тогда? - презрительно спросил марсианин. - Пинками загнал бы тебя обратно на Марс, вот что! - сказал Люк. Марсианин хрипло засмеялся. - Береги силы, Джонни, для любви со своей Розалиндой. Пари, что ты уверен, будто она всерьез писала все те свинства, которыми кормила тебя в своих письмах. Пари, что ты уверен, будто она так же втюрилась в тебя, как ты в нее. - Так же втюрилась... то есть, я хотел сказать, чтоб тебе лопнуть... - Не заработай язву, Джонни. На конверте был адрес - я сейчас к ней сгоняю и проверю для тебя. Не благодари. - А ну сядь... Люк снова оказался один. И стакан его снова был пуст. Преодолев трудный путь до раковины, он наполнил его еще раз. Давно он так не пил, но чем быстрее он накачается, тем будет лучше. И если это возможно, то прежде, чем вернется марсианин, если он и вправду существует. Люк не мог уже больше этого терпеть. Галлюцинация или реальность - он готов был тут же выбросить марсианина в окно. И, вероятно, начал бы межпланетную войну. Опять усевшись в кресло, он сделал большой глоток. Это должно подействовать. - Как дела, Джонни? Ты еще можешь языком ворочать? Люк открыл глаза, вспоминая, когда же это он их закрыл. Марсианин вернулся. - Пшел вон, - сказал Люк. - Убирайся. Завтра я... - Возьми себя в руки, Джонни. У меня для тебя новость, прямо из Голливуда. Твоя куколка дома и грустит по тебе как ненормальная. - Да? Я же говорил, что она меня любит, правда? Ты, маленький зеле... - Так по тебе грустит, что нашла себе утешителя. Высокого блондина. Она звала его Гарри. Это на мгновение отрезвило Люка. Да, у Розалинды был друг по имени Гарри, но то была платоническая связь - они дружили, потому что работали в одном отделе студии "Парамаунт". Сейчас он убедится что марсианин врет, а потом влепит ему за сплетни по первое число. - Гарри Сандерман? - спросил он. - Такой худощавый, надменный, всегда носит крикливое спортивное пальто?.. - Не угадал. Этот Гарри - не тот Гарри, Джонни. Особенно, если всегда носит крикливое спортивное пальто. Этот Гарри не носил ничего, кроме часов. Люк Деверо взвыл, затем кое-как встал и бросился на марсианина. Вытянутые руки его сомкнулись на зеленой шее и... прошли сквозь нее, встретившись друг с другом. Маленький зеленый человечек широко улыбнулся ему, показал язык и тут же втянул его обратно. - Хочешь знать, что они делали, Джонни? Твоя Розалинда и ее Гарри? Люк не ответил. Пошатываясь, вернулся он к стакану и одним глотком прикончил его. И это было последнее, что он помнил, когда проснулся утром. Он лежал в кровати - сумел, значит как-то дотащиться до нее - однако поверх одеяла, а не под ним, причем в одежде, включая туфли на ногах. Голова разламывалась с похмелья, во рту - словно кошки нагадили. Он встал и со страхом огляделся. Никакого зеленого человечка. Люк подошел к двери в комнату и внимательно. осмотрел ее. Взглянул на газовую плиту, прикидывая, стоит ли кофе усилий, потребных, чтобы его приготовить. Наконец решил, что нет, поскольку можно было получить готовый по дороге в город, в километре от выезда на шоссе. И чем раньше он туда доберется, тем лучше. Он даже не будет мыться и собираться, заберет свои вещи потом. Или попросит кого-нибудь сделать это за него, если самому какое-то время придется провести в психушке. В эту минуту единственным его желанием было оказаться подальше отсюда, а все прочее пусть горит ясным пламенем. Он не будет даже бриться, пока не вернется домой; в квартире есть запасная бритва, а вся порядочная одежда и так там. А что потом? Э-э, потом видно будет, что потом. Похмелье отступит, и можно будет спокойно все обдумать. Тащась через комнату, он заметил фотоаппарат, помешкал мгновенье, потом взял с собой. Можно отдать пленку проявлять, а уж потом предаваться тяжким раздумьям. Был все-таки один шанс из тысячи, что в кресле сидел настоящий марсианин, а не галлюцинация, если забыть, что ладони прошли сквозь него. Возможно, марсиане обладают и другими удивительными способностями, кроме квимения. Да, если на снимке окажется марсианин, это изменит все мышление Люка, а помышлять о таких материях лучше не с похмелья. Если марсианина на снимке не будет, единственным разумным поступком - если бы он сумел пересилить себя - был бы звонок к Марджи и вопрос о фамилии психиатра, к которому она так часто пыталась отправить Люка за время их супружеской жизни. До свадьбы Марджи была сиделкой во многих заведениях для душевнобольных, и пошла работать в очередное, когда бросила Люка. Кроме того, она рассказывала, что в колледже специализировалась по психологии и, если бы могла позволить себе продолжать учебу, сама стала бы психиатром. Люк вышел, захлопнул дверь и направился к своей машине. На капоте ее сидел маленький зеленый человечек. - Привет, Джонни, - сказал он. - Выглядишь ты неважно, но сам виноват. Пьянство - страшный порок. Люк вернулся к двери и вошел в дом. Схватив бутылку, налил себе и выпил для куражу. До этого он воздерживался от опохмелки, но раз галлюцинации продолжаются... что ж, клин клином вышибают. Когда перестало жечь горло, он почувствовал себя лучше в физическом смысле. Но не намного. Он снова закрыл дом и подошел к машине. Марсианин по-прежнему был там. Люк сел за руль и запустил двигатель. Потом выставил голову из окна. - Эй! - крикнул он. - Как я могу видеть дорогу, если ты тут маячишь? Марсианин оглянулся и язвительно фыркнул. - А мне какое дело, видишь ты дорогу или нет? Если ты во что-то врежешься, со мной-то ничего не случится. Люк вздохнул и поехал. Участок разбитой дороги до шоссе он проехал, выставив голову в окно. Галлюцинация или нет, но он ничего не видел сквозь зеленого человечка, так что приходилось смотреть мимо него. Стоило ли останавливаться у бара, чтобы выпить кофе? В конце концов, почему бы и нет? Может, марсианин останется там, где сидит? А если он полезет за ним в бар, то о чем беспокоиться - все равно его никто не заметит. Главное, ни о чем с ним не разговаривать. Когда Люк заехал на стоянку, марсианин соскочил с капота машины и пошел за ним в бар. Клиентов в заведении не было - такое иногда случалось. Только бармен с землистым лицом в некогда белом фартуке. Люк сел на высокий стул, марсианин подпрыгнул, встал на соседний и оперся локтями о стойку. Бармен повернулся и уставился, но мимо Люка. - О боже, - пробормотал он. - Еще один. - Да? - не понял Люк. - Еще один кто? - Он наконец сообразил, что пальцы у него свело - он слишком сильно ухватился за край стойки. - Еще один чертов марсианин, - объяснил бармен. - Вы что, его не видите? Люк глубоко втянул в легкие воздух и медленно выдохнул. - Вы хотите сказать, что их больше? Бармен потрясенно вытаращился на Люка. - Парень, где ты был нынче ночью? Один в пустыне, без радио и телевизора? Боже, да их тут верный миллион. Бармен ошибался. Потом подсчитали, что их было около миллиарда. Оставим ненадолго Люка Деверо - мы вернемся к нему позже - и посмотрим, что происходило в других местах, пока Люк принимал гостя в домике Бенсона неподалеку от Индио. Около миллиарда марсиан. Примерно по одному на троих землян - мужчин, женщин и детей. Их было почти шестьдесят миллионов только в одних Соединенных Штатах. Как оказалось, везде они появились одновременно. В поясе атлантического времени было двадцать четырнадцать. В других поясах - по-своему. В Нью-Йорке это произошло на три часа позже, в двадцать три четырнадцать, когда театры открывали двери, а ночные рестораны заполнялись посетителями. После прихода марсиан они стали куда более шумными, чем прежде. В Лондоне часы показывали четыре четырнадцать утра... и марсиане с радостью помогали людям проснуться. В Москве было уже семь четырнадцать, люди собирались на работу и то, что многие все-таки пошли туда, свидетельствует о незаурядной отваге. Или, может, Кремля боялись больше, чем марсиан. В Токио было тринадцать четырнадцать, в Гонолулу восемнадцать четырнадцать. Множество людей погибло в тот вечер... или полдень, в зависимости от того, где они находились. Только в Соединенных Штатах потери оцениваются в тридцать тысяч человек, большинство - в первые несколько минут после нашествия марсиан. Одни умерли от сердечного приступа, другие - от апоплексического удара. Немало погибло от огнестрельных ран, ибо многие схватились за оружие и принялись палить в марсиан. Пули проходили сквозь них, не причиняя никакого вреда, но очень часто попадали в других людей. А некоторые марсиане вквимили в движущиеся машины, обычно на переднее сиденье, рядом с водителем. Вопль "Газу, Джонни, газу!", доносящийся с места, которое водитель считает пустым, отнюдь не помогает управлению, даже если не поворачивать голову, чтобы посмотреть, что там за чертовщина. Среди марсиан жертв не было, хотя люди и нападали на них - порой от одного их вида, однако чаще, как в случае Люка Деверо, спровоцированные на это - с огнестрельным оружием, с ножами, топорами, стульями, тарелками, вилами, мясницкими топорами, саксофонами, книгами, столами, французскими ключами, молотками, косами, ночниками и газонокосилками. Короче, со всем, что попадало под руки. Марсиане злорадно смеялись и делали оскорбительные замечания. Некоторые старались подружиться с ними - и с этими людьми марсиане вели себя куда гнуснее. Впрочем, где бы они ни появлялись и как бы ни бывали приняты, утверждение, что они вызвали замешательство и беспорядки, было бы недомолвкой века. Возьмем, к примеру, печальные события на телевизионной студии KVAK в Чикаго. Не потому, что тамошние события в принципе отличались от того, что случилось на всех прочих телестудиях, передававших в прямом эфире. Мы просто не можем представить их все. Это был спектакль с участием ведущих звезд. В сокращенной телевизионной версии "Ромео и Джульетты" выступал Ричард Бретайн, величайший шекспировский актер мира, а вместе с ним - Элен Ферпоссон. Действие началось в восемь чдсов вечера и через четырнадцать минут подошло к сцене на балконе из второго акта. На балкон вышла Джульетта, а внизу Ромео начал возвышенно декламировать известнейшие романтические строфы: - Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет. Джульетта, ты как день! Стань у окна, убей луну соседством... Он как раз дошел до этих слов, как вдруг на перилах балкона, в полуметре от Элен Фергюссон, возник маленький зеленый человечек. Ричард Бретайн поперхнулся и потерял дар речи, но потом все-таки справился с собой и продолжил монолог. Не было никаких доказательств того, что кто-то еще видит то же, что и он. Что бы там ни было - представление должно продолжаться. И он читал дальше: Она и гак от зависти больна, Что ты ее затмила белизною. Оставь служить богине чисто... Слово "чистоты" увязло у него в горле. Он умолк, чтобы перевести дух, и услышал общий вздох, что шел со всех концов студии. И в этот момент маленький зеленый человечек произнес громко, отчетливо и насмешливо: - Джонни, ты порешь чушь, и отлично знаешь это. Джульетта выпрямилась, повернулась и увидела то, что находилось рядом с ней на балконе. Взвизгнув, она повисла на перилах в глубоком обмороке. Зеленый человечек спокойно посмотрел на звезду. - Что с тобой, киска? - удивился он. Режиссер был отважным мужчиной и человеком действия. Двадцать лет назад