ак всегда, зашел поцеловать детей, они уже лежали в кроватках. - Он не показался вам озабоченным? Она силилась припомнить. У нее были очень красивые глаза, и в другое время они, должно быть, искрились лаской и весельем. - Нет, не думаю. Вы знаете, Эмиль был сдержан, и тем, кто не знал его близко, он, наверно, представлялся человеком замкнутым. Две слезинки блеснули у нее на ресницах. - По натуре он был очень добрый, очень чуткий... Она повернулась к матери, которая слушала разговор, скрестив руки на животе, сказала ей несколько слов по-итальянски, и та в знак согласия закивала головой. - Я знаю, что думают о владельцах ночных заведений. Их представляют себе своего рода гангстерами, да и правда, среди них есть такие... Она утерла глаза и взглянула на брата, как бы спрашивая у него разрешения продолжить. - А Эмиль скорее был робкий. Но только, пожалуй, не в делах. Его окружало столько женщин, с которыми он мог бы делать все, что ему заблагорассудится, но он не в пример большинству своих коллег считал их служащими и, даже если оставался с кем-нибудь из них наедине, вел себя уважительно. Я это прекрасно знаю: прежде чем стать его женой, я тоже служила у него. Верите ли, нет, но он несколько недель обхаживал меня, словно юноша. Пока шло представление, он иногда разговаривал со мной, расспрашивал, где я родилась, где живет моя семья, в Париже ли моя мать, есть ли у меня братья и сестры. И только... Но ни разу за все время не коснулся меня. Даже ни разу не предложил проводить. Антонио согласно кивал головой, всем видом показывая, что он никогда не допустил бы иного отношения. - Конечно, - продолжала Марина, - он знал, что такое итальянки: в "Лотосе" среди персонала всегда можно было найти нескольких моих соотечественниц. Однажды вечером он спросил меня, нельзя ли ему встретиться с моим братом. - Он был порядочный человек, - подтвердил Антонио. Мать, по всей вероятности, все же понимала по-французски и время от времени открывала рот, чтобы вступить в разговор, но, не найдя нужных слов, продолжала молчать. Вошла молодая девушка, одетая во все черное, уже причесанная и подкрашенная. Это была Ада. С виду лет двадцати двух, не старше, она, судя по всему, была вылитой копией сестры, когда та пребывала в ее возрасте. Ада с любопытством оглядела пришедших и сказала Марине: - Наконец-то она уснула... - Потом обратилась к Мегрэ и Люкасу: - Не угодно ли присесть? - Насколько я знаю, мадемуазель, вы служили секретарем у вашего зятя? У нее тоже чувствовался акцент, но едва заметный, как раз такой, чтобы придавать ей еще больше очарования... - Это слишком громко сказано. Эмиль сам вел все свои дела. Они не требовали много писанины. - У него был кабинет? - Да, это называли кабинетом. Крохотная комнатка на антресолях над "Лотосом". - В котором часу он приходил туда? - Обычно он спал до полудня и завтракал вместе с нами. К трем мы вместе отправлялись на улицу Пигаль. Мегрэ переводил взгляд с одной сестры на другую, стараясь угадать, не возникало ли у Марины хоть слабое чувство ревности к младшей сестре. Но во взгляде молодой женщины он не нашел и намека на это. Насколько он мог судить, еще три дня назад Марина была женщиной вполне довольной своей судьбой, довольной тем, что она беззаботно живет вместе с матерью и детьми в квартире на улице Виктор-Массе, и, наверно, не умри ее муж, у нее было бы еще много детей. Очень непохожая на нее по характеру, более подтянутая, более энергичная, Ада продолжала: - Его всегда кто-нибудь ждал - артисты, музыканты, метрдотель или бармен того или другого кабаре. Не говоря уже о поставщиках вин и шампанского. - Чем занимался Эмиль Буле в день своего исчезновения? - Подождите. Это был вторник, так ведь?.. Мы спустились в зал, чтобы посмотреть одну испанскую танцовщицу, которую он ангажировал. Потом он принял представителя фирмы по кондиционерным установкам. Эмиль намеревался установить кондиционеры во всех четырех кабаре, особенно в "Лотосе" - там было плохо с вентиляцией. Мегрэ вспомнил, что видел среди вещей покойного какой-то каталог. - Кто вел его финансовые дела? - Что вы имеете в виду? - Кто платил по накладным, персоналу? - Счетовод, разумеется. - Его кабинет там же, над "Лотосом"? - Да, маленькая комнатка, что выходит во двор. Он пожилой человек, беспрестанно брюзжит и каждый раз, когда ему нужно платить деньги, страдает так, словно выкладывает их из своего кармана. Его фамилия Резон. Господин Резон, как его зовут все, потому что, если к нему обратиться, не прибавив "господин"... - Он сейчас на площади Пигаль? - Несомненно. Он единственный работает по утрам, ведь по вечерам и ночью ему там делать нечего. Мать вышла из комнаты и вскоре вернулась с оплетенной бутылью кьянти и бокалами. - По-видимому, в каждом кабаре свой управляющий? Ада покачала головой. - Нет. Совсем не так. Антонио управляет "Пари-Стрип" потому, что оно находится в другом квартале: там и публика иная, и стиль иной. Вы понимаете, что я имею в виду? Кроме того, Антонио - член семьи. Три других кабаре расположены почти дверь в дверь. В течение вечера некоторые артисты переходят из одного в другое. Эмиль тоже ходил туда- сюда, как челнок, и следил за всем. Иногда часа в три утра из "Лотоса" в "Голубой экспресс", например, посылали ящики с шампанским или бутылки виски. Если в одном из кабаре было полно гостей и персонал не успевал обслуживать, Эмиль направлял кого-нибудь на подмогу из другого, где народу было поменьше. - Иными словами, Эмиль Буле лично управлял тремя кабаре на Монмартре? - На деле - да. Хотя в каждом был метрдотель, ответственный за... - Господин Резон занимался счетами и бумагами? - Этого вполне достаточно. - А вы? - Я сопровождала зятя и брала все на заметку. Заказать то-то и то- то. Встретиться с таким-то поставщиком или таким-то антрепренером. Позвонить какой-нибудь артистке, которая выступает в другом месте, и попытаться ангажировать ее. - По вечерам вы его тоже сопровождали? - Только часть вечера. - До которого часа обычно? - До десяти или одиннадцати. Самое муторное - это подготовить все к девяти часам. Всегда кого-нибудь не оказывается на месте - официанта, музыканта, танцовщицы. А то не привезут вовремя шампанское, юбки для танцовщиц... Мегрэ задумчиво протянул: - Начинаю представлять себе... Вы были с ним во вторник вечером? - Как и каждый день. Он снова взглянул на Марину и снова не обнаружил на ее лице даже следа ревности. - В котором часу вы расстались с зятем? - В половине одиннадцатого. - Где вы тогда находились? - В "Лотосе". "Лотос" - как бы наш центр. А до этого мы побывали уже в "Голубом экспрессе" и в "Сен-Троп". - Вы не заметили ничего необычного? - Ничего. Разве только подумала, что скоро пойдет дождь. - Дождь был? - Чуть поморосило, как раз когда я выходила из "Лотоса". Микки предложил мне взять зонтик, но я подождала, и через пять минут дождь кончился. - Вы записывали деловые встречи Буле? - При необходимости напоминала ему о них. Но не часто: он все помнил сам. Он был человек спокойный, рассудительный и относился к делам очень серьезно. - Он ни с кем не должен был встретиться в тот вечер? - Насколько мне известно, нет. - А вы знали бы о встрече? - Наверное. Я не хочу преувеличивать свою роль. Например, он не обсуждал со мною ни своих дел, ни своих планов. Но разговоры при мне вел. Когда он принимал посетителей, я почти всегда присутствовала. Не помню случая, чтобы он попросил меня выйти. Иногда он говорил мне, к примеру: "Нужно сменить обивку в "Голубом экспрессе". Я брала это на заметку и назавтра днем напоминала ему. - Как он реагировал на смерть Мазотти? - Меня тогда не было. Он скорее всего узнал об этом ночью, как и весь Монмартр: такие новости распространяются быстро. - А на следующий день, когда проснулся? - Сразу же попросил газеты. Я сходила за ними на угол. - Обычно он читал газеты? - Мельком - утреннюю, так же - вечернюю. - Он играл на скачках? - Никогда. Ни на скачках, ни в карты, ни в другие азартные игры. - Он говорил с вами о смерти Мазотти? - Сказал, что его, вероятно, вызовут в полицию, и попросил меня позвонить метрдотелю "Лотоса" и узнать, может быть, оттуда уже приходили. Мегрэ повернулся к Люкасу, и тот понял его немой вопрос. - Там были два инспектора из девятого округа, - сказал он. - Буле выглядел встревоженным? - Он боялся дурной молвы. Теперь настала очередь Антонио вступить в разговор: - Эмиль всегда очень дорожил своим добрым именем. И мне тоже часто напоминал, что надо блюсти репутацию заведения. "Если мы зарабатываем на жизнь, демонстрируя обнаженных женщин, - говорил он, - это еще не значит, что мы гангстеры. Я честный коммерсант и хочу, чтобы все это знали". - Верно! То же самое слышала от него и я. Не хотите ли выпить, господин комиссар? И хотя у Мегрэ не было ни малейшего желания пить кьянти в половине двенадцатого утра, он все же пригубил. - У него были друзья? Ада посмотрела вокруг, как если бы это определяло ее ответ. - Он не нуждался в друзьях. Вся его жизнь протекала здесь. - Он говорил по-итальянски? - По-итальянски, по-английски, немного по-испански. Он выучил языки, когда работал в Трансатлантической компании, потом в Соединенных Штатах. - Вспоминал ли он о своей первой жене? Никакого смущения у Марины, однако ответила сестра: - Он каждый год ездил на могилу, а портрет ее висит в спальне... - Еще один вопрос, мадемуазель Ада. Когда он умер, в его кармане обнаружили чековую книжку. Вы в курсе дела? - Да. Он всегда носил ее с собой, но пользовался ею довольно редко. Большие платежи делал господин Резон. Эмиль всегда имел при себе пачку денег. В его ремесле это необходимо. - Вашего зятя вызвали в уголовную полицию восемнадцатого мая. - Да, помню. - Вы сопровождали его туда? - До входа. Я подождала его на улице. - Вы приехали на такси? - Он не любил такси, а частные машины тем более. Мы приехали на метро... - Затем он получил вызов на двадцать третье мая. - Да, я знаю. Это его беспокоило. - Опять же из-за огласки? - Да. - Итак, двадцать второго мая он снял со счета в банке довольно крупную сумму - полмиллиона старых франков. Вам было известно это? - Нет. - Вы не имели касательства к его чековой книжке? Она помотала головой. - Он всегда держал ее при себе? - Да нет, это была его личная чековая книжка, и мне никогда в голову не приходила мысль заглянуть в нее. Но он не прятал ее, оставлял на комоде в спальне... - А раньше он снимал со счета в банке крупные суммы? - Не думаю. В этом не было необходимости. Когда ему требовались деньги, он брал их в кассе "Лотоса" или какого-нибудь другого кабаре и оставлял записку. - У вас нет предположений, для чего ему понадобились такие деньги? - Никаких. - Не могли бы вы как-нибудь выяснить это? - Попробую. Спрошу у господина Резона, просмотрю корреспонденцию... - Будьте настолько любезны, займитесь этим сегодня же, и если что- нибудь обнаружите, немедленно звоните мне... На лестничной площадке Антонио, несколько смущенный, спросил: - Что нам делать с кабаре? И так как Мегрэ смотрел на него, не понимая, уточнил: - Открывать?.. - Лично я не вижу никакой причины, чтобы... Но думаю, этот вопрос должна решить ваша сестра. - Если будет закрыто, пойдут слухи. Подъехал лифт, Мегрэ и Люкас вошли в него, оставив итальянца в растерянности. 3 На улице Мегрэ, щурясь от солнца, раскурил трубку и только хотел что-то сказать Люкасу, как его внимание привлекла характерная для Монмартра сценка. Неподалеку от "Голубого экспресса" с погашенной неоновой вывеской и закрытыми ставнями, как раз напротив Х дома Буле, из маленькой гостиницы торопливо вышла молодая женщина в черном вечернем платье и гипюровой шали, наброшенной на обнаженные плечи. В свете дня бросалось в глаза, что волосы у нее давно не крашены и она не удосужилась даже наложить косметику. Она была высокая и худая, типичная герл из мюзик-холла. Перебежав на слишком высоких каблуках улицу, женщина вошла в маленькое бистро, где, наверно, намеревалась выпить кофе с рогаликами. Почти сразу же вслед за нею из гостиницы вышла другая личность - нордического типа мужчина лет сорока пяти-пятидесяти, из числа деловых людей; бросив по сторонам взгляд, он направился к перекрестку, чтобы взять такси. Мегрэ машинально поднял голову к окнам четвертого этажа дома, откуда они вышли, к квартире, где три женщины с двумя детьми создали свою маленькую Италию. - Четверть двенадцатого. Я не прочь бы навестить господина Резона в его кабинете. А ты за это время порасспроси кое-кого в квартале, особенно в лавках - мясника, молочника и других. - Где я вас найду, шеф? - Может, у Джо? Бар, где убили Мазотти. У Мегрэ не было определенного плана действий. Ни единой мысли. Он немного напоминал охотничью собаку, которая мечется в поисках следа. В глубине души ему даже хотелось окунуться в атмосферу Монмартра, где он так давно не бывал. Он завернул за угол на улицу Пигаль, остановился у решетки, закрывающей вход в "Лотос", и поискал кнопку несуществующего звонка. Дверь за решеткой была заперта. Совсем рядом находилось еще одно кабаре, судя по всему, поменьше и довольно невзрачное, с выкрашенным в пронзительный сиреневый цвет фасадом, затем узкая витрина бельевой лавочки, на которой красовались экстравагантные трусики и бюстгальтеры. Он наугад вошел в подъезд жилого дома, отыскал в каморке ворчливую привратницу. - "Лотос"? - Разве вы не видели, что там закрыто? Она разглядывала его с подозрением, возможно угадывая в нем полицейского. - Я хотел бы видеть счетовода господина Резона. - Лестница слева во дворе. Двор был тесный и темный, загроможденный мусорными ящиками, и окна, что выходили сюда, почти все были без занавесок. Коричневая дверь, оказавшаяся приоткрытой, вела на старую, еще более темную лестницу, ступени ее скрипели под тяжестью Мегрэ. К одной из дверей на антресолях была прикреплена цинковая табличка с небрежно выгравированными словами: "Полная Луна". Так называлось соседнее кабаре. Напротив, на картоне, надпись: "Лотос". Тусклое, пыльное, почти нищенское помещение никак не вязалось с мыслью о вечерних платьях, обнаженных женщинах, музыке и шампанском. Мегрэ постучал, не услышал отклика, постучал еще раз и решился повернуть круглую эмалированную ручку. Он увидел узкий коридор с облупившейся краской на стенах, дверь в глубине и еще одну - справа. В эту дверь он снова постучал и сразу же услышал, как в комнате поднялась какая-то возня. После довольно долгой паузы раздалось: - Войдите. Сквозь грязные стекла в комнату проникало солнце; тучный мужчина неопределенного возраста, скорее старый, с несколькими прядями седых волос, зализанными на лысой голове, поправлял галстук, а молодая женщина в цветастом платье стояла рядом с ним, пытаясь принять непринужденный вид. - Господин Резон? - Это я, - ответил мужчина, не глядя на Мегрэ. Нежданный визитер явно помешал им. - Комиссар Мегрэ. В комнате было душно, резко пахло духами. - Я пойду, месье Жюль. Не забудьте, о чем я вас просила. Смущенный счетовод открыл ящик стола, вытянул из потрепанного бумажника несколько купюр и протянул ей. С поразительной быстротой деньги перекочевали в сумку девицы, и она тут же удалилась. - Все они одинаковы, - : вздохнул г-н Резон, утирая носовым платком лицо, быть может, из боязни, что на нем остались следы губной помады. - Им платят по субботам, а уже начиная со среды они приходят клянчить аванс. Странный кабинет и странный человек! Здесь никак не чувствуешь себя за кулисами кабаре - скорее в какой-нибудь более или менее подозрительной лавчонке. На стенах не висят фотографии артисток, как того можно было ожидать в подобном заведении, - один лишь календарь да ряды металлических картотечных ящиков и стеллажей с папками. Вполне вероятно, что мебель куплена по случаю на барахолке, а у стула, на который г-н Резон указал комиссару, одна ножка подвязана веревкой. - Вы его нашли? К счетоводу еще не совсем вернулось самообладание. Когда он закурил сигарету, его волосатые руки немного дрожали, и Мегрэ заметил, что кончики пальцев у него коричневые от табака. В этот кабинет, окна которого выходили во двор, почти не доносились уличные шумы, разве только смутный гул. Здесь был другой мир. Г-н Резон сидел без пиджака, на рубашке под мышками виднелись большие пятна пота, плохо выбритое лицо тоже было покрыто потом. Мегрэ ни капли не сомневался в том, что у счетовода нет ни жены, ни семьи, что живет он один в каком-нибудь мрачном логове в этом же квартале и готовит себе еду на спиртовке. - Вы его нашли? - повторил г-н Резон свой вопрос. - Он жив? - Мертв. Г-н Резон благочестиво вздохнул, потупил взор. - Так я и подозревал. Что же с ним случилось? - Задушен. Счетовод внезапно вскинул голову, так же пораженный, как в свое время Люкас на набережной Орфевр. - Его жена знает? А Антонио? - Я только сейчас с улицы Виктор-Массе. Антонио опознал труп. Я хотел бы задать вам несколько вопросов. - Постараюсь ответить как можно точнее. - Вы не знаете, Эмиль Буле имел врагов? У г-на Резона были желтые зубы и, наверное, дурно пахло изо рта. - Все дело в том, кого вы называете врагами. Конкуренты - да, были. Кое-кто считал, что он слишком преуспевает. Ремесло у него трудное: в этих кругах пощады не знают. - Чем вы объясните, что за несколько лет Буле сумел купить четыре кабаре? Счетовод начал приходить в себя, держался теперь уже свободно и к тому же очутился в своей стихии. - Хотите знать мое мнение? Лично я объясняю это тем, что господин Буле вел дело так, как если бы он владел, ну, скажем, бакалейной лавочкой. Он был человек серьезный. - Вы хотите сказать, что он не пользовался своим товаром? - не удержался от иронии комиссар. Собеседник почувствовал намек. - Если вы имеете в виду Леа, то заблуждаетесь: я ей в отцы гожусь. Почти все они делятся со мной своими тайнами, рассказывают о своих затруднениях... - И просят у вас аванс? - Они постоянно нуждаются в деньгах. - Если я правильно понял, у Буле были с ними исключительно деловые отношения? - Безусловно. Он любил жену, семью. Жил скромно: у него не было ни машины, ни загородного дома, ни виллы на берегу моря. Он не швырял деньгами, не пытался ни на кого произвести впечатление. Это редкое явление в его ремесле. Он мог бы добиться успеха в любом торговом деле. - Значит, конкуренты были недовольны им? - Не настолько, чтобы убить. Что же касается преступного мира, то господин Эмиль сумел заставить уважать себя. - С помощью докеров? - Вы говорите о Мазотти? Уверяю вас, в убийстве он не замешан. Просто он отказался платить и, чтобы образумить молодчиков, пригласил нескольких крепких парней из Гавра. Этого оказалось достаточно. - Где они сейчас? - Уже две недели, как вернулись к себе домой. Инспектор, который занимался делом Мазотти, разрешил им уехать. Он говорил о Люкасе. - Господин Буле считал необходимым соблюдать порядок. Вы можете расспросить своих коллег из отдела борьбы с наркотиками: они бывают на Монмартре почти еженощно и знают, чего стоит каждый. Неожиданная мысль мелькнула в голове Мегрэ. Вы разрешите воспользоваться телефоном? Он позвонил домой доктору Морелю, которому утром забыл задать один вопрос. - Скажите, доктор, не могли бы вы еще до результата анализов сказать приблизительно, через какое время после приема пищи был убит Буле?.. Как?.. Нет, я не требую точного ответа... Ну, в пределах часа, да... Я знаю, что по содержимому желудка... Он обедал в во-, семь вечера... Как вы говорите?... Между полуночью и часом ночи?.. Благодарю вас. Одна крохотная клеточка заполнилась. - Насколько я понимаю, господин Резон, по вечерам вы не работаете? Холостяк-счетовод чуть ли не с отвращением затряс головой. - Нога моя никогда не переступала порога кабаре. Это не входит в мои обязанности. - Я думаю, хозяин держал вас в курсе своих дел? - В общем, да. - Что значит - в общем? - Ну то, к примеру, что он не посвящал меня в свои замыслы... Когда он купил "Пари-Стрип", чтобы поставить там управляющим своего шурина, я узнал об этом лишь накануне подписания бумаг... Он был не из болтливых. - А он ничего не говорил вам о встрече, которая должна была состояться у него во вторник вечером? - Ни единого слова... Я сейчас попытаюсь дать вам понять, как ведутся у нас дела. Я бываю здесь утром и днем... По утрам почти всегда один. Во второй половине дня приходил хозяин с Адой, она служила у него секретаршей. - Где его кабинет? - Пойдемте покажу. Кабинет хозяина находился в глубине коридора и был едва ли просторнее и ничуть не роскошнее того, откуда вышли Мегрэ и Резон. В углу - столик с пишущей машинкой. Несколько ящичков с картотекой. На стенах фотографии Марины и детей. Еще одна фотография - блондинка с грустными глазами, первая жена Буле - как предположил Мегрэ. - Меня он вызывал, только когда я был нужен. Я занимался исключительно передачей заказов и оплатой счетов... - Стало быть, вы осуществляли все платежи? Включая те, когда деньги передавались из рук в руки? - Что вы хотите этим сказать? Если бы даже Мегрэ никогда не служил в отделе светской жизни, он все равно так же хорошо знал бы нравы ночных заведений. - Я предполагаю, что во избежание налогов некоторые дела улаживаются наличными, без надлежащего оформления. - Если вы позволите возразить вам, господин Мегрэ, я скажу, что вы заблуждаетесь. Я знаю, существует мнение, будто в нашем ремесле так и поступают и это-дело нетрудное. Но, честное слово, господин Буле отличался от своих коллег именно убеждением - я уже говорил вам об этом, - что все должно быть по правилам. - В ваши обязанности входило составление деклараций о доходах? - И да, и нет. Я хранил у себя счета, подытоженные на текущий день, и в нужный момент передавал их адвокату. - Предположим, Буле вдруг потребовалась некая весьма значительная сумма, ну, полмиллиона старых франков. - Очень просто: он взял бы их в кассе одного из кабаре, а взамен оставил расписку... - И он брал? - Такие большие суммы - нет. Брал сто тысяч, ну, двести тысяч франков. - Выходит, ему не было никакого смысла идти за деньгами в банк? - Погодите. По утрам я здесь, и в сейфе всегда имеется приличная сумма. Я ведь уношу в банк выручку предыдущего дня только около полудня. Впрочем, к слову сказать, по утрам я никогда не видел хозяина, поскольку он спал. По вечерам, как я уже говорил вам, он брал деньги только в кассах "Лотоса", "Голубого экспресса" или "Сен-Троп". А вот днем - совсем иное дело... Потребуйся ему полмиллиона франков в середине дня, он, пожалуй, пошел бы в банк. - Именно так он и поступил двадцать второго мая. Эта дата ни о чем вам не говорит? - Ни о чем. - По вашим документам не предполагалось никаких значительных выплат в этот день или назавтра? Они вернулись в кабинет г-на Резона, и счетовод просмотрел реестры, перевязанные черной тряпочкой. - Никаких, - заключил он. - Вы убеждены, что у вашего хозяина не было интимной связи? - Для меня эта гипотеза абсолютно невероятна. - Никто не шантажировал его? Вы можете проверить по банковским ведомостям, не брал ли Буле таким же образом деньги и по другим чекам? Счетовод достал из картотеки какую-то ведомость, скользнул карандашом вдоль колонки цифр. - В апреле ничего. В марте тоже. И в феврале. В январе опять же ничего. - Достаточно. Итак, за последние месяцы Эмиль Буле взял деньги из банка один- единственный раз. Именно этот чек продолжал тревожить комиссара. Он чувствовал: что-то, возможно что-то важное, ускользает от него, и мысли его крутились вокруг этого чека. Он повторил вопрос, который уже задавал: - Вы убеждены, что ваш хозяин не производил расчетов из рук в руки? - Я не вижу, за что он мог бы платить таким образом. Знаю, в это трудно поверить, но вы можете расспросить мэтра Гайара. В подобных делах господин Буле был почти маньяк. Он считал, что именно в коммерции нужно твердо держаться в рамках закона. Не забывайте также, что нам не доверяют, полиция глаз с нас не сводит, и не только отдел светской жизни, но и отдел борьбы с мошенничеством. Вот так-то! Кстати, мне вспоминается одна история. Два года назад в "Сен-Троп" инспектор обнаружил подмену виски в фирменных бутылках. Нет нужды говорить вам, что такое практикуется во многих заведениях. Естественно, акцизные чиновники ухватились за это. Господин Эмиль поклялся, что ничего не знал. Вмешался его адвокат, и они сумели доказать, что подменой ради собственной выгоды занимался бармен. Хозяин все уладил, и опять же нет нужды говорить, что бармена вышвырнули за дверь. В другой раз я видел господина Эмиля в еще большем гневе. Он заметил среди посетителей "Голубого экспресса" каких-то подозрительных типов. Когда привыкаешь к определенному кругу людей, сразу замечаешь тех, кто пришел совсем не ради того, ради чего пришли другие, понимаете? В этом случае полиции не пришлось вмешиваться. Господин Эмиль сам рассказал им, что один новый музыкант торговал наркотиками, правда на черной лестнице... - И Буле выкинул его вон? - В тот же вечер. - Как давно это произошло? - Да почти три года назад, еще раньше, чем история с барменом. - Где теперь музыкант? - Через несколько недель он покинул Францию и работает в Италии. Ничто из всего этого не объясняло историю с пятьюстами тысячами франков, и еще меньше - смерть Буле, которого два дня и три ночи прятали бог знает где, прежде чем подбросить на пустынную улицу, идущую вдоль стены кладбища Пер-Лашез. - Ваши кабинеты сообщаются с кабаре? - Вот здесь. Счетовод открыл небольшую дверь, которую Мегрэ принял за дверцу стенного шкафа. Пришлось зажечь свет, потому что за дверью царила почти полная темнота, и тогда они увидели крутую винтовую лестницу. - Хотите спуститься? А почему бы и нет? Мегрэ последовал за г-ном Резоном по лестнице, ведущей в комнату, где вдоль стен висели женские наряды, некоторые из них были отделаны соломкой и искусственным жемчугом. На выкрашенном серой краской туалетном столике громоздились баночки с кремом и румянами, карандаши. В комнате витал сладковатый, тошнотворный запах. Здесь, перед тем как появиться в свете прожекторов, артистки меняли свои городские платья на ту нелепую амуницию, в которой они выступали, а мужчины в зале, чтобы полюбоваться ими, платили за шампанское в пять или шесть раз дороже. Еще артистки должны были пройти - как эти сделали и г-н Резон с Мегрэ - через своего рода кухоньку, отделявшую их уборную от зала. Несколько пучков солнечного света просачивались в зал через ставни. Стены были сиреневого цвета, на полу валялись серпантин и разноцветные бумажные шарики. Здесь чувствовался стойкий запах шампанского и табака. В углу, возле зачехленных оркестровых инструментов, валялись осколки разбитого бокала. - Уборщицы приходят сюда после полудня. По утрам они убирают "Голубой экспресс". В пять вечера идут на улицу Нотр-Дам-де-Лоретт, и в результате к восьми все готово к приему гостей. Зрелище было удручающее - такое впечатление производит, к примеру, зимой вид взморья с опустевшими виллами и закрытыми казино. Мегрэ смотрел вокруг, словно все это должно было породить у него в голове какую-то идею, помочь найти отправную точку. - Я могу выйти прямо отсюда? - Ключ от решетки наверху, но если вам угодно... - Не беспокойтесь. Он снова поднялся на антресоли, пожал потную руку г-на Резона и почти тут же спустился по другой лестнице, выходящей во двор. После всего было истинным удовольствием увидеть мальчугана, путающегося под ногами прохожих, вдыхать на ходу чудесный аромат, доносящийся с овощного лотка. Мегрэ хорошо знал бар Джо, Джо-Кетчиста, как его называли. Он знал этот бар уже двадцать лет, а может, и больше, там за это время сменилось множество владельцев. Не потому ли, что находилось это заведение в двух шагах и от площади Пигаль, и от площади Бланш, и от тех улочек, по которым ночами неутомимо вышагивают тучи женщин? Бар раз десять закрывала полиция, но он тем не менее снова становился местом сборища всяких подонков. Еще до Мазотти некоторые из них тоже распростились здесь с жизнью. Однако в баре было спокойно, во всяком случае, в этот час. Обычная для парижских баров обстановка- обитая цинковым железом стойка, зеркала вдоль стен, высокие табуреты. В углу четверо мужчин играли в белот, у стойки два штукатура - в халатах, с испачканными мелом лицами - пили вино. Люкас был уже там, и хозяин, верзила в рубашке с засученными рукавами, крикнул ему, увидев входящего комиссара: - А вот и ваш шеф! - Потом обратился к Мегрэ: - Что вам подать, господин комиссар? Джо-Кетчист всегда держался насмешливо, даже во время самых щекотливых допросов, а за время своей деятельности, которая, впрочем, не повлекла за собой никаких репрессий, он подвергался допросам не один раз. - Немного белого. По лицу Люкаса было видно, что он не узнал ничего интересного. Но это не разочаровывало Мегрэ. Комиссар сам еще пребывал в той стадии, когда, как он любил выражаться, только приноравливаешься. Четверо игроков в карты время от времени поглядывали на него скорее иронически, чем боязливо. Чувствовалась некоторая ирония и в голосе Джо, когда он полюбопытствовал: - Ну, так вы нашли его? - Кого? - Да ладно вам, господин комиссар! Не забывайте, что вы на Монмартре, где новости распространяются быстро. Если три дня назад исчез Эмиль, а вас видят бродящим по кварталу... - Что вы знаете об Эмиле? - Я? - Джо-Кетчист с наслаждением паясничал. - А что я могу знать? Разве такие господа, такие добродетельные коммерсанты, как он, посещают мое заведение? Это вызвало улыбку у игроков в карты, но комиссар потягивал трубку и попивал вино, не давая вывести себя из равновесия. Самым серьезным тоном он объявил: - Его нашли. Сегодня утром. - В Сене? - Нет, как раз - таки нет. Я мог бы сказать, что его нашли почти на кладбище. - Он решил сэкономить на погребении? Это меня не удивляет. Но кроме шуток, Эмиль мертв? - Уже три дня. На этот раз Джо нахмурил брови, совсем как утром Мегрэ. - Вы хотите сказать, что он мертв уже три дня, а нашли его только сегодня утром? - Лежал на тротуаре на улице Рондо. - Где это? - Я же сказал - тупик, который идет вдоль кладбища Пер-Лашез. Игроки навострили уши: чувствовалось, что они удивлены не меньше, чем хозяин бара. - Но не лежал же он там трое суток? - Его подбросили туда сегодня ночью. - Тогда, скажу вам, если хотите знать мое мнение, - здесь что-то не вяжется. Погода-то стоит довольно жаркая, не правда ли? И держать у себя в такое время покойника не так уж приятно. Кроме того, странный квартал выбрали, чтобы подложить такой подарочек. Разве что какой- нибудь чокнутый... - Скажите, Джо, вы можете хотя бы минутку быть серьезным? - Я серьезен, как папа римский, господин Мегрэ! - Мазотти был убит в тот момент, когда выходил от вас. - Вечно мне везет! Я уж думаю, не сделали ли это нарочно, чтобы отобрать у меня лицензию. - Заметьте, мы не докучали вам. - Если не считать того, что три утра я провел у вашего инспектора, - отпарировал Джо, кивнув на Люкаса. - Я не спрашиваю вас, знаете ли вы, кто стрелял. - Я ничего не видел. Я как раз спустился в погреб за бутылками. - Так это или нет, какая разница?.. Как по-вашему, Эмиль Буле мог стрелять? Джо посерьезнел и, чтобы не задумываться, налил себе в бокал вина, потом наполнил бокалы Мегрэ и Люкаса. Еще он бросил взгляд в сторону игроков, словно хотел просить у них совета или дать им понять, в какое положение попал. - Почему вы спрашиваете об этом именно меня? - Потому что вы один из тех, кто лучше других знает, что происходит на Монмартре. - Репутация, которую мне создали... И все-таки это ему польстило. - Эмиль был дилетантом, - наконец проговорил он как бы нехотя. - Вы не любили его? - Не в этом дело. Лично я ничего не имел против него. - А другие? - Кто - другие? - Конкуренты. Мне говорили, что он намеревался перекупить другие кабаре. - Ну и что? Мегрэ вновь вернулся к отправной точке. - Мог Буле убить Мазотти? - Я уже сказал вам, что он был дилетант. А дело Мазотти не для таких, вы это знаете не хуже меня. И тем более его докеры не могли пойти на такое. - Второй вопрос... - Сколько их у вас еще? - Возможно, это последний. Штукатуры слушали, подмигивая друг другу. - Давайте! Не знаю только, сумею ли ответить. - Вы сейчас сказали, что успех Эмиля не доставлял радости конкурентам. - Чужой успех никогда не доставляет радости другим. - Но ведь речь идет о среде, где не шутят и где за все нужно дорого платить. - Допустим. Дальше? - Не думаете ли вы, что Эмиль убит кем-нибудь из своих конкурентов? - На этот вопрос я вам уже ответил. - Разве? - Я ведь сказал, что не столь уж приятно держать у себя труп два или три дня, особенно в такую погоду. Предположим так-люди, о которых вы говорите, из числа чувствительных. Или еще - они достаточно осторожны, чтобы не рисковать. Как его убили? Все равно в вечерних выпусках газет все будет расписано. - Он задушен. - В таком случае ответ будет еще более категоричным, и вы знаете почему. Вот Мазотти - работка чистая. Если бы здешние заправилы захотели убрать Эмиля, они поступили бы так же. Разве вы нашли тех, кто свел счеты с Мазотти? Нет! И, несмотря на ваших осведомителей, не найдете. А когда человека душат, держат у себя двое суток и подбрасывают под кладбищенскую стену-это плохо пахнет, это случай особый. Вот мой ответ на ваш второй вопрос. - Благодарю. - Не за что. Еще вопрос? Он держал бутылку наклоненной над бокалом. - Не сейчас. - Только не говорите мне, что вы рассчитываете прийти еще раз. Я ничего не имею против вас лично, но в нашем ремесле желательно видеться с вами не слишком часто... - Сколько я должен? - Сегодня мой черед. В тот день, когда я три часа отвечал на вопросы вашего инспектора, он угостил меня кружкой пива и сандвичем. Выйдя на улицу, Мегрэ и Люкас долго молчали. Потом Мегрэ вдруг поднял руку, чтобы остановить такси, и инспектору пришлось напомнить ему, что они приехали на полицейской машине. Они отыскали ее, сели. - Ко мне, - пробурчал Мегрэ. У него не было никаких серьезных оснований завтракать вне дома. По правде сказать, он еще не представлял себе, с какого конца браться за дело. Разговор с Джо-Кетчистом, а он знал, Джо говорил чистосердечно, дал ему одно - еще большую уверенность в том, о чем он думал с самого утра. Да, действительно, Эмиль Буле был дилетант, который каким-то удивительным образом вклинился в самую гущу Монмартра. И - любопытная вещь! - все наталкивало на мысль, что убит он тоже дилетантом. - А ты? - спросил он Люкаса. Тот понял, о чем его спрашивают. - Три женщины хорошо известны торговцам квартала. Их называют итальянками. Немного подтрунивают над старухой, над тем, как она коверкает французский. Меньше знают Аду, она редко показывается в лавках торговцев, ее видели лишь тогда, когда она проходила мимо в обществе зятя. Люди, которых я расспрашивал, пока еще не знают о случившемся. Семья держится так, словно они думают только о еде. Если мясник не преувеличивает, то просто невероятно, что они еще могут есть, выбирают лучшие куски... После полудня Марина отправилась гулять в Антверпенский сквер, одной рукой катила коляску, другой вела мальчика. - У них нет прислуги? - Приходящая, три раза в неделю. - Знаешь ее имя и адрес? Люкас покраснел. - К вечеру буду знать. - Что говорят еще? - Жена хозяина рыбной лавки сказала мне: "Всем хитрецам хитрец! - Это, конечно, об Эмиле. - Женился на старшей сестре, когда ей было девятнадцать. А заметив, что она начала полнеть, прибрал к рукам младшую. Попомните мое слово, когда Ада, в свой черед, тоже потолстеет, он отыщет в Италии еще одну сестру или какую-нибудь кузину". Мегрэ уже думал об этом. Не в первый раз встречал он мужчину, влюбленного в свояченицу. - Постарайся навести справки об Аде. Главным образом, узнай, нет ли у нее дружка или любовника. - Вы думаете, шеф, у нее кто-нибудь есть? - Нет. Но пренебрегать нельзя ничем. Я хотел бы также побольше узнать об Антонио. Если бы ты сегодня днем прогулялся на улицу Понтье... - Идет. Люкас остановил машину около дома, где жил комиссар, и Мегрэ, подняв голову, увидел в окне жену. Она едва заметно махнула ему рукой. Он ответил ей тем же и стал подниматься по лестнице. 4 Когда зазвонил телефон, Мегрэ, сидя с набитым ртом, сделал жене знак взять трубку. - Алло!.. Откуда?.. Да, он завтракает... Я позову его. Насупив брови, он хмуро смотрел на нее. - Это Лекуэн... Мегрэ поднялся, продолжая жевать и захватив с собой салфетку, чтобы вытереть рот. Последние пять минут он как раз думал о своем товарище Лекуэне, начальнике отдела светской жизни, к которому намеревался зайти сегодня во второй половине дня. Связи Мегрэ со средой Монмартра и особенно площади Пигаль начинали ослабевать, у Лекуэна же в этом смысле все было в полном порядке. - Алло!.. Да, слушаю тебя... Нет... Пустяки... Я как раз собирался зайти к тебе... Шеф отдела светской жизни был по меньшей мере лет на десять моложе Мегрэ; он жил неподалеку от бульвара Ришар-Ленуар, на бульваре Вольтер, в квартире, где всегда царил кавардак, потому что у него было не то шестеро, не то семеро детей. - У меня здесь сидит человек, которого ты, конечно, знаешь, - говорил Лекуэн. - Он уже давно один из моих осведомителей, но предпочитает не появляться на набережной Орфевр, а когда у него есть какие-нибудь новости, приходит ко мне домой. Сегодня вышло так, что его информация представляет интерес скорее для тебя. Разумеется, я не знаю, чего она стоит. Что же касается его самого, то если отбросить прикрасы, которые он охотно добавляет, потому что он своего рода артист, доверять ему можно. - Кто это? - Луи Бубе, по прозвищу Микки, швейцар одного из кабаре. - Немедленно шли его ко мне. - Ничего, если он придет к тебе домой? Мегрэ быстро закончил завтрак, и когда у входной двери прозвучал звонок, он с чашкой кофе, который ему только что подала жена, прошел в гостиную. Он не видел этого человека много лет, но сразу узнал его. Впрочем, иначе и не могло быть: Бубе существо необычное. Сколько лет ему теперь? Комиссар попробовал подсчитать. Сам Мегрэ был еще довольно юным инспектором, когда его гость уже служил на Монмартре рассыльным. С тех пор Бубе не вырос ни на мизинец. У него всегда был рост мальчишки лет двенадцати - тринадцати и, что самое удивительное, такое же лицо: худой лопоухий подросток с длинным острым носом и словно растянутым в насмешке ртом, сделанным, казалось, из каучука. И только если смотреть вблизи, можно было заметить, что кожа у него покрыта сеткой тонких морщин. - Сколько лет, сколько зим! - воскликнул Бубе, оглядываясь, с кепкой в руках. - Вы помните "Триполи" и Тетун? Да, эти двое мужчин - Мегрэ и Бубе - были, с разницей в два-три года, почти ровесниками. - Славное было времечко, а? Бубе говорил о пивной, существовавшей некогда на улице Дюперре, неподалеку от "Лотоса", которая, равно как и ее хозяйка, пользовалась известностью до войны. Тетун была пышная марселька, слыла хозяйкой лучшей южной кухни в Париже и имела привычку встречать посетителей смачными поцелуями и "тыкать" им. Это было традицией - придя в пивную, заглянуть к Тетун на кухню. У нее можно было встретить самых неожиданных людей. - А помните толстяка Луи, владельца трех домов на Прованской улице? А Эжена ле Борн? А красавчика Фернана, который потом снимался в кино? Мегрэ знал: бесполезно требовать от Микки, чтобы он перешел к делу. Микки ломал комедию: он очень хотел поставлять полиции сведения, но на свой лад, делая при этом вид, будто подобными вещами не занимается. Люди, о которых он говорил, были в те времена крупными тузами на Монмартре, владельцами публичных домов, которые процветают и поныне, и все эти господа захаживали к Тетун. Там они назначали свидания своим адвокатам - у большинства это были светила парижской коллегии; кроме того, поскольку заведение Тетун считалось модным, там можно было встретить актрис и даже министров. - Тогда я играл на матчах по боксу... Еще одной отличительной особенностью Микки было отсутствие бровей и ресниц, что придавало его лицу странное выражение. - С тех пор как вы стали важной персоной в уголовной полиции, вас почти не встретишь на Монмартре. Вот господин Лекуэн, тот изредка заглядывает. Мне случается мимоходом оказывать ему, как некогда вам, небольшие услуги. Вы же знаете, сколько мы всего слышим... Он не добавил, что крайне нуждается в том, чтобы полиция закрывала глаза на кое-какую его деятельность. Посетители "Лотоса", которые, уходя, давали