Валерий Сологубенко. Иностранец: Записки эмигранта Вилли от Юстаса. Спасибо Фрейду, обьяснил Причину всех несчастий мира. (Из руководства по шифровальному делу). Дорогой Вилли, привет тебе от всех наших. А ты, ничего, все еще бодер. Как мужчина я конечно понимаю, что воспоминание о платьице синем тебе покоя не дает. Опять же жена, хоть и постылая, а не рядом, утешить некому. И секретарша твоя, лысая уже, а все успокоиться никак не может. Ценности наши, говорит, превыше всего. Интересно, а что она на самом деле имеет ввиду? Вобщем не лучший расклад. А тут еще весенняя посевная. Все опять на тебе. Правление твое, хоть и гуськом за тобой, а ведь слиняют, при первой же грозе, как пить дать. А механизаторы? Как они с техникой обращаются? Вот один недавно из кабины выпал, насилу нашли. До сих пор не в себе, все про трубу рассказывает. А как с семенами? Хватит-ли до конца? Сорняки ты уже прополол, а вдруг не все? Слышал, что ты за пару дней управиться хотел; третья неделя пошла, сеешь в три смены, а воз? Может ночевать прямо в поле? Исключаешь? Волки говоришь? Или все за тех троих переживаешь, что за водкой послал? Плюнь, урожай все спишет. С тобой мы, коль результат дашь. А не справишься, так мы другого назначим, засиделся ты. Юстас.08.04.99. Весна 1999 Весна, тепло и бомбы на Белград, Не верится, с ума сошли ведь люди. Восторги-невредиме назад Вернулись "наши". То ли еще будет- Речь держит тот заморский моралист, Избавившись недавно от скандала. На библии клялся. Где "не убий"? Иль этих можно, не ответит Сава? Убийством на убийство-здесь мораль? (Сильнее мы - они сидят без бомбы, Албанцев этих уж нам очень жаль, А курдов нет. Своих не бить же по лбу). Безумцы, как вам спится, не печет? Что, совесть, ничего, нигде не давит? Проклятье вам! А время-утечет, История, коль будет, все исправит. 28.03.99, Мюнхен. Copyright (c) 1998-1999 with the permission of Valerij Sologubenko. Мир кверху тормашками. Тормашками вверх, Зачем был побег? Зачеркнуты все идеалы. Свобода миров Важнее всех слов- Политики жертвуют саван. Крушенье надежд, Дела всех невежд, Вершители судеб, а кто вы? - Слепые слепых, Разхристаны вдрызг. И здесь информации голод. Как дальше мне жить? Свободе служить? Принять-ли буддизм, созерцанье? Смятенье одно, Повсюду говно И снова оружья бряцание. 05.04.99, Оттобрунн, Германия. Валерий Сологубенко. Иностранец: Записки эмигранта --------------------------------------------------------------- Date: 1 Oct 1998 Copyright (c) 1998-1999 with the permission of Valerij Sologubenko. E-Mail: val_47@hotmail.com │ mailto:val_47@hotmail.com WWW: http://www.geocities.com/Athens/Agora/8823/ │ http://www.geocities.com/Athens/Agora/8823/ Оригинал этого документа расположен на странице http://www.geocities.com/Athens/Agora/8823/1_inostr.htm │ http://www.geocities.com/Athens/Agora/8823/1_inostr.htm --------------------------------------------------------------- "- Готово. Заседание продолжается! Нервных просят не смотреть!" "Паровоз закричал полным голосом, и поезд тронулся, увозя с собой отца Федора в неизвестную даль по делу загадочному, но суляшему, как видно, большие выгоды." И.Ильф, Е.Петров "Двенадцать стульев". Part 1 Вокзальные часы показывали за полночь. По-южному еше теплая сентябрьская ночь была безветренна и полна всяких запахов. Щипало глаза и горло перехватывало от сознания, что сюда уже нет возврата, никогда. Позади 16 лет жизни в Кишиневе: любовь, карьера, близость Одессы и моря, семья. Все с этого момента в прошлом. Дима стоял подавленный и, хотя ему было уже 12 лет, готов был заплакать. Все началось после моего первого развода. Мне было 28 и измена жены застала меня врасплох. Но уже черз полгода я усиленно ускал невесту "на выезд". Я хотел емигрировать. Учитывая то, что в городе я жил всего 4 года, а также то, что еврейство неохотно пускало в свое обшество гоя, мой круг поиска был ограничен моей коллегой по работе и 2-3 рекомендациями моих недавних друзей-евреев. Коллега была согласна, появилась еше одна дама на выданьи, но что-то меня останавливало. Появилось (или вернулось вновь) какое-то чувство свободы, омрачаемое лищ тем, что сын остался у бывшей жены и, если я уеду, то он никогда не получит шанса круто изменить свою жизнь. А может быть еше раньше - в сибирском городе Омске, в казарме летно-технического училища, где мои "товарищи" по роте повесили прямо перед кроватью шарж на меня с подписью "иностранец" за то, что я не был похож на других и не пытался это скрывать. Отличия были невелики: военная форма и "нормальное" советское детство невелировало почти все. Я любил the Beatles, хотя языка не знал и текстов не понимал. А еше Высоцкого. Я первый купил переносной магнитофон "Орбита" и выходил с ним в увольнения и самоволки. Я хотел быть самим собой. Да, пожалуы это было моей первой конфронтацией с окружающим меня обшеством. В 1961 я был безмерно горд, что Ы.Гагарин - советский, а в 1968 я уже страстно желал проигрыша советской сборной на чемпионате мира по хоккею, но, увы обшество выигрывало. А шел 1968 год - студенческие выступления в Париже и танки в Праге. Понимал-ли я проишодяшее? Наверное нет. Я не был еше достаточно информирован. Так что вера еше оставалась. Когда в 1970 я приехал на работу в Магадан, то мой новый друг сказал мне: "С твоей верой (в коммунизм естесственно) тебе будет очень тяжело. Разочарование будет горьким". Сам он был прагматиком. Весельчак, тамада, он всегда был душой компании. Умер от запоя в Магадане в 1984 году. Или начать с самого детства: 1954 год, после моих многочисленних пневмоний мой отец вынужден был по совету врачей просить перевод из Бреста, где он работал в уголовном розыске, в место с более подходящим для меня климатом. Моя мать после окончания техникума мясной и молочной промышленности работала прямо в здании бресцкой крепости. По распоряжению Н.Хрушева в 1954 году была создана белгородская область. Итак мой отец получил назначение в город Белгород. Первое время мы все жили на "частной" квартире. Квартира - слишком громко сказано, комнатка в частном доме. Через год родился мой брат, Александр. Мать была счастлива. Вспоминается гора неподалеку, откуда хозяыский сын запускал воздушного змея. Я стоял рядом и подавал ему картонные кольца. Петр насаживал их на веревку и они весело поднимались все выше и выше пока не достигали самодельного змея. Через 2 года отец получил комнату в обшей квартире, где жили еше 2 семьи. Как-то ночью забилась канализация и все это потекло по коридору. Вонь и шум воды разбудил взрослых, суета поднялась необыкновенная. Потом отец уехал в Москву учиться в высшей школе милиции, приезжал на каникулы. Война. Игра в войну. Играли мы только в войну и в хоккей. Для игры в войну у меня был заржавленный, ( но настоящий!) ствол от немецкого карабина. Все ребята делились на наших и немцев и рассыпались по окрестностям. В соседнем дворе мы как-то обнаружили какие-то пробирки толщиной в руку и я, выбежав на дорогу, с патроитическими криками бросил одну перед проезжавшим мимо мотоциклистом. До сих пор вспоминаю это с ужасом. А, что должен был пережить водитель? Вообше я всегда пытался доказать другим и себе собственную храбрость. Потому - ли, что сам не был физически силен и мужествен? Ребята постарше баловались карбидом. Они бросали серые куски в воду и наблюдали за реакцией. Процесс сопровождался бурным выделением газа, который можно было поджечь. Однажды после школы я обнаружил двоих из них за странным занятием: они безуспешно бросали зажженные спички на перевернутую консервную банку. В дне было проделано еле заметное отверстие. Я, решив, что они слишком трусливы, присел на корточки перед банкой и подносил зажженную спичку снова и снова, пока скопившиеся газы не подняли ее в воздух. На ее пути было лищ одно препяцтвие - моя правая ладонь. Следующую неделю правой рукой я не мог ни писать, ни есть. По счастью удар не пришолся в лицо. Нос я умудрился сломать значительно позднее. У нас у первых появился телевизор и соседи по подезду часто приходили на передачу. Летом 1960 года мы всей семьей впервые поехали в отпуск и сразу в Сочи - незабываемое впечатление на всю жизнь. Оттуда я привез шишку от кипариса и пытался дома в горшке выростить деревце-так мне понравились стройные и ухоженные южные деревья. Но у меня ничего не вышло. А сейшас на моем балконе растут без особого ухода два кипариса. Семена занес ветер. С этого же года я начал каждое лето по 2-3 смены проводить в пионерском лагере. Там у меня появился друг, он научил меня фотографировать. С 11 лет я уже снимал, проявлял пленки и печатал фотографии сам. С 6 лет ездил в тот же лагерь и мой брат. В походы он ходил с нашим отрядом и его приходилось в конце пути нести на закукорках. Но было весело, а он переносил все тяготы пути мужественно и не пищал. Помнищ - ли ты это, Александр? Теперь у него у самого уже дети. А 40 лет назад я ходил забирать его из садика и назад мы шли пешком черз весь город. Я пел "Московские окна" и у меня было легко на сердце. Даже сейчас через много лет я помню это невыразимое чувство счастья и радости жизни. Пела душа и верилось в светлое будуюшее, а, если подведет сердце, то до 2000 года все на свете уже поизобретают. Как-то летом мой брат на маленьком 3-х колесном велосипеде ищез со двора. Искали всей семьей и всем двором. К вечеру нашли его далеко от дома. Он сидел на крыльце продовольственного магазина и как ни в чем ни бывало жевал пожалованную кем-то булку. На день рождения мой друг Вовка Гуреев получил в подарок "воздушку" - чешскую пневматическую винтовку. (Материально они жили значительно лучше нас и у них была отдельная квартира). Опробовать ее мы решили с крыши нашего дома. Сперва мы по очереди стреляли по воробьям, а закончилась "проба" стрельбой по икрам проходящих мимо женщин. Возможно все это было наследием прошедшей войны. В 1962 году отец получил наконец-то отдельную квартиру: 28,5 м2, смежные комнаты на 4-х на последнем 4-м этаже. Зимой задувало на чердак снег, потолок протекал и мне приходилось несколько зим выбрасывать обратно на крышу снег сквозь чердачное окно. В остальном же это уже была отдельная квартира. После перестройки, выбросив кладовку, мы получили 3 комнаты. Мне с братом досталась средняя, окно которой выходило на торец соседнего дома. Дом красного кирпича, как и наш, он заслонял всякую перспективу. Но как ни странно это помогло мне научиться цмотреть сквозь предмет используя свои знания и фантазию. В пятом классе у нас прибавились не только предметы, но и двое второгодников. Один из них, по прозвищу Саса, всегда жевал на уроках круг колбасы, половину сьедал, а второй половиной игрался, приставляя ее к причинному месту. Это его развлекало. Второй был угрюм и высок. Оба откасывались учиться категорически. С появлением обоих в классе воцарился мат. Новый стиль быстро переняли братья-близнецы Капустины. Другие тоже не оцтавали, я был одним из послених. Самой утонченной натурой в классе была девочка по имени Люся. Ее внимание пытались попеременно завоевать все. Как-то на сборе металлолома я решил показать себя и поднять в одиночку что-то тяжелое. Кончилось конфузом - от натуги я пукнул (лучший абзац для критика и название уже есть - Как он пукнул в интернет.) . Летом, когда я был не в лагере, я обычно сидел на заборах - так было дальше видно. С одного забора было рукой подать до городской тюрьмы, хотя как ни пытался я там разглядеть людей, это мне никогда не удавалось. С другого забора я перелезал на дерево и воровал вишни. Родители частенько получали сообшения: вашего Валерку опять видели на заборе. Однажды перелезая через невысокий чугунный чтакетник я на минуточку присел. Из забытья меня вывела не боль, а что-то липкое, что текло по левому бедру. Оказывается, что я повис на стержне как на шампуре. В другой раз я глубоко расцарапал себе живот. Эти следы детства остались у меня на всю жизнь. Из-за моей нерешительности и нежелания просить: "дай покататься" и нашей бедности (отец учился на дхевном в Москве) велосипеда у меня не было и научиться ездить я никак не мог, а в лагере велосипеда тоже не было. Позднее, уже в новом доме, я стал медленно копить деньги на карманный приемник, на самый дешевый - "Гауя". Он стоил тогда 21 рубль. Но нереализованное желание передвигаться легко и просто и, главное дальше, чем пешком, давало о себе знать. И вот случай - мальчишка со старого двора, прослышав, что у меня есть приемник, пришел с предложением: подержанный спортивный велосипед против моего приемника. Я сразу - же согласился. Было лищ одно препяцтвие - мне было уже 13 лет и я вообше не мог кататься. Пробовать при свидетелях и со слабой надеждой на то, что окружающие воспримут мои неизбежные падения с пониманием не приходилось. Выход я нашел быстро. К счастью было начало летних каникул. Я вставал ежедневно в 5 утра и учился ездить на пустынных еше городских улицах. Свидетелей кроме любопытных городских воробев не было. И теперь, в Мэнхене, велосипед всегда со мной. Одним из первых признаков достатка было купленное мамой верблюже одеяло. Оно было дорогой и солидной вещью в доме. Как - то в начале лета Вовка Гуреев раздобыл палатку и мы вчетвером решили организовать небольшой поход за город с ночевкой. Место выбрали хорошее: рядом вода, небольшой лесок. Припасы еды: супы - концентраты, крупа и чай были приготовлены заранее. Один из друзей Вовки захватил на мое нещасте свежие яыца. Я все время переживал, чтобы наше одеяло не прожгли ненароком, но случилось следуюшее. Проснувшись теплым солнечным утром раньше всех я стал разжигать костер, чтобы приготовить чай. Стали понемногу вставать и ребята. Я забрался в палатку, чтобы убрать одеяло обратно в рюкзак, но это уже не было одеяло - это было нечто ранее бывшее любимой вещью в доме, а теперь представляло собой уродливый натюрморт из смятого одеяла и глазуньи из 3-х яиц. Ребята дружно засмеялись. Оскорбление было настолько сильным, что я бросился вон из лагеря. Я пробежал километра три и повалился на теплую траву от горя, усталости и голода. Возможно со стороны это выглядит и смешно, но тогда это мне так не казалось. Меня искали, но ушли все же без меня. Я пролежал несколько часов разглядывая облака и думая о вечном. это меня немного успокоило. В лагерь я уже больше не возвращался и к вечеру вернулся домой. Бурной реакции со стороны мамы к моему удивлению не было. Но после того Вовка Гуреев не разговаривал со мной два месяца. Потом все постепенно улеглось. И, хотя закадычными друзьями мы уже не были, он все же предложил мне так же как и он поступить в секцию бокса. К этому времени мы уже жили в разных дворах. Занятия в секции мне нравились. Вовка заходил за мной и мы шли дальше через парк у нашего дома болтая о том, о сем. Через 2 месяца был мой первый бой. Противник попался на вид неказистый, хотя я тоже был не Геракл. Неказистый, но напористый. К тому же мне с первой же минуты было обидно, что меня бьют. Но поделать я ничего не мог. Мне хотелось поскорее закончить и уыти. Короче я проиграл и больше уже никогда не приходил в секцию. Мой друг охладел ко мне оконшательно. Ему вероятно не были понятны мотивы случившегося, вероятно он решил, что в первом случае я повел себя не как мужчина, а во втором просто струсил. Сейчас мой бывший друг Вовка Гуреев живет там же в Белгороде, у него трое детей. Что он думает обо всем этом, да и вспоминает - ли вообше? Моя первая школа стояла на улице имени Сталина, которая затем была переименована в Коммунистишескую. это была восьмилетка. В конце 7 класса меня автоматом среди других приняли в комсомол и сразу же избрали секретарем комсомольской организации школы как надежного обшественника: я посещал школьный хор и другие мероприятия, был екскурсоводом в школьном музее Ленина. В сентябре 1964 мы всей школой выехали на природу проводить физкультурный праздник. В середине дня, в разгар соревнований, вдруг появились военные. Выяснилось следуюшее: кто - то взломал замок склада боеприпасов и стащил какое - то количество боевых детонаторов (опять война?). Двое сознались, один при этом с детонаторами в штанах беспечно играл в футбол. Офицер собрал все, что нашел и показал как взрывается один детонатор - образовалась ямка величиной с дыню. Можно было только представить весь ужас, когда в штанах Юры нашли полтора десятка этих блестящих трубочек. Это было первое персональное дело, которое мне довелось вести в новой должности. По моей инициативе и решению собрания Юра был исключен из комсомола, но райком решения не утвердил и он отделался строгим выговором. Так - ли легко отделался караульный, который покинул свой пост, я не знаю. Наш завуч и учитель математики Тамара Ивановна опекала меня особенно. Как-то в начале осени 1964 я был дома один, когда зазвонил телефон. Я знал наверное, что это опять она с очередным поручением по комсомольской части. Я решил не подходить, но телефон звонил не переставая снова и снова. Я упорно не снимал трубку. Так продолжалось часа 2 или 3. Я был рад, что мне удалось выдержать осаду. В результате же оказалось, что в наш город и только на один день приезжали преподаватели из школы математики при МГУ искать таланты в провинции. Матеметика тогда была моим любимым предметом и легко мне давалась. Но, видно не судьба, свой первый шанс круто изменить свою жизнь я упустил. Вскоре после этого случая я посмотрел ГДРовский филм из другой жизни "Лисы Аляски". В нем два пилота патрульной машины стерегли просторы ихней земли, одного из них звали Джим Лесли. Он мне понравился сразу и я решил перенять его имя как кличку для себя, я даже выцарапал на задней крышке своих часов Джим. это было моей тайной. Когда я пишу эти строки моя жена говорит, что описание моей жизни - лучшая терапия для меня. Возможно она права. А может быть это материал для психотерапевта - последователя Фрейда? Тоже возможно. На выпускной вечер я сфотографировался на память с Вовкой Гуреевым, потом мы купили бутылку портвейна и распили ее вдвоем в школьном саду мужественно, но без гусарства. Дальнейшее по понятным причинам я не помню. Реклама в Интернет Валерий Сологубенко part1.3 . Летом 1965 мать повезла меня с братом на море: сперва 5 дней Одесса, затем 10 дней Севастополь. Одесса мне понравилась, хотя жили мы у черта на куличках, к томуже у меня был переходный возраст. Мы были даже в знаменитом оперном театре, конечно же гуляли по Дерибасовской, купались на пляже в Аркадии. О театре говорили, что второй такой стоит в Вене, позднее, побывав в Венской опере, я понял, что это далеко от истины. Однако оригинал имеется и стоит по сей день в Дрездене. Севастополь вспоминается своей Графской пристанью, памятником погибшим кораблям, до котопого я доплывал и там, на камнях, загорал. А еше огромным кладбишем, куда моя мать обязательно решила пойти. Ей там понравилось и, несмотря на полуденную жару, мы прогуляли среди могил полдня. В сентябре 1965 я пошел в другую школу, десятилетку. Это была вновь построенная светлая и просторная школа, которая была значительно больше нашей старой. В ней было три девятых класса. Школа как бы проглотила меня и я не проявлял более прежней активности. Валька с нашего двора за лето в городе пристрастился к радиотехнике. К этому времени в Белгороде очень развилось радиолюбительство на средних волнах, конечно нелегальное. Техническая часть состояла из генератора-трехточки или приставки, которая выполнялась очень просто. Делалось это так. Из подходяшего металла изготовлялось шасси с отверстием под панель лампы 6п3с (годилась и 6п6с), каркасом для катушки являлась гильза патрона от охотничего ружья, пара конденсаторов и резисторов и подсоединение в определенные точки в радиоприемнике завершали все дело. Итак простой передатчик был готов. Микрофоном служила радиоточка. Помню у меня в нашем приемнике "Кама" на передачу мне приходилось открывать крышку проигрывателя. Таких "передатчиков" было по городу до сотни. Позывные выбирались по вкусу: "Директор кладбища", "Скотобаза", "Импульс", "Багдадский вор" и пр. Крутили музыку, переговаривались, некоторые крутили блатные песни. Мат висел на проводах. Каждый считал своим делом чести поставить другому оценку: 5 - 9 - 5 разносилось по ефиру. Открыто договаривались и открыто встречались. Власти молчали. И вот в начале сентября я решил попробовать свое детише: "Я-Салаженок, я - Салаженок, вызываю всех на прием!". Тишина. Через 10 минут прибегает знакомый с другого конца дома, звонит в дверь и запыхавшись говорит: "Слушай, очень близко от нас появился какой-то "Салаженок". Тогда я с гордостью показал ему причину его восторга. Затем я попытался найти партнера в ефире, промучился около часа и стал сам слушать, но ефир на СВ как вымер. Я крутил ручку настройки туда и сюда, но было тихо как в гробу. Наконец кто-то тихо, но восторженно произнес с кавказским акцентом: "Я Кармен". Кроме нас двоих в ефире никого не было. это было в воскресене. В понедельник, придя с работы, отец первым делом сказал: "Сворачивай станцию". Оказалось, что в очередную встречу в субботу было задержано около 50 человек, аппаратура конфискована и были наложены штрафы. Вскоре появился фелетон в областной газете с такими пассажами: "Директор кладбища"-Так как милиция много работает и немного отдыхает, я предлагаю ей небольшой концерт джазовой музыки. "Я борт НН, прошу посадки"-"Я "Импульс"-посадку запрещаю и прочие менее острые печатные образцы народного творчества. Я подчинился отцу. Мой же одноклассник Вовка Калинин был помешан на ефире и на следующий год вышел снова в ефир, потерял все и родители получили 150 руб. штрафа. Позднее, в Магадане, отец запретил мне падиолюбительство окончательно по причине близости Аляски. А еше позднее, после окончания училища, я работал в радиоцентре сперва в Контрольно Корректировочном Пункте - ККП, бюро по наведению передатчиков - глушилок на "вражеские" голоса, а, затем, в бюро радиотелеграфии. Между нами помещалось то самое бюро, которое по заданию КГБ прослушивало круглые сутки весь ефир. В ККП в 3 смены работали по 3 девочки, которые корректировали передатчики с генераторами мешаюшего действия - ГМД и "сажали" их прямо на волну РФЕ/РЛ, ББЦ или Немецкой волны. В итоге в ефире раздавался известный рев, черз который лищ изредка, благодаря халатности девочек, прерывалсь обрывки передачь. Передатчик "уходил". Но через некоторое время его снова "сажали" поверх "ненужной" волны. Не глушили только "Голос Америки" - была особая договоренность. В ноябре 1989 глушение отменили, но Горби все-же посетовал во время визита в УСА, что там не развиты короткие вилны из-за чего передачи советского радио практически кроме специалистов и емигрантов никто не слушает. Соответственно "правдивое" слово сов. пропаганды никогда не достигало своей цели. Мой отец в конце 1965, будучи уже замначальника ОБХСС, имел обвинительный материал на одного из высоких белгородских начальников. Дело обещало быть громким, но хода не давали, возможно из-за высокого покровительства. Отец не оцтупал. Дело затянулось до начала 1965 года. Позднее я видел его письменные обрашения в какие - то инстанции включая журнал "Крокодил". Все кончилось компромиссом и отцу предложили повышение - должность нач. ОБХСС всей магаданской области. После семейного совета он стал готовиться к переезду. Мы должны были еше пройти медкомиссию и закончить весеннюю четверть в школе. Из мед. выводов запомнился один по отношению ко мне - питание удовлетворительное. Так закончилось мое белгородское детство. Перед самым отездом (мы сидели уже на тюках и чемоданах) - звонок в дверь. Я, как был в трусах, открыл. Трое одноклассников и с ними девочка. Юрка Перелыгин отозвал меня в сторону и обьяснил, что девочка из параллельного класса, Гала Галкина, любит меня. Надо признаться, что я ее не замечал, но теперь я был польшен и заинтересован. Но через несколько дней мы улетали далеко и надолго. Магадан мне не очень понравился. Как я писал в письме приятелю по нашему белгородскому дому в поселок Сеймчан (это еше дальше вглубь колымского края) : "Магадан - это деревня с большими домами". Он уступал по величине и развитию даже нашему провинциальному Белгороду. К счастью я сразу нашел новых друзей. Юрка Чеботарев был симпатичным парнем и учился в горном техникуме. Валька Налетов как и я учился в 9-м классе. Его мать где-то дежурила сутками и мы собирались у него за картами и водкой. Юрка уже имел девочку, мы же только мечтали. Юрка впоследствии женился и спился, Валька, вернувшись после окончания института в Магадан, через год попал в подпитии под машину - насмерть. Вскоре пришло лето. У меня был план и отец помог мне его осушествить. После школьной практики я уехал в Сеймчан к приятелю, где поступил на работу рабочим на дражный полигон. Весь 6-часовой рабочий день я следил за тем, чтобы исправно поступала вода в скважины и оттаивался грунт, на который постепенно наступала драга. Драга - это 5-етажный дом на сваях. Она скребет грунт и дальше просеивает его много раз в поисках золота. Изредка попадаются самородки. В основном же на выходе получается обагошенная масса с 60% металла. Сохранность этого металла была основной заботой моего отца. За 6 лет работы он получил орден "Знак почета", чин полковника и ценные подарки. Таким образом заработав деньги я в следующие зимние каникулы я улетел в Москву и далее поездом - в Белгород, чтобы увидеться с Галой. Я вернулся успокоенный и больше о ней почти не вспоминал. Сейчас она живет с дочерью и работает в белгородской мерии, пару лет назад спрашивала обо мне у отца. Part 2 После окончания 10 класса я с Валькой Налетовым поступал в Магадане в рижский институт ГА. Я готовился по методичкам МГУ, физтеха, но подготовка не шла, а перед первым письменным екзаменом по математике я пошел смотреть "Фантомаса". это мне вышло боком - я не смог на екзамене собраться, "полез в дебри", потерял время, запаниковал и в итоге не решил ничего. "2". Таких как я "подбирали" у нас училища ГА, я хотел в Ригу, но из больших городов остался только Омск. Через пару дней я был уже в форме и выполнил задания не только себе, но и двум другим ребятам. Об Омске я уже писал. После окончания училища я вернулся в Магадан. Отец по выслуге лет и в возрасте 48 лет в 1972 году вышел на пенсию и вернулся с матерью в Белгород, я остался один и стал сражаться за ордер на доставшуюся мне квартиру. В 1973 я с помощю родителей поменял ее на меньшую, но на юге, в Кишиневе. После севера это был рай: тепло, фрукты, а, главное, что сказалось уже потом, немного другой менталитет, чем в России. Советы здесь были не 56 лет, а 29 и почва для махрового великорусского шовинизма, который все еше царствует на просторах России, здесь была не достаточно унавожена. В Кишиневе проживало в то время 40% русских на 40% молдован. Подавляюшего большинства господствуюшего в УССР народа здесь не было. это мне очень помогло избавиться от предрассудков и понять позицию других. Россия, страна сама себя загнавшая в угол, огромная и потому не управляемая, богатая потенциально и бедная в массе народа своего. 500 последних лет ты завоевывала соседние народы и покоряла пространства, зачем? Принесло-ли это тебе счастья? А "друг степей калмык"? Как он себя чувствует под твоей распростертой дланью? Ты пришла в этот мир позднее других и нет, чтобы покорно учиться у других, решила отгородиться от прочего мира своим алфавитом, своей религией, перенятой у растленной Византии, которая культивирует ненависть к богатым и обьявляет всех рабами божьими, своим понятием о счасте своем и человечества. И претензии,претензии вплоть до Константинополя и выхода к Индийскому океану. Возможно тебе лучше было остаться в пределах московского царства? А этот золотой или серебряный век русской литературы с его сомнительными идеями. Гениальный писатель, путешествуя с комфортом по Европе, пишет позднее ядовитые заметки о своих летних впечатлениях. Проигравшись в пух и прах в Баден-Бадене он вынуждает свое семейство до конца дней своих жить в подвале. Человек который унижал и просто издевался над кельнером в Европе, травил поляков и евреев затем рассуждает о слезинке ребенка и счасте человечества. "Если истина не с Христом, я выбираю Христа". На здорове. А, если я не хочу ни Христа ни Будду, никого, кому я должен быть рабом божьим? Сейчас я узнал, что в России отцы православной церкви опять, не первый уже раз за последние годы, сжигают книги. Что за варварство ? Вот уж действительно умом Россию не понять. Другие писатели тоже не оцтавали. Кто-то звонил в колокол, кто-то звал к топору, кто-то кликал рок "черной молнии подобный". Им мало было сочинять интересные истории и быть известными, они начинали учить жить, хотя многие из них не могли устроить даже свою собственную жизнь. И что же в итоге? В Россию нужно только верить? А жить когда? Как мы уже много раз слышали от такого и помельче сорта пророков: с самым правильным Хрицтом (тысячи казненных) и вообше без Христа (млн-ны убитых), без собственности и по совести (к закону уже из поколения в поколение врожденная аллергия), с одной правяшей партией и без оной и т.д. и т.п. Даже сейчас один неуемный писатель хочет обустроить Россию и опять вместе (или за счет?) с другими славянскими народами и Казахстаном. А почему собственно не с Берегом Слоновой Кости? Далековато будет? Мнением граждан Казахстана можно пренебречь? В этих своих заметках я не претендую на роль талантливого писателя и тем более пророка знаюшего как жить. Я не знаю, только делюсь своим мироощушением и собственным опытом. И распространяю его в интернете для всех желающих-не хочещ-выключи, не траться на провидер. В итоге хочу привести анекдот, на мой взгляд обьясняющий историю России и русских как нации по сей день. Идут 2 русских, а навстречу им 2 еврея. Один русский говорит другому:" Вон 2 еврея, давай их побьем!" - "Давай". Подходят ближе и евреи (!?) оказываются на вид покрепче. Второй - первому: "А вдруг они нас?" - "А нас (!!!) за что?" На мой взгляд до тех пор, пока каждый русский сам не поймет и не будет передавать по наследству, что они ничем не лучше калмыков, грузинов, молдован и прочих шведов, что многому еше (и впервые) нужно учиться, что стыдно и нецивилизованно обращаться с другими людьми и странами по принципу из солдацкого анекдота: а и хрен с ней, с Ирландией, до тех пор ничего хорошего из русских и России не выйдет. К сожалению это в самой России понимают пока немногие. 1975 год. Ура, разрядка. Через год, заручившись характеристикой (?), я пошел в райком КПСС (?) подавать документы на поездку в Югославию. Секретарша с министерскими амбициями сразу же нашла несоответствие: я проработал на заводе менее года и поетому моя характеристика недейсвительна. Я показал ей ранее с помпой опубликованный акт из Хельсинки, где стояло: ",,,облегчить выезд...". Она нехотя приняла документы. Через некоторое время я пришел на комиссию, меня стали убеждать в моей неустойчивости, что подойди ко мне западный шпион и я не устою. В ответ я сослался на презумпцию невиновности. От этих слов присутствующий полковник милиции вскочил и пытался меня доставить куда следует. Его успокоили, а меня стали дальше о чем-то спрашивать. Я сказал, что дальше продолжать не нужно, т.к. итог ясен. Впервые мне удалось выехать в 1988 году в ЧССР по приглашению коллеги. Границу я показывал своему 11-летниму сыну, чтобы он получше запомнил, что мы живем за колючей проволокой. Опыт досмотра впоследствии мне пригодился. Итак мой последний город - Питер. Работал я в бывшем доме уважаемого мной писателя Н.Е.Салтыкова-Шедрина в кооперативе. Бухгалтером у нас была доць атамана Семенова (как она мне рассказывала), а шефом славный М. Березин ( Миша, я надеюсь тебе не очень досталось за мой побег, но я ведь не скрывал, что готов бежать хоть в трусах). Я упорно искал контактов. Когда я уставал от постоянных Ильичей, красных флагов и обилия военных на улицах (? - "нет, ребята, все не так..."- пел В.Высоцкий), я уезжал на пару дней (особенно 7-8 ноября) в тихую Литву, где уже начиналось. Там в местной газете я нашел обьявление одного норвежца, он прислал деловое приглашение. К этому времени моя жена и сын были уже несколько месяцев в Италии. До этого я просил помощи в выезде у многих, начиная от диссидентов, депутатов Верховного Совета и кончая корреспондентом ББЦ, консулом ФРГ, УНХЦР в Вене и М. Ростроповичем, у которого я был в номере гостиницы "Ленинград" вместе с телевизионщиками. В промежутках я писал телеграммы в Кремль (терпеливые - загляните в филе : 130 К ) , за что меня дважды вызывали куда следует. По совету депутата Верховного Совета от Армении я в мае 1990 прекратил "осаду" Кремля. Тогда же я получил аудиенцию у спецкора BBC у него на даче в Комарово. Он был того же мнения: выехать можно только легально. Но как? В ОВиРе меня уже хорошо знали. К счастью сушествовала еше одна фантастическая возможность - через МИД. После получения приглашения я заплатил 304 р. за оформление заявления по срочному тарифу. Но вместо 7 дней я получил разрешение от КГБ на короткую командировку через 42 дня и то лищ после письменного обрашения моего норвежского друга в адрес мера С. Петерсбурга А. А. Собчака. С Анатолием Александровичем я встречался в сауне в Паланге. Теперь он сам изгнанник (или беженец?). Узнав в январе 1991,что М.Горбачев (не доказано, но кто-же еше?) приказал подавить выступление в Вилнюсе (опять танки, погибшие), я на следующий день протестовал с самодельным плакатом перед советским посольством в Осло. На протяжении 3-х часов два раза подезжала полиция (вероятно по вызову сов. посольства), но потом опять уезжала : движению я не мешал, а остальное - мое дело. Ночью я уехал в Гамбург. Путешествие с советским паспортом без виз да еше во время войны в Заливе оказалось не простым. На границе с Италией меня сняли с поезда и отправили обратно в Инсбрук. Следуюшей ночью я попытался снова, но это кончилось 3-мя сутками в инсбрукской тюрьме. Позитив: койка и передышка. Негатив: очень громкая поп-музыка над самым ухом с 6 до 22 часов (по мнению тюремного начальства успокаивает), чувство несвободы со 2-го дня и обломки бритвенных лезвий в салате, подброшенные соседями из Югославии. Дверь камеры была закрыта и в камере мы были одни. Зачем они это сделали? Я могу только предполагать. Возможно хотели затеять бузу, возможно из чувства обиды на русских. это 2-ы случай в моей жизни. Первый раз я обнаружил стекло в плове в Ташкенте, в столовой завода, где я был в командировке. Скорее всего-случай. Случится-ли в 3-ы раз? Я вынужден был покинуть Запад в 24 часа. "Кому астролябию? Дешево продается астролябия! Для делегаций и женотделов скидка." - Базар в Белграде, где я приблудился к двум купцам из УССР. 5-дневное ожидание интервью в пункте беженцев, совет американца возвращться в Норвегию. Путь был один-через восточные страны: Венгрия, ЧССР, Германиа (транзитная виза на границе), Швециа и опять Осло. К счастью скандинавские визы были не погашены. После короткого обьяснения в полиции меня доставили в лагерь Красного креста. Там я получил огромную сумку со всем необходимым (окупились сторицей мои 30-копеечные взносы), комнату, естесственно питание и даже карманные деньги. Через 3 недели-интервью и отправка на автобусе через всю страну на остров на берегу Норвежского моря в постоянный лагерь: отдельная комната и 2600НК на жизнь (готовить самому). Поразили совки: сидят без дела, ностальгируют, читают советские газеты (зачем было уезжать?). Одного из них полициа пыталась забрать на высылку прямо с урока в школе. Это ей удалось через 3 недели: 6 утра,стук в дверь, в двери и под окном полицейский, впечатляет. В апреле я получил первый отказ и на старом Дугласе полетел в Осло к адвокату составлять апелляцию. Шансов не было. Возвращялся поездом и осматривал маршрут для побега. Между делом я был в полиции, просил копию с моего диплома для канадского консульства для емиграции в Канаду-возврашение было исключено. Шеф полиции напоминал Мэллера-Броневого из "17 мгновений весны". Он советовал, если я получу окончательный отказ, чтобы я не бежал, а позвонил ему. Я конечно не позвонил. Для Канады я был вероятно уже стар, Италии и USA не нужен. Поетому, когда я получил 02.07.91 предупреждение (демократия!) об отказе, я день готовился и 04.07.91 только с одной сумкой отправился в местную гавань. Малое судно, затем побольше до Ставангера и далее в Кристиансен. На мой школьный билет я купил билет на паром и трясся 2 часа до посадки, ожидая полиции. Но был веекенд, лагерное и морское начальство отдыхало и вечером я был уже в Дании. Ночь провел под открытым небом на станционной лавочке. Если бы это было впервые, то я бы не одолел,а так за моей спиной было зимнее нелегальное путешествие по Европе. "В половине двенадцатого с северо - запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошел молодой человек лет двадцати восьми. За ним бежал беспризорный." За мной никто не бежал и я был хорошо подготовлен. Решив ехать до предпоследней от границы станции и там осмотреться, в поезде я передумал и рискнул ехать до последней. Оставив в забегаловке сумку, я вышел на шоссе, которое вдали кончалось контролем. ...?... "Нормальные герои всегда идут в обход". А в обход был проселок и поля. Шанс был. Уже с сумкой я неожиданно повстречал мужчину в униформе на велосипеде и двух ребят (как нас пугает любая форма, будь то лесник или кондуктор). На его вопросы я ответил:"И неед Германы" и зашагал дальше, ожидая преследования. Пересекая огороженные лоскуты полей я вдруг услышал над головой звук низко летяшего самолета. Сердце бешено забилось. Переждав под деревом я двинулся дальше. На моем пути лежали мирные дацкие коровы, глава семейства был неподалеку. Обходить больше я не хотел. Но бык решил, что я покушаюсь на невинность его товарок, двинулся навстречу, набирая скорость. ... "Нормальные герои всегда идут в обход". Был полдень, солнце палило нещадно и передышка в соснячке была кстати. Я затаился в заброшенном шалаше (для пограничников, контрабандистов?). Было тихо. А через 100 метров было шоссе с другой разметкой. Я понял, что я уже в Германии. Я безуспешно голосовал 1,5 часа и устав заглянул в один двор, попросил воды и позвонить. Такси приехало через 5 минут. Дальше-вокзал и поезд на Мэнчен. Мой план удался. В рамках подготовки (карты, расписание поездов,ДМ,немного языка) я написал письмо из Норвегии в редакцию "дер Спиегел", где я встретил статью (библиотеку на острове посещал лищ один я) об асыл в ФРГ. Меня интересовал лищ один вопрос: могу-ли я после отказа подать заявление на убежише вторишно в другой стране. В ответе МИД говорилось, што для этого я должен стоять на немецкой земле. Viva Demokratie! Первое обшежитие, через неделю интервью и постоянное место в предместе Мэнчена, безпринципные совки-алкоголики, ругающие немцев, не желающие