громную  механическую   рыбу,  которая  была   чудесным
творением, состоящим из  сверкающей  чешуи  и  пылающих стеклянных глаз.  Из
открытого  рта  рыбы появился  рой  зеленых бабочек, которые некоторое время
порхали по сцене, а потом вылетели через дверь в туманную ночь. За бабочками
последовали мерцающие  пузыри, а затем, выглянув  из потока  пузырей, наружу
выбралась маленькая крылатая  свинка. Она два раза хрюкнула и полетела между
столиками. Джонатан никогда не видел ничего подобного.
     Он повернулся к Майлзу:
     - Вот это настоящая магия!
     Гамп и Буфо кивнули, благоговейно соглашаясь с  его  оценкой. Профессор
только хмыкнул.
     - Кто-то просовывает всякий хлам через рот рыбы с часовым механизмом, -
буркнул  Майлз. Однако, если на него не произвели  впечатления методы Зиппо,
он явно одобрял результаты, поскольку поднес палец  к губам и кивал головой,
глядя на сцену.
     Зиппо изображал разные чудеса, и  рот рыбьей головы ритмично закрывался
и  открывался   вновь  и  вновь,   как  будто   готовясь  изрыгнуть   что-то
необыкновенное. Наконец из него выплыл небольшой шарик размером с игральный;
он  парил  в воздухе,  поднимаясь  и  опускаясь,  точно лист  на  ветру.  На
мгновение  зависнув,  он  затем  взмыл  к  закопченному  потолку, по  дороге
увеличиваясь  в  объеме. Сначала  он  стал размером  с  яблоко,  потом  -  с
человеческую  голову, а затем изумительным  образом  превратился  в огромный
бумажный цветок. Из зева этого цветка посыпались золотые блестки, сверкающие
в свете рампы, как летний дождь.  Центр цветка, пурпурный, словно полуночное
небо,   был  окружен  тысячью  лепестков  -  оранжево-розовых,  серебристых,
аквамариновых, сияюще-бирюзовых  и изумрудных,  точно  небывалая  магическая
роза с Чудесных островов Королевства Океании.
     Пока  все охали и ахали  над висящим в воздухе  цветком, из разверстого
рта рыбы неспешно  вылетела еще сотня  крошечных  круглых  бутонов,  которые
медленно  поплыли,   подгоняемые   потоками   воздуха.  Джонатан  вздрогнул,
почувствовав,  как один из  них коснулся его  носа.  Другой,  по-видимому  с
каким-то изъяном, упал  с плеском в остатки его супа и распустился там среди
морских  ракушек,  экзоскелетов и крабьих клешней неправдоподобного  варева.
Через мгновение воздух  заполнился  странными бумажными  цветами.  Там  были
охапки голубой сирени и  пучки крошечных фиалок.  Ирисы  размером  с тарелку
медленно меняли цвета, бледнея и  превращаясь  из  темно-малиновых и синих в
розовые и  лавандовые. Затем они  один за другим неспешно съежились так, что
стали напоминать  влажные  ленточки пурпурной резины,  и начали  безжизненно
падать на  пол и  столы, словно грустные маленькие червячки.  Таверна  после
исчезновения  чудесных  воздушных  цветов  показалась какой-то  печальной  и
пустой. Джонатан  выловил одну  из ленточек  из своего  стакана  с  пивом  и
осмотрел ее.
     - Гелиевые бутоны, - подсказал Профессор. -  С востока. На  самом  деле
это очень просто.
     Майлз кивнул. Он, похоже, опять остался доволен эффектом, произведенным
последним трюком Зиппо. Джонатан  решил раздобыть себе  магических бутонов -
тысячу  или две,  чтобы можно было выпускать пригоршню каждый раз, когда ему
захочется, и чтобы они не заканчивались.
     После этого в представлении уже больше не было ничего особенного.  Если
у Зиппо и был какой-то недостаток как у устроителя подобных зрелищ,  так это
то, что он исполнил свой лучший номер в середине,  в результате чего остаток
вечера,  казалось, шел по  убывающей. Зиппо выкатил  заявленный в  программе
сосновый  ящик и воткнул в него, по-видимому  в тело лежащей в нем женщины -
то ли спящей, то ли мертвой, - множество разноцветных шпаг. Потом он вытащил
из бездонной шляпы кучу самых разных животных  и запихнул всех себе в штаны.
Потом снял ботинок, вытащил из него всю компанию, засунул зверюшек одного за
другим за пазуху и с величайшим задором опять достал их из огромного кармана
своего фрака. После этого они исчезали в его ухе и были с  превеликим трудом
извлечены из его рта. Этот трюк, как понял Джонатан, вполне мог продолжаться
всю ночь, и уже начало казаться, что так оно  и будет.  Но тут пара кошачьих
воплей,  раздавшихся  из-под  неосвещенной  дальней  части  зала,  несколько
умерили  энтузиазм  Зиппо.  Вслед   за   этим  он   махал,  перетасовывал  и
манипулировал колодой  карт, выуживая  их  из  ушей ухмыляющихся  зрителей -
включая Гампа, - сидящих неподалеку от сцены.
     В конце вечера Зиппо достал ступку с пестиком и попросил добровольца из
публики одолжить ему часы. Джонатан, успевший к этому времени раззадориться,
выхватил свои, купленные недавно в магазине  Бизла, и  подал их  молчаливому
Зиппо, который немедленно бросил  часы в ступку и растер в порошок. Пока  он
трудился  над содержимым ступки, оттуда  выскочили  одна или  две пружины  и
запрыгали по сцене. Наконец  фокусник предъявил  вопящим зрителям  небольшую
кучу  искореженных  обломков  металла,  осколков  стекла   и   перекрученных
колесиков. Джонатан отнесся к этому с пониманием. Совершенно очевидно, это и
было  то, что  называют  искусством  иллюзиониста, ловкостью  рук. В ступку,
несомненно,  отправились какие-нибудь старые, бросовые,  сломанные  часы,  а
часы Джонатана находились в рукаве Зиппо.
     Тем временем фокусник  вытащил кричаще-яркий  платок  и помахал им  над
тем, что осталось от часов, другой рукой чертя какие-то паучьи знаки.
     - Фокус, покус, мулиокус!  - воскликнул  он и, взмахнув шарфом,  открыл
взорам публики  все те  же обращенные  в прах останки,  которые некогда были
карманными часами.
     Зрители подозрительно загудели  и засмеялись. Джонатан, все еще готовый
поддержать игру,  засмеялся вместе  со всеми.  Однако  он заметил, что Майлз
почему-то не видит в этом трюке ничего смешного. Возможно, подумал Джонатан,
потому, что Майлзу не по вкусу такие очевидные салонные фокусы.
     Зиппо  вновь  взмахнул  платком  над  ступкой  и  получил тот же  самый
результат. Он еще раз помахал платком и прокричал свою абракадабру,  и опять
все увидели  лишь кучу деталей от разбитых часов. После третьего взмаха смех
в зале стал стихать, похоже, не потому, что зрители опасались, что Джонатану
придется  распрощаться  со   своим   хронометром,  а  потому,  что  трюк   с
растолченными  в  ступке  часами быстро  становился  таким  же занудным, как
извлечение зверей из шляпы.
     По сути, готовность Джонатана не портить чужую игру начинала ослабевать
- так же  как и еще недавно энергичные  взмахи  Зиппо.  Потом из-за занавеса
вышла на цыпочках женщина  из соснового ящика, размахивая буханкой черствого
хлеба.
     Зиппо  на мгновение  остановился, бросил на публику  взгляд, выражающий
притворное  удивление, и, разломав  буханку пополам, ко всеобщему изумлению,
извлек  из  нее  карманные часы. Зрители закричали и зааплодировали, а Зиппо
положил часы в небольшой бархатный мешочек и передал их Джонатану.
     После  этого  он начал кланяться  направо  и  налево,  кивая Джонатану,
который  с  удовлетворенным  видом  положил  мешочек  в  карман  рубашки, не
потрудившись  заглянуть внутрь. В конце концов,  он же  не собирался ставить
под сомнение  мастерство  Зиппо. В  общем  и целом, этот фокусник казался не
менее  потрясающим,  чем  любой  другой  из  тех,  кого  видел  Джонатан,  -
разумеется, не считая Майлза, который был самым настоящим волшебником.
     Зиппо исчез за странным занавесом. По мере того как гас  свет на сцене,
занавес начал светиться. Линия лежащих скелетов и глаза существа в капюшоне,
виднеющегося в  окне  замка, засияли, словно морская пена  в лунном свете. У
публики,  включая  Майлза,  вырвался  вздох  ужаса и удивления,  потому  что
скелеты один за другим поднялись на ноги и  дергающейся походкой направились
к темной двери замка; существо же в окне как будто поблекло и растворилось в
темноте  ночи, царящей за  его  спиной.  Когда  в таверне зажглись настенные
лампы и зрители начали, щурясь, оглядывать задымленный зал,  на занавесе был
изображен  пустынный,  усеянный камнями ночной пейзаж с замком, двери и окна
которого были темны, как в преисподней.
     Всеобщее изумление, однако, быстро улеглось, и воздух наполнился звоном
стекла и стуком тарелок, а также криками, призывающими принести эля и вина.
     - Ну, - повернулся Джонатан к Профессору, - это был высший класс.
     -  Действительно, - согласился  Профессор, - неплохое  представление. Я
просто потрясен этим последним трюком с занавесом.  Все остальное было ничто
по сравнению с этим. Очень мило, заметь. И  довольно умно придумано. Но, как
сказал Майлз, большинство фокусов основывалось на том, что кто-то просовывал
разные вещи через рот механической рыбы.
     - В большинстве случаев -  да, - согласился Майлз. - Покажи-ка мне свои
часы, Джонатан.
     Джонатан  вытащил из кармана рубашки  маленький мешочек  и передал  его
вместе  с  содержимым  Майлзу,  который  вытряхнул  часы  на  руку и  мрачно
посмотрел на них.
     - Твои? - спросил он, показав ему болтающиеся на куске бечевки латунные
часы самого плачевного вида.
     - Нет! - вскричал Джонатан, хватая часы и осматривая их. Поперек стекла
шла трещина, а  одной стрелки  вообще  не было. Покрутив  головку  часов, он
услышал скрип и скрежет трущихся друг о друга деталей сломанного механизма.
     - Продано! - крикнул Профессор, хлопая ладонью по крышке стола.
     Джонатан передал  часы Буфо и Гампу, которым не  терпелось взглянуть на
них, а сам вместе с Профессором, движимый той же мыслью, поднялся на сцену и
нырнул под занавес. За ним была небольшая комнатка, пустая. Если не  считать
проткнутого шпагами соснового ящика.  От нее в сторону тыльной части таверны
шел коридор, который  вел  к нескольким задним комнатам, все они были пусты,
за  исключением  последней.  Там сгорбленный  низкорослый  человечек  угрюмо
протирал тряпкой грязный деревянный пол.
     - Где Зиппо? - спросил Джонатан.
     - Вышел.
     - Дьявольщина!  - крикнул Профессор, который, по правде говоря, был еще
больше взбешен, чем Джонатан. - Куда он пошел?
     - Не знаю. - Человечек плеснул на пол мыльной  воды и начал размазывать
ее повсюду шваброй. - Просто выбежал  после представления. Не сказал почему.
Сказал, что вернется завтра вечером.
     -  Не сказал почему? -  взорвался Профессор Вурцл.  - Разумеется, он не
сказал почему! Он обманом выманил у этого человека часы.
     Мойщик  полов кивнул и продолжал  заниматься своим  делом, как если  бы
Профессор сделал замечание о погоде или высморкался.
     - Это не в первый раз. Зиппо - большой мастак, когда речь идет о колоде
карт, но вот  часы отдать те же - это у него не очень-то получается. Путает,
что куда. Он не виноват. У человека должно быть время, чтобы поучиться.
     - Ну,  -  заметил  Джонатан, уже  почти  примирившийся  с потерей своих
часов, - сегодня он неплохо потренировался на моих.
     - Вернее, стащил их. - Профессор отнесся к  этому происшествию  не  так
философски.
     Но, впрочем,  обоим было абсолютно ясно, что маленький  мойщик со своей
шваброй  и   ведром   с   грязной  водой  никоим  образом  не   может  нести
ответственность  за  утраченные  часы.  Поэтому  они вернулись  по  коридору
обратно и, поднырнув под  занавес, оказались в зале, где Гамп, Буфо и  Майлз
сидели над своим  кофе. Две  полные  чашки стояли перед стульями Джонатана и
Профессора.
     - Дайте-ка попробую  догадаться, - сказал Майлз. -  Он исчез.  Вернется
лишь завтра днем.
     - Завтра вечером, - поправил его Джонатан.
     -  Скорее всего  завтра утром, -  предположил  Майлз.  - После того как
отчалит пароход.  Я видел, что  он бросил в ступку не те часы. Но думаю, что
он сам понял  это только после того, как растолок их  в порошок. Хорошо еще,
что его ассистентка не  дремала. Это  на какое-то время  сбило меня с толку.
Возможно, он сделал эту ошибку уже не в первый раз.
     - Именно это сказал нам уборщик.
     Джонатан  смотрел на  дешевые, сломанные, подмененные  часы.  Когда  он
поднес их  к уху  и потряс,  то  услышал, что внутри  что-то  постукивает  и
шуршит. Он  открыл крышку  складным ножом.  Часы  были  наполовину заполнены
песком. В них вообще не было механизма, ни единой шестеренки.
     - Это песок времени, - заметил  Гамп, когда Джонатан высыпал содержимое
часов в маленькую пирамидку на столе.
     -  Вытащи  заводную головку, -  предложил Буфо, не  желая  отставать от
Гампа.  -  Ты  сможешь подвесить их на веревочку и использовать как песочные
часы.
     - Точно, - подхватил Гамп, - но их можно использовать только один раз.
     - Он сможет наполнить их заново, - голос Буфо звучал раздраженно.
     - Через эту маленькую дырочку? - поинтересовался Гамп.
     - Нет! Он снимет эту чертову крышку!
     - Ну все  равно он  потеряет уйму  песка.  Он весь  высыплется  ему  на
ботинки. Его  песочные часы будут идти все быстрее и  быстрее.  Они и  гроша
ломаного не будут стоить.
     -  Может быть, он найдет новый песок. -  Буфо был  вне себя. -  Вытащит
пригоршню из реки Твит.
     - Мокрый песок, - отозвался  Гамп.  - Если вытащить песок из реки Твит,
он будет мокрым.  Он не будет сыпаться из часов, и к тому же они позеленеют.
Вот тебе и твои драгоценные песочные часы. Сплошная рухлядь!
     У  Буфо  был такой вид, словно он вот-вот взорвется. Джонатан отдал ему
часы и сказал:
     -  Ты можешь  попытаться сделать  с ними что-нибудь,  если  хочешь. Но,
возможно, лучше будет их  использовать как кошелек для монет или грузило для
лески.
     Буфо вытащил  из кармана  полдоллара  и, похоже, остался  очень доволен
тем, что монета идеально помещается в корпусе часов.
     - Я буду использовать их как потайное  отделение.  - Он закрыл часы,  в
которых  лежали  его пятьдесят  центов.  -  Если на  нас нападут  по  дороге
разбойники, им ни за что не придет в голову искать деньги в карманных часах.
И у меня останутся эти полдоллара. Я обведу этих бандитов вокруг пальца.
     Гамп не мог больше сдерживаться.
     - Разбойники! - закричал он. - Обведешь их вокруг пальца!  Это примерно
такая же чушь, как и  идея с песочными часами. Как будто эти грязные бандиты
не украдут твои часы вместе с кошельком.
     -  Тогда я  тресну их этими  часами по  голове. - Буфо быстро прокрутил
болтающимися на  бечевке  часами небольшой  круг.  - А потом  загипнотизирую
разбойников  вот  так. - И  он покачал  часами перед  лицом Гампа, пару  раз
стукнув ими его по носу.
     - Каланча, каланча,  каланча! - багровея, крикнул  Гамп, который  знал,
что это слово скорее, чем что-либо другое, выведет Буфо из равновесия.
     - Джентльмены!  -  одернул их Профессор, выше  всего  на свете ставящий
достоинство.
     Гамп и Буфо поняли намек и угомонились, хотя в течение следующих десяти
минут время  от  времени корчили  друг другу рожи. Буфо  упорствовал в  том,
чтобы выставлять  болтающиеся  на  бечевке часы в сторону Гампа и шептать на
манер мага Зиппо: "Фокус, покус, мулиокус".
     Они ушли уже  после полуночи. На борту парохода им нечем было заняться,
кроме как спать, поэтому путешественники постарались выжать все возможное из
вечера в  таверне. На улице их  окутал серый туман. Ветра почти  не  было, и
туман  висел в  воздухе, сырой  и холодный,  заглушая  ночные звуки. Уличные
фонари мерцали сквозь полутьму неестественным светом. Столбы, на которых они
висели, терялись в тумане, и казалось,  что лампы плавают  там в неподвижном
влажном  воздухе, освещая землю бледными  лучами, точно  окутанные  облаками
маленькие луны.  Шаги звонко отдавались по булыжной мостовой, а где-то сзади
меланхолично бренчало пианино  - последнее  напоминание о вечерней программе
развлечений  в таверне, которая к этому времени должна была  быть  уже почти
пустой.
     Мимо пятерых  друзей, цокая копытами,  прошла  лошадь без всадника, она
вынырнула из тумана в нескольких ярдах впереди них, а  потом так же внезапно
исчезла, и стук ее подков, ударяющихся о мостовую, медленно затих вдали.
     Путники  на  какое-то  мгновение остановились  на  углу  и  в  молчании
прочитали  поблекшую  и облезшую табличку  с названием улицы - просто  чтобы
убедиться,  что они  возвращаются той же самой  дорогой, которой шли раньше.
Джонатану эта ночь показалась какой-то тоскливой, в общем и целом достаточно
романтичной,  но  вызывающей  у  него чувство некоторой  заброшенности.  Она
словно напомнила ему, что он находится далеко  от  городка Твомбли и Верхней
Долины. Тишина  и туман казались ему почти одним и тем же, как если бы туман
был  видимой,  висящей тишиной. И Джонатану пришло в  голову,  что  та белая
устало  бредущая  лошадь,  что  появилась и  исчезла в тумане, на самом деле
никуда не  шла, что она  была  чем-то  вроде  ночной  тени, которая  бродила
взад-вперед  по  промозглым  аллеям,  следуя  за  звуком  своих  собственных
цокающих копыт.
     За то показавшееся  Джонатану странно долгим  время, что он  простоял у
таблички  с   названием   улицы,  он  начал   различать   раздающийся  вдали
постукивающий  звук  -  звук трости,  ударяющейся  о  тротуар или  мостовую.
Постукивание становилось  громче, приближалось, а  пятеро друзей  стояли, не
говоря  ни слова, под облупившейся  деревянной  табличкой в рассеянном свете
масляного фонаря  и ждали  то, что  двигалось в их  сторону. Никаких  других
звуков не было слышно.
     Постукивание   набирало  силу   -   "тук-тук-тук",   а  потом  внезапно
превратилось  в глухой деревянный гул: это тот, кто  шагал  вдали, окутанный
туманом,  пересек дощатый настил;  потом на  мгновение  наступила тишина, за
которой  вновь  послышалось   "тук-тук-тук"  трости  по  булыжной  мостовой.
Пахнущий  тиной   речной  туман  закружился   вокруг  путников,  хотя  ветра
по-прежнему не  было, и Джонатан поплотнее запахнул свою матерчатую куртку и
вгляделся в освещенный светом фонарей туман.
     Из  мрака  выросла  темная  тень,  которая направилась  наискосок через
лежащую перед ними улицу, - гном в шляпе с обвисшими  полями и черном плаще,
постукивающий  при ходьбе  тростью  с латунным  наконечником. Его лицо  было
скрыто  в тени шляпы, и он  курил  длинную  странную трубку, чашечка которой
мерцала  в  темноте  и  один   за   Другим  испускала  клубы  дыма,  который
расплывался, вился  и,  как показалось Джонатану, улетал ввысь,  точно  тени
огромных летучих мышей.  Но  от  него  не  пахло табаком, лишь  водорослями,
гниющими древесными корнями и  глубокими  реками, катящими свои воды к морю.
Ничто  из  этого почему-то  не удивляло  Джонатана. По  правде  говоря,  его
удивило бы что-нибудь другое.
     Гном со своей мерцающей  трубкой и  постукивающей тростью растворился в
темноте и  исчез. Джонатан повернулся к Профессору, но по выражению его лица
понял,  что говорить тут  почти нечего. У Гампа и Буфо был  такой вид, точно
они присутствовали при  повешении. На лице Майлза было  особенно  мрачное  и
расчетливое  выражение. Вся компания  как один человек направилась к  улице,
идущей вдоль  берега реки;  Буфо с Гампом шли первыми, Джонатан  замыкающим.
Пока они шагали, он  разрывался  между настойчивым желанием оглянуться через
плечо и не менее настойчивым желанием броситься бежать обратно к причалу. Он
испытывал  ужасающее  ощущение,  что  в  любой  момент  ему  на  плечо может
опуститься иссохшая  рука, и воображал, что  слышит меньше чем в футе у себя
за спиной шорох юбок и  затрудненное  дыхание.  Обернуться и посмотреть было
так же страшно, как не смотреть, и  хотя  Джонатан убеждал себя, что все это
игра  воображения,  он  знал,  что  это не так, что кто-то или что-то  стало
шестым членом их компании.
     Если бы,  думал  он,  они  могли дойти  до  берега, если  бы они  могли
завернуть за угол и оказаться на территории открытого рынка, то, что  бы это
ни было,  оно не  стало  бы  за ними следовать - в  этом он  был уверен. Оно
растворилось  бы  в  тумане,  исчезло, как  все  остальные тени,  в  темной,
туманной ночи.
     Угол, словно  во сне,  казалось, отступал,  отходил все  дальше по мере
того, как  они  к  нему  приближались. Возможно,  это  была  шутка,  которую
разыграл туман, масляные фонари, тишина,  а также  шелест и поскрипывание  у
него  за  спиной.  Джонатан  обернулся  и бросил взгляд  через плечо,  чтобы
рассеять  чары.  Сзади, шурша  по  булыжникам черными юбками  и обтрепанными
серыми  кружевами,  шла   старуха  из  хижины  на  болотах,  нащупывая  путь
вытянутыми вперед руками, хватая  пальцами  воздух, заполняя пространство, в
котором мгновение  назад находился Джонатан,  глядя на него  молочно-белыми,
незрячими глазами.
     Крик, опять как  во сне, застрял у  него в  горле,  а  старуха вытянула
сморщенную  руку и  поманила  его скелетообразным пальцем,  беззвучно шевеля
губами.
     Джонатан закричал. Он кричал изо всей мочи, каким-то  образом  понимая,
что  шум - громкий шум  -  это  именно то, что здесь нужно.  И  он был прав.
Старуха исчезла. Между ведьмой и Джонатаном проплыло облачко тумана, и когда
оно  развеялось, ее  уже не было видно. Кошки на этот раз  не было.  Не было
вообще ничего, кроме пустой, окутанной туманом улицы.
     -  Какого черта ты  это  сделал?! -  завопил  Гамп,  который  трясся от
страха, съежившись на углу улицы. Буфо держал  его за руку, а Майлз прижался
к кирпичной стене  консервного завода,  готовый пустить  в ход поджаривающее
заклинание.
     Джонатан поднял руку,  делая им знак  замолчать. Сначала ничего не было
слышно, лишь что-то плескалось в реке да в  конце улицы хлопнула закрываемая
дверь.  Но  потом  до  них  долетел  слабый,  очень  слабый  звук  -  глухой
кудахтающий смех, словно исходящий  откуда-то из  затянутого  серой  пеленой
неба у них над головой. Этот  смех  растворился в ночи и затих,  и  Джонатан
почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом. Он очень жалел, что
это не сон и  он не  может просто проснуться и перевернуться на другой  бок,
лежа в безопасности в своей постели. Но это был не сон - и, учитывая то, что
произошло, было маловероятно, что  этой ночью  он  сможет проспать  столько,
чтобы утром все это показалось сном.

        Глава 10
     Кофе капитана Бинки

     На  следующее  утро   его  разбудили  удары  воды  о  корпус  парохода,
раздававшиеся  в  нескольких  дюймах  от его  головы.  Это было что-то вроде
"ш-ш-ш-плюх,  ш-ш-ш-плюх".  Джонатан  понял, где  он находится,  как  только
проснулся, - еще до того, как проснулся. Ему снился сон, что он путешествует
по  незнакомой  стране на таинственном  и, возможно,  населенном  призраками
пароходе. Этот  сон постепенно  становился все более мрачным. Джонатан сидел
на корме,  глядя  на  молчаливый лес, скользящий  в  сумерках мимо судна,  и
постепенно у него возникало ощущение, что слева от него, на  фоне побеленной
стенки  каюты, сверкает пара  молочно-белых опаловых глаз. Во сне  он  резко
повернул  голову,  чтобы  как  следует  рассмотреть  эти  немигающие  глаза,
наполняющие его душу  каким-то  зловещим страхом, от которого мурашки бегали
по коже; но, сфокусировав на них взгляд, он  не увидел ничего, кроме  стенки
каюты.
     Когда  он отвернулся,  они  проявились  вновь, как это  бывает  с очень
далекими, почти невидимыми звездами.
     Он попытался отвернуться, но от ощущения,  что они слепо смотрят ему  в
затылок,  его   пробирала   дрожь.   Джонатан   застыл,   не   в   состоянии
пошевельнуться,  боясь оглянуться и в то же  время боясь не  оглядываться, и
тут к нему подошел волшебник Майлз; голова на его шляпе неистово вращалась.
     - Повернись  и посмотри на это, - просто посоветовал Майлз. - Обращайся
с ним как с грязным псом.
     - А надо ли? - спросил во сне Джонатан.
     - Я поступил бы именно так.
     После  этого Майлз растаял,  словно  джинн. Какое-то мгновение  на  том
месте,  где была его  голова, медленно вращался в  ночном воздухе  небольшой
водопад из искр.
     У Джонатана  внезапно  возникла  мысль, что ему уже раз давали подобный
совет,  но он  не мог в точности вспомнить, был  ли этот  совет  хорошим или
плохим.  Тем не менее он повернулся и  посмотрел на стену каюты. При этом он
успел  заметить  краешком глаза расплывчатое,  аморфное  лицо  с неподвижным
взглядом, как раз в этот момент исчезающее  в  едва  освещенном полумраке. В
результате там не оказалось ничего,  кроме  белой  стены. Желая окончательно
покончить со всем этим, Джонатан подошел  и провел по стене рукой,  размазав
капли росы и  оставив на белой поверхности длинную влажную полосу. За стеной
слышалось  "ш-ш-ш-плюх"  воды,  ударяющейся о  борт парохода. И  тут на него
нахлынуло  во сне чувство облегчения, потому  что он понял не только то, что
Майлз дал ему хороший совет, но и то,  что  все это происходило во сне и что
на самом деле он лежит в своей каюте под палубой и  спит, полубессознательно
прислушиваясь к "ш-ш-ш-плюх" воды за бортом.
     И поэтому когда  через несколько секунд после того, как его посетила во
сне  эта мысль,  он окончательно проснулся,  то  сразу понял, где находится.
Незнакомая обстановка  ни  на  минуту не сбила  его  с толку.  Хотя какое-то
мгновение,  пока он прислушивался к плеску воды, его  не оставляло ощущение,
что в действительности она журчит в сточных трубах, возможно, в кухне у него
над головой. Когда  прошло  какое-то время,  а  "ш-ш-ш-плюх, ш-ш-ш-плюх" все
продолжалось, он начал думать о том, что  у  поваров  наверху, должно  быть,
имеется  неистощимый  источник пресной воды. Это  навело  его на  неприятную
мысль, что, вероятно, они готовят пищу на речной воде, и тут  же вспомнилась
старая шутка о мутном кофе, который только  что  смололи. Шутка, разумеется,
напомнила ему просто о кофе, и это помогло выбраться из постели.
     Ахава, как ни странно, нигде  не было видно. Джонатан  натянул  брюки и
ополоснул  лицо  с помощью  тазика  и  кувшина, стоящих на  втиснутом в угол
небольшом  сундучке.  Сундучок  и койка занимали три  четверти  пространства
каюты, оставляя ровно столько места, чтобы можно было открыть дверь. Снаружи
было  жарко  и  душно.  Небо  поражало  своей  синевой,  а  река,  казалось,
простиралась  на  мили  до  густо  заросшего лесом противоположного  берега.
Солнце  сияло  над  головой,  точно  огромный  пылающий  апельсин.  Джонатан
потянулся за своими карманными часами,  однако  вспомнил, что  вчера вечером
колдун Зиппо превратил их в песочные. Он прикрыл глаза  рукой и  взглянул на
солнце. Было где-то около одиннадцати часов.
     - Здорово, Бинг, - раздался сзади голос Профессора.
     - Профессор, - отозвался Джонатан, - доброе утро.
     - Ну, во всяком случае, это было утро, - заметил Профессор.
     Ахав выскочил из-за  угла, промчался мимо Профессора Вурцла,  довольный
тем,  что видит Джонатана уже на  ногах, и какое-то  время  бегал по  кругу,
наклоняя голову то влево, то вправо в поисках жучков.
     - Я выпустил  старину Ахава пару часов назад. Мне показалось, так будет
лучше.
     Джонатан заверил его, что так действительно лучше.
     - Думаю, мне нужно выпить кофе.
     Они с Профессором двинулись вперед.
     - Знаешь, у капитана есть вечно кипящий кофейник. Он рассказывал мне об
этом сегодня утром. Он бросил в него  первую порцию молотого кофе тринадцать
лет назад. Тот, кто стоит на вахте,  отвечает за кофейник и должен добавлять
в него кофе и  воду каждый раз, когда в нем остается не больше  трех  дюймов
жидкости.   И  тебе  следует  посмотреть   на  кофейные  зерна   -  большие,
маслянисто-черные, которые  выглядят так, словно их  жарили примерно  месяц.
Запах у них невероятный, точно у горелой тропической грязи или чего-нибудь в
этом духе. Это невозможно описать.
     - Ты хочешь сказать, что этому кофе тринадцать лет от роду?!
     - В  каком-то смысле - да, - подтвердил Профессор. - На  самом деле это
захватывающая мысль.
     - И ты говоришь, он пахнет как тропическая грязь?
     - Что-то в этом роде,  да.  - Профессор кивнул.  - Однако не пойми меня
превратно. Аромат у него потрясающий.
     - А вкус у него как у кофе?
     - Лишь в какой-то степени, - признал Профессор. - Случалось, по крайней
мере так говорил мне капитан, что время от времени им приходилось варить его
на речной воде. Нагревание, разумеется, уничтожает органические примеси.
     -  Разумеется,  -   откликнулся   Джонатан,  чьи   наихудшие   опасения
воплотились в жизнь.
     Примерно в это  время они  подошли  к камбузу,  и  там,  прикрученный к
стойке анкерными  болтами, настолько большими, что  ими  можно было оглушить
человека, действительно висел совершенно невероятный кофейник.
     По сути, если  бы  Джонатан уже не был готов к  чему-либо подобному, он
так  и не понял бы  до конца,  что  это такое. На  самом  деле там  были два
кофейника,  висящие  бок о бок  и соединенные  сверху и снизу  скрученными в
спираль медными трубками.  Над ними висела  третья емкость, из которой в обе
нижние  уходила  еще  пара  спиральных  трубок.  Небольшой  клапан  в  форме
остроконечной половинки  яйца со свистом  выпускал  из верхнего сосуда клубы
пара  -  темные едкие облака, которые лениво плыли в сторону открытого окна,
до которого  было несколько футов. В  воздухе  ощущался  странный, необычный
запах,  в  котором,  казалось,  смешались  речная  вода,  мелко  порубленные
водоросли и, как сказал Профессор, горелая тропическая грязь.
     Капитан Бинки лично завел специальной ручкой висящую на стене кофемолку
из стекла  и дерева. Из  открытого бочонка зачерпнул пригоршню самых черных,
самых  маслянистых зерен, которые когда-либо видел  Джонатан, и затем собрал
перемолотый  кофе в  жестяную миску. Потом  открыл  крышку верхнего  сосуда,
вытащил из него сито, заполненное влажной, источающей пар  массой, вытряхнул
ее  в помойное ведро и засыпал в сито свежепомолотый кофе, все время напевая
что-то  про  себя  и  подергивая  головой  таким  образом,  что  можно  было
предположить: либо он испытывает  потрясающее удовлетворение, либо находится
в состоянии легкого безумия. Он пел: "Кто-то любит его горячим, хааа! Кто-то
любит его холодным, хо! Кто-то  любит, чтобы пить, двадцать лет его варить!"
-  повторяя эти  слова вновь  и вновь и слегка  подпрыгивая, когда его песня
доходила до слов "хааа!" и "хо!".
     Гамп, Буфо и Майлз сидели за столом в углу камбуза. Джонатан кивнул им,
и  Гамп  покрутил пальцем  у  виска и  показал  на капитана Бинки.  Джонатан
заметил, что перед  всеми троими стоят пустые кофейные чашки и что Профессор
заново  наполняет  свою из краника, установленного снизу на одном из больших
сосудов.  Из  краника,  булькая, лилась темная бурлящая жидкость,  вместе  с
которой вырвалось невероятное облако ароматного пара.
     Капитан  Бинки сполоснул  миску,  в которую  насыпал  молотый  кофе,  и
повесил ее на крючок рядом с кофемолкой.
     - Чашечку? - спросил он у Джонатана, указывая на ряд кружек, висящих на
деревянных гвоздях.
     - Разумеется. - Джонатан  посмотрел на Профессора, чтобы убедиться, что
старина Вурцл действительно пьет кофе,  а не просто вовлекает его в какую-то
чудовищную игру.
     Капитан подал ему  дымящуюся чашку. Джонатан  мгновение поколебался, не
попросить ли ему  сахара  и  сливок, но потом ему пришло  в голову, что  это
будет все равно что просить кетчупа, чтобы полить им жаренную в апельсиновом
соусе утку,  поданную в каком-нибудь  утонченном ресторане. Как раз то,  что
нужно, чтобы  повар  взбесился.  Кроме  того,  какую  пользу могут  принести
вчерашние сливки и сахар кофе, который варили  в течение тринадцати лет? Так
что Джонатан  решил не оттягивать неизбежное и быстро сделал большой глоток.
Капитал Бинки наблюдал за ним, приподняв брови.
     Профессор  был прав. Кофе был потрясающим, невероятным - не  похожим ни
на что из того, что Джонатан пробовал раньше, а этим было многое сказано. Он
и сам неплохо варил кофе и несколько лет назад был на продуктовой ярмарке  в
деревне Бромптон, когда Лео  Мак-Дермотт  с братом  варили кофе в  кофейнике
знаменитого "Голубого Джамока". Однако  смесь  капитана Бинки  превзошла все
остальное. Кофе был настолько густым, что казался почти бархатистым, и в нем
присутствовала сотня не поддающихся опознанию оттенков вкуса. Как раз  когда
Джонатан пришел к выводу, что он отдает шоколадом, шоколад полностью пропал.
А когда после  второго глотка ему показалось, что этот  кофе походит на один
из  видов темного  портера,  который изготавливают  из жженого  ячменя, этот
привкус тоже исчез -  лишь  для того, чтобы смениться безошибочно узнаваемым
ароматом странных пряностей.
     - Это  самый  замечательный напиток, который  я когда-либо пробовал,  -
сказал Джонатан ожидающему  Бинки. В следующем глотке, который он сделал, на
мгновение появился  слабый  намек на  травянистую речную  воду. Не то  чтобы
Джонатан, глотая кофе, подумал, будто у него  вкус речной воды,  просто  ему
вдруг вспомнились широкие, глубокие, прохладные реки, которые где-то глубоко
в его сознании смешивались с водами моря.
     - Вторую чашечку? - спросил Бинки.
     - Пожалуйста.
     - Только не пей третью, - прошептал Профессор. - По крайней мере до тех
пор, пока не выветрится действие первой.
     Он сделал знак в сторону человека, который сидел за столом перед пустой
чашкой. В его глазах застыло загадочное выражение, словно  он созерцал нечто
великое, разгадывал непостижимые тайны.  Перед  ним на столе, рядом с пустой
чашкой,  стояло чучело маленькой жабы с нарисованной на  мордочке глуповатой
пьяной ухмылкой.
     Человек ткнул жабу в нос.
     - Ты рыба? - спросил он и какое-то мгновение ждал ответа. -  Ты рыба? -
спросил он вновь, щелкая ее по носу.
     -  Слишком много чашек кофе, - шепнул Профессор  Джонатану. - Час назад
он был таким  же нормальным, как ты или я. Он купил эту жабу в  деревне Твит
для своей  дочки. Рассказал  нам об этом  во  всех  подробностях. Где-то  за
четвертой чашкой он впал в транс и начал говорить с жабой о семи таинствах.
     - А она отвечала? - спросил Джонатан.
     - Нет еще. Она не произнесла ни слова.
     Джонатан посмотрел  на капитана  Бинки, который  пожал плечами,  словно
давая  понять,  что  в реакции  любителя кофе  нет ничего  удивительного,  и
заявил:
     - Дайте мне еще тринадцать лет, и он у меня полетит.
     Джонатан решил быть с этим кофе поосторожнее. Ему было все  равно, была
эта жаба рыбой или нет.
     - Капитан  Бинки пишет книгу о тайнах кофе, -  сказал ему  Профессор. -
Это замечательное произведение - примерно миллион слов. Может, больше.
     Капитан  вытащил  из  потайного  ящика  под  стойкой толстую  рукопись.
Титульный лист  гласил:  "Приготовление кофе как изящное  искусство. Автор -
капитан Эустасио Бинки". А под этой надписью была нарисована керамическая на
вид  чашка,  наполненная разноцветным  бурлящим варевом,  которая  живописно
символизировала кофе капитана Бинки.
     - Это первый том.
     -  Мой  бог,  -  Джонатан  взвесил  в  руке  несколько  сотен  страниц,
старательно исписанных от руки, - это, должно быть, секретные данные.
     -  Это последние данные, - подмигнул  капитан, пряча рукопись обратно в
тайник.
     Джонатан  с  Профессором  не спеша  вернулись туда, где сидели трое  их
товарищей. Любитель кофе по-прежнему спрашивал свою жабу, не рыба ли она, и,
похоже, вовсе не был разочарован отсутствием ответа.
     - Если  тебя  интересует мое мнение,  - сказал Буфо,  когда  Джонатан с
Профессором устроились за столом, - я по-прежнему  думаю, что в  этой стране
полно безумцев. Мы  еще  не  встретили  ни одного нормального  человека.  По
крайней мере, я не могу вспомнить ни одного.
     Все согласно  кивнули.  В  конце концов,  было очень  похоже,  что  это
правда.
     - У нас просто пошла такая полоса, - заверил его Джонатан. - Так иногда
бывает.
     - Это точно, - согласился  Буфо. - У  меня как  раз была такая  полоса.
Помню одно лето, когда  я  за один и  тот же день встретил Сквайра  в  шести
разных  местах. Было  такое впечатление,  что каждый раз, когда я выхожу  из
двери, он в нее входит. И он все время рассказывал мне анекдот про человека,
который скрестил норку с обезьяной. Обалденное пальто, говорил он, но рукава
слишком  длинные.  Потом  он  нагибался  и   начинал  махать  руками,  чтобы
изобразить  человека, одетого в подобное пальто.  После  того как я встретил
его  в третий раз,  он  уже  не  пытался рассказывать  весь  анекдот. Просто
проходил мимо со словами: "Рукава слишком длинные!" Потом я увидел его опять
-  это  было в деревне. Он сказал:  "Чересчур  длинные",  потряс  головой  и
изобразил  обезьяньи руки. Затем, вечером,  я столкнулся  с ним на дороге; я
ехал на небольшой повозке в Уинкумс, а он шел среди зеленщиков, таская у них
сливы и все такое прочее. "Сквайр!" - крикнул я. Он не произнес  ни слова, а
просто изобразил человека  в  обезьяньем пальто. И  никак не унимался. Так и
шел по  дороге сгорбившись,  как обезьяна. Самое забавное  зрелище,  какое я
видел в своей жизни. Зеленщики, скажу я вам, прямо-таки попадали со смеху.
     - А они слышали этот анекдот? - поинтересовался Джонатан.
     - Нет, - ответил Буфо. -  Не думаю. Это Сквайр их завел - расхаживал по
дороге туда-сюда. Да, такое  не  каждый день  случается.  Это редкость, если
хотите знать мое мнение.
     - Пожалуй.
     Профессор смотрел в свою чашку из-под кофе, словно ожидал увидеть в ней
нечто  величественное. Остальная компания после рассказа Буфо  погрузилась в
молчание.  Однако  было  совершенно  ясно,  что  Гамп  ломает  себе  голову,
придумывая какую-нибудь историю, которая могла бы  соперничать с только  что
услышанной.
     - Ты рыба? - спросил Профессор у своей чашки.
     От  неожиданности  Джонатан  чуть  не  поперхнулся.  Майлз  в  ужасе  и
удивлении вскочил на ноги. Буфо выхватил чашку у Профессора, прежде чем  тот
успел сделать еще глоток.
     - Окатите его водой! - закричал Гамп.
     - Подождите! - воскликнул Профессор. - Это была шутка! Просто розыгрыш.
Хохма. Я знаю, что это не рыба.
     -  Вы в этом уверены? - спросил любитель кофе, который все еще сидел за
своим столом и тыкал пальцем в жабу. - Я мог бы поклясться, что вот это было
рыбой. Каждая клеточка  моего существа  говорила мне, что это рыба. Я должен
был  как-то  в   этом  убедиться.   Наверное,  это  звучало  так,  словно  я
ненормальный. Да?
     - Вовсе нет, - возразил неизменно дипломатичный Майлз.
     - Я видел, что никакая это, к черту, не рыба. Но вот, с другой стороны,
казалось, что она рыба, что она должна быть рыбой. Вы меня понимаете?
     - Разумеется, - заверил его Майлз. - Разумеется.
     - Прекрасно. - Его собеседник  засунул жабу за пазуху. - Мне ведь нужно
поддерживать свою репутацию.
     Гамп подмигнул Буфо, сидящему по другую сторону стола:
     - Правильно. А что это за репутация?
     Человек с жабой, похоже, был озадачен.
     - Он все еще выходит из этого состояния, - прошептал Профессор.
     -  Что вы  имеете в  виду? - спросил  любитель кофе у  Гампа.  - Как вы
можете знать, что у меня есть репутация, и не знать - какая?
     Это  был   законный  вопрос,   но  Гамп  оказался   в   тупике.   Буфо,
удовлетворенный   тем,  что   расследование  Гампа   вот-вот   опять  пойдет
наперекосяк, поспешил вмешаться:
     - Мы видим, что вы человек незаурядный во всех отношениях, сэр.
     - Вот именно, во всех отношениях! - запальчиво крикнул обладатель жабы.
     Майлз перегнулся к Джонатану и шепнул:
     - Бога ради, не упоминай сейчас о Сикорском.
     Джонатан покачал головой.
     -  Ваша  одежда, -  сказал  Гамп.  -  Такой прекрасный костюм  с  этими
круглыми  лацканами и  всем  прочим. Покрой показался  мне  очень хорошим. О
человеке можно судить по его одежде.
     - Значит, вы знаете толк  в хороших костюмах?  Позвольте представиться:
С.  Н. М.  Квимби, галантерейщик. Я  из Лэндсенда. Ездил  в деревню  Твит по
делам.
     -  Очень рад познакомиться, - сердечно отозвался Профессор и представил
одного за другим остальных членов компании.
     - А вы,  ребята, откуда? - поинтересовался Квимби и, не ожидая  ответа,
продолжил: - Я не отказался бы еще от чашечки кофе.
     - Будет ли это разумно? - спросил Профессор.
     -  Возможно,  и  нет,  - ответил  Квимби,  запуская  руку  за пазуху  и
похлопывая свою жабу. - Откуда, вы сказали, вы родом?
     - Мы не говорили, - откликнулся Джонатан.
     -  Ах да. Ну  что  ж,  я  всегда  утверждал,  что  если  человек  может
распознать хороший  костюм,  то ему  на  самом  деле нет  нужды  быть  родом
откуда-либо. Вы понимаете, о чем я?
     -  До последнего словечка, - быстро заверил  его Джонатан, надеясь, что
Квимби  не станет углубляться  в эту тему.  По  правде говоря, единственными
двумя названиями, которые он помнил на карте, были деревня Твит  и Лэндсенд.
И он знал о них не так много, чтобы утверждать, что он оттуда родом.
     -  Давно  занимаетесь галантерейным  делом?  -  просил Профессор, чтобы
сменить тему.
     - Достаточно давно,  -  гордо  ответил  Квимби.  - По правде  говоря, я
создал себе неплохую репутацию.
     - Неужели? - спросил Буфо.
     - О да, - заверил его  Квимби. - Если на всем протяжении Твита, вверх и
вниз по течению, появляется какой-то особый заказ, то разговор бывает один -
"пошлите их к Квимби". Это здесь вошло в поговорку.
     - Особый заказ? - переспросил Джонатан, перед мысленным взором которого
прошла вереница трех