Игорь Бунич. Быль беспредела, или Синдром Николая II Санкт-Петербург, "ОБЛИК", 1995 OCR: А.Ноздрачев (nozdrachev.narod.ru) │ http://nozdrachev.narod.ru --------------------------------------------------------------- Автор бестселлеров "Золото партии", "Полигон сатаны", "Беспредел", "Таллинский переход" предлагает вниманию читателей свою версию одной из тайн XX века - тайну роковой судьбы последнего Российского императора Николая II. Поиски останков императора, предпринятые КГБ по приказу Михаила Горбачева, приводят главного героя к таким страшным открытиям, о которых руководство органов безопасности даже не решается доложить президенту. Книга И. Бунича приоткрывает завесу над тайнами пророчеств Серафима Саровского, Григория Распутина, Лючии Эбоберы о судьбе России, династии Романовых и Николая II. Написанная в жанре "были беспредела", книга рассчитана на самый широкий круг читателей, которых волнует наше прошлое, настоящее и будущее. Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев и премьер-министр Англии Маргарет Тэтчер сидели в уютной гостиной резиденции премьера в Уайт-холле, ведя, как говорится в официальных протоколах, беседу "с глазу на глаз". Гостиная, обставленная в духе Викторианской эпохи, способствовала откровенному обмену мнениями этих двух видных политических деятелей, управляющих глобальными мировыми процессами в 80-х годах XX века. Горбачев и Тэтчер встречались и официально, и в частном порядке уже не первый раз. Но уже с их первой встречи в 1984 году, когда Горбачев еще не был ни генсеком, ни президентом, Тэтчер, несмотря на весь свой воинственный антикоммунизм, призналась: "Знаете, а он мне нравится. С ним можно будет иметь дело". И дела "пошли", изумляя мир своей необычностью и непредсказуемостью. Открытый, достаточно хорошо образованный (два диплома!), с некоторым налетом провинциализма, что придавало ему дополнительный шарм, Михаил Горбачев мало походил на своих железобетонных предшественников, напоминающих прижизненные памятники самим себе, с которыми можно было вести дела, только постоянно увеличивая количество и мощь ядерных боеголовок. Такие люди, как Михаил Горбачев, всегда появляются в канун крушения великих империй, деградировавших под бременем своей ортодоксальной воинственности раньше времени и желающих умереть в мире и покое. Понимание этого, наряду с обаянием, присущим седьмому генсеку и первому президенту агонизирующей сталинской империи, растопило железные сердца Маргарет Тэтчер, Рональда Рейгана и многих других западных политиков, прилагающих все усилия, чтобы, наконец, покончить с "Империей Зла". "Новое мышление" и "переход к общечеловеческим ценностям", декларированные Горбачевым, пока еще пробивались слабыми ручейками через щели и трещины прогнившего "железного занавеса", грозя, однако, вскоре превратиться в мощный поток, способный смыть даже следы кровавого и долгого коммунистического владычества. У всех руководителей западного мира захватывало дух от открывающихся перспектив. Тем более, что в качестве ответных уступок от них, как обычно, требовались только кредиты, то есть, деньги, которые КПСС, морально почти готовая уйти с мировой политической сцены, жадно распихивала по своим бездонным карманам во имя собственного светлого будущего. Кредиты в виде счетов, напоминающих, если не принимать во внимание огромные суммы, счета за гостиничное обслуживание, предоставлялись под конкретные услуги: - столько-то за создание многопартийной системы; - столько-то за гласность; - столько-то за закон о печати; - столько-то за освобождение политзаключенных; - столько-то за свободу слова, собраний и союзов. Итого... Получалось мало! - Хорошо, выводите свои войска из Прибалтики и дайте республикам независимость. - Сколько? - Столько. - Хорошо, но мало. Хотим еще. - Выводите войска из Восточной Европы и в первую очередь из Германии. (Вот оно, "новое мышление"!). - Хорошо. Сколько? "Мы еще никогда не видели такой маниакальной жажды самоуничтожения, - докладывали своим правительствам разведки, в частности, английская. - Все действия Горбачева и его команды должны неизбежно привести к развалу не только коммунистической системы, но и Советского Союза как государства". Это была фантастика, в которую трудно было поверить даже теоретически. "Созданная Сталиным тоталитарно-полицейская империя была своего рода шедевром, - писали газеты. - А шедевр невозможно улучшить. К шедевру ничего нельзя добавить, а равно как от него ничего нельзя убавить. Хрущев изъял из "шедевра" террор, и все закачалось. Горбачев хочет добавить к шедевру свободы - и все, наверняка, развалится". "Фактически - резюмировала влиятельная "Файнейншл Таймс", - мы просто покупаем Советскую Империю как торт, который потом будем вольны разрезать на столько кусков, на сколько пожелаем". Но главной целью было стремление добиться развала всей коммунистической системы, в том числе и Советского Союза таким образом, чтобы под их развалинами, нашпигованными немыслимым количеством ядерного и неядерного оружия, не погибло бы все человечество. Финансирование - очень важный элемент любого предприятия, и все же конкретная работа под огромным, шатающимся сводом, готовым в любую минуту рухнуть, не менее важна, к тому же опасна. И Горбачев пока с блеском с этой работой справлялся. А потому имел право на маленькие капризы, которые, как правило, удовлетворялись. То ему вдруг хотелось выступить перед Конгрессом США, то перед обеими палатами английского парламента, то пообедать в закрытом клубе миллиардеров, куда не пускали даже президентов, то получить какие-то документы из архива Ватикана, то заполучить серьги скифского золота из коллекции Эрмитажа, проданные в сталинские времена за пять фунтов стерлингов, а ныне оцениваемые в миллион. Все морщились, недоумевали, иногда даже возмущались, но сходились во мнении, что это мизерная плата за бескровную победу в третьей мировой войне. И хотя далеко не всегда капризы последнего коммунистического вождя можно было удовлетворить достаточно легко и быстро, ему шли навстречу. Вот и сейчас брови Маргарет Тэтчер удивленно взметнулись, когда Горбачев изъявил свое новое желание: он хочет стать первым советским лидером, которого бы приняла королева Англии, Ее Величество Елизавета II. Очень важно, пояснил Михаил Горбачев, чтобы в СССР увидели: самые высокие и уважаемые деятели Запада изменили в рамках нового мышления свое отношение к московским правителям, и это ознаменовало бы начало новой эпохи в истории человечества. Вот почему он просит госпожу Тэтчер посодействовать ему в исполнении этого желания, которое вовсе не его прихоть, а важная политическая необходимость для поднятия его рейтинга на родине. Уже то, что коммунистические вожди стали заботится о собственном имидже у себя в стране, было чем-то принципиально новым. Раньше это их совершенно не интересовало. Их рейтинг определяло Управление пропаганды и агитации при ЦК КПСС. Тэтчер пообещала узнать мнение Букингемского дворца на сей счет, хотя, признаться, ей этого совсем не хотелось делать. Отношение между двумя женщинами, одна из которых номинально считалась главой государства, а вторая, как глава победившей на выборах партии тори, управляла этим государством, были сложными. И без необходимости, вне рамок выработанного веками церемониального протокола, не принято беспокоить августейших особ просьбами, не имеющими государственной важности. Но можно ли считать подобное желание главы могучей коммунистической империи делом, не имеющим значения для Великобритании? Как сказал еще незабвенный Вильям Питт, у Британии нет ни вечных друзей, ни вечных врагов, а есть только вечные интересы. Через некоторое время самолет Горбачева, направляющийся в Соединенные Штаты, совершил промежуточную посадку на базе королевских военно-воздушных сил Бриз Нортон, где произошла его новая, хотя и краткая, встреча с Маргарет Тэтчер. Премьер, не ожидая вопросов со стороны Михаила Горбачева, пересказала мнение Ее Величества королевы Елизаветы II: "Она дала себе слово не принимать ни одного из советских лидеров, поскольку считает, что на их руках - несмытая кровь ее двоюродного дедушки, последнего русского императора Николая II, зверски убитого по приказу Ленина в 1918 году вместе со своей семьей". Августейшая семья была убита варварским способом, жестокость углублялась тем, что августейшим мученикам было отказано в христианском погребении. Никто до сих пор не знает, где покоятся останки святых мучеников, ибо, как известно, Русская Православная церковь заграницей канонизировала их как святых. Однако Ее Королевское Величество прекрасно отдает себе отчет в том, что Михаил Горбачев, хотя и несет, косвенно, ответственность за совершенные кровавыми убийцами преступления, тем не менее делает все возможное для возвращения России в лоно христианства, внедряя вместо идеологии классовой борьбы идеологию общечеловеческих ценностей. Поэтому Ее Величество королева Елизавета II готова принять президента СССР, но просит его предварительно выполнить одну просьбу - перезахоронить прах последнего русского царя и его семьи из того тайного места, где он ныне покоится, в освященную христианским обрядом усыпальницу, куда она, королева, в ходе своего визита в СССР, могла бы возложить цветы, поставить, наконец, точку в этом деле, и тем самым, сокрушить тот кровавый барьер, которым Советская Россия еще в 1917 году отгородилась от остального мира. Королева Елизавета II - прямая внучка английского короля Георга V, кузена Николая II. Поэтому она имела полное право делать подобные заявления, не рискуя быть обвиненной в грубом вмешательстве во внутренние дела Советского Союза. Горбачев слушал, кивая головой, улыбаясь. А затем сказал, что был бы рад, если бы все его проблемы могли бы так легко решать, как эта. Желание королевы будет выполнено в самом ближайшем будущем. Маргарет Тэтчер заверила, что доведет ответ М. Горбачева до сведения Ее Королевского Величества. Глава 1 I Михаил Горбачев редко что-либо забывал. При доведенной до абсурда централизации власти в Советском Союзе, все вопросы, от стратегического планирования до производства ниток, могли быть решены только с его личного разрешения или по его одобрении. А если он все же что-либо упускал из вида, или проблемы под напором привнесенных обстоятельств уходили на второй план, о забытом ему напоминали многочисленные референты и помощники, которые именно для того и существовали. Добиться аудиенции у английской королевы нельзя было считать блажью бывшего ставропольского комбайнера, желавшего таким образом еще раз удовлетворить свое провинциальное тщеславие и внутренне раскомплексоваться. В той сложной и опасной игре, которую вел Горбачев, как внутри агонизирующего СССР, так и за границей, прием у королевы мог послужить отличной рекомендацией, которая открыла бы перед ним многие двери, до сих пор наглухо закрытые. Условия королевы показались просто смешными. Как много на Западе придают внимания условностям, этикету, о которых в стране победившего социализма давно думать забыли. Хотя, конечно, придется провести некоторые мероприятия, чтобы подготовить товарищей (он чуть было не подумал "общественное мнение" - вот оно, тлетворное влияние Запада!) к некоторому изменению взглядов на последнего русского царя-самодержца Николая Кровавого, погрязшего в пьянстве и распутстве, казненного по приговору народа после Великой Октябрьской социалистической революции. Все это нужно сделать без лишнего шума, поручив дело товарищам, курирующим Церковь. Правда, в условиях перестройки и гласности, возможно, придется дать краткое сообщение в печати: так, мол, и так, в целях окончательного национального примирения, ЦК принял решение (или лучше даже не ЦК, а Совмин) перезахоронить останки бывшего царя, ну и тому подобное. О последнем царе сам Горбачев знал, как, впрочем, и многие другие, мало. А если говорить честно, то вообще ничего не знал, кроме самого факта существования русского самодержца, поскольку советская историческая наука о двух последних царствованиях сообщала скупо, объединив сведения под одним заголовком "Кризис самодержавия". В работах говорилось главным образом о великих деяниях Владимира Ильича в борьбе с самодержавием, о самих самодержцах ничего вычитать не удавалось. Впрочем для изучения чьих-то биографий существуют органы, издавна называемые "компетентными". При продвижении же в заоблачные партийно-номенклатурные выси по крутой и скользкой от грязи и крови кланово-мафиозной лестнице, собственную биографию забудешь, не то что чьи-то изучать станешь. Горбачев вспомнил о "царском" вопросе на одном из совещаний в Кремле, глядя на тусклое и унылое лицо председателя КГБ генерала Владимира Крючкова. При обычных обстоятельствах он дай бог мог бы дослужиться разве что до начальника 1-го отдела на каком-нибудь полузакрытом предприятии. Но капризная судьба, засосавшая Крючкова на комсомольскую работу еще в юности, вознесла его на небывалую высоту благодаря благосклонности незабвенного Юрия Андропова, который любил окружать себя унылыми личностями, чтобы лучше глядеться на их сером фоне. Глядя на Крючкова, Горбачев мучительно вспоминал, что он хотел тому поручить, поскольку совсем нелегко председательствовать на заседании Политбюро и что-то вспоминать при этом. Наконец, вспомнил и, когда все расходились, попросил Крючкова задержаться на минуту. Тот нисколько не удивился, равно, как и все другие, поскольку большая часть интимных разговоров всех без исключения генсеков проходили именно с шефами тайной политической полиции, как бы она не называлась за прошедшие семьдесят лет: ЧК, ОГПУ, НКВД или КГБ. - Владимир Александрович, - обратился Горбачев, что-то отмечая в перекидном календаре у себя на столе, - у меня к вам будет такое поручение... На лице Крючкова появилось выражение полной готовности выполнить любое поручение Генерального секретаря той партии, боевым отрядом которой считалось вверенное ему ведомство. Последнее время КГБ буквально затопил канцелярию генсека совершенно секретными сводками, ориентировками и отчетами своих аналитиков, составляющих, по гордому заявлению самого Крючкова "интеллектуальную элиту нации". Во всех этих документах набатом звучала тревога по поводу усиления антисоветской и антикоммунистической деятельности различных формальных и неформальных "группировок", подогреваемых и даже прямо финансируемых западными спецслужбами. В первую очередь, конечно, ЦРУ США. Крючков информировал президента о наличии на территории СССР огромного количества так называемых западных "агентов влияния", имя которым было легион, заклиная генсека принять к ним, пока не поздно, строгие меры. Люди Крючкова, работая круглосуточно, составляли списки "агентов влияния", вводили их имена в компьютеры, чтобы начать распечатку по первому движению горбачевских бровей. К своему ужасу, Крючков узнал, что враг проник даже в Политбюро, где рядом с Горбачевым оказались по меньшей мере два платных агента ЦРУ: Яковлев и Шеварднадзе. Компетентные органы были готовы в любой момент начать "очистительные мероприятия" для спасения "родины и социализма" во имя нового сплочения народа вокруг ленинского ЦК и продолжения победного марша к коммунизму. Поэтому, когда Горбачев попросил Крючкова задержаться, тот с радостью решил, что поручение, которым хочет осчастливить его Горбачев, по меньшей мере будет связано с отменой антигосударственного закона о печати. - Вопрос весьма деликатный, - продолжал Горбачев, - И его решение потребует... Как это часто с ним случалось, генсек не сумел довести начатое предложение до конца, вставил свое знаменитое "так сказать" и добавил, понизив голос: "...минимум гласности". Крючков с готовность кивнул. Его ведомство всегда и специализировалось на "деликатных вопросах", начиная от "тихой" ликвидации кого-нибудь и кончая доставкой денег через несколько границ какой-нибудь полуподпольной коммунистической партии или террористической организации где-нибудь у черта на куличках. - Я вас попрошу, - почему-то вздохнул Горбачев, - послать бригаду сотрудников в Свердловск. Там свяжитесь с местными товарищами, эксгумируйте останки бывшего царя, доставьте их в Москву и ждите дальнейших распоряжений. - Царя? - с растерянно переспросил генерал армии Крючков. - Какого царя? - Известно, какого, - рассмеялся Горбачев. - Нашего последнего царя. Ну, которого расстреляли после революции. Помните? На лице председателя КГБ царило выражение полного недоумения. - Но ведь, - неуверенно начал он, - снесли там все. Было специальное постановление Политбюро по ходатайству товарищей из Свердловского обкома. Чтобы пресечь нездоровый интерес граждан и разные слухи... - Что снесли? - не понял Горбачев. - Ну, это, - багровея от натуги, продолжал Крючков. - Ну, дом этот... Как его? Где он жил до расстрела. Снесли его, Михаил Сергеевич. - Дом-то тут при чем? - начал сердиться генсек. - Я же вам не про дом говорю. Я говорю: могилу, эксгумируйте останки и привезите сюда. - А где он похоронен? - поинтересовался Крючков, все еще надеясь, что генсек шутит. - Вы меня спрашиваете? - окончательно рассердился Горбачев. - Это вы должны знать, ваше ведомство хоронило. Крючков был человеком робким и никогда обострять отношения с начальством не любил. Видя, что, Горбачев начинает если не злиться, то приходить в сильное раздражение, только поинтересовался, как срочно все это нужно сделать? - Как можно быстрее, - приказал Горбачев, - и немедленно доложить мне результаты. Крючков вернулся на Лубянку в том же состоянии недоумения, что его охватило в кабинете генсека. В такое время главе государства больше нечем заниматься, как разыскивать царские останки. Интересно, зачем? Хотелось спросить, но не осмелился. КГБ не должен ничего спрашивать, все должен сам знать или схватывать с полуслова. Память подсказала Крючкову, что подобные случаи уже бывали. Помнится, после войны Сталин, наслушавшись восторженных отзывов о русской трехлинейной винтовке образца 1895 года, с которой солдаты провоевали русско-японскую и две мировых войны, приказал установить памятник ее изобретателю - царскому капитану Мосину - на могиле. Сунулись, было, быстро выполнять повеление генералиссимуса, а тут выяснилось, что Мосин, став генералом, был похоронен в приделе собора города Сестрорецка, что под Ленинградом. Собор, естественно, давно снесли до фундамента и все могилы около него - тоже. Пустырь заасфальтировали и установили в центре его статую Ленина. Но приказ товарища Сталина нужно было выполнить, либо быть готовым умереть, и не всегда быстрой смертью, чего, естественно, никому не хотелось. Что тут началось! Перерыли все старые планы захоронений в соборе, старика одного разыскали в зоне, который некогда работал в нем, приглядывал за могилами, всю площадь, окружив забором, перепахали, круша асфальт, даже Ленина краном сняли (временно, конечно). И что вы думаете - нашли! Лежал генерал Мосин в своем гробу как живой, почти нетленный. Старик тот самый его сразу опознал, после чего был отправлен обратно в зону. А поиск, тоже по приказу Сталина, могилы Георгия Саакадзе, страшно вспомнить! Три чекиста погибли, двух - посадили. Правда, времена сейчас другие. Разгул демократии, перестройка, гласность! Но органов это мало коснулось. Умри, но приказ партии, а уж тем паче - Генерального секретаря - выполни. Даже если ни сути, ни смысла этого приказа не понимаешь. Крючков вызвал к себе исполняющего обязанности начальника 5-го Главного Управления КГБ генерала Климова. Климов, как и Крючков, выдвинулся при Андропове и благодаря ему. Покойного председателя КГБ, первого и последнего чекиста, ставшего Генеральным секретарем и погибшего на боевом посту, поминали в системе с меньшим почтением, чем Феликса Дзержинского. Но Дзержинский был давно, и толком о нем никто ничего не знал. А с Андроповым почти все ныне руководящие товарищи, как в КГБ, так и в ЦК, вместе, можно сказать, работали, беседовали, получали указания, да и просто видели его. А это уже не мало. Дзержинского тоже каждый день видели на площади перед Управлением. Он стоял во весь рост в своей легендарной шинели, такой монументальный, как и положено отцу-основателю. Но чугунный, конечно, не то, что живой. Полковник Климов был отобран Андроповым в спецгруппу, которая действовала под личным контролем Генерального секретаря, и подчинялась только тому. Чем они там занимались, никому известно не было, даже генералу Чебрикову - тогдашнему председателю КГБ. При этом Климов оставался заместителем начальника 5-го главка. После смерти Андропова Климов работал в личном подчинении нового генсека и по наследству "достался" Михаилу Горбачеву, перейдя из заместителей начальника 5-го Управления в исполняющего обязанности начальника, подчиняясь, разумеется, Крючкову. Такого организационного беспорядка Крючков не любил, хотя не имел ни малейшего желания (в отличие от некоторых других) знать, чем занимается группа Климова. Многолетний опыт убедил Крючкова, что в дела заоблачные лучше без приглашения не лезть, а, если пригласят, то и тут проявлять больше осторожности и меньше любопытства. "Меньше знаешь - больше живешь" - эта, ставшая уже банальной, истина, была давно известна госбезопастности. Со времен расстрела Лаврентия Павловича руководители КГБ инстинктивно стремились как можно меньше знать, чтобы сподобиться умереть своей смертью. Нарушил это правило только Андропов, царство ему, мученику, небесное! Правда, однажды, во время получения очередных указаний от Горбачева, Крючков заикнулся насчет Климова: "Мол, если он с вами работает, Михаил Сергеевич, то надо бы кого-то назначить в 5-е Управление, как-никак - борьба с вражеской идеологией во всех ее проявлениях, от сионизма до кришнаизма. А то Климов месяцами где-то пропадает, его номинальный начальник - генерал Добровольский - уже третий год числится в академическом отпуске - пишет докторскую диссертацию". Но Горбачев при этом так взглянул на Крючкова, что тот решил эту тему далее не развивать. "Пусть, что хотят, то и делают". Но поручение Горбачева решил переложить именно на Климова. Во-первых, это прямое дело 5-го Управления. "Не ему же самому эти кости выкапывать!" А во-вторых, пусть генсек со своими любимчиками этим делом и занимается, коль ему сейчас больше делать нечего! Генерал Климов пришел в кабинет председателя КГБ, как всегда, элегантный, в дорогом заграничном костюме, моложавый, пахнущий букетом какого-то парижского одеколона и дорогого коньяка. Крючков взглянул на него недружелюбно: "выскочка". Всей своей карьерой обязан тому, что родился на Ставропольщине и занимал там малозначительный комсомольский пост, да приглянулся своему земляку - Андропову. И вот гляди - уже генерал. А потянул бы лямку в сталинские времена, как пришлось Крючкову и всем старшим товарищам. Климов, выслушав Крючкова, рассмеялся: - Это Горбачева англичане накручивают, Владимир Александрович, - объяснил он Крючкову, - королева внучкой нашему царю приходится. Вот и хочет из наших устоев еще один кирпичик выбить таким способом. - Нам с вами, товарищ Климов, - сухо отреагировал Крючков, - рассуждать таким образом не положено. Есть прямое указание первого (Крючков сделал ударение на слове "прямое") этим делом заняться, и я прошу вас принять это к исполнению. Доложите лично мне. Климов пожал плечами. - Зачем нам этим делом заниматься? - спросил он. - Свяжитесь со Свердловском. Пусть местные товарищи все сделают и доставят останки в Москву. Еще рады будут - есть причина появиться в столицу, слетать за казенный счет. Климов даже в КГБ славился как циник. Крючков хотел было отчитать Климова, что в его советах не нуждается, приказ он получил и пусть сам связывается, с кем считается нужным, чтобы этот приказ выполнить "точно и в срок". Но вместо этого послушно поднял трубку спецтелефона правительственной связи и соединился с Управлением КГБ по Свердловску и Свердловской области. Там еще было раннее утро, никого из руководящего состава на месте не было, но дежурный по местному управлению службу знал: быстро и ловко переключил телефон на квартиру начальника КГБ генерал-полковника Батурина. Батурин вышел в большие начальники из армейских особых отделов, а потому был по-военному краток и понятлив. - Здравия желаю, товарищ генерал армии, - длинно приветствовал он Крючкова, чтобы проснуться и сообразить, что к чему. Звонок из Москвы, да еще самого Крючкова - дело нешуточное, особенно в Свердловской области, представляющей собой одну большую секретную военно-промышленную зону. Крючков своим унылым, монотонным голосом изложил Батурину суть вопроса. По тягостному молчанию, воцарившемуся на том конце провода правительственной связи, было ясно, что генерал никак не мог врубиться в проблему. Видимо, размышлял, не сошли ли на Лубянке все с ума. - Так вы меня поняли? - спросил в трубку Крючков. - Так точно, - ответил Батурин, - понял вас, товарищ председатель. Докладываю: захоронение известно, только всем этим занимались не мы, а МВД. И все документы у них по этому вопросу. Еще с тех пор, как наркоматы разделились в 41-м году. Полковник у них там есть. Фамилию забыл... - Где там? - переспросил Крючков. - В Москве, у вас, - продолжал Батурин, - Полковник этими делами занимался, как его? Я уточню и вам доложу. - Хорошо, - вздохнул председатель КГБ и дал отбой. - МВД этим, оказывается, занималось, - сказал Крючков Климову. - Полковник там есть какой-то, который этот вопрос держал на контроле. Батурин пообещал фамилию его уточнить. Так что можно сказать, дело сделано. Пусть они эти кости Горбачеву и доставят. А вы только проконтролируйте. Можно подумать, что у нас мало забот... В этот момент запиликал телефон спецсвязи. Дисциплинированный генерал Батурин из Свердловска, окончательно проснувшись, все быстро выяснил у своих вышколенных адъютантов. - Рябченко - фамилия этого полковника, - сказал Крючков, вешая трубку, - Рябченко Радий Трифонович. Не помню я что-то такого. Какой же отдел на Огарева этим занимается? - Рябченко? - удивился на этот раз Климов. - Радий Рябченко? Сценарист? - Какой сценарист? - не понял Крючков. - Смотрели фильм многосерийный "Дочь революции"? - напомнил Климов, - так это по его сценарию. Только его из МВД уже, кажется, вышибли. Какими-то разоблачениями он начал в печати заниматься. - Фильм мне не понравился, - признался Крючков, - у него получается, что все милиция после революции сделала, а не мы. Во время Антоновского мятежа какая там была милиция? Четыре пьяных участковых, да и те к Антонову перебежали. Все чекисты сделали, а у него посмотришь, так одна милиция только и работала... II Приехав домой, генерал Климов позвонил Горбачеву. Он был одним из немногих, имевших прямую связь с генсеком. - Так он вам это дело перепоручил, - рассмеялся Горбачев, - я так и знал. Старый, но хитрый. Климов рассказал о полковнике Рябченко. - Вот как? - удивился генсек. - Отлично. Только я вас попрошу, Виктор Иванович, побеседуйте с ним лично. Предупредите, чтобы пока не было никакой огласки. Я сам дам указание, когда эти сведения направить в печать. Вы только выясните, чтобы не было никакого подлога. Дело очень важное. Даже важнее, чем вы себе представляете. Я никогда не стал бы этот вопрос ворошить, если бы не считал его чрезвычайно важным на данном этапе перестройки. Надеюсь с вами встретиться в Брюсселе на следующей неделе. Там поговорим подробнее. Но держите все это дело под своим контролем. Поговорив с президентом, Климов позвонил дежурному по 5-му Управлению и приказал завтра на 14-00 вызвать к нему гражданина Рябченко Р. Т. Адрес уточнить, а коль заартачится, доставить милицейского полковника на машине. Аппарат генерала Климова службу знал. Поэтому, когда генерал около 11 часов утра следующего дня появился у себя в кабинете, на столе у него уже лежала справка с краткой биографией отставного полковника милиции: "Рябченко Радий Трифонович, родился в Москве в 1932 году. Отец - из крестьян, мать - из рабочих. После окончания средней школы поступил в Московский юридический институт. Окончив его, долгое время работал в аппарате МВД, занимался главным образом связью с общественностью и пропагандой милицейской героики. Автор нескольких книг и киносценариев на тему о подвигах милиции. С 1975 года - член Союза кинематографистов. Автор сценария фильма "Дочь революции". В 1988 году в журнале "Юность" No3, опубликовал статью "Сколько лиц у милиции?", где неожиданно стал разоблачать царящие в милиции порядки, которые столько лет воспевал. В том же году уволен из МВД". Ровно в два часа дня селектор на столе Климова сказал приятным голосом прапорщика-секретарши: "Виктор Иванович, товарищ Рябченко в приемной". Надо сказать, что бывший милицейский полковник Климову не понравился с первого взгляда. Какой-то он был весь, от тревожно-бегающих глаз до седеющих усов, жеманно-ненастоящий: усы, хотя были, несомненно свои, но очень напоминали фальшивые. Тем не менее, Климов ничем не дал вошедшему почувствовать свое отношение, напротив, вышел из-за своего стола, удостоил Рябченко отменно вежливым рукопожатием, что ему было не свойственно. - Мы позволили себе вас побеспокоить, Радий Трифонович, - начал Климов, - поскольку нуждаемся в помощи. Надеемся, вы нам не откажете. - Почту за честь, - отставной полковник милиции изящно кивнул головой. - Замечательно, - сказал Климов, - нам стало известно, что вы по собственной инициативе разыскали место захоронения останков бывшего царя Николая II и его семьи. Чем был вызван ваш интерес к этому вопросу? - Я бы не сказал, что действовал исключительно по собственной инициативе, - слегка покраснел Рябченко, - хотя не буду отрицать, что этот вопрос меня действительно всегда интересовал. Но к конкретным действиям я приступил по поручению своего руководства. - Щелокова? - поинтересовался Климов. - Тут сложная история, - ушел от прямого ответа Рябченко. - В принципе, все началось случайно. Я как-то приехал в Свердловск по поручению Министерства внутренних дел, чтобы провести беседу с личным составом Свердловского управления милиции о своем фильме "Дочь революции" и, воспользовавшись случаем, попросил устроить мне экскурсию по так называемому Ипатьевскому Дому, где был расстрелян Николай II. - С какой целью? - спросил Климов. Рябченко еще пуще покраснел: - Мне сказали, что этот дом - основная достопримечательность города. Быть в Свердловске и не побывать в доме Ипатьева, все равно, что быть в Москве и не побывать в мавзолее. - В самом деле? - изумился Климов. - Так чего же они этот дом снесли? - Вы представляете! - возмутился Рябченко. - Я пытался выяснить, чья это инициатива, и не смог. Виноватого, как всегда, не найти. - Виноватого? - переспросил Климов. - Впрочем, не важно. Продолжайте, прошу вас. Кажется, это было в 1975 году. - Совершенно верно, - подтвердил Радий Трифонович, - именно в 1975. Остановился я в гостинице "Свердловск", а утром за мной приехали сотрудники местной милиции, и мы поехали на Комсомольскую площадь, где находился этот дом. До войны она называлась Площадь Народной Мести... - Замечательно! - оживился Климов. - Все-таки, согласитесь, что наши отцы имели прекрасный вкус. Извините, я вас перебил. Площадь Народной Мести, как замечательно звучит! - Действительно, неплохо, - согласился Рябченко. - Так вот, отвезли меня в этот особняк. Там в это время находился какой-то учебный центр по переподготовке учителей, если мне не изменяет память. Мне показали все, включая подвал, где, собственно, и расстреляли царя. Там я узнал, что знаменитая стенка, изрешеченная пулями, что находилась за спиной Романовых, исчезла. Мне по секрету сообщил начальник политотдела местного УВД, что эта перегородка ныне находится в Англии. - Вот как? - удивился Климов. - Как же она туда попала? - Понятия не имею, - пожал плечами Рябченко, - и вот, представляете, товарищ генерал, когда я ходил по Ипатьевскому дому, вдруг решил, что надо во чтобы то ни стало найти останки царя и его близких. - Вот так неожиданно взяли и решили? - спросил Климов. - Знаете, - улыбнулся Рябченко, - как пишут в плохих детективах, "меня словно что-то толкнуло". Потом я познакомился с одним местным краеведом, геологом по профессии, которому я предложил помочь найти могилу Романовых, потому что только это, даже с точки зрения марксистской теории позволит нам многое доказать и многое подтвердить. - Извините, - прервал Рябченко генерал, - что вы собирались доказывать и подтверждать? Я что-то не совсем понимаю. - Как что? - удивился сценарист. - Все факты, изложенные в официальной истории. - А у вас были основания в них сомневаться? - Климов внимательно взглянул на отставного полковника. - Не в этом дело, - снова покраснел тот, - я говорю, что меня что-то толкнуло, я должен отыскать их могилу. Не могу точно сформулировать свои побудительные мотивы. Есть вещи, которые не имеют объяснения... - Значит вы действовали исключительно по собственной инициативе, - уточнил генерал, - не имея никакого поручения или задания от своего командования? Скажем, от того же Щелокова? - Я действовал только по личному побуждению, - подтвердил Рябченко, - так как считал своим долгом, долгом русского человека, найти эти останки. - А затем, что вы собирались с ними делать? - продолжал загонять полковника в угол генерал Климов. - Не понимаю, что вы от меня хотите, - неожиданно ощетинился тот. - Я что-то незаконное совершил? - Знаете, - сказал Климов, - все зависит от того, как на это посмотреть. Вы же знали о постановлении ЦК партии о мерах по пресечению нездоровых слухов в связи с приближением 60-летия со дня событий в Екатеринбурге? Вас же Щелоков специально и послал в Свердловск, чтобы проверить все на месте перед сносом Ипатьевского дома, какая реакция населения возможна и тому подобное. И вдруг вы начинаете искать останки бывшего царя, хотя отлично знаете, что Ипатьевский дом подлежит сносу, что нужно пресечь нездоровое и идеологически вредное паломничество, которое наблюдалось у этого дома в предшествующее время. Цветы всякие, записки, сборища разных антисоциальных элементов. И в подобной обстановке вы начинаете искать могилу, рыться в спецфондах библиотек, штудируя Соколова, Дидерихса и прочую клеветническую литературу. Я вас спрашиваю, зачем? Во-первых, зачем вы мне рассказываете сказки, если у меня имеются все рапорты, которые вы направляли покойному Щелокову. Во-вторых, зачем Щелокову понадобились царские останки? Советую вам быть со мною откровенным, потому что дело не шуточное и выглядит гораздо серьезнее, чем просто частная инициатива любителя приключений. Надеюсь, вы меня поняли, Радий Трифонович? Думаю, что если мы обнародуем вашу роль в сносе Ипатьевского дома... - Извините, товарищ генерал, - сказал Радий Трифонович, - но моя роль была совершенно ничтожной. Даже Щелоков тут был простым исполнителем. Все решалось, как вам известно... - Хорошо, хорошо, - успокоил полковника Климов, - не нервничайте. Снесли, так снесли. Погорячились, как всегда. Никто вас ответственным за это делать не собирается. Мы отлично понимаем, что вы действовали по приказу. Но зачем Щелокову понадобились царские останки? - Не знаю, - глухо ответил Рябченко. - Не знаете? - переспросил Климов. - Хорошо. Это, в сущности, значения не имеет, знаете вы или нет. Если не знаете, то я могу вам рассказать: Щелоков хотел продать останки царской семьи на Запад, если мне память не изменяет, кажется, за двести тысяч фунтов стерлингов некой монархической организации, связанной с английской королевской фамилией. И получил аванс в тридцать тысяч фунтов, из которых частично финансировалась и ваша деятельность. Не правда ли? - Даю слово коммуниста, товарищ генерал, - твердо сказал Рябченко, - мне ничего не было известно об этом. Я получил указание генерала армии Щелокова найти захоронение Николая II. И поручил мне это министр только потому, что знал меня как человека, интересующегося русской историей и... - Я вам охотно верю, - дружелюбно прервал его Климов. - Мы знаем, что вы офицер и коммунист и, более того, что вы порядочный человек. Просто меня удивило, что вы начали рассказывать мне какие-то небылицы, но думаю, что вы руководствовались той секретностью, которой окружил все эти мероприятия покойный министр внутренних дел. Кивком головы Рябченко дал понять чекистскому генералу, что именно так все и было. - Значит, Щелоков поручил вам найти останки царской семьи, - продолжал Климов, - и что же? Вы нашли их? - Да, - подтвердил Рябченко. - Я нашел их. - А что было потом? - поинтересовался Климов. - Где они сейчас? - Потом, как вы знаете, у Щелокова начались дикие неприятности, и ему стало не до царских костей. Я нашел захоронение, вскрыл его, но потом все закопал обратно, отметив место. - Так они там и лежат, где лежали? - спросил Климов. - Да, товарищ генерал, - подтвердил Рябченко. - А почему пришлось это захоронение искать? - поинтересовался Климов. - Разве в документах место захоронения не отмечено достаточно точно? - В документах, - объяснил тот, - много неточностей. Там говорится, что тела растворили в кислоте, сожгли и бросили в шахту. Мои исследования показали, что это не так. Признаюсь, я долго искал. Мы начали работы в 1975 году, а нашел я захоронение четырьмя годами позже. - Хорошо, - согласился генерал - представьте рапорт по поводу поисков и доказательств, что найденное захоронение действительно является могилой царской фамилии, как вы уверяете. Затем вы с моими людьми полетите в Свердловск и доставите останки сюда, ко мне. Вам ясно? - Не совсем, - подумав, проговорил Рябченко. - Я понял из ваших слов, товарищ генерал, что покойный министр Щелоков, используя мои знания и опыт, пытался втянуть меня в опасное преступление. Хочу напомнить, что в настоящее время я не работаю больше в системе внутренних дел. Я кинодраматург, т.е. фактически, частное лицо. И прежде чем выполнять это поручение, я хочу знать, не втягивают ли меня в какое-нибудь противозаконное действие. - Полковник Рябченко, - вздохнул Климов, - чтобы упрятать вас до конца жизни в зону, мне не пришлось бы посылать в Свердловскую область за останками Романовых, поверьте мне. Вы были слишком близки с Щелоковым, чтобы не знать о многих делах своего начальника. Но я не сторонник подобных методов. Я пригласил вас, дорогой Радий Трифонович, вовсе не для каких-то там разоблачений, а для того, чтобы, если можно так выразиться, легализовать всю вашу прошлую деятельность, придав ей государственный и, если хотите, патриотический характер. Поэтому все ошибки, которые вы совершили в прошлом, равно как и те ошибки, которые вы, без сомнения, совершите в будущем, найдут свою могилу здесь. Тонкая ладонь Климов легла на обложку канцелярской папки. - Дело в следующем, - продолжал генерал. - Наверху есть мнение о целесообразности измене